Нильс Кристи. По ту сторону одиночества --------------------------------------------------------------- Nils Christie. "Jenseits von Einsamkeit und Entfremdung" c Universitetsforlaget AS, Oslo c "Духовное познание, Калуга, 1993 ISBN 5-88000-017-6 Перевод с нем. Э. М. Радской, ред. Л. Н. Банзелюк Email: no WWW: no Date: 1993 Изд: Духовное познание - Калуга, 1993 OCR: Иван Сидоров Spellcheck: Сидор Иванов, 1 Jan 2000 --------------------------------------------------------------- Эта книга об экспериментальных поселениях для не вполне обычных людей Экспериментальны они потому, что экономически и социально они образуют общину, что в них находится место почти для любого человека, сколь бы непривычным ни было его поведение, экспериментальны, поскольку вновь обращаются к старым формам жизни и культуры NILS CHRISTIE JENSEITS VON EINSAMKEIT UND ENTFREMDUNG Gemeinschaften Fur Aussergewohnliche Menschero Geistige Erkenntnis-Kaluga, 1993 НИЛЬС КРИСТИ ПО ТУ СТОРОНУ ОДИНОЧЕСТВА СООБЩЕСТВА НЕОБЫЧНЫХ ЛЮДЕЙ Духовное познание - Калуга, 1993 ББК88. К 825 К 825 Кристи, Нильс По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей. / Перевод с нем. Э. М. Радской, ред. Л. Н. Банзелюк-"Духовное познание", Калуга, 1993-180с. Одиночество подстерегает в современном обществе многих. Одни не поспевают за жизненной круговертью в силу своих физических или душевных особенностей (общество подчас называет их душевнобольными, инвалидами), другие отвергают идеалы общества потребления и стремятся к более гармоничному, христианскому жизненному устройству. В этой книге исследуется, как в кэмпхилл-доселениях в Норвегии люди, различающиеся и по физическим и душевным способностям, и по образованию, и ,по социальному статусу строят совместную жизнь. Автор, профессор социологии и криминалистику из Осло, знакомит читателя с жизненным укладом деревень, сопоставляет их с другими формами общественного устройства, рав-мышляет, что же такое достойная человека жизнь и какова цена современным техническим достижениям, всматривается в духовно-научные основы кэмпхилл-движения. Для специалистов в области психиатрии, социологии, социальг ной гигиены, для всех интересующихся этими проблемами, На русском языке издается впервые. Первое издание - "Beyond loneliness and institutions: villages for extraordinary people" (англ.) c Universitetsforlaget AS, Oslo ISBN 5-88000-017-6 c "Духовное познание, Калуга, 1993 К ЧИТАТЕЛЮ Кто в наше односторонне интеллектуальное время читает "Идиота" Достоевского, того не может не тронуть прекрасное, полное любви описание князя Мышкн-на. Что- же это такое, что так своеобразно затрагивает нас в этом человеческом облике? Редкие моральные качества, чистота сердца, находящая отклик в нашем сердце? Душевно-духовный облик людей, чье интеллектуальное развитие кажется нам недостаточным, гораздо более открыт, нежели тех, кто считается сегодня "нормальными". Мы, "нормальные", легко позволяем условностям, внутренней несвободе, зависти, страху, скупости и прочему закрыть наше подлинное существо, и чистый голос сердца не может прозвучать. Совместная жизнь, воспитание детей (и взрослых), чье развитие затруднено, требует от нас совершенно особой подготовки. Австрийский духоисследователь Рудольф Штайнер (1861-1925) также прошел через опыт совместной жизни и воспитания интеллектуально отсталого ребенка. Его понимание развития человека и общества лежит в основе той формы жизни, о которой идет речь в этой книге. Книга написана известным далеко за пределами собственной страны социологом и криминалистом, профессором Нильсом Кристи, автором многих книг. В ней очерчена жизнь деревенской общины в Норвегии, где примерно 70 человек, по обычным меркам называемых интеллектуально отсталыми, и столько же "нормальных" объединились в семьи и стараются создать осмысленную совместную жизнь. Если пожить в таком жизненном сообществе несколько месяцев, как это сделал Нильс Кристи, или даже половину жизни, чувствуешь исцеляющую человечность, отторгнутую нашим вечно занятым, лаправленным на коммерцию миром. И можно, наконец, спросить себя, совершенно в духе значительного романа Достоевского, кто из нас является больше человеком, кто из нас здоровее душевнодуховно? Редкостно здоровой может показаться нам жизнь такой деревенской общины, в которую сплетены эти люди! Возможно, нам вспомнятся образы из средневекового Новгорода. И в этих новых "деревнях" совсем явно  слышен мотив совместного исцеления. ] Возникает вопрос не являются ли эти люди, если вникнуть в их запросы и понаблюдать возникающие вокруг них культурно-духовные, социальные и экономические ебщинные мотивы, первооткрывателями новых социальных форм сообщества, близких тем, которые, например, упомянутый выше, но, к сожалению, недостаточно известный исследователь духовного мира Рудольф Штайнер описывает как "трехчленный социальный организм"? март 1993 МАРГИТ ЭНГЕЛЬ С женщиной, написавшей эти прогретые сердечностью мысли, специально для нашего издания, читатель еще не раз встретится в книге. Врач-психиатр, она выбрала ввой путь более сорока лет тому назад, и большая часть ее жизни связана с лечебно-педагогическим движением, с кэмнхилл-поселениями, с социально-терапевтическими сообществами. Недавно при ее поддержке возникла подобная деревня в Эстонии, а сейчас она прикладывает много усилий, помогая появлению ее в России В нашей стране антропософское понимание развития человека, то есть те идеи, те идеалы, которые объединяют людей в социально-терапевтические сообщества ч придают им силы строить совместную жизнь, мало известны не только широким кругам, но и специалистам; труды Рудольфа Штайнера и Карла К?нига, заложившие основу этого движения, еще не изданы в России. Лишь описательно, извне касается духовно-научных основ и автор книги, которую вы держите в руках, профессор социологии и криминологии из Осло Нильс Кристи. И все же эта книга, изданная первоначально в 1989 году на английском языке, а в 1992 также и на немецком, может быть для яас особенно интересна. Для духовной атмосферы России характерно томление по социально-здоровым формам совместной жизни. В нашей истории есть прекрасные тому примеры. Община как потребность души жива и сегодня. С другой же стороны-нарастающая в наши дни антисоциальность, и нередкая беспомощность перед ней материалистического воспитания, материалистической науки. И вот на наших глазах идеалы и практику социально-терапевтического сообщества исследует человек, выросший в русле традиционной науки, занимающий в ней высокое положение, представляющий эту науку. В каком-то смысле именно так могли бы увидеть эти деревни многие из нас. Может, быть, это по-научному дотошное исследование норвежского профессора Нильса Кристи поможет читателям, столкнувшимся в жизни со схожими проблемами, увидеть путь их разрешения, а у кого-то вызовет желание пристальнее всмотреться в глубоколежащие импульсы этого движения. ПРЕДИСЛОВИЕ Эта книга об экспериментальных поселениях для не вполне обычных людей. Экспериментальны они потому, что экономически и социально они образуют общину, что в них находится место почти для любого человека, сколь бы непривычным ни было его поведение; экспериментальны, поскольку вновь обращаются к старым формам жизни и культуры. Их в высшей степени разные обитатели - многие из которых по официальным меркам считаются "душевнобольными" - делят друг с другом все тяготы повседневной жизни: жилье, еду, работу, культурную жизнь. Нет индивидуальной оплаты, нет разделения на обслуживающий персонал и пациентов. Это, таким образом, не учреждения, но и не обычная жизнь. В течение двадцати лет я чувствую себя связанным с этими деревенскими общинами. Я непрерывно курсировал между ними и жизнью в "нормальном" обществе, и всякий раз перемена была культурным и эмоциональным шоком. Это две совершенно различных жизненных основы. Но благодаря различиям они как раз проливают свет друг на друга. В предлагаемой книге я пытаюсь показать видимое, как с той, так и с другой стороны. При этом предо мной стояли три цели. Во-первых, я хотел бы описать деревни так, чтобы стало понятно, сколь необычны эти поселения. В Европе их сейчас около шестидесяти, есть они и на других континентах. Поэтому важно изучить их более систематически. Современные индустриальные общества как на Востоке, так и на Западе всей своей производительностью способствовали искоренению альтернативных общественных форм. Уменьшается численность старых форм, сокращается богатство видов. Но в рамках этого процесса вдруг возникают новые образования, представляющие собой радикальные альтернативы. Возникают новые виды. Они позволяют по-новому понять социальную жизнь. Во-вторых, экспериментальные деревенские сообщества появились среди нас в известной мере в результате недовольства стандартными решениями нашего общества. И возможно, что как раз эти совершенно иные формы совместной жизни неожиданно хорошо подойдут для решения проблем современного индустриального общества. Наконец, третий вопрос, могут ли считаться эти деревни образцом и могут ли прежде всего воплощенные в них идеи помочь в современном кризисе социальной работы. Всюду закрываются специальные институты. При этом говорится, что люди, не соответствующие норме, будут включаться в нормальное общество. Но возникает вопрос, какая жизнь ожидает этих людей в повседневности нашего общества. С материальной точки зрения их жизнь будет приемлемой, по крайней мере в государствах всеобщего благоденствия. Но будет ли эта жизнь хороша с точки зрения социальных связей и культурной деятельности? Будут ли эти люди вовлечены в общественные связи, которые благодаря особым свойствам и качествам этих людей позволили бы им положительно влиять на общество, улучшать его' для остальных членов? Это тема последней главы книги. Книга возникла большей частью благодаря совместным усилиям. Почти все, о чем в ней идет речь, я обсуждал с жителями деревни. Зачастую они помогали мне более глубоко понять то или иное. Правда, кто-то из них может не согласиться в чем-то с моей интерпретацией. Поэтому ответственность лежит на мне. Но в большинстве случаев я выступаю лишь как рупор лю-, дей, живущих в деревнях. Я благодарен также друзьям и коллегам, подвергшим конструктивной критике как некоторые из высказанных здесь мыслей, так и отдельные места рукописи. Особенно готовы были помочь Флемминг Бальвиг, Виг-дис Кристи, Стан Коэн, Лив Финстад, Сисиль Хойгард, Иван Илих, Том Локни, Маэви Мак-Магон, Аник Приой и Ане Сэтердал. Два человека оказали совершенно особое влияние на основные мысли этой книги: Маргит Эн-гель, сообщившая много важного об основных принци-иах и инициативах, определяющих совместную жизнь в деревенских сообществах, и Хедда Гирцен, советом и делом помогавшая отразить важные стороны жизни общины Особую помощь оказала Асти Хорген при упорядочивании рукописи; она также в известной мере поправила мои погрешности в английском. При завершении книги подобное же проделал Рональд Вальфорд. Последнее же, а также и первое место в этом перечне принадлежит тем необычным людям, которые живут в деревнях. Они были моими главными учителями. Осло, июнь 1989 г. НИЛЬС КРИСТИ. ПЯТЬ ДЕРЕВЕНЬ - ОДНА СЕМЬЯ Януш Корчак, польский еврей, врач и автор многих детских книг, возглавлял еврейский приют для сирот в Варшаве. Когда детей забирали для отправки в лагерь смерти, он отказался покинуть их и последовал за ними на смерть. Здесь, в норвежской деревне Видарозен, названной по имени бога Видара, героя скандинавского, северогерманского эпоса, один из домов, расположенный на небольшом холме, назван в честь Януша Корчака. Из окон этого дома можно видеть почти всю деревню. В ее центральной части амбар и оранжерея, вокруг расположились мастерские. Иа околице деревни видны жилые дома, все они построены из дерева, обычного строительного материала в Норвегии. Таких сельских сообществ у нас в Норвегии пять. Видарозен, так сказать, "мать всех деревень", ей двадцать лет и она расположена в южной части страны в получасе езды от Тонсберга, ныне провинциального, а во времена викингов знаменитого города. В Видарозене живут 150 человек, 12 коров и телят, лошадь, 30 кур, 