из штопора. Через две минуты нам это удалось, и пилот, вяло улыбаясь, показывал пальцем на большие океанские волны, катящиеся в пятидесяти метрах под нами. Еще несколько секунд - и нам пришлось бы добираться до Гавайев вплавь. Через пятнадцать минут самолет приземлился на небольшом острове и покатился по посадочной полосе, омываемый грозовым дождем. Возле маленького здания аэродрома я увидал одного-единственного человека, стоящего под дождем. Его голова была непокрыта, а лысый череп отражал свет фонаря. Это был Миома. Он пошел навстречу остановившемуся самолету и, когда мы спустились по трапу, каждому подал руку и крепко пожал. Миома ничего не сказал, а жестами предложил нам следовать за ним. Мы прошли сквозь здание аэропорта, у дверей которого нас ждал длинный лимузин. Миома сел на переднее сиденье, а адвокат, я и физик устроились на заднем. Некоторое время мы ехали молча, и я рассматривал затылок Миомы, на котором были видны глубокие вмятины, расположившиеся треугольником. Неожиданно он спросил физика: - Ты привез то, что я просил? - Привез, - ответил долговязый юноша, роясь в спортивной сумке. - Дай. Физик протянул Миоме третий том Шекспира, он одним движением разорвал корешок книги и извлек запаянную ампулу с каким-то веществом. Рассмотрев ее и убедившись, что это то, что ему нужно, Миома спрятал ампулу в нагрудный карман и больше не сказал ни одного слова. - За эту ампулу моего отца выгнали с работы! - с каким-то задором сказал юноша и захихикал. Лимузин остановился у роскошной виллы, окруженной небольшим садом. Миома вышел, а адвокат сказал, что сегодняшнюю ночь мы переночуем в замке его босса, а завтра нам предоставят отдельные дома. Перенасытившись событиями за последние два дня своей жизни, я мгновенно заснул, поглаживая под собой шелковые простыни, и на следующее утро проснулся рано, разбуженный пением птиц. Вся моя комната была залита солнечным светом, я поднялся, потянулся и подошел к большому окну. В саду, устроившись в шезлонге, во всем белом сидел Миома. Невдалеке от него стояла неотесанная глыба мрамора, и он смотрел на белый камень не отрываясь, пока от него, как мне показалось, не отвалился небольшой кусочек. Затем Миома поднялся из шезлонга и увидел меня, стоящего возле окна. Он долго и пристально смотрел мне в глаза, я старался выдержать, но вскоре почувствовал в глазах нарастающую боль и был вынужден отвернуться. Миома хмыкнул, помахал мне рукой и ушел куда-то в глубину сада. В мою комнату постучали, я открыл дверь и увидел прислугу, вталкивающую тележку с завтраком. После завтрака мы все собрались на первом этаже, в помещении для официальных встреч, Миома, несмотря на раннее время, был в смокинге и держал в руках большую шкатулку черного дерева. Адвокат, также в смокинге, попросил нас подождать несколько минут, так как ожидался еще один человек. Прошло целых полчаса, пока наконец не явился тот, которого ждали. Это был кубинец; личный врач Миомы, пришедший в цветастых шортах, с голым волосатым торсом и, по всей видимости, мучимый похмельем. Адвокат пригласил всех нас садиться на специальные места, а сам встал перед нами, вытащил из кармана бумагу, развернул и прочел ее содержание, состоящее всего из нескольких строк: "Сегодня вы становитесь гражданами новой страны. Страна эта называется Миомия. Надеюсь, что с этой минуты вы будете честно служить своей новой родине, будете готовы отдать за нее свою жизнь. Поздравляю вас, первых граждан Миомии. Президент Миомии Миома Дулович". После зачитанных адвокатом слов Миома открыл шкатулку, вытащил из нее три черные книжечки и вручил их нам. Мы стали гражданами Миомии. По этому случаю было вскрыто шампанское, позволившее врачу от своего похмелья избавиться. После окончания церемонии адвокат повел нас с физиком показать дома, в которых нам отныне предстояло жить. Долговязому юноше достался одноэтажный домик с пристройкой, в которой находилась лаборатория, обставленная самым современным оборудованием. Юноша очень бурно радовался и долго тряс адвокату руку, как будто это он построил этот дом. Оставив юношу восторгаться одного, адвокат повел меня в сторону океана. Метрах в пятидесяти от пляжа стоял небольшой домик с двумя окошками, возле него, гнувшись, росли пальмы. В домике было всего три комнатки, обставленные лишь самым необходимым. Мне, привыкшему вести спартанский образ жизни, это понравилось, и я попросил адвоката поблагодарить за меня Миому. - Давайте зайдем в чулан, - предложил адвокат. Я кивнул головой, он отпер дверь, и мы вошли в небольшую, без окон, комнату. Адвокат зажег свет, и я увидел нечто напоминающее склад рыболовного магазина. Чего в нем только не было: и наборные удилища от одного до пяти колен, и спиннинги с различными катушками, от вида которых у российского рыболова свело бы скулы; также несколько ящиков со снастями, сети мелко- и крупноячеистые. В углу чулана стояли два комплекта аквалангов, вызвавшие во мне ощущение свершившегося детского чуда, так что я немедля хотел сбросить с себя одежду, напялить акваланг, броситься в океан и лежать под водой, пока не кончится кислород... - За домом есть небольшая пристань, - сказал адвокат. - Там вы найдете моторную лодку и цистерну с горючим. - И лодка есть? - уже не удивляясь, спросил я. - В дальнейшем вас никто беспокоить не будет. Если вам что-нибудь понадобится, вы знаете, как меня найти. Адвокат ушел, я остался один и после бурных восторгов немного загрустил. Глядя на океан, я размышлял о Миоме, пытаясь понять, что он задумал. Пришло сомнение - не опрометчиво ли я поступил, что приехал на остров, бросив всю свою предыдущую жизнь. Но постепенно накатывающие волны меня успокоили, я стал фантазировать завтрашнюю свою рыбалку и думал о том, что все нормализуется, что дома мне делать абсолютно нечего и пусть все идет, как идет. Я положил голову на подоконник и задремал. Последней моей мыслью был вопрос: почему Миома не забрал к себе мать?.. Позже я узнал, что, после того как мы расселились, Миома вызвал к себе адвоката, и они два часа о чем-то совещались. На следующее утро в океан вышли с десяток баркасов, управляемых аборигенами. По всей окружности острова они расставили ограничительные буи с предупреждением, что за ними начинается частная территория, вход в которую без разрешения категорически запрещен. Через четыре дня Миома вызвал к себе физика и поинтересовался у него, уверен ли он, что в запаянной ампуле действительно обогащенный уран. Юноша ответил, что уверен. Затем Миома спросил, знает ли он принцип устройства, способного произвести ядерный взрыв. Физик ответил, что знать-то он знает, но, чтобы создать такое устройство, необходимы астрономические затраты в масштабе целой страны, сотни одаренных ученых и как минимум лет пятнадцать работы. После ответа физика Миома задумался, а затем спросил, может ли он хотя бы нарисовать, как выглядит современная межконтинентальная ракета с ядерной боеголовкой. Юноша ответил утвердительно и пообещал сделать подробный рисунок к завтрашнему дню. На следующий день Миома получил рисунок и сообщил адвокату, что приступает к постройке модели межконтинентальной ракеты. Также он сказал, что, по