Так тихо и  мирно, временами спорят, и все остается,
как было. Вон  известный  французский писатель  Виктор  Гюго ухитрился  даже
отбить любовницу у  своего сына родного,  и ничего, -  вошел в историю,  как
выдающийся  писатель, поэт, гражданин. Остался навеки в почете  и уважении у
народов всего мира.
     - Какая же мелкота в твоем мышлении? Что - то от чиновника. По верхам и
обязательно  чтобы по форме, а  потом  захлопнуть папку и  с довольным видом
закрыть дело. Задумывался ли  ты над тем, какими интимными пружинами наделил
нас  бог и  почему. Законная жена  отдает  тебе всю свою  страсть,  красоту,
обольстительность  и  разжигает  тебя  настолько,  что тебе  уже  становится
недостаточно того, на что она способна. И невольно начинаешь посматривать по
сторонам...
     -  Ход,  надо  сказать, просто  сногсшибательный  и  умопомрачительный!
Оказывается это  она, суженная... в ней все дело. Как говорится, даже лучшая
песенка  приедается.  А тут,  к  счастью, на горизонте  мелькнул вожделенный
образ  женской наготы в магическом,  гипнотизирующем,  все покоряющем танце.
Божественное  колдовское  действо, в орбите  которого  шире  раскрывается  и
удерживается мужская страсть...
     Володя вошел  в раж и даже не подумал о том, насколько, легко, просто и
логично  складывается  мнение  о чужих  проблемах. Насколько  ясно и  вполне
определенно вырисовываются  пути их  решения даже, если они  касаются самого
близкого  человека. Может быть, ничего удивительного и  тем  более плохого в
этом нет. Друг, товарищ видит все со стороны, и на некотором  расстоянии,  с
которого несущественные мелочи, затемняющие общую картину, не видны и потому
их советы могут быть  оправданы. Но по логике вещей для более верного совета
следовало бы еще примерять ситуацию к себе.
     -  Друг называется. Я  к  тебе с открытой  душой,  а  ты  еще немного и
сотрешь меня в порошок. - Подумав немного, добавил Петр: -  О главном, из-за
чего  я  притащил  тебя  сюда,  я тебе  еще не сказал. Эта дама из Внешторга
вернулась  в  Россию, выследила  меня  и  в  тот злополучный  зимний  день я
возвращался от нее, и спьяну угодил в проходную института.
     - И теперь у тебя опять все по новой?
     - Не знаю, дорогой,  не знаю. Во всяком случае, сегодня, на этот раз ты
меня спас.  Если бы не  согласился  со мной в ресторане посидеть, может быть
и...
     -  Что  ж,  выходит,  зря  вы с  Жанной пожертвовали  карьерой  в  этой
прекрасной стране?
     - Нет, не зря. Но об этом разговор особый. Как ни будь.
     - Да, мне пора. Завтра у меня тревожный день. Аня моя в больнице. Врачи
подозревают опухоль. Иду на прием к врачу.
     - Что же ты мне сразу не  сказал? Морочил  тебе голову столько времени.
Причем, всякой ерундой.
     - Перед  тем, как на что-то решиться, нужно дать мозгам  отдохнуть. Так
что, - все путем, Петр.
     - Что ты имеешь в виду?
     Владимир  долго  раскуривал папиросу,  и,  наконец,  дал  волю  желанию
поделиться с другом.
     - Картина такая. Аня  моя должна в  скором времени  поехать в Париж  на
международную   конференцию  по  стандартизации.  И  вот,  накануне  поездки
проходит  обследование, чтобы  получить  необходимую для выезда  за  границу
справку о  состояния  здоровья и  выясняется,  что  организм ее расположен к
онкологическим заболеваниям.
     Володя потупил взгляд и покивал несколько раз головой. Выйдя из транса,
выпил  остаток  водки  в  своей  рюмке  и продолжал  начатое  с неторопливой
подчеркнутой интонацией.
     - По закону подлости это называется удар судьбы ниже пояса. И момент то
какой  выбран. Когда  человек ценой  упорного  труда взошел на вершину своей
жизни. Именно в этот момент камень из под его  ног  срывается вниз, а сам он
повисает над пропастью... Но это еще не все. Кому - то нужно еще насладиться
падением человека,  только  что ощутившего  радость достигнутого... Если  бы
только секундное падение и...  вечность...  Достиг вершины,  покупался самую
малость в  лучах славы  и собственного самодовольствия  и с этой  радостью и
сознанием  того,  что чего - то стоил в этом мире, да прямым  ходом  и туда,
откуда возврата нет... Так нет же! Вместо награды на прощанье, при последнем
роковом твоем падении, тебе приготовлены  нестерпимые изуверские  телесные и
духовные  страдания... Там,  во мраке узкой и  глубокой скалистой расщелины,
куда  безжалостно тебя  сваливает  судьба,  острые выступы  и каждая  из них
вонзается в кровоточащее тело и наносит ему у порога вечного покоя страшную,
сводящую с ума боль за болью. И это вместо благодарности, признательности за
честно  прожитую  жизнь..., жизнь  уникальную, неповторимую, обогащающую все
сущее  вокруг...  Спрашивается,  почему  и  зачем.  Если так  уж необходима,
неизбежна  смерть,  ... почему не  достойная,  тихая, спокойная, разумная  и
может даже  с радостным чувством исполненного  долга  перед  теми,  кто  еще
остается жить. Кому нужно это чудовищное надругательство в  последние минуты
жизни?!
     Петр  был глубоко взволнован от услышанного. Он даже сразу не  нашелся,
что сказать своему другу, а только  пристально смотрел на него с  выражением
человека ошеломленного неожиданным поворотом разговора<b>.</b>
      - Чего это ты сразу так?
     -  Передо  мной,  друг,  скончавшаяся  несколько  лет  тому  назад  моя
сестричка...
     -  Подожди,  подожди...  Насколько  я понял,  Аня  еще  в  больнице  на
обследовании,  а  диагноз  еще  не   окончательный.   Стоит  ли  сейчас  так
расстраиваться. И потом разреши-ка мне припомнить, что говорилось в  статье,
которую  я переводил  с  полгода  тому  назад для доктора  Семенова. Ну  да,
конечно,  там  было  сказано,  что  практически все  люди,  так  или  иначе,
расположены  к  раку. Но заболевают те, у  которых  в организме  отсутствуют
соответствующие  механизмы сопротивления. Так  что  я не  понимаю, почему ты
заранее, да с таким драматизмом ...
     Разговор напомнил Петру о собственной, недавно пережитой им трагедии, -
о тяжелой болезни и мучительной смерти горячо любимой им матери.
     Подавленные, они долго молчали. Четверть часа тому назад они говорили о
любви, о женской красоте, природой подаренная им, мужчинам, о сладострастии,
-  вершителе многих  судеб  и  событий,  о  нестерпимых порой  страданиях  в
постижении истинного  наслаждения.  И, несмотря  ни на что, чувствовали, что
мир - великолепен, и жить в нем, - величайшее счастье. И вдруг, оказывается,
что над  всем этим постоянно  нависает фатальная угроза. Обычно она в тени и
люди  не  в  состоянии  постоянно  ее учитывать,  иначе  жизнь  в  одночасье
становится бессмысленной.
     Володя  стал  посматривать  на  часы,  когда  Петр, очнувшись,  стал  с
настойчивостью убеждать друга.
     - Послушай  меня,  Владимир.  Вам  надо  получить мнение другого врача,
авторитетного с солидным опытом. У нас, почему - то, считается неудобным это
делать. А в Англии, Америке больной прямо заявляет о желании получить second
opinion,  то есть обратиться к  другому специалисту  за вторым мнением.  Это
воспринимается без всяких обид, как обычное дело. И  еще, не надо гнаться за
титулованными специалистами. Хочешь, я  устрою вам  прием  у одного старого,
опытного доктора? Он работает в Жуковском под Москвой.








