рэт, контролируя перемещения Ковбой-Трофима вокруг операционного
стола. - И никто, похоже, уже не станет делать это, понимая бессмысленность
подобных действий... Все равно, что докричаться до железной Нюры в фонтане
институтского парка... И оставлять нельзя как есть, потому что зло,
накапливаясь, переливает через край и в нем тонут остальные..., хорошие и
плохие...
- "Где умножилось зло, явилась преизобильнейшая благодать",** - сказал
Ковбой. Значит оставаться нам в грехе, чтоб умножалась благодать...
- "Когда вы рабы зла, вы свободны от праведности",* - ответил Фрэт. -
"А будучи освобождены от зла, станете порабощены праведностью... ибо умерший
свободен от зла...".***
- Мне пора, - сказал академик, останавливаясь перед Фрэтом. -
Рассказать кому-то - не поверят... Прощай! Ступай наверх! Готовься к
завтрашнему эксперименту: у тебя возьмут среднюю долю печени..., самую
большую... Дай мне пройти!
- Вы не выйдете отсюда! - Фрэт встал, раздираемый на части многовековым
рефлексом служить человеку и насущной необходимостью вцепиться в горло,
стоящему перед ним Ковбой-Трофиму.
А человек вновь достал из одежд нож-выкидуху и нажал невидимую кнопку:
раздался негромкий глубокий щелчек, будто толкнули дверь
-------------
* У. Фолкнер. Медведь. М., 1973
** Новый Завет. Послание к Римлянам, 6:1
*** Там же, 6:7
дорогого автомобиля и встроенный механизм острожно притянул и захлопнул
ее с таким завораживающе-приятным звуком, что хотелось слушать и слушать
еще...
Они стояли друг против друга: мучимый сомнениями Фрэт и озлобленный
Ковбой-Трофим.
- Стоит вцепиться ему в горло и все проблемы будут решены, - подумал
Фрэт, готовясь к прыжку. - Сколько бы он ни кромсал меня потом ножом,
челюстей ему не разжать... Как все просто. - Он чуть присел на задние лапы,
опираясь на хвост, чтоб удобнее прыгнуть..., и увидел, как по опушке леса,
продираясь сквозь заросли незнакомого кустарника, проваливаясь башмаками в
норы барсуков, спешит на помощь один из охотников по имени Бун и, расшвыряв
пинками собак с ножем в руке с разбега прыгнул на медведя, ухватившись левой
рукой за шею, где впивался Лев, а другой полоснул по горлу... Лишь раз...
"Мгновение они походили на скульптурную группу: намертво впившийся пес,
медведь и оседлавший его человек, неприметно действующий глубоко вошедшим
ножом... Медведь встал на дыбы, неся на себе охотника и Льва, повернулся как
человек, сделал два или три шага в сторону леса и грянулся оземь...".***
Прибывший доктор без хлороформа вправил внутренности Фрэту-Льву и зашил
рану. Его уложили на веранде, головой к лесу..., а люди все прибывали:
верхами, пешие, в фургонах..., трапперы, фермеры, лесорубы, пильщики,
горожане..., и, насмотревшись на медведя, подоходили к веранде, где лежал
он... А на закате он умер...
Фрэт прыгнул... Это был даже не прыжок, поскольку тело его не приходило
в движение..., по крайней мере взгляд Ковбой-Трофима, быстрый и точный, не
зафиксировал этого. Фрэт просто переместился с пола к руке директора Цеха,
удерживающей нож..., зубами, а тому казалось, что бигль все еще стоит перед
ним, чуть присев на задние лапы и хвост, потому что перемещение не было
процессом..., оно было мгновением, случившимся без подготовки...
Ковбой попытался высвободить руку и не смог, ему даже не удавалось
пошевелить ей, и пораженный замер, пытаясь понять откуда в бигле такие
неимоверные тяжесть и сила, будто удерживает руку не собака, но гигантский
медведь-гризли, неотвратимо приближая к горлу добродушную на вид морду с
удивительно маленькими рыжими глазками и смрадным запахом изо рта...
Он в ужасе хотел заорать во весь голос, призывая на помощь, и открыл
уже рот в бесшумном пока крике, и вдруг почувствовал, что рука с
ножем-выкидухой свободна и, не поверив, поднес кисть к лицу...
Фрэт сидел, уложив зад на лапы, тяжело дышал и смотрел на него желтыми
глазами с черными точками зрачков, привычно иронично, немного загадочно и
строго, будто знал наперед такое, про что еще не скоро узнать
---------------
*** У. Фолкнер. Медведь. М., 1973
остальным.
- Я бы мог перегрызть вам горло, просто и легко..., дав прекрасный шанс
Елене Лопухиной занять ваше место в Цехе, - и Ковбой молча согласился,
опуская руку с ненужным теперь ножем. - К сожалению, не смог... Проклятая
многовековая привычка беззаветно служить людям, закрепленная на всех
уровнях, включая фило- и онтогенез, структуры ДНК, первую и вторую
сигнальные системы, и недавние эксперименты генных инженеров из
питсбургского лэба в штате Пенсильвания со спермой моего отца...
- Не смог и хорошо, - миролюбиво подвел итог быстро оправившийся
Ковбой-Трофим и двинулся к двери, бросив на ходу: - You have got up on the
wrong side!*
- Стойте! Упование - не главное... "То, что сеете, не может быть
оживотворено, если не умрет..".** - Фрэт сидел перед дверью.
- Хватит! Я спешу... Дела... в Академии... на коллегии министерства...
и в Политсовете Единственной России ждут...
- Все равно надо отвечать, даже если наказать нельзя... Плохо нам всем
от этого..., вам тоже, хоть не понимаете пока..., и стране, что придумала и
позволила такое..., и избавила от ответственности перед людьми..., но не
перед собой...
