Стенину Павел Семенович. - Ну, хватит! Поговорили... - властно сказал Павлинов. - Видно, ты не из тех, которым на пользу наставления. Скажем по-другому: вот вам недельный срок - и чтобы дверь в коридоре была поставлена на место. Понятно? - Нет, не понятно. Дверь останется там, куда ее перенес горисполком. - Тогда я сам пойду к вам. Вон возьму милиционера, - кивнул он в сторону Стенина. - И поломаю вашу дверь. - Попробуйте... - Семен Ермолаевич, я вам не одного милиционера, а двух выделю, - сказал Стенин. - Чтоб они подержали его. Не то еще и сопротивление окажет. - От него все можно ожидать. Он и за топор схватится, - криво усмехнулся Павлинов. - Я хочу знать - на каком основании вы будете дверь ломать? - спросил Павел Семенович. - А на таком! - Павлинов поглядел на Стенина. - На основании правил пожарной безопасности. Вы стеснили общие проходы. - Наоборот! У меня притолока раньше угрожала пожаром. Вот, поглядите. У меня чертеж есть, - Павел Семенович достал из кармана еще одну бумажку. Но Павлинов только рукой повел, так, от себя, как сбрасывают со стола мусор: - Все твои документы липа. Я и смотреть их не стану. Даю тебе недельный срок: не перенесешь дверь - пеняй на себя. - И не подумаю. - Ступай! 11 Павел Семенович, весь избитый красными пятнами, пришел от Павлинова и бросил в лицо Марии Ивановне: - Можешь радоваться: опровержения не будет! Все они заодно... И ты вместе с ними. Мария Ивановна решилась: раз Федулеев пошел на нее в открытую, то и ей не пристало прятаться за сутулою спину своего благоверного. - Ты чего орешь? - развернула она плечи, и гневом задышало ее лицо от мужнего оскорбления. - Я тебе кто? - Сотрудник Сморчкова, вот кто... - Сам ты сморчок. За правду постоять не сумеешь? Так погляди, как поступают взрослые люди. Она надела свою черную выходную шляпу, похожую на валенок, взяла черный зонт с костяным набалдашником и, несмотря на позднее время, пошла в редакцию. Федулеев сидел в своем кабинете и вычитывал полосу; кроме него да секретарши Ирочки, в редакции никого. "Жаль, что нет сотрудников, - подумала Мария Ивановна. - Его хахуля не в счет. А без свидетелей что за скандал?" Она презирала секретаршу за то, что в давнее время - еще года четыре назад - поймала ее с поличным в кассе горводснаба. Мария Ивановна работала тогда инспектором райфо. Ирочка воровала квитанции, подделывала их и получала чистые денежки. Ее осудили по статье 92 (часть вторая) за присвоение государственных средств. Но в ту пору в газетах писали насчет перевоспитания... И взяли Ирочку на поруки... Ирочка встретила Марию Ивановну с издевательской вежливостью, как провинившуюся школьницу: - Ваш рабочий день уже кончился. Или вы позабыли чего? - Тебя позабыла спросить: работать мне или отдыхать. Мария Ивановна с ходу пошла к редакторской двери, обитой черным дерматином. - Петр Иванович очень занят! - Ирочка с кошачьей проворностью подскочила к двери. - А я что, дурака пришла валять? Прочь с дороги! Но не тут-то было. Ирочка прислонилась спиной к двери и продолжала вежливый разговор: - Вы же не посторонний человек, Мария Ивановна. Вам известно, что Петр Иванович в эти часы вычитывает газету. Зачем же отвлекаете? - А я говорю, отойди от двери! У меня дело поважнее - закон пришла выверить. Дверь наконец открылась изнутри. Федулеев стоял у порога удоволенный: - Представителям закона здесь всегда рады. Прошу, Мария Ивановна! - даже лысую голову чуть наклонил, а лицо так и готово лопнуть от смеха. Ирочка приняла такую же почтительную шутовскую позу и сказала нараспев, в тон редактору: - Пож-жалуйста! Только зонтик оставьте. У нас в кабинете не течет. - А сколько это вас в кабинете? - съязвила и Мария Ивановна. - Да вы и впрямь как ревизор, - усмехнулся Федулеев. - С каким мандатом? - С государственным как бухгалтер... Да еще с партийным как коммунист. С вас довольно? - Ба-альшой вы человек, - сказал Федулеев. Мария Ивановна прошла в кабинет, села в кресло, а зонтик положила на редакторский стол. Ирочка оставила дверь растворенной, удалилась к своему маленькому столику с пишущей машинкой, а Федулеев стал прохаживаться по кабинету. - Может быть, вы все-таки закроете дверь и выслушаете меня? - сказала Мария Ивановна. - Говорите, говорите. Здесь у нас секретов не бывает. Мы публичная печать. Живем открыто, - весело отозвался Федулеев. - Ладно, публичная так публичная. Вы опровержение давать будете? - Мария Ивановна, вы меня удивляете. Вы сколько у нас работаете? Третий год? Скажите, давали мы хоть раз опровержение? Никогда, - отчеканил Федулеев. - Потому что мы - печать. А в печати факты помещаются только проверенные. Вы когда-нибудь читали опровержение? - Вы мне печать в нос не суйте. Я знаю, какая правда у нас в редакции. - На что вы намекаете? - На то самое... Вы нарушаете постановление правительства. - Какое? - Декрет СНК СССР от двадцать первого декабря тысяча девятьсот двадцать второго года, параграф второй. Вы его читали? - Ну? - Вот тебе и ну... По этому декрету запрещается держать на работе в качестве подчиненных прямых родственников. А у вас не кто-нибудь из прямых родственников, а собственная жена работает. Да еще не имеет на то образования. Вот она, ваша правда. Федулеев оглянулся на Ирочку и остановился: - Образование у нее в пределах педучилища. - Это как в пределах? По коридорам прошлась, а в классы не пустили? Федулеев печально вздохнул и сел за стол. - Мария Ивановна, третий год вы у нас работаете и ни разу даже не упомянули о таком серьезном декрете. Скажу вам честно, я не юрист и не знал о существовании такого декрета. И более того, сожалею, что мой ответственный финансовый работник не информировал меня об этом. Я допускаю, что вы совершили такой промах неумышленно. Наверно, память вас подвела. Да ведь и неудивительно - возраст у вас преклонный. Пора вам, Мария Ивановна, уходить на пенсию. Давно пора. - Я подожду, пока ваша жена уйдет отсюда. - Ждать не придется, Мария Ивановна... коллектив редакции не потерпит. Вы же знаете, как это делается: сперва один выговор, потом другой. А там приказ об увольнении, и точка. Ну, зачем вам доводить дело до точки? - У меня, слава богу, ни одного выговора не бывало. - Есть уже один, есть, - Федулеев только руками развел и с таким огорчением на лице, будто сам и страдал больше всех от этого выговора. - Ирина, принесите книгу приказов! И не успела Мария Ивановна дух перевести, как перед ее носом уже лежала книга редакционных приказов, раскрытая на нужной странице. Приказ N 44 по редакции "Красный Рожнов" от 27 августа. Ввиду невыхода на работу 27 августа сего года бухгалтера редакции Полубояриновой М.