изнь, для которой единственный источник тепла - эта самая полузвезда-полупланета. Тепло идет из подземелья, а над головой солнца нет, и потому все жители слепы. Но это им не мешает. Наоборот. Они достигают вершин разума, потому что они не глазеют по сторонам, а занимаются самосозерцанием. - Значит, они и книг не читают? - поразился Дауккенс. - В том-то и дело, что нет. У них там другие средства информации. И они достигли всеобщего благополучия, потому что никто не видит, что происходит вокруг. Но постепенно планета их остывает, это грозит им гибелью, и они решают воспользоваться внешним источником тепла - какой-нибудь неостывшей звезды или целого созвездия. Они давно научились управлять полетом своей планеты, и они направляют ее к самой горячей звезде. - Мне это нравится, - сказал майор Стенли. - Я бы сам с ними полетел. - Но они не учли одного; тепло звезды непременно сопровождается светом. А им нужно было только тепло, чтобы спокойно греться и по-прежнему не видеть, что происходит вокруг. И когда они прилетели к звезде, которая стала для них солнцем, они не выдержали света и жизнь на их планете оборвалась. - И на этом роман кончается? - спросил писатель Дауккенс, критически оценивая сюжет. - Автор говорит, что впоследствии на этой планете возникли новая жизнь и новая цивилизация, рожденные солнцем в потому не представляющие себе тепла без света. Как бы ни было жителям этой солнечной планеты тепло, они непременно тянутся к свету. Потому что у них есть глаза и они хотят видеть все, что происходит вокруг. - А что это за планета? - поинтересовался майор. - Она случайно не имеет отношения к Альдебарану? - Разве вы не догадались? Эта планета - Земля. Представляете? Земля! А между тем о Земле у нас совершенно другие сведения. Да, чего только не придумают эти фантасты. Мало им настоящего, им подавай другие времена. А почему, скажите, не писать о настоящем? В прошлом были свои писатели, в будущем будут свои писатели, а вы живете в настоящем, вот в пишите о настоящем. Этой мысли придерживался издатель Рокгауз, и писатель Дауккенс был с ним совершенно согласен. Был с ним согласен и коммерсант Борвик, который ни из прошлого, ни из будущего не мог извлечь того, что извлекал из настоящего. И только майор Стенли имел несколько другой взгляд: ему очень пришлось по душе, что население оседлало свою планету и понеслось на ней, как на каком-нибудь броневике или танке штурмовать далекое Солнце, в миллион раз большее нашей Земли. В этом был настоящий боевой задор и презрение к превосходящим силам противника. - Почитать бы эту книгу, - сказал майор Стенли. У него давно уже не было этого желания - почитать. За соседним столиком расположились две дамы. Это было не страшно, потому что вряд ли пришельцы могли оказаться женщинами, но разговор двух дам моментально вытеснил все окружающие разговоры, и пациентам доктора Фрайда пришлось замолчать. - Дорогая мисс Стерлинг, - говорила дама постарше (что она, однако, никак не подчеркивала), - за те несколько часов, что мы с вами знакомы, я не перестаю удивляться вашей смелости. Я бы ни за что не решилась переступить порог этого заведения. - А я переступала, миссис Фунт, и не раз. Мы здесь бывали с вашим мужем. - Ах, этот мистер Фунт! Хорошо еще, что он был здесь с вами, а не с кем-то чужим. - Кто его знает. За этим мы сюда и пришли - поглядеть, не бывает ли он здесь без нашего ведома. - Мисс Стерлинг, как вы можете! До такой степени не верить человеку! Издатель Рокгауз хотел высказать своим собеседникам очередное соображение, но оно прозвучало так: - Миссис Фунт, не будьте так наивны! Голос мисс Стерлинг бесследно поглотил голос издателя. Майор Стенли, чтобы не быть невольным свидетелем постороннего разговора, решил принять в нем участие. Он подошел к соседнему столику и, щелкнув каблуками, представился: - Майор Стенли! - Боже, как приятно! - воскликнула мисс Стерлинг. - Неужели майор? А выглядите вы прямо генералом. - Кгм! - сказал майор Стенли. - В любом чине готов вам служить. - Вы слышите, миссис Фунт? Нам будет служить майор! Садитесь с нами, майор! - мисс Стерлинг указала место рядом с собой и крикнула сидящим за соседним столиком: - Джентльмены, вам придется обойтись без майора. Таким образом армия осталась без генерала, а генерал приобрел новую армию. При всех этих военных перемещениях бар "Звездочка" продолжал жить своей лихорадочной мирной жизнью, и часы, которые били здесь только полночь, не были услышаны никем, кроме двух незаметных джентльменов, примостившихся в самом дальнем и темном углу. И тогда эти двое вышли на середину зала, коснулись пальцами пола, что, видимо, должно было означать приветствие, и провозгласили: - Жители Фомальгаута приветствуют жителей Земли! Официанта вынесли сразу. Буфетчик остался лежать за стойкой, обхватив руками вечернюю выручку. 11. ЗАКОН ЕСТЬ ЗАКОН Нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы явиться домой именно в тот момент, когда жена распивает вино с неизвестным джентльменом, но нужно быть Шерлоком Холмсом вдвойне, чтобы с первого взгляда понять, что здесь ровно ничего предосудительного не происходит. В этом смысле инспектор Хост оказался на высоте. - Добрый вечер, - сказал он любезно, - извините, что заставил ждать. - Это мистер Уатт, дорогой. - Очень приятно. Постойте, постойте... Не тот ли вы Уатт?.. - Нет, милый, это вовсе не тот Уатт. Тот был Джеме, а этот Гарри. - Я, естественно, имею в виду не Джемса, а именно Гарри. Не вам ли принадлежит роман "Последние люди вселенной"? - От инспектора полиции не скроешься. Да, оказывается, напечатав роман, от инспектора полиции не скроешься. Тем более, что это был такой роман... Пульсирующая вселенная после многих миллиардов лет расширения - сжимается, и жизнь на ней должна исчезнуть. Любая жизнь, во всех ее проявлениях. Спасения искать негде, потому что из вселенной не выпрыгнешь. Терпящие бедствие и мечущиеся по вселенной представители разума разных планет и галактик сбились в кучу на космическом островке, которому предстоит быть раздавленным вместе с ними. И вот, стремясь хоть что-то спасти от гибнущих цивилизаций, они отправляют послание в будущее. Ведь пройдут еще миллиарды лет, вселенная снова начнет расширяться, на ней возникнет жизнь, и придется начинать все сначала. Быть может, тем, будущим разумным существам пригодится опыт прошлого... Во второй части романа вселенная снова живет, но никто не может прочитать послания. Оно, закодированное в атомах всех известных в то время элементов, носится по вселенной, и новая жизнь дышит и живет им, не подозревая, что питается прежней жизнью. И чтобы прочитать послание, нужно остановить жизнь во вселенной. - Мне понравилось, что послание погибшего разума все же дошло, хотя прочесть его оказалось невозможным, - сказал инспектор Хост. - Новый разум не любит жить старым разумом. - Но все-таки он им живет незаметно для себя. Это мне нравится. Прямые показания никогда так много не говорят, как различные оговорки, недомолвки, умолчания... А над чем вы сейчас работаете, извините за банальный вопрос? - Сейчас я - человек из машины. Из той самой машины, которую вы заказывали. - Из НФД-593? - Да, инспектор. Меня посадили в нее, потому что она должна была мыслить. - А разве без вас она мыслить не могла? Н.Ютон меня заверял... - Н.Ютон порядочный человек, и он с удовольствием изобрел бы для вас механического сыщика, но он просто не может этого сделать. - Почему? - Потому что он не изобретатель. - Вот тут уже вы ошибаетесь, мистер Уатт. Н.