абавными: "Пожалуйста,  очень прошу
вас, плывите только к берегу!". Они неоднократно  пытались расшифровать  это
наставление, пока Алешка  не  кинул  как -  то совсем  небрежно: " Ну, папа,
мамочка,  неужели вы  не  понимаете. Надо отойти далеко от берега,  а  потом
плавать к нему".
     В дальнем  углу  комнаты у стенки полулежал  соскучившейся  по  Стасику
большой, темно коричневый медвежонок с горькой обидой в  круглых,  блестящих
глазах. Улыбка  мелькнула  на лице  Володи. Побывавший у них  гость как - то
сказал, что  в последнее время под Москвой появились медведи. На что Стасик,
прижимая к себе мохнатого друга, ответил: " А мой Мишка будет  всегда сверху
на Москве, а не под Москвой".
     Этажерка. На книжных полках собрания сочинений известных писателей. Аня
по  своему вкусу отбирает, и выписывает  их,  не задумываясь над затратами и
над  временем,  которое  приходиться  тратить,  порой  подолгу простаивая по
выходным  дням в  очередях книжных магазинов. Приключенческие, исторические,
научно  - популярные  издания,  -  все то, что скоро  нужно будет детям.  И,
конечно, еще и то, что ей самой нравится - детективы, поэзия.
     Володя взял в руки первый, попавшийся ему томик Блока. Открыл книгу, и,
не спеша, прочитал дарственную  надпись:  "Любимой, дорогой, умной, веселой,
жизнерадостной, героической  женщине с очаровательными голубыми глазищами  и
прочее...  преданной,  весьма  строгой,  надежной,  сладенькой  с  перчиком,
чудной, спортивной,  содержательной,  образованной,  стойкой,  мужественной,
обольстительной жене моей".
     Аня,  когда  прочитала,  сказала  мимоходом:   "С  такой  универсальной
характеристикой  я  могу  твердо  рассчитывать  на  любое   место,  в  любом
учреждении.  Здорово.  Любое занятие, бери  и выбирай. Наука,  - пожалуйста,
милиция, - тоже и даже, стриптиз, черт возьми".
     Володя  ждал от нее других слов. Правда, получил  еще беглый поцелуй от
жены.
     Он  подарил ей эту  книгу в начале  лета, и  это послужило  поводом для
посещения дома  -  музея поэта в Шахматово. Стоял тогда удивительный теплый,
солнечный,  воскресный  день, который  пришел  после очистительного  ночного
проливного  дождя.  В такой  день  тянуло на  природу. Однако, была  заранее
заказана экскурсия по Блоковским местам.
     - Слушай,  Ань, -  взмолился  Володя поутру, - ну  что  тебе дался этот
музей с  запахами  старины и ветхости.  Махнем, давай, в  лес. Смотри, какая
погода. А?
     Аня разглядывала себя  у высокого  зеркала. Поправляла на себе светлое,
строгое платье с крупными синими и красными гвоздиками,  приводила в порядок
густую темную прядь волос. По несколько раз поворачивалась, разглядывая, как
сидит  на  ней  платье сбоку, сзади.  Рассматривала,  как выглядит обувь  со
стороны.  Она  не торопилась, делала все обстоятельно, подолгу колдовала над
своей  внешностью  и  вместе  с  тем  интуитивно  взвешивала  свое  душевное
расположение,  стараясь  довести его  до такой степени совершенства, которое
позволяло  бы ей считать себя достойной соприкоснуться ко всему прекрасному,
что воспето было великим  поэтом. В  эти  минуты она уже  не  жила обыденной
жизнью. Ее душа парила уже где - то  в другом измерении,  в мире мистических
грез, неземных  страстей и сказочной любви. Она полюбила стихотворения Блока
еще в  студенческие годы. Это был тогда для нее звездный час, будто она  всю
жизнь томительно и страстно  их  ждала. И вот наступил  торжественный момент
воссоединения, когда сотворенное воспламеняет  душу и порождает спасительную
от реальной жизни идиллию.
     Володя с нескрываемым любопытством смотрел в ее сторону и  ждал ответа.
Он уловил, что - то глубоко затаенное в том, как она готовилась к экскурсии.
Так она обычно собиралась к необычному торжеству.  Но сейчас, думал он, ведь
ничего  больше, как полуторачасовая,  изнурительная  поездка на  автобусе, а
потом  длительное  вышагивание  за  экскурсоводом  по  рядам   экспонатов  и
выслушивание  всякой  сомнительной  подноготной,  только  унижающей  величие
поэта.
     Аня  продолжала  молчать  и сосредоточенно  заниматься собой. Каждое ее
движение, каждый ее жест у зеркала был подчеркнутым ответом на нанесенную ей
глубокую  обиду. Подвергать  сомнению  задуманную встречу с великим  поэтом,
значить считать, что ничего  святого на свете  нет. Наконец,  последовало ее
повеление, которое не могло не привести к обратному эффекту.
     -  Сэр  Владимир, вы  можете  взять  с собой детишек и в лес. А я  -  в
Шахматово.  Будьте!  Я  вас  приветствую!  -   Сказала  она  с  подчеркнутым
сарказмом, выразительно махнув рукой.
     Поехали они, конечно, вместе. Он не посмел настаивать на своем, так как
понимал  насколько  глубоко  может ранить  ее.  После  просмотра музея  они,
усталые от двухчасового  хождения, оказались  у подножья  крутого склона над
рекой Лутосней  в ожидании обратного автобуса. Володя расстелил  свою куртку
на  траве и предложил  Ане отдохнуть. Одарив его  благодарным  взглядом, Аня
села, обхватила руками свои колени и облегченно вздохнула.
     Высокий   холм,  был  покрыт   зеленным,  сочным  травяным  покровом  с
разбросанными по нему многочисленными разноцветными семейками полевых фиалок
и  колокольчиков.  Он  поднимался круто вверх  от реки,  окаймленной  густым
прибрежным  кустарником.  С  восточной  стороны  у  основания  возвышенности
виднелся глубокий овраг, заросший диким густым шиповником. Володя растянулся
на траве, и, поддерживая голову обеими руками, неподвижно смотрел в небо.
     - Нужно ли знать народу о том, что Блок был психически неуравновешенным
человеком,  и  посещал  публичные дома, а Люба, жена его,  вела легкий образ
жизни,  а по своей внешности, оказывается, не совсем походила на "прекрасную
даму"?
     Аня не сразу ответила. Она опустила свои веки, задумавшись, и сказала:
     - Бог создал  человека  в купе  с  множеством соблазнов, перед которыми
устоять невозможно. Поэтому за нами всегда будут грехи.
     -   Но  писатели,  поэты,  -  мы  то  их  считаем  маяками,  носителями
прекрасного, идеального...
     -  Чего  ты, Володька?  Да все  вроде  кончилось  благопристойно.  Блок
незадолго  перед смертью сказал, что у  него  были две  женщины,  Люба и все
остальные. А  много лет спустя Люба прощается с жизнью со  словом "Саша"  на
устах.
     - И все - таки, я против копания в грязном белье.
     -  Но тогда  не ясны будут  истоки гениального.  "  Негодование рождает
стих" стоит эпиграфом к одному из стихотворений Блока.
     - Ну ты и даешь, - истоки гениального, видите ли, мы видим в этой самой
грязи  ... ,  - Володя  приподнялся,  и  хотел было продолжить,  но  Аня его
перебила.
     - Ладно тебе с этим. Я вот  заметила, что все критики поэзии Блока, как
правило,  приводят  одни  и  те  же,   с  десяток,  его  стихотворений.  Для
надежности, видимо, придерживаются общепринятого подхода. А такое, например,
стихотворение, как " В дюнах", никто даже не упоминает. А ведь  какой в этом
сочинении  захватывающий  дух   безграничной  свободы  и   шальной  страсти.
Послушай.
     Трогательно   нежными  жестами   своих   женских  рук  она   попыталась
подчеркнуть могучее звучание стиха:

     Я рабства не люблю. Свободным взором
     Красивой женщине смотрю в глаза и говорю:
     "Сегодня ночь. Но завтра -
     Сияющий и новый день. Приди.
     Бери меня, торжественная страсть.
     А завтра я уйду - и запою".

     - Да  что это!? - продолжала она. - А такое, слышал? И как сказано!?  -
Аня  закрыла  глаза,  и,  проникшись  заранее  цветомузыкой  стиха,  напевно
прошептала каждый его слог:

     Она же оставляла легкий след в зыбучих дюнах,
     И пропала в соснах, когда их заплела ночная синь.

     Громкий голос через мегафон провозгласил прибытие автобуса...