20 овец и неизвестно сколько кошек. Зимними ночами сюда часто заходят в гости лоси, косули, зайцы и лисы. Есть в Видарозене и пекарня, которая даже продает свою продукцию, мастерская плотника, гончарное производство, мастерская по изготовлению кукол, мастерская для работы с деревом. На крестьянском подворье и в двух, оранжереях хозяйство ведется по биолого-динамическому методу. Раньше здесь была также мастерская по производству свечей. Позже я объясню, как сказывается этот объем работы прежде всего в социальном отношении. Самое внушительное здание в Видарозене это "зал", большое-помещение на 300, мест для всевозможных общих мероприятий, таких как доклады, театральные спектакли, деревенские собрания и концерты. В, нем охотно играют музыканты, и не только потому, что там хорошая акустика, но и потому, что публика хорошо слушает. Еще в деревне-есть часовня и лавка с кафетерием. Окрестности Видарозена противоречат традиционным представлениям о том, что такое Норвегия. Здесь нет ни впечатляющего пейзажа, ни озер, всего лишь небольшой холм и ручей. И' чувствуешь своего рода облегчение, когда попадаешь в другую деревню, расположенную севернее в двух часах езды на автомобиле. Она расположилась на склоне, с которого открывается чудесный вид на окружающие селения и леса,. а далеко на западе видны горы. Выше по склону простирается за деревней густой лес. Здесь можно целыми днями бродить, не встретив человеческого жилья. Это родина троллей и эльфов - образов давно прошедших времен, созданных силой воображения. Асбьозен и Моэ, эти норвежские братья Гримм, бродили по этим лесам, слушали рассказы местных жителей и записывали то, что находили достойным опубликования. Расположенная здесь деревня называется Солъборг/Альм. В ней живут 50 человек и обычное число животных. В хозяйстве особую роль играют овцеводство и мастерская по обработке металла. Есть в деревне также ткацкая и столярные мастерские, школа и детский сад для окрестных детей. Деревня Хогганвик расположена на западном побережье Норвегии. Там, где кончается деревенский сад, начинается фиорд. Когда светит солнце, местность выглядит даже слишком красиво, словно на туристическом проспекте. Но большей частью идет дождь. Насыщенные влагой воздушные массы из Англии наталкиваются на горы непосредственно за Хогганвиком и выпадают в виде кислотного дождя на 45 человек, на коров и телят, которые там живут. Раньше Хогганвик был самым крупным- крестьянским хозяйством в округе. Став деревней, он вырос на один дом, но это меньше, чем нужно бы. Западное побережье Норвегии, это, собственно, родина людей строгой веры, глубоко убежденных в том, что их вера в бога единственно возможная. Поэтому они не готовы так просто признать совершенно иную деревню в своей среде. Это приводит к проблемам, выражающимся конкретно в том, что возможности расширения у этой деревни ограничены. Еще дальше на север ситуация совсем иная. Деревня И о з о з е н расположена непосредственно в горах, на высоте 300 метров над уровнем моря. Это совсем немало, если продвинуться 'так далеко на север. Там уже не могут расти фрукты, а из овощей лишь самые выносливые. Здесь живут 40 человек, которые занимаются земледелием и работают в мастерских. В округе эту деревню принимают очень сердечно. Тамошние общины борются с обезлюдением района, и эта деревня означает для них новую жизненную силу. В Норвепгии стихийность увеличивается с продвижением на север -в отличие, например, от Италии. Валлезунд - последнее дитя в этой семье. Он расположен на полуострове далеко в Северном море и был когда-то пристанищем для рыболовецких судов, отправлявшихся каждую зиму на север за треской. Это была также база для жизненно важной торговли с русскими судами: рыба из Норвегии менялась на зерно из России. Самое значительное здание в деревне относится к началу 18 века, вскоре после него возникли маленький склад и элеватор для зерна, где хранились запасы на черный день, когда не было рыбы, или же на случай войны и блокады. В деревне построено также несколько новых домов. Высоко вверху вертятся лопасти ветряной мельницы, это самая высокая мельница в Норвегии. Она производит так много электрического тока, что его можно продавать коммунальным электростанциям. Сегодня в Валлезунде живут 30 человек. Тамошние мастерские еще не очень развиты; большую часть сил до сих пор поглощало строительство. Важным полем деятельности, наряду с сельским хозяйством, является рыбная ловля, Приступили к разведению устриц. Вскоре мы больше узнаем о названных здесь селениях. Но сначала познакомимся поближе с теми, кто в них живет. 2 ОБИТАТЕЛИ ДЕРЕВНИ 2.1 Такие же люди, как и мы Трапеза - это не просто прием пищи. Совместная трапеза - это выражение общности. Если несколько человек живут под одной крышей, трапеза становится ареной общественной жизни. Здесь обмениваются новостями и - ласковым прикосновением или строгим словом. - выражают чувства. Трапеза - это удобный случай показаться другим людям именно таким, каким, как ты надеешься, они тебя воспринимают. Это стремление к самовыражению часто еще больше усиливается тем, что за столом сидят и гости. У них нет какого-то установившегося мнения о присутствующих, и местные жители.могут представить себя такими, какими они хотели бы, чтобы их видели. Как-то в одной из деревень у меня наметились проблемы с обитателем одного дома. У того был громкий голос, и он постоянно этим пользовался. У него была, так сказать, монополия на. звук; о конкуренции не могло быть и речи. Присутствие гостей еще больше укрепляло его мнение о себе. Потому что гости в большинстве случаев охотно его слушали, одобрительно кивали и побуждали рассказывать дальше, и все новые и новые истории. Право же, за такое подбадривание остальным обитателям этого дома хотелось едва ли не удушить гостей. Ведь многие из них тоже могли бы что-то внести в беседу, рассказать что-то новое, не выпячивая так себя. Да и истории эти были им знакомы до мельчайших подробностей, потому что тот их все время повторял. У него были только эти четыре истории, и они занимали как раз все время трапезы, если только поток речи не обрывался внезапно на второй или третьей. Но когда стало понятно, что же стоит за всеми этими историями, их стало легче переносить. Рассказчик был (да и сейчас таков) коренастый мужчина, производящий впечатление уверенного в себе человека. Весь его облик гласит: он сильный и старательный, он так хорошо работает, третье поколение в этом ремесле, столп деревенской жизни, человек, достойный доверия. И все это правда. Этот неутомимый рассказчик - одна из ключевых фигур в деревне. Но у него есть одна проблема. Он не умеет .читать. Он не умеет писать. Он не может участвовать в обычной беседе. Как только он пытается это делать, тут же терпит поражение. Но ему-то как раз хочется - и этим он резко отличается от большинства, в деревне - быть как все, для него очень важно быть таким же, как, например, его брат, или его сестра, которая очень не хочет, чтобы этот рассказчик приходил в гости, потому что ей это неприятно. И этот человек с исключительным голосом слишком хорошо это знает; оп знает общие идеалы, он знает, что он неудачник; и знает, что думает о нем его сестра. Главное - это быть нормальным. И вот приходят гости. Рассказывая свои истории, он представляется себе таким же, как все. Его непрерывный поток слов - просто попытка замаскироваться. Странно? Или же типично для таких людей? Последуйте за мной в Иерусалим, и я дам вам на это ответ. 2.2 Университет Жаркий день в Иерусалиме. Воздух вокруг университета на горе накален так, что рябит в глазах. Я тороплюсь, мне нужно встретить там,. наверху, друга. И надо сесть в автобус, чтобы не опоздать. Университет в Иерусалиме называется Скопусберг. Но как это слово выглядит по-еврейски? Я осмеливаюсь спросить постороннюю даму. Это, собственно, победа. Но тут же следует поражение. Я неправильно ее понял, и слышу, как она кричит мне вслед, когда закрываются двери автобуса. Мне нужно пересаживаться на другой номер, и от стыда у меня выступает испарина. Наконец-то передо мной университет. Но тут меня ждет новое тяжелое испытание: длинный ряд служебных дверей. Все надписи только по-еврейски. Нужна превосходная память, когда путешествуешь как неграмотный. Какая же из дверей ведет в бюро моего друга? Не эта ли, пятая дверь на левой стороне, напротив огнетушителя? Не уверен. Знаю только, что рядом с кабинетом друга кабинет человека, с которым мне сегодня не хотелось бы встречаться. Еврейские буквы такие большие и красивые. Надо действовать. Итак, попытаемся с этой пятой дверью. Ах, передо мной именно тот, кого я так не хотел сегодня видеть. Следующая дверь. Опять неудача - друга больше здесь нет. Ищу утешения в кафетерии. Как всегда, ничего не понимаю ни в меню блюд, ни в меню напитков; заказываю неизвестно что, расплачиваюсь крупной купюрой, чтобы избежать непонятного потока слов, который, вероятно, означает, что я должен заплатить больше. Старый трюк туристов и всех, кто в чем-либо неполноценен. Когда нет слов, нужно быть хитрым. И все же кассир недоволен. В город я иду пешком, чтобы не спрашивать еще раз о подходящем автобусе. Думаю, не завернуть ли к Стене Плача, но путь по жаре слишком долог. Вместо этого посылаю свои жалобы в голубизну неба, потому что я заблудился в мире, в котором не могу ни читать, ни писать, ни даже говорить с большинством людей вокруг. Наконец-то я перед своей собственней дверью. Короткий разговор с плотником, он как раз работает во дворе - разговор, конечно, с помощью рук и ног. Приятный человек, думаю я. Наконец-то я в безопасности. Смотрю на себя в зеркало. Хорошо встретить того, кто тебя знает. Кто-знает, что ты вполне нормальный человек. 2.3 Быть в ладу с самим собой Подобная маскировочная тактика обычно подтачивает силы, и не только тех, кто к ней прибегает, но и окружающих. Уверенные в себе люди - это те, у кого видимость и сущность в основном совпадают. Так приятно было однажды услышать в деревне телефонный разговор. Молодой человек у телефона хотел знать, когда идет автобус. Ответ на другом конце был для .него слишком сложен, и поэтому он воскликнул: "О, еще раз, но помедленнее. Я с трудом понимаю!" Другим примером может быть Анна. Мы поспорили, и в волнении у меня вырвалось: "Ты что, глупая?" На что Анна отпарировала: "Потому-то я и здесь." Или Хельге. Когда он идет по деревне, он часто несет под мышкой портфель. Там у него блокнот, в котором он часто делает записи. По значительным случаям Хельге имеет обыкновение почти всегда произносить речи. То, что он говорит, кратко, точно, полно тепла и часто остроумно. Когда он говорит, этому всегда рады и бурно аплодируют - аплодисменты из благодарности и от радости. Есть только однаединственная проблема с его речами: они почти всегда совершенно без слов. В непосредственном разговоре с Хельге можно в том, что он говорит, расслышать отдельные слова, но в его речах по поводу каких-либо праздников это не получается. У них чудесный ритм и превосходная форма; их тон решителен и все же мелодичен. Также и то, что Хельге пишет, имеет ясную форму, но лишено букв или слов. Высказывания идут прямо из его сердца и так же непосредственно находят путь к сердцам других. Деревенские жители слушают его охотно, воспринимают важные части его поедания. То, что говорит Хельге, выражается с помощью небольшого количества слов и очень содержательно. В жизни же часто бывает наоборот. 