его расчетам, это займет у него как минимум полтора года. Со следующего дня Миома приступил к работе. Он нанял всех аборигенов, чтобы они вырыли шахту для будущей модели глубиною в двенадцать метров, и сам руководил работой, давая себе лишь час передышки в день. В перерыв он уходил в свой сад, сидел в шезлонге и смотрел на мраморную глыбу. Как-то, когда Миома находился на строительной площадке, я зашел в сад и заметил, что поверхность ранее не отесанного камня выровнялась и приняла очертание будущей головы, как будто скульптор сделал заготовку. Прошло два месяца с того момента, когда я приехал на остров. Меня никто не тревожил, я был предоставлен сам себе и в основном занимался рыбалкой. Вскоре вся территория вокруг моего дома была завешана вялящейся рыбой и стала похожа на территорию небольшого рыбного завода. Я не знал, что делать с таким количеством продукции, и по мере готовности рыбы просто сжигал ее частями. Вскоре я и вовсе перестал заниматься ловлей, а попросту плавал в акваланге и снимал камерой подводные пейзажи. Одиночество не беспокоило меня, я любил это состояние легкой грусти и целые часы проводил в размышлениях над бренностью существования. Я предчувствовал, что скоро моя спокойная жизнь кончится, что на острове произойдут события, которые и меня не обойдут стороной. Просто так через океан на рыбалку не приглашают. Иногда, сидя вечерами на прибрежном валуне, я видел одиноко бредущего по выложенным вокруг острова шпалам Миому. Он был погружен в свои думы и, проходя мимо, никогда меня не замечал. Руки его были всегда за спиной, искалеченная голова наклонена вперед, и похож он был на старого зверя, из последних сил стремящегося отомстить своему обидчику. В такие минуты я замирал на своем валуне и внимательно следил за Миомой, пока он не скрывался из виду. Оставленный опекать Гуасье, Харрис с удовольствием приступил к своим обязанностям. Эта новая работка представлялась ему не особо сложной, а потому он рассчитывал выкраивать нужное времечко для своих темных делишек. Через месяц после отъезда Миомы Харрис отправился в один из самых дорогих и престижных колледжей, чтобы устроить свою воспитанницу. Он встретился с директором колледжа, произведя на него неприятное впечатление, и сунул ему бумажку со своим прошением. Директор прочел его, обнаружив в десяти строках двадцать семь грамматических ошибок, и, как хороший актер, посетовал на то, что в колледже, к сожалению, мест нет. Директор начал было советовать поискать места в других учебных заведениях, но, заметив, что скособоченное лицо Харриса налилось черной кровью, решил поговорить с ним более осторожно и стал расспрашивать о ребенке, которого хотел устроить на учебу человек с уголовной мордой. Харрис мычал что-то в ответ, затем жестом попросил чистый лист бумаги, потея, вывел на нем несколько каракулей и подвинул директору. Хозяин колледжа никак не мог вникнуть в смысл написанного, автоматически подсчитывая ошибки, а когда наконец вник, то узнал, что имеет дело с представителем одного из самых богатых людей Америки. Его лицо расплылось в улыбке, он развел руками и, "само простодушие", спросил: - Что же вы сразу не сказали?.. Физиономия Харриса вновь налилась бычьей кровью, он стал жестикулировать, пытаясь вдолбить в голову идиота директора, что он немой, но тот вдруг встал со своего кресла, подошел к уголовнику и приобнял его за плечи. - Все будет в порядке! - затараторил директор; нажал на клавишу селектора, велел нести кофе, раскрыл перед Харрисом коробку с сигарами и сам, присев на край стола, по-свойски, как с приятелем, закурил, расхваливая свой колледж, словно тот был райской обителью. Харрис было подумал, что все же хорошо работать на миллионера, к тебе самому относятся, как к богачу. Но также он подумал, что большей частью приходится иметь дело с идиотами и недоносками, которым, к сожалению, никак нельзя свернуть шею. По-прежнему обнимая Харриса за плечи, директор расспрашивал его о будущей ученице, выясняя, сколько той лет, насколько девочка подготовлена и все подобное в том же роде. Напоследок он на всякий случай сказал, сколько стоит обучение, а также напомнил, что учебный год начинается через две недели. Харрис с нетерпением ожидал начала учебного года, когда он станет посвободней, наметив некое дельце в Китайском квартале. Харрис жил в том же доме, что и Гуасье, только на нижнем этаже, старался поменьше общаться с дикаркой, предоставив ее гувернанткам. Как-то, изрядно набравшись с дружками виски, он вернулся домой, вонючий и потный улегся в кровать и пьяный стал размышлять над задуманным ранее дельцем. Неожиданно дверь в его комнату открылась, и в спальню, словно ночной мотылек, впорхнула Гуасье. Харрис было хотел на нее замычать, но вдруг заметил, что девочка стоит в прозрачной рубашке, сквозь которую проглядывает голое тело с соблазнительными припухлостями. Он громко икнул и пьяно уставился на чужую собственность, не в силах ни замычать, ни пошевельнуть конечностями. Далее Харрис увидел, как Гуасье грациозным движением расстегнула рубашку на плечиках, как рубашка скользнула по ее черной фигурке к полу, как она шагнула из нее и змейкой вползла в его кровать. Все последующее Харрис воспринимал, как действие кокаина, стараясь не думать о том, каковыми будут последствия, отдав себя во власть юной соблазнительницы. С этой ночи все последующие Гуасье проводила в спальне Харриса, уходя из нее лишь под утро. Немой телохранитель, привыкший иметь до этого дело только с дешевыми проститутками, вдруг был вовлечен в вихрь настоящей страсти, и все его тело до последней клеточки возжелало чего-то нового. В одну из таких ночей Харрис обнаружил в себе душу. Она, как птенец, вылупилась из твердой скорлупы. Неожиданно матерый уголовник понял, что влюбился. Такое с ним случилось впервые, и он по мере своих умственных способностей анализировал происшедшее. Случившееся явно облагородило его, он был вынужден каждый вечер принимать душ и начисто забыл о задуманном дельце в Китайском квартале. К тому же Гуасье в один из субботних дней повела его в дорогой магазин и сама выбрала любовнику несколько костюмов, ботинки и рубашки к ним. Спустя некоторое время Харрис стал задумываться над тем, за что же великолепная Гуасье проявила к нему, немому с изуродованным лицом бандиту, свою благосклонность. Он бы еще это понял, если бы Гуасье была постарше и у нее до него была бы масса любовников. Пресыщенных женщин частенько тянет на этакое неординарное. Но дикарка пришла к нему нетронутой, неласканной, обнаружив в себе природную страсть, и, сама еще неопытная, обучила его, сорокалетнего мужика, всем хитростям крайних удовольствий. Харрис частенько думал об этом парадоксе, но обычно так и засыпал, не найдя подходящего ответа. Утром он просыпался в пустой постели и, словно слон, шумно втягивал оставленный Гуасье запах любовной ночи, смешанный с терпкими духами, и весь день потом блуждал одиноко по городу, ожидая наступления вечера, приносящего ему очередную порцию любовных наслаждений. А в это время Гуасье находилась в колледже, жадно впитывая в себя знания. Она очень быстро нагнала своих сверстников, рожденных