ейчас уже ближе к восьмидесяти, но это им не помешало. Роза звала Наташу с собой, но она меня не покинула. Конечно, я ее воспитал. Отца она никогда не знала, а Роза никогда не рассказывала. Наташа у нее была - поздний ребенок. Может быть, я это допускаю, она родила ее без мужа, для себя. А потом судьба свела ее со мной. Мы жили счастливо, я ни в чем ее не упрекаю и думаю, что такой эпилог и следовало ожидать. - Скажите, Павел Иванович, а кто-нибудь знал о том, что ваша жена уехала на постоянное жительство в Венецию. Кто-нибудь из Наташиных мужчин. - Вы имеете в виду Леонида Александровича? Видите ли, он очень редко приезжал к ней в Петербург, то есть сюда к нам. Она его, кажется, ждала каждую секундочку. Мне было больно смотреть, как она увядает без нормальной жизни, все время на работе, какие-то разъезды, банкеты, всегда нужно выглядеть, быть хорошо экипированной. Городские власти ей прохода не давали, то одно, то другое. - Налоговые органы? - подсказал Нестеров. - Что вы! Наоборот, это они все пользовались ее услугами. Вы ведь, наверное, знаете, кто был ее первый муж. Вернее, кто он сейчас. Большая шишка в Министерстве иностранных дел. А пятнадцать лет назад он первый раз пришел в этот дом таким заморышем. Как блокадный мальчик. Он был постарше Наташи, а она всегда была миниатюрной. Так что визуально разница в возрасте была заметна еще больше. Но он выглядел моложе ее, вы знаете. Учился у меня на филологическом факультете. Хотел писать исследовательскую работу об авторстве "Слова о полку Игореве". Так я и стал виновником их знакомства. Он потом очень продвинулся по партийной линии, Василий. Жалко, что она не родила ему детей. Да. Так вот я думаю, они оба, конечно, знали о Наташиной маме, о Розочке. Наташа общалась и с Васенькой и с Леонидом. Леонид Александрович приезжал на ее похороны. Плакал. Да. Вася не приезжал, занятость, государственные дела. - Как же вы пережили смерть Натальи Борисовны? - Молодой человек, вы когда-нибудь наблюдали за стариками, которые приходят на кладбище? Понаблюдайте, мой вам совет. Сразу поймете, что такое старость и смерть. А если вы человек проницательный, вы также поймете, что страшна не смерть, не потеря, человек привыкает к старости, а потом привыкает к смерти. - А что страшно? - спросил Нестеров. - Страшно, что с собой нельзя унести свою память. 12. Нестеров уходил от старика в философском настроении, размышляя о его словах. Он не стал говорить старику об основаниях подозревать, что гибель Самохваловой произошла иначе, нежели он представлял себе. Он лишь успокоил старика, что оперативники находятся здесь из-за того, что Самохвалова погибла за границей, и предупреждал, что во второй половине дня приедет следователь Медведев с "осмотром" квартиры. Старик безразлично махнул рукой. На квартире остался наряд оперативников. В управлении Нестерова ждала неприятная новость. Машину, доставлявшую Губеладзе в изолятор временного содержания, обстреляли. Гоча Губеладзе смертельно раненный в голову, скончался в операционной, не приходя в сознание. Мотоцикл задержать не смогли. Нестеров только сейчас осознал, что Губеладзе все утро ждал предназначенной ему пули. Нестеров связался с Женечкой из медведевского кабинета и велел ей собираться в Венецию. Но добираться туда ей предстояло на круизном теплоходе. Та сообщила, что теплоход "Раиса Горбачева" отправлялся в рейс из Петербурга. На завтра Нестеров назначил эксгумацию трупа Самохваловой, похороненного на Волковом кладбище в семейной могиле Осиповых. Он попросил Медведева обеспечить понятых, судмедэксперта, криминалистов и биологов. Сам отправился в ведомственную гостиницу устраиваться. Потом отправился на проспект Обуховской Обороны на Речной вокзал. Начальник вокзала навел справки. Теплоход, как и сказала Женечка, принадлежал Ленинградскому морскому пароходству и сейчас находился на пути в Венецию, где-то в районе Гибралтарского пролива. Значит, в течение трех суток прибудет в Венецию. Нестеров решил во что бы то ни стало командировать Женечку на борт, а потом к матери Самохваловой. За два дня ему предстояло выяснить, кто похоронен на Волковом, и действительно ли Самохвалова была в Венеции в июне, когда Мамонтов совершил наезд. Это открывало возможность установить, вывезла ли Самохвалова банковские деньги, среди которых была и доля Яблоньки. Конечно, она везла не валюту, а быть может пластиковые карточки или просто чековую книжку. Но в доме Розы Исааковны Самохваловой-Койфман могли быть какие-то ее вещи. Те же кредитки. Хотя, с другой стороны, если Самохвалова возвратилась в июне в Россию, значит, июньская поездка была только разведывательной, плюс инсценировка дорожно-транспортного происшествия по просьбе Тупокина. Если она решилась помочь ему в этом деле, значит, Тупокин обещал ей взамен что-нибудь вроде финансового и дипломатического прикрытия после того, как станет консулом. Конечно. Так и было. Должна же она была как-то перевезти припрятанные деньги за границу. Нестеров почти был уверен, что Тупокин пока отсиживается где-то и через границу перейти не успел. Значит, сидит себе где-нибудь с папками по Атташевскому банку, с деньгами Яблоньки - салют голицинской братве, с деньгами Самохваловой - салют Трещетко. И те и другие мечтают сделать из него котлеты и подкинуть в "Общепит". Если и выдастся Тупокину возможность пересечь границу, то только с помощью Трещетко. Но тот скорее не паспорт новый ему сделает, а "дырочку в правом боку". Из номера он позвонил Алтухову домой. Трубку взяла Женечка. -Алтухов поселился в "Покровском", - сказала она. Я очень беспокоюсь, ведь Трещетко может его узнать. Одна надежда, что тот приезжает с работы поздно и по номерам основного корпуса не ходит. Полез Костя в самое пекло. - Все правильно, Женюра. Мы пока ничего Трещетко предъявить не можем, нужны основания, чтобы не позориться и не брать его на десять суток за незаконную парковку. - Он там с нашими ребятами. Они-то его и засветят, Николай Константинович, - причитала Женечка. - Их ведь за километр можно узнать по голубым рубашкам и выправке. - Что ты ворчишь, как старуха! А кто будет врага народа Тупокина караулить и на Трещетко оперативный материал собирать? Кто-то ведь должен. - Я все понимаю, Николай Константинович. - Ничего, я тебе скоро устрою отдых на Средиземном море. У Самохваловой мать в Венеции. Думаю, что сразу после закрытия филиала "Фора" Самохвалова была у нее. В июне. Поедешь одна, будешь работать под прикрытием консульских. К бабуле надо подъехать с правдоподобной легендой. Вот тебе задание до моего возвращения: пофантазируй. В четверг, двадцатого полетишь. Ты за границей-то была, старушка? - Нет, - проскулила Женечка, растроганная высочайшим званием, которым Нестеров награждал только своих друзей: "старик и старушка". Нестеров решил не брать старика на кладбище. Тот еще плохо ходил, да и объяснение причин этого следственного действия он отложил на потом. По фотографии, по отпечаткам пальцев, в крайнем случае, по зубам и анатомическим особенностям тоже можно опознать двухмесячный труп. Старик упомянул во вчерашнем разговоре, что падчерицу привезли в гробу уже из Венеции, гроб был забит, и он опознавал Наташу через небольшое стекло в крышке. Ранним утром за Нестеровым заехал Медведев. Следом на "РАФике" ехала вся криминалистическая лаборатория. Понятыми согласились стать двое ночных портье в Нестеровской гостинице. Их тоже посадили в "Волгу". - Зайдешь к своим? - спросил Медведев, выходя из машины. - После, - сказал Нестеров, но тут же передумал, представив, что нелегко будет стоять у могилы отца, наглядевшись перед этим на разложившуюся утопленницу. - Хотя нет, подождите меня, я недолго. Можете отрывать и доставать гроб на поверхность. Да ты еще с администрацией кладбища провозишься невесть сколько. Он отделился от группы "черных плащей" и пошел на свою аллею. Вскоре криминалисты во главе с Медведевым исчезли за высокими склепами, толстыми черными стволами деревьев, и резными оградами могил. Монотонная тишина давила на барабанные перепонки. С аллеи он свернул направо и потом еще немного прошел вперед. - Здравствуй, папочка, - сказал он, подойдя к могильной раме, и дотронулся до черного прямоугольного монумента. В ветвях деревьев еще стоял туман, вскоре они по-особому зашумели: пошел дождь. Но густые еще кроны долго не пропускали капли на землю, только желтая, рано увядающая кладбищенская листва посыпалась на плечи Нестерова. Ему захотелось прижаться щекой к полированной гранитной плите, но он подавил нарастающую боль и вспомнил старика Осипова. Он всегда знал, что родители наблюдают за ним с неба, и не мог поверить, что они не знают: кто пришел их проведать. Память - это все, что остается у человека, когда он умирает... Нестеров долго простоял за оградой, то держась за калитку, то опершись на металлическую решетку, то оглядывая соседние могилы, давно знакомые ему: все чисто и пустынно. Только листья начинают утеплять постели мертвых, готовя их к зиме. 13. Вечером следующего дня он, прихватив в вокзальном киоске мясной салат, колбасу, стограммовую бутылочку водки и газировку, сел на свое место, достал провиант и стал трапезничать. Вчера, открыв Самохваловский гроб, криминалисты ничего непредвиденного не увидели. Женский труп. Нестеров с первого взгляда даже решил, что это и есть Самохвалова, та, что до сих пор лежит в холодильнике морга первой градской. То же лицо, как вторая капля воды. Труп был обследован на месте, затем увезен в лабораторию. И все таки это была не Самохвалова! Он, никогда не видевший ее живой, не зря был хорошим физиономистом. К пятидесяти двум годам Нестеров мог не сомневаться в своей способности запоминать и отличать лица друг от друга. Он, может, и следователем стал отчасти из-за этого своего таланта: всех актеров и актрис на улице узнавал, любого друга издалека, любого соседа. Даже по походке, по каким-то никому неведомым человеческим особенностям: пластике, мимике, ушной раковине, наконец. Только Нестеров видел это все сразу, скопом. Никогда он не ошибался, если приходилось спорить относительно индивидуализации преступника, моментально вытаскивал из памяти образ человека, если видел похожего и так далее. Экспертное отождествление трупа в захоронении 8/УЕ-7-3456 Волкова кладбища показало, что труп не идентичен гражданке Самохваловой Наталье Борисовне, 1963 года рождения. С целью выяснения обстоятельств смерти произведено повторное вскрытие трупа неизвестной, похороненной под именем Самохваловой Натальи Борисовны. Установлено, что смерть произошла от внезапного сокращения сердечной мышцы и наступившего затем паралича сердца. В паховой области трупа обнаружен след от укола иглы, которой в организм было введено быстродействующее сокращающее средство. Началась работа по установлению личности убитой по данным дактилоскопии, опрос бывшего персонала отделения Межлегионбанка "Фора" в Петербурге, знакомых и ближайших подруг Самохваловой Натальи Борисовны, повторный обыск на квартире Самохваловой и допрос отчима Осипова Павла Ивановича проводил следователь петербургского управления ФСБ полковник Медведев. Результаты оперативных действий дали положительный результат. Через соседей Самохваловой Натальи Борисовны удалось разыскать школьную подругу Самохваловой Титову Инну Густавовну, которая сообщила, что Самохвалова в июне-июле месяце сего года возобновила свое общение с их общей старой приятельницей, так же одноклассницей, Халифовой Эльмирой Фатыховной. По данным районного управления Внутренних дел Петроградского округа Петербурга установлено, что Халифова Эльмира Фатыховна, 1963 года рождения, уроженка Ленинграда, проживала на улице Профессора Попова, в доме, где секс-шоп. Любой покажет. Род занятий не определен, имелся единичный привод в милицию во время облавы в гостинице Дворца молодежи в 1993 году. С 1 августа этого года считается без вести пропавшей при невыясненных обстоятельствах. По заявлению семьи Халифовой объявлен розыск. Весь вчерашний день Нестеров посвятил идентификации трупа. А для этого необходимо было ехать к родителям Халифовой. Нестеров