дуло пистолета в рот и нажимаю на курок. Конец (все очки сгорают). Перед глазами расплывается красное пятно, на нем появляются ярко-синие надписи: "Игра окончена. Хотите еще?", -- и две кпопки, "Да" и "Нет". Я нажимаю левым глазом на "нет" и выхожу из программы. Отключаю ЗМ. Отсоединяю присоску от шишки. Медленно прихожу в себя, погружаясь в серость и будничность окружающего мира. Как обычно, первое ощущение -- тоска, но тут же приходит чувство надежности и стабильности действительности. Мне ничто не угрожает, можно расслабиться... Я расслабляюсь. Тело охватывает вялость и лень. Я в безопасности... И неожиданно -- рецессия: в безопасности?! Как бы не так! За стеной -- РЕАЛЬНАЯ фабрика смерти, с реальными надзирателями и реальной охраной. Реальные автоматы заряжены реальными пулями и несут реальную смерть! И есть только один способ сохранить свою вечную жизнь: не совать свой нос куда не следует, забыть про клинику и доктора Морта... Но забыть про это -- значит забыть про приказ! К черту приказы -- жизнь дороже... Но за невыполнение приказа меня отдадут под трибунал, и если приговорят к высшей мере, то отнимут жизнь наверняка, ГАРАНТИРОВАННЫМ способом уничтожения ("вышка" -- вполне реальная для меня перспектива, если учесть, что Главному выгодно заставить меня навсегда замолчать). Получив пулю от охраны, я могу еще выжить, но высшая мера -- верная смерть! Фабрика смерти, клиника, Морт, Главный, приказ... Не выглядит ли все это бредом? Не проще ли допустить, что нет ничего, кроме меня, моего воображения и моей книги? Но книгу нужно продолжать, иначе КОНЕЦ, конец мне как автору и конец моему воображению, а значит, нужно продолжать весь этот бред с фабрикой смерти, клиникой, Мортом и всем остальным. Другого выхода нет! Убедив таким образом самого себя в том, что жизнь, какой бы дрянной она ни была, достойна продолжения, потому что другой у меня нет, я ощутил в себе небывалый прилив энергии. Хватит сидеть на месте, нужно действовать! Я вызвал референтку и приказал ей унести документацию. Когда она забирала папки со стола, я обратил внимание на ее длинные зеленые ногти, в точности как у той виртуальной девушки, которой я только что был. Оставалось только за нее порадоваться, что она жива, здорова и невредима... И не лежит на нарах в бараке по ту сторону забора. 8. Приказ есть приказ По дороге с фабрики в гостиницу я заехал в городской парк, в котором санитары подобрали мою связную. Парк предстал передо мной... небольшим тропическим лесом. Пальмы, лианы и орхидеи в тундре?! Однако когда я зашел в лес, он оказался отнюдь не волшебным: все деревья были искусственными, что, впрочем, не помешало им обрасти настоящим мхом, отчего они и казались издали натуральными. В единственной беседке парка, густо увитой пластмассовым плющом, подростки-старшеклассники распивали из горлышка вино. Это было совсем некстати, потому что мне предстояло обшарить окрестности на тот случай, если связная оставила здесь психограмму. Обычно сообщения такого рода передаются через различные растения, а в экстренных случаях, когда нужно незаметно подбросить записку, лучше всего использовать сигаретные окурки. Понятно, что подбирающий окурки человек в офицерской форме -- более чем подозрительное зрелище, но смекалка меня не подвела: я оторвал от плаща пуговицу и подошел к пьянствующей молодежи. -- Эй, парни! Вы здесь форменную пуговицу не находили? -- Не-а, не видели, -- отозвались они. -- Помогите поискать, -- попросил я, заходя в беседку. Четверо ребят стали выискивать пуговицу, а я -- психограмму. Окурков было много, но все свежие, некоторые даже еще дымились. -- Вы чего "бычки" не тушите? Беседку спалить хотите? -- сделал я им выговор. -- Да чо с ней будет-то? -- ответили они с юношеским оптимизмом. -- Винца хлебнуть не хотите? -- Нет, спасибо. А вы что, с фабричного интерната сбежали? -- Зачем сбежали? Погулять вышли, -- беззлобно рассмеялись они. -- Тогда ладно. Пойду внизу поищу. Я обошел вокруг беседки и нашел четыре окурка, которые выглядели вчерашними. Я незаметно засунул их в карман и вынул оттуда пуговицу: -- О, нашлась! Спасибо за помощь! -- Всегда готовы! -- весело заорали они пьяными голосами как истинные скауты. Добравшись до своего номера в гостинице, я рассмотрел окурки. Один из них был со следами помады, и я решил съесть его первым, как самый перспективный. Я зашел в ванную, высыпал из окурка табак на раковину, сгреб в кучку и спалил зажигалкой. Потом я аккуратно смахнул пепел в бумажный стаканчик для полоскания рта, залил его теплой водой из-под крана, размешал ручкой зубной щетки, залпом выпил, прошел в комнату, упал на кровать, лег на спину, закрыл глаза и стал ждать... Прошло пять минут -- все впустую. Окурок не дал мне ничего, кроме привкуса помойки во рту. Теперь нужно было ждать два часа, чтобы пробовать следующий "бычок" на голодный желудок (можно ли считать никотин пищей?!). Нет, так дело не пойдет, жрать окурки -- глупо. Нужно придумать что-то более рациональное... А что, если прямо попросить Игора устроить мне свидание с фокусницей? Я уверен, если я открыто скажу ему, что она мой агент, не вдаваясь, разумеется, в подробности, он выполнит мою просьбу и не выдаст меня, даже если он и Морт -- одно лицо. Но будет ли это честно по отношению к нему? Почему нет? Я ему в любом случае не смогу причинить вреда, Морт он или нет -- прежде всего он мой друг (поэтому я и не хочу, чтобы он оказался Мортом). А что касается контрразведки, то в чем может заключаться его вина? Инспектор приказал ему показать больных -- он подчинился. Разумеется, у меня нет полномочий отдавать такие приказы на сверхсекретном объекте, но откуда Игору знать об этом? Я набрал его номер. К телефону подошла Лина. -- Ты к нам зайдешь сегодня? -- спросила она. Надо срочно сообразить, как лучше для конспирации: заходить или нет... Пожалуй, все равно. Зайду к нему, а потом вытащу его на прогулку, подальше от "жучков". -- А Игор дома? -- ответил я вопросом на вопрос. -- Что за намеки? -- рассмеялась Лина. -- Это что-нибудь меняет? А если меняет, то в какую сторону? Если его нет дома, ты зайдешь или нет? -- Конечно, зайду! А если его нет, то подожду. -- Тогда приходи. Он как раз будет минут через десять. -- До встречи! Мне повезло: я подъехал к дому Игора, когда он ставил машину в гаражную пристройку. Я бросил мотоцикл на улице и дождался его у входа в дом. -- Нам нужно серьезно поговорить, -- сказал я. -- Давай попьем кофе и выйдем на улицу. -- Яволь! -- хлопнул он меня по плечу. Я заметил, что он в хорошем настроении. Это радовало. За кофе мы все втроем обсудили новости. Игор считал, что недавнее решение правительства строить фабрики в Антарктиде недальновидно, поскольку покрытый пеплом снег не будет отражать солнце, а это приведет к его ускоренному таянию. Он утверждал, что в результате уровень моря может подняться на несколько метров, и тогда все прибрежные города окажутся под водой. Я соглашался с ним, а Лина доказывала, что фабрики совсем не нужно строить. -- Но что делать с перенаселением Земли? -- спросил я. -- Нужно кардинально решать этот вопрос! -- убежденно ответила Лина. -- Куда уж кардинальнее... -- невесело заметил Игор. -- Кардинально, но позитивно! -- горячо заявила она. -- Нужно развивать космическую технику, осваивать другие планеты, тогда всем хватит места. -- Фантастика, -- покачал я головой. -- Конечно, строить крематории проще и дешевле, чем ракеты, -- с горечью сказала она. -- Когда-то на Земмле ракетная техника была высокоразвитой, но из-за нехватки ресурсов пришла в упадок. И теперь вместо того, чтобы переселять людей на другие планеты, их уничтожают! -- Стойте, а что если... -- задумался Игор. -- ? -- мы с Линой одновременно перевели на него взгляд. -- Что, если некая потусторонняя цивилизация... -- Чего? -- удивился я. -- Нет, ничего, так... Пришла в голову бредовая идея. Он замолчал, и я понял, что он не хочет сейчас говорить об этом. -- Прогуляемся? -- спросил я у Игора. Мы перекинулись с ним многозначительными взглядами, и Лина сразу поняла, что мы не собираемся брать ее с собой и посвящать в свои мужские тайны. -- Ладно-ладно! -- полувшутку-полувсерьез обиделась она. -- ПопрОсите у меня кофейку в следующий раз! -- Я ненадолго, -- обещал ей Игор. Мы вышли с ним во двор. Я закурил. -- Дело на сто миллионов, -- сказал я Игору. -- Мой агент попал в клинику. Я хотел бы его там увидеть, но по-тихому. -- Кто? -- коротко спросил он. -- Известная тебе иллюзионистка. -- Ты шутишь? -- Ничуть. -- Она попала к нам случайно? -- Вот это я и хотел бы выяснить. Какова вероятность того, что мой визит останется незамеченным? -- В коридорах стоят камеры, но не везде. Только в самых... важных местах. Палата твоего агента и подступы к ней к таким местам не относятся, но у нее под кроватью стоит микрофон. -- Откуда ты знаешь? -- спросил я. -- Ты сам его ставил? -- За кого ты меня принимаешь?! Но у нас в клинике есть целый отдел контрразведки, который этим занимается. Меня они, как ты понимаешь, не стесняются. -- Когда ты идешь на ночное дежурство? -- По ночам врачи в клинике не обязаны быть. В приемном отделении сидят на вахте парамедики, а дежурный врач, где бы он ни был, обязан ждать звонка и быть готовым срочно выехать в клинику. -- Кто из врачей сегодня дежурит? -- Лана, -- ответил Игор. -- Но я могу с ней поменяться. -- Так и сделай. Я тебе позвоню после полуночи. Считай, что это приказ. Для твоей же пользы, -- добавил я. -- Ненавижу это выражение! -- Извини, но я сам знаю, что мне полезно, что нет. Это я говорю как врач, -- усмехнулся он. -- Вот и отлично. До скорого! Я завел мотоцикл и поехал в центр города, где находились все злачные заведения, с целью выследить доктора Браста. В первом же попавшемся кабаке я попросил у бармена телефонный справочник и в разделе "Кафе, бары и ночные клубы" нашел единственное место, название которого начиналось на "Золотая" -- ночной клуб "Золотая клетка". Я позвонил туда и услышал автоматическое сообщение, что клуб открывается в десять часов вечера. У меня в запасе было больше часа. Я записал адрес "Золотой клетки" и вернулся в гостиницу. Там я от нечего делать сожрал еще один окурок (безрезультатно) и тщательно загримировался. Я всегда носил в портфеле специальный набор для изменения внешности, но очень редко им пользовался. Теперь это было как нельзя кстати. Я вылепил себе горбатый нос, навел на глаза морщины, покрасил брови, приклеил усы, нахлобучил парик и одел очки в толстой оправе из черной пластмассы. Получился мудрый добродушный старик, который годился для университетской кафедры, но не для вертепа. Я выпрямил и вытянул нос, убрал с глаз морщины и очертил ими рот. Брови накрасил вразлет, а парик напустил на глаза. Вышло что надо: типичный портрет старого развратника. В начале одиннадцатого я был в "Золотой клетке". Клуб оправдывал свое название: он находился в помещении бывшей скотобойни, и с прежних времен здесь остался конвейер для разделки туш, но теперь он перемещал по залу не подвешенные на крюках окорока и грудины, а золоченые клетки с танцующими под ритмичную музыку обнаженными красавицами. В воздухе витал дух бижутерной роскоши и... мясной лавки. С потолка, куда ни глянь, свисала потная копошащаяся плоть, и мне почему-то пришла в голову безумная мысль, что из этого клуба вышел не один маньяк-убийца. Потягивая пиво, я с трудом изображал на лице сладострастную похоть, как мне было положено по роли. Но главное, я очень быстро понял, что это не то место, куда будет ходить чопорный доктор Браст. Секретарша явно что-то напутала! Когда ко мне с очередной кружкой эля подошла официантка (все ее одеяние состояло из залитого пивной пеной фартука), я спросил, нет ли в городе другого места с похожим названием. -- Есть, но... оно вряд ли вас устроит, -- получил я уклончивый ответ. -- Что такое? -- полюбопытствовал я. -- Там собираются гомики, -- прокричала она мне на ухо, потому что как раз в этот момент над нами с жутким скрипом проезжала очередная клетка. -- Называется "Яблоко". -- А