в аристократических семьях, проявляя при ответах точное знание предмета и неожиданную сообразительность. Например, по вопросам истории она всегда имела свой взгляд на то или иное событие, несколько отличный от классического, и этим очень нравилась учителю... Впрочем, все в колледже считали, что она дитя какого-нибудь шейха из богатой страны, что она тоже аристократка на свой лад, а потому легко приняли ее в свое стадо племенных отпрысков. Когда занятия заканчивались, Гуасье с подружками обегала соседние магазины, шла затем либо в кино, либо на матч по бейсболу между колледжами. К вечеру же она возвращалась домой, забиралась в мраморную ванну и долго плескалась в ней черной рыбкой, вдруг на миг вспоминая печальные глаза Миомы. Тогда она задумывалась, гадая над тем, кто же он такой, этот лысый богатый страшила, и когда же он призовет ее к себе и раскроет перед нею свою загадку. Будучи еще, по сути, ребенком, она не могла долго думать на одну и ту же тему, не находя ответов, а потому все ее мысли быстро перескакивали на Харриса и на последующую с ним ночь. Гуасье очень нравилось расшевеливать мужика с раскуроченным лицом, отыскивая в нем животную страсть, и наблюдать за безумными глазами, когда она своими ласками доводила его до края. Тогда Гуасье выбиралась из ванны, садилась на ее край и долго втирала в свое ночное тело пахучие жидкости, распаляя себя точными прикосновениями и готовая к крику. Она приходила к Харрису вся дрожащая, словно пойманная рыба в руках, и через несколько мгновений в ее теле все взрывалось, и тогда она вдруг видела внутри себя картинку - бегущего вслед за джипом бушменского юношу, успевшего лишь однажды прикоснуться к ее плечу, и посвящала этот взрыв ему. Уже после, немного остывшая, она рождала любовь в Харрисе и в последний миг заглядывала ему в самые глаза, пытаясь отыскать в них африканское небо. Как-то в одну из таких ночей, когда они оба лежали уже пустые, Гуасье неожиданно спросила Харриса, что он скажет Миоме в свое оправдание, не сумев сохранить невинность эбонитовой девочки?.. И она вдруг увидела ответ - тело Харриса задрожало, лоб его покрылся испариной, он вдруг представил себя связанным и почти увидел, как Миома нагревает над пламенем шприц, как он вводит его ему в вену и как тело превращается в сплошную язву. Но любовь пересилила страх, и Харрис, крепко выругавшись про себя, решил - будь что будет, обнял огромной ручищей острое плечико Гуасье, напоследок подумал, что сам свернет патрону шею, и заснул. В конце своего первого года пребывания в колледже Гуасье вдруг ощутила на себе повышенное внимание юноши из старшего класса. Это был красивый крепкий парень, первый номер бейсбольной команды, сын знаменитого голливудского актера. Как-то раз он пригласил ее провести с ним уик-энд, поехать покататься куда-нибудь на машине и поесть чего-нибудь вкусненького. Она согласилась и они целый день провели возле озера. А под вечер сын звезды ее обнял и поцеловал в губы, ожидая почему-то сопротивления. Но девочка оказалась на удивление покладистой и очень скоро сама вывела юношу на более интересное и острое, нежели поцелуй. Гуасье вернулась лишь под утро и первый раз провела его в своей постели, так и не зайдя к Харрису. На следующий день в своих объяснениях она сослалась на нездоровье, а на расспросы Харриса, где она шаталась до утра, грубо ответила, что это не его дело, что он лишь лакей при ней и должен знать свое место. Разъяренный Харрис после этих слов влепил ей пощечину, а она лишь усмехнулась в ответ, продолжала стоять на месте и презрительно смотрела на трясущегося в ярости телохранителя. Через несколько минут он уже ползал перед нею на коленях и что-то ласково мычал, по всей видимости, вымаливая прощение. Гуасье простила его, как прощают нерадивых, но давнишних слуг, и велела ему впредь вести себя хорошо. Впрочем, с этого момента постель Харриса осиротела, и он, мучимый звериной ревностью, безлунными ночами вынашивал план мести. Каким-то особым чутьем он чувствовал, что причина его разлуки с Гуасье кроется в другом мужчине, а оттого он еще больше зверел и распалял свою фантазию, настраиваясь на изощренные пытки соперника. Гуасье теперь возвращалась домой лишь с рассветом, и Харрис затравленно заглядывал в ее глаза, пытаясь различить в них подтверждение своим мазохистским фантазиям. Он стал выслеживать маленькую дикарку и очень скоро нашел подтверждение своему предчувствию. Как-то, подъехав к колледжу на автомобиле, он увидел выходящую Гуасье с неким смазливым пареньком, на ходу жадно целующим ее в губы. Они сели в "порш" с открытым верхом и покатили в сторону Нью-Джерси, оба счастливые и веселые. С этой секунды Харрис успокоился. Теперь он знал, что делать. Главное - выбрать подходящий момент и совершить задуманное так, чтобы комар носа не подточил. Встречая по утрам утомленную Гуасье, он уже не казался затравленным, а смотрел на нее даже с неким вызовом, в котором бы более опытная женщина непременно почувствовала надвигающуюся беду. Но засыпающей на ходу девочке было не до разгадывания ребусов своего слуги, она забиралась в ванну, накрепко закрывала двери и смывала со своего черного тела свидетельства недавней любви. В одну из осенних нью-йоркских ночей возле дома известного голливудского актера остановилась машина с заляпанными техасскими номерами. Из нее вышел человек в больших черных очках на изуродованном лице. Внушительного телосложения, он тем не менее быстро и тихо перелез через ограду, ловко вскрыл оконную раму первого этажа и забрался внутрь дома. Он уверенно прошел по темному коридору до одной из дверей, открыл ее, зашел в комнату и присел возле кровати со спящим человеком. При свете маленькой авторучки-фонарика он выудил из кармана тонкий шелковый шнур, кусок пластыря и остро отточенный нож. Затем он прикурил сигарету и, жадно затягиваясь, стал пускать струи дыма спящему в лицо. Вскоре тот зашевелился, кривя лицом, и, как только проснулся окончательно, почувствовал на лице что-то клейкое, мешающее открыть рот. В ужасе он увидел перед собой улыбающееся лицо незнакомца, засучил ногами, сбивая простыни в кучу, и почему-то сразу заплакал. Незнакомец поднял с пола шелковый шнурок, сделал из него нечто вроде петельки и сбросил с жертвы одеяло. Юноша спал голым, Харрис осмотрел его тело и подумал, что если бы над ним как следует потрудиться, то в очень короткое время оно стало бы походить на тело профессионального борца. Уголовник также посмотрел на низ живота своей жертвы и должен был отдать должное привязанности Гуасье. Тем не менее он одним движением накинул петельку на источник удовольствия дикарки, довел ее до самого основания и мощным движением стянул концы, не забывая при этом смотреть в вытаращенные глаза своей жертвы. В первый раз за долгое время Харрис испытал облегчение своих страданий за счет страданий другого. На следующий день все газеты опубликовали сообщение об убийстве сына голливудской звезды, находящейся в данный момент на съемках в Индии. Сообщалось, что убийство было совершено с особой жестокостью: жертву перед смертью кастрировали, а затем, искромсанную ножом, удушили. Никаких