2.4 Два Лайфа в одной деревне Они живут в одном доме и занимают одну комнату. Было бы проще, если бы они жили в одном и том же теле. Один Лайф - назовем его Лайф I - сильный, неунывающий, деятельный человек. Можно было бы назвать его реформатором мира, если бы многое из того, что он делает, не кончалось бы плохо. Лайф I бегает, говорит и действует точно также, как те энергичные деловые люди, которые владеют современным миром. Он постоянно говорит, занят всевозможными проблемами в деревне, выступает на каждом деревенском собрании и инициативен в реформах. Лайф II, напротив, робок, и у него тихий голос. Его обязанность - звонить в деревенский колокол. В этом он абсолютно надежен. Колокол звонит тогда, когда этого ожидают, и точно так, как этого ожидают. Он хорошо звучит. Когда нет Лайфа, в воздухе Видарозена совсем иная музыка. Свою работу в оранжерее он выполняет тихо, не торопясь, но более чем удовлетворительно. Он охотно беседует, но никогда не берет слова во время деревенских собраний. Недавно Лайф I стукнул Лайфа II бутылкой. Он попал ему в лицо и выбежал из комнаты. Через некоторое время пришел я и нашел Лайфа II лежащим на диване. Травма была плохая, во всяком случае мне так казалось, так как до сих пор я не замечал, чтобы взгляд его глаз был раскоординирован. Но через несколько минут он снова был на ногах, и все его сердечно приветствовали. Столкновение произошло в кафетерии. Дважды в неделю он становится ареной общественной жизни, но драк, насколько мне известно, там еще никогда не было. Применение физической силы в Видаросене столь же редко, как и в остальной Норвегии. Когда происходит нечто подобное, это вызывает большой шок. В данном случае жители деревни совершенно растерялись. Происшедшее означало, что такой человек, как Лайф I, не может оставаться долее в деревне. По крайней мере, надо было запретить ему приходить в кафетерий и подвергнуть его строгому наказанию. Тор пообещал предпринять на следующий день необходимые меры. Я вмешался и предположил, что преступник, может быть, сам уже наказал себя таким деянием. Тор согласился. Но выйдя из помещения, он подтвердил свою угрозу перед другой группой людей. Почему же произошло несчастье? Может быть, мы когда-нибудь найдем ответ на это. При поверхностном рассмотрении дело кажется довольно простым: "родителей" - то есть тех, кто выполняет обязанности хозяина и хозяйки дома - не было. Всегда, когда их нет, Лайф I теряет самообладание. Это граничит почти с законом природы: в первый раз он отрезал электропроводку к дому, во второй - отсоединил телефонные провода, после этого - газопровод, а теперь вот нападение с бутылкой. Ранним утром следующего дня я встретился с Лайфом I. Тор, который накануне вечером клялся его наказать, шепотом пообещал не вмешиваться. Может быть, он почувствовал, что нельзя наказать Лайфа больше, чем он сделал это сам. Долго он бормотал про себя: "Я не должен был это делать, я не должен был делать этого." Боюсь, что он даже не слышал утреннего колокола, который звучал столь же чисто и полно, как и всегда. 2.5 Сегодня день Карен Карен похожа на плотно смотанный клубок. По дороге в поле и обратно я часто прохожу мимо нее. Согнувшись дугой, сидит она на ступенях крестьянского дома и покусывает правую руку. Лицо ее искажено также, как и ее тело - большей частью в гротескной гримасе. Это почти всегда производит печальное впечатление. В редкие мгновения появляется робкое "привет!" или даже улыбка. Карен живет в ближайшем к нам доме. Так как "родителей" в конце недели нет дома, Карен находится у нас. Вечер закончился большим шумом. Мы все собрались в комнате и обсуждали различные возможности перестройки помещения. В дискуссиях всегда есть что-то зажигательное, порох для-конфликтов. Карен исчезла из поля зрения. Утром ничего не изменилось. На втором этаже шли обычные домашние работы. На третьем работал над рукописью мой гость, он ритмично барабанил на пишущей машинке. Царили мир и усердие, пока сильный шум не потряс дом. Карен пришла в неистовство. Она бегала от двери к двери и сильно шумела. Весь дом был порядком наказан. Руки Карен, да и все ее тело, были судорожно сжаты. Я крепко держал ее, не зная,. хочет она этого или нет. Медленно разжимались ее руки. Мы, точнее я, говорили о всевозможных . незначительных вещах, о маленьких птицах, готовящихся на сосне к зиме, о людях в доме, о планах на этот день. И тут наконец у Карен вырвался вопрос, нацеленный прежде всего на причину: "Кто это там, наверху, такой злой, кто так топочет по полу?" Ее руки снова сжались: "Кто там стучит по моей голове?" Да, кто? Вняв страхам Карен, я открыл их причину. Я вдруг услышал пишущую машинку моего гостя, словно далекие раскаты грома в нашем деревянном доме. Для меня это был символ творчества, для Карен же, напротив, сигнал крайней опасности. Я все объяснил ей, и опасность исчезла. 2.6 Бегун Большинство людей в деревне немного медлительны в смысле физических движений. Нечасто приведется увидеть кого-то из них бегущим. С детьми, конечно, это бывает, но взрослые имеют обыкновение ходить степенно. Причины тому, пожалуй, две. Деревенская община это место .для созерцания, а соединять размышления и быстрый бег довольно трудно. Кроме того, многие из жителей деревни по природе своей медлительны, часто с физическими затруднениями. Они и определяют общий темп. Все идет так, как и должно идти. Только один человек, назовем его Z, не придерживался этого. В несколько дней после своего прибытия он уже обследовал всю местность. Он знал каждый угол, почти все дома, в том числе и изнутри, и почти всех жителей, но их скорее внешне. Он постоянно находился в движении. Для детей обитателей деревни Z был подарком судьбы, а они для него. Наконец-то появился скороход, взрослый человек с нормальным темпом (ему было двадцать три года, но он мне однажды признался, что чувствует себя тринадцатилетним), сказочная фигура из внешнего мира, товарищ и все же совершенно иной, нежели обычные друзья. Едва появившись, он уже возился на газоне с группой маленьких детей; они образовали "кучу малу". Мы инстинктивно вмешались. Малыши - да и не только они, Z тоже - были слишком на взводе. Мы сказали им, что они должны перестать, чтобы дать Z немного покоя и отдыха. А Z мы сказали, что соблюдение дистанции зависит от него, он в конце концов взрослый и должен поэтому обращаться со взрослыми людьми. Но все напрасно. Дети гонялись за ним, а он за детьми. И только строгие приказы могли их разогнать. Через несколько дней мы узнали, что Z незадолго до этого обвинялся в развращении детей. Он находился под следствием в близлежащей тюрьме. Но один работник социальной сферы высказал мнение, что, может быть, Вирадозен более подходящее для него место. В свои родные места Z не мог вернуться. Вся Норвегия пережила моральное потрясение, потому что там маленькая девочка подверглась сексуальному надругательству и была убита. Подозреваемый и раньше совершал безнравственные поступки. Буря возмущения прокатилась по всей стране. Повсюду - конечно, и в Видарозене. Поэтому Z должен был удивиться, когда по прибытии в деревню одна из женщин-хозяек дома пригласила его к трапезе. Накануне вечером он спрятался за шкафом в спальне детей. Сухое пояснение женщины гласило, что и она, а не только дети, желала бы познакомиться с новым обитателем деревни. Мы решили положить конец его вечерним прогулкам. Несмотря на его громкие, граничащие с бунтом протесты, мы заставили Z либо оставаться вечером дома, либо приглашать провожатых, если ему куда-либо надо пойти. Четыре дня и тем более ночи это действовало. На пятый вечер Z поймали в кафетерии, где он.взламывал кассу. Следующий день был днем его рождения. Ему обещали, что он ненадолго сможет отправиться домой. Его мать спекла пирог, и дедушка с бабушкой хотели приехать в гости. Но мы повезли его в тюрьму, в связи с тем, что и ему, и нам нужно было время для размышлений. При этих словах он совершенно сник, но мы все же сделали так, как вознамерились. Доступ к деревенскому сообществу мыслился как альтернатива аресту; Z был единственным человеком с таким статусом. Таким образом, мы были вправе возвратить его в место заключения. Две недели спустя его снова приняли в деревню. Недавно его темп замедлился. Этому может быть два объяснения. Или мы его выдрессировали, укротили и сделали одним из этих медлительных и скучных взрослых, или же он сам больше не испытывает потребности в беготне, потому что стал действительно взрослым человеком. Бывает, что Z ловко работает руками. Он может, например, хорошо починить велосипед. В деревне бывает до десятка сломаных велосипедов. Z делает чудеса. На наших глазах велосипеды один за другим превращаются из груды обломков в сооружение, способное ездить. У Z больше нет прежних оснований бегать, как зверь в клетке. Часто люди останавливают его и просят у него совета. Но это не означает, что жизнь для Z или вместе с ним стала легкой. Собственно, это не тот человек, которого можно любить; чаще всего он отталкивающе грязен, плохо ведет себя за столом, вместо того, чтобы прилично сидеть на своем стуле, почти нем за едой и безмолвно указывает на блюда, которых ему хочется, вместо того, чтобы спросить об этом. С одной стороны так, с другой эдак. Его лицо постепенно принимает новое выражение. Например, гордая ухмылка, когда он кладет сыр на свой бутерброд. Он знает, что некоторые из нас убеждены в том, что телу в дополнение к сахару, мармеладу и сиропу нужны и другие строительные вещества. Или, скажем, то. напряженное внимание, с которым он слушает, чтение книги Михаэля Энде "Бесконечная история" Когда Z снова прибыл в деревню, я думал, что он пробудет в ней дня четыре. И вот прошло уже пять недель. В эти выходные он у своих родителей. С одной стороны - это хорошо, с другой - плохо. С одной стороны, хорошо какое-то время не заниматься теми драмами, которые он провоцирует. С другой стороны, жизнь кажется нереальной, когда нет Z. 0тсутствует вызов. Ложка, полная Z, ежедневно удерживает нас от нереальности. Постскриптум: Z провел в деревне несколько месяцев. Его вновь приобретенные интересы оказались столь устойчивыми, что он отважился находиться вблизи девушек и взрослых. Но вскоре он стал слишком дерзок, связывался сразу со многими девушками. Некоторые выискивали подробности из его прошлой жизни. Сначала его спас переезд в другую деревню. Некоторое время он работал там как очень надежный помощник на крестьянском подворье. Потом вдруг некоторые из близлежащих домов оказались обворованы. Теперь Z снова арестован. Есть границы того, что могут и хотят осилить деревни. Но мы надеемся, что третья деревня примет его после освобождения из заключения. 2.7 Те, кто выглядят обретшими себя Вне деревенской общины довольно многие из ее членов испытывали бы значительные трудности. Они отличны от нас, может быть, не могут читать, говорить или зарабатывать на жизнь. Альтернативой жизни в деревенском сообществе для них часто является медицинское учреждение или жизнь в крайней изоляции - причем пожизненно. Большинство жителей деревни кажутся относящимися к другой группе. Осторожная формулировка "кажется" выбрана сознательно. Многие из них были в состоянии самостоятельно существовать до того, как попали в деревню; и те немногие, кто снова покидают деревню, по возвращении к нормальной жизни найдут себя - так или иначе, как и все мы. Но что это, собственно, означает, найти себя в нормальной жизни? Имеет ли это отношение к тому, живешь ты в приюте или нет? Связано ли это со степенью удовлетворенности, с чувством самореализации,. с сознанием, что ведешь исполненную смысла жизнь и эта жизнь полностью соответствует собственным представлениям? Большинство жителей деревни в своем прошлом были способны справляться самостоятельно. Но у некоторых были серьезные проблемы, у других позади сложный, изменчивый путь, неустанное внутреннее и внешнее скитание. Еще-кто-то потреблял наркотики, на ком-то тяжелый след оставили трагические обстоятельства. Довольно много в деревне иностранцев. В большинстве случаев речь идет о молодых людях, которые на год-два отправляются за границу с целью найти себя. Большей частью они выросли в аналогичных поселениях в других странах. Для жизни в деревне это хорошо, что многие жители прибыли из других мест. Их социальные связи не так сильно простираются вовне.. Поэтому их социальная деятельность направлена вовнутрь, на саму деревню. Когда они, например, знакомятся с местностью, они большей частью делают это вместе с другими жителями деревни. Так что никто не остается со своей ущербностью в одиночку. Я часто привозил в деревню друзей или целые группы студентов. Обычно я им перед этим не рассказываю, кого они там встретят. Лучше, если люди встречаются непредвзято. Посетители непосредственно встречаются с обитателями, расходятся по деревне, гостят в домах, где за чашкой кофе беседуют с