роизошло с его кумиром Гинзбергом. Правда, рыжий Аллен бежал туда добровольно, полгода скрываясь от судебного преследования за кражу автомобиля. В России ни в какие времена не существовало ни такой добровольности, ни таких смехотворных сроков. В России психиатрический диагноз ставится человеку на всю жизнь, и избавиться от него так же невозможно, как отрастить ампутированную ногу. Ближе всего Дед подошел к пропасти в 1996 году, когда, спустя сорок лет, повторил дикую выходку Джека Керуака. Керуак, будучи изрядно пьян, сочинил и отправил адресату, американскому президенту, телеграмму следующего содержания: Дорогой Эйзенхауэр! Мы тебя любим -- ты клевый белый папик. Нам хочется тебя трахнуть. Дед, будучи трезвым, как стеклышко, сел за монитор и в точности воспроизвел текст, заменив лишь фамилию чужого покойного президента фамилией своего, российского. И отправил послание по адресу post@prezident.ru. Через день явились двое в пиджаках и галстуках, -- по-видимому, из президентской администрации. Однако, убедившись, что в силу весьма пожилого возраста корреспондента это желание вряд ли осуществимо, успокоились. И вежливо распрощались, отказавшись от бутылки трехлетнего виски, с помощью которого Дед намеревался сагитировать этих двоих выкинуть на помойку свои "селедки", оторвать у пиджаков рукава и незамедлительно подключиться к всемирной борьбе с монополистом Биллом Гейтсом. Что же касается знакомства с Кривым Чипом и помощи в налаживании производства поддельных проездных, то вся эта неприглядная история вполне вписывалась в нравственные принципы старого битника. Дед совершенно справедливо считал московский метрополитен монополистом подземных перевозок. А всякий монополист был для него заклятым врагом, для борьбы с которым хороши все средства. В том числе и откровенно уголовные. * Когда Танцор, Следопыт и Стрелка пришли в чиповский офис, который был одновременно и подвалом, и подпольным цехом. Дед заканчивал настращать гитару, не обратив ни малейшего внимания на шедших. Чип приложил палец к губам, давая понять, что сейчас у его кумира начнется творческий экстаз, который можно спугнуть неловким шорохом, эгоистичным покашливанием или глупым словом. Наконец придирчивое пощипывание струн и скрупулезное подкручивание колков закончилось, хотя, как вскоре выяснилось, можно было и не тратить на это время. Дед встряхнул головой, взял мощный аккорд и объявил: Аллен Гинзберг, перевод Андрея Сергеева, "Пробуждение в Нью-Йорке" И пошел работать голосом с характерным блюзовым подвывом, пошел лупить по струнам окаменевшими ногтями и притопывать ботинком в такт охватившим его чувствам, давным-давно сформулированным в далеком американском городе. В замешательстве прикрывая ладонью бороду я смотрю в распахнутое окно без штор -- крыши, розово-голубое небо, скачут утренние облачка, Поцокивая о стекло; я спал на полу, на густом ковре, и стою коленями на подушкл\ на мяг нежные Гималаи коричневого cifsssa -- пальцы судорожно тянутся к перу марать глупостями белоснежную сан-францисскую записную книжку. Вот он, я, на шестом этаже холодного марта в старом доме на 5-й улице, в квартире разгром, мы пили под баритональное радио за полночь... О Нью-Йорк, о -- смотри -- наша птичка пролетела мимо окна: чирик! -- наша жизнь тут, вместе -- дым из труб над домами, рассветная дымка, проносящийся ветер свистит: господа... Голос певца по мере развития темы все нарастал, эмоции только что очнувшегося человека, оказавшегося один на один с огромным городом, уже переполняли его, били через край -- не только горлом, но и, казалось, начинали наполнять пространство ультрафиолетом. Как нам Тебя приветствовать этой Весной, о Господь ?.. Что мы подарим себе, какой полицейский страх при облаве ночью на улице, взлом по-рокфеллеровски, без стука, обыск, долой моя белая железная дверь. Где мне искать Закона? У Государства, в офисах телепатической бюрократии?.. в моей нелегкости духа, в моих слезах -- в экстатической песне себе самому, своей полиции, своему закону, своему государству, своим многим я -- да, Я Сам для Себя Закон и Государственная Полиция, убитый Кеннеди это узнал, равно как Освальд и Руби... Пока не познаем наших желаний, благословенных деторожденьем, решись, прими эту плоть, которую носишь под бельем, под халатом, куря сигарету всю ночь -- погруженный в раздумья, одинокий, с дрожью в руках и ногах -- приближаясь к сладости Уединения, измученный ею -- когда лежишь, запрокинув голову с раскрытыми глазами. Певец уже впал в безотчетный экстаз, слития с миром. В подвале стало жарко, тревожно и радостно. Утро, моя песня для всех, кто желает, для меня самого, для моих собратьев -- этого дома, Бруклинского моста или Олбени. Привет самозванным богам с Пенсильвании-авеню Да смилостивятся они над нами, Да будут просто людьми, не убийцами, Пусть Государство больше не убиваем, Пусть накормит всех нищих, вылечит всех больных, всем лишенным любви Завтра вышлет любмь -- ну, ладно, выпей. Дед внезапно смолк и начал удивленно озираться вокруг: где это я, что это было, кто эти люди? А потом, вернувшись к реальности, подмигнул всем сразу и вытащил из бездонного кармана своих хдамидо-образных брюк трехсотпятидесятипятиграммовую плоскую бутылку "Джима Бина", свинтил крышку, отхлебнул, протер ладонью горлышко и протянул Танцору. Все выпили по кругу. Потому что не выпить после такого было невозможно. Посидели молча. Потом, когда Дед окончательно вернулся ю Нью-Йорка, Танцор посоветовал ему показаться специалистам по всяким аномалиям. Чтобы сделали замены. А та очень уж сильные поля излучает, когда становится Гинзбергом. Нормально сказал, без всякой обиды. Можно сказать, пошутил. Дед оценил юмор. Довольно хмыкнул. И послал Танцора на хер. И тоже по-доброму, в шутку. Человеческий контакт был установлен. Приступили к обсуждению технической прэблемы. Дед, совершенно неадекватный в быту, неохидакн" проявил инженерную хватку и сноровку. Засуни карту Танцора в магнитный считыватель, сосканировал код н вывел его на монитор в виде последовательностей импульсов. Вгляделся, несмотря на возраст, все еще острым глазом, не требующим очков, и воскликнул: -- Ёксель-моксель, и тут число сатаны! Все переглянулись, решив, что и в электронике Дед не вполне адекватен. Хоть наверняка винтом И не балуется. Тот уловил волну неодобрительного недоумения и начал объяснять: -- Совсем, что ли, думаете, старый рехнулся! Вот, глядите. Вот эти три импульса -- это разделители, что-то типа синхронизации, чтоб понятней было. Так код каждого из них равен шестерке. Итого получается 666. Такая система применяется во всех штрих-кодах. Это дело просекли греческие попы и подняли страшный кипешь, мол, гады американцы, которые все это придумали, сатане служат. И запретили в своей Греции такую кодировку, поскольку там, у них, церковь что-то типа нашего Политбюро ЦК КПСС. Танцор со Стрелкой глянули на Следопыта, который должен быть компетентным в таких вещах. Тот кивнул головой: "Все верно. Дед в науке сечет". Потом они вдвоем с Дедом начали разбираться в способе кодировки, в длительностях сигналов и в амплитудах, а все несведущие -- Танцор, Стрелка и Кривой Чип -- пошли смотреть перфоратор, чудо техники шестидесятых годов. Чип врубил агрегат, который заревел, как трактор на форсаже. Стоявший рядом стакан медленно пополз к краю стола. Чип попытался прокомментировать работу перфоратора, однако, поняв, что никто его не слышит, махнул рукой и зарядил в лоток пачку картонных карточек. Перфоратор заревел еще сильней и начал выплевывать продырявленные в нужном месте полуфабрикаты проездных. Лицо Кривого Чипа осветилось глупым счастьем, как это бывает с дикарями, которых обучили доить коров вакуумным доильным аппаратом или стричь овец электрической машинкой. Между тем Дед и Следопыт уже постигли премудрости банковской магнитозаписи и переписали на винт компьютера Чипа дискету с данными по тридцати карточкам. Дед махнул рукой, и перфоратор осекся, зачихал и остановился. Наступила тишина. И вдруг, несомненно, от наглого и бесцеремонного удара ногой, распахнулась дверь, стукнув ручкой по кирпичной кладке стены. АППЛЕТ 12. БЫКОВ НЕ УЧАТ, А МОЧАТ В подвал вошли трое столь характерных людей, что даже человек, не вполне знакомый с современной русской действительностью, с первого взгляда угадал бы в них бандитов низового звена. Это, действительно, были таганские быки, пришедшие в неурочный час с "инспекцией". То есть постращать Кривого Чипа, чтобы тот работал поинтенсивней и выдавал побольше "товара". -- Шнурок, -- угрожающе спросил Чипа самый омерзительный из них, -- что это ты тут, твою мать устроил?! Почему посторонние?! Кто такие?! Танцор решил перехватить инициативу, изобразив на лице туповатую непроницаемость чиновника средней руки: -- Гражданин предприниматель, у вас в учредительных документах ничего не говорится о дополнительных сотрудниках. Ведь так? Он недоуменно посмотрел вначале на Чипа, я потом на быков, совершенно "не понимая" -- кто это такие. "Не замечая" их чудовищных татуировок, бритых ЛБОВ и характерной косолапой походки -- носками вовнутрь-И продолжил: -- Если это ваши сотрудники, то вы должны платить за них единый социальный налог. Чего, как мне известно, вы не делаете. Это прямое нарушение закона о груде и налогового реестра Российской Федерации. Нарушение грубое! Чип хоть и был туповат, но просек игру, жалко втянул голову в плечи и замямлил: -- Господин инспектор, да я еще не успел. До сих пор сам справлялся. А теперь стало трудно, у меня же справка из диспансера, я вам еупоказывал, и вчера взял троих дополнительных работников. Сейчас их бухгалтер оформляет. Как только оформит, то сразу же все и заплачу. У меня все по-честному. Мы, молодью предприниматели, закон уважаем. И если сколько надо, то всегда пожалуйста... В общем, сюжет был направлен в нужное русло. Быки начали стыдливо переминаться с ноги на ногу, понимая, что наехать на этого конкретного дятла, начинать разговоры разговаривать -- совсем без мазы, потому что он пришел понты лимонить, а им надо тупить втихую, адекватно. А то встрянешь не по-детски и на крайняк попадешь. И тут стремительно, словно кирпич с крыши, встрял Дед, отсутствие старческого маразма у которого с лихвой восполнялось схематизмом мышления, сформировавшегося за годы битничества. -- Ребята, -- возопил он радостно, -- заходите! Мы тут такую хреновину против монополистов затеваем! И его понесло. Понесло со страшной силой прямо на пороги, которые переламывают кости, а потом выносят очумевшее от боли и ужаса тело к водопаду, низвергающему тело со стометровой высоты в страстные объятья неминуемой смерти. И остановить Деда, кроме как ударив перфоратором по инфантильной балде, было невозможно. Он взахлеб рассказывал о том, что "скоро мы сделаем сорок тыщ фальшивых пластиковых карточек", показывал жестами, как эти карточки "мы будем совать в банкоматы и забирать деньги, которые украли у рабочих банкиры-монополисты". И так далее, и тому подобное. Хоть снимай на видео и демонстрируй студентам, готовящимся стать психиатрами, в качестве интереснейшего клинического случая. Танцор прекрасно понял, что сейчас начнется в подвале. Переглянулся со Следопытом. И они, дабы ошеломить врага внезапностью, без всяких словесных прелюдий кинулись в бой. Первые тридцать секунд удача была на стороне команды Танцора. Один бандит лежал на полу, приходя в себя от удара по голове перфоратором. Двое других все никак не могли понять -- почему же бьют их, в то время как должны были бить они. Однако вскоре их неповоротливые нейроны выстроились в нужную схему и начали посылать в конечности правильные сигналы. А сраженный перфоратором наконец-то поднялся, страшно возмутился и начал наступать на обидчиков. И хоть Танцор когда-то изучал в Щукинском училище карате, но его движения были более декоративны, чем эффективны. И хоть Следопыт в своем ментовском прошлом эпизодически тренировался на живых людях, но сказывалось длительное отсутствие