     Володя   вспомнил,   что  нужно   позвонить   теще.  Полина   Давыдовна
действительно просила  сразу  позвонить,  так как хотела,  как можно быстрее
вернуться домой. Она, как бывало  раньше, пожаловалась на  свое  здоровье, и
добавила,  что при таком самочувствии лучше всего быть дома, в привычном для
нее месте, однако, ее уговорили погостить еще недельку.
     Значит,  с  тещей  ничего необычного не произошло.  Володя почувствовал
облегчение.
     На  следующее  утро  он  рассчитывал  заняться  своими диссертационными
делами,  и решить,  в  конце  концов, вопрос о головной организации, которая
должна ознакомится с работой и  дать свое  заключение. Но оказалось, что  на
вторую  половину  дня  ожидался  визит  весьма  высокопоставленной  особы из
Комитета  по науке. Возможно даже самого Председателя.  От того, как пройдет
этот инспекционный набег, зависело многое - и штатное расписание и выделение
средств на  крупные научные работы и  вообще судьба некоторых подразделений.
Все ведущие сотрудники  были  строго предупреждены и находились  на местах в
своих  лабораториях.  Все  новинки  были  выставлены  на  столах,  в  полной
готовности для демонстрации в действии.
     Вернувшись с  обеденного  перерыва, Володя  обнаружил, что у одного  из
очень важных макетов отсутствует инженер. Сосед объяснил,  - ушел на срочное
заседание месткома. И без того  настроение  у него еще с первой половины дня
было нарушено разговором с одной из сотрудниц, которая недоумевала по поводу
того,  что  ее  ни  разу  не  посылали  в заграничную командировку.  Попытка
объяснить,  что для этого нужно  уметь проявлять полную  самостоятельность в
порученном деле, оказались для нее неубедительными.
     Но  и  это еще  не  все.  Окинув беглым  взглядом  свою  лабораторию  и
остановив свой взгляд на один  из невысоких шкафов в самом центре помещения,
Володя увидел грязную посуду,  кусок недоеденного хлеба, какие  то пакеты на
верху невысокого шкафа.
     Ждали долго и утомительно, пока в коридоре за дверью не раздалось:
     - Идут, наконец.
     Свита  была  столь  велика,  что  вся   она  не  смогла  поместиться  в
лаборатории.   Входная   дверь   осталась  открытой.  Часть   сопровождающих
оставалась в коридоре. Однако, это их нисколько не смущало. Напротив, давало
возможность  полушепотом обмениваться о  вещах более интересных для них и не
имеющих какое либо отношение к делу.
     Володе важно было, чтобы представленные работы произвели впечатление на
Председателя. Это могло бы помочь выстоять перед постоянной угрозой, которая
нависла  над  лабораторией. Директор института, хоть и подписывал каждый год
план, но не переставал при этом, почти при каждой встрече затевать с Володей
примерно  один  и  тот же разговор  о  невозможности  продолжение  работы  в
институте по его тематике.
     - Не иначе, как ты,  Левин, хочешь моей погибели, - так в последний раз
начал он разговор.
     - Что вы, Иван Петрович, такое говорите, - удивился Владимир.
     - Только вчера  начальник главка с  меня стружку снимал  и так, что еле
выстоял.
     - По поводу чего же?
     - А  все того же.  Не  наше это дело заниматься  твоей  темой. Есть для
этого специальный институт.
     - Почему же, как только требуется представить на какой либо заграничной
выставке видную работу, обращаются к нам?
     Директор  по  отечески   положил  руку  на  плечо  своего  собеседника,
пригласив его жестом шагать вместе с ним, и продолжал назидательно:
     -  Ах, молодость -  прекрасная  пора.  Завидую.  В душе чистенькая, как
слеза, мораль, заложенная еще школой...
     - Кстати, и родителями тоже, - посмел прервать директора Володя.
     - И не  думал, - прозвучало после минутного  молчания, - что  ты у  нас
такой ершистый.  С удовольствием поспорил бы с  тобой на эту тему. Но,  увы,
машина  ждет, тороплюсь. А  вот  тематику твою  придется закрыть. Сверху так
велят. Вот такая она, взрослая мораль.
     Шутка сказать,  -  закрыть. Сколько  души было  вложено. А  мучительные
бессонные ночи,  когда  задуманное оказывается ошибочным, и уже другого пути
нет, как только совершить невозможное. А диссертация?
     Даже на отдыхе, где,  казалось, окружающая красота природы,  радость  и
счастье общения с  любимой женой и детьми должны бы заслонить все остальное,
- мысли одна за другой вертелись вокруг оставленных на двадцать четыре дня в
институте проблем.
     "Может, все,  что  делаю, не так уж важно, и  поэтому директор вместе с
вышестоящим начальством  с такой легкостью подходят к  этому делу"? -  порой
думал Володя.
     Но  фактов,  говорящим  об  обратном,  было  достаточно.  Сам  академик
Буряковский  как-то  сказал даже такое,  что ему, Володе, и  его работе цены
нет.
     Особых надежд на посещение Председателя  по  науке Володя не питал. Как
правило, высокопоставленная особа  не утруждает себя  особенно, не вникает в
глубину и существо дела. Один два вопроса по поводу техники безопасности или
стоимости первых образцов  аппарата и  посещение  закончено.  Однако, сейчас
речь   шла  об  использовании   любой,  пусть  даже   самой  незначительной,
возможности для спасения своей тематики.
     Но,  на  этот раз  Володя был  приятно удивлен, когда  увидел, с  каким
интересом  и  вниманием  этот  муж, обличенный солидной  в  стране  властью,
слушает его. Какие вопросы, и в самый  корень, задает. И это несмотря на то,
что директор начал представлять работу  лаборатории прямо таки  в стиле  "за
упокой":
     -   Здесь  представлена   работа  по   искусственному  вспомогательному
кровообращению.  Не скажу, что она  не представляет интереса.  Безусловно, -
актуальна. Но,  к  сожалению,  не наш профиль. Есть  специальный  для  этого
институт, возглавляемый, как это вам известно, Зинаидой Гавриловной...
     - А как же эта работа оказалась у Вас?
     - По просьбе Николая Михайловича Амосова.
     - Что же Вы тогда c этих же соображений ему не отказали?
     -  Он убедил нас  доводом, что  конкуренция между  институтами позволит
выполнить работу более качественно и в короткий срок.
     - Весьма резонно.
     -  Однако, я вынужден выполнить волю начальника  главка. Он  решительно
против параллелизма.
     - Послушаем сначала руководителя темы.
     Володя словно  крылья  обрел.  Он  четко  и коротко  очертил  проблему.
Операция  на  сердце  может  пройти  удачно,  начал он.  Однако,  в  течение
последующих  трех, четырех дней  израненная под  скальпелем сердечная  мышца
должна интенсивно сокращаться и в полную  меру обеспечивать организм кровью.
А это затрудняет процесс  заживления швов  на ней. Отсюда идея, не  вскрывая
грудной  клетки,  присоединить  к крупной артерии,  расположенной  близко от
поверхности тела, кровяной  насос, который возьмет часть нагрузки на себя и,
таким образом,  обеспечить,  так  называемый,  курортный  режим  для  левого
желудочка.  При  этом такое  устройство  должно  работать  в  автоматическом
режиме,  с учетом информации о функциональной  деятельности  сердца в каждый
данный момент.
     -  А  далее,  -  продолжал  Володя  с  душевным  подъемом,  -  по  мере
восстановления  работы естественного сердца должна сокращаться интенсивность
работы искусственного.
     -  Должна!? Этого хотелось  бы.  Но как? Рассказывают такой  анекдот. -
Председатель   в  предвкушении  забавной  истории,   которую  он  настроился
рассказать, развеселился  и повернулся лицом к  свите,  - Изобретатель очень
долго добивался  приема у  высокопоставленного лица.  Время  шло, а  тот ему
отказывал.  Изобретатель  заявляет,  что дело это государственной важности и
ему  разрешают аудиенцию.  Принес  он  с  собой  большую  деревянную доску с
многочисленными  кнопками  на ней. А у  каждой из них  наименования  городов
западных стран: Нью-Йорк, Париж, Бон и  т.д.  Рассказывай,  в чем идея - ему
говорят. А он: достаточно  нажать на кнопку "Бон" и города этого нет, больше
не существует, взлетает в воздух. То же с  другими городами  и  мы победили.
Начальство в  смятении почесало затылок и спрашивает: А что это у тебя такое
умное с другой стороны доски, что оно так здорово получается? А изобретатель
без  всякого на  то смущения:  "Извините,  я изобретатель. Главное - это моя
идея, а уж как, - это пусть ваши инженеры сами придумают."
     Посмеялись. Анекдот понравился всем. И, как показалось Володе, особенно
директору.
     Жизнь  заставляла Володю задумываться над каждым шагом, этого человека.
И его крайне удивляло, почему он играет с ним в  кошки-мышки  и не закрывает
тему без всяких разговоров, одним лишь росчерком пера?
     - Нечто в том же духе и у вас, - Председатель прервал глубокие раздумья
Володи.  - И в самом  деле, извините, пожалуйста,  я  -  не  медик, но  смею
заметить следующее. Сердце нагнетает кровь в аорту, а насос в артерию где-то
на периферии.  Ну, прямо таки, лебедь, рак  и  щука по  Крылову. К какому из
органов кровь будет прибывать, и от какого убывать и в какое время?
     "  Толково, черт возьми,  возражает",  -  отметил  про  себя  Володя  и
припустился дальше  в  атаку,  не  заметив, что опасно перешел границу,  где
кончается техника и начинается медицина.
     Но тут его поддержал его коллега по медицинской части доктор Суперов, и
вместе  они  сумели  объяснить,   как  обеспечивается  согласованная  работа
искусственного и естественного сердец.
     В конце визита Председатель признал:
     - Ну, что ж, проблема на самом деле достойна внимания. Желаю успехов.
     - А  уходя, будучи  уже  в дверях, в  самой  гуще своей  многочисленной
свиты, повернулся лицом к Володе и с улыбкой сказал:
     - А вот один из трех каналов записи, который вы показывали, неисправный
у вас.
     "  Надо  же,  заметил  ведь!", подумал  Володя  со  злостью  на  своего
инженера, который так и не пришел во - время с заседания месткома.
     Однако на душе было легко и свободно. Как ни как, а сам Председатель по
науке  Совмина сказал, что работа достойна внимания. Ясно, что  директор  не
станет снимать тему. Во всяком случае, в ближайший год. И нужно торопится  с
диссертацией. Как можно быстрее защитить ее. Володя решил связаться с ученым
секретарем института и объяснить ему, какие трудности возникли с отзывами на
диссертационную работу.
     Накопилось  довольно много неотложных дел,  но  во  второй половине дня
Володя не в силах был взяться за что ни будь серьезное и он решил спуститься
в библиотеку.
     -  Привет, Левин!  - в  кресле  с  газетой  в руках,  в  развалку сидел
переводчик  из отдела  информации, отъявленный балагур  и  шутник  - рослый,
худой, молодой мужчина с короткой стрижкой, - Сколько лет, сколько  зим. Как
дела? Защищаться когда будешь?
     -  Не  скоро. Обращался в  разные организации. Не  берутся дать  отзыв.
Медиков отпугивает техника,  а  инженеров - медицина.  Собираюсь  к  ученому
секретарю Мейеру за советом.
     -  К  Мейеру!? - Левчук выразил  крайнее удивление, оглянулся кругом  и
продолжал уже шепотом.  - Ты  что, ничего не знаешь?  Институт  словно вверх
дном перевернуло от этой новости.
     - Какая еще новость?
     Левчук встал  и  увел  Володю  за руку в  сторону. Когда он намеревался
поразить собеседника  очередным своим опусом, все в его лице заострялось,  -
нос, подбородок и даже вытянутые губы и веки.
     - Ты, я надеюсь, помнишь  какой у него автомобиль.  Такой,  затасканный
"Запорожец". Инвалидный вариант. Просто посмешище. Так вот вздумал наш Мейер
на нем махнуть на Кавказ и там отдохнуть. У самой границы отказали тормоза и
он,  спускаясь  с  горы Арарат, проскочил  границу и  оказался в  Турции.  А
оттуда... куда думаешь? Прямиком махнул в Израиль.
     - Скажи, пожалуйста?! - Совершенно спокойно отреагировал Володя.
     - Я наперед знал,  что ты не  поверишь. Но, послушай конец  этой хохмы.
Встречаю  в  коридоре  Наталью  Ивановну,  небезызвестного  тебе  начальника
первого  отдела  и  рассказываю ей  эту историю,  а  она сходу в  ужасе, без
доклада  врывается  в кабинет к  Ивану Петровичу.  А тот, выслушав  рассказ,
сразу  понял, в чем дело и разразился таким хохотом, что его еле валерьянкой
откачали.
     Поняв  по  реакции  своего  собеседника,  что  все  его  номера  уже  в
достаточной мере приелись, Левчук перешел на деловой тон.
     -  Давай лучше о деле. Мы ведь, как никак, а друзья с тобой. Какую гору
материала я для  тебя  перевел.  И делал  это с душой,  потому,  что понимал
важность твоей  работы.  Так вот,  хочешь,  я попробую тебе  помочь.  Я ведь
раньше  работал  по совместительству в Институте проблем управления. Там как
раз есть отдел  с медико-техническим уклоном. Они могут тебе дать отзыв, как
головная организация.
     -  Спасибо, друг,  но для них моя  работа  - мелкота, не представляющая
особого интереса.
     -  Ну  что  ж,  тогда  валяй  к  своему  Мейеру. Вопрос то  подготовил?
Начальство ведь  за тебя думать не станет. Чудак ты эдакий. Ходить надо не к
царю, а к писарю. Понял?
     Звонкий женский голос библиотекаря прервал их беседу.
     -  Здравствуйте,  Володя. Где  это вы так долго  пропадали.  Мы уже тут
соскучились по вас. Небось, по заграницам шастали.
     -  Представьте,   Светочка,  дорогая,  совсем  наоборот.   Вернулся  из
настоящего рая, небольшой милой деревушки, что на притоке Волги и вот, хотел
бы, еще раз полистать книгу Фельдбаума.
     -  Я  сейчас занята,  но  в  виде  исключения  разрешаю  вам  пройти  в
книгохранилище. Стеллаж 9Е, на самом верху.
     Володя завернул в узкое пространство  между высокими  до самого потолка
стеллажами. Там при тусклом освещении стояла  полная тишина. Оказавшись один
в кладезе  человеческой  мудрости, им овладело  чувство,  будто  он внезапно
сменил суматошный,  кричащий  на все лады  мир на  тихое  мирное пристанище.
Здесь можно расслабиться, и дать возможность порабощенной ежечасной текучкой
душе стряхнуть с себя ненавистные  оковы, и спокойно, не торопясь, познавать
все, что ей заблагорассудится.
     Его  внимание привлек  ряд  солидно переплетенных,  объемистых  красных
томов  с настораживающим названием "Лекарственные болезни".  Совсем недавно,
при  очередном обследовании, рентгеновский снимок  легких показал наличие  у
него  небольшого  инфильтрата.  И  хотя  Володя объяснил, что это  у  него с
военных   времен  и  нисколько  его  не  беспокоит,  врач  выписал  огромное
количество лекарств и настойчиво велел их принимать.
     Перелистывая  страницы одного из томов,  где приводился  длинный список
побочных эффектов некоторых лекарств, он невольно вспомнил, как это звучит в
устах простого человека: одно лечим, а другое калечим.
     Светочка появилась совершенно неожиданно.
     Тонкий,  обвораживающий запах  дорогих французских духов пронесся вслед
за ней, усиливая привлекательность молодой женщины.
     - Володя,  вы случайно здесь  не  уснули? Здесь тихо и клонит ко сну, в
особенности,  когда работаешь за столом. Ба, вы, кажется, интересуетесь тем,
что не предназначено для широкой публики. Если  бы все  знали,  к чему ведут
некоторые лекарства!? Потерпите чуть, и я вам достану нужную вам книгу.
     Светочка вмиг притащила алюминиевую лестницу. Володя не успел опередить
ее  и сделать это самому, но во - время  оказался  рядом. Светочка в  спешке
стала взбираться наверх, пошатнулась и вскрикнула. В следующее мгновение она
оказалась в крепких мужских руках. А дальше  произошло то, что и  в мыслях у
него не могло быть. Он  держал ее вместе с книгой в тесных объятиях, целовал
и приговаривал:
     - Это, Светочка, за героический ваш поступок.


     Совершенно неожиданно  возник  шанс  получить отзыв  на  диссертацию от
довольно солидного учреждения, знаменитого Бауманского института.
     Володя позвонил  руководителю  кафедры,  которому он послал свою работу
месяца  три тому  назад  и  напомнил  о себе.  В ответ  ему  было предложено
приехать. И  это было сказано  тоном, который ничего хорошего  не предвещал.
Володя  переступил  порог  кабинета  с  глубоко  скрытым  волнением.  Принял
предложение сесть в  кресло.  Пришлось некоторое  время ждать,  пока  хозяин
кабинета беседовал по телефону.
     Наконец,  был открыт ящик стола  и оттуда извлечена  диссертация. Глава
кафедры с тяжелым вздохом взял ее в руки, раскрыл, провел большим пальцем по
торцу страниц. Замелькали текст, рисунки, схемы, таблицы.
     -  Ну что вам сказать, молодой человек, чтобы вы нас поняли. Глянешь, -
в общем  и целом,  чувствуется, проделана солидная  работа, богатый материал
подобран, живой результат  в виде опытного  образца аппарата, хорошие отзывы
врачебных учреждений...
     Наступила напряженная  длинная пауза.  За спиной у  Володи  щелкнула  и
отворилась входная дверь, и внимание руководителя кафедры  переключилось  на
нового  посетителя.  Последние  обнадеживающие  слова   повисли  в  воздухе.
Напрашивался  вполне  определенный  вывод  и  Володя  с  опаской,  чтобы  не
сглазить, не очень, но, уже было, настроился на победный лад.
     - Что у тебя Денис?
     - Хотел согласовать план проведения научной конференции.
     - Сядь и подожди минуту. Так вот, - заведующий обратился к  Володе, - я
не стану говорить о высоком уровне наших специалистов и их возможностях. Это
известно  всем.  И,  конечно,  они  вполне  могут  разобраться  в  медико  -
технических  вопросах,  хотя  это  не является  их  профилем. Но  для  этого
потребуется много времени, значительно  больше обычного. Поэтому, мы решили,
товарищ Левин, посоветовать вам обратиться в другое учреждение, имеющее опыт
инженерной работы в медицине. Сожалею, и извините нас, ради бога.
     Волна слабой  надежды отхлынула  и оставила за  собой досадную душевную
пустоту. Володя молча  взял со  стола свою работу.  Медленно заталкивая ее в
портфель, вдруг  почувствовал  чей то  взгляд на  себе. Не успел  он в  этом
разобраться,  как  посетитель по имени Денис с шумом  отодвинул свой стул  и
ринулся на  Володю с  распростертыми руками и  круглыми, полными  радостного
удивления, глазами.
     - Володя!? Володька Левин! Друг! Какая встреча!? Ты где теперь? Я часто
вспоминал тебя. Мне сказали, тебя на периферию упекли.
     В конце победного сорок пятого года Володя вернулся с войны, поступил в
Механический  институт и попал  в группу, в которой  учились  двадцать шесть
девчонок и один единственный нарасхват юноша, бывший солдат Войска Польского
Минкевич Денис. Он по-прежнему продолжал носить военную форму польской армии
с потрясающей  многоугольной  конфедераткой на  голове, которая не  могла не
будоражить  девичье  сердце  необычностью  и   таинственностью  ее  хозяина.
Стройный блондин, с ярко  выраженным мужественным лицом, вечно  улыбающийся,
со снисходительной улыбкой  относящийся  ко  всем, кто с  ним беседует, и ко
всему, что происходит. Война ушла в прошлое, какие могут быть еще  серьезные
проблемы? Впереди - заманчивые возможности, юность продолжается, и он весь в
лучах двадцати шести пар зазывающих девичьих глаз.
     Друзья жили в студенческом общежитии вместе в одной и  той  же комнате.
Учились, развлекались и даже питались вместе.
     А  сейчас перед Володей  стоял другой Денис. По углам глаз и  на  лбу -
раскинуты морщины,  несколько сутуловат,  манера  разговаривать, и  жесты не
совсем уверенны.
     Потом они  сидели на скамейке в  институтском скверике  и  обменивались
рассказами  о  своей  жизни  после окончания учебы  в  институте.  Денис был
распределен на  работу в научное учреждение  Новосибирска. За короткое время
защитил диссертацию и получил звание доцента.
     -Там же в Сибири женился,  -  продолжал он свой рассказ, - жена  родила
двух  сыновей. Казалось бы, все складывалось хорошо. Но совершенно нетерпима
была ко  мне, когда  я затевал на  стороне  дружескую  попойку. Даже,  самую
невинную. Ты,  ведь, мой характер знаешь. Без  друзей не могу.  А как с ними
встречаться, не пропустив по рюмочке. Ну вот, чем больше она скандалила, тем
больше я  отдавался зеленому змию. Оставил их там, в Сибири, и живу теперь в
Москве один. Жаль, конечно, сыночки то классные... Кончим  об этом. Давай  о
деле. Ты оставляешь мне работу, и я ознакомлюсь с ее содержанием. Через пару
недель звони. Найду возможным, напишу и согласую с начальством. Только учти,
дружба дружбой, а...
     Взволнованный этим неожиданным предложением, Володя тут же его прервал:
     -  Денис, я тебе друг и  ставить  тебя  в затруднительное  положение не
собираюсь. Если найдешь, что по чистой совести можешь написать положительный
отзыв, буду благодарен.