хозяевами. Вслед за этим неизбежно возникаем вопрос: кто есть кто? Кто эта девушка в желтом платье? Или тот высокий мужчина, что не сказал ни слова? За такими вопросами обычно стоит желание узнать, кто нормален и более важен, а кто не вполне нормален. Раньше я охотно участвовал в этом. Со знанием дела отвечал на вопросы, выстраивал жителей деревни в ряд перед своим духовным взором с целью классификации, а потом объяснял, кто из них умственно отсталый, кто душевнобольной, кто просто странный, а кто даже слишком нормальный. Но с годами интерес к подобному занятию исчез. Когда с людьми знакомишься в разных жизненных ситуациях, становится все труднее относить их к той или иной примитивной категории. Людей, которых мы знаем лишь отчасти, легче назвать сумасшедшими или умственно отсталыми, наркоманами или преступниками; власти своими требованиями вынуждают нас к такой классификации. Это, между прочим, цена социальной изоляции и содержания в приюте. Чем лучше мы узнаем соотечественников в разных ситуациях, тем непригоднее такое приклеивание ярлыков. Кто-то в нашем квартале, может, и "уголовник", но уж никак не мой собственный сын. Я; слишком много знаю о нем, всю его историю, знаю его великодушие, его неумение владеть собой, и его нереалистичный оптимизм - все это вместе заставило его, возможно, что-то позаимствовать", не спросив, то есть сделать точно то, что на языке закона называется воровством. Пусть он украл, но для тех, кто хорошо его знает, он никак не вор. Всякие же классификации быстро становятся маленькими тюрьмами, у них четко обозначенные,. жесткие границы, и, собственно говоря, занимающиеся этим ни к кому не относятся справедливо. Чем больше мы кого-то знаем, тем менее-полезны и более опасны подобные классификации. Ярлыки прилипают. И тот, кому его прилепили, возможно, принимает отведенную ему роль. и становится тем, кем его назвали. Понимание этой опасности отражается в уставе деревень. Там говорится: "Деревни ставят своей целью создать такие формы совместной жизни, которые полезны как каждому члену, так и всему сообществу. В них, живут люди, имеющие различные способности и затруднения в развитии, и все они должны получить возможность, при всех своих различиях и индивидуальных качествах, участвовать в совместной жизни. Такие понятия, как "пациенты" или "обслуживающий персонал", лишены оснований." И то, что в этой главе нет ни перечисления всех категорий людей, ни обзора их численного" распределения по отдельным деревням, это тоже соответствует как опыту, приобретенному во время пребывания в общинах, так и их основным яринципам. Но определенное разграничение, несмотря ни на что, все же проникло в общины, и этому трудно воспрепятствовать. Использование его наталкивается на сопротивление. Чаще всего встречается различие между теми, кого можно назвать обитателями деревни, и сотрудниками. Обитатели деревни это в основном те, кто не может сам о себе заботиться. Большинство из них получает своего рода пенсию от государства. Сотрудники - это, напротив, те, кто, кажется, мог бы справиться со всем в одиночку. Другое различие существует между теми, у кого есть счет в банке, и теми, у кого его нет. По закону лица, получающие пенсию по нетрудоспособности, обязаны определенную ее часть откладывать для личных потребностей. Поэтому все обитатели деревни имеют немного денег в банке, в то время как сотрудники совсем не обязательно располагают личными средствами. Названные, различия не только не резкие, но и не вполне логичные. Поэтому они нередко вызывают разочарование и путаницу. Все, кто живут в общине - обитатели, независимо от их способности или неспособности вести жизнь вне общины. И все они в то же время сотрудники. Действующие в деревнях основные принципы совместной жизни подчеркивают в уставе равенство всех, а не неравенство. Но пока деревенские сообщества функционируют в таком обществе, как наше, подобные различия остаются, несмотря на их нечеткую выраженность и нелогичность. Нужно водить автомобиль, и не каждый может это сделать. Телефон существует для того, чтобы им пользоваться, даже если кто-то и не умеет с ним обращаться. Всюду расходуются деньги, и одним это удается легче, чем другим. Кто-то должен месяцами набивать стружками кукол, другой чистить коров, третий звонить в колокол, а кто-то писать письма. Много сил в деревне уходит на то, чтобы держать технику на уровне, соответствующем большинству обитателей. Но все технические достижения невозможно отменить, и таким образом в деревню переносятся требования, существующие в остальном обществе. Независимо от принципа равенства в жизнь проникают некоторые существенные различия. Снова оживает тенденция мыслить категориями. Так, есть различие между теми, кто имеет деньги, и теми, у кого их нет. Сначала появляются условия, и лишь потом следуют понятия. И все же в деревенских общинах меньше противоречий, чем во всякой другой из известных мне общественных систем. К этому надо добавить, что встречающиеся там различия становятся тем менее значимыми, чем дольше находишься в деревне. Часто упоминаемый идеал состоит в том, чтобы стать жителем деревни. Чтобы все стали деревенскими жителями. Установив, что организационная форма деревень преодолевает общепринятые диагностические классификации, и это сознательно закреплено в их уставе как желаемое, мы тем самым сделали первый шаг к пониманию, что же за феномен представляют собой эти деревни. Теперь мы можем нанести их на социологическую карту мира. На этой карте два континента. Один из них охватывает людей в их взаимосвязях. Он имеет дело с совместной жизнью, с взаимозависимостью, с объединениями и общественными формами. Часто речь при этом идет о нюансах, а не о контрастах, о постоянном изменении, а не о стабильности, здесь возникают сомнения и многозначность. Этот континент едва ли можно выразить в цифрах, то есть статистически. Другой континент на социологической карте мира включает не группировки, а классы; его главные достоинства в ясности и возможности истолкования. Поэтому он пригоден для статистики. Статистические понятия это не только цифры, но и мыслительная система. Она предполагает, с одной стороны, совершенно определенный образ мыслей, а с другой стороны оказывает влияние на мышление. Статистики описывают не только то, что уже существует как явление, но и активно содействуют появлению новых понятий. При этом феномены должны быть отнесены к определенным категориям, чтобы их можно было выразить в цифрах. Поделенные на категории и тем самым отделенные друг от друга, они могут быть полезны в крупных организациях, институтах или государствах. В этой главе рассмотрена жизнь первого социального континента. В кемпхиллпоселениях - а речь идет именно о них - мы встретились с объединением людей, которые с трудом поддаются классификации. Большинство людей постоянно меняются, и все же там они в отношении основных своих качеств рассматриваются как подобные друг другу, и именно в том пункте, в котором специалисты, союзы и правительства обычно обнаруживают явные различия. Это наводит на мысли, из которых следует один из главных признаков таких деревень: деревенские общины способствуют совместной жизни, которая никак не хочет укладываться в категории, как это удобно для государства и статистики. Поэтому их можно считать маленькими островами сопротивления господствующему в государстве стремлению разносить людей по определенным категориям. 3 "СЕМЬИ" Пять деревень. Разный ландшафт, климат, разные люди; совершенно разные культурные регионы. И все же они похожи. Если ты побывал в одной из них, то знаешь и остальные. Впрочем, это не совсем так, потому что каждая деревня имеет свой собственный стиль жизни, свое собственное индивидуальное лицо и свою собственную гордость. И все же, переезжая из одной деревни в другую, открывая дверь, чувствуешь себя опять дома. Это сходство объясняется многими причинами, и я надеюсь на следующих страницах показать их. Прежде всего, оно основано на том, что многие люди живут в домах, не соответствующих нашим представлениям о норме. Далее, важную роль в совместной жизни играют определенные основные принципы - принципы, которые сильнее региональных различий в культуре, в людях, климате или ландшафте. Сходство деревень связано со стилем жизни в семейных объединениях, стилем трудовой и культурной жизни. И оно состоит в том, что не все рассматривается в финансовом аспекте.. Но начнем с семей. 3.1 Совместный образ жизни "Идиоты, придурки, злодеи! Так назвали бы широкие круги населения значительную часть тех, кто живет в деревнях. Но там много и таких, кто просто предпочитает жить в деревенском сообществе. Может быть, они в основном нормальны - а может быть, и нет, может, мы просто не открыли их особенностей. Во всяком случае, в деревнях встречаются всякие вариации. Некоторые из тех, кто приезжает туда, годами были заключены в камеры, потому что считались социально опасными. Другие приезжают с надеждой придать смысл своей жизни. Кто-то его находит, другие, напротив, недовольны и при первой возможности покидают деревню. Те же, кто остаются надолго, живут в семьях, объединяющих разных людей. Это высший принцип этих деревень: там нет разделения по "способностям" или "нормальности". В каждом доме вместе живут нормальные и не совсем нормальные люди. Большинство из них имеют собственную комнату, но нет отдельного помещения для жильцов с необычным поведением. Кто-то, кому нужна защита от шума, получит комнату, расположенную в глубине, но дальше этого разделение не идет. Тот же принцип относится и к использованию совместных помещений; они тоже предназначены для всех. Он же справедлив и для важнейшего из всех домашних мероприятий: трапезы. В доме, как правило, один большой стол, за которым все жильцы сидят вместе. Мать семейства или отец семейства часто сидят во главе стола и заботятся, чтобы каждый получил то, что ему нужно. Маленькие дети часто сидят со своими родителями. Некоторые родители в виде исключения кушают в собственных комнатах, поскольку совсем маленькие дети требуют особого внимания, а общество за столом для этого слишком велико. Также и некоторые пожилые люди завтракают в одиночестве, если чрезмерное общение их утомляет. Но это редкие исключения. Обычно это большой стол, за которым все вместе сидят и беседуют. Иногда беседуют лишь двое или трое, может быть, потому, что обсуждается тема, за которой другие не могут следить. В некоторых домах это почти входит в распорядок дня. Как и вообще в совместной жизни, здесь считается невежливым обособляться в общем помещении, и потому воспринимается неодобрительно. Нормой является общее участие. В каждой семье есть кто-то, на ком лежит особая ответственность за все домашние дела. Почти всегда речь идет не о том, кто получает пенсию и потому считается имеющим затруднения развития. Но и здесь бывают исключения, в некоторых семьях основную ответственность несет кто-то, кого явно можно считать ущербным. Такие ответственные называются "мать семейства" и "отец семейства". Некоторые из них супруги, у кого-то собственные дети. После завтрака все обитатели дома, за исключением матери или отца семейства, отправляются куда-либо на работу. В некоторых случаях отец или мать тоже покидают дом, хотя бы на полдня. На это время приходит кто-нибудь из другого дома, потому что домашние обязанности - как, например, уборка и приготовление пищи - считаются работой и выполняются Другими людьми. Считается важным разграничивать жилище и рабочее место. Как во время обеда, так и вечером, незадолго до начала культурных мероприятий, дом снова наполняется. Также и субботний вечер, и воскресенье становятся временем оживленной деятельности в семьях. Все это звучит довольно мирно, как будто будни в деревне гармонически организованы, хорошо спланированы и предсказуемы, но это не так. Я хотел бы дать описание распорядка одного совершенно обычного субботнего дня с точки зрения вполне нормального сотрудника. Необычно в этой ситуации лишь то, что в этот день дома нет ни отца, ни матери семейства. В этот день: - А уже с утра болен и жалуется на боли в желудке, - В не убирает свою комнату и не чистит лестницу, - С