практики. И хоть ботинки Стрелки были стремительны и тяжелы, но она была женщиной. Что же касается Деда, то он считал себя интеллектуалом и драться не мог ни при каких обстоятельствах, не желая рисковать самым дорогим, что у него было, -- головой. Испуганно жался в углу и Кривой Чип, воля которого была уже давно подавлена таганским криминалитетом. В общем, результат драки был предрешен. Кого-нибудь сгоряча, скорее всего, убили бы. Оставшихся посадили бы на цепь и заставили клепать карточки для банкоматов. Конечно, Танцор мог вытащить ствол, с которым он никогда не расставался, и положить одного, а то и двоих. Но не получилось бы. Не смог бы он этого сделать. Так уж был устроен, что для убийства ему необходимо было как следует подготовить себя, взрастить в сердце ненависть к жертве, что называется "вжиться в роль". А эти трое для него были всего лишь мудаками -- безмозглыми, ущербными и отчасти несчастными. И Танцор с ужасом понимал, что ему проще умереть, чем размозжить пулей голову своего убийцы. Понимал и уже лишь отмахивался, не причиняя врагам ощутимого вреда. -- Танцор, -- орала Стрелка, -- мочи их! Но он не мог. И вдруг все прекратилось. Сгоряча никто даже и не услышал нескольких шлепков. Лишь с удивлением увидели, как осел, как завалился на спину один бандит. То же произошло и со вторым. Третий же раскрылся изумленно, словно вспомнил что-то необычайно важное, сделал четыре неестественных шага, от которых Стрелка в ужасе посторонилась, и рухнул, ударившись головой об угол стола. У входной двери стояли двое совершенно незнакомых убийц. Несомненно, профессиональных, уже давно зарабатывающих на жизнь именно таким экстремальным способом. Это было совершенно очевидно не столько по результату, без какого бы то ни было напряга достигнутому в считанные секунды, сколько по лицам: спокойным, уверенным и даже довольным, что все так ловко вышло. Один из них уже спрятал пистолет. Второй, видимо, отправляя какой-то свой коронный ритуал, заглянул в ствол и что-то шепнул. Потом крутанул барабан, приставил дуло к левой ладони и нажал на курок. В гробовой тишине, наполнявшей подвал, щелчок прозвучал более чем отчетливо. Танцор понял, что тот хладнокровно считал во время стрельбы. И это был действительно ритуал, а не пародия на русскую рулетку. Потом Хохмач -- несомненно, его звали именно так -- засунул пушку за брючный ремень, прижал палец к губам и сказал: "Т-с-с-с!" После чего они ушли. * * * В себя пришли довольно скоро, потому что время сулило самые непредсказуемые неожиданности с летальным исходом. Даже Кривой Чип поскулил минуты полторы, подошел к одному из трупов, скоренько зачем-то поблевал на него, на том и успокоился. Стрелка же была более привычной к таким жизненным коллизиям, не говоря уж о Следопыте с Танцором. Ну, а Дед постоянно пребывал в далеких пятидесятых. И ему не было никакого дела до реальности. -- Значит, так, -- взял инициативу в свои руки Танцор, -- я не знаю, что это было. Или разборка между соседними префектурами. Или же нас кто-то решил замазать в этом дерьме, чтобы потом водить на коротком поводке. Или же случилось чудо, и неведомые нам силы решили нас спасти. Сейчас гадать некогда, да и неохота. Сейчас мы в темпе грузим на мой "Жигуль" аппаратуру. Потом я обливаю здесь все на хрен бензином и поджигаю. И разбегаемся как можно скорей, пока сюда не приехали на пяти джипах. Хотя нам и одного хватит. Мы со Стрелкой к себе. Дед со Следопытом держат связь по емеле. Дед, у тебя какой адрес-то? -- Дед -- собака -- мэйл -- точка -- ру. -- Отлично! Вот вы вдвоем и заделаете карточки. -- А как же я? -- заскулил Чип. -- А у тебя, дорогой, только два пути. Ты же понимаешь, что за тобой будет вся Таганка гоняться? Так вот, или в армию, или в монастырь. Усек? Ведь тетки в Хабаровске, наверно, нет? -- Да кто ж меня возьмет? -- сказал Чип с мольбой, словно выпрашивая у Танцора жизнь, словно именно он мог его спасти. -- Мне же еще семнадцати нет! -- Тогда в монастырь. Подальше от Москвы. Года три перекантуешься, а там, глядишь, все и устаканится. За три года всех старых быков перебьют, такая статистика, и придут новые, которым ты на хрен не будешь нужен. Да и ты, может, ума-разума наберешься. -- А что я буду делать в монастыре-то? -- Блин! В монастыре ты будешь жить! А здесь жить не будешь! Неужели непонятно?! Все! Вперед, пока не поздно. И потащил к выходу импульсный генератор. За три минуты погрузили в машину все необходимое. Танцор выставил всех за дверь и, как заправский мародер, без всякой брезгливости вытащил у трупов три ствола. Сантименты сантиментами, а в его нынешнем положении они были гораздо полезней, чем возможность в далеком будущем рассказывать внукам о своем прошлом правду, одну лишь правду, ничего кроме правды. Такое уж у него дао, и идти с ним вразрез было бы равносильно глумлению над мировой гармонией. Потом полил из канистры и несчастных таганских быков с относительно человечьими головами, нашедших нелепую смерть внутри выстроенного прорабами перестройки лабиринта, и пачки фальшивых проездных, и "офисную мебель", которую не менее несчастный Чип притащил с помойки, и висящий на стене календарь с Земфирой -- сиреной и анестезией сотен тысяч несчастных, уже давно никому не нужных подростков, смертельно уставших еще в детстве, которого у них не было. И провел тонкой струйкой дорожку от этого погребального костра до выходной двери, которой, по сути, не было. Да и быть не могло. А была лишь подлая лживая картинка, нарисованная аэрозольным баллончиком на непрошибаемой кирпичной стене. Потому что выйти из подвала можно только лишь вверх, через потолок. За стенами же нет ничего, кроме земли, кишащей червями... "Опять, блин, аллюзии! Опять ассоциации!" -- зло подумал Танцор. И, стоя на пороге, закурил, три раза жадно затянулся и кинул сигарету под ноги, на начало бензинной дорожки. Подвал наполнился бешенством окислительно-восстановительной реакции. Во дворе его уже заждались. Бледный Кривой Чип испуганно озирался по сторонам, пугаясь каждого шороха. Дед невозмутимо бренчал на гитаре, пытаясь подобрать аккорды к какому-то известному лишь ему одному из всех живущих на земле шедевру Ферлингетти. Стрелка, ковыряя носком ботинка асфальт, пряла свою пряжу. В смысле -- куда же, блин, дурачина ты простофиля запропастился? Следопыт... Следопыт изрядно удивил Танцора. И отчасти напугал. Обнаружив, что поверженные бандиты оставили во дворе не только свой джип, но и ключи в замке зажигания (мол, какой самоубийца посягнет), он удобно устроился внутри и шмонал в бардачке. Танцор подошел и увидел, что тот уже перетащил в джип аппаратуру. Постучал в стекло. Следопыт опустил его с довольной рожей и хвастливо спросил: -- Ну как? -- Херово, -- ответил Танцор, -- ты со своими вороватыми замашками скоро нас всех под монастырь подведешь. -- А сам-то на чем ездишь? В смысле, на чьем. -- Ладно, подкинешь домой Деда. И вот тебе, -- Танцор кинул на переднее сиденье пистолет, по виду "Беретту", -- но смотри, без особой дурости. Следопыт повез Деда, который, вероятно, так и не понял, каково происхождение этой просторной машины. А Танцор со Стрелкой -- Кривого Чипа. Собрались на Ярославский вокзал, откуда поезда ходили на Вологду, город с богатыми традициями спасения страждущих за высокими монастырскими стенами. Правда, Чип вначале стал выкобениваться: мол, с мамой проститься, паспорт взять, подружку трахнуть напоследок. Да и пару косяков не помешало бы забить на дорожку. Танцор, поняв, что все доводы будут бесполезными, просто-напросто врезал идиотику в солнечное сплетение и засунул в машину. А когда тот отдышался, сказал назидательно: -- Что, больно? -- Блин, да ты что, охерел, что ли, совсем! -- Вот, а когда таганские мочить будут, то будет намного больней. Так-то, тютя! Приехали. Взяли билет. Научили, как найти монастырь, как и что надо сказать, когда войдешь в его распахнутые врата. Купили в дорогу курицу и двухлитровую бутыль "Спрайта" (мальчик еще совсем маленький, мальчик сладенькое любит). Дали денег на постель и на вологодские автобусы. Посадили в вагон. Помахали руками, когда поезд тронулся... * * * И все напрасно! В Александрове Чип слез с поезда и вернулся попутными электричками. Поселился у какого-то шапочного знакомого, с которым познакомился в Горбушке. И просидел бы у него безвылазно дней десять. Пока не осмелел бы. Тут бы его и нашли. Однако таганские торопились. Им надо было поскорее, чтобы злость не кончилась. Прицепили в его подъезде, где сейчас жила одна мать, к телефонному проводу определитель номеров. Потом один позвонил, спросил Сережу. Мать сказала, что Сережа уехал. Тогда тот сказал, что это звонит друг Сережи. Что он хотел бы передать Сереже очень важное сообщение. От которого зависит жизнь Сережи. Так, может, сказал, вы Сереже передадите? Что передать, спросила мать, у которой все оборвалось внутри. И тогда бандит наплел про то, что у тех, кто гоняется за Сережей, появилась японская аппаратура. И пусть Сережа оттуда, где он сейчас, никуда не звонит, а то они его найдут по звонку. Сережа, вернувшись из Александрова, конечно же, позвонил матери, очень туманно объяснил ситуацию и дал свой номер. Мать сразу же, дрожащей рукой, набрала этот номер и все передала своему единственному сыну. Кривой Чип ничего не понял. Не понял и не рванул как можно скорей и дальше от своего убежища. Бандиты, которые засекли телефонный номер, без труда нашли по нему и адрес. И Чипа не стало. Как это произошло? О том лучше не знать. Москва, как много в этом химическом составе для сердца русского слилось! И героин. И кокаин. И морфий. И опиум. Не отпустит она от себя, ни за что не отпустит. А если и удастся каким-то чудом разорвать ее холодные объятья, и бежать в ужасе, в смятеньи, спасаясь, то вернет, непременно вернет. И вновь окажешься пред ее наглыми рыжими очами. И будешь молить, чтобы не отлучила. Чтобы продолжила сладостные истязанья. Чтобы добила. Чтобы первой бросила горсть земли на крышку гроба... Если, конечно, гроб положен тебе по статусу. А не что-нибудь другое, о чем тоже лучше не знать. Москва. Город контрастов. АППЛЕТ 20. СЛЕДЫ ВЕДУТ В СЬЕРРА-ЛЕОНЕ В лэптопе лежал очередной опус Сисадмина: tancor! Мне кажется... Что значит "кажется"! Я абсолютно уверен, что, несмотря на твою тяжелую карму, у тебя есть возможность повернуть свою жизнь к лучшему наполнить ее высшим смыслом и -- о, не смейся саркастически, не смейся, мой друг! -- счастьем! Да, именно счастьем, которое не подчиняется материальным законам. Чтобы хоть чуточку приблизить его к тебе, шлю еще. одно гениальное высказывание Лао-Цзы. Наслаждайся и мудрей! Небо и Земля -- долговечны. Небо и Земля долговечны потому, что существуют не для себя. Вот почему они могут быть долговечными. Поэтому совершенномудрый ставит себя позади других, благодаря чему он оказывается впереди. Он пренебрегает своей жизнью, и тем самым его жизнь сохраняется. Не происходит ли это оттого, что он пренебрегает. личными интересами? Напротив, он действует согласно своим личным интересам. Твой искренний почитатель sisadmin P.S. Да, чуть не забыл. Ты, вероятно, недоумеваешь по поводу происходящего с тобой. Знай же, я недоумеваю не меньше тебя. А может быть, и значительно больше' -- Да, -- сказал раздраженно Танцор, -- раньше, в "Мегаполисе", от этого козла хоть какая-то польза была. Сейчас же лишь потоки словоблудия. Все, скот, втемную... -- Ну, почему же, -- не согласилась Стрелка, вчитываясь в отрывок из памятника мировой философской мысли, -- он язвительно комментирует наше барахтание в этой трясине. Совершенномудрый пренебрегает своей жизнью, и тем самым его жизнь сохраняется. Пренебрегал? -- С какого хрена! -- Как же, -- Стрелка зло посмотрела на своего милого дружка, -- кому я орала, чтобы пушку достал? Нет, не достал. Значит, пренебрегал. И не только своей совершенномудрой жизнью, но и моей, которая по сравнению с твоей ни хрена не стоит. -- Да как же ты не можешь понять-то! Не готов я был. Не