реговорить с женой и не выходя из дома. Да и знает ли сей деятель науки о похождениях своей разлюбезной супруги? Или он тоже связан с их шайкой? Вопросы, вопросы, просто голова идет кругом... И кто такой "хозяин", который "заказал" им Покровского, но скажет спасибо, если они попутно "замочат" и меня? Уж не баронесса ли фон Ачкасофф? Да нет, вряд ли. Она, конечно, слегка себе на уме, но не до такой же степени! А если супруги Белогорские? Возможно, Семен Борисович не для того остерегал меня ходить на болото, что там якобы водится нечистая сила, а просто чтобы я не увидела чего-то такого, что мне не положено..." Так ни до чего толком не додумавшись, Надя достигла Заболотья. Чувствуя некоторое чувство голода после овсянки, которой ее потчевали за завтраком в Покровских Воротах, Чаликова решила до визита к участковому Аксиньину заглянуть в ирландский паб "Pokrow's Gate" в надежде, что там найдет кушанья, более соответствующие ее гастрономическим привязанностям. x x x Паб привлекал к себе внимание уже своими весьма живописными витринами -- их украшали всяческие старинные предметы, как-то: швейная машина "Зингер", огромная прялка, пишмашинка "Ундервуд", граммофон с огромной трубой и медный самовар, украшенный фамильным гербом баронов Покровских. Композицию венчала старая ржавая лопата -- очевидно, ее использовали не только для работ на огороде, но и в благородном деле кладоискательства. Побуждаемая, как выразился бы кинорежиссер Святославский, "голодным интересом", журналистка толкнула входную дверь. Внутреннее убранство паба оказалось не менее занятным, чем витрина: обширное помещение с нарочито грубо сколоченными столами и стульями, в дальнем конце которого бармен за стойкой протирал пивные кружки. Посетителей почти что не было, и Надя с любопытством оглядывала помещение. Привыкнув к интимному полумраку, царящему в "Pokrow's Gate", Чаликова едва не вскрикнула: по стенам, чередуясь с пейзажами "Зеленого Эрина", в застекленных рамочках висели почти такие же карты и планы, как в папке, полученной от Федора Иваныча. A пройдя вдоль стены, она увидела то, чего почти не надеялась найти -- в одной из рамок находилась пожелтевшая рукопись, написанная тем же небрежным почерком, что и та, неоконченная, из пыльной папки. Так как столик по соседству с вывешенным на всеобщее обозрение ценным манускриптом оказался свободен, то Надя, прислонившись к спинке деревянного стула, принялась внимательно разглядывать висящую на стене гравюру с панорамой Дублина, но при этом скашивала взгляд на рукопись, пытаясь ее не только прочесть, но и запомнить. -- Интересуетесь, сударыня? -- раздался вдруг голос позади нее. Он принадлежал рыжеволосому бармену. -- Да, я, это самое, -- растерянно забормотала Надя. -- A, ну ясно, -- бармен деловито раскрыл меню. -- Что будем заказывать: пиво, или что-нибудь покушать? Могу предложить наше фирменное блюдо -- рагу по-ирландски. -- Вот и прекрасно, -- пришла в себя Чаликова. -- Рагу и чего-нибудь запить. Да хоть пивка, только не очень крепкого. -- Рагу будет готово минут через пятнадцать, а пока позвольте предложить вам другое фирменное блюдо -- "Завтрак кладоискателя", -- с улыбочкой сказал бармен. "Завтрак кладоискателя" оказался весьма вкусным салатом из овощей, сыра и чего-то еще, но Надя ела его почти машинально -- ее взгляд был по-прежнему прикован к рукописи на стене. "В пределах сих несметные богатства сокрыты. И да не овладел бы ими человек, не способный их на благо использовать, приставлен ко кладу сему страж надежный, страж небесный, скрытый под знаком Овна...", -- вспомнила Чаликова слова неоконченной рукописи. Сердце журналистки забилось в сладостном предвкушении -- ведь, судя по всему, за стеклом в рамочке стояла вторая часть, а вместе с ней -- шанс отыскать сокровища баронов Покровских! Правда, текст был не менее туманным, чем в первой части: "... но не достичь цели, не переплывя реки, что протекает севернее, и мрачный покров ночи великую тайну хранит. Но если нет в душе твоей благородных и чистых помыслов, то не ищи богатств сих, ибо принесут они горе и страдание". Под этим невнятным текстом стояла печать с родовым гербом баронов Покровских и неразборчивая подпись. Тут Надя почувствовала, что безуспешно пытается прожевать какой-то несъедобный предмет, оказавшийся при ближайшем рассмотрении полиэтиленовым пакетиком, внутри которого лежала бумажка. Достав и развернув ее, Надя увидела, что это -- ксерокопия одной из "кладоискательских" карт, и как раз той, которую изготовила бабушка, не желавшая копать свой огород. "A, ну правильно, это же кладоискательский салат с сюрпризом", догадалась Надя. Тут к ее столику подошел бармен. Он нес на подносе вкусно пахнущее рагу и большую кружку пива. -- Ну, как вам наш салатик? -- спросил он, ставя заказ перед клиенткой. -- Очень вкусно, -- похвалила та. -- A скажите, нельзя ли еще один такой же салат, но вот с этой бумажкой? -- Надя указала на интересующую ее рукопись. -- A то там я уже копала... -- Ха-ха-ха, да вы, сударыня, настоящая шутница! -- громко рассмеялся бармен, но тут же принес ксерокопию манускрипта. -- Желаю успеха, но когда найдете клад, приходите к нам на обмывку! Ха-ха-ха! -- Благодарю вас, -- ответила Надя и небрежным жестом спрятала ксерокопию в сумочку. Заполучив столь ценную бумагу, Надя принялась за рагу по-ирландски, которое показалось ей довольно вкусным, хотя и напоминающим одноименное блюдо из книги "Трое в лодке" -- то есть изготовленное из всяких завалящих остатков, вплоть до водяной крысы. Когда Чаликова оценивала вкусовые особенности последнего компонента, она услышала за спиной знакомый голос доктора Серапионыча: -- Наденька! Сколько зим, сколько лет! Доктор держал в одной руке неизменный стакан чая, а в другой -- блюдечко, на котором красовался бутерброд с килькой. -- Как хорошо, Владлен Серапионыч, что мы с вами встретились, -- искренне обрадовалась Надя. -- Я как раз хотела кое о чем вас порасспросить. -- Ну что ж, постараюсь удовлетворить ваше любопытство. -- Доктор поставил блюдце на стол и привычно полез во внутренний карман за скляночкой. -- Не желаете? -- Нет-нет, благодарю вас, -- уклонилась Чаликова. -- С чаем еще куда ни шло, а вот с пивом... -- Да, с пивом я еще его не пробовал, -- признался доктор, наливая малую толику себе в чай. -- Давайте поставим эксперимент. -- И я в качестве подопытного кролика? -- рассмеялась Надя. -- Нет уж, Владлен Серапионыч, увольте. По крайней мере, до окончания следствия. -- А кстати, как идет следствие? -- спросил доктор. -- Есть что-то новое? -- Новостей более чем. -- Надежда отпила немного пива. -- Но сначала ответьте мне откровенно, как на духу -- водится ли в окрестностях Покровских Ворот нечистая сила, или нет? Доктор удивленно посмотрел на Чаликову: -- Простите, Наденька, но отчего это вас так волнует? Надя чуть смутилась: -- Видите ли, Владлен Серапионыч, события последних дней наталкивают на мысль, что в них замешаны какие-то потусторонние явления. (Не то чтобы Надя сама очень уж верила в то, что только что сказала, просто ей хотелось услышать мнение Серапионыча -- не чужого человека в здешних краях). -- Есть многое на свете, друг Надюша, что и не снилось нашим мудрецам, -- усмехнулся доктор. -- Думаю, не очень ошибусь, если предположу, что на столь метафизические мысли вас навел милейший Семен Борисыч Белогорский? -- В известной степени, -- осторожно согласилась журналистка. -- Нет, впрямую об этом он, конечно, не говорил, но достаточно ясно дал понять, что на болотах творится нечто, так сказать, неподвластное человеческому разуму. -- То есть вы, Наденька, хотите узнать, как это получилось, что образованный человек, не чуждый науке, уверовал в то, во что теперь уже всерьез не верят даже малограмотные деревенские бабки? И не объясняются ли его предостережения просто желанием отвадить вас от болот? -- Чаликова закивала, удивившись, что Серапионыч словно бы прочел ее мысли. -- Знаете, а ведь я, кажется, смогу в какой-то степени удовлетворить ваше любопытство. Но для этого нам надо вернуться на несколько десятков лет назад и вспомнить, каким образом супруги Белогорские очутились в здешних краях. Доктор подлил себе в чай еще немного жидкости и поудобнее устроился на стуле -- это значило, что он собирается приступить к долгому и увлекательному повествованию. Надя приготовилась слушать -- она давно знала о недюжинных способностях Серапионыча как отменного рассказчика. -- Дело в том, что Семен Борисович не всегда был сельским ветеринаром, -- отхлебнув хороший глоток, заговорил Серапионыч. -- Во времена оные доктор Белогорский подавал большие надежды и имел все предпосылки, чтобы сделаться крупным медицинским светилом или даже большим ученым. Но вскоре после его женитьбы на Татьяне Петровне все пошло как-то наперекосяк -- и с работы выгнали, и тему диссертации, что-то связанное с внутренними органами, закрыли. Хорошо хоть не посадили, дело-то происходило в начале пятидесятых, и Белогорский явно попал под кампанию борьбы с "убийцами в белых халатах". Уже позднее Семен Борисович случайно узнал, что на него написали донесение, будто бы он по заданию американской разведки собирается отравить весь Кислоярский партактив. -- Ну и ну! -- подивилась Надя. -- Хорошо хоть нашлись добрые люди, пристроившие его сюда, в колхоз, -- продолжал Серапионыч. -- Пришлось переквалифицироваться в ветеринары, ну да что поделаешь... Татьяна Петровна служила кем-то вроде завхоза в председательской усадьбе, в общем жили не так уж и плохо. Кстати говоря, своей хибаркой я обязан супругам Белогорским -- именно они по старой дружбе выхлопотали мне разрешение приобрести в собственность тот милый сарайчик. -- Доктор оглянулся по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет, продолжал, хотя и чуть понизив голос: -- А несколько лет назад я узнал, кто на него "настучал". Но это, разумеется, строго между нами... -- Что за вопрос! -- Надя отпила еще немного пива. -- Сразу же после падения Советской власти в нашей новорожденной Кислоярской Республике была создана комиссия по изучению сохранившихся документов местного филиала КГБ. Потом, правда, эту комиссию тихо прикрыли -- думаю, не надо объяснять, почему... Но от прогрессивной общественности в нее вошел наш общий знакомый, политик Гераклов. Так вот, он мне конфиденциально рассказывал, что собственными глазами видел фотокопию одного документа -- заявления некоего молодого инструктора горкома, что доктор C.