экологически совершенный мир. Эти надежды питали Хорста Э. Рихтера куда больше, чем А. Мичерлиха, полагавшегося скорее на влияние научных доводов, чем на общественную деятельность *. Упоминая о социальной критике X. Э. Рихтера, нельзя обойти вни-манием его вклад в изучение современной семейной динамики и тера- * Сын Александра Мичерлиха -- режиссер Томас Мичерлих -- воссоздал в фильме "Отец и сын" дискуссию между Гербертом Маркузе и Александром Мичсрлихом, свидетельствующую о незаурядном таланте Мичерлиха. пии -- именно он вместе с Хельмом Штирлином применил психоанализ в семейной терапии уже в 1963 году и описал этот опыт в своей лучшей, на мой взгляд, книге "Родители, дитя и невроз". Позднее он опублико-вал ряд своих исследований, в числе которых следует отметить "Паци-ент и семья" (1970) и "Семья и душевная болезнь", явившееся итогом его совместной работы с Гансом Штроцка и Юргом Вилли. Менее изве-стны другие его работы, например, ориентированное на психосоматику исследование "Сердечный невроз" (1969), а также исследование по проверке психоаналитической информации посредством специальных тестов, составленных на основе теории и практики психоанализа. Оба исследования были проведены в соавторстве с Дитером Бекманном. В 1972 году был испытан т. н. Гисенский тест, о практическом значении которого группа X. Э. Рихтера составила объемистый доклад: "Све-дения, полученные Гисенским тестом" (Beckmann & Richter 1979). Вольфганг Лох -- в отличие от Александра Мичерлиха и Хорста Эберхарда Рихтера -- ограничил свою деятельность психоанализом, о чем свидетельствует, в частности, его докторская диссертация "Пред-посылки, механизмы и границы психоаналитических процессов" (1965). В ней он развивает такие важные понятия психоанализа, как со-противление, перенос, толкование, мотив, контрперенос и механизмы психоаналитической интерпретации, кроме того он выявляет границы терапевтических функций. Вольфганг Лох -- замечательный теоретик немецкого психоанализа, хотя его усеянные философскими цитатами сочинения написаны на таком уровне, что большинству психоаналити-ков очень нелегко применить их на практике. Вклад Вольфганга Лоха в психоанализ представлен тремя книгами: "О теории, Технике и тера-пий психоанализа" (Loch, 1972), "О понятиях и методах психоанализа" (1972) и "Перспективы психоанализа" (1986). Лично я высоко ценю его выступления в защиту гипотезы о взаимосвязи фрустрации и агрессии, которая в позволяет гораздо лучше понять патогенез и структуру депрессивно-психотического состояния, чем гипотеза об изначальном инстинкте агрессии или смерти (1967). Не менее важны и его опыты по применению психоанализа в широкой медицинской практике, которыми он занялся вслед за Балинтом, ока-завшим на него заметное влияние (1969). Следует упомянуть, что особое внимание он обращал на роль и функции наставника и учителя в процессе взросления детей (1974), что позволило левым радикалам заподозрить его в консерватизме. Последние работы Вольфганга Лоха об отношениях психоанализа и истины, об инстинкте и объекте, о ком-муникации, языке и переводе, а также о проблемах смысла, в сущ-ности, понятны только специалистам (1986). Мудрость жизненного опыта сгущена в них философскими и психоаналитическими размыш-лениями , что очень затрудняет чтение. И все же я не перестаю радо-ваться, когда он обогащает научные дискуссии своими проницатель-ными аргументами, философской эрудицией, остроумными суждения-ми и афоризмами. Совсем другая фигура -- Хельм Штирлин, подобно Вольфгангу Лоху ориентированный в сторону философии и воспитанный на произ-ведениях Карла Ясперса, Альфреда Вебера, Александра Мичерлиха и Виктора фон Вайцзекера. Хельм Штирлин долгое время провел в США, в Честнат-Лодж, где с 1957, по 1962 год изучал опыт психоаналитичес-кого лечения психозов. Он написал книгу "Конфликт и примирение" (1969), в которой увязал философию с психоаналитическими аспек-тами шизофрении. Заметную роль в его научной работе сыграли контак-ты с учеными группы, известной впоследствии как группа Пало-Альто: Грегори Бейтсон и др. ( G. Bateson, D.Jackson, Т. Lidz, N. Ackermann, L.Wynne, Ivan Boszormenyi-Nagy). После многолетней научной работы в Национальном институте психического здоровья в США он вернулся в ФРГ, чтобы занять в Гейдельберге специально учрежденную для неги кафедру фундаментальных психоаналитических исследований, и семей-ной динамики. Однако он более известен не как психоаналитик, а как исследова-тель в области семейной динамики и терапии, о чем свидетельствуют его книги "От психоанализа к семейной терапии" (1975) и "Первый семей-ный разговор" (1978), написанные им в сотрудничестве со своими уче-никами Ингеборгом Рюкер-Эмбденом, Норбертом Вецелем и Михаэлем Виршингом. Я с неизменным интересом слежу за научной деятель-ностью Штирлинга, хотя и сомневаюсь в том, что комбинация его системно-теоретических и психоаналитических подходов позволяет вы-являть в семейной динамике, не только непосредственно наблюдаемое взаимодействие ("интеракции"), но и бессознательные фантазии. Защи-щенная во франкфуртском Институте психоанализа диссертация Михаэля Бухгольца (Buchholz, 1982) подтверждает это мнение. Немецкую психоаналитическую школу обогатили и научные вклады Клеменса де Боора и Хельмута Томэ: оба сотрудничали в прошлом с Мичерлихом, оказавшим на них сильнейшее влияние, оба работали на основанном де Боором при финансовой поддержке фонда Рокфеллера психосоматическом отделении Гейдельбергского университета. Они по-следовательно применили психоанализ к лечению таких психосоматиче-ских болезней, как астма (Boor, 1965) и нервная анорексия (Thoma, 1961). Мичерлих оказал немалое влияние на своих многочисленных коллег, впоследствии проявших себя в психоанализе. В то время как поздний последователь Мичерлиха -- Клеменс де Боор -- вошел в руководство Института Зигмунда Фрейда и приложил все усилия для интеграции психоанализа в медицину, (за что его упре-кали леворадикальные группировки, хотя это вполне соответствовало духу Мичерлиха), Хельмут Томэ создал отделение психотерапии и психоанализа в только что основанном Ульмском университете. В 1981 году он переиздал свои статьи о практике психоанализа под названием "От пассивного психоанализа к активному". По его мнению, психоана-литик вовсе не является пассивным участником аналитического процеса, своего рода "зеркалом", отражающим психическое состояние ана-лизируемого, а напротив, занимает вполне определенную позицию, осознает свою власть и не боится допускать ошибок на пространстве переноса и контрпереноса, выявляя с их помощью содержание бес-сознательного. Хельмут Томэ и Хорст Кэхеле, преодолевая возражения руковод-ства Института Зигмунда Фрейда, применили такой эмпирический метод, как механизированный анализ содержания в психоанализе, для чего делали магнитофонные записи не только отдельных психоанали-тических интервью, но и психоаналитического процесса в целом и, используя колоссальный банк данных, исследовали тему страха. Это стало возможным благодаря тому, что Немецкое исследовательское общество щедро поддержало новый вид эмпирического исследования как особую область исследований (как в свое время поддержало идею создания Гисенского теста). Многолетняя работы Хельмута Томэ и Хорста Кэхеля увенчалась выходом в свет первого тома двухтомного "Учеб-ника психоаналитической теории", вышедший в 1985 году одновремен-но на немецком и английском языках. В первом томе подвергаются кри-тической проверке такие важнейшие психоаналитические понятия, как перенос, отношение, контрперенос, сопротивление, толкование снови-дений. Исследуется сущность первичного интервью, действенность пси-хоаналитических правил, а также выявляются средства, пути и цели психоанализа. Немецкий психоанализ представлен не только выдающимся учены-ми, но и талантливыми литераторами. Среди них -- Тилман Мозер, ко-торый рискнул свести воедино свое знакомство с психоанализом ("Учебные годы на кушетке, фрагменты моего психоанализа" (1974)), личную юношескую травму, вызванную ханжеским воспитанием (Moser, 1976) и детские обиды; его книги -"Грамматика чувств. Необхо-димые сведения о первых годах жизни" (1979)" "Этапы близости. По-собие для влюбленных" (1986) и "Первый год. Психоаналитическое лечение" (1986) -- красноречивое тому свидетельство. В своих послед-них публикациях Тилман Мозер критически рассматривает ограничения телесных контактов, постулированные в психоанализе. Он идет здесь настолько далеко, что не боится нарушить это табу психоанализа, дабы продемонстрировать своим пациентам, необходимость приятных прикосновений (1986, С. 164): "Слова опасны, поскольку питают ложное Я. Молчание ... может стать пропастью. Только телесный контакт способен наводить мосты между людьми. Цюрихский психоаналитик Алиса Миллер относится, конечно, не к немецкому психоанализу, а к немецкоязычному ; но я не могу обойти ее вниманием хотя бы по причине ее влияния на поколение студенчес-кого движения. Ее книги "Драма одаренного ребенка и поиск истинного Я" (Miller A., 1979), "Сначала было воспитание" (1980) и "Ты не дол-жен чувствовать. Вариации на тему рая" (1981) оказали сильное воздей-ствие на многих, даже настроенных против психоанализа читателей. В отличие от теории влечений Фрейда Алиса Миллер не выдвигает на первый план бессознательные желания и поступки детей, а, напротив, в духе теории травмы уделяет особое внимание тому многочисленному и разнообразному вреду, который причиняют детям их бессердечные родители и от которого дети постоянно страдают. В этой перспективе Алиса Миллер обобщает работы Хайнца Когута и Дональда В. Винникота и как последовательный защитник ребенка сосредоточивается на страданиях заброшенного, презираемого, беспомощного и беззащит-ного ребенка, воздавая при этом должное и чувству вины, присущему некоторым отцам и матерям. Ортодоксальные психоаналитики резко критиковали Алис Миллер за ее отказ от теории влечений. Современ-ный официальный психоанализ почти не обращает внимания ни на нее, ни на ее книги. Несмотря на это, влияние Алисы Миллер на студенческую молодежь по-прежнему велико.