        Поцелуя первого сладость




     То,  что  произошло  на танцевальной  площадке в  деревне,  можно  было
считать  незначительным  эпизодом,  нестоящим   того,   чтобы   о  нем  даже
вспоминать.   Так,  собственно,  считал  и  Володя.   Логика   подтверждала.
Подумаешь, жена пожелала танцевать с приглянувшимся ей молодым человеком.  С
кем  такого не бывает? Тем более, - а это Володе известно было давно,  - Аня
никогда  не упускала  случая  подчеркнуть  женское  равноправие,  где только
можно.  Она  никогда не  была  ханжой и  относилась  к  возможным  слабостям
человека с  пониманием. Кому  не  свойственны  минутные увлечения? Можно  ли
считать  жизнь человека нормальной, если она фанатично  целиком и полностью,
во  всех своих  проявлениях отдана  только  одному единственному кумиру?  Не
является  ли   это   добровольным   рабством,   отрешением   от  богатейшего
разнообразия красоты, мирских радостей и страстей в нашей жизни?
     Все это так, думал Володя, но где предел искушению  и существует  ли он
вообще? По каким таким показаниям он оценивается? Что, где, когда может во -
время  и к  месту подать тревожный сигнал:  стой,  дальше нельзя! В силах ли
расчетливый  разум  в единоборстве  с вечно ищущим невообразимых приключений
сердцем предотвратить нарушение роковой границы? Он ли несет на своих плечах
основную часть нестерпимого груза противоречий и неопределенностей в порывах
чувств?  Ведомо ли в полной  мере сознанию  человека,  насколько  кровоточит
каждая нервная клетка  в сомнениях и догадках? Может, лучше довериться  зову
сердца и предоставить  душе нашей большую свободу действий? А дальше - опыт,
мудрейший  наш  учитель,  скажет  свое.  Конечно,  хорошо,  если  -  тонкий,
неназойливый,  убедительный,  а главное,  -  ко  времени. И  не  дай  бог, -
роковой, фатальный, запоздалый!?
     Стоп. Собственно, кому и зачем нужны эти приключения вообще? К чему эти
рвения, риск,  авантюра за  пределами собственного дома?  Разве недостаточно
того, что  однажды обрел  и посчитал неотделимой частью своей жизни? Однако,
опять  таки,  как  можно  отгородится  от  прекрасной  гармонии  остального,
окружающего тебя, мира? Возможно ли ходить по  земле с закрытыми глазами? Не
обедняют ли эти шоры и твою единственную, счастливую любовь?
     Ведь, без наружного воздуха, в пору, задохнуться в собственном жилище.
     Но,  как  же   тогда   быть  с   древней  народной  мудростью,  которая
настораживающе гласит: "Далеко от очей, далеко от сердца". Что это означает?
Не говорит  ли это  о том, что  в каждом человеке заложена  мина  случайного
действия, и она, нет  - нет,  да и может  сработать  где  нибудь  "далеко от
очей"?
     Мысли  одна за другой  травили душу, лишали покоя.  Возникало ощущение,
что его занесло слишком далеко за пределы разумного, откуда  невозможно  уже
выбраться.  Тогда  он делал  над  собой  отчаянное усилие,  и на  время  ему
удавалось успокоиться.
     Неоднократно он себя уговаривал:
     "  Слушай, парень,  если ты  еще  при уме, то ответь,  что, собственно,
произошло. Какого черта дурью маешься. Не будь смешон. Возьми себя в руки?"
     Однако спустя некоторое время все начиналось снова.
     Поздно  вечером после  работы,  позвонила  Полина Давыдовна и напомнила
ему,  что осталось три дня до приезда Ани с  детьми, а она собирается завтра
утром  приехать,   чтобы  заблаговременно  пополнить  семейное   меню.  Дала
инструкцию, что надо купить и, добавила полу язвительным, но веселым тоном:
     -  Немного попользовался свободой и хватит. Напоминаю, что у тебя семья
и, естественно, обязанности.
     " Свобода, говорит, - угрюмо повторил про себя Володя, положив на рычаг
трубку. Затем изобразил язвительную кривую улыбку на лице и подумал: "А что,
не преминул ведь воспользоваться случаем  и сорвать довольно таки сладенький
поцелуй в полу темном книгохранилище?!"
     Не  стал  Володя дальше вспоминать  о том,  как  он на следующий день в
мрачную дождливую погоду не захотел после  работы рано возвращаться в пустой
дом  и они со  Светочкой побывали  в консерватории на  концерте классической
музыки.
     Вместо этого, в памяти  всплывали события из прошлого. История, которой
он в свое  время  не  придавал особого значения, а  сейчас вдруг повернулась
совершенно с другой стороной.
     Два  года  тому назад, в  связи с  неотложными делами  на  работе,  Ане
пришлось  отложить  отпуск.  Володя отправился  один  в  круиз по  побережью
Черного моря из Одессы до Батуми.
     Кают кампания  большого  парохода, стены  входного  коридора и большого
круглого  зала  отделаны  красным деревом и увешаны картинами  Айвазовского.
Сотканные   грузинским   орнаментом   ковры,   удобные   кресла,   обтянутые
декоративной  шелковой тканью.  В  углу  уютный  кафетерий  с  выставленными
лучшими кавказскими винами.  Играет  небольшой  джаз  банд, слабое освещение
создает интимную обстановку для танцующих пар.
     Володя  выглядел  в этой толчее довольно  эффектно  в своей  полотняной
светло - серой украинской  косоворотке. По краю стоячего воротника и ворота,
а  также снизу  она окаймлена была желто-голубым орнаментом. Рубаха одета на
выпуск, и обтянута крупно сплетенным, шелковым, черным шнурком со свисающими
на правом боку  распушенными  двумя бомбошками. Эти, давно вышедшие из моды,
атрибуты  хранились много лет не востребованными и только  сейчас по прихоти
своего хозяина нашли успешное применение.
     Его партнерша, Люда, -  миловидная, немного полная блондинка  в строгом
голубом  платье с неглубоким  декольте, переходящее в спускающейся к низу до
самого конца  прямой  оборкой. С  заметным напряжением  она пытается попасть
своими  стройными  ногами  в  такт, но  ей  это  не  всегда удается и на  ее
напряженном лице возникает виноватая улыбка.
     Накануне ночью разыгрался сильный шторм,  и даже  те пассажиры, которые
не были подвержены морской болезни, не спали. Играли в карты, запивали вином
страх  перед стихией или просто пьянствовали по случайно подвернувшемуся еще
одному  предлогу. Володя в это время сидел на нарах и пытался читать газету.
Остальные  четверо  обитателей хором храпели на  все  лады  после очередного
ухарского  выпивона.  В каюту  после  тревожного стука ворвалась  женщина  и
попросила  помощи. Володя быстро оделся, последовал за ней. Надо было помочь
снять с верхних нар  женщину, которой стало плохо от сильной  морской качки.
Это  была Люда. Вот так они познакомились и  с тех пор часто проводили время
вместе.
     Люда  из   тех  женщин,  которые  обычно  привлекали  внимание  Володи.
Задумчивые, печальные  глаза,  во взгляде -  содержательность, разум и через
эту завесу с трудом и не так часто вырывается наружу свободная улыбка.
     Отпускное,  беззаботное  настроения, море, воздух, солнце, делали  свое
дело. Он стремился быть  остроумным, разыгрывать влюбленность, (то, без чего
невозможна  даже  простая  дружба  с  женщиной),  не  задавая  себе  вопроса
"Зачем?". Но каждый раз ни  то ни другое  сполна не  удавалось. Не было того
таинственного источника, и с теми  минеральными составляющими, которые могли
бы зародить  в нем огонь и  так, чтобы  самому  себе удивляться неожиданному
своему остроумию, галантности, изобретательности, и думать о  себе с крайним
удивлением: он ли это?
     Но  Люда  была довольно привлекательна,  красива,  женственна. Шумными,
веселыми и общительными были три ее сожительницы по каюте. Во всяком случае,
в такой компании  приятно было посетить  местный музей, которые были почти в
каждом из приморских городов, позагорать на пляже, вечерами потанцевать.
     Вернувшись   после  Черноморского  круиза  домой,  Володя   был   полон
впечатлений и несколько вечеров подряд за ужином рассказывал о проведенных в
круизе днях. Показывал фотографии, свои и присланные одной из подружек Люды.
Об обмене ими  договорились еще в день отъезда. На многих из них были Володя
с  Людой. Ему  доставляло  удовольствие рассказывать  Ане  о  своих  мужских
похождениях.
     Володя стал перебирать одну фотографию за другой.
     С  заметным  донжуанским  честолюбием  рассказывал  о  веселой  женской
компании,  к которой он случайно примкнул по воле божьей, пославшей на землю
морской шторм.
     -  Вот  здесь я  стою  в  толпе отдыхающих на  палубе,  -  говорит  он,
вытаскивая из  конверта очередную  фотографию, передавая  ее в руки Ане, - и
смотрю,  как пароход  входит в  порт Сочи  под  приветственный марш духового
оркестра  моряков.  Любуюсь стройностью  оркестрантов, облаченных  в  ладную
морскую  форму.  Рядом  девчонки  бурно  обсуждают  предстоящие  экскурсии в
городе, но  сентиментально  патриотический "Славянский  марш" покоряет  меня
настолько,  что  я  не слышу, о чем  они  говорят. Ко  мне  подходит Люда  и
сообщает, что завтра в местном храме состоится крестный ход. Одиноких женщин
туда пускать не будут. Я с радостью  согласился. Интересно ведь. Вот на этой
фотографии  видно,  как мы проходим пост  дружинников  у ограды храма.  Люда
очень волновалась и сказала, что если их разоблачат и  не пустят, то для нее
это будет большая травма. Смотри,  как мы здорово  сыграли свои роли. Скажи?
Она, словно невеста, судорожно держится за меня и прижимается к моему плечу.
А каков я? С гордой осанкой, твердой поступью, эдакий дамский сердцеед. А?
     - Поздравляю, дорогой,  - Аня  выразительно  развела руки, склонилась к
мужу, и театрально, мимолетно чмокнула его в  щеку, - Успех, что называется,
по-тря-са-ющий и безусловный!
     Потом на стол  легли и другие фотографии.  Володя  и Люда  на Ялтинском
пляже после  купания.  Дрожа,  греются  у каменной  стены,  согретой  скупым
апрельским  солнцем.  Они же на танцах.  Оба возбужденные, радостные  - джаз
исполняет зажигательного  " Черного кота". Прощальный снимок в чисто женской
компании на  палубе  парохода  на фоне бортового бассейна и далекой Одесской
перспективы. Володя рядом с Людой.
     - А она у тебя - вроде ничего, - Аня встала и хлопнула мужа по плечу.
     И это было все, что она сказала. По существу, почти полное безразличие.
Но он в то время на это не обратил никакого внимания.
     А сейчас, вспомнил, и сердце вздрогнуло, сжалось.
     Если возникшие подозрения реальны, то все, конечно, становится на  свои
места.
     Тут  же,  незамедлительно присоединились и  другие подтверждения. Через
некоторое время после возвращения Володи с Юга, он получил письмо от Люды из
подмосковного  города Можайска, где она жила. Она напоминала Володе, что  он
обещал  подобрать  подходящий  ресторан  для  встречи  всей  компанией,  как
договорились перед отъездом.
     После письма Володя звонил из дома и  заказывал места. Потом состоялась
встреча. И опять таки, -  никаких обид,  претензий и, вообще,  разговоров на
эту тему.
     Может  быть, вольности, допускаемые Володей, ей на руку,  и  открывают,
как бы, свободу для нее самой. Свободу? Какую свободу? Измена? Абсолютнейшая
чепуха! Поверить совершенно невозможно!
     "  Если допускаешь  сердцем своим неверность жены, значить ты ее совсем
не любишь", - так расценил для себя Володя.
     Они  поженились, когда им было уже за тридцать.  Его юность  прошла  на
войне.  Ее  - в  тяжелой,  полуголодной  эвакуации.  Потом  трудные,  крайне
неустроенные послевоенные годы  и отчаянные  усилия  получить  образование в
условиях недостатка во всем, - в более  или  менее нормальном жилище,  самой
необходимой одежде  и питании,  при жестком дефиците  взаимного понимания  и
уважении между людьми в  быту и  на  работе.  Особенно  остро эти  сложности
отражались на  положении молодых женщин, возраст  которых грозил  перевалить
уже за  тридцать.  Война  оставила на поле  боя миллионы молодых парней,  их
сверстников.  Слишком долго не складывалась личная жизнь  и у  Ани. Но  вот,
наконец,  семья, два сына,  признание успехов на  работе.  Спустя  некоторое
время   после  драматического   для   нее  завершения  работы  по  активному
вентилированию зерна ей было, наконец, предложено в кратчайший срок оформить
материалы своей научной работы и защитить диссертацию. Один из влиятельных в
институте  докторов наук стремился занять должность профессора, но для этого
ему не доставало  необходимого  количество учеников.  Вот тут  то и возникла
необходимость в справедливой оценке Аниных трудов.
     Аня успешно защищает  диссертацию, и  вскоре после  этого возглавила  в
институте  отдел  стандартизации.  На этой  должности  она вхожа  во  многие
республиканские  и союзные  учреждения. Круг общения и интересов значительно
расширяется. По работе и просто по дружбе. По мере того,  как ее положение в
обществе растет, успехи приумножаются, центр тяжести  неизбежно  смещается в
сторону внешней жизни, за пределы семьи.  Вместе с  этим меняется и Аня, как
человек, как  женщина. Ее все  больше уважают,  ценят, замечают. В каждом ее
поступке появляется  больше  уверенности,  свободы.  Она все чаще  бывает на
людях. Володя и  не заметил, как  все это произошло.  Для него это оказалось
полной  неожиданностью.  Смирится  с тем, что какая то  часть обретенного им
простого,  но бесценного,  счастья  видеть,  слышать,  разговаривать  с  ней
становится,  так или иначе, достоянием  ее друзей,  знакомых, сослуживцев...
Это тяжело и довольно мучительно!
     Вероятно, она сама чувствует, что происходящие  изменения в ее  жизни и
перемены   с   ней  могут  отразиться   на  семейном  благополучии,  на   ее
взаимоотношении  с  мужем.  Не это  ли является  причиной  безразличного  ее
отношения  к  вольностям  Володи  вне  семьи?!  Нет  ли  здесь неосознанного
стремления иметь, в случае чего, козырь для оправдания?!
     Володино  сердце,  затуманенное  мелкими  обидами,  подавленное  острой
неразумной  болью,  оказалось  не  в  состоянии взвесить  все  за и  против,
добиться спокойствия и уравновешенности.
     После  тещиного звонка он попытался  еще почитать Хемингуэя.  Незаметно
наступила  полночь,  и очень хотелось спать после дневной усталости, а перед
глазами, словно карты при раскладе пасьянса, одно за другим ложатся события,
возбуждающие  нелепые  подозрения...  На  фотографии,  в  альбоме,  во время
командировки на  Дальний  Восток,  -  счастливо улыбающаяся Анна на  лавочке
рядом с молодым человеком,  сотрудником  института,  который  обнимает ее за
плечи,  а она с  сияющей  улыбкой  склоняет  кокетливо свою  голову  ему  на
плечо....  Павел  катается с  ней на  лодке вдоль  извилистой реки  с  густо
заросшими берегами и  Анна звонко заливается в счастливом смехе... А история
с влюбленной парой: он -  из Риги, она - из Ленинграда. Оба женаты. Приехали
на совещание в Москву. Аня знает их по совместной работе. Они ей симпатичны.
Она понимает их  с  полу слова.  И,  чтобы избавить от  гостиничных проблем,
приглашает  их  жить к себе на время,  когда она со  своим семейством  будет
отдыхать в деревне...
     " Нет, не  могу  иначе!  -  Володя  вскочил  с  постели  и стал  нервно
прохаживаться по комнате  туда- обратно, - я должен ей все высказать. Именно
сейчас. Иначе не могу. Три дня до приезда. Письмо... Удобней всего в письме.
Дойдет, думаю за два дня".
     Сел  за стол, написал первую строку и тут же почувствовал, как к сердцу
подбирается червь сомнения.
     "Что ты делаешь? Остановись! Ты можешь все погубить. Ты потеряешь в  ее
глазах и на всю жизнь..."
     Опять погасил свет и лег, а сна ни в одном глазу.
     " Все-  таки, нужно себя  уважать.  И  если  не воспользоваться удобным
случаем, и молчать.... Мучиться будешь с этим камнем на шее всю жизнь. Ты не
сможешь с глазу на глаз... Не хватит мужества смотреть ей прямо в глаза"
     Так этой  глубокой  беспокойной  ночью  родилось  письмо,  написанное в
спешке  одним  духом, в страхе, что перед ним вдруг, каким то образом  может
появиться  Аня и с выражением глубокого  недоумения, словно  лазерным лучом,
поразить его огненным взглядом своих прекрасных глаз.

