й порой разного рода любовных похождений и других приключений. На вечеринке Бухер познакомил Дина с Аэйшей. Она была наполовину креолкой, наполовину венесуэлкой. Дин, большую часть времени проведший в стенах колледжа, никогда не встречал подобных женщин. Он был ошеломлен ее сексуальной ненасытностью. Ее поведение в постели никак не вписывалось в рамки обычных представлений Дина о женщинах: грубая инициатива в купе с потрясающей чувственностью. Будь Дин чуточку помоложе, он с негодованием отказался бы от подобной женщины. После второй бурно проведенной ночи Аэйша ни с того ни с сего достала Библию. Дин решил было, что это очередной плод извращенной фантазии. Но женщина казалась на редкость серьезной, когда посвящала его во многие тайны, заключенные на страницах Библии. И он сдался. Оглушенный ее наркотическим влиянием, почти задохнувшийся в ее тягучих и острых благовониях, он уже в каком-то экстазе ощутил, что все, о чем она ему поведала, имеет смысл. После этого, когда Дину объяснили наконец, кто же такой Дэмьен Торн, он чуть не разрыдался от счастья. С этого самого дня Дин готов был следовать за Дэмьеном на край света и с радостью отдал бы за него жизнь. К своему удивлению, он легко скрывал все это от Барбары. Он полез в кейс за документами, нашел необходимые и отложил портфель в сторону. "Советский Союз ведет переговоры с Египтом о закупке сои ценой пятьдесят долларов за тонну с рассрочкой платежа на пять лет. Это на восемь долларов меньше того, что предлагаем мы". - Каковы ваши соевые запасы? - поинтересовался Дэмьен, отрываясь от книги. - Где-то восемьсот миллионов тонн. - Отлично. Пусть покупают по тридцать долларов за тонну и пять процентов годовых за десятилетнюю рассрочку платежа. - Впервые за день Дэмьен улыбнулся. - В результате этой акции правительство Египта будет находиться у нас в кармане ближайшие десять лет. Дин сделал пометку в документах. Дэмьен продолжал: - Президент настаивает на отчете об НФО, но я не желаю, чтобы он появлялся на его столе, пока информация не устареет. Как скоро мы сможем переложить вину за взрыв плотины на Израиль. - У нас есть в Тель-Авиве свой человек, его зовут Шредер, - напомнил Дин, - министр обороны в израильском правительстве. Бухер разговаривал с ним на прошлой неделе, и Шредер заявил, что берется подготовить подложные документы, где будет содержаться очевидный намек на необходимый нам ход событий. Дэмьен впился глазами в Дина. - А не выведет ли это на нас? - усомнился он. - Бухер утверждает, что никоим образом, - возразил Дин, прекрасно понимая, что снимает с себя ответственность, взваливая все на плечи Бухера. - Ну что ж, - повеселел Дэмьен, - сколько времени ему на это понадобится? - Самое большее, пару недель. - Отлично. Дэмьен опять уткнулся в книгу, а Дин продолжал изучать документы. Самолет набрал высоту, и Дэмьен вдруг обратился к Дину: - Когда приезжает Барбара? - К концу недели она должна быть в Лондоне. По морю путешествие занимает около пяти дней. Я пытался убедить ее лететь с нами, но она испугалась, что родит прямо в самолете. Дэмьен усмехнулся: - Лучшего места для рождения ребенка не придумаешь. Дин хмыкнул в ответ и вытащил финансовый отчет. Все оставшееся время они сидели молча, занимаясь каждый своим делом. - Рейс будет несложным, - сообщил командир самолета. Дул попутный ветер, и небо над Лондоном было чистым. В то время, как самолет Торна снижался над лондонским аэропортом в Хитроу, в Субиако отец де Карло собирал монахов. Один за другим, со склоненными головами и сложенными под сутаной руками, входили они в слабо освещенную часовенку. Когда последний из них зашел в помещение, отец де Карло поднял руки, и монахи преклонили колени. Они расположились полукругом перед крестом, возвышавшемся над небольшой молельней. Отец де Карло взял в руки массивную Библию, лежавшую у основания креста, и, перелистав страницы, обратился к "Откровению Иоанна Богослова": "И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная въ солнце; под ногами ея луна, и на главе ея венецъ изъ двенадцати звездъ. Она имела во чреве, и кричала отъ болей и мукъ рождения. И другое знамение явилось на небе. Вотъ, большой красный драконъ, с седмью головами, и на головахъ его седмь диадемъ. Хвостъ его увлекъ с неба третью часть звездъ, и повергъ их на землю. Дракон сей сталъ предъ женою, которой надлежало родить, дабы, когда родитъ пожрать младенца. И родила она младенца мужеска пола, которому надлежитъ пасти все народы жезломъ железнымъ, и восхищено было дите ея къ Богу и престолу Его. А жена убежала в пустыню, где приготовлено было для ней место от Бога..." Священник склонил голову в молчаливой молитве, затем обратил взор к кресту. Монахи тем временем шептали ответную молитву. Священник открыл дверь в молельню, достал кожаный кошель и разложил кинжалы полукругом у подножия креста. Таким образом образовалось полукольцо защищающей стали. Когда молитва подошла к концу, отец де Карло склонился перед алтарем. В часовне воцарилось молчание. - О, благословенный Спаситель, - прошептал священник, - который через признание отступившего от него слуги, отца Спилетто, раскрыл нам присутствие в обличье Антихриста на земле, дай нам Твою силу и укажи путь к спасению, чтобы смогли мы освободить мир от Дэмьена Торна и обеспечить святость Твоего второго пришествия. Священник распростер над кинжалом руки. - О Господи, благослови эти семь священных кинжалов из Мегиддо, которые Ты вернул нам. Пусть они послужат своей священной цели и уничтожат Царя Тьмы, ибо жаждет он стереть с лица земли Дитя Света. Монахи еле слышно подхватили: - Аминь. Отец де Карло не спеша поднялся с колен и повернулся к ним. - Теперь я призываю каждого из вас вооружить себя во имя Господа Бога. Брат Мартин. Невысокий человек встал с колен. Он был лыс, нервное лицо его, казалось, было освещено изнутри. Брат Мартин шагнул вперед, взял один из кинжалов и, твердо сжав его, вернулся на место. - Брат Паоло. Черный монах проделал то же самое. - Брат Симеон. Самый молодой, по-юношески прекрасный. - Брат Антонио. Огромный седобородый здоровяк с копной волос. - Брат Матвей... Сорокалетний неприметный человек с мягкими чертами лица. - Брат Бенито... Молодой и черноволосый. С застывшим, напряженным лицом. У креста оставался лежать последний кинжал. Отец де Карло поднял его и посмотрел в глаза каждому монаху. - Прежде чем мы отсюда выйдем, каждый в глубине души должен помолиться Господу нашему. Молча покидали монахи часовенку. Они направлялись вверх по истертым ступеням, в свои кельи. Из одного коридора - в другой. Так же молча святые братья разошлись по своим кельям - пустым комнатенкам, где стояли только кровать и стол с кувшином воды. В келье каждый монах склонился у изголовья кровати, закрыв глаза, зажав в руках кинжалы, как распятия. Они молились, а внизу, в часовне, отец де Карло молился за всех. "И раз мы готовы отдать наши жизни во исполнение этого святого дела, нам надобно сейчас испросить отпущения грехов, дабы не было нам отказано в последнем предсмертном искуплении..." Только он произнес эти слова, как монахи наверху одновременно вздрогнули и прижали к груди кинжалы. "Мы должны просить Бога даровать нам силы, мужество и указать, как нам побороть Сатану и сына его, Антихриста. Небесные знамения явили нам точный час второго пришествия Господа нашего, о котором мы веками проливали слезы. И теперь надо избавить мир от Антихриста еще до второго пришествия. Времени у нас остается в обрез". Де Карло возвел глаза к небу, где, казалось, видел будущее. Он знал, что произойдет. "Братья, помните: мы сами да еще эти семь кинжалов - то единственное, что стоит между Сыном Сатаны и Сыном Бога, только эти кинжалы могут уничтожить Дэмьена Торна". Он поднялся на ноги и взглянул на крест, думая о Роберте Торне, чей сын был убит при рождении, уступив дорогу Антихристу. Убийца камнем проломил череп младенцу, а чудовище, зачатое дьяволом и рожденное самкой шакала, заняло его место. Отец де Карло вспомнил, как еще будучи молодым монахом, он выслушал признание отца Спилетто, который помог появлению проклятого ублюдка. Священник помолился за душу Торна, воспитывавшего Антихриста. Сын Сатаны убил жену Роберта и еще не рожденного в ее чреве ребенка. Де Карло припомнил и других людей, погибших только потому, что стояли на пути у сатанинского отродья. Затем был брат Роберта, Ричард. Он вырастил ребенка, а после вместе со своей женой исчез с лица земли. Ричард Торн, Анна Торн и многие другие. Так много невинных жертв! На этот раз неудачи быть не могло, ибо судьба мира зависела от них - священника и шести монахов, людей добрых и мягкосердечных, терпеливых и постоянно размышляющих о человеческих судьбах. Теперь же им предстояло совершить ужасное дело. Де Карло подумал о каждом из братьев-монахов, и глаза его наполнились слезами. 6 Собираясь на прием в посольство, Кейт Рейнолдс облачилась в элегантное дорогое платье приглушенных мягких тонов. Выкроив часик, она забежала в парикмахерскую и теперь была во всеоружии. Эта женщина почти не пользовалась косметикой. Мужчины часто повторяли Кейт, что она ей вообще не нужна. У журналистки было очень выразительное лицо с высокими скулами, широко поставленными глазами и великолепным профилем. Кейт Рейнолдс уселась в такси и прикинула, что для корреспондента Би-би-си очень даже неплохо выглядит. Она помахала на прощание сынишке, стоящему возле автомобильной дверцы. Мальчик подшучивал над матерью, утверждая, что для своего возраста она прекрасно сохранилась. Кейт попросила водителя отвезти ее к американскому посольству. Уже второй раз за этот месяц она направлялась туда. И пока автомобиль не спеша катил по лондонским улицам, перед мысленным взором Кейт предстал разможженный череп Эндрю Дойла. Она вздрогнула от жуткого воспоминания. Никто толком не объяснил этого загадочного самоубийства. И очень уж скоропалительно прибыл новый посол. Кейт разбирало жгучее любопытство относительно Торна. И не только оно. Тридцать два года - фантастически молодой возраст для такой исключительно ответственной должности, и было ясно, как божий день, что для Торна это место - лишь первая ступенька на политической лестнице. Вспоминая сегодняшний телефонный разговор с корреспондентом из Вашингтона, Кейт состроила гримасу. Через океан тот подтрунивал над ней, расписывая, какой красавчик этот Торн, да какой очаровашка, и какое несказанное удовольствие получит она, взяв у нового посла интервью. Кейт заинтересовал тот факт, что Торн не был женат. Обычно у жены посла имелся определенный круг обязанностей. Интересно, кто же будет их выполнять? Похоже, в жизни Торна не было пока прочной привязанности, как не было и ни одного хотя бы незначительного скандального эпизода. Тридцать два года и не женат - совершенно естественное подозрение возникло в ее мозгу, оно тут же исчезло. "Даже чрезвычайно раскованные американцы не осмелятся послать в Лондон беспутного посла", - осадила себя Кейт. Лондон кишел гомосексуалистами, и воскресные газеты пару раз в месяц выдавали на своих страницах новые и новые пикантные истории. Кейт послала к черту свое расшалившееся воображение и достала кошелек, потому что таксист уже подруливал к площади Гросвенор. Зал для приемов был отделан дубом, по стенам висели старинные портреты, написанные маслом. Зеркала в золоченных рамах достигали потолка, драпировка была из темного тяжелого бархата, зал освещали массивные светильники. "Потрясающе экстравагантная обстановка", - мелькнуло в голове Кейт. Предъявляя приглашение, она механически пробежала глазами список гостей. Журналистов в этом списке было раз-два и обчелся. Пригласили только серьезных профессионалов, занимающихся исключительно дипломатической хроникой. Кейт знала, почему находится здесь. Она официально обратилась в посольство с просьбой об участии Дэмьена Торна в одной из телепередач. Заявку рассмотрели, и теперь у Кейт появилась возможность лично встретиться С Дэмьеном. А заодно, возможно, и очаровать его. Осмотревшись по сторонам, Кейт взяла бокал вина и стала прислушиваться к обрывкам