* Совсем иначе работает в Цюрихе Ульрих Мозер -- еще один пред-ставитель немецкоязычного психоанализа, член Швейцарского психо-аналитического объединения, являющегося филиалом Международного психоаналитического объединения. Ульрих Мозер, находился сначала под влиянием анализа судьбы Шонди и написал книги "Психология выбора профессии и профессиональных расстройств" (Moser, 1953), "Психология выбора партнера" (1957), позднее занялся "защитными механизмами" (1964), и, став руководителем отделения клинической психологии Цюрихского института психологии, полностью посвятил себя исследовательской работе. В сотрудничестве с Ильей фон Цеппели-ном он использовал знание и возможности информатики для того, что-бы используя компьютеры воспроизвести психические процессы и осу-ществил новое исследование, которое, выглядит многообещающим даже для тех, кто не знает теории информации. Использование теории информации позволяет эмпирически проверить гипотезы психоанализа о происхождении и переработке страха, о защите и защитных механиз-мах, а также гипотезу о переработке и смысле травмы. Сообщения с от-деления клинической психологии подтверждают плодотворное межди-сциплинарное значение этого открытия 2 В молодые годы Tea Бауридл не состояла в Немецком психоанали-тическом объединении, а была членом Немецкого психоаналитического общества и Мюнхенской академии психоанализа и психотерапии. В германоязычных странах о ней говорили: она объединяет психоанализ и се-мейную терапию под названием "Анализ взаимоотношений" (Bauriedl, 1980) и продолжает разрабатывать возникший еще в 1968 году, во вре-мена студенческого движения, "диалектико-освободительный прин- * По мнению Алис Миллер (личное сообщение от 14.07.1988),причислять ее к психо-аналитикам -- значит вводить читателей в заблуждение. . Она совершенно ото-шла от психоанализа и объясняет причины этого в книге "Изгнанное знание" (1988). Она упрекает Фрейда в том, что он "изменил" правде о жестоком обраще-нии с детьми. Три первые ее книги все же дают право причислить ее к величайшим психоаналитикам современности. цип", продолжая оказывать влияние на леворадикальных психотерапевов Германии. Подобно Хорсту Эберхарду Рихтеру она рассматривает психоанализ как способ сообщить обществу о возможности личного и социального освобождения. В двух следующих книгах "Психоанализ без кушетки. О теории и практике психоанализа" (Bauriedl, 198 5) и "Возвращение вытесняемого. Психоанализ, политика и одиночка" (Ba-uriedl, 1986) Tea Бауридл пишет, что ортодоксальный психоанализ с его кушеткой и сидящим позади кушетки психоаналитиком ("закушетным аналитиком", по выражению Тилмана Мозера) будет преодолен, что кризис будет понят как шанс, а способность к конфликту -- как способ-ность к примирению. Психологические консультанты примут участие в политической жизни, а психоанализ станет политической наукой, до-стижения которой, как еще до Бауридл говорил Клаус Хорн, будут применяться исключительно в политических целях -- во имя раскрытия революционного потенциала. В согласии с идеей Марио Эрдхайма об "общественном производ-стве бессознательного" (1982) Tea Бауридл считает возможным сделать бессознательные психические процессы общества такими же явными, как и бессознательные психические процессы индивидуума, и таким образом разрешить главную проблему политики -- проблему насилия (включая гонку вооружения), определяя ее как симптом коллективной мании величия, которую можно преодолеть. Эта точка зрения ввиду общественных процессов, не сводимых, разумеется, к взаимоотно-шениям господствующих и подчиненных, является довольно спорной. Тем не менее, я согласен с Tea Бауридл в том, что в задачи психоана-лиза входит анализ бессознательных компонентов общественных про-цессов. Для этого необходимы, однако, знания в самых разных облас-тях социологии и политических наук, позволяющих получить точное представление о том, как, например, демократия в ФРГ выигрывает от распределения власти между законодательным парламентом, правящей исполнительной властью и средствами массовой информации как "чет-вертой властью". Последняя по порядку, но не по значению в этом списке -- Марга-рет Мичерлих-Нильсен, выдающаяся представительница психоанализа послевоенной Германии. Сначала она работала под руководством своего мужа Александра Мичерлиха, наблюдая за психосоматическими и пси-хоневротическими пациентами и обучая будущих психоаналитиков в Гейдельберге и Франкфурте. Здесь я провел под ее руководством психоаналитическое лечение, в течение которого очень многому научил-ся. Огромное удовольствие доставляло слышать, как Александр и Маргарета Мичерлих вели высоко интеллектуальные и конструктивные спо-ры о том, как правильнее толковать те или иные аспекты работ Фрейда. После смерти Александра Мичерлиха в деятельности Маргареты Мичерлих-Нильсен прозвучала, на мой взгляд, слишком резкая нота: она стала сотрудничать с Алисой Шварцер, обратившей на себя внимание своей феминистской книгой "О маленьком различии и его великих по-следствиях. Женщины о себе, начало освобождения" (1975). Позднее Маргарет Мичерлих-Нильсен стала движущей силой издания и распро-странения полемического сочинения "Неприятное в психоанализе" (1983), в котором такие неизвестные прежде авторы, как Марио Эрдхейм, обвиняли психоанализ во лжи и неискренности, Пауль Парин и Голди Парин-Маттей бичевали безответственную власть психоанали-тиков, а Хельмут Дамер клеймил клинически ориентированный психо-анализ как "запуганный психоанализ". Я по-прежнему очень высоко оцениваю вклад Маргарет Мичерлих-Нильсен в психоанализ на протя-жении ее "психоаналитического периода", куда можно отнести "Осо-бенности лечебной техники для невротических пациентов" (1961-- 1962), "Проблемы психоаналитической техники в отношении пассивнофемининной эмоциональной установки у мужчины" (1962--1963), "О фантазиях избиений и их проявлении при переносе" (1965), а так-же предъявленные ею высокие критерии допуска к психоаналитическо-му обучению (1970). Не меньшего внимания заслуживает и ее критика взглядов Фрейда на развитие женской сексуальности и идентичности (1971, 1975, 1978). Что же касается ее новых публикаций -- "Миро-любивая женщина" (1985) и "Работа памяти" (1987) -- то я невольно задаюсь вопросом, не отказалась ли она от уравновешенной психоана-литической позиции в пользу однозначных партийных интересов феми-низма? Ко всему прочему, она пылко критикует Немецкое психоанали-тическое объединение, которое, по моему мнению, не заслужило столь деструктивной критики, поскольку оно, о чем свидетельствуют дискус-сии на совещаниях и встречах членов объединения, и само отличновидит опасности академического психоанализа. Немецкое психоаналитическое объединение переосмысливает нацистское прошлое Очень высоко я оцениваю усилия Маргарет Мичерлих-Нильсен, направленные на выявление роли психоанализа во времена националсоциализма. В этой связи можно назвать также книги Ганса Мартина Лохмана "Психоанализ и национал-социализм. Усилия по преодоле-нию непреодолимой травмы" (1984) Регины Локот "Воспоминания и заметки. К истории психоанализа и психотерапии во времена национал-социализма" (1985). Эти публикации помогли немецкой психоаналити-ческой группе ощутить сохранившуюся и поныне травму нацистского прошлого. Помимо всего прочего сохранению этой травмы способство-вало и то, что на совещаний Международного психоаналитического кон-гресса 1977 г. в Иерусалиме было отклонено предложение провести сле-дующий психоаналитический конгресс в Германии. Это означало, что подобная заявка -- преждевременна, что с нацистским прошлым еще не покончено и что именно этим необходимо заняться в первую очередь. Члены Немецкого психоаналитического объединения очень интенсивно работали в этом направлении , не знали к себе жалости и не пытались избежать стыда и вины. В результате, произошли заметные перемены, которые не остались незамеченными иностранными представителями, и поднятый в 1979 году в Нью-Йорке вопрос о проведении Международ-ного конгресса 1985 года в Гамбурге был решен положительно. Несом-ненно удачнее, чем два года назад, в Иерусалиме, была сформулирована и сама заявка тогдашнего председателя Немецкого психоаналитичес-кого объединения. Он сказал: "Нам известно об амбивалентных чувст-вах многих из вас и мы их уважаем". Требовалось публично сказать о чувствах тех психоаналитиков, которые, спасаясь в 30-е годы от пре-следования нацистов, эмигрировали главным образом в США. 2. Значение психоанализа для педагогики,философии и богословия Отстранение от больничного ухода (смотри приложение "Упорядочение больничных касс") не помешало таким заслуженным психоанали-тикам, как Гюнтер Биттнер и Алоиз Лебер, с успехом применить психоанализ в педагогике. Не менее активны были и проявляющие интерес к психоанализу социологи, которые на отделении общественных наук Франкфуртсокго университета вонзили в современное общество "жало Фрейда" (Goerlich et all, 1980). Психоанализ подтолкнул таких значительных философов, как Юрген Хабермас (1968), к конструктивной интеграции философской герме-невтики и психоанализа. Рольф Денкер в Тюбингене использовал потен-циал психоанализа для своей работы "Объяснение агрессии, или образ Я как чужеродная схема. Статьи по философии от Канта до Блоха" (1985). Таким образом, психоаналитическая сцена в Германии вовсе не ограничивается, как утверждают авторы "Полемического сочинения" (Мичерлих-Нильсен и др., 1983), областью медицины. Его влияние столь же сильно ощущается в социологии, политэкономии, педагогике и философии; достаточно вспомнить выдающиеся произведения "Авто-ритарный характер" Адорно, Френкеля-Брунсвика, Левинсона и Сан-форда (1956), или "Социальные аспекты психоанализа" (1972) Игоря Карузоса, "Либидо и общество. Изучение Фрейда и Фреидовой левиз-ны" (1982) Гельмута Дамерса, книги Герберта Маркузе, особенно, "Эрос и цивилизация" (1955), психоаналитически ориентированное понимание Норбертом Элиасом исторических процессов или забытые сегодня попытки совместить психоанализ с марксизмом, собранные в двух книгах "Аналитической психологии" Гельмута Дамера (1980) и в двух томах "Марксизм -- психология -- сексуальная политика", изданных в 1970 году X. П. Генте. Сегодня нет практически такой области, которая не подверглась бы влиянию психоанализа. Так, в 1972 году Йорик Шпигель, занимающийся богословием, выпустил "Психоаналитическое толкование библейских текстов", а в 1978 году в книге под многозначительным названием "Дважды ясно" осветил глубинный смысл библейских текстов, как богословским, так и психологическим методами. Критика религии 3. Фрейдом нашла себе, благодаря Иоахиму Шарфенбергу в евангелическом (1968) и Гансу Кюнгу в католическом лагерях (1987), критически мыслящих экзеге-тов, которые поняли, как применять психоанализ Фрейда для разъя-снения богословских вопросов, полностью отказавшись от возможности его практического применения в форме "clinical pastoral training" (Веcher, 1972).