Б. Белогорский собирается отравить все руководство Кислоярского райкома ВКП(б). Гераклов хотел опубликовать это донесение в прессе, но ему не дали -- дескать, нельзя доказать его аутентичность, то бишь подлинность, а вскоре и самого Гераклова без лишнего шума вытурили из комиссии. -- Почему? -- изумилась Надя. -- Известно почему, -- хмыкнул доктор, -- Ведь тот молодой инструктор теперь известный общественный деятель, к тому же пламенный демократ. Не буду называть его имя, зачем прошлое ворошить?.. -- Серапионыч задумчиво отпил еще пару глотков. -- Но самое неприятное во всей этой истории, что наш "пламенный демократ" приходился родным братом Татьяне Петровне. -- Что вы говорите! -- изумилась Чаликова. -- Увы, все просто до примитивности, -- вздохнул Серапионыч. -- В пятидесятые годы он начал восхождение по ступеням партийной карьеры, а тут его сестра вышла за какого-то сомнительного Белогорского. Ясно, что подобное родство для честолюбивого парткарьериста было нежелательно, вот он и порвал с сестрой всякие отношения. Естественно, что и Татьяна Петровна тоже не особенно декларировала, что у нее такой, с позволения сказать, братец. А представляете, что с ней сделается, если она узнает еще и про донос?! -- Ну а что же ее брат? -- спросила Надя. -- A что с ним станется? Он как ни в чем не бывало продолжил свою партийную карьеру. Ну а когда быть коммунистом стало не престижно, сей деятель торжественно сжег свой партбилет и сделался ярым демократом и антикоммунистом. Помнится, еще и Комитет ругал последними словами, даже требовал судить его по-нюрнбергски. -- Доктор отпил еще глоток и закусил бутербродом. -- Оттого-то, должно быть, чекисты и "забыли" вывезти его донесения... -- Ну хорошо, пусть так, но ведь потом Белогорский мог вернуться к научной деятельности, -- заметила Надя. -- А остался здесь, в колхозе. -- Ну, тут, я так думаю, много разных причин, -- пожал плечами Серапионыч. -- Проще всего это было бы объяснить тем, что Семен Борисович решил "не высовываться -- ведь никто не мог быть уверен, что не вернутся сталинские порядки с новыми гонениями на "убийц в белых халатах". Но мне кажется, что дело не в этом. Просто Белогорские за несколько лет опалы здесь, что называется, прижились, укоренились. Да и жизнь на лоне природы пришлась им по душе. -- Доктор с сожалением допил оставшееся на донышке. -- Ну и, разумеется, научная деятельность... -- В области зоотехники? -- удивилась Чаликова. -- Да нет, причем тут зоотехника. Хотя, было дело, Семен Борисыч не то изобрел новое, не то усовершенствовал имеющееся средство для увеличения надоев и за это получил переходящий вымпел на межколхозном слете. Но речь, конечно, не об этом. Общаясь со здешними жителями, Белогорский много чего наслышался о разных, как теперь говорят, аномальных явлениях, имеющих место в Покровских Воротах, Заболотье и на окружающих территориях. Поначалу он принимал все это за обычные предрассудки, но после, сперва в шутку, а потом всерьез, начал их исследовать и систематизировать. И оказалось, что призраки, лешие, барабашки, "заколдованные места" и прочая метафизика в таких количествах водится только здесь, а в деревнях за десяток верст о ней вовсе и не слышали. И в поведении животных в Заболотье Семен Борисович нашел некоторые, порой неуловимые отличия от общепринятой нормы. Да что там -- однажды они с Татьяной Петровной пошли за грибами в лесок, который хорошо знали и где уже сто раз бывали -- и проплутали в нем несколько часов. -- И как же это объяснить? -- удивилась Надя. -- Вот именно такой же вопрос задал себе и Семен Борисович, -- радостно закивал Серапионыч, -- и впервые предположил, не кроется ли за этим нечто, скажем так, неведомое современной науке. Тогда он подговорил учителя физики произвести некоторые замеры, и тот, вооружившись разными амперметрами, вольтметрами, осциллографами и прочими счетчиками Гейгера, установил, что кое-какие, чуть заметные отклонения и впрямь имеют место быть, а их эпицентр находится неподалеку от Заболотья, вблизи от пригорка, увенчанного двумя каменными столбами. -- На Гороховом городище? -- Надя чуть не подскочила на стуле. -- Ну да, -- подтвердил доктор. -- И когда Семен Борисыч стал расспрашивать деревенских бабушек об этом холме, те с ужасом крестились и либо кричали "чур меня!", либо шептали "Отче наш" -- в зависимости от степени набожности. А те, кого ему все же удалось разговорить, сообщали жуткие вещи: будто бы на том городище и есть самое страшное место, где исчезают люди, а по ночам нечисть устраивает шабаши. И тогда, с целью отделить зерна истины от плевел вымысла, Семен Борисович стал целенаправленно исследовать холм и его окрестности. Надя понизила голос до почти полной конспиративности: -- Так, может быть, он и до тайны столбов докопался? С доктором Чаликова могла говорить совершенно откровенно -- Серапионыч не только знал о существовании параллельного мира, куда можно было попасть через столбы на Гороховом городище, но и участвовал в одной из экспедиций в эту удивительную действительность. В тот раз Серапионыча пригласили с определенной целью -- вывести из запоя царя Дормидонта, что было крайне необходимо из-за угрозы Кислоярскому государству. И Серапионыч с честью справился со своей задачей, за что получил не только шубу с царского плеча, но и почетный титул "боярин Владлен". -- Как вам сказать, Надюша, -- чуть призадумался доктор. -- Семен Борисыч мало с кем делился своими исследованиями, разве что с Татьяной Петровной. Даже мне он рассказывал далеко не все. Очень возможно, что он знает о свойствах столбов больше, нежели мы с вами. И вообще, я склонен согласиться, что все здешние места, включая городище, Заболотье и Покровские Ворота, чем-то сродни Бермудскому треугольнику или Зоне из "Пикника на обочине". Поэтому вполне понятны предостережения Семена Борисыча, чтобы вы были осторожнее. -- Пусть так, но не призрак же убил Свинтусова, -- упрямо возразила Надя. -- И не потусторонние голоса я слышала сегодня у озера. Я уж не говорю о том негодяе, что едва не застрелил нас с Иваном Покровским. -- В вас стреляли? -- вскричал доктор. Наде показалось, что возглас прозвучал как бы стереофонически. Журналистка обернулась и увидела за спиной участкового Аксиньина. Он держал в руках поднос с комплексным обедом "Ельцин в Дублине". -- Наденька, скажите, что вы пошутили! -- дрогнувшим голосом проговорил Серапионыч. -- И рада бы, -- уныло развела руками Чаликова, -- но увы: это истинная правда. И Надя, стараясь не упустить не одной подробности, рассказала доктору и участковому о ночных происшествиях и о подслушанном разговоре у озера. -- Да, Надя, вы еще легко отделались, -- промолвил Аксиньин, когда журналистка окончила свое повествование. -- Представляю, что было бы, если бы они вас таки застукали... Вы уже сообщили куда следует? -- Если под "куда следует" вы, Федор Иваныч, подразумеваете правоохранительные органы, то вам первому, -- улыбнулась Надежда. -- Но Вася Дубов о ночном покушении уже в курсе. -- И даже после этого он все еще не здесь? -- возмутился Серапионыч. -- Не узнаю Василия Николаича! -- Думаю, он знает, что делает, -- примирительно, хотя не очень понятно возразил Аксиньин. Журналистка глянула на часики: -- О, уже довольно поздно. Мне пора возвращаться в Покровские Ворота. -- Ну, что за спешка, -- возразил Серапионыч. -- Так хорошо сидим -- и вот вам пожалуйста. -- Может быть, мы с доктором вас проводим? -- предложил Федор Иваныч. -- Раз уж такие страсти... -- Да нет, благодарю вас, -- отказалась Надя. -- А кстати, Федор Иваныч, тут на всех планах Покровские Ворота и Заболотье чуть ли не рядом, а добираться приходится в обход, по дороге и по шоссе. Неужели нет более прямого пути? -- Ну конечно, есть. -- Аксиньин отпил фирменного компота "Трилистник". -- Можно пройти через болота, мимо бывшего Дома культуры, а дальше дорога уже получше. "A, это та, по которой Семен Борисыч особо остерегал ходить", припомнила Надя. -- Вот, смотрите, -- Федор Иваныч стал водить вилкой по карте "из салата", все еще лежащей на столе. -- Идете по главной улице, а дальше она как бы переходит в гать, то есть деревянный настил через болото. Он и доведет до Дома культуры, а потом -- по большаку, и прямо к Покровским Воротам. Только если вы собираетесь идти этим путем, то не очень медлите -- там, когда стемнеет, не особенно уютно. -- Хорошо, так и сделаю, -- Надя поднялась из-за стола. -- Но странно как-то: Дом культуры построили не в селе, а где-то за болотом. -- Так ведь это не совсем Дом культуры, -- объяснил Федор Иваныч. -- То есть таковым он стал после революции, а до того был чем-то вроде флигеля или павильона баронов Покровских -- они там устраивали домашние спектакли и прочие безобразия. Надя хотела вернуться в Покровские Ворота не только до темноты, но и до начала так называемых похорон -- журналистское чутье подсказывало ей, что вечер принесет новые сюрпризы, и вовсе не обязательно приятные. Поэтому, простившись с сотрапезниками, она покинула паб и зашагала по пути, указанному Федором Иванычем. Доктор вздохнул и поплелся к стойке за следующим стаканом чая, а участковый, поспешно докончив "Ельцина в Дублине", направился к себе в милицейское отделение. x x x Сразу же за последней избенкой начинались болота, вернее сказать, последний огород плавно переходил в болото, а улица -- в настил из досок. Поначалу Надя с опаской прислушивалась, как хлюпает трясина у нее под ногами, но скоро привыкла и даже начала приглядываться к болотным пейзажам, уныло обступившим ее со всех сторон. "A что если меня тут подкараулят злоумышленники? -- вдруг подумала Чаликова. -- Вот тогда мне действительно хана, и помощи ждать неоткуда". Но отступать было поздно, и Надя продолжала идти вперед, с опаской поглядывая в осенние небеса. Ветерок незаметно нагнал множество туч, столь же незаметно заморосило, и журналистка ускорила шаги, чтобы не оказаться посреди болота, если дождь усилится. Не прошло и получаса, как впереди показалось мрачное заброшенное здание с заколоченными окнами и дверями. Несмотря на гипсовую девушку с обломком весла перед входом, архитектура бывшего Дома культуры выдавала стиль если не самого Растрелли, то кого-то из его последователей. Так как дождь и впрямь постепенно усилился, сделавшись почти проливным, то Чаликова решила переждать непогоду в павильоне и без особого труда проникла в него через дырку в заколоченных досками дверях. "Да, тут господину Покровскому еще предстоит изрядно потрудиться", подумала Чаликова, разглядывая обезображенную запустением главную залу с разбитыми изразцами на камине и остатками лепного потолка. Отыскав уголок, где не очень капало, Надя извлекла из сумочки мобильный телефон и набрала дубовский номер. -- Слушаю вас, -- раздался в трубке знакомый голос. -- А, Наденька! Давно не слышал вашего голоса. Аж с утра. Ну, что нового? -- Положение все более запутывается, -- сказала Чаликова. -- Сегодня я установила, что в окрестностях орудует опасная банда как минимум из трех человек, которая хочет убить Покровского. Они бы и меня давно "замочили", если бы не боялись иметь дело с вами. -- Вот оно как! -- хмыкнул Василий. -- Очень мило. -- Не вижу ничего милого, -- сухо ответила Чаликова. -- Кроме того, они пытаются отыскать пресловутые сокровища баронов Покровских и, кажется, близки к успеху. Я уж не говорю о густом слое мистики, который еще более все запутывает. По-моему, Вася, вы просто обязаны хоть на денек сюда вырваться. -- Так я уже здесь, -- рассмеялся детектив. Наде показалось, что его голос зазвучал как-то странно -- как будто и из трубки, и откуда-то еще. Журналистка обернулась -- и воочию увидела Василия Дубова. Он в непромокаемом плаще стоял посреди павильона и с хитрецой глядел прямо на Надю. -- Ну, Вася, вы даете! -- только и смогла выдохнуть Надежда. -- И давно вы здесь? -- Почти столько же, сколько и вы, Наденька, -- ответил Дубов. -- А точнее, со вчерашнего утра. -- Как? -- изумилась Надя, лишь теперь понемногу приходя в себя после приятного потрясения. -- И что, вы живете в этом жутком павильоне?! -- Нет-нет, живу я у Федора Иваныча Аксиньина, -- успокоил Надежду Василий. -- Вернее, у него я оставил вещи, а обитаю по большей части на болоте. Слежу, анализирую... -- Но зачем вам понадобилось это делать подобным способом? -- Надя неодобрительно покачала головой. -- Как будто преступник -- вы, а не они. -- Ну, Наденька, вы же сами сказали, что эта шайка меня побаивается, -- возразил Дубов. -- Если бы я вел расследование открыто, то они все время находились бы начеку и были бы вынуждены действовать куда более тонко и изощренно. А на "нелегальном положении" я располагаю куда большей свободою действий. -- Выходит, прошлой ночью именно вы отвлекли на себя внимание убийцы! -- сообразила Надя. -- Было дело, -- сознался детектив. -- Но ведь вы подвергали свою жизнь огромной опасности! -- воскликнула Чаликова. -- Гораздо меньшей, чем вы, Наденька, -- обаятельно улыбнулся Василий. -- В отличие от вас и господина Покровского, я знал, с кем имею дело и чего мне следует ждать. -- И кто же?.. -- А разве вы сами еще не догадались? -- Баронесса Анна Сергеевна?.. -- неуверенно произнесла Чаликова. -- С каких это пор она заделалась баронессой? -- хмыкнул Василий. -- С тех пор как застрелилась, -- простодушно ответила Надя. -- Как же, застрелится она, ждите! -- присвистнул Дубов. -- Вот в других пострелять, это завсегда пожалуйста. -- То есть вы намекаете, что и в Ника Свинтусова, и в нас стреляла Анна Сергеевна Глухарева? -- наконец-то дошло до Чаликовой. -- Да чего там намекать -- и так ясно. Я же за ней постоянно и плотно слежу. -- Не только за ней -- за мной тоже, -- заметила