- Пропусти меня, придурочный пес! - Ковбоя старался пробиться к двери,
чувствуя как незнакомый, неизведанный доселе ужас постепенно охватывает его,
густея на глазах, выдавливая противный липкий пот под одеждой, мешая дышать
и почти останавливая сердечные сокращения... Это не был страх нестерпимой
боли или смерти..., но предожидание неведомой расплаты гораздо более
страшной и мучительной...
- Если бы ты знал мое ненавистное прошлое..., - попытался он нащупать
спасительную дорогу, способную увести от медленно убивающей неизвестности.
- Ваше прошлое и будущее... Вы идете с ними по разным дорогам... и вряд
ли встретитесь теперь, - сказал Фрэт, вспоминая недавнюю охоту свою на
медведя по прозвищу Старый Бен в окрестностях Мемфиса, штат Теннеси, и
всплывающее откуда-то из глубин неведомой памяти загадочное Фолкнеровское:
"Прошлое не мертво. Оно даже не прошлое...". Он помедлил, будто собираясь с
силами, и Ковбой-Трофим почувствовал вдруг, что биглю ничуть не лучше, чем
ему, и успокаиваясь тем, что двое их теперь, приготовился ко всему, даже
самому худшему, выжидая...
- Она ваша дочь..., - сказал Фрэт и отвернул голову к стене, чтоб не
видеть лица Ковбой-Трофима.
- Кто?! - спросил тот и не дожидаясь ответа, стал неотвратимо
погружаться сначала медленно, а потом все ускоряясь, в такую бездонную
------------
* Ты встал не с той ноги
** Новый Завет. Первое Послание Коринфянам, 15:36
глубину отчаяния и горя, втягивая туда вместе с собой, мелькающие в
режиме быстрой перемотки, отчетливые и яркие кадры собственной жизни,
переписанные в формате DVD, по сравнению с которыми смерть казалась
спасительном необременительным путешествием к старым друзьям, давно и
преданно поджидавшим в раю или аду..., что не имело уже значения...
Он вдруг нечеловеческим усилием выбрался на мгновение из стремительного
водоворота безды, чтоб задать единственный вопрос:
- Откуда ты знаешь? - спросил он, почти уверенный в ответе, который
начинал постигать и сам.
- Не стану говорить про разум, которым вижу, как самурай, - сказал
Фрэт. - Все равно не поймете... - Он приблизился к Ковбой-Трофиму и сел
почти рядом с ним, посмотрел в лицо и неохотно добавил:
- Она часто приходила в Виварий, садилась на неудобный твердый стул
передо мной, чтоб поболтать или поговорить о серьезном, и иногда пахла
свежей спермой своего отца..., вашей, значит...
Ковбой-Трофим тут же почувствовал, как бездна вновь неудержимо
притягивает его к себе, и, погружаясь уже в знакомую пучину с запомнившимися
яркими кадрами DVD, мелькающими в той же последовательности, успел
выкрикнуть последний, самый главный вопрос:
- Она знает?!
- "Если вы самого малого не можете, что заботитесь об остальном?",* -
сказал Фрэт и отошел от двери...
- Она знает?! Она знает...? - повторял Ковбой-Трофим все тише и тише,
погружаясь в пучину, из которой не выбраться...
Когда через час или два в подвал Вивария спустилась взволнованная
Лопухина в сопровождении Волошина, Станиславы с ветеринаром и собак, они
увидели на полу у стены старика с бледным малоподвижным лицом в глубоких
морщинах, в одеждах из хорошо выделанной кожи, похожей на обычную ткань, что
сидел, вытянув не очень длинные ноги в дорогих остроносых сапогах, и бросал,
подбирая с полу, невидимые камушки и резиновые пробки от бутылок с
внутривенными растворами в ведро в дальнем углу, и совсем по-детски улыбался
иногда, и неуверенно хлопал в ладоши, когда казалось, что попадал... А рядом
лежал Фрэт, аккуратно положив большую лобастую голову на передние лапы,
будто сторожил старика.
Завидя Лопухину бигль вскочил и бросился к ней, продираясь сквозь
застывшую массу людей и собак, и стал подпрыгивать, стараясь достать языком
женское лицо, такое прекрасное и любимое..., и не доставал..., и сел тогда
на задние лапы, задрал голову вверх и залаял, как щенок, будто только
учился, и лай, которого никто из них никогда от него не слышал, крепчал и
взрослел, а потом заметался отчаянно и беспомощно, отражаясь от стен,
затухая в реверберации и возврождаясь вновь, новыми незнакомыми аккордами,
которые накладывались на предсушествующие и, перебиваясь
-------------
* Новый Завет. Евангелие от Луки. 12:26
эхом, становились вопреки физическим законам такими глубокими,
тревожными и пронзительно благозвучными, что вскоре всем казалось: в подвале
звучит великая музыка, трагичная и прекрасная..., и никто не заметил, как
Фрэт вернулся на место подле Ковбой-Трофима, бросающего невидимые камушки в
невидимое вдеро, и улегся рядом, положив голову на передние лапы..., и тогда
в бушующих звуках постепенно начало доминировать мажорное начало, и
мелодичные аккорды струнных, чуть печальные еще, стали сулить радость
близкой победы, неведомой деселе никому из них, растерянно стоящих в подвале
Вивария, а к пению скрипок, очень осторжно, откуда-то издалека, пробивались
уже, приближаясь, чуть вибрирующие звуки труб, исполнявших праздничный марш,
а когда приблизились совсем, в громко зазвучавшем тутти обоих оркестров,
слаженом и чистом, каждый услыхал, что мог и желал...
Рига
2003-2004 гг