стящие лемехи вспарывали
тугую целину;  влажные,  маслянистые пласты земли шевелились, как живые,
поднимались по  отвалу вверх,  потом  переворачивались и  падали на  дно
борозды.
   За баранкой сидел курчавый веселый тракторист Саша Неустроев.  Старше
Кости Ручьева на  каких-нибудь три  года,  он  уже  второе лето  работал
трактористом и очень гордился тем, что изучил машину самостоятельно, без
всяких курсов и учебников.
   Саша  ходил  в  замысловатом комбинезоне со  множеством карманчиков и
застежек.  Хотя  комбинезон был  старый,  насквозь пропитанный маслом  и
керосином,  но тракторист почти не спускал его с  плеч и даже на гулянку
являлся в своей знаменитой спецодежде.
   В разговоре Саша то и дело вставлял мудреные словечки:  "карбюратор",
"магнето",   "жиклер",   с   "технически  не  подкованными"  мальчишками
разговаривал свысока и  не раз подшучивал над ними,  посылая их в МТС за
"профилактикой".
   Несмотря на это,  ребята - особенно кто был помоложе и подоверчивее -
боготворили Сашу-тракториста.  Алеша Прахов,  которому Неустроев нередко
разрешал подержаться за баранку,  считал тракториста первым своим другом
и  рассказывал про  него  всякие необыкновенные истории.  Саша,  по  его
словам,  знал все марки тракторов,  мог подняться на любой косогор и был
способен с  закрытыми глазами  провести такую  борозду,  что  прямее  не
отобьешь и по шнуру.
   Сейчас Неустроев вспахивал участок школьной бригады.
   Заметив школьников, он шутливо откозырял им.
   - Тракториста же дали,  последний сорт!  -  огорченно заметил Паша. -
Понаделает он теперь огрехов.
   Школьники  обошли  вспаханное  поле,   выискивая  огрехи;   проверили
прямизну борозды,  потом в  нескольких местах замерили глубину вспашки -
кто   ладонью,   кто  карандашом,   кто  заранее  заготовленной  рейкой.
Придраться было не  к  чему.  Даже предплужники -  эти маленькие,  точно
игрушечные, плуги - были на месте и ровно срезали дернину.
   На  конце  загона  Неустроев  остановил  трактор  на  заправку  -   и
снисходительно подмигнул обступившим его школьникам:
   - Ну  как,  контролеры-учетчики?  Довольны вспашкой?  Или будут какие
замечания?
   Ребята переглянулись.  Марины с ними не было - вместе с учетчиком она
находилась на другом конце загона,  -  и никто не решался первым оценить
работу тракториста.
   - Все в норме, - сказал Алеша. - Пахота что надо, качественная.
   - Да уж стараюсь! - фыркнул Саша. - Сознаю положение.
   Алеша поближе придвинулся к Неустроеву и вполголоса попросил посадить
его с собой на трактор.
   - Это можно, - подобрел Саша.
   Костя и  Паша Кивачев между тем сидели на корточках около тракторного
плуга.
   - Товарищ Неустроев,  - спросил Костя, - а почему у тебя предплужники
установлены не по закону?
   - Чего? - не понял тракторист. - Как надо, так и стоят.
   - Вот и неправильно! Передовая агротехника не так учит. - Костя обвел
глазами ребят: - Кивачев, объясни насчет предплужников.
   Паша вытянулся и заморгал:
   - Значит,  так... Предплужник, он зачем нужен? Чтобы дернину срезать,
пласт  обернуть  правильно.   И  надо  его  поглубже  устанавливать,   -
сантиметров на десять.
   - Верно!..  А у тебя, товарищ Неустроев, предплужник установлен не на
десять сантиметров,  а  всего лишь  на  четыре...  Разве это  культурная
вспашка? Что из этого получается?.. Скажи, Вася!
   - Так его,  ребята,  так!  Наведите самокритику, - сказала подошедшая
сзади Марина.  -  Пыхтишь,  Неустроев,  глазами хлопаешь? Я ж тебе давно
твержу:  почитай литературу,  поучись.  А то пашешь вслепую, как крот...
Стыдно за тебя!
   Сконфуженный тракторист достал  из  ящика  ключ  и  принялся опускать
предплужники.
   - Скажи на милость!  -  бормотал он.  -  Будто и  правильно стояли...
Неужто гайки ослабли?..
   Ребята еще  долго  ходили вслед  за  трактористом,  следя за  работой
Неустроева. Тот наконец не выдержал и взмолился:
   - Да  что вы,  в  самом деле,  не доверяете?  Не чужая она мне,  ваша
бригада. Что надо, все по совести сработаю!
   Костя подал команду расходиться. Школьники направились по домам.
   Неустроев задержал Костю и, помявшись, спросил:
   - Где бы почитать про эти самые... предплужники?
   - У  меня такой книжки нет,  но я тебе достану...  У Галины Никитичны
попрошу.
   - Достань, будь друг!
   - А желаешь,  приходи к нам в школу, - проникаясь сочувствием, позвал
Костя. - Мы теперь передовую агротехнику изучаем. Здорово полезно!
   - А можно?
   - Чего ж нельзя... Нам с тобой до самого урожая вместе работать.
   ...Через  несколько дней  Саша  пришел  на  занятия по  агротехнике с
записной книжкой и карандашом. Потом пришли еще двое трактористов, затем
девушки из Марининой бригады, несколько молодых колхозников.
   Вася, Паша и Митя пригласили своих матерей. Вначале взрослые заходили
просто послушать, чему обучаются их ребята, но беседы Галины Никитичны о
жизни растений,  о  почве,  о переделке природы так увлекли их,  что они
обратились к учительнице с просьбой:
   - Зимой вечера длинные. И нам бы не худо подучиться.
   Галина Никитична рассказала об этом Марине и Федору Семеновичу.
   - Правление уже думает об  этом,  -  сказала Марина.  -  Вскоре будет
открыт для взрослых агротехнический кружок.
   С  каждым днем Галина Никитична все больше и  больше входила в  жизнь
школы,   узнавала  ребят.  Часто  после  уроков  Костя  и  его  приятели
задерживались в классе и вместе с учительницей читали устав ВЛКСМ. В эти
дни  подготовки  в   комсомол  настроение  у   ребят  было  приподнятое,
встревоженное и немного торжественное.
   Вася  Новоселов,  большой любитель веселых школьных перемен и  всяких
проделок,   стал   серьезнее,   обходил  сторонкой  шумные  компании  и,
устроившись в тихом уголке, зачитывался какой-нибудь книжкой.
   Паша  Кивачев хотя и  не  стал более разговорчивым,  чем  обычно,  но
заметно оживился.  Глаза его сделались зорче, наблюдательнее, и он почти
каждый день  донимал Костю  каким-нибудь хозяйственным предложением:  "А
знаешь, там у школьных ворот столб подгнил... Заменить бы надо". Или: "У
родника скамеечку новую хорошо бы поставить".
   - Да ты что, в завхозы записался? - недоумевал Костя.
   - Надо же нам о школе заботиться...
   Ребята с  нетерпением ждали  дня,  когда  их  должны были  позвать на
заседание школьного комитета.
   - Говорят, там всю биографию надо докладывать? - озабоченно спросил у
Кости Алеша Прахов.
   - А как же иначе!  Надо все начистоту говорить,  без утайки. Раз ты в
комсомол идешь, нужно, чтобы тебя насквозь видели, какой ты есть.
   - А если не примут?
   - Могут и не принять,  - согласился Костя. - Это уж как поверят кому.
А  ты  газеты  читаешь?  На  комитете  по  текущему моменту  знаешь  как
спрашивают!
   Прахов признался, что он все больше смотрит в газетах насчет шахмат и
футбола. И Костя с приятелями засели за газеты.
   Однажды,  возвращаясь из школы,  Паша Кивачев показал ребятам толстую
книгу:
   - Видали,  что  мне  учительница дала!..  Фадеев,  "Молодая гвардия".
Роман. Это, говорит, про настоящих комсомольцев. Давайте вместе читать.
   - Удивил!  "Молодая гвардия"!  Да мы ее,  может быть, десять раз... -
начал было Алеша,  но  быстро осекся,  потому что Костя больно ткнул его
кулаком в бок.
   Затем Костя взял книгу, полистал, словно видел ее впервые:
   - Давайте вместе... А собираться у нас будем, на "катере".
   С этого дня почти каждый вечер ребята сходились в избу к Ручьевым.
   Книгу читали по очереди:  сначала Паша,  потом Костя,  Вася. Заходили
девочки, ученики младших классов, присаживались у порога, на сундуке или
на лавке. Как-то заглянула в избу Галина Никитична.
   За  стеной шумел осенний дождь,  струйки воды ползли по  стеклам;  за
столом в  желтом круге света сидел Паша Кивачев,  читал про смелых ребят
из  Краснодона,  и  учительница видела,  как  лица  школьников озарялись
какимто новым светом, глаза их блестели.