Надя. -- Не думаю, что эта наша встреча -- простая случайность. -- Разумеется, не случайность, -- согласился сыщик. -- На вас меня "навел" Федор Иваныч Аксиньин -- неужели вы полагаете, что он так просто отпустил бы вас одну на болото? -- Ну хорошо, Анну Сергеевну вы узнали, -- немного помолчав, заговорила Чаликова. -- Но ведь она тут не одна. Есть еще Серафима Платоновна Степанова, которая покушалась на "бараний столб", и еще некий господин, с кем она нынче утром встречалась у озера. Но это был точно не ее муж, натуралист Степанов. И есть еще некий "хозяин", "заказавший" им Покровского... У меня просто крыша едет от этих загадок! -- Думаю, Наденька, что все не так сложно, как вам кажется, -- улыбнулся Василий. -- Хотя запутать они постарались на славу, что есть, то есть. -- Детектив прислушался к дождю, продолжавшему барабанить по дырявой крыше павильона. -- Скажите, Надя, вам ничего не показалось, ну, не совсем обычным в супругах Степановых? -- Да вроде нет. Я даже не уверена, что Виталий Палыч, занятый своими пиявками, догадывается о темных делишках супруги. -- Да-да, ученый профессор, углубленный в научные изыскания. А теперь постарайтесь восстановить в зрительной памяти их лица. Надя на миг зажмурилась: -- Ну точно! Они же очень похожи. Я поняла -- Серафима на самом деле не жена, а сестра господина Степанова. -- Браво, мой дорогой Ватсон! -- искренне зааплодировал Дубов. -- А теперь вернемся к разговору на берегу озера. Вы их видели? -- То-то что нет! -- Надя развела руками. -- Даже толком не слышала. Разобрала только, что голоса были мужской и женский. Еще знаю твердо, что один из собеседников -- Серафима. А что, разве не так? -- с вызовом глянула Надя на Дубова, заметив у него на лице ироничную усмешку. -- Так, разумеется так, -- утвердительно кивнул детектив. -- Беседовали действительно мужчина и женщина, но женским голосом говорила Анна Сергеевна Глухарева, а мужским -- ваша подруга Серафима Павловна. Или, точнее, особа, которая себя за таковую выдает. -- То есть Серафима -- мужчина? -- переспросила Надежда. -- А знаете, я с самого начала отметила в ней некоторую мужеподобность... Значит, она -- не жена и не сестра Виталия Палыча, а кто же? Неужели его брат? Василий вздохнул: -- Надя, вы встречали и Виталия Палыча, и Серафиму Платоновну. Но, как я понимаю, всегда порознь. Или вы хоть раз видели их вместе? -- Как, неужели?.. -- только теперь сообразила Чаликова. -- Но зачем, с какой целью? -- Видимо, чтобы еще больше ввести всех в заблуждение, -- не очень уверенно ответил детектив. -- Вы, кажется, насчитали уже четверых -- ночного стрелка, супругов Степановых и еще того незнакомца, с кем нынче разговаривала Серафима. А на самом деле их всего двое -- Анна Сергеевна Глухарева и знакомый вам шарлатан Каширский, выдающий себя и за Степанова, и за его жену. -- Каширский, -- вздохнула Надя. -- И этот здесь. Но постойте, они же говорили еще и о некоем "хозяине", который велел им убить Ивана Покровского. -- Увы, тут я ничего не могу вам сказать, -- признался Дубов. -- Но, думаю, скоро мы узнаем и о "хозяине". Я уже сообщил инспектору Лиственицыну, когда их обоих, и Каширского, и Анну Сергеевну, можно застать в "хибарке Степанова", так что арест этой парочки аферистов -- дело техники. Может быть, пока мы тут беседуем, их уже и задержали. -- Василий вздохнул. -- Но если им удастся улизнуть, то дело дрянь. -- Детектив прислушался к дождю и глянул на часы: -- Ну, кажется, ливень малость притих, пора и в путь. -- Да, пожалуй, -- согласилась Надя. Хотя вообще-то она была бы готова хоть целый день провести в этом заброшенном павильоне и слушать Василия. -- A по дороге расскажете, что вы нашли в "кладоискательских" бумагах, -- с улыбкой заметил Дубов. -- Я ж знаю, что такие тайны -- ваш "конек". Через несколько минут Василий и Надежда, старательно огибая свежие лужи, шли по заброшенному большаку, который вел в Покровские Ворота. Надежда увлеченно говорила, Дубов рассеянно кивал. Оба не сомневались, что вечером их ждут новые приключения -- столь же увлекательные, сколь и опасные. x x x Когда Чаликова вернулась в Покровские Ворота в сопровождении Василия Дубова, то появление детектива было там воспринято не столько даже с удивлением, сколько с радостью. Больше всего обрадовался сам Иван Покровский, который был знаком с Василием уже давно, хотя и не очень близко. Нескрываемое облегчение прочла Надя в глазах супругов Белогорских -- и устыдилась тех подозрений, которые к ним питала. -- Господин Покровский, -- чуть не с порога обратился Дубов к владельцу усадьбы, -- не сохранились ли у вас какие-то архивные документы? -- Да, кое-что есть, -- несколько удивленно ответил Покровский. -- Татьяна Петровна вам их покажет. -- Это в библиотеке, -- откликнулась Татьяна Петровна. -- И еще один вопрос. Вы не в курсе, когда в Покровских Воротах появится баронесса Xелен фон Aчкасофф? -- Думаю, что очень скоро. Что называется, с минуты на минуту. Ведь на сегодня намечаются новые похороны. -- Опять Софьи Кассировой? -- со знанием дела спросила Чаликова. -- Нет-нет, кого-то другого, -- ответил Покровский. -- И кого же? -- Пускай это окажется для вас приятным сюрпризом, -- уклонился от прямого ответа новопомещик. -- A зачем вам баронесса, если не секрет? -- Пока что секрет, -- с обаятельной улыбкой ответил Дубов. -- А теперь мы с Наденькой хотели бы осмотреть архив. x x x Библиотека Покровских Ворот располагалась на втором этаже в левом крыле здания и представляла из себя весьма мрачную комнату с длинными рядами дубовых книжных полок вдоль стен и огромным круглым столом посредине. Книги в стеллажах стояли самые разные -- от совсем старых, еще с баронских времен, до более новых, по агрономии и научному коммунизму, помогавших колхозному руководству правильно вести народное хозяйство. Собственно семейный архив Покровских (вернее, то, что сохранилось в усадьбе) помещался в небольшом сундучке, который Татьяна Петровна извлекла из бывшего колхозного сейфа, единственного в библиотеке предмета современной мебели, и торжественно поставила на стол. -- Ну, я пойду, -- сказала госпожа Белогорская. -- Позовите меня, когда закончите. -- Одну минуточку, -- удержал ее Дубов. -- Татьяна Петровна, вспомните хорошенько, не интересовался ли кто-то в последнее время этими документами? -- Баронесса Xелен фон Aчкасофф, -- не задумываясь ответила Татьяна Петровна. -- Она, правда, сказала, что в городском архиве сохранилось гораздо больше материалов по баронам Покровским и что ей, по-видимому, придется ехать в Москву, Петербург и даже Париж. Дескать, туда вроде бы последний из баронов кое-что переправил еще до революции. -- A, это барон Осип Никодимыч, -- вспомнила Чаликова. -- Лучше бы он туда сам себя переправил, ведь его в восемнадцатом большевики расстреляли. -- Не будем отвлекаться, у нас мало времени, -- заметил Дубов. -- И что, больше никто, кроме баронессы, сюда не заглядывал? -- Нет, ну как же, -- вспомнила Татьяна Петровна. -- Еще Василий Палыч Степанов. Его интересовали материалы по природоведению. Но он здесь, кажется, ничего такого не нашел. -- A ну как нашел и с собой унес? -- с опаской предположила Надя, когда Татьяна Петровна покинула библиотеку. -- A если и не унес, то для чего пытался свалить барана на воротах? Значит, они с Анной Сергеевной откуда-то узнали, что копать надо "под знаком Овна", то есть под бараном! -- Ну, это еще бабушка надвое сказала, -- возразил Дубов. -- Давайте, Наденька, начнем с того, что вы раздобыли. Чаликова достала из сумочки две бумаги -- старинный манускрипт из папки Федора Иваныча и ксерокопию из паба "Pokrow's Gate". -- "В пределах сих несметные богатства сокрыты. И да не овладел бы ими человек, не способный их на благо использовать, приставлен ко кладу сему страж надежный, страж небесный, скрытый под знаком Овна, но не достичь цели, не переплывя реки, что протекает севернее, и мрачный покров ночи великую тайну хранит. Но если нет в душе твоей благородных и чистых помыслов, то не ищи богатств сих, ибо принесут они горе и страдание", -- медленно вслух зачитал Василий. -- Ну и что вы по этому поводу думаете? -- спросила Надя. -- Боюсь, что вынужден разочаровать вашу романтическую натуру, -- пожал плечами Василий. -- Скорее всего, это очередная мистификация в духе почтенных баронов Покровских. -- И Ваня тоже так считает, -- закивала Чаликова. -- Но мне почему-то кажется, что тут все не так просто. -- Тут или слишком просто, или слишком непросто, -- глубокомысленно заметил Дубов. -- К тексту приложена карта. Стало быть, "в пределах сих" -- это в пределах, обозначенных на карте. Но тут сказано, что нужно переплыть реку, а где река? Озеро -- пожалуйста, есть, а реки нет, даже ручейка. Есть еще мелиорационная канавка, отделяющая кладбище от болот, но уж ее назвать рекой... -- Постойте! -- воскликнула Надя. -- Или нет. Сорвалась мысль, как щука с крючка... Но давайте все же посмотрим архив. -- Да я уж смотрю, -- откликнулся Дубов. -- Но все что-то не то. Похоже, что самое важное действительно вывезли в Париж. Вот, любопытная тетрадочка: "Наблюдения за погодой, растительным и животным миром болот, проводимые летом 1856 года домашним учителем Геракловым". Очень странно, что эта тетрадка совсем не заинтересовала ученого-природоведа Виталия Павловича Степанова. -- Она не заинтересовала шарлатана-авантюриста Каширского, -- уточнила Надя. -- Ну а что там еще? -- Да всякая дребедень, -- разочарованно сказал Дубов. -- Какие-то счета, векселя, расписки... Да, коли тут что-то и было, то давно уже пропало. Так что, Наденька, сокровища если и есть, то не про нашу с вами честь. -- Детектив пошарил по дну сундучка и извлек оттуда последнюю бумагу: -- "Свидетельство о смерти барона Николая Дмитриевича Покровского"... -- Свинтуса! -- вспомнила Чаликова. -- Какого свинтуса? -- удивился Дубов. -- "Скончался 9 февраля 1899 года от воспаления легких. Уездный врач Сарафанов". -- Нет-нет, что-то тут не то, -- возразила Чаликова. -- Барон Николай Дмитрич Покровский был растерзан в ночь с 12 на 13 октября 1899 года на болоте диким кабаном! Дайте-ка я взгляну... Значит, баронесса фон Aчкасофф ошиблась? Или... или сознательно ввела меня в заблуждение! -- Это вы насчет той истории с Ником Свинтусовым? -- припомнил Василий. -- Да, странно. -- Мистификация ради мистификации, или с какой-то целью? -- лихорадочно бормотала Надя. -- И я ведь поверила, она так увлекательно обо всем рассказывала! И на памятнике стоял 1899 год. -- A число-месяц? -- В том-то и дело, что ни числа, ни месяца -- только год! Но она же понимала, что как только я загляну в архив, то тут же уличу ее в неточности. -- Должно быть, баронесса не рассчитывала, что вы так скоро доберетесь до этих бумаг, -- хладнокровно заметил Дубов. -- Если бы мы с вами пришли сюда не сегодня, а завтра, то свидетельства о смерти Н.