отом вода проглотила солнце до половины, и я удивился: - Куда это заходит солнце? Вопрос был уместен, потому что казалось, солнце заходит ближе горизонта. - Ой как интересно! - воскликнула Козетта. Мы не отрываясь смотрели на закат. - А вы знаете, - сказала Козетта, - я часто смотрю на закат, потому что кто-то мне рассказывал, что в тот миг, когда солнце исчезает за горизонтом, можно наблюдать необычное явление - зеленый луч. И, говорят, это к счастью. А нам, собакам, так не хватает его порой. Несмотря на то, что я был знаком со своей пассией всего полчаса, я отважился и лизнул Козетту в щеку. Она словно бы очнулась и попросила: - Проводите меня, пожалуйста, на нижнюю палубу в бар, я думаю, моя госпожа и ее мама уже заждались меня. - И мой хозяин тоже. И мы побежали вниз. А навстречу нам шел человек в белом форменном кителе, очень солидный. Это был помощник капитана, и звали его Александр Васильевич. Он былочень серьезным. Он нес куда-то какие-то бумаги, но о них не думал, потому что шел не один, а с такой красивой и обаятельной дамой, что я невольно вспомнил маму Машу. Даму он называл Наташенькой, был к ней, судя по его жестам, неравнодушен, готовый выполнять ее капризы, а она, в свою очередь, на него не обращала внимания, потому что несла в руках удивительную собаку. Она несла ее так, как носят свернутый в трубочку ковер. Я сперва даже не понял, что это она несет собаку, думал, какой-то черный продолговатый предмет, но предмет ворчал и ругался, а она успокаивала его и, едва поспевая за помощником капитана, называла себяв третьем лице: - Ну Троллик, ну послушайся свою мамочку. Троллик между тем, не обращая ни на кого внимания, продолжал ворчать, и я чувствовал, что с языка его вот-вот сорвется какое-то слово, которое неприлично слушать дамскому уху, но, вероятно, увидев меня и Козетту, он сдержался. А тут и помощник капитана увидел нас с Козеттой и сказал: - Вот вы, собаки, даже не представляете себе, что плывете в Европы, а между тем вас, господин, - он обратился ко мне, - надо продезинфицировать, если вы, конечно, хотите ступить лапами в портовые города, в которые будет заходить наш теплоход. Я пробурчал что-то вроде того, что сперва провожу даму в бар, а потом только буду к услугам помощника капитана. И прошествовал в бар. Проводив Козетту и передав ее с лап на рукихозяйке, я вернулся, повинуясь долгу и данному слову, однако раздосадованный, готовый ко всему, но оказалось, что никаких прививок и уколов мне делать не собираются, а только всеми четырьмя лапами судовой врач - доктор Черви - опустил меня в какую-то жидкость, тотчас же протер их и опустил меня на пол, потом сделал пометку в толстой книге. Затем, видя, чтоя в недоумении, пояснил: - Ваша пассия Козетта и ваш соотечественник Тролль тоже прошли эту процедуру, так что не обижайтесь, обычные формальности. Ну что ж, коли так. И я побежал к Вите, вовсе ненамереваясь рассказывать ему об этой странной и даже немного неприятной формальности. И он, и дядя Сережа сабаритствовали в каюте. Дядя Сережа лежа читал "Юридическую газету", Витя смотрел в иллюминатор, а тут по репродуктору объявилиужин. И мы втроем отправились в ресторан. Я вел своих спутников, потому что уже знал, где он находится: на средней палубе. У двери я чуть помедлил, думая, пустят меня туда или нет, но, видя благосклонные улыбки официантов и услышав ворчание Тролля, устроившегося возле своей восхитительной хозяйки, восседавшей за самым уютнымстоликом в ресторане, спокойно вошел в зал. Милейшая метрдотель по имени Валечка посадила нас возле громадного окна, за тем же самым столиком, где сидели Тролль и Козетта, так что можно было есть, плыть и смотреть на море одновременно. Но смотретьособенно уже было не на что, зашедшее солнце принесло с собой ночь. Я смотрел на Каролу, хозяйку Козетты, ее маму, синьору Грацию и, конечно, на собачку. В ресторане играла музыка, а бары работали до трех утра, но ни дядя Сережа, ни Витя, ни я не пожелали в это вечер развлекаться. Мы вернулись в каюту и, раздевшисьи нераздевшись, бухнулись спать, чтобы завтра увидеть нечто. Я выскочил из бассейна Утром я проснулся в абсолютной темноте (иллюминатор был закрыт плотной шторой) и вообразил, чтоя на даче. Потом я, конечно, вспомнил, где я, носперва... отчего это я подумал, что я на даче? И вдруг понял: во второй раз из репродуктора донесся крик петуха. Очень интересно, вот здесь, оказывается, каким образом будят. Но Витя и дядя Сережа не шевелились, тогда я громко залаял, но преждевременно, потому что изрепродуктора шесть раз (на шести языках: английском, французском, русском, итальянском, испанском, греческом) вежливо попросили прийти в ресторан на завтрак. Мы быстренько оделись и на завтрак пришли, нобыло уже так жарко и так солнечно, что хотелось не есть, а купаться. После завтрака все побежали на корму загорать, и я тоже. И мне ужасно хотелось, так же, как и всем, купаться в бассейне, который тоже был на корме. Сам бы я не решился - несмотря на полную свободу нравов, я ведь все-таки не забывал, что оставался собакой, - но выкупаться мне все же удалось. - Песик, иди к нам! - закричали какие-то люди из бассейна, и тотчас же чьи-то сообразительные руки бросили меня в воду. Я выплыл, но боже мой, такой соленой воды я никогда не видел! В нашей реке вода совсем не соленая. А уж про ванную я и не говорю. Да и в море, в котором я купался в прошлом году, она была не такой. - Морская водичка, - с сильным акцентом сказал тот, кто меня бросил, потом он подхватил меня и попросил: - Скажи дяде "бон жур". А тут и Витя оказался рядом. Дядя Сережа не купался и не загорал, он писал какие-то свои бумаги в каюте или баре и частенько повторял: "Это вы развлекаетесь, а мне выступать насимпозиуме по географии". Мы ему не мешали, в самом деле - занят человек. Хотя и было его немножко жалко. И вдруг по репродуктору передали: "Дамы и господа, мы проплываем пролив Босфор, над теплоходом вы видите мост, соединяющий Европу и Азию, Черное и Мраморное моря". И все стали выскакивать из бассейна так быстро, как будто в бассейне вдруг появилась акула. Я не был ни дамой, ни господином, но тоже устремился за всеми на верхнюю палубу и обалдел, увидев с двух сторон нашего теплохода удивительно красивый мир. Он был ясен, близок, но недосягаем. Он был похож на объемную фотографиюили, скорее, на голографию. Пассажиры, затаив дыхание, смотрели, как наш теплоход проходит под мостом, и, кажется, в один момент выдохнули какое-то приветствие. Оно было произнесено на разных языках, но в едином порыве. Черный продолговатый пес Тролль стоял рядом в своем словно бы смокинге и торжественно молчал. ... Я и не заметил, что наш теплоход давно уже выбросил флажок входа в чужой порт, поднял зеленый флаг Турции с полумесяцем (таковы традиции) и причаливает к берегу, по которому можно будет побегать. Невероятный мир назывался Стамбул. Теплоход пришвартовался... И тут снова начались обычные для любого порта мира формальности: таможня, пограничники, жулики... Выйдя в город Стамбул, мы с Витей решили, что попали на большой рынок, где продавалось все. Но такие рынки теперь естьв Москве, а нам хотелось экзотики. Мы пошли пешком по городу и, честно говоря, заблудились. Сперва нас нес поток туристов с нашего корабля, а потом он стал редеть, рассасываясь, видимо, в торговых рядах и магазинах до тех пор, пока мы неостались одни перед входом в узенькую, но какую-то невероятно длинную улицу со множеством магазинчиков и лавочек на ней. Мы с Витей не очень любим ходить по магазинам, но тут было что посмотреть. К тому же впервые в жизни я нюхал заграничный воздух. Дядя Сережа шел с нами и своим резким, но монотонным голосом просвещал нас в плане географии. - Стамбул, - говорил он, - крупнейший город, торгово-финансовый и промышленный центр Турции. Порт, - добавил он. И мы улыбнулись. Еще бы! Ведь мы приплыли сюда на теплоходе. В Стамбуле живут около трех миллионов жителей. Это первый порт Турции по импорту, второй по экспорту, мировой центр по выделыванию кож. В городе имеются три университета, национальные и страховыеобщества и банки, музеи турецкого и исламского искусства. Стамбул разделен на две части - европейскуюи азиатскую, называемую Скутари, - заливом ЗолотойРог, через который переброшен мост. Стамбул былкогда-то столицей Римской и Османской империй, о чем свидетельствует невероятное чудо света - храм Святой Софии, где мы, конечно же, побывали. Там надо было снимать обувь. Но мне снимать было нечего. Я поговорил с Аллахом, что называется, из шкуры собаки. Я заметил, что в Стамбуле нет ни одной собаки, ана улицах там хотя и очень красиво, но грязновато. Мы гуляли по городу до вечера. Видели медведя на поводке. Ночью мечети осветились разноцветными огнями, заиграла таинственная восточная музыка, и мир, куда мы попали, показался волшебным, как в сказке олампе Алладина, которую когда-то много лет назад читала нам Мама-Маша. Посмотрев город основательно, насколько это было возможно, мы купили подарки маме Маше, Пал Палычу, маленькому Костику, Вите и мне. Я получил кожаный ошейник и пачку собачьего шоколада. Это было удивительно и непривычно: мне - есть собачий шоколад. Однако подарки не обсуждают. Мы вернулись на корабль, где я встретил Козетту и рассказал ей о Турции. Она не выходила на берег. Ее хозяйка Карола играла с ребятами на борту и не пустила собачку. А ее мама синьора Грация вообще не любит пеших прогулок. И мне вдруг стало стыдно, ведь я же могпопросить Витю взять Козетту с собой. Но тут я вдруг почувствовал, что страшно устал, поэтому тотчас же заснул и проспал до самого завтрашнего"кукареку". Во сне мне приснилось, что Тролль, который тоже не выходил на берег, уж слишком разлюбезничался в мое отсутствие с Козеттой. Ночные развлечения На следующий день утром мы снова пошли гулять по городу и попали на золотой рынок. Это такая длинная улица, где продаются только изделия из золота. Но я не особенно удивился, я уже встречал нечто подобное. У одной знакомой мамы Маши такая квартира. Только что вооруженных полицейских там нет, а такочень даже похоже. К обеду мы были уже снова на борту. После необходимых формальностей, на которые перестаешь обращать внимание после увиденного, мы отбыли в сторону другого порта - Афин. ... Но Стамбул навсегда остался в моей памяти. Это хотя и Турция, но первая заграница в моей жизни. Я стоял на палубе, когда ко мне подошла Козетта исловно бы в оправдание, что она не была в Стамбуле, стала рассказывать о Сиракузах, где она была со своей хозяйкой и ее мамой. Я слышал про Сиракузы - это родина Архимеда, великого математика древности. Сиракузы - это Италия, хотя я почему-то всегда считал, и не без основания, Архимеда греком. Разговор с Козеттой прервало сообщение о том, что нас ждут в ресторане. И мы побежали перекусить. Обед протек быстро, после него мы отдыхали, а вот после ужина начались удивительные развлечения, о которых хотелось бы рассказать поподробней. Да, еще забыл, перед ужином я взбежал на верхнюю палубу снова посмотреть зеленый луч и снова увидел на палубе Козетту. Она печально, так же печально, как и вчера, смотрела на солнце. Я не подошел к ней, потому что знал: бывают минуты, когда хочется побыть одному. А после ужина на наш теплоход упало веселье. Весь теплоход был возбужден Стамбулом, отдохнул после обеда и теперь в преддверии Афин и Греции развлекался. Что же это были за развлечения!.. Помощник капитана Александр Васильевич пел старинные русские романсы, официантки Лена, Нина иМарина исполняли удивительно изящные танцы, бармены Володя и Игорь оказались чечеточниками, а администратор ресторана Валя - фокусницей. Это был концерт, но это было только одно развлечение. Кроме того, в подсвеченной цветными огнями воде бассейна было устроено ночное купание под эксцентрическую музыку, в красном баре показывали видеофильм из жизни мафии, в голубой гостиной - кинофильм о жизни животных, который я немного посмотрел. Я появлялся везде и все вынюхивал, я обегал пять баров и ресторан, я побывал в сауне и покрутился возле