, дня единого не давал ему спокойно прожить на свете. Он откашлялся и совсем уж собрался покаяться перед Тосей в самом тяжком своем грехе, но увидел рядом с собой ее блестящие первым молодым счастьем глаза - и у Ильи язык не повернулся заговорить в такую минуту о споре. Это было все равно что исподтишка ударить Тосю в спину. "Потом как-нибудь..." -благоразумно решил Илья. Смеркалось, и Тося спешила в последние светлые минуты досыта налюбоваться диким лесом. Изредка, с трудом ворочая туго спеленатой шеей, она снизу вверх доверчиво смотрела на Илью, и тот каждый раз горделиво кивал ей головой с таким видом, точно сам собственноручно сотворил для Тоси всю эту сказочную лесную красу. А потом Илья как-то странно посмотрел на нее, и Тосе показалось, будто он знает про них обоих что-то очень интересное, а вот сказать почему-то не хочет. Тося терпеть не могла, когда люди ни с того ни с сего начинают вдруг секретничать, и спросила неодобрительно: - Ну чего ты? Вот человек! - Знаешь, я даже не думал, что такие девчата бывают! - признался Илья. - Какая-то ты такая... Он неопределенно покрутил растопыренными пальцами, не в силах найти нужное слово. Тося польщенно шмыгнула носом. - Такая-сякая? - Сначала ты мне только нравилась, а теперь... - Голос Ильи дрогнул. - Полюбил я тебя, Тось... И не хотел, а полюбил! Ты только не смейся... - Вот еще! - сказала Тося и прижалась вспыхнувшей щекой к ледяной стойке. Она искоса глянула на Илью, ожидая, что он ей еще скажет, чем порадует. А у того вдруг все слова вылетели из головы. - По-настоящему полюбил, понимаешь? - лишь повторил Илья и снова замолк. Он показался вдруг Тосе похожим на неуклюжего Сашку. Все ребята, видать, как до любви дойдет, - косолапые... - "Знаешь-понимаешь"... - обиженно пробормотала Тося и напомнила Илье: - Когда-то ты лучше говорил: "Увижу тебя - и праздник на душе, закрою глаза - и образ твой стоит передо мной!" Илья смущенно крякнул и пожалел, что так много говорил Тосе раньше. - Тогда я еще... глупый был! - покаялся он. - И слова те дешевые были, ты их забудь... Это теперь вот праздник у меня на душе! Знаешь, я ведь даже все недостатки твои люблю! - Какие там еще недостатки? - настороженно спросила Тося. Илья замялся, боясь обидеть самолюбивую девчонку. - Ну?! - потребовала Тося. - Нос у тебя немножко того... подгулял, - боязливо сказал Илья и тут же поправился: - Совсем чуть-чуть! Тося машинально провела кулаком по лицу, безуспешно пытаясь прижать вздернутый кончик носа. Самокритичное ее молчание придало Илье храбрости. - Ну, и рост... - Он кашлянул. - Средний... Знаешь, я даже думаю теперь, что никогда не смог бы полюбить высокую... На кой ляд мне такая каланча? Тося наклонила голову, целиком и полностью разделяя мнение Ильи насчет каланчи. Она ожидала, что после суровой критики ее недостатков Илья перейдет к восхвалению ее достоинств - ведь должны же у нее быть хоть какие-нибудь достоинства, не за одни же недостатки Илья полюбил ее, - но он опять замолчал. Все те привычные бесстыжие слова, которые Илья, не задумываясь, говорил прежним своим ухажеркам, Тосе сказать было никак нельзя, а других слов он просто не знал. - Эх, не умею я про любовь! - горячо пожалел он. - Хочешь, я лучше ради тебя с поезда спрыгну?! Илья шагнул к ступенькам. Тося испуганно схватила его за рукав: - Еще разобьешься! Она тут же отодвинулась от Ильи, огляделась вокруг и как бы заново увидела: затоптанную многими ногами неказистую тормозную площадку с лохмотьями древесной коры на полу, ржавое колесо тормоза, нацеленные на нее с соседней платформы торцы бревен, меченные фиолетовым Вериным мелком, и совсем близко от себя - несвежий ватник Ильи с прожженным у костра боком. Так вот, значит, как ей впервые в любви объяснились! Не умом, а всем своим существом Тося вдруг почувствовала неуловимую быстротекучесть времени. Не ухватить его за какой-нибудь хвостик секунды, не попридержать... И это в ее жизни уже позади! Питайся она одним кислым молоком и проживи на свете еще хоть двести лет - а первому объяснению никогда уж не бывать. Если посчастливится, ей могут объясниться во второй раз, в пятый, в двадцать... девятый. Больше, пожалуй, и не надо, ведь каждый раз придется что-то отвечать. Слишком хлопотное это дело. Раньше Тося была почему-то уверена, что, как только ей объяснятся в любви, вся жизнь ее сразу переменится. А сейчас она увидела, что все в общем-то осталось по-прежнему: с равнодушным железным грохотом катились колеса под полом платформы, по сторонам дороги в густеющих сумерках мелькали темные ели и серые расплывчатые березы. И даже собственный Тосин палец, порезанный сегодня на кухне и завязанный тряпочкой, все так же, как и до признания Ильи, мерз в рукавице. Тосе казалось, что Илья все напутал и объявил о своей любви совсем не так, как надо было. Слишком уж все произошло буднично и как-то между делом. А затрапезным своим видом Илья, сам того не подозревая, вконец испортил долгожданный Тосин праздник. Тося не была бюрократкой и не требовала, чтобы Илья ради такого торжественного случая вырядился в парчу и бархат, но и в ватнике с прожженным боком ему тоже, пожалуй, объясняться в любви не следовало... Илья пристально смотрел на Тосю, ожидая ответа. Ему теперь что: оттараторил свое - и отдыхай. А ей надо было все взвесить, даже вперед заглянуть до самой старости, чтобы не допустить промашки. А тут еще прожженный бок ватника, дразня Тосю, все время маячил перед ее глазами. Она плохо понимала себя сейчас и, чтобы выгадать время, спросила, уточняя обстановку: - Значит, признаешься? Тося вдруг припомнила, как когда-то спорила с Катей из-за этого слова, и усомнилась теперь: а стоило ли спорить? Слово как слово, не хуже других, - и чего она тогда придиралась? Пусть даже и немного нескладное слово, зато смысл... А смысл, это же всем на свете известно, - самое главное! - Признаешься? - переспросила Тося. - В чем? - опешил Илья. - Как в чем? Здравствуй, Марья, где твой Яков!.. Признаешься, что... это самое, любишь меня? Тося придирчиво глянула на Илью, заподозрив, уж не морочит ли он ей голову. - Ну, признаюсь... - неохотно буркнул Илья, решительно не понимая, что же это происходит. . - Ты без "ну" давай! - потребовала Тося и покосилась на прожженный ватник, чтобы укрепить себя в твердости и изгнать всякую жалость к Илье, которая непро-шенно шевельнулась в дальнем, самом женском закоулке ее сердца, плохо поддающемся контролю. - Ну, так как? - Сказал же... Тебе, может, справку написать? Тося пропустила мимо ушей колкость Ильи и важно наклонила голову, принимая к сведению его признанье. - А как ты меня... любишь? Так себе или прямо жить без меня не можешь? Она говорила чуть посмеиваясь, и Илья никак не мог понять, всерьез она спрашивает или издевается над ним по девчоночьему своему обыкновению. - Не могу, - угрюмо признался Илья. - Такого со мной еще никогда не было... Илье вдруг показалось, что они говорят с Тосей на разных языках и она никогда не поймет, как нужна ему. С этой малолеткой все у него шло как-то не по правилам. Тося поминутно загоняла Илью в тупик, и никогда нельзя было заранее предугадать, что она выкинет в следующую минуту. А вопросы она задавала такие необычные, не принятые между другими людьми, что только много позже, на досуге, Илье приходили в голову ловкие, достойные его самолюбия ответы. - А во сне ты меня видишь? - выпытывала Тося. Мужская гордость возмутилась в Илье. Он вдруг представил, как смешно1 выглядит сейчас со стороны: стоит здоровенный парень перед кнопкой Тосей и отчитывается в своих снах. И хотя Илья уже не раз видел Тосю во сне, но сейчас назло ей замотал головой, чтобы хоть немного сбить с нее непомерную спесь. - Значит, у тебя еще не настоящая любовь, - авторитетно разъясняла Тося. - Запомни, - может, когда пригодится: надо проснуться ровно в полночь, перевернуть подушку - и тогда обязательно увидишь во сне, кого хочешь! Заслышав такое, Илья даже злиться на Тосю перестал. - Эх, Тосенька! - со вздохом сказал он, жалея, что прирос сердцем к такой зеленой девчонке, которая еще двумя ногами стоит в детстве и ничегошеньки не понимает в чувствах взрослых людей. - А ты попробуй, а потом эхай. Верное дело! Я всегда подушку переворачиваю, и один человек снится мне как миленький! - Это кто же тебе снится? - ревниво спросил Илья. - Я ему все ноги переломаю! - Не переломаешь! - Тося лукаво посмотрела на недогадливого Илью. Как бы самому потом не пришлось на костылях шкандыбать...* В глуховатом, чуть хриплом от простуды голосе Тоси прорезалась вдруг зажатая до времени девичья струна и ликующе зазвенела, лаская Илью. Выдавая тайну своей хозяйки, струна эта поведала Илье, чтобы он не очень-то верил показной Тосиной холодности и уж совсем бы не обращал внимания на то, что Тося говорит. Пусть он больше верит вот этой тайной струне, да еще, пожалуй, пусть хорошенько призадумается над последними словами о костылях, на которых придется ему ходить, если он переломает ноги тому, кто часто снится Тосе... Илья вдруг понял все. - Тось! - Он задохнулся от нежности. - Значит?.. - Значит! - пропела струна. Рука Ильи привычно взлетела, запнулась в воздухе, наткнувшись на невидимую преграду, и робко дотронулась до Тосиного плеча. Но стоило лишь Тосе покоситься на его самовольную руку, как Илья тут же поспешно отдернул ее, будто ожегся. И Тосе понравилось, что он стал таким послушным, хоть на выставку его посылай. Ей захотелось добром отплатить за добро, да и лестно было, что она может так запросто сделать другого человека счастливым. Обеими руками она подняла тяжелую руку Ильи, водрузила себе на плечо и сказала покладисто: - Пускай уж... На верхотуре запоздало закашляла Катя. ТОСЕ ОТКРЫВАЮТ ГЛАЗА Вера отложила книгу и оглядела комнату. Надя, как всегда по вечерам, возилась у плиты. В ожидании ужина работящий Ксан Ксаныч с масленкой в руке колдовал над скрипучей дверцей шкафа, полный решимости навсегда избавить девчат от противного скрипа. Катя с Анфисой собирались в кино на "Смелых людей". Анфиса уже перепробовала штук пять самых разнообразных причесок, и все они сегодня ей что-то не нравились: то казались слишком уж вызывающими, то чуть ли не старушечьими. За окном, поджидая Катю, тихонько наигрывал на гармони верный Сашка. Начальный веселый мотив заметно помрачнел: видно, Сашкино терпенье в единоборстве с морозом подходило к концу. - Делаем вид, что ничего не случилось? - сердито спросила Вера. - Ты о чем это? - не поняла Катя. - Да вы что, ослепли? Надо "нам Тоську выручать. Прямо на огонь летит, дуреха доверчивая! - Да-а... - шумно вздохнул Ксан Ксаныч. - Такой возраст! Можно сказать, весна жизни... Девчата ожидали, что после философского вступления Ксан Ксаныч все растолкует им, но он тут же и замолк и сунул голову внутрь шкафа. - Как бы эта весна осенью не обернулась! - сердито сказала Вера. - Пусть Тося ничего не видит, но мы-то не слепые? Спохватимся потом, да уж поздно будет. - Она думает, Илья женится на ней, - Катя прыснула. - Вот комик! - Тебе бы только посмеяться... - Вера снова обежала взглядом комнату. - Ну, так как же? И молчать дальше нельзя, и как такому детенышу все растолковать - ума не приложу... , - Чуткое отношение к подруге? - насмешливо спросила Анфиса. - Ох и много еще, Веруха, в тебе показного! Вера рывком повернулась к ней: - Всего я от вас с Ильей ожидала, но уж такого... Связался черт с младенцем! . - А я тут при чем? - удивилась Анфиса. - Илья спорил, с него и спрос... Она испуганно прикусила губу. - Спорил? Этого еще не хватало! Чуяло мое сердце, что тут нечисто... - Вера решительно подступила к Анфисе. - А ну, выкладывай! - Точно не знаю... С Филей он... кажется. - Ты уж не прячься теперь! Одна у вас шайка-лейка. Хочешь пристроить Илью, чтоб не мешал Вадима-Петровича околпачивать? В голосе Веры зазвучала давняя, с трудом сдерживаемая ненависть. Любопытная Катя придвинулась к Вере и испытующе заглянула ей в глаза. Она давно уже заприметила, что Вера терпеть не может Анфису, но никак не могла понять, чего они меж собой не поделили. Иногда Кате казалось, что они встречались когда-то, еще до приезда