настраивался два часа. Слушал байки Медведева, рад был его трепотне про нелады с женой, упреки в адрес сына-оболтуса и начальства-разгильдяйства, когда пошли тирады о политическом неустройстве и постоянном обмане военных, Нестеров встал и поехал. Никого с собой не взял. Только водитель Стенин, лейтенант, бывший афганец, и папка с фотографиями сегодняшнего эксгумированного трупа. Велел без него никаких действий по захоронению не предпринимать. Серенькая "Волга" снова направилась на бывшую петербургскую окраину - Аптекарский остров, Карповка, Кировский проспект, Ботанический сад. Повернули на улицу Профессора Попова. Сначала заехали в Префектуру, рядом с которой находилось УВД. Старший опреуполномоченый встретил Нестерова возле обнесенной стеклянным куполом дежурки, в фойе. Препроводил в отдел виз и регистраций. Нестровым занялась важная пигалица с расходящейся на груди блузкой. Она ее то и дело поправляла, но грудь все таки выпирала, взгляд Нестерова, как примагниченый, соскальзывал в щелку: обычная "Анжелика" и часть розовой кожи. Хоть одно радующее взгляд зрелище. Нестеров представил некачественную зачерненную ксерокопию загранпаспорта на имя Самохваловой, обнаруженного Алтуховым в портовой жандармерии Венеции. - На имя можете не обращать внимание. Паспорт поддельный. Нужно найти данные по номеру. Видите, печать вашего ОВИРа. Через несколько минут, девушка, озабоченная собственной кофточкой, подняла анкету. - Паспорт оформлен в июле. Вот анкета. Я помню эту фамилию. Кажется, Михаил Иванович лично занимался гражданкой. Нестеров пошел к начальнику отдела. Тот пожал плечами: - Оформил в три дня по личному звонку члена коллегии МИДа Трещетко Василия Ксенофонтовича. Какие ко мне претензии? - Вы думаете, если выполнили незаконную просьбу высокопоставленного должного лица, даже начальника, то вы невиновны в преступном деянии? - искренне поинтересовался Нестеров. - Не просьбу, - самоуверенно ответил клерк. - Не просьбу. Приказ. Меня никто не спрашивал. Просто приказали сделать. И не надо на меня так смотреть. Этот мир не переделаешь. - Кто оформлял паспорт? -Оформляла туристическая фирма "В добрый путь". Принесли общегражданский паспорт Самохваловой Натальи Борисовны, заведующей филиалом вашего московского банка, фотографии для загранпаспорта, анкету, лицензию. И телефон мне к уху. Там говорят: "Секретарь Трещетко, одну секундочку". Я человек новый, понятия не имею, кто такой Трещетко. Не думал же я что в первый месяц работы буду личные МИДовские просьбы выполнять. Он берет трубку, заставил меня представиться и рассказать о себе. Я спрашиваю, с кем разговариваю, он меня покрыл красиво. Дал три секунды, чтобы я в МИДовский телефонник слазал. Я беру трубку. Он: "Оформить паспорт на Самохвалову. Общегражданский сейчас же отдать на руки. Все". - Все с тобой ясно, Миша. Живи пока. Но больше так не делай. Анкету с фотографией я забираю. Возвратившись в машину Нестеров впервые увидел лицо живой Халифовой при дневном свете в качественном исполнении. Если бы эксперты не сказали ему час назад, что отпечатки пальцев эксгумированного трупа не совпадают с отпечатками московского трупа, Нестеров бы подумал, что Халифова - это клонированная Самохвалова. Из машины он набрал номер Медведева и потребовал заняться ОВИРом Петроградского округа. 14. Было часа три, когда в квартире Халифовых раздался звонок в дверь. Немолодая большелицая женщина с короткой стрижкой и, едва заметно раскосыми глазами, вытерла руки о кухонное полотенце и крикнула в комнату сына: - Марат, это, наверно, к тебе. - То-ат-открой, я сплю. Фолия Омаровна, все еще машинально вытирая руки о полотенце, стала поворачивать многочисленные дверные замки. Перед ней стоял худой высокий мужчина лет пятидесяти, темноволосый, белокожий, со странным утомленным выражением лица и, как ей показалось, затаенной печалью в глазах. Она почувствовала что-то недоброе, какую-то надвигающуюся в ее дом беду, давно, впрочем, предчувствовавшуюся ею. - Вы позволите? - спросил Нестеров, - я по поводу Вашего заявления о розыске Халифовой Омары Фатыховны. Вы ведь Фолия Омаровна? - Ма-ам, кто там? - крикнули из комнаты. - Ничего, это не к тебе. - Простите, но сына Вашего я попрошу тоже присутствовать, если это возможно. Она ушла в боковую комнату и через секунду вернулась. Нестеров показал ей удостоверение. Женщина обмякла и села на угловой кухонный диванчик. Из комнаты вышел худой долговязый парень в джинсах и расстегнутой рубашке на голое тело. Водитель Стенин присел в прихожей на маленькую табуреточку. Кухня была тесной, но обжитой, приспособленной для постоянного в ней обитания. Нестеров попросил стакан холодной воды и разрешения сесть. - Я расследую одно дело...- начал было он, но сразу решил, что начал не с того, попробовал еще раз, - вы знаете Самохвалову Наталью Борисовну? Женщина выжидательно посмотрела, как будто и не собиралась отвечать. - Мам, т-тэ- тебя спрашивают, - разбудил ее Марат, сын. - Это школьная подруга. Она утонула, говорили. Мы с ней давно не общаемся. Пошла в гору. Нестерову ничего не оставалось делать, как положить перед матерью ОВИРовскую анкету. Фолия Омаровна повела бровью, долго осматривая листы. - Ничего не понимаю. Что они напутали тут все? Марат? Почему на этой анкете фото нашей Омары? - Потому что она под этим именем отправилась в круиз, - сказал Нестеров. - В какой круиз? - она посмотрела на сына, который уже закрыл лицо руками и сильно вдавил пальцы в глазницы. На глаза Фолии Омаровны уже выползали слезы, но она еще ничего толком не понимала. - Фолия, простите меня, у нас есть все основания полагать, что утонувшая на теплоходе в порту Венеция и похороненная под именем Самохваловой Наталии Борисовны женщина на самом деле - ваша дочь, Халифова Эльмира Фатыховна. - Полагать?.. Женщина широко открыла рот и закрыла его ладонями. Нестеров протянул ей стакан воды, к которому сам и не притрагивался. Он молча ждал, пока Марат уводил мать в комнату, потом встал, прошел по коридору мимо Стенина и заглянул за угол. Женщина не плакала. Может быть, она не поверила Нестерову. - Нас уже, наас уже несколько раз, это, вызы... вызывали в морг, - обернувшись, сказал Марат. - Дело в том, что сегодня я проводил, я открывал захоронение, - объяснил Нестеров, - труп можно опознать. Мама может не ездить. Это нужно сделать сегодня. Я обязан вам сказать, несколько часов назад установлено, что твою сестру убили. Так же как и Самохвалову. Ее труп, идентифицированный по всем правилам, обнаружен месяцем позже, совсем в другом месте. Для того, чтобы найти и обезвредить убийцу, ты должен мне помочь. - Марат, не надо, - попросила Фолия Омаровна, - я не хочу ничего знать. Пожалуйста, останься дома. Марат скорее озадаченный, посерьезневший, чем убитый горем, попросил Нестерова подождать, пока он переоденется. Через какое-то время он вышел из своей комнаты в других, очевидно, более дорогих джинсах, а из-под рубашки выглядывала белая футболка. Он строго сказал матери, чтобы она сидела и ждала его дома, взял радиотелефон и набрал какой-то номер. Еще минут через пять в квартиру вошла такая же хрупкая стройная особа и осталась присматривать за матерью своего жениха. По дороге Марат сообщал Нестерову уже заученное наизусть расположение родинок, родимого пятна, швов и порезов. Сказал так же, что сестра сделала чуть ли не двадцать абортов, только мать об этом не знает. Нестерову удалось выяснить, что при исчезновении сестры пропали все ее лучшие наряды и сумка. Они с матерью решили, что Эльмира уехала в отпуск и позвонит им позже. Но в середине августа уже заволновались, заявили в милицию. Даже сейчас в поезде Нестерову было неприятно вспоминать о том, с чем ему пришлось столкнуться вчера при общении с Халифовыми. Он уже не занимался ни Маратом, потерявшим сознание в лаборатории, ни его матерью, к которой поехал Медведев отвозить сына, ни ночными похоронами. Но ему до сих пор словно воздуха не хватало ожидаемого и не увиденного им материнского горя: ни мать, ни сын не показали своей боли, как будто даже страшное известие, которое принес Нестеров, не смогло отвлечь их от насущного земного прозябанья. Он объяснял это определенным складом характеров, но легче от этого не становилось. Когда Медведев поехал отвозить труп Халифовой на кладбище, Нестеров направился к подруге обеих убитых Титовой Инге Густавовне. И тут кое-что еще прояснилось. Узнав о смерти сразу двоих одноклассниц, Инга разревелась на плече мужа. Тот по-мужски утешал ее словами: "Чего ты разревелась, дуреха, ты же с ними раз в год встречалась". Однако, оказалось, что хоть и прервалась уже давно девичья дружба и совместные увеселения школьных подружек, Инга через общих знакомых и соседей - живут-то в одном квартале - следила за судьбами и той, и другой. - Элька, только я ее могла так звать - Элька, меня многому в жизни научила. Она очень опытная в жизни, в мужчинах, если хотите. Я бы так и осталась дурочкой неотесанной, если бы не она, - говорила Инга, не обращая внимания на мужа. - Мы с ней даже в одной фирме вместе три года после школы проработали. Хотя не сразу после школы, лет по двадцать нам тогда было. Молоденькие, неопытные. Но она раскрутилась быстро. То одному начальнику даст, то другому. Они ее и не обижали, а меня не трогали. Она за двоих отдувалась: сауны, дачи, гостиницы. Знаете, и ей это нравилось. Все ей платили. Она даже не просила: раз звонит мужик, значит, готова приехать. При этом приговаривает, что ей предлагают шубку енотовую или там серьги. Мужчин себе, конечно, только денежных подбирала. Много их у нее было. И все, как пчелы на сладкое, на нее западали. Она - вертлявая, всегда смешливая, озорная. Я даже завидовала, что у меня в жизни все как-то основательней, что не могу я так просто ко всему относиться. Она и влюбляться при этом успевала. И тут же от любимых гуляла, чтобы денег заработать. Вроде и по вызовам ездила, в основном к иностранцам. И на работе: позовет кто-нибудь в ванную, бежит, позовут в кабинет - бежит. Сама очень любила это дело. Однажды, привела ко мне домой какого-то поляка. Я их в комнате у батареи положила. Она прямо при мне ночью там ему дала. Так при этом кричала, как будто он и впрямь секс-ковбой. А Наташка очень редко до нас снисходила, рано замуж вышла, уезжала жить в Москву, потом в длительную загранку, потом, когда мать уехала, как раз вернулась сюда. И надо же, мы все удивились, заведующей банком. Кстати, Элька на нее обижалась немного, ну, фыркала в общем: ведь та могла Эльку к себе в банк взять, все-таки у нее бухгалтерские курсы. А Наташа наша только через три года после возвращения нам позвонила. Сначала мне, потом Эльмирке. Когда Наташу хоронили, я все ждала, что вот-вот Элька появится. Прямо чувствовала ее присутствие. Мы ведь все десять лет неразлучны были. Теперь я одна осталась? Словом, Нестеров, наконец, начал понимать зачем Самохвалова разыскивала старую подругу, очень на нее похожую, хотя и с несколько раскосыми разрезом глаз. И, на что могла купиться Халифова тоже было ясно. Вероятно, этому способствовал восхищенный рассказ Инги Титовой, но Нестерову стало тогда еще больше жаль невинно погубленную шальную девчонку убитую Тупокиным на корабле. Ночью позвонил Алтухов. Шепотом поздоровался. Нестеров шепотом ответил, что ничего не слышно и в голос добавил, что если уж Алтухов решился отзвонить из "Покровского", то пусть прибавит громкость на разумное число децибелов. Алтухов громкость включил. Оказалось, что он звонит из дома, с кухни, просто боится разбудить ребенка. - Это с непривычки, - успокоил Нестеров. - Почему не на посту, что-нибудь стряслось? - Во-первых... да. Стряслось. Во-вторых, там оставил ребят из "мышки-наружки", - и Алтухов убил Нестерова наповал, - на Атташева сегодня вечером совершено покушение: по всем приметам - Тупокин. - По каким приметам? - уточнил Нестеров. - Огня много было, - пошутил Алтухов. - Бомба была заложена в Тупокинский "Опель". На х.. он ему, когда кругом посты этот "Опель" стерегут. - Что с Атташевым? Жив? Что ж ты так пугаешь-то, черт. -Погиб водитель-телохранитель. Кажется, Николай Константинович, Тупокин в Москве. Конечно, не у себя на квартире, там дежурят наши. Но это его рук дело. Я всех трещетковских ребят уже по головам сосчитал. Нужно брать и того, и другого. Я имею ввиду Атташева и Трещетко. На такую приманку и Лохнесское чудовище клюнет. - Или клюнет, или плюнет, - скаламбурил Нестеров, - но самолетом не полечу, лучше сразу пристрелите. Утренним каким-нибудь поездом или "Красной стрелой" приеду. А ты не теряй времени - нажми на Атташева. Нестеров мирно спал, покачиваясь в своем узеньком кресле: развезло от коктейля, как младенца в колыбели после искусственного питания... 