Ютон изобрел усилитель интеллекта, который, кстати, уже морально устарел, и теперь Н.Ютон изобретает новый, более совершенный. - И даже уже изобрел. В романе "Планета сверхразума". - В романе? Не может быть! Я не читал этого романа. - У Н.Ютона нет напечатанных романов, у него пока только написанные. - Не хотите же вы сказать, что все это сплошное шарлатанство? - Не хочу сказать. Но скажу. Мне трудно подобрать другое название. - И вы были соучастником этого мошенничества? - Главным участником, инспектор. Я должен был сидеть в вашей машине, в атом механическом сыщике, чтобы сбивать вас с толку и запутывать следы. - В первый раз вижу такого честного мошенника. - Я не мошенник, инспектор, у меня совсем другая профессия. Моя профессия должна поднимать человека, делать его лучше, благородней, добрей, предупреждать о возможных опасностях и преступлениях... - И чтобы меня предупредить, вы залезли в машину? - Залез я не за этим, но, сидя в ней, я о многом задумался. Я ведь не машина, и я задумываюсь... - Жаль, что вы своевременно не задумались о последствиях. Так для чего же вам нужно было пустить меня по ложному следу? Какое преступление вы задумали совершить? - Мы не считали это преступлением, мы считали это благом. - Естественно, для себя? - Не только для себя. Мы считали это благом для общества. - Вы мыслите весьма оригинально. Машина бы так мыслить не смогла. - Не будем говорить о машинах, инспектор. Человек не машина, он должен не только мыслить, но и чувствовать, и мечтать. Сейчас еще нет по-настоящему мыслящих машин, но человек уже начинает мыслить, как машина. И я боюсь, что он превратится в мыслящую машину раньше, чем сумеет мыслящую машину создать. Машина, созданная для механической переработки информации, создает себе подобных людей, которые не мыслят, а только перерабатывают информацию и при этом слывут эрудитами. А ведь бактерия за единицу времени перерабатывает информации в сорок раз больше, чем просвещенный человеческий ум. - Вернемся к преступлению, которое вы должны были совершить. Что это за преступление? - Ограбление. - Ну вот. После всех высоких рассуждений... Гарри Уатт, вы замечательно мыслите, но поступаете весьма примитивно. Что же вы хотели ограбить? Банк? - Банк для нас не представляет ценности. Собственно, то, что мы собирались украсть, тоже не представляет для нас ценности. - Как можно красть то, что не представляет ценности? - Мы ведь не о себе думали. Не только о себе. - Что же вы хотели ограбить? - Издательство Рокгауза. - В таком случае, разрешите вас поздравить: вы его уже ограбили. - Этого я не знал. Я ведь четвертый день в вашей квартире. Миссис Хост пришла в ужас: - Четвертый день! Хорошо, что я ничего не знала, иначе я бы этого не пережила! Какой муж сохранил бы спокойствие, узнав, что молодой и внешне симпатичный мужчина провел три ночи в его квартире с его женой? Но инспектор в данный момент вел расследование, и никакие посторонние соображения его не отвлекали. - Значит, пока вы здесь сидели, ваши сообщники выполнили задуманное. Не понимаю только, зачем это нужно - воровать рукописи. Может, у вас шайка плагиаторов? - Не плагиаторов, инспектор, - оскорбился Гарри Уатт. - Не плагиаторов, а писателей-фантастов. Услышав о писателях-фантастах, инспектор смягчился. - Умные вы ребята, а кодекса не знаете. И зачем вам чужие рукописи, если своих некуда девать? - Мы рассуждали так: останется Рокгауз без рукописей в начнет издавать научно-фантастическую литературу. НФД так и расшифровывается: Научная Фантастика в Действии. - А я думал - Новейший Феноменальный Детектив... Но Научная Фантастика в Действии - это даже лучше. - Усилитель Интеллекта, - сказал Гарри Уатт. - Это и есть тот самый Усилитель Интеллекта, о котором говорил вам Н.Ютон. Потому что литература, которая заставляет задуматься, в сущности, усиливает интеллект. - А почему он говорил, что его украли? - У него действительно украли рукопись. Но совершенно случайно. Обчистили квартиру, вывезли все вещи и ценности, а между ними оказалась и рукопись, которая ворам совсем не нужна. - Но он ничего не говорил о том, что у него обчистили квартиру. - Потому что для него главное - рукопись. Если б она стала книгой, сотни тысяч читателей усилили бы свой интеллект, а так они все останутся такими, как были. Когда человечество теряет фантазии, это пагубно на нем сказывается. - Это точно. Без фантазии ни одного преступления не раскроешь. Правда, в вашем случае фантазия меня подвела. - Еще бы не подвела, - вставила миссис Хост. - На одного фантаста-любителя - столько фантастов-профессионалов. - Вот и прекрасно! - сделал неожиданный вывод инспектор Хост. - Они ведь, вместо никому не нужных рукописей, хотели дать Рокгаузу настоящую литературу. - Настоящую, самую настоящую! - заверил его Гарри Уатт. - Чтобы все услышали то, что слышал Хью Брок. - Хью Брок? Это тоже фантаст? - Это герой повести "Спасите Альтаира!" - И что же он услышал? Давайте и мы послушаем. - Во сне он услышал крик: "Альтаир угасает! Я, Юна, обращаюсь ко всем, кто может ему помочь!" Это началось с появлением последнего метеорита. Хью Брок собирал метеориты, у него составилась солидная коллекция, но до сих пор все было спокойно. Метеориты легко приживались на Земле, умножая коллекцию Брока. Но вот этот последний не давал ему спать по ночам. Какой-то Альтаир угасал на руках у своей возлюбленной, и она посылала в пространство метеорит за метеоритом, в каждом из которых - крик о помощи. Но никто не откликался - все метеориты затерялись в пространстве, а те, что не затерялись, прижились на разных планетах, в том числе и на Земле, и уже забыли, зачем были посланы. А Юна все взывала: "Спасите Альтаира, он должен жить, иначе рухнет вселенная! Ничего не останется, кроме черноты и пустоты! И что будет тогда с моей жизнью, с той жизнью, которая во мне зарождается?" В ней зарождалась жизнь, а возлюбленный ее угасал, и, конечно, ей казалось, что от этого рухнет вселенная. Она кричала о помощи, посылая во вселенную крик за криком, а Хью Брок собирал эти крики, умножая свою коллекцию... "Спасите Альтаира! Ему осталось жить считанные миллиарды лет!" Не так плохо, подумал Брок. Ну и живут же там, в космосе, - не то, что мы на Земле. Он пошел к своему соседу, который собирал не метеориты, а энциклопедии, и прочитал, что Альтаир - это звезда. Вероятно, Юна, его возлюбленная, это его планета, вроде Земли. На ней как раз должна возникнуть жизнь, а он, солнце ее, светило ее, он, Альтаир, давший ей эту жизнь, - угасает... "Спасите Альтаира!" - звучал голос, похожий на голоса женщин Земли. А Хью Брок собирал коллекцию. Крик за криком, крик за криком... Мисс Хост плакала. Она плакала так, как никогда не плакала над своей детективной литературой, хотя знала, что это фантазия, всего лишь фантазия. - Ну, что ж, - сказал инспектор, - будем спасать Альтаира. Жаль, что меня раньше не было с вами, потому что - заявляю вам как инспектор полиции: правда на вашей стороне. Правда на стороне фантазии. - Вы считаете, что я должен вернуться в машину? - Сейчас это уже ни к чему, вторично со следа меня не собьете. - Инспектор показал взятый у корректора Кректа пригласительный билет. - Вот, поглядите: пришельцы из Южной Рыбы устраивают встречу с землянами. Интересная выдумка. Ваша работа? Гарри внимательно разглядывал билет. - Я об этом ничего не знаю... Не думаю, чтобы это наши подстроили. Возможно, это действительно пришельцы. - Ладно, хватит. Больше вы меня не одурачите. Хотя я и люблю, чтоб меня дурачили: такой уж я фантазер. Инспектору