в поселок, и в той прежней, неведомой ей жизни Анфиса перебежала Вере дорогу. Катя была уверена, что Анфиса накричит сейчас на Веру, а та лишь сказала тихо: - Хоть и много ты читаешь, Верка, а дура. И расческу она опустила, будто не в силах была удержать ее на весу. У Анфисы мелко-мелко дрожала рука, и вся она была сейчас какая-то новая, точно окошко потайное приоткрылось в ней. Никогда еще Катя не видела Анфису такой, ей даже жалко ее стало. А Вера ничуть не жалела Анфису и потребовала: - Вот придет Тося, ты ей все расскажи. - Еще чего! Спешу и падаю! - привычно выпалила Анфиса и тяжело подняла расческу. Окошко захлопнулось, рука Анфисы больше уже не дрожала. Она снова стала прежней, самоуверенной красавицей, и такую Анфису жалеть уже было нельзя. - Тогда мы сами скажем, - пригрозила Вера. - Только попробуйте! - обозлилась Анфиса. - Я вам, как подругам, по секрету... Илья дознается, голову свернет! - Ох и дрянь ты, о себе одной думаешь... - Вера брезгливо отодвинулась от Анфисы, оглядела девчат. - Теперь мы просто обязаны спасти Тосю! Вот только как? - А что, если... - начала было Катя и сама же первая забраковала свою придумку: │- Нет, не может этого быть! Мне померещилось: мы тут спасаем Тоську, а вдруг у Ильи к ней чувство? Самое настоящее, понимаете? - Было б чувство, так не спросил бы,- сказала Вера. Надя осуждающе загремела сковородкой на плите. - "Чувство"! - передразнила она Катю. - От такого чувства матери-одиночки получаются! - Вот я же и говорю, - поспешила оправдаться Катя, - померещилось... - Так как же нам быть? - снова спросила Вера. - Решайте. - Открыть надо Тоське глаза. Правду всегда лучше знать, какая бы она ни была! - убежденно сказала Надя. - А чем Тоська лучше нас? - удивилась Анфиса. - Нам почему-то глаза не открывали. - Вот и выросла цаца - смотреть противно! - А ты не смотри, - посоветовала Анфиса. Ксан Ксаныч высунулся из-за шкафа этаким добрым домовым, прописанным в этой комнате общежития, и заявил рассудительно: - Пожалеть человека надо. Веселая сейчас наша Тося, смотришь на нее - и сердце радуется, а как проведает, что Илья обманщик... Прикиньте, каково ей будет?.. Молодые вы еще, вот и думаете: краше правды ничего на свете нету. Правда - вещь хорошая, а только иногда лучше ее и не знать: спокойней так-то жить... Ксан Ксаныч покосился на Надю. Та загремела сковородкой на плите, и не понять было, слышала она своего жениха или нет. Вера сказала с досадой: - Да не в спокойствии дело, Ксан Ксаныч! Хрупкая еще Тося, узнает, что Илья сволочь, - и всем людям перестанет верить. Так и душу сломать ей недолго. Бывали такие случаи... - Вот чудеса! - удивилась вдруг Катя. - А ведь раньше мы ни о ком так не заботились! Как в общем бараке жили, а теперь... С чего бы это, а? -Несамостоятельная Тоська, вот и хочется ей помочь, - предположила Надя. Катя покачала головой: - Нет, здесь что-то другое... Сдается мне, Кислица не только в тумбочки к нам забралась, а и в души... Вот проныра! От горшка три вершка, а поди ж ты, что вытворяет! - Так что же нам все-таки делать? - напомнила Вера. - Неужели, девчата, мы все вчетвером... - Она покосилась на Анфису и поправилась: - Ну хотя бы втроем не убережем Тосю от одного сукина сына? Грош нам тогда цена! - Что же нам теперь, часовыми при ней стоять? - усомнилась Катя. - Попробуй уследи за такой! Предупреждала ее, что бабник Илья, кашляла... Другая бы за семь верст обходила его, а наша разлюбезная Кислица... Договорить Кате не пришлось: дверь со стуком распахнулась, и в комнату ступила тихая Тося. Двигалась она непривычно медленно, словно боялась расплескать молодое свое счастье. Стоящий на ее пути стул Тося обошла стороной, а не отпихнула, как непременно сделала бы раньше. Было сейчас в ней что-то горделиво-важное, даже чуть-чуть высокомерное. Она как бы подорожала вдруг в собственных глазах, узнав, что и ее, недоростка, можно полюбить. - Катерина, ты чего Сашку морозишь? Совсем закоченел парень! Слышишь, как жалобно выводи!?.. А я на собрании поваров была, вот где смех!.. - Тося оглядела примолкших девчат, непрочная солидность мигом слетела с нее. - Вы что, косточки мне перемывали? Ну, чего говорили, чего? Стыдно сказать, да? А еще подруги! Она скинула валенки, крикнула азартно: - Футбол! - и загнала их под койку. Вера за ее спиной развела руками, как бы говоря девчатам: "Вот потолкуй с такой!" - Никто ко мне не приходил? - спросила Тося, вываливая учебники из портфелика на стол. Вера сразу насторожилась, почуяв недоброе, - А кого ты ждешь? - Одного человека... Прикрывшись книгой, Вера лежала на своей койке-гамаке и поглядывала на Тосю, полная решимости спасти глупую девчонку - если потребуется, даже против ее воли. Потом сама спасибо скажет... Надя молча поставила на угол стола сковородку с жареной рыбой. Ксан Ксаныч дал скрипучему шкафу передышку, вымыл руки и не спеша, с явным удовольствием почти семейного человека вытер их Надиным полотенцем. Он повесил полотенце на спинку кровати, одарил выцветшего петуха щелчком по гребню и поделился с Надей заветной новостью: - Стропила уже начали ставить, Надюш! Если и дальше так пойдет - к Первому мая поженимся. - Скорей бы уж... - тихо сказала Надя. В дверь три раза постучали - с большими торжественными паузами между ударами. Надя осторожно приоткрыла дверь, и в комнату вошел празднично одетый Илья - в кожаном пальто и при галстуке. - Мир дому сему! - провозгласил он и стал посреди комнаты так, чтобы не видеть Анфисы. Тося мышонком притаилась за столом и из-за вороха учебников восторженно глазела на Илью, будто перед ней стоял сказочный Иван-царевич, прискакавший на сером волке. Илья не спеша вытащил целехонькую коробку дорогих папирос, распечатал, пошуршал серебряной бумагой, вежливо, как и подобает человеку в галстуке, спросил: - Разрешите? - и закурил. . Потом он вынул из нагрудного кармана пиджака два спаренных синеньких билета, разъединил их, один билет спрятал, а другой с торжественным поклоном преподнес Тосе: ' - Звуковой художественный фильм "Смелые люди", перед началом танцы! - Приглашаешь на свиданье, да? - обрадовалась Тося. - Приглашаю... - нетвердо сказал Илья, подозревая, что малолетка Тося какой-то свой, неведомый ему смысл вкладывает в это приглашение, но не в силах догадаться, в чем тут дело. - Никуда она не пойдет, - решительно заявила Вера, вставая с койки. - Видела уже эту картину, хватит! - Нет, пойду! - заупрямилась Тося. - Уважаю про лошадей... Четыре раза смотрела и еще пойду, не остановишь! - Правильно! - одобрил Илья. - Не слушай ты этих монашек: им дай волю - они тебя в монастырь замуруют. - А ты, шикарный кавалер, помолчал бы. Знаем мы тебя как облупленного! Улепетывай отсюда, нечего тебе здесь делать. - Эх, Вера Ивановна! - с укоризной сказал Илья и взялся за ручку двери. - Тось, я тебя на улице подожду. - Я мигом! - пообещала Тося. Илья вышел, пустив на прощанье кольцо пахучего дыма в глубь комнаты. Тося приподнялась на цыпочки, продела голову в расходящееся дымное кольцо и счастливо засмеялась. Вера с Надей тревожно переглянулись. А Тося как на крыльях носилась по комнате: она запихнула учебники с тетрадками в портфель, ногой поддела из-под койки запыленный баул, нырнула в него, достала брошку - единственное свое украшенье - и приколола себе на грудь, на бегу спросила у Анфисы: - Можно? - и, не дожидаясь ответа, подушилась самый пахучим ее одеколоном. Сгоряча она нахлобучила было шапку-ушанку, которую надевала на работу, но тут же скинула ее и повязалась платком: в платке Тося чувствовала себя больше женщиной. Тосино нетерпенье словно передалось на улицу Сашке - он вдруг громко заиграл походный марш. Катя испуганно ойкнула и выбежала из комнаты. А Тося протянула руку за пальтецом, но Вера оттолкнула ее от вешалки: - Сказано же: никуда ты не пойдешь! - Как это?! - опешила Тося. - А так: не пойдешь - и все! Вера загородила дорогу к двери. Тося затравленно огляделась, ища поддержки. Добрый Ксан Ксаныч виновато отвел глаза; он уже покончил с ужином и снова колдовал с масленкой возле шкафа. Анфиса скучающе смотрела на ходики, а Надя подошла к Вере и стала рядом с ней. - Не имеете права! - выпалила Тося. - Совершеннолетняя... Паспорт имею!.. - Дура ты с паспортом, сказала Надя. - Свиданья ей захотелось... Задрать юбчонку да отшлепать вот тебе и все свиданье! - Мы же добра тебе хотим, - попыталась Вера образумить Тосю. - Илья поиграет с тобой, как с котенком, и бросит! - Пусть только попробует... - воинственно пробормотала Тося и тут же спохватилась: - А вам-то какое дело? И чего вы в мою личную жизнь носы суете? Взяли моду: то - нельзя, это - тоже, одни задачки решай. Да пропади они пропадом! Тося запустила портфелик под койку. - "Личная жизнь"! - передразнила Надя. - Нахваталась! Вот принесешь ребенка в подоле - узнаешь тогда личную жизнь. - Мы еще и не целовались ни разу, что ты мне ребенка подкидываешь?! - не на шутку разобиделась Тося. - Отцепитесь вы все от меня, и чего пристали? - Да полюбили мы тебя, непутевую, будь ты неладна! - призналась Вера. - Уж лучше бы вы меня ненавидели, чем так-то любить... Меня Анфиса так не обижала, как вы сегодня. А еще подруги!.. И чего вы взбеленились? Или завидки вас берут? Боитесь, что раньше вас замуж выйду? Да я про это еще и не думаю, не суди по себе, Надежда. Больно нужно мне! - Не бегай за Ильей, - посоветовала Вера. - И никто тебя обижать не будет. - Кто бегает? - возмутилась Тося. - Слепые вы, что ли? Видели же: сам билеты принес! И против воли Тоси высокомерная торжествующая нотка прозвучала в ее голосе. - Вы вот что! - в сердцах сказала она. - Вы из себя... это самое, коллектив не корчите! Не прикидывайтесь чуткими, мне это без надобности. Живете как кошки с собаками, а туда же! Вера припомнила недавние Катины слова. - Это раньше было так, а теперь ты же нас и сколотила. . - Вот делай после этого добро людям! - искренне пожалела Тося. Она улучила минутку и схватила с вешалки свое пальтецо. Ксан Ксаныч неодобрительно покачал головой. Он уже утихомирил скрипучий шкаф и с масленкой наготове двинулся в обход тумбочек. Ни одна из них еще и не думала скрипеть, но дотошный Ксан Ксаныч в профилактических целях смазывал подряд все петли дверец. - Послушай, Тось, - вкрадчиво сказала Вера, как говорят с тяжелобольными. - Взгляни на себя и на него: ты девчонка, а он... - Не по себе дерево рубишь, Анастасия! - подхватила Надя так сердито, будто Тося, отстаивая право свое на любовь, нанесла ей смертельную обиду и чуть ли не на всю жизнь ее замахнулась. - Сама ты дерево стоеросовое! - выпалила Тося. - Интересно вы с Веркой рассуждаете: с каким-нибудь завалящим парнем мне можно, а как с Ильей - так рылом не вышла? Каждый сверчок знай свой шесток, так, что ли? - А хотя бы и так! Боишься правде в глаза посмотреть? - сердито спросила Надя. - Не правда это, а самая настоящая кривда! Вот когда я тебя, Надька, насквозь раскусила. Жалко мне тебя: вбила себе в голову, что некрасивая, вот и маешься. И не стыдно тебе? Мы с тобой не хуже других, не второй сорт, не подсобные какие-нибудь. Да я бы сразу утопилась, если б так на самом деле было! Выше нос держи, понятно? Надя презрительно махнула рукой. - Это все красиво звучит, а на деле... Думаешь, ты самая умная, жизнь только с тебя началась? А она уже давно идет, и до тебя люди не глупей жили... Вот изломаешь свою судьбу, тогда наплачешься! - Ну вот что, подруги мои дорогие, │- устало сказала Тося, - почесали языки, и хватит. Нечего, это самое, диспут устраивать. С кем хочу, с тем гуляю. Моя жизнь: что хочу, то и делаю... А если будете мне палки в колеса вставлять, я в другую комнату переберусь, а то и в газету напишу: травят молодого рабочего. По головке вас за это не погладят! Надя пристыдила Тосю: - Мы с тобой по-хорошему, а ты за газету прячешься. - Да как ты не поймешь, - удивилась Вера, - совсем он тебе не пара. Потаскун твой Илья! - Это у него видимость такая, а сам он хороший! - стала Тося на защиту Ильи, топнула ногой и пропела с вызовом: Она была ему не пара, Но он любил ее... та-та! - Да хватит с ней болтать! - рассердилась Надя, выхватила у Тоси