почему название похоже? -- удивился я. -- У них эмблема похожа не на яблоко, а на... зад, покрытый золотистой краской. Поэтому тот бар прозвали "Золотая попка". -- Все ясно! -- обрадовался я. Так значит, в гипер-реальности Браст не обращал внимания на соблазнительницу, потому что он в принципе не интересуется женщинами, как я сразу не догадался! Я выяснил адрес и помчался в "Золотую попку". В отличие от "Клетки", в "Попке" все было чинно- благородно. За столиками миловались однополые парочки, в углу на белом рояле элегантно наигрывал нарумяненный трансвестит в пышном платье с огромными ажурными бантами. Обходительный метрдотель указал мне на свободное место у окна. Когда я сел и осмотрелся, то сразу увидел доктора Браста в другом конце зала в компании молодого человека за столиком на двоих. Мне не было видно лица его избранника, но у самого Браста был воодушевленный, приподнятый вид. Кажется, он был искренне влюблен в своего пассию... Но это опять-таки не снимало с него подозрения, ведь он мог совмещать, как говорится, приятное с полезным. Я решил подождать, пока они выйдут из ресторана, и проследить, куда Браст повезет своего спутника -- домой или куда-то еще. Если он затащит парня в спальню, а не в лабораторию, я сниму с него добрую половину подозрений и завтра возьмусь за следующую кандидатуру на роль Морта. Время шло... Минуло двенадцать, а интересующая меня парочка мило ворковала, не собираясь уходить. Сидеть в ресторане полночи не входило в мои планы. Примерно в половине первого "жертва" Браста -- смазливый высокий парень с тонкими чертами лица -- поднялся и пошел в туалет. У меня тут же созрел план, как ускорить события. Я подошел к бару и попросил фляжку виски. Затем я зашел в туалет. Парень стоял у зеркала и тщательно причесывал волосы на пробор, кроме нас на мое счастье никого не было. Я встал прямо за ним, чтобы он не видел меня в зеркало, вырубил его легким ударом двумя пальцами в висок (удар не сильный, главное -- попасть в нужную точку, тогда человек выключается на несколько минут) и аккуратно прислонил к стене. Он медленно съехал вниз по стенке под легкое попискивание кафеля. Разжав обмякшему красавчику зубы, я засунул ему в рот барбитуратную таблетку, влил в горло виски, положил с ним рядом пустой флакон и вышел. Дальше оставалось только подождать развязки. Я вернулся за свой столик и стал наблюдать за Брастом. Минут через пять он заволновался и заерзал, поглядывая на часы. Еще через пару минут он не выдержал и отправился в туалет на розыски своего спутника -- и столкнулся с ним как раз в дверях. Парень осоловело вертел головой, его ноги подкашивались, как у новорожденного теленка. Брасту ничего не оставалось делать, как подхватить его под руки и выволочь из зала, на ходу расплатившись с официантом. Я вышел за ними и увидел, как Браст загружает парня на заднее сидение автомобиля. Выждав, когда они отъедут на порядочное расстояние, я сел им на хвост. Я был на девяносто девять процентов уверен, что доктор привезет парня домой -- так оно и случилось. Оставив влюбленную парочку в покое, я позвонил по спутниковому телефону Игору. Голос его был бодр -- он явно не спал, ожидая моего звонка. Мы договорились встретиться у "Золотой клетки". Когда он подъехал, я подошел к его машине. Игор посмотрел на меня, но дверь не открыл. Я наклонился, заглядывая в салон, и увидел отражение своего старческого лица в стекле -- только тогда до меня дошло, что мой друг не узнал меня! Я постучал ему в окно. -- Что вам надо? -- не очень любезно спросил он, опуская стекло. -- Мне нужен ветеринар, -- сказал я хриплым голосом. -- Вы случайно не доктор? -- Я доктор, но... А что случилось? -- Надо вправить рога одному козлу. -- Козлу? -- Да. Там, в баре... Игор внимательно присмотрелся ко мне и обрадованно закричал: -- Ну иди сюда, я тебе не рога, а мозги вправлю! -- Что, своих не узнаешь? -- рассмеялся я, садясь в машину. -- Ну, ты даешь! Вырядился старпером, а я хотел тебя в случае чего практикантом представить! Когда мы подъехали к клинике, Игор достал с заднего сидения и протянул мне свой белый халат: -- Одень, чтобы не вызывать подозрений. -- На входе есть видеокамера? -- Да, но тебя все равно не узнать. В госпитальном отсеке есть еще дежурная сестра, по ночам она обычно дрыхнет в процедурной. Главное -- не раскрывай рта, -- рассмеялся он. Я облачился в униформу эскулапа, и мы зашли в застекленный вестибюль. Он был точно таким же, как тот с другой стороны здания, в котором я застрелился в игре. Нас встретил охранник, молодой сонный парень с автоматом наперевес. Игор шутейно козырнул ему как старому знакомому и молча кивнул на меня: "Он со мной". Парень так же молча приложил два пальца ко рту, показывая, что хотел бы поиметь с нас сигарету. Я угостил его, он благодарно закивал головой. "Хорошо его выдрессировали, -- отметил я про себя. -- На посту -- ни слова без служебной необходимости". Такое бессловесное общение с охраной было мне на руку: я был в гриме, но голос у меня оставался тем же, и просматривая видеозапись, контрразведка могла бы опознать меня если не по визуальным, то по звуковым параметрам. Мы прошли по короткому коридору и зашли в кабинет Игора. Это был обычный кабинет врача с широким заваленным бумагами столом, с толстыми медицинскими справочниками в шкафах и с черепами на полке. На передней стене вместо окна красовался университетский диплом в рамке красного дерева, а боковые стены были оклеены плакатами, призывающими к гигиене. Игор покопался в платяном шкафу и достал из него для себя белый халат, а для меня -- войлочные тапочки. Это было очень кстати: теперь на подслушивающих устройствах не будет слышно моих шагов, и я превращусь для контрразведки в акустического невидимку. Выйдя из кабинета, мы подошли к массивной двери в торце коридора. Игор дыхнул в небольшое отверстие сбоку в стене, и на миниатюрном табло под отверстием зажглась надпись "Доктор Бойд. 2:17". Я одобрительно покивал головой, мол, техника на грани фантастики. Пройдя через отворившуюся дверь, мы оказались в длинном светлом коридоре с множеством палат. Из-за некоторых дверей доносился приглушенный храп и слабые постанывания. Игор провел меня в палату под номером семь. На широкой койке, занимавшей почти всю комнату, лежала женщина, с головы до ног одетая в гипс, как в скафандр. Сквозь небольшое отверстие в гипсовом шлеме было видно ее опухшее лицо с закрытыми глазами. Я бросил на Игора возмущенный взгляд: "Вы что, сволочи, специально так ее замуровали, чтобы она не сбежала?!" В ответ он выразительно пожал плечами, мол, такой ее сюда привезли. Я опять перевел взгляд на женщину, и теперь мне показалось, что гипс на ее груди разукрашен причудливыми светотенями. Чем пристальнее я всматривался в матово-белый гипсовый фон, тем отчетливее становились световые знаки на нем. Наконец, я различил на холмистой поверхности гипса сине-белесые буквы... Одни из них были вытянутыми, другие -- сжатыми, словно их показывали через проектор. Я скосил один глаз на Игора -- его лицо было безучастным, он явно не замечал ничего особенного. Мои сомнения рассеялись: передо мной была телепатическая психограмма, вид связи, который использовался в самых крайних случаях. Как только я это понял, буквы стали гораздо четче, словно кто-то подкрутил в объективе проектора резкость, и я прочитал: "вальту стипу главного срочно приказ особой важности выполнить 24 часа момента получения найти гарантированно уничтожить доктора морта" Буквы потухли, будто их и не было. Я старался оставаться с виду спокойным, но сообщение сильно взволновало меня своими категоричными распоряжениями. Формулировка "приказ особой важности" означала, что за невыполнение или срыв задания мне грозит высшая мера наказания, а фраза "гарантированно уничтожить" подразумевала кремацию трупа или его растворение в кислоте. Я осторожно потянул Игора за рукав и показал кивком на дверь. В глубоком молчании мы проделали весь обратный путь по коридорам, вышли из клиники и сели в машину. Прошло около десяти минут, мы отъехали от фабрики на порядочное расстояние, но в силу непонятной инерции хранили глухое молчание, будто боялись доверить словам нечто важное. -- Ты чем-то озабочен? -- спросил, наконец, Игор. Я ничего не ответил: врать не хотелось, а правду сказать я не мог. -- Я могу чем-то помочь? -- по его тону было ясно, что он предлагает помощь не просто из вежливости. -- Нет. Я должен сделать это сам. -- Сделать... что? -- спросил он. -- Не могу сказать. Вновь наступило долгое молчание. Я смотрел на проплывавшие мимо нас огни фонарей в разводах сырого тумана, и перед глазами мерцали неровные голубоватые строки из перемешавшихся слов психограммы: "приказ момента особой важности срочно гарантированно найти 24 часа вальту выполнить доктора стипу уничтожить морта..." -- Послушай, что за идея пришла тебе в голову, когда мы пили кофе? -- спросил я, чтобы отвлечься от наваждения. -- Слишком долго рассказывать, а мы уже почти приехали, -- отозвался Игор. -- Давай в следующий раз, ладно? Мы подъехали к "Золотой клетке" -- тротуар бурлил весельем, воплями и хототом пьяной толпы. Народ явно не собирался расходиться до утра. На каждом углу кучковались проститутки в шубках на голое тело, плечистые сутенеры и скромные продавцы наркотиков в темных очках. В коляске моего мотоцикла спал обкуренный панк с розово-зеленым стоячим чубом. -- Ну и бардак у вас тут! -- заметил я. -- Фабричная молодежь веселится, -- невесело усмехнулся Игор. -- Капо, кочегары, газовщики... Директор им потакает, говорит, что работягам надо расслабляться. Мы вытащили за руки и за ноги панка из коляски и заботливо уложили его на теплую крышку канализационного люка. -- Ты завтра будешь в клинике? -- спросил я Игора. -- Нет. Отдыхаю после дежурства. А что? -- Так, на всякий случай... Мы распрощались. Сильно хотелось спать, и все проблемы отошли на задний план, главное -- добраться до кровати... Я с ревом рванул с места, и за пять минут домчался до гостиницы. Спать, спать, спать... Когда я открыл дверь своего номера, то заметил в полосе света, проникавшего в комнату из коридора, легкое шевеление. Сон как рукой сняло -- я выхватил пистолет, снял с предохранителя и всмотрелся в полумрак: на моей кровати кто-то лежал, судя по плавным очертаниям -- женщина. Закрыв дверь, я включил свет и увидел мирно спящую в одежде поверх покрывала Лану. Как она попала сюда? Я убрал пистолет, лег рядом с ней и нежно поцеловал в губы. Она улыбнулась, сладко потянулась, открыла глаза и... истошно заорав, в ужасе вскочила с кровати. Черт, я опять забыл про свой грим! "Это я, я!" -- машинально рванулся я за ней с распростертыми объятиями, но она увернулась и в панике заметалась по комнате. "Да постой ты!" -- я подошел к ней, чтобы она смогла получше рассмотреть меня... В ответ она с перекошенным от страха лицом отчаянно прыгнула на меня и спихнула в бассейн. -- Сумасшедшая! -- заорал я, выныривая. Рядом со мной плавал парик и один ус. Второй ус сполз и свисал с лица мокрой козлиной бородкой. -- Это ты?! -- расхохоталась Лана. Со смехом она прыгнула, как была, в одежде ко мне в бассейн. -- У тебя юбка как парашют, -- заметил я, обнимая ее. Весело барахтаясь в воде, мы стянули друг с друга одежду и, выбравшись из бассейна, развесили ее сушиться в сауне, а сами устроились у камина. -- Как ты здесь все-таки очутилась? -- спросил я. -- Я проезжала мимо и решила заглянуть к тебе, чтобы сообщить о дяде... Или он тебя уже не интересует? -- Дядя? Нет, что ты... Интересует, конечно. -- Я сделала неофициальные запросы, пока безрезультатно. Интересно, что значит "пока" в этой ее фразе? Она ведь должна знать наверняка, кто есть, а кого нет в ее клинике. Или она дурачит меня или на самом деле ищет где-то еще... -- Как скоро должен прийти ответ? -- спросил я на всякий случай. -- Через несколько дней. Через несколько дней? Что бы это значило? Она намеренно тянет с ответом... Зачем? Из женской хитрости или по совету контрразведки? -- Подождем, что поделать... Но