     <i>Шустрик, привет!
     Я сошел с ума. Без удержу, денно и  нощно думаю, пытаюсь тебя понять  и
не  иначе,  как  насквозь!  Зачем, спрашивается? Сам  не  знаю и  не  ведаю.
Известно  ведь:  всю  тайну узнать -  любви не бывать. Не  иначе,  как  мною
овладела нечистая сила.  Ничего с  собой сделать не могу. Я обречен, видимо,
навечно любить и мучиться в разгадке твоей магии.
     Так  вот, не раскрывай ее, ни в коем случае не разглашай. Храни  ее  за
семью печатями. Иначе наш светлый дом рухнет. А я готов прожить всю свою
     жизнь  у  твоих  ног  в  нестерпимых, но прекрасных муках  неведения  и
считать себя безмерно счастливым.
     Собственно говоря, зачем пишу и обнажаю свою слабость? Бога молю, чтобы
это  письмо  пропало  по дороге или  опоздало. Но, нет же!  Мне нужно именно
сейчас и немедленно ощутить прочность нити между нами. Иначе, умереть можно.
Так что пишу и надеюсь.
     Целую Вас В.</i>



     После  трудного  дня с серьезными неурядицами, возникшими  при стыковке
электрокардиографа  с блоком  синхронизации,  не хотелось сразу  идти домой.
Володя из естественного желания немного передохнуть остался  сидеть за своим
письменным столом, чтобы  почитать свежий  номер "Правды". Крупный заголовок
на первой странице  газеты возвещал  о том,  что  распоясавшиеся израильские
агрессоры, нагло вторгшиеся на территорию Египта, встретят заслуженный отпор
миролюбивых  народов. Было ясно, что столь смелые шаги маленького еврейского
государства будут строго осуждены на официальном уровне. Создалась тревожная
и  накаленная до предела атмосфера. Даже в кругу семьи порою возникали споры
на эту тему.
     - Приветствую  и поздравляю с хорошей погодой. Как жена, детишки, теща?
-  прогремел на  ходу голос  Левчука, энергично  ворвавшийся  в  помещение с
толстой книжкой подмышкой.
     - Привет, Петр, присаживайся.
     Пока Володя  отвечал на приветствие, тот заглянул в  газету и  прочитал
заголовок.
     - И ты, конечно же, принимаешь всю эту чушь за чистую монету?
     Володя, сидя в кресле, выпрямился.
     -  Ну,  как  тебе  сказать,  дали  им  территорию,  разрешили   строить
государство, а они...
     - Что "они"? "Они", "Им". Ты то  кто? А твоя жена, дети, теща. Да я  бы
на твоем месте ходил после этого с гордо поднятой головой и лихо закрученным
к верху хвостом. Кто теперь будет говорить,  что  евреи, если  стреляют,  то
только из кривого ружья из-за угла, а победу добывали в Ташкенте? Я, человек
без единой капли иудейской крови в жилах, но  не могу скрыть восторга. Такой
рывок.  Всего  за шесть  дней  разметать  кучу  арабский  стран и  захватить
Синайский  полуостров,  восточный  Иерусалим.  Это  же  настоящий  подвиг  и
высочайшее  военное искусство! И это притом,  что государству еще и двадцати
лет не исполнилось!?
     - Тихо, тихо! Разошелся тут.
     -  Так  вот, я, пожалуй, посижу. Решил пожертвовать своим временем ради
благородного дела.  Просветить тебя  хочу. Я  ведь слушаю западное  радио на
английском. Ты  же ничего не знаешь, кроме одной единственной,  так сказать,
правды, услышанной  от своих  идейных лидеров. И не только  ты,  а все  твои
соплеменники, живущие в Союзе. Ну, хорошо, образованный  ты человек вроде. А
вот, что ты знаешь об этом  государстве, традициях еврейских, их прошлом? Их
история - это ведь история всего  человечества! Ты это  понимаешь или нет? И
именно  поэтому я,  человек,  не имеющей никакого отношения  к  иудаизму,  и
народу,  проповедующему его, еще  студентом  ИНЯЗ  стал проявлять интерес  к
Ближнему Востоку.
     - Откуда ты взял, что  я не знаю истории своего народа и не интересуюсь
его  судьбой? Его судьба, в  какой  то степени, может быть, и моя судьба,  -
покривил душой Володя, чего не мог не  заметить его друг, - И потом я всегда
вправе не соглашаться или соглашаться с тем,  что делают правители  Израиля.
Об  этом, пожалуй, хватит. Пораскинул я мозгами и решил, как ты посоветовал,
обратится в Институт проблем управления.
     - Слава богу, появились у тебя некоторые признаки просветления. Кстати,
только что был  у  Мейера. Закончил очень не простой перевод для него.  Ну и
матерьщинщик же наш Ученый  секретарь. И страшный любитель всякой парнухи. С
войны,  говорит, такой. Потерял обе ноги, и, валяясь в госпиталях, от  обиды
на свою судьбу,  стал ругаться  по черному и, чтобы  совсем  не  свихнуться,
старался запоминать и записывать остроумные солдатские анекдоты. Настойчиво,
с  научным подходом собирал,  сортировал  по темам на  разные случаи жизни и
рассказывал их, отвлекаясь от фатальных мыслей. Хочешь, для разрядки один из
них, который он мне сейчас рассказал.
     - Давай, так и быть.
     - Матрос  ранен  в бою.  Осколок снаряда повредил мужское  достоинство.
Хирургу ничего не остается, как ампутировать  часть  его. Просыпается матрос
после операции,  посмотрел на то,  что осталось и горько заплакал: " Что  же
вы, злодеи,  меня не спросили. Там же татуировка была ... Такой во всем мире
не  сыщете".  Сестра  ему  в  ответ: " Осталась твоя татуировка. Успокойся и
выздоравливай!"  А матрос продолжает убиваться: " Горе то мое, горе! Что там
осталось!?" Отвечает сестра: " Ну как же, красуется там " Поля" твоя.
     Смотри!". Матрос с горя печально завыл:  " Дуреха ты медицинская! Какая
тебе еще "Поля". Там было " Привет из Севастополя".
     -  Здорово! Весьма сальный анекдот и  без единого слова нецензурного. -
От души смеялся Володя.
     -  Я  пошел, - Петр поднялся со  стула и  будучи уже в дверях сказал: -
Чуть было не  забыл. Звонил тебе доктор Семенов из 50-й больницы. Он тебя не
застал  и  просил  меня  передать,  чтобы  ты  обязательно  ему  позвонил  в
понедельник.

