рэт, контролируя перемещения Ковбой-Трофима вокруг операционного стола. - И никто, похоже, уже не станет делать это, понимая бессмысленность подобных действий... Все равно, что докричаться до железной Нюры в фонтане институтского парка... И оставлять нельзя как есть, потому что зло, накапливаясь, переливает через край и в нем тонут остальные..., хорошие и плохие... - "Где умножилось зло, явилась преизобильнейшая благодать",** - сказал Ковбой. Значит оставаться нам в грехе, чтоб умножалась благодать... - "Когда вы рабы зла, вы свободны от праведности",* - ответил Фрэт. - "А будучи освобождены от зла, станете порабощены праведностью... ибо умерший свободен от зла...".*** - Мне пора, - сказал академик, останавливаясь перед Фрэтом. - Рассказать кому-то - не поверят... Прощай! Ступай наверх! Готовься к завтрашнему эксперименту: у тебя возьмут среднюю долю печени..., самую большую... Дай мне пройти! - Вы не выйдете отсюда! - Фрэт встал, раздираемый на части многовековым рефлексом служить человеку и насущной необходимостью вцепиться в горло, стоящему перед ним Ковбой-Трофиму. А человек вновь достал из одежд нож-выкидуху и нажал невидимую кнопку: раздался негромкий глубокий щелчек, будто толкнули дверь ------------- * У. Фолкнер. Медведь. М., 1973 ** Новый Завет. Послание к Римлянам, 6:1 *** Там же, 6:7 дорогого автомобиля и встроенный механизм острожно притянул и захлопнул ее с таким завораживающе-приятным звуком, что хотелось слушать и слушать еще... Они стояли друг против друга: мучимый сомнениями Фрэт и озлобленный Ковбой-Трофим. - Стоит вцепиться ему в горло и все проблемы будут решены, - подумал Фрэт, готовясь к прыжку. - Сколько бы он ни кромсал меня потом ножом, челюстей ему не разжать... Как все просто. - Он чуть присел на задние лапы, опираясь на хвост, чтоб удобнее прыгнуть..., и увидел, как по опушке леса, продираясь сквозь заросли незнакомого кустарника, проваливаясь башмаками в норы барсуков, спешит на помощь один из охотников по имени Бун и, расшвыряв пинками собак с ножем в руке с разбега прыгнул на медведя, ухватившись левой рукой за шею, где впивался Лев, а другой полоснул по горлу... Лишь раз... "Мгновение они походили на скульптурную группу: намертво впившийся пес, медведь и оседлавший его человек, неприметно действующий глубоко вошедшим ножом... Медведь встал на дыбы, неся на себе охотника и Льва, повернулся как человек, сделал два или три шага в сторону леса и грянулся оземь...".*** Прибывший доктор без хлороформа вправил внутренности Фрэту-Льву и зашил рану. Его уложили на веранде, головой к лесу..., а люди все прибывали: верхами, пешие, в фургонах..., трапперы, фермеры, лесорубы, пильщики, горожане..., и, насмотревшись на медведя, подоходили к веранде, где лежал он... А на закате он умер... Фрэт прыгнул... Это был даже не прыжок, поскольку тело его не приходило в движение..., по крайней мере взгляд Ковбой-Трофима, быстрый и точный, не зафиксировал этого. Фрэт просто переместился с пола к руке директора Цеха, удерживающей нож..., зубами, а тому казалось, что бигль все еще стоит перед ним, чуть присев на задние лапы и хвост, потому что перемещение не было процессом..., оно было мгновением, случившимся без подготовки... Ковбой попытался высвободить руку и не смог, ему даже не удавалось пошевелить ей, и пораженный замер, пытаясь понять откуда в бигле такие неимоверные тяжесть и сила, будто удерживает руку не собака, но гигантский медведь-гризли, неотвратимо приближая к горлу добродушную на вид морду с удивительно маленькими рыжими глазками и смрадным запахом изо рта... Он в ужасе хотел заорать во весь голос, призывая на помощь, и открыл уже рот в бесшумном пока крике, и вдруг почувствовал, что рука с ножем-выкидухой свободна и, не поверив, поднес кисть к лицу... Фрэт сидел, уложив зад на лапы, тяжело дышал и смотрел на него желтыми глазами с черными точками зрачков, привычно иронично, немного загадочно и строго, будто знал наперед такое, про что еще не скоро узнать --------------- *** У. Фолкнер. Медведь. М., 1973 остальным. - Я бы мог перегрызть вам горло, просто и легко..., дав прекрасный шанс Елене Лопухиной занять ваше место в Цехе, - и Ковбой молча согласился, опуская руку с ненужным теперь ножем. - К сожалению, не смог... Проклятая многовековая привычка беззаветно служить людям, закрепленная на всех уровнях, включая фило- и онтогенез, структуры ДНК, первую и вторую сигнальные системы, и недавние эксперименты генных инженеров из питсбургского лэба в штате Пенсильвания со спермой моего отца... - Не смог и хорошо, - миролюбиво подвел итог быстро оправившийся Ковбой-Трофим и двинулся к двери, бросив на ходу: - You have got up on the wrong side!* - Стойте! Упование - не главное... "То, что сеете, не может быть оживотворено, если не умрет..".