было у меня против этих мудаков настоящей злости. -- Как и жалости. Например, ко мне. Все нормально, становишься настоящим древним китайцем, мудрым и бесстрастным. -- Перестань! Ты же меня знаешь... Кстати, -- Танцор решил сменить неприятную для себя пластинку, -- давай-ка лучше подумаем, куда мы попали и что надо делать. Кто эти двое, с пушками? -- Сисадмин даже не знает, куда уж мне, дуре! -- Стрелка все еще не могла отойти. -- Не твои ли уж какие-нибудь дружки, которых ты держишь в тайне от меня? -- Еще раз говорю, остынь! Мне сдается, что это парни Сисадмина. Вполне вероятно, что он приставил их к нам для предохранения от всяческих случайностей. -- Ну, конечно! Раньше был упырем, а сейчас, блин, альтруистом заделался. Мол, я тебя. Танцор, так полюбил, что ты мне стал мил и дорог. -- Вот именно, дорог. Он же сказал, что на нас большие бабки поставили. Вот и бережет. Значит, эти таганские болванчики к игре не относятся. Они посторонний возмущающий фактор, который устранили. -- Ладно, Танцор, -- Стрелка уже отошла от обиды и начала говорить своим обычным тоном, стервозно-любящим. -- С логикой у тебя гораздо хуже, чем с эрекцией. Слушай сюда. Помнишь того чела, который нам осенью передал письмо в Измайловском лесочке? Помнишь? --Ну. -- Сегодняшние двое ему в подметки не годятся. Обычные киллеры после военного училища, какого-нибудь совсем не элитного, а вполне занюханного. Toт же, сисадминовский чел, был просто какой-то вышколенный, просто, блин, глянцевый. По роже было видно, что минимум раритетный полковник, который не один переворот в Африке замастырил. Значит, сегодняшние совсем из другой конторы. -- Уж не из банка ли? -- Банковские тебя должны были замочить. И наверняка эти служат тому, кто хочет, чтобы ты раскрутил диcкету на всю катушку и завалил банк. -- Тогда выходит, что это из конкурирующего Банка, Так? Те, которые меня на Пушке сфотографировали. -- Очень может быть... Вообще-то, мы какой-то туфтой занимаемся. Уже давно надо было выяснить, кому несли эту дискету. И как следует прощупать. Вот этим самым и займется Следопыт. Наверняка ему в институте вдалбливали системный анализ, потому ему и карты в руки. * Сказано -- сделано. * Следопыт, погуляв по Сети, покопавшись в бизнес-периодике, с точностью, как он выразился, до 99,?78 процентов установил, что сгорать от желания завалить Трейд-банк мог Петролеум-банк. Слишком уж много у них было точек конкурентного соприкосновения. А месяц назад схватились не на жизнь, а на всю наличку за размещение многотонных инвестиций в разработку нефтяного месторождения во Владимирской области. Конечно, теоретически нефть там быть могла. Однако Следопыт теории не доверял. Практика же псд.стяи.ы-вала, что надо попробовать поискать связь между оружейными производителями города Коврова все той -же Владимирской области и какими-нибудь революционными повстанцами, контролирующими алмазные копи где-нибудь в Западной Африке. Обшарив базы данных нескольких авиакомпаний и поковырявшись в приватной информации видовых отделов африканских посольств. Следопыт обнаружил проторенную воздушную тропинку между Ковровым и городом Пендембу, находящимся в цепких руках бойцов Объединенного революционного фронта Сьерра-Леоне. Даже очень неразвитый человек, получив такие сведения, сразу бы понял, почему инвестиции в создание владимирской нефтяной отрасли давались под триста процентов годовых, которые ковровские шейхи гарантировали вернуть через шесть месяцев. В общем-то, конечно, не они, а некий маленький серенький жучок с двенадцатью паспортами и шестью гражданствами, следы пребывания которого в этом бренном мире делали его гораздо бренней, чем это было предусмотрено Создателем. Следопыт же был невероятно развитым человеком. Он все мгновенно просек и отправил Танцору письмо следующего содержания: tancor, blin! Напяливай пиджак, привязывай на шею галстук, лей на морду одеколон и дуй в Петролеум! В Петролеуме иди прямиком к Аникееву, Артемию Борисовичу, и толкай ему дискету за сто штук. Никак не меньше! А можно и больше! Наше дело правое, мы победим! Best regards, sledopyt * * * -- Нет, Танцор, наш новый друг нас на хрен утопит, -- мрачно изрекла Стрелка, прочтя письмо. -- С такой ломовой жадностью и без всяких тормозов! -- Во-во! -- решил малость попаясничать Танцор, который был бессилен изжить в себе актера. -- Не только без тормозов, но и без всяких нравственных принципов. Такой не задумываясь порешит старушку, чтобы овладеть ее закладами. Глазом не моргнет. Его можно только за пивом посылать. Да и то по ночам, чтобы по дороге нищих в метро не бомбил. Жадность -- это двигатель чего? Ну, с трех раз! -- Катафалка. -- Нет, глупая! Жадность -- это двигатель ранней стадии земной эволюции. Когда крошечные атомы начали захватывать и порабощать как можно больше своих собратьев, образуя простейшие молекулы. Молекулы тоже начали пожирать себе подобных. Появились сложные белковые соединения. Потом возникли вши и блохи которые в конце концов доросли до слонов и китов Наш друг Следопыт хочет стать суперкитом. И ничего предосудительного я в этом не вижу. И сразу же засуетился. Зачем-то полез в шкаф, перерыл все полки. Заметался по комнате, словно что-то искал. Танцор нервничал. Стрелка видела его всяким: наглым, ловким, удачливым. Иногда нерешительным и сомневающимся. Однажды даже видела, как он откровенно трусит. Но чтобы нервничал -- такого пока не было. Села, закурила и стала с интересом наблюдать эту необычную фазу Танцора. Он уловил это любопытство и понял его причина -- Что, изумлена, мать? Да, блин, волнуюсь. Волнуюсь, следовательно, существую... Следовательно, существую не как программоид, а человек. -- А с чего ты взял, что программоид волноваться: не может? Волноваться не может киборг, потому что у него локальные мозги. Короче, чего это ты так завелся? -- Как же мне не завестись, когда дома бардак с твоего попустительства?! Был галстук, и нет галстука! -- Да ты перегрелся, мой друг, -- сказала Стрелка с большим изумлением, положив руки ему на плечи и заглянув в глаза. -- Может, в последнее время слишком много секса было? Никак в Петролеум намылился? Сели и обсудили кажущуюся дикой затею Танцора. В конце концов Стрелка согласилась с тем, что идти надо. Чтобы убедиться в том, что дискету несли именно в эту контору. Не продавать, а только выяснить. Потому что прошло уже две недели, а они были, словно кот с кошкой в мешке, которых кто-то куда-то тащил против их воли. То ли к реке. То ли на выставку рекордсменов породы. То ли наследникам ученого Павлова для пополнения лабораторного материала. Решили, что риск невелик. Ведь не будут же Танцора, который придет на аудиенцию к главному петролеумному начальнику, мочить прямо в банке. А на улице Стрелка, которая уже научилась довольно лихо шмалять из Стечкина, и Следопыт будут чем-то типа группы прикрытия. Пришли к выводу, что пора, как когда-то писали во фронтовой прозе, "вызывать огонь на себя". Поэтому решили еще и повесить в Сети страничку с предложением о продаже оптом и в розницу номеров пластиковых карт с ПИН-кодами. Это чтобы Трейд-банк зашевелился. -- А когда люди начинают сильно шевелиться, -- сказал Танцор, -- то у них вся кровь из мозга перетекает в мышцы. Тут-то их самое время брать за жабры. * * * Однако не все оказалось так просто. Танцор два часа долбил банк телефонными звонками, словно магнитофон повторяя один и тот же текст: Добрый день! Соедините меня, пожалуйста, с Артемием Борисовичем Аникеевым... Я располагаю данными, которые представляют для него большой коммерческий интерес... Нет, к сожалению, моя информация имеет конфиденциальный характер, и я могу передать ее только ему лично... Нет, уверяю вас, это не шантаж... Ну, так запишите меня на прием... Нет, меня такие сроки не устраивают. И главное, они не устроят Аникеева. Он будет весьма недоволен, когда узнает об упущенных возможностях... Танцора гнали от одного чиновника к другому, от другого к третьему, от третьего к четвертому... Каждый из них был при деле, каждый решал возложенные на него задачи, каждый искусно делал вид, что искренне заинтересован в процветании банка. И никто из них не брал на себя ответственность вызвать раздражение САМОГО, доложив ему о каком-то нелепом человеке, которому непонятно что надо. Через два часа Танцор с болью в душе констатировал: банк, до такой степени порвавший все связи с реальным миром, сулящим как неприятные, так и весьма приятные неожиданности, обречен. Финансовая система страны, опирающаяся на такие банки, также обречена. Страну с такой герметичной финансовой системой может спасти от краха лишь стагнация и никто и ничто более. Танцор с раздражением сказал последнему банковскому клерку, на котором у него начала болеть голова, о полной бессмысленности прорубания Петром окна в Европу, перехода Суворова через Альпы и христораднических выступлений российских магнатов на ежегодном экономическом форуме в Давосе. "Не в коня корм!" -- зло крикнул он напоследок в трубку, которую тут же с омерзением засунул в холодильник. Пришлось снова напрягать Следопыта. И он два долгих дня последовательно обшаривал своим мэйнфреймом всех операторов сотовой связи, которые оплели своими частотами всю Москву и большую часть Подмосковья. В конце концов в компании "Триплекс" нашелся абонент Аникеев, Артемий Борисович, пользующийся сервисом под названием "Голдовый Триплекс". Для конспирации пришлось покупать телефонную карту и звонить из автомата. Аникеев, в отличие от своих дармоедов-подчиненных, оказался человеком вполне коммуникабельным и адекватным. Разговаривая с незнакомцем, он не лез вон из кожи, чтобы внушить собеседнику мысль о том, что если для обычного человека время это деньги, го для него -- десятки лимонов. Танцор полностью не раскрывался, при помощи всяческих намеков и экивоков давая понять, что у него есть очень важная информация, которая могла бы содействовать победе Петролеума над Трейд-банком в корректной конкурентной борьбе. И что он, Лабунец, Игорь Юрьевич, мог бы встретиться с председателем правления лично, с глазу на глаз, в любое удобное для него время, и обсудить сложившуюся ситуацию. И после этого Аникеев также не стал выкобениваться, не стал объяснять хамскими словами, что его календарь расписан на полтора месяца вперед. Поэтому заготовкой, которая была сформулирована как "у меня есть также и информация о том, что у определенной группы людей есть намерение не позволить претворить в жизнь этот долгосрочный план при помощи некорректных методов". Танцору пользоваться не пришлось. Создавалось ощущение, что Аникеев был прекрасно осведомлен, с кем говорит и что именно ему хотят предложить. Встреча была назначена на завтра, на четырнадцать ровно. "При входе назовете свою фамилию, и вас проводят. Удостоверение личности не обязательно. До встречи", -- сказал в финале неожиданно приятного разговора Председатель Аникеев, человек не менее могущественный, чем Председатель Илларионов. А может быть, и более. "Да, подлинная сила проста и не требует доказательств своего величия в повседневной реальности", подумал Танцор. Еще он подумал, что совершенно напрасно приготовил липовое удостоверение на имя некоего Лабунца, с которым никогда знаком не был. Лишь в начале девяностых слышал его бредовые ночные эфиры на "Эхе Москвы", где тот в условно трезвом виде нес всякую ахинею про современное искусство и ставил сидюки модных на то время групп. Эти две неравноценные мысли прервало чириканье настольного Пентиума, оповещавшего о том, что пришло письмо. Естественно, от Сисадмина, поскольку, в соответствии с непоколебимой уверенностью Стрелки, он был волнолоидом. И мог распространяться исключительно по проводам и кабелям. tancor! Надеюсь, ты не считаешь, что в древнем Китае никого, кроме Лао-Цзы, не существовало? Были и иные достойнейшие люди, оставившие по себе память своими величайшими мыслями, отраженными в произведениях. Рекомендую тебе познакомиться с притчей, сочиненной великим