должна готовиться к вечернему чтению Библии, но слоняется вокруг комнаты В, - Д решает по крайней мере убрать лестницу вместо В, но пылесос не включается, так как В в доказательство своей физической силы слишком сильно закрутил шланги, и у меня тоже недостаточно сил, - А становится все хуже, и он жалуется, что может умереть, а я не могу вспомнить имя медсестры и не знаю, где она живет. - К счастью, мимо проходит один из сотрудников и говорит мне, как ее зовут, но теперь телефон не работает, а другой аппарат внезапно исчез. - А все больше жалуется, и С, которая все-таки пробирается в комнату В, просит меня проследить за яйцами, которые она как раз в это время варит, и когда я в конце концов заставляю В работать, приходит медсестра и просит настой ромашки, но у нас в доме его нет, и я прошу Е быстро сбегать к соседям, чтобы одолжить, но Е, не умеющий читать, настаивает, что у нас дома есть настой ромашки, и в доказательство того, что нет необходимости бежать к соседям, тащит меня к полке с двадцатью жестянками, которые я перед этим уже просмотрел. Таким образом, я мчусь сам и приношу настойку, и, конечно, забыл о яйцах, так что С очень сердита на меня. - Тут из комнаты А выходит медсестра и сообщает, что он смеется во весь рот. Все, что ему необходимо, это немного внимания. И это день, когда: - яйца не так уж плохи, и я прощен, - Д наконец справился с пылесосом и рад, что пропылесосил лестницу, - В в конце концов убирает свою комнату, и я вспоминаю, что слышал, будто С не может иметь детей и поэтому мне не нужно беспокоиться о последствиях романа, который, может и заключается-то лишь в том, что вместе съели плитку шоколада. И когда я иду в комнату А, он все еще расплывается в улыбке и полон сил, так что прижимает меня к стулу; потом крепко берет меня за руку, а другую прикладывает ко лбу. Это был день, как и всякий другой день в деревне. . 3.2 История о Видаре и чае Большинство людей, сидящих в семье за большим столом, как будто бы глупы. Это бросилось мне в глаза, когда я только что приехал в одну из деревень и ужинал. За столом сидело с десяток людей. Видар спросил, не хотим ли мы еще чаю, и налил всем. Не дрогнув, не пролив ничего. Ни капли не упало мимо. Видар не только считается человеком с затрудненным развитием, он также и слеп. Но суть истории не в том, что слепой, отнесенный к духовно неполноценным Видар налил нам чаю. Все дело в поведении остальных, присутствовавших за столом. Для них было само собой разумеющимся, что Видар налил чаю, и царила атмосфера полного доверия. Мне кажется, я заметил тогда лишь один бдительный взгляд того, кто был особенно ответственен за накрывание на стол, но не было никакого вмешательства и никаких комментариев. Это не могло быть запланировано. На следующий день я спросил об этом у одного своего знакомого. Он подтвердил, что в этом не было никакой стратегии; все это никогда не обсуждалось в семье. Единственная опасность, которая, на мой взгляд, угрожает этому кругу людей за столом, состоит в обилии помощников. Я не имею в виду помощников по профессии, потому что их нет в повседневной жизни деревенских общин, по крайней мере в их профессиональном качестве. Я имею в виду слишком усердных помощников, таких, которые хотят сделать доброе дело, они-то и представляют истинную угрозу. Деревенские объединения привлекают молодых людей, которые только и ждут возможности поучаствовать в деревенской жизни. Многие из них инстинктивно бы подумали, что надо взять чайник из рук Видара, или отстранили бы его от основной работы в домашнем хозяйстве, от вытирания посуды. Правда, Видар делает это раз в день в дополнение к другим своим обязанностям вне дома. Чтобы защитить его и других, в деревне не заводят моечных машин. И именно для его защиты некоторые из молодых людей, которые могли бы поддаться искушению оказать слишком большую помощь, должны есть отдельно, в комнате, где нет никого из тех, кого раньше называли душевно больными, слабоумными, слепыми или калеками. Из юных помощников получились не совсем полноценные люди, от которых надо защищать других. Молодые люди знают это совершенно точно. Они борются за то, чтобы получить доступ, чтобы познать жизнь сообщества во всей ее полноте и обрасти разного рода учителей в важнейших жизненных вещах. Эта борьба не прекращается. В Видарозене было по крайней мере три попытки разграничить жилища и оставить некоторые дома для совершенно определенных целей. В них должны были находить отдых здоровые молодые люди, временные гости или просто те, кому нужен отдых. Но это не получилось. Молодые люди становятся еще моложе, будучи предоставлены сами себе; гости не приезжают, а те, кто нуждаются в отдыхе, начинают задаваться вопросом, что же такое, собственно, отдых. Отсутствие шума, смеха, даже слез? Один из многих опытов деревенской жизни состоит в том, что отношения в семье омрачаются, если разнообразие ее членов сильно ограничено. И люди впадают в уныние, будучи заняты лишь собственными проблемами и личными нуждами. 3.3 Важно, но не решающе Домашний быт представляет в деревнях явно меньшую ценность, нежели это принято на северо-западе Европы. Жилища, например, обставлены проще, без претензий; мебель не вполне соответствует обычным скандинавским стандартам, и маленькие символы личной жизни присутствуют не в том количестве, как обыкновенно. Вообще вещей примерно столько же, сколько бывало прежде в южных странах, и причины этого, вероятно, те же. На юге Европы жизнь большей частью проходила публично - естественное следствие как климатических условий, так и особенностей строительства и социального устройства в этих странах. Как возмещение климатических трудностей севера в Видарозене и других четырех деревнях множество общественных зданий. Негативное отношение к потребительской психологии ограничивает накопление имущества в жилых помещениях, а организация совместной жизни выманивает жителей деревни из жилых домов. Кроме того, свобода личной сферы - часто связываемая с обособленной жизнью в стенах дома - имеет там гораздо меньшее значение. 3.4 Одиночество без уединения Когда живешь в одном из описанных семейных сообществ и испытываешь радость от такой формы совместной жизни, невольно возникает вопрос о критериях оценки жизни семьи. Является ли дом тем местом, где черпают энергию? Место ли это бегства в покой, или же это арена творческой деятельности? Самоцель или часть общего процесса? И какое значение имеет пребывание в одиночестве, переработка впечатлений, полученных в других сферах жизни, зализывание ран, нанесенных там, отдых? Тема потребности в уединении часто затрагивается приезжающими в деревню гостями. "Как это вы можете целый день быть среди других людей, никогда не побыть одному, не иметь времени для себя?" Разгадка, может быть, в отсутствии притворства. Потому что большинство живущих в этих деревнях не очень-то ловко умеют притворяться или скрывать свои мысли. Тем самым возникает превышающая привычные масштабы степень честности. Значительную роль при этом играет также организация социальной жизни. Как будет видно из последующих глав, она нацелена на постоянное совместное пребывание почти во всех сферах повседневной жизни. Там каждый знает каждого, и не только дома, но и на рабочем месте, во время культурных мероприятий, в свободное время. Целостность, с которой каждая индивидуальность предстает всей деревне, это результат встреч в самых разных жизненных ситуациях. От этого возникает и потребность в постоянстве. Если же кто-то привык играть определенную роль в какой-либо сфере общественной жизни, а в других вести скрытое существование, здесь это у него вряд ли получится. Напротив, в характерах людей, которых мы встречаем в деревне, не ощущается противоречий. Для, них, естественно, понятие дома имеет совсем другое качество. Вероятно, поговорка "мой дом - моя крепость" и общее стремление к защищенной жизни дома, доводящее в худшем случае до одиночества, указывают на существование второй жизненной реальности, мира иллюзий, в котором носят маску. Дом при этом становится местом, где маску можно снять, и обнаруживается второе "я"; это место полного уединения, свободное пространство, дающее возможность примирить тот свой образ, который показывают публично, с тем, что живет внутри. Жизнь в деревне представляется совершенно иной. Из-за своеобразия жителей деревни и специальной формы организации сообщества это жизнь, не знающая маскировки. Поэтому уединение не имеет там первостепенного значения. Ведь если почти все известно, и скрывать-то практически ничего не нужно. Благодаря этому легче быть самим собой в обществе других. И потому в сообществе можно почувствовать ту свободу, которую обычно связывают с представлением об уединении. Эта интерпретация, вероятно, несет в себе ключ и к более глубокому пониманию совсем иного опыта. В своей жизни я провел много времени с разными группами необычных людей. Большей частью это были личности, которых называли умственно отсталыми, но были среди них и такие, кто слыл сумасшедшим или очень испорченным. Со временем я установил, что во мне возникло пристрастие к такого рода обществу. Я знаю, что в этом я не одинок. Люди, которые слывут умственно отсталыми, сумасшедшими или очень дурными, имеют нечто общее друг с другом не то, что их поведение отклоняется от определенных норм, но скорее то, что оно последовательно, и правдиво. В отличие от большинства из нас, эти люди либо выше любой формы притворства, либо неспособны притворяться. В крайних случаях бывает наоборот. Они большей частью очень стараются слыть нормальными. Но в тех, кто незыблемо стоит на ложном основании, ощущается та подлинность, которая действует очень притягательно. Нора заглянула ко мне после того, как неделю активно участвовала в моем семинаре о психиатрических учреждениях. Она имеет, очевидно, большой опыт таких заведений и очень ранима. 0на совершенно перевернула мой семинар вверх дном; какое-то время там был полный хаос. После семинара она сразу же возвратилась в клинику, чтобы немного отдохнуть, но скоро снова вышла и навестила меня. Она не стремилась дать отпор, не притворялась и потому побудила и меня отбросить всякое притворство. Такие посетители создают особого рода мир в тесных стенах бюро, мир, который остается надолго. Но и эта история верна лишь отчасти. Я не знаю Норы. Я никогда не узнаю ее. Я не знаю людей, которые живут в деревенских общинах, и, конечно, не знаю себя самого. Может быть, это связано с уважением. Жизнь в этих сообществах предоставляет редкую возможность принимать других людей так и ми, какие они есть. Это включает и терпимость к тому, что мы не все знаем друг о друге. Потребность в одиночестве уменьшается вместе с претензией быть как все. Люди, которые не соответствуют норме, создают свободное пространство, и не только вокруг себя, но и вокруг тех, кто соприкасается с ними. Кэмпхилл-поселения представляют собой социальные системы, вполне пригодные для того, чтобы способствовать этому процессу. Они создают пространство для близости, но также и для одиночества без уединения. 