билет и порвала его в мелкие клочья. - Так вот ты какая?! - с презрением выпалила Тося. - Что ж валенки с меня не снимешь? На, тащи! - Тося протянула Наде ногу. - Тащи, чего ж ты стесняешься? Здоровая выросла, а ничего не понимаешь! Я и босиком по снегу побегу, не остановишь... Эксплуататорша! Ударом ноги Тося распахнула дверь. - Стой, глупая! - приказала Вера. - Ты думаешь, Илья всерьез к тебе, а он... спорил! - Как спорил? - опешила Тося, замирая на пороге. Ксан Ксаныч сокрушенно покачал головой, не одобряя забракованной им правды, без которой по молодости лет не смогли все-таки обойтись девчата. - Об заклад с Филей бился, что влюбишься ты в него... - неохотно и брезгливо ответила Вера. - Вот хоть у Анфисы спроси. - Об заклад? Да разве можно так, мама-Вера... На живого человека?! - жалобным голосом спросила Тося, прижимая кулачки к груди. - Анфиса, правда? Анфиса отвернулась и зябко повела плечами. Поникшая и жалкая, разом растеряв всю свою боевитость, отошла Тося от двери. Она расстегнула пальто, но снять его силы у нее уже не хватило. Как березка, спиленная под корень, Тося рухнула на свою койку. - Ты поплачь, легче будет, - сердобольно посоветовал Ксан Ксаныч. Вера подсела к Тосе, обняла ее и пообещала: - Мы тебя в обиду не дадим. Тося рывком вскинула голову. Глаза у нее были сухие-сухие и как-то враз провалились. - А на что он спорил? Вера молча посмотрела на Анфису. И Тося перевела глаза вслед за ней. Анфиса привычно пожала плечами: - Кажется, на шапку... - Мало ему одной? - тихо спросила Тося. Анфиса снова пожала плечами, глянула на Тосю и вдруг испугалась за нее:. *  - Ой, Тоська, да не принимай ты все это так близко к сердцу! Из мужчин одному Ксан Ксанычу только и можно верить. Ксан Ксаныч церемонно поклонился Анфисе. Он закончил уже свою профилактику и прятал масленку в специальный кожаный мешочек. Поторапливая замешкавшуюся Тосю, Илья с улицы забарабанил в окно. Тося медленно поднялась с койки. Застегивая пуговицы пальто, она наткнулась пальцами на праздничную свою брошку. Рука ее замерла: кажется, Тося никак не могла припомнить, чего ради надела она сегодня лучшее украшенье. Навеки прощаясь с недавней своей незрячей радостью, Тося отцепила ненужную больше брошку, кинула ее под койку и шагнула к двери. - Тось?-с болью в голосе окликнула ее Вера. Неузнавающими глазами Тося посмотрела на Веру и вышла из комнаты. - Вот вам и правда, - сказал Ксан Ксаныч, вытирая руки тряпочкой. ПЫЖИК МЕНЯЕТ ХОЗЯИНА Суровая Тося молча шла рядом с Ильей по улице поселка. Обеспокоенный Илья долго приглядывался к ней сбоку, не в силах понять, что приключилось с Тосей за те считанные минуты, пока он поджидал ее на крыльце. - Тось, ты чего такая? - осторожно спросил он, прикидывая, какие еще испытания уготовила ему судьба. Шагов десять Тося прошла молча. - Так... Надоело на свете жить. - Вроде подменили тебя, - пожаловался Илья. - А я как вышел от вас, все о тебе думал. Будто ты все время со мной была. Даже вот тут... Он несмело ткнул себя кулаком в грудь. - Это уж как водится! - презрительно сказала Тося, не веря ни единому его слову. - Вижу, настропалили тебя монашки... - Илья покаянно вздохнул. - Что ж скрывать, я и до тебя тут кой с кем встречался. А только ничего я тогда в настоящей любви не понимал, глупый был как пробка. Это ты меня, Тось, всего перевернула, умным сделала... И как я раньше без тебя жил? Даже не верится. - Вот ты и опять заговорил красиво... - враждебно сказала Тося. - Да разве это красиво? - усомнился Илья. - Про тебя совсем не так надо говорить, да жаль вот, не обучен... Он помолчал и признался: - Мне, Тось, чего-то страшно стало. Вроде стоит что-то меж нами, не пускает тебя ко мне. Ты скажи, я все перегородки в щепу искрошу! Тося подивилась, что Илья так хорошо понимает ее. В другое время она порадовалась бы такому их единодушию, а теперь лишь подумала: "Из-за шапки старается, барахольщик несчастный!" Она еще больше ожесточилась душой против Ильи и наконец-то решила, что ей надо делать. Сейчас она и виду не подаст, что ей все известно о споре, -- затаится и будет ждать. А вот придут они в клуб, и тут выведет она Илью на самую середку зала и при всем честном народе приварит ему звонкую оплеуху, чтобы он на всю жизнь запомнил, как спорить на живых людей. У нее даже руки зачесались, так захотелось ей поскорей залепить пощечину подлому человеку, и Тося невольно прибавила шагу, чтобы приблизить заветную минуту. - Хочешь, я тебе лучше расскажу, какая ты? - предложил вдруг Илья. - Рассказать? Желание наконец-то узнать, какая она есть, пересилило в Тосе все ее мстительные планы, и она ответила более добрым голосом, чем собиралась: - Что ж, расскажи, послушаем... Глядишь, и дорогу скоротаем! - Знаешь, ты совсем не такая, как другие! - убежденно сказал Илья. - Другие только девчата, а ты, Тось, человек. Человек, понимаешь? - Валяй дальше, - угрюмо сказала Тося, изо всех сил Стараясь не поверить подлому барахольщику, променявшему ее на Филину кубанку. - Ты, может, и не такая уж красивая... - Спасибочко! - Да ты погоди... Ну зачем тебе красота? Это другим она нужна, чтобы пыль в глаза пускать, а ты и без красоты красивая... Тось, ты только не смейся!.. Красота вроде платья. Можно и красивое напялить, а под ним - ничего. А ты... ты вся красивая, и как только другие этого не видят! - пожалел вдруг Илья слепых своих земляков и современников, равнодушно проходящих мимо тайной Тосиной красоты. Тося слушала Илью, верила ему и не верила, а сама все думала о том, как порадовали бы ее все эти слова, если б не было никакого спора и Филя со своей дурацкой кубанкой не затесался меж ними. Ей вдруг остро стало жаль и себя, проспоренную, и запутавшегося Илью, который, судя по всему, не очень-то обманывал сейчас ее, а говорил то, что думал на самом деле. Подобревшей незаметно для себя Тосе начало уже казаться, будто Илья виноват перед ней лишь в том, что так припозднился с нынешними, возвеличивающими ее словами, давно уже нужными ей для полного счастья! Вот человек, не мог раньше сказать! И чего, спрашивается, тянул? Ну что ему стоило заговорить об этом прежде, хотя бы на той же тормозной площадке, когда они от нечего делать болтали о снах и всякой чепухе?.. А Илья говорил все горячей и горячей, доказывая Тосе, как она нужна ему. Кажется, он не на шутку испугался, что может потерять ее, и спешил сейчас под корень смести все громоздкие баррикады, воздвигнутые против него Тосиными подругами. Что-то дрогнуло и надломилось вдруг в Тосе. Жесткие тиски, в которые зажала она свое сердце, неожиданно сдали, какой-то самый главный винт в них вдруг забастовал и отказался работать против Ильи. И с хваленой Тосиной душой тоже творилось что-то совсем уж неладное. По-девчоночьи резкая и непримиримая Тосина душа нежданно-негаданно набухла слезами, размякла и стала такой женской, даже бабьей, что хоть выжимай ее или вывешивай на солнышко для просушки. Тося заметила вдруг, что плачет. Она не вытирала слез, чтобы не выдать себя перед Ильей, лишь слизывала их кончиком языка и все круче и круче запрокидывала несчастную свою и счастливую голову, На миг она представила, как обрадовалась бы раньше, на трясучей площадке, расскажи Илья тогда все, что он сейчас ей рассказывал. Тося тут же пожалела, что глупый Илюшка бессовестным и нелепым своим спором, помимо всего прочего, ограбил их любовь и убил вот эту ее несостоявшуюся радость... Она неосторожно повернулась к Илье, и тот увидел ее лицо, залитое слезами. - Тось, да что с тобой? - встревожился Илья. - Кто тебя обидел? Ты только намекни, я ему голову сверну! Тося невесело усмехнулась и сказала, презирая себя за слабость: - Вот и не хочу, а верю тебе... - А ты верь! - горячо посоветовал Илья. - Верь, Тося! Вот увидишь, я тебя не подведу!.. Сильней верь - и все у нас хорошо будет! И голос у него был такой честный и любящий, будто он никогда не спорил с Филей. - А ну помолчи... - устало попросила Тося и, как встарь, отодвинулась от Ильи. - И откуда ты взялся на мою голову?.. Они прошли мимо недостроенного дома, в котором Ксан Ксанычу с Надей обещали дать комнату. За последнюю неделю, благодаря стараниям Дементьева, новостройка заметно вымахала вверх. Свежие венцы бревен белели повыше старых, почерневших от непогоды, и издали многострадальный дом казался двухэтажным. Первая пара стропил-раскоряк обозначала высоту будущей крыши. Из клуба выскочила девица с серьгами, преследуемая подвыпившими Филей и Мерзлявым. Она сбежала с крыльца, и тут парни настигли ее. Мерзлявый крепко держал свою жертву за руки, а Филя обеими пригоршнями совал снег за ворот ее платья, выпытывая: - Будешь отказываться танцевать? Будешь? - Ой, ребята, не буду! Не буду больше!.. - истошным голосом вопила девица с серьгами. Тося задержала взгляд на Филиной кубанке. Так вот, значит, на какую шапку ее променяли! Шапка как шапка - и даже изрядно поношенная... И на что Илья польстился! Если уж спорить, неужели получше шапки нельзя было во всем поселке найти? Дешево же ее оценили! Она искоса глянула на Илью, и приутихшая было обида с новой силой стала закипать в ней. - Что ж вы вдвоем на одну? - с досадой спросил Илья, чувствуя, что Тося опять отгораживается от него какими-то новыми баррикадами. - А ну, бросьте! Филя подмигнул Илье; уверенный, что тот говорит лишь затем, чтобы выслужиться перед Тосей. Илья шагнул к закадычным своим приятелям. - Ну? - Да брось ты интеллигенцию из себя разыгрывать!- посоветовал Мерзлявый. Илья легко оторвал Мерзлявого от визжащей девицы с серьгами и отшвырнул его к ближайшему телеграфному столбу. Хлипкий парень распластанной вороной пролетел над сугробом, обнял столб обеими руками и больно приложился к нему подбородком. Со стороны смотреть, казалось, будто Мерзлявый надумал вдруг целоваться с телеграфным столбом. В другое время Тося, чуткая ко всему смешному, от души посмеялась бы над незадачливым хулиганом. Но сейчас ей было не до смеха, и она насупилась, не зная, что ей в конце концов думать про Илью. И когда он настоящий: когда спорил на нее или вот сейчас, когда выручил девицу с серьгами. Попробуй тут разберись... - Спасибо, Илюша, - благодарно пролепетала спасенная от расправы девица, проверила, целы ли серьги у нее в ушах, и шмыгнула в клуб. - Зря ты... - хмуро сказал Филя, помогая Мерзлявому выкарабкаться из сугроба. - Свой же... . Илья с Тосей поднялись на крыльцо. На нижнем складе горячо закричал паровозик, будто хотел прийти на выручку Тосе и подсказать, как ей лучше вести себя. Тося вздохнула, злясь и на Илью-спорщика, и на себя за то, что такая бестолковая уродилась и никак не может разобраться в нем, и на девицу с серьгами, которая так не вовремя выскочила из клуба и дала Илье возможность проявить сомнительное свое благородство, и на все поголовно человечество, которое черт те когда произошло от обезьян, а до сих пор не навело еще полного порядка во взрослой жизни и теперь всю свою многовековую неразбериху взвалило на несчастную Тосину голову.... Она купила в кассе билет взамен порванного Надей. - Я же тебе давал! - удивился Илья. - Посеяла где-то... Они вошли в зал. Скамейки перед экраном только начали расстанавливать, танцы были в разгаре. Илья быстро скинул свою кожанку и помог Тосе снять невесомое ее пальтецо. Такого еще никогда не бывало в поселке - и вся женская стенка неодобрительно загудела. Тося перехватила любопытные и завистливые взгляды девчат, и ей что-то совсем расхотелось выводить Илью на середину зала и колошматить его при всем честном народе. Если б в зале остались только те люди, которых она уважает, - тогда другое дело. А забавлять всю эту ораву - больно много чести. Чтобы выгадать время, она отобрала у Ильи свое пальто, стряхнула с него несуществующую пылинку и долго устраивала на груде одежды в углу зала. Потом сняла платок и, тщательно ровняя края, стала не спеша складывать его - вдвое, еще раз вдвое и еще. Илья с необычно покорным видом стоял возле Тоси и терпеливо ждал, пока она приготовится к танцам. Кажется, он даже позабыл на время, зачем они пришли в клуб. Ничего другого ему и не надо было, а лишь стоять вот так рядом