как ты, все-таки, сюда проникла? -- Вот я и говорю: я заехала в гостиницу, и портье сказал мне, что ты в номере. Он ведь не знал про твой маскарад! Странно, почему она не спрашивает, зачем это мне понадобилось? Может, ей уже известно про мои ночные похождения? -- Да, действительно, -- согласился я. -- Я долго и упорно стучала, но никто, естественно, не открывал. Я снова пошла к портье -- он божился, что ты не выходил из номера. Мы решили, что с тобой что-то случилось... -- Например, что? -- Ну... уснул в ванной и захлебнулся, как это бывает. Мало ли что! Портье открыл дверь запасным ключом и долго недоумевал, куда ты испарился. А после разрешил мне подождать тебя в номере. -- Странно, что он не предупредил меня, когда я зашел в гостиницу, -- заметил я. -- Это был уже другой портье, тот сменился, -- заявила Лана. "Интересно, откуда ей известно про это, если она спала? -- насторожился я. -- Или она знает наизусть расписание дежурств портье?" -- Откуда ты знаешь? -- прямо спросил я ее. -- Портье сказал мне, что уходит домой, -- рассмеялась Лана. -- Ты что, подозреваешь меня в чем-то? Я люблю тебя, глупый! Может, и правда у меня началась паранойя? Почему я подозреваю любящую меня женщину? Не верю в то, что меня можно любить не по заданию контрразведки? -- Извини, -- поцеловал я ее. -- Я очень устал сегодня. -- Пойдем, я уложу тебя в постель! Она легко встала и потянула меня за руку. Я повиновался... Мы проспали всего три часа, когда нас разбудила сирена. Проснувшись, я тотчас вспомнил о полученном накануне задании, и сильно пожалел о том, что вернулся из сладкого сна в жестокую реальность. Сколько у меня остается часов на его выполнение? Кажется, около девятнадцати... Надо посчитать точно, ведь может оказаться, что будет дорога каждая минута! Что мне, однако, предпринять? Времени на многоходовые комбинации нет. Остается только... Прижать размазню Чуза к стенке, чтобы он прямо сказал, кто Морт, больше мне ничего не остается! -- У меня болит зуб, -- пожаловался я Лане, когда мы одевались. -- Кто у вас занимается зубами? -- Смат, -- ответила она. -- Он принимает с десяти утра до шести вечера. Так и есть! Слава гипер-реальности! Раз подтвердилось, что Смат Чуз дантист, должно подтвердиться и то, что он тюфяк. -- Что-то серьезное? -- обеспокоилась Лана. -- Нет, пустяки, нерв ноет, -- успокоил я ее. Как и в прошлый раз, я отвез ее домой, а после отправился на фабрику. Директора на месте не было. Я затребовал у секретаря ключ от выделенного мне кабинета и бухгалтерские книги. Когда референтка сгрузила на стол передо мной увесистые фолианты, я выгнал ее, запер дверь и, уронив голову на толстую подушку из бумаг, тотчас упал в вырытую Моррфием темную бездонную яму... Сон был неспокойным, в подкорке настырно тикали часы, отсчитывая минуты и секунды, остающиеся на выполнение приказа. Проснувшись и взглянув на циферблат, я почти не удивился, что стрелки показывали ровно десять: все мысли были сосредоточены на своевременном выполнении приказа, ни о чем другом я уже не мог думать. План действий был прост: выкрасть Чуза и угрозами выбить из него нужную мне информацию. Прежде всего я написал записку: "Мне нужно с вами поговорить по очень важному делу. Я буду вас ждать перед входом в клинику. Выходите через две минуты после меня". Затем спросил секретаря, как мне попасть к зубному врачу. Выяснилось, что вход для пациентов был только с территории фабрики: клиника считалась ведомственной и обслуживала исключительно фабричный люд (остальные горожане лечились у частных врачей). Секретарь выписал мне разовый пропуск, и, проехав на мотоцикле через главные ворота, я подрулил к застекленному вестибюлю приемного отделения. Внутри меня встретила знакомая мне по гипер-реальности медсестра и показала, как пройти в кабинет стоматолога. Когда я зашел в кабинет и увидел Чуза, я с удовлетворением отметил про себя, что его манеры были столь же обходительными, как и в игре, с поправкой лишь на пол пациента. То есть, он был столь же любезен, но глаза его не слезились от умиления, как при виде смазливой девушки. -- Господин Инспектор? -- подпрыгнул он от радости при моем появлении. -- Какая приятная неожиданность! Похоже было, этот пышущий здоровьем толстяк радуется решительно всему. -- Выручайте, -- скривил я рот, как от боли. -- Всю ночь не спал, зуб мучает. -- Садитесь, садитесь, -- засуетился он, усаживая меня в кресло. -- Какой же, какой? -- Третий левый сверху. Я открыл рот, и когда Чуз склонился надо мной, засунул в нагрудный карман его халата записку... Этот болван ничего не заметил! Или сделал вид, что не заметил?! -- С виду все в порядке, -- констатировал он, отодвигаясь. -- Возможно, нерв застужен. Я дам вам таблетку. Избегайте чересчур холодного и горячего. -- Спасибо. Когда я забирал у Чуза одной рукой таблетку, то показал пальцем другой руки на его нагрудный карман. Он прижал подбородок к груди, выпятил вперед нижнюю губу, опустил глаза, двинул плечом -- оттопырил карман -- и захлопал ресницами, всматриваясь... Наконец, он узрел там край бумажки и недоуменно поднял глаза на меня -- он сдуру решил, что я сую ему деньги! Боже, неужели этот недоделаный лекаришка -- зловещий доктор Морт?! -- Нет, что вы! -- замахал он руками. -- У нас все бесплатно! В следующий момент он вытащил бумажку и еще больше удивился. Я приложил палец к губам, показывая, чтобы он молчал. Он развернул сложенный вдвое небольшой листок. -- Ну, извините, -- сказал я, пока он читал записку. -- Не хотите, как хотите! Дело ваше. Прочитав записку, Чуз радостно покивал головой -- наконец, до него дошло! Все же первое мое впечатление не было обманчивым: с этим дураком придется повозиться. -- Надеюсь, мы еще увидимся, -- многозначительно посмотрел я на него. -- До встречи, -- горячо потряс он мне руку. Я с облегчением вышел из приемного отделения, проехал обратно по пропуску через фабричные ворота и подрулил к внешнему выходу из клиники. По моим прикидкам, Чуз должен был появиться там одновременно со мной, пройдя через здание клиники, но его не было... Прошло две минуты, три, четыре, пять, шесть... Меня одолевали тяжелые предчувствия. С каждой очередной минутой ожидания во мне крепла уверенность в том, что вместо Чуза из клиники выскочит группа захвата контрразведки. Прошло десять минут... Я решил прождать еще пять минут, не больше. Чуз появился на четырнадцатой минуте. Он подбежал ко мне с серьезным запыхавшимся видом. -- Где вы были? -- спросил я, стараясь сдерживаться. -- Я ждал вас с другой стороны клиники, -- сообщил он мне виновато. -- Но вы ведь видели, что меня там нет! -- Я думал, вы подойдете... -- Ладно, нам нужно поговорить, но не здесь. Садитесь в коляску! Чуз с неожиданной готовностью без лишних вопросов втиснулся по пояс в железный кокон. Это было подозрительно... Я, конечно, понимаю, что он безволен, как слизняк, но не настолько! Впрочем, ладно, главное, он в моих руках, а для психоанализа сейчас нет времени. Остается всего около шестнадцати часов... -- Куда мы едем? -- спохватился Чуз, когда я завел мотор. -- Я не могу отлучаться надолго, у меня пациенты... -- Не волнуйтесь, это не займет много времени. Я двинул по бездорожью в тундру, подальше от фабрики и города. Оставалось только проверить, нет ли "хвоста". Я всмотрелся в прыгающее зеркало и увидел в облаке черной пыли темно-серый джип -- он был на порядочном расстоянии, метров сто, но явно шел за нами. Теперь понятно, почему Чуз не сразу пришел на встречу со мной: этот трус решил прикрыть зад и донес "куда надо". Оторваться от мощного джипа в тундре -- безнадежное дело. Как я ни накручивал ручку газа, "хвост" с каждой секундой настойчиво приближался, и теперь между нами было не больше пятидесяти метров. Я повернул в сторону города: там будет проще уйти от слежки. Чуз обеспокоенно завертел головой, ему явно не нравились мои маневры. Я выскочил на дорогу -- мотоцикл побежал намного резвее, но и у джипа скорость резко возросла, он неотступно следовал за мной, поддерживая дистанцию. Мы влетели в городок -- стрелка спидометра мелко подрагивала на отметке 160. На первом же перекрестке я резко затормозил и заложил крутой вираж налево -- коляска поднялась в воздух, и бедняга Чуз заорал от страха, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в поручень. Сзади послышался душераздирающий скрип и визг трущейся об асфальт резины -- джип повторил мой трюк. Быстро набрав скорость, я через два блока предпринял еще одну подобную попытку -- "хвост" мотнулся за мной в ту же сторону. Слишком правильная планировка города не позволяла оторваться от погони: наподобие шоколадной плитки, он был разделен улицами на одинаковые блоки, без тени намека на кривые переулки. Внезапно меня осенило: в городе есть одно замечательное местечко, которое я успел днем раньше неплохо изучить! Я рванул в сторону парка -- очень подходящее для гонок место с искусственными холмами и оврагами. Завидев приближающиеся пластмассовые джунгли, Чуз беспокойно заерзал в своем коконе. Я подбавил газа, чтобы ему не пришло в голову выпрыгнуть на ходу. Распугав гудками небольшую толпу зевак у входа, я промчался через широкие чугунные ворота и понесся вдоль пруда. Теперь надо выбрать хорошее место для маневра. Я заглянул в зеркало: сзади по-прежнему маячил джип, а сбоку какой-то чудак на велосипеде, засмотревшись на наше авторалли, летел с откоса в воду, к надувным лебедям... Впереди возвышался пологий холм -- въехав на его вершину, я увидел с другой стороны метра в три шириной ручей с перекинутым через него легким деревянным мостиком на бревенчатых сваях. Это было то, что надо! Склон здесь был, однако, довольно крутым. "Держись!" -- заорал я Чузу. Только бы он не выпал... Нацелившись получше на мостик, я сбросил газ и, слегка придерживая тормоз, пустил мотоцикл с горки -- перед глазами все запрыгало, и мне с трудом удавалось удерживать въезд на переправу в поле зрения, но вот спуск закончился, тряска прекратилась, и я довольно легко вывел колеса на нужную траекторию, внизу дробно прогремели доски, и мотоцикл резво вылетел на другой берег. Притормозив, я обернулся и увидел сбоку от мостика широкий веер поднятых джипом брызг... Неужели, пройдет?! Джип рванулся из воды, но берег был слишком высок, и он уткнулся носом в каменистый обрыв. Водитель, парень со злой красной рожей, сдал назад, чтобы проехать в сторону по руслу и найти более пологое место, но с одной стороны был мостик, а с другой -- высокий валун. Я сделал ему на прощание неприличный жест рукой и снова ударил по газам, не дожидаясь, пока мой пассажир опомнится и надумает удрать. Выжимая из мотоцикла последние лошадиные силы, я помчался за город. Надо было спешить, чтобы контрразведка не успела приделать мне новый "хвост". Чуз сделался мрачнее тучи и вжался в кресло... Похоже, с ним не придется долго возиться. Когда город остался далеко позади, я свернул с дороги в тундру и, проехав еще километр, остановился. -- Выходи, Морт! Я сбросил с запотевшей головы шлем и стянул краги. Несмотря на холод, я разгорячился гонкой, и от красных рук шел пар. -- Кто? -- спросил он, на глазах бледнея. -- Кто "выходи"? -- Перестаньте валять дурака, доктор Морт! -- строго сказал я, вынимая пистолет. -- Выходите. -- Зачем? -- жалобно посмотрел он на меня снизу вверх. -- Чтобы встретить смерть стоя, как настоящий мужчина. -- См... Смерть? Чью смерть? -- затряс он головой от страха. -- Не ломайте комедию! Я схватил его за шиворот, чтобы выволочь из коляски. Он съежился и вцепился в поручень. "Вот дерьмо, еще чуть-чуть и я начну жалеть его!" -- с досадой подумал я. Перехватив пистолет за дуло, я ударил Чуза рукояткой по пальцам -- он ослабил хватку, и я вытащил его на землю. Он повалился и свернулся калачиком, скуля. -- Встать! -- заорал я на него. Он продолжал валяться. Проклиная сквозь зубы свою грязную работу, я обхватил его сзади за пояс и поставил на дрожащие ноги. В его жалком неуклюжем облике не было ничего похожего на зловещего экспериментатора над людьми. Я отошел на три шага