бассейна, я был в массажной и библиотеке, где, заметил, было не много книг. Видимо, большое количество книг создавало бы туристам путаную ауру. Я был на пляжной палубе и в солярии, забежал в душевую и ванную, посетил имевшиеся на борту кафе и медпункт, курительную и экскурсионное бюро, игротеку, лекционный зал, где читали в этот вечер стихи, джаз-зал и сувенирный киоск. Я не забежал только в банк, потому что он был закрыт и работал только по утрам. Я делал все что угодно и только в дном не могсебе признаться, что по всему теплоходу ищу Козетту. А может быть, ее укачало и она спит в своей каюте? Я побежал к ее дверям. Но каюта была заперта, хозяйку ее я видел только что в голубой гостиной, онатанцевала с дядей Сережей, а ее мама- с помощником капитана. Из каюты не доносилось ни звука, и не было ощущения, что там кто-то есть. Вдруг я вспомнил, что два часа назад я оставил Козетту на верхней палубе перед гаснущим закатом. Неужели она все еще там?.. Она была там... Когда я поднялся на палубу, то с неудовольствием увидел там кроме томной Козетты еще и циничного Тролля. Он мне вообще-то безразличен. Как говорится обнюхались и разошлись, но дело все в том, что я уже стал признаваться самому себе, что Козетта мне очень нравится. И, как всякий влюбленный, я видел опасность там, где ее не было и в помине, поэтому, увы... ревновал к Троллю. Хотя, если посмотреть на вещи трезво, то зачем женоненавистнику Троллю моя возлюбленная? Не нужна... Может быть, поэтому, увидев меня, он, лениво зевнув, пошел спать. - Козетта, что с вами? - спросил я, подходя. - Весь теплоход веселится. Она не ответила, только махнула хвостом. - Глядите, какая луна, - сказала она, показывая на луну и лунную дорожку, которая была обращена прямо к ней. Луна светила удивительно ярко и освещала флажок, который я до этого никогда не видел. На нем были изображены какие-то полосы. Я снова лизнул Козетту в щеку. Потом мы молча постояли, и я предложил ей спуститься в бар. Она согласилась. В баре мы увидели Витю и дядю Сережу. - А что это за флаг? - спросил я Витю, вспомнив полосы. Витя не знал и спросил об этом дядю Сережу. - А где ты такой видел? - в свою очередь поинтересовался дядя Сережа, который знал всегда все и обо всем. - Висит на мачте, - сказал я. Дядя Сережа подошел к помощнику капитана Александру Васильевичу, тому, который только что пел романсы, и о чем-то его спросил. Тот кивнул. И принялся что-то объяснять. Дядя Сережа взял микрофон и сказал на весь зал: - На теплоходе только что успешно проведена сложная операция. Больная девочка теперь чувствует себя лучше. Она в медпункте на верхней палубе. Позвольте мне для нее сыграть на рояле "Лунную сонату" Бетховена. Вот оно как бывает: оказывается, в этом плавучем мире бывают для кого-то и грустные моменты. И мы вдвоем побежали навестить больную девочку. За нами пошли Козеттина хозяйка Карола и мой хозяин Витя. В сувенирном киоске они купили для нее живых цветов. В тревоге принимали участие... Ночью мне не спалось. Я ворочался и так и сяк, пока не обнаружил, что наш теплоход стоит, только слегка покачиваясь. Машины его не работали. В коридоре кто-то топал ногами. Я осторожно приоткрыл дверь каюты и бесшумно выскользнул наружу. Выскользнул и тотчас же был сбит с ног десятком ног бегущих матросов в тельняшках. "Что случилось? - удивился я. - Может быть, на корабле бунт? Тогда я знаю, что делать". Или, бунт на борту обнаружив, Из-за пояса рвет пистолет, Так, что сыпется золото с кружев, С розоватых брабантских манжет. Но никто мне ответа не давал, а все куда-то продолжали бежать. "Тревога, тревога, - вдруг включился репродуктор, - срубить съемные леера. Закрепить гак плот-балки в скобе плота. Отдать глаголь-гак и гидростата... " Почему-то я не испугался. Я спокойно зашел в нашу каюту и стал доставать из-под кроватей, на которых спали дядя Сережа и Витя, спасательные пояса. До их пробуждения примерил и один, и второй. Оба мне не подошли. А как же тогда я спасусь, а Козетта, а Тролль? Она дама, он философ, а я писатель, но ведь мы - собаки, а собак, как известно, не спасают. Я попытался все-таки надеть на себя пояс. Потом оседлал его верхом. И уже собрался звонить Козетте, чтобы предупредить ее об опасности, как вдруг снова включился репродуктор: "Отбой учебной тревоги". А дальше репродуктор поведал странную вещь: он передал длинный список участников и организаторов этого, как выяснилось, обязательного судового мероприятия. В тревоге принимал участие даже сам капитан. Но, в сущности, я и не сомневался в том, что в случае чего все матросы спасутся. Вопрос стоял - спасутся ли пассажиры? Все угомонились, но спать уже не хотелось вовсе. Я прикинул, что до утреннего "кукареку" еще часа два, и решил выйти на верхнюю палубу - подышать морским воздухом. Мраморное море Какой, доложу я вам, видоткрывается с верхней палубы! С трех сторон плескалось море ярко-красного цвета, а впереди виднелась полоска синей земли. На ярко-красных волнах мерцали голубые мраморные прожилки. Не потому ли море это называется Мраморным? Вчера дядя Сережа что-то рассказывал про него. Дай Бог памяти... Ага! Омывает это море берега Турции, выплыть из него в Европу можно только через пролив Босфор. Это море меньше, чем Черное, площадь его двенадцать тысяч квадратных километров, а самая большая глубина - тысяча триста метров. В нем находятся Мраморные и Принцевы острова. Это очень важное море. Я уже говорил - оно соединяет Европуи Азию. Словно понимая всю важность этого моря, над нашим теплоходом появились чайки. Я проследил за полетом одной из них. И мой взор остановился на быстро приближавшейся к нам точке. Точка эта выросла и превратилась в крошечный пароходик, который быстро-быстро причалил к нашему гиганту. Пароходик был греческий с обилием буквE и Y в названии, с него соскочил человек в черной бороде и немедленно поднялся на капитанский мостик. "Лоцман на борту", - прозвучало в репродукторе, и я понял: для того, чтобы нашему теплоходу пройти через пролив Дарданеллы, ему необходим проводник. Наш теплоход двинулся, заработали его машины. Я еще побыл немного на палубе, посмотрел, как мы красиво идем по проливу, и, сладко зевнув, побежал к своим. В Греции есть все После третьего "кукареку" мы все наконец проснулись. Теплоход наш стоял возле пристани в Пирее. Так называется этот огромный Афинский порт. Едва после завтрака мы сошли с трапа, чтобы побродить по этой земле древних Богов, как дядя Сережа снова затеял свою очередную лекцию. Это было, надо отдать ему справедливость, интересно. - Афины, - говорил он, - столица Греции, и находится она на полуострове Аттика... В этом городе живет около миллиона жителей, и ходить по нему оттого уже страшно, что он слишкомдревний для восприятия. Он видел все, и даже такихсобачек, как я. Если я вам скажу, что в этом городе сосредоточены все виды промышленности, лучшие университеты мира, музеи и театры, - это будет тривиально и банально. Это - Акрополь с Парфеноном. И когда на нашей планете еще не было ничего построено - ни Кремля, ни Эйфелевой башни, ни памятников Петру Великому в Санкт-Петербурге и Франциску Ассизскому, ни даже Автова и Черемушек, - здесь уже высились храмы Зевса и Нике. Вдумайтесь! Тринадцатый век до нашей эры, а Афины уже были государством. Мимо вот так, запросто, плавал Одиссей. Я посмотрел по судовой карте: он плавал отсюда в Италию (тогда она была неведомой землей), встречал Полифема, одноглазого циклопа. Я спросил синьору Грацию, есть ли циклопы в Италии. Она ответила, что Одиссей, вероятно, убил последнего. Но я думаю, что не Одиссей извел циклопов. Их извели американцы, понастроившие свои военные базы как раз там, где жили эти милые мифологические создания. ... А вы знаете, что маслин на свете существует около трехсот сортов? Я ими объелся. Они мне казались мясными, как сосиски. Я даже не мог себе представить, что на свете бывают города такие красивые, как этот греческий порт. Мы стояли в нем, подняв сине-бело-полосатый с крестом флаг. А потом я просто вне себя принялся носиться понабережной, пока Витя делал вид, что ему за меня стыдно и он бы на моем месте так не носился. Наконец, он позвал меня, и мы все вместе, с дядей Сережей, Троллем и Наташей, отправились осматривать город. Собственно, город начинался прямо с порта. Можно было его осматривать из окна автобуса или взять такси, а можно было проехаться на фаэтоне - это такая лошадь с фургоном, - но мы предпочли прогулку. Да и валюту надо было приберечь на что-то другое. А впрочем, на что еще нужны эти деньги, как не на то, чтобы видеть что-то новое в этом мире... На улице пахло грецкими орехами, мылом, духами, морем, маслом и сливами. - А ты знаешь, псуленька, - спросил Витя, - что в этом городе жил Архимед? "По-моему, он все-таки жил в Сиракузах, - решил я про себя, памятуя разговор с Козеттой, - а здесьжил Аристотель". Но не стал спорить. Я просто вилял хвостом, и мы отправилисьв древнюю часть города, как настоящие иностранцы, обвешанные фотоаппаратами, радостные и полные впечатлений. Одно омрачало мою радость. Козетту опять не пустили с нами на прогулку. Ну ничего, сегодня после прогулки и завтра мы целый день будем плыть, а я намереваюсь бродить по палубе и вдоволь наговорюсь с Козеттой. Праздник Нептуна Я бы не назвал Эгейское море самостоятельным, это часть Средиземного между Балканским полуостровом, Малой Азией и островом Крит, но дядя Сережа педант, как все географы, и он утверждает, что это самостоятельное море. Если так, то даже лучше: я посмотрю в этом путешествии не пять, а шесть морей... Площадь его сто девяносто одна тысяча километров и два с половиной километра самая большая глубина. Туда уже не донырнет даже продолговатый Тролль. Мой милый хозяин Витя взял меня за задние ноги и потащил купаться в бассейне и загорать на палубе. В бассейне я купаться на этот раз не стал, зато понежился на солнышке вволю. Еще бы: рядом со мной пригрелась Козетта, и нам было, по-моему, очень хорошо вместе. Карола ушла в дискотеку и оставила Козетту на попечении Вити, так что Витя наблюдал теперь за нами двоими. Но уверяю вас, зря: нам совершенно не хотелось безобразничать, а так хорошо было лежать и мечтать под теперь уже почти экваториальным солнцем. - Пиратка, - спросил меня дядя Сережа, - а ты не боишьсятак близко общаться с иностранной дамой? Я завилял хвостом. Мне даже в голову не пришло, что Козетта иностранка. Мне очень бы хотелось, чтобы нашему Вите ее вдруг подарили, и тогда мы жили бы все вместе. ... Только в России ей. как и многим собакам, придется ходить на поводке... Так мы валялись, смотрели на волны, которые бьются о борт нашего теплохода, и улыбались друг другу. И вдруг... Уверяю вас, это "вдруг" далеко не последнее в нашем путешествии. Так вот, "и вдруг" прямо на купающихся и загорающих из моря, через борт, протянув свои невероятные щупальца, стало вылезать страшное чудовище. Одно мгновение мне дала судьба, чтобы спасти Козетту и всех пассажиров. Я заслонил собой итальянскую йоркширтерьершу, ощерился и смело выступил вперед. Пусть он проглотит, этот осьминог, лучше меня. Черт! В нас, собаках, вдруг проявляется удивительное самопожертвование! Но осьминог глотать меня не стал, более того, заговорил человеческим голосом боцмана Коли: - Пиратик, здравствуй, - и протянул мне сразу три своих щупальца. Я их обнюхал и обнаружил, что они сделаны из резины. А осьминогвыпрямился во весь человеческий рост и обратился к пассажирам сперва по-русски, а потом, насколько я могу судить, по-английски, по-французски и по-итальянски. Греческого и испанского, как я понимаю, осьминог не знал. Он сообщил, что сегодня в семь часов вечера в ресторанном зале будет проходить капитанский ужин ичто все туда приглашаются. Я восторженно залаял, а Козетта меня поддержала. А осьминог стал придумывать забавные игры, викторины и так развлекал нас до самого обеда. На всякий случай я не отходил от Козетты - был хороший повод - и был кавалером до конца. Витя выиграл все призы, а дядя Сережа сел играть в шахматы с каким-то толстым