Приложение I ИНСТИТУТЫ ПСИХОАНАЛИЗА В ФРГ И ЗАПАДНОМ БЕРЛИНЕ В настоящее время в ФРГ процветает международно при-знанный психоанализ, насчитывающий множество инсти-тутов Немецкого психоаналитического объединения среди которых: Институт Михаэля Балинта в Гамбурге, Бременская рабочая группа психоанализа и психотерапии, Институт Зигмунда Фрейда во Франкфурте, Психологическое содру-жество Штутгарт-Тюбинген, Берлинский психоаналитичес-кий институт Карла Абрахама, Психоаналитическое товари-щество Кельн-Дюссельдорф, Кассельский психоаналитичес-кий институт Александра Мичерлиха и психоаналитический семинар во Фрейбурге, причем во всех институтах психоана-литиков готовят в соответствии с духом Немецкого психоана-литического объединения. Учебный институт психотерапии и психоанализа в Ганновере, Институт психоанализа и психотерапии в Геттингене, Институт аналитической терапии в Рейнланде (Кельн), Институт психоанализа, психотерапии и психосоматики в Берлине, ориентируются на Немецкое психоаналитичес-кое общество. Психоаналитический учебный и исследо-вательский институт Штутгартской группы Штутгартской академии глубинной психологии и аналитической психоте-рапии, Академия психоанализа и психотерапии в Мюнхене и Институт психотерапии и психоанализа Гейдельберг-Мангейм подчиняются непосредственно Высшему совету Немец-кого общества психотерапии, психосоматики и глубинной психологии. Кроме того, существуют институты, в которых преподается аналитическая психология К. Г. Юнга (Инсти-тут К. Г. Юнга в Берлине и Штутгарте) и институты психо-логии личности в Мюнхене, Дюссельдорфе, Аахене и Дельменхорсте, занимающиеся развитием созданного Альфредом Адлером анализа личности. Приложение 2 УПОРЯДОЧЕНИЕ БОЛЬНИЧНЫХ КАСС Правление Немецкого общества психотерапии, психосоматики и глубинной психологии будет с помощью адвокатов защищать политические и профессиональные права 1300 (на 1988 г.) членов этого объединения. При поддержке авторитет-ного представителя кассового врачебного федерального объ-единения правлению удалось добиться признания того, что в настоящее время не только невротические нарушения не признаются болезнями с точки зрения государственного стра-хования, но и аналитическая психотерапия на основе глубин-ной психологии фактически является непризнанным методом лечения. Заключение договора между больничными кассами и врачебным федеральным объединением делает возможным соответствующее финансирование всех психоаналитиков и психиатров, которые получили образование в непризнанном этим федеральным объединением институте независимо от того, медики они или психологи. Были выдвинуто положение, что, как писал Фрейд в 1923 году, психоанализ "выпадает на долю большего числа тех людей, которые слишком бедны, чтобы лично вознагра-дить психоаналитика за его тяжелую работу". Нужно, наконец, упомянуть и тот факт, что в ФРГ и Западном Берлине психотерапевтическим обслуживанием пациентов занято до 50% психоаналитиков, получивших пси-хологическое образование наряду со специалистами, полу-чившими медицинское образование, и это, к сожалению, ока-залось возможным только при условии, что никакие иные профессиональные группы (богословы, философы, социо-логи, коллеги, получившие педагогическое образование) не будут получать от врачебных касс помощи. 3. Психоанализ в университете -- шансы для взаимных инициатив Гаральд Леопольд-Левенталь -- родом из Вены, колыбели психо-анализа,-- издал в 1987 году пособие по психоанализу. В юбилейном сборнике в его честь под названием "Психоанализ сегодня" (Лобнср, 1986) были опубликованы многие его статьи по психоаналитической теории и практике, мышлению и речи. по проблемам современности, отраженным в зеркале психоанализа. В октябре 1987 года Леопольд-Левепталь проводил первые Фрейдовские чтения, организованные Институтом Зигмунда Фрейда и Институтом психоанализа Франк-фуртского университета. Тем самым психоанализ был введен в универ-ситет и занял достойное место в академической жизни наравне с меди-циной, социологией, педагогикой и психологией. Это был вызов обеим сторонам: психоанализу -- заново проверить и объективизировать пси-хоаналитическую теорию и практику в конструктивной междисципли-нарной работе с использованием методов других наук; другим наукам (включая филологию и литературу) -- попытаться, используя психо-аналитический метод, проанализировать и истолковать то, что не подда-ется методам данной науки. Имеются обширные психоаналитические интерпретации художественной литературы, выполненные, в частности, Петером Детмерингом 3. Сюда же можно добавить психоаналитические исследования Герхарда Даля о "Смерти Вергилия" Германа Броха (1974), книгу Жана Лапланша " Гельдерлинге и поиски отца" (1975). Многочисленные психопатографии, предметом анализа в которых ста-новятся, например, драмы Августа Стриндберга, романы Оноре де Бальзака, баллады Конрада Фердинанда Мейера, "Смерть в Венеции" Томаса Манна и болезнь Флобера, доказывают возможность плодотвор-ного психоаналитического истолкования литературы4. Филология и литература обращают на это самое серьезное внимание (Wolt, 1975). С другой стороны, перед психоанализом стоит вопрос о критичес-ком изучении его другими науками, например, лингвистикой или (как во Франкфурте) психологией и социологией. Психоанализ не должен при этом опасаться конструктивной критики со стороны других наук, если те, в свою очередь, способны довериться психоанализу. Социолог Ульрих Еверман (1976) говорит о "скрытых смысловых структурах", а лингвист Гисберт Кезелинг (Keseling, 1983) -- о "скрытых речевых структурах" Такие ученые, как Конрад Элпх (Ehlich, 1980) и Дитер Фладер (Flader, 1982), проводя лингвистические исследования психо-аналитических интервью и текстов группы Балинта, выясняют, что бес-сознательные процессы имеют решающее значение не только при лече-нии, но и в обыденной жизни; вот то конструктивное сотрудничество, которое позволяет ожидать внушительных результатов. Совместная работа психологов и психоаналитиков, напротив, оста-вляет желать много лучшего. В США Мэтью X. Эрдели (Erdelyi, 1985) ввел психоанализ в академическую психологию в виде "психологии познания". Одна за другой в психологии появляются новые работы, в которых (порой неумышленно) давно известные психоанализу сведе-ния преподносятся как открытия. В качестве примера (среди множества подобных работ) можно назвать статью о "покинутых мужьях" ("Пси-хология сегодня". 1988 _ 4.), в которой описываются давно уже извест-ный психоанализу факт, а именно, что покинутые женами мужья ищут у своих матерей потерянную любовь и чувство семьи. В Саарбрюкене Райнер Краузе путем изощренного эксперимента заново проверил пси-хоаналитическую концепцию переноса и контрпереноса и достиг, та-ким образом, конструктивного вклада в сотрудничество психологии и психоанализа (Krause & Luetolf 1988). Во Франкфурте подобные воз-можности для взаимоотношений используются довольно односторонне. Психоаналитики при поддержке научных сотрудников применяют опре-деленные психологические тесты в том числе франкфуртскую шкалу "представления о себе" (Deusinger 1986) -- в своих исследованиях группового процесса ( Kutter 1985) и природы процесса психосомати-ческого (Kutter, 1988). Психологи же, за редким исключением, прене-брегают возможностью получить неочевидные сведения посредством психоаналитических "интервью" (см. главу VII).
IV. ПСИХОАНАЛИЗ НА ФОНЕ НАУКИ 1. Является ли психоанализ наукой? Используя дерево психоаналитического познания, мы проследили развитие психоанализа на протяжении десятилетий, прошедших после его открытия Фрейдом, вплоть до современной ситуации в ФРГ. Настало время обсудить нередко поднимаемый вопрос о науч-ности психоанализа. Как уже отмечалось во вступлении, наука неодно-кратно отрицала психоанализ. Если психоанализ включают в универси-тетской программе в раздел медицины, социологии или психологии (как во Франкфурте), то ему отводят разве что вспомогательную роль и вос-принимают его с недоверием как науку очень сомнительную. Почему? Чтобы ответить на этот вопрос, следует представить себе общую панораму наук и отыскать в ней положение той или иной науки. Для этого зададим себе несколько научно-теоретических вопросов: Как уст-роены отдельные науки по методу, теории и практике? Чем они отлича-ются друг от друга? В чем состоит общее и на чем основано различие? Сначала в университете (от латинского universitas -- совокупность) преподавали только признанные церковью науки ( universitas litterarum), изучая которые школяры, тогдашние студенты, постигали грамматику, риторику, диалектику, математику, логику, физику, метафизи-ку, этику, политику, астрономию и геометрию. Позднее стали готовить художников, юристов, медиков и богословов. Сегодня только во Франк-фуртском университете насчитывается 21 факультет, на которых мож-но получить специальность как по гуманитарным, так и по естественным наукам. К первым относятся социология, педагогика, психология, бого-словие, история, классическая филология, современная филология и ис-кусствоведение, ко вторым -- математика, физика, химия, биология, география, геология и медицина. Двадцатый факультет -- информати-ка, двадцать первый -- физкультура и спорт. Я могу быть экспертом лишь в определенной науке: в ней я хорошо во всем ориентируюсь, могу все сам проверить. Что касается других наук, то я полагаюсь на утверждения моих коллег с других факультетов. Физик продемонстрирует мне с помощью электронного микроскопа, как выгля-дит микроструктура клетки, объяснит что такое модель атома. В лучшем случае, я используя логику и здравый смысл, пойму его объяснения, в худшем -- поверю представителю другой науки, что то, что он объяс-няет на основании своих методов и теории, соответствует действитель-ности. При этом возникнут дополнительные трудности в понимании спе-циального языка другой науки, поскольку я не знаком ни с определени-ями понятий, ни с методами исследований, ни с объемлющей их теорией. Все ученые говорят, однако, на обычном языке. Если бы они взяли на себя труд и перевели свой специальный язык на обычный, тогда по-нимание стало бы возможным: сложные понятия специального языка утратили бы свою загадочность. Об этой возможности свидетельствуют многочисленные научно-популярные издания. При этом существует, конечно, опасность упрощения, которой подвергаюсь и я. В каждой на-уке имеются положения, многозначность которых вряд ли выразима обычным языком. Особые методы исследований и сложные теории не удается перевести на обычный язык без смысловых потерь. В таких случаях я могу верить свидетельству ученых, а могу и не верить. Если Я им не верю, то, по большому счету, у меня остается возможность само-му изучить соответствующую науку, т: е. научиться самостоятельно применять ее методы, чтобы независимо от других проверить, можно ли с помощью методов этой науки повторно обнаружить те или иные дан-ные или нет. Выразим это образно: в "ландшафте" различных наук я могу иссле-довать неприступную гору, лишь используя необходимое снаряжение, чтобы затем, как Вильгельм фон Гумбольдт, с помощью сектанта изго-товить карту, но с этим снаряжением мне не удастся осуществить под-водные исследования. Понятно, что без тренировки и обучения мастер-ству погружаться в неизвестные глубины нельзя. Впрочем, кое-какие возможности познакомиться с подводным миром есть и у ныряльщика-любителя без специального снаряжения: ему нужны только здоровые легкие, подводная маска и дыхательная трубка. Читатель уже догадался, к чему я клоню.