назад, достал из кармана чистый лист бумаги, развернул его и "прочитал": -- Приговор. Именем сипультепеекского революционного правительства в подполье за преступления против вечности доктор Морт приговаривается к смертной казни! -- Постойте, постойте... -- затрясся он. Я плотно скомкал лист и засунул ему в рот. -- Это... это не я! -- завопил он, судорожно глотая бумагу. Я снова отошел на три шага и наставил на него пистолет. -- Стойте!!! -- пронзительно заорал он. -- Я вам скажу, кто такой Морт! Я сделал вид, что прицеливаюсь. -- Это Бойд! Бойд! Бойд! -- Почему я должен вам верить? -- спросил я. -- Потому что... потому что... потому что я честный человек! Я простой дантист, я не умею ставить эксперименты! -- расплакался он. -- Живите, -- смягчился я. -- Я вам верю. -- Спасибо, -- всхлипнул он. -- Ладно, забудьте, что было, -- попытался я его успокоить. Он покивал головой. -- К сожалению, я вынужден вас здесь оставить, -- сказал я. -- Мне нужно ехать. А вы идите на дорогу и ловите попутку. Скажете, что заблудились в тундре. Короче, придумайте что-нибудь... "Зачем я говорю все эти глупости?! Он ведь стукач, -- вспомнил я. -- Все равно он сразу побежит в особый отдел и доложит, что я разыскиваю Морта... Но что я могу сделать? Убить его, чтобы он молчал? Нет, не могу..." Я махнул ему рукой и помчался в город. Выехав на дорогу, я увидел впереди быстро приближающийся черный вертолет. Похоже, это по мою душу... Что делать? Я решил прорываться в город, чтобы попытаться там замести следы. Вертолет тем временем завис в воздухе, дожидаясь меня. В его стрекоте мне послышались угрожающие ноты: для меня явно готовили какую-то каверзу. Стиснув зубы, я несся ему навстречу, не сбавляя скорости... Когда до вертолета оставалось метров сто, под его выпуклым брюхом открылся люк и из него наподобие бисера посыпалось на бетон нечто блестящее. В ту же секунду я сообразил, что передо мной сбрасывают на дорогу трехгранные металлические шипы, и выжал тормоз, но скорость была слишком большой, и сила инерции бросила колеса на острые иглы... Резина глухо хлопнула, и мотоцикл осел подо мной. На спущенных шинах я рванул в тундру. Скорость была уже не та, мотоцикл мотало из стороны в сторону. На что я надеялся? На чудо? На добрый волшебный истребитель, сбивающий злые вертолеты? Вертолет низко завис передо мной и развернулся боком, в нем отодвинулась дверца, и из нее полувысунулся привязанный на ремнях человек в маске-чулке, с приставленным к плечу автоматом с оптическим прицелом... Проклятье, не собираются ведь они на самом деле застрелить меня! Перед мотоциклом с отрывистым свистом неровно заплясали фонтанчики пыли. Видеть этот танец пуль перед своим носом было невыносимо -- я остановился. "Бросить оружие и лечь на землю лицом вниз, руки за спину", -- послышался из вертолета мегафонный рык. Делать было нечего, я повиновался. Вертолет приземлился, из него выбежали двое с короткими автоматами. На груди у них были бронежилеты, на головах -- вязаные серые маски с дырками для глаз, рта и носа. Подскочив, они накинули мне на запястья наручники, подняли на ноги, подхватили под руки и в том же резвом темпе поволокли меня к вертолету. "Мужики, вы меня спутали с каким-то террористом!" -- рассмеялся я. В ответ послышалось лишь неопределенное мычание на фоне громкого сопения. Забросив меня, как мешок, в тесный грузовой отсек, они с силой грохнули дверью, и я оказался в полной темноте. 9. Доктор Морт и другие Примерно через час после задержания меня доставили в кабинет следователя контрразведки. На столе у него лежало пухлое досье: меня там ждали. Следователь был молод, мордат и краснощек. Его лицо вполне могло бы сойти за жизнерадостное, если бы не тяжелые полуопущенные веки, которые придавали ему вид скорбящего поэта. -- С какой целью вы выкрали доктора Чуза? -- сразу приступил он к сути. -- Выкрал? -- удивился я. -- За кого вы меня принимаете? Я не бандит, а офицер. Кстати, я не обязан отвечать на ваши вопросы, но если вы настаиваете, то разве только в виде одолжения... -- Я настаиваю на вашем одолжении, -- заявил он. -- Хорошо. Я пригласил доктора Чуза на беседу по одному деликатному вопросу. -- На беседу в тундру? -- Да, потому что вопрос, как я сказал вам, был деликатным. -- И что же это за вопрос? -- Я не могу раскрыть детали, потому что здесь замешана одна уважаемая особа... -- Хо-хо, одна особа?! -- раздраженно хохотнул он. -- Да, до меня дошли слухи, что доктор Чуз делал недвусмысленные предложения женщине, к которой я питаю серьезные чувства, -- с пафосом заявил я. -- Эту особу зовут Лана Крой? -- спросил следователь, демонстрируя мне свою осведомленность. -- Я предпочитал бы не называть имен! -- возмутился я. -- И из ревности вы приговорили Чуза к смертной казни? -- Что за бред! -- вскричал я. -- Это он вам сказал такую чушь? Не скрою, я попугал его оружием. Вы должны меня понять... Надеюсь, вы тоже офицер, хоть и в штатском? -- Доктор Чуз заявил, что вы пытали его, выведывая сведения про Морта, -- сказал он, пропуская мой вопрос мимо ушей. -- Вы это подтверждаете? -- Я? Пытал? Где вы видите у меня орудия пытки? Не скрою, я называл Чуза "Мортом", используя это одиозное имя как нарицательное. -- Как нарицательное? В каком смысле? -- заинтересовался он. -- В смысле "подлого злодея". Вы ведь согласны с тем, что опыты Морта преступны, если, конечно, он существует на самом деле? -- решил я пойти ва-банк, играя на том, что правительство официально отрицало сам факт существования "преступного доктора Морта". -- Мне ничего про это неизвестно, -- хмуро отозвался он. -- Кстати, откуда вы знаете про Морта? -- Из садистских частушек, откуда еще?! -- пожал я плечами. -- Вам напеть? -- Не надо. Повторите лучше приговор, который вы зачитали Чузу. -- Какой приговор? -- я удивленно округлил глаза. -- Какой?! Из-под прикрытых век следователя сверкнул злорадный огонек, мол, я тебя сейчас припру к стенке! Он поднял телефонную трубку и спросил: "Готово?" На том конце что-то ответили, и он кивнул головой. -- Подождем минуту, -- сказал он, положив трубку. -- Подождем, -- согласился я, позевывая. Следующую минуту он молча разглядывал меня, как диковинный экземпляр. Я снисходительно улыбался в ответ, в то же время проклиная себя за то, что не проверил, не было ли на Чузе записывающих устройств. Наша визуальная дуэль была прервана, когда в комнату вошел эксперт с прозрачным целлофановым пакетом. Вид у него был напряженный, как у человека, которого ждут неприятности... Он положил пакет на стол перед следователем. Я вытянул шею и увидел, что в целлофан запаян размокший лист бумаги. Так вот что они мне готовили! Интересно, как они извлекли мой "приговор" из Чуза? Дали ему рвотное? Следователь повертел в руках лист и, убедившись в том, что на нем нет ничего, кроме желтоватых разводов слизи, раздраженно махнул эксперту, чтобы тот убирался. Эксперт с облегченным видом поспешно ретировался. Я победно ухмыльнулся ему вслед. -- Подождем еще? -- насмешливо спросил я у обескураженного проколом следователя. Он молчал, просматривая документы из моего досье. Очевидно, он готовился к розыгрышу запасного варианта. -- С какого времени вы страдаете маниакально-депрессивной паранойей? -- неожиданно спросил он, не поднимая головы от бумаг. Интересный поворот дела! Оказывается, я психически болен... Может, подыграть? Не такая уж плохая идея. По крайней мере, меня тогда если и будут пытать, то не сильно: по Дополнительному протоколу к Гуагской конвенции об обращении с правонарушителями применение допросов с пристрастием третьей степени к психически неполноценным лицам запрещается. В обычных случаях контрразведке, конечно, наплевать на этот закон, но я все-таки не рядовой подследственный, а столичный Инспектор. -- С Года Лошади, -- ответил я, принимая игру. -- Поточнее, пожалуйста, -- нахмурился он. -- Если быть абсолютно точным, то с Года Огненной Лошади, -- уточнил я. -- А по нашим сведениям -- со времени выпускных экзаменов в Интернате. -- Все правильно, -- охотно согласился я, -- это как раз был Год Огненной Лошади по киитайскому календарю. -- Проверим. Следователь сделал пометку в блокноте, а затем показал мне походный компьютер, который у меня изъяли при обыске. -- Что это? -- спросил он. -- Мини-компьютер, -- ответил я, не находя смысла врать по пустякам. -- А по-моему, это обычный микро-калькулятор, -- посмотрел он на меня так, словно и сам поверил в мою психическую ненормальность. Я не стал спорить: к чему мне доказывать, что я замаскировал компьютер под калькулятор? -- Почему присоска со шнуром? -- продолжал допытываться он. -- Что? Что с чем? -- Шнур с присоской, -- поправился он. -- Зачем? -- Присоединять к голове. Следователь прилепил присоску себе ко лбу. -- Для чего? -- продолжал он допрос. -- Чтобы подключиться к записывателю мыслей. -- У вас во лбу записыватель мыслей? -- Не во лбу, а над левым ухом. Он оторвал присоску от лба и приставил к волосам -- она упала. -- Не держится, -- констатировал он. -- И давно у вас эта фантазия? Ха-ха, все верно: раз присоска на его голове не держится, значит ЗМ в моей голове -- фантазия! -- С тех пор, как я стал писать в уме книги, -- признался я. -- Что вижу, о том и пишу. -- Хм... Но вы по своей службе сталкиваетесь с секретными сведениями. Вы что же, доверяете этому "записывателю" государственные тайны? -- Я зашифровываю информацию. -- Интересно, как это работает... Давайте проверим. Что вы видите? -- он показал мне палец. -- Только честно! Я выключил ЗМ и честно сказал ему, что я вижу. -- Ответ верный... Но вы не зашифровали его! -- сказал он. -- Вы просили ответить честно, поэтому я не мог зашифровать. Любой шифр -- это попытка скрыть правду. Я дал вам правдивый ответ, но отключил при этом записыватель, чтобы не нарушить конспирацию. -- Как вы докажете, что выключили записыватель? -- Я не смогу вам доказать, что я его выключил, потому что вы не верите в то, что он у меня есть. Следователь озадаченно помолчал. -- Вернемся к вашей болезни, -- вдумчиво сказал он. -- Расскажите о своей мании преследования. -- Я о ней ничего не знаю, -- признался я. -- Меня никто не преследует, кроме вас. -- Зато вы преследуете мифического доктора Морта. Слово "мифический" меня сильно порадовало: если следствие отрицает существование Морта, то формально меня не в чем обвинить, кроме хулиганской выходки с Чузом, за которую никто меня всерьез наказывать не будет. Однако пусть меня продержат под арестом хотя бы несколько дней, тогда я смогу оправдать невыполнение приказа тем, что мне помешала контрразведка. Надо следователю бросить кость, чтобы он в меня опять вцепился, но не очень сильно... -- Морт замучил моего любимого дядю, -- я попытался выдавить из себя слезу, но глаза лишь слегка повлажнели. -- Дядю? -- скривился он в раздраженной улыбке. -- Да, моего любимого дядюшку. -- Откуда вам это известно? Лицо следователся стало наливаться кровью: ему крайне не нравилось, что я над ним издеваюсь. -- От своей любимой тетушки, -- подмигнул я ему. -- Прекратите валять дурака! -- взорвался он, наконец-то выкатывая из-под век свои застоявшиеся шары. -- Я вас не валял, -- рассмеялся я ему в лицо. На него вдруг нашел нервный приступ -- он затряс во все стороны головой и гортанно заорал, срывая голос: -- Живьем закопаю!!! На крик вбежала охрана и крепко схватила меня за бока. -- И кто из нас сумасшедший? -- пожал я плечами, когда меня выводили. "Наконец-то я высплюсь!" -- радовался я по дороге в камеру. Когда меня заперли в "одиночку", я вгляделся в полутьму: нары, естественно, были подняты и заперты на замок. Но не на того напали! Я позвал надзирателя и потребовал немедленно опустить их во исполнение пункта два раздела пять части три Женеевской конвенции о гуманном обращении с заключенными. Надзиратель выпучил рачьи глаза. Несомненно, он слышал об этом впервые. -- Ну, что стоишь, дружок? -- спросил я. Мой нахальный тон впечатлил его: он непроизвольно подтянулся, как перед начальством. -- Я доложу о вашей просьбе, -- сказал он. -- И