15. Пансионат "Покровское" принадлежал ранее Министерству радиоотрасли СССР. СССР и министерство развалились, в связи с чем пансионат сначала перешел в руки одного акционерного общества (теперь все управления минрадиоотра акционировались), а потом был продан за долги некой коммерческой фирме, занимавшейся распространением вполне легальной вино-водочной продукции, деревообработкой, банковской, адвокатской и туристической деятельностью, в общем - всем, куда господин Трещетко Василий Ксенофонтович успел пристроить свои капиталы. Однако, фирма была зарегистрирована на подставное имя. На самом деле, Толик Чужаковский был элементарным Управляющим. Фирма, или скорее консорциум, жила своей жизнью. Василий Ксенофонтович вряд ли сходу мог ответить, где ее юридический адрес. Чистую прибыль - или черным налом или безналичными переводами - Чужаковский переправлял Трещетко, не беспокоя его лишними вопросами типа: "Вам все деньги перечислять или что-то можно поприжать?" Знал, что с Трещетко шутки плохи. Он понимал, что для хозяина это не основной источник заработка. Трещетко мог себе позволить открывать такие фирмы пачками для собственного удовольствия и трудоустройства дальних родственников. Их у него было - целый Ливонский орден. Трещетко был двойственен и не скрывал этого. С того момента, когда он выезжал за ворота пансионата утром и до того, когда его экскорт подъезжал к коттеджу на территории "Покровского", где он большую часть времени года обитал, он был высоким государственным чиновником, одновременно, чем-то потусторонним для обычного госаппарата, как и весь контингент Министерства иностранных дел. У него было множество приятелей во всех структурах государственной власти, как-никак до своего положения ему пришлось добираться по длинной лестнице: от райкомовского секретаря по туризму и отдыху молодежи, до второго секретаря посольства в одной недоразвитой стране. Пришлось закончить когда-то и Институт повышения квалификации руководителей высшего звена государственного управления Академию народного хозяйства при Совмине СССР и Дипломатическую академию. Так вот, в рабочие часы, иногда по пол суток, Василий Ксенофонтович руководил своим хлопотным ведомством, решал проблемы Начальников ГАИ, таможни, ХОЗУ Кремля, дипломатических жен и любовниц, а потом, как примагниченный ехал на скорости сто восемьдесят в свое "Покровское", где была другая жизнь, почти помещичья, такое гнездо или скорее логово. В Москве у него была семья: всем довольная молчаливая Нелечка, дни проводящая в салонах красоты, а ночи в тусовочных скопищах, среди ровесников. Трещетко прощали девятнадцатилетнюю супругу, - настали времена, когда пикантность личной жизни известных особ порождала не нарекания и зависть, а лишь удовольствие от бесплатного зрелища. Нужно же было когда-то заменить слухи и сплетни о романах звезд советской эстрады и пьянках лидеров страны чем-то еще, занимающим умы. Он женился по страсти, произошедшей через две недели после первой встречи. Женился-то он сразу, на пятый день после знакомства. Василий Ксенофонтович вовсе не переживал ни по поводу флегматичности юной жены, ни по поводу их несовместимости в пространственно-временном и духовном плане. Он и не надеялся еще когда-нибудь встретить женщину, способную быть ему необходимой до гробовой доски. Каждое утро он вспоминал Наташу и после этого не мог уже подумать о какой-то другой женщине, как о жене. Хотя, нельзя сказать, чтобы они расстались по-хорошему. К началу девяностых они уже объездили весь мир, начали появляться наметки с иностранными инвесторами и вкладчиками, проекты создания своего банка, он дал жене второе - экономическое - образование. Они жили в Москве, в той же самой квартире на Кутузовском, где сейчас подпиливает свои наклеенные ноготочки и жует жевачку худенькая смешная Нелечка. Она - это месть. Больше Василий Ксенофонтович, солидный, от природы дородный сорокачетырехлетний член коллегии МИДа, не мог никак отомстить Наталье Борисовне Самохваловой, своей бывшей супруге, за измену. Он сам познакомил ее с Тупокиным, привел его в дом, а потом, на каком-то банкете в "Палас-отеле", сам посадил ее к нему в машину. Тупокин ехал на дачу и вызвался забросить Наташу домой, у той поехал чулок, испортилось настроение, она готова была закатить истерику. Василий Ксенофонтович отпустил их и до сих пор не знает, было ли это запланировано или вышло спонтанно: домой Наталья приехала позже мужа. Метрдотель сказал ему потом, что пока Трещетко фуршетил севрюжку с сухим вином, они вернулись в ту же гостиницу, сняли номер на четвертом этаже, не хухры-мухры, заказали ужин, а поздно ночью расплатились и уехали. Показания с официантов, возивших в номер заказ, брать не понадобилось: и так все было ясно. Но Трещетко не был тем человеком, который зажигается с полуоборота. Он даже ребятам своим, тем, что быстро скучковались возле него в "Покровском", отдавал порой не самые гуманные распоряжения абсолютно без эмоций, как будто ему было на все наплевать. Он принял ее уход, ее отношения с Тупокиным, ее отъезд в Петербург, как данность. Иногда ему казалось, возьмись он бороться за свою семью, за Наташу, и она сама была бы благодарна ему, вернулась, как к сильнейшему. Но он отдал ее без боя и превратился в немой укор: присылал охапки цветов на дни рождения, устраивал ее и Тупокина в нужные ему структуры, постоянно названивал. Конечно, когда она захотела вернуться в Петербург к старику, он понял, что с Тупокиным у нее нелады. С радостью организовал для нее филиал московского банка, обеспечил клиентурой и межбанковскими кредитами. Но опять сработало его попустительство: решил, если сама не предлагает начать все сначала, значит, не желает, зачем спрашивать и навязываться. Женщин теперь ему хватало. А возвратить юность вряд ли возможно даже с любимой женщиной. Здесь, в "Покровском", окруженном тишиной вымерших деревень и хвойных лесов, он тоже мстил ей. Теперь уже нелепо погибшей на теплоходе во время круиза. Тупокин погубил ее. Понадобился же им этот заплыв. Она сроду не любила ни большой глубины, ни большой высоты. Даже метро ненавидела. Всегда ездила или на автобусах-троллейбусах, или, позже, на автомобилях. Плавать не умела, летать тоже - вот и боялась такой смерти, при которой даже борьба за спасение была бы наивной. Тупокин сам приезжал в "Покровское", благо рядом, двадцать минут езды, на коленях ползал, клялся, что денег у нее не брал, что он и в Петербурге-то у нее бывал крайне редко. Что в поездку она сама его вытащила, сказала: прощальное путешествие. Трещетко тогда ему вмазал собственноручно, сорвал всю боль. Теперь он жил "напролом", девизом его стало "все позволено", но когда можешь купить сладкую жизнь, во рту начинают гнить зубы. Тупокин взялся отыскать деньги. Трещетко даже представить себе не мог, что Наташа так приручит нужных людей в Петербурге, что те позволят ей свернуть банковскую деятельность в один день, не сообщив ему, Трещетко. Тупокин после похорон уверял, что Атташев и Наташа вели двойную игру, что взятки за оформление кредитов в Межлегионбанке несли не только Трещетко, но и Атташеву, и само собой, Самохваловой, двойной тариф и формы изощренные. Должникам приходилось молчать и платить, потому что предоставляемые из банковских привлеченных средств кредиты в сравнение не шли с какой-нибудь сотней тысяч долларов, брошенных на стол Самохваловой. Что упало, то пропало. Да и потом, нужно было какое-то время, чтобы фирму-должника быстренько закрыть и замести следы. Сам Толик Чужаковский получил кредитов на фирму Трещетко целых пять. Но чтобы так лихо уйти на тот свет с остаточным капиталом на счетах "Форы", со всем уставным капиталом в ценных бумагах и валюте... Тупокина прижали пару раз к стенке, но он лишь обещал найти, все найти. Ездил к старику, подставлял этого пингвина Мамонтова, чтобы, выехав в Венецию , заняться матерью Наташи, Розой Исааковной. 16. Компания из трех человек подчалила к пропускному пункту "Покровского" в понедельник после обеда. Отдыхающих в это время года было не много, но были. Из тех, что любят начальную осень, когда нет жары, а солнце и теплые краски пейзажа создают особенное лирическое настроение. Машину пропустили на территорию, и молодые люди высыпали перед одноэтажной административной частью. Оформив путевки на неделю и оплатив за проживание в двух номерах "Люкс", они пошли устраиваться в главный корпус. Директор пансионата лично оформляющий приезжих, посетовал на то, что теперь ему и вовсе спать не придется: судя по внешнему виду новых гостей, те приехали сюда не воздухом дышать - в сумках полязгивали бутылки, а сами они так и пылали от неукротимого кобелизма. Впрочем, с некоторых пор, вопросы пола в пансионате решались под каждой елкой. Трещетко выделил целых пять номеров для постоянных "приписанных" к пансионату путан. Алтухов попросил комнату с окнами на ворота, то есть на парадный въезд на территорию, объяснив это беспокойством за машину. Она как раз стояла с этой стороны, возле административного здания. На самом же деле, ему уже было известно, в каком особняке живет Трещетко, особняк тоже был виден из Алтуховского "люкса". Пришлось для этой информации выйти на некую Ольгу, одну из местных трещетковских проституток. Она была внедрена месяцем раньше оперативниками из управления по экономическим преступлениям. Ольга приехала ночью в воскресенье на встречу с Алтуховым. Тот как раз проводил Нестерова в Петербург и ехал с Женечкой домой. Он особенно не надеялся, что Ольга будет ждать его в "Сиренах", но все-таки заехал в ресторан и, выходя из машины, попросил Женечку подождать несколько минут. Та, недовольно вскинув бровь, отпустила его. Через сорок минут Алтухов с грохотом вывалился на крыльцо ресторана, сжимая в своей руке ягодицу какой-то длинноногой телки. Он дотащил ее до своей машины, потерся своей щекой о ее щеку и погрозив пальцем оттолкнул от себя. Потом сел и включил зажигание, произнеся готовой выскочить на тротуар Женечке совершенно трезвым голосом: - Извини, показалось, что один тип наблюдает. Пришлось Ваньку свалять. Завтра уезжаю в "Покровское". Женечка выходила из себя. Всю оставшуюся дорогу ее бурное воображение рисовало сцены Алтуховских развлечений, предстоявших ему в доме отдыха. Отчасти, предчувствия ее не обманули. Алтухов вошел в свой номер, кинув ребятам, чтобы подтягивались к нему через час. Он осмотрелся. "Люкс" в советском исполнении был чистеньким, но бедненьким прямо по-сиротски. Один обШАРПанный телевизор "Рубин" чего стоил. Коврик посредине комнаты, диван напротив кровати, неизменный в советских гостиничных номерах торшер - наводили тоску. Алтухов задернул шторы, успев заметить глубокий балкон, стал разбирать сумку. Нужно было перекусить. Женечка что-то ему накрутила. Комната майора опергруппы Подворьева и лейтенанта Михайлова были еще скромнее, потому что назывались "полулюкс" и стоили дешевле. Окна этой комнаты выходили на аллею, ведущую куда-то вниз, к пруду. На соседнем холме за оврагом виднелись еще два корпуса. Остальные коттеджи, очевидно, находились вне обозрения, в другой стороне от главного корпуса. Номера Алтухова и его группы были в самом конце левого крыла на первом этаже, дверями друг напротив друга. Через час все трое собрались в комнате Алтухова. - Ну, что, архангелы? - спросил Алтухов, - Как устроились? - У нас чисто, - сказал Подворьев, косо оскалившись. Без лишних слов офицеры достали из пакетов необходимое оборудование: наушники, локаторы