хотелось верить в пришельцев. В конце концов, почему бы им к нам не прилететь? Ведь должна же когда-то осуществиться связь между цивилизациями. Даже в научной книге "Перспективы на прошлое" сказано, что пришельцы на Землю уже прилетали. Если не в прошлом прилетали, то в будущем. И разве они сами не звонили ему? Все в порядке, самочувствие отличное. Конечно, могли звонить не они, могла звонить эта банда писателей, но могли звонить и они, во всяком случае, этого бы хотелось. Вот разозлится Рокгауз, когда узнает, что пришельцы все-таки прилетели. Это будет для него удар. Он терпеть не может ничего сверхъестественного (всего, что сверх его убогого естества), а тут вдруг - пришельцы. Южнорыбцы. И каждый с рукописью, которую попробуй не напечатать - читатели тебе этого не простят. - Вы правы, - сказал инспектор Хост, - по-видимому, это пришельцы. Пусть я буду еще раз одурачен, но не стану окончательным дураком. - Именно это мне в вас и нравится, инспектор, - сказал Гарри Уатт. - И всем нам нравится. Поверьте, мы бы ни за что не стали вас дурачить, если б не верили, что вы настоящий, понимающий человек. Таков закон нашего жанра: дурачить только людей понимающих. - Закон есть закон, - согласился инспектор Хост. 12. М=В/П Когда корректор Крект пришел в ночной бар "Звездочка", встреча с пришельцами была в разгаре. Гости сидели за столом, но не так, как сидят в барах, а так, как сидят на собраниях: графин с водой да ваза цветов - вот и вся скромная сервировка. - Нам тут задали вопрос, - говорил один из гостей, видимо, глава экспедиции, - откуда мы знаем ваш язык и почему внешне ничем от вас не отличаемся. Должен признаться, что языка вашего мы не знаем, а внешне нисколько на вас не похожи. Вот - я вам покажу свою фотографию. - Южнорыбец достал из кармана фотографию, на которой ничего, не было видно, кроме бледного бесформенного пятна. - Это я. Может быть, не так красив, как мне хотелось бы быть в присутствии очаровательных землянок, но прошу учесть, что я здесь в газообразном состоянии. У нас это естественно, у нас вся жизнь в газообразном состоянии и улетучивается, - он вздохнул, - глазом не успеешь моргнуть. Хотя, конечно, моргать у нас нечем. Это было невероятно, и слушатели ни за что бы не поверили, что человек может жить в газообразном состоянии, но фотография многих убедила. Глава экспедиции продолжал: - Теперешняя наша внешность и язык, при помощи которого мы с вами общаемся, - все это не наше, так сказать, не наследственное, а приобретенное, благодаря условиям среды... Вам и самим приходилось убеждаться, что среда способна буквально преобразить человека... - Но не до такой же степени! - крикнули из зала. - Правильно, не до такой. Потому что все здешние преображения происходят в пределах четырех измерений: длины, ширины - я не ошибаюсь? - высоты и времени. Трех пространственных и одного временного. Это очень бедно, должен вас огорчить. Есть, к примеру, пятое измерение: безмерное пространство. То есть, пространство, не имеющее измерений. Атомы - это звездные миры в пятом измерении. В этом состоянии они лишаются своих космических расстояний и выглядят, как мельчайшие атомы. На этом основаны многие путешествия по вселенной, направленные не только в космос, но и в мир атомов. Таким образом, вселенная оказывается в два раза больше, чем вы ее себе представляете. Она равна не одной, а двум бесконечностям. - Но ведь это одно и то же! - возразил кто-то из землян. - Две бесконечности равны одной бесконечности? То есть Х=2Х=ЗХ и так далее, если значение Х равно бесконечности либо нулю? Эта математика нам знакома, но она больше нас не устраивает. Одна бесконечность для нас не предел, мы идем дальше... В этом месте кто-то зааплодировал: земляне умеют отдавать должное тем, кто не хочет останавливаться на достигнутом. - А шестое измерение - это сфокусированное время, то есть соединение в одной плоскости всех будущих и прошедших времен. - А как же старость? - обеспокоенно спросил старческий голос. - Старости там просто нет. Время растет лишь в пространственном отношении, примерно так, как у вас делятся простейшие организмы. И будущее живет рядом с прошлым, и на вид даже не скажешь, кому из них больше лет. Однако я отвлекся. Я отвечаю на поставленный мне вопрос: мы похожи на вас, потому что находимся в ваших измерениях. Если б вы попали в наши измерения, вы бы стали похожими на нас и заговорили языком наших измерений. Может быть, среди вас и найдутся охотники. Я предоставляю слово моему коллеге, который расскажет о преимуществах жизни в газообразном состоянии. "Этого нам еще не хватало!" - подумал майор Стенли и порадовался, что остался майором: газообразный генерал - это хуже простого солдата, даже не видно, кому отдавать честь. - Никогда, - сказал второй южнорыбец, - никогда организмы, возникшие из материи в твердом и жидком состоянии, не достигнут того единства, взаимопонимания и, я бы даже сказал, взаимопроникновения, какого достигаем мы, газообразные существа. Мне даже трудно отделить мою семью от семьи предыдущего оратора, а также от семей наших соседей. Когда у меня выпал в осадок родной брат, меня буквально разобрали по молекулам и каждую молекулу в отдельности утешали. Миссис Фунт даже всплакнула, до того ее растрогала эта газообразная доброта, и сказала, что лично она ничего не имела бы против того, чтоб ее разобрали по молекулам. Мисс Стерлинг сказала, что она взаимопроникновение понимает иначе, что у нас только дай себя разобрать, после косточек не соберешь, не только молекул. Опять слово взял глава экспедиции: - Мы, друзья, немало знаем о вас. А много ли знаете вы о нас? Вон там, за последним столиком, сидит издатель Рокгауз, уважаемый человек, широко известный в нашем созвездии. Уважаемый Рокгауз, подойдите, пожалуйста, сюда. Рокгауз не хотел подходить, упирался, но его земляки все же доставили его к центральному столику. - Уважаемый Рокгауз, расскажите, как вы информируете землян о внеземных цивилизациях. - Как информирую... - проворчал Рокгауз. - Никак не информирую. - Может быть, у вас не хватает информации? Вам ничего не пишут о жизни на других планетах? - Еще сколько пишут! - послышались голоса. - Только он не печатает. Принципиально не хочет печатать! - Ой как нехорошо! - покачал головой представитель иной цивилизации. - Получается, что вы отмежевываетесь от вселенной. Вам неизвестна судьба планет, которые отмежевались от вселенной? Это очень печальная судьба, я вам расскажу при случае. - У меня вся эта фантастика во где сидит, - хмуро сказал издатель Рокгауз. - Фантастика? - раздался спокойный голос от дверей. - Боже мой! - всплеснула руками миссис Фунт. - Мисс Стерлинг, посмотрите туда! У дверей стоял инспектор Хост рядом с пропавшим мистером Фунтом. - Хорошо, что он с инспектором, а но с кем-то другим, - шепнула своей приятельнице мисс Стерлинг. - Я была уверена, что инспектор его найдет, - шепнула в ответ миссис Фунт. - Но почему он его привел сюда, откуда узнал, что мы здесь? Вот что значит - чутье инспектора! - Миссис Фунт, вы посидите, а я сбегаю за ним. Мне это не составит труда, я все-таки моложе. - Если вы думаете, что меня уже ноги не носят, то вы ошибаетесь, - с достоинством ответила миссис Фунт. - У меня хватит сил дойти до собственного мужа. - Миссис Фунт, вы его спугнете? Майор Стенли пришел им на выручку: - Я буду рад оказать дамам услугу и пригласить заинтересовавшего их джентльмена к столу. - О, пожалуйста, майор! - воскликнула миссис Стерлинг. - Вы так меня обяжете! Я найду способ вас