с Тосей и смотреть, как она копошится... - Тось, ленточка у тебя развязалась, - шепнул Илья, радуясь, что может оказать Тосе хоть такую малую услугу. Все взрослые обиды и печали сразу же улизнули от Тоси, она по-девчоночьи испуганно схватилась за ленточку в волосах, боясь опозориться перед завистливыми девчатами, и сама не заметила, как взглядом поблагодарила Илью. Ей понравилось, что Илья не похож сейчас сам на себя: такой у него был непривычно смирный, даже прирученный вид. И Тося знала, кто его приручил. Пуще прежнего она засомневалась, правду ли сказали подруги, не напутали ли они чего-нибудь по неведению или злому умыслу. Может, и был у Ильи какой-нибудь шутейный разговор с Филей, а Анфиса не разобрала толком и разнесла по всему поселку, как сорока на хвосте. Вот люди!.. Насчет спора судить еще было рано. Но уж одно было Тосе ясней ясного: Вера с Надей пугали ее стародавним Ильей и не разглядели в нем того нового, что проклюнулось в самое последнее время. Филя неотрывно следил за ними, не понимая, что это стряслось с Ильей. Задумчивое Тосино лицо сбивало Филю с толку. Он никак не мог решить, близок Илья к победе или нет. На всякий случай, чтобы позлить отколовшегося своего приятеля, Филя вздел над головой руку с двумя оттопыренными пальцами и затряс ею в воздухе, напоминая Илье, что до конца их спора осталось всего лишь два денька. Илья заметил красноречивый Филин сигнал, виновато покосился на маленькую Тосю, воюющую с ленточкой, и дал себе клятву сегодня же все рассказать ей о споре. Вот потанцуют они, посмотрят "Смелых людей", он проводит Тосю до общежития и покается на прощанье. Лучше самому все сказать, пока она от других не услышала... Он услужливо склонился к Тосе: - Вальс больше уважаешь или фокстрот? Тося посмотрела на него далекими от всего окружающего глазами, не сразу поняла, о чем ее спрашивают. - Все равно... - Тогда вальс, - решил Илья и ринулся к радиоле. Он сам не отдавал себе в этом отчета, но ему хотелось сейчас же, сию минуту что-то сделать для Тоси, хоть отчасти искупить немалую свою вину перед ней. Не обращая внимания на всеобщее недовольство, Илья снял пластинку, покопался в коробке и поставил другую. Грянул вальс. Илья поспешил к Тосе, бесцеремонно расталкивая танцующих. А Тося вдруг испугалась, что он не найдет ее, не продерется к ней сквозь толпу. Или случится что-нибудь непредвиденное, например поломается радиола, а то еще потолок рухнет - мало ли каких несчастий не бывает на свете, - и им так и не удастся потанцевать. Далекой и смешной показалась Тосе недавняя ее придумка - при всех шлепнуть Илью по щеке, навсегда опозорить его. И кому это надо?.. Илья вынырнул из толпы. Тося шагнула ему навстречу, руки их встретились. С первого же совместного шага они сразу же попали ,в такт музыке, но ничуть не удивились этому, точно иначе просто и быть не могло. У них обоих было сейчас такое чувство, будто не они подчинялись музыке, а музыка ловила их движения и приноравливалась к ним. И выходит, Тося кругом была права, когда надеялась, что не опозорится в танце с Ильей и сможет танцевать не хуже красотки Анфисы. Она и думать сейчас не хотела, виноват Илья перед ней или нет. Просто Тося жила вот этой короткой счастливой минутой, которую удалось ей выцарапать у жизни. Судьба словно притомилась испытывать Тосю и хотела показать им обоим, как расчудесно все могло бы у них быть, если б они оба были достойны своей любви. Тося и знать сейчас не хотела, как сложится все у них с Ильей дальше, когда окончательно выяснится, спорил он или нет. Пропади оно пропадом, это туманное будущее! Все равно как-нибудь да будет: не так - так иначе, ведь всегда как-нибудь да бывает... Чтобы не разбивать впечатления, Тося закрыла глаза и отдалась широкой праздничной музыке. Она не хотела сейчас видеть ехидного Филю с его ватагой, Анфису, стерегущую кого-то у входа в зал, Катю, о чем-то шепчущуюся с женой механика, здоровенных девчат, выстроившихся у стены и ревнивыми глазами следящих за каждым Тосиным движением - в надежде, что она напутает и собьется. Ей даже Илью не очень-то хотелось сейчас видеть. С закрытыми глазами Илья казался Тосе лучше и почему-то легче верилось, что он не спорил. - А ты хорошо танцуешь! - похвалил Илья. Тося строго посмотрела на него. Она была так уверена, что сейчас им не надо ни о чем говорить, что эта ее уверенность сразу же передалась Илье. Он виновато прикусил язык и еще бережней прежнего повел Тосю в танце, словно она была стеклянная и могла разбиться от неловкого прикосновения. Илья с Тосей неслись по залу, не видя никого вокруг. Им казалось, что они сейчас вдвоем не только в клубе, но и во всем поселке и даже в целом мире. Когда музыка вдруг оборвалась, они не сразу поняли, что случилось, и, только заметив отхлынувшие к стенам пары, догадались, что их счастливый вальс кончился. Илья подвел Тосю к девчатам и остановился под своим иконописным портретом. Картинная галерея лесопункта за это время пополнилась портретами Нади и маленького тракториста Семечкнна. Художник-самоучка хотел польстить Наде и нарисовать ее покрасивей, чем она была в жизни, но умения у него хватило только на одну половину лица. Яркий кумач с надписью "Передовики нашего лесопункта" полыхал над всеми портретами и выдавался далеко вперед, обещая принять под свое гостеприимное крыло еще с пяток знатных лесорубов. Благодаря Тосю за танец, Илья почтительно склонил перед ней голову. Парни из Филиной ватаги оглушительно захохотали, восторгаясь шикарными манерами Ильи. Тот сердито глянул на них, но с места не тронулся, боясь и на минуту расстаться с Тосей. Все кавалеры, подчиняясь обычаю, отошли от женской стенки, а Илья остался рядом с Тосей. Девчата вокруг зашептались, осуждающе поглядывая на Илью, нарушившего неписаный закон, которому с незапамятных времен все подчинялись в поселке. А Тося припомнила вдруг слова Кати о том, что до ее приезда Илья крутил тут со многими девчатами, и резонно рассудила: если ухажерок этих было так уж много, то кто-нибудь из них должен быть и сейчас в клубе. Она передвинулась чуть в сторону, чтобы печка не закрывала ее. И Илья сейчас же покорно шагнул вслед за Тосей. "Прямо как нитка за иголкой!" - подумала Тося и горделиво выпрямилась. Пусть все прежние Илюхины ухажерки смотрят на нее и лопаются от зависти! Она ничуть не злилась на этих покинутых симпатий и совсем не боялась их. По доброте душевной Тосе даже стало немного жаль всех этих невезучих здоровенных девчат, которые ни с того ни с сего втемяшили себе в головы, что Илья когда-то любил их. И уж конечно же, Тося не ревновала к ним Илью. Во-первых, это еще тогда было, когда она не приехала в поселок и Илья не знал ее. А во-вторых... Хватит с них и одного во-первых! Филина ватага снова зашумела громче прежнего. Тося покосилась на крикливых парней и насупилась. Сам Илья стерпел бы и не такое, но ватага замахнулась на Тосю, а уж этого он никак не мог вынести. - Подожди, я сейчас, - сказал он Тосе и через весь зал напрямик двинулся к ватаге. Тося хотела удержать Илью, боясь, что он из-за глупого мужского самолюбия ввяжется в драку с подвыпившими парнями, но не успела. Илья вплотную подошел к недавним своим дружкам и пригрозил: - Будете еще зубоскалить над Тосей - изувечу, как бог черепаху!.. Все понятно? Вопросы есть? Горлопаны разом затихли, и вид у них стал такой унылый, будто шли они на веселую кинокомедию, а попали на лекцию о моральном облике молодого человека. Мерзлявый заскучал больше всех, потер подбородок, пострадавший при встрече с телеграфным столбом, и от греха подальше заспешил к выходу. Тося не слышала, о чем говорил Илья, но догадалась, что он отчитывает прежних своих приятелей. Она подивилась, как быстро, прямо-таки на глазах, перевоспитывается Илья, и окончательно решила, что никакого спора и в помине не было. Ну зачем ему, такому сознательному, спорить? Просто не мог он спорить - и все! И она тоже хороша: так сразу и поверила всему, что наговорили ей девчата. Сама первая предала Илью, а ищет виноватых... И скорая Тося загорелась желанием тут же добром отплатить Илье за все вздорные свои подозрения. Но Илья, как назло, задержался возле ватаги, а к Тосе подбежала озабоченная Катя: - Слышь, Кислица, у тебя червонца не найдется? Жена механика уступает мне мулине... Почти по себестоимости! - Какое еще мулине? - опешила Тося, не в силах понять, как может Катя в такую минуту думать о каком-то там мулине. - Ленинградское, самое лучшее... Полный набор цветов! У Сашки все деньги выцыганила, а червонца не хватает. Хотела из лотерейных перехватить, все равно отчитываться не скоро, да Сашка - ни в какую... Категорически! Знаешь, что это за человек? - ликующим шепотом спросила Катя, восторгаясь Сашкиной честностью. - Чует мое сердце, хватану я с ним горюшка! - Пойдем поищем, - сказала Тося и вместе с Катей направилась в угол, где на скамьях навалом лежала верхняя одежда. Пока Тося разыскивала свое пальтецо, Катя окликнула Анфису, все еще стоящую у входа в зал: - Что ж не танцуешь? Иль ждешь кого? Анфиса пожаловалась с заметной охотой: - Договорились с Вадим Петровичем вместе в кино идти, скоро начало, а его все нет... Никого в жизни не ждала, а его вот жду! Как это тебе нравится? - Дело хозяйское... - уклончиво ответила Катя и не удержалась, чтобы не похвастаться: - А я своего Сашку никогда не жду: досрочно приходит! Анфиса улыбнулась тайным своим мыслям и сказала доверчиво: - Знаешь, Вадим Петрович меня за кого-то другого принимает: все "вы", "вы", такой вежливый!.. А вообще-то он чудной: инженер, диплом, говорят, с отличием, а сам мальчишка мальчишкой. Бывают же такие! Катя зевнула и покосилась на замешкавшуюся Тосю. - Дает Тоська жизни! Все-таки молодец она, - впервые похвалила Анфиса свою соседку по койке. - Чихала на спор и все Веркины предупрежденья! Я даже не думала, что она такая самостоятельная... И правильно делает: нечего на сплетни молиться! Последние слова Анфиса выговорила так горячо и заинтересованно, что Кате показалось, будто она имеет в виду не только Тосю с Ильей, а и себя с инженером.,, - Значит, Кислица знает уже про спор... - с сожаленьем сказала Катя. Она жалела не так Тосю, как себя. Открывая Тосе глаза, девчата обошлись без нее и лишили ее интересного зрелища. А Тося разыскала наконец пальтецо, выгребла из кармана все свои невеликие капиталы - в смятых бумажках, серебре и медяках - и отдала Кате. - Вот спасибо, подруга, выручила! - растроганно поблагодарила Катя и тут же, без передышки, пристыдила легкомысленную девчонку: - Ты что же это делаешь, а? Смотреть противно! Он спорил на тебя, а ты без никаких танцуешь. Имей хоть каплю гордости! - Мало мне капли! - заупрямилась Тося. - Ой, Кислица, не финти! - накинулась Катя на Тосю с видом человека, обманутого в лучших своих ожиданиях. - Обещала мстить - так мсти! - и напомнила язвительно: - За весь женский пол!.. - А ну, цыц! - оборвала ее Тося. - Заладили: "спорил, спорил"... Слышала звон, да не знаешь, где он! Будешь еще на честного человека напраслину возводить - я... Сашке пожалуюсь! Он тебя за сплетни по головке не погладит. Катя оторопела, попав из прокуроров в обвиняемые, а Тося бросила ее и пошла через весь зал к Илье, скучающему возле своего портрета. Илья радостно встрепенулся и поспешил к Тосе. Они встретились на полпути, опять с первого же совместного шага попали в такт, и музыка понесла их на широкой своей волне. Между танцующими парами пробирался Филя, поминутно поправляя кубанку, чертом сидящую у него на макушке. Илья наскочил на него, отвернулся и увлек Тосю в самый дальний угол зала. Но от Фили не так-то легко было избавиться. Доморощенным Мефистофелем из самодеятельного спектакля он высунулся из-за печки, как веером, обмахиваясь двумя растопыренными пальцами. Встретившись с Тосей глазами, Филя живо стащил с головы кубанку и многозначительно покрутил ею в воздухе, словно тут же предлагал Илье обменять Тосю на потертую свою шапку. Илья свирепо цыкнул на него - и Филя поспешно юркнул за печку. Но было уже поздно. Тося хорошо разглядела Филины манипуляции с шапкой. Все сомнения разом вылетели из