И. без уважительных на то причин этот день считать прогулом и не оплачивать, а за невыход на работу объявить выговор. Редактор газеты "Красный Рожнов" Федулеев. "Так вот оно что! - сообразила Мария Ивановна. - Вот почему они так нагло со мной любезничали". - Это ложь! Фальсификация! - Мария Ивановна хлопнула рукой по раскрытой книге, словно муху убила. - Книга приказов тут ни при чем. Ведите себя культурно. - Ирочка взяла книгу и выскользнула из кабинета. - Какая же фальсификация? - спросил Федулеев. - Злостная! Я ездила в облисполком жаловаться на вашу клевету. Я заходила в управление по печати - месячный отчет выверяла... А вы мне прогул? - В область ездят в командировку, не так ли? - строго спрашивал Федулеев. - Командировочные я ей не выписывала, - отозвалась из своего предбанника Ирочка. - Правильно, - кивнул головой Федулеев, - потому что я и приказа не отдавал считать вас в командировке. Да вы и не отпрашивались у меня. Так ведь, Мария Ивановна? - Дак я же с отчетом ездила! - Ну и что? Отчет не исключение из правил. - Да не впервой же я так ездила. - Не знаю... Может быть, вы и раньше ездили жаловаться... Но я этого не знаю, - Федулеев оставался невозмутимым. - Это же произвол! - все еще не сдавалась Мария Ивановна. - Какой произвол? Я просто довожу до вашего сведения: один выговор вы получили и второй на подходе. - Да вы что, издеваетесь? Или в представление играете? Это что еще за второй выговор?! - Он пока только в проекте... Появится он или нет - все зависит от вас. Сегодня, кажется, двадцать седьмое число? А когда авторский гонорар внештатным корреспондентам перечисляется? В третьей декаде месяца, так? - Это при наличии денег. А когда их нет, мы перечисляем в начале следующего месяца. - У нас есть деньги на расчетном счете. - Всего семьдесят пять рублей, а гонорара надо перевести сто девяносто. Федулеев опять печально усмехнулся: - Свою зарплату вы получаете дважды в месяц... Аванс берете. А вот авторам выслать по частям считаете за труд. Инструкцию нарушаете. Нехорошо. - Дак мы ж каждый месяц так делали!.. - Вот и худо, что так делали. За задержку гонорара получите взыскание. - Вы просто мерзавец и негодяй! - Мария Ивановна схватила зонтик, стукнула им об пол и встала. - Но имейте в виду, в райкоме союза вам не удастся меня ошельмовать. Я член бюро! - Вы усугубляете свое дело, - Федулеев и голоса не повысил. - Зачем вы оскорбили меня? Да еще в присутствии председателя месткома, - он кивнул в сторону Ирочки. - Прежде чем выносить ваше дело на райком союза, мы здесь решим, на месткоме... Я говорю из сочувствия к вам: подавайте заявление. Уходите добровольно. - Разбойники! Вы что ж, хотите чтоб я в гроб добровольно легла? - Зачем же? Живите на здоровье. Пенсия у вас будет вполне приличной. - Спокойной жизни захотелось, да? Не выйдет. Сама жить не буду, но и вам не дам. - Вольному воля. 12 На другой день Павлинов позвонил Федулееву: - Ну, как там ваша собственница? Не прихватила еще к своему кабинету лишних полтора метра? - Замышляет новую кампанию с книгой жалоб и предложений, - весело ответил Федулеев. - Куда же она собирается жаловаться? - В Москву отпрашивается. - Ах, вон как! Ну, ты ее домой отправь. Скажи, что комиссия придет из райисполкома. - Кто к ней собирается? - Я сам пойду. Прихвачу с собой Стенина и проведу беседу на тему: не суйся, Матрена, в божий рай, когда хвост подмочен. - Попробуй. Я тоже пытался вчера вразумить ее: не шуми, говорю, бабуся, когда тебя мешком накрыли. - А она что? - Я, говорит, сама вас подолом накрою. Павлинов помолчал... - Распущенность, понимаешь. А ты что? - Предложил ей уйти на пенсию, - хохотнул Федулеев. - Правильно! А она? - Отбрыкивается. - Не хочет по-доброму? Сунь ей два выговора... - Это мы уж сообразили. Но она рассчитывает на поддержку в райкомсоюзе. - А зачем тебе с союзом связываться? Проводи ее через собрание. Учти, решение собрания юридическому обжалованию не подлежит. - Правильно! - Ну, так посылай ее домой... Павлинов с капитаном Стениным пожаловали к обеду. Мария Ивановна и Павел Семенович сидели на кухне, ждали. Не обедалось. Мария Ивановна разлила было суп по тарелкам, каждый схлебнул по ложке, да и задумался, как на поминках. И суп остыл. Когда застучали в двери, они словно очнулись - Павел Семенович побежал, вихляя плечами, отпирать двери, а Мария Ивановна выплеснула из тарелок суп обратно в кастрюлю. Увидев мокрые тарелки на столе, Павлинов усмехнулся: - К обеду угодили... значит, кому-то из нас с вами повезет. - Может, к столу присядете?.. У нас и выпить найдется, - сказала Мария Ивановна, как-то жалко улыбаясь. - Ну, мы к вам не гулять пришли, - ответил Павлинов, решительно отметая всякое беспринципное примирение. - И вообще я бы вам не советовал заниматься такими дешевыми методами компроментации власти. - Кого мы компрометируем? - огрызнулся Павел Семенович. - Это вы начали завлекать любезностью. - Поговорили, и будет, - остановил его Павлинов. - Стенин, приступай к осмотру двери на предмет пожарной безопасности. Капитан Стенин сперва отмерил четвертями по стене от кухонного дымохода до дверной притолоки, потом растворил дверь, поковырял пальцем изрезанную дерматиновую обшивку, шагами измерил оставшийся коридорный закуток и сказал Павлинову: - Общая коридорная площадь уменьшилась на полтора квадратных метра. - Ну? - спросил Павлинов. - Значит, во время пожара эвакуация будет стеснена, - заключил капитан. - Ну вот, - удовлетворенно заключил Павлинов. - Как же так? - спросила Мария Ивановна. - Или во время пожара будут бежать не на улицу, а к нам? - Вот именно! - обрадовался Павел Семенович этому доводу. - Ведь наша дверь стоит не по пути соседям на улицу! - А ежели у вас пожар случится? - огорошил их вопросом Стенин. - Дак за свой пожар мы сами ответим, - сказала Мария Ивановна. - Извиняюсь, за любой пожар отвечаем прежде всего мы, район! И за вас в том числе, - вступился Павлинов. - А почему же вы не отвечали, когда дверь стояла у дымохода? Или вы на это глаза закрывали? - спросила Мария Ивановна. - Дымоход заштукатурен. Не в нем дело. Тут у вас получился закуток, в котором вы держите баллоны с газом, - сказал Стенин. - А если это ложь? - У нас есть сведения... - А если это ложь? - повторил Павел Семенович. - А чем вы докажете, что это ложь? - спросил Стенин. - Как чем? Где вы видите баллон? Ну? Здесь же нет его. - Ну и что? - сказал Павлинов. - Вы его убрали, потому что ждали нас. - Это не доказательство пожарной опасности, - сказал Павел Семенович. - Ах, вам этого мало! - сказал Стенин. - Хорошо, пойдем дальше. Он прошел в кухню и величественным жестом указал на посудную полку и хлебный шкаф, висевшие на стене над кухонной плитой: - А это что? - Как что? Кухонная полка, - сказала Мария Ивановна. - Я спрашиваю в противопожарном отношении. - Дак полка, она полка и есть. - Нет, извиняюсь... Во-первых, она деревянная, во-вторых, висит над газовой плитой. Может воспламениться. - От чего? - От газа. - До нее не только что газом, рукой не дотянешься, - сказала Мария Ивановна. - А это не важно. Раз не положено, значит, не положено. Полку и шкаф перевесить на другую стенку либо обить их жестью. Даю сроку два дня, иначе оштрафую. Так... пойдем дальше. Покажите мне газовый ящик! Они вышли вчетвером из дома. - Вон он, - указал Павел Семенович на длинный и черный ящик, словно гроб, приставленный к кирпичному цоколю. - А почему он не обит жестью? - спросил капитан Стенин, с удивлением глядя на Павлинова. - Дак у всех в Рожнове такие. Все ящики Дезертир