незамедлительно! -- наставил я его. Сидеть было не на чем, стоять -- тоскливо. Я стал мерять шагами камеру, стараясь ни о чем не думать: раз-два-три-чертыре-поворот... раз-два-три-четыре-пять-поворот... раз-два-три-четыре-поворот... Через четверть часа вернулся надзиратель и, ни слова не говоря, отпер нары. Плюхнувшись на них, я почувствовал себя самым счастливым человеком на Земмле: что может быть слаще спокойного сна после двух бессонных ночей! Тотчас, с ходу, мне стал сниться радужный сон... Я сижу на дощатой веранде, утопающей в молодой весенней зелени и душистых цветах акации. Только что прошел дождь, воздух свеж и напоен мягким вечерним солнцем. Я не один, а в радостно-возбужденной компании. Мы пьем чай с сушками и обсуждаем какие-то события. Я еще не понял, какие именно, но уже ясно, что раньше эти события нам казались страшными, а теперь они вызывают смех, как занятные приключения. Я поочередно всматриваюсь в лица и вспоминаю имена и клички: Лана, Главный, Игор, Референтка, Следователь, Чуз, Аллина... -- Когда я в самом начале давал Вальту задание, у меня ужасно зачесалась макушка, -- вспоминает Главный, -- но я не мог почесаться: я боялся, что он решит, будто я чем-то озадачен! Все рассмеялись, и я тоже захохотал. Мне на самом деле показалось это смешным, особенно когда я вспомнил серьезное лицо Главного в тот момент. -- А я чуть на самом деле не наделал в штаны, когда Вальт грозился меня пристрелить в тундре! -- хохочет Чуз. -- Какой мы были прекрасной парой, какие страсти кипели! -- озорно подмигивает мне Лана. -- Я ужасно ревновала, хоть это и было крайне глупо, -- с улыбкой вздыхает Лина. -- О, вспомнила, -- говорит референтка чуть смущенно. -- Я лежу в игре на нарах, и вдруг будто кто-то в меня вселяется... Это было так неожиданно, так волнующе... -- А ты чего, Морт, молчишь? -- Лана кидает в Игора куском разломанной сушки. -- Сами вы "морты"! -- Игор от смеха прыскает чаем. -- Послушайте, вот самая прикольная история! -- подскакивает от нетерпения включиться в беседу Следователь. -- Я ему говорю: "не валяйте дурака", а он мне: "я вас не валяю!" Раздался дружный хохот. -- А что было потом? -- спросила с интересом Лина, когда все отсмеялись. -- Да, что было дальше? -- с интересом уставились на меня все. -- Дальше? -- задумался я. -- Дальше было вот что... Я начал вспоминать -- и проснулся... В первое мгновение я был по-прежнему в благодушном настроении, но очень быстро вернулся от розовых грез к серой действительности, переступив порог между сном и реальностью. Когда я припомнил свой сон в подробностях, то отметил про себя, что у всех участвовавших в нем людей были не такие лица, как на самом деле: это были как бы не сами люди, а артисты, исполнявшие их роли. Интересно, какое лицо было у меня самого во сне? Такое же или другое? Теперь я этого никогда не узнаю... А все же жаль, что жизнь -- не театр! Как бы было хорошо, если бы в этот самый момент послышался голос режиссера: "Стоп! На сегодня хватит, репетиция окончена!" Я бы тогда встал с нар и вышел из камеры на сцену в том месте, где сейчас стена, потом спрыгнул бы в зал, мы с режиссером и следователем вышли бы из театра и пошли пить пиво в ближайший кабак. После второй кружки я бы извинился и поехал домой, потому что меня бы ждала к ужину жена, исполняющая, кстати, в спектакле роль Лины... Или Ланы? По сути неважно: главное, она моя жена и мы друг друга любим, а кого она играет в театре... какое это имеет значение для наших реальных отношений? И все это происходило бы в добрые старые времена, когда люди еще не знали, что такое вечная жизнь, и безропотно встречали смерть в конце своих дней, считая ее неизбежным, естественным и правомерным явлением... Мои мечтания были неожиданно прерваны лязгом ключей в двери. Меня вывели из камеры и привели к тому же следователю. С виду он был спокоен, но на меня смотреть избегал... Боялся разнервничаться? -- Подпишите, -- он протянул мне бумагу. Это было официальное предупреждение о том, что в случае повторения хулиганский действий на почве психического заболевания будет рассмотрен вопрос о моем принудительном лечении. -- И кто вынес это постановление? -- спросил я. -- Какой суд? -- Для этого не надо суда, -- сказал он, с неприязнью отворачиваясь в сторону. -- Достаточно административного решения. Такое предупреждение я могу выносить единолично как лицо, уполномоченное правительством. Но вопрос о направлении на лечение будет решать суд. -- Да здравствует наша славная демократия! -- провозгласил я. -- Разрешите ручку? Я взял у него золоченое чернильное перо и поставил подпись: "Вольт Стеб". Этот болван ничего не заметил! -- Теперь два слова на прощание, -- сказал он, приобщив предупреждение к делу. -- Если ты, сволочь, еще раз мне попадешься, я собственноручно сделаю тебе лоботомию без наркоза. У меня есть специальное зубило и молоточек. Тюк... Тюк-тюк-тюк-тюк... Он увлекся своими мыслями, и лицо его прояснилось. -- Может, лучше пивка выпьем? -- рассмеялся я. -- Что? -- не понял он. -- Да нет, ничего. Это я так, о своем. Кстати... покрышки мне заменили? -- Какие еще покрышки? -- снова помнрачнел он. -- Простреленные. Мотоцикл, между прочим, не мой, а казенный. Директор выдал. -- Сегодня мастерская уже закрыта. Приезжайте завтра. Я распоряжусь пока выдать в ваше пользование служебный автомобиль. Зайдете в гараж. -- Вот это разговор! -- похвалил я его. -- Ну, пока! Может, еще свидимся... От моей заключительной фразы беднягу всего перекосило. На выходе мне вернули вещи: портупею с пистолетом, мини-компьютер и часы. Я бросил взгляд на циферблат: стрелки вытянулись по стойке "смирно" на полдвенадцатого. На выполнение приказа оставалось два часа... Я получил в гараже автомобиль и отправился к Игору. Разумеется, я не буду его убивать, но мне нужно хотя бы поговорить с ним. Тем более, что мы можем больше не увидиться... Я достал телефон и набрал номер, в трубке послышался бодрый голос Игора. -- Не спишь? -- спросил я на всякий случай. -- Нет, но собираюсь. -- Мне нужно срочно поговорить с тобой. Одевайся и выходи из дома, я заберу тебя. -- Хорошо, -- тотчас ответил он коротко. Когда я подъехал к его дому и он сел в машину, я заметил, как в полуосвещенном окне спальни колыхнулась штора: видимо, Лина наблюдала за нами... Волновалась за Игора? Чуяла сердцем что-то недоброе? Молча мы выехали в тундру, вышли из машины и отошли на недосягаемое для микрофонов расстояние. -- Дело серьезное... -- не зная как начать, я выдавил из себя дурацкую банальную фразу. -- Подожди! -- сказал Игор. Он стоял с поднятой головой и смотрел в ночное небо, сплошь усыпанное крупными яркими звездами. Я присоединился к нему. Там мы простояли минут десять, пока не затекли шеи. -- Теперь говори, -- сказал он умиротворенно. Мои мозги неожиданно прояснились. -- Главный приказал мне убить доктора Морта, -- сказал я. -- Ты считаешь, что это я? -- без волнения спросил Игор. -- Да. -- Тебе сказал об этом Смат Чуз? -- Откуда тебе это известно? -- несколько удивился я. -- Как только ты прибыл сюда, я стал кое о чем догадываться, -- сказал он. -- О чем именно? -- Я расскажу тебе все по порядку. "Доктор Морт" -- это не один человек, а трое. В том числе и я. -- Трое? -- мое удивление еще больше возросло. -- Да. "Морт" -- это название секретного проекта. О нем ходят разные нехорошие слухи, но уверяю тебя, что если мы и ставили какие-то опыты, то только на себе. Львиная доля работы -- рутинный сбор анализов, их изучение и обработка. -- "Рутинный"? -- не поверил я. -- Но почему тогда проект засекречен? -- По той простой причине, что правительство не хочет предавать огласке полученные результаты. Оно боится паники среди населения. -- Что же это за страшная истина, которую скрывают от народа? -- спросил я с некоторым сарказмом. -- Ты действительно хочешь знать это? -- Да, -- серьезно ответил я. -- Вечности не существует, -- сказал он. -- То есть как?! -- невольно опешил я, не ожидая от Игора опровержения самых очевидных истин. -- Очень просто. На Земмле нет ни одного вечного человека. Примерно год назад самые старые "вечные" люди начали умирать. Сначала умерших своей смертью были единицы, потом их стали десятки и сотни, теперь их тысячи, и с каждым днем это число обвально растет. Врачам дано секретное указание регистрировать смерть от неизлечимых болезней... -- А на самом деле? -- На самом деле после трехсот пятидесяти лет у людей начинается ускоренное старение, за ним -- смерть. Для изучения этого явления и был создан проект "Морт". Исследования показали, что бессмертие -- это человеческое заблуждение. Дело в том, что около четырехсот лет назад в результате некоторой взрывной мутации продолжительность жизни человека возросла сразу в несколько раз. Если бы она росла постепенно, все было бы ясно с самого начала, но резкий скачок создал иллюзию того, что человек обрел вечность. К сожалению или к счастью -- вопрос философский, -- но это не так. На сегодняшний день рекорд долгожительства -- 398 лет. -- В это действительно трудно поверить, ведь с детства нам внушали другое, -- озадаченно заметил я. -- Кстати, о внушении. В ходе исследований выяснилось также, что ВСЕ люди от рождения могут прожить более трехсот пятидесяти лет. -- Так значит... Это было сильным ударом для меня. Язык не поворачивался произнести вслух страшную истину. -- Это значит, что "посвящение в вечность" -- фикция, -- пришел мне на помощь Игор. -- Но то, что это обман, знают лишь единицы посвященных, высшие лица церковной и светской иерархии. Рядовые священники уверены, что они своими обрядами даруют людям бессмертие. -- Невеселая картина... -- А перспектива -- трагична, -- продолжил Игор. -- Естественная смертность стремительно растет, потому что все больше людей подходят к критической отметке, и в то же время фабрики смерти продолжают работать в том же темпе. Если маховик уничтожения людей сейчас же не остановить, в ближайшие годы население Земмли сократится в несколько раз. Я написал письмо Президенту, в котором сообщил о положении дел и потребовал прекратить ликвидацию людей. Через месяц мне пришел ответ, в котором некий чиновник из президентской канцелярии писал, что передал письмо в "соответствующие инстанции" с указанием "принять меры". -- Теперь я начинаю понимать, что произошло, -- сказал я. -- Когда ты прибыл, я сразу заподозрил, что письмо было передано Главному инспектору, а он "принять меры" понял по-своему. -- Но почему ты мне ничего не сказал сразу? -- Я не был уверен. Если бы ты прямо спросил меня про Морта, я бы честно ответил тебе, как сейчас. -- Кто еще участвует в проекте? -- Лана Крой и Руфиэл Браст. Смат Чуз -- куратор от контрразведки. -- Чуз -- штатный контрразведчик? -- не поверил я своим ушам. -- Да. -- Мне надо подумать, -- сказал я. Теперь все стало ясно: меня подставили. Главный стал искать человека, который ликвидирует Игора, и его внимание привлек я. Почему не кто-то другой? Люди уровня Главного не опускаются до простого, пошлого убийства. Им обязательно нужно разыграть спектакль... нет, не спектакль, а тонкую шахматную партию. Они считают ниже собственного достоинства вызвать подчиненного и сказать ему: мне не нравится тот-то и тот-то, убей его! Нет, им надо сделать так, чтобы подчиненный сам нашел человека, который им не нравится, и убрал его как бы по собственной инициативе, из верности присяге и личной преданности начальству, а после -- умыть руки, выставив подчиненного вышедшим из-под контроля. Да, я был идеальной кандидатурой на роль убийцы Игора, ведь мы были когда-то влюблены в одну и ту же девушку (что было отражено в отчетах воспитателей), а теперь эта девушка принадлежала Игору. Главный считает себя тонким психологом. Он прекрасно понимает: я не стану убивать своего старого друга только потому, что он оказался "преступным Мортом". Но он рассчитывал, что я убью Игора, чтобы завладеть Линой, используя приказ ликвидировать Морта для успокоения совести. Однако он плохо меня знает! В сущности, он самоуверенный идиот, если считает, что