и так далее и проверили комнату Алтухова на предмет наличия прослушивающих устройств. В трубке местного телефонного аппарата оказался маленький черненький приборчик, который Алтухов приказал оставить на месте. Телефон он на время прикрыл полотенцем, пропитанным специальной жидкостью, не пропускающей радиоволны. - Господа, - начал он, раскинувшись в своем кресле, - наша задача проста. Первое: обследовать территорию, второе: визуальное наблюдение за Трещетко, для этого больших усилий не требуется. Главная задача, поджидать Тупокина, установить контакты Трещетко, а также, по возможности, влепить в его стены наши уши, разрешение на прослушивание имеется. Теперь мы - отдыхающие от назойливых жен коммерсанты с большой буквы. Я, как условленно, Управляющий валютного отделения Сбербанка России, ты Слава - мой советник по правовым вопросам, Игорек - начальник цеха по изготовлению фальшивой валюты. Шутка. Кто ты у нас, Игорек? - Я у вас водитель, - ответил Игорек Михайлов и добавил, - но очень высокого класса. Когда сумерки только-только начали сгущаться, Алтухов и Подворьев вышли на разведку. Они не спеша прогулялись под окнами Трещетко. Это был деревянный одноэтажный деревенский дом, обнесенный низенькой, сантиметров пятьдесят, оградкой, чтобы куры, гулявшие по всему участку, не разбежались за его пределы. С другой стороны к участку вплотную подходили высокие железобетонные плиты пансионатского забора. Там же стоял сарай, мастерская, и домик для гостей. Чуть в стороне два гаража. Участок был засажен низкими деревьями и кустами. Машин нигде видно не было. Пара физиономий промелькнула в окнах, какой-то потасканный субьект вывалил на крыльцо, потягиваясь. Алтухов и Подворьев обошли все корпуса и возвратились к своему с другой стороны. Остальные коттеджи были действительно сконцентрированы в правого фланга, прямо деревня целая. Им встречались такие же, как они, праздно шатающиеся отдыхающие. Некоторые средних лет женщины провожали их зовущим взглядом, некоторые средних лет мужчины - взглядом непонимания: что делать здесь в эту пору двум загорелым жеребцам, магазин вроде бы за территорией пансионата, а увеселения начинаются поздно вечером. А в это время подобные этим двоим ребята еще спят мертвым сном по своим номерам. Алтухов, войдя в корпус, увидел расписание работы массажного кабинета и сауны. Записался на завтра на массаж и снял сауну на сегодняшний вечер. Ольга сказала, что Трещетко приезжает к себе обычно часов в девять. До этого времени Алтухов решил попариться. Подворьев отказался, но на всякий случай, Алтухов заплатил по полной за весь сеанс, попросив - никого со стороны к нему не пропускать. Сауна, как оказалось, находилась прямо под номером Алтухова, да и под номером Подворьева с Михайловым тоже, в полуподвальном помещении. Только вход в нее был с торца здания, с улицы. Алтухов одел спортивный костюм, взял полотенце и шлепанцы и, последний раз пригласив напарников и получив отказ, направился получать удовольствие. Служащая рецепшена сказала, что все необходимое для сауны продается внутри. Алтухов спустился, дверь ему открыла приветливая немолодая женщина, захлопотала, предложила простыни, пиво, чай, веники, настойки трав и очищающие лосьоны. Алтухов получил ключ от своего шкафчика, закрыл дверь отгораживающую комнату отдыха от раздевалки, разделся и, натерев себя лосьоном, пошел в душ, а потом, чуть обсохнув, в парилку. Он уже несколько потов согнал с себя, то забираясь на верхнюю полку в светленькой сухой сауне, то выходя в простыне в комнату отдыха, когда в помещение постучали. Банщица пошла открывать. Он, решив, что кто-то из его ребят не усидел в номере, направился, было вновь в парилку, когда услышал в предбаннике чужой голос. Он зашел в парилку вновь, решив, что ему на самом деле все равно, потому что становилось скучно, глотнул сухой, липнущий к небу и языку приятно горчащий воздух, когда сквозь слабую дымку парной увидел перед собой совершенно раздетого Трещетко. - Приветствую вас, разрешите составить вам компанию. - Пожалуй, - ответил Алтухов. - Я не очень вас побеспокоил? - Нет, я уже собирался уходить, - ответил растерявшийся Алтухов. - Ах, как жаль! - огорчился Трещетко, - а я очень люблю попарится в хорошей компании. А знаете что, у меня есть идея, думаю, вы не откажетесь. - Посмотрим, - улыбнулся Алтухов. - Не хотите ли поплавать? Здесь есть бассейн... - У вас на него эксклюзивное право? - фальшиво удивился Алтухов. - Здесь - вообще на все. Трещетко Василий Ксенофонтович, Кащей Бессмертный. Как вам в моем царстве? - Вы что же, банщик? Трещетко с секунду подумал обижаться ему или нет, потом натянуто рассмеялся. - После работы иногда здесь расслабляюсь, помогает. Потом массажик. Ну, довольно, пойдемте в бассейн. Им открыли небольшую голубую темноватую комнату с чистеньким глубоким бассейном, куда они с рычаньем бросились один за одним. 17. Подворьев и Михайлов сидели на скамеечке возле корпуса, наблюдая за домом Трещетко. Они пропустили его приезд, не ожидая его так рано, а Алтухов, как назло не оставил ключи от своей комнаты. Каково же было их удивление, когда в выхваченном отрезке темной аллеи, идущей от трещетковского дома, они увидели Алтухова и Трещетко, направлявшихся чуть ли не в обнимку к Трещетко в гости. Алтухов в этот момент зацепил свой корпус краешком глаза, увидел ребят и не без гордости мысленно произнес: "Вот как работать надо!" Только тут же пожалел, что у него с собой нет ни одного "жучка": все-таки идет в гости к противнику. Дом был битком набит народом. Из небольшой узкой верандочки, где на кушетке тискалась парочка, они попали в темный коридор. Справа Алтухов увидел дверь, за которой гоготали мужские голоса. В большой светлой комнате сидели двое. Они сразу же поднялись, увидев хозяина. Трещетко усадил Алтухова за центральный стол, охрана стала доставать из серванта вилки-ложки. - Что, еще не готово? - строго спросил Трещетко. - Готово, сейчас подадут, - ответил один из них. - Надо же было накрыть к моему приходу, извините, Петр Иванович, - обратился он к Алтухову, - сейчас поедим. Вечно их жизни нужно учить. Но вы не думайте, что я монстр. Эти ребятки без меня сейчас бы в метро порошком торговали под надзором милиции. - Я и не думаю, Василий Ксенофонтович, - отвечал Алтухов, - Вы что же так и живете с этой братией, с вашим-то положением? - Да, батенька, люблю блатных, как баба. Мне с ними спокойно. У них все четко, шаг влево, шаг вправо... законы свои, все предсказуемо, все объяснимо простыми звериными инстинктами, да и своих не продают, что-то вроде чести имеется. Они меня любят. - Как манкруты? - Не все ли равно? Мне сюсюканья не нужны. Мне подчинение нужно. И чтоб не совсем уж тупые были. И знаете, могу вас заверить, мои люди башковитые все до единого. Даже старче-директор, вы его видели. К моему приезду уже вся ваша подноготная у меня на столе, вон там в кабинете лежала. Интересно, слово "подноготная" происходит от "под ногтями"? У Алтухова сжалось сердце. Трещетко наблюдал за ним. Потом неожиданно обернулся и рявкнул на хлопца, который возился с фруктами: - Ну, что ты их полотенцем протираешь, поди помой, чмошник! Хорошо, что Алтухов сообразил, что он и его группа записались не под вымышленными именами, а под именами вполне реальных граждан, внештатников, пролистав перед выездом в "Покровское" не одно досье. Значит, если Трещетко начал их проверку, завтра он доведет ее до конца. А еще значит, директор неспроста стал проверять их персоны. Неспроста именно Алтухова поселил в контролируемый "люкс". - Что же вы узнали о скромном труженике валютной нивы? - Все нормально, Петр Иванович. Обычная проверка. - Вы чего-то опасаетесь, Василий Ксенофонтович? Тут позвонил телефон. Трещетко схватил трубку. Коротко приказал, чтобы звонивший был в "Покровском" через час. "Какой-то ночной посетитель на мою голову", - подумал Алтухов. Он чувствовал, что легенда здорово сработала в его пользу. Трещетко явно заинтересовался Управляющим валютного отделения Сбербанка, только что прибывшим из Лондона, где он был в длительной служебной командировке. Трещетко сочетал в себе взбалмошность и грубоватость с поразительным остроумием и интеллектом. Сказывался врожденный филологический талант. Он даже матерился конструкциями собственного построения, очень смешно. Но Алтухов был настороже. В это время Подворьев и Михайлов придумали собственный план слежения, нужно же было как-то подстраховывать засланного казачка. Они сели в машину и выехали за территорию пансионата, предварительно уточнив пустят ли их ночью обратно. Им ответили, что дежурка на пропускном пункте работает круглосуточно, нужно только показать ключи или жетоны проживающих в отеле. Ключи были у них на руках, как и аппаратура наружного наблюдения и прослушивания, номера были готовы для проверки вечерними "уборщицами". Они выехали за ворота, повернули направо. Теперь с левой стороны от них чернел лес, с другой тянулся забор. Проехав двести метров, они свернули в лес, в первую же лесную просеку, Михайлов зарулил за разросшийся стог ольшанника, и они вернулись к забору. Установив, где находиться особняк Трещетко, они перешли дорогу, зашли в реденький подлесок и сели напротив его дачи. В наушниках Подворьева стоял грохот и шум целой толпы орущих людей, даже Михайлову было слышно. Повернув антенну принимающего устройства немного правее, он услышал, как Алтухов отвечает кому-то, очевидно, Трещетко, что валютными кредитами распоряжается центральное правление его банка, но он входит в это Правление и имеет там свою коалицию... Разведывательная беседа Трещетко с Алтуховым шла полным ходом. Вскоре послышалось звяканье бокалов и лязг вилок и тарелок. - Ужинают, - вздохнул Подворьев. - А мы даже не оформились в столовой, Слав, - вздохнул Михайлов, и у него заурчало в желудке. Казалось, Трещетко совершенно не стесняется своей роли эдакого шиллеровского предводителя разбойников. Может быть, он уверился, что любой власть вкусивший, вроде Петра Ивановича, терпим ко всему, что не касается его собственного кошелька, может быть, ему самому было наплевать на мнение кого бы то ни было. Так или иначе, Алтухова он дипломатично прощупывал насчет его возможностей, при этом обильно потчуя тем, что приносила повариха. В начале ужина он предложил Алтухову девочек. Тот скривил ленивую гримасу, но Трещетко набрал номер и сказал в трубку: - Козочка, бери свою мартышку, подмывайтесь и топайте сюда. Снежанка пусть никуда не уходит. В трубке что-то ответили, и Трещетко тихо проговорил: - Я вас для чего здесь держу?.. У них свои обязанности. Но вы трое приписаны к моему дому, вам неясно? Он положил трубку и сказал Алтухову: - Еще один мой друг приедет, они его страшно не любят. Говорят, что мало платит. - Кто? - поинтересовался Алтухов. - Есть один... А мы и без него управимся, там видно будет. Моя половина за этим ковром: в вашем распоряжении целая комната, я в соседней. Девочки прилетели через пятнадцать минут. Алтухов с облегчением узнал Ольгу - нештатную сотрудницу его главка. - Какую хочешь? - спросил Трещетко. - Вот эту. Только у меня деньги в номере остались. - Обижаешь, батенька. Угощаю. Он уже вытирал салфеткой губы. - Девчонки, вы есть хотите? - совсем не по хозяйски спросил Трещетко. Те отказались, но за стол присели. Немного поболтали, познакомились. Ольга под столом гладила пяткой ногу Алтухова и заливалась сволочным смехом. Алтухов должен был держать марку. Трещетко встал, поднял за руки девочек и подтолкнул Алтухова за Ольгой, которую он называл мартышкой. За богатым красным ковром действительно обнаружилась арка, за ней распашонка: две двери в параллельные комнаты. Сам, уже перед дверью лапая свою козочку, которая и впрямь была похожа на козу с торчащими грудями, прямой талией и тощей попкой, он крикнул охране, чтобы позвали, когда приедет "этот". Алтухов зашел в комнату, зажег настольную лампу. В комнате стояла лишь одна железная кровать и тумба с этой вот лампой. Ольга, издевательски улыбаясь, глядела на него, взглядом спрашивая, что делать дальше. В доме оказались на редкость тонкие стенки, из комнаты Трещетко уже раздавались монотонные женские оханья и скрип кровати. Алтухов показал глазами на стенку: Ольге полагалось испытывать подобное "звуковое" удовольствие от обслуживания полковника Алтухова . - А может?.. - она вплотную подошла к начальнику и заскользила рукой по его бедру, прижимаясь. Алтухов одернул ее руки, замычал, что было очень кстати, и постучал костяшками себе по лбу. Тогда Ольга глубоко вздохнула, легла на кровать и стала имитировать сексуальные вздохи и кудахтанье. Алтухов отходя от попытки его изнасилования при выполнении боевого задания, сел на стул, боясь взглянуть на разошедшуюся проститутку. Та вошла в раж и, как показалось Алтухову, получала все большее и большее удовольствие от себя самой. Шурша по песочной дорожке, к дому подъехала машина. Алтухов посмотрел в окно, машина уже проехала и остановилась с другой стороны дома. "Ну, не Тупокин же приехал", - пронеслось в его голове. Тут же охранник крикнул Трещетко, что к нему приехали. Трещетко в последний раз крякнул, отдышался и через несколько минут вышел из своей комнаты. Козочка быстро шмыгнула вперед и выбежала из дома. - Петя, не торопись, паши, - сказал он, прислушавшись к тому, что происходит в Алтуховской комнате, - у меня тут деловой разговор. - Спасибо, Василий...