3.5 Любовные связи В первой редакции моей рукописи этого раздела не было, и критики настойчиво на это указывали. Они писали: "Читаешь Вашу рукопись, и создается впечатление, что в этих "семьях" нет личных тайн. Прежде всего кажется, что там не существует никаких сексуальных отношений. Разве у жителей деревни нет потребности в любви и чувственности? Что там происходит в домах?" То, что вначале у меня ничего об этом не было сказано, уже в какой-то мере отвечает на эти вопросы. Отсутствие отразило тот факт, что деревни являются довольно нормальными жизненными сообществами. Правда, там меньше притворства, чем обычно, но в отношении личной жизни и нежелания говорить о ней деревни едва ли отличаются от остального общества. Поэтому не приходит в голову исследовать любовную сторону жизни деревенских сообществ, и я знаю об этом немного, не больше, чем о сексуальных отношениях моих соседей и друзей в Осло. Деревни - это не учреждения, и обзор там ограничен. Нет системы контроля, как это принято во многих приютах и институтах. Люди влюбляются в деревнях точно также, как и везде. Некоторые, но немногие, поселяются вместе. Другие живут вместе, но это не особенно бросается в глаза. Я думаю, что многие из тех, кто живут в одиночку, получают сексуальное удовлетворение, занимаясь онанизмом. Как и везде, в Видарозене некоторые связи быстро рвутся; как и повсюду, есть люди, явно нарушающие общепринятые нормы, либо вызывающие своим поведением столько конфликтов, что возбуждают всеобщее недовольство. Сверх того, для некоторых жителей деревни довольно трудно бывает самим осознать собственные потребности. Это может быть одной из причин того, что среди так называемых людей с затрудненным развитием известно мало случаев беременности. Некоторые используют противозачаточные средства. Но среди своих соседей я не знаю ни тех, кто это делает, ни тех, кто этого не делает. И я не настолько бесцеремонен, чтобы спрашивать об этом. Не спрашивал я об этом и жителей Видарозена. Это было бы как-то ниже моего и их достоинства. Общие же помещения предназначаются для всех. В одном из них я встретил недавно Гудрун, но новую Гудрун. Я видел ее мельком, как она медленно шла за колоннами. Она так изменилась, что я не сразу понял, что эта женщина Гудрун. Я взглянул еще раз, да, это действительно Гудрун. Она первой приехала в Видарозен. Ее брат - один из основателей деревни, он хотел ей помочь. Гудрун там понравилось, и все же ее жизнь была какой угодно, но только не счастливой. Собственно, она ловко мыла полы, но все, что она делала, сопровождалось гневом и страшным шумом. Лицо ее всегда было нахмуренным. Она мямлила, внешне была похожа на ведьму и излучала беспокойство. Такой была Гудрун прежде, до того, как я увидел ее за колонной. Теперь же она совершенно переменилась. Ее объял покой. Ее лицо излучало радость. А причина - у Гудрун теперь был Йоган. Незадолго до этого они познакомились на встрече двух деревень. Иоган, крупный и довольно степенный мужчина, был из другой деревни. Через неделю после встречи он упаковал свой чемодан и переселился в деревню Гудрун. В следующем году они обменялись кольцами в самолете, перелетавшем Альпы. Это была как история из рекламного журнала, но конец оказался довольно реалистичным. Теперь они живут в смежных комнатах и довольно много времени проводят вместе. Значительная часть этого времени заполнена громкими ссорами. Я не знаю, как обстоит дело с их интимной жизнью, и даже мысленно не подумал бы спрашивать их об этом, но я разделяю как общую радость оттого, что они встретили друг друга, так и общую озабоченность тем, что их союз может распасться. 4 РАБОТА 1 Опасная техника Редким видам всегда угрожает опасность истребления. В современном мире деревенским сообществам угрожает совершенно особая опасность. Они не очень многочисленны, и те немногие, которые есть, расположены далеко от друга. Во многих отношениях они находятся в резком противоречии с господствующей культурой и потому должны проявлять максимум рассудительности и благоразумия, чтобы защитить себя от того, что во внешнем мире считается бесспорным. Позвольте мне пояснить это на примере следующих историй о технических средствах. В обширных регионах индустриального мира это само собой разумеющиеся: приспособления. Для жителей деревни они, напротив, несут с собой большие проблемы. Вначале история одного поражения. Местный телефон В прежние времена в Видарозене было два почтальона. Это были важные персоны, они носили форменную фуражку и возили с собой сумку с почтой. Свою работу они выполняли с большой гордостью. Полные достоинства, разносили они почту из основного ящика дальше по домам. Дополнительно они вручали и внутренние послания. От их надежности зависел информационный поток. Без них деревня оказалась бы в бедственном положении. Сегодня это совсем не те почтальоны, что когда-то. Их работа не столь творческая, потому что половину своих обязанностей они утратили из-за телефона. План установки внутренней телефонной сети заранее обсуждался на одном из собраний административного совета. Были сильные протесты. Но, несмотря на это, через несколько лет телефоны появились без одобрения совета, и часть прежних забот исчезла. Резкие протесты раздались снова. Некоторое время противники телефона еще могли препятствовать вводу одной из новейших систем, она была установлена, но не подключена. Но это не помогло. Когда эта книга печаталась, уже действовала совершенно новая и особенно рациональная система, которая была так сложна, что в первом руководстве к ее использованию упустили существенный пункт. Это обстоятельство объединило всех в одном чувстве нетерпения. Новая, исправленная редакция инструкции уже готова, и укажет нескольким избранным путь к использованию названной системы коммуникации. В социальном отношении это имеет три последствия. Первое - исчезновение ряда забот. Во-вторых, возникают ситуации, усиливающие различие между "ними" и "нами". И третье - и это тоже очень существенно - наличие местного телефона привело к тому, что число людей на улицах и дорогах значительно уменьшилось. Вместо маленькой экскурсии к соседу с целью передать какое-то известие теперь используется телефон. Это, конечно, удобно, но для общения представляет угрозу, как увидим позже. Посудомоечные машины Вокруг этих приспособлений двадцать лет шла война. В учреждениях, служащих здравоохранению, требованиям гигиены отводится высший приоритет. Вначале деревенские сообщества относились к компетенции министерства здравоохранения, то есть были сферой врачей и медсестер. Представители здравоохранения боролись с болезнетворными микробами, а моечные машины ведь надежные стерилизаторы. Но они уничтожают также рабочие места. Моечные машины выполняют именно ту работу, которая с одной стороны является особенно подходящей для многих жителей деревни и с другой стороны способствует общению у мойки. Но речь идет о тяжелой работе. Как было признано, посуда в деревнях не всегда находится на уровне, пропагандируемом министерством здравоохранения. Когда приезжают чиновники здравоохранения, в деревнях бьют тревогу. В этом случае , местный телефон действительно полезен. Срочно осматриваются столовые приборы, тарелки и кастрюли, но проверяющие констатируют наличие еще слишком большого количества болезнетворных микробов. Деревенские сообщества в общем придерживаются мнения, что стерильная среда может иметь и негативные последствия, но тем не менее пошли на некоторые уступки. В кафетериях деревень, например, среди гостей много людей со стороны. Так как гости большей частью не привыкли к местных видам бактерий, здесь терпят моечные машины. Но не в жилых домах. Сельскохозяйственное оборудование Крестьянские подворья в деревенских объединениях ведут хозяйство по биологодинамическому принципу. Самое существенное в нем - это попытка сделать природу союзником, а не потенциальным врагом. Сельское хозяйство и садоводство представляют собой не постоянную борьбу с природой, а скорее сотрудничество с ней. Для этого необходимо вначале наблюдать, исследовать и изучать хозяйственные процессы; потом можно помочь природе дать больше нужного людям. Пестициды здесь запрещены; вместо этого пытаются усилить природную систему борьбы с сорняками или другими нежелательными явлениями. Запрещены также и искусственные удобрения, вместо этого применяются большие количества компоста. Различие между биологическим и биолого-динамическим земледелием состоит в том, что последнее, подобно гомеопатии, основано на определенных веществах, о которых известно, что их действие усиливает воздействие других средств; они добываются специальным методом зимой и позднее вносятся в землю. Впрочем, в биолого-динамическом земледелий точно следуют и старым крестьянским правилам. В соответствии с ними сев, например, производится только тогда, когда Луна и звезды находятся в самом благоприятном расположении, причем оно может быть совершенно разным в зависимости от вида посевного материала. Предлагаемая книга занимается специальными структурами деревень, а не их сельским хозяйством. Поэтому наше внимание занимает не то, какой вид сельского хозяйства дает больше зерна или больше молока, но, напротив, в чем состоят социальные последствия различных видов сельского хозяйства. Биологическое и биолого-динамическое земледелие имеют следующее сходство: они используют дождевых червей. Дождевые черви считаются союзниками в получении хорошей структуры почв. И этим определяются допустимые типы сельхозинвентаря. Это не могут быть тяжелые орудия, иначе земля скатывается в комья, а дождевые черви давятся. Исключаются и пестициды, потому что они истребляют не только сорняки, но и дождевых червей. Но применение легких инструментов означает, что приходится ограничиваться как в старину лошадиной силой и физической силой человека. Отсутствие пестицидов иногда проявляется в том, что сорняки начинают буйно расти, и тогда человеческая сила становится единственным средством борьбы с ними. Это имеет свои преимущества и недостатки. Хорошо, что используются руки помощников, в том числе и тех, кто не так прилежен, как многие другие. Но плохо становится в дождливый день. Все промокают до нитки, и настроение падает. Поле соседа выглядит прекрасно, сорняков не видно из-за, пестицидов, которые он внес в прошлом месяце, сидя на высоком сиденье своего огромного трактора. Да и жители деревни хотели бы иметь каникулы, посетить свои семьи или отправиться путешествовать. Крестьянин и горстка помощников остаются одни именно в те недели, когда более всего нуждаются в помощи других людей. И вот уже появляется искушение. Поля можно было бы обрабатывать трактором лучше, чем на лошадях, и большой трактор здесь оказался бы полезней, чем маленький. В конце концов у крестьянина тоже есть честь, и его земля - его гордость. Кроме того, большой трактор легче сможет зимой очистить дороги от снега. Из уважения к мощному трактору выдвигается даже требование расширить узкие деревенские дороги до настоящих улиц, чтобы с помощью трактора расчищать их от снега. Некоторым жителям деревни с трудом дается ходьба. Есть трудности и у пожилых сотрудников. Мощный трактор мог бы ранним морозным утром посыпать оледеневшие улицы песком, прежде чем кто-либо из немощных жителей деревни выйдет из дома. И вот как окончательный результат оценки этого дела с учетом общего удобства, интересов и фермеров, и чиновников здравоохранения встает вопрос, не стоит ли безопасность жителей деревни больше, чем дождевые черви. После этого во всех пяти деревнях были приобретены тракторы. Но не доильные аппараты. Коровы доверены людям, и заботливый уход за этими существами выражается не в том, что их держат взаперти в стойле во время долгой северной зимы. Коровы и волы, таким образом, могут каждый день выходить на снег. За эту "любезность" приходится расплачиваться. Две зимы тому назад одна из лучших дойных коров Видарозена поскользнулась на льду, сломала себе ногу, и ее пришлось прирезать. Но в общем коровы ведут в деревне счастливую жизнь. Перед дойкой их часами чистят скребницей, что по теории крестьян стимулирует производство молока. Но даже если это и не так, чистка улучшает внешний вид коров. И прежде всего она полезна тем, кто выполняет эту работу. В некоторых деревнях одна из вспомогательных работ при дойке состоит в том, чтобы держать корову за хвост, дабы ыона не била дояра по ушам. Дойка, естественно, представляет собой особенно важное дело. Не все могут доить, но для тех, кто умеет, это источник большой радости. Так появились тракторы. Но они не вытеснили тропинок и используются с большой осторожностью на полях. А от различных дополнительных приспособлений, которые сделали бы лишними руки помощников, отказались. Урожай.