сбивал, - ответил Павел Семенович. - Я не Дезертира спрашиваю, а вас! - строго сказал Стенин. - Почему ящик не обит жестью? - А вон у соседей обиты? Поглядите, ну! - Вы не кивайте на соседей. Дойдет и до них очередь. Я хочу выяснить: вы сознательно уклоняетесь от выполнения правил пожарной безопасности или нет? - Интересно, в чем же выражается моя сознательность? - спросил Павел Семенович. - А в том, что вы ссылаетесь то на Дезертира, то на соседей. Если бы не знали, вы бы так просто и сказали - виноват. - Да в чем же я виноват? - Не прикидывайтесь невменяемым, - сказал Павлинов. - А вы мне не угрожайте! - повысил голос Павел Семенович. - Тише, товарищ Полубояринов, тише! Пока вам говорят вежливо: замените деревянный ящик на железный, - сказал Стенин, постукивая по доскам. - Этим ящиком пользоваться нельзя. Я запрещаю. Даю вам сроку два дня. - Это произвол! - крикнула Мария Ивановна. - Какой произвол? Мы акт составим, сами распишемся и вам дадим расписаться. Все по науке. Можете обжаловать, - сказал Стенин. - Но газ отключим... временно. - Может быть, вы и квартиру нашу закроете? - нервно усмехнулся Павел Семенович. - А это что у вас? - спросил Стенин, указывая на деревянную пристройку к дровяному сараю. - Гараж. - Деревянный гараж, и рядом с домом? - удивленно обернулся Стенин к Павлинову. - Ну, знаете ли! - Кто вам разрешил здесь строить деревянный гараж? - строго спросил Павлинов. - Как кто? Горисполком, - Павел Семенович глядел в недоумении то на Павлинова, то на Стенина. - Я вам такого разрешения не выдавал, - сказал Павлинов. - Это еще до вас было... Десять лет тому назад. - Покажите право на застройку! - Да где же я его теперь возьму? Это ж когда было? - Павел Семенович покрылся потом, руки его мелко подрагивали, он быстро озирался по сторонам, словно хотел дать стрекача. - Дело серьезное. Если вы не представите документальное подтверждение, гараж снесем, а вас накажем, - сказал Павлинов. - Нам Халдеев разрешил, - вступилась Мария Ивановна. - Он, слава богу, жив и живет напротив нас. Зайдем к нему и выясним. Павлинов весь перекосился и так посмотрел на Марию Ивановну, словно ему жареную лягушку предложили: - Да вы что? Законное постановление хотите подменить словесным показанием? Ну, Полубояринова! Кто вас только и на работе держит? А ведь вы бухгалтер! - А что я бухгалтер? - Вы так вот и подшиваете словесные показания в книгу отчетов? - Павлинов обернулся к Стенину и удивленно поднял брови. Капитан Стенин засмеялся: - Просто она нас за дурачков принимает. - Это вы из нас делаете дураков. Не выйдет! - Ну, поговорили, - властно сказал Павлинов. - А теперь получите приказ: в недельный срок незаконно построенный гараж снести. - А куда я машину дену? - спросил Павел Семенович. - Получите в горисполкоме право на застройку законным путем. - Ну, дайте мне разрешение! Вы же председатель. Вам все подчиняются. - У меня есть, между прочим, приемные часы. Запишитесь на прием в порядке живой очереди. Но предварительно могу сказать вам: под строительство гаражей у нас отведено место за городом, возле Пупкова болота. - Дак я же инвалид! Я и буду прыгать на одной ноге до Пупкова болота. - Это нас не касается. - Мне же машину профсоюз медработников бесплатно дал. Для инвалида машина - это ноги! А вы гараж у меня отбираете? - Я вам даю недельный срок, - холодно ответил Павлинов. - А я, извиняюсь, должен обследовать этот гараж, - сказал Стенин. - Можно ли еще им пользоваться неделю-то. - Вот именно, - согласился Павлинов. - А ну-ка, откройте! Павел Семенович долго путался в карманах - ключ никак не мог найти. - Дак он же открытый... Гараж-то, - сказала Мария Ивановна. - Да, да. Я только что приехал с работы. Ключ-то в замке, замок там, в пробое, - деревянно пробормотал Павел Семенович, и все пошли осматривать гараж. Ворота, словно чуя свою скорую гибель, визгливо заскрипели. - Хозяин! Ворота смазать не может, - усмехнулся Павлинов. - Это он с целью, - сказал Стенин. - Средство от воров: кто вздумает машину угнать, сразу всю улицу разбудит. Ну, вот вам, глядите! - Стенин указал на масляную тряпку, валявшуюся возле брезента. - Масляный предмет рядом с материалом - грубейшее нарушение правил. А вот еще! Открытая банка с маслом возле деревянной стенки. Нет уж, извиняюсь, здесь надо акт составлять. Стенин полез в планшетку и вынул актовую книгу. - Так с чего начнем? - он приложился было писать на планшетке, опершись на кузов машины, и вдруг обрадованно воспрянул: - Да вы только поглядите, поглядите на проводку! "Лапша" набита прямо на доски. Ни изоляторов, ни прокладки огнеупорной! Да это же просто бикфордов шнур на пороховой бочке, - тыкал он в электропроводку. - Она же у меня не подключена, - сказал Павел Семенович. - Света у меня в гараже нет. - А откуда мы знаем? Может быть, ты его только что отключил? Перед нашим приходом! А? Нет, за такое дело надо штрафовать, - Стенин опять обернулся к Павлинову. - И я так думаю, - кивнул тот. Пока капитан Стенин составлял акт, Павел Семенович убирал банку с маслом, тряпки, брезент; все это он совал в смотровую яму, обделанную бетоном, и виновато бормотал: - Надо же, как все обернулось. Они всегда лежали у меня в смотровой яме... бетонной! Это я с работы заспешил, не успел прибраться. - Ну, чего ты хлопочешь? Иль не видишь - они с целью пришли, - сказала Мария Ивановна. - Правильно. Напрасно беспокоитесь, - согласился Павлинов. - Гаражом пользоваться все равно не разрешим. - Вот, подпишите, - Стенин протянул акт Павлу Семеновичу. - Я ни в чем не виноват и подписывать не стану. - Если вы подпишете акт, то заплатите штраф и получите недельный срок на пользование гаражом. Если акт не подпишете, мы сейчас же опечатаем гараж вместе с машиной. - Стенин вынул коробочку с печатью, - печать была на цепочке, да еще с брелоком в виде эмалированной мартышки; и пока Павел Семенович вытирал масляные руки, Стенин поигрывал брелоком с печатью. Все притихли. Наконец Павел Семенович вынул ручку и поставил подпись там, где сделал ногтем отметку Стенин. После этого он ни на кого не смотрел, будто ему стыдно стало, поспешно открыл капот и уткнулся в мотор. Когда Павлинов со Стениным ушли, Мария Ивановна окликнула его: - Ну, чего ты там копаешься? Пошли обедать! Павел Семенович не отозвался. Мария Ивановна зашла от капота и увидела, как у него подрагивают плечи. - Да что ты, господь с тобой? Что ты, Павлуша? Разве так можно? Вот погоди, мы в Москву съездим. Найдем на них управу... Она обняла его одной рукой за плечи, а второй, как маленькому, прижимала голову к своей груди. - Мне, Маша, то обидно, что я своей рукой подписал их фальшивую бумажку. Выдержки не хватило, - всхлипывал Павел Семенович. 