разговоров. Вечер начинался как обычно в таких случаях. Справа от Кейт стояли двое пожилых мужчин, и она узнала в них служащих иностранного отдела, завсегдатаев встреч. Оба чувствовали себя, как рыба в воде, один из них разглядывал этикетку на бутылке. Проходя мимо, Кейт улыбнулась им и невзначай бросила: - Неужели ему действительно всего тридцать два? - Понятия не имею, - пожал плечами первый. - Вообще-то я не удивлюсь этому. Американцы уверены, что умеют управлять раньше, чем научатся ходить. - Он хмыкнул. - Отвечаю на ваш вопрос, - вдруг раздался голос сзади. - Да, тридцать два. Самый молодой посол за всю историю Соединенных Штатов. Кейт обернулась и увидела щегольски одетого, улыбающегося человека в очках. - Харвей Дин, - представился он. - Личный секретарь посла. Кейт пожала ему руку и представилась. - Моя супруга Барбара, - познакомил Дин журналистку со своей женой. Барбара представляла собой довольно милую женщину, хотя для подобной вечеринки была совсем не к месту. Будучи на сносях, она с упоением только об этом и щебетала. Кейт не могла придумать, что же сказать этой женщине. - Хотите познакомиться с послом? - поинтересовался Дин. - Да, очень. - Журналистка уже приметила Дэмьена в противоположном конце зала и мгновенно оценила его притягательность. Очарование, внешняя привлекательность и, надо полагать интеллект. Следом за Дином Кейт протиснулась сквозь толпу гостей. - Господин посол, - обратился Дин к Дэмьену, - это Кейт Рейнолдс с Би-би-си. Миссис Рейнолдс ведет собственную шоу-программу "Мир на ТВ". - "Мир в фокусе", - поправила Кейт. - Извините, "Мир в фокусе", - продолжал Дин. - Или без фокуса, - пошутила Кейт, - это уж как получится. Дэмьен слегка поклонился. - Приятно познакомиться, миссис Рейнолдс. Вы, похоже, английская Барбара Уолтерс? - С моим-то жалованьем? - рассмеялась Кейт. Дэмьен широко улыбнулся, наклонился к журналистке и насмешливо- доверительным тоном сообщил ей, что имеет отношение к благотворительности. Кейт уже поставила себе высшую оценку. Она болтала с послом, как со старинным приятелем. И здорово, что на ней именно это платье. Кейт решила идти на пролом. - Вам нравится Лондон? - Надеюсь, что понравится, - заверил ее Дэмьен. - Все, что я успел здесь разглядеть, привлекательно. Кейт улыбнулась. - Вы, вероятно, в курсе. Я просила о встрече с вами. Разумеется, официальной. - Нет, я не в курсе, - удивился Дэмьен. - А что вы хотели обсудить? - Ну, например, ваши взгляды на молодежь, - закинула удочку журналистка. - Моему сыну всего двенадцать лет, но он уже глубоко убежден, что все ваши планы гениальны... Ее прервал Дин: - Посол Израиля покидает нас, он хотел бы переговорить. Дэмьен взял Кейт за руку. - Буду счастлив встретиться с вами, - сказал он. - Позвоните завтра Харвею, и он назначит время. Как насчет воскресенья? - Хорошо, - быстро ответила журналистка. Но тут же вспомнила о Питере. Воскресенье - единственный день, который она проводила вместе с сынишкой. На все остальное в этот священный день накладывалось табу. Кейт разрывалась на части. Однако Дэмьен мгновенно разрешил этот конфликт. - И захватите с собой Питера, - бросил он на прощание. Кейт наблюдала, как Дэмьен пересекал зал. Она взяла еще один бокал и поздравила себя. Замечательно. Слишком все легко. Чрезвычайно хорошо, чтобы быть правдой. Обаятельный, красивый и умный. И неженатый. Питер и Дэмьен подружились с первой встречи. Их отношения настолько окрепли, что Кейт испытывала к ним что-то вроде ревности. Никогда еще Питер вот так, сходу не попадал под влияние мужчины. С другими бывал, как правило, либо замкнут, резок и груб, либо чрезвычайно любезен. С Дэмьеном мальчик был самим собой: подвижным и милым ребенком. В Гайд-парке Питер и Дэмьен склонились над Серпантином и следили за игрушечной моделью яхты, скользящей по его поверхности. Кейт наблюдала за ними. Питеру было двенадцать лет, и он превращался в красивого юношу, очень похожего на своего отца. Его бабушка с милой старомодностью утверждала, что Питер разобьет не одно сердце. А коллега с Би-би-си был предельно откровенен, заявляя, что Питер восхитительно хорош, и с тех пор мать держала сына подальше от него. Кейт полезла в сумочку и, достав фотоаппарат, взглянула на Дэмьена и Питера. Они склонились над водой, не замечая направленного на них объектива. И тут невесть откуда появилась огромная собака. Она уставилась на журналистку, и Кейт, вздрогнув от ужаса, невольно отступила. Зверь был устрашающих размеров, черный, с исполинскими клыками и поразительными глазами, в которых полыхало желтое пламя. Кейт пыталась поначалу не обращать на собаку внимания. Она нажала на затвор, затем убрала фотоаппарат в сумочку и направилась к воде. - Эй, мам! - Питер поднялся с колен. Когда Кейт подошла к нему, глаза его сияли. Руками он вцепился в пульт дистанционного управления яхтой. - Ты только посмотри, что мне подарил Дэмьен. Я его не просил. Это он сам. Кейт укоризненно покачала головой и повернулась к Дэмьену. Яхта была очень дорогой. - Но... вы не можете... - начала она. - Но... он может, - передразнил ее Питер. - Он ее только что подарил мне. Дэмьен взглянул на журналистку. - У него яхта, пожалуй, будет в полной безопасности. А из меня лоцман никудышный. Представляете, столкнись я с другим судном, вспыхнул бы международный скандал. Добавить к этому было нечего. Они вместе наблюдали за резвящимся Питером. - Вам не следует его баловать, - упрекнула Дэмьена Кейт. - Но дети заслуживают того, чтобы их время от времени баловали. - Знаю. Я сама постоянно этим занимаюсь. Мой муж умер, когда Питер был совсем крошечным. - Женщина не знала, зачем рассказывает обо всем Дэмьену, но тем не менее продолжала. - Поэтому Питер вьет из меня веревки. - Сказать по правде, это он портит меня, а не наоборот, - заметил Дэмьен. - Далеко не каждый день у меня появляется возможность ощутить себя снова мальчиком. Вы должны гордиться Питером. Я бы гордился, будь у меня такой сын. - Я горжусь, - согласилась Кейт, - только не захваливайте его. Он и так не в меру тщеславен. Она пристально посмотрела на Дэмьена и вдруг откровенно спросила: - А вы сами думали когда-нибудь о женитьбе? Дэмьен отрицательно покачал головой. - Я неизлечимый скептик. Кроме того, у меня просто не было времени. - И куда же вы так торопились? Дэмьен пожал плечами, наблюдая за Питером. - Знаете, я сам удивляюсь, частенько думая об этом. - Несколько секунд он стоял молча, потом обернулся и уставился на собаку. Та как-то незаметно подкралась сзади и не мигая смотрела на него сузившимися глазами. В ее взгляде сквозило странное неодобрение. - Питер все время пристает ко мне, требуя купить собаку, - сказала Кейт. - Вам следует это сделать. - Дэмьен не сводил глаз со странного пса. - Мальчики и собаки очень дружат между собой. А вы знаете, что такие вот собаки сопровождали римскую армию еще две тысячи лет назад? - Неужели? - Они такие же древние, как и грех. Собака вскочила на лапы и потрусила в сторону. Дэмьен и Кейт направились следом за ней, их догнал Питер, тащивший яхту и швырявший время от времени псу палку. Случайный наблюдатель решил бы со стороны, что по парку прогуливается счастливая семейка. Покинув Серпантин, Кейт вдруг сообразила, что прогуливались они как раз по тому маршруту, которым шел Эндрю Дойл в день своей гибели. Она вскользь упомянула об этом, выразив свое сожаление. Но Дэмьен, если и слышал ее слова, не обратил на них никакого внимания. Пожав плечами, Кейт решила, что мысли его где-то далеко. Когда они дошли до угла, где выступали спикеры, Питер бросился к фургончику с мороженым. Люди собрались в группки, слушая ораторов, но один голос перекрывал все остальные: "...День Христа близок, писал апостол Павел во втором послании к фессалоникийцам..." Дэмьен и Кейт продрались сквозь толпу. "И не позволяйте ни одному человеку обманывать вас, так как этот день не наступит, пока Человек Греха не будет обнаружен. Проклятый Сын, Антихрист. И не обманывайтесь, ибо сам Сатана превратился в светлого ангела..." Кейт слушала говорившего, но смысл слов не доходил до нее. - Дэмьен, вы, должно быть, считаете, что я никуда не гожусь как журналист, - заговорила она. - Я ведь не задала вам и половины намеченных вопросов. - Так вот почему наша прогулка была особенно приятна, - улыбнулся Торн. - А ваши вопросы оставьте для телепередачи. "Отлично, - подумала Кейт, - значит, вопрос об участии Торна в программе решен". Утро выдалось на славу. Все усилия журналистки увенчались успехом. Новый посол впервые появится на Британском телевидении именно в передаче Кейт Рейнолдс. Поздравив себя, она вдруг обнаружила, что стоит в одиночестве, Дэмьен продвинулся вперед и, не отрываясь, смотрел на говорящего. "Час Второго пришествия Христа приближается..." Кейт проследила за взглядом Дэмьена и принялась рассматривать священника. Тот стоял на возвышении, а надпись на плакате рядом с ним гласил о близости Второго пришествия. Кейт сдержала улыбку и встала рядом с Дэмьеном. "Пророчества исполнились - одно за другим, - продолжал священник, - и возникнут еще знаки и на солнце, и на луне, и на звездах... Прямо сейчас, друзья мои, в созвездии Кассиопея сближаются три звезды, чтобы возвестить о Втором пришествии Господа нашего, и так же как звезда над Вифлеемом указывала путь древним мудрецам, так и эта святая троица соберет всех верующих". Священник обернулся и встретился взглядом с Дэмьеном. На какое-то мгновение они уставились друг на друга, забыв обо всем на свете. "...горе вам, - говорит святой Иоанн в Откровении, - ибо Дьявол явился к вам в великом озлоблении, зная, что время его коротко..." - Что случилось? - озабоченно спросил Питер, заметив напряженное лицо Дэмьена. - Ничего особенного, - внезапно расслабился тот, взглянул на Питера и взял у него протянутое мороженое. - Я не устаю поражаться эксцентричности одной из ваших общественных организаций. Питер кивнул и повернулся к Кейт, предлагая и ей мороженое. Взяв мороженое, Кейт вдруг вздрогнула, как от боли. Питер, испуганный внезапным выражением лица матери, проследил за ее взглядом и хмыкнул, увидев собаку. Пес, твердо уперев в землю лапы, застыл в неподвижности. Шерсть на нем ощетинилась и встала дыбом. - Эй, песик, привет, - помахал чудовищу Питер. - Питер! - резко вскинулась Кейт. - Держись от него подальше. Мальчик отрицательно помотал головой и принялся свистеть собаке. - Мам, это только ты ей не нравишься. Собака миновала Кейт и потрусила дальше к деревьям, устремив свой горящий взгляд на высокого человека в черном, наблюдавшего за ними. - Эй, песик, пошли! - крикнул Питер. Собака подбежала к нему, лизнула руку и направилась к Дэмьену. Кейт, держась от них подальше, снова подошла к ораторам и не слышала, о чем разговаривали Питер и Дэмьен. - Интересно, почему собака не любит маму? - Потому что мама не принадлежит к нам. Кейт не заметила и того странного выражения, которое внезапно промелькнуло на обоих лицах. Монахи прождали целый день, и отец де Карло начал беспокоиться. Он стоял возле пыльного и грязного окна, уставившись на красные полуразвалившиеся кирпичные дома напротив. Де Карло взглянул на небо, но оно было покрыто тучами, напоминавшими дешевые потолочные обои. Он тряхнул головой. Кейбл-стрит действовала угнетающе, но их священная миссия должна осуществиться именно в этих сырых трущобах. Всю свою жизнь отец де Карло прожил в вере, загнав воображение в строгие рамки. Прелести внешнего мира не коснулись его души. Но восточный Лондон так удручал священника, что Субиако в сравнении с ним казался просто раем. По крайней мере в Субиако светило солнце и можно было видеть безоблачное небо. Отцу де Карло стало жаль тех, кто был вынужден жить в Лондоне всю свою жизнь. Он взглянул на остальных монахов, мрачно сгрудившихся в сумрачной каморке. Со стороны лестницы послышались шаги, и де Карло, повернувшись, увидел входящих монахов Паоло и Матвея. Они несли с собой плакат. Матвей дрожал от волнения и тут же с порога пытался выложить новости. Когда все расселись, де Карло разрешил Матвею высказаться. И тот поведал, что они