ее головы. Она замерла на месте, будто уперлась с разбегу в стену, и с отвращением вырвала свою руку: ей теперь даже прикасаться к Илье было противно. - Тось, послушай... - начал было Илья, но Тося в упор глянула на него, и все защитительные слова застряли в его горле. Илья сразу догадался, что Тося все знает о споре. Он не выдержал ее гневного, откровенно презирающего взгляда, трусливо отвел глаза и с нашкодившим видом застыл рядом с Тосей. Они стояли посреди зала, мешая танцующим. Пары натыкались на них и, недоуменно оглядываясь, обходили. Парни из Филиной ватаги старательно глазели на Илью с Тосей, почуяв приближение скандала. А Тосе даже и не себя было жаль сейчас, не своей оплеванной первой любви, а того, что Илья так опозорился; летал перед ней орлом, делал вид, что душа у него широкая, а на поверку оказался самой настоящей мокрой курицей. Если разобраться, он был даже хуже Фили! Тот хоть никого из себя не корчил: был мелким хулиганом - таким его все и знали. И не в одном Илье тут было дело. Привыкшей к размашистым обобщениям Тосе обидно вдруг стало, что вся людская порода такая еще несовершенная. Никак люди. со своими постыдными пережитками не распрощаются, так и тащат их с собой в коммунизм. А уж болтают о себе, болтают... На миг все люди, живущие вместе с ней на земле, все поголовно человечество сникло вдруг в глазах Тоси, пригнулось, как бы даже сплющилось, несмотря на все свои чудесные спутники и гордые космические ракеты. Будто его, это самое непутевое человечество, какой-то небывалой вселенской косой полоснули вдруг по ногам и разом укоротили вдвое... Эх, люди-человеки! И когда вы только лучше станете?.. А Филя набрался храбрости и высунулся из-за спасительной печки. - Филя! - зазвеневшим от обиды и гнева голосом позвала Тося. - Отдай ему свою шапку... - Не оборачиваясь, жестом крайней гадливости Тося ткнула пальцем в сторону Ильи: - Он выиграл... А я тебе новую куплю... Отдай, ну! И такая убежденность в своей правоте и великое презрение к ним обоим прозвучали в Тосином голосе, что ершистый Филя безропотно подчинился, стащил с головы кубанку и нерешительно протянул Илье, а тот, не смея перечить смертельно обиженной Тосе, послушно взял чужую шапку. Замолкла радиола. Все танцующие замерли на своих местах. - Эх, ты!.. - тихо сказала Тося, глядя Илье в плечо. Она не договорила, махнула безнадежно рукой и пошла к выходу - маленькая и прямая, с окаменевшим от лютого горя лицом. Лесорубы молча расступались перед ней, давая дорогу. Илья намертво врос в пол и только голову поворачивал, провожая Тосю глазами. Девица с серьгами завела было радиолу, но все, как по команде, осуждающе глянули на нее, и она тут же выключила неуместную свою музыку. Тося закрыла лицо локтем и выбежала из зала. Раскатисто хлопнула дверь. Илья увидел в своей руке кубанку и швырнул ее Филе. Тот машинально вскинул руку и поймал шапку. А Илья шагнул в угол зала, зыхва-тил из вороха одежды приметный свой пыжик и послал его вдогонку за кубанкой: - Держи! Свободной рукой Филя по-обезьяньи ловко поймал знаменитый пыжик, увековеченный для потомства на портрете Ильи, и спросил враз осевшим от волнения голосом: - Это как же понимать? - А вот как... - Илья наконец-то отыскал виновника всех своих бед и сильным ударом сбил Филю с ног. - Все из-за тебя! Он кинулся к выходу вслед за Тосей, расталкивая лесорубов. Оглушенный Филя медленно поднялся с пола, держа в каждой руке по шапке. Переводя глаза с пыжика на кубанку, Филя растерянно заморгал, не понимая, выиграл он спор или нет... Илья выскочил на крыльцо клуба. Вдали, то появляясь в свете фонарей, то пропадая во тьме, по ночной пустынной улице бежала Тося. Илья спрыгнул с крыльца и ринулся догонять ее. И тут на пути Ильи, загораживая дорогу, стали трое парней из Филиной ватаги. Они шли смотреть "Смелых людей" и ничего не знали о том, что случилось в клубе. - Когда ж ты на Камчатку ее приведешь? - ехидно спросил Длинномер. - Заждались мы... Разъяренный Илья схватил Длинномера в охапку, перевернул его в воздухе и сунул головой в сугроб. Двое других парней испуганно попятились. Илья рванулся вперед и тут же остановился, не видя нигде Тоси. Барахтаясь в рыхлом снегу, Длинномер проваливался все глубже и глубже. Одни лишь длинные нескладные ноги торчали позади Ильи из сугроба. Илья вбежал в женское общежитие и сейчас же выбежал, не найдя там Тоси. - Тось, где ты? - крикнул он в сторону Камчатки. - Я тебе все объясню... Это еще когда было... Тось, отзовись... То-ося!.. Крупная луна стояла в небе. Гасли окна в домах. И в клубе разом погасли все огни - начался киносеанс. Пустой, молчаливый, будто вымерший поселок, залитый неживым лунным светом, лежал перед Ильей. На миг ему почудилось, что он остался один во всем мире. Тося забилась под густую елку возле конторы. Илья пробежал мимо и не увидел ее. Он потоптался на углу, крикнул в переулок: - Тось? - вернулся, опять пробежал мимо елки - и опять не заметил Тоси. Боясь, что не совладает с собой и отзовется, Тося обеими руками зажала уши, чтобы не слышать жалкого и виноватого голоса Ильи. Над притихшим поселком метался отчаянный крик; - Тось, где ты?.. То-ось!.. То-о-ося-а!.. Лишь дальнее лесное эхо отвечало Илье. БУМАЖНЫЕ ЗАНАВЕСКИ В рубашке с расстегнутым воротом Дементьев сидел в своей комнате за столом, заваленным чертежами и раскрытыми справочниками, считал на логарифмической линейке и напевал фальшивым голосом: Полюбила меня не любовью, Как березу огонь, горячо... На кровати обосновался Петька Чуркин. Он уже успел подружить с инженером, не в первый раз пришел сегодня к нему и чувствовал себя здесь как дома. Петька с увлечением листал книжку с картинками и грыз медовые пряники. Кулек с пряниками лежал на краю стола - как раз посередине между Петькой и Дементьевым. Они одновременно потянулись к кульку и столкнулись руками. - Дядь Вадим, почему индейцы в Америке живут? - спросил Петька. - Индейцы должны жить в Индии! - А это ты у Христофора Колумба спроси, - посоветовал Дементьев. В дверь постучали - сначала тихо и тут же, беспричинно обозлясь, заколотили изо всей силы. - Входи, открыто! - беспечно крикнул Дементьев. Дверь распахнулась, и в комнату вошла Анфиса - обиженная, злая, готовая скандалить. - Как вам не стыдно?! - едва переступив порог, накинулась она на Дементьева. - Договорились идти в кино, я, как дура, ждала, билеты купила, а вы... Она бросила на стол скомканные билеты - вещественное доказательство дементьевского вероломства. - А разве вам не передавали? - огорчился Дементьев. - Я заходил на коммутатор, вас не застал... А в кино никак сегодня не мог, Анфиса, поверьте! Срочная работа: завтра в леспромхозе важное совещание, вот готовлюсь к бою... Он кивнул на стол и затряс в воздухе логарифмической линейкой, пытаясь защититься от гнева " Анфисы, убедить ее, что никак не мог пойти сегодня в кино. - Надо было предупредить, - уже сдаваясь, но все еще хмуро сказала Анфиса. - Вот здесь, значит, вы и живете? Она с любопытством оглядела по-холостяцки неустроенное и запущенное жилище инженера. Дементьев заметался по комнате, пытаясь навести хоть какой-нибудь порядок: валенки он запихнул под кровать, сорвал с табуретки перед печкой носки, не нашел, куда положить их, и сунул в карман, ногой сгреб дрова, разбросанные на полу, перевернул подушку на кровати. - Поздно, Вадим Петрович, поздно! - поддразнила его Анфиса. - Петя! - бодрым голосом обратился Дементьев к маленькому Чуркину. - Не пора ли тебе домой? Ведь ночь уже на дворе, мамаша беспокоится... - Моя? - не поверил Петька своим ушам. - Ничуть она не беспокоится. Спит и во сне видит, когда я совсем из дому сбегу, сама говорила!.. Ты мне еще ничего про индейцев не рассказал. - Перенесем, брат, индейцев на завтра. Приходи пораньше, я тебе расскажу, как они на бизонов охотятся. - А не обманешь? - Петя, слово мое - закон! Дементьев клятвенно положил руку на сердце. Успокоенный Петька слез с кровати, накинул тулупчик и, демонстративно не замечая Анфису, запустил на прощание руку в кулек с пряниками. - До свиданья, дядь Вадим. - Бывай здоров, Петя! Дементьев, как взрослому, пожал Петьке руку. - И охота вам возиться с ним? - осудила Анфиса, когда дверь за Петькой закрылась. - Нашли себе дружка! - А у меня к таким ребятам особый интерес, - виновато сказал Дементьев, помогая Анфисе снять шубку. - Любопытный они народец! Вот и в одно время с нами живут, а другое уже поколение. Жить им дальше нас, умнее, чище... Ну, да мы об этом как-нибудь еще поговорим. А теперь вы посидите минут десять, я расчетец один прикончу, и чай будем пить. Ладно? Дементьев поставил чайник на электроплитку и вернулся к логарифмической линейке. А Анфиса обошла комнату, провела пальцем по полочке над умывальником и убедилась, как и предполагала, что пыль там есть, и даже мохнатая. С решительным видом Анфиса засучила рукава своего красивого джемпера и взялась за уборку комнаты. - Зачем вы? - обеспокоился Дементьев. - Мне, право, неловко... - Считайте себе на здоровье и помалкивайте, - посоветовала Анфиса, уверенная в своем праве наводить порядок в этой комнате. - Поимейте в виду, я вас еще за кино не полностью простила! Она затопила печку, по-своему переложила все вещи в тумбочке, подмела пол веником из еловых лап, вытерла всюду пыль. Увлекшись вычислениями, Дементьев опять зафальшивил: Полюбила меня не любовью... - Что это вы там поете? - поинтересовалась Анфиса. - Да вот привязалось сегодня с утра... Бывает с вами такое? - Бывает. - А... пряники вы тоже любите? - Дементьев живо схватил кулек и протянул Анфисе. - Я на первом курсе полстипендии на пряники тратил. ..- Люблю! - призналась Анфиса, и они порадовались тому, что привычки и вкусы их совпадают. Анфиса отыскала в углу комнаты рулон синей бумаги, накрыла ею тумбочку и полку над умывальником и даже вырезала ножницами по краям зубчики. А неказистый жестяной умывальник она замаскировала газетами, соединив их канцелярскими скрепками. Глядя сейчас на Анфису, никак нельзя было поверить, что она всячески отлынивала от уборки комнаты в общежитии, когда наступал ее черед дежурить. Вот подивилась бы Тося, если б увидела, как старается лентяйка Анфиса! Она работала так увлеченно и самозабвенно, будто всю свою прежнюю, не очень-то правильно прожитую жизнь только и мечтала о том, чтобы убирать комнату Дементьева. - Ну, товарищ технорук, закрывайте свою канцелярию! - решительно объявила она, когда чайник закипел. Дементьев восхищенными глазами оглядел преображенную комнату: - Вы - кудесница! У меня такое чувство, будто я на новую квартиру переехал. - Вконец покоренный Анфисой, он осторожно провел пальцем по зубчикам на бумажной скатерке: - А это зачем, если не секрет? Анфиса смутилась, будто ее поймали на месте преступления. - Для красоты... Она попыталась вымыть руки, но в умывальнике воды не оказалось. -; Одну минуту! - воинственно сказал Дементьев, сорвал с гвоздя пустую жестянку и выбежал из комнаты. Вернулся он уже с умывальником, доверху набитым снегом - так, что крышка не закрывалась. - Вот! - торжествовал он победу. - Нет такого положения, из которого не было бы выхода! Дементьев подержал умывальник у раскрытой печки, чтобы снег поскорей растаял. Помогая ему, Анфиса плеснула в умывальник кипятку из чайника, но снег что-то не спешил таять. -Скрытый холод снеготаяния!-отыскал ученую причину Дементьев и повесил умывальник на гвоздь. - Нет такого положения... Широким жестом он пригласил Анфису подойти и зачерпнул для нее снежной кашицы через верх умывальника. Сначала Анфиса, а потом Дементьев вымыли этой студеной кашицей руки и стали вытирать их одним полотенцем. Дементьев тщательно вытирал каждый палец и одобрительно поглядывал на полотенце, которое соединило его с Анфисой, перебросило между ними вафельный мост. - Вы какой чай любите? - спросила Анфиса, на правах хозяйки наливая заварку. - Такой же, как и вы! - живо ответил Дементьев. - Тогда - крепкий. - А где ж вы конфеты нашли? - удивился Дементьев. - Я их вторую неделю не мог разыскать. - Ну, знаете, у вас в тумбочке... - ...