13 И приснился Павлу Семеновичу чудный сон: будто бы попал он на прием к самому главному богу Саваофу. Подошел он к тому зданию, где висит дощечка медная с надписью про писателя Салтыкова-Щедрина. Не успел толком постоять, надпись разглядеть, как толстые двери с бронзовыми ручками сами растворяются перед Павлом Семеновичем и милиционер (тот самый, что на них с Марьей строго посмотрел в первый наезд) теперь сам зазывает его, фуражку снял и кланяется через порог - заходите, мол, Павел Семенович. Давно вас поджидает сам хозяин. Ладно. Вошел Павел Семенович, а перед ним вырос секретарь Лаптев, своей твердокаменной ладонью берет Павла Семеновича под локоток и ведет по широкой беломраморной лестнице, застланной красным ковром. Поднимаются они на второй этаж, а там народу, народу - пушкой не пробьешь. И все сидят чинно вдоль стен и ждут своей очереди. И тишина, как в церкви. Только что службы нету. А посреди большой залы стол, сидит за ним тот самый старичок, сторож с мукомольни из Стародубова. Как увидел он Павла Семеновича, так сразу вскочил и - к нему. Берет его под второй локоток и говорит: - Пожалуйста, Павел Семенович, вас ждет Сам. - Это с какой стати? - Он же без очереди! - Запишите его в список на общем основании! - закричали, заволновались посетители. - Товарищи, товарищи! Нельзя его на общем основании, - сказал старичок. - Все ж таки у него сноха бывшая гражданка ГДР. Не шумите. Не то она сама придет - хуже будет. - Почему? - спросил кто-то детским голоском. - Потому как мы - особь статья, а граждане ГДР - особь статья. Всех мешать в одну кучу нельзя. Давление может произойти от непонимания языков. И сразу все затихли, а дверь в другую залу сама растворилась, в проеме нет никого - глухая темнота. Павлу Семеновичу жутко стало, он даже остановился. - Ступай, ступай... Господь поможет, - сказал старичок и затворил за ним дверь. И вроде бы свет вспыхнул. Эта зала была еще больше той, в которой сидели посетители. И стол стоял посредине длинный-предлинный, под зеленым сукном, обставленный со всех сторон стульями. А в самом конце сидел в дубовом кресле сам бог, очень похожий на писателя Салтыкова-Щедрина, с бородой и с лысиной; сидел, строго смотрел на Павла Семеновича и даже не моргал. Павел Семенович совсем оробел, и ноги у него сделались ватными, поглядел было по сторонам на стулья, но приглашения сесть не получил, а сам сесть побоялся. - Ты зачем пришел? - спросил его бог голосом доктора Долбежова. - Хочу вас спросить: должен человек знать или нет, для чего он живет? - Тайна сия великая есть... - ответил бог опять голосом Долбежова. - А зачем тебе знать это? - Чтобы поступить по совести, - ответил Павел Семенович. - Допустим, меня обидели. Что мне делать? Отомстить обидчику? Но тогда придется плюнуть на общественную обязанность, потому что мстительность отнимет у меня все силы и время. - А для чего тебе дадены сила и время? - спросил бог. - Чтобы людям пользу делать, - ответил Павел Семенович. - Как же ты делаешь эту пользу? - грозно спросил бог голосом Долбежова, поднял верхнюю губу и ткнул себе пальцем в зубы. - Ты ставил мне коронку? А она стерлась всего за два года. - Николай Илларионович, это ж я без цели! Золото оказалось квелым. Прости меня, - и Павел Семенович повалился на колени. - Врешь! Золото было червонное, девяносто шестой пробы... Ты слишком тонкую пластинку раскатал. Сэкономил! Кого ты хочешь обмануть? - Грешен, Николай Илларионович... Прости! Не для себя я, не из корысти. Берте щербину залатал. Ей из плохого золота коронку не поставишь. - Ну, ежели для иностранки сэкономил, тогда встань. Значит, не для себя, для ближнего своего старался. Павел Семенович удивился, что и тут имя Берты сработало. Скажи ты, какая сила во всяком иностранном слове имеется. И осмелел: - Так для чего же человек живет? Для того, чтобы пользу делать, или добиваться своего, то есть правду отстаивать? - спросил он. - Не спрашивай. Служи богу и обрящешь покой, - торжественно ответил бог. - А что есть бог? - У тебя что, глаза на лоб повылазили? Ослеп ты, что ли? - сказал бог голосом Марии Ивановны, и Павел Семенович в страхе очнулся. Мария Ивановна спала рядом, и не было у нее ни бороды, ни лысины. Павел Семенович растолкал ее и пересказал весь свой чудный сон. - А сон-то в руку, Павлуша. Надо стучаться, идти до самой верховной власти. И дело выиграем, и покой обрящем. - Дак ведь легко сказать - до верховной власти. А сколько сил положим? Сколько времени уйдет... Эдак и работу запустишь. - Наплевать. А иначе досада заест. И пришлось Павлу Семеновичу на время от общего дела отступить и взяться за личную линию. Забросил он свои научные проекты насчет торфа, патоки, сапропеля, бурого угля и даже про черепичных специалистов из ГДР позабыл; а пошел он по инстанциям искать свою узкую, голую правду, в глубине души досадуя на это временное уклонение от борьбы за всеобщее счастье. И понесло его, и закружило... - Это как езда в санях в зимнюю пору, - признавался Павел Семенович впоследствии, - когда ехать не знаешь куда, дорога заметена, кругом тебя все кипит, вертится, в лицо плюет, будто тысяча чертей балует, а тебя несет куда-то во тьму, и ты ничего не видишь, окромя лошадиного зада, и слезть не в силах. Так он и мчался в этой отчаянной погоне с яростью изголодавшегося человека утолить свою жажду, насытиться - лично доказать свою правоту. Из жалобы Павла Семеновича в высокие инстанции: "В прошлом году в августе месяце мы обратились в домоуправление с просьбой перенести входную дверь в нашей квартире с тем, чтобы она открывалась внутрь квартиры для удобства и в противопожарном отношении. Горисполком разрешил перенести дверь. В соответствии с этим ремстройучасток по заявке домоуправления перенес дверь на один метр с разделкой от дымохода на 35 см и плюс прокладка войлока. Однако проживающая рядом с нами гражданка Чиженок категорически стала возражать, ссылаясь на то, что ей негде ставить ведро с углем и золой, класть дрова, тряпки, летом керосинку (около нашей двери). Ширина коридора полтора метра, длина после переноски двери семь метров. В связи с этим гражданка Чиженок стала писать жалобы и письма в советские и партийные органы, от которых требовала переставить дверь на старое место. Вместо того чтобы призвать ее к порядку, председатель Рожновского райисполкома тов. Павлинов по непонятным для нас причинам стал на ее сторону и принялся выискивать пути и способы к тому, чтобы заставить нас перенести дверь на старое место (опасное в пожарном отношении). Притом Павлинов угрожал нам судом, милицией и заявил: что если бы у него было свободное от работы время, то сам пришел бы руководить взломом двери. Я, как инвалид, имею автомашину, которая находилась до августа прошлого года в деревянном гараже, построенном мною с разрешения горисполкома в 1958 году. В ответ на наш отказ перенести дверь Павлинов приказал пожарному инспектору опечатать гараж, запретить им пользоваться, а затем потребовал от начальника городской пожарной команды разобрать мой гараж. Для постройки нового кирпичного гаража Павлинов выделил мне место на Пупковом болоте, за городской чертой. Спрашивается, как же мне, инвалиду, на одной ноге прыгать туда? Может, мне летать? Но где достать крылья? Вот такой ультиматум поставил перед нами Павлинов. Хочешь, смейся, а хочешь, плачь. С 29 августа по 1 сентября 196... года мы с женой находились в Москве, искали защиту у прокурора. И вот в это самое время, узнав, что мы