        Глава 10
   СЛОВО ОТЦОВ

   Друзья не очень радовали Костю.
   Паша  Кивачев  учился  старательно,   подолгу  сидел  над   домашними
заданиями,  почти не появлялся по вечерам в  сельском клубе,  но больших
успехов у него пока не было.
   Васю  Новоселова  учителя  считали  способным  учеником,   но  особым
усердием он не отличался и также числился в "середнячках".
   Но  особенно не  везло  Алеше  Прахову.  После  школы у  него  всегда
находилось столько неотложных дел,  что засесть толком за уроки никак не
удавалось.  Приводили в  колхоз породистого быка,  огромного,  злого,  с
кольцом в ноздрях,  и Алеша не мог отказать себе,  чтобы не поглазеть на
него.  Начинали запрягать в  тележку  необъезженного жеребца  Орлика,  и
вновь Алеша был тут как тут.
   На преподавателей в классе Алеша обычно посматривал,  как на грозовую
тучу. Хорошо, если бы дождь прошел стороной и ему остаться сухим!
   Мальчик старательно изучал особенности учителей. Про Клавдию Львовну,
преподавательницу  русского  языка,   например,  рассказывали,  что  она
спрашивает в  первую  очередь  тех  учеников,  которые  отводят глаза  в
сторону и  ведут  себя  на  уроке подозрительно тихо.  И  Алеша,  подняв
голову,  не сводил глаз с учительницы, был оживлен и шумен. Наоборот, на
уроках математики он  вел  себя  тише  воды,  ниже травы.  Нередко Алеша
начинал заниматься сложными вычислениями:  если  его  спросили на  уроке
сегодня,  то следующая очередь дойдет не раньше как недели через две. Он
даже составлял мало кому понятные "графики опасных дней".
   Но  учителя  плохо  считались  с   Алешиными  "графиками"  и  нередко
спрашивали уроки совершенно неожиданно.  Двойки в Алешином табеле росли,
как грибы после теплого дождика.  "У меня голова с форточкой, всю теорию
выдувает", - жаловался Прахов.
   Учителя были недовольны ребятами и нередко спрашивали отстающих,  что
с  ними происходит.  За  лето они хорошо отдохнули,  подросли и  если уж
решили пойти в восьмой класс, так надо браться за учение по-серьезному.
   - Зато они в агротехнике сильны, на мастеров высоких урожаев целят, -
смеялся Витя.  -  И им,  как членам бригады,  по другим предметам скидка
положена...
   - Нам  скидка  не  требуется.  Нечего  тень  на  бригаду наводить!  -
сердился Костя и,  оставшись с  приятелями наедине,  требовал от  них не
позорить бригаду.
   Проходил день, другой. Алеша получал очередную двойку, Вася Новоселов
- замечания от учителей, и Витя, не утерпев, вновь подпускал шпильку:
   - Ну   как,   мастера?   Уже  урожай  собираете?   По  всем  правилам
агротехники,.. Богатый у вас год будет!
   У  Кости пересыхало в горле.  Он сжимал кулаки в карманах,  но Паша с
Васей уводили его в угол.
   - Кораблев брешет - ветер носит, - невозмутимо говорил Паша. - А ты -
ноль внимания, уши ватой заткни.
   Но не только в школе подстерегали Костю огорчения.
   Началась пора  родительских собраний.  Школьники всегда  ждали  их  с
трепетом.  По почину Федора Семеновича, собрания проводились не в школе,
а  по  колхозам,   где  родители  чувствовали  себя  свободнее.  Учителя
приходили. в сельский клуб или в правление и рассказывали родителям, как
их дети учатся в школе,  и,  в свою очередь, просили взрослых поделиться
тем, как ребята ведут себя дома, в семье и на улице.
   И   родители  ничего  не  скрывали.   В  разговор  вступали  даже  те
колхозники, дети которых давно уже закончили школу.
   Проводить   родительское  собрание   в   Высокове   досталось  Галине
Никитичне.
   - Рассказывай  о   школьниках  откровенно,   ничего  не  утаивай,   -
напутствовал ее Федор Семенович. - И сама слушай внимательно, что скажут
о детях родители.
   Когда Галина Никитична пришла на колхозное собрание,  Сергей поднялся
и освободил ей место за столом.
   Все придвинулись ближе.  Дед Новоселов протолкался к  самому столу и,
сняв полушубок, положил его под себя, как видно собираясь долго сидеть.
   В дверь заглянул Костя с товарищами.
   - Домой, други, домой! - сказал им Сергей. - Сегодня не требуетесь...
Разговор без вас будет.
   Ребята  неохотно  вышли  на  улицу.  Накрапывал дождь,  но  по  домам
расходиться не хотелось.
   - А знаете,  почему не пускают?  - слукавил Вася Новоселов. - Тесно в
правлении -  яблоку негде упасть.  А  в сенях слушай сколько угодно,  не
возбраняется. И под окном можно!
   - Хитришь  ты!  -  попыталась возразить  Варя,  хотя  ей  тоже  очень
хотелось послушать, что сегодня будут говорить о школьниках.
   - Тогда слушайте там...  и докладывайте по очереди,  - приказал Костя
Васе и Алеше Прахову.
   Те подошли к раскрытому окну, а остальные школьники укрылись от дождя
под ивой. Через несколько минут подбежал Вася и сообщил, что в правлении
только  что  обсудили  Митю  Епифанцева.  Колхозники вполне  согласны  с
оценками учителей,  а  Яков Ефимович даже сказал,  что Митя -  передовик
учебы, дельный комсомолец и побольше бы в школе таких ребят.
   - Качать передовиков учебы! - крикнул кто-то из мальчишек.
   - Да будет вам! Еще зазнаюсь! - отмахнулся Митя.
   - Тогда давайте так,  - предложил Костя: - кого очень хвалить будут -
под дождь ставить. Чтобы не зазнавался!
   - Правильно! Под дождь! - захохотали школьники.
   - Тихо вы! - зашикал Паша. - Вон Прахов бежитСлушайте!
   - Ребята,  там  Витьку  Кораблева  обсуждают!  -  возбужденно сообщил
Алеша.
   - Ну и как?  - спросил Костя. - Все, конечно, исправно: и по учению и
по поведению?
   - Исправно-то  исправно,  да  не совсем.  Колхозники вопросики всякие
задают. А сейчас дядя Яков высказывается... Хотите послушать?
   Все бросились к окнам.
   Яков Ефимович в комбинезоне -  на собрание он пришел прямо из кузницы
- стоял у двери.
   - За школу Вите честь и хвала,  -  говорил он.  -  Но, коли парень по
учению один из первых,  пусть это звание и дома бережет и на улице. А то
что ж получается,  граждане: в классе он в одну одежду рядится, дома - в
другую...
   - Любишь ты в чужие окна заглядывать! - недовольно перебил его Никита
Кузьмич. - А только мы с матерью сынком довольны, не жалуемся.
   - Может,   кто  и   доволен,   да   только  не   Анна  Денисовна,   -
многозначительно заметил Яков Ефимович.
   - Мать,  да скажи ты ему!  -  взмолился Никита Кузьмич, толкая жену в
бок.  - Зачем он в чужой дом ломится? Это уж наше дело, семейное, как мы
о сыне печемся. В артельном уставе про то не записано.
   - Обождите,  Никита Кузьмич, - сказал Сергей. - Устав... его ведь как
прочитать... Там, по-моему, обо всем сказано.
   Анна Денисовна подняла голову и сквозь сизую табачную дымку встретила
глаза  дочери.  Она  туже  затянула под  горлом  уголки темного платка и
поднялась.
   - Ладно, отец, скажу... Шила в мешке все равно не утаишь. Я, конечно,
радуюсь, что Витя учится исправно. А вот дома его порой и не узнать. Все
швырком да  броском,  доброго слова не  услышишь.  Все  ему  подай,  все
приготовь. Третьего дня дужка у ведра отвалилась. "Ты бы, говорю, сынок,
починил ведерко-то,  дело же нехитрое".  - "Не стоит возиться, отвечает,
лучше новое купить. Ему и цена-то грош ломаный".
   Никита Кузьмич дернул жену за руку:
   - Да ты,  Анна, в своем уме? Не угорела часом? Кому это интересно про
наши семейные дела знать! Сядь скорее, не срамись перед народом.
   - Погоди,  отец!  -  остановила его Галина Никитична. - Пусть мама до
конца выскажется.
   Анну Денисовну поддержали колхозники:
   - Она дело говорит!
   - Чересчур балуете вы своего наследника!
   - Правильно, Денисовна! По шерстке сына погладить каждая может. А вот
встречь шерстки - на это сила нужна.
   Колхозники  один  за  другим  припоминали  Витины  проступки:  то  он
надерзил старшим,  то обидел малышей,  то не уступил в  клубе место деду
Новоселову.
   - У меня такая просьба к учителям будет,  - обратилась мать к дочери:
- построже там,  в школе,  с сынка-то взыскивайте...  И как он дома себя
ведет, тоже в расчет берите.
   - Это что ж такое, граждане? - вышел из себя Никита Кузьмич. - Родная
мать да  родному сыну дорогу перебегает!..  Ну  нет,  не желаю я  всякие
поклепы слушать!..  -  Он поднялся и,  протолкавшись к  двери,  присел у
порога.
   Школьники отпрянули от окна и вновь спрятались от дождя под иву.
   - Вот так тихая тетя Анна! - проговорил Митя. - Сказанула словечко...
   И  каждый из школьников невольно проникся уважением к этой маленькой,
подвижной  женщине,   которая  просыпалась  чуть  свет,   вечно  куда-то
торопилась,   никогда  не   сидела  без  дела  и   казалась  покорной  и
безответной.
   - Витьке бы еще и не так надо! - вслух подумала Варя.
   - Чего ты бурчишь там? - обернулся к ней Костя.
   - Да так... Молодец, говорю, тетя Анна!
   - Ох и достанется ей теперь от дяди Никиты! - вздохнула Катя.
   - А чего ей бояться?  -  возразил Костя.  -  Не где-нибудь живет -  в
колхозе!
   - Известное дело,  - согласился Паша. - У нее трудодней побольше, чем
у дяди Никиты.
   Еще раз подбежали Вася и Алеша.
   - Теперь о ком речь? - спросил Костя.
   - Понимаешь,  какое  дело...  -  помявшись,  признался Вася.  -  Нашу
четверку на собрание кличут... желают с глазу на глаз говорить...
   Костя нахмурился и повернул голову к Мите.  И хотя было темно, но тот
почувствовал это движение.
   - Идите, раз зовут, - шепнул он. - Мы подождем.
   Костя с приятелями направился к правлению. На крыльце они отряхнулись
от дождя и очистили сапоги от грязи.  У Васи нашлась расческа,  и ребята
наспех расчесали мокрые волосы.
   - Ручей, - шепнул Алеша, - может, мне лучше не показываться?
   - Это еще почему? Все пойдем!..
   Приятели вошли в правление. Колхозники расступились, словно встречали
какую-нибудь почетную делегацию.
   - Явились, Сергей Григорьевич! - сказал дед Новоселов.
   - Я  же  знал,  что  они  неподалеку кружат,  -  усмехнулся Сергей  и
подозвал ребят к столу.  -  Доложила нам сейчас Галина Никитична, как вы
учитесь.  Прямо скажу: плохо у вас дело идет. Хлопцы вы будто с головой,
слово нам дали насчет учения, сейчас в комсомол собрались - а в классе в
хвосте плететесь.  С чего бы так? Ну, кто из вас, объяснит?.. Костя, ты,
что ли?
   Мальчик пожал плечами - не так это просто объяснить!
   - Заклинило у хлопцев!  -  насмешливо сказал дед Новоселов. - Где-где
бойки, а тут языки проглотили.
   - Сам-то Костя учится неплохо, - заметила Галина Никитична. - Учителя
им довольны. Нас особенно Алеша Прахов беспокоит...
   - Да,   браток!  -  обратился  к  нему  Сергей.  -  Ты,  оказывается,
рекордсмен по двойкам... В чем дело-то?
   - Память у меня слабая...  Да и работы по горло...  бригада, теплица,
то,  се...  -  заюлил  Алеша,  но,  заметив недоумевающий взгляд  Кости,
замолчал и спрятался за спину Паши Кивачева.
   Дед Новоселов с досадой ударил ладонью по колену:
   - Говорил же я: зарвутся козыри, запустят учение!
   - И я предупреждал!  -  подал голос Никита Кузьмич. - Не за свое дело
взялись школяры. Три гектара земли им выделили - шутка ли!..
   Сергей вновь посмотрел на ребят:
   - Выходит,  что школьная бригада мешает вам?  Если такое дело,  ее  и
распустить нетрудно!
   - Что  ты!  -  Костя испуганно рванулся к  брату.  -  Бригада сама по
себе... Просто мы еще не раскачались!
   И  он  обрушился на  Алешу:  в  бригаде тот  работает меньше всех,  а
болтает такие слова, сбивает с толку людей. Где у него совесть?
   Алеша,  не зная,  как отвязаться от Кости,  ежился,  пыхтел и  в душе
проклинал себя. И зачем он только пришел в правление!
   - Да это я  так сказал...  не подумал!  -  наконец виновато признался
Алеша.
   Но  Костя,  забыв,  что он  находится на  собрании,  продолжал ругать
приятеля.
   - Тихо вы,  угомонитесь! - подошел к ребятам Яков Ефимович. - Я лучше
вам про одного человека расскажу.  Заявился он к нам в село лет тридцать
тому назад.  Человек отзывчивый, добрый... Люди это увидели и потянулись
к  нему:  кто с бедой,  кто с радостью.  Одному помощь нужна,  другому -
слово твердое.  И что ни год,  а народ все больше к тому человеку льнет.
Видит он,  что  на  старом запасе не  проживешь,  и  припал к  наукам да
знаниям.  Ни время, ни усталость - ничто ему не помеха. Нужно людям, так
он и зоотехник,  и садовод,  и кирпичное дело понимает, и как маслобойку
наладить подскажет, и электростанцию... Скажи ему: завтра, мол, золото в
Чернушке добывать собираемся - так он и по этому вопросу все растолкует.
Смекаете, о ком речь лдет?
   - Смекаем... - сказал Паша. - О Федоре Семеновиче говорите.
   - Вот и  мотайте на  ус!  Был он  учителем в  младших классах,  потом
заочно институт окончил,  теперь вам  математику преподает.  У  человека
седина в  волосах,  а  жадности к учению и сейчас хоть отбавляй.  Вам бы
десятую долю той жадности перенять!..
   - Как  же  все-таки насчет школьной бригады решать будем?  -  перебил
Якова Ефимовича Сергей.
   - Отобрать пока у  ребят землю -  вот  и  вся недолга,  -  сказал дед
Новоселов.
   - Вот  именно!  -  поддержал его  Никита Кузьмич.  -  Все равно ни  в
районе,  ни  в  области затею со школьной бригадой не одобрят.  Придется
учителям отбой бить.
   - То  есть как  это  -  не  одобрят?!  -  вспыхнув,  поднялась Галина
Никитична. - Ты, отец, лучше газеты почитай!.. Такие бригады, как у нас,
уже и в других школах возникают!
   И  она принялась с жаром доказывать,  что работа в бригаде отнимает у
ребят  совсем  немного  времени  и  причина  неуспеваемости не  в  этом.
Действительно,  школьники все еще раскачиваются и не взялись как следует
за учение...
   В защиту бригады выступил и Яков Ефимович.
   - Землю отобрать мы всегда сумеем,  -  сказал он, - а пока торопиться
не будем. Дадим ребятам сроку до весны, а там видно будет...
   Колхозники согласились с  этим,  и  разговор  на  собрании закончился
довольно мирно.
   И  все же  Костя так накалился,  что,  выйдя на улицу,  решил немедля
поговорить с Алешей с глазу на глаз. Но тот выскочил из правления первым
и сразу же исчез в темноте.