- сдавленным голосом произнес благодарный Алтухов. Он готов был все отдать за то, чтобы хоть одним глазком увидеть приехавшего. Сделав жест Ольге, чтобы та работала интенсивнее, приоткрыл свою дверь и взглянул в щелочку. В темном закутке, завешенном тяжелым ковром, было пусто и темно. Он вышел из комнаты и встал за ковром, благословляя всю существующую на свете моль. В некоторых местах ковра светились почти насквозь проеденные плеши. В комнате сидел Атташев. Сердце Алтухова ушло в пятки, потому что он понимал, что бежать через окно было бы глупо. Ну, глупо и все тут! Трещетко был в парусиновых брюках, с голым торсом, поджарый, но крупный, с большой головой, шея в золоте, он сейчас походил на турецкого султана, тем более так высоко задрав ногу на ногу и скрестив на груди руки. - По какому вопросу был на Лубянке, мудила. - На Лубянке? По поводу твоей бывшей супруги, Вася. - Так. Ну, что замолчал, яйца отдавил? Слова из тебя вытягивать? - Похоже, Вася, Наташа не своею смертью умерла. - Что ты дуру гонишь, Леонид Аркадьевич? - В смысле не утонула, или утонула не самостоятельно... Мне даже фотографии показывали для опознания. Лицо Трещетко налилось кровью. - Что тебе сказали? Почему тебя-то вызывали? - электронным каким-то тоном спросил он. - Я уж всего не помню. Во-первых, ты на меня-то что злишься? Злись на Тупокина. Если он с ней был на теплоходе, значит, он и убил. И деньги - у него. А следователи спрашивали о "Форе", о Тупокине тоже. - Что ты? - Я сказал, что Тупокин - наш клиент, что Наташа меня с ним познакомила. Ты пойми, это же легко проверить. У них ее паспорт. - Ее паспорт, - передразнил Трещетко, он сам на себя не был похож, - Ты хоть понимаешь, что мы у этого стрелка все сейчас на мушке? Если у него деньги, если у него наши материалы или материалы на нас, а этого от Натальи осталось предостаточно, то нам сейчас нужно бегом бежать на вышку самим, потому что он из нас все кишки к свиньям собачьим вытряхнет. - Вася, как же из тебя с такой охраной кишки можно вытрясти? Организуй дежурства, усиль посты. Трещетко явно был в ярости. - Коля, пойди сюда, - крикнул он. Алтухов чуть было не вышел из своей засады. Но спохватился. В комнату вошли двое, те, что накрывали на стол. - Я тебя звал, мурло?! Что ты приперся? - заорал Трещетко на второго парня. Тот напрягся, но вышел. Трещетко неожиданно спокойно спросил оставшегося: - Коля, я вам мало плачу? Что вам не хватает, чтобы найти одного-единственного человека, может, вам помочь нужно? Ты скажи. - Как мы его найдем? Везде менты дежурят. Ни в МИД, ни на Лубянку он не пойдет, в Петрограде облажались. Может, у него родители живы или любовница? Или дети есть? Или... - Вот так, - объясняюще произнес Трещетко, повернувшись к Атташеву. Тот неудобно сидел на хрупком деревянном стульчике, то и дело меняя точку опоры. - Но не может же он один сюда прийти, - сказал он Трещетко. - Почему же? Если он мне принесет мою часть денег в разумных пределах и сдаст все, что у него имеется на меня мне же, я от него отстану, он это знает. Мало того, я его еще и заграницу на хрен отсюда отправлю. - А я? - обмяк наивный Атташев, - а Наташа? Трещетко промолчал. - А Нелли? У нее же только жизнь начинается! - Ты тут в папашу не играйся! Забыл, как сам ее под меня подсунул, - понизив голос, сказал Трещетко. - Я не могу тебе помочь. Как? - Ты же меня втянул во все это, я был простым исполнителем, - замямлил Атташев. - Слушай, мне некогда. Тут есть один человек, может быть, получится тебя запихнуть в Сбербанк, надо его раскрутить. А то устроил, понимаешь ли, нюрнбергский процесс, "я лишь выполнял приказы", едрена мать. Петр Иванович, как дела? Пожалей свое хозяйство, выходи! На этот раз до Алтухова медленно дошло, что зовут его. Он сглотнул, не зная, в какую сторону ему бежать. Сзади появилась Ольга. Почти одновременно откинулась половина ковра и Алтухова ослепил яркий свет хрустальной люстры. Перед ним сидел Атташев. Точнее перед Атташевым стоял Алтухов. - Знакомьтесь, - Трещетко представил их друг другу. - Костя, налей нам чего-нибудь тяжкого, чтобы не думать о бренном. Алтухов ждал, когда Атташев опомнится. Тот больше не взглянул на следователя ни разу. - Я, пожалуй, поеду, Василь Ксенофобыч, - оговорился он, и поторопился к дверям, решив, что лучше и не пытаться разобраться во всем, что здесь происходит. - А выпить, вот и Снежанка твоя тебя дожидается. - Давление..., - еще больше засуетился Атташев, словно в комнате присутствовала его классная руководительница. - Ну, чеши. Я говорю, чеши, а не драчи! - заржал Трещетко. - Петя, ты закончил? Отпускаем девицу? Трещетко сунул девушке хрустящую валютку, и повелел проводить старика в машину и удовлетворить на три рубля. Подворьев и Михайлов, злые, голодные и замерзшие, испорченные навсегда и бесповоротно Трещетковским матом и Алтуховским сексом, который они фиксировали на протяжении сорока минут, не успели отключить аппаратуру, как сзади раздалось всего лишь одно потрескивание ломающейся ветки и Алтухов накрыл их своими лапищами, как мама-орлица крыльями накрывает своих троглодитиков. Они не только не успели нащупать на поясе оружие, но даже и не стали двигаться, просто замерли и боялись повернуть голову. Поняв же, что Алтухов каким-то образом катапультировался через забор прямо из Трещетковского двора, с любопытством изучали, что изменилось в полковнике после такого длительного постельного раута. Они с перепугу и не задумались, как он вычислил, что они сидят именно в этих кустах, приехали в пансионат, пришли в номер и упали в свои кровати. Алтухов, зайдя к ним через долю секунды, нашел их бездыханные, в смысле, спящие тела и не стал беспокоить. По большому счету, нужно было бы немедленно всем троим организовать ночное дежурство вокруг Трещетковского дома, но прикинув, что Тупокин вряд ли придет без звонка к своей последней надежде, Алтухов, включив в комнате телевизор для шумового оформления ночи, поставил на балконе кресло и один наблюдал за домом еще часа два, пока не заснул под мягким клетчатым пледом. Ночь на свежем воздухе, после столь тяжкого испытания соблазном, пролетела. Его разбудил шелест колес отъезжающего на работу Трещетко. 18. Днем Алтухов уехал в Москву. Женечки еще не было в конторе. Он набрал домашний. Женечка, поздновато собираясь на работу, сообщила ему о первом звонке Нестерова, о том, что она собирается в Венецию и голову сломала, куда же ей деть ребенка. По будним дням, конечно, можно не забирать с пятидневки, но если она задержится... Алтухов успокоил, категорически запретив водить Ксюшу в эту пятидневную тюрьму, сказал, что справится сам. Неожиданно Женечка узнала, что в Сокольниках у Алтухова живет мать и сестра со своей семьей. Потом Алтухов занимался установлением контактов Трещетко на службе, биографией Самохваловской матери и прочими рядовыми вопросами. Звонил Мамонтову, тот сообщил, что Ирина Игоревна его простила и больше не сердится. Кажется, у них начинался второй медовый месяц. А второй медовый месяц - это все равно что дважды родиться. Уже собираясь уезжать в "Покровское", Алтухов забежал к Женечке в кабинет, одновременно являвшийся приемной Нестерова. Та шикнула на него и продолжала принимать информацию по телефону. Алтухов хотел потихоньку удалиться, но Женечка позвала его. - В Саймоновском проезде пятнадцать минут назад совершено покушение на Атташева. Один человек убит. Алтухов выматерился. Женечка как-то по-особому восторженно посмотрела на него: - Где это ты так настрополился, Алтухов? - Это еще что! - угрюмо ответил тот, - меня вчера вообще чуть не изнасиловали. - До какой степени тебя вчера "чуть не изнасиловали"? - поинтересовалась задетая за живое Женечка. - До степени нервного срыва. Если мы не увидимся этим вечером в нормальных условиях, я, как мартовский кот, сам попрошусь на кастрацию от такой дурацкой жизни. Все. Я уехал на Саймоновский, если архангелы позвонят, пусть ищут меня дома вечером. В конце концов, они же оперативники, пусть они и напрягаются. Когда Алтухов вырулил на Кропоткинскую площадь, объехал зеленый разделительный газон и, показав удостоверение, приблизился к месту происшествия, там уже работали дежурные бригады МУРа и комитетчики, а на первом плане стоял сияющий, как купол Храма, дешевой улыбкой тележурналист, спецкор "Горячих новостей". - Во вторник вечером, - тараторил он в огромную грушу микрофона, - крупный банкир, Председатель обанкротившегося Межлегионбанка Атташев, при выезде из офиса банка, который находится за моей спиной, был подорван в собственной машине. Алтухов встал за оператором, решив послушать интерпретацию телевидения. За журналистом, кстати, был расположен не офис Межлегионбанка, а Храм Христа Спасителя, что произрастал напротив, через проезд. - Около пяти часов, очевидно, закончив свои дела в пустующем банке, коммерсант спустился в сопровождении охраны во двор и сел в свою машину "Мерседес-600". В офис банка нас не пустила ведомственная охрана, вполне убежденная в том, что им есть еще что охранять в помещении. Атташев сел на заднее сиденье. Спереди, рядом с водителем, и сзади, рядом с банкиром сели два охранника. Помимо этого впереди и позади автомобиля Атташева ехали бронированные "Джипы" сопровождения, которые от взрыва не пострадали. "Да давай же ты ближе к делу", - взмолился про себя Алтухов, он видел, как "Скорая" забирала чей-то труп, но не смог определить, кого убили. Подходить к месту взрыва пока еще было небезопасно, чего зря мешать оперативникам. Только перед последним сообщением журналиста Алтухов заметил сидящего на бордюре Атташева, к которому уже бежала сестричка. "Что же они его полчаса не замечали?" - недоуменно подумал он. - Взрыв раздался примерно в пять часов семь минут, когда "Мерседес" притормозил, чтобы повернуть в сторону Кропоткинской площади. Одному из телохранителей снесло половину головы, другой отправлен в больницу с множественными осколочными ранениями, еще девять человек, в том числе и прохожие, госпитализированы с ранениями средней тяжести. Сам Атташев отделался шоком и царапинами. Ведется расследование. Привет, Костик, ты как тут, - почти без остановки спросил Алтухова комментатор, незаметно отключив микрофон. Алтухов, не ответив даже на приветствие, направился к Атташеву. Его вновь попытались остановить, но он поднял вверх удостоверение и уже не убирал его, так и шел с поднятой рукой. Атташев увидел его и, как это обычно бывает, когда, столкнувшись с бедой, наконец видишь знакомого и близкого человека, закрыв лицо круглой горстью, словно кислородной маской, закатился криком. Прорвало. Алтухов вдумчиво посмотрел на Атташева, как будто размышляя о чем-то очень сложном, потом повернулся и пошел к руководителю опербригады. Передняя часть машины была разворочена не просто в клочья, а в щебень. Багажник