сидевшего у нее на плече Караха (Элкон с контрабандно протащенным сюда компьютером заперся в своих покоях, дабы подключиться к системе восьмого департамента и своими глазами увидеть, что происходит в Заречье). Вдоль стены уже было расставлено десятка два полотен, и возле них в претенциозной позе -- этакая смесь скромности и творческой гордости -- стоял пухлощекий молодой человек примечательного облика. На нем, правда, был тартан геральдической расцветки -- но его комически дополняли блуза из грубого полотна, в какой, Сварог помнил, ходили ронерские маляры, высокий колпак из белого шелка, расписанного яркими полосами и зигзагами. Вместо золотой дворянской цепи на шее красовалась серебряная, и на ней висел медальон с изображением мифологической птицы Сирин -- символ Сословия свободных искусств и творческого вдохновения. Такие Сварог уже видел, но они всегда были довольно скромных размеров, а не с тарелку величиной. -- Вот в таком виде он по столице и шляется, -- шепотом наябедничал Таварош. -- Не пойми что. Супруга глаза выплакала, знакомые злословят... Каменоломни и не таких перевоспитывали... -- Ну, бросьте, -- так же шепотом ответил Сварог. -- Творческие люди -- народ особый, стоящий выше глупых условностей, а потому... Он замолчал. Он увидел картины -- и содрогнулся. За спиной громко фыркнула Мара. Подойдя поближе и присмотревшись гораздо внимательнее, Сварог громко произнес в пространство: -- Это что, какая-то шутка? -- Государь! -- укоризненным, вальяжным тоном отозвался мастер кисти. -- Я бы не осмелился шутить с высоким искусством... Сварог оторопело пялился на холсты. Разноцветные кляксы, широкие полосы, загогулины и зигзаги, лихие мазки шириной в ладонь, дикое сочетание колеров... -- Позвольте, юноша! -- поднял он бровь. -- Не могу назвать себя тонким знатоком живописи, но должен же быть сюжет и смысл... Что касаемо этого, -- он указал на одно из полотен, -- такое впечатление, будто вы краску с завязанными глазами из ведерок выплескивали... -- Государь! -- вскричал пухлощекий в совершеннейшем восторге. -- Я восхищен вами! С первого же взгляда вы безошибочно определили творческий метод, коим создавалось именно это полотно! -- Он свысока глянул на остолбеневшего Тавароша. -- Дядюшка, вам бы следовало поучиться у его величества, подлинного знатока искусства. Государь, я счастлив обрести в вашем лице... -- Погодите, погодите, -- оборвал Сварог. -- У вас что, все... в таком вот стиле и направлении? -- Государь! -- с чувством сказал молодой человек. -- Простите за похвальбу, но именно я могу считаться творцом этого направления! В основе всякого художественного произведения лежит взгляд творца на окружающий мир. Полотна, на которые вы благосклонно обратили ваше высокое внимание, как раз и являются отражением моего взгляда на мир, моего понимания мира. Я так вижу! И стремлюсь не следовать рабски устаревшим канонам, предписывающим тупо добиваться сходства, сюжета и смысла. Главная задача художника -- отразить свое видение мира! Полтора года, государь! Полтора года я обиваю пороги тупых бюрократов и закосневших консерваторов, требуя совершенно ничтожных сумм на организацию Академии высокого художества, но ответом были лишь насмешки невежд... Смею думать, что теперь в вашем лице... Он разливался соловьем, тыча испачканным красками указательным пальцем в испачканные краской холсты. Сварог мрачно слушал, прикидывая, сколько же угроблено красок и холста, которым можно было найти и полезное применение, -- рубашку сшить, вывеску намалевать. Таварош скривился, как от зубной боли. Сварог всерьез опасался, что он вот-вот шарахнет родственничка по голове своим тяжелым мешком с бумагами. По углам зала стояли, как статуи, телохранители с протазанами -- им-то не полагалось показывать какие бы то ни было эмоции и чувства, что бы ни творилось вокруг. Даже Мара притихла, не в силах придумать с ходу убойную шуточку. "В дурдом его, что ли? -- угрюмо подумал Сварог. -- Интересно, а есть ли здесь дурдом? Как-то не успел выяснить, кто ж знал, что понадобится..." И тут его осенило. Он даже осклабился от удовольствия. И щелкнул пальцами, громко приказав: -- Карандаш и бумагу! Живо! За спиной послышался тихий топоток, энергичное перешептывание дворцовых лакеев. Буквально