        Глава 11
   ТРОЙКА С МИНУСОМ

   Несколько дней  Алеша  вел  себя  спокойно  и  ровно:  за  партой  не
вертелся,  с  соседями не  разговаривал и  даже  довольно сносно отвечал
учителям.  Костя  решил,  что  родительское собрание для  него  даром не
прошло.
   Но  к  концу недели с  Алешей произошел очередной "просчет".  Клавдия
Львовна спросила его  вне  очереди о  творчестве Радищева и  за  путаный
ответ поставила ему в классном журнале тройку с минусом.
   Алеша  искренне огорчился.  После родительского собрания у  него  был
неприятный разговор с матерью о его школьных делах, и сейчас злополучная
тройка с минусом не выходила у мальчика из головы.
   Однажды в перемену он забежал в класс.  На столике,  рядом со стопкой
тетрадей, лежал классный журнал, оставленный Клавдией Львовной.
   Алеша покосился на него, и ему очень захотелось увидеть, как выглядит
его тройка с минусом.  А может,  ее и нет совсем? Может, Клавдия Львовна
только попугала его или забыла поставить тройку?
   Алеша приоткрыл дверь,  на цыпочках подошел к  столу и открыл журнал.
Нет, отметка стояла на своем месте...
   А рядом с журналом лежала новенькая ручка. Она так и просилась, чтобы
ее взяли в  руку.  Да и тройка была очень похожа на пятерку,  не хватало
лишь маленькой поперечной палочки вверху.
   Дверь распахнулась, и вошел дежурный по классу Витя Кораблев.
   Алеша  отлетел  от  стола,   схватил  тряпку  и   принялся  протирать
глянцево-черную доску,  хотя она и  без этого была чистая.  Но  было уже
поздно: Витя все понял.
   - Та-ак! - протянул он. - Ловкость рук. Быстрота и натиск!
   Алеша растерянно забормотал о  том,  что он и  сам не знает,  как это
случилось:
   - Очень уж  тройка на  пятерку была  похожа.  Если бы  чистая двойка,
разве я посмел...
   - А чего ты распинаешься передо мной?  -  усмехнулся Витя.  - Словчил
так словчил!  Мне от этого ни жарко,  ни холодно...  Я ничего не видел и
ничего не знаю...
   - Правда,  Витька?  -  обрадовался Алеша и с чувством пожал Кораблеву
руку. - Это по-нашенски, по дружбе. Я теперь для тебя что хочешь сделаю!
   - А мне ничего от тебя не нужно, - усмехнулся Витя. - Хотя вот что...
Зачем ты со школьной бригадой связался? Чего к Ручьеву лепишься?
   - Да мы слово дали учиться в этом году на "хорошо" и "отлично"!
   Витя от души рассмеялся и постучал Алеше по лбу:
   - Чердак же надо иметь исправный! Чтобы сквозняки не гуляли, дождь не
проливал...  А вы тоже...  "слушали,  постановили"... Что же они тебе не
помогают, друзья-приятели?
   - Кто их знает...
   - А ты плюнь на них! Держись за меня.
   И Кораблев радушно предложил Алеше свою тетрадь по математике.  Тот с
радостью ухватился:  завтра Федор Семенович может вызвать его к доске, а
он еще не решил ни одной задачи.
   Откровенно говоря,  Витя  не  очень  ценил болтливого,  суматошливого
Прахова, но что было делать...
   Разговор на  родительском собрании не  прошел для  него бесследно.  В
Витином  табеле  написали,  что  он  должен  обратить  внимание на  свое
поведение вне школы.
   Витя с досадой показал табель отцу.
   - Ни  за  что  ни  про  что документ испортили.  -  поморщился Никита
Кузьмич. - А все через родную мать с сестрой!.. Зря это школа в домашние
дела встревает! - И, заметив расстроенное лицо сына, он посоветовал: - А
ты не огорчайся, учись себе.
   Витя  крепко налег  на  занятия.  После уроков он  не  задерживался в
школе,  а сразу же шел домой и садился за учебники.  Он еще покажет, как
надо учиться!..
   И  все  же  ему  было  скучно.  Варя  по-прежнему сторонилась его,  а
высоковские  мальчишки  все   больше   тянулись  к   Ручьеву.   И   Витя
волей-неволей поддерживал приятельские отношения с Праховым.  Они сидели
за  одной  партой,  вместе возвращались из  школы,  ходили по  вечерам в
колхозный клуб, и Витя охотно позволял Алеше заглядывать в свои тетради,
давал списывать сочинения...
   Прошло несколько дней.  Витя,  как и обещал, хранил молчание. Клавдия
Львовна,  как видно,  ничего подозрительного в  журнале не  заметила,  и
Прахов совсем успокоился.
   Но история с превращением тройки в пятерку на этом не закончилась.  В
субботу после занятий в  класс неожиданно вошли Клавдия Львовна и Галина
Никитична.
   Учительница литературы была уже не  молода,  но  вре мя не умерило ни
блеска ее  темных глаз,  ни  живости и  легкости движений.  Она  умела и
любила  хорошо  одеться,  всегда  выглядела  так,  словно  собралась  на
праздник,   и   школьники,   встречая   ее,   невольно  подтягивались  и
прихорашивались.
   Вот и сейчас,  поднявшись из-за парт,  мальчики поправили рубашки,  а
девочки критически осмотрели друг друга.
   - Садитесь!  -  кивнула классу  Галина Никитична.  -  Мы  с  Клавдией
Львовной вынуждены вас задержать. Произошло неприятное событие...
   И учительница рассказала, как, раскрыв сегодня классный журнал, чтобы
проставить  оценки  в  табеле,  она  обнаружила против  фамилии  Прахова
переправленную отметку.
   - Клавдия Львовна уверяет,  что она поставила Алеше тройку с минусом.
Но тройка почему-то превратилась в пятерку.
   - Может быть,  это моя вина, что я оставила классный журнал на столе?
- строго взглянув на ребят,  спросила Клавдия Львовна. - Скажите об этом
прямо. Я тогда буду с восьмым классом настороже.
   Все головы повернулись к Алеше.
   - Объясни, Прахов! - потребовал Митя.
   Алеша  кинул  быстрый взгляд на  Кораблева.  Тот  со  скучающим видом
смотрел в окно.
   "Этот не  выдаст,  а  больше некому..."  -  подумал Алеша и  принялся
уверять всех,  что он ничего про отметку не знает.  Наверное, кто-нибудь
назло проделал с ним такую шутку.
   - Кто бы  ни  сделал,  но это недостойно наших школьников,  тем более
завтрашних комсомольцев,  -  печально сказала Клавдия Львовна.  - Я ведь
так привыкла верить вам...
   Восьмиклассники растерялись.  Переправить отметку-это  редкий,  почти
небывалый случай в истории школы.
   Костя кинул на Алешу грозный взгляд:
   - Смотри, Прахов, если что было - лучше сейчас признавайся!
   - Да что вы!  - взмолился Алеша, ударив себя кулаком в грудь. - Разве
ж я... Знать ничего не знаю!
   Катя пристально поглядела на него и покачала головой:  уж кто-кто,  а
она-то  знала своего братца!  Если он стучит в  грудь кулаком -  значит,
дело нечисто.
   - Алеша,   не  клянись!   -   вполголоса  сказала  сестра.   -  Скажи
по-честному.
   - Все равно мы дознаемся,  -  буркнул Паша,  а Вася Новоселов показал
Прахову из-под парты кулак.
   Глаза Алеши забегали по  сторонам:  хотя бы  один сочувствующий кивок
или взгляд!
   - Ладно,  скажу... - шмыгнул он носом. - Ну, переправил. Сам не знаю,
как это получилось...
   - Алеха  ты,  Алеха!  -  вздохнула  Катя.  -  Когда  же  у  тебя  ума
прибавится?
   Поступок Алеши  обсуждали горячо  и  долго.  Было  произнесено немало
горьких слов, и большинство восьмиклассников сошлись на том, что Прахову
еще рано вступать в комсомол.
   После  собрания Костя  задержал в  классе  членов  школьной бригады и
предложил раз и навсегда решить вопрос об Алеше:
   - Мы над ним бились немало, а он ни с места... Весь класс опозорил...
и нашу бригаду!
   - Что ты предлагаешь? - спросил Митя.
   - Исключить из школьной бригады... Не будет от него проку!
   - Сильно сказано! - поежился Паша. - Ты гни дубок, да не ломай.
   - Погоди,  Костя, не пори горячку! - вмешался Митя. - Ребят в бригаду
кто подбил?  Ты сам.  Значит,  тяни их,  поднимай.  А ты сразу -  долой,
навылет. Это дело нехитрое.
   - Так мы по-всякому к нему подходили, - взмолился Костя.
   - Значит,  не с того краю зашли... - Митя обратился к Алеше: - У тебя
по каким предметам больше всего не ладится?
   - По русскому и математике.
   - Кто по русскому возьмется ему помочь? - спросил Митя у ребят.
   - Я  могу,  -  сказал Сема Ушков.  -  А  по  математике Ручьеву можно
поручить.
   - Вот и ладно! - подхватил Митя. - Считай, Костя, что это тебе первое
задание от комсомола. Вытяни Прахова по математике.
   - Я?..  Прахова?..  - обомлел Костя. - Да он же шут гороховый... Мы с
ним на первом уроке сцепимся.
   - Отказываешься, значит? Давайте тогда Кораблева попросим.
   Костя прикусил губу:
   - Ну уж нет... Без него обойдемся!
   - Вот так-то  лучше!  -  засмеялся Митя.  -  А  заодно и  против шута
ополчись... Согласны, ребята, с таким заданием Ручьеву?
   - Принято! Единогласно! - сказал Паша.
   Костя только головой покачал...
   Домой Алеша возвращался вместе с Катей и Варей.
   Он шел мимо палисадников и  время от времени с досадой колотил палкой
по стволам берез.
   - Не тронь березы:  они не виноваты!  - прикрикнула на него сестра. -
Докатился,  дошел до ручки! Сам себе дорожку в комсомол закрыл. Глаза бы
мои на тебя не смотрели!
   - Будет тебе!  -  сдержала подругу Варя.  -  Алеше и так,  верно,  не
сладко.
   - А вы как считаете?  -  запальчиво обернулся мальчик.  -  Подумаешь,
подсудное   дело!    Отметку   поправил!    Расходились   тоже,   друзья
однокласснички...   Витька  Кораблев  не   меньше  вашего  понимает,   а
помалкивает себе, не гробит товарища.
   - Что он понимает? - насторожилась Варя.
   - А то...  Он своими глазами видел, как я отметку... - Сообразив, что
наговорил лишнего,  Алеша осекся.  - В общем, это неважно. Я про то... в
классе  у  нас  товарищей  днем  с  огнем  не  сыщешь!  Только  и  знают
подсиживать друг друга...
   Алеша  наотмашь ударил палкой по  дуплистой березе и  убежал прочь от
девочек.
   - Вот так Кораблев!  -  поразилась Катя. - Знал все и молчал! - И она
пожаловалась Варе:  -  Не  нравится мне их близость.  Брату-то,  конечно
лестно,  что Кораблев с  ним дружбу завел,  вот он и старается,  из кожи
лезет,  чтобы только угодить ему. А чем его Витька около себя держит? То
домашнее сочинение даст списать, то задачку... А позавчера приводит меня
Алешка в  класс и пишет карандашом на доске формулы.  "Теперь,  говорит,
мне никакой урок по химии не страшен".  И  правда,  если прямо смотреть,
формулы на доске не видно,  а сбоку приглядеться - читай, как по книжке.
Схватила я тряпку,  да и стерла все формулы.  "Бессовестный, говорю, ты,
Алеха,  и тунеядец!.." А он знай хохочет:  "Ничего,  сестрица,  на худой
час,  может,  и пригодится".  Брату эту шпаргалку Кораблев придумал... -
Катя вдруг схватила подругу за руку и заглянула в лицо:  -  Что с тобой?
Чего ты расстроилась?
   - Нет,  ничего...  Мне домой надо.  -  И, отняв руку, Варя побежала к
дому.

        Глава 12
   БАРИНА БЕДА

   С  каждым днем в  семье Балашовых все  больше замечали,  что с  Варей
творится неладное.  Девочка была чем-то возбуждена, неспокойна или часто
задумывалась, ходила опечаленная, грустная.
   - Произошло что-нибудь?  -  как-то спросила ее сестра.  - Или в школе
неладно?
   - Ничего такого и нет, - вяло ответила Варя. - Просто работы много.
   Марина недоверчиво покачала головой.
   В  другой  раз,  вернувшись с  работы,  она  застала на  крыльце Витю
Кораблева.   Мальчик  настойчиво  барабанил  в  закрытую  дверь,  гремел
щеколдой и препирался с Варей, которая стояла по другую сторону двери, в
сенях.
   - Варя, пусти!
   - Нечего тебе у нас делать.
   - Два слова надо сказать.
   - Слышала я твои слова, да все не те...
   - Ну, мне учебник по истории надо взять.
   - Сейчас вынесу твой учебник!
   В  сенях  скрипнули половицы,  хлопнула дверь -  как  видно,  девочка
убежала в избу.
   - Вы что, поссорились? - спросила Марина, поднимаясь на крыльцо.
   - Я  не ссорился...  мне незачем,  -  с  деланной беспечностью заявил
Витя. - Варьку вашу какая-то муха укусила.
   При этом щеки его густо покраснели, и мальчик, махнув рукой, бросился
к своему дому.
   Минуты через две из-под двери высунулась книжка в  газетной обертке и
донесся голос Вари:
   - Возьми свой учебник!
   "Ты мне лучше дверь открой", - хотела сказать сестра, но сдержалась и
осторожно сошла с крыльца.
   Размолвка, как видно, произошла серьезная, и Марина знала, что сестра
сейчас только замкнется и на откровенный разговор не пойдет.
   Вечером она рассказала отцу и матери о своих наблюдениях.
   Яков Ефимович не на шутку встревожился:
   - То-то я замечаю, что Варе будто крыло подбили!
   И он попросил дочь и жену не докучать пока девочке расспросами.
   ...В  один  из  воскресных осенних дней  отец позвал Варю на  охоту и
предложил ей пригласить своих друзей.
   - Нет, мы лучше вдвоем пойдем! - сказала девочка.
   Она  любила эти походы вместе с  отцом -  осенью на  охоту,  летом за
грибами или на рыбную ловлю.
   Не так уж велика добыча или улов, но зато можно целый день провести в
лесу,  посидеть  у  костра,  закусить  вкусным  черным  хлебом,  печеной
картошкой и, главное, поговорить с отцом обо всем на свете.
   Проблуждав целое  утро,  Яков  Ефимович и  Варя  вышли к  Спиридонову
озеру.  Здесь им удалось подстрелить несколько уток. Четыре из них упали
посреди болота, в камыши.
   - Вот  так задача!  -  развел руками Яков Ефимович.  -  Как же  птицу
доставать будем?
   Варя вгляделась в прибрежные камыши.
   - А вон лодка стоит, - сказала она.
   Отец вытащил лодку на берег и осмотрел:
   - Э-э,  да тут сигнал поставлен:  "Лодка худая.  Будь осторожен!"  На
такой посудине далеко не уедешь.  И  какая это нечистая душа худую лодку
на озере держит?
   - Как  ты  сказал?  -  дрогнувшим  голосом  переспросила  девочка.  -
"Нечистая душа"? Что же с такой душой делать надо?
   - Сперва узнать следует, как да где она проживает...
   - Я уже знаю, папа! - глухо призналась Варя. - По соседству с нами...
- И  она  рассказала,  что  произошло на  Спиридоновом озере  в  августе
месяце.
   - Вот они какие дела на белом свете!  -  нахмурился отец.  -  Потому,
значит, и поломалась ваша дружба?
   - Какой же он друг,  папа?  Ребят чуть не подвел.  А что же от него в
серьезном деле ожидать? Как ему верить можно?
   Отец  заткнул отверстие в  днище и,  спустив лодку на  воду,  объехал
озеро и собрал уток.
   Варя, обхватив колени руками, сидела, прислонившись к дереву.
   Отец закурил и придвинулся к дочери:
   - Хочешь,  Варюша,  я  тебе расскажу кое-что?  Ты  три  камня в  поле
видела?
   - Это что около дороги?
   - Вот-вот!  Хорошую про те камни легенду люди сказывают.  Послушай...
Жили на свете три друга-товарища.  Были они все горячие,  как зол порох,
нетерпеливые и гордые.  И довелось им бежать вокруг земли, чтобы силу да
ловкость свою проверить.  Вот бегут они,  друг на  друга не  смотрят,  и
каждый про себя думает:  "Я  первый буду!  Я!"  Обежали они вокруг земли
раз,  обежали другой, начали третий круг, и уже совсем недалеко до конца
осталось,  как вдруг один из  товарищей споткнулся.  Но  на него даже не
оглянулся никто и  руки не подал.  А товарищи того не знали,  что дорога
была заколдована и каждый,  кто падал,  подняться без помощи другого уже
не мог... Вскоре еще один из бегущих из сил выбился. Не добежал до конца
и третий товарищ...  Так и остались они лежать в чистом поле, а потом от
горя и стыда превратились в камни.
   - Зачем ты мне говоришь об этом?  -  вспыхнула девочка. - Разве же мы
такие?
   - Знаю,  Варюша.  А  только умная сказка никому не во вред...  Ты вот
почему от Кораблева отвернулась?
   - Я не отвернулась. Я только хочу, чтобы он сам во всем признался.
   - А он побаивается?
   - Просто трусит.
   - Тогда ты смелость свою прояви: возьми да расскажи обо всем в школе.
   - Чтобы   на   меня   потом  ребята  пальцами  показывали:   "ябеда",
"фискалка"! - удивилась Варя.
   - Плохо ты  еще в  настоящей дружбе разбираешься,  -  покачал головой
Яков Ефимович.  -  Когда человек тонет,  его и  за волосы из воды тянут.
Пусть хоть и больно, только бы погибнуть не дать...
   Отец замолчал. Вскоре они тронулись в обратный путь.
   Оголенный осенний лес  затаился,  словно  готовился к  зимней спячке.
Листва, побуревшая от дождей, уже не радовала глаз переливами красок.
   Наплывали  низкие  тучи:   они   почти  касались  верхушек  деревьев.
Заморосил мелкий дождь.
   Варя устало плелась за отцом и пыталась разобраться в его словах. Как
все не просто складывается в жизни!..  Был у нее друг.  Варя верила ему,
как самой себе,  верила в его хорошее сердце и чистые помыслы.  Она ни о
чем не  загадывала,  но  ей  казалось,  что ничто не  омрачит их светлой
дружбы  и.  куда  бы  со  временем ни  закинула их  судьба,  они  всегда
останутся лучшими товарищами...  Но  вот их дружба неожиданно обернулась
другой стороной,  и  Варя  увидела Витю  совсем не  таким,  каким он  ей
представлялся.
   Как же это было горько и  больно!  О чем только не передумала Варя за
последние недели!  То ей казалось, что Витя поймет свою вину и все вновь
пойдет по-хорошему.  То  ей  приходило на  ум,  что  надо немедля забыть
такого друга,  вычеркнуть из памяти.  Пусть каждый шагает своей дорогой,
живет по-своему и не думает о товарище.
   - А у тебя у самой,  Варюша, какие дела-заботы? - прервал ее раздумье
отец. - Я вчера с Галиной Никитичной виделся, потом Федор Семенович меня
к  себе зазвал.  Так  учителя говорят,  что ты  заниматься хуже стала...
прилежания у тебя маловато.
   - Восьмой же  класс,  папа,  программа трудная...  Я  еще  не  совсем
втянулась, - забормотала захваченная врасплох Варя.
   - Так-то оно так... - неопределенно протянул отец. - А ты соберись-ка
с духом... Зачем до разговоров доводить?
   Он  поглядел на  хмурое небо и  прибавил шагу.  Они  долго шли молча.
Мысли Вари перескочили на школьные дела.  Сказать по совести, она и сама
была недовольна собой.
   Совсем  недавно руководительница пятого  класса пожаловалась ей,  что
некоторые пионеры из ее отряда плохо занимаются. Поговорили, подумали, и
у  девочки  возникла мысль  провести отрядный сбор  на  тему:  "Пионер -
лучший ученик в классе". Хлопот с этим сбором немало.
   Но, кроме пионеров, время с которыми всегда летит так незаметно, есть
и еще куча неотложных дел: редколлегия стенгазеты, учком... И Варя ни от
чего не отказывалась, бралась за любое поручение.
   Может,  потому и занималась она урывками, на ходу, неспокойно, больше
надеясь на способности и смекалку, чем на усидчивость.
   По  привычке,  Катя Прахова частенько обращалась к  пей за помощью по
математике или  по  химии.  Варя с  жаром бралась объяснять,  но  вскоре
сбивалась,  начинала путать и по глазам подруги видела, что та ничего не
понимает:
   - Знаешь,  Катя,  давай отложим...  Я  сама  еще  не  разобралась как
следует.
   Учителя,  кажется,  не придавали пока большого значения неуверенным и
сбивчивым ответам Вари.  Девочка способная,  в  шестом и седьмом классах
училась хорошо, а сейчас, видно, еще не втянулась в работу.
   Два или три раза Варя приходила в класс,  не успев подготовить урока,
и сидела, как на иголках: вот-вот учитель задаст ей вопрос или вызовет к
доске! Но, к счастью, пока все обходилось благополучно.
   И  всякий раз,  не  желая  испытывать такие  неприятные минуты.  Варя
давала себе  слово прочно засесть за  уроки.  Но  это  оказалось не  так
легко.  Особенно не  ладилось с  математикой:  то  выветрился из  памяти
прошлогодний материал, а без него нельзя понять программы этого года; то
Варя плохо усвоила последний урок -  как видно, думала в классе о чем-то
постороннем.
   И девочка невольно вспоминала Витю.  Да, с ним было хорошо! Как никто
из  ребят,  он  умел  коротко и  ясно  объяснить самую  сложную теорему,
распутать любую каверзную задачу.  Иногда достаточно было намека, и Варя
сразу схватывала суть дела.
   Но  она  же  сама  отказалась  наниматься  с   Кораблевым.   Наотрез,
бесповоротно!  Есть  же  другие  ребята,  которые  неплохо разбираются в
математике: Костя, Митя, Сема Ушков. И они, конечно, не откажут.
   Нет,  и  к  ним не пойдет Варя!  Про нее и так говорят,  что она весь
прошлый год  держалась на  Вите Кораблеве.  Грош ей  цена,  если она  не
докажет, что может учиться не хуже мальчишек.