     Он   бежал  по  перрону  рядом   с  прибывающим  поездом,  а  сердце  в
предчувствии желанной встречи  готово было  выпорхнуть на волю  и  опередить
своего хозяина. Вагоны обгоняли его один за другим. Казалось, этому конца, и
края не  будет. Предстоящая счастливая  минута долго играла с ним, желая как
можно дольше оставаться  таковой. Бесконечная вереница окон с мелькающими  в
них  лицами  представлялась  ему   совершенно  пустой,  лишенной   смысла  и
содержания. Нетерпение с каждой минутой напрягалось и переходило в тревогу с
нелепыми  предположениями,  -  вдруг  не  достали билетов  или  опоздали  на
поезд...  Пассажиры  путались  под  ногами и выражали  недоумение  при  виде
проносящегося мимо  них  человека  с  взъерошенной головой  и жадно ищущими,
округленными глазами. Проводники, словно истуканы, стояли  у открытых дверей
тамбура  и, как бы нарочно,  закрывали  своими широким фигурами  весь проем,
дабы не видно было, кто за ними стоит. Тормоза поезда уже  начали визжать, и
душа замирала в страхе потерять надежду.
     Накануне,  весь вечер,  он  не  находил  в себе  силы  заняться  чем то
определенным. Сначала напросился к теще на кухню чистить картошку, шинковать
капусту. Освободившись,  пытался  навести порядок на  письменном столе. Рано
лег спать. Но не спалось.  Мысли несли  на себе главное беспокойство. Оно не
оставляло его до утра.  Неоднократно  прерывало сон. Письмо Ане... Почему он
не может  твердо  решить  для  себя,  что  поступил правильно  и  больше  не
возвращаться к этому? Тем более, что дело уже сделано и ничего изменить  уже
нельзя.  И,  вообще, почему  он придает столь  большое  значение  нескольким
наполовину завуалированным строкам в адрес своей собственной жены?
     Да и в целом,  не раздувает ли он из  мухи слона.  Аня как была,  так и
осталась любящей и преданной ему женой.  Полезно  было  бы ему  подумать, не
изменилось ли  что -  либо в нем самом? И то,  что раньше  казалось обычным,
малозаметным, теперь лишает его покоя.
     Он пытался представить себе, как Аня отреагирует на сам  факт появления
письма. Пришел деревенский почтальон и вручает ей запечатанный конверт.  Она
смотрит  обратный  адрес...  Крайнее  удивление,  сменяющееся беспокойством,
испуг... Вскрывает конверт, извлекает листок, читает...
     Володя  перевел дыхание  и оглянулся. Сзади - еще с полдесятка вагонов.
Громче  завизжали тормоза,  загромыхали  сцепки.  Нахлынувший на  окружающее
пространство привокзальный грохот и  шум, оказался не в силах  перекрыть два
желанных, родимых, звонких детских голоса:
     - Папа, Па-поч-ка! Мы здесь!!!
     В  проеме вагонного  окна две  продолговато круглые  светлые  головки -
арбузики. Мальчишки приветливо машут руками. Мама между ними. В улыбке верно
преданная  радость  встречи,  зазывающая  к  себе,  под  сень  фантастически
очаровательных глаз.
     В  следующую  минуту он  уже  вихрем  продирался по  проходу  в  вагоне
навстречу проводнику, пассажирам, чемоданам, не обращая никакого внимания на
возмущенные взгляды и крепкие словечки. Первое купе,  второе...,  четвертое,
пятое.  Вот,  наконец.  Сходу   обнимает  всех   сразу.   Писк,  хохот,  шум
невообразимый. Целует  по несколько раз каждого в отдельности. Ребята  что -
то пытаются ему сказать,  спросить, объяснить.  Аня: Как ты?  За неделю, без
меня и уже похудел. Как мама, Ева? Что у  тебя на работе? Мне не  звонили? А
письма?
     На секунду  ему  удалось  совладать собой. Кинул  испытующий  взгляд на
жену. Кроме лучезарного счастья, что все  они вместе и им хорошо и весело, -
ничего, вроде. Ни тени, ни намека на недовольство, насмешку или раздражение.
Видно, не получила письмо. Не дошло. Не успело дойти. Ну, и, ладно.
     "  Оно, конечно,  до поры  до времени,  - съязвил  про  себя  Володя, -
Вернется назад и может попасть ей в руки".
     А может, получила  и отнеслась к этому с совершенным безразличием.  Эта
мысль его больно уколола.
     "Что - то Анька еще спрашивает", - мелькнуло в его возбужденной голове.
     -  А из поликлиники,  с моей работы? Результаты обследования. Мне скоро
оформлять поездку во  Францию. Не было  ничего?  Слава  богу. Значит, все  в
порядке.
     Действительно, ничего не поступало. Ни письма, ни звонка.
     А дальше  всю  дорогу  в  метро, автобусе  все  говорили  одновременно,
перекрикивали  и  перебивали друг  друга,  с  восторгом  обсуждали перипетии
пребывания  в  деревне.  Впечатлений  было  столько,  что рассказы  и  споры
продолжались и дома. Этому способствовали бесконечные бабушкины вопросы.
     - А ягоды в лесу собирали? - спросила Алешку бабушка Поля.
     - Что ты, бабуленька, тоже мне скажешь! Еще как! Дядя Павло  повел  нас
на солнечную поляну в лес,  а там вся земля усеяна земляникой и черникой. Мы
там ели, ели прямо  от пуза и чуть животы  не  разболелись. И сюда привезли.
Пошли, бабушка, на кухню и мы тебе покажем. Целая корзина
     - Давай лучше расскажем бабушке про озеро, - Заорал Стасик, нетерпеливо
дергая брата за рукав.
     - Сам  и расскажи, - рассердился Алеша и тут же сам поменял разговор, -
Бабуля, в лесу там темно, страшно. И озеро за кустами в глубокой яме. А  над
ним -  туман. И сидит там под водой  страшный  дракон. Его все рыбки боятся.
Один только змей его может сначала, ужалить, а потом победить...
     - А на речке было соревнование, - перебил разговор Стасик.
     - Какое соревнование? - спросил отец.
     - Кто больше рыбок поймает.
     - И что же?
     - Больше всех поймали мы с дядей Павло.
     - С одной удочкой?
     - Я все время шепотом кричал ему, что клюет. Он дергал и вытаскивал.
     - А мама тоже рыбку ловила?
     -  Мамка все  время издевалась  над нами, -  заявил  Алешка с серьезным
видом.
     - А вот и нет. Совсем не издевалась, - заступился за маму Стасик.
     - Нам внизу у воды было прохладно, а мамка лежала на травке наверху над
обрывом, грелась на солнце и книжку читала, - объяснил Алеша.
     -  Не издевалась мамка совсем! -  Крикнул Стасик. -  Она просто кричала
нам, чтобы подняться к ней и погреться.
     -  Погреться!?  -  Алеша с  опаской  поглядывал  на  мать,  и  не желал
сдаваться, - Мамка сверху кричала нам, чтобы бросили ловить никому не нужную
несчастную мелюзгу, которую никто кушать то не будет.
     - Это просто ужасно! - Володя вопросительно  посмотрел на стоящую рядом
с ним улыбающуюся жену и обнял ее за плечи.
     Алешка решил дело довести до конца, и доказать свою правоту:
     - А когда дядя Павел стал жарить рыбку, мамка сказала, что очень вкусно
пахнет, и стала есть вместе с нами.
     -  Это  уже есть сущее  безобразие  и за это мы сейчас  накажем маму, -
Володя принял нарочито серьезный вид и не на шутку напугал Стасика.
     - Не надо наказывать мамку!
     Стасик бросился к папе, но опоздал. Володя одним махом подхватил жену и
посадил  ее наверх на  не очень высокий, недавно купленный рижский шкаф. Аня
только  успела взвизгнуть. А Стасик подошел к шкафу, поднял  голову к верху,
увидел улыбающуюся маму и задал ее вопрос:
     - Мама, мамочка, тебе там хорошо или плохо?
     Аня обвела всех присутствующих  коварным,  торжествующим взглядом.  Она
явно что - то замышляла.
     - Сейчас, - заговорила она на  распев и в растяжку, - мы попросим папу,
чтобы он меня снял.
     - И  не  подумаю!  -  Володю настолько увлекла эта  игра,  что  он не в
состоянии был чего - либо заподозрить.
     -  И  не  подумаешь!?  - Прищуренные  глаза  и  хитрая  улыбка  обещали
неожиданный ход.
     Правой рукой Аня  изобразила круговой жест  фокусника. Потом, затягивая
явно  время,  запустила  руку  в кармашек  своего неснятого  еще с  приездом
платья. Еще раз, и не торопясь, она обозрела всех присутствующих.  Подождала
немного и пронизывающим взглядом остановилась прямо на Владимире.
     - Итак, раз уж решили оставить меня здесь, приступаем к делу.
     И, медленно вытаскивая что - то из кармашка, громко произнесла:
     -  Всем, всем, всем, кто  тут присутствует,  заявляю,  что  один из вас
хотел  бы,  чтобы  я  была создана  из... Чего  вы  думаете?  Из  стекляшки,
стеклышка. Насквозь прозрачного. Да,  да, и совсем  чтобы  видно  было,  что
творится  у  меня внутри. А там  ведь - душа.  Заглянул в душонку, дернул за
ниточку и...
     Володя  слегка побледнел. Он  не отрывал своего взгляда от Аниной руки,
запущенной в кармашек.
     - Стой! Сдаюсь! - произнес он громко и направился к ней.
     Потом  они стояли вплотную лицом  к  лицу. Он  нежно  гладил пышные  ее
волосы и заглядывал в глаза с  чувством человека сраженного, но счастливого.
Эта минута  повторила  сладость того  самого незабываемого  первого поцелуя,
соединившего их тогда, много лет тому назад, навсегда и с первого взгляда. И
была  она звездной  минутой. Она сфокусировала в себе все то, чем наделил их
бог и то, что они сумели постичь сами.
     В непрерывном,  неустанном стремлении к познанию, душевному обогащению,
созиданию они день за днем оттачивали  свое уменье радоваться земной красоте
и  щедрости,  отдавать дань  выдающимся человеческим  творениям, восхищаться
чудом становления детей, с наслаждением  отдаваться труду  и  бережно любить
друг друга.
     В  коловороте  повседневной жизни  им  некогда  было призадуматься  над
бренностью всего сущего  на Земле, и это прекрасное их восхождение  казалось
им естественным и вечным.
     Засыпая поздним вечером,  Володя неоднократно пытался вспомнить, что  -
то важное,  связанное  с  предстоящей Аниной командировкой.  Но  ему это  не
удавалось. Оно, это "что - то" оставалось  в тени. Где - то там, в глубине и
полумраке сцены. Ждало своего выхода. Беспокоило, тревожило и не давало себя
раскрыть.  И только  на следующий  день, по дороге на работу, вспомнил, - не
забыть позвонить  доктору  Семенову. Временами  Володя обращался к  нему  за
консультацией  по  медицинским  вопросам.  Но сейчас  инициатива шла  с  его
стороны. Это давало повод для беспокойства.

     Конец первой части.






     <b>ЧАСТЬ ВТОРАЯ
     ...</b>дабы в пепел превратить
      ...зачем творец вселенной
     Так нераздельно слил, отняв у нас покой,
     Природы вечный гимн и вопль души людской.

     Виктор Гюго










        Первый звонок



     На  столе лежал  отчет о  разработке  нового  вида  крупы,  обогащенной
витаминными добавками, и диссертация о термодинамических процессах при варке
и  жарке  капусты. Нужно успеть  ознакомится  с ними  к  ближайшему  ученому
совету. А в  записной книжке на наклонной деревянной подставке  много свежих
пометок: "  Отослано  ли письмо по  ТЗ  на пшеницу?";  "Получен  ли  перевод
немецкого стандарта  на муку?";  "Предложения по уточнению базисных кондиций
зерновых культур"...
     В начале года Аня возглавила вновь организованный отдел стандартизации,
однако, отдельные работы крупяной лаборатории,  которую  возглавляла раньше,
были оставлены за ней. Поэтому дел накопилось больше  обычного. И так каждый
раз  после  отпуска  или  длительной  командировки,  несмотря  на   то,  что
достаточно   было  опытных  и  знающих  работников,  которые  самостоятельно
справлялись с порученным им делом.
     Следуя один за другим,  телефонные звонки  не давали сосредоточиться, и
как  следует обдумать  назревающие за день  вопросы.  Посетители с  радостью
приветствовали Аню в связи с возвращением из отпуска. Кто чисто по дружески,
из уважения или потому, что вернулся человек, который может помочь в работе.
Приходилось  много раз отвечать на  один и тот  же вопрос,  где  и  как были
проведены свободные дни.
     И,  конечно, не обошлось  без  сюрпризов. В самом начале рабочего  дня,
когда Аня не успела еще  заметить  отсутствие своего  заместителя,  раздался
телефонный звонок.
     - Анна Соломоновна, извините меня, пожалуйста, но так получилось...
     И,  хотя  голос  молодой  женщины  звучал  бойко,   даже   весело,  Аня
поторопилась прервать ее.
     - Что получилось? Почему Вы  не на  работе, Тамара Алексеевна? Что ни -
будь, случилось с вами?
     - Нет, ничего особенного. Понимаете, просто я в пятницу ночью оказалась
в Сочи...
     - Как это "оказалась"? В каком таком еще Сочи?
     - Ну, в городе Сочи, что на Юге.
     - И что вы намерены там делать?
     -  Как  что?  -  без  тени  вины,  будто речь идет  о  невинной  шутке,
отпарировала  ответственная  работница.  -  Естественно, я  намерена  завтра
вернуться в Москву, на работу.
     - Тогда, слава богу. Буду ждать.
     Опуская  трубку  на  рычаг,  Аня заметила,  как некоторые  работники  с
заметным смущением и загадочной улыбкой уткнулись в свои бумаги.
     "Предстоит, видимо, понять, что  тут  произошло  в мое отсутствие ",  -
отметила про себя Аня.
     Тамара Алексеевна, -  кандидат наук, бывшая работница министерства. При
очередном  сокращении  штатов  возникла  необходимость  подобрать  для   нее
должность. Рекомендовали ее,  как работника, знакомого с проблемами отрасли.
Ане  пришлось пойти на компромисс, хотя в штате у  нее  были более достойные
кандидатуры.  А сейчас,  когда поступило распоряжение  срочно  разобраться с
пораженной жучком импортной мукой, поставляемой из США, она выкидывает такой
номер, хотя знала об этом еще на прошлой неделе.
     Было естественное желание, как  можно быстрее, освободится от множества
текущих дел, и  взяться за подготовку к международной конференции в  Париже.
Осталось  два  месяца, -  срок явно недостаточный. Но уложится  нужно  любой
ценой, чтобы выглядеть достойно  со своими  выступлениями и не омрачить свое
пребывание в этом прекрасном городе,  посещение которого является мечтой для
многих.
     Этот самый Париж давался ох, как не просто. Началось с закулисной возни
по определению состава группы. На этот  раз,  при обсуждении этого вопроса в
министерстве, директор оказался на высоте и настоял  на  том, чтобы в список
вошли  непосредственные исполнители  тем.  Аня вошла  в список, как  главный
специалист по стандартизации зерна и продуктов его переработки.
     Но это было  еще не все. Требовалось еще  пройти собеседование в отделе
внешних сношений министерства.
     Аня   чуть   было  не  провалила   там  свою   поездку.   Когда   после
соответствующего инструктажа, как вести себя заграницей (одному по улицам не
ходить, не заводить случайных знакомств  и т.  д. и т. п.) уполномоченный, -
самоуверенный, молодой человек,  - вдруг  стал упорно интересоваться,  каким
образом  родители  в  тридцатые  годы  переехали   со  всем  семейством   из
Черниговской области в Москву.  Аня потеряла сдержанность. Полный въедливого
подозрения тон, пристальный взгляд, направленный прямо на нее из под плафона
настольной лампы, не могли не возмутить ее. Это уже стало походить на допрос
обвиняемого у следователя.
     - Простите меня, пожалуйста,  -  Аня прервала его  на  полу  слове, - я
вижу,
     что для вас довольно рискованно будет выпустить меня за границу с такой
     туманной биографией. Вдруг останусь там, и тогда ответственность
     ложиться на вас. Я  не хочу, чтобы  вы, или кто ни будь  другой,  имели
неприятности
     из- за меня. Могу и не поехать во Францию. Мне и дома хорошо.
     Хозяин кабинета вдруг отвалился в кресле, громко и нервно расхохотался,
потом встал во весь рост из-за стола, принял серьезный вид и дал понять, что
разговор закончен.
     Аня   покинула   кабинет,   не   поинтересовавшись   даже   результатом
собеседования.
     Самим серьезным  препятствием  для  поездки во  Францию могло оказаться
другое, совершенно неожиданное,  обстоятельство. Еще до  отъезда в деревню у
Ани появились признаки грудницы. Хотя Стасика долго не удавалось отлучить от
грудного  молока,  но после  этого прошло  уже много  времени и вдруг  такая
неприятность и в самый ответственный момент.
     Внешне Аня была  спокойна. Даже  отшучивалась. Как - то поздно вечером,
закончив домашние дела, погасила  свет, легла рядом с мужем в постель. Долго
молчала, потом, чувствуя, что Володя еще не спит, сказала:
     - Знаешь, Вовик,  мне даже приятно, что я еще молодая... Грудница. Даже
смешно.  Правда, неприятно  побаливает.  Врач мне  сказал,  что молодая  это
хорошо, а что больная, это неприемлемо. Будем лечить.
     Они  лежали рядом,  на спине. Володя нежно сжал в  кулак  ее  маленькую
руку. Где-то он прочитал, что сердце и сжатый кулак человека близки по форме
и размеру. И ему казалось, что он держит в своей руке ее сердце со всем  его
богатством и тревогами.
     Спустя некоторое время, боль прекратилась, но врач предложил Ане  сдать
кровь на анализ.
     Тем временем директор института  уже интересовался, как идет подготовка
научных докладов и оформление всех выездных документов.