Чжуан-Цзы, мудрецам из мудрецов. Думаю, он сможет оказать тебе большую услугу. Думаю и то, что он созвучен твоему нынешнему состоянию. Промежуточному. Цзи Син-Цзы взялся обучить для царя бойцового петуха. Через десять дней царь спросил: -- Ну как, готов петух? --- Нет еще, -- ответил Цзи Син-Цзы, -- чванлив, кичится попусту. Через десять дней царь спросил его о том же. -- Пока еще нет, -- ответил Цзи Син-Цзы, -- откликается на каждый звук, кидается на каждую тень. Через десять дней царь вновь спросил его о том же. -- Все еще нет, -- ответил Цзи Син-Цзы, -- смотрит злобно, так весь и пышет яростью. Через десять дней царь снова повторил свой вопрос. -- Вот теперь почти готов, -- ответил Цзи Син-Цзы. -- Услышит другого петуха -- даже не шелохнется. Посмотришь на него -- как деревянный. Достоинства его достигли полноты. Ни один петух не решится откликнуться на его вызов -- повернется и сбежит. Всего наилучшего, мой юный друг! Помни о заветах Чжуан-Цзы и не забывай яро меня, сентиментального старика. sisadmin -- Ну, и что ты думаешь по этому поводу? -- спросил Танцор. -- А что тут можно думать? Хорошо, что он тебе прислал не то место, где Чжуан-Чжоу приснилось, что он бабочка. А проснувшись, решил, что он -- бабочка, которой снится, что она -- Чжуан-Чжоу. То есть не за последнего дремучего кретина тебя считает. -- Да я не о том, -- возразил взволнованно Танцор. -- Я ведь только что примерно то же самое думал: подлинная сила не требует доказательства. Что это? -- Ну, значит, -- Стрелка начала взахлеб фантазировать, -- он действительно волнолоид. И живет у тебя в мозгах. А может быть, у тебя какая-то изощренная шиза -- "то, что было не со мной, помню", то есть изнасилование коллективным бессознательным. А также -- автокоррекция памяти с целью достижения душевного комфорта. Замочил десять девушек, расчленил, зажарил, сожрал и напрочь забыл. До такой степени забыл, что ни один полиграф не покажет... Да мало ли... Он ведь нас пытается психами сделать. Помнишь, как в прошлом году долбал двадцать пятым кадром? Помнишь? -- Но все-таки... -- Все-таки я пошла покупать тебе галстук. А тебя оставляю за старшего. Смотри, дверь никому не открывай, отвечай, что взрослых дома нету. И телефон не бери. А то бед потом не оберешься. * * * На следующий день, максимально изменив внешность -- для чего, в общем-то, достаточно было надеть костюм с галстуком и спрыснуться одеколоном -- Танцор подвалил к Петролеум-банку. Который, в отличие от Трейд-банка, не возвышался над Замоскворечьем перстом, указующим в небеса, а расползался по Марьиной Роще на два квартала, словно злокачественная опухоль. Действительно, стоявший на часах черноформенник, услышав фамилию Лабунец, с готовностью поднял трубку и вызвал провожатую. Провожатая оказалась еще любезнее, -- что Танцор, будь он кавказских горячих кровей, мог бы принять за предложение заняться сексом прямо в лифте. Артемий Борисович Аникеев был приветливым, даже, можно сказать, задушевным пожилым человеком лет сорока пяти. Чуть выше среднего роста, с внимательными серыми глазами, с небольшими, чуть заостренными кверху розовыми ушами, в меру мясистыми, с изумительными передними фарфоровыми зубами. Он поднялся навстречу гостю и радушно протянул руку, безымянный палец которой украшал некрупный, но, несомненно, очень дорогой перстень с сочным зеленым камнем, в котором Танцор безошибочно угадал чистейшей воды изумруд. Тут же еле уловимая, словно шум небольшой лесной речушки, девушка-референт принесла две чашечки кофе. Чтобы мелодичное позвякивание позолоченных ложечек о веселый фарфор сняло напряжение первых минут общения. Все это действовало до такой степени расслабляюще, что Танцору пришла в голову чисто поэтическая аллегория: "Звонить в фарфор зубов столовой ложкой..." Танцор стряхнул наваждение и начал излагать суп" предложения: -- Волею судеб мне попала в руки дискета с номерами и ПИН-кодами пластиковых карт всех вкладчиков Трейд-банка. Зная из журнальных публикаций о тех непростых взаимоотношениях, которые существуют между вашими двумя банками, я думаю, что эта информация могла бы оказаться для вас полезной. Не поймите меня превратно, речь не идет о какой-то вульгарной продаже. Не скрою, что в определенной мере мной движет симпатия, которую я испытываю к Петролеум-банку. И мы могли бы... -- Как я понимаю, -- прервал Танцора Аникеев, -- вы бы не отказались от пятнадцатипроцентного пакета акций? -- Сказав это, он еще более радушно улыбнулся, давая понять, что это шутка. Затем начал говорить уже серьезно, но по-прежнему не снимая с лица улыбки. "Весельчак, -- понял Танцор, -- так, видимо, все его и зовут". Аникеев говорил, и говорил, и говорил. А у Танцора все больше, и больше, и больше вытягивалось лицо, не умевшее справиться с гримасой удивления, не способное загнать ее в какую-либо иную мышечную область тела. Нет, Петролеум-банк данная информация не интересует. Поскольку такая нечистая игра не в правилах Петролеум-банка, имеющего прекрасную репутацию, которая дороже всего золотовалютного запаса страны. Нет, и еще раз нет. Петролеум-банк не станет обрушивать своих конкурентов, запуская в оборот дубликаты кредитных карт соперников. Есть более действенные методы разрешения деловых конфликтов. И при этом -- не только юридически, но и нравственно более корректные. Так что к этой дискете Петролеум-банк никакого отношения не имеет. И Аникеев склонен подозревать, что эту грязную игру затеял сам же Трейд-банк. А конкретно -- председатель его правления Илларионов, который всегда вызывал у Аникеева чувство брезгливости. Потому что он -- из скоробогатеев, нуворишей или, как их еще зовут, "новых русских". Чего никак нельзя сказать о Петролеум-банке, который ведет свое летоисчисление с одна тысяча восемьсот семьдесят третьего года. Правда, в его деятельности был вынужденный перерыв, который объясняется известными причинами. Однако преемственность удалось сохранить, благодаря чему Петролеум-банк по праву считается старейшим и надежнейшим банком России. Так что это все козни Илларионова, который затеял провернуть какое-то омерзительное дельце, а потом скрыться где-нибудь в Латинской Америке, где такого рода проходимцам самое место. И тут Танцор отчетливо понял: вот он, вот он бойцовый петух из басни Чжуан-Цзы. Петух, достигший сверхсовершенства. Скольких же надо задавить, уничтожить, скомкать и выкинуть в урну, чтобы пред тобой трепетали -- трепетали даже не перед деревянным, безразличным к своим врагам, а перед улыбчивым и добродушным? Танцор спросил о том, чего же столь иезуитским образом может добиваться Илларионов. Аникеев не знал и знать не хотел, потому что у него совсем иной механизм мышления. -- Более того, -- сказал он с выражением лучезарной искренности, -- открою вам всю правду. В моих интересах не допустить тиражирование имеющейся у вас дискеты. Потому что если скандал с Трейд-банком разразится, то тень может пасть и на нас как на конкурентов, которые все это и спровоцировали. Так что вот вам мой стариковский совет: выкиньте из головы эту затею. Проживите жизнь честно, чтобы в старости можно было смело смотреть в глаза своим многочисленным потомкам. -- Кстати, -- добавил он, как бы спохватившись. как бы вспомнив самое главное, -- очень приятно было с вами познакомиться, господин Танцор! -- Простите, не понял, -- зачем-то изобразив недоумение на лице, вполне профессионально изумился Танцор. Хоть от такой неожиданности было впору и онеметь. -- Ну как же, -- всплеснул руками Аникеев, -- ведь я же ваш искренний поклонник еще по "Мегаполису". Вы же просто супер! Всегда мечтал взять у вас автограф... Вот, пожалуйста, -- протягивая "Паркер", -- будьте так любезны, вот здесь, пожалуйста... Танцор ошалело нацарапал на какой-то добротной бумажке что-то про жизнь и счастье. А потом спросил в лоб: -- Так это, значит, ваши парни спасли нас в подвале на Таганке? Теперь уже изумился Аникеев. Танцор, поняв, что глупо не сыграть в открытую, подробно все рассказал. И о затее с тридцатью картами, и о нагрянувших таганских бандитах, и о двух хладнокровных стрелках. -- Нет, -- задумчиво сказал Аникеев, не прекращая, тем не менее, улыбаться, -- это не мои. Кто-то еще. Может быть, от Илларионова?.. Хотя, вряд ли. Он, затеяв подлянку своим хозяевам, не стал бы так откровенно светиться. Это что-то не вполне понятное. Думайте, Танцор, это очень важно. Очень важно для всех. Вы даже и представить... -- Для кого? -- Танцор попробовал подловить Аникеева неожиданным наивным вопросом. -- Для кого -- для всех? Но банкир не был бы банкиром, если бы не мет контролировать каждую свою реакцию в любой, даже бесконечно малый, отрезок времени. Этого он сказать не мог. Не имел права. Однако мог помочь сохранить душу и совесть "вашему алчному другу Следопыту". Уж если он так нуждается, то "я открою ему в нашем банке счет, тысяч на пятьдесят, -- думаю, ему этого хватит". Чтобы Следопыт выкинул из головы эти опасные и безнравственные игры с чужими картами, "разумеется, пластиковыми". Ну, а как давнишний и искренний поклонник творчества (так и сказал, "творчества") Танцора Аникеев открыл счет и на его имя. И с тем же самым наполнением, в пятьдесят тысяч долларов. Затем заговорщицки поманил пальчиком на свою сторону стола. Понажимал кнопки и, чрезвычайно довольный собой, ткнул пальцем в монитор. Там была Стрелка, стоящая рядом с "Жигулем" и нервно смолящая сигарету. -- Прекрасная у вас девушка, -- сказал Аникеев, улыбаясь пуще прежнего. -- Замечательная. Вот только ботинки носит совершенно чудовищные. Хотя понимаю, мода требует жертв. Так-так-так, -- он еще понажимал кнопки, и изображение увеличилось, -- а что это у нее в кармане? Вишь, как оттопырился-то. Это вы напрасно затеяли. Напрасно. К друзьям приехали. Ни в Трейд какой-нибудь. В общем, если будут какие-то проблемы, трудности, то сразу же звоните. Или прямо без звонка. Очень было приятно. Очень. И Аникеев протянул Танцору руку для прощания. Танцор с изумлением обнаружил, что в перстне у него был уже рубин, а не изумруд. Следующая выходка, именно шаловливая выходка, еще больше обескуражила Танцора. Аникеев вынул из кофейной чашки ложечку и мелодично постучал ей по фарфоровым зубам. И сказал явившейся девушке-референту: -- Илона, проводи, пожалуйста. Танцор задумчиво вышел, припоминая, не пересекались ли когда-нибудь их пути в далеком актерском прошлом. Где-нибудь на гастролях, на каком-нибудь европейском фестивале, в Доме актера... Нет, память, насупившись, молчала. И вдруг в лифте до него дошло. Дошло и пронзило новым знанием о жизни, о которой он, оказывается, практически ничего не знал. Эта постоянная улыбка -- доверительная, располагающая, обволакивающая собеседника душевным комфортом -- всего лишь результат пластической операции. И ничего более. И от нахлынувших чувств Танцор еле сдержался, чтобы не трахнуть в лифте девушку Илону, которой тот же самый хирург придал несколько иное выражение лица. АППЛЕТ 21. ПРОФЕССИОНАЛЫ ДОЛГО НЕ ЖИВУТ Подойдя к Стрелке, Танцор имел до такой степени специфический вид, что она решила не тревожить его всякими "а что?" и "а как?". Молча сел за руль, аккуратно пристегнулся ремнем, чего за ним никогда не водилось, и поехал, по-прежнему пребывая в задумчивости. И лишь на Рижской эстакаде коротко бросил: -- Ты бы пушку там, у банка, как-нибудь не так демонстративно держала-то. -- А что такого-то? -- Да этот хмырь мне тебя на мониторе показывал. Камеры там у них всюду. Типичная террористка, лицо деревянное, карман оттопыренный, и в глазах нечеловеческая решимость. Эсерка, блин! -- Ладно, успокойся. Дома поговорим. -- Поговорим, -- мрачно сказал Танцор. И посмотрел в зеркало, на джип, в котором Следопыт ехал сзади предельно нагло, словно окрещенный в бандиты. -- Что за блядская команда мне досталась, -- продолжал бурчать Танцор. -- Ладно, помолчи. За дорогой смотри повнимательней. А то этот в задницу въедет. Его аж распирает от счастья. Вчера уже отоварил десять карт. Пятнадцать