уехали жаловаться, Павлинов приказал взломать дверь в нашей квартире и поставить ее на старое место. Таким образом, было совершено уголовное преступление - нарушение статьи 128 закона. Решения суда и санкции прокурора на взлом двери не было. Между прочим, ставим вас в известность, что управдом Фунтикова по приказанию того же Павлинова подавала до этого на нас в суд, чтобы приказать нам перенести дверь на старое место. Но суд вернул ей дело, так как судья выяснил, что она сама же, то есть Фунтикова, переносила нашу дверь. Впоследствии она объяснила нам факт взлома двери так: вызвали, говорит, нас в горисполком, сидим ждем. Вот тебе приходит туда Павлинов, расселся в кабинете и сказал: "До тех пор буду здесь сидеть, пока дверь у этих захватчиков не сломаешь. Не то выгоню с работы". Мне, говорит Фунтикова, тоже нужен кусок хлеба. Взяла я с собой Судакова и Дезертира (это наши плотники из райкомхоза) и пошла ломать. Вот и все, из чего исходит совесть нашего домоуправа. А остальные взломщики чем лучше ее? Но все они теперь молчат. Молчит и лейтенант милиции Парфенов - блюститель порядка и покоя, который тоже ходил ломать. А вот когда пришла пора подписывать акт о хищении вещей и денег, он малодушно сбежал. Я, говорит, человек бывалый и опытный в таких делах. И сам не подпишу, и другим не советую. А ведь у нас в квартире кроме наших вещей находятся вещи сына и снохи, бывшей гражданки ГДР. Они до сих пор живут за границей в командировке, и мы еще не знаем, что у них в целости, а чего недостает. 31 августа, вечером позвонили нам в Москву знакомые и якобы сказали, что наша квартира взломана, а дверь перенесена на старое место. Мы немедленно позвонили в Рожнов, в домоуправление Фунтиковой: правда или нет, что взломана без нас дверь? Она подтвердила это и сказала, что Павлинов приказал и они взломали. На другой день, то есть первого сентября, мы поехали в областную прокуратуру на прием. Рассказали там, что в наше отсутствие в квартире взломали дверь и перенесли на другое место. Принимавший нас служащий сказал, что этого не может быть. Поезжайте, мол, на место и выясните суть дела. А уж если такое и в самом деле случилось, то обратитесь к властям на месте. Потом мы пошли в областную газету "Зареченская правда" и рассказали все заведующему отделом писем трудящихся тов. Сыроежкину. Он возмутился на этот факт безобразия и не поверил нам. Мы поинтересовались: как насчет нашего письма в ответ на клеветническую заметку в "Красном Рожнове"? Кроме письма мы послали еще справку месткома больницы, где сообщалось, что в заметке помещена неправда. Тов. Сыроежкин сказал, что Федулееву позвонили и рекомендовали ему извиниться в личной беседе. На что мы выразили свое несогласие: раз уж оскорбили нас публично, то пусть в газете и заявят публично - кто прав, а кто виноват. Тов. Сыроежкин ответил: "Выступать мы в своей газете против Федулеева не будем. Если вы недовольны его поведением, то можете подавать в суд". И потом подчеркнул: "Но тогда учтите - он может опять выступить против вас в газете". Второго сентября вечером приехали мы в Рожнов. Не заходя домой, пошли ночевать в гостиницу, а утром обратились с жалобой к прокурору Пыляеву. По его распоряжению была создана комиссия, чтобы впустить нас в квартиру. В эту комиссию вписали всех лиц, которые взламывали дверь. Но ушло три часа времени на то, чтобы заставить этих людей собраться к месту происшествия, то есть преступления. Особенно не хотели идти управдом Фунтикова и милиционер - лейтенант Парфенов. Начальник милиции Абрамов долго спорил с прокурором Пыляевым и согласился послать Парфенова только после письменного распоряжения из прокуратуры. А вот ломать дверь Абрамов послал Парфенова, не спрашивая санкции прокурора. Пока собиралась комиссия, нам в горисполкоме сняли копию акта насчет взлома дверей и заверили ее круглой печатью. Вот кто присутствовал при взломе двери: 1. Управдом Фунтикова, 2. Техник-смотритель - инженер Ломов, 3. Квартиросъемщик Чиженок Зинаида, 4. Участковый уполномоченный Парфенов, 5. Плотник Гунькин (он же Дезертир). Примечание: одновременно Фунтикова сказала нам, что плотников было двое, но в акте почему-то записан один и подпись одна. Впускали нас в квартиру только вчетвером. Плотник Гунькин (он же Дезертир) по пути следования к нашему дому незаметно исчез. Придя с комиссией к квартире, мы обнаружили, что дверь поставлена на старое место в перевернутом виде, то есть кверху ногами, и к тому же комнатной стороной в коридор (см. приложенное фото). Петли прибиты снаружи, как ремешки в собачьей конуре, да и то по одному, по два шурупчика на петлю. Их можно легко вывернуть и входить в квартиру, не открывая замка. Из фотографии видно, что дверь двустворчатая. Французский замок уже теперь роли не играл, поскольку был снаружи, да и дверь открывалась в другую сторону и шпингалеты, защелки оказались снаружи. Зато уж из квартиры дверь нельзя было открыть без ключа. Второй замок, висячий (велосипедный), был повешен на две петли, и каждая петля пришпилена одним шурупом, которые легко вынимались невооруженной рукой. Эти петли были вырваны из двери во время взлома ее, а после того как дверь перевернули, петли поставили в старые гнезда и воткнули в них по шурупу вроде бы на смех. Даже при таком, "запертом" состоянии дверь свободно раскрывалась на 10 сантиметров - в эту щель вся квартира видна. Смотри, выбирай, что хочешь, и входи свободно. Маленькое добавление: когда переносили дверь на старое место, без лишней надобности поломали притолоку у дверей, перегородку при входе на кухню и настенную полку. Когда вошли в квартиру, то мы сразу же обнаружили: 1) Нет двух крашеных тесин, которые я приготовил, чтобы сделать новую полку взамен запрещенной над газовой плитой пожарным инспектором. Между прочим, лейтенант Парфенов удивленно сказал: "Куда они делись? Я хорошо помню, что они стояли на кухне, когда мы дверь переносили". 2) В кармане жакета, висевшего в раздевальном шкафу на кухне, не оказалось 90 рублей. Эти деньги были приготовлены женой для поездки в Москву и по ошибке остались в жакете (другой жакет надела). Мы спохватились только в Стародубове. Ехать домой - обидно. Мы заняли 50 рублей у племянницы жены Костиковой Светланы Евсеевны. Она сможет подтвердить. 3) Не оказалось китайского свитера, шерстяного, темно-коричневого цвета. 