отблагодарить! - Вы ему только скажите, что я здесь. Больше ничего, только что я здесь, - напутствовала миссис Фунт галантного майора. - Разве вы здесь одна? - возразила миссис Стерлинг. - Майор, ведь вы же знаете, как сказать, не правда ли? О, я найду способ вас отблагодарить? Майор Стенли направился к мистеру Фунту. - Мистер Фунт, - сказал майор Стенли, - будьте любезны подойти вон к тому столику. Вас ожидают две дамы. - Мистер Фунт? - удивился инспектор. - Да, инспектор, моя фамилия Фунт. А Гарри Уатт - это псевдоним. Литературный. - Ну, знаете! Я его ищу, с ног сбиваюсь, а он - вот он где! Под псевдонимом. И как это вас угораздило сбежать сразу от двух женщин? Впрочем, на это вы ответите им. Главное, что вы нашлись, с чем вас и поздравляю! Пока мистер Фунт шел к столику, обе женщины ему уже все простили и с восторгом приняли его в свои объятия. - Гарри, мы сбились с ног! - Мы обе сбились с ног! - Не слишком ли много ног? - подал реплику Дауккенс в своей хорошо известной читателям манере. - Прости меня, дорогая, - сказал мистер Фунт в промежуток между двумя женщинами. - Я сожалею, что заставил тебя ждать, но рад, что тебе не пришлось ждать в одиночестве. Глава экспедиции все еще не отпускал Рокгауза. - Мы сейчас отправляемся в иные миры. Что там от вас передать? Что вы категорически отказываетесь давать о нас информацию? Рокгауз медлил с ответом. И тут ему передали записку, развернув которую, он прочитал: "Соглашайтесь, мистер Рокгауз! Иначе нам нечего будет издавать: все наши рукописи украдены. Убитый горем, но живущий надеждой на лучшее корректор Крект". Издатель покачнулся и попросил разрешения сесть. И так, сидя, он выдавил из себя: - Я согласен. - Ну вот и отлично. Можно считать, что межпланетный контакт установлен, и мы можем улетучиваться... То есть, улетать, одновременно переходя в газообразное состояние. Но сначала позвольте представить тех, кто будет давать о нас информацию. Самую правдивую информацию и в то же время самую фантастическую, потому что одно подразумевает другое. Итак, я приглашаю сюда наших представителей. Человек по имени Гральд Криссби! Гральд Криссби подошел к столу и поклонился издателю, как знакомому. - Альф Ипсилон! В этом человеке коммерсант Борвик без труда узнал человека с планеты Земля. - Н.Ютон! Гениальный изобретатель усилителя интеллекта скромно встал третьим, как ничем не выдающийся, простой человек. - Гарри Уатт! Здесь возникло препятствие в виде двух женщин, которые не пускали мистера Фунта, решив, что он опять собирается улизнуть. Отчаянно пошептавшись, он все же вырвался и занял место рядом с Н.Ютоном. - Я надеюсь, уважаемый Рокгауз, - сказал представитель внеземной цивилизации, - что информацию этих наших доверенных лиц вы будете печатать без задержек, в первую очередь. За этим проследит инспектор Хост, которого мы назначаем нашим главным доверенным лицом. Инспектор, пожалуйста, подойдите сюда. Пятое место - ваше. Инспектор смутился: ему в жизни не приходилось видеть таких нахальных мошенников, но их оправдывала благородная цель. - Инспектор, - сказал глава экспедиции, - нам известно, что вы уделяете много внимания жизни иных миров, хотя на Земле у вас тоже хватает работы. Мы говорили здесь о шести измерениях, но инспектору Хосту знакомо седьмое измерение, и он находит время, чтобы хоть изредка в нем находиться. - Мне кажется, вы ошибаетесь... - Инспектор, мы не ошибаемся никогда. Там, где живем мы, ошибок просто не существует в природе. Уважаемый Рокгауз, вы любите мечтать? - У меня для этого нет времени. - Вот видите: вы все измеряете временем, четвертым измерением, нисколько не заботясь о возможных других. А ведь мечта - тоже измерение. Седьмое измерение. - Попробуйте измерить это измерение! - буркнул издатель. - Это сделать несложно. По формуле: М=В/П. То есть; тем меньше мы имеем пространства и чем больше мы имеем времени, тем больше мы имеем мечты. Собственно, вы имеете, а не мы: у нас для этого слишком большое пространство и совершенно нет времени (он посмотрел на часы). - Позарились на две бесконечности, а теперь жалуетесь: много пространства... - О, я слышу голос нашего Дауккенса! - воскликнул руководитель экспедиции. - Почему это вашего? - оскорбился писатель, хотя вообще-то он любил, когда читатели о нем говорили: "Наш Дауккенс!" - Я отвечу. Впрочем, чтобы не быть голословным, я оглашу один документ. Называется он так: "Открытое письмо ко всем издателям и читателям". Итак, читаю: "Внеземные цивилизации ведут свои передачи на всех волнах, но засечь их нельзя, потому что они широко применяют телепатию, используя в пунктах приема людей, наиболее слабых, не способных мыслить самостоятельно, а привыкших жить по чужой указке. Так они внушили слепому, безвольному старику свою "Илиаду", а вслед за ней и "Одиссею" - произведения, даже по своим размерам не соответствующие скромным масштабам Земли, а рассчитанные на более крупную цивилизацию. Так они внушили совершенно безвестному в то время Копернику мысль о том, что Земля вращается вокруг Солнца. Им-то со стороны это было видно, а как мог это видеть Коперник, который неотлучно жил на Земле? А Леонардо да Винчи? Используя болезненную слабость его психики, внеземные цивилизации наперебой внушали ему то портрет Моны Лизы, то проекты летательных аппаратов и гидравлических машин, то неизвестные на Земле, но известные каждому внеземному школьнику математические, физические и прочие банальности. А Галилей? А Шекспир? Чего только не навнушали им, пользуясь их психической слабостью и неспособностью самостоятельно мыслить. Все они, начиная с Гомера, были слепым орудием в руках внеземных цивилизаций". Руководитель делегации перевел дух: письмо оказалось длинное. - "Нам, - продолжал он, - людям с крепкой психикой, ничего такого не внушишь: ни "Фауста", ни "Божественной комедии". Потому что мы твердо стоим на своих ногах и в наши земные головы приходят только наши, земные мысли. Так почему же вы, уважаемые издатели, охотней печатаете явно внушенные книги Бальзака и Достоевского, чем земные, самобытные книги авторов, которых я из скромности не хочу называть? Почему вы, уважаемые читатели, охотней читаете внушенные книги Бальзака и Достоевского, чем земные, самобытные книги авторов, имена которых назвать мне опять же не позволяет скромность?" Дальше следует подпись: писатель Дауккенс. - Неужели Дауккенс? - ахнул Рокгауз. - Мы же его печатаем. Дауккенс, мы же вас печатаем, неужели вам мало? - Вы печатаете, а они не читают, - вздохнул Дауккенс. - И из-за этого вы накатали телегу на всю земную цивилизацию? Дауккенс промолчал. - Теперь вы видите, - продолжал руководитель делегации, - что Дауккенс - наш человек. Каждый земной писатель - это наш человек, поскольку он несет в себе космос. - Он почему-то подмигнул инспектору: - Верно, инспектор? - Почему он все время говорит про инспектора? - ревниво спросила миссис Фунт. - Вызвал нашего Гарри, а говорит про инспектора. - Наверно, потому, что инспектор нашел нашего Гарри, - успокоила ее мисс Стерлинг. И улыбнулась - не инспектору, не Гарри, а неожиданно - руководителю экспедиции. - Оставьте нам свое имя, - попросила она. - Вы ведь улетите, исчезнете, испаритесь, как это обычно бывает с мужчинами, пусть же на Земле останется ваше имя. Руководитель экспедиции бросил на мисс Стерлинг космический взгляд, в глубине которого затаилось что-то очень знакомое и земное, и сказал, уже направляясь к выходу: - Меня зовут Сель Ави. - Но позвольте! - воспрянул духом Дауккенс, - ведь c'est la vie, если не ошибаюсь, означает: такова жизнь? Неужели и у вас, в вашей бесконечности, такова жизнь? - Жизнь всюду такова, - сказал руководитель экспедиции. Вслед за тем южнорыбцы послали землянам последний привет и улетучились по-земному - в дверь. Н.