        Чудо



     Оставаясь  наедине  с   самим  собой,  Аня  продолжала  оценивать  свое
положение,  в котором она  неожиданно  оказалась. Больше  всего ее волновало
скрытность врачей.  С  другой  стороны,  она  сама  избегала задавать прямые
вопросы и готовилась к худшему.
     Навещали  ее сотрудники,  интересовались ее  здоровьем.  Аня  старалась
меньше всего говорить о себе, и разыгрывала веселое настроение, рассказывала
о больных, с которыми она познакомилась.
     - Прогуливаюсь как - то по коридору и чувствую, как меня кто - то сзади
настигает  и аккуратно берет за руку.  И говорит  мне  приглушенным,  хорошо
поставленным  голосом:  "Поверьте  мне,  дорогая, я нашел,  наконец, то, что
искал несколько лет подряд  и не намерен упустить такую удачу. Как только мы
с Вами  освободимся  от этого гнусного  заведения,  вы  поедете  со мной  на
съемочную  площадку. Устроим пробу. И не  вздумайте говорить мне  "нет".  Вы
убьете  наповал  гениального  режиссера  и  перечеркнете свое  блистательное
будущее".
     Сотрудников   рассказ   не   очень  оживил.   Чувствовалась   необычная
скованность  в  их  поведении.  Так  бывает всегда  при  посещении  больного
человека,  когда  трудно  выбрать тему для разговора.  Повести  речь  о  его
болезни, о  делах? Кто  знает, будет ли это по душе, для больного  человека?
Аня,  понимая это,  старалась увести внимание гостей  подальше от  серьезных
разговоров.
     Она заподозрила, что в отделе происходит нечто такое, что связанно с ее
заместителем Тамарой  Алексеевной.  Но допытываться  не  стала. Новая  метла
всегда метет  по-своему. Ей  не хотелось  выслушивать какие либо  жалобы  на
своего помощника, которые  могли бы  поставить  ее  в положение, когда нужно
высказаться в пользу той или другой стороны.
     И, вообще,  она вдруг с ужасом обнаружила, что все то, что творится  за
пределами  ее  семьи, может потерять свою  значимость,  перестать быть,  как
прежде, необходимой для нее жизненной опорой.
     Чувствуя  гнетущее настроение своих подчиненных, Аня продолжала  играть
свою  роль.  Она не в  состоянии была  себя считать несчастной, подавленной,
растерянной  в глазах  у  людей, для которых всегда старалась быть примером.
Они знали ее всегда строгую, подтянутую, уверенную.
     - Да,  забыла  вам сказать, что  я, так сказать, ухитрилась  устроиться
здесь по специальности. Даже прочитала  лекцию  о гречихе, перед аудиторией,
которая  может только  сниться любому оратору. У нас тут собралась небольшая
компания  ходячих  больных.  Играем как  - то  вечером в  карты.  Меня  один
почтенный  старичок  и  спрашивает, чем  я  занимаюсь  на работе.  Я  ему, -
гречихой.  Посмотрели  бы вы его реакцию на мой ответ. Оторвался  от карт, и
уставился на  меня остолбеневшим, неверующим взглядом. И пошли воспоминания,
чуть  ли  не  с  дореволюционных  времен.  Какие  огромные  площади засевали
гречкой,  какие это были  благоухающие, цветущие  поля, пчелы,  пасеки, мед.
Потом,  говорил он, какие пухлые, необыкновенно вкусные  блины  из гречневой
муки.  А просто  гречневая  каша?  Она  заменяла,  если  угодно знать, мясо.
Поэтому  крестьянин мог  выдержать тяжелый, изнурительный труд. После такого
вступления,  я  стала  рассказывать  о том,  что  блюда  из  гречневой крупы
советуют при  заболеваниях сердца, легких, печени,  лучевой болезни. И самый
большой эффект  у  молодых  женщин произвел  рассказ  о гречневых диетах для
похудения, а у стариков  то, что гречка, извиняюсь,  улучшает  проходимость.
Так, что, на  всякий случай, найдите  мне,  пожалуйста, каталог  по диетам в
книжном шкафу у меня в кабинете и принесите его сюда в следующий раз.
     В один  из дней навестить Аню пришли Павел и Светлана. Светлана считала
недопустимым  беспокоить  Анну  Соломоновну  неприятными для нее  новостями.
Павел, однако, решил  повести разговор напрямую. Он решил рассказать о  том,
что позиция Тамары Алексеевны по некоторым пунктам проекта стандарта на муку
может   привести  к  нарушению  договоренностей  с  различными  учреждениями
накануне поездки делегации института в Париж.
     - Понимаешь, Анка, дело  может принять серьезный оборот. Тамара сначала
пришла  ко  мне  и  стала  говорить  о  том,  что,  познакомившись  ближе  с
материалами на  Парижскую  конференцию,  пришла  к выводу, что рекомендуемые
статистические методы для определения норм качества, не совсем корректны,  и
лучше  их  пока не  выставлять на  суд международного форума. Она собирается
связаться  со  специалистами  Министерства  сельского  хозяйства  и  другими
учреждениями   для   того,  чтобы  обсудить  этот   вопрос.  Попыталась  она
прозондировать  и мое  отношение  к этому  делу.  Возможно,  что  она  скоро
навестит тебя.
     "  Никак  не  может  смириться с  тем,  что  ее  не включили  в  состав
делегации, - подумала Аня, удивляясь своему почти безразличному  отношению к
рассказу  Петра,  -  То,  что  она  совсем  недавно  пришла  в  институт,  и
недостаточно глубоко знает дело - это ее нисколько не смущает".
     Аня  слушала все  это  и с досадой  удивлялась  своему безразличию. Она
испытывала чувство человека, который уже  несколько дней как оказался один в
безбрежном  океане на  плоту, без руля,  ветрил, и возможности выбраться  на
материк. Но  Павел настойчиво продолжал  говорить о каких  - то еще пунктах,
связанных  с  показателями  по  зольности, влажности, и  о  том,  что Тамара
Алексеевна  раскопала в  этом слабые места  и представила  их,  как  причину
нерешительности  специалистов  Минсельхоза  при предварительном рассмотрении
проекта.
     Слушала  Аня  довольно  рассеянно и не  вникала в подробности,  которые
приводил Павел. Однако, зовущий к действию и приобретенный за годы  работы в
научном институте инстинкт отстаивать свою точку зрения и добиваться своего,
медленно, но верно просыпался. Инстинкт, который всегда был свойственный ей,
Зарождалась решимость что  - то предпринять. Нужно было спасать  то, что она
вместе  с  другими  в результате  довольно длительного  титанического  труда
сделала и теперь, когда этому делу угрожает опасность, встать на его защиту.
Как и раньше, когда возникали особые обстоятельства на работе, она не  могла
оставаться в  стороне, так и  сейчас, несмотря ни  на что, она почувствовала
необходимость вмешаться в дело.
     -  Анна Соломоновна, - в  разговор  вмешалась  сердобольная Светлана, -
пожалуйста, не волнуйтесь и возвращайтесь поскорее на работу. Главное теперь
- ваше здоровье. Вы ведь прекрасно знаете позицию  директора института и его
отношение  к Тамаре Алексеевне. Его  возможности достаточно велики для того,
чтобы все поставить на свои места.
     -  Пожалуй, я  действительно увлекся, -  неожиданно  покаялся  Павел  с
добродушной улыбкой  на лице, - но тебе, я  считаю, полезно  сейчас об  этом
знать.  А по существу все то, что я тебе здесь наговорил, выеденного яйца не
стоит. Лучше  я тебе расскажу другое. Помнишь Евдокима  в клубе,  на танцах.
Семь  лет тому  назад он  оказался  в  больнице. Врач сказал ему,  что  жить
осталось ему несколько месяцев. Выписали, и поплелся он к себе домой. Сел за
стол  и велел жене поставить закуску. Хорошенько выпил и заявил жене, что он
твердо решил жить и долго жить. А  недавно, много лет спустя, пришел к  тому
же врачу  по  совершенно другому поводу. Доктор  не поверил  своим глазам  и
спросил  его, как  и где  он лечился. И Евдоким ему ответил, что  он  вообще
нигде  не лечился. Спокойно продолжал  жить  и выполнять  свою работу. Вот и
все.
     До  глубокой  ночи  Аня  не  сомкнула  глаз.  Она  перебирала  варианты
разговора  с  директором  и  Тамарой  Алексеевной.   Завтра  она  попытается
связаться с  ними по телефону.  Незаметно для нее  самой  ее мысли оказались
втянутыми в водоворот институтских событий.
     -  Лев  Алексеевич, здравствуйте. Это  говорю  я,  Анна  Соломоновна, -
звенела трубка  Аниным звонким дискантом  на утро следующего  дня в кабинете
директора института.
     - Так я и знал, дорогая, что вы обязательно  меня опередите. Только час
тому назад попросил Тамару Алексеевну навестить вас и доложить мне.
     " Чертовски - хитер. Любая лиса позавидует", - отметила про себя Аня.
     - Анна Соломоновна вы ведь нам очень нужны сейчас, - продолжал директор
института,  -  так  что,  кончайте болеть  и  возвращайтесь  на  работу. Эти
эскулапы никак не успокоятся до тех пор,  пока чего  ни  будь не  найдут. Из
своего горького опыта знаю. И, знаете, отыщут,  даже если ваш организм чист,
как солнышко ясное.
     Ну, что у вас, расскажите, пожалуйста?
     - Что вам сказать? Пока не ясно. Но надеюсь, все - таки,  вместе с вами
поехать в Париж.
     - И все же, что говорят врачи? - настаивал он.
     Аня  понимала,  что  для  директора  важно  было  разъяснить  для  себя
обстановку. Но ясности не было. Оставалось только отделаться шуткой.
     - Что я  могу вам сказать,  Лев Алексеевич?! Народный доктор Богомол из
"Приключений Буратино", если вы еще помните эту знаменитую сказку, выдал  бы
мне такой диагноз: одно  из двух, или пациент здоров или болен. Если здоров,
он останется здоровым или не останется здоровым. Если же он болен, его можно
вылечит или  нельзя  вылечить. Вот так  обстоят  мои  дела.  К делу  это  не
приложишь. Но, несмотря  на то,  что  не могу ничего определенного сказать о
себе, я решила все же позвонить вам, и сказать пару слов.
     - Анна Соломоновна, я всегда рад выслушать вас.
     - Я дорожу вашим временем и  скажу коротко. Прошу вас исходить из того,
что при любых обстоятельствах Париж должен  сейчас состоятся. Подумайте, Лев
Алексеевич, сколько времени и труда затрачено. И сейчас есть  реальный  шанс
довести это  дело  до  конца. Любые попытки  затормозить  нашу с вами работу
должны  решительно  отметаться независимо от того,  под  каким предлогом они
преподносятся.
     - Анна Соломоновна,  я вас прекрасно  понимаю и ценю ваше беспокойство.
Однако,  сейчас вам нужно прежде всего  думать о  себе и,  как можно быстрее
вернуться к своим делам.
     "Хорош гусь.  - Ане стало как - то не по себе, и она в конце разговора,
после  стандартного  расшаркивания,  медленно  положила  трубку на  рычаг. -
Видимо  знает, с  чем Тамара Алексеевна собирается  меня  навестить.  Однако
ничего мне не  сказал. Трус. Боится ее, как  черт ладана. Вернее, ее широких
связей. Ну и поделом ему. Не надо было брать ее к себе на работу".
     Аня  возвращалась  в  свою  палату  с  чувством  человека  израненного,
потерянного, который  только  что  в  схватке  с  врагом  истратил  все свои
патроны, и  осталась  лишь одна  надежда, надежда  на  чудо. Но, где  оно? С
какой, спрашивается, стороны оно, это чудо, может прийти?
     Вчера она отважилась и спросила доктора, каковы ее дела, и что показала
мамография.  Эта,  очень  болезненная  процедура, была сделана еще дней пять
тому назад, но до сих пор о результатах не сказали ей ни слова.
     "Опухоль и  свищ  на  груди,  -  был  ответ,  - требует  длительного  и
тщательного обследования, так что потерпите, пожалуйста".
     Для чего собственно размахивать крыльями,  подбадривать себя и пытаться
в ее положении спасти от застоя поставленное уже на  колеса дело?  Поездка и
без  нее может состояться. Но  тогда вопрос  по  ее  докладу  будет  снят  с
повестки дня. Не будет стандарта еще год-два. По-прежнему экспорт  хлеба  из
страны будет  закрыт. Подумаешь, жили кое -  как без него  с пол века, - еще
проживем.  Директор, собственно, не  бог.  Обстоятельства бывают  выше  его.
Поэтому всего можно ожидать. Под давлением извне и внутри института не такие
еще совершались "чудеса".
     Вдруг подумала,  не выглядит ли она, неестественно,  а может быть  даже
смешно  в  глазах  своих  сотрудников и директора,  продолжая в  ее нынешнем
положении  вмешиваться в производственные  дела? Никогда не задумывалась над
тем,  что  содеянное человеком столь  дорого ему  самому даже  тогда,  когда
возникает серьезная угроза собственному  здоровью. Человек,  оказывается, до
последнего вздоха  готов в  равной степени  отстаивать  свое детище будь это
такой казалось бы мелочью, как заведенный в доме порядок не оставлять посуду
немытой и до открытия, имеющее глобальное для человечества значение.
     В  палате  никого  не  было,  и  Аня,  вернувшись  после   разговора  с
директором, прилегла на свою кровать лицом к стенке и долго тупо  смотрела в
одну  точку. Глаза  ее  увлажнились, и  блеск их в  ограде  густых ресниц то
вспыхивал, то угасал, отражая всю глубину назревающей в душе тревоги.
     Больше  недели,  как  она  не  видела  Стасика, Алешу.  Они  давно  уже
напрашиваются  к   ней.  И  мать  тоже.  Но  Аня  все  -  таки  надеется  на
благополучный  исход,  и  быстрое  возвращение  домой. С болью в сердце  она
попросила их подождать еще пару дней.
     Закрыла глаза в надежде хоть ненадолго отгородиться от тяжелых  мыслей.
Хорошо бы поспать. Но сна - ни в одном глазу.
     Кто - то постучал в дверь. В эту минуту Аня не в силах была отозваться.
И  потом,  она никого не ждала. Подумала,  постучат  и,  не  получив ответа,
придут  позже.  Стук  раздавался  еще  несколько  раз.  Потом дверь бесшумно
отворилась ровно настолько, чтобы заглянуть в палату одним лишь глазом.
     Вслед за этим Аня почувствовала, как кто - то подсел к ней на кровать и
невесомо  положил  свою  руку  ей  на плечо.  Она  с испугом  повернулась  и
обнаружила  рядом  с собой  своего  мужа.  Он  наклонился  к  ней,  чтобы ее
поцеловать, но, увидев слезы, вытащил из кармана платок и нежно приложил его
к одному, потом  к другому глазу. Они оба молчали,  разглядывали друг друга.
Аня протянула к нему  руку и пристально стала изучать  его лицо и так, будто
увидела его таким впервые. В его глазах рассеянность, которая обычно говорит
о готовности к неосознанному до конца поступку. Никогда раньше она не видела
его  таким  глубоко  озабоченным,   взволнованным.  Взгляд  ее   многократно
возвращался, чтобы снова и снова разглядеть каждый штрих и нюанс в его лице.
Она стремилась понять, что могло произойти, и что он мог надумать.
     В  светло-голубом пространстве  ее  глаз  мелькнули  страх, подозрение.
Засохшие губы, бледные щеки, - все это говорило о готовности выслушать самое
страшное. Она толкнула мужа рукой, пытаясь вывести его из транса:
     - Вовка, говори, что у вас там дома случилось?
     Такой поворот был неожиданным и не сразу дошел до него. Он ждал другого
вопроса, касающегося ее лично
     - А? Что? О чем ты?
     И он засмеялся как -  то  на нервах, неестественно, поверхностно. Видно
было, что думает он совсем о другом.
     - Глупый  ты,  суслик, - сказал  он невесело,  и встал, выпрямляя  свои
плечи, - дома у нас полный, нормальный, настоящий балаган, чего и можно было
ожидать  в  твое  отсутствие.  Хорошо еще, мать твоя немного сдерживает  это
безобразие,   а   то...   Да,  совсем   забыл  принести   тебе   совместное,
художественное  произведение Алеши  и  Стасика.  Но об  этом потом. А сейчас
собирайся. Нас ждут врачи...
     Аня вскочила на  ноги. Она все поняла. Володя  только  что от  лечащего
врача.
     -  Может, объяснишь, в чем дело? -  сказала она сурово, глядя на него в
упор. - Вчера - был обход, сегодня утром  - очередная процедура.  Мне ничего
такого серьезного не было сказано. Скажи им, Володя, что я сильный человек и
не надо  со мной играть в прятки. Я хочу ясности для того, чтобы  знать, как
мне распорядиться отпущенным мне напоследок временем.
     Володя с силой потянул ее к себе и так, что Аня откинула  назад голову.
Она очутилась в  его объятиях, и  оставалась так стоять, встретившись  с его
решительным, властным взглядом.
     - Анька, слушай меня и не перебивай. - Он дышал ей в лицо пламенем души
своей,  в котором была непреклонная стойкость  и  необъяснимая  дерзость.  -
Скажи,   часто  ли  я   в  нашей  с  тобой  жизни  настаивал  на  полном   и
беспрекословном твоем подчинении? Можешь  ли  ты  вспомнить случай,  когда я
бесцеремонно подавлял твою волю?
     -  Боже  мой,  что же ты так  жестоко  меня мучаешь и  не  говоришь мне
правды!? - Вырвалось у нее с отчаянием.
     Вздрагивали  ее  поникшие  плечи,  дрожали  запекшиеся  губы,  горькие,
горячие слезы скатывались одна за другой по раскрасневшимся щекам.
     Володя нежно гладил ее по спине, целовал ее податливые губы.
     Он пришел в  больницу с  совершенно диким намерением, которое он твердо
решил осуществить.  Он был совершенно  уверен в  том, что  никакие заверения
врачей не собьют его с намеченного пути. Единственно, чего  он опасался, это
Аниных слез. Опасался, что она категорически воспротивится его намерениям.
     Сейчас он стоял перед ней  с окаменелым  сердцем, понимая, что не имеет
право проявить слабость.  Попытаться  сделать  Аню своим сторонником? Хорошо
было бы, но рискованно. Она может  выступить решительно против него. И тогда
все пропало. Надо сделать  роковой шаг  самому. И  ответственность целиком и
полностью взять на себя и только на себя.
     "Но,   что  это  я?  Она  ведь  совершенно  не   знает   причины  моего
таинственного  поведения и предполагает совершенно иное, самое  страшное для
нее", - вдруг спохватился он.
     - Анна, Аннушка, какой  же я болван и не сказал  тебе  сразу.  Нет этой
страшной  правды,  которую ты думала услышать  от меня.  Нет  ее и, надеюсь,
никогда не будет. Врачи так и  не установили  ничего до сих пор. Только  что
говорил с ними.
     - Что же тогда? Что? Объясни мне.
     Она покорно прислонила свою растрепанную голову к его груди и в крайнем
изнеможении тихо и покорно сказала:
     - Вовка, повелитель ты мой, можешь делать со мной все, что хочешь.
     -   Умничка,  ты  моя   милая,  -  поспешно  заговорил  он,  осыпая  ее
безжизненное лицо  горячими  поцелуями, -  подожди здесь  всего только минут
десять, пятнадцать и я вернусь. Думаю, все сделаю без тебя. Жди... я сейчас.
     Он быстро,  но  бережно посадил  ее  на  кровать  и побежал к выходу. В
дверях на миг обернулся и для бодрости подмигнул обессилевшей жене.
     О  том, что  сказали  ему  врачи в  ответ  на  его настойчивое  желание
выписать из  больницы свою жену, Аня  так  никогда и не узнает.  Они сказали
ему:
     -  Вы,  молодой  человек,  берете  на   себя  большую  ответственность.
Результаты  нашего обследования, даже  незаконченного, говорят  о  том,  что
организм вашей супруги расположен к онкологическим заболеваниям. И у нас нет
сомнения в том, что профилактические процедуры могли  бы быть не излишни для
нее.
     Подписывая  документ   о  своей  личной  ответственности,  он  бодрился
засевшими в  голове сведениями  о том, что в  любом  человеческом  организме
имеются раковые  клетки, но не каждый  из  них обладает  механизмом борьбы с
ними.