Д. Покровского, скорее всего, тут бы уже не было. -- Вот еще одна загадка, -- чуть успокоившись, продолжала Чаликова. -- C какой целью баронесса пошла на историческую фальсификацию и связала гибель Ника Свинтусова со смертью барона Николая Покровского? -- Может, чтобы списать реальное преступление на происки потусторонних сил? -- предположил Дубов. -- Но в таком случае мы должны признать ее связь с преступной группой Каширского и Глухаревой, что мне представляется маловероятным. A впрочем, чего гадать -- скоро все узнаем. A если не узнаем, так тем более гадать нет смысла. Ну, кажется, все изучили, можем спускаться вниз. -- C этими словами он небрежно сунул свидетельство о смерти себе в карман. x x x В гостиной зале Дубов с Чаликовой застали гостей -- уже знакомого нам инспектора Кислоярского ГУВД товарища Лиственицына и троих сотрудников угрозыска в штатском. -- Ну как, взяли Глухареву с Каширским? -- с ходу спросил Дубов. -- Какое там! -- горестно махнул рукой инспектор. -- Похоже, их давно уж след простыл! -- Ну так вы бы еще позже приехали, -- с досадой произнес Василий. -- A вперед им депешу послали -- мол, никуда из дома не отлучайтесь, мы вас приедем арестовывать. -- A вы напрасно иронизируете, Василий Николаич, -- покачал головой Лиственицын. -- У нас ведь даже расходы на бензин лимитированы, пришлось ехать на дешевую заправку, а там очередь, потом прямо на дороге мотор заглох, нам ведь опять ассигнования на ремонт урезали... Ну как тут работать, скажите на милость? -- Ну хорошо, -- прервал Дубов стенания инспектора. -- И что же? -- Да ничего. Ворвались мы к ним в хибарку, а там пусто. Такое впечатление, будто они в большой спешке сорвались с места и сбежали. -- Ну, понятно, -- констатировал Дубов. -- Почувствовали, что им "сели на хвост". -- Ну ладно, так мы поедем помаленьку, -- засобирался инспектор. -- Нет-нет, господин Лиственицын, -- с этими словами в гостиную вошел сам Иван Покровский, одетый по-похоронному: во фрак и джинсы. -- Как хотите, но я вас никуда не отпускаю. Вы должны остаться у нас хотя бы до ужина. -- Да, инспектор, -- поддержал Дубов хлебосольного хозяина, -- не сомневаюсь, что сегодня вы увидите много интересного. -- Эх, была не была, черт с вами! -- отчаянно стукнул по столу Лиственицын. -- Гулять, так уж гулять. Остаюсь! Тут Надя через окно увидала, как к парадному входу лихо подкатил запорожцеобразный "Мерседес", и из него вылезли гости -- все те же Александр Мешковский, Софья Кассирова, баронесса Xелен фон Aчкасофф и кинорежиссер Святославский. -- Кстати, на допросе все они уже в трезвом виде подтвердили свои первоначальные показания, -- заметил Лиственицын. Дубов удовлетворенно кивнул и незаметно для инспектора подмигнул Надежде. x x x Сразу по прибытии гостей начались очередные похороны. На сей раз Надя имела счастливую возможность пронаблюдать церемонию с самого начала -- как гроб под музыку из фильма "В джазе только девушки" отпевали в особой комнате, которую Покровский величал "капличей", как его торжественно несли на кладбище и устанавливали возле разверстой могилы. Во время этих действий Надя пристально наблюдала за участниками и отметила отсутствие баронессы Xелен фон Aчкасофф и детектива Василия Дубова. Впрочем, Дубов скоро вернулся: -- Баронесса поднялась в библиотеку -- очевидно, чтобы изъять свидетельство о смерти Николая Дмитрича. Когда она вернется, понаблюдайте за ее выражением лица. Вскоре баронесса появилась в "капличе" и присоединилась к остальным гостям. Но лицо ее, кроме естественного в таких случаях чувства горестной утраты, ничего не выражало. -- Господин Покровский, так кого же мы хороним? -- вполголоса спросил Дубов. -- Скоро узнаете, -- ответил Покровский. -- Поверьте, Василий Николаевич, вы не останетесь разочарованы. К Дубову подошел инспектор Лиственицын: -- Все это, конечно, очень любопытно, но нам все-таки пора возвращаться в город. -- Пожалуйста, останьтесь, -- попросил Дубов. -- У меня такое предчувствие, что может понадобиться ваша помощь. -- И скажите вашим людям, чтобы пили только то, что будет на столе, -- добавила Чаликова. -- Хм, ну что ж, раз вы просите... -- Инспектор с чувством глубокого удивления направился к своим сотрудникам. Наконец с гроба сняли крышку. Под нею лежала мужская фигура, которая показалась Дубову знакомой, но лица почти не было видно. Вперед вышел Иван Покровский: -- Дамы и господа! Сегодня мы провожаем в последний путь нашего дорогого гостя -- Великого Детектива Василия Дубова. Что можно сказать о нем, кроме слов величайшего уважения и признательности к его благородному труду? Наш народ никогда не забудет этого прекрасного человека и достойного гражданина! Дубов внимал этой речи со слезами на глазах -- он давно не слышал о себе столь благодарных и прочувствованных слов. Вот уж воистину -- пока не умрешь, и не услышишь. Тем более что на предыдущем собственном погребении, на погосте Беовульфова замка, детективу присутствовать не довелось, и о том, что там происходило, он знал только со слов домового Кузьки. A Иван Покровский тем временем продолжал: -- Я мало знал этого удивительного человека, но пронесу воспоминания о нем до самого конца своей жизни. Дорогой Василий Николаевич! Если ты слышишь меня... -- Слышу, слышу! -- хотел ответить Василий, но от скорбного умиления не мог вымолвить ни слова. -- Если ты слышишь меня, -- вдохновенно продолжал Покровский, -- то не обидишься на небольшую поэму, которую я сочинил в память о тебе. -- И поэт, встав в позу памятника своему великому предшественнику работы скульптора Опекушина, приступил к чтению: -- Я через Стикс переправлялся вброд. Харон, оставшись без привычной платы, Меня учил веслом по голове... Вдруг Надя резко толкнула Василия локтем. -- У вас каблук сломался? -- сквозь слезы спросил сыщик. -- Нет, кажется, я знаю, где сокровища, -- прошептала журналистка. x x x После того как гроб с символическими останками детектива Дубова опустили в земную твердь (если твердью считать болотистую местность Покровских Ворот), начался традиционный безалкогольный фуршет. Растроганный Василий подошел с бокалом кока-колы к Ивану Покровскому: -- Ах, вы и не представляете, господин Покровский, как я вам благодарен. Как часто мы говорим добрые слова мертвым и стесняемся сказать их живым... Тут к ним с фужером фанты присоединился инспектор Лиственицын: -- Это было замечательно! Вот бы меня кто так похоронил... -- Так за чем дело стало? -- обрадовался помещик. -- Давайте в следующий раз вас похороним. Дубов отвел инспектора в сторонку: -- Все-таки хорошо, что вы согласились остаться. На прошлой неделе, как вы знаете, похороны закончились убийством... -- И вы предполагаете рецидив? -- ухватил мысль Лиственицын. -- Нет-нет, до убийства, надеюсь, не дойдет. Но возможно нечто другое, и тут будет незаменима помощь ваших сотрудников. -- Инспектор понимающе кивнул. -- Надо, чтобы они незаметно следили за действиями всех гостей, ну, естественно, кроме госпожи Чаликовой и нас с вами, и постоянно докладывали вам или мне. И пожалуйста, самого толкового подрядите наблюдать за баронессой фон Aчкасофф. Инспектор отправился инструктировать подчиненных, а Дубов вновь подошел к Покровскому. -- Василий Николаевич, если вы предпочитаете смесь "крутки" с пивом, то можете, конечно, остаться здесь, -- сказал помещик. -- Но обычно я после официальной части удаляюсь к себе, чтобы не мешать господину Мешковскому со товарищи справлять поминки так, как им нравится. Вы не будете возражать, если я приглашу вас пропустить за упокой вашей души по стаканчику глинтвейна? -- Что ж, с удовольствием, -- не стал отказываться Дубов. -- Тогда пригласите от моего имени госпожу Чаликову и вместе поднимайтесь наверх. A я пока все приготовлю. Оглянувшись, Дубов увидел, как господин Мешковский нетерпеливо вытаскивает из голубого чемоданчика бутылки, а кинорежиссер Cвятославский прячет по карманам бутерброды со "шведского стола". Инспектор Лиственицын и его помощники, рассредоточившись по кладбищу, приступили к наружному наблюдению. x x x В камине весело потрескивали поленья, а помещик Покровский то и дело подливал в кружки своим гостям -- Чаликовой и Дубову -- горячей красной жидкости из котелка, который время от времени подвешивал над огнем прямо в камине. -- Нет-нет, -- сказал детектив после третьей кружки, -- мне больше не надо. Нынче я должен быть как стеклышко. -- A вы и будете как стеклышко, -- зачерпнул Покровский поварешкой из котелка. -- Это ведь особый безалкогольный глинтвейн, изготовленный по рецепту барона Покровского. -- Какого именно? -- попросила уточнить Чаликова. -- Ивана, -- ответил помещик. -- Надо же и мне вносить свои традиции. В этот глинтвейн входят те же составляющие, что и в обычный, только вместо вина я заливаю виноградный сок. -- И Покровский продекламировал: -- Собак шумливый караван Кружился под березкой тощей. Ты налила глинтвейн в стакан, Подаренный когда-то тещей... -- Это вы сочинили прямо сейчас? -- восхитился Дубов. -- Да нет, не сейчас, -- скромно ответил поэт. -- И не я. Это стихи моего покойного друга, поэта Самсона Эполетова, мир его праху. -- Тут в дверь постучали. -- Да-да, заходите! -- крикнул хозяин. Вошла Татьяна Петровна и протянула Дубову листок: -- Это от инспектора Лиственицына. Когда дверь за госпожой Белогорской закрылась, Дубов вслух зачитал: -- "После покидания кладбища объектами П., Д. и Ч. (то есть нас с вами, пояснил Дубов) объект М. (Александр Мешковский) извлек из чемодана конфигурации "дипломат" бутыль горючей жидкости емкостью 1л и две бутылки пива "Сенчу" емкостью 0,5л каждая и при соучастии объекта К. (Софья Кассирова) произвел смешение вышеупомянутых ингредиентов в соотношении приблизительно 1:1 в стаканах граненой формы вместимостью 0,2л, после чего зафиксировано коллективное поглощение данного раствора внутрь оральным способом..." -- Чего-чего? -- не разобрал Покровский. -- Ну, смешали водку с пивом и выпили. Орально, то есть через рот, -- пояснил Дубов. -- A что, можно как-то иначе? -- удивился поэт. Дубов с сомнением пожал плечами и продолжил чтение: -- "По достижении состояния опьянения средней тяжести объект C. (кинорежиссер Б. Святославский) приступил к издательству нечленораздельных звуков анально-орального происхождения, именуемых последним народной песней коренного населения Республики Кения, сопровождаемому движениями ног, головы и прочих конечностей объекта К. в ритме, определяемом последним как "Макарена". При этом объект М. предпринимал попытки сексуального приставания к инспектору Лиственицыну и сотрудникам наружного наблюдения. Между 20.00 и 20.30 вышеупомянутые объекты переместились в позу горизонтального положения на территории зоны захоронений в состоянии алкогольного опьянения, визуально характеризуемого как выше средней тяжести". -- Какой слог! -- восхитился Покровский. -- Чувствую, мне больше в поэзии делать нечего. -- Вася, а что, разве про баронессу ничего не сказано? -- с тревогой спросила Чаликова. -- Ну как же, вот и про баронессу: "Объект A. (баронесса Xелен фон Aчкасофф), принимая номинальное участие в вышеописанных антиобщественных деяниях, имитировала оральное употребление водочно-пивного конгломерата путем незаметного для остальных объектов выплескивания последнего на поверхность почвы. В дальнейшем объект A. постепенно удалился в неосвещенную часть зоны захоронений и утратил доступность к наблюдению себя". -- Я так и думала, -- озабоченно пробормотала Надя. -- Кажется, нам пора. -- Да, пожалуй. -- Дубов допил глинтвейн и вскочил с кресла. -- Нет-нет, господин Покровский, оставайтесь пока здесь, в случае надобности мы вас позовем. -- Я так и полагала, что баронесса приступит к решительным действиям не откладывая, -- вполголоса говорила Надя, когда они спускались по лестнице. -- Она же умный человек и не могла не понять -- раз из архива пропало свидетельство о смерти Николая Покровского, которого она именует "Свинтусом", то это не просто так. A узнав от Татьяны Петровны, что в библиотеке побывали именно мы с вами... На первом этаже им повстречался доктор Белогорский. -- Семен Борисыч, будьте в готовности, -- сказал ему Дубов. -- Возможно, понадобится ваша помощь. -- Помощь ветеринара? -- чуть удивился доктор. -- Скорее, врача широкого профиля, -- прибавил шагу Василий. -- A кстати, Надя, куда мы с вами идем? -- В неосвещенную часть кладбища, -- ответила Надя. -- Именно туда, куда отправилась баронесса фон Aчкасофф, согласно отчету инспектора Лиственицына. На кладбище, куда почти не доходил свет немногих освещенных окон, царил таинственный полумрак, а отдаленные уголки и вовсе утопали в черной тьме, сливаясь с окрестными болотами. Василий включил фонарик, и в его неверном свете Чаликова вновь увидела то, что уже имела счастье лицезреть несколько дней (вернее, ночей) назад -- то есть валяющихся среди могил поэтесс, кинорежиссеров и рекламных агентов. Инспектор Лиственицын и трое его помощников мирно дремали, сидя на траве и прислонившись к одному из памятников. -- Господа, вставайте, вас ждут великие дела! -- вполголоса пробудил их Дубов. -- И постарайтесь, насколько возможно, соблюдать тишину. Василий Николаевич прикрыл ладонью фонарик, и пять человек, ведомые Надеждой, гуськом двинулись во тьму. Надя, успевшая хорошо изучить планировку родового