2. Различие между естественными и гуманитарными науками Все науки собирают знания и посредством публикаций в журналах и книгах делают их доступными широкой общественности. Предметом знаний считаются достоверные явления, т. е. те, что происходят при определенных условиях неизменно и действительно что-то объясняют, а не наблюдаются случайно. Всему должны предшествовать системати-ческие исследования, в которых гипотезы проверялись бы при помощи определенных методов. В первую очередь это возможно в естествен-ных или точных науках. В них формулируются номотетические зако-ны, например, закон тяготения, когда после множества проведенных опытов делается вывод , касающийся общих закономерностей. В широ-ком смысле можно говорить об эмпирических науках (греческое слово empeiria соответствует слову "опыт"), т. е. о науках, данные которых опираются на опыт и, следовательно, на наблюдение. Если наблю-дениям соответствуют точные показания, то мы говорим о точных науках, выводы которых оформляются в так называемых протоколах. Требующее объяснения положение вещей (Explanandum), таким обра-зом, определяется через объясняющее положение вещей (Explanans). За основу берется показание, отнесенное только к одному случаю. Если это показание подтверждается при повторных исследованиях, оно становит-ся выводом из всеобщей закономерности. Следуя т. н. схеме Гемпеля-Опенгейма, мы используем "гипотезу о законе", которая при определен-ных обстоятельствах должна логически объяснить положение вещей так, что "объясняемое" действительно будет объяснено посредством "объясняющего", в виде возобновляемых исследований по новой про-верке закономерностей. Интерпретационные науки В гуманитарных науках такого рода исследование невозможно.Будучи идеографическими дисциплинами они описывают только частное в его совершенном своеобразии, например, определенную историческую эпоху или поведение отдельной личности. Подобные явления мыуже не станем -- как в случае естественных наук -- считать и измерять,а напротив, займемся отдельной личностью, попытаемся достичь эмпатии, чтобы понять, как она думает, чувствует и действует. Гуманитарные науки имеют дело не с измеримой вещественностью природы, а с изменчивыми субъективными переживаниями и индивиду-альным душевным складом человека. В соответствии с предметом их изучения -- духовно-психическим образом -- их метод является не объ-ясняющим, а понимающим, истолковывающим, интерпретирующим. Мышление связано с интерпретацией произведения искусства или лите-ратурного текста. Наша цель -- обнаружить, что хотел сказать худож-ник, понять стоящий за строками текста смысл или сокровенное сообще-ние, которое скрыто за явно изображенным на картине. В этой работе принимают участие наша интуиция, фантазия, способность сопережи-вать и способность "входить" в текст, пластику или живописное полот-но, что является важным условием для того, чтобы неочевидное сделать очевидным. Нагляднее всего это проявляется на примере изобразитель-ного и драматического искусства. Художник творчески и образно работает, побуждаемый силой сво-его воображения. Выражение сознательно пережитой реальности при-дает его произведению индивидуально-субъективный характер: это касается равным образом и художника, и зрителя. Только при условии общего исторического понимания можно понимать художественное про-изведение, причем, импрессионистическая и экспрессионистическая живопись демонстрирует нам, что субъективная реальность не всегда точно соответствует реальности объективной. В литературоведении, а прежде всего в философии тоже занимаются интерпретацией, истолкованием. Большинство текстов этих наук истолковывают стихи, рассказы и романы, интерпретируют мифы и реаль-ность (Watzlawick, 1976). При этом учитывается, какую именно инфор-мацию для людей как существ родовых несут в себе мифы: интерпрета-ция становится, таким образом, учением о смысле (Rapoport, 1972) или истолкованием знаков (Есо, 1972). Герменевтика и феноменология Мы оказались в области гуманитарных наук, которые, в отличие от естественных наук, не поддаются точным измерениям, но к объективной реальности которых нам удастся приблизиться посредством нашего субъективного понимания. Это вовсе не значит, что научный характер гуманитарных наук берется нами под сомнение,-- просто мы имеем дело с двумя разными научными парадигмами. В гуманитарных науках нередко удается довольно точно описать те или иные процессы. С дру-гой стороны, в естественных науках многие процессы описываются лишь приблизительно, как в современной атомной физике лишь с опре-деленной вероятностью. Зачастую физик вынужден прибегать к об-разности описывая, например, свойства электронов то как волну, то как частицу. История интерпретирует дошедшие до нас источники, изу-чая, допустим, образ жизни какого-то народа в глубокой древности. Однако источники могут склонять к ошибочным умозаключениям, по-скольку толковать их можно по-разному. Скажем, название улицы "Брандтштрассе" можно объяснить тем, что в этом названии увекове-чили имя бывшего Канцлера Брандта. Однако не исключено, что име-ется в виду Брандт -- бывший бургомистр какого-то маленького город-ка, или название улицы просто намекает на то, что много лет назад здесь случился большой пожар, или лес на этом месте были расчищен посредством выжигания *. Убедительность той или иной интерпретации подтверждается или опровергается дальнейшими исследованиями -- изучением источников, раскопками и т. д. Во всяком случае предположительная, интерпретация должна быть уточнена соответствующими доказательствами. Неопределен-ные поначалу заключения могут получить после новых раскопок изоби-лие вполне законных с научной точки зрения подтверждений. Их сле-дует однако подтверждать в дальнейшей исследовательской работе, что-бы можно было ручаться за их "объективность". В арсенал гуманитарных методов наряду с герменевтическим входит феноменологический метод. Феноменология -- в широком смысле сло-ва -- это учение о "феноменах", т. е. о явлениях в том виде, в каком они предстают нашим чувствам. В узком смысле слова феноменоло-гия -- это основанное Гуссерлем философское течение. Оно занима- * Brand -- по-немецки пожар.-- Прим. перев. ется феноменами, которые исследуются как данные сознания, как сущ-ности и как смысловые связи. Многочисленные представители феноме-нологической школы (Husseri, Scheler, Heidegger, Reinach) через непо-средственное созерцание и интуицию стараются -- и это сближает их с герменевтикой -- прийти к знаниям, которые проистекают из непо-средственного переживания и устремлены к целостности, смыслу и экзистенциальному пониманию. При этом наша фантазия и склонность создавать в психике представление о вещи используются так же инту-итивно, как и сами возникшие фантазии, которые подвергаются ана-литической проверке в соответствии с их собственной логикой (Hus-seri, 1900, 1901). Феноменология, таким образом, не является отбросившим всякое теоретизирование созерцанием. Она -- определенный метод рефлек-сии, который подводит под непосредственное созерцание и интуицию критический фундамент. Чтобы понять человека, недостаточно прони-кнуться его чувством, допустим, несчастной любви и вызванного ею страдания, вспомнив при этом свою собственную любовь. Мы должны снова и снова перепроверять, поняли ли мы на основе нашего личного воспоминания то чувство, которое испытывает другой. В противном случае, легко возникают всевозможные недоразумения, для избежания которых необходимо постоянно возвращаться к критической позиции. В герменевтике (от греческого "hermeneutes" -- толкователь, разъясняющий) все обстоит точно так же. Если я знаком с ситуацией, о которой мне рассказывает другой, я могу сказать: "Ага, так вот что ты чувствуешь!" Иногда для этого необходимы подробные рассказы, точ-но описывающие испытанные переживания. Простое по обстоятельст-вам событие, например, автомобильную аварию с легкими поврежде-ниями, можно без труда понять из короткого описания; напротив, сложные супружеские проблемы, трудности в воспитании детей, запу-танные семейные ситуации без дополнительной переработки понять невозможно. Еще труднее понять человека, рассуждающего о само-убийстве, пребывающего в состоянии глубокой депрессии, или того, кто говоря попростому, "сдвинулся", а выражаясь психиатрически, стра-дает шизофренией. Тем не менее, если мы достаточно терпеливы для того, чтобы внима-тельно слушать, замечать полутона и действительно стараемся понять, что произошло с другим, мы сумеем выявить скрытую подоплеку непо-нятного прежде поведения. При этом мы должны методом проб и ошибок снова и снова высказывать свои догадки, и посредством заданных собеседнику вопросов проверять, соответствуют они реальности или нет. Тем самым мы оказываемся в знаменитом герменевтическом круге, где наше предварительное понимание вводит нас в ситуацию собесед-ника. Понимание себя и понимание другого начинают взаимодейство-вать и приводят в конце концов к адекватному пониманию жизненной ситуации другого. (Гадамер, 1960). Способности герменевтического понимания индивидуально различ-ны: если один без труда схватывает смысл современного стихотворения, то другому это не удается; один наслаждается, слушая классическую му-зыку, другой больше любит современную. Кто-то с большой легкостью понимает алкоголика, кто-то -- невротика или находит общий язык с психически больным. Здесь есть свои границы -- границы воспри-ятия, понимания, чуткости, переработки восприятия, вкупе с опас-ностью ошибочных умозаключений, которые при герменевтическом методе обычно возникают тогда, когда истолкование дается слишком рано, то есть когда пренебрегают необходимостью долго и интенсивно входить в ситуацию другого. Научная теория В научно-теоретической перспективе мы рассматриваем "ландшафт" наук извне, подобно тому как Землю наблюдают со спутника. Попробуем рассмотреть науки с научно-теоретической точки зрения и разделим их на номотетические, т. е. устанавливающие законы, и идеографические, т. е. подробно описывающие отдельные случаи. Науч-ная теория различает применяемые в отдельных науках методы, кото-рые она описывает и сравнивает. Точно так же можно описать теории отдельных наук и сравнить их по степени логической обоснованности, непротиворечивости и способу происхождения. Особое научно-теоретическое значение имеет возможность прове-рять и подтверждать выводы, констатируемые той или иной наукой. В идеальном случае выводы, добытые одним ученым, при применении тех же методов другими учеными, остаются прежними. Однако, быстро выясняется, что, например, в современной физике, при исследовании одних и тех же явлений одними и теми же методами, вряд ли удастся прийти к одним и тем же выводам, поскольку за разделяющее эти исследования время может измениться не только предмет исследования, нои эти методы и даже сам исследователь. Кроме того, наблюдаемые феномены могут восприниматься по-разному: один исследователь называет определенный промежуток цвето-вого спектра зеленым, а другой -- именует его голубым. Одно и то же высказывание будет по-разному восприниматься и толковаться разны-ми исследователями. Чтобы избежать подобных недоразумений, изуча-емые понятия должны быть операционально определены таким образом, чтобы в любом случае было понятно, о чем идет речь. Пример заме-чательного операционального определения -- понятие "остров". Ост-ров -- это часть суши, окруженная водой или часть суши, которую мож-но обогнуть на лодке. Такие сложные феномены, как любовь, точному определению без тех или иных оговорок не поддаются. В попытке дать точное опреде-ление этому феномену заключается большая опасность, ибо любое опе-рациональное определение делает феномен любви слишком поверхност-ным ( в количественной психологии, например, величина любви опре-делялась частотой поцелуев или продолжительностью "поглаживаний"). Интроспективная сторона феномена любви в этом случае вряд ли будет определена. Большинство эмпирических социальных исследо-ваний и исследований в экспериментальной психологии проводятся именно так: наблюдаемые стереотипы поведения точно описывают , по возможности рассчитывают и фиксируют на киноленте. В результате возникает обилие статистических сведений, которые, распределенные по таблицам, оседают в бесчисленных дипломных работах, диссерта-циях и монографиях. Эти сведения позволяют выявлять отдельные закономерности, например, что определенный процент людей после ав-томобильной аварии или специального психологического эксперимента ведет себя именно так, а не иначе. Естественные для здравого смысла и ожидаемые способы поведения становятся, таким образом, научными категориями. 3. Освобождающие науки
Прежде чем перейти к психоанализу, я хочу упомянуть еще однонаучное направление, которое находится между нередко обвиняемыми в позитивизме эмпирическими науками и гуманитарными науками, а именно критическую теорию Франкфуртской школы, связанную с именами Адорно, Хоркхеймера и Хабермаса. "Критическая теория" не довольствуется нейтральным коллекционированием сведений, а понимает исследование как просвещение и критику господствующих общественных отношений. Она использует методы феноменологии и герменевтики и, как и они, пытается глубоко и обстоятельно разъя-снить индивидуальные события, но, будучи критической, постоянно учитывает воздействие на человека со стороны тоталитарного обще-ства. Тем самым "критическая теория" оказывается чем-то третьим, находящимся между естествознанием и гуманитарными науками, а именно -- освобождающей наукой, которая, вполне в духе Просве-щения, не только анализирует и постигает смысл исторически сложив-шихся отношений, но и критикует их. После этого она проверяет, ста-новятся ли субъекты свободнее от того, что они делают и имеют ли они возможность освободиться из-под власти и опеки или же они зани-маются исключительно накоплением знаний, но совершенно не знают (в практическом смысле этого слова) не только своего внутреннего мира, но и внешнего мира социальных структур, деспотических отно-шений, экономической зависимости и т. д. (Horkheimer & Adorno, 1947; Becker. W, 1972.)