     Полупустая электричка неслась на всех парах  к столице. Окна новенького
вагона, пахнущего еще  заводской свежестью тисненой, светло - желтой обивки,
были открыты. На крутых поворотах поезд  менял  свое направление,  и пологие
солнечные лучи  позднего заката весело разгуливали  вдоль и  поперек вагона,
как бы стараясь на прощанье успеть обогатить своей  позолотой его  интерьер.
Воздушные  потоки  сквознячков  приносили  сладостный  аромат  зеленых трав,
недавно  скошенных на  откосах вдоль  железнодорожного  полотна. Радостно  и
громко   постукивали  колеса  на  стыках  рельс,   подбадривая  входящих  на
остановках пассажиров, предлагая им как можно быстрее занимать свои места на
удобных широких скамейках и оставить в стороне свои дорожные заботы.
     В конце вагона - скамейка на двоих. Там молча сидят Аня и Владимир. Они
еще  не  успели прийти в себя.  Правой рукой он обнял ее за  плечи.  В левую
поместил  теплую,  нежную  руку  жены.  Она  склонила голову ему  на  плечо.
Отправляясь   на   сегодняшний   последний   визит   к   доктору,   которого
порекомендовал им Левчук, они готовы были услышать самое страшное. Но старый
заслуженный  доктор  из  загородной  районной   больницы  после  длительного
многодневного обследования  и рассмотрения всех необходимых анализов  сказал
решительное  "нет",  - никаких  признаков рака  он не  обнаружил и  прописал
только мазь для полного устранения свища на груди.
     Они свалили горе с плеч, но тяжесть  глубоких переживаний, накопившихся
за  предыдущие  несколько   недель,  оставила  заметный  след  и  не  давала
возможности окончательно  избавиться от страха за  свое счастье. В затаенных
уголках сердца каждого  из них  в это  время  копошился червь  сомнения.  Не
верилось, что все так кончилось благополучно. Однако  признаться вслух, или,
тем более, обменяться разговором по этому поводу, они не смели. Теперь, надо
было, как можно скорее заглушить все мысли  вокруг  перенесенного потрясения
новыми впечатлениями. Предстоящая поездка в Париж была, как никогда, кстати.
     -  Слушай, зяблик,  - Володя крепко прижал  к себе жену за  плечи, - не
вздумай  покупать какой либо мне подарок в Париже. И, вообще, кому - ни будь
из нас.  Обойдемся.  Сходи  лучше  в  театр,  в  музей,  поброди по  улицам.
Наблюдай,  изучай тамошнюю действительность, чтобы  убедится в окончательном
загнивании капиталистического общества.
     - Неужели  ты в этом еще сомневаешься? И как только тебе могли поручить
работу с комсомольцами?!
     - И не гуляй там одна. Правда, говорят, что  француженки  очень хороши,
легко идут на всякие женские вольности, и у мужчин там нет нужды отвлекаться
на сторону. И все же, скажу тебе прямо, - штучка ты довольно аппетитная. Так
что не позволяй себе лишнего.
     - Лишнее, - это что, например?
     - Вот что, хитрушка, не валяй дурака. Это ты лучше меня знаешь.
     - Слушай,  а  вот Левчуку нужно бы  привести  из Парижа подарок. Как ты
думаешь? Может, что подскажешь на этот счет?
     - Подумаю. Можно еще, после  твоего приезда из Парижа пригласить к  нам
на обед Левчуков и, кстати, Дениса. К нему жена возвращается с сыновьями.
     Электричка вихрем  взлетела на  ажурный  мост  высоко над водной гладью
широкой реки. Собственный призывный могучий гудок опережал ее далеко вперед,
раздвигая простор и  возвещая раскинутым впереди  бескрайним  лесам, полям и
поселкам о своем радостном стремительном движении.
     - Вот что, Аннушка, - посоветовал  Володя, - ты использовала в  деревне
только часть  своего  кандидатского отпуска. Как я понимаю, у тебя  осталось
еще  целых три  недели. Достанем  путевку, и  после  Парижа махнешь на юг. К
сожалению, я не  смогу  составить тебе компанию. Сама  понимаешь. Отпуск мой
использован почти полностью и нужно готовится к защите. Каждую неделю будешь
получать от нас весточку.
     Аня освободилась от Володи, выпрямилась  и медленно  подняла свои глаза
на своего мужа. Удивление и ироническое выражение лица не обещало согласия.
     - Поздравляю. Пока я находилась  в больнице, созревал переворот в нашей
семейке и теперь ты у нас  первая скрипка. Пойдешь в  отпуск, поедешь на юг.
Решил все с плеча. А дети, - выросли из-под своих одежек и к зиме не готовы.
А  мама, - ее состояние? Ну,  а что касается моих дел в институте...  Может,
ты, и это возьмешь под свое крыло?
     Володя  громко  рассмеялся.  Кажется, Анька уже  потихоньку  оживает. С
оглядкой  он  скосил взгляд на близ сидящих,  занятых  собой,  пассажиров, а
далее, ее строгое, бледное лицо оказалось  в его руках, и он нежно поцеловал
ее в губы.
     Электропоезд  медленно и  торжественно вошел  в ярко освещенный  город,
куда  они  возвращались,  чтобы по-прежнему  работать,  мечтать  и оценивать
каждую свою предыдущую поступь накануне следующего шага.