кладбища Покровских Ворот, знала, куда идти, и уверенно вела стражей закона к склепу первого из баронов Покровских -- Саввы Лукича. По знаку Чаликовой процессия остановилась, и Дубов снял ладонь с фонарика. В мерцающем свете возникла замшелая каменная гробница, вокруг которой, пытаясь сдвинуть массивную верхнюю плиту, сновала тщедушная фигура бакалавра исторических наук баронессы Xелен фон Aчкасофф. Она была столь увлечена этим занятием, что даже не заметила новопришедших. -- Осквернение могил, -- прервал зловещее молчание инспектор Лиственицын. -- Согласно статье 127 УК Кислоярской Республики... Баронесса встала как вкопанная, но тут же овладела собой: -- Ну что вы, господа, какое осквернение. Наоборот, я хотела ее очистить, чтобы лучше были видны надписи... -- И выбрали для этого самое темное время суток? -- вступила в беседу Чаликова. Дубов тем временем примерялся к крышке склепа. -- Василий Николаич, все сказанное госпоже баронессе относится и к вам, -- осадил его Лиственицын. -- Господин инспектор, я имею все основания полагать, что если не сегодня, то в самое ближайшее время эта гробница подвергнется самому настоящему разорению. И, боюсь, не только со стороны баронессы фон Aчкасофф. Поэтому я прошу вашей санкции на превентивную эксгумацию. -- Ну ладно, -- махнул рукой инспектор. -- Но под вашу ответственность. -- Приступаем! - тут же, пока инспектор не передумал, скомандовал детектив. Он и трое помощников инспектора взялись за плиту, и та, сначала чуть дрогнув под мощным напором, нехотя сдвинулась с того места, на котором стояла более ста лет. -- Теперь вы понимаете, почему я не пригласил с собой господина Покровского, -- шепнул Василий Надежде. -- Ну что ж, ваша взяла, -- спокойно сказала баронесса, когда плита была сдвинута достаточно широко, чтобы внутрь свободно мог пройти человек. -- Наслаждайтесь плодами своей победы. Однако путь к плодам победы, открывшийся в зияющем провале склепа, оказался не столь прямым. Когда Дубов и Чаликова спустились по замшелым ступенькам в пахнущее затхлостью и плесенью подземелье, их ждал новый сюрприз. Посреди склепа на каменном возвышении стоял гроб, но крышка валялась на полу. В гробу из мореного дуба лежала хорошо сохранившаяся мумия, державшая в руках на груди довольно большой ларец. Но старый барон Покровский был в склепе не один -- здесь же находились еще двое людей, увы, живых, которые пытались вырвать ларец из цепких объятий мертвеца. И Чаликова даже в скудном освещении сразу их узнала -- то были натуралист Степанов (то есть господин Каширский) и дама в черном, иначе говоря, Анна Сергеевна Глухарева. Теперь, когда она была вблизи, Надя сразу узнала знаменитую авантюристку, с которой ей уже не раз приходилось сталкиваться и в нашей, и в параллельной реальностях. Оба осквернителя вечного покоя были так заняты своим черным делом, что даже не заметили появления конкурентов. "Как они сюда попали?", подумала Надя, но в этот момент Анна Сергеевна, резко обернувшись, ударила Дубова по руке, и фонарик упал на пол. В наступившей кромешной тьме послышались звуки смертельной борьбы, и когда в гробницу, поскользнувшись и скатившись по ступенькам, ворвался сам инспектор Лиственицын со включенной зажигалкой, преступной парочки в склепе уже не было, лишь в углу зиял широкий подкоп. -- Черт, опять упустил, -- потирая коленку, встал с холодного пола Василий. -- Но шкатулка-то на месте, -- радостно заметила Надя. Действительно, ларец по-прежнему находился в руках мумии. Тут в склеп с горящей свечкой спустилась баронесса фон Aчкасофф, а следом за нею -- старший помощник инспектора. -- Гляньте, куда они исчезли, -- велел ему Лиственицын. -- Только будьте осторожны. -- Есть. -- Помощник тут же исчез в подкопе. -- Так вот ты какой, барон Савва Лукич, -- прошептала госпожа Хелена, склонившись над мумией. -- Что будем делать? -- деловито спросил инспектор. Дубов осторожно разжал скрюченные пальцы барона и высвободил ларец: -- Приведем все в божеский вид, а шкатулку отдадим законному наследнику. -- C этими словами сыщик, передав ларец Наде, вернул крышку гроба на прежнее место. В этот миг из подкопа появился весь перепачканный в земле помощник инспектора: -- Лаз выводит на дно канавки, но преступники успели скрыться. Прикажете снарядить погоню? -- Какая уж там погоня, -- безнадежно махнул рукой инспектор. -- Придется объявлять в розыск. -- Да, это не помешает, -- кивнул Дубов. Видя расстроенность чувств господина Лиственицына, детектив не стал его огорчать еще больше рассказами о параллельном мире, находясь в котором Глухарева и Каширский становятся недоступны Кислоярским правоохранительным органам. А в том, что после неудачи в Покровских Воротах парочка авантюристов отправится именно туда, Василий не сомневался. -- Ну что ж, кажется, пора наверх, -- вздохнул инспектор. И все пятеро, не говоря ни слова, стали подниматься по ступенькам прочь из мрачного сырого подземелья. -- Крышку до конца не надвигайте, -- сказал Дубов сотрудникам милиции, ожидавшим их наверху. -- Завтра мы с господином Покровским сюда спустимся и заделаем подземный ход. Когда это распоряжение было выполнено, семь человек, переступая через Мешковского и прочих участников поминальной тризны, двинулись к усадьбе. x x x Уже при входе в дом их встретил доктор Белогорский: -- Ну как, помощь ветеринара не требуется? -- Да нет, все обошлось мирно, -- успокоил его Лиственицын. -- Сравнительно мирно, -- уточнил Василий. -- Как вы думаете, Семен Борисович, наш милейший хозяин еще не спит? -- Думаю, что нет, -- ответил Семен Борисович. И пристально глянул на Дубова: -- Впрочем, если дело неотлагательное, то можно и разбудить. -- Надеюсь, до этого не дойдет, -- сказал Дубов, и они с Надей, оставив инспектора и его помощников попечениям Белогорских, поспешили наверх. -- К чему такая спешка? -- вполголоса спросила Надя. -- Разве что-то изменится, если Ваня узнает о приключениях в баронской гробнице завтра, на свежую голову? -- Завтра на закате мы отправляемся в путь, -- многозначительно промолвил Василий. -- Как, уже? -- удивилась Надя. -- А впрочем, и правда -- чего мешкать? -- Ну вот, а господин Покровский даже еще не знает о своем участии в экспедиции. -- Я же объясняла, почему я не успела... -- Да пустяки, -- махнул рукой детектив. -- Уверен, что он согласится. -- Дубов остановился возле окна. -- А знаете, Наденька, мне вот пришло в голову, что Покровские Ворота чем-то напоминают параллельный мир. Или даже в какой-то степени сами представляют собой, ну, скажем так, отчасти иную реальность. Начнем с того, что в параллельный мир можно попасть, пройдя между столбами на Гороховом городище, а в Покровские Ворота -- тоже между столбами, но только с бараньими головами. Да-да, конечно, это просто забавное совпадение, но вот вы, Надя, прожили тут несколько дней -- неужели у вас не создалось впечатления, будто вы находитесь где-то не совсем в реальном мире? -- Наверное, вы правы, -- подумав, согласилась Надя. -- Сначала, угодив на похороны Кассировой, я подумала, что попала в какой-то, извините, бедлам, но теперь мне уже скорее кажется, что тут просто течет какая-то иная жизнь, причем по своей логике, которая не лучше и не хуже, чем общепринятая -- просто совсем другая. И... И знаете, я затрудняюсь это четко сформулировать, но собственно Иван Покровский здесь почти не при чем. Или, может быть, сказывается влияние пресловутой "аномальной зоны"?.. -- Это я к тому, что господину Ивану Покровскому будет проще, чем нам с вами, привыкнуть к Новой Ютландии и ее обитателям, -- пояснил Дубов. -- Да, пожалуй, -- согласилась Надя, -- но сначала его еще нужно уговорить туда отправиться. -- Ну, это я беру на себя, -- скромно пообещал детектив. Как и предполагал доктор Белогорский, хозяин Покровских Ворот бодрствовал. -- Видимо, произошло нечто непредвиденное? -- тут же спросил он, увидев Надю и Василия. -- Произошло, хотя скорее предвиденное, -- усмехнулся Дубов. -- Но об этом после. А теперь я хотел бы сделать вам одно деловое предложение. -- Мне -- и деловое? -- искренне удивился Покровский. -- Однако я вас внимательно слушаю. -- Ну, если хотите, то считайте наше предложение творческим, -- продолжал Дубов. -- Нам с вами предстоит отправиться в Новую Ютландию и... -- Простите, в какую Новую Ютландию? -- переспросил Иван Покровский. -- Это что-то вроде Новой Каледонии или Новой Гвинеи? Нет-нет, так далеко я не поеду. -- Ну что вы, Новая Ютландия находится отсюда всего в каких-то ста верстах, -- вступила в беседу Надежда. -- А на ковре-самолете так и за несколько часов можно долететь. Дубов укоризненно поглядел на Чаликову, однако Покровский, похоже, предстоящий полет на ковре-самолете воспринял очень спокойно: -- А в чем, так сказать, сущность вашего заманчивого предложения? -- Вам, господин Покровский, предстоит исполнить роль Ивана-царевича и вернуть лягушке ее прежний девичий облик, -- совершенно спокойным и даже обыденным голосом сообщил Дубов. -- А, теперь ясно, -- сообразил хозяин Покровских Ворот. -- Новая Ютландия -- это что-то вроде базы "ролевиков", всяких толкиенистов и пирумистов. Только у вас уклон в русские народные сказки. Вы там летаете на ковре-самолете, расколдовываете царевен-лягушек... Конечно, спасибо вам за это милое предложение, но вряд ли я смогу его принять. -- Нет-нет, господа ролевики и толкиенисты тут не при чем, -- рассмеялся Дубов. -- До Новой Ютландии отсюда и впрямь не более ста верст, но находится она, как бы это сказать, в параллельном мире. -- Василий смолк, ожидая изумления или хотя бы вопросов. Однако Иван Покровский внимательно молчал, и детектив продолжил: -- Основную часть этого славного королевства составляют непролазные болота, и где-то на этих болотах почти два столетия обитает заколдованная лягушка, которую вам предстоит найти и расколдовать. Мы с Надей рассматривали разные варианты, но пришли к выводу, что оптимальный кандидат на роль Ивана-царевича -- вы, уважаемый господин Иван Покровский! Здесь Василий выдержал еще одну паузу. На сей раз хозяин прервал ее: -- Я не совсем понял, куда вы меня приглашаете, хотя уверен, что дурного дела вы бы мне предлагать не стали. Но кто она такая, эта царевна-лягушка? Надя предупреждающе кашлянула, напоминая, что здесь Василию нужно быть очень осторожным. -- Нет-нет, она никакая не царевна, -- ответил Дубов. -- Эту девушку заколдовал некий злой волшебник по имени Херклафф. Вообще-то Василий не любил и не умел врать, и потому построил фразу так, чтобы хотя бы формально не очень удаляться от истины. В словах, что заколдованная девушка никакая не царевна, прямой лжи не содержалось: просто детектив "забыл" упомянуть, что Марфа -- княжна и возможная наследница престола в Белой Пуще, то есть отчасти сродни царевне. Но об этом до поры до времени будущий "Иван-царевич" не должен был знать. Тем не менее, произнеся эту невинную полунеправду, Василий слегка покраснел. К счастью, Иван Покровский не заметил его смущения -- поэта заинтересовало имя колдуна: -- Как вы сказали -- Херклафф? -- А что, вы о нем слышали? -- удивилась Чаликова. -- Читал, -- кратко ответил Иван Покровский и принялся не без осторожности перебирать многочисленные рукописи, книги и газеты, в творческом беспорядке набросанные на столе. Наконец он извлек слегка пожелтевший номер газеты. -- "Не-ат-ка-ри-га рита ави-зе", -- по слогам прочла Надя ее название. -- Вот именно, -- кивнул Иван Покровский. -- Ее мне пару лет назад прислал из Риги мой давний приятель, поэт Валдис Артавс. У них проходил международный фестиваль сексуальных меньшинств с символической свадьбой двух девушек, и господин Артавс по этому поводу опубликовал свои стишки с рисунками. А я взял на себя смелость их перевести. Не для печати, конечно -- у нас в Кислоярске такого просто не поняли бы. -- Хозяин перевернул страницу, и взорам его гостей предстала серия карикатур, а под каждой стояло четверостишие. На одном из рисунков были изображены две девушки под фатами и некто, их венчающий. -- Под венец идут две дамы -- В этом нет особой драмы. Кто здесь "он", а кто "она" -- Знают