может проникнуть в мою душу через досье... в котором, кстати, не все отражено. Как бы то ни было, технически Главный все оформил на лучшем уровне. Особенно коварный ход -- подключение контрразведки, которая должна была, по идее, вставлять ему палки в колеса. Впрочем, когда речь заходит о серьезных делах, межведомственная конкуренция забывается. Тем более, местная контрразведка, судя по всему, ходит на поводу у Директора, а Директор, как известно, дружит с Главным. Какой же я все-таки осел, что так дешево купился на подброшенную мне дискету с игрой! Контрразведка внушила мне, что из Чуза можно выбить информацию, что я и сделал. Нет, все-таки, Чуз -- прекрасный артист! Хотя... должно быть, не трудно играть роль труса под дулом пистолета. И потом, когда меня арестовали, я был так доволен собой, что вожу контрразведку за нос, а они держали меня взаперти только для того, чтобы потянуть время, поставить меня в цейтнот и заставить действовать сгоряча, ни во что не вникая. И все-таки они просчитались... Но просчитались ли? Нет, Главный никогда не проигрывает: попадая в проигрышную ситуацию, он меняет правила игры или попросту переворачивает доску и забирает себе выигрышные фигуры. Теперь он может приказать любому тайно убрать Игора, а свалят все на меня, ведь и на фото-, видео-, аудиоаппаратуре, и в доносах осведомителей, и в протоколах допроса зафиксировано, что я охочусь за Мортом. Так вот почему мне внушали, что я псих! Они ведь не могут признать существование Морта, значит, они скажут, что инспектора Вальта Стипа, прибывшего на Фабрику с рядовой проверкой, преследовала навязчивая идея, будто мифический доктор Морт похитил его дядю, а дядя-то вот он, полюбуйтесь, господин судья, жив и здоров, и никто его не похищал, он спокойно себе отдыхал в пансионате! Безумный Вальт Стип вбил себе в голову, что Морт -- это Бойд. А почему он вбил себе это в голову? Извольте заключение психотерапевта: "устойчивая связка "Морт-Бойд" возникла в больном сознании подсудимого как оправдательный мотив для овладения любовницей Бойда, к которой он с юношеских лет испытывал маниакальное влечение сексуального характера". Построив в своем мозгу более-менее ясную картину происходящего, я посвятил в курс дела Игора. Он выслушал меня внимательно и как всегда спокойно. -- Не казни себя, -- сказал он, уловив в моем голосе ноты отчаяния. -- Получается, что я вырыл тебе могилу... Но они не смогут просто так взять у тебя жизнь -- я буду теперь охранять тебя! -- Нет, -- покачал он головой. -- Меня они все равно достанут. Один ты с ними не справишься, а спрятаться мне негде: на сотни километров вокруг -- голая тундра. Лучше подумай, что ты можешь сделать для Лины. Пристрой ее в какой-нибудь монастырь или попроси надежных людей оформить служанкой, у тебя ведь большие связи, как у инспектора, и постарайся побыстрее освободиться из тюрьмы. Высшую меру тебе не дадут как психически больному. К какому сроку тебя могут приговорить? -- Лет пятнадцать, с учетом "болезни". -- Не так уж и плохо. Выйдешь совсем еще молодым. -- А ты?! Ты не боишься умирать? -- Нет, -- ответил он. -- Тело смертно, а душа вечна. Смерти боятся те, кто ассоциирует "себя" с телом, но она не страшна тем, кто отождествляет свое "я" с духом. -- Но я не могу так просто отдать тебя им! -- Понимаешь, все более сложно, -- доверительно сказал Игор, беря меня за плечо. -- За всей этой историей с вечностью, в которую я дерзнул вмешаться, стоят более темные и могущественные силы, чем контрразведка, Главный или даже сам Президент вместе с правительством. -- Иностранное вмешательство? -- Нет. И даже не инопланетное, -- задумчиво сказал Игор. -- Тогда чье? И почему ты вообще думаешь, что за этой историей стоят какие-то темные силы? -- Постарайся взглянуть на нашу жизнь со стороны. Каждый здравомыслящий человек в глубине души уверен, что общество устроено иррационально, что уничтожать миллионы людей -- преступно и антигуманно, что все могло бы быть по-другому и что при хорошо продуманном подходе проблему перенаселения можно решить без жестокого кровопролития, но на уровне коллективного сознания наш мысленный протест подменяется фактическим конформизмом: мы исправно платим налоги, которые идут на строительство газовых камер и крематориев, голосуем за консервативное правительство, то есть против перемен, и добровольно доносим на тех, кто выражает вслух недовольство. На деле борются с системой единицы. В антиправительственном подполье от силы триста человек, а добропорядочных граждан сотни миллионов. Получается, что наше коллективное сознание не равно сумме индивидуальных представлений о добре и зле. Значит, на глобальном уровне присутствует искажающий фактор, некая темная сила, обращающая благие намерения каждого человека в коллективные преступления. -- Эта сила называется правительственной пропагандой, -- заметил я. -- Нет, -- возразил Игор. -- Пропаганда -- это не сила, а инструмент, при помощи которого людей убеждают в правильности их поведения в обществе. Считается, что посредством пропаганды людям "вправляют мозги", но я не видел еще ни одного человека, который изменил бы свои взгляды под ее воздействием: она слишком примитивна для этого. Пропаганда лишь успокаивает нашу совесть, но что стоит за ней? Какие силы приводят в действие пропагандистскую машину? -- Это вопрос из ряда почему светит солнце или зачем дует ветер, -- сказал я с иронией. -- Да, действительно, почему ветер раздувает огонь не в любящих сердцах, а в печах крематориев? Попробую подойти к ответу с другой стороны. Когда я стал изучать феномен "вечной жизни", то сделал открытие, что имею дело с заболеванием. -- С заболеванием?! -- озадаченно переспросил я. -- Представь себе, да. Эту болезнь вызывает вирус, который я назвал "вирусом бессмертия" или сокращенно -- вирусом "Б". Болезнь в общепринятом понимании есть нечто пагубное, и в данном случае с самого начала никому не пришла в голову мысль о заболевании, ведь вирус "Б" отодвинул сроки прихода смерти, которая тогда считалась абсолютным злом... -- "Тогда"? Разве сейчас по-другому? -- перебил его я. -- На уровне коллективного сознания смерть теперь воспринимается как средство решения социальных проблем. Гибель близкого человека -- по-прежнему горе, но никому не приходит в голову назвать злом массовое уничтожение людей: в этом видится благо для Земмли, которой якобы угрожает перенаселение. -- Так все же, "бессмертие" -- это болезнь? -- В сущности да, потому что общий уровень смертности повысился. Естественная смерть на долгое время прекратилась, но люди взяли на себя функцию природы по поддержанию численности населения на оптимальном уровне, построив фабрики смерти. "Бессмертие" -- это болезнь, которая вышла за рамки организма человека и распространилась на все общество. -- Кажется, я понимаю, что произошло, -- сказал я. -- Но это еще не все, -- продолжил Игор. -- Когда я стал изучать вирус "Б", то сделал одно ошеломившее меня открытие: он оказался искусственным. -- Искусственным?! Кто же его изобрел? -- Я долго думал над этим. Сам понимаешь, меня крайне волновал этот вопрос. В итоге я пришел к выводу, что обнаруженный мной вирус не был синтезирован человеком, иначе его создатели заявили бы о себе, поддавшись искушению взойти на Олимп славы как люди, открывшие секрет бессмертия. Но если его создали не люди, то кто? Как видишь, мое открытие не было обычным, оно находилось на грани разумного осмысления; я не мог им ни с кем поделиться, это была загадка, которую я должен был решить сам. Вопрос о том, кому и зачем нужно было заразить человечество вирусом бессмертия, мучал меня днями и ночами. Я потерял сон и аппетит, я сделался замкнут и раздражителен, я стал зол и срывался по пустякам, чего со мной раньше никогда не случалось. Наконец, Лина всерьез обеспокоилась моим состоянием и настояла на том, чтобы я показался психиатру. Я нашел в городе специалиста-частника и обратился к нему. Не посвящая его в детали, я рассказал, что бьюсь над решением одной проблемы, но безуспешно, и мое бессилие доводит меня до отчаяния. Диагноз был до смешного прост: умственное переутомление. А рекомендованное им лечение был еще курьезнее... -- Выбросить проблему из головы? -- Почти угадал! Врач поведал мне, что я, будучи сдержанным человеком, страдаю от того, что коплю в себе негативные эмоции, не давая им выхода. Он посоветовал для снятия напряжения высказывать в самой грубой форме свои негативные чувства в унитаз... -- В унитаз? -- Ну да, засовывать голову в унитаз и ругать отборным матом все, что тебе не по нутру, а после смывать воду. -- И что, помогло? -- заинтересовался я. -- Представь себе, помогло. Я не только обрел прежнее спокойствие, но и нащупал решение не дававшей мне покоя проблемы. Меня осенило: люди в течение тысячелетий избавляются от негативных эмоций подобным образом, выдавливая из себя зло как духовные экскременты в стремлении оставить в памяти только хорошее. Нам свойственно вспоминать лишь приятное и светлое, а все мерзкое и мрачное нами быстро забывается. -- Ну и что? -- спросил я. -- Это не открытие. Ничего нового в твоей мысли нет. -- Ты прав, -- согласился Игор. -- Но я пошел в своих рассуждениях дальше и предположил, что должно существовать некое отхожее место, в которое люди сваливают свои негативные эмоции, своеобразный сортир с табличкой "духовные зловония". -- Скажи мне, где находится это место, чтобы я туда не вляпался, -- попросил я Игора с усмешкой. -- Это место -- везде и нигде. Оно относится к нематериальной сфере, а значит, его нет на карте мира. -- Но понятие места подразумевает привязку к пространственным координатам... -- Эти координаты лежат за пределами нашей реальности, подобно тому как выгребная яма находится не в самом доме, а подальше от него. Вероятно, существует параллельный мир, в котором скапливается все зло, выбрасываемое из нашей действительности. Страх, ненависть и зависть -- три кита, на которых стоит тот мир. Он -- отражение нашего, но не точное, а искаженное. В нем все похоже на нашу реальность и в то же время все другое. Скажем, наш мир Земмля, а их -- Зеемля. Разумеется, это условное название. Так вот, если допустить, что существует некий мир, паразитирующий на нашем зле, вполне допустимо и то, что в нем есть своя цивилизация, превосходящая по развитию нашу... -- Почему превосходящая? -- Потому что ее развитие не сдерживается моралью и нравственностью. Там, где на наш технический прогресс накладывается табу гуманизма, их прогресс ничем не ограничен. Например, в нашем обществе запрещены опыты над людьми, а в их мире такие эксперименты могут быть в порядке вещей. Судя по всему, они обогнали в своем развитии нашу, базисную, цивилизацию и первыми узнали о существовании своего двойника, то есть, о нашем существовании. И не только узнали, но и нашли способ вмешиваться в нашу реальность, контролировать наше развитие и направлять его в нужное им русло. -- Зачем? -- спросил я. -- Их энергия -- это наше зло, наш страх и наша ненависть. В их интересах культивировать в нас негативные эмоции. Одно из самых мрачных наших переживаний -- это страх смерти. Теперь ты понимаешь, с какой целью они вызвали в нашем мире пандемию "бессмертия"? Человек, у которого есть надежда жить вечно, гораздо больше боится смерти, чем тот, кто знает, что рано или поздно умрет. Мы приобрели иллюзию вечности в обмен на панический страх смерти. Этот страх подвиг нас на возведение вечности в культ, а где культ, там и избранность. Вот в чем истинная причина появления фабрик смерти: уничтожить недостойных вечности, чтобы еще выше поднять ее на пьедестал, еще больше обожествить ее. А вслед за этим -- новый виток страха, теперь уже не просто страха, а священного ужаса перед лицом смерти... -- Значит, все это -- "их" происки? -- Если бы дело было только в потусторонних силах! -- с горечью воскликнул Игор. -- Сколько столетий потребовалось людям, чтобы прийти к идеям гуманизма и претворить их в жизнь, чтобы доказать друг другу, что убийство ничем нельзя оправдать, и