** - Фрэт сидел перед дверью. - Хватит! Я спешу... Дела... в Академии... на коллегии министерства... и в Политсовете Единственной России ждут... - Все равно надо отвечать, даже если наказать нельзя... Плохо нам всем от этого..., вам тоже, хоть не понимаете пока..., и стране, что придумала и позволила такое..., и избавила от ответственности перед людьми..., но не перед собой... - Пропусти меня, придурочный пес! - Ковбоя старался пробиться к двери, чувствуя как незнакомый, неизведанный доселе ужас постепенно охватывает его, густея на глазах, выдавливая противный липкий пот под одеждой, мешая дышать и почти останавливая сердечные сокращения... Это не был страх нестерпимой боли или смерти..., но предожидание неведомой расплаты гораздо более страшной и мучительной... - Если бы ты знал мое ненавистное прошлое..., - попытался он нащупать спасительную дорогу, способную увести от медленно убивающей неизвестности. - Ваше прошлое и будущее... Вы идете с ними по разным дорогам... и вряд ли встретитесь теперь, - сказал Фрэт, вспоминая недавнюю охоту свою на медведя по прозвищу Старый Бен в окрестностях Мемфиса, штат Теннеси, и всплывающее откуда-то из глубин неведомой памяти загадочное Фолкнеровское: "Прошлое не мертво. Оно даже не прошлое...". Он помедлил, будто собираясь с силами, и Ковбой-Трофим почувствовал вдруг, что биглю ничуть не лучше, чем ему, и успокаиваясь тем, что двое их теперь, приготовился ко всему, даже самому худшему, выжидая... - Она ваша дочь..., - сказал Фрэт и отвернул голову к стене, чтоб не видеть лица Ковбой-Трофима. - Кто?! - спросил тот и не дожидаясь ответа, стал неотвратимо погружаться сначала медленно, а потом все ускоряясь, в такую бездонную ------------ * Ты встал не с той ноги ** Новый Завет. Первое Послание Коринфянам, 15:36 глубину отчаяния и горя, втягивая туда вместе с собой, мелькающие в режиме быстрой перемотки, отчетливые и яркие кадры собственной жизни, переписанные в формате DVD, по сравнению с которыми смерть казалась спасительном необременительным путешествием к старым друзьям, давно и преданно поджидавшим в раю или аду..., что не имело уже значения... Он вдруг нечеловеческим усилием выбрался на мгновение из стремительного водоворота безды, чтоб задать единственный вопрос: - Откуда ты знаешь? - спросил он, почти уверенный в ответе, который начинал постигать и сам. - Не стану говорить про разум, которым вижу, как самурай, - сказал Фрэт. - Все равно не поймете... - Он приблизился к Ковбой-Трофиму и сел почти рядом с ним, посмотрел в лицо и неохотно добавил: - Она часто приходила в Виварий, садилась на неудобный твердый стул передо мной, чтоб поболтать или поговорить о серьезном, и иногда пахла свежей спермой своего отца..., вашей, значит... Ковбой-Трофим тут же почувствовал, как бездна вновь неудержимо притягивает его к себе, и, погружаясь уже в знакомую пучину с запомнившимися яркими кадрами DVD, мелькающими в той же последовательности, успел выкрикнуть последний, самый главный вопрос: - Она знает?! - "Если вы самого малого не можете, что заботитесь об остальном?",* - сказал Фрэт и отошел от двери... - Она знает?! Она знает...? - повторял Ковбой-Трофим все тише и тише, погружаясь в пучину, из которой не выбраться... Когда через час или два в подвал Вивария спустилась взволнованная Лопухина в сопровождении Волошина, Станиславы с ветеринаром и собак, они увидели на полу у стены старика с бледным малоподвижным лицом в глубоких морщинах, в одеждах из хорошо выделанной кожи, похожей на обычную ткань, что сидел, вытянув не очень длинные ноги в дорогих остроносых сапогах, и бросал, подбирая с полу, невидимые камушки и резиновые пробки от бутылок с внутривенными растворами в ведро в дальнем углу, и совсем по-детски улыбался иногда, и неуверенно хлопал в ладоши, когда казалось, что попадал... А рядом лежал Фрэт, аккуратно положив большую лобастую голову на передние лапы, будто сторожил старика. Завидя Лопухину бигль вскочил и бросился к ней, продираясь сквозь застывшую массу людей и собак, и стал подпрыгивать, стараясь достать языком женское лицо, такое прекрасное и любимое..., и не доставал..., и сел тогда на задние лапы, задрал голову вверх и залаял, как щенок, будто только учился, и лай, которого никто из них никогда от него не слышал, крепчал и взрослел, а потом заметался отчаянно и беспомощно, отражаясь от стен, затухая в реверберации и возврождаясь вновь, новыми незнакомыми аккордами, которые накладывались на предсушествующие и, перебиваясь ------------- * Новый Завет. Евангелие от Луки. 12:26 эхом, становились вопреки физическим законам такими глубокими, тревожными и пронзительно благозвучными, что вскоре всем казалось: в подвале звучит великая музыка, трагичная и прекрасная..., и никто не заметил, как Фрэт вернулся на место подле Ковбой-Трофима, бросающего невидимые камушки в невидимое вдеро, и улегся рядом, положив голову на передние лапы..., и тогда в бушующих звуках постепенно начало доминировать мажорное начало, и мелодичные аккорды струнных, чуть печальные еще, стали сулить радость близкой победы, неведомой деселе никому из них, растерянно стоящих в подвале Вивария, а к пению скрипок, очень осторжно, откуда-то издалека, пробивались уже, приближаясь, чуть вибрирующие звуки труб, исполнявших праздничный марш, а когда приблизились совсем, в громко зазвучавшем тутти обоих оркестров, слаженом и чистом, каждый услыхал, что мог и желал... Рига 2003-2004 гг