4. Позиция психоанализа
Наблюдая психоанализ как бы извне, с научно-теоретической точки зрения, не так-то просто указать его место в системе наук. Порой созда-ется впечатление, что психоанализ, подобно хамелеону, меняет свою окраску. Следуя психоаналитику Хайнцу Гартманну (1972), психоанализ можно классифицировать как естественную науку, если его данные, такие, например, как "Вытеснение бессознательного содержания есть причина невроза" или "Отмена вытеснения посредством психоанализа устраняет невроз", воспринимать как общие закономерности или, как выражаются академические психологи, повсеместно действующие пси-хологические закономерности. Опираясь на эти критерии, философ Адольф Грюнбаум (1984) делает вывод, что психоанализ пребывает в очень непростом положении. Но с таким же правом можно поместить психоанализ в ряд идео-графических наук, ссылаясь на единственный в своем роде и неповторимый результат каждого отдельного анализа, который не допускает обоб-щения. Двигаясь в этом направлении, французский философ Поль Рикер (1969) в своей работе "Истолкование. Опыт над Фрейдом" определяет психоанализ как герменевтическую науку. Другие, например, Альфред Лоренцер (1974), считают психоанализ "критически-герменевтической эмпирической наукой", понимая при этом "эмпирический" не в естественно-научном смысле ( как наблюда-емый опыт ), а как опыт, пристекающий из косвенным образом раскры-ваемых переживаний. В таком случае правильнее было бы назвать психоанализ "наукой переживаний". В более поздней публикации (1984) Альфред Лорен-цер открыто говорит об "анализе переживаний". В другой работе (1985) он помещает психоанализ в центр треугольника между социологией, психологией и биологией (см. табл. 3). Я поддерживаю мнение, что в психоанализе переработаны и использованы элементы каждой из этих трех наук -- когда речь идет о таком сложном объекте, как человек, ина-че и быть не может. В антропологии или, выражаясь современным язы-ком, в науке о человеке дело обстоит точно так же. Здесь собирают и классифицируют данные, показывающие зависимость человека как от биологически данных процессов, так и от разнообразных воздействий общества, исторической эпохи и психологических процессов, возникаю-щих в человеке и между людьми.
Психоанализ -- наука о человеке Психоанализ рассматривает человека не только в трех вышеназванных теоретических перспективах, но и корректирует его отношение к жизненной практике. Это значит, что его не только исследуют мето-дами, идущими извне, но и открывают ему методы, идущие изнутри, примененяя которые человек воспринимает себя как субъект. К объ-ектному измерению поддающихся описанию феноменов психоанализ присоединяет субъективный аспект человеческого переживания как результат интроспективного метода. Если принять во внимание еще и освобождающий потенциал психоанализа, то мы получим очень близкую к действительности модель психоанализа. Психоанализ как герменевтическая и объясняющая наука Прежде чем предпринять попытку классификации психоанализа, я хотел бы обсудить еще три важные работы, в каждой из которых под-нимается вопрос: Какой наукой является психоанализ -- объясняющей и отвечающей понятию естественной науки или приближающейся к ис-кусству толкования, т. е. ориентированной герменевтически? 1. Ганс-Юрген Меллер. Психоанализ -- объясняющая наука или ис-кусство толкования? (1978). 2. Пит К. Куипер. Заговор против чувств. Психоанализ как герме-невтика и естественная наука (1976). 3. Юрген Кернер. От объяснения к пониманию в психоанализе (1985). Как это уже проделывал психолог Мейнард Перрец (М. Perrez, 1972), исследователь науки Ганс-Юрген Меллер применяет к психо-анализу очень жесткие мерки, ориентированные на естественные науки. Он проверяет, действительно ли психоанализ представляет -- в соответ-ствии с упомянутой выше схемой Гемпеля-Оппенгейма -- научные объ-яснения. Если психоанализ это делает, значит он в состоянии не только давать объяснения явления в прошлом, но и высказывать прогнозы, которые в последствие могут оправдаться. Опираясь на научно-теорети-ческие критерии, Миллер приходит к выводу, что в отличие от теории поведения психоанализ невозможно подвергнуть эмпирической провер-ке. Таким образом, его следует классифицировать скорее как искусство толкования или герменевтический метод. Меллер на этом не останавли-вается и задает следующий вопрос: Как можно подтвердить толкование? Для этого Йорг Зоммер в своей новой книге "Диалогические методы исследований" (1987) предложил следующие критерии: критерий соот-ветствия (содержание и выражение сознания должны соответствовать друг другу), критерий связности (истолкования должны быть взаимо-связаны) и критерий практики (истолкование оказывается пригодным в жизненной практике). Помимо монологического подтверждения истолкования посредством реакции пациента ("Да, так оно и есть! Теперь у меня словно пелена с глаз спала"), сюда добавляется диалоги-ческое подтверждение, заключающееся в том, что партнеры обсуждают в диалоге предложенные истолкования и сходятся на одном из них (кри-терий согласия). Два других автора -- психоаналитики Пит К. Куипер и Юрген Кер-нер - решают проблему альтернативы ("естественная наука или гумани-тарная наука") в пользу принятия обеих альтернатив: "и то, и другое". Это значит: всякая односторонность только во вред. Куипер подчерки-вает, что односторонняя естественно-научная ориентация упускает из виду субъективную компоненту "человеческого удела" и жизнь чувств в целом. Поэтому его книга носит название "Заговор против чувств". Односторонний способ констатирует лишь полуправду. Вместе с тем, Куипер допускает, что в психоанализе существуют и причинные (каузальные) объяснения, когда, например, говорится, что изменение произошло потому, что "пребывание переживания в сознании" оказа-лось для сознания настолько болезненным, что в конце концов оно не смогло его переносить. При этом (при всех оговорках в отношении каузального мышления) возникает причинно-следственное отношение "если... то..." между "вытеснением" и "проявлением" невротического симптома, например: если состояние осознания для Я невыносимо, то мысль вытесняется (хотя бы ценой невротического симптома!). Другие примеры такого причинной связки: "Если меня покинет некий важный для меня человек, то я буду грустить", "Если меня будут преследовать, .то я обращусь в бегство." Правда, тяжелые психические обстоятельства не всегда приводят к причинной связи, в смысле линейного причинно-следственного мыш-ления. Согласно Грегори Бейтсону (1972), мы скорее имеем дело с цик- Таблица 5. Психоанализ как система между системами смежных наук лическим мышлением, которое обращается во множестве самых разных систем. По этой причине системно-теоретическую локализацию Лоренцером психоанализа в центре треугольника между психологией, социо-логией и биологией лучше было бы представить в виде пересекающихся окружностей, где область всех трех систем находится на их общем пере-сечении, а остальные области соприкасаются лишь с двумя или с одной (см.табл.5). Юрген Кернер поднимает интересный вопрос: Не заменяется ли при психоаналитическом методе герменевтический подход объясняющим методом? Попробую последовательно уточнить его мысль следующим образом: Во время психоаналитического сеанса я поступаю преимущест-венно герменевтически, а между психоаналитическими сеансами время от времени, словно выпадая из психоаналитического метода, задаюсь вопросом, как связаны между собой герменевтически понимаемые фено-мены в причинно-следственном отношении. В течение сеанса я слушаю пациента и пытаюсь понять смысл того, что он мне рассказывает, причем изложение и восприятие обстоятельств дела анализируемым и аналити-ком однократны и не вполне поддаются определению. Между сеансами я пытаюсь, исходя из своей отдаленной позиции, применить к данному случаю повсеместно действующие законы. Например, привлекаю психо-аналитическую теорию возникновения неврозов навязчивого состояния (регрессия к анально-садистской фазе) и пытаюсь объяснить навязчивый симптом причинно-следственным отношением "если ... то ..." . Приложение 3 ЧТО ТАКОЕ ПСИХОАНАЛИЗ? Перечень определений разного происхождения
1. Определения Фрейда "Прочистка дымохода" или "лечение(Breuer & Freud, разговором" 1895) Искусство толкования с целью преодоления(Freud, 1904. С. 8) амнезии, заполнение всех пробелов памяти Теория бессознательных душевных (Freud, 1928. С. 215) процессов Метод, при котором обнаруживается(Freud, 1905. С. 281) перенос Не лишенное тенденции научное(Freud, 1909. С. 339) исследование, а терапевтическая идея; ее цель не доказать что-то, а изменить Метод, уничтожающий иллюзии(Freud, 1911. С. Ill) Метод, который позволяет вспомнить, (Freud, 1914. воспроизвести и переработать душевныеС. 126136) конфликты Ряд психологических, тем же путем(Freud, 1923. С. 211) добытых понятий, которые постепенно соединяются в новую научную дисциплину Половая теория, в которой центральную(Freud, 1923. С. 223) роль играет Эдипов комплекс Метод, в котором существенную роль(Freud, 1926. играет детская сексуальностьС. 233 -- 247) Способ "корректирования" в отношении(Freud, 1926. С. 285) вытеснения Метод исследования, внепартийный(Freud, 1927. С. 360) инструмент, подобный исчислению бесконечно малых Раздел психологии - глубинная психология (Freud, 1933. или психология бессознательного С. 170171) Метод, который должен создавать(Freud, 1938. С. 96) "благоприятнейшие для Я-функций психологические условия": в этом случае его задача будет выполнена 2. Понятия психоаналитиков после Фрейда Естественная наука, в которой наблюдают(Hartmann, 1927) и создают законы о динамике душевных процессов, доступных даже в эксперименте Критически-герменевтическая(Lorenzer, 1974) эмпирическая наука Анализ переживаний (Lorenzer, 1984) Наука о человеке в центре треугольника(Loren/tT, 1985) между биологией, социологией и психологией Равно "понимающая"и "объясняющая"(Kuiper, 1976; наукаKoerner, 1985; Kutter. 1 984) Основанная на разговоре практика, при-(Lacan, 1966) званная превратить затаенный, запущен-ный, ставший симптомом дискурс в речь 3. Определения философов и теоретиков науки Герменевтический метод, действующий(Ricoeur, 1969) через сознание на становление сознания Психоанализ как саморефлексия(Habermass, 1968) Психоанализ как "глубинная герменевтика", (Lorenzer, 1970) "психоаналитическая герменевтика" Искусство толкования(Moeller, 1978 ) Феноменология, в которой явление рссмат- (Hcsseri, 1900) ривается непосредственно на чувственном уровне и интуитивно проигрываются процессы, происходящие у других Освобождающая наука в духе эпохи(Adorno, 1966) Просвещения Психоанализ как критика идеологии(FLibeiTnass, 1968) 4. Определения автора в виде резюме Исследовательский метод для исследования недоступных ранее бессознательных психических процессов. Метод лечения психических нарушений. Учение о сопротивлении и переносе. Теория личности. Учение о болезнях, теории психических нарушений. Гуманитарная наука, которая наилучшим образом в идеографической манере рассматривает и понимает отдельные биографии. Историческая наука, в которой история отдельного человека описывается начиная с младенческого возраста Метод исследования душевных процессов, не доступных иным методам.