     Неожиданно, несколько раньше обещанного времени, Володе позвонил Денис.
     - Так  вот, милейший мой старый  друг. Вчера  я на  электричке ездил по
делу в Ярославль и  в качестве чтива,  захватил  твою диссертацию.  Что тебе
сказать?  Конечно,  с  первых строк,  где  ставится  задача,  она  будоражит
воображение...
     - Слушай, Денис, не тяни кота за хвост. Ты, часом, не заснул над ней по
дороге?
     Трубка долго молчала.
     -  Право,  не  узнаю  тебя,  -  так вот сразу и  без боя  отступать,  -
продолжал Денис.  -  Рано ты потерял фронтовую  закалку. Вспомни, как  после
войны в  шинелях сели  за  парту, а вокруг  нас одни сопливые  девчушки. Они
запросто сдают лабораторки, зачеты,  экзамены. А  мы  -  с трудом вспоминаем
таблицу умножения.
     - То было другое время.
     - Ты это брось.  Не во времени дело, а в нас самих. С таким настроением
нечего с твоей работой соваться и зря суетиться.
     - Хорошо, хорошо. Ну, и зануда же ты.
     -  Спасибо, дорогой. Теперь слушай меня.  В вводной части может и нужно
упомянуть заботу  руководящих органов  в решении проблемы, но не так обильно
слюни  пускать,  как  это  ты  делаешь.  Иначе  подумают,  что пыль в  глаза
пускаешь, чтобы не заметили твоего убожества.
     - Спасибо тебе, проглотил вроде. Дальше что?
     - Пойдем дальше. Обзор пропускаю. Теперь,  что касается уравнения аорты
при условии работы сердца и насоса, которое ты  пытаешься  получить. Заметим
так:  смело  и, вместе с тем, достаточно рискованно. Но, надо сказать, очень
даже необходимый  раздел.  Нельзя, чтобы диссертация  была,  как  на ладони.
Такая   работа  обречена.  А  в  твоем  математическом  омуте  сам  черт  не
разберется.  Не  знаю,  как  ты  сам. Другие  же,  в особенности  именитые и
титулованные, подумают, - малый, черт возьми,  видимо,  смекает в этом деле?
Высоко берет  и так, что даже мы не поймем.  Это,  так  сказать, интригующий
элемент и очень даже необходимый.
     Володя громко засмеялся.
     - Надо  же,  какая мне привалила везуха с тобой. Потрясающий методист и
политик. Чувствуется, Бауманская школа.
     -  Можешь смеяться, пока  я еще  задний  ход не дал.  Короче,  осталась
экспериментальная  часть  и  выводы.  Звони  послезавтра,  и  договоримся  о
встрече.
     - Прекрасно. Звоню послезавтра и приглашаю к себе.
     Только Володя положил трубку на рычаг, как последовал второй звонок.
     -  Здравствуйте,  Владимир,  - гудел  ровный бас доктора Семенова,  - Я
хотел бы пригласить вас на приватный  разговор. Удобно  ли для вас навестить
меня завтра в десять утра.
     - Да, конечно.
     - Я буду ждать вас.
     Доктор закончил разговор, а  Володя остался стоять неподвижно с трубкой
в руке, пытаясь понять, что стоит за этим неожиданным телефонным разговором,
сообразив только  сейчас, что не успел уточнить причину  приглашения.  Можно
было  предположить,  что  речь, видимо, пойдет  о результатах анализа крови,
которую  Аня сдала  перед  отъездом в деревню. Не  хотелось думать,  что это
серьезно.
     Володя  и  Аня  пользовались  услугами  одной  и  той  поликлиники  при
городской больнице, где по совместительству работал доктор Семенов.
     На  следующий  день  состоялся  разговор  с  Семеновым   в  присутствии
заведующего терапевтическим отделением.
     Прежде, чем  начать разговор, Семенов некоторое время потирал сомкнутые
вместе ладони, сосредоточив на них задумчивый взгляд.
     - Володя, мы решили вас побеспокоить и поговорить о результате  анализа
крови вашей жены.
     Володя в тревоге затаил дыхание.
     - Я вас слушаю, - сказал он покорно.
     -  Мы  тут с  Захаром  Аркадиевичем  посоветовались и  решили, что  для
уточнения полученных сведений Анне Соломоновне необходимо лечь в больницу на
обследование.
     - А что собственно случилось?
     - Есть некоторые подозрения на опухоль в груди.
     - Она собирается в командировку во Францию.
     -  Нам  это  известно.  Однако,  каждый  день  промедления  увеличивает
опасность. На какое время назначена поездка и насколько?
     - Выезд через два месяца. Командировка на восемь дней всего.
     - Поговорите с женой и сообщите нам, как можно быстрее, ваше решение.
     Подавленный этим известием, Володя согласно покивал головой и вышел  из
кабинета.
     Он  возвращался   из  клиники   домой  и  думал  о  том,  как  мелко  и
незначительно все вокруг смотрится, когда  здоровье близкого тебе человека в
опасности.


     Солнечное освещение  с  высоких  окон подчеркивало образцовую чистоту и
стерильность   медицинского  учреждения.   За  стеклом  деревянного  футляра
настенных  часов  мирно отсчитывал секунду  за секундой  покрытый  позолотой
большой  маятник.  На  лакированных  резных  карнизах  -  длинные   гардины,
расписанные крупными бутонами разноцветных хризантем. На стенах - картины на
тему о  счастливом  материнстве  и выдающихся  деятелях  медицины.  Спокойно
проходили люди в  белых халатах,  - врачи,  сестры. Слышны  были  отрывки их
разговоров. Временами смеялись, шутили, что-то одобряли, чему-то удивлялись.
Реже  встречались   ходячие  больные.  Проходили  они  осторожно,   стараясь
уберечься от излишней боли после операций и различных медицинских процедур.
     Все обычно, ординарно.
     Даже  появление  в коридорах  или  в  лифте  медицинских аппаратов  для
реанимации,  перевозимых из одного помещения в другое, не нарушало кажущейся
атмосферы общего  благополучия. Может, где ни будь и есть нестерпимая  боль,
мучительные  раздумья   об  оставшемся  невыполненном  долге  перед  близким
человеком  или  длинные,  бессонные  ночи  с  неотвязным страхом  за  каждую
последующую минуту жизни. Может где -  то и  есть, но  не здесь, где, прежде
всего,  бросается в глаза слаженность, спокойствие, уверенность. Так оно, во
всяком случае, казалось.
     Неторопливой походкой  с  запущенными в карманы халатика руками Аня шла
навстречу сидящему  в  холе  Володе. Чуть  впалые  щеки.  На устах печальная
улыбка. За несколько дней пребывания в больнице  Аня  сильно изменилась. Она
вдруг  отдалась на  волю  судьбы. Будто,  все  определено  заранее. Остается
только ждать.
     Это было совсем не в  ее духе. Случалось, болел  муж,  дети,  мама.  Ее
активность проявлялась на каждом шагу и в полную меру.
     Кто  может  сказать,  о чем  она  думает  длинными, бессонными  ночами,
находясь в этой лечебнице,
     -  Влад, они  ничего мне  не говорят,  -  говорила она  тоном  ребенка,
готового вот  - вот горько заплакать от обиды. - Скоро уже целая неделя, как
я здесь и ни слова. Только процедуры, обследования.
     И чтобы Анька,  да при своей  врожденной активности, общительности,  не
спросила, не поинтересовалась...
     "  Кажется,  она ждала  этого  давно,  -  Владимир  потрясен  был  этим
открытием, - иначе не объяснишь. Видимо, со  дня смерти  отца  она постоянно
находилась под гнетом мысли о возможной наследственной болезни".
     Отец ее умер в шестьдесят лет от белокровия.
     - Я шел сюда, Аннушка, с намерением побывать сегодня у лечащего врача и
все  узнать,  но  приема  у него не  будет.  Отменен. Уехал  на  "Стреле"  в
Ленинград. Срочный консилиум у него. В понедельник вернется.
     Поколебавшись сначала, Володя решился и задал ей прямой вопрос.
     - Они спросили у тебя о родителях, чем они болели?
     -   Да,  конечно,   -  произнесла  она  эти  слова  так,  будто  ничего
значительного  за этим не стояло. И тут же перевела разговор на другую тему.
- Если можешь, помоги маме со стиркой. Отнеси  в прачечную белье. И на кухне
что можешь, сделай. Она ведь давно жалуется на боли в груди.
     Покрасневшие  глаза  говорили   о   тревожных,  бессонных  ночах  после
томительного  дневного  безделья, которое  угнетало и обезоруживало ее. Ведь
каждая  минута  ее  жизни  всегда  была  осмыслена,  расписана  и  требовала
определенных   действий.  Впереди  всегда  были   непредсказуемые  преграды,
сложные, запутанные обстоятельства.  Надо было брать на себя ответственность
и  преодолевать  их.  И  вдруг, совершенно  неожиданно,  -  путь обрывается.
Впереди,  -  пугающая  неизвестность,  гнетущая неопределенность,  тягостное
бездействие.
     Правда,  совсем  без   дела   Аню  трудно   представить.   Она   быстро
познакомилась с соседями своей и соседних  палат.  Помогает тяжелым больным.
По ее просьбе, старшая сестра доверяет ей проводить утреннюю гимнастику.
     Но мысли  ее постоянно прикованы к семье и работе. Ее волнует состояние
мамы, под сомнением поездка в Париж... Это  первый в ее  жизни шанс побывать
на   Западе.  Франция,   Париж,  его  история,   дух,  богатство,   красота,
романтика...  Заветная  мечта,  навеянная  еще со  школьной скамьи  великими
творениями Дюма, Флобера, Бальзака, Стендаля... К этой мечте присоединилось,
конечно, и простое желание человека, обретшего  уже жизненный опыт,  увидеть
чужое, чтобы оценить свое. Но, увы, судьба, к сожалению, может распорядиться
по - своему.
     Эта неотвязная мысль  преследовала ее бессонными ночами. Аня перебирала
в  памяти всевозможные последствия, которые можно  было ожидать в семье и на
работе.  Вся  их жизнь с Володей  подошла к важной черте.  Черте, за которой
ожидалось восхождение на новую ступень. Так бывает в жизни большинства людей
их возраста. Дети... Первые их шаги в школе, детском саду, общение со своими
сверстниками. Познание  ими  нового,  развитие  вкуса  к красивому, доброму,
приобщение к труду... Как важно быть с  ними именно  сейчас, при  первых  их
шагах... Два мальчика... Нужно держать их в строгости. А Володька... Нет, он
не  сможет... По  природе  своей  законченный либерал. Занудный,  причем.  К
детям,  говорит, нужно относиться,  как к взрослым  и с  должным  уважением.
Легко сказать.
     Володя...  Как  он,  если  что  с  ней  случится... Дальше страшно было
подумать. Что  будет с его диссертацией? Он ведь наивен до  предела. В людях
совершенно не разбирается. Все видит через свои розовые очки и полагает, что
в науке  хорошая идея всегда сама  прокладывает себе  путь к успеху. Может и
так,  но без  боя -  только  за пределами  жизни  ее автора,  а то и  вообще
никогда.
     А что делать со своими - то делами? Пока она еще на своем месте... Если
- что, все может развалиться. На следующий же день. Тамара Алексеевна первая
приложит  руку... Наградил бог... Много пустых разговоров и никаких реальных
дел.  Куча поклонников,  а  может  и  любовников. В самих  высоких сферах, -
министерстве, Госстандарте. Как же она допустила слабость и приняла ее тогда
на работу?
     Почти  пол века усилия многих учреждений страны по разработке стандарта
на муку не приводили к положительным результатам. А  сейчас, когда, наконец,
подготовлена  первая  редакция  и  в основном  согласована  с  Минсельхозом,
Госстандартом, Институтом питания, потенциальными потребителями  за рубежом,
есть  реальный шанс добиться  успеха. Неужели  судьба  может быть  настолько
беспощадна, и вывести ее из строя в такой решающий момент?
     Слава  богу, думала Аня, что  хоть исследования  по гречихе в  надежных
руках. Светлана,  ее аспирант, вполне  справляется с этой работой.  В случае
чего, ее поддержит Павел. Такого  руководителя лаборатории поискать надо. Не
зря она,  принимая  отдел стандартов,  и оставляя  пост заведующей  крупяной
лабораторий, выдержала  жесткий  бой за него. В верхах Павел не котировался,
потому, что беспартийный. И дело дошло чуть ли не до начальника главка.
     - И еще, что  хотела тебе сказать. - Продолжала она наставлять  мужа по
заботам, которые обычно делала она сама.  - Сходи, пожалуйста,  в школу, что
по ту сторону нашей улицы, посети директора и спроси, возможно ли определить
туда Алешу.  Там директор  и преподаватели  посильнее. Она, конечно, скажет,
что наш дом не на их территории. Но ты придумай, какой либо довод. Попробуй.
И про Стасика  не забудь. Отнеси  недостающие документы  в садик. Не  тяни с
этим. Не успеешь оглянуться, как лето пройдет.
     Володя  положил  руки  ей на плечи, с  усилием  улыбнулся  и попробовал
пошутить.
     - Надеюсь, очень скоро вернешься домой и сама...
     - - Можешь надеяться, но сделай  то, что прошу, - последовала  короткая
фраза.
     На прощанье он обнял  ее, притронулся щекой к ее щеке. Он почувствовал,
по  нежному прикосновению  и движению ее ресниц, как медленно закрывались ее
глаза  и  долго потом оставались закрытыми.  Может быть,  так она передавала
мужу то, что раньше долго держала в тайне.