версий о причинах убийства газеты не сообщали. Первым делом полиция стала интересоваться отношениями Гуасье с жертвой. Но девочка ничего не знала и предположить не могла, кому бы это было нужно. Лишь придя как-то домой с очередного допроса, она сочувственно заглянула Харрису в глаза и предложила ему как можно быстрее написать завещание. Довольный Харрис не придал этой угрозе особого значения, а Гуасье тем временем отправила Миоме письмо, в котором жаловалась на то, что, оставленный опекать, телохранитель неоднократно истязал ее и в грубых формах насиловал. Через месяц Харрис получил от патрона письмо, в котором излагалось задание изъять из маленького частного музея в Филадельфии трон красного дерева и вместе с ним, а также с Гуасье, в короткие сроки прибыть на остров. Еще через две недели задание было выполнено. Харрис забрал Гуасье из колледжа, и на маленьком самолете они отбыли на остров. Телохранитель и патрон встретились очень нежно, даже обнялись в присутствии Гуасье. Затем Харрис был накормлен вкусным обедом, они с Миомой уединились в кабинете, где молча просидели два часа, покуривая сигары. После долгой тишины Миома поднялся и пригласил Харриса следовать за ним. Они спустились в подвал, в котором располагались большие газовые печи для сжигания мусора. Миома улыбнулся Харрису и, сказав: "Сейчас ты испытаешь то, что испытал бы человек, подлетающий к солнцу", - ударил его кулаком по самому темечку. Телохранитель рухнул подрубленным деревом, а когда очнулся, то обнаружил себя привязанным к каталке, с помощью которой мусор заправляется в печь. Миома стоял возле печи и показывал на термометр, столбик которого поднялся до отметки двух тысяч градусов. Его ноготь был приставлен на порядок выше, и Харрис понял, что, когда столбик достигнет отметки три тысячи, его тело начнет перерабатываться в пепел. Также Харрис понял, что в этой ситуации как кричать, так и молить о пощаде бесполезно, а потому, когда каталка заскользила по рельсам к раскаленному жерлу печи, лишь закатил в ужасе глаза и приготовился к высадке на солнце. Через мгновение все было кончено. Таким образом, Миомия потеряла своего первого гражданина. Миома поселил Гуасье в своем доме, на верхнем этаже, в трех роскошных комнатах, и при всем своем большом чувстве к эбонитовой девочке мог уделять ей лишь край своего времени. Все свое время Миома проводил на постройке модели межконтинентальной ракеты, и строительство перешло в заключительную фазу. В самом центре острова была вырыта шахта. Затем ее стены были забетонированы, а в самом низу под будущим основанием ракеты была установлена машина, способная с помощью жидкого азота производить дым. Сама же модель масштабом 1:1 находилась в специальном ангаре, где над ее доводкой трудился Миома. Даже если подойти к модели вплотную, она впечатляла своим полным подобием оригиналу и внушала ужас самого смертоносного оружия, произведенного когда-нибудь человеком. В январе модель была полностью готова, и ее с помощью тягача доставили к шахте, где в течение двух дней устанавливали на вертящуюся и поднимающуюся платформу. Последним этапом работы было камуфлирование самооткрывающегося люка, ведущего к шахте. Над его сокрытием Миома проработал неделю и после этого объявил об окончании всех работ. В воскресенье утром на моей ферме появился адвокат и спросил, умею ли я управлять вертолетом. Я ответил, что умею, и понял, что неизвестный мне замысел Миомы начал претворяться в жизнь. На взлетной площадке я увидел самого Миому. В его руках была кинокамера. Он подмигнул мне и кивнул головой в сторону вертолета. С последнего моего полета прошло девять лет, и я немного волновался, запуская двигатели. Но тем не менее мне, летавшему на сверхзвуковых самолетах, не составило большого труда поднять в воздух вертолет, и мы полетели, кружа над островом. Через несколько минут адвокат попросил меня опустить вертолет ниже и зависнуть в определенной точке. Он достал из кармана какой-то прибор, похожий на дистанционное управление, а тем временем Миома включил кинокамеру и с помощью видоискателя нашел какую-то точку. Я ничего не видел на земле, кроме прибрежных песков, и тем поразительнее было для меня то, что вдруг пески раздвинулись, и из глубины, омываемая клубами дыма, появилась ракета с красными буквами на корпусе: "МI-5". Она вращалась вокруг своей оси и, казалось, вот-вот готова взлететь. Миома не отрывался от видоискателя, снимая свое последнее детище, а я зачарованно смотрел на землю. Через минуту адвокат, сказав "о'кей", щелкнул дистанционным управлением, и я увидел, как в считанные секунды ракета убралась восвояси, восстановив целостность песков. Весь следующий день, уединившись в кабинете, адвокат и Миома составляли какое-то письмо, которое вложили в посылочный ящик, тщательно тот опломбировав. На ящике с посылкой ровными буквами было выведено: "Его превосходительству господину президенту Соединенных Штатов Америки". Через два дня специальная почтовая служба президента вскрыла посылочный ящик, обнаружила в нем письмо, коробку с проявленной кинопленкой и запаянную колбу с неким веществом. Кому-то в голову пришло поднести к ней дозиметр, и экспериментатор в ужасе отшатнулся, выронив трещащий прибор. Начальник почтовой службы немедленно связался с ЦРУ, откуда мгновенно прибыли одинаковые люди и забрали посылочный ящик к себе. В специальном отделе была просмотрена кинопленка, запечатлевшая подготовку к запуску межконтинентальной ракеты, и было прочитано письмо, адресованное президенту. "Уважаемый господин президент! - говорилось в письме. - Прошу Вас и сенатскую комиссию рассмотреть мою не совсем обычную просьбу. Несколько лет назад я приобрел в штате Гавайи остров, который обустроил на свой лад и по своим понятиям. Так как я и жители моего острова ведем обособленный образ жизни и не считаем себя гражданами США, то прошу Вас и сенатскую комиссию рассмотреть вопрос об отъединении острова Миомия от Соединенных Штатов Америки и предоставлении ему статуса независимости. Понимая, что моя просьба в обычных обстоятельствах вызвала бы только смех и не подлежала бы серьезному обсуждению, я вынужден прибегнуть к шантажу. Уведомляю Вас и сенатскую комиссию, что на моем острове имеется установка с межконтинентальной ракетой, снабженной ядерной боеголовкой, способная стартовать в любом момент, подтверждением чему является приложенная кинопленка. Также прилагается и колба с обогащенным ураном. Предполагая Вашу первую реакцию на шантаж, предупреждаю, что пусковое устройство межконтинентальной ракеты находится при мне, так что посылать на остров морских пехотинцев или подвергать мою страну бомбардировке не имеет смысла. К тому же в своем распоряжении я имею современную боевую технику, способную дать отпор силам извне. Господин президент! Заранее уверен, что Вы способны дать трезвую оценку сложившейся ситуации и принять одно-единственное правильное решение, как бы оно впоследствии ни противоречило международному праву. С уважением, президент Миомии Миома Дулович". Высокопоставленный сотрудник разведывательного управления после прочтения письма первый раз в своей жизни не знал, что