Речь в защиту психоанализа перед родственными ему науками В этой книге я произношу речь в защиту психоанализа перед родст-венными ему науками. Вместе с тем. я хочу исповедаться в том, что я в действительности сохранил из психоаналитической теории и практи-ки, а отчасти рассказать психоаналитикам о том, что они все-таки дела-ют. Существует обширная литература о психоаналитической практике. но то, как она на самом деле проводится, лучше всего воспринимается из описаний самих психоаналитиков, а еще лучше -- из сообщений анали-зируемых. При этом поражают огромные различия и расхождения. Фрейд, например, в своих работах советовал вести себя подобно зерка-лу, лишь отражая то, что исходит от пациента, в то время как отчеты ранних анализируемых Фрейдом свидетельствуют об обратном 2. Согла-сно им Фрейд представляется аналитиком, который держал себя очень добросердечно и доброжелательно. Для сегодняшних психоаналитиков ситуация ничуть не изменилась. То, что они пишут, не всегда соответст-вует тому, что они делают в действительности. Исследования психоана-литической теории и метода на основании работ Фрейда с использова-нием философской логики, автоматически ведут к выводам, которые не соответствуют тому, что происходит в психоанализе. Это. разумеется. сказано не в упрек теоретикам науки, а скорее относится к психоанали-тикам, которые не всегда четко и точно сообщают о своей деятельности. Если психоаналитики и впредь будут собираться лишь в своих соб-ственных обществах, напоминающих эзотерические кружки, призван-ные сохранять и оберегать психоанализ Фрейда от других наук, ситу-ация вряд ли изменится. Было бы гораздо лучше раскрыть психоана-лиз, дать ему выход наружу. Если психоаналитик, подобно мне, обосновался в Институте психоанализа на психологическом факультете университета, он вовсе не должен избегать обмена информацией с кол-легами-психологами и попыток отыскать с ними общий язык. Такие попытки, однако, не подразумевают отказа от психоаналитических постулатов. Психоанализ может оказаться полезным для других наук. Применяемые в психоанализе методы следует рассматривать исключи-тельно с научно-теоретической точки зрения, адекватно предмету его исследований. Так, наряду с лингвистическими коммуникационно-теоретическими, общественно-научными методами могут обнаружи-ваться "скрытые смысловые структуры" (Oevermann et all., 1976) и соответствующие им "скрытые речевые структуры" (Keseling, Wrobel, 1983). Посредством определенного психологического тестирования можно понять изменения, протекающие на протяжении психоаналити-ческого процесса, их проявления во времени. Это можно сделать при помощи Гисенского теста (Beckmann. Richter, 1972) или с помощью анкеты для оценки изменения состояния в течение психосоматического заболевания (FAPK; Koch, 1981). Если благодаря подобным исследо-ваниям психоанализ станет понятным и доступным для описания дру-гим ученым, я вижу в этом не опасность, а напротив -- возможность не только лишить психоанализ налета мифологичности, но и лучше интег-рировать его во всю совокупность наук. Чтобы эффективно использо-вать эту возможность, психоаналитики должны еще более открыто, чем раньше, информировать о том, каким образом они добывают свои сведения, как они их истолковывают и каким образом обосновывают свои истолкования. Я остановлюсь на этом особо в главе VIII, где буду говорить о психоаналитическом методе лечения. V. ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ЛИЧНОСТИ 1. Предварительные замечания В психоанализе понятия личности (Personlichkeit). лица, персоны (Person) и характера (Charakter) употребляются различным обра-зом. В то время как одни рассматривают "персону" в качестве философского понятия, представляя личность в эмпирически-психоло-гическом смысле (как сумму наблюдаемого), другие причисляют к по-нятию личности всю внутреннюю жизнь, включающую в себя чувства идентичности, самостоятельности и самосознания. В психологии 50-х годов под личностью понимали определенный характер; существовало целое учение о характерах, об определенных типах; на передний план выступала характерологическая система как таковая, представленная в многочисленных книгах, из которых наибольшее количество пере-изданий выдержал труд Губерта Рорахеса "Краткое введение в учение о характерах" (1948). Согласно этому учению, в структуре характера представлены различные слои (Lersch. 1948), или полярности (Wellek. 1950). Интенсивность и глубина (Intensitaet, Tiefe), экстраверсия и интроверсия -- (Extraversion, Introversion) являются стержневыми понятиями этой характерологии. Сегодня современная психология рассматривает личность в опре-деленном контексте и в зависимости от конкретной ситуации ("state"), всякий раз выделяя при этом независимые от ситуации отличительные личностные черты (Merkmalen "trait"). Различные сферы проявления "персоны" -- эмоции, познание, мотивации, восприятие, мышление, поведение -- составляют области соответствующей психологии: психо-логии познания (Kognitionspsyhologie). психологии мотивов (Motiva-tionspsychologie) и т. п.. так что целостный взгляд на личность при этом теряется, и возникает снова уже в виде "концепции самости" (Selbstkonzept) в качестве последовательного накопления опыта (фе-номенальная самость -- das phaenomenale Selbst) и как репрезентация персоны (познающая самость -- das kognitive Selbst). Это проявляется в поступках и остается столь же устойчивым, что и характер персоны (Pervin, 1981). В современном психоанализе личность проявляется в определенной динамике, как нечто, воспринимаемое с помощью "личностного измере-ния" (Persoenlichkeitsmessung), "измерительной техники" (Messtechnik), наблюдений и тестов или нечто, что согласно теории научения и поведенческой терапии разворачивается между стимуляцией или раз-дражением (Reiz) и реакцией (Reaktion). Таким образом, личность сво-дится к комплексу из "реактивных диспозиций" (Reaktiondispositionen), которые могут быть условными и безусловными. Для более цело-стного понимания человека подобных теорий недостаточно. Поэтому внутри самой психологии не прекращаются попытки устранить эти затруднения: здесь стоит упомянуть работу Абрахама Маслоу "Моти-вация и личность" (1954) и личностно -- ориентированную теорию Карла Р. Роджерса (1961). Но и они не дают действительно полной картины того, что мы понимаем под личностью. В связи с этим представляется уместным дать здесь по возможности более ясное разъяснение сущности психоаналитической теории личнос-ти. Эта теория возвращает нас к Фрейду, однако за последние десяти-летия она во многих отношениях проделала значительные шаги в своем развитии. Следуя исторической логике можно описать развитие психо-аналитической концепции личности в соответствии с тем, как она посте-пенно выделилась из теории влечений через "Я -- психологию", вплоть до "психологии самости" и теории объект -- отношений. Однако мы можем выбрать и иной путь, и для начала изложить общие описанные психоанализом закономерности, чтобы затем, принимая во внимание единственный в своем роде характер конкретной личности, рассмот-реть, -каким именно образом он отличается от характеров других людей. Впрочем, можно и объединить оба способа, если проследить развитие психоаналитической науки как в плане общей, так и дифференцирован-ной теории личности. Для начала стоит коротко упомянуть, как психоанализ пришел к своим теориям: самоанализ Фрейда играл на этом пути столь же важ-ную роль. что и текущие наблюдения за невротическими пациентами. Разумеется, здесь можно задаться вопросом -- почему данные, получен-ные от невротических больных, могут быть применимы к "нормальным личностям". В академической психологии это недопустимо, поскольку там существуют идеальные, функциональные и статистические нормы. определяющие, что является здоровым, а что больным. В психоана-лизе. напротив, существует мнение, что границы между нормой и пато-логией не столь строги, т. к. здесь наличествуют очень текучие пере-ходные состояния, встречающиеся гораздо чаще, чем экстремальные формы патологий. Отсюда можно предположить, что, преодолевая известное заболевание, мы начинаем осознавать, что наряду со здоро-выми компонентами психического мы несем в себе и патологическое начало. Кому не нравится психоаналитический подход к личности вооб-ще тот может ограничиться рассмотрением ее теоретической части в пла-не применимости к "невротикам" или лицам с иными психическими расстройствами. Прежде чем вдаваться в детали, я хочу сразу дать понять, что пси-хоаналитическая теория личности не во всем обоснована эмпирически. Так, например, критика экспериментальных штудий психоанализа Зиг-мунда Фрейда Айзенком и Уилсоном (1973) вполне справедлива. Одна-ко есть и возражение против подобной критики, например, хотя опросы студентов колледжей и не дают подтверждений -- с желаемой точно-стью -- важнейших положений психоанализа, таких, как сексуальное развитие, роль эдипова комплекса и значения вытеснения, можно пред-ложить читателям самим в процессе чтения убедиться, в какой степени представленные здесь теории могут подтверждаться на примере их соб-ственных переживаний и переживаний их друзей. Сюда можно вклю-чить и опыт других людей, а также анализ перечисленных в главе I драм и фильмов. 2. Образ человека по Фрейду Образ человека у Фрейда сначала определялся влечениями как управляющими силами. Доминирующее место отводилось половому влечению. Проявление этого инстинкта Фрейд обнаруживал в снах, ошибочном поведении, оговорках, забывании, ошибках речи, в шутках, иронических высказываниях. Каждой из названных тем он посвятил по книге: "Толкование сновидений" (1900). "Психология обыденной жиз-ни" (1901), "Остроумие и его отношение к бессознательному" (1905 ). В этих книгах, снабженных многочисленными примерами Фрейд не-обычайно ярко живописал, как порой в той или иной степени мы попа-даем под влияние бессознательных фантазий. Для иллюстрации образа человека "влечения", я хотел бы привести примеры из личной жизни и психоаналитической практики. Известно, что в разговоре те или иные вещи могут отторгаются наперед, если, скажем, говорящий не уверен, что не имеет дело с "непристойностью". Или передо мной лежит книга, написанная автором, по отношению к которому я ощущаю бессозна-тельное презрение. Или из моей памяти начисто стирается болезненная для меня сцена. Всякий, при условии внутренней честности, отыщет в личной жиз-ни массу примеров фрейдовских оговорок и бессознательного забы-вания, ошибок в поведении и речи и т.д. То же самое касается и много-численных шуток, с помощью которых мы компенсируем разнооб-разные состояния подавленности или угнетенности -- не только сексуального характера,-- поскольку в шутке мы, по меньшей мере, выражаем что-то недозволенное и получаем возможность смеяться по этому поводу. Возвратимся, однако, к серьезным теоретическим положениям. 2.1. Психоаналитическая теория сексуальности Учение о фазах
В современном психоанализе нельзя оставить без внимания учение о фазах; следует определить развитие человеческой личности по этой модели. Речь идет об известных "оральной", "анальной" и "фалличе-ской" или "генитальной" фазах, которые в психоанализе со времен Фрейда считаются длящимися с момента рождения до пятого года жиз-ни. Акцент классического психоанализа падает на "инстинктное" разви-тие фаз. В оральной фазе раннего детства мы непроизвольно ищем грудь, чтобы присосаться к ней (от латинского "os" -- рот), позднее грудь может заменить соска, большой палец руки или что-то другое (или сигарета в более взрослом возрасте). В анальной фазе (от латин-ского "anus" -- превратный) мы включаем в сферу наших переживаний физиологические процессы, такие как дефекацию и мочеиспускание. Но на отношение к таким "инстинктным выражениями влияет мнение окружающих. Например, всякий читатель может представить себе раз-ницу между фанатично аккуратной матерью, требующей от ребенка чистоплотности уже ко второму году жизни и матерью, которая дает малышу время научиться самому контролировать готовность "помо-читься" или "наложить кучу". В первом случае ребенок будет зависим от матери, во втором -- он получает способность самостоятельно упра-влять своими выделениями и при этом ощущать комфортность -- каче-ство, особо выделяемое в классической теории влечений Фрейда. Не менее чреваты последствиями и влияния окружающих людей. Выраже-нием этого влияния служат различные стили семейного воспитания, сказывающиеся, в частности, на развитие так называемой "генитальной" сексуальности. Например, родители могут быть убеждены в том. что сына следует воспитывать в духе традиционного представления о мужчинах -- т.е. особенно "жестко".-- когда ребенок не должен вы-казывать своих чувств (мужчины не плачут), однако, проявлять отвагу. мужество, упорство и энергичность. Совсем противоположные требова-ния предъявляют родители, следующие традиционным представлениям о воспитании дочери: мягкая, нежная, чувственная, податливая. При этом инстинктивным влечениям наносится существенный вред, посколь-ку такой подход к воспитанию лишает и юношу, и девушку возможности свободного развития и выбора в каждом конкретном случае соответству-ющей формы женского или мужского образа. Девушки могут быть столь же энергичны, что и юноши, которые, в свою очередь, могут вполне раз-вивать свою чувственность. В этом случае, фалло -- центрическая ориентация классического психоанализа с его теорией "зависти -- к пенису" неизбежно уступила бы свое место полицентрической позиции, принимающей во внимание перспективу обоих полов. Мы еще возвратимся к этой новой точке зрения в параграфе 3 .1.