видели его, Антихриста, в человеческом обличье, сегодня днем, совсем близко. Его сопровождали женщина и ребенок. С ними была и собака. - Какая женщина? - заинтересовался отец де Карло. Паоло достал свою записную книжку. - Телерепортер. Я справился у тех, кто просил у нее автограф. Кейт Рейнолдс. Очевидно, очень известная личность. - А мальчик? Паоло пожал плечами. - Наверное, ее сын. Положив на стол руки, отец де Карло склонился вперед. "Женщина и ребенок, - подумал священник. - Что ему нужно?" Матвей перебил ход его мыслей. - Пожалуйста, святой отец, взмолился он. - Можно мне начать? Мы уже встретились с ним: глаза в глаза. Он клюнул на меня. Я заманю его и уничтожу. Отец де Карло покачал головой и вздохнул. Какие же они порывистые, храбрые и... наивные. - Он наверняка прочел твои мысли, - возразил священник. - Мы должны сначала усыпить его бдительность. Де Карло оглядел комнату, мрачную и убогую даже при дневном освещении. Семь кинжалов. Семь мужчин, сидящих за ветхим, скрипучим столом. Такая слабая и крошечная армия против страшного и всесильного противника. - Цель должна быть определена, - заявил один из монахов. - Может быть, когда он спит? - произнес другой. Отец де Карло опять отрицательно покачал головой. - Его резиденция охраняется и днем, и ночью. - А посольство? Отец де Карло не удостоил высказывание ответом, а Паоло пробормотал: "Невозможно". Отец де Карло успел рассмотреть здание на площади Гросвенор - сооружение внушительных размеров с кучей охранников. И вот это-то здание брат Мартин собирался атаковать с одним кинжалом! Тихий голос нарушил его мысли: - Вот наш выход. Священник взглянул на Бенито, указывавшего в левый угол, где на трех ножках стоял сломанный телевизор. Сначала он никак не мог взять в толк, куда клонит Бенито. И лишь когда тот вместе с Паоло начали вслух высказывать свои мысли, отец де Карло поднял глаза и возблагодарил Господа за озарение. 7 Битый час стоял Бенито под моросящим дождем. Костюм, который ему выдали, сковывал движения. Брюки плотно прилегали к телу, и он никак не мог взять в толк, зачем люди выдумали такую неудобную одежду. То ли дело просторная сутана. Монах стоял у дверей высокого особняка и наблюдал за людьми. Кинжал, завернутый в ткань, покоился у пояса; Бенито сжимал его рукоятку, не вынимая руку из кармана. Туристический автобус затормозил у студии. Бенито выскользнул из-под козырька и пристроился в хвост потоку людей, сошедших с автобуса. Он улыбнулся про себя, миновав привратника, а затем охранников в приемной. Вот он уже в студии. Здесь монах отделился от группы туристов, свернул в сторону и направился в туалет. Он зашел в кабину и огляделся. Пока ему везло, и Бенито помолился, чтобы удача и впредь не покидала его. Монах подождал некоторое время, пока не почувствовал, как уверенность наполнила его душу. И тогда он вышел в коридор. Ему понадобилось минут пятнадцать, чтобы найти студию N_4. Осмотревшись по сторонам, Бенито толкнул дверь. Она тут же подалась, и монах проскользнул внутрь. Здесь было темно. Монаху без труда удалось спрятаться среди какого-то хлама. Теперь оставалось ждать начала передачи. Дэмьен прибыл сорок минут спустя. Он перекинулся парой фраз с Кейт и продюсером, затем в сопровождении двух телохранителей направился в гримерную. Харвей следовал за ним. Пока гримерша усердно занималась лицом Торна, тот заметил через плечо телевизионный монитор. На нем уже появились первые кадры передачи "Мир в фокусе". Дэмьен бесстрастно наблюдал за вереницами беженцев на экране. Люди отрешенно брели вдоль берегов разбушевавшейся реки. И тут в кадре возникла рухнувшая Асуанская плотина. Вода хлестала через пробоины. Никто не заметил, как на губах Дэмьена мелькнула короткая усмешка. В гримерной раздался голос Кейт Рейнолдс, доносящийся из двух динамиков: "Израильское правительство категорически отвергает обвинение в причастности Израиля к катастрофе, которая унесла как было объявлено на сегодняшний день около пятидесяти тысяч жизней. Однако многие высказывают опасение, что окончательное число жертв окажется в два раза больше. У некоторых беженцев уже начался тиф, и, видимо, не избежать тяжелых эпидемий..." Дэмьен взглянул на дверь, около которой застыли два его телохранителя, уставившиеся на экран монитора. "Как и в Камбодже, - продолжала Кейт, - основная помощь была оказана не правительством пострадавшей страны, а Соединенными Штатами, в частности "Торн Корпорейшн". Гримерша дотронулась до волос Дэмьена. Тот резко отстранился: - Спасибо, я сам причешусь. Женщина передала Торну расческу и повернулась к столу. Она не первый раз сталкивалась с различными проявлениями тщеславия. Дэмьен Торн, накормивший добрую половину голодающих, настоял на том, чтобы причесываться собственными руками. Любопытно. Но в конце концов у всех, заносимых сюда волею судьбы, была своя изюминка. Да и вообще, стоит нацелить на человека телекамеру, как он тут же приобретает особые черты. Профессия наложила на гримершу определенный отпечаток, развив в ней наблюдательность. Позже она поведала своей приятельнице, что Дэмьен Торн - человек с большими странностями. Кожа его казалась чрезмерно огрубевшей, а кончики пальцев, наоборот, невероятно гладкими. Как будто на них вообще не было ни одной линии, словно они побывали в огне. К сожалению, первопричина, символ которой был запечатлен на скальпе Торна, осталась для гримерши тайной. Дэмьен Торн уложил наконец волосы и опять взглянул на монитор. "И хотя некоторые обозреватели считают, будто "Торн Корпорейшн" наживается на человеческой трагедии, тем не менее египетское правительство сообщило, что Торн поставляет сою почти на пятьдесят процентов дешевле, чем на мировом рынке". Внезапно дверь приоткрылась, и в гримерную заглянул молодой человек. Он поинтересовался, готов ли Дэмьен. Тот кивнул, улыбнулся гримерше и покинул комнату в сопровождении своих телохранителей. Голос Кейт раздавался и в коридоре. "В центре всех проводимых корпорацией мероприятий стоит человек, имя которого уже при жизни стало легендой". Дэмьен улыбнулся и переступил порог студии. Он увидел Кейт, залитую светом юпитеров. На нее, сидящую в легкой задумчивости, были направлены три камеры. К Дэмьену приблизился один из сотрудников студии и, прижав к губам палец, повел их за собой. В полумраке Дэмьен разглядел Дина. Он шагнул вперед и постучал по часам: полчаса здесь, затем едем в Пирфорд. Позже будет звонить Бухер, кроме того, имеется целая куча бумаг, касающихся Израиля... Дин внезапно наклонился к уху Дэмьена и прошептал: - Ты заметил, как здесь кормят? Потрясающе! Дэмьен улыбнулся. Харвею Дину стукнуло уже сорок, а он, как мальчишка, все еще удивляется жизни. В это время на противоположном конце студии медленно выступил вперед Бенито. Он все еще сжимал рукоятку кинжала. Ладонь была влажной от пота, а лоб покрылся испариной. "На прошлой неделе, - рассказывала Кейт, - господин Торн прибыл в Британию в качестве самого молодого посла за всю историю Соединенных Штатов. Чуть позже в программе мы еще встретимся с господином послом". Когда Дэмьен приблизился к своему креслу напротив Кейт, Бенито глубоко вздохнул и отступил в тень. "Но сначала, - продолжала журналистка, - давайте остановимся на главных вехах в его карьере. Ее ведь не зря сравнивают с карьерой Джона Кеннеди". Дэмьен удобно расположился в кресле. Бенито прикинул в уме расстояние, отделявшее его от Торна. Примерно десять-двенадцать шагов. Монах закрыл глаза, пробормотал какую-то молитву, затем открыл их. - Разрешите вам помочь? - внезапно раздался над его ухом голос. Бенито вздрогнул и резко обернулся. Позади монаха стоял человек и с любопытством рассматривал его. - Что-что? - промямлил Бенито, стараясь скрыть свое смятение. - Сдается мне, что вы не участвуете в этой передаче, не так ли? - Это был скорее не вопрос, а вызов. - Я ищу студию 8, - попытался выпутаться монах. - Но это студия 4, а 8 - в коридоре напротив, - спокойно объяснил человек. Бенито торопливо поблагодарил незнакомца и поспешил скрыться. Голос Кейт преследовал его. "После окончания Йельского университета Дэмьен Торн был зачислен в Оксфорд. Здесь же, в Англии, он стал победителем по водному поло на Кубок Уэстчестера..." У двери Бенито оглянулся и заметил, что незнакомец пристально наблюдает за ним. В смущении монах двинулся от двери к юпитерам. Следивший за ним человек что-то прошептал оператору. Они уставились в темноту, а затем направились к двери. Бенито тихонько простонал и свернул направо. Он двигался вслепую, пытаясь сообразить, что делать, если его обнаружат. Монах напоролся на что-то плечом и задрал голову. Он заметил края металлической лестницы, ведущей к осветительным приборам. Ни минуты не размышляя, монах ухватился за перекладину и, подтянувшись, повис на лестнице, пока те двое стояли от него в каких-нибудь десяти футах. "В 1975 году, - рассказывала Кейт, - Дэмьен взял в свои руки бразды правления "Торн Индастриз" и в течение семи лет превратил ее в крупнейшую на планете корпорацию, производящую буквально все, начиная от соевых бобов и кончая ядерным оружием..." Двое мужчин какое-то время всматривались в темноту, затем вернулись на свои места. У Бенито от напряжения заныли руки. Он еще раз подтянулся и начал взбираться по лестнице, пока не очутился на самом верху у осветительной установки. Здесь монах перевел дыхание и стал продвигаться вперед. Снизу до него долетал голос Кейт: "А теперь, в возрасте тридцати двух лет Дэмьен Торн вступил на политическую арену не только как посол США в Великобритании, но и как президент Совета молодежи при ООН..." Из горла Бенито вырвался хрип, он чуть было не послал Торну проклятия. "Через два года Дэмьен Торн намерен баллотироваться в американский сенат, он уже сегодня имеет серьезные шансы стать самым молодым президентом США за всю их историю". Бенито наблюдал, как в двадцати футах под ним Кейт повернулась к Дэмьену. Монах остановился и стал осматриваться, намереваясь продвинуться хоть еще на несколько дюймов, чтобы оказаться прямо над Торном. - Замечательная карьера для молодого мужчины, господин посол, - обратилась Кейт к Торну. - Ну не знаю, - возразил Дэмьен, - если учесть, что Александр Македонский командовал армией в шестнадцать лет. Бенито с отвращением хмыкнул и, цепляясь за выступающие детали осветительных установок, продолжал продвигаться вперед. Внезапно он остановился, заметив, что переборки резко обрываются и с них свисают провода прямо к ногам осветителей. Двое мужчин, только что преследовавших монаха, посмотрели вверх, но, ослепленные ярким светом юпитеров, не разглядели его. Бенито снова пробормотал молитву и продвинулся еще на несколько дюймов вперед. - Многие люди и вас считают Александром двадцатого века, - нашлась Кейт. - Они убеждены, что под вашим руководством начнется золотая эра процветания. Дэмьен улыбнулся: - Вы, вероятно, просмотрели слишком много моих рекламных фильмов. - Но ведь именно этот образ вы пытались создать, - настаивала на своем Кейт. - Образ корпорации - да, но не личный образ. Вообще-то я оптимист и, естественно, хочу надеяться, что Торн будет играть не последнюю роль в будущем. Бенито замер на месте и взглянул вперед. Он продвинулся так близко к самому краю, что рисковал сорваться вниз. О прыжке и речи не могло быть. Он тут же сломал бы себе шею. Подавив отчаяние, монах принялся соображать, как выйти из этого положения. Через всю студию под ним протянулись сооружения наподобие лодочек с осветительными лампами. Он вспомнил, как однажды, давным-давно, вместе с дядей оказался в море, и тот рассказал ему о кораблекрушениях, о том, как моряки перибираются из одной тонущей лодки в другую. Бенито сжал губы и кулаки, почти физически ощущая, как поднимается в крови адреналин. Только бы веревки выдержали. Он дотянулся до одной из них и потянул, пробуя на прочность. Канат оказался достаточно крепким. Взглянув вверх, монах убедился, что веревка спускается с самого потолка. Бенито помолился, чтобы крепление выдержало его вес, обернул одну ногу веревкой, ухватившись за канат обеими руками, шагнул