делать в такой ситуации. Находясь в полном недоумении, он отослал кинопленку и колбу с ураном на экспертизу и в короткое время получил ответ, что отснятый на пленку фирмы "Кодак" материал является совершенно достоверным. Ни о каком монтаже речи быть не может, так как подготовка ракеты к старту снята одним планом. В колбе же действительно содержится обогащенный уран, используемый в ядерной технологии. Высокопоставленный сотрудник впал в еще большее недоумение и снесся с высшим руководством управления, которое незамедлительно собрало представительное совещание всех выдающихся сотрудников во главе с шефом ЦРУ. На повестке стоял один вопрос - поиск выхода из сложившейся ситуации. Первым делом на совещании выступил начальник секретного отдела, занимающегося восточными странами, и заявил, что в сложившейся ситуации отчасти есть и его вина, так как несколько лет назад он уже имел дело с Миомой Дуловичем, заподозрив его в шпионаже, но он же и снял эти подозрения... Далее начальник отдела сделал короткое сообщение о личности Миомы. Миома Дулович родился в России, к настоящему моменту ему исполнилось двадцать два года, пять лет назад он попросил у США политического убежища, ссылаясь на то, что КГБ проводил над ним опыты и сумел развить в нем телепатические способности, выражающиеся в умении конденсировать в мозгу передовые технологии вертолетостроения. Вероятнее всего, Миома Дулович утаил от ЦРУ и другие свои способности, так как впоследствии путем экстрасенсорики завладел выигрышным лотерейным билетом, чему подтверждением является суд, впрочем, окончившийся не в пользу лотерейной компании. По данным разведывательного управления, Миома Дулович вложил выигранные деньги в известную итальянскую автомобильную фирму и получил от своего вклада пятикратные дивиденды. Затем он купил в штате Гавайи остров, на котором живет и по сию пору... После этого выступления начальник отдела позволил себе сделать несколько выводов. По его мнению, Миома Дулович мог быть как гениальным фальсификатором, так и гениальным террористом, находящимся на службе у советской разведки. Также начальник отдела позволил себе резюмировать выступление, заявив о важности выяснения - в действительности ли на острове находится межконтинентальная ракета или же это лишь искусная модель. Шеф ЦРУ язвительно заметил докладчику, что они именно для этого и собрались, иначе на остров был бы послан десяток пехотинцев и вопрос был бы снят с повестки дня. Совещание длилось почти четыре часа, и на нем было высказано немало путных соображений. Почти все были уверены, что ракета не настоящая, что это всего лишь модель. Но тем не менее оставалась крохотная вероятность, что ракета все же подлинная, а ее части были доставлены на остров с помощью кубинской подводной лодки. С этой крохотной вероятностью предстояло считаться. Совещающиеся остановились на том, что необходимо установить подлинность ракеты или же увериться в блефе. Для этого предполагалось использовать опытного разведчика... Также высокопоставленные чины пришли к единодушному мнению, что обо всем происшедшем необходимо доложить президенту и тем самым переложить на него часть бремени, неожиданно свалившегося на разведку. На следующий день директор Центрального разведывательного управления встретился с президентом и сумел его озаботить сложившейся ситуацией. Президент решил сам контролировать ситуацию и счел необходимым вступить в личную переписку с одним из самых богатых террористов мира. Также он просил шефа ЦРУ не предпринимать никаких самостоятельных шагов, прежде не посоветовавшись с ним. Директор обещал, на том они и расстались друзьями. Через две недели после того, как президенту Соединенных Штатов была отправлена "вкусная" посылка, Гуасье зашла в сад и увидела Миому сидящим в шезлонге и пристально смотрящим на изящную девичью головку, сделанную из белого мрамора. Также она заметила, что под взглядом лысого страшилища головка осыпается мраморной крошкой, обретая законченные очертания. В этой изящной головке Гуасье узнала себя, но виду не подала, а подошла к Миоме и обняла его за шею. От неожиданности Миома вздрогнул, по его телу прошел электрический разряд, он неудачно взглянул на мраморную головку, и она развалилась на несколько неравных частей. Эбонитовая девочка так расстроилась, что расплакалась, роняя горячие слезы на изуродованный череп скульптора. Впрочем, она быстро взяла себя в руки, утерла черную мордашку и спросила Миому: - Ты ведь еще сделаешь? Правда? Растроганный Миома кивнул головой и поклялся себе, что сделает для этой девочки все, чего она ни пожелает. - Я рожу тебе ребенка, хочешь? - спросила Гуасье, запуская свои длинные пальчики под рубашку Миоме и перебирая ими так славно, что у него мурашки побежали по коже, и он тут же забыл обо всех делах. Гуасье увлекла Миому к зарослям отцветающих тюльпанов, где он впервые в своей жизни испытал любовь во всей ее распустившейся сладости. Как-то, лежа на мелководье и дыша с помощью акваланга, я любовался подводными красотами. Океан был спокойным, его поверхность была ровной, словно выглаженная простыня, и мне удавалось смотреть со дна на солнце, ставшее сквозь зеленоватую воду тоже зеленым. Обычно я лежал так по два часа, частенько засыпая в нагретой воде, а просыпался, когда в баллонах кончался кислород. Неожиданно поверхность была потревожена, и я увидел две черные ножки, осторожно ступающие по устеленному галькой дну. Я вынырнул и увидел Гуасье. Она стояла по колено в воде, абсолютно голая, ничуть не стесняющаяся своей наготы и глазеющая на неожиданно всплывшего "Ихтиандра". - Ты что здесь делаешь? - спросила с любопытством она. - Живу, - ответил я, сняв маску. - Прямо в воде? - Нет... Вон мой дом. Я указал пальцем на свою ферму, и она посмотрела на нее оценивающе. - Ты тоже гражданин нашей страны? - Ага. - Ты русский? - Ага. - А русские все время "агакают"? - Все время, когда видят голых девушек, - ответил я, скидывая акваланг. - Тебе не нравится? - Нравится. Гуасье зачерпнула воды и растерла мокрыми ладошками свое разгоряченное тело. - Ты кто? - спросила она. - Летчик. - А где твой самолет? - Разбился. - Поэтому ты стал подводником? - Поэтому. - Я окунусь?.. Слишком жарко стоять... Она грациозно нырнула, а я выбрался на пляж, улегся на песок и смотрел на нее, плескающуюся и отфыркивающуюся. Через несколько минут она вышла из воды и улеглась рядом. Ее мокрое тело волновало меня, заставляя лежать на животе. - Ну? - спросила она. - Что? - не понял я. - Ну и как же ты живешь здесь без женщины? - Я ловлю рыбу. - И поэтому все время лежишь на животе? - Нет, только сейчас... Ты меня волнуешь. Гуасье тяжело вздохнула, словно уставшая от мужского желания, стряхнула с себя песок и перевернулась на спину. - Покажи мне свой дом, - попросила она. - Здесь на острове так мало развлечений. - Пойдем, - согласился я. - Только оденься. Она пожала плечиками и натянула бикини. Мы поднялись к моему дому, она шла чуть впереди и, увидев великое множество сушащейся во дворе рыбы, развела руками. - Ты великий рыболов! - сказала она. - Ты меня удивил. Затем она обошла три мои комнаты и внимательно их разглядела. - Ничего