штук снял. -- Козел! -- грязно выругался Танцор. И стукнул кулаком по сигналу. Следопыт весело помигал фарами. -- Всех на хрен уволю! -- прорычал Танцор. И после этого до самого дома ехал молча, погруженный в какие-то свои раздумья. Дома Следопыт на глазах у изумленного Танцора начал вытаскивать из двух пакетов и раскладывать и расставлять на столе нечто невообразимое, нечто абсолютно противоестественное в данной ситуации: балыки, окорока, банки с икрой, ананасы, еще какие-то банки, вероятно, с маринованными мидиями, шампанское, коньяк "Хеннесси"... И, наконец, ликер "Малибу" -- мечту идиотов всего мира, у которых в кармане зашевелились папины деньги. Следопыт ликовал! Следопыт намеревался впервые в жизни гулять от души! Следопыт хотел достойно угостить друзей! Танцору это было до такой степени отвратительно, что он чуть было не хряснул коньяк об угол раковины. Но сдержался. Сдержался из жалости. Поскольку была надежда, что завтра дорвавшемуся до баксов Следопыту будет неловко за этот приступ новорусскости. Лишь сказал спокойно: -- Давай-ка, убери все это обратно. Отвезешь домой и будешь там поедать потихоньку, размеренно, чтобы заворота кишок не было. И задумайся, на хрен... Тут Танцор все же стал заводиться: -- Задумайся, на хрен, на кого ты сейчас похож! Без пяти минут, можно сказать, труп. Что подумает патологоанатом, который, вполне возможно, будет тебя сегодня вечером вскрывать? Как он, получающий гроши и видящий такого рода жратву только по телевизору, как он плюнет в твое разрезанное брюхо, с какой злостью! Следопыт с удивлением смотрел на Танцора. Стрелка тоже, поскольку она его такого еще не видела. -- Танцор, сбавь-ка обороты, дорогой! -- решила она прекратить это собачение. -- Нам тут нервы свои демонстрировать не надо! Мы тоже не деревянные. И у нас у каждого по стволу в кармане. Так что не надо. И брось свои командирские замашки, нам тут единоначалия не надо. Понял?! -- Понял, -- смиренно ответил Танцор. Взял чашку, налил воды из-под крана и выпил залпом. Как лекарство. После этого начали нормально разговаривать. Танцор последовательно, с подробностями, включая свои мысли в лифте, рассказал о результатах похода. Все настолько въехали в серьезность своего положения, что Следопыт, казалось, абсолютно не отреагировал на то, что Аникеев положил ему полста штук. Во всяком случае -- внешне. -- Вот такая хренотень, -- подытожил Танцор. А потом неожиданно спросил: -- Никто из вас стихи не писал? -- Ты, что ли, писал? -- удивленно откликнулась Стрелка с дивана, который стоял далеко от окна и уже начал погружаться в сумерки. -- Представь себе. Это ваше поколение, как только родилось, так сразу же начало заколачивать баксы всеми доступными и недоступными способами. А у нас было время, как теперь считается, бесполезное и бессмысленное. -- Ну, ты про всех-то не трепись, старпер маразматический, -- слегка обиделась Стрелка. -- Мне второй отчим две книжки читал: про Робина-Бобина и про то, как предохраняться от беременности. Так чего ты про стихи-то? -- Да просто у тех, кто стихи не писал, не развито образное мышление. -- А у тебя, значит, развито, -- тупо сопротивлялась Стрелка, любившая самоуничижение лишь в других людях, но никак не в себе. -- Просто мне в голову, -- Танцор, словно был на сцене, в какой-нибудь подвальной студии на пятнадцать зрителей, трижды постучал указательным пальцем себе в лоб, -- мне в голову пришла одна иллюстрация нашего положения. Кто-то построил хитроумный лабиринт. И запустил туда нас -- троих беленьких лабораторных мышек. Мы мечемся, ищем выход, кружим на одном месте. А он сверху наблюдает за нашими маневрами. Мы же, блин, как на ладони! Вот это я сегодня и понял, разговаривая с человеком, который всегда смеется! -- Хорошо еще, -- откликнулся Следопыт, -- если этот наблюдатель какую-нибудь диссертацию пишет. Но хрен-то. Это, скорее, шоу какое-то блядское: "А теперь, уважаемая публика, переходим от стола с закусками к монитору и смотрим, что вытворяют эти забавные человечки! Делайте ставки, господа!" -- Да, но мне совершенно непонятна одна вещь. -- Диван, на котором сидела Стрелка, уже до такой степени уполз в темноту, что когда она затягивалась сигаретой, то лицо подсвечивалось и казалось чужим, очень далеким и иллюзорным. -- Непонятно то, как ты смог встретиться с этим банкиром. -- Охрана пропустила, девушка привела... -- Да я совсем не о том. Все-таки я иногда верю в то, что мы программоиды или как там еще. Сделанные. Конечно, и люди сделанные. Но все же... Следопыт, ты же нам все это рассказывал, как вы с тем программером разговаривали, которого потом замочили. И он говорил о нашей разработке. В смысле -- разработке нас. Так? -- Так, -- ответил уже совсем отошедший от недавней эйфории Следопыт. -- Рассказывал. Ты знаешь, я думаю, что я тоже... Что тогда, в декабре, Безгубый все же замочил меня. А потом сосканировал, и вот... Я тоже программоид. Установить невозможно. -- Вот-вот, -- возбужденно, сбиваясь, заговорила Стрелка, -- вот! Тогда непонятно, как ты, Танцор, встретился с Аникеевым. Он тебя знает по "Мегаполису". То есть он был с другой стороны Сети... Значит, он человек. И как же? Как же... Не понимаю... -- Ну как, как... -- Танцор наморщил лоб, чего в уже настоявшихся сумерках не было видно. -- У человека есть астральное тело. Так? Почему не может быть сетевого тела? Может быть вполне. Так что это была проекция банкира на Сеть. Все элементарно. Думаю, у нас тоже есть что-то такое на что-нибудь другое. -- Ладно, Танцор, тебе надо было устраиваться пресс-секретарем какого-нибудь мудозвона. Что тот ни сморозит, все разъяснишь в лучшем виде. -- Стрелка уже отчасти развеселилась. И вдруг, словно полицейская собака, начала шумно нюхать темноту и шарить вокруг себя руками. Танцор со Следопытом замерли от неожиданности, решив, что это какой-то приступ чего-то такого -- то ли девичьего, то ли просто человечьего. Наконец-то донюхалась, дошарилась и заорала: -- Блин, горим! Следопыт вскочил, включил свет и, разобравшись, что к чему, вылил на диван две кастрюли воды. Настроения не было. Свежих мыслей тоже. Поэтому Следопыт поехал домой. Спать пришлось на полу. И это новшество настолько раззадорило Стрелку, что ее песнь любви -- "О! О, Мамочка! Ох! Мамочка! Блядь! Мамочка! О-О-О!" -- начавшись еще непоздним вечером, стала стихать лишь к середине ночи. И столько в ней было неистовства-жизни и счастья бессмертия, что московские мороки, крылатые упыри и прочая мерзость, боящаяся лишь света и радости, заслышав ее, отскакивали от этой животворящей волны, словно бациллы кариеса от обработанных пастой "Блендамед" зубов, сверкающих здоровьем и благополучием. * * * Сисадмин сидел и, как это вошло в его привычку в последние полгода, предавался раздумьям, плавая в клубах экваториального сигарного дыма. Благо новый проект -- "Щит", в отличие от "Мегаполиса" -- не требовал постоянного дергания, суеты и блошиных скачек. Времени было предостаточно. После того, как вырвавшаяся из ловушки плазма снесла половину лаборатории, Сисадмин, как это ни чудовищно звучит, успокоился. Именно успокоился, поскольку бешеный ритм "Мегаполиса" затянул и его, всего -- с потрохами, унизил до состояния некоего Сетевого придатка. И когда все накрылось медным тазом, он вздохнул с облегчением. Конечно, изображая при этом на лице скорбь, по поводу гибели Безгубого. Хотя, какая там может быть скорбь? По поводу кого? Так, отработанный материал, совершенно спятивший кретин, на которого пролился мощный поток баксов. Потом, конечно, понял причину. Не метафизическую, а самую банальную -- техническую. Описал систему системой дифуров и смоделировал. И монитор вычертил приговор, который был известен заранее. Если бы, конечно, сразу же, в самом начале, не поленился пошевелить мозгами. Из-за введения в систему гигантского тотализатора, который был мощнейшим колебательным звеном, система была обречена: кривая двенадцать раз мотнулась вверх-вниз, с каждым разом увеличивая амплитуду и возбуждаясь, а потом сорвалась и круто ушла вниз, даже не пробежав половины экрана. Короче, прокололся, словно пацан. Поэтому новый проект, которым он занялся после трехмесячной релаксации, был совершенно иным. Сисадмин прекрасно понимал, что повторная неудача сделает его хроническим неудачником. И тогда на себе можно будет поставить крест. Страшно было не то, что многие начнут в нем сомневаться, многие брезгливо отвернутся, а кто-то решит свести счеты. Нет, это можно было бы пережить и через некоторое время начать все с нуля. Но был вполне реальный шанс после очередной неудачи стать живым трупом: Сисадмин видел вокруг себя многих, кто когда-то прекрасно начинал, да весь вышел. Внутри эти люди были выжжены дотла вечным страхом сделать что-то не так, неправильно, ошибиться и услышать, как внутренний голос брезгливо скажет: "Ничтожество!" Поэтому "Щит" заведомо не мог самовозбудиться и пойти вразнос, грозно напоминая, что слово "резонанс" из русского словаря пока еще никто не вычеркнул. Это был медленный процесс, который в чем-то напоминал развитие метастаз. Конечно, применительно к Интернету. Был при этом, естественно, и тотализатор. Но уже совсем другого типа. Люди ставили на один из возможных вариантов развязки и ждали окончания игры. Ждали, не суетясь, периодически сверяя свои прогнозы с развитием процесса. И выиграть или проиграть -- хоть играли и очень по-крупному -- это было для них не самым важным. Главное -- убедиться в своей правоте, возрадоваться прозорливости и в очередной раз доказать свою исключительность. Мало того, что все были очень богаты, но все еще были и аналитиками. Точнее, стали богатыми благодаря такому своему качеству. Сисадмин же при любом раскладе имел на этом свой процент и возможность расслабиться. Полгода. А то и год. Как фишка пойдет. Пришлось изрядно поменять и игровой состав. Всех этих Трансмиссий, Профессоров, Скинов заархивировал на хрен. Оставил, естественно. Танцора со Стрелкой. Пристегнул к ним новую модель -- Следопыта. Для некой провокативности. И Деда. Это был уникальный экземпляр, непредсказуемый, словно шаровая молния. На девяносто девять процентов эвристическая модель. Да еще с абсолютно неконкретизированной мотивацией поступков. Впрочем, как и было оговорено с участниками тотализатора. Дед был создан по принципу "бодливой корове бог рогов не дал". То есть имел ограниченное число степеней свободы. Иначе игра была бы куда безумней "Мегаполиса". Короче, вся эта шарманка была запущена, и теперь можно было наслаждаться бездельем. Например, представлять, насколько близко самоощущение игроков к человеческому. Способны ли они к рефлексии? Как и насколько остро чувствуют? Если, конечно, способны чувствовать. Поскольку общаться с ними можно было только через адаптер, то ничего этого известно не было. Да даже и про другого-то человека ничего определенного сказать невозможно. А тут... Сплошная иллюзия. Невидимая и неслышимая. Дающая о себе знать лишь при помощи модуляции растра монитора и последовательностей единичек и нулей, врывающихся через порт модема. Так Сисадмин думал и мечтал дни напролет. Все это, конечно, было приятно и удобно. Кабы иногда не одолевала скука. * * * Танцор стоял на перекрестке, дожидаясь зеленого. Перегнал приемник с "Европы-плюс" на "М-радио". Закурил. Взялся за ручку переключения скоростей... И вдруг боковым зрением уловил слева что-то необычное. Какое-то странное движение. Повернул голову. И увидел, что в стоящем рядом зеленом "Вольво" поползло вниз боковое стекло... Внутри сидел один из убийц. Что на Пушкинской. Взгляды встретились. Танцор бросил ручку и судорожно полез в карман. Потому что тот, в "Вольво", уже поднимал руку с пистолетом. Танцор не успевал. Не успевал, понимая, что надо бы кинуться вправо на сиденье. А потом, если удастся, если повезет, открыть правую дверь и вывалиться на землю. И если опять повезет... Но Танцору было неловко. Точнее, было бы неловко жить, если такой заячий трюк удался