        Демиург

     Есть в  столице России место, где  ее житель может совершенно  забыть о
семейных проблемах, жизненных невзгодах, обидных  обстоятельствах, стихийных
бедствиях  и  предаться  истинному  удовольствию,  настоящей  радости,  даже
чувству  гордости  и   глубокого  вдохновения.  Туда  ведет  проспект  Мира,
протянувшийся прямолинейной, широкой трассой от центральной части столичного
города.
     Это  выставочный комплекс, ботанический  сад  и архитектурный ансамбль,
посвященный космической эпопее.
     Широкая  площадь  у  высокой  величественной  арки  центрального  входа
выставки. Погода - московское "бабье лето". Полуденный, яркий солнечный свет
выделяет  перспективу  зеленых  аллей,  обогащает  своими  лучами  цветочные
клумбы,  архитектурное  оформление многочисленных  павильонов,  способствует
радостному настроению.
     Нескончаемый  поток   посетителей  тянется  от  выхода  станции  метро.
Прибывают  на автобусах  и такси. Здесь назначаются свидания  со  знакомыми,
друзьями, родными. В воздухе атмосфера  радостного ажиотажа взрослых и детей
от  предвкушения  удовольствий,  развлечений,  деловых  встреч,  в  ожидании
познать новинки из жизни,  а также  науки и техники. Колоритная многоязычная
толпа у касс говорит, смеется, радуется, жестикулирует.
     Выставка  достижений  великой многонациональной  страны  размещается  в
огромном,   прекрасно  спланированном  уютном   парке  с  широкими  аллеями,
разнообразными  зеленными   насаждениями,  фонтанами  на  больших  площадях.
Выставочные   павильоны,   небольшие,   уютные  магазины,  кафе,  рестораны,
аттракционы  гармонично  вписываются в натуральную зеленую зону  или  в ряды
высаженных  вдоль  аллей  пахучих  лип,  пирамидальных  елок,  лиственниц  и
стройных сосен.
     Экспонаты  рассказывают о  жизни  и  традициях,  культуре  и  искусстве
народов  огромной  страны,  о  потрясающих успехах  первопроходцев  космоса.
Удивительно  колоритно и красочно выглядит  здесь пестрая, многонациональная
толпа  взрослых  и  детей,  облаченных  в  самые  разнообразные  наряды,  по
последней  моде из всех  уголков земного шара,  от заокеанских и европейских
мега  полисов  и  до городов  и  поселков Кавказа,  Средней Азии  и  Сибири.
Выставка привлекает внимание туристов всего мира.
     Посетители, граждане этой страны, с удовольствием внимают этой, греющей
душу, сказке, стараясь, хоть  на несколько часов, забыть суровую, а порой  и
неимоверно жестокую действительность.
     Прошло  несколько  месяцев после  Парижской  конференции,  но в течение
всего  этого времени не представилась возможность  собраться  вместе,  чтобы
поделиться впечатлениями об этой  короткой, но полной замечательных  событий
поездке. Здесь, на территории выставки, в ресторане "Космос", и решено было,
устроить обед для ближайших своих друзей.
     Пока жена  была во Франции, Володе  удалось договориться  и за  кроткое
время  под  бешеным нажимом ученого секретаря получить приличные  отзывы  на
свою  работу от Бауманского  института  и  института  кибернетики.  А  через
некоторое  время, после отчаянной в поте лица  спринтерской гонки  и  всяких
неурядиц  диссертация  была  во  время  представлена  к  запланированному  в
ближайшее время ученому совету и защита прошла вполне удачно.
     Итак, причин было более чем достаточно для того,  чтобы побыть вместе с
друзьями, причастными к происшедшим недавно событиям.
     Кроме  того,  неожиданно появилась  даже возможность устроить встречу с
некоторым размахом. Несколько лет тому назад, еще на предыдущей своей работе
Володя  получил  авторское   свидетельство  на  изобретение  ультразвукового
дефектоскопа. Эта бумага  с сургучовой печатью  и красочной  ленточкой долго
лежала без надобности  в  шкафу. И  вот,  совершенно  неожиданно, в  связи с
освоением   изобретения  прибывает   денежное   вознаграждение  от  крупного
Уральского трубопрокатного  завода. Деньги оказались, как никогда, к стати и
Аня  с  Володей пришли  к единодушному решению, встречу устроить с некоторым
шиком, и не дома, а в ресторане.
     Решено  было  провести  ее в узком кругу. Аня не любила  больших шумных
компаний, где, как правило, отсутствует атмосфера  тесного  единения,  когда
каждый  может  найти  контакт  с любым  из  присутствующих  по  собственному
усмотрению.
     Володя с Аней  пришли  раньше условленного времени  и  встречали друзей
своих в уютном маленьком скверике  у входа  в ресторан. Там  они представили
Левчукам Павла с Ольгой. После  этого к ним присоединились сначала  Денис, а
потом  Татьяна Андреевна, -  молодая,  веселого нрава женщина, ответственный
работник государственного комитета стандартов, которая наряду с другими тоже
побывала на Парижской конференции.
     Воспользовавшись  тем,  что  гостей  в этот  момент  продолжал занимать
Владимир, Ольга  за  руку  отвела  немного в  сторону Аню и  с  нескрываемым
чувством глубокого сердечного расположения, затараторила вполголоса:
     -  Анка,  подружка моя милая, как я  рада  видеть тебя  молодой, румяно
щекой, улыбающейся. Ты не можешь себе представить, как мы с Павлом... Ах, да
пошло  оно  все  это к чертовой  матери...  И  говорить  об этом не стану...
Расскажи лучше,  как ты  нашла Париж. Какие там женщины,  во  что одеваются,
неужто мы выглядим хуже? От моего  мужлана разве  что  узнаешь, кроме  как о
крупе, да о муке и прочей дребедени!?
     Стремительная словесная Олина атака рассмешила Аню.
     - Как одеваются? Вышли как - то под вечер погулять и заблудились. Тогда
Лев наш догнал впереди идущих женщин и на чистейшем русском осведомился, как
нам вернутся к себе. Мы все в  недоумении. А он: "Пол мира объездил и  знаю,
элегантней наших женщин  нет нигде. С первого взгляда определил, что  они из
России". Так что, Оленька, кто какими глазами смотрит.
     - Нет, Анька, а все-таки? Не томи, подруженька.
     Все потянулись за Владимиром на второй этаж. По пути Аня продолжала.
     -  Погашу  твое  любопытство  приятными  для  тебя  словами.  По  части
очертаний  тела,  -  фигуры, в смысле, - ты  вполне можешь тягаться  с любой
молоденькой француженкой.
     - Знаешь, что? Не дури!
     - А вот  что касается одежды, обуви, так это мы, конечно, -  ни в какие
ворота... Представляешь, молоденькие,  стройненькие женщины и...  в  мужском
костюме, а  обувь на  платформе... Потрясающая элегантная женственность.  От
зависти,   просто  замирала.   Рубашки  хипповские,   пестрые.  Нескончаемое
разнообразие. А шубки какие!? Норка, лиса, кролик? Прямо - загляденье!
     Дальше речь пошла о том, что в моде приталенный силуэт  покроя, потом о
дубленке, которую, если  вывернешь,  - получаешь шубу и о том, что чаще  мех
используется, как деталь, - шарф, воротник, манжеты.
     - А для себя что купила?
     - Шубку, коричневую, дешевую,  стоимостью в пять обедов. Мы с  Татьяной
Андреевной ради подарков почти неделю говели. Ой, Лялечка, дорогая,  извини,
пожалуйста. Но об этом потом.
     С ними поравнялись остальные, и Аня стала знакомить Ольгу с Левчуками и
Денисом.
     Расположились они  на  открытой восточной веранде  с  видом  на широкую
кирпичного цвета гаревую дорожку с посажеными вдоль нее рядом молодых
     березок.  Она  вела  к зеленой травяной площадке  и  светлому строению,
откуда выводили для демонстрации рогатый скот.
     Все способствовало хорошему  настроению, -  теплая, почти безветренная,
солнечная погода,  уютный с хорошим  обслуживанием ресторан, расположенный в
тихом, живописном уголке парка.
     Разместились все за одним овальным столом у края веранды.
     Ненавязчиво звучал нежный, проникновенный голос Анны Герман о парящей в
небе снежинке, несущей на себе любви негромкие слова.
     Оживленная  беседа  возникла  почти  сразу.  В  ожидании  официанта,  с
интересом просматривали  парижские  фотографии,  которые  принес Павел.  Они
переходили из рук в руки и временами вызывали бурную реакцию.
     - Оцените мастерство фотографа, - заметила Аня с заметным возбуждением,
- Павел изощрялся, как только мог. Приземлялся, залезал на забор или дерево,
неожиданно появлялся из-за угла.
     -  Похоже,  кто-то из вас  говорит на  французском, -  поинтересовалась
Жанна.  Она разглядывала изображение Эйфелевой башни  на фоне ярко  голубого
неба.  Башня  возвышалась над  широким,  в зелени  и цветах,  сквером,  а на
переднем плане  сидела  вся  русская  делегация,  кроме,  конечно,  Павла, и
беседовала с подошедшими к ним местными школьниками.
     - Ребята просили денежную помощь на ремонт школы, - вступила в разговор
Татъяна Андреевна. - Если бы не копилка в руках одного из них, могли бы и не
понять в чем дело. И потом, нам было не до них. У нас был свободный день. Мы
решали, куда податься. Мужчин, конечно, потянуло на Пляс Пигаль.
     - Это  было совсем не так, Татьяна Андреевна, - возразил  Павел, - Анна
пожелала в музей  Жорж Санд, а вы - в музей Жанны  Д'арк. Оказалось, один  в
Руане, другой в Нанте. Поездки  за город оказались нам не по  карману.  И мы
сначала по настоянию наших женщин побывали в музее Орсе, а потом прогулялись
вдоль  Пляс Пигаль. Видели у входа одного заведения деву-зазывалу  с  высоко
обнаженными  толстыми  ногами,  которые  она выставила на  показ с  заметной
заинтересованностью. Прошли мимо трех знаменитых борделей " Твое счастье", "
У Мими", "Три розы". Один из них когда то очень давно посетила Жорж Санд.
     - Запало же  ему, чертяке, в  душу, - прервала его вовремя Ольга, - без
единой запинки перечислил названия всех этих заведений, и заинтересованность
девицы тоже не упустил своим нечистым взглядом.
     - Оленька, дорогая, - вмешался Петр, - как же ему, советскому человеку,
да не заметить дамской заинтересованности, когда мы о  существовании бардака
знаем только по анекдотам.  Один из них могу рассказать. Вызвали  в партбюро
Рабиновича и  предлагают ему, как члену партии возглавить публичный дом. Там
из месяца в  месяц  план не выполняется.  А он, бедняга: "Что вы, товарищи!?
Манька скажет, я на следующей неделе  не смогу, заседаю в профсоюзе, Танька,
что выдохлась и  берет три отгула. И что же мне  тогда, - ложись, Рабинович,
вместо них, и выполняй план? Да?"
     Все посмеялись, а Дениса задело еще и другое.
     -  Черт возьми! - вздрогнул  он, - одно  лишь упоминание  о Жорж  Санд,
Кларе Цеткин приводит меня в бешенство. Надо было сразу на корню  уничтожить
феминизм. Теперь  пожинаем  горькие плоды. Где она теперь  женская  теплота,
материнская забота. Днем  с  огнем  не сыскать.  Как  только окажусь на  том
свете, первым делом расправлюсь с ними. Ведь они и там могут повторить то же
самое!?
     - Не вздумайте, Денис, - выступила  Аня, - ведь эти  женщины фактически
спасли человечество. Увидели, что с  каждым годом мужики мельчают и добились
определенного положения в обществе. Многое взяли в свои руки. Поэтому, слава
богу, и живем пока.
     - В том то и трагедия, что там с ними расправится невозможно, -  угрюмо
вставил Петр.  - Потусторонний мир не  материален. Там шастают одни духи. Ни
тебе поймать, ни уничтожить...
     -  Мальчики  и  девочки,  что  ж  это такое  делается-то, а?  -  громко
возмущалась Татьяна Андреевна, устраиваясь поудобней у стола в своем кресле,
- выходит на том свете вожделенный стан Джульетты неощутим для бедного Ромео
и сердце его больше никогда не воспламенится божественным пламенем. Надо же,
остается нам, как  можно быстрее,  брать от  жизни  все и  вся  и без всякой
оглядки.
     В этот день Петр казался чем - то озабоченным. Похоже, его преследовала
какая то навязчивая мысль, с которой ему трудно было справиться.
     -  А   вы,   Татьяна   Андреевна,  верите   в  потустороннюю  жизнь?  -
поинтересовался Петр.
     -  Хотелось бы верить, но, чтобы со страстью, любовью,  блаженством и в
тесном единении тел и душ.
     Петр улыбнулся с  оттенком грусти и продолжал ту же  тему в загадочном,
приглушенном тоне, помахивая указательным пальцем у своего носа.
     - А знаете ли вы, дорогая Татьяна Андреевна, что  там, в грядущем мире,
не  едят,  не пьют,  не стоят. Даже и  не сидят, не  спят, не печалятся и не
смеются, и..., если хотите знать, не совокупляются. Но зато не умирают.
     - Батюшки светы,  и  даже  не  размножаются? Что же они там  делают эти
самые духи?
     Сидящий  поблизости Владимир  насторожился.  Не  иначе,  как  назревает
очередной розыгрыш. На Петра это было похоже.
     - Они там постигают истинную сущность бога, - ответил он назидательно.
     - Мне кажется, Петр, вы когда -  то там уже побывали и теперь вернулись
на землю в качестве очевидца, - пошутила Тамара Алексеевна.
     "  Кажется,   пронесло",  подумал  Владимир,  глядя  на  успокоившегося
Левчука.
     Аня с  упоением рассказывала  о  картинах Моне и других импрессионистов
выставленных в музее Орсэ.
     - Большую часть времени я  простояла у  этой экспозиции. Еще в Москве в
Пушкинском музее я  была поражена  с  каким  мастерством и  выразительностью
показаны на одной картине Моне хмурые морские волны у выступающих скал, а на
другой  чуть  слегка  волнующаяся  поверхность  широкой  реки  у  небольшого
городка. И уже  тогда поняла, какой это великий мастер водной стихии. Но то,
что я увидела в музее Орсэ... гладь реки на закате, в полу сумерках, морская
пучина  при шторме, красочная палитра  лилий на застывшей воде пруда, льдины
на воде в оттепель, на закате... Поразительный талант.
     - Я - отозвалась Жанна, - запомнила картину "  Осень", которую я видела
в Лондоне.  Вода в глубоком заливе и отраженные в ней голубого неба, светлых
облаков, строений на набережной, багряных деревьев и кустов...
     - А, помните,  -  "Женщину с  зонтиком"? - вмешалась в разговор Татьяна
Алексеевна.  - Все там  в движении  - ветер,  облака, трава,  шарф,  платье.
Поражает разнообразие  цветов  и оттенков.  А вообще то, нет в природе более
яркой волнующей красоты, чем красота  и обаяние женского тела. И поэтому мне
искусство Ренуара ближе всего.
     - Напрасно вы, Татьяна Алексеевна, так  выделяете женскую красоту, -  в
разговор  вмешался  Павел, который  стоял  у веранды,  облокотясь руками  об
ограду,  - в мире много чудесного и неповторимого.  Вон посмотрите  на этого
длинноногого, лупоглазого теленочка, который только что вырвался из ворот на
свободу  и  со  всех  силенок шпарит вдоль  демонстрационной площадки. Какая
горделивость  очертания длиной  шеи  и головы.  Стройные ножки. Залихватский
хвостик. Просто загляденье. А вот и мамку выводят.
     Внимание всех было обращено в сторону сельскохозяйственного павильона.
     -  Анна Соломоновна, помнишь,  - продолжал Павел, - как тебя колхозники
подбили подоить  строптивую  коровку в колхозе, куда  мы с институтом  нашим
выезжали  для  спасение урожая. И ты довольно успешно с этим  справилась, за
что тебя  они стали звать доверительным  именем, Нюркой,  и  даже бригадиром
тебя назначили.
      - Было  дело, -  улыбнулась Аня.  Еще  помню  историю с  институтскими
мужиками,  которые  с  перепою на  утро  не вышли  на  работу. Пока  я,  как
бригадир, мчалась  по полю  на  повозке  к  ним,  мое  сердце  клокотало  от
негодования.  Я  готова была тогда на все. Была  бы  мужчиной, полезла бы  в
драку,  -  Аня  усмехнулась,  - Но вместо этого,  выпалила,  что  позвоню  в
институт и в наказание оставлю их на следующую смену, еще  на две  недели. В
ответ разразился гомерический  пьяный хохот. Их это нисколько не испугало, а
даже наоборот. Такой подарок. Еще с десяток дней гудеть.
     - Оказывается,  у  вас,  Аня,  немалый опыт борьбы с алкоголиками, -  в
разговор вмешался Денис.
     -  А,  вспомнили? - засмеялась Аня и стала рассказывать  всем случай на
Володиной  защите, -  Представляете,  до  начала  заседания  ученого  совета
оставалось  минут  сорок,  а представителя Бауманского  института,  то бишь,
Дениса, который должен был представить свой отзыв, все еще нет. Володя  мне,
- поезжай, где хочешь, найди его, и привези сюда.
     - Как только Анна переступила порог моего дома, - продолжал эту историю
Денис, - я с первого же взгляда понял, что, несмотря на мой непотребный вид,
и гостью, которая в это время сидела у меня, мне никак не увернуться от
     пронзившего меня насквозь негодующего взгляда. Я еще никогда в жизни не
видел такого испепеляющего огня в глазах и такое угрожающее молчание.
     - Ну, уж прямо. Слава богу, живы  остались, не  сожгла вас. Денис, я до
сих пор так и не знаю, почему вы не пришли во время.
     - Ах, ну да, у меня в это время была женщина, далекая родственница моя.
Она   из   Сибири   и   привезла   мне   бутылку   водки,   "   Камчатскую",
семидесятиградусную...  и  я  после...  я  спутал  и  решил,  что  защита на
следующий день.
     - Ну что  ж, хорошенькая  родственница  и семидесяти  градусная...  Оно
понятно. Но, что  было  дальше,  - продолжала Аня,  поглядывая  на Дениса  и
оценивая,  обидится он или нет.  -  Он  под моим конвоем  был  доставлен  на
защиту. Когда  наступило время, и ему надо было с отзывом в руках  взойти на
трибуну, я замерла  от страха. Думала, вот-вот  споткнется  и упадет к ногам
ученого секретаря на  глазах у почтенных  членов ученого совета.  Но  как он
выступил?
     - Ну, как же? Друг все - таки защищался. Да и работа вроде ничего.
     Пока  велся  этот разговор, Володя и Петр встали из-за стола и отошли к
другому краю веранды, за которой видна была верхушка  рябины, густо покрытая
гроздями спелых оранжево - красных ягод. Там уселись за свободным  столиком,
закурили, и Володя спросил своего друга:
     -  Я  понаблюдал сегодня за тобой,  послушал за столом твой разговор  и
хочу тебя спросить, не случилось ли что?
     Петр глубоко вздохнул, помолчал немного и начал свой рассказ.
     - Сегодня утром мне передали письмо из Новой Зеландии от моего близкого
друга по моей бывшей работе  в этой стране. Он там местный житель, абориген.
Долго, до тридцати  пяти  лет,  пока не  стал  на ноги, не  считал  для себя
возможным  обзавестись  семьей.  Глубоко верующий  человек  и вместе  с  тем
светский, современный  парень. С  подобным сочетанием  встретить в  наше  то
время  подругу  жизни, чтобы  можно было жить  душа в  душу с ней, не так то
просто.   Но   судьба   проявила   благосклонность   к   нему.   Женился  на
очаровательной, веселой,  общительной женщине. Внешне  они оба не похожи  на
религиозных  фанатиков. Они высокообразованные люди.  Им свойственен широкий
интерес  к культуре,  искусству. У каждого своя  интересная работа. Вместе с
тем вера и  преданность  богу  -  беспредельная. Посещение  божьего храма  в
выходные дни, - дело  непреклонное. По каждому  случаю  слышишь, - <i>бог  тому
судя, бог благословен, с божьей помощью, тому божья воля.</i> Не прошло и года -
ждут ребенка. Счастье забило через край в  ожидании  малыша.  Накупили массу
вещей,  строили  планы,  как  лучше  его  вырасти  и  воспитать.  А  ребенок
родился... мертвым. И, потрясенные изуверским несчастьем родители заявляют в
конце письма смиренно: З<i>начит, богу так угодно было</i>...
     - Если  бы этот  рассказ исходил  из уст  заядлого атеиста, - продолжал
Петр после некоторой  паузы, -  то можно было бы ожидать, что он  закончится
словами, полными едкого сарказма:  "<i>И что  же,  вы думаете, им уготовил бог,
которому они  были преданны до  мозга костей...  Не что  иное, как  мертвого
ребенка"...</i>
      Петр  задумался и повторил про себя  последнюю  фразу из письма своего
далекого друга:
     -  "<i>Значить так ему было  угодно..., -</i> потом покачал головой  и добавил
убежденно, <i>-</i>  Совсем не так. Ему совсем не угодно было так делать. Для него,
в  его  великом  творчестве,  это есть  трагическая неудача,  которую он,  к
величайшему своему огорчению, до сих пор избежать не всегда может. Владимир,
друг мой дорогой, понял ли ты, о чем я?
     - Пока не очень. Но я вижу, ты ищешь ответы на вопросы,  которые веками
остаются пока без ответа. Покопаться в этом, безусловно, интересно.
     Петр продолжал.
     - Извини, друг,  я должен сбросить  с души своей назойливую, прилипшую,
ко мне идею и  займу твое внимание еще ненадолго. Ты  знаешь, со дня кончины
моей мамы я упрямо  ищу ответа на  вопрос о том,  как увязать творящееся  на
земле горе  с  тем, что мы живем под богом, который по признанию подавляющей
части   населения  земли  считается   <i>благосклонным  и  всемогущим</i>.  Заметь,
последние два слова. Многих, и меня в том числе, мучает вопрос, если он добр
и  все может,  почему  он  допускает столь  страшные горести  и  катаклизмы.
Считать, что его вообще нет, - невозможно.
     -  Стоит только  оглянуться  вокруг, - Петр сделал  жест рукой и поднял
глаза  к  голубому  небу,  -  как  перед  тобой  выстраиваются  убедительные
доказательства того, что  Великий  Творец, безусловно, существует. Посмотри,
сколько  красоты,  гармоничности,  рациональности   вокруг.  Закат,  восход,
голубое небо, зеленый покров планеты, треугольный строй птиц в  полете, дабы
было  легче  летать,  родившегося  теленка не  учат,  как ему  добраться  до
маминого молока...  А любовь,  счастье  созидательного  труда,  каждодневное
стремление  к  победе.  Это   может  быть  создано  только  сверх  разумным,
талантливым, могущественным Демиургом.
     -  Почему  только  так?  - возразил  Владимир,  -  А  не  в  результате
эволюционного развития? Как нас учили. По Дарвину.
     Петр тут же отпарировал:
     - Эйнштейн  однажды  сказал,  что  чем большее знание о  мире дает  ему
наука, тем явственней он видит руку Всевышнего,  правящего Вселенной. Но все
вроде  белее   или  менее  гладко,  пока  не  столкнешься  с  земными  злом,
несчастьем,  несправедливостью.  Тут  то  возникает  вопрос, который  обычно
задают  атеисты,  с целью  подвергнуть  сомнению существование  Милостивого,
Благословенного  и вместе с  тем Всемогущего бога:  " Где он был, если он за
нас и все может?"
     - Для того, чтобы не было никогда сказано такое, например, - "Извините,
но бога я оставил в Освенциме", или, "как же мог царь Давид  совершить такой
неимоверный,  непростительный  грех,  послать  своего  подданного  на верную
смерть, чтобы завладеть его  красавицей - женой? ", - мне  хочется думать, -
продолжал  Петр  утверждающим,  замедленным  тоном, - что,  хотя  творческие
возможности  Демиурга,  -  Великого Творца нашей вселенной, - огромны, но...
они не являются всеобъемлющими, всемогущими.  Они,  пока что, ограничены и в
значительной степени. Нельзя от него ждать больше того, что он может дать на
сегодняшний день, и  дал  уже за  прошедшие века. То, что  он  уже  сделал -
грандиозно.  И процесс  усовершенствования  мира, и, в  частности, борьба со
злом,  несправедливостью  продолжается.  Мы  должны допустить,  что  великий
Творец где-то, может быть, еще на пол пути в процессе создания гармоничного,
справедливого  мира.  И  этот  процесс  следует рассматривать,  как  действо
отчасти осуществляющееся и  нашими руками,  руками обитателей, жителей земли
под эгидой  могущественного (но, заметь, не всемогущего!) Демиурга - творца.
Разобраться,  ничего  нового  я не  утверждаю, кроме  того,  что  бог,  хотя
могущественен, но не всемогущий. Он  постоянно  на пути великого созидания и
творческого поиска.
     - А  не кажется тебе,  - пытался усомниться  Владимир, -  что абсолютно
гармоничный,  и  справедливый мир  может  привести  к  загниванию  и  гибели
человеческой личности, и вообще всей фауны и флоры на земле?
     - Думаю, что для  Создателя с его питомцами  проблемы  и препятствия на
пути их решения останутся  навечно. Но вера  в  такого справедливого,  более
понятного  для  всех  бога  обретет  совершенно  иную,  более  благоприятную
окраску,  а,  следовательно,  приведет  к невиданному  росту  числа  истинно
верующих  и готовых честно с Ним работать  людей.  Совместный,  вдохновенный
труд такого бога с миллиардами жителей  земли нашей, которые ему  поверили и
оценили   его  творческие  устремления,   превратят  нашу  землю  в   мощный
созидательный  симбиоз  Творца  и его  питомцев, направленный на преодоления
множества  страданий на нашей планете, на  достижение  мира между  народами.
Такое  толкование  неизбежно приведет  еще к единению  науки и религии,  что
будет иметь огромное значение для  человечества. И, кстати, все это созвучно
с созданной иудаизмом системой - Бог, человек, разум.
     -У  нас, я думаю,  будет время поговорить на эту тему, -  забеспокоился
Владимир. - А сейчас, нас зовут к столу.
     Стол был  плотно уставлен разного рода яствами, и винами, которые Аня и
Владимир  скрупулезно  заблаговременно  подобрали  и  заказали  к этому дню.
Каждому из них, независимо друг от друга,  хотелось думать, что устраиваемая
ими дружеская встреча окажется залогом их счастливого безоблачного будущего.
Ими овладела  потребность  в  каком-то  жертвоприношении, для избавления  на
будущее от кошмара,  подобного тому, который они недавно пережили. И отдавая
дань  своим  друзьям, которые  помогли  и  поддержали их в опасный,  роковой
момент, они находили в этом  душевное успокоение,  словно  верующие  в своей
самозабвенной молитве обращенной к Всевышнему.
     Солнце  еще  было  довольно высоко, когда они  после  ресторана  решили
прокатиться в открытых вагончиках экскурсионной мини электрички по периметру
центральной части выставки.
     Они  проехали мимо павильонов кавказских и  среднеазиатских  республик,
электроники,    космоса,    магазина    "Дегустация     вин"     и    других
достопримечательностей выставки.
     Так  прошел  день  проведенный ими в выставочном  комплексе столицы. Он
надолго  оставил  для  Ани  и  Володи  теплые  воспоминания  и  надежду   на
неприкосновенность их благополучия в будущем.
     Этот день  вернул им  душевное равновесие и уверенность в том, что беда
миновала.