с перекладины и бесшумно соскользнул в лодочку. Сжавшись в комок, он затаил дыхание и почувствовал, как кинжал уперся острием в его бедро. Тогда он развернул ткань и крепко сжал рукоятку в ладони. Ближайшая лодочка находилась от него в нескольких футах. Если его не заметят, он без труда переберется в нее. - Вы всегда интересовались молодежью, господин посол, - вела беседу Кейт. - Каковы ваши планы теперь, когда вы стали президентом Совета молодежи? - Масса планов, - заявил Дэмьен. - Я полагаю, что самое главное для меня - помочь молодым людям играть в мировых проблемах более заметную роль, чем мы им сейчас позволяем или, точнее, не позволяем. Кейт открыла было рот, чтобы задать следующий вопрос, но Дэмьена, похоже, разобрало красноречие: - До какой же степени нас одолело тщеславие, заставляющее думать, будто мы справимся со всем лучше, чем они? Кейт покачала головой, но Дэмьен и не рассчитывал на ответ. - Мы называем их наивными и незрелыми, - продолжал он. - "Подождите, пока повзрослеет, - говорим им мы, - вот тогда мы вас выслушаем". На самом же деле мы имеем в виду другое: "Подождите, вот состаритесь, а там посмотрим". Таким образом, у молодежи не остается выбора. Вот поэтому с ней-то я и собираюсь сотрудничать. Внимание всех присутствующих было сосредоточено на Дэмьене. Не часто интервьюированный так стремительно прибирал к своим рукам инициативу и говорил так страстно и убедительно. Никто не заметил монаха, перебирающегося из одной лодочки в другую, пока он наконец не оказался прямо над Дэмьеном. - Мы усиленно нашпиговываем их нашими ценностями, - ораторствовал Торн. - Мы вколачиваем в них наши доктрины до тех пор, пока они не покидают стены институтов с промытыми мозгами. Вот тогда - с нашей точки зрения - это "полноценные граждане". А у них остаются выхолощенные собственные мысли и абсолютно аморфная воля. Стремление к поступку - нулевое. Зато они абсолютно безопасны. Впившись глазами в затылок Дэмьена, Бенито присел. Потом приподнялся и наклонился, приготовившись к прыжку. Лодочка чуть сдвинулась под весом монаха и качнулась в сторону. От внезапного напряжения натянулась поддерживающая ее веревка, и она резко нырнула вниз. Хлопнула вторая веревка. Бенито упал на колени и, чтобы не выпасть, схватился за края лодочки. Разом сдвинулись все крепления. Кейт взглянула вверх и вскрикнула. Дэмьен вскочил со своего кресла. Лодочка пронеслась мимо него. Две огромные лампы вылетели из нее и, подобно бомбам, оглушительно взорвались на полу. На заднем плане съемочной площадки мгновенно вспыхнули тяжелые нейлоновые занавески. Во время падения Бенито зацепился ногой за кабель, моментально обвившийся вокруг его ноги лодыжки, и, как маятник, раскачивался над всей студией. Он закричал. Но не от страха, а от бессильной ярости. Когда его тело относило к пылающим занавескам, он в безграничном отчаянии думал о том, каким идиотом будет выглядеть в полицейском участке. Он никогда не сможет взглянуть в глаза отцу де Карло. Провалился, как последний дурак. И даже в тот момент, когда языки пламени коснулись его, Бенито не почувствовал ни боли, ни страха. Волосы вспыхнули, как сухая трава. Брови и ресницы тут же сгорели, лицо почернело. Нейлоновые занавеси закрутили его лицо и тело, пока он болтался из стороны в сторону. Они, как расплавленный саван, облепили Бенито, заживо его зажаривая. Кто-то наконец отыскал огнетушитель и направил на пламя струю. Дэмьен бесстрастно следил за действиями техника. Он думал о том, что вычитал где-то, будто мозг и сердце сгорают в последнюю очередь. Вдруг Торн что-то заметил. Он стремительно бросился вперед, несмотря на предостерегающие крики Дина, наклонился, схватил какой-то блестящий предмет и так же быстро вернулся на свое место. От висящего тела исходил пар, все оно было покрыто пеной. Занавески расплавились настолько, что сквозь них проступало черное, обугленное, уже нечеловеческое лицо. Ноги, с удовлетворением заметил Дэмьен, продолжали дергаться. И пока он завороженно рассматривал их, Дин взял его за руку и повел к дверям. Поездка до Пирфорда, где находился загородный дом Дэмьена, заняла около сорока минут. И пока они добирались до дома, ни один из мужчин не проронил ни слова. Дэмьен уставился в окно, обычно разговорчивый Дин уперся невидящим взглядом в газету. Он был бледен от только что пережитого шока. Оказавшись в кабинете Дэмьена, Дин достал бутылку со спиртным, и молчание, наконец, было прервано. - Да, мне необходимо выпить, - пробормотал Дин. - У меня перед глазами это кошмарное лицо. Дэмьен бросил на стул пальто и поднес к свету кинжал. - Это была попытка убийства, - спокойно констатировал он. Дин, широко раскрыв глаза, обернулся к нему. - Сядь. Дин послушно опустился в кресло и, медленно потягивая джин, слушал, как Дэмьен, словно на уроке истории, преподносил ему сведения о роде Бугенгагенов, которые на протяжении веков боролись с Сатаной. Девятьсот лет тому назад одному из них удалось побороть сына сатаны; в 1710 другой Бугенгаген вновь восстал против исчадия ада и не дал тому выполнить страшную миссию. Бугенгагены - сторожевые псы Христа... - Ты когда-нибудь слышал о Мегиддо? Дин отрицательно замотал головой. - Подземный город Мегиддо, что под Иерусалимом. Он назывался раньше Армагеддон. Двадцать лет назад там жил Бугенгаген. Именно он обнаружил кинжалы. - Дэмьен снова поднес кинжал к свету и внимательно посмотрел на него. - Он-то и передал их моему отцу. Семь кинжалов. Роберт Торн попытался уничтожить меня. Последний раз я видел этот кинжал в занесенной надо мной руке Торна. Мне было тогда шесть лет. - Дэмьен выбросил вперед руку с кинжалом, и острие сверкнуло, отражая свет камина. - Да, он попытался убить меня, но я был защищен настоящим отцом. Какое-то время Дэмьен стоял неподвижно, как изваяние, его рука с кинжалом была словно занесена для удара. Потом она упала, а сам он бессильно рухнул в кресло. Дин нервно глотнул из своего бокала. - Ты говоришь, имеются семь кинжалов. А у тебя только один. Где же остальные шесть? - Именно это нам и надо выяснить. Их, должно быть, обнаружили при раскопках музея в Чикаго... Дин взглянул на Дэмьена в полном недоумении. - Был пожар, - напомнил тот, - ты должен об этом знать. Все было разрушено до основания. Не смогли спасти и моих дядю с тетей. - Твой дядя был убит? - удивился Дин. - Котел взорвался. Их и завалило в подвале. Никто не знал, что они были в музее. - Но откуда же ты... - Дин вдруг заметил выражение лица Дэмьена и запнулся на полуслове. На лице Торна было написано презрение, губы змеились сардонической усмешкой. Конечно, Дэмьен знал. Ему ведь открыто все, что для другого остается тайным. Ничто не могло ускользнуть от его мысленного взора. - Единственное, что не погибло, - продолжал Дэмьен, - это кинжалы. И теперь они в руках моих врагов, прекрасно знающих, кто я. - А знающий, кто ты, - пробормотал Дин, - должен знать и пророчество. - Да, именно. Вот-вот грядет рождение Назаретянина. - Дэмьен пристально посмотрел на рукоятку в форме распятого Христа и перевел взгляд на Дина. - Немедленно свяжись с Бухером. Вели ему добраться до Чикаго как можно быстрей... Расскажи ему... - Торна прервал стук в дверь. Она распахнулась, и вошел лакей. - Извините, сэр, только что позвонили из больницы и спросили господина Дина. - Барбара, - хлопнул себя по лбу Дин, и на его лице появилось выражение вины. - Сегодня днем она собиралась куда-то пойти. - Он повернулся к Дэмьену. - Ты не возражаешь, если?.. - Конечно. Бери машину и поезжай, только сначала все-таки дозвонись из посольства Бухеру. - Но ведь Бухер В Вашингтоне, - возразил Дин. - Он там по поводу израильской заварушки. Завтра ему необходимо быть в Белом доме... Дэмьен разъяренно накинулся на помощника: - Идиот, ты что, не понимаешь? Они же здесь, чтобы уничтожить меня. Если им это удастся, Все вы пойдете следом за мной... я имею в виду каждого из вас. Дин покинул кабинет, оставив Торна одного с кинжалом в руке. Дэмьен медленно подошел к окну и устремил взгляд в небо. Губы его двигались в еле слышном шепоте: - И какой же это зверь, чей час пробил, приближается ныне к Вифлеему, чтобы появиться на свет? Отец де Карло и пять монахов сгрудились возле стола, уставившись на мерцающий экран телевизора. Как только новости закончились, священник перекрестился, поднялся со стула и, выглянув в окно, повернулся к монахам. Он пытался осмыслить происшедшее. Отец де Карло припомнил свою первую встречу с Бенито, когда монах был еще послушником, исполнительным, спокойным и преданным вере человеком. Он не поддался юношеским искушениям и посвятил свою жизнь Богу. А теперь Бог забрал ее. Но эта смерть была ужасной. - Какой-то неизвестный, - тихо повторил Паоло вслед за диктором. Отец де Карло повернулся, пытаясь в точности вспомнить, что же сообщил диктор. - Разве о кинжале ничего не было сказано? - спросил он. - Нет, - ответил Паоло. - Они трактуют это как несчастный случай. - Торн знает, что это не так, - мягко возразил де Карло. - Нет, - перебил его упрямый Паоло, обладающий фотографической памятью на детали. - В заявлении американского посольства сообщается, будто Торн удовлетворен, что между ним и этой несчастной жертвой не прослеживается никакой связи. Отец де Карло с нежностью посмотрел на этого большого и наивного человека. До чего же Паоло педантичен. Все в этом мире раскладывалось у него на белое и черное. Вот и сейчас сообщили, что связь не прослеживается, и у Паоло ни на минуту не возникло сомнения в обратном. До чего же наивен. И все они наивны. Торн прекрасно все знал. И теперь он будет на чеку. Гибель Бенито осложнила их миссию. Но пусть они все-таки верят. В конце концов это было не столь важно. Главное, не позволять им закиснуть от отчаяния. Де Карло подошел к столу и призвал всех к молчанию. - Наша главная задача: как только Святое Дитя появится на свет, найти Его, - начал он. - Брат Симеон и брат Антонио, я хочу, чтобы вы сегодня сопровождали меня. Надо узнать место Его рождения, ибо час приближается. Двое монахов кивнули и преданным взглядом впились в глаза священника, радуясь, что он назвал именно их. - Остальным придется подождать, когда мы вернемся. Затем нам надо будет решить, как действовать дальше. В следующий раз наши усилия должны быть четко скоординированы. Второй раз мы не можем допустить ошибки. Стулья заскрипели, и монахи, шепча молитву, поднялись. В душе каждый из них собирал все свое мужество для грядущего противостояния. 