чтобы поверить в высшую ценность любви... И все это было забыто всего за несколько лет, как только перед нами забрезжила надежда на вечную жизнь. С какой готовностью мы приняли подброшенную нам иллюзию бессмертия! С какой легкостью мы поверили в навязанных нам новых богов! С каким усердием мы уничтожаем себе подобных только для того, чтобы поднять цену собственной жизни! -- Значит, мы обречены? -- Да, мы обречены, пока мы в рабстве у сил зла, пока позволяем им управлять собой, пока не избавимся от своего страха перед ними. -- Зло -- на каждом шагу, это очевидно, но... существует ли на самом деле Зеемля, эта цивилизация зла? -- усомнился я. -- На самом деле -- нет, -- ответил Игор. -- Речь идет о другой реальности, которой нет "на самом деле". Вмешательство в нашу жизнь Зеемли можно рассматривать только как гипотезу, но без этой гипотезы невозможно многого объяснить. Когда теоретически выведенная формула не дает на практике правильного результата, вводят специальный коэффициент, некую константу, за которой реально ничего не стоит, но которая корректирует итог. Так и здесь: зачем Главному, с точки зрения здравого смысла, уничтожать меня? Твой начальник далеко не дурак, судя по тому, как ловко он расставляет ловушки. Он направляет свой ум на то, чтобы заставить меня навсегда замолчать, зная при этом из моего же доклада, что к концу года "вечные" станут умирать миллионами, правду невозможно будет умолчать и обман с вечностью неминуемо раскроется. Если не темные силы, то что движет людьми, которые, зная истину, действуют исходя из иллюзий? -- У Главного и ему подобных это называется "железными принципами". Хоть истина им друг, но принципы дороже, -- пояснил я. -- Твоя гипотеза многое объясняет, если исходить из того, что люди рождаются ангелами, но она меня не устраивает. Она оправдывает человеческую тупость и подлость. Мол, мы тут ни при чем, нас бес попутал -- и давай все на чертей валить... -- Ну ты, брат, загнул! -- рассмеялся Игор. -- Потусторонние черти -- это как наши первобытные люди. У современных зеемлян вместо рогов усики антенн, я думаю. -- Мне наплевать, рога или усики: возьму за хвост, раскручу и об стенку -- хрясь! Чтоб разом все дерьмо вышибить! -- разошелся я. -- Эх, Вальт! Говорил-говорил я тебе про отрицательные эмоции, -- вздохнул Игор. -- Отвези меня лучше домой, а то совсем уже поздно, третий час ночи. "Двадцать четыре часа истекло, -- неожиданно стукнуло мне в голову, когда мы садились в машину. -- Ну и черт с ними!" Мы подъехали к дому Игора. Он стал со мной прощаться, но я решительно заявил, что останусь ночевать у него. -- Нам нужно обязательно держаться сейчас вместе, -- сказал я. -- Да, ты прав, -- согласился он. -- По крайней мере, пока мы не отправим в безопасное место Лину. Какие у тебя идеи на этот счет? -- Ты ведь врач -- скажи, что ей нужна срочная операция и отправь ее на вертолете в ближайший крупный город, а оттуда она доберется до Каальтенграда. Моя сестра Веда о ней позаботится. -- С вертолетом придется подождать до утра. -- Почему? -- Чтобы не привлекать внимания. Ночью обычно никто не летает. -- Тоже верно. Но заказать вертолет нужно сейчас, часов на восемь утра. Позвони по моему спутниковому аппарату: он работает на секретном канале связи, если и перехватят разговор, то не сразу расшифруют. Я дал Игору телефон, он позвонил с улицы на вертодром и "забил борт", как он выразился. -- Длинный был день, однако, -- заметил я, когда мы заходили в дом. -- Главное, что нам его не укоротили, -- отозвался Игор. -- Я постелю тебе на диване. -- Ты что, спятил? -- возмутился я. -- Какая постель, я на посту! Дай только подушку, чтобы было куда пистолет засунуть. Я плюхнулся в одежде на кожаный диван, со скрипом растянулся и тут же задремал. Мне снились сумбурные, бессвязные сны... Примерно через час я проснулся от сырого холода и открыл глаза -- передо мной ходил пластами густой туман. Туман... в комнате?! Я повернулся на спину и увидел, что потолок над головой раскрыт огромными выгнутыми лепестками, в просвете между которыми бурно клубятся белые мутные пары, изредка озаряемые зелеными, желтыми и красными точечными вспышками. Это очень походило на продолжение бессвязного липкого кошмара... И все же было во всей той картине нечто очень реальное -- запах паленой шерсти и серы. Таких запахов не бывает во сне! И еще стоял низкий электрический гул, как от высоковольтных проводов. Дребезжащий гул и потрескивание... ................................................................ ....................................... Неожиданно для себя я заметил, что уже минут пять лежу на спине без движения, присматриваясь к огонькам в тумане и принюхиваясь к тошнотворным запахам. Почему я не могу оторвать тело от дивана, черт побери?! Я пошевелил ногами -- они двигались с трудом, будто на них лежало что-то тяжелое. Надо было приказать им дернуться, но я забыл, как это делается! Спокойно, только без паники... Я сконцентрировался на своих ступнях -- они конвульсивно подпрыгнули, и в тот же момент с них скатилось на пол что-то грузное, глухо стукнув о паркет. Мелькнула черная тень... По моему телу быстрой холодной волной от волос на голове к ногтям ног пробежал игольчатый страх: он привел меня в чувство, оживил все мои члены -- я выхватил из-под подушки пистолет, резко вскочил и выстрелил вслед убегающей тени. Раздался короткий резкий визг и кто-то глубоко и шумно вздохнул над самым моим ухом. На всякий случай, скорее для храбрости, я пальнул вверх и побежал в спальню. Я еще не видел, что произошло, но уже чувствовал, что с Игором случилось что-то непоправимое. Лины в спальне не было видно, а Игор висел в широком луче белого света над кроватью. Луч был странным -- блеклым и ярким одновременно -- и Игор медленно поднимался в нем. Лицо его было как всегда спокойно, глаза закрыты. Не оставляя себе времени на раздумья, я бросил свое тело в конус луча -- в зрачки мне хлынул немыслимо-яркий свет, но он не ослепил меня, а как бы плотно окутал со всех сторон. Я почувствовал, что меня тянет вверх, будто магнитом. Каждая клетка моего организма тянулась ввысь. Руки сами собой поднялись и вытянулись над головой, и даже волосы встали на макушке, как наэлектризованные. "Я здесь, Игор!" -- прокричав эту фразу, я сам удивился своему голосу: он звучал очень комично, потому что стал высоким и отрывистым, как в мультфильме... Внезапно и резко меня поглотила холодная тьма и будто кто-то дернул за ноги -- я стремительно полетел вниз! Пролетев метра четыре, я грохнулся на покатую крышу, перевернулся несколько раз через голову, десятую долю секунды повисел в воздухе и камнем ухнул о землю... Тут же перехватило дыхание: я отбил себе с левой стороны ребра. Медленно, очень осторожно я пошевелил руками и ногами -- тело ломило от сильных ушибов, но серьезных повреждений, кажется, не было, за исключением вывихнутой ноги. Я заставил себя сесть и, стиснув от боли зубы, вправил ногу. Когда прошли красные круги перед глазами, я осмотрелся: я сидел на заиндевелой земле, возле дома Игора, крыша была на месте и в обычном состоянии, вокруг -- полная тишина, только в некоторых окнах соседних домов горел свет, за занавесками маячили неясные тени. "Они услышали выстрелы и вызывают полицию... Надо спешить!" -- ударило мне в голову. Поднявшись на ноги, я кое-как на одной ноге допрыгал до входной двери -- она была заперта. Я позвонил -- никто не открывал. Тогда я стал что есть силы стучать в дверь с криком: "Лина, открой, это я!" Через минуту, когда я сбил в кровь кулаки, дверь отворилась и на пороге появилась Лина в туго запахнутом халате. Она была бледна и тряслась от страха, волосы широкой копной расходились во все стороны. -- Где Игор? -- спросила она. -- Его нет, -- ответил я. -- Как? Как нет? -- не поверила она. -- Что с ним стало? -- Не знаю... Его выкрали... Помоги мне подняться -- я тебе скажу, что делать. -- У тебя сломана нога? -- спросила она с испугом. -- Нет, пустяки. Просто ушиб. Когда мы поднялись, я отдал Лине распоряжения: немедленно переодеться, собрать в сумку минимум необходимых вещей, взять мою машину и ехать на вертолетную станцию, там сказать, что нужно срочно вылетать в ближайший крупный город на удаление аппендикса. Из больницы -- бежать при первой возможности и добираться поездом до Каальтенграда. Я дал Лине адрес сестры и выгреб из бумажника сколько было денег. -- А ты? -- спросила она. -- Я должен остаться, чтобы отвлечь на себя внимание. Не волнуйся, мне все равно ничего не будет. Я чист перед законом, -- успокоил я ее, а про себя подумал: "Хорошо, если бы так!" -- Да, вот еще что... Принеси с кухни нож поострее. Лина принесла широкий мясницкий тесак -- я встал перед зеркалом, поднес его к голове и... Эпилог Итак, моя книга закончилась на том, что я разрезал ножом шишку на голове, вынул из нее записыватель мыслей и отдал его Лине с просьбой передать моему издателю. Она перевязала мне голову и мы обнялись на прощание... Через пять минут после ее отъезда в конце улицы послышалась полицейская сирена. Я к тому времени успел забаррикадировать входную дверь тяжелыми шкафами. Фургон с мигалкой подкатил к дому -- я выпалил в него для острастки. Полиция тут же скрылась из зоны обстрела, чтобы вызвать подкрепление. Не прошло и полчаса, как дом был оцеплен, на крышах соседних домов залегли снайперы. Зазвонил телефон: мне предлагали сдаться без сопротивления. В ответ я заявил, что держу в заложниках доктора Бойда с его домработницей, и потребовал в обмен на их освобождение танк с полными баками горючего и десять миллионов наличными. Полиция клюнула на мою удочку и вступила в длинные и нудные торги: мне предлагали вместо танка вездеход или вертолет, а вместо десяти миллионов -- два, три, четыре... и так далее, вплоть до семи. Я соглашался по одним пунктам, но выдвигал новые требования по другим. Так я водил за нос полицию больше двух часов, успешно затягивая время, но внезапно все переговоры были прекращены, и я понял, что вмешалась контрразведка. Теперь надо было ждать серьезных событий... И они очень скоро произошли: входная дверь и шкафы с оглушительным грохотом разлетелись в щепки от взрыва, по дому пополз едкий дым слезоточивого газа, и не успел я надеть на лицо влажную тряпку вместо респиратора, на меня набросились крепкие парни в противогазах. В контрразведке меня уже допрашивал не прежний истеричный юноша с полуопущенными веками, а серьезный, жесткий и цепкий следователь. Он сразу заявил, что мне сохранят жизнь, если я укажу местонахождение Игора Бойда или его тела. У следствия была единственная версия, но очень убедительная для прокурора: инспектор Вальт Стип похитил доктора Бойда при помощи домработницы доктора и неизвестного третьего лица. Сначала я не мог понять, зачем им понадобилось приплести это третье лицо, но вскоре из вопросов, которые мне задавали, я понял, что без него следствию никак не обойтись: иначе невозможно объяснить, куда делся Игор, ведь пилот вертолета показал, что с Линой его не было. И действительно... ведь было "третье неизвестное", было! Я сам вдыхал его смрадные пары, стрелял в его пронырливую тень и поднимался в плотном луче его света... Но я ничего не сказал про это следователю даже под пытками. Меня пытали электрическим током дважды в день, утром и вечером. У них это называлось "шоковой терапией". Молчать было невозможно, а говорить правду -- глупо, поэтому я рассказывал своим палачам заведомо сказочные истории про горных партизан, прячущих в пещерах ядерные боеголовки, про инопланетян, подрабатывающих на фабриках смерти кочегарами, про тайную подводную цивилизацию, засылающую в тыл врага диверсантов под видом золотых рыбок, и прочии бредовые фантазии, вспыхивавшие в моей голове с каждым новым разрядом тока. Через неделю под Каальтенградом выследили и арестовали в одном из пригородных мотелей Лину. Насколько я понял, она встретилась с моей сестрой Ведой, но отказалась от ее помощи, чтобы Веду не обвинили в пособничестве. Разумеется, я пытался доказать