греком. Я еще подумал, а не он ли в свое время "ехал через реку"... Подошедший ко мне Тролль спросил то же самое. Я понюхал пластмассовые фигурки, несколько "нюхов" уделил даже черной королеве. После чего незаметно, чтобы никто не видел, пожал своими собачьими плечами. Мисс Круиз День развлечений прошел весело, и никто не захотел идти на полдник есть консервированное киви. Все снова пошли на палубу, и вдруг я увидел волны. Но нев море, а в бассейне, и почти тотчас же раздался голос из репродуктора, что пребывать на палубе больше нерекомендуется и что все приглашаются в красный зал на просмотр какого-то очень смешного фильма. Но палуба не опустела, потому что всем нам хотелось еще побыть на свежем воздухе. Тогда на палубу поднялся сам капитан в белом кителе, расшитом золотом, и теперь уже настойчиво предложил всем идти смотреть фильм. Я было подбежал к нему, чтобы спросить, почему, но вдруг поскользнулся, и меня понесло к борту, и ябы, наверное, упал в море, проскочив сквозь штакетник (не знаю, как это называется по-морскому), огораживающий палубу, если бы меня не подхватил какой-то матрос. - Первая ласточка, - сказал капитан, показывая на облако. Все посмотрели туда. Но ласточки я там никакой не увидел. Увидел черную тучу. - Шторм, - коротко сказал капитан. Это было и удивительно и интересно одновременно. И вскоре шторм налетел и даже самые смелые ушли с палубы. Но наш теплоход был таким большим и таким основательным, что я шторма почти не чувствовал, особенно когда не сидел на одном месте. Но фильм, который для отвода глаз рекомендовал нам капитан, смотреть было невозможно: из-за качки экран все время сносило в сторону. А в общем-тои фильм был скучный, там все время дрались, но кое-кто в зале смеялся. Синьора Грация мужественно досмотрела фильм до конца. Наконец фильм закончился, и державшийся довольнонеловко из-за качки на сцене иностранный массовик-затейник предложил в оставшееся до капитанского ужина время выбрать Мисс Круиз, то есть самую красивую женщину на теплоходе. Я оглушительно залаял, что вызвало одобрение и смех всех присутствующих, и - о счастье! - после этого на сцену потребовали Козетту. Я был на верху блаженства и ходил на задних лапах и хвосте перед сценой. а она, смущенная и очаровательная, раскланивалась перед зрителями, а потом выбрали настоящую даму - хозяйку Козетты Каролу. И было за что. Она удивительна. Карола получила в подарок торт с именем нашего теплохода, а Козетта - кусочек того же торта на маленьком блюдечке. Тролль аплодировал хвостом по палубе. А тут как раз по радио возвестили о капитанском ужине. И вдруг нам всем показалось, что мы плывем не по воде, а по чернилам. Оказалось, что мы уже пересекли Эгейское море и плывем по другому. Дядя Сережа сказал, что Эгейское море - это Ионическое и что оно - центральная часть Средиземного между Балканским и Аппенинским полуостровами иостровами Крит и Сицилия. Оно глубокое, больше пяти километров, и если бы я даже и захотел донырнуть доглубины, то нипочем не достал бы дна. А хотелось бы, ведь в нем водятся красный тунец, камбала, которая живет на само дне, и кефаль. Площадь такого моря сто шестьдесят тысяч квадратных километров. На нижней палубе бесновались брызги. Я поймал несколько, попробовал - это море очень соленое, самое соленое из всех, по которым я только плавал. Капитанский ужин Сейчас я даже не понимаю, почему этот ужин назывался капитанским. Может быть, потому, что капитан все время мешал нам есть, рассказывая про корабль, кто его делал, когда и за сколько, и просил обратить наше внимание на невидимые в темноте - на море внезапно опустилась ночь - берега. Или, может быть, потому, что ужин был весь из рыбы и морских животных. Как бы то ни было, ни я, ни Козетта, ни Тролль не были удовлетворены, но - о чудо! - шеф-повар приготовил нам специальный лангет. Это другое дело! А потом мы с Козеттой забрались в голубой бар итихо провели в нем вечер, разговаривая о том, какаяв дальнейшем предстоит поездка, потому что нам обоим вспомнилось, что и я, и Козетта будем участвоватьсперва в отборочном туре собак в Сенигаллии, а потом поедем в Венецию на собачий Марш любви, но если, конечно, из этого что-то получится, то есть если пройдем первый тур. Мне ужасно хотелось, чтобы Козетта и там получила первый приз. ... Естественное желание влюбленного пса. О том, что нас будет встречать Три Лепестка Черной Розы со своей собакой Эвелиной, я, как истинный мужчина, промолчал. Да, собственно говоря, я ведь неособенно их и вспоминал, что очень стыдно, ведьименно благодаря приглашению Трех Лепестков Черной Розы я и Витя путешествовали на этом замечательномтеплоходе. Буду с вами откровенен, я, как бы это поделикатнее сказать, заметил, что и Козетта ко мне неравнодушна. Мое собачье сердце при виде ее билось неровно... Но, несмотря на эту неровность сердцебиения, я немог не замечать, что совсем иначе держал себя с хозяйкой Козетты Каролой мой хозяин Витя. О, он умел быть хозяином положения, и я ему от души по-мужски завидовал, несмотря даже на то, что я - пес и мое место ну еслине под лавкой, то, по крайней мере, подизящным кожаным креслом в голубом баре нашегоудивительного теплохода. ... С чувством того, что впереди волшебная Италия, я восторгался всем и всеми. Вел себя как щенок. Мы до завтра расстались с Козеттой. Я, проводив ее, пошел в свою каюту. Потом уже сквозь сон услышал, как пришел дядя Сережа и, что-то напевая, принялся снимать рубаху, штаны и укладываться спать. Он всегда напевает, когда выигрывает в шахматы. Наверное, резался весь вечер, и небось все с тем жегреком. Витя, лежа, читал книгу: по-моему, справочник путешественника. Покачивало, несколько раз раскрывались дверцы шкафа, заставляя меня настораживаться. Болтанка вдруг стихла. Я выглянул в иллюминатор, но ничего не увидел, за иллюминатором царила фиолетовая ночь. Но ночь ночью, а прибоя не было слышно. - Опаздываем мы из-за этого шторма в Италию, - сказал дядя Сережа, - отклонились от курса, пережидаем шторм. Не боишься, Витенька? Но разве можно бояться приключений? Для чего же мы поехали тогда? Ведь, наверное, для того, чтобы все испытать. А не только же для того, чтобы доехать. Доехать можно было и на трамвае. Тут дядя Сережа начал рассказывать занудную историю о том, возле какой именно скалы мы пережидали шторм. Но все так устали от впечатлений, что, пользуясь тем, что болтанка стихла, все, включая дядю Сережу, вдруг взяли да и уснули... Письмо Утром тот самый грек, который вчера играл с дядей Сережей в шахматы, подошел вдруг ко мне и сказал (точно не знаю, но, по-моему, по-египетски): - А вы знаете, господин пес, что в Соединенных Штатах собака жены экс-президента Буша тоже умеет писать и пишет книги? Я уже слышал об этой собаке, и его сообщение подсказало мне идею - написать письмо жене экс-президента США, чтобы она передала егосвоей собаке. Я взял перо и такое письмо написал. "Борт теплохода "Дмитрий Шостакович", - начал я свое послание. - Уважаемая госпожа Барбара Буш. Прошу вас великодушно простить меня за то, что я обратился к Вам, а не к Вашей собаке, книга которой о жизни в Белом Доме рекламируется в моей стране. К моему большому сожалению, я ее еще не читал идаже не знаю, вышла ли она на моей родине, потому что я отправился из Москвы в далеко путешествие. Но эта новость перед моим отъездом принесла мне искреннюю радость сознания того, что я не единственная на Земле собака-писатель. Ведь и нам, собакам, ведомо чувство справедливости, и нам в дружбе с человеком открываются глубже нравственные нормы, понятияморали, чести, возможность жить в дружбе и с себе подобными и даже с... кошками. Я, конечно, мечтаю дружить с четвероногой американской коллегой, обмениваться с нею своими впечатлениями о жизни собак и... людей, и своей философией. Уверен, госпожа Барбара, что это оБогатило бы духовно нас обоих. И если вы окажете мне любезность составить протекцию в нашемзнакомстве, я буду счастлив и предан Вам до конца своих дней. Завершая путешествие поСредиземному морю, постараюсь отправить это письмо и вторую книгу моих приключений из Италии, а сам поездом из Венеции вернусь вместе с хозяином в Москву. С замиранием собачьего сердца буду ждать ответа. Навсегда Ваш пес Пират. Мой постоянный адрес... " Я написал наш с Витей адрес и стал с этого момента ждать ответа. ... Вечером на верхней палубе было очень хорошо. Синьора Грация стояла, обдуваемая ветром, и смотрела на море. Дядя Сережа что-то объяснял Кароле, все больше жестами, а я тихо и скромно, видя все это, молчал, положив морду на холку Козетте. Скептик Тролль в стороне от своих знакомых и хозяйки, свернувшись калачиком, спал. Рядом с ним стоял мой хозяин Витя и завороженно глядел на звезды. Все как-то объединилось и миротворствовало в эту ночь. Даже луна в морском воздухе словно бы раздвоилась, и одна половина ее ласкала другую тихо и неторопливо. А потом все стали прощаться и отправились спать. Но мне уходить не хотелось. Я остался на палубе в одиночестве. Звездная Италия Вы никогда не думали, почему собаки лают на Луну? Я объясню вам. Они это делают потому, что им грустно. Часто это бывает неосознанно, вот как со мной в тот вечер. Мне хотелось повыть на Луну, и потому я спрятался за огромную гудящую трубу нашего теплохода. Она шумела, и никто мне там не мешал. И не слышал меня. Надо ведь быть тактичным, никого не пугать. Представьте себе, увидеть вдруг воющую собаку!.. Надо мной, как кометы, проносились звезды. Когда-то Витя, глядя на них, показывал мне каждую и даже называл созвездия. Я вспомнил некоторые. Вот Большая Медведица распушила свой ковш, а вот и Малая и на хвосте у нее Полярная звезда сияет почти у самого горизонта, десятки Плеяд мерцают и веселятся в небе, Млечный Путь, какая-то слишком уж ясная голубая звезда, может быть, это Венера, а вот та розовая - наверняка Марс. Удивительно устроен неведомый небесный мир. Я повыл на Луну и вспомнил о своих близких. Я - пес, плыву на пароходе, а где-то там вдали затаинственными морями Мама-Маша и папа Пал Палыч думают о нас с Витей, волнуются и грустят. Я вспомнил и других своих друзей: бабушку Аграфену, и Крылатого гиппопотама, и кота Фому, и корову Фросю и подумал, что, если они тоже смотрят сейчас назвезды, быть может, также думают обо мне. Наш теплоход мчался навстречу ветру, и вдруг я уловил за бортом, далеко-далеко у горизонта, какое-то свечение. Сперва я думал, что это звезды просыпались туда или Луна вдруг нырнула в волны, но когда пригляделся, похолодел от страха: я увидел светящийся корабль. Сразу вспомнил множество страшных историй на эту тему, читанных когда-то моим Витей, и решил, чтоэто корабль-призрак. Но вскоре мой страх исчез Я даже рассмеялся. Это был не корабль-призрак, а обыкновенная прогулочная яхта, на которой электрическими огнями было написано ее название. Она называлась "Южная Корона". Написано было латинскими буквами. Есть такое созвездие. И когда я поднял морду к небу, то понял, что эта самая Корона сияет сейчас как раз надо мной. И мне тут стало совсем грустно, потому что Южная Корона в наших широтах не видна и мои друзьявряд ли даже знают о ее существовании. Но Луну-то они наверняка видят. И поэтому я еще раз хорошенько повыл на Луну, а повыв, отправился к себе в каюту уже в хорошем настроении, потому что родилось во мне чувство выполненного долга, как будто бы я отправил своим друзьям нежную и долгожданную телеграмму. В одиннадцать часов утра было солнечно и ясно, и именно в это время моя лапа коснулась итальянской земли. Смею вас уверить, что немногим зарубежным собакам довелось пока испытать это счастье. А произошло это в порту моря, которое называется Адриатическим, или Ядранским, по имени. вероятно, магазина "Ядран", который находится в Москве и гдепродается красная посуда, которую так любит Мама-Маша. Она вообще любит все красное. Море это омывает берега Италии, Югославии и Албании. Оно чутьменьше, чем Ионическое. Площадь его сто сорок четыре тысячи квадратных километров, и соединяется оно с Ионическим морем широким