Бог да сатана, -- на память продекламировал Покровский свой перевод. Другой рисунок представлял собою двух бородатых мужиков, танцующих танго, причем один из них был одет в дамское платье. Подпись гласила: Не дивитесь, дети, глядя, Как танцует с дядей дядя. Если дядя с дядей нежен -- Брак счастливый неизбежен. Отсмеявшись, Надя вновь посерьезнела: -- Все это очень мило, но при чем здесь господин Херклафф? Или он тоже участвовал в розово-голубой тусовке? -- Да нет, просто в этой же газете я наткнулся на любопытную заметку, -- пояснил Иван Покровский. -- Вот здесь, на пятой странице. -- И он стал читать, переводя "с листа". "СТPAШНAЯ CВЯЗЬ ВPEМEН Нередко мы употребляем ставшую классической фразу "Распалась связь времен", хотя не всегда ясно представляем себе ее смысл. Однако порой эта связь дает о себе знать самым неожиданным и трагическим образом. Казалось бы, какая связь может существовать между Магистром средневекового Ливонского ордена и спившимся слесарем -- нашим с вами современником? Магистр Ливонского ордена Вальтер Альфред Плеттенберг фон Скибур -- загадочная и противоречивая личность, заслуживающая специального исследования. Здесь мы отметим только, что в свое время он едва не попал под суд инквизиции за связь с сатанинскими силами. Личность слесаря Раймонда Б. была примечательна в основном его неумеренной тягой к вину, а также тем, что нередко, будучи под хмельком, он произносил странные фразы прорицательного характера, которые окружающие принимали за пьяный бред. Однако иного мнения придерживалась его сожительница Нина A. Она догадывалась, что Раймонд в нетрезвом состоянии "выходит в астрал", становясь посредником между "этим" и "тем" мирами. Так, неоднократно Раймонд Б. передавал информацию о предстоящих повышениях цен на продукты, что позволяло Нине A. сделать заблаговременные покупки. Но однажды, выйдя из "алкогольного астрала", Раймонд сообщил, что дух магистра Плеттенберга фон Скибура (кстати, предупреждавшего в 1991 году о "павловской" денежной реформе) назвал ему место в одном из замурованных подвалов Старой Риги, где он спрятал сундук с золотом и драгоценностями. Нечестивый магистр велел Раймонду половину ценностей оставить себе, а на оставшееся построить в Риге храм и назвать его именем св. Альфреда. Услышав такое и не дожидаясь, когда ее сожитель расскажет об этом кому-то еще, Нина A. стала действовать. Она напоила Раймонда "Роялем" и столкнула с третьего этажа, инсценировав несчастный случай. Однако это злодеяние не пошло впрок корыстолюбивой женщине. Для того, чтобы проникнуть в подвал, ей был необходим сообщник. И Нина A. не нашла ничего лучшего, как обратиться с своему знакомому Андрису P. В прошлом Андрис был достойным членом общества, работником правоохранительных органов. Однако, оставшись после августа 1991 года не у дел, он резко изменил род деятельности, став самогонщиком. Это неблаговидное занятие было нужно ему не только как средство для прожития, но и для того, чтобы предаваться главному увлечению своей жизни -- кабалистике и черной магии. C их помощью Андрис P. надеялся удовлетворить свои корыстные (а, возможно, и политические) амбиции. И вот к такому человеку обратилась за помощью Нина A. Вполне естественно, что Андрис возжелал сам завладеть богатством Магистра Ливонского ордена. Предложив на прощание тост "за успех предприятия", он незаметно влил в бокал Нине A. одно из своих зелий, от которого та потеряла ориентацию в пространстве и времени и трагически погибла под колесами трамвая. Однако и Андрис Р. не успел воспользоваться полученными сведениями, став через несколько дней жертвой "бытового убийства", хотя и не очень свойственного для нравов Латвии. Выражаясь сухим языком протокола, гражданин P. был съеден некими супругами-алкоголиками, покупавшими у него самогон. Даже видавшая виды следователь прокуратуры Галина К. едва не потеряла сознание, увидев посреди комнаты тщательно обглоданный скелет своего бывшего коллеги. На самом же деле все обстояло значительно сложнее, и подлинную картину последнего (последнего ли?) акта этой драмы сумел воссоздать известный рижский экстрасенс и белый маг АЛЕКСАНДР СКАРС. Вот что он рассказал нашему корреспонденту: -- O том, что самогонщику-чернокнижнику Андрису P. стало известно что-то важное, колдовским путем разузнал его коллега, широко известный в узких метафизических кругах черный маг Херклафф. Вряд ли он имел определенный план действий, когда шел к Андрису, но неожиданно ему помогли внешние обстоятельства. Когда два чародея вели научную дискуссию о темной энергии, исходящей из мумифицированных тел непогребенных покойников, в дверь позвонили. Гость вышел на кухню, а хозяин впустил в квартиру супругов Анну и Рихарда Б., которым он сбывал самогон. Правда, супруги-алкоголики не догадывались, что Андрис использовал их в своих корыстных целях. Он добавлял им в канджу составы, почерпнутые из книги "Каббала", при помощи которых собирался превратить их в послушных зомби и их руками совершать ограбления и диверсии. Однако из-за передозировки "эликсира агрессивности" его алкоголики из "подопытных кроликов" превратились в страшных монстров, задушивших Андриса, хотя и не до смерти, и забравших весь находившийся в наличии самогон. Вернувшийся в комнату после их ухода колдун Херклафф, пользуясь беспомощным состоянием Андриса, заставил его открыть тайну, после чего хладнокровно его съел. Мы не знаем, овладел ли Херклафф золотом Магистра Ливонского ордена, и если да, то на какие злодеяния его употребил. Возможно, что он сам стал очередной жертвой в этой цепи страшных событий, ибо уже несколько недель его никто не видел, а из квартиры, где он прописан, по ночам раздаются дикие звуки, напоминающие волчий вой, изредка прерываемый вороньим карканьем. И пускай эта жуткая и поучительная история послужит предостережением нашим читателям, прежде чем они положат глаз на ценности, им не предназначенные, или вступят в рискованные контакты с потусторонними силами". -- Это он! -- воскликнула Чаликова, когда хозяин закончил чтение. -- Херклафф сам говорил мне, что постоянно жительствует в Риге, причем и в "нашей", и в "параллельной". И, как видите, не только живет, но и творит свои мерзости! -- Погодите, но вы, кажется, говорили, что девушку он заколдовал около двухсот лет назад, -- вспомнил Покровский. -- Неужто этот Херклафф такой старый? -- Ну, выглядит он довольно молодо, -- пожала плечами Надежда. -- Однако лет ему действительно много. Он утверждает, что это благодаря здоровой жизни и правильной диете. -- Вегетарианской, -- усмехнулся Дубов. -- Скажите, а кто автор этой жуткой статьи? -- спросила Надя. Иван Покровский глянул в газету: -- Некто А.Пурвс. -- А, так я же с ним знакома! -- обрадовалась Чаликова. -- Еще с восемьдесят восьмого года, когда была в Риге на первом съезде Народного фронта. В качестве внешкора "Московских новостей". Если б вы знали, с какими людьми я там познакомилась -- Дайнис Иванс, Виктор Авотиньш, Элита Вейдемане... Дубов пожал плечами -- ему эти имена мало о чем говорили. Покровский же чуть заметно улыбнулся -- изредка получая газеты из Риги, он был в курсе того, чем теперь занимаются названные Чаликовой журналисты, ветераны народного пробуждения, но чтобы не огорчать Надежду, вернулся к прежнему разговору: -- Насчет вашего предложения -- вы твердо уверены, что эту задачу смогу выполнить только я? -- Да, -- твердо ответил Дубов. Чаликова столь же уверенно кивнула. -- Тогда я согласен, -- решительно заявил хозяин Покровских Ворот. -- Когда отправляемся? -- Завтра на закате, -- ответил Василий. -- Но если вас этот срок не устраивает, то можно и отложить... -- Нет-нет, отчего же, завтра так завтра, -- поспешно сказал Покровский. -- Все равно никаких неотложных дел у меня теперь нет, а с прочими прекрасно справится Татьяна Петровна. -- Ну что ж, вот и замечательно, -- подытожил Василий Дубов. -- А сейчас позвольте вас покинуть -- меня ждет инспектор Лиственицын, дабы обсудить следственные вопросы. Надя поможет вам собраться в дорогу. -- С удовольствием, -- кивнула Чаликова. -- Тем более что вам, Наденька, это привычнее по роду занятий, -- улыбнулся Василий. -- Ну, до утра. С этими словами детектив покинул хозяйскую комнату, а Надя решительно приступила к делу: -- Значит, так. Поскольку отправляться нам с вами придется в болотную местность, то пункт первый -- резиновые сапоги. Второй пункт -- рюкзак. -- Сапоги у меня есть, -- тут же ответил Покровский. -- Иначе нельзя -- у нас тут местность тоже весьма болотная. А вот насчет второго пункта -- сомневаюсь. -- Это я предполагала, - рассмеялась Надя, -- и потому захватила для вас замечательный рюкзачок. Затем -- непромокаемый плащ с капюшоном, соль, спички... Когда через полчаса Чаликова дошла до сто двадцать восьмого пункта -- складного ножика и походной посуды -- Иван Покровский взмолился: -- Наденька, эдак ведь и трех рюкзаков не хватит! -- Положитесь на опытного путешественника, -- уверенно заявила Надя. -- Так все уложим, что и для провианта место останется. Кстати, чуть не забыла: пункт сто двадцать девятый -- чай в пакетиках и суп в кубиках. Это много места не займет, а в походе пригодится... Почти до утра продолжались сборы, а когда вещи были уложены, то Чаликова и сама слегка удивилась: все намеченное прекрасно влезло в рюкзак, и даже осталось немного свободного места. x x x ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ Холодные лучи осеннего солнца заливали просторную комнату Ивана Покровского на втором этаже родового поместья почтенных баронов. У камина, зябко кутаясь в шаль, баронесса Хелен фон Aчкасофф согревала руки над тлеющим огнем. Татьяна Петровна Белогорская, примостившись на оттоманке в углу комнаты, вязала варежки, а рядом с ней Семен Борисович штудировал журнал "Российский ветеринар". За письменным столом, заваленным стихотворными опусами и предназначенными к переводу книгами на разных иностранных языках, сидели журналистка Надежда Чаликова и инспектор Лиственицын. Надя что-то записывала в блокнот (возможно, наброски к будущему материалу для газеты), а инспектор с тоскливым нетерпением поглядывал на старинные часы, обе стрелки которых верно, но уж очень медленно приближались к числу "12". Посреди стола, среди отодвинутых бумаг, стоял тот самый ларец, который Дубов отбил ночью у парочки авантюристов. -- Ну что, может быть, приступим? -- нарушил затянувшееся молчание инспектор Лиственицын. -- Нет-нет, -- решительно возразила Надя. -- Без Василия Николаевича, а уж тем более без законного наследника -- ни в коем случае! -- Но поймите и меня, -- вздохнул инспектор, -- я ведь не могу тут сидеть бесконечно. -- Это было очень мило с вашей стороны, -- подсластила Чаликова инспектору горечь служебного простоя, -- что ваши помощники любезно согласились подбросить до города господ Мешковского, Кассирову и Святославского. А заодно и "Мерседес" -- сам господин Мешковский едва ли способен его вести. Было бы весьма нежелательно, если бы сия милая публика сейчас крутилась у нас под ногами. Снова наступила тишина, лишь явственно тикали часы на стене, отсчитывая последние мгновения до открытия тайны, будоражившей умы многих поколений кладоискателей. На сей раз молчание нарушила баронесса фон Aчкасофф: -- Госпожа Чаликова, я признаю свое поражение -- вы меня опередили. Но объясните, как вы вышли на верное решение? Если это, конечно, не секрет. -- Нет, конечно, -- ответила Чаликова, -- теперь это уже не секрет. Ко мне совершенно случайно попали кое-какие бумаги, из которых следовало, что клад спрятан "под знаком Овна", то есть под бараном, но сперва нужно переправиться через какую-то реку в северном направлении. И неожиданно отгадку мне подсказал ни кто иной как Иван Покровский. -- Каким это образом? -- заинтересовалась Татьяна Петровна, оторвавшись от вязания. -- Он прочел поминальную оду в честь Васи Дубова, в которой были такие слова: "Я через Стикс переправлялся вброд...", и я сообразила, что "река" -- это и есть тот самый Стикс, отделяющий нас от царства мертвых. Тем более что родовой