специально большей частью убирается вручную. Мастерская игрушек, булочная и гончарное производство в дни уборки бывают закрыты; вся деревня находится в поле. Одни выдергивают из земли морковь, другие отделяют от зелени, третьи укладывают ее в картонные коробки. Кто-то разливает чай, кто-то просто наслаждается компанией, кто-то пропускает занятия в школе и мешает другим работать. Именно от этого я и хотел отвлечь бегуна Z, попросив его помочь мне выдергивать морковь. Он отпустил несколько острот и исчез. Я схватил его еще раз, и покрепче. Он попытался снова улизнуть, и наконец я понял, почему. Он просто не знал, что такое морковь, и особенно как ее тянуть из земли. Z, провозглашая свое неприятие тех мест, откуда он родом, страшно боялся обнаружить свое незнание. Лучше слыть плохим, чем глупым - тенденция, которую так проницательно описал Эдгертон в своей книге в 1967 году. Местные телефоны, моечные машины и сельскохозяйственная техника становятся опасными инструментами, если их использовать неосмотрительно. . 4.2 Различные сферы деятельности Домашняя работа отнимает значительную часть энергии жителей деревни. Каждое утро те, кому поручено выполнение домашних обязанностей, расходятся по другим домам, чтобы там наводить порядок и готовить еду. За исключением отца или матери семейства, никто из жителей деревни не должен выполнять повседневную работу в собственном доме. Ведь самое важное в работе - это то, что ее делают для других. До-, машняя работа продолжается полтора часа, потом следует получасовой перерыв, когда пьют чай с пирогом, читают вслух или беседуют с хозяином или хозяйкой дома. Потом снова работают, пока не наступает время возвращаться к обеду домой. После обеда те, кто до обеда выполнял работу по дому, большей частью находятся в мастерских. Другой важной работой является изготовление кукол. Руководительница одной из мастерских по изготовлению кукол рассказала однажды о ходе работы в ней. Цитата из ее описания, немного длинна для этой книги, но тот процесс, который она описывает, тоже занимает много времени. Ее осторожное описание при внимательном прочтении очень много может сказать: "Весной 1981 года была оборудована новая кукольная мастерская. Собственно говоря, одна уже была, в ней делали кукол для детей четырех-пяти лет, но мы хотели шить кукол и для маленьких детей. Нашем желанием при этом было делать кукол, отражающих собственный опыт детей. Маленький ребенок едва ли осознает свое тело и свои ноги, и поэтому мы сделали куклу, голова и руки которой были полностью сформированы, в то время как туловище и ноги состояли из мягкого мешка. Мастерская - это община в миниатюре. В ней все могут ощущать равенство друг другу, потому что нетрудно понять, что работа каждого важна для конечного продукта. Если не хватает какого-то связующего звена, это сказывается на всем, но не только потому, что этим ограничивается производительность. Чего-то не хватает в общей атмосфере помещения, если отсутствует хотя бы один человек. Для каждого, кто участвует в трудовом процессе, важно знать, что каждый важен для целого. Ола, например, вне мастерской испытывает много трудностей. Он агрессивен, возбудим, чрезвычайно бдителен и всегда настороже. Однако он может быть и дружелюбным, готовым помочь, он особенно внимателен к тем, кто слабее его. Он прибыл к нам из учреждения, в котором имел репутацию не только любителя ссор, но и избегающего работы. ...Когда он начал работать в мастерской, он шил вручную. Он дорос лишь до простейших заданий, был беспокоен и не интересовался тем, что делал. У него было обыкновение перевозить по деревне вещи, чтобы дать выход своему беспокойству. Но постепенно он научился обслуживать швейную машину. Он начал с наиболее простых вещей, простых швов, например; потом требовал все более и более сложных заданий и успешно с ними справлялся. Сегодня он выполняет всю подготовку к шитью, делает выкройки по образцу, а также шьет. Он работает с большой точностью и тщательностью. Инструмент оказался для него благодатью. Для него очень много значит уметь обращаться со швейной машинкой и выполнять работу, которую умеет только он. Он знает теперь, что ему делать, что ждет его завтра. Это положило конец его беспокойству. Он раскрылся в работе и наполнил всю мастерскую жизнью. Ауд, напротив, очень тиха в доме, в котором она живет. Может пройти несколько дней, пока она скажет хоть слово. У нее устойчивые домашние привычки, и ее невозможно заставить что-то сделать, если у нее нет настроения. Это может случиться и в мастерской, но редко. С тех пор, как Ауд стала по-особенному относиться к Ола, она намного счастливее. Она стала мягче и великодушнее. Иногда она помогает Тору и вдевает нитку в его иголку, чтобы он мог выполнить остальную работу. Когда к нам в мастерскую пришла Хелен, Ауд с первого дня стала заботиться о ней. Она ежедневно сопровождает Хелен по пути из дома в мастерскую и обратно. Ауд выполняет ручную работу в шитье кукол. Когда она их сдает, кукла почти готова. Ауд видит в них живых существ и часто прижимает их к себе. Юна любит, чтобы у нее на столе было сразу несколько кукол, чтобы она их шила одновременно. Закончив работу, она говорит: "Вот тебе подарок от меня". То, что она дает, идет от самого сердца, и ее радость от работы передается другим. Кажется, что все деревенские жители раскрываются в мастерских. Здесь не так много мешающих факторов, и все происходящее постоянно повторяется. Это создает атмосферу, в которой они отваживаются открыться. Как в процессе производства, так и процессе человеческого общения они находят возможность отдавать." Почти все другие мастерские похожи на описанную здесь мастерскую кукол. Впрочем, они не всегда так продуманы, как эта, и часто в них работают лица, которые имеют не столь тяжелые телесные и духовные повреждения. Есть, например, гончарная, столярная мастерская, ткацкая, производство по изготовлению цементных форм, несколько оранжерей, крестьянское подворье и пекарня. В пекарне свой столп, его зовут Том. Год тому назад он сдал экзамен на подмастерье. Его экзаменационная работа состояла в том, чтобы испечь копенгагенеры для всей деревни. Он, вероятно, первый норвежец с синдромом Дауна (по-народному "монголизм"), сдавший экзамен на подмастерье. Для тех, кто его хорошо знает, это не было большой неожиданностью. Том обладает не только большой силой воли, но и изобретательностью, что доказывает следующий случай. Хлеб и пироги получаются лучше, если печь протоплена заблаговременно. В Видарозене есть печь, которую надо растапливать в четыре часа утра. Том делал это годами. Но недавно его будильник сломался. Он никому не рассказал об этом, а решил проблему так: выпил перед сном три больших стакана воды. И природа разбудила его около четырех часов утра. 4.3 Саморазвитие или тягостный труд? Неизбежно, наверное, возникает вопрос, какую оплату получают жители деревни. Ответ очень прост: никакую. Никому в деревне не платят: ни тем, кто в установленном порядке признан имеющим затруднения развития, ни остальным. Люди там просто работают, в большинстве своем с воодушевлением, а небольшая часть - с выраженной способностью не принимать работу всерьез. Но деньги или, более того, недостаток денег не являются побуждением к труду. Я не могу припомнить ни одного спора в деревне, в котором шла бы речь об оплате труда. Правда, о деньгах говорят. Например, о том, сколько можно израсходовать денег. Или о продажной цене кукол. Но деньги никогда не рассматриваются в качестве стимула для труда; никогда не связывают друг с другом деньги и труд. Это имеет далеко идущие последствия для значения труда в деревне. Для лучшего понимания возьмем два противоположных взгляда на труд, существующих в истории культуры. Первый принимает работу как бездуховное, тяжелое, напряженное и часто болезненное мучение, весьма обременительное для души и тела, особенно если при этом играет роль принуждение. Тюрьмы полны наглядных примеров этого. В более старой литературе о домах заключения "с воодушевлением подробно опиаывается мельница со ступенчатым колесом, ставшая олицетворением тягостного труда. Ступенчатое колесо приводится в движение постоянным подъемом по ступеням. Бок о бок рабочие группой наступают на огромные перекладины, закрепленные на ведущем колесе мельницы, которые подаются под тяжестью человеческого тела. Тем самым колесо приводится в движение. Если каторжники работали недостаточно быстро, они увлекались вместе с колесом в пропасть. Большей частью мельница молола. Иногда же она только поддерживалась в рабочем состоянии. В любом случае она выполняла задачу поддерживать спокойствие в соответствующем заведении. Если же понимать работу как возможность для саморазвития, то она представляется намного положительнее. Этот позитивный момент состоит в связи между работой и творчеством, которая еще сегодня проявляется в понятиях "плод труда", "творение рук" и подобных. Произведенное есть результат творческой деятельности, и о завершенной художественной работе говорят как о "произведении искусства". У деревенских жителей есть правило, сущность которого в том, что каждый сельчанин работает для блага другого, как, например, медсестры, которые ухаживают за больными и утешают их, или артисты, которые работают для публики. Никто не должен работать только для себя. Только так может возникнуть здоровый социальный строй, как считал Рудольф Штайнер, который заложил основы такого порядка. И мы могли бы добавить: если деньги служат стимулом для работы, то это в большинстве случаев приводит к тому, что она становится уже не творчеством, а тягостным трудом. Работа теряет свой положительный аспект, если она мотивирована деньгами. Центральный вопрос, таким образом,. это при каких условиях работа остается творческой? Дети, например, всегда заняты каким-нибудь делом. Они творчески активны, когда укладывают кукол спать, строят пещеры или заводят дружбу. Но многих из них в нашей общественной системе ждет работа как наказание, мучение. Со многих точек зрения кажется первоочередной задачей постоянно представлять себе творческий элемент в той работе, которую мы выполняем,. чтобы в продолжение всей жизни оставаться творчески активными. Уничтожение кажущейся само собой разумеющейся связи между выполняемыми обязанностями и финансовым вознаграждением смогло бы, вероятно, более, чем любой другой политический акт способствовать сохранению творческого элемента. Решающей основной предпосылкой для этого было бы введение минимальной зарплаты для всех - независимо от вклада, который каждый человек в состоянии внести. Если бы в распоряжении каждого был минимум - что в странах западного мира вполне реально - гораздо большее число людей могло бы, как дети, артисты или строители соборов, быть творчески активными. "Бесполезные" работы снова получили бы право на существование, и мы могли бы сделать еще один шаг на верном пути возвращения к миру неограниченных возможностей для творчества. С устранением связи между исполнением долга и вознаграждением мы могли бы, кроме того, выбить почву изпод ног той точки зрения, которая нередка у получающих вознаграждение, что их потребительство, мол, оправдано, потому что заработано собственными усилиями. И мы смогли бы начать дебаты об альтернативных критериях для соразмерного потребления. В деревенских сообществах изменившиеся отношения пробудили всеобщую склонность к самоограничению. Во время моего пребывания в Видарозене у меня была проблема. Порученная мне работа отнимала много времени, но не была трудной. Так накапливалась излишняя энергия. Я попытался избавиться от нее, делая пробежки по деревне. Всюду я сталкивался с людьми, мимо которых я не мог пробежать. Встречи здесь существуют для того, чтобы поговорить друг с другом. Хуже того, те, кого я встречал, были как раз за работой. Почему не принять участия, если у меня не было другого дела, кроме как бесцельно бегать. Я старался выйти на улицу перед рассветом, но Х был уже здесь, чтобы собрать лук с одной из своих подруг. Собственно говоря, они могли бы начать это после завтрака. Но фермер и пекарь были уже на ногах. Вечера были заполнены культурными мероприятиями, и всюду было полно людей. Ночи были предназначены для сна. Я снял свои кеды. Они из другой жизни. 