Ютон пожал руку инспектору Хосту, затем инспектору пожали руку Альф Ипсилон и человек по имени Гральд Криссби. Гарри Уатт (мистер Фунт) тоже пожал руку инспектору и пошел между столиками. И пока он шел, сердца двух женщин наполнялись волнующим, радостным удивлением. Он шел к ним. Он возвращался. РАССКАЗЫ ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА Нет сомнения, что действующие лица повести "Фантастика-буфф" могут претендовать на отдельное место в литературе. Что характерно для этих писателей? Н.Ютон твердо верит, что наука способна на все, но это не только не пугает его, но, наоборот, наполняет бодростью в энтузиазмом. Научно-технический прогресс не вызывает у него ни тревоги, как у Альфа Ипсилона, ни холодного скептицизма, как у Селя Ави. Н.Ютон смотрит на мир широко открытыми глазами младенца, твердо верящего, что его устами глаголет истина. Несмотря на молодость автора (ему нет еще и сорока лет), его перу принадлежат объемистые романы, которые, впрочем, печатаются здесь в сокращения. Так, роман "Время" в своем расширенном варианте является своеобразной хроникой нескольких поколений. Родоначальник семейства, некий Стевиц, был настолько беден, что не имел даже собственных часов и вынужден был спрашивать время у первого встречного. Потомки его разбогатели и уже никого ни о чем не спрашивали, никого вообще не замечали вокруг. И время жестоко отомстило им за себя, время вообще мстит за себя, когда о нем долго не спрашивают. Альф Ипсилон тоже романист (печатается в сокращении), романы его посвящены вечным и безграничным проблемам времени и пространства, но его произведения пронизывает тревога за них. В романе "Такси" автор размышляет о прошлом и будущем, а также об отношении настоящего к тому и другому. Особенно памятна его фраза (выпавшая в процессе редактирования): "Настоящее из прошлого строит будущее, и само превращается в прошлое, чтобы было из чего Строить будущее в будущем настоящем". Публикуемый вариант романа является результатом кропотливой редакторской работы по устранению всего вторичного и необязательного, благодаря чему роман легко и быстро читается, в чем с удовлетворением убедится читатель. Что можно сказать о третьем авторе? Сель Ави, самый старший из начинающих фантастов (хотя, если ему верить, ему нет еще и пятидесяти), уже ничем не вдохновляется и ни о чем не тревожится, как его более молодые коллеги. Сель Ави холоден. Ироничен. Немногословен. Он пишет не романы, а короткие рассказы, почти не требующие сокращения. Сель Ави не верит, что прогресс науки - это в широком смысле прогресс, он не станет летать на ушах и питает полное равнодушие к сахару (как это можно заметить в рассказе "Цирк"). Его не соблазняет карьера Брюна (смотри одноименный рассказ), хотя, как истинный писатель, он знает цену молчанию. И все же иногда его равнодушие - не к сахару, а ко всему остальному - вдруг всколыхнется судорожной тревогой: Мария осталась на Земле (смотри рассказ "Мария"). И тогда он срывается с места и летит к этой Земле, где люди любят, борются и страдают, где они умирают - пусть бессмысленно, это неважно, что смерть лишена смысла, важно, чтоб его не была лишена жизнь. В рассказе "Органавты", к сожалению, еще не завершенном редактированием, неорганическая материя взывает к материи органической: "Органавты! - так она называет ее. - Органавты! Наша планета - самая безжизненная из всех планет! Оставляйте жизнь только на нашей планете!" Эта ирония Селя Ави может быть понята как тоска по настоящей органической жизни. Что я еще могу сказать как редактор? Все эпитеты - заменены. Все метафоры - заменены. Во всех возможных случаях изменены имена героев. Прямая речь заменена авторской. Авторская - прямой. Остается надеяться, что публикуемым произведениям предстоит долгая жизнь, в которой будет доредактировано то, что недоредактировано в настоящем издании. Н.ЮТОН ВРЕМЯ - Вы не скажете, который час? - спросил Стевиц. Камень что-то буркнул в ответ. Уже давно был преодолен барьер, отделявший неорганическую материю от органической, когда они обвиняли друг друга в отсутствии жизни. Каждый видит только свою жизнь, а чужой жизни не хочет замечать. - Простите, я не расслышал, - вежливо переспросил Стевиц. - Одну минуту! - камень снова ушел в себя. Он так глубоко уходил в себя, что на возвращение оттуда требовались тысячелетия. Стевиц знал, что такое его минута, а потому не стал ждать. В том-то и состояла главная трудность общения органического и неорганического миров: один не хотел ждать, а другой не привык торопиться. Правнук Стевица родился, женился и прожил долгую, счастливую жизнь. И правнук правнука родился, женился и прожил долгую, счастливую [в неотредактированном варианте "несчастливую" (прим.ред.)] жизнь. А камень продолжал размышлять, чтобы сказать Стевицу точное время. УСИЛИТЕЛЬ ИНТЕЛЛЕКТА За субботней чашкой чая профессор Лори сообщил, что он изобрел усилитель интеллекта. Это такой порошок, который смешивается с сахаром и принимается внутрь, вместе с чаем. Гости посмеялись, но когда подали чай, никто не притронулся к сахару. - Я пью без сахара, - сказал литератор Дауккенс. - В моем возрасте сладкого лучше избегать. - Если позволите, я лучше с вареньем, - сказал доктор Фрайд. - Как военный человек, я вообще не пью чай, - сказал майор Стенли и подмигнул с намеком на свое любимое питье. - В таком случае будем пить коньяк, - гостеприимно предложил профессор Лори. - Он у меня тоже настоян на этом усилителе. И тут оказалось, что компания подобралась непьющая. Доктор Фрайд вообще никогда не пил, литератор Дауккенс уже месяц как бросил, а майор Стенли, военный человек, бросил только вчера, и ему бы не хотелось начинать все сначала. - Лучше выкурим по сигарете, - сказал литератор Дауккенс, и все поддержали это предложение. - Вот и отлично, - сказал хозяин, - у меня как раз сигары пропитаны усилителем. Пара затяжек - и вы умнеете в тысячу раз. - Послушайте, профессор, - вспылил Дауккенс, - вы что, принимаете нас за дураков? Вас не удовлетворяет наш умственный уровень? - Мне кажется, поумнеть никогда не мешает... - Может быть, штатскому человеку, но не военному, - отрубил майор Стенли. - Вы думаете, полковник Бромли потерпит, чтоб майор был умнее его? Меня в два счета уволят в отставку. - А я останусь без читателей. Они просто перестанут меня понимать, - вздохнул литератор Дауккенс. - Вот именно, - поддержал его доктор Фрайд. - Если предположить, что человек умней обезьяны в тысячу раз, то когда я поумнею в тысячу раз, люди будут казаться мне обезьянами. - А вы им будете казаться ненормальным, и они упрячут вас в вашу же клинику, - захохотал майор Стенли. Но при этом подумал, что неплохо бы попросить щепотку усилителя для сына, который вот уже четвертый год не может вылезти из первого класса. Правда, он и так считает себя умнее родителей, а если еще выпьет этой дряни... - Боже мой, - покачал головой профессор Лори, - я всегда знал, что человека в жизни подстерегает немало опасностей, но мне не приходило в голову, что для него так опасно умнеть. КОНТАКТЫ "Наши органы чувств - это пять каналов, по которым внешний мир ведет свою трансляцию. И нам никогда не узнать, что передается по десятому или по сотому каналу". Рэди захлопнул книжку, в которой вычитал эту безотрадную мысль, и, глядя на