4) Исчез отрез темно-синего бостона длиной три с половиной метра. Примечание: эти вещи лежали в самодельном шифоньере в спальне. Может быть, нет и еще каких-то вещей из принадлежащего добра сыну. Но выяснить нам это до сих пор не удалось, повторяем, они находятся за границей (живут в длительной командировке). Члены комиссии составлять акт на эти безобразия не стали, якобы мотивируя тем, что устали. Составили акт мы с женой. Но члены комиссии подписывать его не стали. Парфенов сказал тогда свою знаменитую фразу: "Я человек бывалый и опытный в таких делах. Акт не подпишу и вам не советую. Вот если они про вещи не станут писать, тогда поглядим..." В тот же день я позвонил районному прокурору. Тов. Пыляев сказал: "Ну, что ж, силом их не заставишь подписывать. Подпишите один и сделайте оговорку, что они от подписи отказались. И немедленно сделайте заявление начальнику милиции о пропаже вещей и денег. Не забудьте просьбу написать, чтобы привлекли виновных". Мы тут же написали заявление и подали их в милицию и в прокуратуру. Да, нам еще в областной прокуратуре посоветовали: пригласите общественность с места работы. Пригласили. К нам пришли рентгенотехник больницы Орлов и медсестра Глухова. Тов. Орлов даже сфотографировал дверь, замки, петли, да еще в разных вариантах. Вспышку магния использовал... Вот кто проявил настоящую заботу о нас. А члены комиссии, почуяв недоброе, разбежались. Правда, лейтенант Парфенов привел с собой плотника Гунькина и приказал ему сделать дверь по-настоящему (чтобы следы замести). Но мы плотника к работе не допустили, сказав: "До прихода оперуполномоченного и составления им протокола к дверям прикасаться не позволим". Так нам по телефону советовал поступить работник областной прокуратуры. Он добавил еще: "Будут не только фотографировать, но, возможно, снимать и отпечатки пальцев". 5 сентября подали в милицию второе заявление, просили ускорить осмотр двери оперуполномоченным, так как ее надо отремонтировать, чтобы закрывать и уходить на работу. А то нам пришлось поочередно дежурить в квартире, отчего у жены моей произошло осложнение на работе и ей пришлось уйти на пенсию по старости. Это второе заявление было отдано заместителю начальника милиции тов. Помозову при свидетелях: сотрудниках больницы Глуховой и Орлове. Тов. Помозов очень недовольно сказал: "Меньше надо разъезжать и скрываться от властей. А то, видите ли, понадеялись на замки. Оставили бы кого-нибудь за себя, и кражи не было бы. Нечего на замки надеяться". Но я возразил, что надеялся не только на замки, но и на милицию и не предполагал, что есть такие начальники, которые способны посылать своих подчиненных ломать двери в квартиру, не имея на то права. На что Помозов ответил: "Кто посылал, тот и найдет право". Наше заявление со своей резолюцией он отослал оперуполномоченному Жуликову, у которого уже третий день лежало наше первое заявление. Наконец-то прибыл тов. Жуликов к нам, то есть на место происшествия, 15 сентября с Ломовым, с двумя понятыми и милицейским фотографом. Тов. Ломов в присутствии понятых подтвердил, что дверные замки и петли находятся в таком же состоянии, в котором были оставлены 29 августа, то есть в день взлома. Было также установлено, что в квартиру можно легко войти, не ломая дверей. Надо бы акт составлять, но тов. Жуликов сказал, что потом оформит и, когда надо, пригласит нас на подпись. Фотограф начал фотографировать дверь. Но странно - осветительной аппаратуры у него не было, а в нашем коридоре сумеречно и даже лампочки нет. Они, видимо, считали нас за простачков и решили разыграть перед нами инсценировку расследования. То есть чтобы мы после их "фотографирования" сейчас же приступили к ремонту двери и заметали следы их преступления. Я тогда повернулся к жене и сказал во всеуслышание: "Маша, эти оперативные работники, наверное, никогда не фотографировали в темноте. Принеси им наши снимки, пусть сличат". Мария Ивановна принесла снимки Орлова, и я передал их тов. Жуликову. Он недовольно заметил: "Больно много берете на себя. У нас пленка высокой чувствительности". Но снимки мои взял с собой. Через час в тот же день приходил плотник Гунькин, но дверь переделывать мы не разрешили. Так мы и жили при раскрытых дверях еще две недели. Наконец второго октября майор Жуликов пригласил меня на подпись акта. Он, может быть, и еще протянул бы, но мы ему звонили каждый день по шесть раз - с утра Мария Ивановна, а после обеда я. А еще через день приехал из областной прокуратуры Савушкин. При снятии с нас допроса Савушкин уделял внимание только тому, кто и как переставлял дверь, а тот факт, что дверь взломали и что пропали вещи из квартиры, он как бы отметал от себя. Тогда мы сказали ему: "Очень странно! Почему это вы все преступление разбиваете на два отдельных дела - на переноску двери, причем игнорируете, что она была взломана, и на кражу вещей?" Он ответил мне: "Взломом двери и кражей вещей пусть занимается милиция. А наше дело выяснить - по закону вы перенесли дверь или нет?" - "Как же так? Ведь дверь ломали и переносили одни и те же люди. И кража произошла по их вине. Пусть они и заплатят за это сполна". Мы сказали ему, что если он не впишет в допрос насчет пропажи вещей, то протокол мы подписывать не станем. Он нехотя вписал показания насчет пропажи вещей и денег, и то в самом конце. Через три дня начальник милиции Абрамов уведомил нас об отказе в возбуждении уголовного дела по поводу взлома двери и кражи и выдал нам на руки постановление, подписанное Жуликовым. Это постановление, утвержденное самим Абрамовым, проливает свет на блюстителей порядка, то есть они заинтересованы не в том, чтобы привлечь к ответственности своего же сотрудника, а в том, чтобы заметать следы. В нем, например, сказано, что дверь была заперта на два замка и в квартиру попасть нельзя. Но ведь сам Жуликов, не трогая замков, открывал при нас дверь! И Ломов проделал это в присутствии понятых. Зачем же писать такую чепуху? Или вот еще одна запятая в этом постановлении: "Свидетели - соседи по коридору подтверждают, что никто из посторонних лиц в отсутствие Полубояриновых к ним в квартиру не входил". Очень интересно! Один из этих свидетелей - Чиженок в декабре того же года украл из совхозного магазина кусок панбархата и пропил его. Это было обнаружено той же милицией. Но чем дело кончилось, не знаем. Да и вообще насчет соседей это выдумка: когда был у нас тов. Жуликов с понятыми, никаких соседей он и в глаза не видал. Мы обращались к прокурору Рожновского района с просьбой отменить это постановление. Но тов. Пыляев отказал нам. С той поры куда мы только ни посылали жалобы, но все они возвращаются к нам же ни с чем. Тов. Пыляев сказал нам: "Так оно и будет тянуться. Мы не в силах вести это дело и не знаем, для чего из областной прокуратуры пересылают к нам ваши жалобы. Ведь пока Павлинов не будет наказан, а это может сделать только областной прокурор, никаких сдвигов по вашему делу не будет". "А разве другие не виноваты?" - спросили мы. Он ответил: "Конечно, и другие виноваты, но Павлинов их изнасиловал на это дело". Потом он признался чистосердечно: я, говорит, сам удивлен - вы в своих жалобах пишете о взломе двери и краже вещей, а они вам отписывают о ремонте и переноске дверей. Это они делают с целью. С той поры много месяцев ведем мы такую бесполезную переписку. И конца ей не видать. К сему П.Полубояринов". 14 И грянул гром... В одно прекрасное утро Полубояриновым принесли с курьером сразу два конверта - один из милиции, второй из прокуратуры. В одном документе значилось: "29 августа 196... года комиссия из Рожновского горисполкома в присутствии участкового уполномоченного Парфенова в момент Вашего отсутствия произвела перестановку входной двери Вашей квартиры. Присутствие т.