4.4 Все деньги в общий котел Некоторые мечтают о том, чтобы деревни сами себя финансировали. Но в настоящее время это лишь мечта. Потому что как деревенские объединения с таким большим числом нетипичных людей могут справиться с тем, что нормальным выгодным сельскохозяйственным предприятием удается лишь благодаря высоким государственным вложениям, а в обычных учреждениях и приютах все расходы покрываются обществом? И все же поселения представляют собой модель. Если экономика государства обанкротится,'если угрожает национальная катастрофа, они окажутся, возможно, в лучшем положении, чем другие учреждения. В настоящее время они почти полностью зависят от денежных средств, поступающих извне. Интересным аспектом их экономического базиса поэтому является не столько то, что вкладывается, сколько использование инвестиций. Начнем с самих инвестиций: деньги, которые вливаются в поселения, поступают от государства, от административных округов и от продажи того, что производится в деревнях. Приведенные ниже цифры - из Видарозена, но в принципе они действительны и для остальных деревень. Львиная доля денег поступает от государства: в 1988 году это был 21 миллион норвежских крон. Еще один миллион поступил от местного управления. Примерно 10% общего дохода, довольно значительную часть, дают сельское хозяйство и магазины в самих поселениях. Частные средства привлекаются часто посредством акций, которые проводят учащиеся норвежских гимназий. В первом полугодии они используют один день на благотворительные цели, которые определяют сами. Им поселения понравились, поэтому они уже не раз продавали изготовленные там свечи. На выручку построены многие из домов. Частная финансовая поддержка в государстве всеобщего благоденствия представляет собой спорную возможность решения проблемы .Не должны ли люди, нуждающиеся в обеспечении, получать помощь от государства в полном объеме? Не являются ли предоставляемые с этой целью личные деньги унизительным наследием того времени, когда все благотворительные организации находились в частных руках? Против этого говорит хотя бы то, что ежегодно тысячи молодых людей знакомятся с деревнями и рассказывают об этом, например, покупателям свечей. И некоторые из этих молодых людей, в конце концов, сами станут членами одной из таких деревень. Что касается использования денег, то здесь ведущая роль принадлежит принципу общего котла. При выделении общественных денег на деревни ориентируются на то, что получают аналогичные государственные учреждения. В плане общественного бюджета есть потому такие названия должностей, как "учитель", "медицинская сестра", "дипломированная медсестра", "врач" и так далее. Но в деревнях эти понятия не имеют никакого значения. Поэтому сельские объединения переводят деньги, предназначаемые властями для названных штатных единиц, на общий счет. Те, кто действительно выполняют работу, связанную с официальными должностями, никогда их не получают. Но они получают в нынешних деревнях средства к жизни, кров и пищу, а также, если необходимо, автомобиль или железнодорожный билет. Кроме того, более молодые члены получают в настоящее время около 700 крон в месяц. Это упрощает бухгалтерию. Эта сумма предназначается для цветов, книг или личных подарков. Если кому-то нужно больше денег - например, для проведения отпуска в Греции, для семинара в Йерне или в Москве, или для нового платья - соответствующая сумма выделяется из общего котла. Он находится в распоряжении всех сотрудников и сотрудниц. Пожилые люди получают .по большей части менее 700 крон в месяц. Опасность такого использования, очевидно, не в том, что возникает возможность злоупотребления, что тот или другой возьмет слишком много для личных потребностей. Скорее из этого факта вытекает проблема, что будет потребляться слишком мало, что большинство будет стесняться брать .деньги из общего котла. Ограничение в потреблении в деревнях так серьезно, что из-за этого в повседневной жизни возникают лишения. Идеальным случаем было бы наблюдать друг за другом и, например, поощрять хороших друзей к тому, чтобы они заменяли отслужившие предметы обихода новыми. Но не все бросается в глаза, и большинство робеет в таких делах. Люди вне поселений часто просто не верят этому. Так не может быть! Это же должно приводить к злоупотреблениям! Но поговорите когда-нибудь со старыми людьми в Норвегии, такими старыми, что они говорят не о государственном здравоохранении, а о "Сике-кассе", о копилке, в которую они вносили свою долю в то время, когда они, к счастью, не были безработными, долю, которой они должны были обходиться, когда отказывали их физические силы. Сэкономленные денежные средства на случай болезни делились по-дружески. Ситуация тогда была точно такая же, как и в нынешних деревнях, экономящих свои деньги в общем котле. Чувство, что разделяешь одну судьбу, и тогда приводило скорее к тому, что расходовалось слишком мало денег. Размер потребления становится прямым следствием экономической организации общественной системы. Деньги в общем котле имеют три различных последствия. Во-первых, это устраняет связь между деньгами и работой. Это предохраняет работу от превращения в пытку. Людей оценивают по тому, что они делают, и как они это делают, но не по тому, сколько денег приносит их труд. Также и их самооценка ориентируется на сделанную работу. Во-вторых, уже упомянутая связь между работой и потреблением устраняется, потому что деньги не являются вознаграждением за труд, и потребление вследствие этого не может больше рассматриваться как "заслуженное". И, в-третьих, деньги в общем котле усиливают сплоченность деревни. Жизнь в коллективе стоит недорого, пока ограничение считается идеалом и сообщество не слишком велико. К этому следует добавить, что каждый член поселения облагается налогом по его действительным расходам, а не по формальному доходу. Из 700 крон в месяц каждый платит налоги, определенную сумму за жилье и пищу в деревне, и за то, что покупается для общего употребления. По первоначальным оценкам госбюджета Видарозен получает тридцать окладов для специалистов. Речь идет о "служащих" в государственном смысле. В действительности там около сорока пяти сотрудников, получающих содержание. Другими словами, пятнадцать из них оплачиваются из общего котла. То же относится и к остальным поселениям. Деньги из общего котла идут также на постоянное расширение деревень. Ими финансируются, например, покупка новых деревень или новостройки. В 1987 году для этих целей был отложен миллион крон. Почти все они были от излишков общего котла. И все же основной принцип экономической жизни в деревнях имеет три исключения. Важнейшие уже упоминались. Все жители, имеющие право на государственную пенсию, должны откладывать определенную часть пенсии для личного употребления. Поэтому у них есть собственные счета в банке. В настоящее время они получают 750 крон в месяц (по состоянию на 1988 год) и чаще всего имеют в распоряжении больше карманных денег, чем те, кто может быть назван служащим и получает содержание. Другое исключение относится к такому случаю, когда житель поселения получает доходы извне или имеет средства или ценности из своей жизни до переезда в деревню. Такое случается. Тогда ему или ей предоставляется право сохранить собственность. У одного из сотрудников-пенсионеров в Видарозене есть, например, собственный автомобиль. Лица, которые живут вне деревень, но работают там, составляют третье исключение. Некоторые поселения нанимают людей со стороны. Так, в Видарозене был водитель автобуса, специалист по ЭВМ и машинистка, которые приезжали из близлежащего местечка. Йозозен обходится шофером и ткачем со стороны. Но никто из самих жителей поселений не получает за свой труд денег, предназначенных для личного употребления. Повседневные расходы на каждого в отдельности, кто официально обслуживается в Видарозене, составляют в 1989 году 550 норвежских крон. Еще пару лет назад они составляли 450 крон. Эти расходы можно сравнить с другими. Вот некоторые примеры: 992 н. кр.- средние расходы на одного пациента в норвежских приютах для душевнобольных 2000 н. кр.- средние расходы на одного пациента в соматических клиниках, 1985 1300 н. кр.- средние расходы в психиатрических клиниках, 1985 726 н. кр.- средние расходы на заключенных, 1987 215 н. кр.- средние расходы в женских приютах (без питания) Мы видим, что деревни по сравнению с интернатами "для умственно неполноценных" выгодны. По сравнению с больницами и учреждениями правосудия они кажутся даже недорогими. И если мы на миг обратимся к официальной терминологии и образу мыслей в нашем обществе, то они покажутся чрезвычайно выгодными ввиду того, что там "служит" значительно больше лиц, чем в действительности оплачивается государством, а с другой стороны благодаря упомянутым 550 норвежским кронам на повседневные нужды сооружается ряд дополнительных зданий, таких как театральные залы, кафетерии или мастерские. Во всех общественных или частных учреждениях жалование составляет главную часть расходов. Обычно оно используется для личных нужд или вкладывается вне соответствующего учреждения. В деревенских объединениях "зарплата" вкладывается чаще всего в саму систему и служит всеобщему благу. 5 РИТМ 5.1 Дни недели Пробуждение в деревнях происходит довольно деликатно. Часто кто-нибудь ходит по дому и играет на флейте, иногда используются и другие инструменты. Для большинства этого достаточно; только немногим нужно более прямое требование. Но есть определенные стимулы, чтобы быть готовым в половине восьмого. В общей комнате зажигают свечу, произносят вслух стихотворение или поют песню, а.затем начинается завтрак. Трапеза имеет собственный ритм. Чаще всего все жители дома собираются за одним столом. Во время трапезы произносится благодарственная молитва - часто молитва, дословный перевод которой гласит: Земля, которая дала нам пищу, Солнце, которое помогло ей созреть, Дорогая Земля, Дорогое Солнце, Мы живем вами, поэтому любим и благодарим вас! Потом присутствующие берут друг друга за руки и говорят: "Благословенна трапеза!" Для тех, кто приходит из внешнего мира, это необычно. Поэтому посетители робко оглядываются вокруг. Для нас, посторонних, вероисповедание жителей этих деревень представляет собой некий вопрос. Как можно произносить молитву неизвестным силам? В то же время для меня участие в ритуале, связанном с трапезой, очень оправдано. Такое утро - доброе утро. Часто трапеза начинается лишь тогда, когда все сидят за столом. Свеча и соединение рук - это не только обстоятельства, заставляющие быть при этом в назначенное время, но и объединяющий элемент. Совместная трапеза и совместное благодарение за нее выгодно отличаются от еды наспех во внешнем мире, которая часто не имеет общего начала, середины и общего окончания. В 8-25 звонит колокол. Время выходить из дома. Работа начинается в 9 часов, кроме пекарни и крестьянского подворья, которые начинают много раньше. Во время работы повторяется тот же порядок, что и за завтраком. Перед началом работы собираются вместе, чтобы, например, спеть песню; потом следует работа в течение 1-2 часов, затем перерыв, когда пьют чай и часто кто-то читает остальным главу из книги, и, наконец, когда заканчивается в половине первого первая часть дня, все расходятся. Следует обеденный перерыв. В сегодняшней Норвегии обедом (дословно - едой средины дня) называют основной прием пищи, независимо от времени, когда он состоится. В деревнях это понятие приобрело свое первоначальное значение - там с одной стороны обед действительно середина дня, а с другой - основная трапеза, состоящая из горячей пищи. И точно также, как и раньше, следующий за этим обеденный перерыв довольно продолжителен - он сравним, может быть, с сиестой в южных странах. Есть время не только покушать, но и отдохнуть. Часто после этого в жилых домах еще пьют кофе с кексом. Послеобеденная смена, продолжающаяся с половины третьего до половины шестого, проходит подобно дообеденной. Многие продолжают работу на том же месте, где уже работали утром. Некоторые, наоборот, меняются; так, например, те, кто до обеда был занят в домашнем хозяйстве, теперь работают в мастерских. Другие же отправляются на учебные занятия, например, учатся читать или участвуют в репетиции оркестра, кто-то отправляется в город к зубному врачу и тому подобное. В пять часов звонит вечерний колокол; работа закончена, все собираются домой к ужину. Между тем мероприятия еще не закончены. Почти каждый вечер в деревенских объединениях что-нибудь проводится, часто в деревенск