        Левчук



     Торжественное  собрание  в  институте.   Космический  корабль   успешно
доставил  на  естественный  спутник  Земли  луноход.  Выдающееся  достижение
советской науки и  техники.  У всех присутствующих  приподнятое  праздничное
настроение. Почти у каждого ощущение  причастности  к эпохальному  событию в
истории человечества. И это действительно так. Многие учреждения, институты,
заводы,  научные лаборатории, так  или  иначе,  имели  прямое  или косвенное
отношение к процессу освоении космоса.
     Со стороны одного из космических институтов был проявлен даже интерес к
работам,  проводимых в  лаборатории Володи, хотя,  на первый  взгляд, трудно
было себе представить  с  какой целью. А однажды Аня рассказала о том, какое
спецпитание для космонавтов  разрабатывают у  них  в институте, и  при  этом
мечтательно добавила:
     - Понимаешь, Володька, процесс раскрепощения женщины будет продолжаться
на основе бурного развития космонавтики. Да, да,  не  удивляйся, пожалуйста.
Скоро, очень даже  скоро, ты встанешь  утром, и без малейшего моего  участие
пройдешь на  кухню. А там,  в холодильнике  и шкафчиках,  будет наборы самой
различной   готовой  пищи,  разработанные  в  свое   время  для  покорителей
вселенной, а впоследствии ставшие доступной для всех. И все эти вкусности, -
в готовых тюбиках, пакетиках, ампулах. К тому времени, кастрюли и сковородки
уже  будут переплавлены в металл для космических кораблей.  Вот тогда  то  у
нас, женщин,  появится  свободное  время,  чтобы  заняться  государственными
проблемами и навести,  наконец, порядок в мире. А то, похоже, без нас ничего
хорошего ждать не приходиться.
     Нечто  другое  Володя услышал  от  Левчука,  когда они выходили из зала
после митинга.
     - Ты макароны то купил, а то прозеваешь?
     В последнее  время дефицит  молочных  и  других продуктов  в магазинах,
пополнился  еще  одним,  который раньше не  возникал.  Из  прилавков исчезли
макаронные  изделия,  и общественные  организации организовали продажу  их в
буфете для сотрудников института.
     -  И потом, - настойчиво, с каким  то непонятным ожесточением продолжал
Петр, - что -  то я не  вижу даже тени патриотизма на светлом твоем  лице от
космических успехов.
     -  Я вижу у  тебя желчное желание  что - то мне доказать.  Так валяй, я
слушаю, - нехотя, угрюмо вставил Володя.
     Они вышли на улицу, отделились от толпы и направились в сторону метро.
     -  "Желчное", говоришь.  Перед  моими  глазами  вчерашнее  совещание  в
министерстве,  куда  меня  пригласили, как переводчика. И пока я ждал, когда
потребуюсь, увидел нечто такое, что  привело  меня  в бешенство.  Там высшие
медицинские светила нашей великой космической державы ползали на брюхе перед
чиновниками  этого  высокочтимого учреждения, дабы  им выделили  средства на
покупку  за границей...  чего  ты думаешь? Может  быть, современных надежных
кардиографов или, появившихся уже заграницей в широкой медицинской практике,
персональных компьютеров!? Где там мечтать  о такой,  с позволения  сказать,
роскоши!  Речь шла,  о,  боже  праведный,  о  пинцетах,  скальпелях и прочей
хирургической  мелочи,  без  которых   невозможно  делать  самую  простейшую
операцию...  А  их  в  достаточном  количестве  и  нужном  ассортименте   не
производят в нашей прекрасной стране. Но зато раньше всех поперли на луну.
     -  Запал в  разговоре  мешает  правде, -  произнес Володя  безразличным
голосом. - Как тут не крути и не верти, а именно  наша с тобой страна первая
совершила прорыв в космос. А это что ни будь да  значит. И вот уже много лет
удерживает в этом деле первенство.
     - О, духи небесные, как же не понять,  что победа эта ничего не  стоит,
если  она  достигнута  ценою лишения собственного  народа самых элементарных
средств для существования.  Знаешь ли ты, например, такую подробность. Когда
Курчатову  нужно  было  провести  первые  свои испытания  по ядерной  бомбе,
потребовалось повергнуть чуть не целую область во мрак на несколько месяцев,
то  есть полностью  отключить электроснабжение. И это было сделано. Возможно
ли такое в какой либо из цивилизованных стран?
     Левчук безнадежно махнул рукой и предложил.
     - Давай посидим  в  ближайшей забегаловке. Там  и поговорим.  Развеемся
немного. Знаю, ты по ресторанам не ходишь. За мой счет. Годиться?
     - Дело  не в  этом,  -  замялся  Володя,  -  зарплату как  раз  сегодня
получили, но, видишь ли...
     Петр его  перебил,  не  дав  ему  объяснить  причину  своего  скверного
настроения.
     - Вот что, если ты друг мне, то сделай одолжение, подари мне часа два -
три. Охота с тобой поговорить по душам.
     - Часа два - три, пожалуй, могу.
     Они прокатились на  метро к центру города.  На выходе Петро решительно,
не колеблясь, направился со своим другом  к одному из известных  ресторанов.
Уверенно вошел  в  зал, и  занял  удобный  столик у окна с красивым видом на
городской парк. Володя понял, - его друг здесь бывал не раз.
     Обсудили меню, сделали заказ. Потом курили, и каждый думал о своем.
     Петр пришел  в институт  недавно,  год тому назад.  Ему не понадобилось
много  времени, чтобы быстро войти в дело, и завязать знакомство с теми, кто
представляет  для  него   интерес.   Когда  возникает  необходимость,  может
совершенно незаметно, без тени  собственного  превосходства, оказать  помощь
сослуживцу с переводом  трудного текста по медицине или технике. Его перевод
почти не нуждается в какой либо правке.
     Вне службы  Левчук  человек совершенно  иного  склада, и  отличается он
легкомысленно  мальчишеской  бесшабашностью  весельчака  и  насмешника.  Ему
ничего не  стоит  разыграть кого ни будь первого апреля, вставить в разговор
остроумный анекдот или просто разрядить атмосферу удачной шуткой.
     Многоликость  характера порождала  многочисленный  и разнообразный круг
друзей и знакомых.
     - Вряд  ли ты догадываешься, почему я вдруг загорелся пригласить тебя в
ресторан.
     - Почему же? Вероятно,  хочешь  сообщить, как обстоит дело с отзывом на
мою  работу от  киберов. И  так  как  затея, видимо,  провалилась, то  решил
скрасить неудачу дружеской попойкой в ресторане.
     -  Такое подумать обо  мне!? Однако, я не из обидчивых. А  что касается
твоей работы и моем обещании, то я еще за это не брался. Не до этого было.
     Последние слова и необычное  для Петра серьезное, озабоченное выражение
лица указывало на то, что желание "поговорить по душам", было преднамеренным
и вполне определенным.
     Петр готовился к важному разговору. По тому,  как он вдруг опять взялся
за  папиросу,  чувствовалось,  что  задуманное  дается  ему  не  просто.  Он
откинулся назад в кресле, глубоко затянулся и все еще отмалчивался.
     Владимир продолжал о своем:
     -  Насчет  отзыва на мою работу, - не переживай. Выйдем как ни  будь из
положения.
     Левчук  решительно  наклонился к  столу, протянул руку  к пепельнице  и
стряхнул над ней папиросу:
     -  Еще  раз  говорю,  что не  об  этом речь.  Дело, если  хочешь знать,
касается меня лично.
     Их  взгляды встретились. В одном  было  легкое недоумение,  в  другом -
назревающая необходимость освободиться от какого то душевного дискомфорта.
     Официант  поставил на стол холодную рыбную  закуску, рюмки  и небольшой
графин с водкой.
     -  Давай выпьем за искренность. - Предложил Петр, заполняя рюмки. - Для
прямого  разговора  лучшего  средства,  чем эта  прозрачная жидкость,  и  не
придумаешь. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
     -  Жена  моя,  - вставил  Володя, -  всегда  отчаянно защищает  выпивох
различного  пошиба.  Она  говорит,  они  более  чистосердечны   и  жертвенны
трезвенников.
     - С этим, пожалуй, вполне можно согласиться, - Петр осушил свою рюмку и
подтвердил сказанное характерным движением головы.
     Володе  уже  не  терпелось  знать,  по  какой причине  они  с  Левчуком
оказались в ресторане.
     - Что ж, теперь, друг, выкладывай, чего хотел сказать. Я слушаю тебя.
     Петр задумался.  Локтями уперся об стол, поглаживая  сомкнутыми  руками
выступающий  вперед  крупный подбородок.  Владимир  расценил  молчание,  как
стремление более обстоятельно взвесить степень откровенности, которую  можно
доверить  другу. И так, чтобы  все выглядело  правдиво,  естественно.  Иначе
разговор может и не получиться. По всему видно было, что речь пойдет о чем -
то  существенном, важном  для  Петра. Но то, что он, наконец,  сказал, могло
только удивить собеседника.
     - Собственно говоря,  -  Петр глубоко вздохнул, - ничего особенного  не
произошло.  Хочу  поблагодарить  тебя и  Аню  твою за  то,  что приняли  мое
приглашение и пришли в прошлом месяце на мой день рождения.
     Владимир с удивлением посмотрел  на Петра.  Вилка с куском  рыбы  в его
руках повисла в воздухе.
     - В прошлом месяце... и сейчас только благодаришь!? Для этого ты позвал
меня в ресторан? Что - то ты, милый, скрываешь или не договариваешь. Мог бы,
я  думаю, сказать  мне  значительно  раньше об  этом.  К, примеру, когда еще
сидели у  тебя  дома за  столом,  или на  прощание, когда  уходили. В  конце
концов, назавтра во время перекура на работе.
     Левчук устроился в кресле поудобней, и выпрямился..
     - Спасибо тебе дружище, что ты этого пока не понял.
     Володя ответил спокойно:
     -  Действительно, не понял.  Поэтому, если нужно, так продолжай. Ты уже
достиг своего на первом этапе  разговора. Заинтриговал меня. Теперь я слушаю
тебя.
     - Ты заметил, что кроме тебя с  Аней, никого больше из института  в тот
вечер не было, хотя я пригласил еще несколько близких мне людей?
     - Ну  и что,  в следующий  раз  придут.  Не смогли,  значит, по  разным
причинам.
     - Слушай, похоже, ты ничего не знаешь  о том, что я  выкинул  несколько
недель тому назад.
     -  Знаю.  Весь институт знает. Ну,  был  в стельку  пьян, поздняя ночь,
зима,  зверский мороз, мог замерзнуть и не дошел до  родного  дома, а спьяну
оказался  в  проходной  института  и попросил  или  потребовал,  чтобы  тебя
пропустили в лабораторию. С кем  этого не бывает. Тем более, в России живем.
Лучше расскажи, чем все это кончилось. Надеюсь, тебя оставили в покое?
     - Понимаешь, год держался после того, как поступил к вам на работу.
     Петр  явно проговорился, и понял, что придется продолжать дальше. Может
быть, до  самого конца, чтобы обрести, наконец, душевное равновесие. И чтобы
запастись временем предложил:
     - Давай, выпьем еще по одной.
     Никогда Володя  не подумал бы  раньше, что Петр  серьезно причащается к
спиртному. Перед  ним всегда  было  чисто выбритое моложавое лицо, аккуратно
выглаженные  брюки  и  рубашка,   уверенные  движения,  острый  ум.   Володя
почувствовал, что  история,  которая  случилась  с Петром  и  которая  стала
известна в институте, это только небольшая часть чего - то более серьезного.
     Проницательности Аньки можно было  только позавидовать. Володя ей как -
то  рассказал о том,  что случилось  с  Левчуком. И, когда они вскоре  после
этого были приглашены  на день рождения к Петру, она вдруг  выпалила твердое
"нет" и добавила, что и ему, Володе, не советует посещать его  дом. Когда же
он заявил, что не может иначе, Аня тут  же  смягчилась: "  Хорошо, - сказала
она, - пойду с тобой  только потому, что хочу  знать, что собой представляет
твой друг и его семья".
     Каково  же было их удивление, когда они  оказались  в чистой, аккуратно
ухоженной и с большим вкусом обставленной квартире с солидной библиотекой на
русском  и английском языках. Молодая хозяйка дома Жанна  и  ее мама, Галина
Сергеевна, сразу  покорили гостей ненавязчивым, интеллигентным  обхождением,
непринужденными разговорами о простых житейских делах.
     Жанна оказалась рослой привлекательной  женщиной с неторопливой манерой
в  разговоре,  в  каждом  слове  и  движении  которой   угадывался  строгий,
безкомпромиссный  нрав.  Очень  скоро она вошла  в  контакт  с  Аней.  Жанна
оказалась   преподавательницей  английского,  а  Аня  уже  больше   полугода
занималась его изучением в связи с предстоящими заграничными командировками.