Проблема агрессивности Сексуальность и агрессивность -- два основных побудительных мотива человеческой жизни и межличностных отношений. Проблема агрессивного, т. е. оскорбительного, разрушительного и жестокого обра-щения, не разрешена до сих пор. Поэтому этот вопрос не может быть упущен в представленной здесь психоаналитической теории личности. Фрейд испытывал определенные затруднения в определении психоана-литической сущности феномена агрессивности. Какое-то время Фрейд полагал, что агрессивно-садистическое поведение является следствием влечения (Trieb). Вопрос лишь в том. понимать ли агрессивно-садисти-ческие влечения в духе монистической теории как относящиеся к сексу-альности, или в духе дуалистической теории как представляющие собой самостоятельную группу влечений. Положение не прояснилось и тогда. когда Фрейд -- скорее спекулятивно, нежели основываясь на наблюде-ниях,-- выдвинул гипотезу влечения к смерти (Todestrleb). влечения. которое характеризуется стремлением к собственной смерти, но вторич-ным образом обращено на других. Следующая теория строится на том, что агрессивное поведение реактивируется в результате фрустрации. Фрейд долгое время не мог оста-новиться на чем-то определенном. В дальнейшем при рассмотрении феномена- агрессивности психоаналитики столкнулись с такими же тру-дностями: если бы они отклонили гипотезу "влечения к смерти", тогда им следовало бы поддержать гипотезу о первичном влечении к агрессии. В любом случае следующее поколение психоаналитиков было вынуждено решать актуальный вопрос "экстремальной агрессивности", как они обозначили историю преследования евреев нацистами Подобные край-ности не оставляют иного выбора, кроме как согласиться с существующим в человеке влечением (Trieb) к агрессивности, цель которого -- причинятъ вред другим, оскорблять, разорять, убивать их. В процессе социализации деструктивные проявления инстинкта или влечения к аг-рессии могут быть ограничены путем их канализации в конструктивное русло. Первоначально необузданное, нескоординированное, беспощад-ное и грубое поведение можно превратить из беспредметной агрессии в агрессию конкретную, адресную, позволяющую человеку отстаивать свою точку зрения и защищаться от опасности, давая, в случае необхо-димости, нацеленный отпор. В молодости мы выясняем свои отношения в прямом соперничестве с себе подобными, в то время как в зрелом возрасте предпочитаем интеллектуальное противоборство" используя в качестве оружия аргументы и факты. Беспредметнаяая агрессивность угрожает межличностным отношениям. Одна опасность -- уничтожение другого человека или целого народа (геноцид). Другая -- саморазрушение (суицид). Подобные экстремальные возможности человека свидетельствуют, насколько актуальна проблема человеческой и межличностной агрессивности. Следует признать очевидную истину: человек в основе своей отнюдь не "благороден, отзывчив и хорош", потенциально он зол и опасен. Удручающий феномен агрессивности следует включить поэтому в драматический список conditio humana наряду с сексуальностью, тревогой (Angst), страхом. Только таким образом мы сможем лучше управиться со скрытыми в нас разрушительными силами подчинить их себе таким образом, чтобы они не стали, подобно атомной энергии, источником постоянного страха, а могли бы быть использованы во благо, как. например, рентгеновские лучи в медицине.
2.2. Развитие структурной модели На протяжении своей творческой жизни Фрейд предпринимал неоднократные попытки теоретического описания проблемы одновременного сосуществования в человеке различных многообразных процессов. В наброске 1895 года он представил личность, как "реальное Я" (Realitaets-ich), которое управляется инстинктом самосохранения и половым влечением. Соглашаясь с тем, что кроме полового существуют и другие инстинктивные побуждения, конституирующие личность, Фрейд был вынужден откорректировать свою теоретическую гипотезу. В 1914 году в работе "О нарциссизме: Введение" он ввел и описал совершенно новое определение -- "нарцистические" особенности. Последнее действует на наше чувство собственного достоинства. самооценки и самосохранения. В связи с появлением " Массовой психологии и анализ человеческого Я" (1912) и "Я и Оно" (1923) возникли существенные предпосылки к эскизной разработке известной в последующем структурной модели: "Оно" (Es), "Я" (ich) и "Сверх-Я" (Ueber-ich). Эта модель подверглась незначительным изменениям в 1926 году в работе "Торможение, симптомы и тревога". Структурная модель появилась под названием "Разделение психической личности" в "Новой серии лекций введения в психонализ" 31 лекции и в 1938 г. в "Кратком очерке о психоанализе". Я считаю структурную модель Фрейда одним из самых в высшей степени практических вкладов в теорию психоанализа. Она получила свое дальнейшее развитие в учении об идентичности Эрика Эриксона (1950, 1959). психологии самости Хайнца Когута (1971. 1977) и теории объект-отношений Лондонской школы Мелани Клейн(1) (1937, 1952). В. Рональд. Д. Фэрбэрн (1952). Дональд В. Винникот (1965, 1965. 1958). Джон Боулби (1951. 1969. 1973. 1980), М. Масуд Р. Хан (1974). Лондонская школа объект-отношений, как мы видели на иллюстрации дерева психоаналитического познания (табл. 3), благодаря Отто Ф. Кернбергу (1975, 1976. 1980) достигла вершины своего развития в США. Синтез приведенных различных моделей личности я попытаюсь осуществить в параграфе 3.2. этой главы.
Аффект - травма -- модель
Согласно данной модели произошедшее в раннем детстве травматическое событие, которое не в силах переработать незрелая детская личность, ведет Непосредственно к психическому повреждению (греч. trauma -- повреждение) как событию драматическому. Нанесенная травма оставляет за собой следы, способные привести к значительным нарушениям в последующем развитии. Подобными травмами могут быть случаи сексуального домогательства, жестокое телесное обращение, и даже "всего лишь" душевная жестокость и холодность, когда детям, например, дают понять, что они не желанны, что они всем мешают, действуют на нервы и т.д. Первичным здесь является внешняя травма. вторичным -- психическая, т. е. травматизация внутренняя; иными словами первично -- повреждение, вторичен -- сам вред (Schaden). Этот вред может состоять в недостатке заботливого обращения, или в избытке травматизирующих событий, результатом которых будет тревога, волнение, реактивная ярость. Эти аффекты, однако, могут и не выражаться открыто, и тогда они влияют отрицательно на развивающуюся детскую личность. Результатом окажется "торможение в развитии" или "детские неврозы" такие, как недержание мочи, кала, крайнее упрямство, апатия, а -- позднее -- и трудности в самом процессе обучения.
Топографическая модель
В данной модели рассматривается соотношение сознательных и бессознательных процессов и различаются три области по мере их психо-аналитической значимости: 1) бессознательную, 2) предсознательную, 3) сознательную. Между ними пролегает граница, которая, однако, при определенных условиях может быть полупроницаемой или проницаемой полностью. Образно говоря, границы контролируются часовыми, определяющими возможность перехода этих границ. "Часовые" могут либо пропускать психические содержания на границе между бессознательной и предсознательной областями, либо удерживать предосудительные инстинктивные влечения от перехода. То же самое происходит и на гра-нице между предсознательной и сознательной областями. Легко себе представить, что "часовые" могут быть подкуплены, если контрабандистам необходимо переправить контрабанду через гра-ницу (см. табл. 6)
Сознание Предсознательная Бессознательная область
Таблица 6. Топографическая модель (измененная после Фрейда). Данное наглядное представление топографической модели отнюдь не отменяется структурной моделью, развившейся впоследствии. Топо-графическая модель, как и прежде, оправдывает себя в повседневной психоаналитической практике. Она также вполне согласуется с " пси-хологией восприятия", с "психологией памяти", а также с моделью реактивного возбуждения в теории научения и поведенческой терапии. Стоит лишь представить, что сознательное раздражение первоначально может быть предсознательным, или более длительное время.-- бессоз-нательным,-- не прекращая при этом своего воздействия. Следует остерегаться усматривать в бессознательном некое суще-ство или особую сущность, с которой в психоанализе иногда обра-щаются как со "святыней" (Heiligtum). Топографическая модель по-зволяет нам разъяснять, каким образом аффективный импульс (страх или гнев) временно попадает в область сознательного восприятия, а за-тем вытесняется, по мере того, как страх или гнев оказываются неугодными сознанию. Последние вытесняются сначала в предсозна-тельную, а затем в бессознательную области, или "искореняются вовсе" (abschieben). Можно провести определенные параллели между топографической моделью и "психологией памяти". В понятийном аппарате "психологии памяти" существует понятие "оперативной памяти", выполняющей функции, аналогичные предсознательной области топографической модели, и понятие "памяти долговременной", которая соответствует бессознательной сфере. На языке информационной теории в бессо-знательной области (или "долговременной памяти") накапливаются элементы, недоступные сознанию, однако, при определенных обстоя-тельствах они могут стать полностью ему доступны. Аналогия с психологией памяти и информационной теорией не укрылась от глаз рассудительных психологов. Принимая во внимание сказанное, психолог Мэтью Хыо Эрделай (1985) представил топографическую модель психоанализа в контексте информационной теории, облегчив, тем самым, понимание психоана-лиза как "психологии познания". Структурная модель В предлагаемой модели по отношению к реальности активно дейст-вуют три инстанции или личностные подсистемы: "Оно", "Сверх-Я" и "Я". При этом сфера "Оно" в широком смысле идентична бессознатель-ной области топографической модели. В структурной модели господ-ствуют особые закономерности, не контролируемые в большой степени "Я", такие, как "сдвиг" (Verschiebung). "сгущение" (Verdichtung), "замена" (Vertauschung), которые лишь отчасти и в искаженной форме могут выражаться в снах. Господствующий принцип -- "принцип удо-вольствия" (Lustprinzip), по аналогии с политикой, крайним выражени-ем котороый выступает анархия. В "Сверх -- Я" локализованы нормы и ценности, являющиеся след-ствием воспитания, а также результатом присутствия эталонной роди-тельской "матрицы". Нормы и ценности наряду с сопутствующими им "заповедями" и "запретами" по большей части не осознаются индиви-дом. Однако они никогда не теряют своего потенциального воздействия, выступающего -- в очень значительной степени -- в форме ограничений автономии "Я" . Таким образом, "Я" располагается в весьма узком промежутке меж-ду "Оно" и "Сверх-Я", и в отличие от последних двух находится в слож-ном положении. Фактически "Я" угнетается с обеих сторон. Со стороны инстинктивного 4 Оно" на него давят стремящиеся к удовлетворению сексуальные и агрессивные импульсы. Меж тем их подлинное удов-летворение доставляет подростку немалые хлопоты и проблемы в от-ношении с родителями. С другой стороны, на "Я" оказывает влияние "Сверх-Я", требующее соблюдения моральных норм и предписаний. Если добавить к перечисленному актуальную реальность, также способ-ную угнетать "Я", то психоаналитическая картина нашей личности предстанет в весьма драматических тонах, (см. табл. 7),