проливом. Но оно значительно мельче Ионического - глубина его чуть больше километра. Кто там водится, я не знаю. Но, согласитесь, было бы странно, если бы явдруг разбудил дядю Сережу и стал бы его об этом спрашивать. Лапа на итальянской земле Порт Анкона - это большой город, где живут восемь тысяч жителей. Это очень красивый порт. В нем, как сообщил нам дядя Сережа, хорошо налажено производство майолики и изделий из стекла. Имеется Национальный музей областиМарке. Не знаю: французский художник с таким же именем имел отношение к этой области или нет? Дядя Сережа тоже не знал ничего об этом Между прочим, в этот самый город через Арку Трояна во втором веке нашей эры ввезли знаменитого Троянского коня. Что из этого вышло - всем известно. Арка стоит до сих пор, а вот коня нет, сколько я егони искал. Потом оказалось, что коня этого ввезли в Трою, а не в Анкон, но я ничуть не огорчился. Подумаешь, у мамы Маши есть подруга, которая искала в Сиракузах Пизанскую башню... А вообще в городе Анконе полно романских и готических построек времен средневековья. Но меня они мало волновали. Меня волновало другое. В этом городе пришло расставание. Именно здесь мы попрощались с Наташей и Троллем. За ними пришла серебристая "Ланча", из которой выскочил какой-то наш, похожий на приказчика в магазине, дипломат, и они укатили. Пока они садились вмашину, Тролль ругался от нетерпения. Мне их очень будет не хватать, но, надеюсь, вскоре мы увидимся... Дядя Сережа и Витя получили у капитана свои паспорта, взяли вещи, и мы, ну конечно же, стали выбирать, на чем ехать в Сенигаллию. Удивительно красивые здесь машины, на которых можно проехать по восточному побережью Италии. Мне они казались живыми, с умными глазами и постоянной улыбкой. Я так и не решил, на чем поеду: то ли на "Мазоратти", то ли на "Феррари", то ли на "Фиате". И вдруг я увидел на причале Козетту со своей хозяйкой Каролой и тотчас же забыл про все машины. Я потянул Витюза поводок, а Козетта потянула Кароллу навстречу. А пока Витя прощался с Каролой, мы с Козеттой тоже попрощались. Но тут подошел дядя Сережа с какой-то полной дамой, вылезшей из пикантной серебристой "Альфы Ромео". - Галина Алексеевна, - сказала дама и почему-то добавила: - но можете называть меня Розой. Попаспорту я Роза. Мы немедленно поздоровались. Но все-таки стали называть ее на всякий случай Галиной Алексеевной. - Она отвезет вас в Сенигалию, - сказалдядя Сережа. Я запрыгал, но вдруг вспомнил о том, что Козетта с Каролой тоже ведь едут на собачью выставку, так почему бы не взять их с собой. И я всячески стал намекать на это переговаривавшимся дядя Сереже и Галине Алексеевне. Слава Богу, они меня поняли. Карола сперва недоверчиво отнеслись к предложению Галины Алексеевны, а потом, когда ее мама кивнула ей, приняла его. И мы - две собаки, три дамы и двое мужчин - полезли в "Альфу Ромео". Полчаса мы ехали по городу, завезли синьору Грацию на вокзал, оттуда она поедет к себе домой в Милан, поцеловали ее, наконец, выехали из города ипомчались вдоль побережья. Такого обилия красок моя собачья душа не выдержала. Впрочем, рассказывать о дороге, идущей вдоль побережья Адриатики, и о встреченных нами маленьких городах я не буду, там надо ездить. Мы завезли дядю Сережу в город РафаэляУрбино, где он должен был выступить на своем географическомсимпозиуме в те дни, что мы проведем в Сенигаллии. Потом мы за ним вернемся, и все вместе уже поедем в Венецию. Но я в общем даже был рад, чтоон нас покинет и что уехала синьора Грация, ведь путешествовать интересно, когда тебя подстерегает что-то удивительное... И не опекают взрослые. Восточный берег, отель и большая кость Ну что вам рассказать о нашем волшебном путешествии по побережью Адриатического моря? Я выглядывал из окна машины, и мен обдувал итальянский ветер. Мне было очень хорошо, потому что рядом был Витя и потому что рядом была Козетта. Но что это - у нее смешно дрожит хвост. - Что с вами? - спросил я, думая, что ей холодно. - Я боюсь, - ответила она. - Чего? - удивился я. - Отборочного тура. - А что, это разве так страшно? - Конечно, ведь если я не пройду этот тур, моя хозяйка будет очень недовольна. А мне не хочется ее огорчать. Я не знал, что сказать. Неужели это так важно? Пока я думал над словами Козетты, мы приехали. Сенигаллия оказалась маленьким, игрушечнымгородком. Галина Алексеевна, сидя за рулем такой же полной, как она сама "Альфа Ромео", никак не могла найти отель, в котором нам предстояло жить. Назывался он "Масси". А тут как раз подошел полицейский. Это была изящная девушка в коротенькой юбочке, с пистолетом и наручниками на бедрах. Она поприветствовала нас, заодно поинтересовавшись, какие у нас проблемы. Тогда я, вспомнив волшебные итальянские слова, сказанные когда-то дядей Сережей еще в Москве, в Итальянском посольстве, громко сказал полицейской девушке: "Папамолла". Получилось по-собачьи. Полицейская смущенно покраснела и немедленно отошла, потому что, я так подумал, Она удивилась, увидев говорящую собаку. А мы еще долго искали после этого отель "Масси". Вдруг Галина Алексеевна, проголодавшись, остановилась у кафе. В нем вкусно пахло и играла музыка. Здесь мы поужинали пастой фредда и пенне алларроббьята и пошли, наконец, в отель, на котором всеми цветами радуги переливался огромный пес, мы его тотчас же узнали. Это такая реклама. Отель действительно назывался "Масси". И принадлежал он милой хозяйке по имени Элизабета. Здесь нас завтра утром должна была ждать Три Лепестка Черной Розы и здесь же, в этом отеле, живут владельцы собак со своими питомцами. Это я сразу понял, потому что наш приход был приветствуем невероятным лаем. Среди многочисленных лаев я, кажется, узнал знакомый голос. Несомненно, онпринадлежал Троллю. Значит, он и Наташа тоже живут в этой же гостинице. Что ж, это прекрасно! А Наташа, между прочим, москвичка, и как было бы хорошо, если бы она подружилась бы с мамой Машей... Я тоже ответил лаем. Моему примеру последовала и Козетта, которая, по-моему, почти уже перестала дрожать и бояться. Это произошло после того, как я отогнал полицейскую девицу. Как мало нужно современным женщинам! Галина Алексеевна любезно устроила нас в отдельном номере, получила номер для себя, мы попрощались с Козеттой и Каролой до завтра и отправились спать, потому что завтра предстоял всем нам весьма хлопотный день. Галина Алексеевна - журналистка, и ее задача - сопровождать нас по собачьей выставке и написать об этом статью. Я сразу догадался, что она журналистка, потому что, даже сидя за рулем, она часто что-то быстро записывала в записную книжку. А пока все спали, мне не спалось. Я вышел на балкон, и показалось мне, что я посмотрел в калейдоскоп. Мир вокруг былстоль же многокрасочен, как витраж. Несколько раз меня позвал Витя, и я не стал егонервировать, вернулся в комнату и забрался было наего кровать, но... - Фу, Пиратка, - сказал Витя, - ты же не дома. Вон твое место. И он показал мне на настоящую конуру, построенную прямо в номере отеля. "Неужели это для меня? " - подумал я, но в конуру забрался и подумал, как тут все удобно. Стояла приготовленная питьевая вода, а рядом в мисочке какая-то пища: мулино о бианко. Я понюхал, попробовал, хотя и был после кафесыт. Но, памятуя о поговорке: "Лучше пусть живот разорвется, чем еда остается", поел. А потом я обнаружил еще и огромную кость, но у меня уже не было сил ее глодать, я обнял ее и заснул. И только утром обнаружил, что она не настоящая, хотя пахнет мясом. Я с удовольствием поглодал ее утром. На ней была марка фирмы: "Домус сервисе льи амичи дель уомо". Стук в дверь заставил нас с Витей вспомнить, чтомы здесь по делу. В номер отеля входила Три Лепестка Черной Розы. На тоненькой цепочке она вела очаровательную собачку, которую звали Эвелина. Она оказалась милой девочкой и была такая же длинная, как Тролль, только рыженькая. Мне понравились ее имя и мордочка. - Пират, - учтиво представился я, и мы вышлина улицу. У дверей отеля я вдруг увидел Козетту и рядом Каролу. Не могу назвать себя легкомысленным. Но я почувствовал себя на мгновение взволнованным встречей с Эвелиной и, следовательно, виноватым перед Козеттой, хотя никаких обязательств я никому не давал. Во мне забушевал рефлектирующий интеллигент, я горячо заспорил сам с собой о том, что нравственно, а что нет, запутался, пришел было к выводу, что "нравственно" - это то, что нравится. Я обругал себя дворнягой. И старался больше не думать об этих чужеземных девчонках, а вести себя солидно. К тому же Козетта в этот момент повернулась к... Троллю. Боже, что я увидел! Тролль обнюхивается с моей Козеттой. А это все равно, что в человеческой жизни - поцеловать даме ручку. Я немного сам себя успокоил, но тем не менее после такого женского непостоянства почел себя вправе вообще забыть о прекрасном поле. Самый счастливый день Согласитесь, странно было бы из моих уст услышать описание старинной крепости, к которой мы поднялись по извилистой дороге. Пусть ее описывают люди. Я попробую описать площадь перед ней. на которой я увидел такое количество самых невероятных собак, что даже не представлял себе, что такие существуют. И вот мы тоже среди них: пекинесы и бультерьеры, сенбернары и колли, бульдоги и шпицы, борзые, московские сторожевые и мастифы, долматины и бассеты, овчарки и гончие, доги и чи-хуа-хуа и даже не знаю, кто еще. И все мы стояли и чинно ждали, когда дойдет наша очередь до освидетельствования. Мы ходили по кругу на веревочках, мы брали препятствия и лазали по стенам, мы... чего мы только не делали, даже летали. Я от усталости чуть не заснул прямо при всех. Но это было бы неприлично, и потому я держался. Да и марка не позволяла: я был единственным московским псом, которому довелось принимать участие в этом вернисаже. Наконец мы получили документы с правом участвовать в большом собачьем празднике в Венеции. И даже не в празднике, а в марше. Витя, которому как представителю большой страны, предоставили слово, предложил назвать этот марш Маршем любви к ближнему и дружбы, потому что, сказал он, и это правда, надо всем людям дружить так, как дружат собаки. Надо у них учиться преданности и доброте. Правда, какая-то шавка все время гавкала во время Витиного выступления, но другие собаки нас полностью поддержали. А она к тому же гавкала с таким акцентом, что ее просто многие не поняли. Да и Тролль вовремя вмешался и сказал ей такое, что она после этого вообще перестала гавкать... И вдруг я увидел Козетту. Она улыбнулась. Она тоже получила призовое место и тоже будет принимать участие в торжествах. Я подбежал к ней и поцеловал ее уже открыто. В глазах ее стояли слезы. - Вы в самом деле искренни сейчас? - спросила она. - Конечно, вы мне невероятно симпатичны. - А Эвелина? - Но она просто знакомая. - Правда? - спросила Козетта, и в вопросе ее было столько женского нетерпения, что я поспешил уверитьее в своих чувствах. - Знаете, - продолжала она, - а ведь это вы помогли мне получить приз. - Вот как? - Да. Я так разозлилась на вас, увидев вас с ней, что решила во что бы то ни стало выиграть, чтобы вам доказать что-то... ... Это было впервые в моей жизни. Я сказал собаке: "Люблю". Приз для Эвелины А вот Три Лепестка Черной Розы со своей собачкой была расстроена. Им не дали приза и диплома, и тогда, посоветовавшись с Витей, я предложил им свой. Собачка чуть качнула хвостом, но гордость не позволила ей принять этот подарок. И тогда Витя совершил поистинемужской поступок. Он подошел к членам жюри с Эвелиной, и уж не знаю, что он там им сказал, но вернулсяон с дипломом. Тут только я понял, почему Наташа и Тролль вначале показались мне недоступными. Они, оказывается, были членами жюри. Что ж, тем лучше. Я думаю, чтоЭвелина им тоже нравилась, особенно Тролю, а чтосперва не получила приз - так это от застенчивости... А потом мы все вместе гуляли по городу и радовались жизни. Витю узнавали на улице и кричали: "Бон джорно, синьор "Перестройка"! Я их чуть не укусил. А Витя, по-моему, был очень доволен. Был доволен и я, и не только за Витю, а еще и тем, что