почти не пострадал, колеса были спущены, стекла осыпались, крыша слегка покорежена. На углу банка был спуск в полуподвальное помещение, где оборудовали стриптиз-бар. "Хорошее соседство", - подумал Алтухов, бросив взгляд на странный, величественный и в то же время ненамоленный еще, непривычный взгляду айсберг собора. Стекла в помещении бара и офиса, расположенного прямо над баром, лопнули и кое-где обломились. Угол дома тоже пострадал. В двух метрах от "Мерседеса" валялась еще одна почти неузнаваемая машина. Но Алтухов не мог ее не узнать. Это была машина Тупокина. - Похоже, осколочно-фугасное взрывное устройство, - докладывал следователь МУРа Алтухову через пять минут, не обращая внимания на делегацию городских властей, срочно прибывшую на место. - Начинено металлическими шариками, приблизительно один килограмм тротилового эквивалента. Похоже, заложено было вот в эту скелетину. Как у него багажник разворотило. Может на водителя этой "Вольво" охотились?.. Алтухов передал по рации информацию для Полторецкого. Необходимо было срочно установить, что за машина. Но задание пришлось немедленно отменить. МУРовцы уже обладали информацией. Машина принадлежала заместителю министра Тупокину Леониду Александровичу. - У вас устаревшая информация, - поправил Алтухов,- не зам министра, и уже даже не кандидат на дипломатическую службу, а преступник в бегах. - Виноват, но это данные ГАИ. Так зарегистрировано. - Ерунда. Откуда могла управляться бомба? - спросил Алтухов, хотя и сам имел на этот счет вполне научные предположения. - Смотря какой силы передатчик, какие помехи. Из-за Храма, конечно же, исключено, а с площадки перед ним, хоть и кощунственно, но очень удобно: площадь, как на ладони, и отходных путей сколько хочешь, хоть в подземный гараж. Со стороны офиса вряд ли. Со стороны дороги то же. Со стороны площади - далековато. Алтухову вдруг показалось, что Тупокин сейчас где-то рядом. Он его затылком почувствовал, запеленговал своим шестым чувством. Но обернувшись к Храму, он никого подозрительного не увидел. А ощущение Тупокинского присутствия не отпускало. Он пошел к Атташеву. Тот уже пришел в себя. К нему начали подтягиваться его телохранители и все оперативники, как центральному объекту расследования. Пока они шли, Алтухов успел произнести: - Спасибо, что вчера меня не узнали. Это мне еще пригодится. Думаю, это, - он повертел в воздухе руками, - не ваш зять организовал. - Нет, но он и не защитил, - потупившись, ответил Атташев. 19. На следующее утро Атташев сам позвонил Алтухову домой. Номер своего телефона Алтухов дал ему вчера, уходя, понимая, что ему в Саймоновском делать нечего. Он даже не поехал в "Покровское". Подворьеву удалось сообщить Женечке, что в дом заброшен "жук": просто дали прикурить одному пареньку, а зажигалку забрать забыли. Потом удалось подключиться к линии. Оказалось узел связи находился в совершенно обособленном кирпичном строеньице напротив Трещетковского дома. Это уже кое-что. Теперь главное ждать Тупокинского звонка. Но Тупокин мог наплевать на все и позвонить к Трещетко в Неопалимовский переулок, на работу. К счастью, рабочий день Трещетко подходил к концу. На Алтухова напала страшная лень. Он поехал домой и стал дожидаться Женечку. Он вызвонил Михайлова, попросил встретить Трещетко у работы и проводить, не обнаруживая себя, до "Покровского". - Мы можем с вами встретиться у меня в офисе? - спросил Атташев, вероятно, с секундомером в руках дожидавшийся у телефона, когда часы покажут девять ноль-ноль. - Во сколько? - спросил Алтухов, оценивая свои полномочия. - Как прикажете. - Тогда через сорок минут. Вы будете с охраной? - Нет. Зашевелился старик, радостно заключил Алтухов. Здорово его Тупокин напугал. Вчера, подойдя к Атташеву, сидящему на бордюре, он увидел в его глазах чрезмерный отталкивающий страх за свою драгоценную жизнь. Как будто он воспринимал свою жизнь, как не принадлежащую ему, а доверенную строгим начальником - подержать. Алтухову стало противно, он подумал, что в сущности этому человеку надо бы меньше дорожить своей персоной. Так и подумал. И как в воду глядел. Он приехал первым, подошел к высоким стеклянным дверям, которые, по идее, должны были бы перед ним автоматически раздвинуться. Помахал рукой под датчиком - безрезультатно. Посмотрел по сторонам - камеры наружного наблюдения не увидел. Вернее, увидел, но только на углу дома. Значит, о том, что он тут прыгает, охране банка невдомек. Он увидел непонятную клавишу в стене рядом с дверью, нажал - минуту все молчало. Потом из какой-то расщелины раздался голос: - Что надо? Читать не умеешь? - Мне к Атташеву. Он приехал? - Сказал же, отваливай. - У нас назначена встреча, - Алтухов поклялся дать грубияну в морду, когда в сопровождении Атташева войдет в здание. Охранник отключился. Вскоре подъехал Атташев. Очевидно, на сей раз охрана видела его машину на повороте к зданию и включила автоматику дверей. Алтухов прошел за Атташевым и его водителем в помещение. Слева от входа за стойкой сидел уволенный в запас пять лет назад майор Гешефтников. - Костя! Ты? Здорово! -А пошел ты! - царапнул Алтухов, почувствовав то же омерзение, как если бы он действительно дал Гешефтникову по физиономии. Они прошли по длинному застеленному серым ковровым покрытием холлу в коридор с множеством кабинетов, дошли до конца. Водитель Атташева, сменщик погибшего вчера, остался в приемной, преданно и внимательно, как мудрая мать, посмотрев на банкира. Атташев пригласил Алтухова в свой кабинет. Совсем небольшой, запыленный кабинет был пуст. В нем было всего три вещи, если исключить кресла: длинный коричневый стол, хрустальная на пол потолка люстра без ножки, и китайская ваза высотой с человеческий рост Атташевского телохранителя, расписанная нежным розово-голубым орнаментом. - Это моя личная. Никак не вывезу, - сказал Атташев, перехватив восторженный взгляд Алтухова. - Китайцы подарили. - Ну, как вы, Леонид Аркадьевич, отошли после вчерашнего? Атташев выглядел не спавшим всю ночь. Лицо его было серым, кожа обвисла, как у слона в паху. Алтухов уселся в кожаное кресло на колесиках. - Я хочу просить вас меня арестовать. Вы имеете на это право? - А какие у меня для этого будут основания? - спросил пораженный Алтухов. Вот что надумал банкир: спасаться от Тупокина в застенках! - Я желаю дать показания о получении взяток на сумму более пятисот тысяч долларов, а также обо всем, о чем вы меня спросите. - И о посредниках и об организаторах? - заинтересовался Алтухов. - Да. - А какие у вас есть доказательства участия в махинациях других лиц, скажем, Трещетко и Тупокина? - Молодой человек, не думаете ли вы, что я не догадался организовать в банке службу безопасности из ваших же коллег-отставников. У меня все телефоны были на прослушке, все туалеты. Естественно, все это вывезено. И заметьте, на квартиру Самохваловой. - На какую квартиру? - У нее здесь была квартира, в старом районе, на Осипенко. Только я об этом знаю и Трещетко. Ну, еще Тупокин. - Что же вы молчали? Адрес. - Осипенко, 63, одноэтажный особняк, выкупленный мною самолично у Минречфлота. Вот видите, уже ценная информация. Теперь вы понимаете, что Тупокину нужен не только Трещетко. - Какой толк ему заставлять вас замолчать, если главное для него теперь - просто смотаться, - спросил Алтухов. - У вас есть что-то, что заставит и Интерпол поднять задницу? - Есть, - протяжно мурлыкнул Атташев. - Ну, так как насчет камеры с охраной. - Посмотрим. У вас тут телефоны есть? - Все отключено за неуплату. Мобильный у Вовы, в приемной. - Так кто же организовывал кредитные махинации и подбирал вам клиентов? - Ведь вы спрашиваете это для протокола? Не так ли? Конечно же, Василий Трещетко, мой зять. - Вы не боитесь за свою дочь. Тупокин может на нее выйти? - Я вчера ночью забрал ее к нам. Мать за ней присмотрит. Докатилась девчонка за десять месяцев до иглы. У меня вчера волосы дыбом встали, когда я все это увидел. Какой там Тупокин! Она и без него чуть не загнулась. - Так что же такое у вас есть на Тупокина? - вернулся Алтухов к основной теме. - Я должен иметь гарантии моей безопасности. А я не уверен, не сидит ли сейчас Тупокин под нами, в баре... Алтухову поплохело. Этого он не предусмотрел. - Скажите, а ваши дежурные делают запись всего, что показывает видеокамера, что на углу банка. - Раньше делали, сейчас не знаю. - Надо бы проверить. Они вышли из кабинета, пошли к Гешефтникову. Еще полчаса ушло на ускоренный просмотр пленки наружного наблюдения за последние сутки. Видеокамера была расположена так, что поле обозрения, входившее в ее объектив, охватывало поворот с Саймоновского во двор банка и сам проезд до площадки перед Храмом. Когда в кадре появился "Опель" самолично пригнанный Тупокиным под окна банка, Атташев повернулся к Гешефтникову: - Ты уволен. Гешефтников бросил на банкира и Алтухова ненавидящий взгляд и, взяв сумку, ушел из банка. Алтухов смотрел в телевизор, не отрываясь. Пленка показала, как Тупокин вышел с небольшим чемоданчиком из машины, перешел дорогу и направился к Храму. На время он исчез из кадра, потом промелькнул за ажурными фонарями и остановился на площадке, положив перед собой на гранитное ограждение чемоданчик . Потом долго ничего не происходило, потом раздался взрыв. Тупокин долго еще стоял на месте, убрав чемоданчик в ноги. Потом отошел в сторону, почти на угол Кропоткинской площади, перешел дорогу и остановился. Алтухов увидел свою машину. Увидел себя, слушающего тележурналиста, потом тот момент, когда он обернулся, ища глазами Тупокина. Он изъял пленку и уехал, попросив Атташева сидеть дома и никуда не уезжать. - А когда за мной приедут? - спросил обреченно Атташев. - Когда приедет ваш следователь, Нестеров. Он будет в Москве только поздно ночью. 20. Алтухов приехал на Осипенко один. Что-то ему подсказывало, что сегодня один из решающих дней в расследовании. Он остановил машину на противоположной стороне узкой фабричной улочки. За нежилыми домами на этой стороне шел обводной канал. Через квартал за Самохваловским домом протекала Москва-река. Алтухов наблюдал за окнами. Запылившиеся, они были незанавешены, но темны, через такие стекла даже дискотеку не разглядишь, не только хитроумного соперника. Особняк был покосившимся. Фундамент с одной стороны мягко осел, словно провалился в ямку. Он обошел дом, с тыльной стороны увидел небольшой подъезд. Дверь была заперта. Алтухов достал проволоку и нож, замок, к его удивлению, поддался легко, не то что на Тупокинской даче. Двери оказались двойные. Со вторым замком пришлось повозиться подольше. Он вошел в темноту коридора. В слегка приоткрытую дверь, ведущую, наверное, в комнату, падал скучный свет с улицы. Алтухов достал оружие и медленно приблизился к комнатной двери. Неожиданный удар в затылок и фонтан крови из носа он ощутил одновременно. В глазах завертелись яркие разноцветные круги и он потерял сознание. Нестеров доехал на "Красной стреле" медленнее, чем ожидал. Выйдя из вагона, огляделся. Немного подождал, может Алтухов встретит. Уходил он с перрона последним. Предчувствие чего-то недоброго ворочалось в сердце. В девять часов он добрался до дома. Усталый, разбитый многочасовым сидением (не спалось) в стремительно несущемся свистящем составе, он попросил супругу его накормить, а сам пошел мыться. Анна Михайловна, поставив сковородку на плиту, зашла в ванную, предложила потереть спину. Нестеров обожал массаж, и вообще любое прикосновение к спине могло снять с него усталость, раздражение и плохое самочувствие в один счет. Массируя спину Николая Константиновича, Анна Михайловна сообщила, что дочь поссорилась со своим долговязым и рыдает вторые сутки, как только приходит из школы. Анна Михайловна очень беспокоится за психику девочки и подумывает, не отвести ли ее к врачу. Потом она сообщила, что незадолго до его приезда звонила Женя, очень расстроенная, сообщила, что Костю никто не может найти, и что ей звонил Атташев, вернее не ей, а Косте, тоже его ищет. Потом Анна Михайловна вспомнила, что поставила на плиту сковородку, но Нестеров, приобняв мокрой рукой плечи супруги, не хотел