бы. Поэтому он, ухватив наконец-то пистолет, тащил его... и тащил... и тащил... Продолжая не мигая смотреть в глаза смерти. И вдруг сзади раздался бешеный визг резины, и сразу же -- в зад "Вольво" кто-то вмазал со страшной силой, отбросив машину вперед метров на пять. На месте "Вольво" стоял темно-коричневый джип. И в окно орал один из тех, что перебили таганских бандитов: "Давай, на хрен, скорей!" Танцор рванул вперед. И, хоть и был в трансе, увидел, как из джипа, обогнувшего "Вольво" справа, что-то влетело в окно заклинившей машины. И потом, уже далеко позади, рвануло. Уже как бы и не сильно, поскольку, во-первых, он успел отъехать на изрядное расстояние, а во-вторых, движок "Жигуля" ревел, словно "МиГ" на форсаже. Понял, что надо сбросить скорость, а не нестись по Большой Пироговке ошпаренной собакой. Хоть и ни при чем, но пушка в кармане. И этого вполне достаточно. А отстреливаться от ментов в его положении было бы полным идиотизмом. Джип шел сзади. И мигал правым поворотником. Все правильно, надо уходить с трассы. Надо уходить и теряться в броуновской московской сутолоке. Вначале в сторону Усачева ушел джип. Потом он. Минут через десять "Жигуль" Танцора был уже ничем не отличим от сотен тысяч других московских машин -- та же скорость, слегка превышающая допустимую, та же умеренная наглость при перестраивании в другой ряд, та же раздраженность на светофорах. Можно было начинать думать. Было ясно, что кто-то приставил к нему крутую охрану. И там, у Чипа, приходили не для того, чтобы рассчитаться с таганской братвой. Спасали именно его, Танцора. Но кто же это такой добренький? Уж не Петролеум ли? Если верить Весельчаку, а верить ему нельзя было ни при каких обстоятельствах, то он ничего не знает об этих чуваках. Более того, если ему все-таки поверить, то именно он и должен был стремиться замочить Танцора. Чтобы не искусился и не пустил дискету в дело. Потому что это будет квалифицировано рухнувшим Трейдом как диверсия Петролеума. Будет большой шум, и вслед за Трейдом рухнет и Петролеум. Не без помощи прокуратуры. -- Блин! -- заскрежетал зубами Танцор. И чуть не вмазался в притормозившего впереди "Москвичонка". До него дошло главное. Хрен с ней, с охраной! Почему этот ублюдок собрался его пришить?! Почему в такой неудобной ситуации?! Ведь выследил, сука! Ну и пас бы! Танцор остановился у обочины и сидел, не снимая рук с руля и неподвижно глядя в одну, бесконечно удаленную, точку. Ведь им сначала надо найти дискету! Выхватил мобильник, набрал номер и ждал, считая бесконечно длинные, словно иголки, которые нагоняют под ногти, гудки. Ждал. Ждал. Ждал. Наконец-то! -- Стрелка, слава Богу! Что ты так долго не подходила? -- Уж и пописать нельзя, что ли? Нетерпеливый какой выискался. -- Стрелка, милая! Запрись как следует! Слышишь? Сейчас же! На все замки. Давай, скорей. -- Да что такое-то? Ты с дуба, что ли, рухнул? -- Сейчас же, слышишь? Это очень, очень опасно! Танцор услышал, как трубка слегка стукнулась о стол. Послышались шаги. Или ему это почудилось от взвинченности нервов. Потом Стрелка опять взяла трубку. -- Ну, заперлась. И что дальше? -- Сейчас же достань пушку. Проверь обойму... Да, у нас там еще одна есть -- "Беретта". И сними с предохранителя. Ясно? -- Ну, ясно. -- Стрелкин голос был совершенно невозмутим, словно речь шла о каком-нибудь зонтике, который надо захватить, выходя из дома. И это слегка успокоило Танцора. -- Так в чем дело-то? -- продолжила она так же спокойно. -- Похоже, они знают, где я живу. --Ты? -- Ну, мы, мы! Ловят-то меня. -- А с чего ты, собственно, взял, что знают? -- Стрелка, долго рассказывать. Жди, будь предельно осторожна. Эти скоты на все способны. Жди, скоро буду. * Проезжая мимо своего дома. Танцор услышал какие-то странные приглушенные звуки. Словно где-то далеко долбили асфальт отбойными молотками. И сразу же понял. И дав по газам, отчего на повороте машину занесло и стукнуло боком о дерево, пошел, словно в лобовую атаку, во двор. Второй поворот. Тем же боком о мусорный контейнер. До подъезда было метров пятьдесят. И Танцор прошел их за три секунды. Причем последние двадцать метров -- обдирая резину и оставляя сзади две черных полосы. Потому что на полпути до него все дошло. Выдыхающаяся сила инерции протащила "Жигуль" еще немного, и он остановился в двух метрах от пока еще живого человека. Который медленно полз к машине Танцора, обдирая об асфальт лицо. Танцор совершенно бредово подумал: "Как же его с такой рожей в гроб положат?" А дальше были еще пятеро. Уже неподвижных. Тут же был и знакомый джип с распахнутыми дверьми и осыпавшимися стеклами. И голубое "Рено". Стояли нос к носу, словно обнюхивали друг друга. Танцор объехал это побоище. Приткнул машину к какому-то проржавевшему "Жигулю", "копейке". Вышел, воровато оглянулся и, прихватив за еще горячий ствол валявшийся между трупами Калашников, кинулся в подъезд. Взбежал на четвертый и начал тыкать кнопку звонка, словно в Doom2 контролом мочил монстров: -- Стрелка, это я! Слышишь, я! Открой! Дверь открылась. Танцор, чуть не сбив подругу с ног, влетел в коридор. Закрыл, повернул два раза ключ и прислушался. Лестница молчала. Молчала и Стрелка, с изумлением рассматривая Танцора. Наконец, кивнув головой на автомат, спросила чуть ли не шепотом: -- Блин, так это ты там?! Этих? Танцор молча прошел в кухню. Поставил Калашникова рядом с раковиной. Напился прямо из крана, как он не делал, наверное, уже лет двадцать. Закурил. -- Ты? -- Нет, -- покачал головой Танцор. -- Ты будешь долго смеяться, -- сказал он с каким-то чуть ли не истерическим надрывом, -- но это перебили друг друга охотники за мной, то есть еще, конечно, и за дискетой, которые из Трейда, и... мои телохранители. Блин! Стрелка испугалась. Испугалась искренне и остро. Потому что за девять месяцев не могла узнать Танцора как следует. И теперь, наедине, в запертой квартире, с автоматом в углу, с человеком, у которого от экстремалки в голове перепутались провода, перезамыкались контакты, осыпался конфигсисовский файл... И за дверью непонятно что... Танцор понял и грустно усмехнулся: -- Ты что, меня испугалась? -- Нет, Танцор, -- сказала как можно естественней Стрелка, -- все нормально. С чего это ты? -- Да не тронулся я, не тронулся. Все гораздо хуже, чем ты предположила. И рассказал о зеленом "Вольво", о темно-коричневом джипе, и о двух знакомых, с которыми сегодня столкнулся и которые были мертвы. А один из них, трейдовый, так даже и разобран гранатой на составные узлы. Стрелка, несмотря на обилие крови, о которой рассказал Танцор, уже совершенно успокоилась. -- Так что мы попали как минимум меж двух огней, -- подытожил он. -- Ясно лишь, что Трейд ведет себя так, как и должен вести. А вот кто эти тайные доброжелатели, которые свои жизни считают дешевле моей? Кто их поставил? И всех ли их сегодня перебили?.. Не хотелось бы. Очень бы не хотелось! -- Может, Петролеум? -- Маловероятно. Я уже думал об этом. Думаю, Весельчаку стало бы еще веселей, если бы меня потихоньку замочили. -- С какой это стати? -- Да с такой, что когда я поперся в Петролеум, то эти скоты трейдовские меня там и засекли. Наверняка. Так они и вышли и на эту квартиру, и на мой "Жигуль". И ты тоже засветилась. -- Так, и что с того? -- Да они просто-напросто записали на камеру, как я входил в Петролеум, как выходил. И время, которое я там торчал, тоже зафиксировано на ленте. И если теперь что-нибудь случится с Трейдом, если я пущу в дело дискету, то у них есть документ, подтверждающий, что в этом деле замазаны их главные конкуренты. Так что живой Петролеуму я не нужен. И даже вреден. За окном завыла сирена. Внизу уже восстанавливалась нормальная столичная жизнь, с ужасом покинувшая двор при первых же выстрелах. Из домов высыпала любопытная публика, которой представилась прекрасная возможность сравнить реальность с ментовскими телесериалами. Вокруг трупов бестолково толкались и сами менты из райотдела. Подъехала уже и бригада криминалистов с Петровки. Зачем-то стояла скорая, хотя явно нужна была труповозка. -- Ладно, -- мрачно сказал Танцор, отойдя от окна, -- разбираться со всеми этими неизвестными будем потом. Сейчас для нас главное выбраться отсюда. Чтобы не повязали. И больше никогда уже сюда не возвращаться. -- Так, может, подождем, когда менты уедут? -- возразила Стрелка. -- Зачем рисковать-то? -- Ага, менты уедут, а трейдовские ублюдки приедут. И дырок в нас наделают. Так что надо прямо сейчас. Забираем только самое необходимое: лэптоп и оружие. -- И как же мы это добро мимо ментов дотащим? -- Ты потащишь, -- сказал Танцор абсолютно серьезно. -- К тебе меньше подозрения. Сядешь в "Жигуль", я его через один подъезд бросил, и -- вперед! -- А ты? -- А меня люди в белых халатах повезут, -- усмехнулся Танцор. -- Давай-ка, форматируй диск в Пентиуме. А я пока подберу себе что-нибудь пооперабельней. И полез на лэптопе на сервер 03.ru, нашел симптомы аппендицита и углубился в их изучение, понимая, что самое главное -- не перепутать левую часть живота с правой. Стрелка скинула на DVD все свои хакерские примочки. А потом недрогнувшей рукой запустила форматирование винчестера. Чтоб врагам ничего не досталось. Танцор, разобравшись с тем, как надо стонать и за какое место хвататься, разобрал автомат и спрятал его в сумку. Потом передумал. Порывшись в шкафу, нашел детское одеяльце, расстелил его на диване. Потом достал простыню, свернул вчетверо и положил сверху. Стрелка, покончив с софтом Пентиума, с изумлением наблюдала за этими манипуляциями. -- Что смотришь, -- пробурчал Танцор, -- собирай маленького. Гулять пойдешь. А то ребенок без свежего воздуха скоро дуба даст. -- А я могу? -- Каждая баба должна уметь пеленать. Это дело генетическое. В конце концов они совместными усилиями довольно убедительно упаковали в одеяло лэптоп вместе со всеми стволами. Получился нормальный детский конвертик. "Личико" младенца прикрыли уголком одеяла. Потом Танцор подумал еще немного и довел дело до полного совершенства. Немного порепетировав, записал на диктофон детское покряхтывание и попискивание и сунул его, покряхтывание и попискивание, в одеяло, в район предполагаемой головы. -- Все, давай учись, как надо ребенка носить. Думаю, в будущем пригодится. Вначале ушла "на прогулку" Стрелка. Потом два крепких фельдшера унесли на носилках Танцора, который так вжился в образ человека с грозящим лопнуть аппендиксом, что не только очень натурально закатывал глаза, но и был бледен, как смерть или статуя Венеры Милосской. Квартира, где почти год были счастливы два любящих, именно -- любящих, человека, опустела навсегда. Собственно, и квартиры-то через два дня не стало. Как и всего подъезда. Потому что перед бегством на машине скорой помощи Танцор забыл выключить газ. Вечером произошла авария на газопроводе. Когда же газ вновь включили, то он, не имея возможности сгорать... как пионерка, когда, повязывая галстук у костра... В общем, хорошо, что рвануло днем, а не ночью. Жертв было меньше. АППЛЕТ 22. СЕКС ДЕЛУ НЕ ПОМЕХА Через три дня Танцор со Стрелкой уже вполне пришли в себя. Шесть трупов под окнами и два в машине -- это, конечно, немного. Немного, когда тебе их выкладывают на телеэкран в одной серии. Но когда в натуре ?! И не за сорок минут попивания пивка из холодильника, а за двадцать, без пивка, с колочением собственного сердца о собственные ребра. То это много. И переживаний хватает дня на два, а то и на все три. Жили они уже в Сокольниках. Недалеко от паука, плавно переходящего в лес, который, если верить карте Москвы, мог кончаться сразу же за Королевым, пришедшим в упадок городом покорителей космоса. Но вполне мог тянуться и до северных рубежей родины, опять же плавно переходя в продуваемые суровыми ветрами заросли чахлых карликовых березок. Все эти три дня Следопыт настойчиво проламывался в некогда родную ему милицейскую базу. Дело это было не из простых, поскольку после его ухода из управления "Р" сменили все пассворды. Однако профессионал, владеющий