     После этого вечера Аня немного успокоилась, но не надолго.
     А Володя посчитал, что пьяная история с Петром дело случайное.
     И вдруг, такое ресторанное откровение.
     - Сегодня, -  вторая рюмка придала  Петру больше свободы, - я  объявляю
день открытых  дверей и  моя душа, Володь, будет  перед тобой  на  распашку.
Если, конечно, тебе  приятно будет соприкоснуться с ее  содержимым.  Знаешь,
может быть, как  распоясавшемуся на балу пьяному поручику  царской армии был
брошен доброжелательный совет: " Князь, возьмите себя в руки ". На что  тот,
с  выражением явной  гадливости  на  лице, возмутился:  "Такое  дерьмо, и  в
собственные руки?!".
     Володе  откровения  друга  были  сейчас ни  к чему. В голове непрерывно
возникали варианты разговора, который  ему придется завтра вести  с лечащими
врачами. Перед митингом, он просидел в библиотеке целый час и тщетно пытался
найти подтверждение того,  что рак не передается по наследству. Наивно было,
конечно, рассчитывать с налету найти какие либо сведения на этот счет.
     А Петр неторопливо продолжал разговор, обдумывая каждое слово.
     - Ты меня извини, Володька, но я попал  в  петлю, которая с каждым днем
все  туже затягивается. И  мне  начинает казаться,  что,  если все до  конца
расскажу  человеку,  которого  глубоко уважаю,  то  я,  как  бы,  окажусь  в
дальнейшем  под  чьим  то надзором, как это было при  жизни  мамульки  моей,
которую  очень  любил,  люблю и недавно потерял..  И тогда может быть, легче
будет  противостоят  дьяволу, поселившемуся  в моем теле.  Иногда достаточно
было одного  лишь  ее взгляда,  чтобы удержать  меня от глупого поступка,  Я
очень прошу тебя, Владимир, выслушать меня и только.
     - Я, конечно, Петр, выслушаю  тебя,  - оторопело отозвался Володя, - но
если ты алкоголик, то нужно к врачу...
     Петр кисло усмехнулся. И в самом деле, - трудолюбивый  человек, с ясным
взглядом и твердыми намерениями. Возможно, ли заподозрить его в склонности к
пьянству?
     -  Слушай и не перебивай,  а то скоро тебе возвращаться домой. Так вот,
кончаю институт иностранных языков, получаю направление в  Новую Зеландию на
должность переводчика  в  одну научно -  исследовательскую  океанологическую
экспедицию.  Начало  просто  сказочное.  На  последних  курсах  института  я
неоднократно  задумывался  над  тем печальным фактом, что кончается золотая,
неповторимая пора студенческой  жизни. Впереди рутинная,  унылая  ежедневная
работа переводчика  в каком либо бумажном учреждении или повторения одного и
того же на преподавательской работе. Разговоры  об этом я  не раз слышал  от
выпускников  прошлых лет,  которые посещали  институтские вечера. Неожиданно
вышло  совсем по - другому. Работа и проживание в столь уникальной стране не
только обогащала мой  английский. Я  познавал  многое в искусстве, культуре,
экономике,  медицине  и даже в  технике. Затерянная  в далеких  водах Тихого
океана  страна оказалась, вопреки моим ожиданиям, совсем  не провинциальной.
Международные   спортивные   соревнования,   фестивали   искусств,   туризм,
спортивные  сооружения  мирового   класса.   Неповторимой  красоты  природа.
Ледники, нескончаемые  пляжи,  гейзеры,  леса  и  гроты, национальные парки,
рыбалка,  горнолыжный спорт.  Умопомрачительные  развлечения.  Банжи, слыхал
такое?  Бросаешься  вниз  с  моста,   и  у   самой  воды  тебя  подхватывает
страховочный трос. А пляжи с  высокими, крутыми  дюнами.  Загораешь наверху,
жарко стало, - скатываешься  по склону прямо в голубую  прозрачную океанскую
волну.
     - Три года напряженного вдохновенного  труда. Начальство  было довольно
мной.  Была  там  небольшая русскоязычная  компания.  Вместе  посещали кафе,
рестораны,  насколько  позволял  кошелек.  Выезжали  на  форельную  рыбалку,
горнолыжный курорт.
     -  Но,  -  продолжал Петр,  - Всевышний,  видимо,  посчитал  мою  жизнь
недостаточно полной и для разнообразия подкинул мне девицу. Если бы встретил
одетой на улице, не обратил бы никакого внимания, прошел бы мимо. Смазливое,
круглое,  как  луна, светлое лицо с черной  копной волос над  ним. Сверлящие
карие  глаза.  В  общении  звезд  с неба  не хватает.  Но, стать,  Володька!
Насмерть  приковывает  к  себе магическое  раскачивание бедер, жесты, манера
говорить,  улыбаться?!  Достаточно одного лишь блиц - взгляда на  ее тело и,
зародившийся в сердце бурный ураган, вмиг выметает из мужицкой головы всякое
благоразумие,  не  оставляя   и  пылинки   от  множества  опусов  о  морали,
наработанных человечеством за всю свою историю.
     Петр тяжело заерзал в своем кресле и на минуту прикрыл глаза.  Но вслед
за  тем  улыбнулся,  желая наперед несколько смягчить  впечатление  от своей
истории.
     - Это произошло на одном  великолепном,  бело-песчаном пляже с высокими
крутыми дюнами. Растянувшись во весь рост, и заложив руки за голову, я лежал
на  западном скате  и любовался  сказочной красотой  и богатством островного
Тихоокеанского пейзажа в лучах  заката. Голубое небо  с  проплывающими  мимо
легкими,  воздушными облачками над  синей  бирюзой гладких волн, и  половина
раскаленного солнечного мениска над горной  вершиной, зарождало в душе целую
симфонию чувств и  желаний. Я решил последний раз скатиться вниз к воде. Мое
уставшее от дневной жары тело стремительно  понеслось  вниз, и я с закрытыми
глазами и выброшенными  вперед руками оказался под водой и тут  же наткнулся
на человеческое тело. Это  была она. Мы потом громко смеялись на берегу. Она
говорила на  русском.  Приехала  в  длительную командировку от  Министерства
внешней торговли.
     -  Извини, друг. Кажется,  я уже заболтал тебя.  Нет,  говоришь? Тогда,
продолжаю.
     - Нелепо пытаться рассказывать,  что и как у нас с ней  было потом.  Об
этом не говорят. Это сокровенная ценность каждого человека.
     Петр замолк. Раскуривая очередную  папиросу, запрокинул голову назад, с
шумом выдыхал голубые клубы дыма.
     - Мне  пришлось, -  продолжал  он, отклонившись  несколько  в сторону и
опять  оттягивая суть  затеянного разговора, -  ... пришлось  в студенческие
годы  побывать  на  практике  в Англии.  И как  можно было там не посмотреть
стриптиз? Как только не охаивали у нас в Союзе это зрелище. И, признаться, я
сам по дороге туда думал о том, насколько отвратительно выставлять свое тело
на показ  публике, тем  более  за  деньги. И  вот, пришел,  занял  место.  И
случилось так, что  за  моей  спиной, в  соседнем ряду,  неожиданно раздался
русский говор  двух  женщин.  С их  слов  я понял, - они пришли не только из
простого человеческого любопытства, а  как знатоки  театра, изобразительного
искусства, балета. Они открыли для меня совершенно неожиданную сторону этого
зрелища. Они говорили о том, что  человечество только недавно сумело вскрыть
и показать  неисчерпаемую  глубину  и  многогранность чувственных проявлений
женского  тела. Искусство  стриптиза, говорили они, раскрывают глаза женщины
на ее неограниченные возможности глубже  познать себя  и  обогатить интимные
отношения  очарованием,  женственностью, вознести  их  до уровня  наивысшего
счастья на земле.
     Слушая  эту  лекцию  о  стриптизе,  Володя   стал  сомневаться  в  том,
действительно ли его друг оказался в безвыходном положении.  Так  и хотелось
остановить его  и  сказать:  " Похоже, про  роковую петлю, которая  все туже
затягивается вокруг твоей шеи, придумано тобою для того, чтобы позабавиться,
как я от жалости к  тебе горькую слезу уроню". Но надо знать Петра.  Сколько
замешано в его  характере серьезного наряду с легкомысленным, чтобы проявить
терпение и выслушать его до конца.
     - Извини, пожалуйста,  -  Володя постарался заметить помягче,  -  какое
отношение  имеет  все  это к тому, что  ты в  ту  ночь оказался  в проходной
института?
     Петру  пришлось  остановить  свой  рассказ.  За  его прямым, задумчивым
взглядом, с  которым  встретился  Владимир, стояло все то, что  его мучило и
нуждалось во внимании со стороны собеседника.
     Левчук продолжал, не обращая внимания на вопрос.
     - С этой роковой встречи на берегу океана все пошло  прахом. Сослуживцы
и начальство  стали замечать мою несобранность и невнимательность на работе.
Не  прошло это и мимо  внимания жены. Да, забыл  сказать  тебе, что  к  тому
времени  я уже  год, как  был  женат на Жане. Она преподавала английский для
детей и сотрудников посольства.
     - Ты хочешь сказать, что у тебя с Жанной неудачный брак?
     - В том то и дело, что такого сказать никак не могу.
     - Тогда, видимо, тебя мучает совесть.
     -  Представляешь,  Володька,  ни то ни  другое.  Жанна  очаровательная,
умная, преданная  жена, которую  уважаю,  люблю и  ценю.  В особенности,  за
готовность  любой  ценой  сохранить  нашу  семью.  Знаешь  ли  ты, на  какое
самопожертвование  она пошла,  когда ей стало известна  моя интрижка? Прежде
всего, сделала вид, что ничего не знает  о том,  что на самом  деле со  мной
происходит. Ни одного вопроса, никаких сцен. Она знала о моей дружбе с двумя
молодыми  сотрудниками посольства,  которые часто приглашали меня в ресторан
по  разному   поводу,  и  относилась  к  этим  парням  весьма  настороженно,
неоднократно предостерегая меня против этой компании. Я же пользовался этим,
чтобы прикрывать позднее мое возвращение домой.
     - Прошло несколько месяцев. Жанна не потеряла надежду спасти положение.
И главным ее  оружием было молчать и не заводить разговора о  случившейся со
мной беде. В последнее время, после каждой моей встречи с моей любовницей, я
в алкогольном  дыму клялся всеми святыми, что это в последний  раз  и больше
никогда не повторится.
     -  Как-то  вечером  Жанна  мне  говорит,  что   не  станет   продлевать
заканчивающийся  в   следующем  месяце  контракт  на  работу  в  посольстве.
Поверишь, мы  посмотрели друг другу в глаза, и все стало ясно для нас обоих.
Обессиленный в борьбе с самим собой, я согласился вернуться с ней в Россию.
     Поглядывая  на Петра и слушая его, Владимир позавидовал ему, его умению
в  разговоре о своих грехах сохранить достоинство, полное уважение к себе, и
не допускать жалости со стороны.
     -  Как я понимаю, дело прошлое уже теперь. Однако, любопытно знать, чем
же девица тебя так заворожила, если ты "любишь" свою "очаровательную" Жанну?
Может, жена твоя, извиняюсь, фригидна, совсем не удовлетворяет тебя.
     - И это  не так. Как раз  наоборот.  У нас был, можно сказать,  медовый
год.
     - Ну, ты и силен. Просто позавидуешь.
     Петр  отвечал на  вопросы  с  видом  человека,  которого  меньше  всего
волновали собственные прегрешения,  как таковые. Для него  важно было скорее
другое, -  заглянуть  в  корень,  разобраться в  себе  самом.  В откровенном
разговоре с другом прояснить, как и почему такое могло случиться.
     Однако, вместо этого он наткнулся на неожиданный выпад.
     -  Так что  же  ты, милый,  еще хочешь? Жена, не жена..., даже слов  не
подберу, - богиня, очаровательная женщина, богатейший человек. И любовница -
на стороне. Жил бы  и наслаждался жизнью, раз уж с собой  ничего поделать не
можешь. И, кстати, пока жена терпит твои проделки.
     - Ну и пошляк же ты, друг мой закадычный! Да, да, ты, а не я грешный. -
И дальше  продолжал  с  видом  человека,  умудренного  жизненным  опытом,  -
Наверно,  тебе  и  невдомек, что предмет разговора  нашего - материя тонкая,
нежная и  вместе с тем высокая, святая. Если хочешь знать, сверхчеловеческая
и  в этом именно закавыка. Не нам ее решать и не  здесь, на земле очерненной
нашими грязными деяниями.
     - Ах, ты так, значить. Ну, и  не надо за бога решать.  Пусть он за  нас
сам  это делает,  но действуй  в  ту  или другую сторону  и  живи  спокойно.
Собственно,  в чем проблема?  Любовница у  него, видите  ли,  и  он вынужден
скрывать  это от жены. Мучается, переживает, несчастный такой,  что за  ради
душевного  облегчения  иногда заливает  это дело  горькой.  О,  господи,  да
начиная,  хотя бы, со святых времен Давида,  когда  совершенно открыто можно
было иметь  целый  гарем, и  до  наших  цивилизованных,  просвещенных  дней,
сильные и не сильные мира сего имели  и имеют любовниц. И никто  особенно не
бьет тревогу в  набат.