8 Покалывание в пальцах вернуло Дэмьена к действительности. Его взор так долго был прикован к небу, что ощущение времени просто пропало. Дэмьен взглянул на свои руки, вцепившиеся в кинжал. Запястья побелели от напряжения, пальцы посинели. Он отбросил кинжал и принялся растирать затекшие руки, мельком глянув на часы. Часы были очень дорогие, их подарил ему сам президент. Эта роскошная штуковина не больно-то нравилась Торну, но из соображений дипломатии он предпочитал-таки носить ее. На циферблате, вдогонку друг за другом, бежали какие-то точки и цифры. По этим часам в любое время суток можно было определить и дату, и температуру воздуха, и влажность, и еще Бог знает что, как выразился президент. Кроме того, они были противоударными, водонепроницаемыми, антимагнитными, в них можно было без опасения и взобраться на Эверест и пересечь Сахару... Дэмьен тогда горячо поблагодарил президента, прикинув в уме, а не испытать ли их прочность где-нибудь и на дне океана. Было десять тридцать пять, двадцать третье марта. Дэмьен даже присвистнул, осознав вдруг, что простоял у окна более получаса. Он снова взглянул на небо, чувствуя, как кровь начинает пульсировать в пальцах, затем повернулся и вышел из кабинета. Поднявшись по широкой лестнице, он позвал: - Джордж! Дверь приоткрылась, и из-за нее выглянул лакей. - Сегодня вечером мне больше ничего не понадобится. - Да, сэр. Спокойной ночи. Дэмьен подождал, пока лакей закроет за собой дверь. События сегодняшнего страшного дня вновь пронеслись перед его мысленным взором. Он вспомнил изуродованного, обугленного человека, висящего на веревках, и взглянул на свою ладонь, где отпечатался след от рукоятки кинжала. Вдруг его обуяла холодная ярость. Торн миновал галерею, выходившую в холл, и устремился по темному коридору, двигаясь быстро и целенаправленно. Он свернул сначала в один, затем в другой и, наконец, в третий коридор. Миновав открытую дверь, он заметил выбежавшую из комнаты собаку. Тяжело дыша, сверкая в темноте желтыми глазами, она потрусила следом за ним. В конце узкого коридора Дэмьен остановился. Он наклонился, отворил дверь, проскользнул внутрь и закрыл ее за собой. Собака устроилась снаружи, высунув язык и вытянув лапы. Комната, куда зашел Дэмьен, оказалась часовней для черных месс. Она была круглой и поддерживалась шестью колоннами. Здесь не было ни единого предмета, за исключением креста, стоящего посреди часовни и как бы символизирующего власть в том пространстве. На кресте висела деревянная прибитая скульптура Христа в полный рост. Лицо и грудь Христа были прижаты к наружной стороне креста, ноги скрещены вокруг продольной перекладины, а руки, распростертые вдоль поперечной перекладины, прибиты ладонями вниз. Он был обнажен. Единственный луч света падал с потолка на скульптуру Христа, выхватывая из тьмы его измученную фигуру, выступающие ребра и позвонки на спине. С противоположной стены на Дэмьена смотрело лицо ребенка. Изображение красивого мальчика - плод безумной фантазии несчастного сумасшедшего художника, заявившего, что его посетил Сатана. Остаток своей жизни бедный художник пытался запечатлеть дьявольский облик. Он рисовал его тысячи раз и как-то изобразил на стене, которую и обнаружил археолог Бугенгаген. Кто хоть однажды видел ту стену, погибал, ибо на ней было нарисовано лицо Дэмьена Торна. Дэмьен посмотрел на свой детский портрет, затем повернулся и обратился к окружающей его тьме: - О, отец мой! - тихо молился он. - Князь тьмы! Человечество не признает Тебя и тем не менее жаждет припасть к Твоим стопам. Поддержи меня и укрепи мои силы в попытке спасти мир от Иисуса Христа и его мирской ненасытности. - Дэмьен помедлил. - Двух тысяч лет было предостаточно. - Он прошел вперед, застыв перед крестом. - Яви человеку величие Твоего царствия, и пусть он проникнется и глубиной Твоей скорби, и святостью одиночества, и чистотой зла, и раем боли. Что за извращенные фантазии рождают в человеке мысли, будто ад сокрыт в земных толщах? Существует только один ад: свинцовая монотонность человеческого бытия. И рай только один: царствие отца моего. Дэмьен поднял руки ладонями кверху. Взгляд его уперся в затылок Христа. Во мраке часовни глаза Торна отсвечивали желтым огнем. - Назаретянин, шарлатан, - раскатистым басом вдруг взревел Дэмьен, - что ты можешь предложить человечеству? - Он замолк, словно ожидая света, затем продолжал: - С тех самых пор, как ты явился на свет из исстрадавшегося чрева женщины ты ничего не сделал. Зато потопил все горячие и настоящие желания человеческого естества в потоке благочестивой морали. Дэмьен сделал шаг вперед, от лика Христа его отделяли несколько дюймов. Он яростно вцепился в крест, словно собираясь уничтожить сведенное судорогой тело, а затем горячо зашептал в ухо Христа: - Ты воспламенил незрелый ум молодежи своей мерзкой догмой о первородности греха, и ты же отказываешь человеку в праве на радость после смерти, пытаясь меня уничтожить. Но ты проиграешь, Назаретянин, как и в прошлый раз. Страшная суть этих слов, казалось, лишила Дэмьена последних сил. Он склонил голову, и его волосы коснулись плеча Христа. Со звериным неистовством Дэмьен схватил и сжал распростертое на кресте тело. Когда он вновь поднял голову, голос его окреп: - Мы оба созданы по образу и подобию человеческому, но тебя зачал импотентный Бог, меня же - сам Сатана, отверженный, падший. - Дэмьен задумчиво покачал головой. - Твоя боль на кресте - это всего лишь заноза по сравнению с муками моего отца, низвергнутого с небес, по сравнению с болью падшего и отвергнутого ангела. - Он вцепился в голову Христа, и терновые колючки впились ему в ладонь. - Я вгоню эти иголки еще глубже в твое прогнившее тело, ты, нечестивый, проклятый Назаретянин. Дэмьен резко отстранился от креста, прикрыл глаза и закричал, но отчаянный и страшный крик этот внезапно прервался. - О, Сатана, возлюбленный отец мой, я отомщу за твое страдание. Я уничтожу Христа навсегда. Дэмьен почувствовал, как шипы глубоко вонзились в его ладонь. Кровь закапала с нее на глаза Христу и пурпурной слезой скатилась по искаженному в муках лику Спасителя... 9 Подстегиваемый любопытством, Джон Фавелл мчался в своем автомобиле на юг. Нервы его были напряжены. Пробежав глазами прогноз погоды, Джон в мыслях обратился к Богу, в которого, по сути дела, не верил, умоляя Его, чтобы облачность рассеялась. Молитва астронома была услышана. Значит, он сможет зафиксировать слияние - слияние Троицы, как он его называл. И вовсе не Святой - осложнять дело, привнося в это явление еще и религиозные мотивы, не было никакой нужды. Нельзя, правда, сбрасывать со счетов священника. Когда тот в своем письме напросился присутствовать при этом событии, Фавелл поначалу чертыхнулся про себя, разозлившись, что в его дела вечно кто-то пытается сунуть нос. Но из вежливости он все-таки ответил священнику, и теперь от рабочей атмосферы не осталось и следа. Фавелл терпеть не мог, когда в обсерватории присутствовали посторонние. Своими идиотскими вопросами посетители каждый раз выводили астронома из себя. Однако чем больше Фавелл размышлял над будущим визитом священника, тем сильнее росло его любопытство. Понаблюдать за реакцией человека, далекого от науки, весьма интересно. Пожалуй, своими действиями священник будет напоминать антрополога, следящего за поведением низших существ. Фавелл свернул за угол и взглянул на вырисовывающуюся вдалеке обсерваторию с гигантским зеркалом телескопа. Каждый раз при виде этого здания его охватывало волнение. Он любил свою работу. Выйдя из лифта, астроном поднялся на залитую неоновым светом смотровую площадку. Его помощник Барри уже с головой ушел в работу, и они обменялись обычными приветствиями. Первое время они занимались необходимой ежедневной рутиной. Когда раздался звонок, оба ученых взглянули на часы. Барри пересек кабинет, подошел к селектору, послушал и повернулся к Фавеллу: - Это тот ненормальный монах. - Не богохульствуй, - улыбнулся Фавелл. - Пусть заходит. - Вот они уже и входят, - констатировал помощник, нажимая на кнопку, контролирующую вход внизу. - Что? - Их трое. - Черт возьми, - пробормотал Фавелл. - Здесь вряд ли найдется место для всех. - Астроном опять начал злиться. "Не хватает, чтобы они захватили с собой ладан и мирту", - сердито подумал он. Однако как только отец де Карло вместе с братьями Симеоном и Антонио вошли в кабинет, раздражение Фавелла как рукой сняло. Священник и монахи были вежливы, скромны и вели себя на редкость достойно. Отец де Карло назвал себя, затем представил монахов. - Мы благодарим вас за сообщение о Троице. - Ну, меня-то не стоит благодарить, - смущенно протянул Фавелл. - Бог вознаградит вас, - продолжал отец де Карло. - Боюсь, что я не отвечаю вашим... - Господь все равно вознаградит вас, - просто возразил священник. Фавелл пожал плечами и подвел его к телескопу, объясняя на ходу, что это один из лучших в мире телескопов. Астроном показал им компьютер, мониторы, а также прозрачные слайды на освещенном стенде, позволяющие проследить движение трех звезд. - Нам необходимо знать, где произойдет рождение, - напомнил де Карло. - Мы сможем определить точку максимальной интенсивности в пределах квадратного метра. - Фавелл повернулся к телескопу. Заметив, что Барри уставился на часы, Фавелл кивком пригласил всех в дальний угол кабинета к сканирующему монитору. - Вы просто понаблюдайте, а мы займемся всем остальным, - предложил он. - А что это за цифры? - поинтересовался отец де Карло. - Дни, часы, минуты, а самые быстрые - секунды, - пояснил астроном и вернулся к пульту. Оборудование обсерватории было настолько сложным и чувствительным, что поэтически настроенный Барри назвал его как-то мостом к звездам. Однако сегодня Барри был серьезен. Фавелл посмотрел на него, затем повернулся к мониторам. На одном из них простиралось звездное поле. На другом виднелась изрешеченная карта Земли. Астроном взглянул на цифры в углу, склонился к селектору, забыв о прежнем волнении, и вперился взглядом в экран. - Переходите к квадрату восемьдесят четыре, - скомандовал Фавелл. - Угол наклона сорок четыре градуса двадцать один. Зафиксируйте АР-4. Телескоп, отыскивая нужный участок пространства, так стремительно заскользил по звездному полю, что у отца де Карло закружилась голова. - Задержите этот участок, - приказал Фавелл. Изображение на мониторе застыло. - Включите суперфильтр 1-А. Экран потемнел, и Фавелл взглянул на часы. Три изумленных вздоха раздались одновременно, когда отец де Карло и монахи увидели темное небо в четком фокусе. Но астроном ничего не слышал, он слился с машиной в единое целое. Случись в эту минуту в обсерватории грандиозный пожар, вряд ли Фавелл заметил бы его. Еще какое-то время изображение оставалось неподвижным, затем в центре, а также из двух точек снизу, начал пробиваться свет. Отец де Карло затаил дыхание. Руки сами собой молитвенно сложились. Постепенно три светлых пятна начали сближаться, разгораясь все ярче и ярче, пока наконец экран не озарился ослепительной вспышкой. Ее сияние было настолько ярким и невыносимым, что Антонио, прикрыв ладонью глаза, откинулся на спинку стула. - Включите десятый фильтр, - резко произнес Фавелл. Фильтр притушил ослепительный свет трех слившихся дрожащих дисков. Отец де Карло заморгал, ожидая, что вот-вот с экрана вырвутся языки пламени. Он перевел взгляд на Фавелла и собрался было заговорить с ним, надеясь хоть на какое-нибудь разъяснение, но астроном был погружен в свою работу, глаза его перебегали с изображения звезд на цифры в углу экрана. Здесь, на земной карте, три диска сливались. Фавелл бросил очередное отрывистое указание, и изображение на экране сменилось: теперь это был крупный план слившихся звезд. Максимальное свечение приходилось как раз над Британскими островами. Де Карло взглянул на щелкающие в углу экрана секундные показатели: 0012 0011 0010 009 008 007... Он перекрестился и затаил дыхание. В глазах Фавелла, перебегающих с одного монитора на другой, плясали чертики, пальцы барабанили по пульту компьютера, и теперь уже вся обсерватория погрузилась в дрожащее мерцание, исходившее от двух экранов. Священник и монахи купались в сиянии, исторгнутом глубинами Вселенной. 003 002 001 000! Оба экрана вспыхнули ярчайшим светом, а на карте, над южным участком Англии, запульсировали три диска. Монахи, молясь, упали на колени, а отец де Карло, не сдерживаясь более, разрыдался. В этот момент в двадцати милях к северу от обсерватории Дэмьен вскочил с кровати. Он резко дернулся, будто с ног до головы был опутан веревками. В течении получаса он метался во сне, мучимый кошмаром, и вот теперь весь этот ужас становился реальностью. Пот струился по его телу, заливая простыни и пропитывая матрац. Глаза горели, а на приоткрытых губах застыл беззвучный вопль. Пальцы через скомканную простыню впились в кожу. Он неподвижно уставился в потолок, ничего не видя и не слыша вокруг себя. Он даже не осознал, что за звук раздался совсем рядом: жуткий, чудовищный вой собаки, будто из ее черного тела вырвали душу.  