и Козетта и Эвелина бежали рядом и весело помахивали своими хвостами. На одном из перекрестков в условленном месте нас ждала в машине Галина Алексеевна. - Пиратка, Козетта, Эвелина, скорее сюда! - закричала она, и мы припустили к ней. В машине нас ждал дядя Сережа. Перецеловались и перелизались мы вволю. Нас благополучно доставила на вокзал Галина Алексеевна, которую мы тоже все лизнули по очереди. Она пошла с дядей Сережей дальше по перрону, а я стал озираться по сторонам, удивляясь, где же наш поезд. Потому что то, что стояло на рельсах, было похоже больше на ракету, которая почему-то лежит возле перрона. Но оказалось, что это он и есть. Витя изо всех сил старался не удивиться. На вагоне, куда мы садились, была нарисованасобака. И у меня отлегло от сердца. Значит, нас приветят и в поезде, значит, не выгонят. И в этом вагоне все было устроено так, что даже собакам было удобно ехать. Специальные загоны для нашего брата. А над каждым загоном - металлический кармашек для билета. Билет меня, правда, огорчил: а нем было написано, что по нем могут ездить кошки, собаки и обезьяны. Что я, носорог, что ли, чтобы ездить по обезьяньему билету? И в загончик я не пошел, потому что там хоть ихорошо, но мне ведь надо не просто ехать, но и посмотреть мир, и сделать записи для будущей книги, поэтому я, виляя хвостом, испросил разрешения смотреть в окно. Еще бы, ведь мы ехали по Италии! Город на воде Какая собака может похвастаться, что за нейгонялся хозяин по перрону, и где! Страшно сказать: в Венеции. А все потому, что продавец воды кричал: аква, аква... И ярешил, что это квакают лягушки, и побежал смотреть. Интересно ведь, что они квакают здесь по-итальянски. В соседнем вагоне, в первом классе, ехала Галина Алексеевна с дядей Сережей. Мы пошли их навестить, хотя, честно говоря, в тот вагон мы не должны были и заходить. Дядя Сережа спросил Витю, есть ли у него деньги, и Витя ответил "да". Меня потрепала по холке и заказала прохладного глачолли Галина Алексеевна. Глачолли - это мороженое, только собачье, без молока. У нас оно называется "ледок". Перекусив, мы отправились в наш вагон, чтобыс невероятной страстью смотреть в окно. Это ж надо! Едем по Италии! И тут мне пришло в голову, что Италия - собачья страна. Ведь прародитель Италии - Рим. А Рим построили Ромул и Рем, а их, в свою очередь, выкормила волчица. А волчица - это почти собака... Я даже почти не удивился, когда в окнах поезда замелькал город. - Смотри, Пиратка, это Венеция! - закричал Витя, но я так устал, что попервоначалу даже не среагировал на город, в котором мечтает побывать каждая собака. А потом, конечно, удивился, но вел себя нарочито тихо. Из окна поезда мы увидели кусок вокзала, книжныйкиоск с газетами и мороженым одновременно, и я, как истинный иностранец, медленно и с чувством собственногодостоинства полез из вагона, но не выдержал ипринялся носиться по перрону. Витя догнал меня, перекинул через плечо свою сумку и взял меня на поводок. Я попросил его об этом сам, не только чтобы не потеряться, а потому, что я за себя в Венеции не мог поручиться. Город меня поразил своим величием. Сперва он мне напомнил Ленинград, или, вернее, Санкт-Петербург. Потом он мне напомнил все то доброе и ласковое, что я видел в жизни. Дядя Сережа, конечно, стал рассказывать про Венецию по-научному, как пишут в книгах. - Венеция, - говорил он, - имеет триста шестьдесят тысяч жителей. Расположена она на ста восемнадцати островах Венецианской лагуны Адриатического мора, разделенных ста пятьюдесятью протоками и каналами, через которые переброшено около четырехсот мостов. Венеция - город-музей. В нем имеется институт по изучению Адриатики, Академия искусств и оперныйтеатр. Выдающийся архитектурный памятник девятого - восемнадцатого веков. А Дворец дожей, а... Нет, я лучше побегаю по городу сам и в гондолах сам покатаюсь.. ... Галина Алексеевна отправилась по своим делам. А перед нами открылась удивительная картина: в городе улиц не было, а были сплошные каналы, и поним, как машины по улицам, носились самые невероятные суда. Здесь были и моторные лодки, и баржи, ибаркасы, и парусные яхты, и еще множество неведомых мне посудин. Даже такси тут были из лодок. Тридцать шесть мостов я насчитал, стоя на одном месте, а дядя Сережа, когда мы пошли вверх по улице к древней части города, на одной только улице - тринадцать бензоколонок. Он - урбанист, а я - романтик, поэтому мы с ним считали разные вещи. Но для чего здесь бензоколонки, когда не машин, я так и не понял. Может быть, для лодок? Палило солнце, когда мы подошли к великому множеству серых и желтых камней, каждый величиной с наш теплоход. Это были типовые развалины древнего города. Мы спустились в пещеру, потом обошли огромный цирк. Всюду в этом цирке, похожем на Колизей, каким он нарисован в Витином учебнике истории, росли старинные деревья, сухие и колючие. Я проникся таким уважением к древности, что даже перестал бегать и лаять. И вдруг прямо перед нами в самом центре этой древности оказалось суперсовременное кафе, куда я инстинктивно забежал, туда же следом за мной зашли дядя Сережа и Витя. - Проголодались? - спросил дядя Сережа. Конечно же нет, но разве в летнее кафе на земле древних ходят только затем, чтобы насытиться? Нет, конечно, Мы пришли насладиться отдыхом. - Что будем есть? - спросил дядя Сережа, усаживаясь за столик и приглашая меня и Витю последовать его примеру. - Джелато, - гавкнул я, да так, что туристы с соседних столиков оглянулись. - Джелато, - согласился дядя Сережа и заказал три разноцветных порции этого удивительного, этого холодного в жаркий день и очень вкусного мороженого. Когда мы его поели, я вспомнил о Козетте, по которой соскучился... Ну и, конечно, о Тролле, который неизвестно о чем теперь с Козеттой разговаривает, пока его хозяйкалюбезничает с хозяином отеля, который находится прямо в воде и похож поэтому на корабль. - Завтра продолжение собачьего вернисажа, - сказала Три Лепестка Черной Розы, - поэтому надо экипировать наших собак. В одной фразе она произнесла два непонятных слова, но смысл был ясен: завтра выставка, и нам с Эвелиной надо приодеться. Но я ошибся - не приодеться. Нас повели в самую настоящую парикмахерскую, усадили в кресло, точно такое, в каком в Москве стрижется Пал Палыч, ив итоге сделали из нас действительно красавцев. И никого это не удивляло, хотя я всячески старался привлечь своим гордым видом внимание прохожих на улице через стеклянную витрину. А после парикмахерской Три Лепестка Черной Розы повела нас по специальным собачьим магазинам, но я магазины - я уже говорил об этом - не очень люблю, поэтому особенно не смотрю, что там в них продается, да к тому же это довольно однообразно: искусственные кости, лекарства, поводки, игрушки, домики, корзинки для транспортировки, шампунь, искусственные зубы, одежда, даже обувь, почти настоящие кустики для пи-пи, костюмы, лифчики для сучек, переносные уборные, нахвостники, даже искусственная кучка дерьма, пахнущая духами, и еще многое такое, что нужно скорее людям, чем нам. Да к тому же и Москве теперь таких магазинов сколько угодно. Витя купил мне шляпу. По-моему, Эвелине все это тоже не очень понравилось. Но шляпу надели и ей. Собака должна быть собакой, а то ведь приодетая и причесанная собака еще и государственный постзахочетзанять. Я не думаю, что нам надо перенимать западный культ отношения к животным, что-то в нем есть ненатуральное. Другое дело - общее отношение. Да, за границей нигде я не слыхал худого слова в свой адрес. Никто меня не пихнул, не обозвал. И в кафе пускают с собаками. Эвелина говорит, это потому, что я собственность моего Вити, и по закону о собственности меня никтоне может тронуть, но я не верю: какая же я собственность? И вдруг я подумал: неужели Козетта тоже собственность Каролы? Этого я уж никак не могу понять, мы же не плюшевые собачки... Живые герои Из всех итальянцев на свете я знал только Пиноккио и Чиполлино. Но их все знают, они национальные герои Италии. На площади Святого Марка я видал много представителей детских сказок. Там был и пес Пого, и Тан-тан, и древний герой Астерикс времен галлов, и, Чиполино, и Пиноккио, ималенькие голубые существа в белых колпаках - штрумфы, и Красная Шапочка, и Кот в Сапогах, и Гато Сильвестро. Неужели они все итальянцы? Очень скоро все выяснилось. Галина Алексеевна объяснила, что, попадая в Италию, герои даже французских, немецких и датских сказок тотчас же становятся итальянцами. И герои сказоккивали мне, а Эвелина объяснила, кто есть кто, и знакомила меня с ними. Совсем как у нас, только у нас Мурзилка, Самоделкин, Незнайка, но суть-то ведь одна. Меня отпустили с поводка, и я стал обнюхивать этих героев, чтобы чувствовали мое дружелюбие. Я это делал намеренно, ведь наверняка в этот сквер придут и другие собаки, почувствуют, что здесь был я с миссией дружбы. Я твердо верю в то время, когда не только собаки будут обнюхиваться и дети дружить, но и взрослые, увидев, какой посреди братьев наших меньших царит мир, тоже станут братьями. Я долго стоял перед сказочными фигурами, а когда оглянулся, то вокруг были какие-то чужие люди и не было ни Вити, ни Трех Лепестков Черной Розы, ниГалины Алексеевны, которая вообще редко была с нами. У нее было множество разных дел, она часто возвращалась с тяжелыми сумками, потом так же часто исчезала, а сумки таскал дядя Сережа. Но сейчас не было рядом никого. Куда-то все подевались. Я подождал еще, но их все не было. Тогда я решил искать дорогу сам, но, конечно, не нашел. Я брел понуро по венецианским тротуарам, дважды переплывал каналы, меня пропускали, советовали, сочувствовали, но... безрезультатно. И вдруг я увидел, что небо потемнело. Я задрал морду и увидел нечто такое, чего не видел никогда в жизни и даже не мог себе представить. Надо мной плыл огромный надувной шар, который называется дирижабль. Он вдруг стал снижаться прямо надо мной, словно сфотографировал, а потом вдруг взмыл ввысь. И тотчас же к тому месту, где я стоял и удивлялся, подошел полицейский в серой блузе и, нагнувшись, погладил меня. "Это еще не хватало", - подумал я и снова вспомнил волшебное итальянское слов, но на этот раз его не произнес. Но ничего страшного не произошло, уже через пять минут я был в полицейском комиссариате, где встретился с Витей, Тремя Лепестками Черной Розы, Эвелиной, Галиной Алексеевной и дядей Сережей. Что же случилось? А вот что. Засмотревшись надетский городок, я потерялся. И Три Лепестка Черной Розы тотчас же сообщили о моих приметах вполицию. А дальше с помощью дирижабля меня просто увидели. Хорошая штука дирижабль, надо бы такой, только поменьше, завести дома, а то Пал Палыч и Витя вечно теряют свои вещи. Но не такой, конечно, который рекламирует в Москве неинтересные газеты. После беседы с приятным комиссаром полиции мы отправились домой на отдых, ведь завтра нам предстоял серьезный день. Этот день, как я уже понял, засыпая в гостинице Великого канала, серьезным был еще и потому, что нам предстоял собачий Марш любви к ближнему, и потому, что я, может быть, в последний раз увижу Козетту. Мой выбор Когда я шел с Витей утром на выставку собак, я подумал: подумаешь, марш! Ну погавкаем и разойдемся. Но не тут-то было. Марш-то происходил на небольшом пароходике, который плавал по Великому каналу - так называется главная река в Венеции. Под общее ворчание мы посмотрели дворцы Контарини и Дарио, проплыли у самой Церкви Дей Фрари, видели мосты и невероятной красоты дома. А устроители марша нас не заставляли ни прыгать, ни бегать: оказывается, это был не только Марш любви к ближнему, но и доброты. И мне было очень приятно, что и Козетта, и Эвелина, и Тролль, и друзья, и, конечно, я сам оказались на этом пароходе. От моего собачьего нюха не укрылось то, что грубиян Тролль становился кротким и томным, когда видел Эвелину. Я этому радовался: знаете, когда тебе хорошо, хочется, чтобы и другим было так же. Вообще Тролль сильно переменился после того, как помог Эвелине получить призовое место... Но не буду говорить о чужих