        Серебряной свадьбы мираж




      Один  за  другим сменялись годы, и  каждый из них приносил новый опыт,
свое богатство, свои  радости, а иногда и огорчения.  Каждый шаг в их жизни,
стоил  труда, знаний,  опыта. Росли сыновья, и  хотелось,  чтобы их поступки
оправдывали  надежды  взрослых.  Значительной частью  своей жизни  считалась
работа. В ней они испытывали  тяжелую,  мучительную,  но  счастливую радость
творчества. Насколько  хватало времени, старались быть в курсе политических,
культурных,    общественных   событий.    Постоянно    удовлетворяли    свою
любознательность в  области  истории своей  страны  и  мира.  Высоко  ценили
красоту и щедрость природы,  как  источник здоровья и вдохновенья. Старались
часто бывать с ней рядом. Любили ее и прививали эту любовь своим сыновьям.
     Володя  и  Аня  по  по-прежнему   любили  друг  друга.  И  это  чувство
подкреплялось  растущими  и  крепнущими  с  каждым  днем  побегами  любви  к
сыновьям,  несмотря  на постоянные  огорчения в мелочах  и крупном,  которые
являлись неизбежными спутниками их роста. До  десяти  -  двенадцати лет они,
как, это обычно  бывает, часто болели. Когда у Алеши  в первом  классе  были
неожиданно обнаружены серьезные дефекты зрения, Аня была сильно встревожена.
Шутка сказать, под сомнением оказалась возможность старшего  сына  нормально
учиться в школе. К каким только врачам они не обращались за помощью. А вслед
за этим, после  семейного отдыха на побережье  Черного моря,  Стасик заболел
тяжелым астмическим  бронхитом.  По мере того,  как  дети взрослели, тревога
вокруг  их здоровья  затихала. Алеше  были подобраны  очки,  к которым он со
временем привык и зрение  стабилизировалось, а Стасик с возрастом постепенно
выздоравливал. Бабушка Полина Давыдовна, несмотря на свою болезнь, во многом
способствовала здоровью  ребят. Но вскоре она умерла,  и  это в значительной
степени усложнило жизнь в семье.
     С  подростковым  возрастом,  появились  новые тревоги.  Их окружение  в
школе, на улице, в спортклубе, пионерском лагере предлагало  им  прическу  в
виде  длинной  лохматой косы;  жесткие, словно кровельное железо,  джинсы  с
рваным дырами на коленях; громыхающий на всю мощь шейк, наркотики,  курение.
Попытка отвлечь их внимание и приобщить, к примеру, к классической музыке не
имела успеха. Стасик заявил маме, что  от классической музыки у него  всегда
болит  живот,  а Алеша  считал, что  она  постепенно  исчезнет,  не выдержав
соревнования  с  современной  эстрадной  музыкой.  Но  на  спорт  они охотно
согласились и регулярно посещали секцию футбола на стадионе "Динамо".
     Острый  момент  наступал  в  десятом,  последнем  классе  школы,  когда
возникли  серьезные споры, чем  заниматься в  дальнейшем,  какой работе  или
учебе отдать предпочтение. В  это время родители  обнаруживают,  что скудные
знания полученные в школе не могут, по их мнению, гарантировать  поступление
в высшую школу.  Но и  на этот раз, слава  богу, их  волнения были напрасны.
Алеша, а затем и Стасик благополучно выдержали вступительные экзамены.
     А  дальше сладостные  мечты  и  надежды  родителей, -  удачно женить и,
наконец, дождаться внуков.
     И вот наступил такой день.
     Он  стоял  в  застывшей позе у окна. Она прохаживалась туда  и  обратно
вдоль  комнаты, казалось, уже в  сотый раз.  Оба  молчали.  Им  было сказано
сидеть дома и ждать "хороших" новостей. Прошло уже больше часа.
     Долгожданный  телефонный звонок  внезапно  прорезал  тревожную  тишину.
Трубка аппарата мгновенно оказалась в его руках.
     - Бабушка Аня и дедушка Владимир,  - вещал  Стас,  - приветствую вас от
имени  вашей внучки Леночки  весом  в три с  половиной  и ростом  около полу
метра. Ее Мамочка - в полном порядке.
     - Повтори! - С облегчением выдохнул задыхающийся от нахлынувшей радости
Владимир и мгновенно передал  трубку оказавшейся рядом Анне. Она  прислонила
ее к  правому  уху  и  сжала обеими  руками  с  такой  силой,  что  казалось
подаренное ей только - что счастье отныне останется вечным и незыблемым.
     Спустя двадцать с лишним лет она получила то, о  чем  мечтала в  первые
годы своего замужества. Боже  мой, - девочка, внучка... малиновый  бантик на
темноволосой   головке...,  нет,  сиреневый,   конечно  ярко  сиреневый   на
переливающихся  светлыми   бликами   золотистых  мягких  и   нежных,  нежных
кудряшках...  Тщательно  выглаженное платьице, короткое, совсем  короткое...
ножки беленькие,  пухлые,  пятки  румяные...  И  вся она -  радость, тепло и
свет...  Острое желание - сейчас, немедленно заполучить нежное тельце в свои
руки  и  осторожно  окунуть  его   в  теплую  воду.  Потом,  после  купания,
запеленать,  уложить  в  кроватку  и  спеть  на  сон   грядущий  колыбельную
песенку...
     В  голове  целый  сумбур новых ощущений  и желаний.  Аня долго ждала  и
готовилась  к этому  моменту, но не могла даже  в  самом  приближенном  виде
представить насколько это счастье велико и многогранно. Она уже бабушка, вот
в чем дело! Совсем другое восприятие, - готовое,  без предшествующих проблем
и  забот,  которые выпали  на  долю  молодых  родителей. Сразу,  -  получай,
радуйся, люби.  И  расти  уверенно.  Ведь многое  из всего  этого  уже  было
пройдено и изведано раньше.
     -  Ну что, старушка? А звучит, надо сказать, совсем неплохо. Вот ты уже
и бабушка. Поздравляю.
     Володя подошел к Анне вплотную, обнял, поцеловал и, посмотрев на  часы,
добавил:
     -  Сейчас шесть  вечера. Твой самолет улетает через пятнадцать часов, а
чемодан стоит раскрытый и еще пустой.
     Анна уезжала в очередную  командировку  в  Ташкент. Совещание по обмену
опытом. Утром, обдумывая основные положения  своего доклада, они казались ей
очень важными и существенными. И знала она наперед, что они не будут приняты
там на  "ура".  Слишком  они  кардинальны  и, чтобы добиться хотя  бы самого
малого, потребуется пройти через шеренгу поверхностных и не очень  грамотных
возражений.  При этом,  нужно проявить адскую терпимость.  Деловая ее жизнь,
хотя и представляла  для  нее  интерес, но в  значительной степени ослабляла
душевные   силы,   ее   естественное  устремление  к   простому   семейному,
человеческому счастью.
     А  сейчас вдруг  оказалось, что маленькое, немощное еще существо  одним
лишь  своим  появлением на  свет  божий может  по-иному  расставить семейные
ценности.
     - Слушай,  Влад, -  Анна положила  свою теплую,  нежную руку  на слегка
тронутую  сединой  голову  мужа, который нагнулся,  чтобы закрыть  уложенный
чемодан,  - "  Дедушка",  "бабушка" это  тебе, милый  мой, не просто  слова.
Крутиться  придется нам с тобой  и так, чтобы заслужить это почетное звание.
Понял?
     - Понял. А куда крутиться, в какую сторону?
     Владимир выпрямился  и  увидел направленную на  него веселую  злорадную
улыбку.
     - Пока я буду лакомиться там фаршированным верблюдом у быстрой  речушки
с видом  на  горный  хребет (такое вот нам обещали  после совещания), ты тут
развернешь бурную деятельность, и  к моему  приезду  определишь, какую лучше
всего купить нам детскую коляску. Побегай по магазинам и изучи этот вопрос.
     Леночка росла веселой  белокурой  шалуньей с хитрой  улыбкой и  упрямым
характером.  Уложить  ее  спать  было  совсем  не  просто.  Она  каждый  раз
становилась  в своей кроватке на  ноги, и, держась за поручни одной  ручкой,
второй  ухитрялась  стаскивать  с  себя  рубашечку  и  победоносным   жестом
смахивать  ее  на  пол.  Потом  вскидывала  искрящиеся  глазенки  на  своего
воспитателя с  четким и явным выражением давала  понять: "  А я вот  не хочу
спать и не буду".
     Совсем  еще молодые  родители  учились  только  лишь  на  втором  курсе
института,  постоянно находились  в  цейтноте и нуждались  в помощи. И когда
Леночка стала ходить, ее  привозили на выходные дни к бабушке и дедушке, для
которых это было великой наградой. А спустя некоторое время была нанята няня
из  фирмы  "Заря"  и  внучка  всю  неделю  находилась  у них, а  на выходные
возвращалась к своим родителям.
     Вечерами,  после работы,  все  разговоры  вертелись  вокруг Леночки, ее
успехов. Леночка сама стала кушать; любит, когда  ей рассказывают или читают
сказки;  она  стала  говорить  целыми фразами; Леночка забавно  танцует  под
музыку; а как она восприняла купленное ей новое платьице в полоску, по много
раз красуясь у  зеркала... И  так было  до четырехлетнего возраста,  пока ее
родители учились в институте.
     Однажды Аня поздно вернулась с  партийного  собрания и, снимая обувь  у
вешалки, сказала Владимиру:
     -  Целых  два  с половиной  часа  слушала  невыносимо  занудные речи  о
подготовке  к избирательной  кампании.  Вертелась на  своем месте,  дремала.
Потом взяла себя в руки и принялась, муж мой, за весьма полезное занятие.
     - А именно?
     -  Задумалась и решила,  в этом году отдыхать будем  втроем, - я,  ты и
Леночка на Черном море.
     - Спроси сначала согласия у ее родителей.
     - Они нам  только спасибо скажут. Насколько я знаю, они уже  намылились
ехать вдвоем на Валдай с  друзьями - однокурсниками и там отметить окончание
учебы в институте.
     - Но спросить все равно нужно.
     <b>-</b> А после моря,  осенью, отгрохаем с тобой  день рождения Леночки. Пять
лет - это тебе не что ни будь. Считай, юбилейная дата. Родителям  некогда, и
мы  все возьмем на  себя.  А потом отметим  24-ю пред  серебряную  свадьбу и
начнем жизнь с тобой по-новому.
     - Это еще, что такое? Не желаю по новому. Пусть как было.
     - А это как раз, что называется,  настоящий  застой.  Застой в семье  -
застой и в государстве. Ты этого хочешь?
     - Что это ты загадками одними сегодня говоришь.
     - В нашей с тобой лихорадочной жизни некогда остановится  и задуматься.
А  тут сходила  на  собрание и,  спасаясь  от глупых, тошных дебатов, ушла в
себя,  все обдумала и рассчитала. Думаю,  скоро нам и Алешка подкинет внука.
Вот и пойдут наши  с тобой будни по новому  кругу. А пока что, - будет отдых
на Черном море.
     Остаток вечера прошел в  воспоминаниях о  тех прекрасных  днях на  юге,
куда  они часто приезжали вместе с детьми в очередной отпуск. В  наступившей
ночной тишине они сидели рядом допоздна за фотоальбомами. Давно они в них не
заглядывали.  Рассматривали  одну  фотографию  за   другой.  Каждая  из  них
восстанавливала  в памяти  самые замечательные, смешные, печальные, забавные
случаи их пребывания на юге.
     Одна из них доставила им особое удовольствия, и они вдоволь посмеялись.
     Юг, за обеденным столиком в ресторане вся семейка. На столе одна только
тарелка  с пышной отбивной, и  колоритным гарниром, где сидит  Аня.  А около
Володи,   Стасика,  Алеши  глубокие  тарелки  с...   манной  кашей.  Мама  с
подчеркнутым  удовольствием и издевательской, победоносной улыбкой  подносит
на  вилке небольшой,  и,  чувствуется,  аппетитный  кусок мяса.  Остальные с
недовольными  лицами  и  недоумением разглядывают содержимое  своих тарелок,
которое явно не сможет утолить их звериный аппетит после длительного купания
в море.
     Это была  остроумно  задуманная  месть  Ани  после  того,  как Володя с
Алешей, не  предупредив  мать, пустились  в  плавание по глубокому  месту до
Медвежьей горы.
     - Не забуду, как Стасик канючил, - вспомнил  Володя, - Мамочка, говорил
он, а меня за что? А ты ему, - мальчики должны друг за друга отвечать.
     - А как же, - энергично  подчеркнула Аня, продолжая  листать  альбом, -
сын с малых лет должен знать, что такое мужская солидарность.
     В  руках  у Володи  задержалась полюбившаяся  ему  фотография  с Аниным
силуэтом  после купания на фоне  заходящего  над морем огромного  солнечного
диска. Он неоднократно пытался поймать подходящий момент для такого  снимка.
Но излишняя  в  этом случае взыскательность, стремление получить безупречный
сюжет  и высокое качество долго мешало ему  остановиться на сколько  ни будь
удачной Аниной позе и подходящем пейзаже с солнечным закатом. Сложность  еще
была в том, что для получения естественного изображения, Аня  не должна была
знать о намерении Володи.
     События давно минувших дней  представали перед  ними  одно за  другим в
ярких волнующих красках.  Однако, быть может, много ярче, им  представлялось
желанное  предстоящее,  -  как  они  вместе с  Леночкой  выйдут  на  широкий
солнечный берег и она первый раз в жизни увидит бушующую безграничную водную
даль  под  ярким  голубым  небом.  И,  конечно,  чертовски  интересно будет,
испугается   ли   она  или   радостно  побежит  навстречу   могучей  стихии,
предлагающей человеку живительную прохладу и ласку набегающих волн!?