Парфенова не вызывалось никакой необходимостью, за что он мною наказан в дисциплинарном порядке. Нач. Рожновского ГОМ подполковник милиции Абрамов". - Слыхала, Марья? Один получил по шее, - радостно воскликнул Павел Семенович. - Читай дальше! - сердито приказала Мария Ивановна. В другом документе младший советник юстиции Пыляев писал: "...Вам уже сообщалось устно, что непосредственный виновник в нарушении неприкосновенности Вашего жилища, участковый уполномоченный Парфенов привлечен к ответственности..." - Когда же это сообщалось нам? - поднял в удивлении глаза Павел Семенович. - Тебе говорят, читай! - грозно повторила жена. - Дак что, и спросить нельзя? - обиделся Павел Семенович и продолжал читать: "Домоуправ Фунтикова Е.Т., допустившая проникновение в Вашу квартиру комиссии, также привлечена к дисциплинарной ответственности по постановлению прокурора". - Ага, и эта достукалась, - сказал Павел Семенович. - Ну уж нет, голубчики! От меня так дешево не отделаетесь. Пока не накажут Федулеева и Павлинова, я и сама сна лишусь и другим не дам. Поехали в облисполком! Сейчас же. - Чего мы там не видали? - Дурак! Значит, туда ответ пришел на жалобу. Иначе она бы не сработала сразу в двух заведениях. Поехали! Пусть нам дадут решение Верховного Совета на руки. Тогда поглядим, кто запляшет камаринскую, а кто "Вдоль по Питерской...". Мария Ивановна оказалась права, хотя получить решение Верховного Совета на руки ей и не удалось. В приемной самого председателя исполкома областного Совета они спросили молодую интересную девушку: - Александр Тимофеевич у себя или нет? - А по какому вопросу? - спросила в свою очередь девушка. - Мы посылали жалобу в Верховный Совет, и нам доподлинно известно, что ответ на нее находится здесь, - твердо сказала Мария Ивановна. - А как ваша фамилия? - очень вежливо и как бы с испугом спросила девушка. - Мы Полубояриновы из Рожнова. - Минуточку! - девушка выпорхнула из-за стола и скрылась за дверью не самого Александра Тимофеевича, а в кабинете напротив, на дверях которого была дощечка с надписью "Заместитель председателя И.В.Акулинов". Через минуту вышел Акулинов. - Что вы хотите? - Во-первых, ознакомьте меня с ответом Президиума Верховного Совета на мою жалобу; во-вторых, очень прошу, чтоб меня принял сам Александр Тимофеевич, то есть председатель. Акулинов хоть и был человеком в годах, но будто бы тоже чего-то стеснялся: - Александра Тимофеевича нет в кабинете, поэтому прошу проследовать ко мне. Леся! - сказал он секретарше. - Принесите мне нужную папку. Леся принесла нужную папку, Акулинов раскрыл ее, немного полистал и спросил: - Откуда вы, товарищ Полубояринов, достали номера телефонов в отдел ЦК? И почему надоедаете им с какой-то дверью? - спрашивал строго, но сам улыбался. - Номера телефонов в нашей стране являются не секретом, и странно, товарищ Акулинов, что вам это неизвестно! - ответил Павел Семенович. - А звонил я не из-за двери, а потому, что полгода не разбирали мои жалобы, где затронуты мной очень важные вопросы, то есть нарушение закона об уголовном преступлении, об издевательствах, глумлении, совершенных так называемыми членами партии, которые занимают даже ответственные посты. - Я вас предупреждаю, выражайтесь осторожнее, - сказал Акулинов. Он уже не улыбался. - А то что будет? - спросила Мария Ивановна. - Я просто сообщу куда следует. - Интересно, а куда же это следует сообщать? - усмехнулся Павел Семенович. - Вы зачем пришли? Жалобу разбирать или чернить многих ответработников? - Дайте мне прочесть решение, - сказала Мария Ивановна. - Решения нет. Есть письмо, адресованное исполкому. - Дайте прочесть это письмо. - Не имею права. Это всего лишь внутренняя переписка. - В таком случае пусть примет нас Александр Тимофеевич. - Говорят вам, он очень занят и в отъезде! Акулинов, отвечая на эти вопросы, поглядывал в папку - прочтет один-два пункта, что-то скажет, потом опять глаза косит туда. Мария Ивановна подтолкнула Павла Семеновича, тот смекнул, в чем дело, и давай по стульям передвигаться к столу. - Поскольку жалоба наша, и ответ положено читать нам, а не кому-нибудь, - говорил Павел Семенович, передвигаясь по стульям. - Неужели с вас недостаточно, что их наказали? - спросил Акулинов, оторвавшись от чтения. - Кого их? - Ну, Парфенова и Фунтикову. - Дак нас вон как наказали! Жена работы лишилась, - говорил Павел Семенович, опираясь локтями уже на стол и пытаясь заглянуть в папку. - А сколько вещей пропало! Акулинов закрыл перед носом Павла Семеновича папку и сказал: - Нам часто говорят о пропажах куда более ценных. Даже о золотых часах. Да не всему надо верить. - Дак мы же не имеем цели воспользоваться случаем, - ответила Мария Ивановна. - Мы не написали, что у нас пропало 200 рублей. Сколько пропало, столько и пропало. Пусть Павлинов заплатит нам из своего кармана. - Интересно вы смотрите на чужой карман, - сказал Акулинов. - А как смотрят на наш карман? Залезли да вынули. Сколько хотели... - Я вам советую обратить внимание на такой факт - из-за какой-то двери вы можете потерять здоровье, - с укором поглядел Акулинов на них. - И не надо писать жалобы выше своей головы. На что Павел Семенович с достоинством ответил: - Я знаю только одно - любой произвол, малейшее нарушение социалистической законности у нас недопустимы. Никому не позволено нарушать закон. - Между прочим, ставлю вас в известность, - ответил Акулинов, - горисполком может вынести решение о переноске двери вашей квартиры и без приглашения вас на заседание... Павел Семенович опять встал, опираясь руками о стол: - Эхо что, закон такой? Или в ответе так написано? - Успокойтесь, пожалуйста. Это мое личное мнение. - Мнений может быть много, а закон один. Я деньги на поезда тратил, время, здоровье... не ради какого-то мнения, а чтобы закон найти!.. - распалялся Павел Семенович, стуча кулаком по столу. Мария Ивановна встала и тоже закричала: - Павел, успокойся! Слышишь? Добром говорю! Павел Семенович даже и не поглядел на нее: - Хорошо! Если вы считаете, что горисполком за моей спиной может вынести решение и взломать двери в моей квартире, напишите мне это на вашем бланке. И чтоб с личной росписью! - Закон такой письменно подтвердить не могу, но от слов своих не отказываюсь, - ответил Акулинов, тоже весь красный, словно ошпаренный. - Да видал я ваши слова в гробу, в белых тапочках... - Замолчи ты наконец, чертова фистулька! - крикнула еще громче Мария Ивановна и от нервности тоже покрылась пятнами. Тут вошел в кабинет незнакомый товарищ и, увидев, как покрасневшая Мария Ивановна, размахивая руками, грозилась на стол, где сидел такой же красный Акулинов, сказал строго: - Вы, гражданочка, не рисуйтесь своими картинками истерик. Здесь вам не базар, а официальное учреждение. Нас ничем не удивишь. Много я их видывал... - Не надо, гражданин, так грубить пожилому человеку. У нее голова седая, нервы больные, повышенное кровяное давление, - распекал вошедшего Павел Семенович. - Она оперирована по поводу разрыва сетчатки глаза. - А вы чего стоите не на своем месте? - набросился на него вошедший. - Развалился тут на столе начальника. Выйди