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *  10 Группа демонстрантов на площади Гросвенор, такая малочисленная с утра, постепенно росла и превратилась к обеду в толпу. Были вызваны дополнительные отряды полиции, прибыли репортеры, толпа еще более пополнила свои ряды, а отдельные выкрики можно было слышать уже и на Оксфорд-стрит, и на Парк-Лейн. Когда к посольству подкатил автомобиль Торна, из толпы вырвались несколько человек, но их тут же задержали полицейские. Дэмьен вышел из лимузина и повернулся к толпе, задерживая взгляд то на одном, то на другом плакате. "Осудить израильских зачинщиков кровавой бойни!" "Где же твой голос, Америка?" "Прекратите поддержку еврейских подонков!" Сквозь толпу репортеров Дэмьен продирался ко входу в посольство. - Как вы себя чувствуете, господин посол? - прозвучал первый вопрос. - Как никогда хорошо. - А не находите ли вы, что существует какая-то связь между тем, что произошло на Би-би-си, и сегодняшними событиями? - Никакой связи. Торн, окруженный репортерами и телеоператорами, протиснулся к двери. В это время отчетливо и громко прозвучал вопрос: - Как бы вы прокомментировали заявление Шредера, будто за взрыв Асуанской плотины несут ответственность израильтяне? - Если это соответствует действительности, - произнес Дэмьен, - происшедшее - настоящий удар по миру на всем земном шаре. - Можно считать ваши слова официальным заявлением? - выкрикнул другой репортер. - Я осуждаю всякое насилие, но делать выводы слишком рано. Раздались многочисленные голоса, но Дэмьен, как бы извиняясь, развел руками и поспешил к дверям, которые один из его охранников услужливо распахнул перед ним. Он уже заходил в здание посольства, когда услышал голос Кейт, позвавшей его. Дэмьен обернулся и увидел журналистку, проталкивающуюся к нему сквозь толпу. - Доброе утро, миссис Рейнолдс. - Дэмьен кивнул телохранителю, и Кейт вошла в здание, не обращая внимания на возмущенную толпу репортеров. Следом за Дэмьеном она добралась до лифтов и перевела дыхание. - Я вчера пыталась вам дозвониться, но телефон не отвечал. - Кейт взглянула на посла. В ее взгляде еще сквозило тревожное воспоминание о случившейся трагедии. - Сможем ли мы хоть как-нибудь исправиться? - Как, например? - полюбопытствовал Дэмьен, останавливаясь у лифта и нажимая кнопку вызова. Кейт пожала плечами. Пока она в уме лихорадочно перебирала все возможные варианты, Дэмьен сам пришел ей на помощь. - Ну, к примеру, можно закончить интервью. Кейт благодарно взглянула на него. - Однако на этот раз я бы предпочел встретиться у меня, - продолжал Дэмьен. - Ваши апартаменты меня не очень-то устраивают. Кейт облегченно вздохнула. Дэмьен стоял перед разошедшимися створками лифта. - Вы можете остаться на обед, если захотите. - Он вошел в лифт. - Мы будем втроем. Кейт в недоумении захлопала ресницами. - Вы, я и Питер. "Почему Питер?" - подумала Кейт и выпалила скороговоркой: - Спасибо, но мне кажется, что Питеру необязательно присутствовать. - Мне бы хотелось, чтобы он пришел, - бросил на прощание Дэмьен, прежде чем дверцы лифта сомкнулись. Кожа и дерево в кабинете Эндрю Дойла уступили место мебели, отвечающей вкусам Дэмьена. Сжав в руке телефонную трубку, Харвей Дин испытывал в кабинете Торна странное ощущение, будто все это уже происходило. Он стоял у окна и наблюдал за демонстрантами. Сквозь толстые оконные стекла до него долетали выкрики. Дин пытался определить размеры толпы. - Когда Белый дом получил все это? - спросил он в трубку. Услышав ответ, Дин кивнул и бросил взгляд на часы. - Полагаю, мы можем ждать ответа... м-м-м... во сколько? К полудню по вашему времени? - Он помедлил, заметив, отряд полицейских, направлявшихся к площади, затем продолжал со странным удовлетворением в голосе: - Я уже давно не видел ничего подобного. Даже представить себе боюсь, как все это выглядит у израильского посольства. Дин прошел на середину кабинета, потянув за собой телефонный шнур. На его лице играла торжествующая улыбка. - Нет, - возражал он кому-то, - мальчик. - Тут Дин увидел входящего в кабинет Дэмьена. - Я потом перезвоню, Поль, - бросил он на прощание и повесил трубку. Улыбка Дэмьена улетучилась. Здесь, за закрытыми дверями, он мог позволить себе быть самим собой и не прятать свое отвратительное настроение. - Это был Бухер, - радостно объявил Дин, не уловив напряженности, висящей в воздухе. - Поль сообщил, что отправил сейчас в Белый дом доклад о Нубийском Фронте. Однако в этом докладе такие дыры, что впору танку проехать. Дэмьен молча подошел к окну. - Спасибо за цветы, - продолжал Дин. - Барбара очень признательна. - Так как же все-таки насчет кинжалов? - раздраженно перебил его Дэмьен. Ему не хотелось говорить о мелочах. Дин посмотрел на Торна, и вся его оживленность моментально испарилась. - Бухер выясняет. Очевидно, кинжалы появились на аукционе, где были куплены священником, передавшим их в какой-то итальянский монастырь. - Дин подошел к письменному столу и заглянул в свои записи. - Суби... В общем, что-то в этом роде, - припомнил он. - Субиако, - уточнил Дэмьен. - Монастырь святого Бенедикта. - Да, точно, - согласился Дин. - Мы подключили к этому наших итальянских ребятишек, так что... - Слишком поздно, - резко оборвал Дина Торн. - Птички уже вылетели из клетки. - Он не отрываясь смотрел в окно. - Они уже в Англии. Пытаются засвидетельствовать рождение Назаретянина и уничтожить меня прежде, чем я сотру их с лица земли. - Дэмьен взглянул на небо. - Он родился этой ночью. Дин склонился над письменным столом. Листки бумаги, разлетевшись, упали на пол. - Как только он родился, я сразу же почувствовал его присутствие, - поворачиваясь к Дину, произнес Дэмьен. - Это как вирус, пожирающий мои силы, иссушающий мое тело. Дин впервые видел Торна таким измученным. Под глазами черные круги, лицо прорезали морщины. Это был уже не прежний, молодой и подтянутый Дэмьен. Он как бы состарился за одну ночь. - Изо дня в день, пока он живет и растет, - монотонным и тусклым голосом констатировал Торн, - мои силы будут таять. Он снова отвернулся от Дина и уставился в окно невидящим взглядом. - Назаретянин, неужели ты такой трус, что боишься встретиться со мной наедине? Прячься, если хочешь, но рано или поздно я выслежу тебя. Ты пригвоздил человечество к своему жалкому кресту. Вот так же я распну тебя на кресте забвения. Дин вздрогнул и подошел к окну, пытаясь разглядеть то, что видел Дэмьен, стремясь понять и разделить его боль. Он заметил в центре толпы человека с плакатом. Плакат выделялся среди прочих: "Возрадуйтесь рождению Христову!" Дэмьен и Дин увидели глаза священника, державшего плакат. Во взгляде его светилось торжество. Это были глаза победителя. Дэмьен вздрогнул, отпрянул от окна, устало покачал головой и рухнул в кресло. С наступлением вечера толпа постепенно рассеялась, площадь опустела, и только один человек оставался сидеть на скамейке. То и дело посматривая на здание посольства, он наблюдал, как постепенно гаснет свет в его окнах. Когда ко входу подкатил огромный лимузин, Мэтью поднялся и приблизился к посольству, но к автомобилю никто не вышел. Водитель сидел в машине и дремал. Только в одном окне горел свет, и Мэтью разглядел силуэты двух мужчин. - Возрадуйтесь, - еле слышно произнес он, - ибо Христос снова с нами... Дин начинал беспокоиться. Дел накопилась целая куча, а Дэмьен наотрез отказывался к чему-либо прикасаться. Вместо этого он впился мрачным взглядом в площадь и не произносил ни слова. Напряжение в воздухе достигло предела, и Дин то и дело выбегал в ванную, чтобы хоть на мгновение избавиться от него. Священник на площади не трогался с места. - Чего он там сидит? - нарушил молчание Дин. - Он ждет меня, - тусклым голосом объяснил Дэмьен, - заманивает в ловушку. Дин негодующе хмыкнул: - Да, он, похоже, идиот. - И тут же почувствовал, как его ладонь инстинктивно сжимается в кулак. Уже одно присутствие священника было оскорбительным. - Что заставляет его думать, будто ты клюнешь крючок? - Он знает, что именно это я и собираюсь сделать. Дин недоуменно пожал плечами. Он вдруг вспомнил человека в студии, его обгоревший труп, и внезапно ему в голову пришла мысль, что один из кинжалов находится у этого священника. Дэмьен приблизился к письменному столу, взял бинокль и навел его на скамейку. - Если у него не хватает времени, я трачу время впустую, - заметил он. Дин покачал головой. Это было слишком сложно для него. Полная бессмыслица. Дэмьен опять заговорил загадками. Но, может быть, лучше и не понимать всего этого. 11 Из вагонного окна Мэтью наблюдал, как фигура отца де Карло уменьшилась до размеров пятнышка. Он в последний раз помахал ему рукой, размышляя при этом, что ни разу, с тех самых пор, как силы добра и зла столкнулись в битве за его душу, не испытывал подобных мук. Накануне Мэтью проснулся, охваченный паническим страхом. Однако отец де Карло успокоил его. Наконец наступила и его, Мэтью, очередь. Тридцать лет он прекрасно ладил и с Богом, и с самим собой. У него не возникало ни сомнений, ни страхов. В молодости его терзала собственная плоть, и Дьявол искушал его запретными плодами. В нем происходила настоящая борьба, пока он, наконец, не встал на праведный путь... Мэтью склонил в молитве голову и попросил Бога даровать ему силы. Подняв голову, он вдруг осознал, что впервые остался совершенно один. Один - с тех самых пор, как переступил порог монастыря. Он взглянул на пассажиров. Сидящий напротив мужчина был занят своим портфелем. Семья по другую сторону прохода обедала, уплетая сандвичи и запивая их чаем из термоса. Впереди сидели две женщины, бесстыдно выставившие на всеобщее обозрение свои тела. Мэтью прижал к себе сумку, свисавшую через плечо, нащупал через плотную ткань кинжал и вновь покрылся испариной. А сможет ли он воспользоваться кинжалом, когда пробьет нужный час? Будет ли он в состоянии вонзить кинжал по самую рукоятку в плоть и кровь? "Пусть это буду я, Отец, - умолял Мэтью Господа в воскресенье. - Пусть я буду единственной жертвой". Но тогда ушел Бенито. Теперь же была его очередь. То, что ему предстояло осуществить, являлось невероятной честью и привилегией. Мэтью вспомнил, как впервые мельком увидел Антихриста, чьи пылающие глаза, казалось, буравили его насквозь - желтые, безумные глаза животного. "Он прочел твои мысли точно так же, как ты прочел его", - объяснил тогда отец де Карло. Именно эти слова пробудили в Мэтью мысль о приманке. Антихрист обязательно последует за ним. Он, Мэтью, вынудит его отправиться на поиски Сына Божьего. Эта роль и волновала и пугала его. Укачанный плавным ходом состава, он задремал, но вскоре проснулся и до самого конца пути не смыкал глаз, то и дело ощущая на себе любопытные взгляды окружающих. Под вечер он сошел с экспресса, перебрался по мосту на противоположную сторону платформы и сел на другой поезд, старенький, с крошечным купе. В нос ударил резкий запах конюшни. Оставшийся путь Мэтью проделал в тишине, если не считать стука колес и поскрипывания вагона. Вокруг простиралась зеленая однообразная сельская местность. Маленькие полустанки были безлюдны. Поезд периодически останавливался, но никто не входил в него и не покидал вагона. Монах какое-то время разглядывал оклеенные выцветшими фотографиями стены купе, затем вытащил кинжал и принялся поигрывать им. Пытался взяться за чтение, но никак не мог сосредоточиться. Когда поезд добрался до нужной станции, Мэтью облегченно вздохнул и ступил на платформу. Уже смеркалось. Он вышел со станции и зашагал по проселочной дороге. Прижав к себе перекинутую через плечо сумку, Мэтью приблизился к автобусной остановке и стал дожидаться автобуса. Наконец автобус вынырнул из-за угла и остановился перед монахом. Впереди, рядом с водителем, сидели двое мужчин. Мэтью кивнул им и прошел на заднее сиденье. Через некоторое время он заметил роскошный лимузин, свернувший на ту же дорогу. Когда автомобиль поравнялся с автобусом, Мэтью успел заглянуть в глаза водителю. Несколько секунд они сверлили друг друга взглядами, затем лимузин притормозил и отстал от автобуса. Мэтью в страшном напряжении пытался справиться со своим волнением. Он дрожал с головы до ног. Итак, на приманку клюнули. Мэтью раскрыл сумку и достал портативный передатчик, который дал ему отец де Карло. Он коснулся пальцами кнопок на панели и прижал его к уху. Никогда раньше не приходилось ему пользоваться такой штуковиной, но сейчас он был рад, что имел ее при себе. В это время автобус круто повернул и затормозил. Обернувшись к Мэтью, водитель объявил, что это конечная остановка. Монах поблагодарил шофера и сошел с автобуса. Ему показалось, что он путешествует уже целую вечность. Автобус скрылся из виду, а Мэтью удовлетворенно хмыкнул, обнаружив