ее отпускать. - Когда звонила Женя? - Давно, около семи часов. Нестеров попросил принести ему мобильный и набрал номер Алтухова. Через час он и Женечка ехали на улицу Осипенко, потому что Нестеров дозвонился до Атташева и выяснил, что тот сообщил Алтухову адрес московской квартиры Самохваловой. При этом Нестеров спустил на Атташева телефонную собаку. Женечка очень волновалась, но старалась держаться. Нестеров вырулил с Большого Краснохолмского моста на Осипенко. Около дома Самохваловой стояла машина Алтухова. Они вошли в подъезд. В доме было тихо. Нестеров осторожно нащупывал ногой, куда бы ступить, прижимал к бедру пистолет. Внезапно зажегся свет, это Женечка нашла включатель. На широкой неприбранной постели лежал и спал Алтухов, с завязанными руками и ногами, с кляпом по рту и кровоподтеками на лице. Подушка также была залита кровью. Женечка решила, что Алтухов мертв, присела рядом с кроватью и захныкала, уткнувшись в его ногу. Нестеров развязывал веревки и вытаскивал кляп. Когда Алтухов пошевелился, Женечка отскочила от него, как от зомби. Алтухов размял рот и руки. - Урод! - крикнула отскочившая Женечка, - крокодилина! Она хотела еще добавить, что испугалась, что и его она потеряла, как того, пограничника - первого мужчину в своей жизни, но слезы негодования и обиды хлынули снова. - Ничего себе! - возмутился Алтухов, - а что, собственно... - Спугнул Тупокина, правильно я перевожу, Женечка? - уточнил Нестеров. - Где прикажешь его теперь искать? - В "Покровском", где же еще! - Почему в "Покровском"? - удивился Нестеров. - Да потому что только Трещетко может теперь ему помочь вылететь за границу. Но перед этим ему нужно достать Атташева. У банкира какой-то сверхмощный компромат на Тупокина, и он просится в тюрьму. - До такой степени мощный?! - У Атташева дежурят наши. Но нам нужно опередить Тупокина на два шага. Понимаешь? Ну, иди сюда, мой хороший. Нестеров сделал было шаг к Алтухову, но тот, протягивал руку не к нему, а к Женечке, стоявшей за его спиной. - Зайчик, что ты плачешь?.. Дождавшись, когда Алтухов окончательно придет в себя, они осмотрели квартиру. Она состояла из четырех комнат и ванной. Кухней служила одна из жилых комнат. Алтухов рассказал, что когда Тупокин уходил, он очнулся, успел увидеть, как тот спешно переснимает на микрокамеру многочисленные документы. Потом он снес папки во двор. Нестеров, и правда, заметил недалеко от подъезда дотлевающий костер, бумаги, присыпанные сухой листвой. Как они могли прошляпить эту квартиру? В машине Алтухов предложил заехать за Атташевым. Они свернули на Котельническую. Атташев вышел к ним в сопровождении телохранителя. - Они что же, живут у вас? - поинтересовался Нестеров. - Верные ребята. После покушения ни на шаг от меня не отходят. "Если сейчас Тупокин наблюдает за нами, - подумал Алтухов, - то самое время посадить Атташева к в машину и отвезти в "Покровское". Пусть видит, что оба нужных ему человека собрались в одном, кстати, удобном для контакта месте". По дороге в "Покровское" Атташев вновь попросил Нестерова обеспечить ему безопасное жилище. Но уже не настаивал на тюремной камере. У него невзначай проскользнуло словосочетание "защита свидетеля". - Так, где же ваша компра на Тупокина, Леонид Аркадьевич? поинтересовался Алтухов, - я имею в виду те бумаги, из-за которых вы готовы пожертвовать свободой? Атташев постучал себя по голове: - Вот где. - Что это значит? У вас ничего нет документального? - На остальных есть. А что касается Тупокина, он судорожно боится того, что я вам сейчас поведаю. Может и не стоит, - добавил он, вспомнив про Трещетко, - но своя шкура ближе к телу. В июне месяце Самохвалова, действительно, летала в Венецию. А в конце мая, незадолго до закрытия филиала банка в Петербурге, на меня вышел один голландец, торговец алмазами. Попросил прощупать, не желает ли кто закупить у него партию алмазов. При этом деньги ему нужны были здесь в России, а товар он мог передать в любой другой стране Западной Европы. - Так, приехали. - вырвалось у Алтухова. А у Женечки при слове "алмазы" засверкали глаза. - И вы свели его с Самохваловой,- спросил Нестеров. - Самохвалову я не трогал, она для меня - бывшая жена моего зятя. А вот Тупокина заинтересовал. - А почему не Трещетко? - Потому что голландцу нужен был всего лишь один клиент. А первым подвернулся Тупокин. - Ой ли? -Понимаете, я хотел, чтобы Самохвалова, а Тупокин мог расплачиваться только ее деньгами, это ясно, сам он нищий... был, так вот, чтобы Самохвалова со своим Тупокиным навсегда исчезли из поля зрения Трещетко. Еще надеялся, что у дочери с ним что-нибудь сладится. - Ой ли? - повторил Алтухов. - Ну, да, да. Верно. С Тупокина, то есть с Самохваловой за посредничество можно было получить хороший процент. Я еще надеялся спасти банк. А с Трещетко что возьмешь, это же прямо мафиози какой-то. Прямо Петр 1, пинком под зад, и все одеяло на себя. - Значит, свели голландца с Тупокиным? Его как звали-то, голландца вашего? - Адольф Орайслинг, у него представительство здесь, в Москве. Меня самого свел с ним один советник парламентского комитета Госдумы по геополитике. - Адольф Орайслинг, арестован в Швейцарии, в Давосе, на Всемирном экономическом форуме месяц назад при попытке передать крупную партию золота высокопоставленному российскому чиновнику. Как его имя? - А черт его знает, - крякнул Атташев. -Костя, посмотри в зеркало, это не наш хвост по асфальту громыхает? Алтухов посмотрел в зеркало заднего вида, за ними мчался "Джип" Аташевской охраны. За ним, не отставая мчался белый обшарпанный "Жигуль". Атташев машинально обернулся, подтвердил про "Джип": - Мои ребята. - Очень они нам нужны. Сейчас всю братву переполошат. - Ничего, они уже знакомы, - заверил Атташев. - Вы понимаете, Леонид Аркадьевич, что если бы вы нам все это сразу сказали, может быть, не был бы убит человек из вашего сопровождения и еще девять не были бы ранены? - спросил Нестеров. - И Константин Константинович остался бы цел и невредим, - добавила Женечка, молчавшая всю дорогу. - Между прочим, старушка, - сказал Нестеров, - как там твоя виза? - Получила. Теперь это просто, если есть деньги, любая турфирма в вашем распоряжении. - Отлично. Нужно порхать в сторону Лазурного берега. - А я? - недоуменно спросил Алтухов. - А ты, мой дорогой, посидишь с ребенком, потрясешься за мою жизнь и неприкосновенность, - гордо сказала Женечка. - Тебя же там пасут, Костик, - объяснил еще раз Нестеров, - А товарищу Железновой будет легче втереться в доверие к восьмидесятилетней мадам Койфман. Они уже подъезжали к повороту на деревню и пансионат "Покровское", когда Нестерову опять померещился белый "Жигуль" далеко за атташевским "Джипом". Но тот промчался мимо дальше по трассе. 21. Решено было, что Нестеров и Женечка выйдут из машины задолго до пансионатского забора, проберутся на территорию и окольными путями заваляться к ребятам в номер. А Алтухов и Атташев нагрянут к Трещетко, который к этому времени уже должен быть у себя. Прощупают обстановку. Нестеров и архангелы будут все слушать и ждать пароля, потом, услышав слова Алтухова: "Где же моя Оленька?", спокойно войдут в коттедж все втроем. Женечку лучше не светить. Ей еще предстоит серьезное выездное задание. Так они и сделали, хотя Женечка очень протестовала против пароля. Алтухов мастерски провел обработку Трещетко. Когда они вошли Трещетко был в своем кабинете. Алтухов заметил некоторые изменения: ребята за дверью не гоготали, а сидели на улице, кто за домом, кто со стороны подъезда. На веранде их попросили подождать. Пошли докладывать. Трещетко велел позвать обоих, и их провели к нему. Он был в деловом костюме, как будто собирался еще уезжать куда-то. Окинул их недобрым взглядом: - Что ты приперся? Тебе вчерашнего мало? Очень хочешь и меня за собой на тот свет оттащить? - Ты, Вася, не суетись так сильно, - начал Атташев, - вот послушай голос разума: Константин Константинович, прошу. До Трещетко медленно доходило, что этот выпендрежный "голос разума" был назван незнакомым именем. - Сдал, падла. Я же тебя в стиральный порошок сотру вместе с твоими глистами. - Неллечку я забрал. Она была очень несчастлива с тобой. Когда тебя посадят, мы с тобой разведемся. Товарищ из комитета госбезопасности. Ты не дергайся резко. - Василий Ксенофонтович, - начал Алтухов, - Вчера на гражданина Атташева было совершено покушение. Дело рук Тупокина, это фактически установлено. Тупокин где-то рядом, рыщет с хорошими деньгами и материалами на половину парламентов всей Европы. Гражданин Атташев согласился дать показания о получении незаконных кредитов через его банк, о взятках, полученных им, и уже подписал первые протоколы. В случае, если вы поможете следствию, следователь, который сейчас нас слушает из соседнего здания, будет ходатайствовать в суде о смягчении меры наказания для вас, Василий Ксенофонтович, и для вас, Леонид Аркадьевич. Даю вам пять минут на размышление. Но только умоляю вас, не надо тут вмешивать братву и устраивать море крови, вы же интеллигентный человек, вам же неприятно будет ударяться в бега, как гражданину Тупокину. - Спасибо за " интеллигентного человека", как вас там... Трещетко был похож на черно-белого попугая, с выдающимся на лоб хохолком и небольшими бакенбардами, подтянутый, в белой рубашке и галстуке, он сидел, опершись локтями о колени. Думал. - Ну, давайте попробуем, - сказал он через несколько минут, - Только уберите эту рожу отсюда. - А как мы поступим с вашими ребятками. Там уже, наверное, подъехала группа захвата к воротам, так вам бы поостеречься. Они ждут моего сигнала. - Коля, поди сюда! - немедленно крикнул Трещетко. - Передай ребятам, что нужно посидеть сутки в голицинской ментовке, сейчас приедет Журавлев, всех заберет. Так нужно. Сам с Толяном переночуешь в малом корпусе, у девочек. А там видно будет. - А где же моя Женечка? - громко спросил Алтухов, - то есть Олечка, но да хрен с ней. Через минуту к дому подкатили два милицейских фургона с мигалками и пятеро бандитов мирно забрались в них, словно их везли на прогулку. Под шумок в дом вошли Нестеров и Подворьев с Михайловым. - Что дальше? - устало спросил Трещетко. -А вы как будто куда уезжать собирались, Василий Ксенофонтович, я не ошибся? - Он звонил мне сегодня в три часа дня, - заявил Трещетко, - я должен ему передать паспорт на чужое имя, а он мне деньги за паспорт и папки с документами. - Прямо так и сказал "папки"? - переспросил Нестеров, - извините, я не представился: Нестеров Николай Константинович, следователь ФСБ. - Да, о-очень приятно, - съязвил Трещетко. Атташев сидел в темном углу комнаты, за шкафом, в глубоком неудобном кресле. - Папки, конечно, мне теперь очень кстати. - Никаких папок уже нет, Василий Трещеткович, извините Ксенофонтович, - уточнил Нестеров, - да и деньги, очевидно, переведены за границу. Неужели вы надеялись, что Тупокин совершит с вами честный чендж? - Неужели вы думаете, что я на это надеялся? Вы моих ребят видели? - Угу, - кивнул Алтухов, - вон они уезжают в воронке, помашите им в окошко. Только свет не включайте, мы теперь все - живые мишени. - Алтухов, что же твои архангелы тут косяки подпирают, на улицу их, власть переменилась, а обязательства по охране гражданина Трещетко остались. Подворьев и Михайлов вышли во двор, выбрали позицию, один на заднем дворе, другой спереди дома. - Вы ведь, надеюсь, понимаете, что я собрал вас, господа, чтобы сообщить пренеприятное известие, - сообщил Нестеров, - К нам едет Хлестаков... - К нам кто-то едет, - проговорил Алтухов, нагнувшись к окну, - что будем делать?.. 