     Аня вернулась  из среднеазиатской  командировки  полная самых радостных
впечатлений.  Выглядела  она  бодрой, здоровой,  жизнерадостной. Удалось  по
многим  пунктам  предложений  уломать  местное  руководство.  Многочисленные
встречи со специалистами и, в  заключении, прощальный пикник в живописнейшей
долине  на берегу  горной реки с обильными угощениями от национальной средне
азиатской   кухни   остались    незабываемым   свидетельством   удивительной
благожелательности  и  гостеприимства  ради  дела,  удовольствия  и  простой
дружбы.
     - Ну-ка, дружище  Владимир, открывай быстрей вот этот  ящик, - радостно
попросила Аня, с возвращением домой испытывающая заметное возбуждение, - Там
лишь десятая доля того, что пытались мне всучить на дорогу. Еле отбилась.
     За  окном в  столице стояла снежная, декабрьская, морозная  зима, а  на
столе два  огромных свеженьких, будто только что с плантации,  арбуза и гора
крупного, отборного винограда...
     Возвратившаяся   с  дальней   командировки  хозяйка  дома  смотрела  на
разложенные фрукты и говорила:
     - Муж,  попробуй. Такая вкуснота  может только  присниться. Такого  нет
нигде в мире. Бывает только в Средней Азии.
     Всем  своим видом  Аня излучала  удовлетворение, радость  и счастье  от
своей поездки.
     А  спустя два  дня  Анна  совместно  с другими  сотрудниками  института
проходила обычную ежегодную диспансеризацию...

      Слышно  было, как ключ вошел в замок входной двери. Вошел  до конца  и
медленно,  неуверенно провернулся.  Как -  то  отрешенно  с  тяжелым скрипом
отворилась дверь. Неторопливые, нечеткие шаги в прихожей. В свисающей правой
руке - шляпка. Шубка распахнута. Синий костюм, ладно сидящие на ногах черные
полусапожки. Встала у входа  в  комнату,  облокотилась, прислонила голову  к
косяку двери. На  мгновенье  -  потупленный  взгляд. Подняла  голову. Милые,
знакомые, крупные черты. На бледном лице - невеселая улыбка.
     - Муж, не пугайся, - юг отменяется.
     Остановилось сердце, застыла кровь.
     - Знаешь,  что  мне сказали врачи? -  слегка  заметная  дрожь в голосе.
Влажная   пелена  в  глазах  собралась  в  две  слезинки,  полные   какой-то
беззащитной детской обиды и отчаяния.
     Владимир замер. Стоял, молчал - слова застряли в горле.
     А Аня после некоторого раздумья продолжала:
     - Они, без всяких обиняков сказали:  "  Вы наша больная". Как они могли
так прямо, с первого раза? А? Володя, скажи? Как?
     А  билеты  на юг были уже закуплены. Год целый  жила мечтой  побывать с
внучкой на море...
     Двадцать с  лишним лет прошло после первого звонка, известившего о том,
что  коварная страшная болезнь постоянно где - то рядом. Тогда чудом удалось
избежать ее.  А может быть и не чудом. Ей  были противопоставлены молодость,
лихость,  безумие и она, болезнь, дрогнула, не посмела, отступила. Думалось,
что  насовсем. Но,  оказывается, -  нет. Теперь, спустя столько времени, она
опять  готова  в  любую  минуту  обрушиться  своей  смертельной  угрозой  на
беззащитного человека, которого медицина пока - что не может спасти.
     Что можно сделать  сейчас?  Задавал  себе  вопрос Владимир.  Заключение
получено от  весьма  авторитетного профессора. Опять пренебречь им? На  этот
раз  он сразу почувствовал, что  Аня ему не союзник. Он вдруг понял страшную
истину.  В  таком  возрасте  никто  не вправе  распоряжаться жизнью  другого
человека. Будь он тебе самым близким, самим любимым, самим дорогим.  Страшно
подумать о том, что пораженный болезнью человек должен сам, несмотря на свою
немощность,   наедине   с  самим  собой  обдумать  и  потом   самостоятельно
распорядится  своей  судьбой.  Это   обстоятельство  особенно  трагично  для
больного   обладающего   мужеством   терпеть,   молчать,   не    ставить   в
затруднительное  положение  преданного ему человека,  который, если что, всю
жизнь будет раскаиваться в том, что его совет привел к роковым последствиям.
     Аня проходила вначале клинические обследования и курсы лечения, которые
действовали на нее довольно изнуряюще.
     Несмотря  на ее болезнь, они продолжали давнюю их  традицию  выезжать в
свободное от работы время на прогулку в загородный лес.

     Поселок Опалиха. Всего в тридцати минутах от Москвы. Просторная зеленая
поляна в лесу с единственной сосной в центре была излюбленным местом для Ани
и Володи. Там был простор для игры на зеленой, густой траве. В жаркую погоду
можно было отдохнуть в густой тени под широко раскинутыми хвойными ветвями.
     Как-то за полгода до  страшного известия о ее болезни они затеяли здесь
игру в... футбол.  Эта  идея возникла в споре  во  время прогулки  по  лесу.
Анька,  как  это бывало неоднократно,  горячо  доказывала,  что в любом деле
женщина может дать фору  мужчине. Володя предложил футбол.  Она согласилась.
Они всегда  брали  с собой  в лес волейбольный мяч, и на  этот  раз  он  был
использован, как футбольный.
     Тогда в  разгаре игры он  поскользнулся и упал. Возникла опасность, что
Анька  забьет гол  в  его "ворота". Ему удалось  быстро  вскочить  на  ноги,
забежать  вперед,  и,  преградив ей  путь, широко,  свободно сомкнуть руки в
кольцо  вокруг  своего  противника,  -  яростного,  потного,  разгоряченного
звереныша с горящими  от азарта и негодования глазами, готовыми поразить его
на   повал  из  глубины  свисающего  над  ними  буйным   хохолком.  Пока  он
запыхавшийся твердил,  что со столь очаровательной особой футбол  может быть
лишь  только  футболом  с  поцелуями,  она,  отчаянно протестуя,  беспомощно
колотила его  в  грудь со сжатыми до  бледности  в  пальцах кулаками. В  его
власти оказалась буйная, непокорная любовь и кровь его  все  больше закипала
безумной, счастливой страстью.
     Тогда  энергия, задор, пульс жизни еще бил  ключом, хотя обоим было уже
без малого шестьдесят ...
     А потом, всего лишь через полгода...
     Здесь, у любимой сосны посреди небольшой солнечной поляны они  отдыхали
после игры  в бадминтон. Это была  одна из последних поездок загород. Он уже
знал всю суровую правду от врачей. А она? Надеялась и говорила, что пока она
чувствует  себя еще не важно.  После нескольких сеансов  химиотерапии ей уже
было тяжело играть. Временами останавливалась и не надолго прикладывала руку
к правому  боку. Он решил  не  отказывать ей ни в чем, - она сама  попросила
поиграть. Может быть, чтобы подбодрить ее и себя. Каждое ее удачное движение
порождало в  нем надежду на  то, что  врачи  ошибаются.  Он смотрел  на  это
румяное лицо и алые  губы,  на живые, умные глаза, из глубины которых сквозь
еле  заметную  пелену печали по прежнему светила  ему  жгучая,  неспокойная,
безмерно счастливая заря, -  и не мог, никак не мог, заставить  свое  сердце
поверить, что  впереди,  - роковой исход.  Временами,  оставаясь  наедине  с
собой, со своими  горькими мыслями, он до крови  сдавливал челюсти и  сквозь
зубы цедил: "  Не быть тому!  Такое совсем  исчезнуть  не может и не должно!
Великий создатель не в  состоянии поднять руку  на  собственное неповторимое
детище. Не может!  Иначе..., - фатальное крушение веры в жизнь,  ее красоту,
смысл  и,  да  простят меня  люди  на  этой  земле,  полный  провал  веры  в
существовании Благосклонного, Всемогущего бога на небесах!"
     В  чем только  надежда на ее выздоровление не  толкала его искать  свое
подтверждение. Сколько раз он загадывал. Едет он в автобусе мимо театральных
афиш.  Мелькают  названия театральных представлений, кинофильмов.  И  словно
наваждение:  "Потухшие  зори",  "Над  пропастью", " Крах  вселенной". Володя
вздрагивал,  ладонью  закрывал  глаза...  Но проходило  немного  времени,  и
надежда вновь оживала.
     Лежали  они  рядом в  тени раскидистой  нестройной,  одинокой  сосны  и
смотрели сквозь ее  ветви в голубое  небо.  Протянувшиеся в  разные  стороны
длинные  толстые  стволы светились  позолоченной  корой. Даже, когда  солнце
скрывалось за облаками, они отдавали благородством своей позолоты.
     Вот и сейчас рядом с Аней у сосны он опять принялся за свое. Он обратил
свой  взгляд  на начало одной  ветви, кора  которой особенно поражала  своей
яркостью.
     " Не нужно больше загадывать. Хватит! Думай о другом!"
     Назойливое желание подтвердить свою веру  в  благополучный исход упорно
сверлило мозг,  лишало  покоя.  Но  риск  может  не  оправдаться и тогда,  -
отчаяние  и  страх  могут  совсем  выбить  его  из  колеи.  С диким  усилием
удерживает свой взгляд в начале ветки.  Ему хочется  видеть, куда дальше она
устремилась,  - ввысь  к свету или  печально склонилась  к земле.  Ощущение,
словно стоит у  края пропасти, и загадочная сила  увлекает его сделать шаг в
сторону черной бездны.
     И вдруг Анин голос.
     - Смотри, какой светлый и  теплый над нами шатер. Сколько  веток  и все
устремились в разные стороны. Интересно, почему сосна не выросла стройной?
     - Не знаю. Видимо, порода такая.
     - А я знаю.  В стройной  сосне одна  только судьба, одна  жизнь.  Пусть
блистательная, счастливая, но одна.  А  вот в этой, - сколько веток, столько
судеб.
     - Ты о чем? - встревожился он.
     -  Смотри сюда, там смелый, дальний вылет и  дружное устремление иголок
ввысь. А вот с другой стороны...
     В длинных  овалах  глаз голубые зрачки, словно два  драгоценных  камня,
медленно   и  прерывисто  уходили  вправо,  обозначая  свой  путь  звездными
вспышками.  Не  спеша  подняла  руку  вверх  к  другому  стволу.  В плавной,
спокойной  гармонии  от  плеча  к  тонким,  нежным  пальцам  таилась  бездна
женственности, обаяния и выразительности.
     - Рядом, - совсем другое. Сколько скорби под грузом жизненных невзгод в
согнутой  ветке?!  А  приспущенные в  глубокой печали хвойные  окончания?! -
продолжала она, постепенно извлекая из памяти нужные слова.
     Пытаясь  скрыть нарастающую в сердце боль, Володя  энергично  встал,  и
поспешил прервать Аню.
     -  Если хочешь, тут и  о нас  с тобой. Смотри на эту пару.  Одна из них
прямолинейно  уходит к  синему небу, а  вторая увивается  вокруг нее и  тоже
тянется за ней к свету.
     Он наклоняется  к жене,  берет ее  за руки, нежно их  целует  и бережно
ставит ее на ноги. В страхе выдать свои чувства он находит выход. Повернулся
к ней спиной и произнес:
     - Между прочим, куда подевался наш волан?
     Медленно шагает он по траве  к  месту,  где находится волан,  не спеша,
поднимает его и, убедившись, что способен держать себя в руках, идет обратно
ей навстречу.
     На миг посмотрел ей в глаза и прочитал в свой адрес:
     "Друг мой, если бы ты знал, как мне  тяжело. Тебе,  однако, не легче. Я
очень  и очень устала молчать. Боже, как я устала!? А сказать, что нужно, не
могу. Хоть  на  минутку склонить  бы  голову к тебе  на  плечи, выплакаться,
зарыдать... Но, увы,  нельзя! Сам знаешь,  что нельзя! Жизнь  раньше времени
погаснет. Как же, если ты останешься без меня!? Об этом мне бы нужно..."