черт ногу сломит! - подхватил Дементьев, они встретились глазами и расхохотались. Отхлебывая крепкий чай, Дементьев в упор, не таясь, смотрел на Анфису, радуясь, что открыл в ней сегодня новые богатства и она стала для него теперь ближе, понятней и еще дороже. Он отложил в сторону горстку конфет. - Это мы Петьке оставим, не возражаете? Легкая тень скользнула по лицу Анфисы. Она отвернулась от Дементьева и увидела бумаги и справочники, отодвинутые на другой конец стола. - Так какая же у вас срочная работа объявилась? - Тут вот какое дело... - нерешительно начал Дементьев. - Настала пора совсем по-новому в лесу работать. Стыдно сказать, ведь мы до сих пор не доводим до ума больше половины заготовляемой древесины... Он спохватился и примолк, боясь сразу же смертельно наскучить красивой Анфисе инженерной своей сухо-мятиной. - Я слушаю, - напомнила о своем существовании Анфиса. -. Больше половины древесины не доводим до ума... А дальше? Дементьев уверился вдруг, что он зря обижал Анфису и все его лесные заботы ей так же интересны, как и ему. Он благодарно улыбнулся Анфисе, отбросил все свои предосторожности и горячо зачастил: - Одни наши костры на делянках чего стоят! А потери при сплаве, пересортица, отходы лесопиления... Чует мое сердце, обложат нас потомки за бесхозяйственность каким-нибудь высококультурным ругательством. Скажут, к примеру: ну и велюровые шляпы жили на земле в середине двадцатого века! И это вегетарианское для нашего слуха ругательство прозвучит тогда обидней нынешней трехэтажной матерщины... Анфиса, вы думаете когда-нибудь о потомках, которые придут нам на смену, беспристрастно и справедливо оценят всю нашу с вами жизнь и все наши дела? - Н-нет, - призналась Анфиса. - Не приходилось. - А я так частенько! Как что-нибудь приличное сотворю.- так и думаю: это им должно бы понравиться, а как напортачу- стыдновато становится перед потомками. Это мне учиться в институте помогало, как-то ответственности за собой больше чувствуешь... Ведь что бы мы сейчас о себе ни говорили, какие мы хорошие да пригожие, это все с нами уйдет, а на земле останутся только наши дела, и потомки по этим делам будут судить нас и вынесут нам приговор - окончательный и бесповоротный, обжалованию не подлежит! За добрые дела похвалят, а за лесные художества наши взыщут с нас полной мерой... Нагнал я на вас страху? Анфиса пожала плечами: - Мне-то что? Я только телефонограммы принимала, это вам отвечать придется! - Нет, - запротестовал Дементьев. - Отвечать все вместе будем, все наше поколение... Так что работы тут непочатый край, только руки да голову прикладывай! Вот начинаем вывозить лес в хлыстах, а деревья трелевать с кронами. Вроде и не ахти что, а сразу многое переменится: и девчатам нашим легче работать станет, и выход деловой древесины подпрыгнет процентиков на пять, и костры на делянках потушим. Старички мнутся с непривычки, но выгода явная: я тут прикинул, одной чистой прибыли набежит в год полмиллиона. - Полмиллиона? - ахнула Анфиса, впервые в жизни так запросто и по-семейному уютно сталкиваясь с большущими капиталами, о которых прежде только в газетах читала да слушала по радио. - Не меньше! И это, заметьте, лишь при нынешнем плане, а на будущий год план увеличится и прибыль соответственно возрастет" - Соответственно? -переспросила Анфиса: ей вдруг понравилось это круглое, солидное слово. - Соответственно! - весело подтвердил Дементьев, взглядом благодаря Анфису за то, что она так близко к сердцу приняла его проект. Они одновременно улыбнулись, радуясь и этой немалой прибыли, которую даст перестройка, начатая Дементьевым, и еще сильней тому, что так хорошо, с полуслова, понимают друг друга. -И это только цветики!-входя в преобразовательный раж, заявил Дементьев. - Из одних лишь отходов, которыми мы сейчас небо коптим, можно кучу полезнейших вещей делать. Помяните мое слово, Анфиса, мы с вами еще доживем до того дня, когда на месте нашего поселка город подымется с лесопильными заводами, бумажной фабрикой, техникумом, а то и институтом... Он вдруг понял, что все это время, когда он возился тут с проектом и воевал с неподатливым Игнатом Васильевичем, ему не хватало вот этих глаз - внимательных, чуть удивленных, почему-то боящихся поверить ему и уже против воли верящих. Если б он чаще видел эти глаза, то давно бы уже положил на обе лопатки Игната Васильевича, закончил бы свой проект и тот получился бы еще крепче и неуязвимей нынешнего. Да что там проект! Смотри эти глаза на него год-другой - и он наверняка сотворит что-нибудь выдающееся, о чем придирчивые потомки вспомянут и через сотню лет... - Лесохимию двинем!- фантазировал Дементьев.- И... театр в нашем городе воздвигнем не хуже областного. Вы там играть будете и на любимый свой спектакль пришлете мне через капельдинера в ливрее контрамароч-ку по старому знакомству... Не зазнаетесь, пришлете? - Я сама принесу, - пообещала Анфиса. - Не будем разводить бюрократизма в новом городе! - Так еще лучше! - согласился Дементьев. - Плесканите-ка мне горяченького...-Он откровенно залюбовался Анфисой, наливающей ему чай и очень похожей сейчас на молодую старательную хозяйку, только что обученную домоводству. - Знаете, мы с вами сегодня на молодоженов смахиваем! -Не шутите этим... - суеверно сказала Анфиса. У нее было такое чувство, будто Дементьев неосторожной шуткой торопит ход событий и нарушает те немного старомодные правила, которые они оба, не сговариваясь заранее меж собой, соблюдали прежде. И хотя не так уж строго придерживалась в своей жизни правил, но на этот раз почему-то охотно пряталась за них, точно боялась остаться наедине с собой. Она вообще плохо понимала себя сейчас. Прежде Анфисе сразу же становилось скучно, когда при ней заходил разговор о работе, а вот Дементьева она готова была слушать часами. И совсем не в красноречии инженера тут было дело! Этот простой открытый человек все больше нравился Анфисе, и ей казалось увлекательным все, о чем бы он ни заговорил. И если бы Дементьев углубился сейчас в дебри лесохимии и стал бы посвящать Анфису в премудрости какого-нибудь гидролиза древесины, то и скучный гидролиз полюбился бы ей крепче самого интересного романа из тех, какими зачитывалась Вера... Анфиса вымыла чашки и спрятала их в тумбочку. - Посуда и съестные припасы у вас вверху будут, а книги внизу. И чтоб не путать, проверю! - пригрозила она. - Есть не путать! - Дементьев заглянул в тумбочку. - Анфиса, вы - чудо! - Чудо-юдо... - счастливо пробормотала Анфиса, чем-то похожая сейчас на Тосю-малолетку. - А у печки вы тоже любите сидеть? - с надеждой в голосе спросил Дементьев и поспешно добавил, подсказывая Анфисе ответ: - Я с детства люблю. - Как сидеть? - не повяла Анфиса. - А вот так... Дементьев проворно повалил табуретку на пол, распахнул дверцу печки и погасил в комнате свет. Они сели рядышком на опрокинутую табуретку, касаясь друг друга плечами. Пламя выхватывало из темноты их колени, Щеку Дементьева и маленькое точеное ухо Анфисы. Дрова в печке уютно трещали, в углах комнаты залегла густая тьма, и время, казалось, замедлило свой бег. Дементьев- курил, старательно отгоняя дым в печку. У Анфисы был такой умиротворенный вид, словно она наконец-то нашла свое настоящее место в жизни. Она совсем не притворялась и не очаровывала Дементьева. Ей было так хорошо и спокойно сейчас, как ни разу не было со всеми теми мужчинами, которые прошли через ее жизнь, - прошли, теперь она ясно видела это, лишь по обочине, не затронув заветной ее сердцевины. О глубоко запрятанной сердцевине этой и сама Анфиса еще недавно даже и не подозревала. Ей бы радоваться полной мерой, но за нынешним безоблачным счастьем Анфисы нет-нет да и проглядывала грусть, будто Анфиса никак не могла чего-то позабыть, все время помнила о чем-то неотвратимом, что глыбой нависло над ней, каждую минуту грозило сорваться и раздавить ее неокрепшее счастье. Но как бы ни сложилась дальше ее судьба, Анфисе на всю жизнь западет в память сегодняшний вечер: уборка запущенной комнаты, молодая и заразительная уверенность Дементьева, что нет таких положений, из которых не было бы выхода, мытье рук снежной кашицей, семейное их чаепитие, рассказ Дементьева о потомках и то, как сидели они на опрокинутой ребристой табуретке и смотрели в огонь. И главное запомнится Анфисе - чувство своего приобщения к тому большому, настоящему и крепкому, что до сих пор обходило ее стороной. А может быть, это она сама по своей слепоте не видела этого настоящего, считала даже, чтo и нет его вовсе на свете. Сейчас Анфисе просто некогда было разбираться, как там оно было раньше и кто больше виноват. И выходит, мы и в самом деле поспешили, так бесповоротно зачислив Анфису в разряд хищниц и людей-потребителей- не способных любить, убогих душой и немощных сердцем... -Припекает, - сказала Анфиса, потирая .колени.- Отодвинемся? Они приподнялись и отодвинули табуретку подальше от печки. -А как же ваша срочная работа? - припомнила вдруг Анфиса. Дементьев небрежно махнул рукой: - Успею: ночь длинная! Анфиса задумалась, имеет ли она право обрекать инженера на бессонницу, ничего не решила и сказала: -Давайте-ка еще отодвинемся. Дементьев оглянулся через плечо: - Отступать нам есть куда! Они улыбнулись друг другу и отодвинули табуретку. Все сейчас, даже самые простые и обыкновенные слова полны были для них особого тайного смысла, понятного только им одним. - И странно же устроен мир! - ударился вдруг в философию Дементьев. -Еще недавно учился я в институте, сдавал экзамены, подрабатывал к стипендии - и ничего, подумать только, совсем ничего не знал о вас. Не подозревал даже, что вы в одно время со мной на свете живете! - Ухаживал за студентками... - подсказала Анфиса. - Самую малость, только чтоб не прослыть монахом, верьте, Анфиса! Я точно предчувствовал, что найду вас, и другие девчата как-то совсем меня не задевали, будто мы встречались в непересекающихся плоскостях. - Для наглядности он показал на руках эти плоскости. - А вы тут жили и тоже ничего не знали обо мне, разве это не странно? А теперь мы встретились, и вся предыдущая жизнь кажется мне лишь подготовкой к этой нашей встрече. Никогда я в судьбу не верил, а в последнее время...- Он взял ее руку. - Анфиса! - Не надо... - умоляюще сказала она и бережно, с неожиданной для прежней Анфисы чуткостью высвободила свою руку, боясь грубым движением обидеть Дементьева. Малиновые угли притягивали ее взгляд, и Анфиса завороженно смотрела в печку, словно искала там ответа на все свои опасения и тревоги. Бессознательно ей хотелось продлить эту счастливую минуту - самую счастливую в ее жизни, когда все уже было ясно, а в то же время решающее слово еще не произнесено, любовь их еще не названа вслух и Анфисе можно было еще не бояться за исход этой необъявленной любви. - И надо же было так случиться, что меня направили именно в этот лесопункт. И первый человек, которого я тут встретил, были вы! Как хотите, а это судьба... Анфиса! Дементьев наклонился и поцеловал ее руку. - Зачем вы, ну зачем? - со слезами на глазах спросила Анфиса, вскакивая с табуретки. - Я пойду. - Что вы? Если обидел вас, простите, - я совсем не хотел этого... - Обидели? Нет, мне так хорошо сейчас, что даже страшно стало... Я пойду. Не провожайте, не надо... Спасибо сам, Вадим Петрович! - За что? Это вам... - За все... Анфиса широко повела вокруг рукой. Хлопнула наружная дверь. Кто-то стукнулся мягко о стену, чертыхнулся нетрезвым голосом и слепо зашарил в сенцах. Анфиса щелкнула выключателем и встре-зоженно посмотрела на Дементьева. Тот кивком головы успокоил ее и храбро шагнул к двери. Кажется, ему даже хотелось сейчас, чтобы Анфисе угрожала какая-нибудь опасность пострашней: он грудью стал бы тогда на ее защиту и она увидела бы, что с ним не пропадешь. Дементьев широко распахнул дверь. Запнувшись о порог, в комнату ввалился Мерзлявый - как всегда озябший, со свежей нашлепкой на подбородке и скорей жалкий, чем страшный. Дементьев понял, что удивить Анфису своим мужеством и преданностью сегодня ему не удастся, и разочарованно отступил от двери. Мерзлявый зябко передернул плечами, потер руки и заговорил так зычно, будто был не в комнате, а кричал