22. - Срочно убрать архангелов, - вырвалось у Нестерова, - черт! Алтухов выскочил на крыльцо и, закрыв рот Михайлова, втащил его в дом. Как раз в это время, лишь секунду спустя, напротив трещетковского дома остановился белый "Жигуль". Подворьев медленно высунулся из-за угла, не понимая, куда делся напарник. Дверца машины открылась, и какой-то незнакомый мужчина в кожаной куртке и очках ступил одной ногой на землю и крикнул: - Слышь, мужик, где здесь пятый корпус? Подворьев вышел из-за угла и ответил, что не знает. - Ай, боги, боги мои, не в ту сторону меня послали, - пропел водитель и захлопнул за собой дверцу. Когда Трещетко выслушал короткий доклад Подворьева, он только покачал головой: - Оказывается остолопов везде хватает. Да нет здесь никакого пятого корпуса. Алтухов и Нестеров сорвались с места и побежали к машине. Атташевский "Джип" остался в пансионате. Нестеров уже из машины вызвал дополнительный наряд оперативников для доставки Трещетко и Атташева в следственный отдел ФСБ. Скоро они нагнали белый "Жигуль", который был виден издалека на освещенной рыжими плафонами трассе. - Если войдет в Москву, затеряется. - Сейчас машин мало. Не уйдет, - подбадривал скорее себя, чем Нестерова Алтухов. - Черт, почему я на своей не поехал. - Сиди уж, герой. Как голова-то? - Тошнит и круги, а так ничего - приятные ощущения - бесплатный аттракцион. Поднажми, что ты плетешься! - Жму, не чувствуешь, - обиделся Нестеров как раз в тот момент, когда мимо открытого окна его пятерки просвистела пуля, - уй, блин! - Стрельнуть, Коль? - Валяй, по колесам только. Алтухов встал и просунул голову в верхний люк Нестеровского лунохода. "Пятерка" и вправду казалась ему луноходом, уж больно медленно ползли они по Можайскому шоссе, хотя и держали одинаковую дистанцию все это время. На самом деле машина выжимала все сто восемьдесят, что было бы невозможно в городе. Алтухов прицелился и выстрелил. Белая юла скатилась в кювет и кувыркаясь, подвалила к лесу. Алтухов не успел опомниться, все произошло в одно мгновение. Еще через миг Нестеров со скрежетом тормозил рядом, на обочине. - Куда ты? Рванет! - крикнул он, но не успел прихватить Алтухова за шиворот, тот рванул с откоса вниз, упал, покатился кубарем, снова встал, опять побежал, на ходу взводя курок. В это время водитель открыл замок и попытался распахнуть дверцу. Обессилевший, он не смог этого сделать, но подскочивший Алтухов раскрыл ее и выволок водителя на землю, закрутив ему руку и приставив пистолет к его разбитому уху. Нестеров подбежал следом: - Давай оттащим к дороге. Они потащили его за руки за ноги, но Нестеров, которому достались ноги, вдруг бросил их и замер. - Кость, подергай его за нос. Это не Тупокин, Кость. Алтухов, в свою очередь бросив голову потерпевшего на травку, обошел его и пригляделся. Даже присел на корточки. - Не-а. Ты, хрен вонючий, а где Тупокин? Мужик виновато улыбнулся и промолвил: - Про-е-ха-ли! Нестеров сплюнул. - Да что ты будешь делать! Сейчас скорая приедет, разберутся. Вдалеке, действительно, послышалась сирена. Синяя мигалка приблизилась, высыпавшие на дорогу гаишники медленно подошли к ним. Нестеров представился первым. Сказал, чтобы потерпевшего обследовали и, в случае если ухудшение самочувствия окажется незначительным, доставили бы на Лубянку. Записал фамилию майора. - Костя, за мной, скомандовал Нестеров, и сев в машину и хлестнув кнутом по всем лошадиным силам, какие еще имелись в преданной "пятерке", рванул в обратном направлении. - Он же просто выманил нас, как сосунков, Костя. 23. Трасса была почти пуста, в такое время только длинные рефрижераторы да КАМАЗы иногда проносятся небольшими вереницами, да поздние дачники торопятся по своим "фазендам". Нестеров долго присматривался к машине, едущей по встречной полосе, за оградительным бордюром, потом сказал Алтухову: - Бери рацию, передай постам ГАИ, чтобы задержали атташевский "Джип". Что-то уже произошло в "Покровском". Кажется, мы сегодня весь день опаздываем. Алтухов посмотрел на Нестерова, потом туда, куда он нервно всматривался. Через секунду мимо них просвистел атташевский "Джип". - Во, несется, - заметил Алтухов и передал по рации номер "Джипа". Возле Трещетковского коттеджа стояла машина оперов, "скорая", и металась бледная Женечка. Из дома выбежали санитары с носилками, на которых лежал раненный Михайлов. - Где Подворьев? - крикнул, подбегая, Нестеров, - Живой? Женечка закивала и показала на дом: - Он там, а вы откуда? - Рацию надо с собой брать, рацию, понятно! Женечка не терпела, когда Нестеров орал на нее. Это было наследство сурового воспитания. Родители ее были людьми несдержанными, теперь она взрывалась бурей негодования, когда кто-то повышал на нее голос. Нестеров и Алтухов залетели в дом. Трещетко и Подворьев сидели на полу друг напротив друга. Трещетко смотрел в потолок остекленевшим взглядом. - Мы стали дежурить, я в доме, Игорек на улице. Атташев попросился в туалет. Я пустил. Он смотался, - лепетал Подворьев. - Ладно, про Атташева все понятно. Дальше. - Он, Тупокин, снял Игорька и вошел в дом. Я не мог оставить Трещетко, поэтому не погнался за Атташевым. - Я сказал, с Атташевым закончили, - раздраженно оборвал его Нестеров, - что он взял? - Мой пистолет, и паспорт. - Откуда, какой паспорт?! - уже понимая, что и сам он облажал, прокричал Нестеров. - Костя, ты слышишь, у этого твоего сукиного кота, действительно, был в портфеле паспорт. Да он его с собой носил! Специально для встречи с Тупокиным! Куда он поехал, на чем? - Пешком, он же, наверное, через забор перелез...Что теперь меня ждет? - Трибунал, - поникшим голосом сказал Нестеров и похлопал парня плоской стороной пистолета по щеке. Задержанный посланец Тупокина сказал, что познакомился с Тупокиным в шашлычной на переезде. Тот попросил сделать для него доброе дело, пообещал сто зеленых. Мужик спросил, что за дело. Тупокин, который вообще-то ему не представился, но по описанию это был он, потом задержанный опознал его по фотографии, сказал, что жена уехала в дом отдыха, а он ее подозревает. Сказал, куда подъехать и что спросить. И сразу сматываться, потому что это опасно. За опасность порученец потребовал еще сто баксов. Тогда Тупокин дал ему триста и на всякий случай оружие. Мужик отказывался, но потом согласился: с детства мечтал обладать настоящим пистолетом. На вопрос, не мечтал ли он с детства убить кого-нибудь из правоохранительных органов и сесть за это навсегда, ответил категорически отрицательно. Для Нестерова это был еще один удар. Сегодня он четыре раза ездил мимо этой шашлычной. В отвратительном состоянии он поехал домой, велев Женечке собирать сумки, а Алтухову съездить к администратору международных касс и купить ей назавтра билет в Венецию. Он готов был лететь сам, но такой возможности у него не было. Он готов был стоять на всех стойках "Шереметьево-2" работающих на вылет граждан за пределы страны, но это было бы глупо и непрофессионально. Поэтому он поехал отсыпаться. Женечка и Алтухов съездили за машиной на Осипенко, она заехала в свою коммуналку на Таганке, это было рядом, и осталась собирать вещи, Алтухов поехал в аэропорт. Лишь глубокой ночью они попали к себе на Льва Толстого, а в пять часов Женечка должна была сидеть в комфортабельном салоне "Аль-Италии" и взлетать в сторону Средиземного моря. Три часа им хватило на прощание... 24. В "Шереметьево-2" не существовало понятия: "время суток". Там всегда был приглушенный свет, всегда работали электронные панно и телевизоры, горели витрины киосков, завораживающе звенели с двух сторон объявления о посадках и взлетах, о задержках вылетов и прилетов и другие сведения для встречающих и провожающих. Нестеров нес Женечкину сумку, Женечку и Алтухова на своем плече, причем двое последних пытались заснуть на ходу. В машине Женечка получила последние указания начальника, но что-то он начинал сомневаться в ее вменяемости в тот момент. - Железнова, ты поняла, что ты не должна раскрываться: получится-получится, не получится и, не важно. - У, - отвечала Женечка, как и прежде, определяя сонным полуоткрытым взглядом траекторию движения к своему пропускному пункту. - Приедешь, тебя встретят Галя Михеева и Проскурин, тоже из консульства. Они твой портрет по факсу уже получили. Ты их фото видела. Оно у тебя с собой? Если за ними будет какой-нибудь хвостик, они будут стоять порознь, если слежки не будет - они встретят тебя вместе и отвезут сразу на квартиру Розы Исааковны Койфман. Сказку про себя ты знаешь. Потом прыгаешь на корапь и плывешь в Питер, ты плавать-то умеешь? - А куда вплавь добираться, до корабля или до Питера? - Э, да ты ожила? Алтухов, просыпайся. Алтухов сморщился и сказал сквозь сон, что у него жутко болит производственная травма и трудовое увечье одновременно. Нестеров все это время стоял лицом к проходу на рейс и вглядывался в пассажиров. Несколько мужчин ехали по одиночке, но они близко не подходили к внешности Тупокина. - А там сколько градусов? - спросила Женечка, я не замерзну? - Там - лето, дуся! - растроганно проговорил Нестеров, - топай. Женечка, слегка пошатываясь, кивая на ходу, как маленький ослик, поплелась на таможенный досмотр. Она проспала три часа - почти всю дорогу, не вставая, да и проснувшись расхотела вставать вообще когда-либо в жизни. Прямо на нее по проходу салона шел в хвостовые туалеты старик, седой, с белыми кучерявыми бакенами и залысинами, в очках и явно с плохим зрением, очки очень увеличивали его глаза, в старомодном, но дорогом костюме в мелкую клеточку, с орденской планкой на кармашке пиджака, и все-таки это был Тупокин. Женечка почувствовала резкое желание самой рвануть в туалет, но только под дулом пистолета можно было ее заставить приблизиться или пройти мимо этого игольчатого маньяка. Никто потом и не разберется, почему у молодой пассажирки вдруг случится обморок, плавно переходящий в летальный исход. Летальный - звучит актуально. Женечка спокойно отвернулась, когда Тупокин проходил мимо, и стала анализировать, специально ли Тупокин обнаружил себя, может он узнал Женечку, когда она спала, и теперь пытается показать ей ее немощность, но подумала, что вряд ли он бы стал глупить, зная, что она спит и не видела его еще, можно было просто улизнуть в Венеции: салоны большие, по девять кресел в ряду, он спокойно мог раствориться в толпе. Женечка понимала, что на итальянском рейсе она вряд ли сможет прибегнуть к помощи экипажа, да и паники на самолете ей только не хватало. Тогда она стала размышлять, что же ей делать в Венеции: следить за Тупокиным или чесать к бабульке, пока та еще занимает квартиру в доме на улице Риголетто, а не на кладбище. И решила, что хоть и посоветуется с консульскими, сама будет придерживаться последнего варианта. Только там и можно подстеречь Тупокина, если это кому-то очень надо. Но только что с ним делать дальше? Пристрелить? Но ее задание - привет Алтухову - победить противника экономически, а не физически! Только бы он не ее прибил где-нибудь в толпе на выходе. После первого объявления бортпроводницы о скором прибытии в аэропорт Венеции из вентиляторных отсеков в потолке повалил густой дым или пар. Женечка жутко испугалась и ухватилась за рукав сидящего рядом итальянца. Тот мило улыбнулся и произнес "bоn, segniora," его невозмутимый вид несколько успокоил Женечку, она достала из под ног свою сумку и положила ее на колени. В ней было выходное платье, белье, и пара килограммов косметики и бижутерии. Вскоре пар развеялся, самолет уже катился по посадочной полосе, а пассажиры аплодировали. Тупокина видно не было. Женечка осторожно встала в очередь на выход, следя, чтобы не оказаться нос к носу с убийцей. Его не оказалось и в автобусе. Галка встретила девушку Алтухова ласковой улыбкой и тут же отвернулась, направившись к выходу. Женечка последовала за ней, но внезапно Женечку кто-то схватил за локоть и потащил в боковую дверь. Она зажмурила глаза, но хриплый голос Виктора Проскурина зазвучал весьма приятно над самым ее ухом: - Переждать надо, чего ты так испугалась? Немного переведя дух, Женечка внимательно посмотрела на Проскурина: худющий, со впалой грудью, краснокожий то ли от загара, то ли от природы, лысый то ли от природы, то ли парикмахер увлекся, с рыжими ощетинившимися усами под длинными носом, словно приплюснутым книзу, и маленькими умными глазками, он был похож на гладкошерстную таксу мужского пола, то есть кобеля. Голос у него был хриплый, прокуренный, скрипучий. Женечка к удивлению своему заметила, что с испуга припала к его этой самой, костлявой груди и, смутившись, отпрянула. - Со мной летел Тупокин. Надо передать Николаю Константи