     День рождения  Леночки.  Пять  лет  ей  исполнилось.  Не  суждено  было
осуществиться счастью сполна. Аня не в силах была взять на себя всю заботу и
провести этот праздник по- своему, ярко и красочно, как мечтала.
     Стоя у зеркала, она приводит  в  порядок свою прическу, которая еще  не
совсем  потеряла своего очарования,  хотя признаки  разрушительного действия
лечебных  процедур  уже  проглядываются.  С  острой жалостью в груди  Володя
наблюдает  за ней. Он  был готов,  в случае,  если  Аня  об  этом заговорит,
сказать несколько утешительных  слов о том, что, это не беда,  со  временем,
мол, все восстановится. Но Аня продолжала  делать свое дело, не проронив  ни
слова.
     После некоторого раздумья,  она выбрала светлое салатного цвета длинное
платье с оригинальным вырезом  на груди, прикрыв шею и грудь легким шелковым
платочком,  завязанным  впереди малым  узелком с торчащими  в разные стороны
концами. Молочного цвета  туфли гармонично заканчивали нарядность свисающего
к ним слегка расклешенного внизу платья.
     Приехав  к  сыну,  Аня сидела за столом, рядом с  Владимиром, а Леночка
непрерывно носилась по квартире, и предлагала бабушке посмотреть и поделится
с ней  по поводу новых игрушек,  показать  рисунки, которые  она нарисовала,
познакомить со своими друзьями, приглашенными сегодня на день ее рождения.
     -  Бабуленька, - шепотом спросила Леночка прильнув к бабушке, - а ты не
забудешь через год взять меня с собой на море. У Таньки очень много красивых
ракушек. А у меня нет, ни одной.
     -  Конечно,  девочка  моя, не  забуду.  Но  почему  ты говоришь со мной
шепотом? - Аня обнимает ее и надолго замирает в поцелуе.
     Леночка тем временем скашивает свои глазки в сторону своих  родителей и
тихонько ей на ухо отвечает:
     -  Мама с папой  просили меня  о  море  ничего тебе  не  говорить,  и я
обещала.  Но мне,  бабуленька, только хочется  знать, когда поедем  и больше
ночегошеньки, ничегошеньки... Честное, честное слово.
     В  руках у  Ани  кудрявая светло-русая головка  внучки. Они заглядывают
друг другу в  глаза.  В одних - страх и мольба за будущее маленького родного
существа,  встречающего  жизнь  с  такой  бурной,  ничего  не  подозревающей
радостью, в других - недоумение и настороженность при первой в жизни встрече
с глубокой печалью.
     В уставшем взгляде Ани мелькнул неожиданный замысел:
     -  Давай-ка,  Леночка, ландыш  ты мой,  устроим хоровод. Давай? Зови-ка
всех на круг.
     Держали друг друга за руки, и хором пели,  а  Леночка  стояла в  центре
круга,  заливалась  звонким смехом и  вся  сияла бликами светлого  счастья и
радости:
     Как на Ленины именины,
     Испекли каравай,
     Вот такой ширины,
     Вот такой вышины,
     Вот такой ужины.
     Каравай, каравай, кого хочешь, выбирай.
     На  последних словах круг  расширялся, и  пораженная  игрой  Леночка  с
приоткрытым  от   удивления  ртом   и  восторженными  округленными  глазками
застывала в нерешительности перед предложенным ей выбором.
     Анна смотрела на растерявшуюся внучку свою и думала о том, что примерно
так складывается жизнь человека,  когда в  окружающем непрерывном коловороте
нужно решительно делать правильный выбор. И кто  его знает, какой из них, на
самом деле, может привести к счастью, удаче, благополучию? ...



     За  два  дня до  серебряной свадьбы  не  стало  Ани.  Ушла мужественно,
спокойно, мудро. Так, как она жила.
     Большое  кладбище   на   окраине   города.   У   последнего  пристанища
родственники, друзья, знакомые, сослуживцы.
     Владимир  нагнулся,  взял пригоршню земли в руки,  выпрямился,  немного
постоял неподвижно. Справа от себя он услышал слова рядом стоящего человека,
которые прозвучали тихо, неторопливо, печально:
     -  Владимир,  дорогой,  считай,  тебе  в  жизни  здорово повезло.  Ты -
счастливейший человек.
     Протянув вперед руку,  Володя разжал свой кулак. Пригоршня земли ушла в
свободный полет  к  только  что ушедшей  из жизни  любимой  женщине  в  знак
благодарности, что четверть века  она была рядом с  ним, - счастливейшим  на
земле человеком...