с одной стороны улицы на другую: - Петр Вади... Тьфу! Вадим Петрович! Извините, что потревожил вас на дому, но войдите в положение рабочего человека: четвертную до получки, а? Он хлопнул себя по тощему карману: - Будут у меня как в сберкассе! Вот хоть Анфиску спросите... Он по-свойски подмигнул Анфисе, прося поддержать его. Но Анфиса молча повернулась к нему спиной. Щепетильному Дементьеву стало неловко, что Анфиса так невежливо обошлась с ночным их гостем. Он пошарил в кармане и протянул Мерзлявому деньги. - Вот это по-нашему! Чутко, ничего не скажешь! - одобрил Мерзлявый заметно повеселевшим голосом и колупнул себя в грудь сизым от холода кулаком. - Хоть и интеллигенция вы, а понимаете рабочего человека! Анфиса взяла со стола логарифмическую линейку и стала разглядывать мелкие деления. Она нарочно не обращала внимания на Филиного дружка, боясь, что тот разоткровенничается и сам не заметит, как подведет ее. Ей захотелось вдруг уехать в такие чужедальние благословенные края, где за тысячу верст ни один человек ничего бы не знал о ней. Сжимая выпрошенные деньги в кулаке, Мерзлявый пошел было к двери, но вдруг остановился посреди комнаты. В нетрезвую его голову закралась мысль добром отплатить Дементьеву за добро и заодно сбить спесь с Анфисы, которая вела себя прямо как заправская инженерша и даже не хотела его узнавать. - И чего вы с ней мерихлюндии разводите? - покровительственно спросил он у Дементьева и повел головой в сторону замершей у стола Анфисы. - Даже смешно: это же Анфиска, своя в доску! Извиняюсь, конечно... Идите прямо на коммутатор и действуйте, как мужику положено. Анфиска не прогонит! Для большей убедительности Мерзлявый хотел ударить себя кулаком в грудь, но не соразмерил на этот раз своих движений и сунул кулак прямехонько под мышку. Дементьев не только не поверил тому, что сказал незваный гость, но даже не понял толком нетрезвой его болтовни. Он лишь подивился, до какой подлости может спьяну дойти человек. И еще он пожалел, что впустил Мерзлявого к себе в комнату, а значит, хоть и косвенно, тоже был виноват в том, что на Анфису возвели такой грязный поклеп. - А ну, убирайтесь отсюда! - приказал он парню и украдкой взглянул на Анфису. Ничего в ней вроде бы не изменилось, и пожизненная красота ее тоже никуда не делась - и все-таки перед Дементьевым стояла теперь совсем другая, незнакомая Анфиса. В наклоне головы, в опущенных плечах, во всей ее враз надломившейся фигуре было что-то новое, жалкое, затравленное. И только маленькие аккуратные уши Анфисы остались прежними - такими же точеными и безмятежно красивыми. А вот глаза свои Анфиса прятала. Она чем-то напомнила Дементьеву озябшего неприкаянного Мерзлявого, когда тот ввалился в комнату. Все еще ничего не понимая, встревоженный Дементьев шагнул к Анфисе, спеша к ней на выручку. Ему казалось: вдвоем они быстрей справятся с неведомой бедой. Анфиса отпрянула от него, будто испугалась, что ее станут сейчас бить. На миг глаза их встретились. Анфиса тут же воровато отвела свои глаза, но было уже поздно: Дементьев не умом, а всем любящим существом понял, что Мерзлявый сказал правду. Он не ему поверил, а этому вот жалкому взгляду Анфисы. И невозможная эта правда резким, беспощадным светом осветила вдруг все прежние их встречи. Дементьеву сразу стали ясны и все недомолвки Анфисы, и затяжное неверие ее в будущее их счастье, и насмешливые взгляды лесорубов, которые он иногда ловил на себе, и ехидный шепоток, шелестящий им вслед, когда они появлялись вместе на улице. Анфиса поняла, что выдала себя, метнулась к вешалке, сорвала с крючка беличью шубку и выбежала из комнаты. Мерзлявый осклабился: - Не любит критики! - Пошел вон! - крикнул Дементьев и рванулся к человеку, который походя растоптал недолговечную его радость. Он схватил Мерзлявого за узкие плечи, тряхнул так, что с парня свалилась жалкая шапчонка, и отбросил его к двери. - Я жаловаться буду, - с неожиданным достоинством сказал Мерзлявый протрезвевшим голосом. - Один на телеграфный столб кидает, другой о косяк норовит расшибить... Он разжал свой кулак, посмотрел на смятые дементь-евские деньги. Кажется, Мерзлявого сильно подмывало швырнуть эти деньги в лицо инженеру, но он благоразумно переборол гордые свои побуждения и лишь пообещал: - Привлекут вас за превышение власти! Дементьев шагнул к нему. Мерзлявый проворно сгреб шапчонку с пола и вьюном выскользнул из комнаты. Слышно было, как он выругался в сенях и проворчал: - А еще интеллигенция... Учат вас, учат на народные деньги!.. Хлопнула наружная дверь, и тишина - густая, тяжелая, до звона в ушах - навалилась на Дементьева. Похорошевшая комната, убранная Анфисой, затаилась, ждала, что он теперь будет делать. И опрокинутая набок табуретка все еще лежала на полу возле печки, напоминая Дементьеву о недавнем, навек сгинувшем счастье. А он еще разоткровенничался насчет потомков, в лесохимию зачем-то залез и даже судьбой козырял, слепой дурак! Дементьев отшвырнул ногой табуретку, сорвал с тумбочки и умывальника бумажные Анфисины занавески с зубчиками для красоты, скомкал их и сунул в прогоревшую печку. ИЛЬЯ ПРОСИТ ПРОЩЕНИЯ Многое переменилось на участке мастера Чуркина. Деревья теперь трелевали с кронами, и на делянке остались только вальщики леса и чокеровщики, а все девчата-обрубщицы перешли на верхний склад. Здесь на утрамбованной площадке они без помехи обрубали сучья и не сжигали их больше на кострах, а складывали в поленницы. Вывозили древесину с верхнего склада теперь в хлыстах, и Вера со своими раскряжевщиками перебралась на нижний склад. И Тосина кухня перекочевала вслед за обрубщицами. Тося разбогатела: ей дали вагончик -на одной половине кухонька, а на другой -маленькая столовая, где лесорубы могли по очереди обедать в тепле. На стенке вагончика красовалась размашистая надпись мелом: "Ресторан "навались" имени Т. Кислицыной". Яркое февральское солнце слепило глаза в вагончике, где хозяйничала Тося. Все вокруг было новое, веселое, блескучее: и чистенькая кухонька, и эмалированные кастрюли, и ножи, и миски, и щеголеватый маленький будильник, уютно тикающий на полке. А вот Тося в перекрахмаленном, жестяном переднике и большом, наползающем на глаза колпаке была пасмурной и хмурой. Думая невеселую думу, она машинально резала хлеб ножом-хлеборезкой. Равнодушные к Тосиному горю, весело булькали кастрюли. Вкусный пар волнами ходил по маленькой кухоньке. Тося оторвалась от хлеборезки, посолила варево, взглянула на чистенький будильник и заторопилась. Она разложила нарезанный хлеб по тарелкам и поставила тарелки у раздаточного оконца, над которым висела новенькая книга жалоб и привязанный к ней электропроводом неочиненный безработный карандаш. Тося вошла во вторую половину вагончика, где была столовая. На скамейке в углу кто-то спал, с головой укрывшись полушубком. Из-за чугунной печки торчали валенки в калошах из красной резины. Тося расставила тарелки с хлебом на столах, подкинула в печку дров и неодобрительно покосилась на валенки, но ничуть не удивилась, обнаружив их в вагончике. На верхнем складе загудел паровозик. Тося заглянула в окошко поверх куцей занавески -завхоз пожалел ситца! - и громко сказала валенкам: - Игнат Васильевич приехал! Валенки живо спрыгнули на пол, полушубок сполз с головы и открыл заспанное лицо мастера Чуркина: он умел по-своему приноровиться к любым преобразованиям. - Поднажмем, девчатушки! - крикнул Чуркин хриплым спросонья голосом и выбежал из вагончика. Тося плеснула в рукомойник теплой воды, повесила на катушку чистое полотенце. Потом она открыла большой, чуть ли не амбарный замок, которым был заперт бачок с питьевой водой, вылила туда чайник остуженной кипяченой воды и снова навесила богатырский замок. Тоненько прозвенел будильник. Тося придирчиво осмотрела столовую и себя, пришпилила к стенке загнувшийся уголок стенгазеты, поправила поварской колпак на голове и толкнула входную дверь. Высунувшись из вагончика, она зазвонила в маленький певучий колокол, примостившийся над дверью. Чистый серебряный звон поплыл над лесом. Тося послушала, подумала, как обрадовалась бы она этому колоколу раньше, и с чувством, что жизнь не удалась, вернулась в вагончик... По волоку со стороны делянки гуськом двигались на обед вальщики леса. Впереди шел Филя в лихо заломленной кубанке и с крупным синяком под глазом. В углу его рта стыла давно погасшая папироса, а из кармана ватника торчал пухлый газетный сверток. За Филей поспешал Мерзлявый, зябко спрятав кисти рук в рукава и по-бабьи держа их на животе. Нашлепка на подбородке потемнела, и издали казалось, что Мерзлявый отпустил себе испанскую бородку клинышком. А позади них широко шагал Илья в легонькой, не по сезону, летней кепочке. Филя вынул из кармана зажигалку, и в это время его догнал Илья. Они долго шли бок о бок и молчали. Лишь снег визжал под их ногами да позади сопел испанистый Мерзлявый. Филя невольно стал тянуть ногу, приноравливаясь к широкому шагу бывшего своего дружка. Илья покосился на зажигалку в Филиной руке, сунул папиросу в рот, демонстративно похлопал себя по карманам в поисках спичек, сплюнул табачинку и сказал угрюмо: - Дай-ка огоньку. Филя молча отмерил с пяток шагов и, не глядя на Илью, сердито сунул ему зажигалку. Илья высек огонь, дал прикурить Филе и сам прикурил. Они встретились глазами, оба враз пыхнули дымом в лицо друг другу. - Филь, ты уж того... не сердись,- попросил Илья и виновато кивнул на синяк. Филя почесал синяк с таким достоинством, будто это был шрам, полученный в славном бою. - Не то слово... -неуступчиво произнес он, отбирая зажигалку и пряча ее в карман. - Да брось ты! - миролюбиво сказал Илья. - Мы благородные,- передразнил Филя. - У нас чистая любовь! А Филя - хулиган, его можно и в рыло... - Он пырнул воздух кулаком. - А ты припомни, кто спор затеял? Кто? Молчишь?.. То-то! Илья смущенно пробормотал: - Ну, так получилось... Под горячую руку ты подвернулся. С кем не бывает? Филя снова почесал синяк - еще горделивей и неприступней прежнего. - Опять же Мерзлявому бороду нацепил и Длинномера в снег воткнул... Зачем авторитет парням подрываешь? Так нас скоро никто в поселке бояться не станет! - А зачем надо, чтобы нас боялись? - Ты меня не агитируй, хватит одного Сашки! - озлился Филя. - Черт с ним, с Длинномером: сегодня он с нами, а завтра его нету. Но мы-то с тобой вроде дружили, что ж ты боксом? - От обиды у Фили даже голос дрогнул. - Я же не набивался тебе в друзья, припомни... - Вот чудак! - притворно . удивился Илья. - Ну ударь теперь ты меня, сквитаемся... На, бей! Илья стал боком и подставил Филе свою скулу. Филина рука сжалась было в кулак, но тут же и разжалась. - Ты что, баптист? - удивился Филя и пояснил с презреньем в голосе: - Влюбленных я не бью, пусть-сами погибают!.. А будешь еще на мне благородство свое показывать - двину. Не посмотрю, что ты сильней! Филя вытащил из кармана сверток, сорвал с него газету и протянул Илье пыжиковую его шапку: - Возьми свой головной прибор. Чужого мне не надо. Илья отодвинулся и потер озябшие уши. - Ты выиграл, ты и носи. - Опять благородство? - зло спросил Филя. - Испортила тебя Тоська!-Он обернулся через плечо:- Эй, Мерзлявый, ходи сюда! Мерзлявый затрусил к Филе, держа сомкнутые руки перед собой. - И чего ты все мерзнешь? - брезгливо спросил Филя, сорвал с парня паршивую его шапчонку с вытертым искусственным мехом и забросил на верхушку ближнего дерева, а взамен нахлобучил на голову своему соратнику пыжиковую шапку Ильи. - И чтоб больше не мерз у меня! - пригрозил Филя. Илья жадно курил и, сам того не замечая, любовался щедрым и сердитым Филей с подбитым глазом. Как ни крути, а мало кто в поселке был способен так запросто отказаться от дорогой шапки. Вот тебе и Филя-хулиган! Хоть Тося и ругает его, а толком в нем не разобралась: не так-то он прост, этот непутевый главарь поселковой ватаги. Кажется, Илья все-таки надеялся помириться с Тосей и все-все рассказать ей о Филе, с которым много у него было всякого - и хорошего и плохого... - Ты чего это? - подозрительно спросил Филя, перехватив подобревший от тайных мыслей взгляд Ильи. - Сначала... - он ткнул воздух кулаком. - А теперь подлизываешься? Знаю я вас, благородных! Иди к своей, звонила уже... Понавешали тут колоколов... Вот баптисты!., Филя подтолкнул Илью к вагончику и долго смотрел ему вслед. - А ведь был человеком! - подытожил он траурные свои мысли. - Обабился!