пустынную планету, постарался напрячь все органы чувств - и те, которые у него были, в те, которых у него не было. Это ему не удалось. И все же он решил наладить связь со здешней цивилизацией. Это ничего, что ее не видно, - просто она не передается по каналу зрения. А не слышно ее потому, что она не передается по каналу слуха. Возможно, на этой планете бесчисленное множество цивилизаций, но они не могут общаться между собой, потому что каждая живет в своем диапазоне. Они существуют рядом, но между ними космический разрыв. Да, для того чтобы наладить контакт, недостаточно жить рядом. А когда нет контактов, кажется, что и жизни нет... Кипящая жизнью планета притворялась безжизненной, но Рэди ей не верил. Теперь он понял: жизнь во вселенной на каждом шагу, и, обладая всего лишь пятью каналами, следует это учитывать. Жизнь во вселенной на каждом шагу. Поэтому нужно очень бережно шагать по вселенной. АКВАРЕЛЬ ДЛЯ СКРИПКИ С ОРКЕСТРОМ Общеизвестно, что краски издают звук, а звук расцвечен всеми красками спектра. И стало это известно из газет, в которых был напечатан отчет о процессе Грейли. Установив прямую связь между звуком и цветом, Грейли стал переводить на полотно симфонии и сонаты великих композиторов и записывать ноты картин великих живописцев. Он прославился как живописец и композитор, будучи заурядным мошенником, перевозившим свою контрабанду из оптики в акустику и обратно. На следствии выяснилось, что его первый концерт для скрипки с оркестром был не чем иным, как "Моной Лизой" художника Леонардо, а его второй концерт для фортепиано с оркестром (преступник до того обнаглел, что уже не мог обходиться без оркестра) оказался "Девочкой на шаре" художника Пикассо, и все его многочисленные акварели оказались произведениями Баха, Моцарта и Чайковского. Процесс Грейли стал вершиной его изобразительно-музыкальной деятельности, поскольку ни одна деятельность не вызывает такого интереса, как деятельность, преступившая закон. Ни один выставочный и концертный зал не видел такого скопления народа, как зал судебного заседания, вынесшего преступнику суровый, но справедливый приговор, на который не решится самая объективная критика. Премии, которые Грейли получил за выдающиеся заслуги в области музыки, живописи, оптики и акустики, целиком ушли на уплату штрафа, к которому его приговорил суд. В газетах о том и о другом было сказано коротко: "Преступник получил по заслугам". КАРЬЕРА БРЮНА Коллега Брюн внезапно замолчал. Он замолчал не в каком-то определенном разговоре, он вообще замолчал, и это было тем удивительней, что прежде коллега Брюн не молчал даже тогда, когда все взывали к его молчанию. И никто не знал, что он изобрел Великий Умолчатель. [Последние две фразы вписаны в процессе редактирования, чтобы ярче выразить мысль, которая у автора отсутствовала (прим.ред.).] Умолчатель был прост и не требовал никаких дополнительных источников питания, он работал на энергии, предназначенной для произнесения слов. Вместо того чтоб расходоваться на разговор, эта энергия направлялась на умолчание. Вскоре коллега Брюн стал доцентом Брюном. Потом профессором Брюном. Он молча поднимался по научной лестнице, оставив далеко внизу всех говорящих. И пусть коллега Грейли говорит, что молчание бесцветно, что только звуки могут выглядеть красочно. Пусть говорит, он так и останется коллегой Грейли. Не доцентом, не профессором, а просто коллегой. - Слышишь, коллега Грейли? Вспомнишь мои слова! Собственно, не слова, потому что вся энергия, идущая на слова, у профессора Брюна привычно перерабатывалась в молчание. АЛЬФ ИПСИЛОН БЕССИ Переход в газообразное состояние Дрейк перенес довольно легко, и оно показалось ему ничуть не хуже твердого и жидкого состояния. Каждая его молекула обрела простор и свободно воспарила, не скованная другими молекулами, и от этого всему Дрейку стало непривычно легко и даже чуть-чуть кружилась голова, но где именно находится голова, установить было невозможно. Тот, кому хоть раз случалось переходить в газообразное состояние, знает это волнующее чувство вездесущести, которое поднимает тебя над миром и несет легкой дымкой над тревогами бренной земли - в одну бесконечную даль или в другую бесконечную даль, - весь мир для тебя бесконечная даль, потому что ничто в нем тебя больше не задевает... Правда, и в этом есть своя оборотная сторона: Дрейку вдруг показалось, что он с кем-то смешивается, и он всполошился, опасаясь реакции замещения, которая заменит его неизвестно кем. - Кто вы такой? - Дрейк постарался отодвинуться от незнакомого газа. - Кто вам позволил соединяться со мной? - Мне позволила любовь... Дрейк, это же я, твоя Бесси! Он стал припоминать. С какой-то Бесси он встречался в твердом состоянии. Родители ее были против, но она сказала, что всюду пойдет за ним. И пошла. Из твердого состояния в жидкое, из жидкого в газообразное... Она всюду пошла за ним, хотя ее родители были против. - Дрейк, теперь нас ничто не разделит! Настоящая любовь возможна лишь в газообразном состоянии! Любовь любовью, но не следует терять голову (кстати, где она, голова?). Нужно постараться сохранить свое "я", хотя это и нелегко в газообразном состоянии. - Бесси, постарайся держаться в рамках! - Зачем? - Черт возьми, чтобы нам окончательно не смещаться! - Ты не хочешь со мной смешаться? - Послушай, любовь, конечно, дело хорошее, но чтобы мы могли друг друга любить, нам надо знать в точности, где ты, а где я. - Зачем? У него даже сердце заболело, хотя он и не чувствовал, откуда именно идет эта боль. А может, сердце заболело не у него? Может, оно заболело у Бесси? Теперь это невозможно было определить. - Я не буду тебе мешать, вмешиваться в твою жизнь, смешиваться с тобой, раз ты этого не хочешь... Бесси плакала, переходя в жидкое состояние, и Дрейк видел, что ей приносят облегчение слезы... Или, может, ее слезы приносили облегчение ему? Дрейк чувствовал, что скоро он снова будет один. Бесси уходила от него в жидкое состояние, чтобы уйти еще дальше, в твердое состояние... Бесси уходила к родителям, навсегда отделяя себя от Дрейка... ТАКСИ Водитель таксомотора времени требовал плату в оба конца, ссылаясь на то, что в прошлом не сможет взять пассажиров. - Там много пассажиров, - уверяла его Клэр, - я каждую субботу езжу к прапрапра... - разговор затягивался, и Клэр поспешила договорить: - ...бабушке. - Платите за оба конца, - настаивал невозмутимый водитель. - И что у вас за порядки? Из будущего в прошлое - плати за оба конца, из прошлого в будущее - плати за оба конца... Старый водитель покачал головой: - Ничего не поделаешь, приходится платить. И за прошлое платить, и за будущее... ПЕНЕЛОПА ОДИССЕЙ стремился к ПЕНЕЛОПЕ - Орбитальный Дистанционный Искусственный Спутник Ежедневной Информации держал курс туда, где в сверкающем оперении облаков то появлялась, то исчезала ПЕНЕЛОПА - Пока Еще Неопознанный Летающий Объект Постоянной Аккумуляции. ПЕНЕЛОПУ окружали ЖЕНИХИ - Жесткокрепленные Еще Неопознанные Источники Характерных Импульсов, - и ОДИССЕЙ понимал, что вступить в контакт с ПЕНЕЛОПОЙ будет не так просто. Была ВЕСНА - Время Естественной Световой Неистощимой Активности. В небе светило СОЛНЦЕ - Самостоятельная Оптимально Лучащаяся Незатухающая Центральная Единица, а внизу лежала ЗЕМЛЯ - Зона Единственно Мыслимых Локальных Явлений. ОДИССЕЙ летел к ПЕНЕЛОПЕ сквозь плотное кольцо ЖЕНИХОВ и гадал: опознают они друг друга или не опознают? Так обидно жить рядом и навеки остаться неопознанными... А тут еще эти жесткокрепленные ЖЕНИХИ. ОДИССЕЙ замедлил ХОД - Хронометрированное Орбитальное Движение, - чтобы послать на ЗЕМЛЮ очередную информацию: "Объект вижу. Пока не опознаю". С ЗЕМЛИ тут же поступил ответ: "Продолжайте опознавать. Следуйте прежним курсом." ЗЕМЛЯ замолчала. Сегодня она уже не выйдет на связь. ОДИССЕЙ продолжал следовать прежним курсом. И вдруг его волноулавливатели зафиксировали незнакомые позывные: - ОДИССЕЙ, ты веришь в любовь? Электрословарь ОДИССЕЯ заработал с лихорадочной скоростью, пытаясь отыскать позабытое слово. - ЛЮБОВЬ? - Да, любовь... Ага, вот оно. Локальное, Юридически Безответственное Одностороннее Влечение... И в это он должен верить? Он, источник информации - не локальной, не безответственной и юридически совершенно неуязвимой! - Эй, на ПЕНЕЛОПЕ! Как меня слышите? Иду на опознавание. Без всякой, подчеркиваю: без всякой ЛЮБВИ! - Прощай, ОДИССЕЙ! Ты меня никогда не опознаешь! ПЕНЕЛОПА удалялась неопознанной в сопровождении своих ЖЕНИХОВ. Жестококрепленных. Но источающих характерные импульсы. Так вот что это за импульсы! ЛЮБОВЬ... Ну при тем здесь ЛЮБОВЬ? - Эй, на ПЕНЕЛОПЕ! При чем здесь ЛЮБОВЬ? Ответа не было. Навеки замолчали на ПЕНЕЛОПЕ [рассказ наглядно показывает, чего можно добиться простым сокращением - не только фраз, но даже отдельных сдох (прим.ред.)]. ПИСЬМО В ПРОШЛОЕ Жена моя!.. Нет, не жена... Внучка моя или внучка моей внучки!.. Не знаю, кого застанет на земле это письмо. Вы не помните меня, и никто меня на земле не помнит, хотя расстались мы только вчера. Я напомню о себе. Нас было трое: наша дочь и мы, ее родители. Но однажды наша дочь заболела, и врачи не знали, что у нее за болезнь. В то время много говорили о летающих кораблях, принадлежащих какой-то более высокой цивилизации. И я решил обратиться за помощью к этой цивилизации. Мне это удалось: геометрия пространства - тема моей диссертации, и я вычислил наших братьев по разуму, как Леверье вычислил планету Нептун. Они не выразили никаких эмоций при моем появлении, только один из них сказал: "Довольно любопытный способ решения". Говорили, как требует вежливость, на языке гостя. "Чему у вас равно Q?" - спросил пожилой брат по разуму. Я сказал. "И вы уверены, что нигде не допустили ошибки?". "Все абсолютно точно, хотя абсолютность - понятие относительное", - сказал тот, которому понравился способ. Я объяснил им, зачем к ним явился. Рассказал о нашей дочери и о том, что вся надежда на них. "Непонятно", - сказал тот, которому понравился способ решения. "Что ж тут непонятного? У меня больна дочь..." - "Ну и что же?" - "Она может умереть". - "Ну и что же?" - "Но ведь я отец, как я могу примириться со смертью дочери?". "Непонятно, - сказал тот, которому понравился способ решения. - Все, что вы вычисляли, было понятно, а то, что вы говорите, невозможно понять. Разве то, что у вас умирает дочь, не естественно?" "Но ведь вы можете ее спасти?" "Вы имеете в виду вот это? - Он взял карандаш и набросал формулу выздоровления. - Можно решать и так. Особенно учитывая возраст вашей дочери. Но в данном случае это исключено, поскольку нарушит событийную последовательность. И кроме того, учтите несоответствие времен". Он показал на календарь. Там было число 2096. "Это по вашему летосчислению?" - "Нет, по вашему". Жена моя!.. Нет, не жена... Внучка моя или внучка моей внучки! Я не могу к вам вернуться. Прошло столько лет... Меня там никто не помнит... Стоит ли нарушать событийную последовательность? Одно только меня тревожит: выздоровела ли наша дочь? Пусть она уже все равно умерла, мне очень важно, чтобы она выздоровела тогда, в детстве. Чтобы она прожила свою жизнь, пусть мгновенную по неземному времени, но по земному - долгую, по земному - полную, жизнь, которую не заменит ничто - никакие вечности, никакие времена и пространства! СЕЛЬ АВИ ВНЕЗЕМНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ На Альфе Пегаса богатый животный мир, но разумом там обладает только верблюжья колючка. А верблюдов там нет, они там не водятся. Может быть, это и является причиной такого бурного развития верблюжьей колючки. Живут они там семействами, каждый куст - большая семья, причем не родственников, а единомышленников. Это их больше сближает. Все они объединены стремлением познать истину. Вокруг громоздятся пески, среди которых не так-то легко найти истину, но это никого не смущает. И никто не помышляет о том, чтобы сменить эти пески на более благодатную почву. Длинный Стебель, вероятно, глава одной из семей, сказал Свену: - Истина тем хороша, что она не лежит на поверхности. Это первый признак, который отличает ее от лжи. Он был прав, и все семейство его закивало. Только один Зеленый Стебелек смущенно сказал: - Мне кажется, я уже нашел истину. - Замолчи! - одернул его Длинный Стебель. - Гость может подумать, что ты глуп. Разуму свойственно искать истину, а находит ее только глупость [так это бывает у них, во внеземной цивилизации (прим.ред.)]. - Но я все-таки нашел, - упорствовал Зеленый Стебелек. - Это он о Зеленой Веточке, - объяснил Свену Длинный Стебель. - Приятная веточка, ничего не скажешь, но принимать ее за истину... - Что же делать? - смутился Стебелек. - Когда я на нее смотрю, мне ничего другого искать не хочется. - Пока не хочется. Но пройдут годы, и ты поймешь, что истина - это яркое солнце над головой, а еще пройдут годы - и тебе станет ясно, что истина - это мягкий, теплый песок, в который хочется поглубже зарыться. И все это будет ошибка, потому что истина только в поисках истины, и другой истины нет. Вот они до чего додумались на своей планете. Потому что, когда нет никаких занятий, кроме размышлений о смысле жизни, непременно придешь к бессмыслице. - Вы с Земли? - спросил Свена Тонкий Стебель. - Говорят, у вас на Земле есть верблюды? Понимаете, мы здесь все верблюжьи колючки, а верблюдов у нас нет. Это очень грустное обстоятельство. - Очень, очень грустное обстоятельство, - закивали другие тонкие стебли. - Но они вас съедят! - воскликнул Свен. - Ведь основное, чем питаются верблюды на Земле, это ваш брат верблюжья колючка. - Этого нам еще не хватало! - сказал Длинный Стебель. - Нет, я положительно убежден, что глупость нас погубит, как она погубила все прежние цивилизации [а вот это справедливо и для нашей цивилизации (прим.ред.)]. У нас ведь не первая цивилизация, - пояснил он Свену. - Был когда-то мыслящий огонь, но он додумался до воды, и она его погубила. Потом была мыслящая вода, бурная и глубокая, но она додумалась до песка, и он ее поглотил. Теперь на этом песке выросли мы, и жили б себе разумно, стараясь ни до чего не додумываться... Так нет же, нам подавай верблюда! - Может, вы нам уступите одного верблюда? - попросил Свена Тонкий Стебель. - Да он же съест вас! - И пусть! Раз уж мы верблюжьи колючки, нам нужен верблюд, иначе в этом нет никакого смысла. Вот к чему приводят поиски смысла. Чистый разум, уничтожающий сам себя. На какое-то мгновение Свен почувствовал себя верблюжьей колючкой. Без верблюда ему стало как-то нехорошо. И его потянуло на Землю, к верблюдам [конечно, не только к верблюдам (прим.ред.)]