чувствах, подумаю о своих собственных. А потом всем собакам-участницам подарили по банке собачьихконсервов, медаль и искусственную кость. Все свои регалии я поделил с друзьями. Когда мы сошли с парохода, я оглянулся и увидел, что Карола что-то говорит Вите. Я не слышал, что она говорила, но она была настойчивой, а мой хозяин Витя на это громко сказал: - Он взрослый, пусть он решает сам. У меня сильно забилось сердце. Потом мы все шли молча. А в глазах у Козетты стояли слезы. ... В этот день произошло много всего. Мы попрощались с Тремя Лепестками Черной Розы и Эвелиной, мы договорились, что на будущий год они приедут к нам в Москву, а потом еще долго гуляли по Венеции с Козеттой и Каролой. И вот у памятника Бартоломео Каллеони я наконец решился. - Козетта, - сказал я, - я не могу без вас жить, будьте моей женой. Она ничего мне не ответила. Итолько потом спросила: - А это можно? - Глупышка, - сказал я ей и положил голову на ее холку. - Урра-а-а! - закричал Витя. - Спасибо, - тихо сказала Карола. И только потом я узнал, почему она так сказала. Она не хотела расставаться с Козеттой, но она уезжала далеко-далеко, в Россию, в Москву. Она собираласьучиться там в русской школе и не знала, как поступить с Козеттой. А тут как раз нашелся Витя, из Москвы! Да я, который был готов ради Козетты на все. Ура! Мы едем в Москву вместе. Когда в тебе просыпается настоящее чувство, какое имеет значение, где мы будем жить. Лишь бы быть вместе. Виза Козетте не нужна. С итальянским паспортом она может жить там, где захочет на нашей прелестной планете. Дорога домой У Козетты, между прочим, маникюр. Интересно, кто ей будет делать его в России? Может быть, Мама-Маша? Дорога домой хотя и продолжалась почему-то на один день больше, чем дорога туда, показалась мне короче. Еще бы, со мной ведь моя Козетта! Мы попрощались с Галиной Алексеевной в Венеции. Витя сидел в купе поезда и изучал иностранные языки. Может быть, он делал это потому, что пригласил многих своих друзей к нам домой, в Москву. А поскольку все они разных национальностей, надо сделать так, чтобы их понять и они поняли бы нас. Вот Мама-Маша будет рада, когда у нас в доме поселятся сразу все наши с Витей приятели с собаками! Кстати, о национальности. Пришел как-то к нам в гости знакомый Пал Палыча Станислав Борисович. Он из тех взрослых, кто не без удовольствия читаетмои книги. А тут вдруг прочел книгу Саши Черного: по-моему, она называется "Дневник фокса". Не могу точно сказать - не читал. И вот этот Станислав Борисович мне говорит: "Ты, - говорит, - оказывается, не первая собака, которая читать и писать умеет, тот вон, у Саши Черного, тоже фокс был. Может быть, тебя в гончую превратить, чтобы читатели не думали, чтоты такой-то плагиаторский пес? " Я повилял хвостом и не стал продолжать разговор, только попросил Станислава Борисовича передать привет внуку Алеше. И подумал, что вряд ли найдется в нашей песьей братии собака, которая бы поменяла национальность ради конъюнктурных соображений. Я стал смотреть в окно и своим скулежом стал подгонять наш поезд. ... Я, признаться, очень соскучился и по маме Маше, и по Пал Палычу, и по маленькому Костику, и по нашему дому, и еще по многому-многому другому. Мне к тому же очень хотелось самому побродить по баррикадам революции, которую я видел по телевизору и которая произошла в Москве, пока мы путешествовали. А в Вене и Будапеште мы с моей милой Козеттой бегали по перрону и даже по городу. И мне было приятно, что многие смотрели на мою невесту и улыбались. Чоп И вот в поезде в самое неподходящее время - ночью, когда так хочется спать, - к нам в дверь постучали. Дядя Сережа открыл ее, и мы все увидели человека в зеленой фуражке. - Кто это? - спросила меня Козетта. - Разве у вас революция еще не закончилась? Мне пришлось ей объяснять, кто такие пограничники и для чего они нужны. А дядя Сережа заодно просветил нас, что Чоп - это крупнейший железнодорожный узел на границе Украины, Венгрии с Чехией и Словакией. Это древний город. Конца тринадцатого века. Пограничник между тем строго осмотрел купе и полез зачем-то под лавку: может быть, он надеялся найти там еще одну собаку, кроме нас с Козеттой, - не знаю. Тролль ведь вылетел в Москву самолетом со своей прелестной хозяйкой. Только потом дядя Сережа объяснил нам, что пограничник искал под лавкой не собаку, а шпиона. Шпиона у нас в купе не оказалось, а жаль! Было бы еще одно приключение. Потом в купе пришла таможня в виде худой и неприветливой дамы. Она тоже что-то искала, потом еще пришел кто-то - какая-то карантинная служба, потом ветеринарный контроль, но нас с Козеттой это, к счастью, не коснулось. После Чопа побежали украинские города - Тернополь, Винница, Киев. Киеву, между прочим, полторы тысячи лет. И он сказочно красив. Здесь есть Киево-Печерская лавра, царский дворец, Андреевская церковь, Софийский собор одиннадцатого века. На станции Жмеринка мы покупали кукурузу и помидоры. Они продавались поджелто-голубыми флагами свободного государства. Эпилог В день приезда домой Козетту, меня и Витю ждал шикарный семейный ужин, и мы, не торопясь, рассказывали о своих приключениях. Я рассказывал и о теплоходе, и о Венеции, и об Афинах, и о Тролле, и о Наташе, и о докторе Черви, и о главном арбитре, и об Эвелине, и о пограничниках, и о морях, и, конечно же, о своей любви. Я переводил маме Маше и Пал Палычу то, что говорила по-итальянски моя лохматая невеста. С этого дня мы стали жить и поживать, а через месяц примерно пришло письмо от Трех Лепестков Черной Розы, в котором она желала всем нам доброго здоровья и счастья, между прочим, спрашивала про Тролля. В этом же письме Эвелина оставила отпечаток своей лапы. ... А Наташа действительно подружилась с мамой Машей, несколько раз была у нас в гостях вместе с Троллем и мужем-драматургом. Тролль называл его профессию в три лая. В последний раз это было неделю назад. Наташа принесла какие-то анкеты и спрашивала маму Машу, как их заполнить, потому что она хочет пригласить в гости Три Лепестка Черной Розы, с которой тоже подружилась. Три Лепестка Черной Розы приедет с Эвелиной. А еще Наташа сказала, что это будет совсем неплохо, потому что Эвелина - единственная дама, при которой Тролль становится по-настоящему галантным. Может быть, потому, что они очень похожи. Она такая же длинная, как и он, только рыженькая. Ну что вы, таксу, что ли, не видели?  * ХВОСТ ИЗ ДРУГОГО ИЗМЕРЕНИЯ *  (Невероятное путешествие в первое измерение пса по имени Пират и его очаровательной супруги Козетты, описанные им в состоянии близком к абсолютному созерцанию происходящего) "Мысль будет речью нам... " Павел Лукницкий Скрепки для скрижалей (Вместо предисловия) "... Моцарт - это величественно и вечно. С помощью Моцарта... да-да, именно: "с помощью Моцарта" человечество научилось лечить множество болезней, а недавно было сделано открытие: ритмы некоторых его произведений убивают компьютерные вирусы... ". Пират диктовал новую повесть... ... А вы знаете, что собаки живут по временной прямой на полчаса раньше своего хозяина. И, если хозяин умен, он всегда прислушается к своей собаке. Собака ведь наверняка знает, что случится в течение этих тридцати минут и может отвратить хозяина от неприятностей... ... Сейчас, когда собачьи события последнихмесяцев позади, базарная демократия, судя по всему, победила окончательно, а грядущая революция, хоть и не планируется на ближайший вторник, но если произойдет, боюсь, снова разбудит лишь инстинкт разрушения, я заготавливаю скрепки для своих очередных скрижалейи сибаритствую, проводявремя в доме дяди Сережи, Каролины и Мамы-Лисаньки со своей уже известной читателю лохматой и итальянской Козеттой. Иногда я стараюсь восстановить в памяти события последнего времени (хотя точнее конечно не времени, а пространства, времени как было мною недавно установлено - не существует в природе, оно просто-напросто - вымысел досужих литераторов... ), и впервые не задумываюсь над тем: станут ли они когда-нибудь книгой или не станут. Потекла наша жизнь как в старинной сказке: "старик ловил неводом рыбу, а старуха пряла свою пряжу". Дядя Сережа ходил на службу в Министерство конфессий и потомрассказывал всем нам за ужином: что это такое. Каролина иногда готовила нам всем поесть, делала она это редко, и мы стали поэтому стройными, а в основном переводила дяде Сереже статьи, причем когда она не могла точно идентифицировать значение какого-то слова, ей подсказывала его Козетта. Мама-Лисанька ничего не переводила. Она писала свои волшебные книги, и, наоборот, готовила нам еду часто. И еда эта была такой же восхитительной, как и сама Мама-Лисанька. Так что все не бездельничали кроме меня, а в конце-концов мне стало от этого невероятно стыдно, и я вновь занялся писательской деятельностью. Как Булгаков, Лермонтов или даже Пушкин я придумал себе ситуацию, в которой мне якобы подбросили рукопись, а я всего-навсего скромный ее издатель лишь взял на себя труд довести ее до читателя. Старый и более чем неуклюжий прием. Почему Пупкину не подбрасывают рукописи. Я написал такую книжку. Написал и ужаснулся. Получилась не беллетристика, а какое-то пособие по перевороту. За такие книжки сажают на цепь... А потом уже, на цепи сидючи, оправдываются, что это было ни в коем случае не пособие по перевороту, а пособие: как бы понезаметнее прожить середнячком, не желая славы Александра Великого или Наполеона, - повкуснее поесть, побольше поспать. ... если честно, хочу рассказать по-собачьи то, что увидел. ... смогу ли? Но это как захочет Высший Разум. Я теперь спрашиваю разрешение у Него. Судя по тому, что я постоянно думаю об Этом, сопоставляю и анализирую увиденное, вероятно - захочет, ибо ему ничего не стоило отнять у меня понимание или память раньше, до того, как я вновь сел за письменный стол. Память моя не пропала, чутье тоже, я думаю это потому, что Высшему Разуму надоело быть непонятым, и может быть он выбрал меня (это льстит моему собачьему самолюбию! ) для того, чтобы именно я объяснил человечеству и собачеству некоторые тайны бытия. После таких слов, я предвижу, кто-то из читателей подумает грустно: "взбесился бедняга". Отнюдь. Просто я, как всякий пророк рискую быть традиционно не понятым и потому подстраховываюсь предисловием. Все было так невероятно. А началось с того, что позапрошлым летом мы поехали с моим другом Витей Витухиным в морское путешествие к нашейитальянско-австралийскойзнакомой в город Сенигаллию, что на восточном побережье Италии. Помните, у нее еще - необычное имя Три Лепестка Черной Розы и милейшая собачка Эвелина. Путешествие наше началось на теплоходе и длилось по странам ближнего зарубежья и Европы. С нами вместе путешествовал друг Витиного папы дядя Сережа, и там же, на теплоходе мы отпраздновали рождение двух новых семей: дядя Сережа познакомился со студенткой из Бергамо Каролиной, которая вскоре приехала к нему в Москву, а я с моей Козеттой. Это был замечательный вояж, о котором вы конечно читали! Книга, как и все мои другие, имела успех, но самое большое наслаждение, которое я испытал - это когда ее стала читать Козетта. Она читала ее со словарем, потому что нашим собачьим - русским владеет все-таки не так хорошо. Я убедился - нет большего наслаждения наблюдать, как любимая тобой дама терпеливо изучает творение лап твоих. Италия понравилась мне не только потому что это собачья страна, и столица ее названа в честь основателей Рима - Ромула и Рема, выкормленных волчицей (почти собакой), а еще потому что оттуда родом Козетта, но мне как писателю и женолюбу импонирует тот факт, что слово "слово" в итальянском языке - женского рода. Надо сказать что, если язык наш невероятный Козетта постигла не в совершенстве, то в совершенстве постигла науку любви, и... (нет дамы без огня), вскоре после нашего возвращения подарила мне четырех прелестных щенков: трех девочек и мальчишку. В собачьей жизни самостоятельность детей приходит рано. А вот самостоятельность родителей значительно позже. Нам хотелось с Козеттой жить друг для друга, а Маме-Маше и Пал