интересного... Дом, в котором я живу, гораздо лучше. Она стояла в самой темной комнате, и я видел лишь ее большие глаза. - Ну что? - спросила она. - Так и будешь стоять? - А что мне делать? - Я же вижу, что ты хочешь на меня накинуться... Всегда будь рабом своего желания! - Ты ошиблась... Я вовсе не хотел на тебя накидываться. - Ну и ладно... - сказала Гуасье. - Я, пожалуй, тогда пойду. Сейчас обеденное время. Она надела маечку и ушла, на прощание махнув мне ручкой. В один из дней Миома получил официальный пакет с эмблемой Белого дома, с письмом, лично подписанным президентом Соединенных Штатов Америки. Вот что говорилось в письме: "Уважаемый господин Миома Дулович. Мы с большим вниманием прочитали Ваше послание и всерьез обеспокоились его ультимативным содержанием. При всем уважении к Вам, к Вашему беспрецедентному успеху в сфере американского бизнеса считаю долгом частным образом изложить свою позицию на Ваши экстраординарные устремления. Соединенные Штаты Америки на пути своего развития достигли большого прогресса как в экономическом, так и демократическом построении государства. Администрация США пытается решать свои внутренние и внешние проблемы исключительно демократическим путем, не прибегая к шантажу и прочим насильственным мерам. Тем не менее, попадая в критическую ситуацию, всякая власть не может лишь обороняться, она вынуждена и наступать. Как умный человек, Вы наверняка понимаете, что проблема, навязанная Вами, решается чрезвычайно просто - посредством экономической блокады. Но, не желая действовать такими средствами, я призываю Вас еще раз обдумать свои намерения и отказаться от них. Также я хочу добавить несколько слов от себя - не как от президента, но как от простого человека. Извините, но никак не могу понять, для чего Вам понадобилось признание Вашего острова независимым государством. Вы обладаете огромным состоянием, позволяющим Вам иметь неограниченную свободу. У Вас есть своя земля и при желании Вы можете купить ее еще великое множество. Какого черта Вам еще нужно! Не маньяк же Вы, в самом деле! Прошу Вас в месячный срок ответить мне так же неофициально, так же, как и я писал Вам. С уважением, президент США". Утром, лежа в своей постели, Миома читал письмо, написанное президентом США. Рядом спала Гуасье, во сне она сбросила с себя одеяло, и Миома, поглаживая ее по обнаженной спине, думал. Он встал, подошел к окну и долго смотрел на океан. Начинался сезон дождей, и небо, словно чернилами, затекало тучами. Над островом должна была быть гроза. Все его желтоватое тело слегка затряслось, когда он рассмотрел под черной тучей какой-то предмет. Скорее всего это птица, подумал Миома и почему-то заволновался. Он чуть наклонил свою изуродованную голову и смотрел на то, как на мгновение разошлись тучи, заглатывая птицу. Над островом громыхнуло, затем сверкнуло, чем-то резко запахло, и над океаном началась гроза. Неожиданно Миома почувствовал боль внутри живота. Он сильно надавил на него, боль резанула в ответ отчаянно, и лысый страшилище, теряя сознание, рухнул на пол. Гуасье, проснувшись от шума грозы, увидела лежащего на полу Миому, и ей показалось, что он умер. Через мгновение она закричала, и на крик явился адвокат. Он взвалил тело Миомы себе на плечо и понес его в дом кубинца-эмигранта, в котором находилось самое современное медицинское оборудование. Через час Миома пришел в себя. Возле его изголовья сидел кубинец и смотрел печально в самые глаза своего патрона. Миома вопросительно вздернул голову. - Правду? - спросил кубинец, Миома кивнул. Эмигрант некоторое время помолчал, а затем уверенным голосом сказал: - У вас опухоль... Опухоль в желудке... Миома улыбнулся и подумал, что вот ведь как странно. С его матерью было то же самое. Когда-то и она так же узнала про опухоль, оказавшуюся впоследствии им самим. Его и назвали в честь опухоли. Жаль, что такое дважды не повторяется. - Сколько у меня еще времени? - спросил Миома. - Трудно сказать... Может быть, год... Можете вернуться к себе... Приходите через три дня. Миома самостоятельно вернулся в свой дом, уселся в любимый шезлонг и с удовольствием вдыхал ароматы отцветающих цветов. В сад спустилась Гуасье и, присев на подлокотник шезлонга, обхватила голову Миомы руками. Что самое странное - Миома при этих объятиях не испытал того кружения плоти, какими они обычно сопровождались, ему не было даже приятно, и президент подумал, что ничего удивительного в этом нет - просто он умирает. Миома осторожно разнял руки эбонитовой девочки и попросил ее принести в сад бумагу и чернила, а также конверты с эмблемой государства. Затем Миома написал два письма. Одно - президенту Соединенных Штатов Америки, на конверте другого стоял адрес - "Летчику и рыболову". Конверт со вторым письмом Миома попросил Гуасье спрятать в сейф и вручить адресату после его смерти. Содержание же первого письма было таким: "Уважаемый господин Президент! Был польщен получить письмо с Вашей личной позицией, на сложившуюся ситуацию. Уверен, что Вы считаете меня личностью с террористическими наклонностями, но смею уверить, что это далеко не так. При создании нового государства мною двигали не личные амбиции, а идеи совершенно другого рода, о которых я предпочитаю не упоминать. Тем не менее я задумался над Вашими советами и склонен при неожиданно сложившихся обстоятельствах отчасти к ним прислушаться. С момента получения этого письма Вы можете успокоиться и направить ход своих государственных мыслей в другое русло. На данный момент я не стану прибегать к осуществлению своих угроз, но прошу Вас помнить о единственном - о реальности моего предупреждения! Этими словами я заканчиваю свое письмо, оставляя Вас в относительном спокойствии. С уважением, президент Миомии Миома Дулович". Отправив письмо в Белый дом, Миома вызвал к себе физика и сказал ему несколько слов, после которых очкастый юноша счел своего патрона окончательно свихнувшимся. - Послезавтра будем запускать ракету, - сказал Миома. - Но она не взлетит, - возразил физик. - Взлетит. - Она не настоящая! Это лишь модель!. - Иди! Миома махнул рукой, устроился удобнее в шезлонге и закрыл глаза. Юноша в недоумении ушел и в первый раз пожалел, что приехал на остров. Я сидел во дворе и сжигал очередную порцию засушенной рыбы, когда меня навестила Гуасье. - Что ты делаешь? - спросила она. - Жгу рыбу. - Зачем? - А куда ее девать? - Ты ее просто выпускай, когда поймаешь. Я признался девочке, что такая мысль мне в голову не приходила. Она игриво улыбнулась и сказала: - А мы завтра будем запускать ракету. - Какую? - не понял я. - Межконтинентальную. - Зачем? - Не знаю. Просто будем запускать. - Ведь она не настоящая. - Настоящая, - уверенно сказала Гуасье. - Ты ошибаешься. Это просто модель. - Ну, не знаю, - недовольно ответила девочка. - Я знаю только то, что мы будем ее запускать. - Ну, хорошо, - согласился я. - Запускайте. - Миома просил, чтобы ты тоже пришел. - Хорошо, приду. Гуасье обошла вокруг костра, сунула в него палочку и села рядом со мною на бревнышко. - Ты по-прежнему не хочешь на меня наброситься? - Не хочу... На острове очень жарко. А в газовой печи еще жарче. - Я