погост находится как раз к северу от усадьбы. -- Но почему вы решили искать именно у Саввы Лукича? -- вопросила баронесса. -- Или вы за мной следили? -- Нет-нет, за вами следили помощники инспектора Лиственицына, -- успокоила ее Надежда. -- A почему у Саввы Лукича? Даже не знаю. Наверно, потому что эта мрачная гробница с самого начала казалась мне странной и таинственной. Ну а вы каким образом, уважаемая баронесса, на нее вышли? -- Методом исторического анализа, -- горделиво ответила госпожа Xелена. -- Я перелопатила десятки тысяч документов в государственных и частных архивах. Я опросила сотни людей. И я выяснила, что первые слухи о сокровищах появились в семидесятых годах девятнадцатого столетия, то есть вскоре после смерти барона Саввы Лукича. Целый ряд устных и письменных свидетельств указывал на то, что клад действительно спрятан "под бараном", но ведь именно так обозвал поручика Покровского император Павел Петрович! Я давно подозревала, что клад следует искать в его склепе, но все медлила, поскольку не знала, как туда вернее забраться. Но тут пришли вы и меня опередили... -- Баронесса вновь повернулась к камину. -- Интересно, как же в таком случае узнали о месте клада те двое -- граждане Глухарева и Каширский? -- задался вопросом инспектор Лиственицын. -- Ведь их научные интересы лежат, если так можно выразиться, в несколько иной плоскости... -- Это вы сможете узнать, когда их поймаете, -- ответила Надя. -- Но, похоже, они действовали не совсем научным "методом тыка" и к тому же по нескольким направлениям -- ведь я помню, как Каширский в дамском платье ночью гремел ломом под столбами... -- Ну, скоро они там? -- нетерпеливо проговорил инспектор. -- Надо же заделать подкоп, -- оторвался от "Ветеринара" Семен Борисович. -- Раз обещали к полудню, значит, будут. -- A с ними еще и Владлен Серапионыч отправился, -- добавила Татьяна Петровна. -- Больно уж ему охота была на мумию взглянуть... В этот миг минутная и часовая стрелка сошлись воедино на числе "12", часы отзвонили двенадцать раз, и с двенадцатым ударом дверь отворилась. Первым в комнате с легким пританцовыванием появился Владлен Серапионыч. Игривый блеск в его пенсне недвусмысленно указывал, что доктор уже успел порядком приложиться к заветной скляночке. Следом за доктором, насвистывая песенку "Три поросенка", ввалился частный детектив Василий Дубов в заляпанном строительном фартуке и с мастерком в руке. Весь вид Великого Сыщика говорил, что и он тоже причастился к серапионычевой скляночке. Последним в комнату проскользнул сам хозяин -- совершенно трезвый, но в пальто, пахнущем сырою землей, и с лопатой, делавшей его похожим на Второго Могильщика из шекспировской трагедии. -- Хорошо, знаете, поработать на кладбище, на свежем воздухе, -- промолвил Покровский, как бы извиняясь, что остальные были лишены такой возможности. -- Простите великодушно, что заставили ждать. Пока Владлен Серапионыч исследовал мумию моего почтенного пращура, мы с Василием Николаевичем замуровывали стенку в склепе и закапывали подземный ход. Будем надеяться, что теперь ближайшие сто лет Савву Лукича никто не потревожит. -- Ну что, может быть, приступим? -- вновь предложил инспектор. -- Да-да, конечно, -- радостно потер руки Василий Дубов и придвинул к себе ларец. Он был сделан из какого-то дерева, особым способом обработанного и потому не подверженного тлению веков, а по бокам обит металлом, уже изрядно заржавевшим. Василий пытался поднять крышку, но та не открывалась. -- Может, кочергой подцепить? -- неуверенно предложил Покровский. -- Нет-нет, не надо портить ценную вещь, -- поспешно возразила баронесса. -- Попробуем сначала вот этим. -- Госпожа фон Aчкасофф просунула руку под стоячий воротничок своей темной блузочки, сняла с шеи скромный металлический крестик, оказавшийся маленьким ключиком, и протянула его Чаликовой. Надя вставила ключ в замочную скважину и осторожно повернула. Раздался скрип, и шкатулка открылась. По комнате распространился неуловимо-приятный запах. -- Похоже, дерево внутри пропитали каким-то ароматическим веществом, -- принюхавшись, отметил Серапионыч и добавил не совсем благозвучное слово по-латыни, смысл которого не уловил никто, разве что доктор Белогорский. Все взоры устремились на таинственный ларец. Надя раскрыла крышку шире, и ее лицо озарилось неподдельным разочарованием. Вместо золота и брильянтов ларец был до краев наполнен какими-то пожелтевшими бумагами, наподобие тех, что находились в "кладоискательской" папке от Федора Иваныча. -- Вот вам и сокровища баронов Покровских, -- развела руками Чаликова. Однако Иван Покровский, похоже, совсем не был расстроен, скорее наоборот: -- Должно быть, это наши семейные реликвии! -- O, да тут стихи! -- воскликнул Дубов, разглядывая верхнюю бумагу. -- Замечательно! -- обрадовался Покровский. -- Значит, мой пращур тоже был поэтом. A для любого поэта его стихи -- главное сокровище. -- Да нет, это, кажется, не его, -- покачал головой Василий. -- Тут какое-то "Послание барону Покровскому". И Дубов медленно, с трудом разбирая мелкий почерк, зачитал: -- Прими сей череп, Савва, он Тебе принадлежит по праву. Тебе поведаю, барон, Его готическую славу... -- Где-то я это слышала, -- покачала головой Чаликова. -- A, ну вот, пожалуйста, -- Дубов зачитал текст, записанный на первом листе "Послания" другим почерком, круглым и разборчивым: -- "Ай да Пушкин, ай да сукин сын! Продал мне это послание за триста рублей, а сам перепосвятил его барону Дельвигу и опубликовал!". -- Это что, автограф Александра Сергеевича?! -- воскликнул Покровский и бережно, будто дитя, взяв верхний листок, принялся благоговейно его разглядывать. -- И, похоже, не единственный, -- Дубов отложил "Послание" в сторону и взял следующий листок, исписанный одним пушкинским почерком: -- "Любезнейший барон Савва Лукич! Прости великодушно, что сыграл с тобой столь нехорошую шутку. Но в знак слабого утешения прими от меня эту скромную безделицу. Твой вечно должник А.Пушкин". Тут еще и стихи, -- добавил Василий Николаевич. -- Позвольте мне. -- Иван Покровский слегка трясущимися руками взял листок и дрожащим голосом прочел: -- Поэт в порыве вдохновенья Стихи прекрасные творит, Но голос внутренний сомненья Ему иное говорит: "O чем хлопочете, поэты, Творцы прелестных небылиц? Что ваши оды и сонеты? -- Их унесут быстрины Леты Степных резвее кобылиц". -- O смолкни, смолкни, дух сомненья, Оставь меня, жестокий глас! Пускай забудутся творенья -- Зато минута вдохновенья Дороже вечности для нас! -- Так это что -- неизданные стихи Пушкина? -- воскликнула Чаликова. -- A старый барон, выходит, был не таким уж бараном, -- как бы про себя проговорила баронесса фон Aчкасофф. -- Нет, ну почему же, не только Пушкина, -- заметил Дубов, продолжавший перебирать бумаги. -- Вот стихотворение Тютчева. -- И детектив с выражением зачитал: -- В ночи, сквозь ветер и пургу, Сияла свечка на снегу. На небе -- ни луны, ни звезд, Лишь свечка озаряла крест. И средь холмов блистал в ночи Свет негасимыя свечи. Светил сквозь тьму тот ясный свет, И ярче света в мире -- нет. -- Гениально, -- развел руками Серапионыч. -- Если бы я был поэтом, то только так бы и писал. -- Ну и что там еще? Василий извлек из ларца незапечатанный конверт, и на стол выпали несколько исписанных листков, а следом за ними -- обломок некогда круглого металлического медальона, украшенного не то восточным узором, не то какими-то непонятными письменами. -- Кажется, тут по-немецки, -- сказал детектив, имея в виду, разумеется, не медальон, а верхний листок. -- Похоже на стихи. А, вот и по-русски. -- "Это стихотворение великого Гете мне подарил его друг и сподвижник Эдуард Фридрихович Херклафф, когда гостил в Покровских Воротах в 1829 году. Моей супруге Наталье Кирилловне он преподнес сей медальон, непонятным образом расколовшийся надвое накануне ее бесследного исчезновения..." "Значит, госпожа Хелена не врала, говоря об исчезновении супруги Саввы Лукича, -- отметила Чаликова. -- Но неужели этот негодяй Херклафф съел и Наталью Кирилловну? А что, с него станется". Василий перевернул листок и прочел: -- И всхлюпывают гады на болоте, И жабы мечутся в бузе, И мухомор расцвел к весне, И выполз уж; уж весь в охоте На головастиков и на ужих, И на своих, и на чужих, Но можно и пиявку; А в тине мечут уж икру -- Видать, совсем невмоготу; По головам, по брюхам, в давку. Но аист, страж морали, тут как тут И по горячим головенкам тюк, тюк, тюк. Мораль и жабе здесь ясна: В икрометаньи тишина нужна! -- Недурно, -- проговорил Серапионыч. -- Похоже на Маяковского. -- Помилуйте, доктор, ведь Маяковский жил много позже! -- воскликнул инспектор Лиственицын. -- Так скорее уж мог бы написать Александр Полежаев... -- "Это стихотворение Гете, которое переложил на русский язык мой крепостной толмач и виршеплет Ивашка Хромой", -- вместо ответа зачитал Дубов. -- "Выполняя последнее пожелание Натальи Кирилловны, я даровал Ивашке и его семье вольную и право в дальнейшем именоваться Покровским, буде он сам того пожелает". Василий переглянулся с Надеждой и незаметно сунул обломок медальона себе в карман. Никто этого даже не заметил, так как все ожидали новых чудес из ларца. -- Василий Николаевич, что там еще? -- нетерпеливо проговорил доктор. -- Лермонтов, -- с готовностью откликнулся Василий Николаевич. -- Приобретено в 1838 году в счет уплаты карточного долга: -- Я умирал вдали друзей, В одном из дальних мест. Был над могилою моей Поставлен белый крест. Стоял один средь бурь и гроз Невзрачный холмик мой, И скоро он совсем зарос Густою лебедой. И почерневший крест упал Под натиском ветров, И уж никто бы не узнал, Где мой последний кров... Иван Покровский вскочил: -- Господа, это... Даже не знаю, что и сказать! Теперь я просто обязан издать все это отдельной книгой, а оригиналы рукописей... Надежда, вы в курсе дела, скажите, где они будут в лучшей сохранности? -- В Пушкинском доме, -- подсказала Чаликова. -- Значит, передадим их в Пушкинский дом, и как можно скорее! -- Позвольте! -- встала вдруг из кресла баронесса фон Aчкасофф. -- Позвольте, господин Покровский, на каком основании вы распоряжаетесь чужой собственностью? -- В каком смысле? -- удивился господин Покровский. -- Эти гениальные творения, как я понял, были совершенно законно приобретены моим предком, бароном Саввой Лукичом Покровским, а я его прямой наследник... -- Ерунда! -- безапелляционно отрезала баронесса. -- Если тут и есть наследник баронов Покровских, то это -- я! -- И, разумеется, претендуете на наследство, -- не без иронии заметила Чаликова. -- Разумеется! -- с вызовом ответила баронесса. -- В таком случае, уважаемая госпожа Хелена, не потрудитесь ли вы обосновать ваши претензии, -- предложил Дубов. -- Да, конечно. -- Баронесса встала у стены в позе лектора общества "Знание" и, вооружившись кочергой вместо указки, стала чертить воображаемое родословное древо. -- По мужской линии род баронов Покровских прекратился в 1918 году с расстрелом Осипа Никодимыча большевиками. Он был правнуком Саввы Лукича и, соответственно, внуком сына Саввы Лукича, Дмитрия Cаввича. Однако кроме сына, у Саввы Лукича и его супруги Натальи Кирилловны была дочка, Евдокия Саввишна, которая вышла замуж за барона Петра Альфредовича фон Ачкасоффа и уехала в Pевель. Вот их-то прямым потомком я и являюсь. Этот крестик-ключик -- единственное, что осталось в нашей семье на память о Покровских Воротах. Разумеется, я представлю и архивные изыскания, подтверждающие мои права на наследство. Но одно доказательство могу привести уже сейчас. -- Баронесса подошла к портрету Натальи Кирилловны и, встав на цыпочки, прикрыла согнутой ладонью длинные золотистые локоны, окаймляющие лицо первой баронессы Покровской. -- Ну и ну! -- вырвалось у доктора Cерапионыча. Со старинного полотна глядело лицо бакалавра исторических наук баронессы Xелен фон Aчкасофф. -- Ну хорошо, настоящая наследница -- это вы, -- сказал Иван Покровский, когда общее изумление улеглось. -- Но кто же в таком случае я? -- Никто, -- презрительно бросила баронесса. -- Мало ли на свете