        x x x

   Вернувшись домой.  Варя дождалась Катю Прахову, и подруги до позднего
вечера просидели над задачами по алгебре,  пока Яков Ефимович не прогнал
их спать.
   - Варька,  - шепнула на прощание подруга, - географию-то мы не успели
подготовить! А вдруг Илья Васильевич завтра спросит?
   -Да, не рассчитали, - вздохнула Варя. - Может быть, пронесет.
   На  другой день преподаватель географии,  как нарочно,  вызвал Катю к
карте и спросил о хозяйстве Туркмении.
   Девочка  растерянно покосилась на  Варю,  взяла  указку  и  принялась
рассказывать такое, что Илья Васильевич круто повернулся на стуле:
   - Ну, знаешь, голубушка, ты все широты сместила и превратила цветущую
республику в  зону пустыни!  -  И обратился к Варе:  -  Помогите подруге
закончить путешествие более благополучно.
   Стиснув зубы, Варя медленно подошла к карте. Катя услужливо сунула ей
в руку указку.  Алеша, угадав состояние сестры и Вари, принялся подавать
им  таинственные знаки,  что должно обозначать:  урок подходит к  концу,
надо притвориться,  что  не  поняли вопроса,  несколько раз переспросить
учителя и этим затянуть время.
   Но вдруг Варя поставила указку в угол:
   - Я,  Илья  Васильевич,  не  приготовила урока...  Поставьте мне  что
полагается.
   Учитель высоко поднял брови:
   - Люблю за откровенность.
   - Вы только Варе двойку не ставьте,  -  попросила Катя.  - Мы вчера с
ней математикой занимались, засиделись до позднего.
   - Скажите на милость,  даже смягчающие вину обстоятельства нашлись, -
усмехнулся Илья Васильевич.  -  А все-таки, Балашова, я этого не ожидал.
Насколько я помню, за последние два года это у тебя первая двойка?
   - Первая... - прошептала Варя.
   Двойка до такой степени ошеломила восьмиклассников,  что они не сразу
сообразили,  как  поступить с  девочкой.  Одни предлагали срочно собрать
комсомольскую группу,  другие  -  собрание  всего  класса.  Пока  ребята
спорили, Варя куда-то исчезла.
   Митя с Костей заглянули в учительскую, в "живой уголок", в библиотеку
- Вари нигде не было.
   В коридоре к ним подбежал возбужденный Колька:
   - Это правда, что наша вожатая двойку получила?
   - Не труби на всю школу! - осадил его Костя. - Откуда ты взял?
   - Прахов Борьке Самохвалову сказал,  Борька -  первому звену,  первое
звено - второму. Теперь весь отряд знает, - не переводя дыхания, сообщил
Колька.
   - Связь у  вас работает...  -  хмыкнул Костя и  с  безразличным видом
заметил: - Ну и подумаешь, одна двойка! О чем разговор?
   - Одна  -   это,  конечно,  ничего.  Да  у  нас  завтра  сбор  насчет
успеваемости.  Борьку Самохвалова обсуждать будем.  Еще Петракова и Маню
Юркину. Они на троих семь двоек имеют.
   - Ну и обсуждайте на здоровье!
   - Знаешь, Костя... - замялся Колька. - Борька говорит: "Раз у вожатой
двойка, чего же с нас спрашивать?"
   Костя заверил,  что одна двойка у вожатой не имеет никакого значения,
обещал при встрече сам все растолковать Борьке Самохвалову и спросил, не
видел ли Колька Варю.
   - Они с Ваней Воробьевым в нашем классе закрылись. Секретный разговор
у них.
   Ребята спустились в нижний этаж и постучали в дверь пятого класса. Им
открыл Ваня Воробьев.
   Кроме него и Вари,  которая,  сгорбившись, сидела за тесной партой, в
классе находилась еще Галина Никитична.
   - Вот,   полюбуйтесь!   -   Ваня  растерянно  кивнул  на  девичку:  -
Пионервожатой не хочет быть... отказывается.
   - Какая же  я  теперь вожатая?  -  сказала Варя.  -  Кто мне поверит?
Завтра же весь отряд про двойку знать будет!..
   - Уже знает! - сказал Митя.
   - Видите,  Галина Никитична,  видите!  - вскрикнула девочка, но вдруг
осеклась: на нее в упор смотрели Костя и Митя. - Что вы уставились? Ну и
пожалуйста!  Без вас знаю... класс опозорила, бригаду подвела. Можете не
говорить!
   - Да мы и  не говорим.  -  Костя отвел глаза в  сторону и сделал Мите
знак, чтобы тот молчал.
   - Галина Никитична,  - вновь обратилась Варя к учительнице, - скажите
вы им... Какая я, в самом деле, вожатая?
   Но Галина Никитична как будто не расслышала вопроса и  с любопытством
оглядывала класс:  самодельные портьеры на окнах, цветы на подоконниках,
стопочку книг в  углу на этажерке.  Но больше всего внимание учительницы
привлекла  деревянная  резная   полка,   уставленная  самыми  различными
предметами: были тут какие-то камни, кости, коробочки с песком и глиной,
зазубренный серп,  ржавый светец для  лучины и  даже  плетенные из  луба
лапти.
   - Что это за выставка? - спросила Галина Никитична.
   - Это мои пионеры натаскали,  первое звено,  -  сказала Варя.  -  Все
больше  предметы  старого  быта.   Вот  эти  лапти  мы  у   бабки  Алены
выпросили...  последние на всю деревню,  еле-еле нашли их.  Мы потом все
находки в  школьный музей передадим...  А  за  цветы у  нас второе звено
отвечает, за библиотеку - третье.
   Девочка оживилась,  подошла к шкафу,  достала щербатую глиняную чашу,
облепленную землей, и протянула учительнице:
   - Вы  посмотрите,  что  Колька в  овраге выкопал!  Уверяет,  что  это
памятник древней Руси. Пионеры требуют в город на проверку послать.
   Ребята склонились над  чашей.  Поцарапали пальцами окаменевшую землю,
зачем-то понюхали ее.
   - Какая  там  древность!  -  фыркнул Митя.  -  Обыкновенная плошка из
глины. Их в Почаеве гончары делают.
   - Я тоже так думаю,  -  согласилась Варя.  -  Но ребята же требуют...
надо как-то им доказать.
   - Обязательно надо!  - Учительница с улыбкой посмотрела на девочку: -
А почему тебе все-таки наскучило с пионерами работать?
   - Мне не наскучило! - вспыхнула Варя.
   Галина Никитична обернулась к  Ване Воробьеву и  спросила,  сколько у
Вари общественных нагрузок.
   Ваня пересчитал по пальцам:
   - Что-то около четырех...
   - Видишь,  Варя,  -  сказала учительница, - может быть, и все беды от
этого.  Мечешься ты,  нахватала кучу дел, везде поспеть хочешь. Придется
освободить тебя кое  от  каких поручений.  Но  из  вожатых не  отпустим.
Пионеры, я знаю, любят тебя...
   - Еще как!  - подтвердил Костя. - Только Варьке сказать надо, чтобы с
умом работала!  А  то она все сама да сама,  нянчится с ребятами,  как с
детским садом...  А  ты организуй,  дай задание,  потом проверь -  вот и
время для уроков останется.
   - Надо и других восьмиклассников к работе привлекать, - добавил Ваня.
- На сбор позови, поручение дай... - И он выразительно посмотрел на Митю
и Костю.
   - Слушай, Варя, слушай! Советы дельные, - поддержала его учительница.
- Главное, тебе сейчас не разбрасываться, все силы на учение собрать.
   - Так,  Галина  Никитична,  -  взмолилась девочка,  -  раньше пионеры
каждому моему слову верили... А теперь как будет?
   - Думаю, за одну двойку они тебя не осудят.
   - Сбор у меня завтра... И как раз насчет успеваемости.
   Ваня посоветовал повременить пока со сбором, дождаться лучших дней.
   - А  зачем ждать?  -  лукаво поглядывая на девочку,  сказал Костя.  -
Пусть Варька с пионерами опытом поделится... Как она двойку огребла...
   - Вот-вот!   -  вспыхнула  Варя.  -  Самая  подходящая  тема!  Еще  и
смеешься!..
   - Я без шуток. - принялся защищать свое предложение Костя. - Пионеров
все равно не  проведешь.  Вот ты им честно,  прямо и  расскажи,  как еще
работать не  умеешь,  как  разбрасываешься,  почему  двойку  схватила...
Думаешь, что это ребятам на пользу не пойдет?
   - Сбор действительно может быть поучительный,  - согласилась с Костей
Галина Никитична. - Вот только как Варя?
   - Хорошо,  -  подумав,  сказала Варя.  -  Будет завтра сбор! Только с
условием:  придется потрудиться и еще кое-кому. Пусть Костя с Митей тоже
на сбор придут и расскажут, как они сами работают...
   Митя развел руками:
   - Мы-то при чем?
   - Не вздумайте отказываться!  - Ваня погрозил ребятам пальцем. - Сами
недавно в пионерах ходили.
   - Если уж на то пошло,  Федора Семеновича на сбор пригласить надо,  -
сказал Митя.
   - Ой,  верно! - вскрикнула Варя. - Как же я не догадалась! Может, еще
деда Новоселова позвать? Он про сына расскажет, как тот ученым стал... -
Она вырвала из тетради лист бумаги и села за парту: - Давайте тогда план
сбора наметим... Подсказывайте!
   Ребята  склонились над  партой.  Галина Никитична вышла  из  класса и
осторожно прикрыла за собой дверь.