        Зовущее жить




       Хозяйка  пожелала  приятного отдыха,  объяснила, где  что  находится,
сказала, что  едет  к  мужу в  соседнюю деревню на  два  дня,  попрощалась и
закрыла за собой дверь. Как раз два дня его и устраивало.  Владимир завернул
в этот приморский городок по дороге, возвращаясь из командировки домой.
     Минуту назад стоял перед ним человек, нужно было поддерживать разговор,
и  он  делал   над  собой  огромное   усилие,  чтобы  собраться  с  мыслями,
разбежавшимися по всей его прошедшей жизни. Но вот он опять один. Усталый от
дороги прилег на кровать, и отступившее на короткое  время горе, вернулось и
нахлынуло  на  него  с новой  силой,  повергло  в  полубред,  полусон.  Думы
становились  неподвластны  ему, текли  непрерывно,  помимо его воли,  словно
серый бесконечный  поток  осенних туч,  уносящий  с собой всякую надежду  на
просвет.
     Цветы на подоконнике, старенький телевизор в углу,  холодильник,  стол,
потертый ковер на  стене,  фотографии  в  рамках  под стеклом. На полу серая
дорожка, давно некрашеная  дверь, старый  шкаф со скрипучими дверками,  - на
всем печать невысокого достатка и неопрятности.
     На исходе душный знойный день. За окном -  неухоженный двор, гаражи. На
крыше одного из них, в  тени растущего рядом дерева, сидят ребятишки. Дети о
чем  -  то  громко  и  отчаянно  спорят. Все вокруг  кажется  бессмысленным,
нелепым, даже этот  ребячий  спор. Полулежа на  кровати, закрыл  глаза. Жара
невыносимая. Хорошо бы попить. Хозяйка велела поливать цветы.  Не забыть бы.
Цветы... Разве  это цветы!? Аня  любила гвоздики.  Только гвоздики и  только
красные,  розовые. Странно. А ведь ее цвет - синий, голубой. Она говорила, -
гвоздика дольше всех сохраняет свежесть. О небо, какая жара! Дышать нечем...
Встать, пройтись?  Может на улице  с моря ветерок? Хватит ли сил? И потом, -
дело уже  к вечеру. Спать,  поспать бы... Как медленно  тянется  время? Сон,
сон! Он укорачивает  время.  В нем  спасение. Но его нет и  нет. Пройденное,
пережитое  вновь   и  вновь  возникает  во   всех   подробностях,  шириться,
углубляется...
     Еще  одна попытка  уснуть.  Куда то  уходит день,  свет,  совсем другие
голоса,  прохладный воздух, запах травы, цветов, ласковое солнце. Загородная
дача. Кто там? Неужели? Невозможно поверить! Сердце, сердце замирает... Аня,
она. Боже, какая радость!  Да, да, конечно!  Вот же она, Анька!  Радость, то
какая!?  Сердце как бьется. Сейчас выскочит из груди. Зеленая  поляна залита
ярким  солнечным  светом.  Стройные  березки  вокруг. Вот  же  она,  Анечка,
спускается с крыльца в  сад. Осторожно  и нежно ноги ее перебирают ступеньку
за ступенькой.  Я  вижу и любуюсь ими...  На  ней аккуратненький передничек,
облегающий высокую грудь.
     "  Папа, дети,  прошу, обед  готов!"  Это же  ее  голос, ее  улыбка, ее
походка!? Сейчас подойду к ней.  Возьму  ее за плечи. Загляну в глаза, увижу
свет,  тепло, любовь... Собраться  бы с силами. Жара,  сил нет никаких. Весь
мокрый. Глаза слиплись. Напрягись - же! Еще немного! Ну!!!
     С  невероятным  усилием  открывает  наполовину  пудовые  веки  и  перед
глазами... свисающая  с  потолка  выгоревшая,  с  длиной  бахромой,  пыльная
матерчатая люстра, на которую он раньше не обращал внимания. "Где я?  Что со
мной?"
     Зачем он приехал сюда? Для чего? Какая сила позвала его на этот курорт,
где он  совсем  один, наедине  со своим горем и мучительными воспоминаниями?
Ведь каждая улица, каждый камень этого южного города напоминает о потерянном
навсегда счастливом  времени,  пригибает  к земле,  загоняет  в  смертельный
тупик!  Не  нужно  было   этого  делать.  Лучше  было  бы   вернуться  после
командировки прямо  домой. Там можно быть на  людях,  невольно слушать  их и
говорить с ними, притупляя таким образом душевную боль.
     На самом деле, он жаждал этих мук, как искупление вины. Вины в том, что
его  жизнь  продолжается.  И  вместе  с  тем,  словно  человек,  на  котором
загорелась  одежда, он отчаянно  метался с  места  на  место в инстинктивной
попытке  сбить на  ходу огонь, безжалостно  поглощающий  жизненные  силы, не
зная, как и каким образом смирить чувство вины с необходимостью жить.
     Что его привело сюда? Как он  оказался здесь, в этом убогом  помещении,
на старой скрипучей  кровати с раздражающими чужими  запахами? Чего он ждал?
На что надеялся? Может, надеялся обрести немного тепла и радости в  радушных
воспоминаниях, чтобы хотя  бы чуть - чуть растопить смертельный холод  души,
скованной в беспощадных тисках черного траура...
     Этот южный, знакомый ему солнечный городок в  окружении всех семи чудес
света.  Широким полукругом раскинулась голубая  бухта с  многочисленными  на
берегу пляжами, причалами, ресторанами,  кафетериями, кинотеатрами и прочими
заведениями для отдыха  и развлечения  приезжей  публики. Пляжи, обласканные
теплыми прозрачными волнами, большую часть дневного времени освещаются здесь
солнцем со стороны залива.  Зеркальная водная  гладь отражает в удивительном
сочетании морских и небесных красок демоническую красоту мира.
     Словно озорные дети носятся  в голубом просторе веселые летние облачка,
играя солнечными лучами и, любуясь, как от этого ежеминутно меняются цвета и
оттенки земного и морского ландшафта.
     В предвечерний  час  у пирса,  в прозрачной  глубине моря проходят мимо
целые  косяки  мальков,  поблескивая  своими серебристыми  спинками. Один за
другим они тянутся  с интервалом  в несколько минут и  по  одному  и тому же
пути, словно начертанному никому неведомым разумным существом.
     А воздух..., целебный воздух с моря и гор! С первого его глотка человек
словно рождается вновь. Возрастает зоркость взгляда, четкость мысли, изящней
становится человек.
     В  противоположной  от  моря   стороне,   за   амфитеатром  города,   -
величественные контуры далеких горных вершин  - главного Кавказского хребта.
Отроги  гор  спускаются вниз к морю.  Когда море штормит,  пляжи пустуют,  а
солнце, как ни в  чем  не бывало, светит и греет. Поход за город,  к отрогам
гор, открывает  совершенно  иной мир,  другое представление о нашей планете.
Могучие  хвойные леса  растут на  скалистых породах  узких  глубоких ущелий,
возвышенностей,  и плоскогорий.  Нередко можно видеть,  как на вертикальном,
скалистом обрыве  стройная, высокая  сосна  впивается многочисленными своими
корнями в щели монолитной  каменистой глыбы.  Еще больше поражает и изумляет
эта картина при  мысли о том, что там,  где человек с  первого  взгляда и не
предполагает,  что в  недрах  мертвых  скал  могут  быть  питательные  соки,
удивительное по своей красе растение обнаруживает их и питается ими.
     А чего стоит оказаться на гребне отрога гор и обратить свое внимание на
соседнюю  возвышенность.  На  дне  глубочайшей   между   ними   пропасти   -
замысловатая  нитка горной речушки. А  дальше, приподнятый к зрителю, как бы
для лучшего обозрения, залитый солнечными лучами гигантский  склон соседнего
гребня с  лесным  массивом  и  огромным полем,  покрытым  зелеными  травами,
кустарниками и  горными цветами. Великолепие, мощь и красота захватывает дух
и приводит в шоковое состояние.
     Несколько  лет тому назад они вдвоем приезжали сюда  в отпуск  и  жадно
ловили  каждую  минуту,   чтобы  насладится  красотами   этого  уникального,
неповторимого уголка  Земли.  Это были дни, когда  каждый из  них  испытывал
неописуемый  восторг  от  увиденного  и  острое  желание  поделиться  своими
впечатлениями. Каждый новый день  не был похож на предыдущий. Он приносил им
новые радости, наслаждения, открытия.
     Отпуск  в  этих  краях  был  для  них  большим  праздником,  заслуженно
дарованным  им  за месяцы  упорного  труда. Шагая  рядом  с  ней  по шумному
приморскому бульвару, Владимир чувствовал, как возбужденно бьется ее сердце,
а  в унисон, но реже,  его. И это напоминало ему  воскресный  перезвон  двух
колоколов в светлый праздничный день,  целиком завладевающий всем окружающим
пространством, когда  упругие,  низкие тона одного  из них бережно  несут на
себе легкие, звонкие переливы другого, превращая окружающий мир в библейскую
легенду...
     Пока  бальзам воспоминаний омывал светлой волной измученное сердце, где
- то там, в солнечном сплетении, вновь и вновь накапливалась горечь. И слезы
внезапно вырывались наружу, безжалостно возвращая  его к своей трагедии. Они
нещадно подавляли  остаток его жизненных сил.  В них звучала жгучая обида  и
безнадежность.  И каждый  раз ему казалось, что вот сейчас, наконец-то, этот
приступ  унесет  с собой  последнее  дыхание  его жизни  и  покончит  с  его
невыносимыми страданиями.
     Но,  увы!  К  счастью или несчастью,  когда  горе  человеческое слишком
велико, душа не  в  силах  слишком  долго, непрерывно его  нести.  Усталость
валила его с ног, и временами он впадал минут на пять - десять в иступленный
транс. Очнувшись  и мобилизовав остаток своей воли, он стремился к действию,
пытался  чем  ни будь занять себя. На  людях старался из последних  сил быть
собранным. Со стороны глядя, трудно  было  даже  сказать, что его внутренний
мир подавлен, надломлен.
     На  следующее  утро  Владимир  медленно,  не  торопясь,  разобрал  свой
чемодан, немного убрал в комнате, вышел во двор.
     На город,  со  стороны моря,  набегали  темно серые облака. Они  далеко
вытягивались в  длину. Местами между  ними  обнажалось небо. Через разрывы в
быстро  мчащихся облаках солнечный свет падал  на землю.  И со стороны  моря
можно  было  видеть,   как  по  амфитеатру  города  перемещаются   солнечное
освещение, выхватывая  отдельные места его улиц, домов и площадей. Временами
моросил мелкий дождь, стояла влажная духота
     В дальнем  углу  двора  под  навесом  на  крыльце сидела  девчонка  лет
двенадцати.  Короткий  ситцевый  сарафан  свободно  висел  на  ее  худенькой
нескладной  фигуре.  Видно  она  недавно приехала,  -  совсем  еще беленькие
непропорционально  длинные руки  и ноги. Скучный безразличный  взгляд сквозь
ниспадающий на лоб чубчик светло русых волос. В руке держит длинную палку, и
время  от времени постукивает  ею  по деревянным перилам. Поднятая к  Володе
склоненная набок  головка и умные серые глазки выражали непритворное детское
любопытство.
     "Надо поговорить с ней, - подумал  он. - Но о  чем? Что общего у меня с
ней?  Она  может испугаться от  одного  вида моего. В  силах  ли я  хотя  бы
улыбнутся ей или пошутить?"
     Хорошо  бы затеять хоть какой ни  будь разговор. Тем  более с ребенком,
душа  которого, словно чистый лист с  одними лишь солнечными напутствиями от
бога на счастливую жизнь.
     -  Скучаешь? А друзья  твои где? -  Володя  испугался  своего  хриплого
отрешенного голоса.
     -  Я  только  вчера  приехала  с   мамой.  Ни  с  кем  еще   не  успела
познакомиться.  А вы здесь  отдыхаете? - охотно  отозвалась она. Видимо,  не
прочь была развеять скуку.
     - Да, тоже приехал отдохнуть. Как зовут то тебя?
     - Соничка, - и тут же поправилась, - Соня.
     - Море любишь?
     - Я первый раз.
     - Полюбишь. Море прекрасно. Плавать то умеешь?
     - Я занимаюсь в секции плавания и бадминтона тоже.
     - А ракетки у тебя есть?
     - Есть, - оживленно кивнула она головой.
     - Ну что ж, тогда поиграем, как ни будь.
     - А что, сыграем, -  в глазах вспыхнули огоньки. И далее скороговоркой,
- Мы с  папой играем.  А потом  он садится писать свою  книгу. Он  писатель.
Остался  в  Саратове. С  нами  не  поехал.  Ему  надо успеть  сдать книгу  в
издательство.
     - Вот какой у тебя папа!
     Чуть  было  не  поинтересовался,  какие книги  папа  уже написал, но на
всякий случай воздержался от этого вопроса.
     Из ближайшего окна выглянула мама.
     - Соничка, иди домой, девочка.
     - Я сейчас, мама.
     -  Пойду к  морю,  -  произнес  Володя, поняв, что разговора  больше не
будет.
     - Дождь ведь, дяденька.
     -  Ничего, дождик  то иногда и теплый.  Поздороваюсь  с морем. Давно не
видел.
     - Постойте, а вы ведь не сказали мне, как вас звать.
     - Зови меня "дядя Володя". Идет?
     - Идет. - Соничка долго смотрела ему вслед
     Он медленно поволок  свое усталое тело к широко открытым воротам. Вышел
на улицу и повернул в сторону моря.
     Было  многолюдно у магазинов,  ресторанов, киосков. Погода не позволяла
купаться  и загорать.  Володя  пробивался сквозь  сутолоку отдыхающего люда,
жадно набрасывающихся  на  атрибуты  южного курорта -  знаменитые  чебуреки,
хачапури, форель кавказскую, вина грузинские - "Ркацители", "Псоу", "Твиши".
Множество  ларьков  торгуют музыкальной  продукцией, и вокруг  них  громко с
заезженных лент раздается музыка Высоцкого, Токарева, Робертино Лорети.
     Почему Соничка так пристально разглядывала его. Неужели  выдает внешний
вид. Из сочувствия? Вряд ли. Дети нечувствительны к чужому горю.
     Кружилась  голова. Пошатывало.  Окружающее  воспринималось,  как  нечто
находящееся за пределами его жизни. Тротуар казался  уходящим  назад  из-под
его ног.
     Бадминтон. Аня любила эту  игру.  Играли они не по правилам. Без сетки.
Достаточно  было  удовольствия  от простых,  прямых  перепалок.  Она  охотно
соглашалась играть, но только в том случае, если партнер подавал волан  так,
чтобы ей почти не приходилось сдвигаться с места. Если же это не получалось,
то в ход  шел  милый дамский  каприз, -  дескать, он играть не умеет или  не
хочет.
     Незаметно для себя он  спустился к  полупустому пляжу. Море бушевало и,
казалось,  без  всяких  на  то  причин.  Умеренные  порывы  ветра, временами
небольшой дождь,  мчащиеся высоко в небе тучи не могли быть прямой  причиной
бурного поведения морской стихии.
     Володя  подошел  вплотную к  воде.  Накаты  волн  заливали значительную
площадь  береговой полосы пляжа.  Шум прибоя  то нарастал, превращаясь в рев
рвущегося вперед  дикого зверя,  то откатывал  назад  со вздохом облегчения.
Так,  наверно, будет всю ночь, а  к  утру на удивление все может утихнуть до
полного штиля...
     ...К  морю,  они с  Аней спускались обычно ранним утром.  Солнце только
появлялось из-за гор. Его лучи дарили миру умеренное тепло,  и несли с собой
расслабляющее  блаженство для души и  тела. В  этот час море выглядело  так,
будто оно за ночь вернуло себе безоблачный, беззаботный младенческий возраст
с  трогательной  поступью  медленно  просыпающихся  волн  и  невинной  игрой
прозрачно голубых глубин. Как бы впервые в своей жизни, совершали они робкие
шаги,   лаская   прибрежные   песчинки  нежным  лепетом   тысячи   тончайших
колокольчиков.
     После первого купания Аня,  не выходя на  берег, взбиралась на одинокую
скалистую  глыбу,  возвышавшуюся над  поверхностью  воды.  Она  садилась  на
плоскую  часть  ее,  руками  обнимала  круглые  сомкнутые  вместе  колени  и
свешивала над краем нетронутые  временем пальцы ног. Они, словно несмышленые
братья  -  зверюшки,  выстраивались  в  ряд  своими  светлыми перламутровыми
ноготками на румяно-молочных подушечках.
     Серебристая морская даль, протянувшаяся до самого горизонта и незаметно
переходящая в чистый, ярко голубой небосвод; гряда  гор, затянутая  утренней
дымкой с приветливым багряным солнцем над  ней  и... женщина  -  чаровница с
обращенными  к дневному светилу огромных  опущенных век и благодарной улыбки
пухлых, румяных  губ... Кто знает, может быть, в этом взаимном безмолвии тот
самый  таинственный миг  общения матери-природы  со своим высшим творением!?
Общения на пути к совершенству.
     Аня сидела  с поднятой  головой и  закрытыми глазами лицом  к солнцу, в
окружении лазурной морской дали  и далеких заснеженных горных вершин. Темные
густые  волосы крупными  локонами рассеяны  были на  бронзе  загорелых плеч.
После  длительного  купания  она целиком отдавалась ласковому теплу  раннего
солнца.  А Владимир, испытывая нечто  вроде  чувства ревности,  при виде ее,
обласканной  множеством хрустально-прозрачных капель морской воды рассеянных
по всему телу. Одна за  другой  они  нехотя  скатывались  вниз, цепляясь  за
малейшую  возможность продлить  свою  волнующую  близость  с  нежным женским
телом.
     Даже могучая  морская стихия  застывала  в изумлении  от этой  картины,
собрав всю свою  титаническую волю, чтобы умерить свой пыл и сменить  бурную
страсть на нежность и  ласку, - на  то, что  больше  всего  на свете  ценила
обитательница одинокой скалы.
     Каждая  из набегающих  волн приносила свою  долю  прохлады и  свежести,
огибала  подножье  Аниной скалы, трепетно заключала  ее в  свои  объятия, на
мгновенье  замирала  в восторге,  откатывала  назад  и  вновь повторяла  все
сначала под вечно журчащий любовный шепот...

     Светлые  воспоминания.  Они  всегда с нами, как  неотъемлемая  ценность
жизни. Это нажитый капитал радости, счастья, успехов.
     Он  долго  бродил  по берегу моря  и городским улицам.  К  полуночи  он
вернулся на свою двухдневную квартиру.  От усталости  и душевного  истощения
повалился на кровать, потеряв власть над собой.
     За  открытым  окном глубокая ночь.  В  безграничной,  бездонной  темени
далекий  таинственный звездный мир.  Нескончаемый, монотонный ритм  могучего
морского  прибоя не затихал ни на минуту.  Вал  за валом, грозный грохот. Он
угрожает всей вселенной, всему человечеству. Накат, еще  накат  -  зловещий,
неотвратимый. Не  достигая  цели, ворчливо откатывает  назад. За долю минуты
набирает силу и вновь со звериной яростью наступает на человеческую обитель,
пытаясь  ее  смыть в бурлящую  пучину моря. И так минута за минутой, час  за
часом, без всякой надежды на то, что сила этого  чудовища, наконец, иссякнет
и наступит покой и тишина.
     Ему  начинает  казаться,  что  бурлящая,  злонамеренная  пена  грозного
прибоя,  возникающая там, на берегу, докатывается  до него, встает на дыбы и
разворачивает  перед ним, врезавшиеся  глубоко  в  память,  последние  Анины
часы...
     ...Аня уже не может  долго  быть  в  одном  и том же положении  Она  то
ложится, то садится, свесив ноги с дивана. Володя тут  же оказывается рядом.
Со  скрытым  внутренним беззвучным  рыданием  старается говорить  ровно. Ему
кажется, еще немного и он сойдет с ума.
     -  Не  нужно, страдалица  моя, ставить голые ноги на пол, - говорит  он
дрожащим в слезах голосом, - простудишься. Я тебе сейчас подложу подушечку.
     Бережно по очереди, словно хрупкое  сокровище, берет в свои руки каждую
из них, - белоснежную, теплую. Трепетно, как  святыню, покрывает поцелуями и
ставит  на лежащую на полу подушечку. И,  как  бывало раньше, и всегда, даже
сейчас, в эту  роковую  минуту, его одолевает таинственная, необъяснимая  их
магнетическая притягательность.
     Сколько  было счастливейших,  безмолвных  ночей,  когда  эти  крохотные
ножки, усталые, после непосильных дневных  трудов и забот на работе  и дома,
сомкнувшись  вместе,  тихие, словно  два  голубя,  нежно прислонялись к нему
своим чарующим теплом и взрывали в нем бурную, ненасытную страсть!
     Черное невид