Покровских? Впрочем, ответ на ваш вопрос мы уже услышали пять минут назад, когда Василий Николаич зачитывал перевод из Гете. Очень даже возможно, что вы происходите как раз от крепостного стихотворца Ивашки Хромого... ваше бывшее сиятельство! -- Вот насчет бывшего не надо, -- учтиво возразил Покровский. -- Ведь это вы сами, уважаемая баронесса, убедили не только меня, но и высокие государственные инстанции, что именно я, поэт Иван Покровский -- наследник тех самых баронов. Спрашивается, зачем? -- Да, да, зачем? -- поддержал Дубов. -- Баронесса, мы ждем от вас объяснений! Так как баронесса молчала, явно считая ниже своего достоинства давать объяснения потомку своих бывших крепостных, а уж тем более частному детективу, то слово взяла Надя Чаликова: -- Думаю, что наша дорогая баронесса была заинтересована не столько в родовой усадьбе, которая не приносит никакого дохода, сколько в сокровищах баронов Покровских. И ей нужно было поселить в Покровских Воротах якобы законного наследника, чтобы самой по-тихому и без помех искать сокровища. И добро бы просто искала их и никого не трогала! Нет, этого баронессе показалось мало. Она решила напустить вокруг усадьбы мистического туману, убедив господина Покровского устраивать здесь эти бредовые похороны живых людей -- якобы такова традиция баронов Покровских. Она даже самое банальное убийство Ника Свинтусова умудрилась облечь в сверхъестественные одежды, связав со смертью барона Николая Дмитрича сто лет назад. Правда, для этого ей пришлось возвести поклеп на своего пращура, превратив добропорядочного помещика в какого-то развратника по кличке "Свинтус" и заставив его быть растерзанным на болоте диким кабаном. Но чего не сделаешь, на какую фальсификацию истории не пойдешь ради достижения своей цели! И я просто уверена -- если бы в этой шкатулке оказались не столь ценные реликвии, а, скажем, старые векселя и утратившие ценность царские ассигнации, то баронесса даже не стала бы заявлять о своем происхождении и, следовательно, правах на наследство. Или я ошибаюсь, дорогая баронесса? -- Какая вы у нас догадливая, -- саркастично процедила баронесса, вновь садясь в кресло перед камином. В комнате опять повисла зловещая пауза, которую прервала Татьяна Петровна Белогорская: -- Хеленочка, но тут что-то не сходится. Совсем недавно вы доказывали на каждом углу, что законный наследник -- это Иван Покровский, а теперь что же, будете опровергать собственные доводы? -- Да, вы правы, -- спокойно ответила баронесса, вороша угольки в камине. -- Но придется пройти и через это, ведь ставка слишком велика. Только за одно стихотворение Пушкина я получу... -- A там еще и неизвестные стихи Баратынского, Фета, A.К. Толстого, и даже "Пятый, эротический сон Веры Павловны", не вошедший в "Что делать?" Чернышевского, -- скромно заметил Дубов, который продолжал усердно изучать содержимое ларца. -- A это что?! -- вскрикнул Василий, достав со дна объемистую папку. -- Господа, держитесь крепче, чтобы не упасть на пол. -- И детектив торжественно прочел: -- "Н.В. Гоголь. Мертвые души, или Похождения Чичикова. Том второй". И пометка барона Покровского: "A хитрец был Николай Васильевич, царствие ему небесное. Черновик сжег, а беловую рукопись продал мне за десять тысяч руб. серебром". Это последнее сообщение вызвало у всех присутствующих поистине гоголевскую реакцию, сравнимую разве что с немой сценой из "Ревизора". Первым пришел в себя доктор Серапионыч. -- Так, может быть, не будем доводить дело до суда? -- прокашлявшись, предложил он. -- Просто поделите эти рукописи. Так сказать, по-родственному. Ванюша пускай возьмет стихи, а баронессе я отдал бы "Мертвые души" вместе с Чернышевским. -- A тут есть одна вещичка как раз для баронессы, -- добавил Дубов. -- Карамзин, "Половая жизнь Иоанна Грозного". Подарено "дорогому другу Савве Лукичу, поскольку ценсоры все равно не пропустят". -- Я согласен, -- махнул рукой Иван Покровский. -- A вы, сударыня? -- обратился к баронессе Серапионыч. -- A что мне остается делать? -- с некоторым притворством вздохнула Xелен фон Aчкасофф. -- Согласна! -- Погодите, -- вступила в разговор Татьяна Петровна. -- Я, конечно, не хочу вмешиваться в дележ наследства, но усадьба нуждается в ремонте и реставрации. Я тут произвела расчеты и составила смету, что на все работы потребуется тридцать тысяч долларов. Нельзя ли что-нибудь из этих произведений продать, а на вырученные средства привести в порядок Покровские Ворота?.. -- Вы полностью правы, Татьяна Петровна, -- величественно кивнул Покровский. -- Неужели придется продать Пушкина? -- Нет-нет, господин Покровский, Пушкина продавать не надо, -- сказал Дубов. Он по-прежнему усердно разбирал рукописи. -- Насколько я знаю, на Западе весьма ценят русского писателя Dostoyevsky. A в шкатулке имеется рукопись повести, которую Федор Михайлович, если верить пометке барона, отдал Савве Лукичу в залог под сумму триста рублей в надежде вернуть, коли повезет в рулетку. Но, видимо, не повезло. A за такую рукопись на любом "Сотби" можно получить даже не тридцать тысяч, а много больше. -- Ну вот и прекрасно, так и сделаем, -- подытожил Иван Покровский. -- Вы не против, баронесса? -- Против, -- решительно ответила баронесса. -- Я, конечно, не отрицаю, что мое родовое гнездо нуждается в реставрационных работах, но считаю, что выручка за Достоевского должна быть поделена иначе... Почуяв, что спор из-за наследства грозит затянуться надолго, Василий вынул свой блокнот, черкнул на листке несколько слов и, сложив, передал его Ивану Покровскому. Хозяин усадьбы развернул записку и прочел: "Не забудьте о нашем уговоре. Ждем вас в Pokrow's Gate". Иван кивнул и, поднявшись за столом, объявил: -- Господа, предлагаю ненадолго прервать наши высококультурные занятия и слегка откушать. -- Да-да, конечно же! -- подхватила Татьяна Петровна. -- Обед уже готов, остается лишь подогреть. Все, кто был в комнате, словно того и ждали -- вскочили с мест и повалили к двери. Лишь баронесса выглядела не очень довольной -- видимо, она уже всерьез настроилась от всей души поторговаться, и тут приходится делать перерыв. К хозяину подошел инспектор Лиственицын: -- Ну что ж, благодарю за радушный прием, но мне и впрямь пора в город. -- А пообедать? -- удивился Иван Покровский. -- Извините, некогда. К тому же на свободе два опасных преступника -- Глухарева и Каширский. -- Ну что ж, не смею задерживать, -- вздохнул Покровский. -- Хотя, право, остались бы... Хозяин лично проводил инспектора до служебной машины, а когда та с шумом отъехала, поспешил в обеденную залу, чтобы помочь Татьяне Петровне накрыть на стол. -- Видите ли, какое дело, -- вполголоса сказал Иван Покровский, расставляя по столу тарелки, -- мне как раз сейчас, то есть после обеда, нужно уезжать, а этот клад свалился просто как снег на голову. То есть я, конечно, искренне рад, что нашлись неизвестные произведения знаменитых авторов, но... -- Скажите, что от меня требуется? -- Татьяна Петровна открыла крышку котла, который только что принес Семен Борисович, и принялась разливать по тарелкам кислые щи, приятно отдающие чесноком и укропом. -- В общем-то немного, -- улыбнулся Иван Покровский. -- Уважаемая Татьяна Петровна, вы не будете против, если я назначу вас своим представителем на переговорах с госпожой баронессой? -- И что я должна делать? -- по-деловому спросила Татьяна Петровна. -- Я полагаюсь на ваш художественный вкус. И на ваш, Семен Борисович, тоже. Постарайтесь, чтобы наиболее ценные художественные произведения не попали в руки баронессы. А то, знаете, у меня есть подозрение, что она поступит с ними так же, как покойный Савва Лукич. И нам придется еще сто лет ждать, пока они станут общим достоянием... -- Сделаю все, что смогу, -- твердо пообещала Татьяна Петровна. -- А если не секрет, Ваня, куда это вы так спешно собрались? Это я к тому, что если вас будут искать, то что отвечать? -- Ну, отвечайте, что я отбыл в Новую эту, как ее, Зеландию, превращать лягушку обратно в девушку. -- А вы все шутите, -- рассмеялась Татьяна Петровна. Семен же Борисович кинул на Ивана быстрый проницательный взгляд, но ничего не сказал. За обеденным столом, к общему удивлению, оказалось меньше людей, чем столовых приборов: отсутствовали Дубов и Чаликова, покинувшие усадьбу, в отличие от инспектора Лиственицына, по-английски, то есть не прощаясь. И в то время, когда хозяева и гости Покровских Ворот вкушали постные щи, Василий и Надежда неспешно брели по пустынной дороге, любуясь осенним увяданием природы и вдыхая приятный торфяной запах, который явственно долетал к ним от скрытых за перелеском болот.  * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЗОЛОТАЯ СТРЕЛА *  Дверь в преисподнюю andris_purvs@hotmail.com x x x x x x ДЕНЬ ПЕРВЫЙ В темном подвале было неуютно и сыро. Где-то во мраке попискивали крысы. Где-то мерно падали капли воды, звонко отсчитывая вечность. Двое узников, кое-как устроившись на куче полусгнившей соломы, тихо переговаривались. Видимо, не столько из опасения, что их кто-то может услышать, сколько из-за давящего мрака, наползающего со всех сторон. -- Наверное, это ошибка, -- пытался один из них успокоить себя и своего товарища. -- Утром все выяснится, и нас отпустят. -- Правда, в его голосе не чувствовалось уверенности. -- Едва ли, -- отвечал высокий голос. -- Никогда здесь таких нравов не бывало, чтобы гостей хватали -- и в темницу. И куда король только смотрит? -- Не исключено, что это он нас сюда и упрятал, -- предположил первый, -- чтобы уберечь от еще больших бед. -- A давайте подымем шум, -- предложил обладатель высокого голоса, -- может, чего и добьемся. -- И, не дожидаясь ответа, возопил: -- Эй, долго еще нас тут будут держать?! -- Бесполезно, -- вздохнул первый узник, но тут с противным скрипом приоткрылась дверь, и в нее просунулся человек с тусклым светильником в руке. Заключенные тщетно пытались разглядеть его лицо, скрытое под огромным капюшоном. -- Ну, кто тут гомонит? -- зло проговорил стражник хриплым голосом. -- Молчать, суки, а то замочу! -- И, дохнув перегаром, он вышел вон. Неприятно лязгнул несмазанный запор. -- Какие изысканные манеры! -- насмешливо проговорил ему вслед первый узник, но тут второй схватил его за руку: -- Тише! И действительно, за дверями заслышались крики и звуки борьбы. A минуту спустя двери темницы распахнулись, и внутрь, словно кули с мукой, влетели хам-стражник и два других в таких же капюшонах. Следом за ними в проеме дверей возник широкий приземистый силуэт, а у него из-за плеча высовывался еще один -- более высокий и худощавый. Узники на всякий случай забились в темный угол и со смешанным чувством страха и надежды наблюдали за происходящим. Тем временем двое неизвестных вошли в камеру. -- Молчать и не двигаться! -- прорычал широкоплечий господин, угрожающе размахивая огромным мечом. Главный стражник попытался было сунуть руку за пазуху, но, получив чувствительный удар кованым сапогом по голове, застыл без сознания. Второй налетчик вытащил из кармана клубок веревок, и они вдвоем быстро связали всех троих стражников, а напоследок засунули им во рты кляпы. Впрочем, те лишь мелко дрожали и даже не пытались оказать какого-либо сопротивления. -- A где же узники? -- вопросил обладатель меча, когда с тюремщиками было покончено. Его помощник поднял с пола фонарь и посветил в угол: -- Да вот они! Сидят за решеткой в темнице сырой... -- Вы свободны! -- с пафосом провозгласил человек с мечом. -- Наши кони ждут вас! -- Мы никуда с вами не пойдем! -- решительно отказался первый узник. -- К утру недоразумение выяснится, и нас так и так отсюда выпустят. -- A вас мы, извините, не знаем, -- добавил его товарищ. -- Что? -- возмутился меченосец. -- Старых друзей не узнаете? -- Тут же темно, -- примирительно сказал его спутник и приподнял фонарь, осветив лица обоих налетчиков. -- Ах, вот оно что! -- радостно протянул первый узник, а второй от избытка чувств даже расцеловал нежданных гостей. -- Ну, поехали, -- растроганно прогудел широкоплечий господин, и все четверо спешно покинули темницу, поплотнее захлопнув дверь.