- выслуживаясь перед Филей, подхватил Мерзлявый и поправил на голове неожиданную обновку. - Цыц! - гаркнул Филя, не давая никому ругать Илью, оставляя такое право лишь за собой одним. Он покосился на Мерзлявого, жалкого и в пыжиковой шапке: - Только тебе такие шапки и носить! Филя презрительно махнул рукой и поплелся к вагончику вслед за Ильей. Тося в вагончике, не щадя своих сил, внедряла гигиену. - Руки мойте,- поучала она лесорубов. - Для кого я воду грела? Илья добрых пять минут топтался возле умывальника и подошел наконец к раздаточному оконцу. По долгу службы Тося глянула на его покрасневшие от долгого мытья руки, налила в тарелку пахучего горохового супа и положила большой кусок мяса, чтобы подлый человек не думал, что она сводит с ним счеты и морит его голодом. Илья невесело усмехнулся, но от оконца не отошел. Пытаясь откупиться от него, Тося, явно обделяя кого-то из припозднившихся лесорубов белками и калориями, положила в Илюхину тарелку еще один кусок мяса - поменьше. Илья усмехнулся мрачней прежнего, но с места не сдвинулся. Он стоял возле оконца, к которому один за другим подходили лесорубы. Тося наливала им в тарелки суп, и они спешили к столам, с любопытством поглядывая на Илью, примерзшего к своему месту. Выждав время, когда возле оконца никого не было, Илья придвинулся к Тосе, откашлялся и сказал трудным голосом человека, не привыкшего извиняться: - Тось, слышь, прости ты меня... - Я тебя в упор не вижу,- отозвалась Тося, старательно глядя мимо Ильи и машинально помешивая ложкой в его тарелке. Илья тяжело вздохнул, поняв, что помириться с Тосей будет не так-то просто. - Да ты пойми, я же теперь совсем не такой! Тося презрительно хмыкнула, осуждая все его жалкие хитрости. - Этак ты банк обчистишь или человека укокошишь, а изловят тебя, субчика, запоешь: я тогда плохой был, а теперь хороший, отпустите меня на волю и дайте премию! Так, что ли, по-твоему?.. Это ящерица, когда ее прищемишь, хвост сбрасывает, а человек... он на всю жизнь один. И совесть у него одна, запасной не полагается. - Ох и трудно с тобой говорить!.. - пожаловался Илья. И Тося посоветовала ему: - А ты не говори, не больно-то нуждаюсь! - и тут же повернулась к Илье спиной и занялась какими-то срочными поварскими делами. В вагончик вбежала Катя, напилась воды из бачка, запертого амбарным замком, и закашляла, напоминая Тосе о давнем их уговоре. Тося сердито махнула рукой, прося подругу зря не надрывать горло. К оконцу подошел Филя. - Руки помой, - накинулась было на него Тося, глянула на синяк и спросила с виноватинкой в голосе: - Филь, больно? - Не твоя печаль,- с достоинством ответил Филя. - в котел лучше смотри... - Он запустил ложку в тарелку, пошлепал губами. - Опять пересолено. Хуже нет, когда повар влюбленный! Филя ушел с тарелкой в самый дальний угол вагончика и сел лицом к стене, чтобы не видеть, как лучшие люди лесопункта унижаются перед воронежской кнопкой. И кто ее просил сюда приезжать? Жили без нее тихо-мирно,- так нет, заявилась и рассорила старинных друзей... - Не обращай на него вниманья, не в себе человек,- заступился Илья за нелюдимого Филю и снова придвинулся к оконцу. - Тось, забудь ты про этот спор... Мне теперь самому смешно вспомнить. Тося вся подобралась, как кошка перед прыжком. - Смешно? - Ну... противно. - Противно?.. - Ну, совестно... Не придирайся ты к словам. Лучше испытай меня, если не веришь. - Ты что, трактор, чтобы тебя испытывать? Никогда я тебя не прощу, спорщик ты... Бабник! - припомнила Тося все прежние свои обиды. - Ненавижу тебя, не-на-ви-жу! - Красивая ты сейчас... - с болью в голосе сказал Илья и отошел от оконца. - Ну да? - опешила Тося, растерянно посмотрела в спину Илье и перевела глаза на нетронутую тарелку с супом. Илья толкнул плечом дверь и вышел из вагончика, позабыв про обед. Крупная слеза выкатилась из несознательного Тосиного глаза и шлепнулась в Илюхину тарелку - как раз посередине между большим и маленьким кусками мяса. Завидев спешащую к ней Катю, Тося схватила луковицу и стала чистить ее, чтобы оправдать непростительные свои слезы. Катя сунула любопытную голову в оконце и с чувством произнесла: - Не плачь, Кисличка! Правильно сделала, что прогнала его. Я снова горжусь тобой... За весь женский пол! - Да ну тебя! - отмахнулась Тося. - Стану я из-за него плакать... Вот еще выдумала! Просто лук сильный попался. Должно быть... из совхоза. - Из совхоза? - удивилась Катя. - Ну да, совхозный лук посильней колхозного слезу гонит. Это все повара знают... Слеза капнула Тосе на руку. Не вынеся горючей ее тяжести, Тося выронила луковицу, ткнулась мокрым лицом Кате в плечо и пожаловалась: - И чего я плачу? Ведь ничуть мне его, ирода, не жалко-о!.. В столовую ввалилась новая партия лесорубов. - Скоро там? - недовольно спросил маленький тракторист Семечкин. - Так и обеденный перерыв пройдет! И как всегда, когда Тося была слабой и не возносилась над другими девчатами, верная Катя поспешила ей на помощь. Она заслонила собой оконце, не давая никому заглянуть в кухоньку. - Сейчас, сейчас! Минуту терпенья: авария с поваром. КОЛЕНЧАТЫЙ ВАЛ Анфиса сдала дежурство и вышла на крыльцо. К ночи подмораживало, в столовой громко, на весь поселок, хлопала вооруженная тугой пружиной дверь, к клубу парами и поодиночке тянулись лесорубы. Идти в общежитие не хотелось. С недавнего времени Анфисе трудно почему-то стало бывать на людях. Раньше она просто не замечала, есть кто-либо рядом с ней или нет, а теперь любопытные девчата стесняли ее. Из гордости Анфиса и виду не подавала, что на сердце у нее кошки скребут после памятного вечера у Дементьева, и все время чувствовала себя как на сцене, где надо было играть фальшивую и надоевшую до чертиков роль. Вот когда пригодился ей артистический талант! Еще меньше манил ее клуб с танцевальной своей толкотней. Но и на крыльце торчать, привлекая всеобщее внимание, тоже приятного было мало, и Анфиса, сбежав со ступенек, бесцельно побрела по улице. Чтоб не встречаться с лесорубами, она свернула в переулок и лицом к лицу столкнулась с хмурым Ильей, сторонкой пробирающимся к себе в общежитие. Занятые своими мыслями, они молча разминулись и тут же оба враз остановились. - Здравствуй, Илюша, - невесело окликнула Анфиса. - И ты уже меня не узнаешь? Илья невольно огляделся по сторонам, поймал себя на том, что боится, как бы Тося не увидела его вместе с Анфисой, и тут же разозлился на себя, а еще больше на Тосю, которая сделала его таким трусом. Он решительно шагнул к Анфисе. - Не бойся, - снисходительно и лишь самую малость насмешливо сказала Анфиса, разгадав все тайные его опасения. - В школе она сейчас, не увидит... А ты что ж не занимаешься? Илья махнул рукой, зачеркивая всю свою недавнюю образцово-показательную жизнь. - Отзанимался я!.. Ты-то чего сумная? Слышал, инженер души в тебе не чает. - Устарели твои новости, Илюша. Нашлись добрые люди, порассказали ему обо мне. - Вот оно что... Илья увидел вдруг в горемычной Анфисе товарища по несчастью. Но ему, несмотря на все его беды, было все-таки легче: он все еще надеялся, что гордая Тося сменит гнев на милость, а Анфиса, кажется, порастеряла уже все свои надежды. Илья подивился тому, что жизнь снова, совсем на другом своем повороте, свела его с Анфисой и перебросила между ними зыбкий мостик. И, как встарь, Илья опять невольно сравнил Анфису с Тосей, но на этот раз в душе у него шевельнулась неприязнь к пронырливой Тосе. Ловко она устроилась! Ей все помогают наперебой, а неудачливой Анфисе никто не только руки не протянет в трудную минуту жизни, но даже и не посочувствует. Что же, им с Анфисой пропадать теперь, если в прошлом наломали они по неведенью дров и не сумели вычертить свою жизнь по прямой линейке? Легко Тосе с Дементьевым осуждать их! Один учился чуть ли не до седых волос, высиживал диплом в инженерном инкубаторе, а другая в неполные свои восемнадцать лет просто и нагрешить-то еще не успела. Оба они - и ревнивый Дементьев, и придирчивая Тося - показались Илье самыми настоящими чистоплюями, больше всего озабоченными тем, чтобы пройти по жизни, не запачкав ног... Наигрывая на гармони, в переулке показался Сашка. Катя висела у него на руке и пела частушку! Твои серые глаза Режут сердце без ножа... Проходя мимо Анфисы, Катя обернулась через плечо, спросила с ехидцей! - Старая любовь не забывается? И Анфиса не осталась в долгу: - Нужно в школу ходить, раз записалась. - А нашему классу повезло,- поделилась Катя ученической своей радостью.- Марь Степанна заболела! - Живут люди!..- позавидовал Илья чужому счастью.- А мы с тобой как проклятые. Все у нас наоборот получается: не любили- веселились, а полюбили - и хоть плачь... До чего же интересно жизнь закручена: прямо как коленчатый вал! Анфиса посочувствовала Илье: - Да, неуклюже у тебя с этим спором вышло. - И черт меня дернул! -Илья замялся.- Как думаешь, простит она меня когда-нибудь? __ А кто ж ее знает? Вообще-то она не мелочная. Я к ней все приглядываюсь... Знаешь, в ней и в самом деле что-то такое есть. Наконец-то и Анфиса признала Тосю! -Вот видишь!- обрадовался Илья, но тут же и осекся, припомнив, что эта самая хваленая немелочная Тося гонит его от себя, как собаку, и никак не хочет понять, что спорил на нее один Илья, а расхлебывать его грехи приходится совсем другому, недавно народившемуся. Любила бы - так небось поняла. -Ты поговори с ней по-хорошему,-посоветовала Анфиса. -Так, мол, и так... Не узнаю я тебя, будто робеешь ты перед Тоськой. - Оробеешь тут! Сначала вроде нравился я ей, а теперь - как отрезало... Ледышка у нее вместо сердца! Анфиса снисходительно усмехнулась; - Знаем мы эти ледышки! Ты хоть сам-то не замерзай. Докажи, что любишь ее, ничего для нее не пожалеешь. Ну, подари ей что-нибудь. Она разговаривала с Ильей так терпеливо и покровительственно, словно была старше его лет на двадцать. Илья встрепенулся было, но тут же сник. - Не возьмет она от меня ничего... Это знаешь что за человек? - и, восхищаясь против воли Тосей, и осуждая ее за жестокий нрав, сказал он. - А ты все-таки попробуй, - настаивала Анфиса, жалея запутавшегося Илью. -Она хоть и бойкая на язык, а разум у нее еще детский, да и не баловали ее в жизни подарками... Я знаю, ей часы давно хочется, только не с простым стеклом, а с увеличительным. - С увеличительным, говоришь? - переспросил Илья. По улице прошли Дементьев и комендант с чьим-то новым портретом под мышкой. "Кому горе, а кому радость..." - мельком подумал Илья. Дементьев глянул в их сторону, узнал Анфису и резко отвернулся, будто ожегся. - Вот как теперь у нас!-горько сказала Анфиса. Рука Анфисы метнулась к горлу и затеребила шарфик, словно ей душно стало. Чужая боль толкнулась Илье в сердце, отозвалась там его собственой натруженной болью. Не умом, а всей своей забракованной, ненужной Тосе любовью он понял вдруг, как плохо сейчас Анфисе. Илья чуть было не кинулся догонять Дементьева, чтобы силой вернуть его, но взглянул на Анфису - и не тронулся с места. В ней появилось что-то новое, беззащитное, и теперь уж решительно ничего не осталось от первой поселковой красавицы сердцеедки, к которой еще не так давно ходил он по вечерам на коммутатор. Куда подевалась былая ее самоуверенность и беспечность? Анфиса затаилась, как бы прислушиваясь к чему-то, чего никто, кроме нее, не слышал. Илья усомнился даже, с ней ли коротал он вечера на коммутаторе. Он подумал запоздало, что, в сущности, совсем не знает Анфису, хотя знаком с ней уже больше года и между ними было все, что может быть между мужчиной и женщиной. Раньше он видел в Анфисе всего лишь красивую девчонку, с которой приятно провести время. Ему нравилось танцевать с ней в клубе, перехватывая длинные завистливые взгляды других парней, которым она предпочла его. Илья припомнил недавнее свое житье-бытье и подивился тому, до чего же мало ему рань