тропинку, что вилась сквозь бархат дерна. Он радостно устремился по ней вперед, испытывая облегчение и приказывая себе не оглядываться. Он даже начал разговаривать с овцами, которые, оторвав морды от травы, удивленно поглядывали на него. Послышался рокот автомобиля, и монах оглянулся. Силуэт лимузина четко вырисовывался на горизонте в лучах заходящего солнца. - Отлично, - громко проговорил Мэтью, шагая по заболоченному лугу и радуясь, что находится на открытом пространстве, вдали от автобусов и поездов, вызывающих клаустрофобические настроения. Ему понадобилось минут двадцать, чтобы добраться до долины. Впереди на вершине скалы он разглядел очертания часовни. Купол ее был разрушен, в сумеречном свете возвышались лишь неровные, обвалившиеся стены. Часовенка напомнила Мэтью монастырь, и ему вдруг захотелось домой. Глянув под ноги, он заметил белую палочку, воткнутую в землю. Мэтью остановился, достал передатчик, надавил на кнопку и поднес аппарат к губам. Чувствуя себя несколько глуповато, он заговорил в микрофон, и голос его напугал овец. "Мэтью у полукилометровой отметки. Торн следует параллельно в сотне метров к северо-востоку от меня. На нем голубой капюшон. - Мэтью помедлил. - Прием". "Действуй, как договорились, вперед в часовню". - Услышав ответ, Мэтью округлил глаза от удивления и улыбнулся про себя. Современная наука творит чудеса. Голос Мартина был слышен отчетливо, как будто тот был рядом, в каких-нибудь нескольких футах. Мэтью сунул передатчик обратно в сумку и зашагал вперед, пытаясь уловить шум автомобильного двигателя. Но единственное, что он услышал, был звук его собственного дыхания. За все время путешествия собака ни разу не шевельнулась. Положив морду на спинку заднего сиденья, она устремила взгляд на дорогу сквозь автомобильное стекло. Лишь несколько раз, когда лимузин подскочил на ухабах узкой дороги, ее огромное тело слегка дернулось. Машина остановилась, и собака напряглась в ожидании. Когда открылась дверца, она выпрыгнула из автомобиля и прямиком устремилась вглубь лесочка, бесшумно и незаметно двигаясь туда, где на фоне ночного неба высился черный силуэт часовни. С каждым метром собака настигала свою жертву. Мэтью добрался до кладбища и взглянул на часовню, высившуюся над ним. Сквозь разрушенные стены и пустые оконные проемы виднелась луна. Мэтью поздравил про себя отца де Карло за сделанный выбор. Место действительно как нельзя лучше отвечало предназначенной схватке. Разрушенная и заброшенная обитель Господа все равно являлась Божьим пристанищем. Гордость переполняла Мэтью. Он выполнил то, что было ему поручено. Довершить задуманное должны другие. Мэтью крадучись пробирался между могил. Некоторые из них провалились, на других надгробия так накренились, что могилы казались сросшимися. Между могил метались какие-то тени. Вдруг Мэтью услышал страшный, как бы предупреждающий звук, и тут же к нему выскочила крупная овца. Несколько мгновений она стояла, застыв от ужаса, затем дернулась и, постукивая копытами по надгробиям, помчалась в сторону. Мэтью с улыбкой повернулся и проследил за овцой, пока она не скрылась из виду. Взглянув вперед, он отшатнулся. Из тьмы на Мэтью уставилось адское видение с чудовищными клыками... Целый день напролет эти двое не отрывали глаз от дороги. Они болтали друг с другом, обсуждая всякую чепуху, как будто разговорами о ерунде можно было отстраниться от жуткой реальности, и пристально вглядывались в темноту. - Он уже должен быть здесь... - прошептал Паоло. Когда он произносил эти слова, Мартин прижался к скале, ибо в то мгновение он увидел Антихриста. Схватив Паоло за руку, он потащил его за собой через разрушенный вход внутрь часовни. Они подошли к темному массивному алтарю, возвышавшемуся посреди часовни, и спрятались в его тени. Снаружи послышалось движение. Должно быть Антихрист запыхался, взбираясь на вершину скалы. И не мудрено, так как карабкаться надо на высоту порядка сорока футов. Монахи слышали тяжелое дыхание, словно застревавшее в горле. Заметив в дверях силуэт, они замерли, будто вросли в стену. "К алтарю, иди же к алтарю!" Это необходимо свершить на алтаре. Как бы повинуясь их мысленному приказу, фигура решительно скользнула в сторону алтаря, положила на него руки и неподвижно застыла. Зажав кинжал в правой руке, Паоло схватил Антихриста левой рукой за шею, как его учили, и вонзил клинок. Он услышал треск костей и почувствовал, что рука немеет от охватившего его шока. Паоло хотел было выпустить из рук кинжал, но вместо этого погрузил его глубже. Пальцы коснулись капюшона. "Пожалуйста, только не кричи", - пробормотал Паоло. Бубня что-то себе под нос Мартин высоко занес кинжал, ударил по капюшону, но промахнулся. Лезвие, попав в плечо, скользнуло по нему и вонзилось в позвоночник. Выдернув кинжалы, монахи отшатнулись. В жутком оцепенении они наблюдали, как тело качнулось вперед и, медленно оседая, упало на алтарь лицом вниз. Наступила короткая тишина, затем Паоло шагнул вперед и перекрестился, бормоча молитву. Мартин двинулся следом за ним. Монахи с трудом перевернули тело и оцепенели. Перед ними лежал Мэтью. Лицо его застыло в неестественной гримасе, невидящие глаза закатились так, что сверкали одни белки. Паоло и Мартин отпрянули от тела, отирая об одежду руки, и в ужасе уставились друг на друга. Губы их беззвучно двигались, они пытались найти объяснение, но его не было. Паоло поднял к небу полные страдания глаза, только бы не смотреть в это страшное, искаженное гримасой смерти лицо. "Господи, Спаситель, - прошептал он, - избавь наши умы от помрачения, предотврати беду..." Вдруг сзади раздалось звериное рычание. Повернувшись всем телом, Паоло увидел огромную собаку. Мартин тоже обернулся и застыл на месте, впившись взглядом в черного пса. Монахи инстинктивно отступили назад, а чудовище, стоявшее в дверном проеме, переводило свои пылающие глаза с одного на другого. Шерсть на нем вздыбилась, огромная пасть была оскалена. "Окно", - мелькнула у Паоло спасительная мысль. Они заберутся в оконный проем и дождутся, пока эта тварь исчезнет. Паоло почувствовал в руке ладонь Мартина и двинулся к окну, но в оконном проеме вырисовывался череп шакала, таращившийся на них пустыми глазницами, в которых ритмично пульсировала кровь. Череп как будто освещался изнутри. Монахи в ужасе отшатнулись. С их губ сорвалось невнятное бормотание. Мартин оступился. Пытаясь сохранить равновесие, он вцепился в волосы Мэтью, но пальцы его соскользнули в мертвые глаза. Мартин вскрикнул, отскочил и, опять споткнувшись, растянулся на каменных плитках. Взгляд его различил на полу ржавую решетку. Она была наполовину отодвинута. Повинуясь какому-то внутреннему зову, Мартин подполз к решетке и заглянул вниз. Это был старый заброшенный колодец с гладкими черными стенами. Дно его находилось у самого основания скалы. Не колеблясь ни секунды, Мартин протиснулся в отверстие и ухватился за прутья решетки. Ногами он пытался нащупать опору. Паоло забрался в колодец следом за ним. Монахи повисли, вцепившись в ржавую решетку на высоте пятидесяти футов от земли и прижавшись к стенам колодца. Они неподвижно висели над пропастью. И вдруг отчетливо услышали какой-то странный, похожий на шлепанье, топот. Монахи взглянули вверх и увидели страшного пса. Собака замерла у края колодца, слюна стекала прямо на лицо Мартина. С минуту стояла она так, словно сторожа их, затем раздался скрежет. Решетка вместе с вцепившимися в нее монахами стала задвигаться. У Мартина и Паоло побелели косточки на запястьях - так крепко вцепились они в ржавые прутья. Тела их начали раскачиваться, ударяясь о стенки колодца, ноги болтались в воздухе. Решетка тяжело и плотно задвинулась. Собака торжествующе зарычала. Паоло бросил на пса взгляд и почувствовал, как его левая ладонь, еще влажная от крови Мэтью, постепенно соскальзывает. И вот он уже висел на одной руке, опираясь о стену. Со второй попытки ему удалось опять ухватиться правой рукой за прутья. Тяжело дыша, Паоло смотрел вверх. А собака тем временем надавила лапой на пальцы Мартина. Монах закричал, пытаясь оторвать собачью лапу. - Не двигайся, - прошептал Паоло. - Оставь ее... Лицо его исказилось от страха. Мартин, уставившись на Паоло, покачал головой. Рот у него приоткрылся, будто он силился что-то сказать, пальцы соскользнули, и Мартин рухнул вниз. Паоло зажмурил глаза, но заткнуть уши он не мог. Он услышал протяжный вопль Мартина и стук тела о скалу. Собака вновь зарычала, а затем как сквозь землю провалилась. Паоло открыл глаза. Он был сильным и выносливым, но прекрасно понимал, что может провисеть еще минуты-полторы от силы. И тут Паоло заплакал, слезы струились по его лицу, стекая на подбородок. В свои последние секунды он надеялся, что боль не продлится целую вечность... 12 Впервые за этот год денек выдался по настоящему теплым. Весенний солнечный свет заливал гостиную в загородном доме Дэмьена. Он бил в глаза телевизионщикам, устанавливающим оборудование. Обычно молчаливые и циничные, сейчас они перебрасывались шуточками. Удивительно, как на свой лад перекраивало людей весеннее солнце. А на террасе Дэмьен и Дин без особой радости разглядывали весенние цветы. Оба предпочитали осень. Молча прогуливались они вдоль террасы, и Дин размышлял про себя, станет ли Дэмьен когда-нибудь нормальным человеком. Напряжение Торна распространялось на весь персонал, и Дин на своей шкуре ощущал состояние Дэмьена, как будто страдания того были чем-то вроде заразной болезни. Дин плохо спал, стал раздражительным. Он прекрасно прожил бы без этой Рейнолдс, вечно торчавшей рядом. Она являлась частью их тревог. Дин был в этом уверен. Но в конце концов это не его дело. Дин решил нарушить затянувшееся молчание. - Итак, у нас уже четыре кинжала, - начал он. Дэмьен кивнул: - Дин, осталось три, но я не могу больше терять время. - Он помедлил, затем еле слышно продолжал: - Единственный способ отделаться от Назаретянина - это истребить по всей стране всех младенцев мужского пола, родившихся ночью двадцать четвертого марта. Дин оторопел, не веря своим ушам, и взглянул на Дэмьена. Лицо Торна выражало твердую решимость, и Дин даже присвистнул, пытаясь мысленно охватить грандиозность предложения. - Но можем ли мы быть уверены, что он до сих пор еще здесь, в стране? - сделал он слабую попытку возразить. - В пророчестве сказано, что Он явится на острове Ангелов, - заявил Дэмьен. - А эти педантичные христиане точно придерживаются буквы предсказания. Они пришли в сад. Дэмьен сорвал цветок с куста рододендрона и принялся обрывать лепестки. - Как Барбара? - поинтересовался он. - Хорошо, - ответил Дин. - А как твой сын? Дин тут же подавил в себе страшную догадку. - Прекрасно, прекрасно, - заверил он Торна. Их окликнули. Дин повернулся и увидел, что к ним подбегает Питер. Дэмьен даже не взглянул на него, по-прежнему не сводя глаз с Дина. - Он ведь родился ночью двадцать четвертого марта, не так ли? - Кто? - Дин прикинулся дурачком и тянул время. - Твой сын. - Нет. - Впервые Дин солгал Дэмьену. До сегодняшнего дня в этом не было ни нужды, ни смысла. Этот человек читал все его самые сокровенные мысли. - Нет-нет, - повторил Дин, - двадцать третьего марта, как раз перед полуночью. Питер подбежал к ним и передал, что мама готова начать работу. - Скажи ей, что мы уже идем, - пообещал Дэмьен, все еще пристально глядя на Дина. Он оборвал с цветка все лепестки и теперь мял в пальцах его сердцевину. - Уничтожьте Назаретянина, - еле слышно произнес Торн. - Но как? - раздраженно бросил Дин. - Для этого-то и существуют ученики, - просто заметил Дэмьен. - Собери их всех на острове в воскресенье. В субботу я прихвачу с собой на охоту в Корнуэлл Кейт и Питера, так что туда доберусь сам. Он повернулся и зашагал к дому, улыбнувшись и пожелав Дину приободриться. Дин наблюдал за ним. Да уж, приободриться. Пожелание в духе британцев: "Возьми себя в руки. Вот теперь можешь и чай с орешками попить". Внезапно Дин осознал, как остро ненавидит эту женщину. Именно она оказывает на Дэмьена плохое влияние. И впервые Дин почувствовал безотчетный страх, будто