Палычу, Вите иКостику хотелось забавляться со щенками. И было решено: мы с Козеттой перезжаем к "теще", т. е. к Каролине, дяде Сереже и его замечательной Маме-Лисаньке, а детей наших оставляем Маме-Маше. Такой рокировкой все остались довольны. Иногда, всей семьеймы любим забраться в машину и куда-нибудь ехать, все равно куда, а там уже побывать в ресторане, или в парке, или на пристани, любим мы и пересесть вдруг в самолет и полететь далеко, чтобы повидать там чудеса или экзотику и зарядиться впечатлениями, для того только, чтобы пестовать счастье и гармонию в нашем семейном бытии... Внешний мир изменился невероятно быстро, и не только потому, что теперь можно бывать нам собакам почти что где угодно, он стал ярче, вкуснее, интересней и многогранней, более того, я вам хочу сказать, что пишу я теперь не пером, а на компьютере. Витя учится в Британии. Через два года ему идти в армию. Не знаю только в какую. За Президента России пойдет он служить или за Английскую Королеву? Тут как-то прошел слух, что будущим правителем России будет человек высокого роста. Я согласен на принцессу Диану. Она как раз высокого роста... Это я говорю не от отсутствия патриотизма, просто она породиста. Пал Палыч ударился в науку, пишет докторскую. Иногда я помогаю ему, но не так интенсивно, как с кандидатской, дело в том, что тема его закрытая, и хотя он доверят мне, мне самому не хочется выглядеть излишне любопытным. С должности Пал Палыч ушел и говорит, что о том, как упал авторитет власти хорошо было видно из окон его служебного автомобиля... А Мама-Маша? Мама-Маша... Маме-Маше прибавилась в этой жизни еще одна проблема - зарабатывание денег. Хорош этот мир или нет, - не знаю, не мне судить, но я, по крайней мере, способствовал (своими книгами, конечно), чтобы он стал хотя бы на чуточку справедливее. Книги писать стало не так интересно, их мало кто читает и не покупает, (в этоммы бесспорно догнали запад), а собачьи игрушки (косточки, лекарства, кучки дерьма, лифчики для сучек) стали продаваться и у нас. Но не буду попусту ворчать, тем более что перехожу к грустной части предисловия. Умерла тетя Груша - наша дачная хозяйка. Умерла мирно и тихо. Так же как прожила эту, прямо скажем, собачью жизнь. Помянулиее добрым словом, а на имя Мамы-Маши отписала она свой деревенский домик. Я, когда узнал о ее смерти - скулил целый день, а Мама-Маша плакала... Но вот, кажется, предисловие подошло к концу, надо переходить к основному повествованию. Глава 1 То, о чем я совсем не знал ... и слишком поздно почерпнул из засекреченной диссертации Пал Палыча, которую, после долгих его просьб и уговоров, взялся править в тот вечер. Засекреченной она оказалась не потому что была плохая, и надо было во что бы то ни стало столь, увы, типичным способом скрыть ее изъяны, а потому, что если знать каждому что в ней говорится, то у непосвященных может случиться шок. Теперь-то, после моих рассказов, о том, что когда-то было секретно и недоступно, знает каждый щенок, а недавно еще казалось в диковинку, что на свете открыто пятое измерение... Что и говорить: наш век - божественности техники в истории человечества - уникален. Но совершенство техники - это еще, к сожалению, далеко не есть совершенство духа. Об этом говорил как-то на видеоселекторном совещании Прокурор Галактики, он же и предложилПал Палычу взять в производство дело по 4-му измерению. "Запакостили его, - сказал прокурор, - сделали из него свалку, всю дрянь из десяти Галактик свалили туда, а потом мы, - говорит, - удивляемся, почему мироздание продолжает оставаться таким несовершенным. Ведь оттуда, с этой свалки, мусор хоть понемногу, пусть в виде отражений, дурных, не известно откуда взявшихся помыслов или необъяснимо плохого настроения, - но просачивается к нам обратно". Пал Палыч принял к производству это дело не очень охотно. Он уже давно не практикует, но ему для его исследовательской работы надо было оформить какое-то внедрение, и отчет об этом деле мог бы как раз стать столь необходимой частью диссертации. Отчет прилагался к реферату, и я имел удовольствие его прочитать тоже. Пал Палыч отправился в другое измерение. Командировки туда редки: власти убеждают, что и чрезвычайно опасны. Поэтому его не неволили ехать или не ехать. Но знаете, ему, пусть и в соперничестве с Мамой-Машей, а надо все-таки содержать дом, да и слово "профессор" звучит уютнее, чем "доцент". Вернувшись, Пал Палыч рассказывал о своих ощущениях - и я вам передам с его слов, - поездка в другое измерение немного похожа на поездку в другое время, только не ощущается толчка и все происходит мгновенно. При поездке в другое время пейзаж меняется медленно, он по сути один и тот же, лишь постепенно возникают и исчезают деревья и строения, а при поездке в другое измерение все меняется тотчас же. И еще одно различие. Попав в другое измерение, не видишь ничего похожего: ни домов, ни улиц, ни людей, а в другом времени, на той же улице двадцать лет назад можно встретить даже самого себя. Это наверное здорово поглядеть, как ты гулял здесь когда-то, когда был еще веселым щенком... Пройдя все необходимые формальности, Пал Палыч оказался в небольшой кабинке, без окон и с жалюзи вместо дверей. Жалюзи плавно захлопнулись, раздался щелчок, похожий на тот, который сопровождает вас, когда вы делаете флюрографию (полстолетия назад придуманная вещь, а до сих пор не снята в медицине "со щита"), и вы тотчас же выходите, опять видите дежурного, снова проходите те же формальности, только в обратном порядке, и оказываетесь в большом городе, почти таком же. Почти, да не таком: Пал Палычу бросилось в глаза, что не метены тротуары, город без жителей, машины, космолеты - все валяется где попало. Сквозь асфальт и бетон проросла трава. Когда-то в другое измерение можно было поехать просто, и путь в него проходил не через определенный гравитационный коридор, как теперь. Пал Палыч говорил, что в свое время каждый грамотный инженер мог найти путь в это измерение и находиться там сколько ему было угодно. Даже считалось хорошим тоном ездить в это измерение семьями отдыхать в выходные дни. Но потом паломничество на неиспорченную природу дошло до того, что там стало населенней, чем в нашем измерении, и тогда Внегалактическая Дума собралась, чтобы обсудить: стоит ли заселять иные планеты землянами, явно не умещающимися в своей "колыбели", когда рядом, только в другом измерении имеется такая же, Земля. Нам, собакам, конечно не были известны сверхсекретные научные изыскания, но в то время еще ни одного измерения, кроме четвертого, на нашей Земле пока не установили, стало быть, у Земли, по мнению ученых, имелось только одно отражение (что, впрочем, на ближайшее столетие вполне достаточно), чтобы решить проблему жилья. Но, странное дело, стоило объявить официальное разрешение на эмиграцию, все останавливалось, прекращались поездки, люди не торопились заселять необжитый континент, хотя он находился рядом с их домом и не надо было ни переправляться через океан, ни осваивать далекий материк, а стоило лишь придти в имеющийся в каждом населенном пункте офис, забраться в кабину, нажать кнопку и тотчас же выйти в ином мире. Кстати (конечно, тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить), но Пал Палыч рассказал удивительную вещь: с этими кабинками еще не было ни одной неприятности. Хотя едва только их изобрели, как немедленно писатели-фантасты стали пугать нас тем, что из-за перегоревшего предохранителя кого-то забросило на другой конец Вселенной и он добирался домой на машинах времени. Все это печаталось, расходилось миллионными тиражами и было интересно, но конечно, как всегда все написанное - немного не так. Эти машины не ломаются и вот почему: между двумя измерениями нет временного промежутка, как его нет между выключенной и включенной лампочкой, между полом и тенью от стула на полу. То есть: если вы, забравшись в такую кабину и нажав кнопку, узнаете, что перегорел предохранитель - вы просто остались у себя дома или не дома, если он перегорит на обратном пути. Третьего не дано. Я немного наукообразен, но не взыщите: не даром же у меня мама - пудель, а хозяин юрист. Перейду к главному, а именно к тому, для чего Пал Палыч отправился в другое измерение. Из учебников будущей истории, или вернее "Истории будущего" известно, что в четвертое измерение, в самом начале, пока не нашлось добровольцев, направлялина исправление "криминогенные элементы". Иными словами, осужденных, то есть тех, кому человечество решило какое-то время за их поведение и проступки не подавать руки. Тюремщики жили там совершенно свободно, строили города, вершили цивилизацию, женились, существовали в таких же условиях, как и мы, живущие в нашем. После революции в криминологии принцип наказания был кардинально изменен. Некоторые виды преступлений оказались заразными заболеваниями, вызываемыми вирусами, и людей, им подверженным, потребовалось лишь поместить в параллельный мир, а вовсе не сажать в клетку, как птиц и зверей. От постоянного притока людей там, в четвертом измерении, создалась параллельная цивилизация. В четвертом измерении, наконец, как и у нас, интенсивно развивались искусство и литература, те ученые не отставали от наших. Оказалось, что в это измерение из нашего можно переносить предметы, в том числе огромные: дома, технику, пароходы. Появились патриоты четвертого измерения. Поэты воспевали его в свойственной им декадентской манере: "Там, где все сверканье, все движенье, Пенье все - мы там с тобой живем. Здесь же только наше отраженье Полонил гниющий водоем". Глава 2 Экскурсии в глупость Все кончилось в один прекрасный момент. Это произошло в то время, когда в нашем измерении уже прекратились ядерные "игры" а в том, четвертом, еще нет. И оттуда в наше потянулись тысячи и десятки тысяч людей и собак, которые не желали стать свидетелями и очевидцами ядерного безобразия. И матушке-Земле пришлось потесниться и принять назад своих блудных сынов. В считанные годы четвертое измерение обезлюдело. И вот, когда там уже почти никого не осталось, человечество приняло решение свалить туда в кучу весь ядерный потенциал, сделать из этого измерения музей человеческой глупости и водить туда экскурсии. Прошло еще несколько десятилетий, и можно было бы объявить четвертое измерение свалкой исторического лома, как вдруг нашлись энтузиасты, которые готовы были расчистить эту часть захламленного пространства для новой жизни, размонтировав чудовищные сооружения, некогда созданные для уничтожения не только человечества, но может быть даже Галактик. Внегалактическая Дума приняла решение. Полным ходом шла демонтажная работа на бывших полигонах... ... и вот тут я прочитал самое секретное, и самое интересное из отчета, приложенного к диссертации Пал Палыча. Неожиданно Внегелактическое Правительство узнало, что некто, космический бомж, или сумасшедший (потому что по мнению Правительства только сумасшедший смеет не выполнять его распоряжений) пожелал остаться в одиночестве среди ядерного лома в четвертом измерении, причем в той части планеты, где пусковые устройства еще не были демонтированы. Что тут началось. За этим человеком была немедленно налажена охота. Сафари! Установили его местонахождение и имя. В диссертации Пал Палыча он закодирован как - ЧК. Пал Палыч тоже участвовал в этом сафари. Но я не осуждаю его. Он в итоге не нашел этого человека, к тому же изначально не ведал, что тот из себя представляет. Зато это узнал я. Произошло это много позже. ЧК оказался не космическим бомжем, а не больше не меньше - отчаявшимся смотреть на несправедливый и суетный мир профессором кафедры Философии временных координат Внегалактической Академии Времени Пространства. Но это было позже, а тогдаПал Палыч рассказывал, что в первые секунды, попав в четвертое измерение, ждал встречи с двумя молодыми людьми - экспертами. Они отправились в Овито - так назывался район, где некогда были установлены ядерные пусковые устройства четвертого измерения, ибо стало известно, что профессор находится именно там. Почему