Таблица 7. "Я", сжатое и довлеемое "Свсрх-Я" и "Оно" бессознательные связи между "Оно" и "Сверх-Я". Положение вещей, однако, может предстать в ином свете, если рас-сматривать "Я" не искаженным детскими или невротичекими наруше-ниями, а, напротив,-- как отлично развитое, "зрелое" "Я". Подобное "зрелое" "Я" является носителем сознания, посредником между поры-вами инстинктивного "ветра", дующего из Юно" и локализованными в "Сверх-Я" предписаниями и запретами. Кроме того, "Я" является "органом" проверки, перепроверки и окончательного принятия реше-ний, органом, который расследует конфликты, вытекающие из периоди-чески повторяющихся требований "Юно" и "Сверх-Я". "Я" опробует то или иное компромиссное решение, в результате чего-либо подтверж-дает или отвергает его. Решение принимается совершенно сознательно. При этом исполнение инстинктивного желания или предписаний "Сверх-Я" может быть также отсрочено или перенесено на будущее. Компромисс может быть достигнут и путем частичного отказа от жела-ния либо частичного удовлетворения в социально приемлемой форме, т. е. в "сублимированном" виде. При таких благоприятных обстоятель-ствах потенциалы Юно" полностью находятся в распоряжении "Я". В связи с этим "Я" ощущает себя действенным и обогащенным, по-скольку отражаемые им эротические, чувственные или страстные поры-вы интегрированы в "Я". По отношению к "Сверх-Я" зрелое, здоровое "Я" также автоном-но, поскольку оно сознательно решает, имеет ли смысл соблюдать в той или иной ситуации выдвигаемые "Сверх-Я" запреты. Кроме того "Я" решает вопросы целесообразности принятия каких-либо предубежде-ний и возможности их критической перепроверки. Тем самым происхо-дит превращение предубеждений в "сознательное мнение -- убеждение. В натянутых отношениях с "Я" находятся также и не упомянутые еще идеалы (Ideale) нашей личности. В структурной модели они либо локализованы в "Сверх-Я", либо представляют собой отдельную ин-станцию. "Я" перепроверяет их на возможность реального осуществле-ния и выбирает пути их возможного достижения. Иначе говоря, оно ставит вопрос: что лучше,-- благодаря решительным действиям прибли-зиться к идеалу или приравнять идеал к реальному поведению? "Я", Юно", "Сверх-Я" и "Идеал" зрелой личности четко отделе-ны друг от друга и не втянуты в тягостные конфликты, характерные для ребенка и невротика. "Я" в качестве "стержня личности" претерпевает на протяжении жизни человека множественные изменения вследствие того, что ему приходится усваивать обширные области, принадлежащие "Оно" и "Сверх-Я". Совсем в духе изречения Фрейда,-- "Там где бы-ло Оно" стало "Я". "Сверх-Я" перестает располагаться над (Ueber) "Я", а, скорее, находится рядом. Таким образом, в психоанализе, поня-тие "Я" идентично понятию личности, что соответствует определению Фрейда, представившему "Я" как "понятие" связной организации ду-шевных процессов в личности (Person). В этой связи вспоминается наглядный пример с всадником и конем, который использовал еще Платон. Данный образ достаточно живо вос-производит разбираемые здесь отношения "сила -- слабость". Можно представить, что неопытный в искусстве верховой езды ребенок будет подчиняться коню, в то время как искусный наездник использует силу коня в своих интересах. Пример со всадником выдвигает две альтерна-тивы: если всадник умеет управлять конем, тогда его силы ("Я") воз-растают приобретением части силы лошади; в противном случае всадник ("Я") терпит поражение, чувствует себя бессильным, слабым и пол-ностью отданным на произвол самого коня ( "Оно"). Таблица 8. "Я", свободное от "Сверх-Я" и "Оно", умеющее использовать их в своих интересах; Идеалы и "Свсрх-Я" частично интегрированы в "Я", частично находятся извне, но тем не менее не управляют "Я". На первом рисунке инстинктивная сторона интегрирована в лич-ность, признан примат генитальности. Эрогенные зоны, включая свя-занную с ними чувственность, при этом также блокированы, как и свя-занные с ними желания и мотивы. Они находятся в распоряжении (по мере надобности) в той или иной определенно заданной ситуации. У че-ловека есть власть и контроль, с помощью которых можно, действуя активно, управлять исходящими из "Оно" импульсами; такая модель личности вероятно понравится читателю, поскольку "Я" в данном слу-чае выступает в качестве сильной инстанции, той личностной составля-ющей, которая мыслит, чувствует и поступает относительно автономно. Она крепко держит коня за поводья, может обуздать и укротить его, когда это понадобится. Зависимость от реальности, от биологически заданных инстинктивных порывов "Оно", от требований "Сверх Я" и от претензий наших идеалов, прежде препятствовавшая автономии "Я", в значительной степени ликвидируется, что является целью любого пси-хоанализа (см. табл. 8). 3. Дальнейшее развитие теории Фрейда 3.1. Современные психоаналитические аспекты сексуальности В десятилетия, последовавшие за смертью Фрейда, психоаналитиче-ская теория сексуальности обогатилась многочисленными новыми вкла-дами, была усовершенствована и дифференцирована. Это. в частности, подтверждает и книга Мартина С. Бергмана "Анатомия любви" (1987), в которой наглядно описана неспособность любить, а также разнообраз-ные формы мазохистской, садистической, нарциссической, платоничес-кой и сублимированной любви. В последние десятилетия появилось много литературы на тему женской сексуальности, что было вызвано женским движением 70-х годов. Женщины привнесли некоторые изме-нения в классическую точку зрения Фрейда, и мужская сексуальность, единственно "правившая бал" в "эпоху патриархата" -- как мера и ориентация,-- лишилась своей монополии. В социологических, педаго-гических, психологических и политических кругах большие изменения произвела открытая дискуссия на тему феномена гомосексуальности, ос-вободившая впоследствии многих от прежних предрассудков и выдви-нувшая новые точки зрения. Имеет смысл начать с общей проблемы половой идентичности (Geschlechtsidentitaet), затем рассмотреть некоторые аспекты разнооб-разной литературы о женской сексуальности, после чего перейти к теме мужской сексуальности, чтобы в конце концов обратиться ко все еще спорной теме гомосексуальности. Половая идентичность
Если мы хотим сколь-нибудь широко понять женское и мужское половое развитие и его нарушения, то нам следует обратить внимание на три следующих аспекта половой идентичности: 1. Биологический аспект, т. е. определенный физиологический пол мужчины или женщины с относящимися к нему первичными и вторич-ными половыми признаками. 2. Общественные половые стереотипы или клише, по которым опре-деляется, что является женским, а что мужским. Сверх того, сущест-вуют, как известно, различные мнения по этому поводу в разных груп-пировках, слоях и группах. К этому же относятся перемены в мнениях по поводу женского и мужского на протяжении всего исторического развития. Различным восприятиям мужского и женского соответствует господствующее законодательство, закон о семье, уголовный кодекс, практика распределения заработной платы, разделение труда в про-мышленности, торговле, сельском хозяйстве и на общественной службе. По традиционному разделению ролей женщине отводится роль домохо-зяйки и матери, а мужчине -- профессиональная жизнь. Это типичное половое разделение мужчины и женщины рассматривается в психологии по-разному: различия в агрессивном поведении, уровне активности, доминантности и импульсивности, принимается во внимание страх и тре-вога, относящиеся как к послушанию, так и к протесту и к пространст-венному восприятию. Согласно тесту Гиссена (Giessen-Test) женщины предстают скорее боязливыми, заботливыми, уступчивыми, менее чес-толюбивыми, более слабыми, аккуратными, более депрессивными и бо-лее утомляющимися, чем мужчины, у которых доминируют твердость, господство, меньший страх и большее честолюбие (Beckmann, Richter, 1972). Таким образом, старые стереотипы ролей мужчины и женщины по их собственной оценке все еще остаются в силе, несмотря на извест-ные изменения в этой области. 3. Психическое самосознание себя как мужчины или женщины. Психолог и психоаналитик Роберт И. Штолер, который занимался про-блемой половой идентичности, указывал в целом ряде своих работ (1968, 1973, 1975а, 1975Ь), в частности, на чувство, при котором инди-вид вполне определенно ощущает себя либо мужчиной, либо женщиной. Это по большей части зависит от родителей, но также и от влияния группы сверстников. Так, уважение к отцу способствует раскрытию мужской идентичности, а к матери -- женской. Если дочь испытывает проблемы с женской идентичностью матери, тогда это с большой веро-ятностью скажется впоследствии в виде "ломаной идентичности" (gebrochene Geschlechtsidentitaet). Не следует упускать из виду. что мы, во время своего развития, в большей или меньшей степени идентифицируем себя с важнейшими участниками отношений. При этом в любом обществе принципиально важное значение для обоих полов имеет первый объект отношений -- универсальный объект -- мать. Это обстоятельство играет значительную роль в развитии половой идентичности как мужчины, так и женщины: в начале развития дочь идентифицирует личность матери со своим полом, а сын -- с полом противоположным. Это представляет для мальчиков опасность фемини-зации, которой противостоят с помощью: отделения (Abwendung) от матери, обращение (Zuwendung) к отцу или путем дезидентификации. т. е. обратного изъятия идентификации. Опасность для дочери по отношению к матери заключается в " недо-статочном разграничении" (fehlende Abgrenzung). Чтобы не стать его жертвой, дочь со своей стороны нуждается в особенных усилиях в фор-ме "постоянной работы по разграничению" (konstanter Abgrenzungsarbeit). Исходная ситуация отношения детей в отношении матери содержит в себе как недостатки, так и преимущества для каждого пола. Женщи-на имеет шанс на стабильную женскую "эго -- идентичность", посколь-ку ей легче, будучи рожденной женщиной, идентифицироваться с ней, чтобы прийти к стабильной половой идентичности. Опасность же сохра-няется в чрезмерном "соединении" (Bindung) и недостаточном разгра-ничении при нечетких границах личности, что может препятствовать развитию автономии и независимости. В начале своей жизни мужчина вынужден идентифицировать себя с лицом противоположного пола. При слишком большой идентифика-ции с матерью ему угрожает феминизация. Это, правда, имеет и свое преимущество, заключающееся в стимулировании у него желания отме-жеваться от противоположного пола и тем самым развить в себе боль-шую автономность. Рано или поздно в поле зрения растущего ребенка попадает мужская персона, как правило, отец. При его отсутствии в роли мужского нача-ла могут выступать дядя, дедушка или другие родственники мужского пола. Предпосылкой для идентификации с "отцовской фигурой" явля-ется преимущественно хорошее отношение к ней. Идентификация ока-зывается прочной, если в ее основе лежит положительное отношение к "отцовской фигуре". Подчеркнуто мужественный отец будет способ-ствовать раскрытию половой идентичности мальчика, а слабый, феминный отец, напротив, усложнит этот процесс. Для девочки слишком сильная идентификация с отцом несет опасность чрезмерной "маскули-низации". В то же время в отношениях с отцом дочь получает наилуч-ший шанс понять разницу полов и тем самым достигнуть "отграниче-ния" (Abzugrenzen). Наряду с идентификацией с мужским и женским началом для самоосознания ребенком своей половой роли, немаловажное значение имеют сами повседневные отношения с отцом или матерью. Весьма значимо и отцовское восхищение растущей дочерью как женщиной, и то, как мать поощряет развивающееся мужское начало сына. Не стоит удивляться силе и стойкости классических стереотипов, если в семье одобряют лишь традиционные игры (для дочери -- игра в куклы, для сына -- игра в автомобили). В этой области родители послевоенных десятилетий кое-чему научи-лись. Они позволяют своим детям параллельно с традиционными роля-ми опробовать в игре и новые формы поведения. Это позволяет расши-рять половую идентичность на другие области, которые ранее считались привилегией другого пола (например: вязание и приготовление пищи -- для мужчины и вождение машины -- типичная мужская профессия -- для женщины). Самоосознание определенной половой идентичности во многом зависит от бессознательных фантазий о том, что слывет мужским или женским. Мальчик в подобной ситуации находится в более выигрышном положении, поскольку он без труда определяет свою половую принад-лежность, наблюдая и касаясь своего полового члена (Glied). Девочке же в этом отношении приходится тяжелее в виду отсутствия зрим