. ВСТРЕЧА С КОСМОСОМ - Вы мне не верите? Но я действительно только что оттуда. - Скайл протянул нам герметически закрытую стеклянную баночку. - Вот, взгляните: я наполнил ее космической пустотой. Мы взглянули и ахнули: в баночке действительно было пусто. НИЩИЙ Автоматический нищий не отходил от окна. - Подайте бедному, несчастному! - металлически канючил он, жалобно мигая желтыми и красными лампочками. - Проходи, проходи! - прикрикнула на него миссис Мроуз. - Помилосердствуйте! - Вот я на тебя автособаку спущу! Автонищий исчез, испугавшись автособаки. Миссис Мроуз слышала, как он канючил под соседскими окнами. - Развели нищих... Именно развели. В век всеобщего благосостояния, когда никто не нуждался ни в чьей помощи, специально были изобретены автонищие, чтобы сохранить в людях милосердие и доброту. Людям не хватает доброты, миссис Мроуз чувствовала, как ей не хватает доброты... Миссис Мроуз вышла во двор и погладила автособаку. СПРОС И ПРЕДЛОЖЕНИЕ Очередь протянулась на несколько кварталов: в магазин выбросили таблетки красоты. За соседними прилавками скучали продавцы: никак не удавалось сбыть лежалый товар - таблетки доброты, честности, благородства... "Как это несправедливо! - подумал Черри (таблетки справедливости тоже не пользовались спросом). - И когда мы научимся видеть настоящие ценности, заботиться не о внешности, а о сути?" Черри грустно покачал головой и стал в очередь. ЦИРК Большой африканский слон летал под куполом цирка, а Пирли посреди арены раскланивался. Понадобилось двадцать два года упорной, изнуряющей обоих работы, чтобы заставить слона летать на ушах. Конечно, Пирли применял телепатию, но не так просто вложить в слоновью голову человеческую мысль. Да и кому охота, чтобы в его голову вкладывали чужие мысли? Естественно, слон сопротивлялся. Уши у него были большие, но недостаточно тренированные, чтобы поднять с земли многотонное тело, к тому же слон был ленив: он просто не хотел работать ушами. Пирли показывал ему, как это делается. Собственными ушами он двигать не мог, приходилось приставлять кисти рук и махать ими, делая вид, что поднимаешься в воздух (для этого Пирли использовал лестницу-стремянку). Слон отворачивался. Ему было противно это зрелище, и он упорно не хотел "подниматься на крыло" (термин, заимствованный Пирли из орнитологии). Да, хлеб дрессировщика - не сахар, а сахара, кстати, пришлось затратить порядочно, прежде чем был достигнут результат. Если бы самому Пирли скормили столько сахара, он бы, наверно, давно летал и на ушах, и на чем угодно... Слон распростер уши и оставил их в неподвижности: он парил. Он парил под самым куполом, и Пирли не разрешал ему спускаться ниже, чтобы зрители не увидели, как дрожит его хобот и круглятся от страха глаза. Работа слона тоже была не сахар, поэтому сахар он получал отдельно, в виде компенсации. - На посадку! - скомандовал Пирли. Слон продолжал парить. Пришлось повторить ему команду несколько раз да еще ударить в большой барабан, прежде чем он, наклонив уши под нужным углом, пошел на снижение. Цирк грохотал, Пирли кланялся, но слон не слышал аплодисментов. Научившись летать на ушах, он разучился слышать... ЭФФЕКТ ОТСУТСТВИЯ Семья встречалась только за обеденным столом, а остальное время проводила в разных созвездиях. Сын отправлялся в созвездие Стрельца, дочь в созвездие Тельца, а мать в созвездие отца, чтобы проследить, чем он там занимается. За их совместную жизнь отец сменил немало созвездий: когда-то его тянуло к Деве, потом Кассиопея, оттеснив Деву, взяла над ним власть. А под конец, охладев к той и к другой, отец пристрастился к Чаше... Нет, они не летали в эти созвездия. Космический век кончился, себя не оправдав. Надоело жить со скоростью света, метаться между галактиками, тем более, что изобретение "эффекта присутствия" позволяло побывать в любой точке космоса, не покидая родную Лямбду. Нажатие кнопки - и ты на планете Блямбде, еще нажатие - и ты на планете Глямбде. Сын рассказывал о битве в созвездии Стрельца, где он одержал убедительную победу, используя "эффект присутствия" там, где его противник присутствовал в самом буквальном смысле. Дочь пасла коров. Там, в своем созвездии, она пасла коров, бегала босиком по траве и дышала настоящим, а не искусственным воздухом. - А мы посидели... - сказал отец. - Хорошо посидели... Ничего этого не было. Просто каждый уходил в свою комнату, ложился на электронный диван и, нажав кнопку, начинал жить - не своей, а той, другой жизнью. Во вселенной хватало жизни, успеть бы только каждой пожить! Между тем родная планета Лямбда, стоя на вершине прогресса, постепенно сползала вниз: "эффект присутствия" в различных пространствах и временах был по существу эффектом отсутствия на планете Лямбде. Направленный Блямбдой и Глямбдой радиощуп зафиксировал на Лямбде полное отсутствие жизни... МАРИЯ Два солнца - огромное красное и маленькое голубое - садились за горизонт планеты Марии, а на фоне их сидели два кузнечика, точнее, два неземных существа, напоминавших земных кузнечиков, и наслаждались закатом. Они не знали, что сидят на планете Марии, это знал только Ловел Стерн, потому что он-то и назвал Марией планету, на которую прибыл с далекой Земли. Мария осталась на Земле. Почему-то им стало тесно на Земле, и Мария осталась, а он улетел - и прилетел на планету, которую назвал Марией. Два неземных кузнечика имели довольно независимый вид, - вероятно, потому, что каждый сидел на фоне своего солнца. Они смотрели в разные стороны и сохраняли между собой дистанцию, наподобие двух солнц. А Мария осталась на Земле. Она тоже держалась независимо, но ей это было трудней, потому что у Земли только одно Солнце. Кузнечик голубого солнца потер лапку о лапку, положил голову на одну из них и задумался. А кузнечик красного солнца закинул ногу за ногу, подчеркивая, что ничьи мысли, кроме своих, его не интересуют. Наступила ночь, но и она не могла их соединить, потому что на небе взошли две луны, желтая и оранжевая. И эти луны были, как два воздушных шара, готовых лопнуть от своей независимости... А Мария осталась на Земле и ничего не знала о планете Марии. И не знала она, что можно вот так просидеть всю жизнь, подперев голову кулачком и закинув ногу за ногу, - потому что независимость - это совсем не любовь, настоящая любовь - это зависимость. Иметь одну Землю на двоих, одно Солнце на двоих, только одно, все только одно на двоих... Ловел Стерн покидал планету Марию. Он покидал эту Марию ради той, земной, как еще недавно покинул ту ради этой, двусолнечной и двулунной... Два неземных кузнечика не заметили, как он улетел: каждый из них смотрел в свою отдельную, персональную сторону... Н.ЮТОН, АЛЬФ ИПСИЛОН, СЕЛЬ АВИ СОВЕТЫ НАЧИНАЮЩЕМУ ФАНТАСТУ Не используйте фантазию на мелких работах! Телепаты! Передавая мысли на расстояние, пользуйтесь услугами радио и печати! Помните: технический прогресс не только облегчает жизнь, но и ускоряет ее прохождение. Ища другие цивилизации, на всякий случай сохраните свою! Кругосветные путешественники! Нет ли в полушариях вашего мозга мест, которых еще не коснулась цивилизация? Не уподобляйтесь планетам: тех, которые вертятся около вас, не считайте своими спутниками. Помните: даже за пределами вечности вам не избавиться от вечных проблем. Долгожители! Если вечной молодости не удастся достичь, постарайтесь сохранить хотя бы вечную старость! Даже построив Межгалактический мост, отведите в нем хоть узенькую тропинку для пешехода. Искатели покоя! Универсальный выпрямитель извилин поможет вам ни о чем не задумываться. Отправляясь в другую галактику, припомните: а все ли вы сделали в этой? Любители фантастики! Читайте "Из пушки на луну" - пока единственный роман о мирном использовании пушек. Не забывайте использовать посадочную площадку как взлетную! Учите машину мыслить, но не мечтать! Фантасты! Не старайтесь выйти за пределы действительности: самое главное всегда происходит в ней. Помните: проезд по торным дорогам воспрещен, проезд открыт только по бездорожью! 1973-1978