мэйнфреймом, словно Коган скрипкой Страдивари или Путин маузером Дзержинского, способен творить чудеса. Через три дня он во всем разобрался и настучал Танцору письмо. tancor, privet! Ja koe-chto uzнал! Действительно, трое из замоченных у вашего подъезда -- это боевики Трейд-банка. Надеясь, фамилии тебя не интересуют? Да, а там, в машине, гранатой -- эти тоже из той же конторы. А вот с тремя оставшимися посложнее. Опознали только одного. Челябинский, из охранной фирмы, бывший краповый берет. Из этого следует, что кто-то здорово заплатил, чтобы вас со Стрелкой не трогали. К чему бы это? И за какие такие заслуги :-[ Понятное дело, версий у ментов пока никаких. Самая убедительная -- на почве личной неприязни :)) Что будете делать? Уверен, охота на тебя. Танцор, не закрыта. В Трейде охотников осталось до хрена. А может, и больше. Попробую наковыряться в челябинских делах. Может, кто-то там на Трейд зуб нарисовал? Хотя это и маловероятно. Наверняка дела чисто московские. Наше дело правее, мы победам! Best regards, sledopyt Ситуация, в которую влип Танцор, становилась все более непонятной. До такой степени непонятной, что впору было подумать, что именно Сисадмин купил эту защиту. Мысль хоть и бредовая, но имеющая под собой некоторые резоны. Например, считая их со Стрелкой своей собственностью, он вправе эту собственность уберегать от. уничтожения. Однако тогда теряется смысл игры, исключается элемент случайности. К тому же наверняка у Сисадмина предостаточно претендентов на освобождающиеся игровые места. Так что Танцором больше, Танцором меньше -- один хрен. Все это гадание на кофейной гуще, точнее -- на горе трупов. Танцору уже осточертело. Поэтому он решил устроить мозговой штурм. Через три минуты по телефонным кабелям из одного конца Москвы в другой полетело письмо: sledopyt :((( Я уже охренел от неопределенности! Завтра в 2 встречаемся у тебя. Будем усиленно шевелить мозгами. Обязательно позови Деда. Сумасшедшие -- они способны на многое. Особенно в такой запутанной ситуации. ТАНЦОР ;) Ну а пока решили посмотреть, что же вышло из затеи с WEB-страничкой, на которой они повесили объявление о продаже номеров пластиковых карт оптом и в розницу. Стрелка залезла в специально открытый по этому поводу ящик на хотмэйловском сервере. И ужаснулась. В инпутовскую папку посыпались бесчисленные письма от всяких мелкотравчатых хорьков. Большая часть юзеров, вскормленная в русской Сети на халяве, предлагала продать им ПИН-коды за сто показов баннеров. Однако некоторые, наиболее щедрые, готовы были даже раскошелиться и на тысячу показов. Были и другие, "очень выгодные", предложения. Например, в качестве платы обещали разместить на своем сайге кнопку стрелкиной странички, или переслать десять паролей для халявного подключения к Интернету, или файл с абонентами МГТС и МТС, которого сейчас нет разве что у самых ленивых. Были и предложения о "материальном" бартере. Пытались впарить "совсем новый" четырехскоростной CD-ROM, "очень надежный" винт на 160 мегабайт, "прекрасный" пятидюймовый дисковод, переходник с Мака на ЕС-ЭВМ, два сетевых кабеля, "которые надо немного подмотать изолентой", процессорный вентилятор "с немного погнутыми лопастями", шесть пуговиц от генеральского мундира, куриную косточку, мышиный хвостик, крылышки капустницы и говорящего таракана. Немало было навалено и самых разнообразных наглых "спамов", предлагавших отдых в Египте, катание на лыжах в Альпах, садовые участки в городской черте Мурманска, автомобили любой фирмы мира с доставкой в течение двенадцати часов, горячие обеды в офис, неземной секс на рабочем месте... И, конечно же, -- возможность разбогатеть. Разбогатеть немедленно и баснословно. Самое омерзительное письмо на эту тему было таким: ВАМ НЕСКАЗАННО ПОВЕЗЛО, ЧТО ВАМ ПРИШЛО ЭТО ПИСЬМО! В РОССИИ И СТРАНАХ СНГ ТАКОЕ ВПЕРВЫЕ! ВАМ НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ИМЕТЬ КАКИЕ-ТО ОСОБЫЕ СПОСОБНОСТИ, ВАМ НЕ НУЖНО ИМЕТЬ ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ КАПИТАЛ, ВАМ НЕ НУЖНО РИСКОВАТЬ И НЕСТИ ЗАТРАТЫ! ТАКОЙ, КАКОЙ ВЫ ЕСТЬ, ВЫ БУДЕТЕ ПРИНЯТЫ ПРОГРАММОЙ RMI, И ОНА СДЕЛАЕТ ВАС БОГАТЫМИ! Суперпрограмма "Sickness Magic by Internet"! Или просто RMI! На Западе уже давно престижно носить звание участника RMI, и не просто престижно, но и очень полезно, т.к. каждый, вступавший в этот грандиозный бизнес, получает в течение 5-6 месяцев НЕВЕРОЯТНУЮ ПРИБЫЛЬ! Для России такой доход составляет 3 МИЛЛИОНА РУБЛЕЙ! Ну, а кто постарается - и все SO МИЛЛИОНОВ! Эта идея родилась в Японии, и по всем параметрам превосходит обычный сетевой маркетинг. Миллиардеры США, которые разбогатели именно за счет участия в этой суперпрограмме, назвали ее не иначе как "Diamond Stream", что означает "Алмазный поток". Почему "Алмазный", а также многое другое об этой суперпрограмме. Вы узнаете, сделав запрос по адресу: leo2001@spam.ru, и, конечно же, подучите исчерпывающие инструкции о том, как стать счастливым участником этого супербизнеса! Кроме того, благодаря участию в этой программе Вы получите необычайную книгу, аналогов которой больше нет во всем мире. Это -- самая шокирующая книга второго тысячелетия! Стрелка раздраженно отправила всю эту чухню в корзину и занялась тремя письмами, к которым были приаттачены вирусы-трояны. Среди них могло быть послание Трейда, Петролеума или еще кого-нибудь, для кого любая информация о дискете была крайне важна. Понятное дело, все они имели ни о чем не говорящие обратные адреса, не собственные, установленные провайдером, а мэйлрушные. Однако многое об отправителях можно было бы узнать по тому, на что настроен его троян, что он должен сделать, попав в чужой компьютер, и потом отправить хозяину по емеле. Трейдовским банкирам надо было собрать как можно больше сведений о владельце компьютера. И это было вполне реально, поскольку многие хранят в памяти и свой телефон, и адрес, и даже номер паспорта. Но даже и адресная книга с чужими адресами, фамилиями и телефонами могла оказаться полезной в поиске человека, скрывающегося под ником. Опытный аналитик, составив карту перекрестных связей искомого человека, с легкостью вычисляет его личность и местонахождение. Стрелка долго и тщательно изучала присланные проги. Что-то бубнила себе под нос. Несколько раз порывалась воскликнуть: "Bay!" -- но тут же осекалась. Танцору, как это бывало с ним обычно, когда Стрелка занималась важной хакерской работой, захотелось вкусить женского тела. Слишком уж соблазнительно выглядела она в такие моменты: одухотворенность, сосредоточенность, шевеление губами, умопомрачительность позы и -- легкое раскачивание на стуле. Танцор робко, зная ее крутой нрав в такие моменты, подошел и попытался обратить ее внимание на то, как хорошо, как сладко было бы сейчас потрахаться. Но Стрелка, поняв этот маневр, не отрываясь от монитора, предостерегла его вполне внятно: -- Танцор, мне ведь недолго и ботинки надеть. Смотри у меня. А когда я в ботинках, то с блядунами у меня разговор короткий. Ты ведь знаешь? -- Знаю, ох, знаю, -- разочарованно согласился Танцор. И Стрелка продолжила ковыряться фарменеджером в вероломных программах. Танцор пошел от греха подальше на кухню. Пить чай. Через полчаса стало понятно, что все три трояна были написаны так, чтобы обшарить память и найти лишь номера пластиковых карт и их ПИН-коды. То есть это были никакие не банкиры, а все те же алчные юзера, хотевшие нахаляву урвать лакомый кусок. А один из них оказался еще и настоящей гнидой. После отправки информации по емеле его троян должен был отформатировать винчестер. Стрелка разочарованно выключила компьютер. И поняла, что это разочарование необходимо срочно компенсировать. -- Эй, Танцор, -- позвала она потихоньку и вкрадчиво. -- Жив ли ты еще? Горит ли в твоей крови по-прежнему огонь желаний? Ау-у-у... -- Нет, погас, -- откликнулся с кухни Танцор. -- Что я тебе, сексуальный робот, что ли? Нажала на кнопку, и пошел работать. -- А кто же ты? -- искренне изумилась Стрелка, подойдя к другу сразу всеми частями своего волнующего тела. -- Кто же ты, блин?! Это мы, девушки, существа чувствительные. Нам нужны изысканные запахи, нежные слова, ласковые прикосновения. А вам, грубым мужикам, все равно где и когда трахаться: ночью на чердаке или в обеденный перерыв на стройплощадке. -- Почему же. Однажды, помню, в кабине башенного крана... -- Фу, пошляк. -- И Стрелка начала медленно расстегивать пуговицы на рубашке. Верхнюю. Потом следующую... -- Ну, хороша я? -- вкрадчиво-блядским голосом: -- Хороша, да? Танцору возразить было нечего. Да и не хотелось. Точнее -- хотелось, уже снова очень сильно хотелось. И через двадцать минут квартира наполнилась сладкоголосой песнью нежной любви и горячего секса: "О! О, Мамочка! Ох! Мамочка! Блядь! Мамочка! О-О-О!" Соседи, пока еще не привыкшие к таким концертам, довольно долго раздумывали, стучать ли им по батареям или же дождаться естественного окончания этого затяжного оргазма. Через десять минут раздался первый, пока еще робкий, как бы извиняющийся стук. Вскоре к нему присоединился второй стук, уже не такой деликатный, как бы вопрошающий: "Когда же прекратится это безобразие?!" Третьим был стук уже совершенно беспардонный, абсолютно хамский: "Ну вы там, на хрен кончайте свое блядство!!!" И через пять минут весь дом, весь девятиэтажный, весь трехподъездный, сверху донизу, с севера до юга, с востока до запада наполнился страшным грохотом. Это очень напоминало тюремный бунт. Хотя, так оно в общем-то и было. Тюрьма чувств. Узилище эмоций. * Котляр в Трейд-банке не был таким уж безответным человеком. Да, должность у него была, конечно, препаскуднейшая: не есть, не спать, постоянно быть начеку, постоянно на взводе, предотвращая мелкие хулиганские наскоки и крупные массированные наступления на банковские фонды. Однако неформально он был, пожалуй, даже главнее Председателя. Потому что хозяином банка был отнюдь не Председатель. А, как принято сейчас говорить, "совет директоров". Раньше же слова были совсем другие: не "банк", а "общак", не "совет директоров", а "авторитеты", не "заседание совета директоров", а "сходка". И Котляр был назначен этим самым "советом директоров" не столько охранять коллективные деньги от внешних врагов, сколько присматривать, чтобы нанятый "советом директоров" Председатель не устроил какую-нибудь подлянку. Можно было бы, конечно, поставить и своего человека. Да так, собственно, на первых порах и было. Однако с определенного момента "свой человек", изучавший теорию и практику финансового дела еще при советской власти и исключительно в качестве подпольного цеховика, перестал ориентироваться в новых условиях. И пришлось нанимать Председателя, человека с образованием, диссертацией, с острым и холодным умом. Однако был он совершенно чужим. И кодекс криминальной чести был для него так же абстрактен, как и "Моральный кодекс строителя коммунизма" или же принципы управления государством, изложенные Конфуцием. Поэтому за ним нужен был глаз да глаз. Между Котляром и Председателем сложились довольно странные отношения. Чтобы не навредить финансовому предприятию, Котляр никоим образом не посягал на единоначалие, публично демонстрируя перед Председателем чуть ли не раболепие. В то же время, если бы тот решился на какое-либо вероломство, без сомнений и колебаний тут же убил бы его. Председатель же, понимая, что никаких "личных отношений" между ними быть не может, что любые попытки добиться расположения Котляра и тем самым облегчить свою участь в экстремальной ситуации обречены на провал, -- как и подобает истинному начальнику, придерживался в отношениях с подчиненным строгого тона. При этом Председатель мысленно звал Котляра "бандитским комиссаром", Котляр же Председателя -- "шакалом-крысятником". События последних двух недель Котляру сильно не нравились. Потому что во всем этом приключении с дискетой было очень много непонятного. Непонятно было прежде всего то, почему дискета еще не сработала и не обрушила