        Глава 13
   СТРАДА

   В  конце  занятий Галина Никитична задержала восьмиклассников,  чтобы
поговорить об очередных делах.  Но не успела она открыть собрание, как в
класс вошли Ваня Воробьев и  Саша Неустроев.  Они о чем-то пошептались с
учительницей, после чего та обратилась к ребятам:
   - У Саши есть к вам просьба.
   - Это  можно!  -  охотно  ответил  за  всех  староста  Сема  Ушков  и
многозначительно поглядел на ребят: вот, мол, какая нам честь выпала!
   - Я к вам,  ребята,  от молодежи вечерней школы,  -  начал Неустроев,
пригладив волосы.  -  Наши ребята в учении малость отстают. Отвыкли они,
позабыли многое. Вот мы и просим помочь нам...
   - Это я посоветовал к вам обратиться,  -  добавил Ваня Воробьев. - Вы
же народ сильный.
   Неустроев и  Ваня,  переглянувшись с учительницей,  сели за парту,  и
Косте показалось, что глаза у них были хитрые прехитрые.
   Галина  Никитична между  тем  сделала  вид,  что  просьба  Неустроева
застала ее врасплох:
   - Очень, конечно, лестно, что о нашем классе идет такая слава. Но мне
кажется,   что  она  сильно  преувеличена.   Впрочем,  мы  сейчас  можем
проверить, кто как успевает.
   Учительница раскрыла  классный  журнал  и  неторопливо начала  читать
отметки.
   Мелькали пятерки,  четверки,  попадались двойки, но троек было больше
всего.
   И  чем  дальше  читала Галина Никитична,  тем  все  ниже  наклонялись
школьники к  партам,  словно  хотели  спрятаться или  провалиться сквозь
землю.
   - Как  видите,  картина не  очень отрадная,  -  сказала в  заключение
учительница-Едва ли мы сумеем чем-либо помочь вечерней школе.
   - Да-а,  обстановочка не из важных!  -  огорчился Неустроев.  - Ребят
самих  хоть  на  буксир бери...  Придется,  пожалуй,  к  девятому классу
обратиться.
   Он  поднялся и,  небрежно кивнув ребятам,  вместе с  Ваней  вышел  из
класса,
   Ученики  медленно  распрямились  и  посмотрели  на  учительницу.  Она
продолжала листать классный журнал. Наконец подняла голову:
   - А нехорошо, ребята, получилось!
   - Зачем вы  наши отметки при  Саше читали?  -  с  упреком сказал Сема
Ушков. - Теперь весь колхоз узнает.
   - Ты думаешь,  что наши отметки -  секрет? - заметил Костя. - И так о
них всему белому свету известно.
   - Все  равно,  надо было без посторонних огласить...  -  не  сдавался
Ушков.
   - Значит,  вам все же немного стыдно, - усмехнулась Галина Никитична.
- Перед посторонними стыдно,  а самим перед собой нет?  Считаете,  что в
классе все благополучно?  Как вы, например, к урокам химии относитесь? А
к географии, немецкому языку?.. Ну, что ж вы молчите?
   И  класс разговорился.  Многие признались,  что  еще  мало занимаются
дома, работают в половину сил.
   Потом ребята ополчились против двоечников: это они тянут класс назад,
лишают его доброй славы! Каждого двоечника вызывали к столу и заставляли
объяснять, почему он ленится.
   Алеша Прахов решил выехать на своем излюбленном коньке:  мать у  него
несочувствующая,  загружает его работой по хозяйству,  и, кроме того, он
часто угорает дома от печки.
   - Старо, третий год слышим! - не поверили ребята.
   Худенькая большеглазая Феня  Заглядова говорить ничего  не  стала,  а
только горько расплакалась.
   - Феня  болела  долго,  много  уроков  пропустила,  -  сказал Митя  и
предложил девочке свою помощь.
   По его примеру,  вызвались заниматься с  отстающими Сема Ушков,  Витя
Кораблев.
   Вышла к столу и Варя.
   - Не  оправдываюсь,   признаю...   Получила  двойку.  Позорную!..  По
заслугам... - глухо выговорила она, опустила голову и плотно сжала губы.
   Костя почему-то отвернулся и  стал смотреть в  окно.  Лучше бы он сам
получил эту двойку!
   - Может, тебе, Балашова, помощь требуется? - спросил Митя.
   - Чего там "может"!  -  решительно заявил Ушков. - Пусть с ней, как и
раньше, Кораблев занимается. И посадить их опять за одну парту.
   - Верно, верно! - подхватила Катя.
   - А я бы на ее месте сам справился, без всяких шефов, - сказал Костя.
   Варя кинула на него быстрый взгляд и вспыхнула:
   - Двоек у меня больше не будет! Слово даю! - И она пошла к парте.
   К концу собрания речь зашла о старосте класса: он совсем не следит за
успеваемостью и не знает, кто как учится.
   - Да что я,  двужильный,  в самом деле? - взмолился Ушков. - С меня и
дисциплины хватает! Одного Прахова унять - сто лошадиных сил надо.
   Галина Никитична согласилась с ним.  Ушков за последнее время неплохо
следил за порядком в классе, и больше загружать его не имело смысла. Она
предложила   поручить   наблюдать   за   успеваемостью   Мите:   мальчик
настойчивый, твердый, дорожит своим классом.
   Ребята охотно проголосовали за Епифанцева.
   - Только, чур, не обижаться! - предупредил он. - От меня вам покою не
будет.
   В  первый же  день  Митя  завел тетрадь в  клеенчатой обложке и  стал
аккуратно заносить в нее отметки всех ребят.  Каждый, кто получал двойку
или  даже  тройку,  теперь никак  не  мог  избежать беседы с  Митей.  Он
задерживал ученика в  классе,  останавливал на улице,  приходил на дом и
допытывался, что помешало ему получить лучшую отметку.
   И когда однажды Алеша, по старой привычке, сослался на то, что угорел
и  не мог приготовить уроки,  Митя в  сопровождении Семы Ушкова пришел к
Праховым и принялся осматривать печку.
   - Мы  по  поручению класса,  -  заявил он  Алешиной матери.  -  Печку
проверить. Может, у нее тяга плохая?
   - Да нет,  печка справная:  не дымит,  не чадит,  -  ответила Алешина
мать.
   - А  может,  все-таки  трубу  переложить  надо?  Мы  похлопочем перед
правлением.
   - Белены вы объелись? Новую печку да перекладывать!
   - Алеша говорит, что угарно у вас, уроки учить не может.
   - Ах он, бес лукавый! Приди он домой - я ему голову проветрю...
   Но  больше всех  от  Мити доставалось тем  ученикам,  которые взялись
помогать отстающим.
   Однажды после очередной двойки,  полученной Праховым,  Митя  насел на
Костю:
   - Поздравляю, шеф-помощник! У Прахова еще одна двойка прибавилась.
   - Я-то при чем?  -  начал оправдываться Костя.  - Сколько раз Прахову
говорил: "Заходи, будем вместе заниматься". А его на аркане не затащишь.
   - А без аркана не можешь? Сам бы к нему на дом пошел!
   - Еще бегать за ним, ухаживать!
   - И побегаешь...  Это же тебе комсомол поручил Прахова вытянуть. А не
справляешься - откажись.
   - Ну-ну, не справляюсь! - буркнул Костя. - Быстрый ты очень!
   Но все же Костя пошел к Праховым.
   Алеша лежал на печи, на теплых мошках с пшеницей. Заметив Ручьева, он
прикрыл глаза и захрапел. Костя потянул его за голую пятку:
   - Вижу,  как ты  спишь...  Притворяешься.  Оболью вот сейчас холодной
водой - будешь знать!
   Но Алеша продолжал храпеть и даже для большей убедительности почмокал
губами.
   Тогда Костя деловито разделся, повесил полушубок и шапку на гвоздик и
полез на печь:
   - Тоже мне храпит!.. Ты бы послушал, как дед Новоселов классно умеет:
балки дрожат, тараканы мрут.
   Костя прилег рядом с Алешей и так оглушительно захрапел над его ухом,
что тот сразу открыл глаза:
   - Чего прилез? Спать мешаешь!
   - Вставай, спускайся на пол... Заниматься надо! А то залег ни свет ни
заря... еще куры на нашест не садились.
   - А это тебя не касается... Хочу - сплю, хочу - гуляю...
   - Как это - не касается? Я же твой бригадир, отвечаю за тебя.
   - Хорош бригадир!  В школе словечка замолвить не мог. А еще товарищем
называешься!
   - Товарищ неплохой, на мель не посажу. Ты что о двойках-то думаешь?
   - А что о них думать? Не везет мне, и все тут.
   - Скажи по-честному... - Костя повернул голову Прахова к себе: - Ты в
комсомол очень хочешь?
   - Да чего ты меня пытаешь?  Чего пытаешь?  -  повысил голос Алеша.  -
Думаешь,  только вы с Кивачевым такие сознательные,  а Прахов,  мол,  не
дорос, его за ручку водить надо...
   Он отвернулся и начал спускаться с печи. Костя полез следом:
   - А ты докажи делом, тогда поверят.
   - Давай любое задание... в лепешку расшибусь!
   - Есть для тебя задание:  покончи с двойками.  Если нужно,  я тебе по
математике помогать буду.
   - Я в таких друзьях не нуждаюсь! - сказал Алеша.
   - А я,  может,  не по дружбе к тебе пришел,  -  усмехнулся Костя. - У
меня поручение от комсомольской организации... с меня требуют.
   - А-а,  поручение!.. - сбавил тон Алеша. - Только я сейчас по истории
заниматься буду, потом география на очереди, потом русский язык...
   - Ну что ж, подождем, вечер велик... И до математики очередь дойдет.
   Они сели за стол,  и  каждый занялся своим делом.  Правда,  Алеша так
широко разложил на  столе книжки и  тетради,  что  Косте достался совсем
крошечный уголок.  Но  он не обиделся и  только немного потеснил Алешине
хозяйство.
   - Да ты что,  Ручей,  командуешь!  -  возмутился Алеша.  -  Не у себя
дома...
   - Давай-ка лучше не отвлекаться.  Что у тебя там по плану: география,
русский язык, математика?.. Вот и действуй!
   И очередь до математики действительно доходила...
   Но заниматься с Алешей было нелегко.  Он спешил,  путал, сердился и в
конце концов заявлял,  что  математика нужна только скучным бухгалтерам,
он  же  в  бухгалтеры никогда не  пойдет,  а  будет  играть на  баяне  в
музыкальном ансамбле или,  как  Саша  Неустроев,  изучит мотор и  станет
работать трактористом в МТС.
   - Погорел твой  Саша!  -  заметил Костя.  -  Только и  умеет  баранку
крутить,  а  что  к  чему  -  меньше прицепщика понимает.  Недаром он  в
вечернюю мичуринскую школу записался.
   Все эти доводы мало действовали на Алешу.  Костя между тем выходил из
себя, но не отступал.
   Бывали дни,  когда  Прахов сразу же  после занятий исчезал неизвестно
куда.  Но Костя знал,  где его разыскивать. Он шел в сельский клуб или в
чайную, приводил Алешу к себе домой и усаживал заниматься.
   - Что ты  мне свой режим диктуешь!  -  кипятился Алеша.  -  Отдохнуть
культурно не даешь!
   - Сиди,  сиди!  Пока все задачи не  решим,  никуда тебя не выпущу!  -
прикрикивал на него Костя.
   Наконец в табеле у Алеши появилась первая тройка по математике.
   В перемену Митя поздравил Костю и Алешу с победой.
   - Велика победа!  -  фыркнул Витя.  -  Хотя и то сказать: каков шеф -
таков и подшефный.
   Костя молча проглотил обиду.  Что греха таить, математика ему никогда
не давалась так легко, как Вите...
   Галина Никитична побаивалась,  как бы занятия с  Праховым не помешали
Косте  самому  хорошо  учиться.  Она  предложила мальчику  отказаться от
помощи Алеше.
   - Что вы! - опешил Костя. - Я же слово дал... он в бригаде у нас...
   - Знаю... Но Алеша тебя назад потянуть может, трудно с ним.
   - Не утянет... Мне бы только математику ему в голову вбить!
   Галина Никитична спросила,  чем  же,  в  конце концов,  по-настоящему
интересуется Алеша.
   - Не поймешь его! - вздохнул Костя. - Нос всюду сует, только остывает
быстро.
   Галина Никитична задумалась. Плохо еще знает она своих учеников!..
   Несколько раз она пыталась вызвать в школу Алешину мать, поговорить с
ней, но та почему-то не приходила.
   Галина Никитична сама отправилась к Праховым.  Поднялась на крыльцо и
только было взялась за  щеколду двери,  ведущей в  сени,  как из-за угла
выскочила Катя с полным жбаном пива в руках.
   - Ой, Галина Никитична! - растерянно вскрикнула девочка. - Вы к нам?
   - Да,  Катя.  Хотела с  Дарьей Гавриловной поговорить.  А  у вас что,
гости?
   - Нет,  какие там гости!  Один Саша Неустроев сидит...  Пиво пьет. За
Алешины успехи.
   - За какие успехи?
   - Ой,  зачем я это говорю!  - покраснев, спохватилась девочка и вдруг
махнула рукой:  -  Ну ладно,  так и  быть...  Саша обещает Алешу научить
трактор  водить.  "За  два  месяца,  говорит,  трактористом  сделаю.  На
практике, без всяких курсов". Вот мамка его пивом и угощает. Я уж третий
раз в сельпо бегаю...
   - Вот оно что! - нахмурилась Галина Никитична. - А ну-ка, веди меня в
дом.
   Появление учительницы,  как  видно,  застало Сашу Неустроева и  Алешу
врасплох.  Первый  замолчал,  а  второй,  выскочив из-за  стола,  громко
поздоровался с Галиной Никитичной и бросил грозный взгляд на сестру.
   Мать Алеши, рослая моложавая женщина, подала учительнице стул.
   - А я,  Дарья Гавриловна, к вам, - сказала Галина Никитична. - Насчет
Алеши.
   - Смекаю!  Не  вы первая из учителей заходите...  -  Дарья Гавриловна
недовольно посмотрела на сына.  -  А ему,  пустельге, хоть кол на голове
теши!  Никак учение в  голову не  идет...  Все проказы на уме да забавы.
Только место в школе занимает.
   - Мама, да я же теперь... - взмолился Алеша.
   - А ты помолчи,  когда взрослые говорят!  - остановила его мать. - Я,
Галина Никитична,  сейчас об одном гадаю:  как бы мальчишку к како.му ни
на есть рукомеслу определить.  Вот Саше спасибо, что он к машине берется
Алешу привадить.
   - Да-да,  я  уже  об  этом  слышала...  -  Учительница  обернулась  к
Неустроеву:  -  Так ты.  оказывается,  специалист по  срочной подготовке
трактористов? Очень интересно!
   - Что вы,  Галина Никитична!  - смутился Саша. - Это мы так беседуем,
между прочим...
   - А  почему же,  между прочим,  ты  сам вечернюю школу посещаешь?  И,
кажется, довольно аккуратно...
   Тракторист,  стараясь не  смотреть на  Дарью,  беспокойно заерзал  на
лавке.
   - Так  вот,  Саша,  -  продолжала  Галина  Никитична:  -  если  Алеша
трактором интересуется,  ты ему, конечно, объясни, что знаешь, но голову
зря не кружи!
   Посидев еще немного,  Саша ушел, а учительница еще долго беседовала с
Алешей и его матерью.
   Через несколько дней она  привела Алешу в  "кузнечный цех",  где Паша
Кивачев и еше несколько школьников изучали сельскохозяйственные машины.
   - Рекомендую, Яков Ефимович, мой ученик! Очень интересуется машинами.
   - Местечко всегда найдется,  -  усмехнулся кузнеи.  - Только у меня с
ребятишками такой сговор: кто с математикой не в ладу - к машинам близко
не подпускать.
   Алеша провел в  кузнице два часа,  и ему очень понравилось собирать и
разбирать старенькую жатку. А от Паши Кивачева он потом узнал, что скоро
члены кружка будут изучать мотор трактора.
   В  этот  же  день  Алеша  сам  пришел  к  Косте  Ручьеву и  предложил
заниматься математикой в первую очередь.