следователю, что Лина оказалась случайно замешанной во всю эту историю, но такая версия не вписывалась в "воссозданную следствием картину преступления". Я потерял счет дням и не могу сказать, через какое время состоялся суд. Думаю, что через несколько месяцев после моего ареста. Суд был закрытым, без участия адвокатов. Меня обвинили в похищении и убийстве доктора Бойда и как особо опасного государственного преступника приговорили к высшей мере наказания без права на апелляцию. Лину судили отдельно, но тем же судом, и приговор был вынесен идентичный. Апеллировать я не мог, но мне все же разрешили написать письмо Главному инспектору. Я просил его "с учетом моих прошлых заслуг" выполнить мою просьбу и сохранить жизнь Лине. Вскоре я получил сухой официальный отказ. Тогда я написал еще одно письмо, в котором просил казнить нас вместе. На этот раз Главный обещал "оказать содействие" в выполнении моего последнего желания. В переписке с Главным прошло около месяца -- мою казнь отложили до ее окончания. Не буду описывать свои переживания в ожидании смерти, потому что их не было. Я волновался лишь о том, что Лину казнят раньше, чем я получу ответ на свою просьбу. Голова моя стала светлой и ясной, я сделался фаталистом и полностью покорился своей судьбе. Смешно сказать, но я даже радовался жизни, потому что меня больше не пытали током и разрешили читать газеты. И вот в один прекрасный день... Да, это было чудо! Я едва не захлебнулся от переполнивших меня чувств: раскрыв центральную правительственную газету, я увидел большую статью под заголовком "Клевета во плоти". Собственно, это была не статья, а подборка возмущенных писем читателей, в которых они клеймили позором книгу "Плоть и прах" -- это была моя последняя книга! Я плакал от счастья: если мою книгу ругают в центральной газете, значит, ее читают миллионы. Довольно легко я представил себе цепь связанных с ее распространением событий: ЗМ дошел через Лину и Веду до издателя. Вряд ли издатель рискнул официально издать такую книгу, да еще написанную преступником -- скорее всего, он сделал несколько копий и раздал любителям, а те уже размножили мою писанину на бумаге, на дискетах и в электронных сетях. И вот теперь я умиленно перечитывал ругательства в свой адрес, которые звучали для меня слаще любых похвал: "Серое и скучное, бездарное произведение... заткнуть грязную собачью пасть клеветника... нож в спину нашей демократии... позор для современной литературы... за это надо убивать на месте... дерьмо, дерьмо и еще раз дерьмо... казнить мало!" Особенно порадовало меня это "казнить мало!" Интересно, что они имеют в виду под более суровым наказанием? Вечные пытки? Нет уж, дудки, дорогие читатели, ухожу я от вас, а вы тут живите как хотите, Бог вам в помощь и ветрило в руки! Точная дата казни заранее не объявлялась, но когда мне не принесли в очередной раз обед, все стало ясно. Тех, кого отправляли в газовую камеру, переставали кормить за 24 часа. Причина проста: смертника может от газов стошнить на пол камеры, а кому потом убирать? Исполнителям приговора? Но им и так нанесена "моральная травма"... В ночь перед казнью я крепко и спокойно спал. Мне снились приятные цветные сны. Жаль, что я их не запомнил. Когда меня разбудили и вывели из камеры в холодный мрачный коридор с сырыми стенами, на меня еще теплыми волнами накатывали смутные воспоминания о волшебных грезах. О, Морфей, сын Гипноса, зачем ты оставил меня?! Охранник вывел меня во двор. Впервые за много дней я вырвался из замкнутого пространства коридоров и камер -- в легкие мне ворвался свежий морозный ветер. Я пошатнулся, опьянев от его разгульной вольности. Последние впечатления от мира... Ночь. В свете яркого фонаря игольчато искрится летучий иней. Лай собак за воротами, невразумительные крики. Мигает красными сигнальными огнями небольшой фургон с зарешеченными окнами. Кажется, все... Охранник открыл заднюю дверцу фургона и втолкнул меня внутрь. Я нащупал в темноте скамью вдоль борта и сел. Через минуту дверцы вновь со скрипом отворились -- привели Лину. Мы молча обнялись... Тюрьма находилась на окраине города. За высокой стеной явственно слышался гул голосов... Ночью?! Откуда? Впрочем, не все ли теперь равно... Машина тронулась и подъехала к воротам -- железный створ с тяжелым ржавым скрипом отъехал в сторону, и в ту же секунду неразличимая в темноте толпа взорвалась истошными криками, свистом, ревом, воем, гиканьем и женскими истеричными воплями на фоне срывающегося до визга надсадного собачьего лая... -- Что происходит? -- спросила Лина, заглядывая мне в глаза, как будто там мог быть ответ. Я прильнул к окну и увидел вдоль дороги возбужденную толпу, неистово размахивающую руками, а перед ней -- живое ограждение из сцепившихся локтями солдат. Ближе к машине суетились полицеские, с трудом сдерживая рвущихся с поводков овчарок. Над толпой возвышалась одна девушка: сидя на плечах рослого парня, она что-то выкрикивала в сложенные рупором ладони. Я приложил к стеклу ухо и услышал свое имя... -- Это... Не окончив фразы, я неожиданно для самого себя расхохотался. Никогда я так не смеялся -- до спазмов в горле и колик в животе. Я катался по полу фургона, рыдая от смеха и суча в экстазе ногами. -- Что?! -- нервно рассмеялась Лина, заразившись моим хохотом. -- Это... Это... Это моя встреча... встреча с читателями! -- выдавил я из себя, наконец, сквозь радостное хрюканье и ржание. -- Я тобой... тобой... я тобой горжусь! -- расхохоталась Лина, набрасываясь на меня сверху. Пока мы валялись в истерике по полу, машина выехала за город, и шум толпы остался далеко позади. Мы успокоились и сели обратно на скамью. -- О чем ты думаешь? -- спросила Лина. Я сразу понял, что она хочет спросить, о чем я думаю перед смертью. -- Что мы, наконец, с тобой вместе, -- ответил я. -- А ты? -- Кто на самом деле похитил Игора? -- спросила она. -- На самом деле? -- переспросил я. -- На самом деле мы об этом никогда не узнаем. -- Почему? Ты думаешь, его похитили, чтобы спасти или... -- она задумалась, не закончив фразы. -- Скорее всего, это было сделано, чтобы изменить общий ход событий, -- ответил я, поразмыслив. -- Его исчезновение очень многое изменило... -- Да, пожалуй, -- согласилась Лина. Фургон въехал на Фабрику смерти. Несколько поворотов -- и остановка. Последняя и окончательная. Блок газовых камер. Дверцы распахнулись. Я спрыгнул на землю и подал руку Лине. Нас окружала небольшая толпа охранников в парадной форме: черные плащи, синие шарфы, белые перчатки, на ремнях в серебряных ножнах -- тонкие кортики. Человек тридцать. Вид у них был отчего-то торжественный. Двое из переднего ряда молча протянули мне блокноты с ручками, за ними потянулись остальные. -- Вы чего? -- удивился я. Лина толкнула меня в бок. -- А, ну да, -- дошло до меня. -- Как же без этого?! Последний автограф "живого классика"... Пока он еще жив. Я взял блокнот, подышал на задубевшие на морозе пальцы и написал: "Люди уходят, книги остаются. Я к вам еще вернусь, когда вы откроете мою повесть". Перечитав, остался недоволен: получилось как-то выспренно. Следующему я написал короче, опустив первое предложение. Гораздо лучше. Когда я писал третьему, руки стали опять мерзнуть, и запись еще больше укоротилась: "Я к вам еще вернусь". Всем остальным я написал совсем уже коротко: "Я еще вернусь"... Последним человеком, протянувшим мне листок бумаги, был оператор газовой камеры -- простой с виду мужик в синей спецовке, с крупным лицом и кудрявой светлой шевелюрой. Сомневаюсь, что он читал мою книгу. Скорее всего, он попросил автограф "за компанию". Я прислонил слегка замусоленный листок к его твердому плечу и написал: "Почитателю моего таланта с последним приветом и наилучшими пожеланиями". Вышло довольно пошло, но оператор остался доволен. И я за него -- тоже... Аккуратно опустив листок в нагрудный карман, он быстрыми ловкими движениями раскрутил тяжелое запорное колесо на железной двери и отошел в сторону, пропуская меня с Линой в камеру. Не удержавшись от секундной слабости, я обернулся на пороге и помахал пришедшим проводить меня поклонникам на прощание рукой. Некоторые приподняли правую руку, большинство ответило сдержанным кивком. Глухой скрип, отдающийся, как в бочке. Полоска света, мелькнув, пропала. Дверь захлопнулась. Тишина. Едва уловимый запах прелого сена. Темно так, что не видно даже себя. Я нащупал руку Лины, притянул ее к себе, наши губы слегка соприкоснулись -- и тут же плотно слились в долгом поцелуе, длинном, как вечность... Где-то сверху шепотом запели форсунки, дыхание перехватило, грудь стала легкой, легче воздуха, голова пошла кругом, я упал, не выпуская из рук Лину... Нет, не упал, провалился в темноту и пустоту -- тело не ощутило удара... темнота темнота темнота пустота пустота пустота и все и все и все и все меня нет меня нет меня нет меня нет меня нет меня нет меня нет но но но но если я знаю если я знаю если я знаю что что что меня нет значит значит значит я есть нет не я не я не я не я просто есть просто есть просто просто просто без тела без головы без туловища без ног без рук без костей без крови без без без без просто есть просто просто просто есть есть есть лечу лечу лечу свет далеко свет ближе свет больше еще еще еще свет свет свет много много много свет свет свет свет свет стены стены стены свет свет свет окна окна окна большие большие большие много много много звезды звезды звезды звезды звезды звезды миры миры миры миры миры миры миры окна окна окна закрашены окна окна окна заклеены окна окна окна зарисованы окна окна окна рисунки животные рисунки люди рисунки свет рисунки звезды рисунки лечу лечу лечу картина картина картина виселица виселица человек распухший распухший распухший посиневший язык язык наружу наружу наружу человек всматриваюсь всматриваюсь всматриваюсь каальтен каальтен каальтен всматриваюсь всматриваюсь всматриваюсь оживает оживает оживает хватает веревку веревку подтягивается подтягивается поднимается поднимается поднимается цепляется цепляется цепляется за перекладину за перекладину за перекладину подтягивается подтягивается бросает бросает бросает ноги ноги ноги вверх вверх вверх бросает бросает изгиб изгиб подъем переворотом садится садится садится на перекладину на перекладину на перекладину смотрит смотрит смотрит освобождает петлю петлю петлю освобождает на шее на шее на шее освобождает освобождает петлю петлю вертит шеей шеей шеей вертит вертит говорит говорит говорит ты станешь станешь станешь пеплом пеплом пеплом ты будешь будешь будешь кумиром миром миром тебя тебя тебя почтут как бога бога ты будешь в вазе вазе стоять стоять стоять во всех во всех церквях а я а я а я вновь обрету покой говорю говорю говорю нет нет нет я буду буду буду ветром ветром ветром я стану стану стану раскачивать тебя плевал я на кумиров кумиров миров миров я буду ураганом я буду буду буду и я с земмлей сравняю все трубы трубы трубы все фабрики разрушу разрушу рушу рушу я фабрики разрушу смертей смертей смертей я буду буду буду я стану стану стану я стану ураганом я стану ветром ветром лечу лечу лечу под виселицей виселицей виселицей в окно окно окно пустота пустота пустота пустота пустота темнота темнота темнота тяжесть тяжесть тяжесть тяжесть тяжесть боль боль боль боль боль боль боль грохот грохот грохот грохот грохот муть муть муть муть тяжесть тяжесть боль боль боль грохот грохот муть муть тяжесть боль боль грохот грохот муть тяжесть боль грохот муть дрожь тепло свет Я очнулся на ленте транспортера, уходящей в печь. Голова разламывалась от боли, перед глазами расходились красные и черные круги. Тело было ватным. Ноги овевало жаром приближающегося огня... Я с трудом перевалился на бок и скатился с транспортера... Боль в боку... Не делать лишних движений... Слабость... Лина! Где Лина?! Я вскочил, пошатнулся и упал... Снова встал, теперь не так резко. Лина! Я бросился вдоль транспортера... Лина!!! Ее тело было совсем уже близко от огня, на бледных щеках мерцали отсветы пламени. Я взял ее на руки, ноги подкосились, но