совершил ужасную ошибку. Волна внутреннего сопротивления поднялась было в нем, но он тут же совладал с ней и направился в кабинет, где хранились документы, в том числе и разнообразные списки. Бежать ему было некуда. Он давно продал свою душу и никто не мог возвратить ее ему. Сожалеть о чем-то уже поздно. Однако, подойдя к письменному столу и подняв телефонную трубку, он поклялся себе, что одной вещи не сделает никогда, даже если это будет означать для него великие муки... В тридцати милях к востоку, в Чэнсэри Лейн - самом сердце обитания английских юристов, - молодой адвокат по имени Фрэнк Хатчинс поднял трубку, внимательно выслушал звонившего и, порозовев от волнения, повесил ее. Он вызвал своего клерка и отпустил его на весь день. Убедившись, что персонал покинул контору, Хатчинс подошел к сейфу, вытащил справочник и положил его рядом с телефоном. Сколько же лет прошло, попытался вспомнить адвокат. Три года назад его взяли на службу, правда, целый год он валял дурака, томительно ожидая настоящего дела. Наконец ему оказали такую честь, и он достойно справился со своей работой. А начал Хатчинс с того, что принялся выуживать из воскресных газет нужную информацию. Он выискивал заголовки вроде "Сатанизм и сотворенное им зло" и тщательно исследовал подобные статьи. В конце концов у него собралось изрядное досье. И вот его час пробил. Хатчинс трудился весь день напролет. Когда он покинул свой кабинет, в ушах все еще стояло дребезжание телефонных звонков. Адвокат закатился в бар и, в одиночестве восседая за стойкой, потягивал "шерри". Для сестры Ламонт поменять свою смену на другую было делом не сложным. Подружка Шарки знала об ее новом ухажере и догадывалась, как он ей дорог. Когда Ламонт попросила о замене, Шарон великодушно уступила, проворчав, правда, что теперь у нее получилась двойная смена. Сестра Ламонт поблагодарила Шарон, упаковала свою дорожную сумку и отправилась на станцию. В понедельник Шарон потребует от нее детального изложения событий, поэтому прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик, ей надо напрячь свою фантазию и сочинить достойную историю, чтобы развлечь бедную толстушку... ...В Хампстеде десятилетний Тревор Грант разработал план. Он прекрасно понимал, что родители ни за что не отпустят его одного на уик-энд. Если он исчезнет, то они поднимут на ноги всю полицию и начнется дурацкий переполох. Тревор позвонил своему кузену в Уэмбли и узнал, что сможет у того погостить. Значит, он выиграет какое-то время. А когда мать поймет, что он не собирается возвращаться в этот же день, Тревор будет уже в Корнуэлле и просто звякнет им, чтобы они не сходили с ума. Положив трубку, Тревор пересчитал свои карманные деньги и стал прикидывать, попросить ли у мистера Хатчинса денег на проезд или лучше просто стащить их. Он остановился на последнем. В будущем он еще не раз прибегнет к подобному решению. В Ливерпуле преподобный отец Грэхэм Росс вызвал молодого священника и осведомился, не сможет ли тот провести воскресную службу за него. Воскресенье - день семейного траура, объяснил Росс. Молодой человек с готовностью согласился. Он выразил свои соболезнования, испытывая волнение при мысли о предстоящем выступлении перед многочисленной аудиторией. - Благослови тебя Господь, - напутствовал священника Росс и вернулся в свой приход. Он возьмет с собой в Корнуэлл черное одеяние и свой любимый крест с фигуркой Христа, висящего вверх ногами... ...Доктор Горацио Филмор позвонил из своего кабинета жене и сообщил, что в этот уик-энд ему придется выехать на срочную деловую встречу. По ее голосу он понял, что жена не поверила ему. Возможно, она будет проверять, звонить, выяснять, и когда он, наконец, вернется, разразится чудовищный скандал. Да ладно, пусть орет сколько влезет. Он даже находил прелесть в этих ссорах, добавлявших перцу в их скучную семейную рутину... По всей стране мужчины, женщины и дети собрались в дорогу. Они еще раз проверили маршрут перед путешествием к их общей заветной судьбе. Каждый осознавал, что готов выполнить все, что пожелает или потребует Дэмьен Торн. 13 С тех пор как страшная весть обрушилась на него, Антонио был безутешен. Он любил их всех, особенно Мэтью, которого знал вот уже тридцать лет. Но постепенно его скорбь превращалась в гневное ожесточение. Он начал испытывать страстную ненависть к человеку по имени Дэмьен Торн. Если бы это было в его власти, он не просто вонзил бы в него кинжал. Он придумал бы для Торна долгую, мучительную смерть. Лежа в постели, Антонио представлял себе, как разрезает Дэмьена на мелкие кусочки. Бог не стал бы наказывать его за эту жестокость. Днем и ночью монах раздувал пламя своей ненависти. Он начисто забыл об осторожности. Его безудержная ярость то и дело выплескивалась наружу, стоило в разговоре коснуться имени Дэмьена Торна. У Антонио имелся собственный план. Торна следует захватить, когда тот будет находиться без охраны. За ним нужно охотиться на открытом пространстве, зажать, обложить его, как зверя, каковым он и является. На этот раз отец де Карло не возражал, поскольку у него не осталось выбора. Пока поезд, громыхая по рельсам уносил их на запад, Антонио поглядывал на юношу, примостившегося рядом. Симеон так юн и нежен. Он то и дело всхлипывал во сне, как будто его одолевали кошмары. Антонио коснулся влажного лба юноши. "Бедный мальчик, - подумал монах, - такой чувствительный". Вот он - Антонио - никогда не испытывал кошмаров. Отец де Карло заметил однажды, что причиной тому - отсутствие у Антонио воображения. Ну а что еще мог сказать священник? Всю дорогу Антонио обдумывал план, прорабатывал его до мельчайших деталей. Выполнение его потребует тщательной подготовки, точности, вплоть до секунды, и, конечно же, удачи. На везение приходилось только надеяться, но если разработать план досконально, то у него появятся шансы на победу. Все шло гладко с самого начала. Они устроились в деревенской таверне и через короткое время уже беседовали с местными фермерами. Общаться было довольно сложно. Люди в этой местности говорили на странном диалекте. Но все равно им удалось понять друг друга, и они без умолку болтали о политике, спорте и таких штуках, о которых Антонио знал лишь понаслышке. Но он был прекрасным слушателем. К концу вечера у них с Симеоном завелась уже куча друзей. Хорошенько надравшись пивом, Антонио лежал в постели и размышлял о том, что, останься он в миру, вполне мог бы достичь определенных высот на деловом поприще, ибо обладал умом расчетливым и предприимчивым. На следующее утро они прогуливались по полям с одним из фермеров. Этот человек не задавал лишних вопросов и, когда Антонио спросил его, где можно достать лошадей и терьеров для охоты на лис, даже не удивился. Просто объяснил, у кого все это можно найти. Если человеку вдруг понадобился терьер, разве это не его личное дело? А захочет рассказать - так расскажет. Милю за милей оставляли они позади себя, вышагивая по полям то через молодую поросль, то через подлесок. По виадуку пересекли узкое ущелье, по дну которого протекала речушка. На несколько минут задержались на мосту и посмотрели вниз, на речку. Но взгляд Антонио впился в противоположный конец моста. Часть скалы здесь обрушилась, и в месте обвала виднелась влажная земля. Битый час дремала лисица в своем жилище. Расслабившись и прижав уши, она время от времени принюхивалась и потягивалась, пытаясь повернуться на бок. Но места в норе было недостаточно. Лисица зевнула. При этом ее задние лапы вздрогнули, будто она собиралась бежать. И тут животное почуяло опасность. Навострив уши, лисица мгновенно проснулась и поползла, задевая головой свод норы. Снаружи доносился собачий лай и царапанье. Пятно света впереди - и без того небольшое - внезапно исчезло, как будто вход в нору чем-то загородили... Навстречу ей полз терьер, глаза его сверкали. Лисица стремительно прыгнула на него, вцепилась в собачью морду и затрясла ею. В какой-то момент она выпустила голову терьера, нацелившись ему в глотку. Подобрав под себя задние лапы, лисица завалилась на бок, мгновенно проскользнула под собакой и прижалась к стене норы. Лязгая зубами, терьер пытался выхватить клок лисьей шерсти, но его противница оказалась проворней, она моментально подрыла лапами землю и молниеносно рванулась вперед, к свету. И тут она мордой врезалась в какой-то предмет. Охваченная паникой, лисица пыталась развернуться, но не могла сдвинуться с места. Путь к отступлению был отрезан, ей некуда было деваться - ни вперед, ни назад. Симеон действовал быстро. Как только лисица оказалась в клетке, он захлопнул крышку. Монах крепко держал клетку, не обращая внимания на вылезшего из норы терьера. Тот был весь заляпан грязью, с морды капала кровь, и он выл от боли и возмущения. Антонио, верхом на серой кобыле, наклонился, перехватил из рук Симеона клетку и торжествующе поднял кверху кулак. Часом позже возле замка Мэнор вот-вот должна была начаться охота. Участники уже допивали глинтвейн и возвращали грумам кружки. В утреннем тумане клубилось дыхание гончих и лошадей. Собаки нетерпеливо перебирали лапами, то и дело наталкиваясь друг на друга. Топча копытами землю, лошади были готовы сорваться с места в карьер. Кейт расправляла на Питере курточку. "До чего же он красив, - подумалось ей, - в этих бриджах, сапожках и охотничьей куртке". Однако Кейт чувствовала, что сына раздражает ее внимание. Мужчины, отправляющиеся на охоту не нуждаются в том, чтобы рядом суетились какие-то женщины, пусть даже их матери. Кейт отошла от сына, и тот быстро смешался с остальными участниками. Женщина с трудом сдерживала волнение. Пронзительное ржание заставило ее резко обернуться. В дверях показался Дэмьен и направился к великолепному антрацитовому жеребцу. Конь бешено повел глазами и, обнажив зубы, отпрянул. Волнение жеребца передалось и другим скакунам. Один из них несколько раз норовисто лягнулся, чуть было не сбросив седока, другие же, яростно раздувая ноздри, зафыркали и захрапели. Вокруг черного жеребца засуетились люди. Странно, поражались они, что случилось с лошадьми? Обычно они были такими покладистыми. Однако и минуты не прошло, как грум успокоил антрацитового жеребца. Дэмьен сунул в стремя ногу и вскочил в седло. Несмотря на охотничью одежду, он вдруг напомнил Кейт кого-то из героев вестернов. Видимо, из-за манеры сидеть в седле. Да, американцы по-другому скачут на лошадях, и она отдала должное мастерству Дэмьена. Кучка репортеров толкалась возле Торна, и Кейт улыбнулась. А неплохо будут смотреться в газетах снимочки: американский посол, решивший поразвлечься на охоте. Питеру достался пони. Мальчик умело вскочил в седло и улыбнулся матери, когда та направилась в его сторону. - Держись сзади, возле Сьюзен, - напутствовала сына Кейт, кивая молодой женщине на небольшой лошадке. - И не выпендривайся перед Дэмьеном. - Не буду, - заверил ее Питер с ангельской улыбочкой на губах. Кейт слишком хорошо знала эту улыбку. Он с кротким смирением соглашался со всем, чтобы мать ни говорила, а сам, разумеется, делал все наоборот. - И не заводись понапрасну, - Кейт наклонилась, лаская пони, - тебе еще только предстоит крещение кровью. - Что означает "крещение кровью"? - продолжая наивно улыбаться, спросил Питер, и глаза его округлились. - Ты прекрасно знаешь, что это означает, - покачала головой Кейт. - Честно, нет. - Это старая охотничья традиция, - вмешалась в разговор Сьюзен. - Ты сейчас впервые на охоте, - терпеливо объясняла Кейт. - Когда убьют лисицу, ее кровью вымажут тебе щеки. - Она улыбнулась. - Удовлетворен? Питер кивнул, скорчил ей рожицу и обернулся на звук охотничьего рога. - Будь осторожен! - крикнула Кейт. Сын с любопытством взглянул на нее. - Почему ты всегда дрожишь надо мной? - Потому, что тебя очень люблю. Ты - единственное, что у меня осталось. И вот они умчались - всадники на лошадях и целая стая гончих. Когда они достигли подножия холма, Дэмьен догнал передних всадников, непринужденно болтавших о том, как убить лису. - Да, уж давно такого не случалось, - присвистнул главный егерь, - эти чертовы лисы стали