        Глава 14
   "СОПКА РУЧЬЕВА"

   Прошла неделя. Однажды вечером Варя сообщила сестре, что завтра Костю
будут  принимать в  комсомол  и  школьный комитет  приглашает Марину  на
заседание.
   - И тебя и Сергея... Обязательно приходите!
   Марина ответила,  что на завтра у нее куча всяких дел по колхозу,  но
потом быстро повязала свое "крыло жар-птицы" и накинула на плечи ватник.
   - До Ручьевых, сестричка? Надолго? - с улыбкой спросила Варя.
   - Нет,  я быстренько.  С Сергеем надо согласовать... может, выступить
на комитете придется.
   - И я с тобой! - сказала Варя.
   Она быстро оделась,  и сестры, окунувшись в дождливую темь, с деловым
видом зашлепали по лужам.
   Появление сестер Балашовых привело мужское население дома  Ручьевых в
сильное замешательство.
   Сергей,   только  что  вернувшийся  с   поля,   кинулся  в   чуланчик
переодеваться. Костя заметался по комнате, запихивая под кровать грязные
сапоги,  собирая разбросанную одежду.  Он  чуть не споткнулся о  Кольку,
который лежал на полу и раздувал самовар.
   - Варюша,  смотри! - вскрикнула Марина. - Они еще только печку топят.
А ну-ка, засучивай рукава!
   Она сбросила ватник,  размотала полушалок и  принялась за  хозяйство:
помешала кочергой в  печке,  подкинула хворосту,  одни чугунки поставила
поближе к огню, другие - подальше.
   Не отставала от сестры и  Варя:  убрала со стола посуду,  замела пол,
потом,  схватив  сапог,  принялась раздувать самовар.  И  самовар вскоре
зашумел, огонь в печке разгорелся, в чугунках забулькало, запело.
   Вошел Сергей.
   - Зачем это? - сказал он. - Мы уж сами как-нибудь!
   Марина,  раскрасневшаяся  от  печки,  досадливо  отмахнулась.  Затем,
посмотрев на Костю, сказала:
   - А ты знаешь,  Сережа,  какой у твоего брата день завтра? В комсомол
принимают.
   - Да-да.  -  спохватился Сергей.  -  Ты почему, Костя, не напомнил?..
Ну-ка, давайте отметим такое событие...
   Не прошло получаса, и стол был накрыт.
   - Милости прошу,  дорогие хозяева!  -  с шутливым поклоном пригласила
всех Марина.
   - Гостям почет!  Садитесь и вы с нами, - сказал Сергей и выразительно
посмотрел на Костю и Кольку.
   Те поняли брата и с рыцарской стойкостью замерли у стены,  дожидаясь,
пока Марина с Варей с церемонным видом не сели за стол.
   - Сережа!  -  вдруг вспомнил Колька.  -  У нас же мед есть...  Полная
банка.
   - Раз такое дело... все на стол мечи! - кивнул Сергей.
   Не успели братья Ручьевы и сестры Балашовы приняться за ужин,  как на
пороге появился Федор Семенович.  Он  был  в  брезентовом дождевике и  с
фонарем "летучая мышь"  в  руках -  верный признак того,  что  наступили
темные, ненастные вечера.
   - Добрый вечер честной компании!  - поздоровался учитель. - По какому
же это случаю пир на весь мир?
   Сергей поднялся ему навстречу:
   - Как же это вы кстати,  Федор Семенович!  Садитесь с  нами...  Костю
завтра в комсомол принимают.
   Он  принял от  учителя мокрый дождевик,  подвернул огонь  в  фонаре и
невольно  подивился  чутью,   которое  всегда  вовремя  приводит  Федора
Семеновича в дом к людям:  в дни ли большого горя или радости,  в час ли
раздумья или сборов в дальнюю дорогу.  Или,  может, из дома на "школьной
горе" учителю все хорошо видно и  он знает,  у кого жизнь идет сбивчиво,
трудно, а у кого течет плавно и ровно, словно полноводная река?..
   Федор Семенович сказал,  что ужинать не будет. но горячего чаю выпьет
с удовольствием, и присел к столу.
   - Это  правильно,  что  собрались!  В  комсомол один раз  вступают...
Событие на всю жизнь.  - Учитель оглядел собравшихся за столом. - Что ж,
Сережа, надо будет брату в напутствие доброе слово сказать.
   Сергей задумчиво посмотрел на Костю:
   - Что ж тебе сказать,  братец? Шагай! Рад за тебя. Сейчас комсомол...
потом партия...  Вся жизнь у  тебя впереди.  И живи ты честно,  открыто,
смело...  Я вот сколько лет в комсомоле состоял и горжусь этим. И будь я
в твоих годах,  опять бы в комсомол записался.  Минуты не раздумывал бы.
Был бы наш отец жив, и он бы порадовался. Ведь отец как говорил; "Жизнь,
она как река большая.  Один на  сухом месте отсиживается,  в  кусточках;
другой у  бережка барахтается,  в  осоке да в  типе,  боится,  как бы не
унесло, а третий на самую стремнину выгребает..."
   - Правильные слова... Я их ребятам часто напоминаю! - подхватил слова
Сергея  учитель.  -  Сам-то  Григорий  Васильевич  всегда  на  стремнину
выходил, на главное течение. И вам так жить завещал... Я с ним на фронте
встретился, в одном взводе служил. Довелось как-то нашей роте одну сопку
атаковать перед Днепром. Трудная сопка! Восемь раз мы в атаку бросались,
восемь   раз   откатывались.   А   на   девятый   вырвался  вперед   наш
сержант-коммунист,  ваш отец,  Григорий Ручьев.  В руке -  красный флаг.
"Ура,  кричит,  за Родину, вперед!" Добежал до вершины и упал. А красный
флаг не выпустил -  горит он, полощется... Тут мы и ринулись в штыковую,
выбили немца  из  траншеи...  Потом похоронили вашего отца  на  этой  же
земле, где он погиб, а сопку так и назвали: "Сопка Ручьева".
   Учитель умолк.
   Костя давно отодвинул чашку с чаем и не мигая смотрел на учителя.
   - Федор Семенович,  -  тихо спросила Варя,  -  а сейчас эта сопка как
называется?
   - Сказать трудно,  но думаю,  что именем Ручьева.  У  нас таких людей
долго помнят.
   ...Посидев  с  часок  у  Ручьевых,  Федор  Семенович поднялся и  стал
прощаться:  спешил в  Почаево с  докладом.  Все  поднялись и  вышли  его
проводить.
   На улице стояла кромешная тьма.  Ветер налетал резкими порывами, то и
дело  менял  свое  направление и  обдавал прохожих дождем не  сверху,  а
откуда-то  сбоку  или  снизу.  Тревожно скрипели стволы деревьев;  голые
ветви то замирали в молчании,  то с яростью хотели размести нависшую над
землей  дождевую хмарь.  Но  раздавался слабый  треск,  падало несколько
обломившихся веток, и деревья замирали до нового порыва ветра.
   - Наделает ветер беды!  -  сказал учитель, обращаясь к Сергею. - Надо
бы людей в сад послать, подпорки под яблони поставить.
   - Это верно, - согласился Сергей.
   Учитель  поднял  капюшон дождевика,  покрыл  полой  "летучую мышь"  и
скрылся в темноте.
   - Сережа,  а  ты  помнишь свое  сочинение про  дождевик и  фонарь?  -
спросила Марина.
   - Какое сочинение? - заинтересовался Костя.
   - Это еще в пятом классе было. Нам тогда тему дали: "Осень". Сергей и
написал. Я, кажется, до сих пор помню. "Появились первые признаки осени:
поля опустели,  деревья сбросили листья,  журавли улетели на  юг,  Федор
Семенович стал появляться по вечерам в  дождевике и  с "летучей мышью" в
руках. Дождь льет как из ведра, везде грязь по колени, а Федор Семенович
каждый вечер бывает в  колхозе и  никогда не  опаздывает на собрания..."
Так вместо осени и накатал твой братец две страницы про учителя...  - со
смехом закончила Марина.
   - Будет  тебе!  -  остановил ее  Сергей.  -  Все  и  забыли  давно...
Пойдем-ка сад проверим.
   Марина и Сергей ушли.
   Костя  потянул  Варю  обратно  в  избу:  хотелось  еще  поговорить  о
завтрашнем дне.
   - Нет-нет, - заспешила девочка, - мне домой нужно.
   Костя обиделся:
   - Можно подумать, что тебе у нас тоска смертная.
   Варя  принялась  уверять,   что  это  неправда,  и  даже  согласилась
вернуться в дом. Но разговор явно не клеился.
   Ветер  на  улице крепчал,  в  рамах звенели стекла.  Костя начал было
рассказывать о  недавно  прочитанной  научно-фантастической повести  про
путешествие в  глубь Земли.  Варя отвечала вяло,  зато в  разговор рьяно
ввязался Колька и всецело взял автора повести под свою защиту.
   Но тут Костя заметил, что Варя подошла к двери.
   - Я все:таки пойду... Уже поздно.
   - Погоди,  я  сейчас фонарь зажгу,  провожу тебя...  Костя  побежал в
чулан за фонарем. Но Варя не стала дожидаться и поспешно вышла на улицу.
   На  сердце было  тяжело.  Ведь  завтра решающий день -  ребята станут
комсомольцами. А вместе с ними и Витя Кораблев. Он будет ходить веселый,
оживленный,  все  будут поздравлять его,  и  только одна Варя не  сможет
пожать мальчику руку и  порадоваться вместе со всеми.  А потом соберется
общее комсомольское собрание.
   Варя  вдруг представила себя сидящей на  этом собрании.  Как  же  она
должна себя  вести?  Голосовать за  Витю,  как  и  все  остальные?..  Но
поступить так -  значит признать,  что он  достоин доверия товарищей.  А
ведь что неправда!  Варя не может признать этого,  не может...  Выходит,
что нельзя ей больше молчать!
   Эта мысль так поразила девочку, что она невольно остановилась посреди
улицы. Что же делать?
   Порыв ветра обдал Варю колючими брызгами дождя, охладил разгоряченное
лицо...  Нет,  она  должна еще  раз  попытаться поговорить с  Витей!  Он
поймет, должен понять...
   У  Кораблевых в  окнах  горел  огонь.  Варя  заглянула через рябое от
струек дождя стекло.  За столом,  обложившись учебниками,  сидели Витя и
Катя Прахова.
   Варя осторожно постучала.  Витя поднялся,  прижался к стеклу и, узнав
девочку, выбежал на крыльцо.
   - Входи,  входи!  -  радушно пригласил он.  - А мы с Катей только что
вспоминали о тебе.
   - Постоим здесь...  Я на минутку всего!  -  Варя,  хоронясь от дождя,
прижалась к стене дома.
   - Слушай,  -  зашептал Витя, - давай опять вместе заниматься. Тебе же
трудно одной. Я знаю...
   - Спросить тебя хочу,  -  перебила его девочка:  -  ты помнишь, какой
день завтра?
   - У меня память не отшибло.
   - Ты подумал,  о чем на комитете рассказать? Про Спиридонове озеро не
забыл?
   - А-а... все про то же!.. Не надоело еще тебе?
   - И у меня память не отшибло.
   - Насчет худой лодки - это комсомольцев не касается. - сказал Витя. -
Дело частное.  Да и вообще ты о комитете не беспокойся:  все пройдет без
сучка, без задоринки.
   - Вот ты как думаешь?
   - Уверен.
   - А я вот не уверена! - вырвалось у Вари, и она отскочила от стены. -
И за такого, как ты сейчас, я руку на собрании не подниму... Так и знай!
   "Ну что же,  проживем как-нибудь и без твоего голоса",  -  хотел было
ответить Витя,  но,  услышав из темноты чавканье грязи,  понял, что Варя
убежала, и, растерянный, вернулся в избу.
   Через несколько минут оттуда вышла Катя и, как слепая, вытянув вперед
руки, побрела к своему дому.
   У холодной, скользкой изгороди палисадника она натолкнулась на Варю и
испуганно вскрикнула.
   - Это я, я... - Девочка схватила ее за руки.
   - Да ну тебя,  Варька!  -  обиделась Катя. - Перепугала насмерть... И
вечер испортила.
   - Чем испортила?
   - Так хорошо занимались с Витей,  почти всю алгебру повторили,  а тут
тебя и принесло...  Витя книжки в сторону: "Уходи, говорит, спать хочу".
А  он  еще  мне  цветы медовыми красками обещал нарисовать!  Что ты  ему
наговорила такое?
   - А ты бы спросила его.
   - Разве он скажет! - вздохнула Катя. - Я и сама не понимаю, почему он
меня  заниматься позвал...  И  чего  ты,  Варька,  придираешься к  нему,
выдумываешь всякое?
   Струйки дождя давно пробрались Варе  за  воротник,  и  сейчас девочку
трепала мелкая, противная дрожь.
   Может, и впрямь она все выдумывает и незачем ей относиться к Вите так
придирчиво и  несправедливо?  Может,  и  в  самом  деле  послушать Катю,
подойти завтра утром и протянуть мальчику руку:  "Мир,  Витя, мир! Пусть
все будет по-старому!"