тебя не выдам. - Не в этом дело. Просто я люблю женщин постарше. - Знаешь, что я могу сделать? - Что? - Я могу наврать Миоме, что ты уже меня изнасиловал. И тогда тебя тоже в печь... - Если ты будешь продолжать в подобном роде, то я сниму ремень и выпорю тебя! - У тебя нет ремня. - Хорошо, иди домой и скажи Миоме, что я завтра приду. Гуасье поднялась с бревнышка, задев меня бедром, томно потянулась, сделала ручкой и пошла к дому, оставляя на песке чуть заметные следы. На следующий день в одиннадцать утра я появился возле предполагаемой стартовой площадки межконтинентальной ракеты и приготовился к аттракциону. Здесь уже собрались все граждане нашего острова за исключением аборигенов. Я оглядел присутствующих и удостоверился, что они настроены на предстоящее точно так же, как и я. Юноша физик поплевывал на песок, кубинец эмигрант разглагольствовал о бездарной политике Америки, адвокат старался выглядеть безучастным, тем не менее в его взгляде проявлялась усталость, и он непрерывно теребил воротник рубашки. Лишь один Миома выглядел уверенным и, держа за руку Гуасье, смотрел на часы, выжидая обусловленного для старта времени. В одиннадцать пятнадцать Миома щелкнул пальцами, приказав начинать. Адвокат достал из портфеля дистанционное управление, нажал какую-то кнопку, обнаруживая запрятанную в песках шахту. - Ну и куда она полетит?! - в сердцах спросил физик. - На атолл Бикини, - спокойно ответил Миома. - Пускай летит куда хочет! - вскричал кубинец. - Что ты в самом деле пристал! Ракета медленно выползала из шахты, окутанная клубами дыма и, несмотря на всю свою фальшивость, выглядела настоящей. Она смотрела прямо в середину неба, и казалось, вот-вот взлетит. Когда начался отсчет старта, юноша отвернулся, а я подумал, что у богатых свои причуды и они могут развлекаться, как им заблагорассудится. Пусть даже запускают нелетающие ракеты. Все какое-то развлечение. Когда до мнимого старта осталось десять секунд, под моделью что-то взревело, а из шахты вырвалось голубое пламя. Юноша удивленно повернулся к ракете, затем вопросительно уставился на Миому. В очередной раз я подумал, что Миома гений. Все выглядело взаправду, и мне стало чрезвычайно любопытно, что же будет дальше. - Три, два, один, ноль, - отсчитал адвокат. Раздался чудовищный грохот, пески вздыбились, и на глазах ошеломленных наблюдателей ракета начала подниматься. Сначала медленно, затем все быстрее и быстрее она вылезала из шахты, потом дернулась, завибрировала и, словно отпущенная, мгновенно взлетела. - Этого не может быть! - орал физик. - Она ненастоящая! Это модель! Модель!!! Но его никто не слушал. Все завороженно задрали головы в небо и смотрели за полетом ракеты, пока она не скрылась в небесах. Первым пришел в себя адвокат, он подошел к Миоме и пожал ему руку. Гуасье прижалась к лысому уроду и преданно заглядывала ему в глаза. - Да здравствует самое воинственное государство в мире! - орал кубинец. - Куда она полетела? - допытывался юноша. - На атолл Бикини, - ответил Миома. Внезапно я понял, что Миоме плохо. Он оттолкнул от себя Гуасье и сел на песок. Я указал на него кубинцу, и тот, перестав орать, устремился к пациенту, помог ему встать и повел в лабораторию. В лаборатории врач поместил Миому под рентгеновский аппарат и сделал несколько снимков. Пока они проявлялись, кубинец уложил Миому в постель, сделал ему успокоительный укол и предался воспоминаниям, как он когда-то вырвал своему патрону больной зуб. Миома кивал, но через несколько минут что-то тяжелое навалилось на его глаза, и он заснул. Кубинец вытащил из проявки готовые снимки и прикрепил их к светящемуся на стене панно. Когда он внимательно их разглядел, то удивлению его не было предела. Два часа он рассматривал их и приговаривал: - Вот это да! К вечеру Миома проснулся и обнаружил возле постели кубинца. Тот сразу же спросил: - Хотите посмотреть кое-что интересное? Миома кивнул. Кубинец прикатил в лабораторию кровать с больным и подошел к световому панно. - Это ваш желудок, - пояснил он. Миома вновь кивнул. Кубинец ткнул пальцем в темное место на снимке: - А это то, что мы принимали за опухоль. Миома вопросительно посмотрел на врача. - Не догадываетесь, что это такое?.. - Нет, - ответил Миома. - Ха!.. Это самый обыкновенный зародыш! Миома лежал в кровати спокойный, ничуть не удивленный сообщенным. Ему представилась Соломея, услышавшая когда-то то же самое. - Вы не волнуйтесь! - продолжал кубинец. - Я долго ломал голову и понял. Это же ваш братец или сестрица. Просто вас должно было родиться двое, но что-то пошло не так, и зародыш очутился внутри вашего желудка. До сих пор он вас не беспокоил, а теперь вот стал развиваться. Операция предстоит несложная, но для этого нужно ехать в Гонолулу... - Я никуда не поеду, - сказал Миома и закрыл глаза. - Тогда вы умрете! - возразил кубинец. - Зародыш будет разлагаться и отравит вас... Вас убьет собственный брат! Миома ничего не отвечал, и казалось, что он опять заснул. В этот день почти все станции слежения зафиксировали на атолле Бикини ядерный взрыв мощностью до двадцати мегатонн. Поскольку атолл принадлежал Франции, а официального сообщения о взрыве не последовало, несколько ядерных государств, в том числе Америка и СССР, сделали запрос французскому правительству. Также к ним присоединилась организация Green Реасе, выразившая категорический протест против использования в качестве ядерного полигона экологически погибающий атолл Бикини. В это время в высшем эшелоне власти Франции воцарилась самая настоящая паника. Никто из руководителей ничего не знал о произведенном взрыве, никто его не готовил, и все мучительно ломали голову над тем, как это могло произойти. Через два часа одна из частей французских ПВО сообщила, что на одном из локаторов в течение нескольких секунд прослеживался летящий на огромной скорости объект. Впрочем, его приняли за радиопомеху и должного внимания не обратили. Главнокомандующий армии выразил предположение, что след на локаторе могла оставить межконтинентальная ракета и по тому же следу можно вычислить траекторию, а также приблизительное место ее старта. Так и было сделано. Счетно-вычислительные машины рассчитали траекторию и своим ответом ввергли в изумление французского президента. Ответ был таков: ракета выпущена с территории США, с площадки, находящейся приблизительно в штате Гавайи. Французский президент связался по телефону с президентом американским и выразил недоумение по этому поводу. Хозяин Белого дома объяснил все это чистой случайностью, принес свои извинения французскому народу и просил своего собеседника содержать случившееся в тайне до совершенного выяснения обстоятельств происшедшего. Получив заверения союзника, американский президент повесил трубку, взял со своего стола письмо, подписанное Миомой Дуловичем, еще раз прочитал его и испытал бешеное раздражение. Затем он вызвал в кабинет министра обороны и дал ему категорическое распоряжение. Вечером того же дня Миома покинул медицинскую лабораторию и вернулся в свой дом. Из запертой комнаты он достал запыленный трон красного дерева, выкраденный когда-то Харрисом из филадельфийского музея, и