сейчас же оттуда! И сядь где положено... Вон там! - указал на стул у порога. - Иван, ты что, опупел, что ли? - сказал ему Акулинов. - Он же инвалид. - Ну и что? Посади его на шею. Он еще и ножки свесит. - Может, мне штаны задрать? Показать, что одна нога короче? Я опираюсь на стол по стечению несчастных обстоятельств... В это время загремели стулья, и Мария Ивановна навзничь повалилась на пол. - Воды! - крикнул Павел Семенович. - Воды скорее. Воды! - закричал и Акулинов, выбегая из-за стола. - Иван, пойди вон! - Ну да, у них нервы, понимаешь, а у нас веревки, канаты... - ворчал Иван, уходя. - Посидел бы на моем месте. Небось запел бы другим голосом... Вбежала Леся с графином воды. Павел Семенович стал лить воду Марии Ивановне на виски и на грудь. Она сперва глубоко вздохнула, словно спросонья, и Павел Семенович, боясь, как бы она не заругалась в забытьи, опередил ее: - Маша, а вот товарищ Акулинов сейчас нам прочтет все решение. Ты вставай потихоньку, вставай!.. Мария Ивановна открыла глаза, с удивлением поглядела на Лесю, на графин с водой и все поняла. Прикрыв одной рукой расстегнутый ворот, другую подала Павлу Семеновичу: - Ну-ка, помоги мне! Павел Семенович приподнял ее, и она встала. В кабинете Акулинова не было, а на его месте сидел знакомый им секретарь исполкома Лаптев и любезно приглашал к столу: - Мария Ивановна, Павел Семенович, давайте сюда, к столу поближе... В руках у него была все та же папка. Он раскрыл ее и сказал: - Товарищ Акулинов не в курсе. Надо было ко мне зайти. Дело в том, что по вашей жалобе принято решение пленума исполкома, - он поднял бумагу. - Вот, пожалуйста, выписка из постановления пленума. Хотите, я вам зачту ее? Так, так, значит, по поводу разбора жалобы, - бормотал он, поводя глазами. - Вот здесь, смотрите! Пленум решил: "Первое: отметить, что т.Полубояринов правильно обратился с заявлением об улучшении жилищных условий. Так, второе: отметить, что домоуправ т.Фунтикова неправильно, самолично сделала ремонт, не спросив соседей, чем нарушила закон и принцип народной демократии. Третье: работники домоуправления и иные лица в отношении перестановки дверей действовали в исполнение решения горисполкома, то есть правильно. Уголовно наказуемого деяния нет. Так. Пленум постановил. Первое: осудить неправильное действие работников домоуправления, которые не обеспечили охрану квартиры Полубояринова. Второе: принять к сведению заявление горисполкома, что Фунтикова и Ломов наказаны. Третье: принять к сведению заявление прокурора Пыляева, что участковый уполномоченный Парфенов наказан. Четвертое: редактору газеты "Красный Рожнов" Федулееву извиниться перед Полубояриновыми в приемлемой форме. И пятое: поставить вопрос перед облисполкомом о привлечении т.Павлинова, когда он приедет с учебы". Вот так... Тут моя подпись. По подлинному верно: Лаптев. Пожалуйста, - он подал Полубояриновым выписку. - А как же насчет пропажи? - спросила Мария Ивановна. - Кто за нее заплатит? - Есть и на этот счет решение... - Лаптев достал из папки еще бумагу. - Вот постановление областного прокурора: вычесть из зарплаты Павлинова в течение одного года триста восемьдесят девять рублей в пользу гражданина Полубояринова Павла Семеновича. Решение окончательное, обжалованию не подлежит. - Что ж, выходит, он деньгами отделался? - недовольно спросила Мария Ивановна. - Товарищи, насчет привлечения в дисциплинарном порядке вы не беспокойтесь. Как только вернется, так получит что следует. - А как же насчет опровержения в печати? - спросил Павел Семенович. - Извинения редакции то есть. - Есть и на этот счет бумага. Вот, пожалуйста. Лаптев положил на стол еще один листок, и Павел Семенович с Марией Ивановной прочли: "Тов. Полубояринов! Как выяснилось, редакция газеты "Красный Рожнов" была введена в заблуждение, публикуя материал по поводу Ваших жалоб. Автор корреспонденции односторонне подошел к этому вопросу, не придал значения тому, что в райисполкоме к рассмотрению Ваших жалоб проявлялось невнимательное отношение. В связи с этим к автору корреспонденции Сморчкову приняты соответствующие меры. Редакция приносит Вам извинения за ошибочно опубликованный материал. Что же касается публикации в газете опровержения, на котором Вы настаиваете, то оно будет расцениваться нами как новый материал на решенную тему. Мы считаем такую публикацию нецелесообразной, так как в данном случае пришлось бы снова публично возвращаться ко всей неприглядной истории Вашей тяжбы с соседями. С уважением, редактор Федулеев". ЭПИЛОГ Прошлым летом я побывал в Рожнове. Заходил к Павлу Семеновичу. Он постарел, сгорбился - ходит с палочкой. "Москвич" его стоит под окном и зимой и летом, накрытый брезентом. Павел Семенович никуда уже не ездит - незачем: сам он теперь на пенсии, а Мария Ивановна с весны уехала к сыну нянчить внучат. На месте гаража стоит открытый с боков навес, под ним поленница дров и аккуратный штабель из торфяных брикетов. - Видал, торф с Пупкова болота, - сказал мне Павел Семенович. - Сколько я писал про это! Торф у нас под боком, берите, не ленитесь... Не послушались. А теперь вот сами дошли до сознания. И мост через Прокошу, к радости Павла Семеновича, наконец-то строят. Даже дорогу асфальтированную ведут к Рожнову, а щебень возят из Касимовского карьера кружным путем, на баржах: сначала по Оке, потом Прокошей до Сухого переката, там сгружают на берег - дальше на машинах пятнадцать километров по лугам... если сухо. А в дожди на луга и не сунешься - дороги разбиты. Павел Семенович и тут не выдержал, написал проект: "Насчет использования каменного карьера на Лысой горе под г.Рожновом". И отослал его в обком. Проект вернулся в Рожновский райком с резолюцией: "Разобраться на месте". - Первый секретарь вызвал меня. Молодой человек, обходительный, - рассказывал Павел Семенович. - Я ему: щебенку за полтораста верст возим, а возле дороги под Рожновом целая каменная гора. Весь Рожнов из нее построен. Ставь дробилку и молоти. Тут щебня на дорогу-то хватит аж до глухой Сибири. - А он что? - Согласен, говорит, Павел Семенович. Но учтите такую, говорит, позицию - дорога-то республиканского значения, карьер местный. На него плана нет. А у нас самих ни денег, ни оборудования. Да ведь и не больно возьмут они нашу щебенку: у них по смете проходит касимовская. Про историю с дверью у Павла Семеновича заведено целое дело: все жалобы и ответы на них, фотографии, акты - все аккуратно подшито и пронумеровано; хранятся почтовые квитанции, железнодорожные билеты, автобусные и даже квитанции телефонных разговоров, связанных с разбором жалоб. На каждом ответе на жалобу рукой Павла Семеновича и красными чернилами либо размашисто начертана резолюция - "согласен", либо бисерным почерком нанизано возражение. Например, на ответе Федулеева Павел Семенович написал: "Возражаю. Добиться публичного опровержения, и притом в газете". Последнюю жалобу он написал в соседнюю область, где теперь работает Павлинов. "Какое наказание получил Павлинов за проявление волюнтаризма, т.е. хулиганства, в г.Рожнове?" На эту жалобу ответа пока нет. 1970