        Глава 15
   СОЧИНЕНИЕ

   В  перемену перед  последним уроком  Костя  заметил  из  окна  класса
Клавдию Львовну, выходящую из бокового флигеля.
   - Несет, наши грехи несет! - возвестил он и кивнул Васе Новоселову: -
Встречай!
   Вася выбежал на школьное крыльцо.
   Клавдия Львовна обычно носила тетради учеников,  которых у нее всегда
набиралось очень много, в большой коленкоровой сумке.
   "Не тетради тянут,  а ошибки.  И что вам стоит пограмотнее писать!  -
шутливо говорила учительница ребятам.  - И вам приятно, и мне легче ваши
тетради носить".
   Еще  в  конце  прошлой  недели  Клавдия Львовна дала  восьмому классу
сочинение на тему "Мой любимый герой". Это было первое большое сочинение
в  новом  учебном году,  всем  хотелось завоевать в  глазах  учительницы
доброе имя, и класс трудился на славу.
   Варя сделала три черновых наброска сочинения,  измазала чернилами все
пальцы и  хотя сидела недалеко от  открытой форточки,  но к  концу урока
лицо ее пылало как маков цвет.
   Костя  писал  не  спеша,  сосредоточенно,  часто оборачивался назад и
видел Пашу,  который тоскливо грыз ногти.  Тогда Костя принимался кивать
приятелю головой, словно хотел сказать: "Будь же смелее, не робей!"
   Четыре дня  судьба сочинений была  неизвестна,  но  вот  сейчас Вася,
встретив Клавдию Львовну на школьном крыльце,  принял у нее из рук сумку
с тетрадями.
   - Сегодня совсем легкая ноша, - сказал он.
   - Погоди,  погоди!  -  погрозила учительница.  - Вот как распакуем да
взвесим... оно и потянет.
   Прозвенел звонок.  Вася торжественно внес сумку в класс, вынул из нее
тетради восьмого класса,  положил на стол и,  сожалея, что больше нечего
делать, направился к своей парте.
   Клавдия Львовна легко  вошла вслед за  Васей.  Рядом со  столом стоял
удобный,  покойный стул,  но  учительница не села:  то,  что ей хотелось
сказать сегодня детям, лучше было произнести стоя.
   - Друзья мои! В школе сегодня большой и радостный день. Многие из вас
станут комсомольцами... От души приветствую вас!
   - Спасибо, Клавдия Львовна! - раздались голоса.
   Учительница положила руку на стопку тетрадей:
   - Я сегодня с большим удовольствием несла ваши тетради... Не думайте,
что с грамматикой у вас уже полный лад и согласие. Ошибок еще много, и я
об этом скажу. И все же мне легко и радостно за вас. Вы написали хорошие
сочинения и  написали от  всего  сердца.  В  них  чистые  мысли,  ясный,
уверенный голос.  Вы знаете,  чего хотите,  к чему стремитесь. И я верю,
что вы достигнете своей цели.
   Клавдия Львовна перевела дыхание,  улыбнулась и наконец опустилась на
стул.
   - А теперь приступим! - сказала она и взяла первую тетрадь.
   Шеи   восьмиклассников  сразу   приобрели   удивительную  способность
вытягиваться.
   Учительница открывала одну  тетрадь за  другой,  для  памяти  мельком
пробегала написанное и  давала  оценку.  Хорошее  сочинение получилось у
Вари  Балашовой.  Костя Ручьев -  весь в  этих двух страничках,  скупых,
рубленых фразах:  порывистый, увлекающийся, правдивый. Но почерк, почерк
ужасный!  Строчки лезут куда-то в поднебесье,  буквы скачут, шатаются, и
учительнице  пришлось  разбирать  Костины  иероглифы  чуть  не  в  лупу.
Придется Ручьеву,  как  видно,  начать писать в  косую линейку палочки и
кружочки...  Довольна  Клавдия  Львовна  и  Пашей  Кивачевым:  сочинение
немногословное,  но  фразы твердые,  обстоятельные,  слова живые,  свои.
Чувствуется, что Паша потрудился. Жалко вот, что он не в ладу с падежами
и наречиями...
   Учительница откладывала одну тетрадь за другой.  Алеша Прахов,  глаза
которого,  казалось,  могли видеть невидимое,  держал руку  за  спиной и
каждому передавал на пальцах полученную отметку: пять, четыре, три...
   Дошла очередь и до него самого.
   - Написано много.  Больше чем следует!  -  вздохнув,  сказала Клавдия
Львовна.  -  Но  явно чувствуется "чужеземное" влияние.  Ни  одной своей
мысли. Все перепутано. Но зато ошибки свои, неповторимые... И их хватило
бы на два сочинения!
   Сначала Алеша показал классу четыре пальца,  но потом, решив, видимо,
до  конца быть правдивым,  поджал один из них,  и  ребята поняли,  что в
тетради поставлена тройка.
   Стопка тетрадей быстро уменьшалась.
   Витя Кораблев заметно стал проявлять признаки беспокойства.
   Наконец учительница открыла последнюю тетрадь:
   - Но  больше всего меня порадовала работа Вити Кораблева.  Он,  может
быть,  полнее и  глубже всех  выразил то,  к  чему  вы  так  стремитесь.
Послушайте,  какие хорошие слова написал Витя.  -  Клавдия Львовна вновь
поднялась со стула и прочла:  - "В золотую пору юности, когда жизнь бьет
ключом и  полна счастья и  радости,  каждый из  нас должен воспитывать в
себе  лучшие черты характера,  которыми наделены любимые герои советской
молодежи.   И  ничего,   что  жизнь  грудна  и  терниста.  В  трудностях
развиваются настоящий характер,  несгибаемая воля, стойкость и мужество.
Так не упусти же дорогого времени,  закаляй себя в годы молодости на всю
жизнь,  чтобы  в  будущем  смело  выдержать любые  испытания,  честно  и
достойно послужить своему народу, своей Родине!"
   В  классе стало очень тихо.  Даже  слышно было,  как  поскрипывала на
ветру открытая форточка.  Все  головы повернулись к  Вите:  что  там  ни
говори, а Кораблев умеет писать сочинения!
   Витя сидел серьезный,  одеревеневший,  не сводил глаз с учительницы и
немного боялся,  как бы  довольная улыбка не появилась прежде времени на
его лице.
   Только  Варя  почему-то   беспокойно  заерзала  за  партой  да  Костя
неопределенно хмыкнул.
   А  учительница читала и читала о молодом человеке нашего времени,  на
которого так бы хотел походить восьмиклассник Витя Кораблев,  о человеке
твердом  в   слове  и  деле,   смелом  и  мужественном,   настойчивом  и
трудолюбивом,  и  глаза  ее  теплели,  голос  становился звонче,  словно
учительница в этот час сама помолодела.
   - "...Больше  всего  я  ценю  в  человеке такие  чувства  и  душевные
качества,  - продолжала читать Клавдия Львовна, - как умение всегда и во
всем  выполнять  свой  долг,  ставить  общественное выше  личного,  быть
правдивым и  честным перед товарищами,  уметь держать слово,  не бояться
никаких трудностей..." -  Учительница удовлетворенно закрыла тетрадь.  -
Достаточно и этого.
   - Клавдия Львовна, но это же неправда все!.. - тихо и почти испуганно
проговорила Варя.
   - То есть как "неправда"?  - не поняла учительница. - Разве все вы не
подпишитесь под этими словами?
   - Я не про слова...  я про Витю.  -  Девочка поднялась, лицо ее пошло
пятнами. - Он... он совсем так не думает...
   Клавдия Львовна удивленно посмотрела на нее:
   - В  чем  дело,   Варя?   У  Вити  отличное  сочинение;  продуманное,
обоснованное.
   Варя,  чувствуя,  что  лишается  последней  опоры,  заговорила совсем
невпопад, горячо, сбивчиво:
   - Вы его спросите,  Клавдия Львовна...  спросите!..  Это же не Витины
слова, чужие все...
   Учительница перевела  взгляд  на  Витю.  Мальчик  чуть  побледнел  и,
откинув назад волосы, встал из-за парты:
   - Балашова думает,  что я списал свое сочинение! Интересно, у кого? У
Балашовой, Ручьева? Может быть, у Прахова?
   При упоминании Алешиной фамилии в классе дружно засмеялись.
   Клавдия Львовна недовольно махнула рукой:  о списывании не может быть
и речи.
   - Не понимаю,  Варя,  -  покачала головой учительница,  -  что это за
выпад против товарища?  И где -  в классе, на уроке! Вы что, не поладили
друг с другом?
   Варя молчала.
   - И,  кроме того,  Витю сегодня будут принимать в комсомол... Значит,
товарищи доверяют ему.
   - А может, его не следует принимать! - вновь вырвалось у девочки.
   "Это уж ни на что не похоже!" - готова была с досадой сказать Клавдия
Львовна, но, взглянув на Варю, смолчала.
   Девочка побледнела; вся подавшись вперед, она крепко вцепилась руками
в крышку парты.
   Учительница покачала головой: значит, случилось что-то неладное.
   - Сядь,  Варя! Успокойся. После урока ты нам обо всем расскажешь. - И
Клавдия Львовна попросила класс достать учебники,

        Глава 16
   РАЗГОВОР ПО ДУШАМ

   Урок продолжался.  Он был словно река,  которая,  побурлив на камнях,
вновь потекла мирно и  ровно,  хотя в  глубине этой реки все  еще  шли и
сталкивались друг с другом беспокойные течения. Приятели Кораблева хмуро
посматривали на Варю, Девочки перешептывались и поглядывали на Витю. Тот
обхватил голову руками и, казалось, ничего не слышал.
   Варя сидела,  ни на кого не глядя. Кто-то легонько толкнул ее в бок и
вложил в руку записку.
   "Головы не вешать!  -  прочла она.  - Мы за тебя целиком и полностью.
Полный вперед!"
   Подписи не было,  но записка была написана теми самыми иероглифами, о
которых совсем недавно упоминала Клавдия Львовна.
   Варя чуть улыбнулась и спрятала записку в карман.
   Наконец прозвенел звонок.  В класс вбежал дежурный по школе и сообщил
Клавдии Львовне, что ее срочно вызывают в учительскую.
   - Я сию минуту!  Вы меня подождите,  -  сказала учительница ребятам и
вышла.
   Все вскочили и  окружили Варю.  Только беленькие,  тихие,  как мышки,
сестры Половинкины,  про  которых говорили,  что  у  них время на  школу
"отвешено,  как в аптеке, тютелька в тютельку", собрав книжки, шагнули к
двери.
   Но Алеша,  большой любитель всяких шумных классных собраний, раскинув
руки, загоредил выход и торжественно заявил:
   - Только через мой труп!..  -  Потом постучал по доске и возвестил: -
Новгородское вече считаю открытым.
   Но  на него никто не обратил внимания.  Первым в  атаку на Варю пошел
Сема Ушков:
   - Постыдилась бы!  Если  между вами с  Витей черная кошка проскочила,
так   зачем  же   счеты  на   уроке  сводить?   Только  Клавдию  Львовну
расстроила...
   Ушкова дружно поддержали:
   - Правильно!.. Совесть надо иметь!
   - Просто безобразие!
   - Идите в сад с Кораблевым и шпыняйте друг друга...
   - Ребята!  -  почти горестно воскликнула Варя.  -  Да разве ж я из-за
себя! Как вы не понимаете?..
   - Ты много о себе понимаешь!  -  протолкался к Варе взъерошенный Сема
Ушков.  -  Самокритику на всех наводишь, а сама какова? Кораблев с тобой
за  одной партой сидеть не хочет -  вот и  яришься на него,  выдумываешь
страсти-мордасти!
   Варя,   словно  ее  сбили  с  ног  запрещенным  приемом,   растерянно
оглянулась и схватила подруг за руки:
   - Девочки!.. Что ж это, девочки?
   Косте показалось,  что сейчас,  как и  тогда в  саду,  у Вари из глаз
брызнут слезы. Он протолкался через толпу ребят и шагнул к Ушкову.
   - Ты... ты что сказал? Повтори при всех!
   - А может, без заступника обойдемся? - попятился Ушков.
   - А... а я говорю: повтори!
   - Ручей, оставь! - крикнул Митя Епифанцев и постучал кулаком о парту.
- Да  что  мы,   в  самом  деле,   как  кумушки  у  колодца!   Поговорим
организованно. Кто будет председателем?
   - Давай ты, Митя! - сказала Катя Прахова.
   Митя не заставил себя ждать, встал к учительскому столу и объявил:
   - Тогда  тихо,  граждане!  Классное собрание считаю  открытым...  Эй,
Кораблев! Ты куда?
   - Сейчас же комитет комсомола начнется.
   - Успеем. Сядь, посиди! Наше собрание тебя тоже касается.
   Витя нехотя вернулся от двери и сел на подоконник.
   - А повестка дня какая? - спросил Паша.
   - На  повестке дня  один  вопрос...  -  сказал Митя.  -  О  сочинении
Кораблева... Ну, и вообще разговор по душам.
   - Вот мы и не опоздали! - неожиданно раздался голос Клавдии Львовны.
   Ребята  оглянулись.  В  дверях  стояли преподавательница литературы и
Галина Никитична.
   Митя смущенно вышел из-за стола.
   - Нет-нет!  Веди  собрание!  -  сказала Галина  Никитична и  вместе с
Клавдией Львовной села за последнюю парту.
   - Кто, товарищи, начнет? - Митя посмотрел на Варю. - Давай, Балашова!
   - Я  начну!..  -  Варя медленно подошла к столу и обвела глазами весь
класс,  словно  спрашивая разрешения высказаться без  утайки,  от  всего
сердца. - Вы на меня сегодня кричали: я свожу с Кораблевым личные счеты,
я испортила урок,  то,  другое...  Так я скажу наперед: нет у меня с ним
таких счетов, так и знайте.
   - Ближе к делу! - раздались недовольные голоса.
   - Я уже близко... Почему я сегодня на уроке я не стерпела? Спору нет,
Кораблев лучше всех сочинение написал.  Таким словам, как у него, только
позавидовать  можно:   "Хочу  быть  бесстрашным,   как  Сережа  Тюленин,
правдивым и настойчивым, как Саня Григорьев, мужественным и сильным, как
Зоя".  А  если подумать:  что он  делает для этого?  Какой он  на  самом
деле?..
   - Интересно, какой же? - спросил Сема Ушков.
   - Все  эти  его слова -  пустые и  фальшивые,  -  продолжала Варя.  -
Присмотришься,  как Витя живет,  -  со  стыда сгоришь!  Пишет да говорит
одно, а делает другое...
   - Это  еще доказать надо!  -  перебил ее  от  доски Витя,  где он  со
скучающим видом рисовал домики, елочки, косяки летящих журавлей.
   - Ты,  Кораблев,  слушай!  -  обернулся к нему Митя.  - С тобой класс
разговаривает! Сядь как полагается.
   Витя  с  недоумением  посмотрел  на  грозного  председателя и,  пожав
плечами, сел за свою парту.
   - И докажу! - заявила Варя, беспокойно поправив в волосах гребенку. -
Зачем ты ребятам задачки даешь списывать? Товарищам помочь хочешь, чтобы
они учились лучше?.. Как бы не так! Просто дружков-приятелей подбираешь,
чтобы они за тобой по пятам ходили...
   - Мне приятелей и без того хватает, - ухмыльнулся Витя.
   - А дома ты себя как ведешь?  -  не слушала его Варя.  - К матери как
относишься?
   Ее словно прорвало.  Она напомнила Вите о том, что он не интересуется
жизнью  класса,   отказался  работать  в  школьной  бригаде,  умолчал  о
переправленной Праховым отметке...
   - Говори, да не заговаривайся! - вновь перебил ее Витя.
   - А давай Катю спросим - она подтвердит.
   Катя порозовела и поднялась из-за парты:
   - Это так! Алеша нам проговорился...
   Витя  кинул  на  заюлившего Алешу  недобрый взгляд  и  отвесил классу
жеманный поклон:
   - Здравствуйте!  Я еще и за Прахова в ответе?  Да что мне, ябедничать
на него, доносы строчить?
   - Да,  в ответе!  -  вскинула Варя голову.  - Мы все Друг за дружку в
ответе.  Прахов считает тебя первым учеником в классе,  своим товарищем.
Он  шутом  прикидывается,  всякие  номера  выкидывает,  а  тебе  весело,
забавно.  На  все сквозь пальцы смотришь да  потакаешь ему.  И  это ваша
дружба!  А  в  сочинении красивые  слова  пишешь:  хочу  быть  настоящим
товарищем,   всегда  прийти  другу  на  помощь.  Какая  же  цена  твоему
сочинению?
   - Сочинение тут ни  при чем!  -  вспыхнул Витя.  -  Это на потом,  на
будущее написано.  А  всякую мелочь незачем сюда приплетать:  подсказки,
шпаргалки,  на уроках пошумели...  Подумаешь, события мирового значения!
Есть о чем разговор заводить...  Все тихо,  чинно в школе не бывает. Тут
главное,  чтоб  учение в  голову шло.  А  когда  в  жизни серьезные дела
придут...  характер, он скажется, не беспокойся!.. - Считая, что отразил
все нападки, Витя решительным жестом засунул в сумку учебники и шагнул к
двери: - Хватит, пошли! Сейчас комитет начнется.
   - Нет,  обожди! - резко крикнула Варя. - А человек из-за тебя в озере
чуть не утонул... это тоже мелочь?!
   Витя замер, обернулся: зеленоватые глаза его сузились.
   - Ну-ну...  накручивай... Копай яму! - сказал он вполголоса и, сложив
на груди руки, прислонился к косяку двери.
   - Кто утонул? - встревожились ребята.
   - Когда, где?
   - Рассказывай... не тяни!
   Варя шумно перевела дыхание и  посмотрела на  Кораблева.  Тот  сделал
вид, что не заметил ее взгляда.
   - Я все ждала, что Витя сам скажет, - тихо призналась девочка. - А он
молчит. Знает, что поступил нехорошо, а сознаться смелости не хватает...
А  теперь...  раз на то пошло...  все выложу начистоту!..  -  И  девочка
принялась рассказывать про случай на Спиридоновом озере.
   У Галины Никитичны болезненно сжалось сердце,  но она не сводила глаз
с Вари.  Так же пристально смотрел на Варю и Костя Ручьев.  Он уже забыл
историю с худой лодкой, и она не занимала его сейчас. Он думал о другом.
   Уже давно многие из ребят были невысокого мнения о Вите Кораблеве, но
никто почему-то  не  высказывал этого вслух.  А  вот  Варя решилась!  Не
пощадила ни славы первого ученика, ни своей дружбы с Кораблевым...
   И девочка в этот миг показалась Косте очень большой и сильной.
   - Вот и все,  что я знаю, - закончила Варя, стремительно села за свою
парту,  но потом вновь вскочила:  - Только я Вите прямо заявила: пока он
такой,  я за его прием в комсомол голосовать не буду.  И пусть хоть одна
останусь, а руки не подниму.
   - Одна  ты,  скажем,  не  останешься,  -  сказал Митя и  посмотрел на
учительниц, словно хотел спросить, как же дальше вести собрание.
   В дверях показался Ваня Воробьев:
   - Восьмой класс,  в  чем  дело?  Сейчас  комитет начинается.  Давайте
быстро!
   Галина Никитична поднялась из-за парты.
   "Загляни в душу класса,  узнай,, кто из школьников чем и как живет, и
тогда тебе легко будет вести их за собой",  - вспомнила она слова Федора
Семеновича.
   - Теперь я понимаю,  - шепнула ей Клавдия Львовна. - Варя не случайно
выступила против Витиного сочинения...
   Галина Никитична мельком посмотрела на брата и  шагнула к двери.  Но,
чувствуя,  что  класс  ждет  от  нее  последнего  слова,  остановилась и
сказала:
   - Я  хочу,  чтобы на комитете вы вели себя по примеру Вари Балашовой:
были бы так же честны, откровенны и требовательны друг к другу.