перенес его в самый большой зал своего замка. Миома тщательно протер трон от пыли и по всему полу проложил к нему ковровую дорожку. На все вопросы Гуасье о происходящем он ничего не отвечал и, казалось, совсем не замечал своей эбонитовой девочки. После завершения работы Миома вышел из дома и пошел к океану. Он дошел до железной дороги, наполовину занесенной песком, перешагнул через рельс и встал обеими ногами на шпалу. Затем сделал шаг и улыбнулся, обнаружив под своей ногой следующую шпалу. Так шаг за шагом он шел по шпалам своей мертвой железной дороги, пока не сделал полный круг вокруг острова. Миома вытер с головы пот и сел на песок, вытянув ноги так, чтобы они касались накатывающих волн. Он улыбался от прикосновений теплой воды и думал о том, что мало ему удалось сделать в своей жизни. Та единственная цель, к которой он стремился, не достигнута, да и вряд ли могла она когда-то осуществиться полностью. Так, серединка на половинку. Бедная, бедная мама, напоследок подумал он, затем обхватил колени руками, свернувшись калачиком, опрокинулся на спину и покатился кувырком в океан. Там он расправил свое тело, в последний раз вдохнул воздух, затем погрузился на дно и глубоко вдохнул воду. Несмотря на то, что Миома почти сразу умер, тело его не утонуло, а плыло по поверхности течения в океан. Мертвеца сразу приметили чайки и несколько дней склевывали его плоть, оголяя кости сверху. А маленькие хищные рыбешки довершали работу снизу, так что через неделю по волнам скользил совершенно голый скелет... Единственное, что не смогли сделать мерзкие птицы, - это разбить своими клювами трехсантиметровый череп и выжрать из него мозг. Через два месяца скелет Миомы достиг антарктических вод и вмерз в небольшой айсберг. В этот вечер я сидел и чинил возле дома сети, разорванные меч-рыбой, когда меня навестила Гуасье. - Тебе опять скучно? - спросил я. - Нет, - ответила девочка. - Что же тогда? - Миома умер. - Что? - не понял я. - Он утонул час назад в океане. Несколько минут я не мог оправиться от шока, а когда пришел в себя, спросил: - Как это произошло? - Он утопился. - Ты это сама видела? - Да. - Почему же ты ему не помешала? - Он сделал свое дело, потому умер. Гуасье вытащила из кармана толстый конверт и протянула его мне: - Вот, он велел передать, когда умрет. - Что это? - Наверное, письмо, - ответила девочка. - Я его не читала. Я взял из рук Гуасье конверт и велел ей идти домой и всем рассказать о случившемся. Я раскрыл конверт, обнаружил в нем письмо и американский паспорт с фотографией Соломеи. Я полистал книжечку и на одной из страничек нашел штамп с въездной визой в СССР. "Дорогой мой рыболов, - говорилось в письме. - Эта бумага попадет к тебе, когда я буду уже мертв. Нас с тобою всегда связывало нечто большее, нежели просто человеческое общение. Нас с тобой связывал взгляд! Потому прошу тебя исполнить мою последнюю волю". Далее в письме Миома по пунктам излагал свою просьбу, и я дал себе честное слово, что выполню ее незамедлительно. На следующее утро я вылетел в Гонолулу, а оттуда в Нью-Йорк. В Нью-Йорке мне пришлось прождать целые сутки самолета в Москву, и двадцать четыре часа я думал о Миоме. Мне было его искренне жаль. Уже в Москве, сидя в такси, я с любопытством разглядывал столицу, ничуть не изменившуюся за все это время. Такси выехало за город и устремилось к Подольску. Через тридцать минут я поднялся по лестнице и позвонил в квартиру Миомы. Дверь никто не открывал, и я в страхе подумал, что Соломея мертва. Я толкнул дверь, она оказалась не заперта и со скрипом открылась. Соломея, так же как и многие прошлые годы, сидела в своем кресле и смотрела слепыми глазами в окно, как будто я только вчера оставил ее. Седые, до пола, волосы разметались по комнате, и казалось, что старуха превратилась в мумию. Рядом с креслом стоял чемодан. - Ты опоздал на сутки, - неожиданно проговорила старуха. - Не было самолетов, - ответил я. - Когда мы летим? - Наш самолет через четыре часа. Такси ждет внизу. - Царство... Царство... - прошептала старуха и тяжело поднялась из кресла. Мы приехали в аэропорт, прошли через таможню и уже скоро пересекли воздушную границу СССР. Всю дорогу Соломея молчала. Ее с любопытством рассматривал весь самолет. Наверняка многие думали, что вот она, представительница матриархального, всего того, что есть на этой земле, а потому, проходя мимо нее по своим надобностям, пассажиры почтительно наклоняли пред ней головы. Через сутки маленький самолет опустился на посадочную полосу острова, и я помог Соломее спуститься на землю. Нас ждала машина, и адвокат почтительно открыл перед старухой дверь. Входя в построенный Миомой дом, Соломея спросила: - Где тронный зал? - На втором этаже, - ответил адвокат. - Соберите всех! - приказала старуха и, оттолкнув мою руку, сама поднялась по лестнице. Не оглядываясь, она прошла по ковровой дорожке и уселась на трон красного дерева. Девяностолетняя слепая старуха наконец обрела то, чего ждала всю жизнь. Она уверенно уселась на трон, как будто всю жизнь в мечтах примеряла свое чудовищно большое тело к его седалищу. Соломея вытянула вперед руки и вновь проговорила: - Царство!.. Через несколько минут в тронном зале появились остальные граждане Миомии. Они с любопытством рассматривали старуху, а я развернул предсмертное письмо Миомы и прочитал конец его вслух: "Я, Миома, первый президент Миомии, добровольно отказываюсь от власти и передаю ее своей матери, Соломее. Отныне и до смерти она будет править страной, одна-единственная в своих полномочиях, единственная, кто вправе решать судьбу трона после своей смерти". Я оглядел присутствующих, скептически слушающих предсмертные распоряжения Миомы. Лишь одна Гуасье почти подобострастно смотрела на Соломею, и в глазах ее был восторг. Я закончил читать, и старуха, взмахнув рукой, проговорила: - Теперь ступайте... Присутствующие медленно выходили из зала, а кубинец-эмигрант бубнил себе под нос: - Вот еще... Будет тут мною командовать какая-то старуха... - Ты останься! - приказала старуха Гуасье. - Подойди сюда. Девочка подошла к трону и уселась возле ног Соломеи. - Как тебя звать? - спросила старуха. - Гуасье. - Странное имя. С этой минуты будешь зваться Суламифью. После моей смерти сядешь на этот трон. Девочка улыбнулась и прильнула черной мордашкой к ногам старухи. Я вернулся к себе в дом и стал собирать вещи. Затем вынес чемодан наружу, поставил его в сторонку и развел костер. Я сжигал остатки рыбы и мысленно прощался со своей фермой. В кармане у меня лежал американский паспорт, я был уверен, что со своей квалификацией летчика-истребителя наверняка найду где-нибудь место. Стану работать в сельскохозяйственной авиации. Приятно летать над полями и забрасывать их удобрениями. Я погрузил чемодан в вертолет, запустил двигатели и на прощание помахал рукой юноше физику. В ответ он кивнул мне головой, и вертолет оторвался от земли. Я летел над водой и немного грустил. Так всегда бывает, когда человек переезжает на другое место. ...Министр обороны США отдал приказ, три современных бомбардировщика с полным боекомплектом взлетели и взяли курс на расположенный в районе Гонолулу остров.