Правительству надо было опасаться какого-то профессора, решившего поступить со своей судьбой так как он считает нужным? Пал Палыч объяснил, что рядом с полигоном находилась грузовая кабина, с помощью которой можно было вернуться в наше измерение, и кто знает, что ему могло взбрести в голову, ведь было бы чудовищно, если бы на голову землян вдруг посыпались из ниоткуда ракеты. Такую войну не остановишь. С помощью имеющихся враспоряжении группы Пал Палыча приборов найти прячущегося человека в радиусе двенадцати миль, где преобладал металл, было не столь уж и сложно. Теплое человеческое тело было зафиксировано почти немедленно, и приборы держали его уже под своим контролем. Один из коллег Пал Палыча, вероятно большой патриот, все время повторял: "За нами трехмерная Земля, не отдадим ее ни пяди", выполнял здесь функции наблюдателя и мечтал, как бы вызвать профессора на разговор. Внезапно раздался позывной Центра. Это означало, что Пал Палыч немедленно должен был соединиться с переговорным устройством Прокурора Галактики. Пал Палыч вопросительно посмотрел на коллег. Ониему сочувствовали. И было от чего. Представьте себе, вас, находящегося в другом измерении, разыскивают, чтобы что-то сообщить. Это что-то, как вы понимаете, должно быть архиважным, а, может быть, даже, как говорит Председатель Внегалактической Думы, и "судьбоносным". Тут каждый подожмет хвост. Но так как у Пал Палыча хвоста не было, он сейчас же соединился с Центром. У Прокурора Галактики был, как всегда, ровный голос, какую бы экстремальную новость он ни сообщал. - Встречайте комиссара Кюррквя, - сказал Прокурор, - он будет у 336-й кабины ЧИЗ (четвертое измерение) в секторе Бетта через восемь минут. Причину его появления узнаете по прибытии. - Восемь минут прошли, - рассказывал Пал Палыч, - так, как проходят восемь столетий. И это потому, что Прокурор не сказал ничего конкретного. Прокурору должно было быть известно, что за эти восемь минут разыскиваемый профессор, если уж они так боятся именно этого, мог свободно подобраться к пусковым кнопкам. Комиссар Кюррквя появился в назначенную секунду. Прокурор Галактики принял решение: чем ловить профессора, транспортировать на Землю и там наказывать, лучше сразу отправить его в пятое, недавно открытое измерение, где он, подобно Робинзону Крузо сам будет строить свое счастье. А прокуратура за это время разберется что с ним делать. Пятое измерение Прокурор Галактики, вероятно, рассматривал в качестве вселенского изолятора временного содержания. Общими усилиями Пал Палыч с командой (без решения суда, или органа на то уполномоченного, без соблюдения формальностей) выдворили профессора с помощью комиссара Кюррквя в это пятое измерение, выход в которое возможен только из четвертого. "И вот теперь в те редкие визиты сюда, - прочитал я в дневнике Пал Палыча, - с помощью специального прибора я наблюдаю иногда за этим профессором ЧК, который питается бананами. На звезды он не смотрит. Но, судя по всему, доволен своим модусом вивенди. Хижины у него никакой нет. Одежды тоже. В правовых документах он числится под кодовым названием "компьютерный вирус". ... почему не презумируется невиновность к змее, которая еще не укусила... Профессорупредлагали недавно возвратиться. Но ужас обуял общество, когда профессор на это не согласился. Он почему-то не согласился вернуться в "наш солнечный, самый совершенный и гуманный мир". Властям это было не понятно. За ним стали наблюдать пристальнее, и в один прекрасный день было получено ужасное сообщение: профессор куда-то исчез. Прокурор Галактики объявил чрезвычайный розыск. И кто-то из его коллег по вневременной полиции установил, что, вероятнее всего, профессор сумел проникнуть в первое измерение. Когда мне рассказал об этом Пал Палыч, у меня опустились уши. Я как будто чувствовал, что скоро встречусь с этим ЧК. Если бы знать тогда, что все материализуется сегодня же вечером, я не пролистывал бы страницы диссертации Пал Палыча, а читал бы ее в четыре глаза. Но я пролистал ее быстро, поцеловал детей, коснулся носом колена Мамы-Маши, потихоньку ей подмигнув, дал себя выгулять Вите и отправился домой. Глава 3 Я прошу у компьютера извинений Раньше про волшебство рассказывали так, как теперь про компьютеры. На компьютере я научился работать быстро, это оказалось легче, чем на пишущей машинке. А помните, я совсем недавно осваивал логарифмическую линейку. Пал Палыч подарил мне Нот-бук, тот самый, который он брал с собой когда-то в четвертое измерение. Говорят, он заразил его там вирусом. Но кто бы мог подумать, что очень скоро станет очевидным: компьютер это дверца в другое измерение из нашего в первое. И, чтобы попасть туда совершенно не надо путешествовать по пятому... Раньше, когда звезды были без цензуры и не было столько техники - факсы, ксероксы, пейджеры, принтеры, мониторы, сканнеры, интернеты, модемы. Мне никогда бы не пришло в голову скучать по себе, а сегодня я думаю как соотнести эклектику с эклиптикой. Подумать только, с кем сражается, и что совершенствует Высший разум, если в нас есть всего только одна душа?.. Бывало ли в вашей жизни когда-нибудь такое, что вы упоенно и самозабвенно просидели перед экраном дисплея всю ночь и весь день, что-то писали, устанавливали, запоминали и в конце концов бедный компьютер не выдержал. Может быть он устал: - Не будете ли вы столь любезны - помилосердствовать, господин Пират, - сказал он мне. Мне было очень лестно, что компьютер заговорил именно тогда, когда я сидел за клавиатурой, но в работе оставалось немного, еще только полторы страницы и я ему об этом сообщил. Компьютер проявил любезность ипринялся вновь помогать мне, даже предупредил меня, что я переутомлен, и что лапа моя незаметно для меня самого подрагивает, и поэтому мне как любому живому существу требуется отдых. ... А раз отдых требуется и компьютеру, то можно сделать вывод, что и он живое существо- тоже. Впрочем я никогда в этом и не сомневался. Но тут, как это часто бывает, а у нас в доме постоянно: подошла сперва Каролина и попросила что-то перепечатать срочное. Потом дядя Сережа, ему вообще всегда все надо срочно, потом Козетта, которой во что быто ни стало надо было сканировать объемные фотографии наших малюток. Только Мама-Лисанька не мешала компьютеру жить. У нее с ним особые отношения, и он давно уже сделал ей работу, о которой она просила. Все подошедшие были близкими мне и любимыми мной, и поэтому я не мог отказать. И делал, делал, делал. Полторы страницы уже превратилисьв шесть, потом одиннадцать. Я умолял компьютер еще немного потерпеть. Я говорил ему, что человек лучше, чем его поступки. В конце-концов я уже сам устал как собака. Но я чувствовал, что он уже обиделся. И обиделся даже не на меня, а на Каролину, Дока, Козетту. Но конечно же через меня. Ведь постоянные перегрузки означали, что компьютер не член нашей семьи, а только работник. Ему, естественно, хотелось, чтобы и Каролина, и Док, и Козетта сами попросили бы у него еще чуть-чуть поработать. И он бы не отказал, но соблюден был бы политес. Всякое существо любит, когда к нему внимательны. Не соблюсти политес это все равно что отдавить собаке или коту лапу и не извинитьсяперед ними под тем только предлогом, что человек - венец природы. Обиды компьютера сперва стали выражаться в мелочах: вдруг перестала изображаться на экране буква "Д", однакоя, не растерявшись немедленно заменил ее - временно конечно - буквой "Б". Потом он стал останавливаться каждую минуту и высвечивать на экране слова: "Не пора ли прекратить сеанс", "Надеюсь, завтра мы встретимся снова" и, наконец, "Третий раз делаю вам первое замечание" однако с непременным добавлением слов, которые обычно программистом не кодируются. Я не знал, что делать, у меня было дурацкое положение. С одной стороны и Док, и Каролина, и Козетта - моя любимая семья, и я знал, что им всем исключительно надо, чтобы мы еще поработали. Но с другой - нельзя же эксплуатировать и электронного члена семьи, который был уже столь любезен, что работал без отдыха, сна и тоже из любви к этой же семье. Я набрал на клавиатуре очередные извинения. Компьютер был интеллигентен, и мне хотелось ему соответствовать. Но вдруг... ... я не люблю, когда в повести появляется "вдруг". Но это "вдруг", было особенным и имело форму. Проявления компьютерного неудовольствия испокон веков (хорошо сказал! ) привыкли называть "вирусами". И даже конструировать антивирусные программы. Но это не было компьютерной обидой. Просто, когда компьютер устал, он перестал сопротивляться злым силам. Все произошло из-за нашего желания объять необъятное. Вирус завладел компьютерным пространством. Он появился на экране в виде Черного Квадрата (вот почему в диссертации Пал Палыча он был обозначен аббревиатурой ЧК), похожего на квадрат Малевича крупнейшего древнерусского художника, которого отчего-то называли абстракционистом, вкладывая в это слово сарказм и презрение. Потом оказалось, что весь мир вокруг абстрактен, а он лишь живописал его. Но не будем осуждать времяуподобляться петуху ревнующему кур к будильнику. Мы ведь из иной цивилизации, мы знаем: какой это высший эгоизм делать добро ближнему, и еще знаем, что сверху идут заповеди, а снизу инициативы. Наша повесть не о Малевиче... Я взглянул на часы и в это мгновенье мне показалось, что секундная стрелка внезапно остановилась на циферблате, а тень от нее, этого не заметив, вновь побежала по кругу в поисках своей госпожи. Глава 4 Мы внезапно оказываемся в Странноландии Это только так сказано для красивого печатного слова "оказываемся". Я никогда раньше даже предположить не мог, что в страну, которую называют Компьютерия или Странноландия - никто еще просто так не попадал. И я никогда не видел, чтобы из нее кто-то возвратился. Конечно, информация об исчезнувшем остается, но как ее искать. Если бы мы только умели расшифровать ее. Как узнать в какую из десятков миллионов ячеек компьютерной памяти - китайских "шкатулок" попадает исчезнувшая информация. В данном случае меня взволновало, куда делся кусок статьи Пал Палыча об исчезновении из трехмерного мира двух комнатных собак. Там не было наших с Козеттой имен, поэтому я не ассоциировал эту статью с тем, что может произойти в ближайшее время с нами. Но в этом отрывке говорилось о том, как с помощью собак бороться с компьютерными вирусами... Я тогда воспринял эту статью как шутку. ... быстренько прошелся по файлам, но "на вскидку", конечно, ничего не обнаружил. Я так и знал, что не найду его. Найти исчезнувший кусок статьи в компьютере, умеющем хранить тайны, это все равно, что найти среди сотен тысяч звезд именно ту, котораятебе вчера подмигнула. На всякий случай я взял дискету и установил в компьютере антивирусную программу, что это такое, верно, всем ясно. Это фильтр, в который попадают все шутки и хулиганства программы. Когда-то мне пришло в голову, что компьютер этоВселенная. Только параллельная. А еще пришло, что раз это так, то в нашу из той обязательно должен быть какой-то выход. А еще, что как в любой другой в компьютерной тоже есть добро и зло. Смешно, но почему в нашей не изобретена антивирусная программа. Быть может это сделает когда-нибудь Высший Разум и зла будет чуточку поменьше... Антивирусную дискету я вставил, но программу включить не успел. На экране появился Черный Квадрат. У него были глаза, он улыбался щербатым ртом, и делал это так, как улыбаются кошки, не имеющие чувства юмора. К сталу, за которым я работал, подошел дядя Сережа - Док. Он стал нажимать на клавиши компьютера, но вирус не только не исчез, но даже не поморщился. Док нажал еще на что-то, но опять ничего не изменилось. Черный Квадрат продолжал улыбаться, и в улыбке его была сила. Нам обоим с Доком стало не по себе. Козетта чуть дрожа, прижалась ко мне боком, а Док, пожимая плечами, отправился за справочником вирусов. В эту секунду отвратительные черные щупальца ЧК выползли из плоскости экрана (я обалдел! ) и схватили мою жену за холку. Мужчины конечно знают, что делать в тех случаях, когда фамильярно обращаются в их прису