        Глава 17
   ОКОЛЬНЫМ ПУТЕМ

   Заседание комитета комсомола длилось долго. Первым из класса выскочил
Витя Кораблев. Потом, минут через двадцать, когда заседание закончилось,
вышли и остальные школьники.
   Вася Новоселов,  не сдержав радости,  лихо съехал со второго этажа по
лощеным  перилам  лестницы,  с  треском  распахнул дверь  и  выбежал  на
школьный двор.
   Уже  много дней  подряд солнце было скрыто за  тучами,  а  сейчас оно
неожиданно прорвало пелену толстых,  хмурых облаков,  и  его лучи залили
школьный двор ясным, теплым светом.
   - Ребята,  солнышко тоже за нас голосует! - закричал Вася и подбросил
высоко вверх свою фуражку.
   Паша неодобрительно покачал головой:
   - Разыгрался, как телок на выпасе!
   - А  чего ж  не  радоваться?  Такой день один раз в  жизни бывает!  -
возразил Вася. - Давайте отметим его чем-нибудь.
   - Отметить надо,  это верно, - согласился Паша и обратился к Косте: -
Ты, Ручей, как?
   Костя, занятый своими мыслями, ничего не ответил.
   Подойдя к  краю  обрыва,  он  пристально вглядывался в  раскинувшиеся
перед  "школьной  горой"  колхозные поля,  перелески,  словно  видел  их
впервые, и жадно вдыхал прохладный осенний воздух.
   Вот он и комсомолец!  Как много решилось за этот день в его жизни. На
заседании комитета  ребята  говорили  о  нем  хорошо,  но  ему  пришлось
выслушать и  немало упреков:  он  резок,  упрям,  не  всегда считается с
товарищами.
   Теперь, когда нужно, товарищи помогут ему, поправят, но и он, Ручьев,
должен сделать все, чтобы ничем не запятнать чести комсомольца.
   "Ничего не пожалею... все силы отдам", - думал он.
   - Пойдемте сейчас в лес, костер разведем, - предложил Вася. - Большой
костер! Чтобы из всех колхозов видели!
   Паша замахал на него руками.
   - Хорошо бы яблоньки в саду посадить и деревья вдоль дороги.  Надолго
бы память осталась!  - напомнил Костя ребятам про давний школьный обычай
отмечать вступление в комсомол посадкой деревьев.
   - Хорошо бы! - поддержал его Паша. - Только уже поздно, не приживутся
посадки. Придется до весны отложить.
   На   школьном  крыльце  показалась  Галина  Никитична  и   озабоченно
оглянулась по сторонам.
   - Наверное,  брата ищет...  Куда это он подевался?  -  шепнул ребятам
Вася.
   - А нелегко ей,  поди,  сейчас!  -  заметил Паша.  - С Витькой-то как
нехорошо получилось...
   - Я  думаю...  -  задумчиво сказал Костя  и,  отвечая каким-то  своим
мыслям, разрубил ладонью воздух: - А учительница она что надо!
   Ребятам  стало  даже  немного стыдно  своей  радости.  Они  осторожно
подошли к крыльцу.
   - Что вам, ребята? - вздрогнула Галина Никитична.
   - Может, Витю отыскать? - тихо спросил Паша. - Вы скажите.
   - Нет-нет, не беспокойтесь. Он, наверное, уже дома.
   Учительница постояла еще  немного  на  крыльце и  вернулась обратно в
школу. Надо было подумать, во всем разобраться...

        x x x

   Выскочив из  класса,  Витя,  не оглядываясь,  спустился по лестнице и
выбежал на школьный двор.  По тропинке, ведущей к Высокову, шли ученики.
И  Витя  понял,  что  он  сегодня не  в  силах идти домой обычным путем:
тропинкой,  потом серединой широкой улицы,  мимо сельсовета и  правления
колхоза, сельпо и чайной, около которых всегда так шумно и оживленно.
   А  ведь сколько раз за эти годы,  небрежно помахивая школьной сумкой,
он  входил в  Высоково!  Иногда Витя  разрешал себе заглянуть в  чайную,
выпить  бутылку  шипучей фруктовой воды  или  покупал в  сельпо  кулечек
кедровых орехов и щедро оделял приятелей.
   Сейчас,  засунув кулаки  в  карманы куртки,  он  свернул с  тропки  в
сторону, обогнул школьный сад и направился к лесу.
   Куда он идет?  Зачем? И что, собственно, произошло?.. Члены комитета,
как один человек, подняли руки против него. Значит, товарищи, которых он
знал много лет,  с которыми вместе бегал в школу,  читал книги,  играл в
футбол, в лапту, не доверяют ему, не хотят принять в свой тесный круг? А
ведь ему и в голову не приходило,  что они могут так поступить. Разве он
хотел  плохого  Алеше  Прахову?  Совсем  нет.  Ведь  тог  был  ему  даже
благодарен...  Говорят,  что  он  плохо ведет себя дома,  невнимателен к
матери.  Но  зачем  школе вмешиваться в  его  домашние дела?..  Наконец,
далась всем эта история на озере!  Но, право же, он совсем не обязан был
предупреждать каждого, что лодка худая...
   Отбившийся от  табуна гнедой,  в  белых  чулках жеребенок неприкаянно
бродил среди кустов.  Заметив Витю, он доверчиво затрусил за ним следом.
Мальчик  хмуро  покосился на  него,  потом  с  досадой топнул  ногой,  и
жеребенок, тонко, жалостливо заржав, отпрянул в сторону.
   Может быть,  пойти в Почаево,  к дяде, прожить там день-два, чтобы не
видеть ни ребят, ни Варьки Балашовой, ни сестры?..
   Или нет,  лучше заглянуть к Прахову.  Все же приятель,  можно отвести
душу...
   Витя вспомнил,  как Алеша подвел его, и вздрогнул. Как же мало у него
на свете верных друзей!..
   Лес стал гуще,  ветки деревьев цеплялись за куртку, царапали лицо, но
Витя не замечал этого.
   Потом потянулся мелкий, частый осинник, болотистая низина...
   Только к  сумеркам Витя вернулся к Высокову и задами усадеб пробрался
к дому.
   У  крыльца  Никита  Кузьмич  колол  дрова.  Заметив  сына,  шагающего
проулком, он поднял голову:
   - Ты что это за усадьбами путь держишь? Улица узка стала?
   - Так вот... захотелось! - буркнул Витя и направился в сени.
   Здесь мать  рубила в  деревянной колоде капусту.  Она  очистила белую
хрустящую кочерыжку и протянула сыну:
   - Погрызи вот... Ты ведь любишь кочерыжки.
   Витя отмахнулся и взялся за скобу двери, ведущей в избу.
   В сени вошел Никита Кузьмич и переглянулся с женой:
   - Погоди,  сынок!  Чего смутный такой?  С  комсомолом-то  как?  Можно
поздравить?
   - Кого-то можно... - глухо выдавил мальчик.
   - Это почему "кого-то"?
   - А потому... не приняли меня.
   - То есть,  как это "не приняли"?  -  опешил отец.  - По какому ж это
праву-закону?
   Злое, мутное чувство снова поднялось в душе мальчика:
   - Варька Балашова с Ручьевым зло на меня имеют,  я к ним в бригаду не
записался.  Вот и подговорили ребят. Те на меня и навалились: я такой, я
сякой...
   - Витя,  как  ты  можешь так  говорить!  -  раздался удивленный голос
Галины Никитичны,  которая только что вошла в  сени.  -  Неужели ты  так
ничего и не понял?
   - А-а,  дочка заявилась!  - усмехнулся Никита Кузьмич. - Что ж братца
родного под защиту не взяла?.. Или твоему слову веры нет?
   - Сестрица у меня такая...  - язвительно сказал Виуя. - Что ребята ни
скажут, она со всем согласна. И тоже против меня голос подала.
   - Вот оно как!  -  Никита Кузьмич покачал головой. - Родство, значит,
насмарку  пошло!..  Ну,  а  директор при  каком  мнении?  Тоже  с  тобой
согласен?
   - Федора Семеновича не было на заседании, - сказала Галина Никитична.
- Он в район уехал.
   - Значит,  одна всем заправляла?  За  старшую над ребятами была?..  И
такое допустила! Эх, дочка, дочка!
   - А может,  и впрямь,  сынок,  провинился ты в чем перед ребятами?  -
пристально посмотрела на Витю мать. - Так признайся!
   Никита Кузьмич недовольно махнул на нее рукой:
   - Какая у  него может быть провинность!  Витя ж для школы находка:  и
учится хорошо,  и на баяне мастак играть,  и по рисованию спец...  Вот и
завидуют парню. Да еще эта школьная бригада всех попутала!..
   - Нехорошо ты говоришь,  отец,  -  нахмурилась дочь. - Бригада тут ни
при чем. Ты лучше спроси, почему Витя про худую лодку молчал!
   Галина Никитична рассказала про случай на Спиридоновом озере.
   Мать ахнула,  выронила из рук тяпку, а Никита Кузьмич крякнул, словно
обжегся:
   - Это правда, сынок?
   - Так не артельная же лодка,  а наша, личная! - Витя пожал плечами. -
Кому какое до этого дело!
   - Так-то оно так,  -  нахмурился отец,  -  а  все же ты лишку хватил.
Минуло то  время,  когда каждый за свою лодку или,  там,  за свою телегу
дрожал, от соседа прятал... В омут кануло.
   - Вот  видишь,  отец!  Товарищи не  зря  против Вити  выступили...  -
сказала Галина Никитична.
   - Какое  там  "не  зря"!  -  с  досадой  возразил Никита  Кузьмич.  -
Проштрафился мальчишка по недомыслию, а вы уж и размахнулись!
   - Дело  не  в  одной  только  лодке.  Послушал бы,  как  школьники на
комитете выступали! Честно, открыто, требовательно! Доброе имя комсомола
им  дороже всего...  -  И  Галина Никитична принялась объяснять,  за что
товарищи осудили Витю.  - Надо тебе подумать, отец, все ли у нас в семье
ладно. Балуешь ты Витю, меры не знаешь. Вот он и заважничал, выше других
себя ставит.
   - Что-что,  а меня, сделай милость, от поучений избавь! - рассердился
Никита Кузьмич. - Я тебе не школьник за партой... А насчет "балуешь" так
скажу:  меня отец с  двенадцати лет отдал в  чужие руки,  к  сапожнику в
учение.  Нужда заставила.  Так я всего отведал:  и брани, и зуботычин, и
труда  тяжкого.  Для  семьи  как  отрезанный ломоть был,  никто меня  не
опекал...  Так  зачем  же  моему сыну  такую жизнь знать?  Нужда нас  не
подпирает,  не старое время.  И пусть он живет в свое удовольствие,  сил
набирает, никаких тревог не ведает... Пусть знает, что отец сына в обиду
не даст.
   - И чего ты, Кузьмич, все на старое киваешь! - с досадой сказала Анна
Денисовна.  -  Никто сына не обижает. Может, это и к лучшему, что ребята
построже с ним обошлись.
   - И тут ты с дочкой заодно?  - вскинулся на жену Никита Кузьмич. - По
всем  статьям сошлись!..  Ну  нет,  я  этого дела  с  комсомолом так  не
оставлю!  Завтра же директору обжалую... А надо будет - до района дойду.
- Он поманил Витю рукой и  направился вместе с  ним в  избу:  -  Пойдем,
сынок, расскажи мне все по порядку.
   В сени вбежала Варя и спросила, вернулся ли Витя.
   - Дома, дома. Не беспокойся! - Галина Никитична кивнула на дверь.
   - Вы знаете,  я  как выговорилась на собрании,  мне и легче стало,  -
призналась Варя. - Книжки Вите принесла, он их в школе забыл.
   Она открыла дверь и  прошла в  избу,  но  в  ту  же  минуту выскочила
обратно в сени и растерянно пожаловалась:
   - Отвернулся,  разговаривать не хочет.  Будто мы чужаки с ним. И дядя
Никита на меня не смотрит! Анна Денисовна сокрушенно покачала головой.
   - Ты что, мама?
   - Ой, Галенька, боюсь я, отец теперь совсем голову мальчишке замутит.
   - Ничего,  мама,  разберется Витя.  - Галина Никитична обняла Варю за
плечи. - Нас ведь куда больше...

        Глава 18
   РЕДКИЙ ГОСТЬ

   Утро в  доме Кораблевых началось невесело.  За завтраком отец с Витей
сидели за  одним ко