банк. Ведь Дисковод, которому она попала в руки, уже ходил в Петролеум. И Петролеум, скорее всего, не купил ее, а посоветовал, как попроще и побезопасней распотрошить счета половины клиентов Трейда. Чтобы самим в дерьме не замараться. Однако это были тщетные надежды. Если что, то у Котляра была кассета со съемкой, на которой прекрасно видно, во сколько и какого числа Дисковод зашел в Петролеум и когда он оттуда вышел. Кстати, копию Председатель послал этому хрену Весельчаку. Чтоб повеселее жилось, чтобы знал: если что, то Трейд утащит с собой на дно и Петролеум. Еще более загадочной была фигура Дисковода. Катается, блин, по Москве на простом "Жигуле", но при этом какие-то совершенно непонятные его люди пачками гробят трейдовских парней. И абсолютно непонятно, зачем, свалив из квартиры, он взорвал полдома. То ли супер, каких в Москве пока еще не было. То ли чайник, про которых говорят: "Дуракам везет". И что за телка с ним в ботинках американского морского пехотинца? И кто за ним стоит? Котляр интуитивно чувствовал, что какую-то, вероятно, очень важную, роль во всей этой чертовщине играет Председатель. Наверняка ведет какую-то тройную игру. Если не четверную. Вполне возможно, что он тайно крутил и вертел для того, чтобы под шумок хапнуть и где-нибудь схоронить трейдовские фонды. То есть общак. Но как? Этого Котляр не мог понять ни на трезвую голову, ни напившись, чтобы снять напряжение этих безумных дней. Была у него и еще одна головная боль. Если Дисковод и дальше будет мочить его парней с такой же интенсивностью, то скоро придется брать новых. И при этом существовала реальная угроза того, что Петролеум насует в трейдовскую службу безопасности своих людей. А это смерти подобно. Потому что самое главное в любом российском банке -- это надежная служба безопасности, которая стережет многие миллионы долларов от разграбления не снаружи, а изнутри. От своих же хануриков, которых когда-то, когда Котляр был еще молодым рецидивистом, называли "несунами". Раньше выносили с заводов гвозди и сиденья для унитазов. Сейчас прут пачки долларов. Таковы культура и национальный уклад. И не считаться с этим невозможно. АППЛЕТ 100. ПСИХОДЕЛИЧЕСКИЙ ШАБАШ Следопыт наконец-то осознал себя небедным человеком. Это Танцор сразу же отметил по тому, что к встрече гостей он подготовился без всякого выпендрежа. Никакого тебе "Малибу", напитка прыщавого юношества и молодящихся американских старух, никакой паюсной икры, с горкой наваленной в салатницу, никаких ананасов в шампанском. Лишь балык, разделанный на газете "Совершенно секретно", да два десятка "Гессера". А вот напыщенный Дед приволок трехгранную литровую бутылку "Грантса". Что, впрочем, было вполне понятно и даже неизбежно: чего еще можно ожидать от человека, долгих сорок лет не пившего ничего, кроме токсичной водки Владимирского спиртзавода, и у которого на старости лет завелись кой-какие деньжата? Сели за стол. -- Ну, что, блин? -- начал Танцор на правах второго по старшинству и первого по жизненному опыту, отхлебнув пива из горлышка. И опасливо покосился на Деда, который отхлебнул виски не меньше, а может быть, и больше. -- Давай, Следопыт, бери листочек бумаги. И черти всякие схемы, как это менты в кино делают. Итак, что мы имеем? -- Мы имеем, -- старательно, с высунутым от усердия кончиком чуткого языка, рисуя на бумаге кружочки, начал Следопыт, -- Трейд. И в нем двух главных действующих лиц -- Председателя и Котляра, начальника службы безопасности. Снаружи Трейда, как бы снаружи, находится серьезная криминальная группа, которая и является настоящим владельцем банка. Назовем ее "советом трейдовских авторитетов". -- А внутри Трейда, что ли, только эти двое? -- спросила Стрелка, с большим интересом рассматривая мэйнфрейм, жужжащий как минимум двадцатью вентиляторами. -- Эти двое -- главные. Все остальные ничего не решают. Причем они разные, как бы из разных команд. Котляр -- цепной пес, поставленный советом авторитетов. Председатель особо ничем с этой бандой не повязан. Кроме, конечно, денег, -- объяснил Следопыт, спрятав наконец-то язык в то место, где ему и положено было быть. -- Так, рисуй еще Весельчака из Петролеума. -- Танцор посмотрел на Деда и обнаружил, что в его бутылке уже осталось граммов девятьсот. -- Дед, так цельную бутыль и выхлебаешь? Дед, погруженный в глубокое раздумье, ничего не ответил. Лишь махнул рукой: мол, не лезь, не до тебя. Танцор понял, что психоделики не миновать. И продолжил: -- К сожалению, про Весельчака мы мало что знаем. -- Вы-то, может, и мало, -- выпятил грудь Следопыт, -- а я по Сети полазил и кое-что узнал. Как ни странно. Петролеум принадлежит именно Весельчаку, и никому более. У него довольно замысловатая траектория. После московского университета почему-то пошел в авиационный техникум, преподавать политэкономию. Потом стал директором "дома быта", где всякие ремонтные мастерские и ателье. Был под следствием по поводу крупной растраты, но выкрутился. И стал директором крупной овощной базы на Северянке. Потом наступила перестройка... -- Так что, у него никакого образования? -- перебила Стрелка. -- В смысле, финансового. -- Самородок. И вот этот самый самородок, когда при Горбачеве все уже начали робко подворовывать, провернул крупное дело. Открыл в Фирсановке подпольный заводик, на котором гнал водку из гнилых овощей. Впрочем, не только из гнилых, не случайно в ту пору север Москвы терзала суровая цинга. А поскольку в стране была борьба с пьянством, то водка народом ценилась очень высоко. Водка в больших объемах пошла на Дальний Восток, где обменивалась у браконьеров по четкому тарифу: ведро икры за бутылку водки. Икру закатывал в банки и пересылал это "красное золото" на Тайвань... -- Ага, -- сообразил Танцор, -- а оттуда в Россию компьютеры. Точно? -- Точно. Тебе бы это пораньше сообразить. Был бы сейчас человеком. -- Я, блин, тогда на сцене блистал, продвигал русское искусство на Запад. -- А умные люди, как видишь, продвигают на Восток сивуху. Короче, лотом встал в колею и делал все то же, что и другие: спекуляция ваучерами, а затем экспорт нефти и цветных металлов. Из всего этого и вырос Петролеум. А сейчас к нефти добавилось оружие. -- Что именно? -- очнулся Дед, у которого в бутылке было уже граммов восемьсот. -- Ракетные установки "Игла". Разработка коломенского КБ. А выпускают на заводе Дегтярева в Коврове. Официально продают в Индию, а налево толкают в Африку. -- Отлично, отлично! -- непонятно почему оживился Дед. И захватил инициативу. -- Так, рисуй, давай, загадочных челябинских защитников Танцора и соединяй их с трейдовским Председателем! -- Это с какого же хрена? -- удивился Танцор. -- Эк тебя со стакана вискаря повело! -- Да с такого! Мне все уже понятно. Я ведь тоже на своем Пентюхе поработал, ексель-моксель. Теперь еще кружок, внутри него "X". Соединяй его с Весельчаком и с Председателем. -- Какой такой икс? -- скептически спросил Следопыт, отмечая, что в бутыли у Деда еще поубавилось. Однако нарисовал. -- Да такой, какой вам и не снился! Дед начал возбуждаться. Глаза его уже сверкали каким-то почти инфернальным пламенем. Он часто и помногу отхлебывал из своего трехгранного сосуда, все более распаляя себя. Затем, когда бутыль наполовину опустела, резко уронил веки и начал монотонно-сомнамбулически говорить совершенно чужим и абсолютно трезвым голосом. Танцор, Следопыт и Стрелка смотрели на Деда с изумлением. Понимая, что имеют дело с трансом, с переходом через границу, наглухо закрытую для людей обычных, не отмеченных печатью гениальности. Или безумства. Что одно и то же. Приоткрывающуюся для всех прочих лишь в их смертный час. В общем. Дед наговорил. Наговорил такого, чему невозможно было поверить ни при каких обстоятельствах. Однако поверили. Поверили потому, что волны чего-то мощного, исходившие от Деда, пронизывали их столь осязаемо, что волосы начали искрить. А лазерный принтер вдруг ни с того ни с сего начал выкидывать листы, испещренные какими-то неведомыми значками. Вероятно, это была какая-то праписьменность -- доиероглифическая, доклинописная, дочеловеческая... * * * Сведения, добытые на просторах мирового информационного поля впавшим в транс Дедом-медиумом, были совершенно удивительными. Всю эту историю с дискетой заварил Председатель. Через подсадную утку он спровоцировал Ханурика, работавшего в банке в группе обслуживания компьютеров, переписать номера пластиковых карт вкладчиков. Провокатор, обещавший глупому и доверчивому пареньку за эту работу пять штук, должен был забрать дискету и передать ее надежному человеку. Этот человек, который, как и Ханурик и "подсадная утка", подлежал уничтожению сразу же после его использования, во-первых, должен был внедрить номера карт в Интернет при помощи одной из наиболее популярных сетевых рассылок. Во-вторых, изготовить дубликаты карт и распространить их среди москвичей через обычную почту. На самом раннем этапе этой аферы, "за пять минут" до начала паники среди вкладчиков, Председатель должен был перевести все активы Трейда куда-нибудь подальше от России. В банк какого-нибудь карликового островного государства. Куда-нибудь в Сент-Киттс и Невис или в Сент-Винсент и Гренадины. Шаг был рискованным. Поскольку все действия Председателя жестко контролировались человеком "совета трейдовских авторитетов" -- Котляром. Однако изворотливый и вероломный жулик, как ему казалось, полностью обезопасил себя от мучительных пыток и лютой смерти. Заполучив во время одного из фуршетов отпечатки пальцев Весельчака, он заказал через надежного человека в корпорации Intel специальные перчатки, на внешней поверхности которых был полностью воспроизведен рельеф кожного покрова пальцев и ладоней председателя правления конкурирующего банка. В перчатки были даже встроены баллончики с жидкостью, по химическому составу идентичной поту Весельчака. Остальное было делом техники. В час "X" Председатель должен достать абсолютно новый лаптоп, которого касалась лишь рука заводского настройщика, надеть перчатки и сделать перевод активов Треида в банк оффшорного государства. Затем перчатки уничтожались. А лэптоп с "пальчиками" Весельчака подбрасывался в один из его загородных домов, где его и обнаруживали люди Котляра совместно с головорезами майора Завьялова, купленного Председателем с потрохами. Тут же выяснялось, что ограбление Трейда было сделано именно с этого компьютера, о чем свидетельствовал протокол сетевого обмена, и именно Артемием Борисовичем Аникеевым, чьими отпечатками пальцев была помечена вся клавиатура. Таким образом, Илларионов оказывался вне подозрений. Тут же "разгневанный" Председатель, выяснив траекторию умыкания трейдовских миллиардов, вламывался в банк Сент-Винсента и Гренадин, распечатывал тайный счет... И обнаруживал, что на нем ничего нет. Точнее, долларов двадцать, оставленных лишь для того, чтобы поглумиться над ограбленными. -- Это-то хоть понятно? -- спросил Дед с ухмылкой, приоткрыв глаза лишь для того, чтобы влить в свою ненасытную глотку оставшиеся на дне несколько капель сорокатрехградусного поила. -- Или тоже разжевывать надо? И, встретив недоуменное молчание, опять закрыл глаза и продолжил. Дело в том, что на острове у Председателя сидит свой человек, которому принадлежит этот счет. А чтобы он не скрысятничал, не присвоил чужые деньги, в его мозги имплантировали интелевский чип, который подавляет волю и делает человека полностью управляемым. Этот раб получает по Сети приказ и переводит всю сумму в банк Кипра. Но уже на счет Председателя. После этого на мозговой чип приходит команда самоуничтожения... -- Стоп! -- не выдержал Танцор. -- Стоп, Дед! Я не имею ничего против перчаток с потовыделением. По барабану мне и мозги с чипом. Но ответь мне на такой простой вопрос: почему после того, как стало известно об утечке информации из Трейда, не поменяли пароли Председателя? Ведь в чем замысел? В том, что Весельчак якобы получил пароли от Ханурика. А потом его замочили. Значит, у Весельчака пароли н