через полминуты кто-то, возникнув за спиной Сварога, почтительно протянул ему большой лист белейшей бумаги и остро заточенный карандаш. Сварог отмахнулся: -- Это не мне. Отдайте этому господину... Любезный мэтр, не будете ли вы столь любезны нарисовать мне лошадку? Обыкновенную лошадку? Пухлощекий художник уставился на него изумленно и тупо. Растерянно вертел в руках бумагу. -- Король приказывает, -- сказал Сварог с садистским наслаждением. -- Король приказывает, ты слышал? -- обрадованно поддержал глэрд Таварош, еще ничего не понявший, но заметно воодушевившийся. Художник коснулся бумаги остро заточенным грифелем, провел несколько линий. Уронил руки, понурил голову. Едва слышным шепотом сообщил: -- Не получится... -- А почему? -- безжалостным голосом коронного прокурора наседал Сварог. -- Не умеете, а? Отвечайте, когда вас король спрашивает! -- Отвечать, когда спрашивает его величество! -- заорал сияющий Таварош. -- Так не умеете? -- спросил Сварог ласковее. -- Я правильно понял? -- Не умею, ваше величество, -- кивнул художник, не поднимая глаз. -- А домик нарисовать сумеете? -- Нет... -- Кошечку? -- не отставал Сварог. -- Птичку? Собачку? Уличный фонарь? Вывеску для трактирщика? Что молчите? Выходит, вы умеете только это малевать? -- показал он на испачканные холсты. -- Ну вот, с вами кое-что проясняется... -- В каменоломни на годик, -- в полный голос сказал Таварош. -- У нас не одного шалопая таким вот творческим методом воспитали... Государь... -- Ну что вы, право, -- сказал Сварог. -- Не хотите же вы, чтобы наша держава приобрела среди соседей дурную славу места, где творческих людей отправляют в каменоломни за то, что у них есть свое видение мира... Эй, там, кто-нибудь! Походного казначея сюда. За спиной опять по-мышиному тихо забегали лакеи. Вскоре в зале появился походный казначей, а в дворцовом просторечии "ходячий кошелек" -- здоровенный детина, у которого на поясе висел тяжеленный кожаный кошель с отделениями для золота, серебра и меди. Согласно этикету, ему полагалось всюду сопровождать короля -- на случай, если его величество пожелает оказать кому-то высокую милость в виде незамедлительной денежной награды. . -- Подойдите сюда, -- кивнул Сварог перепуганному художнику. -- Подставьте-ка подол этого вашего балахона... Запустил руки в кошель и высыпал в подол добрую пригоршню золотых монет. Прежде чем художник сумел что-то сообразить, громко распорядился: -- Секретаря сюда. С гербовой бумагой для королевских указов. Доставить этого субъекта на границы государства и разрешить беспрепятственно убраться, куда только пожелает. Назначить пенсион такого размера, чтобы хватило на скромную жизнь. И записать накрепко: если когда-нибудь окажется на территории моего королевства, будет незамедлительно повешен. Одним словом, баниция с веревкой. Сформулируйте сами, как полагается... Такова моя воля, -- добавил он обязательную формулу. -- Малую королевскую печать. С ее приложением указ вступает в силу. Все. Откуда-то из-за спины выскочили два молодца в алых кафтанах дворцовой стражи, привычно ухватили художника за локти, вздернули на воздух и бегом протащили к выходу, прежде чем он успел сообразить, что происходит. Следом поспешил секретарь, на ходу посыпавший чернила песком из поясной песочницы. Таварош смотрел на Сварога восхищенно и преданно. Мара тихонько поаплодировала. -- Правим, как получается, -- скромно сказал Сварог. Недоуменно повернул голову, услышав шаги, каким в королевском дворце звучать, вообще-то, не полагалось (если только не сам король изволит так грохотать сапожищами), -- быстрые, тяжелые, бесцеремонные. Поймав его взгляд, Мара передвинулась так, чтобы заслонить его, опустила руку к мечу. Вошел глэрд Даглас, в высоких сапогах для верховой езды, он был покрыт пылью и грязью, на голове тускло поблескивал рокантон, а грудь стягивала кираса. -- Плохие новости, государь, -- выдохнул он вместе со сгустком пыли (который успел подхватить ладонью). -- Неподалеку отсюда, всего в десяти лигах от столицы, -- мятеж. В замке Барраль убит королевский пристав, они заперли ворота и отказались подчиниться положенному троекратному увещеванию, самый натуральный мятеж против престола. Конница выступит через несколько минут... -- Это -- против меня? -- спокойно спросил Сварог. -- Возможно, и не лично против вас, государь. Однако мятеж против престола следует гасить в зародыше. Вы всего вторую неделю на троне, необходимо железной рукой... -- Кто? -- спросил Сварог. -- Какая-то девица, -- хрипло сказал Даглас, откашливаясь. -- Только что введенная в права юная наследница. -- Вот как? -- уже привычно поднял бровь Сварог уже привычным жестом. --А почему не седой прожженный интриган? Это было бы обыденнее, понятнее... -- Право, не знаю, -- сердито сказал Даглас. -- Не о том надо думать. -- Верно, -- кивнул Сварог. -- Моего коня к воротам. Медвежью Сотню в седла. Вы, любезный глэрд, в последнее время что-то очень уж часто отдаете приказы от моего имени... -- Государь, вы же не можете сами... -- Это противоречит этикету? -- Нет, что вы. Но... -- Хотите чеканную историческую фразу? -- спросил Сварог холодно. -- Я могу все, что хочу, -- и хочу все, что могу. Не шедевр изящной словесности, уж не взыщите, но что поделать, какая на ум пришла, иные короли за всю свою жизнь так и не родили ни единой простенькой исторической фразы... На коней, господа мои, на коней! Он сделал столь резкий и красноречивый жест монаршей десницей, что господа глэрды выскочили в дверь впереди своего короля. Впрочем, в обстановке мятежа и сопутствующей сумятицы это не было столь уж вопиющим нарушением этикета. "Быть может, и нечего мне там делать, возле замка, -- думал Сварог. -- Но пора мягко и ненавязчиво поставить их на место -- то бишь решительно построить. Что-то у них стало входить в привычку отдавать приказы от моего имени. Нет уж, привыкнуть они должны к противоположной мысли: если король чего-то возжелал, по его желанию и случится. А в общем, судя по первым наблюдениям, что в Пограничье, что здесь королевское ремесло немногим отличается от работы какого-нибудь капитана из той, прошлой жизни, которому досталась раздолбайская рота. Механизмы наведения порядка чертовски похожи..." Приотстав, он удержал Мару за жесткий воротник камзола: -- У тебя как сложились отношения с Медвежьей Сотней? -- Нормально, -- сказала боевая подруга. -- Они тут в некоторых отношениях люди незатейливые. Лишь бы ты умел работать мечом. Если тебя за это умение зауважают, совершенно неважно, сколько тебе годочков стукнуло и что именно у тебя пониже пупа расположено. А что? -- Держи ушки на макушке, -- распорядился Сварог. -- Я, знаешь ли, твердо решил при малейшей к тому возможности научить их правильно репку чистить... На обширном замковом дворе шла деловитая суета -- строилась в "кабанью голову" Медвежья Сотня, к крыльцу вели покрытого попоной с геральдическими эмблемами Сварогова коня, бегали взад-вперед с ужасно озабоченным и ретивым видом и те, кто имел прямое отношение к предстоящему походу, и те, кто нахально воспользовался моментом, дабы попасться монарху на глаза в облике воплощенного усердия. Трое монахов под предводительством брата Фергаса вынырнули из-за угла с таким видом, что и не нужно было их спрашивать, куда собрались. В довершение сумятицы в ворота влетел на заморенном коне гонец -- на его белоснежной некогда накидке еще можно было рассмотреть сквозь толстый слой пыли и грязи черное солнце с горротского флага. Коня подхватили под уздцы, гонца бегом повели к Сварогу. Он, как положено, упал перед Сварогом на левое колено, протягивая засургученный пакет. Через его голову Сварог посмотрел на тяжело водившего боками коня -- нет, среди свисавших с седла прапорцов не было клетчатого, красно-белого, значит, об объявлении войны речь не идет. Приняв пакет из рук гонца, он согласно традиции махнул "ходячему кошельку", чтобы отсыпал скакавшему день и ночь вестнику. Гонец, не думая пока что о презренном металле, отошел к стене, расстегнул грязные штаны и с величайшим облегчением принялся на нее мочиться -- поскольку прежде у него не было времени. Все смотрели на него понимающе и не препятствовали -- гонец был в своем праве. Сунув пакет за голенище, Сварог взлетел в седло, дал коню шпоры и взмахнул кожаной перчаткой. По дороге, когда на длинном и ровном отрезке дороги кони шли спокойной рысью, он извлек пакет, сорвал печати, раскрошив их в пыль, прочитал короткое послание. Король Стахор в весьма вежливых, даже изысканных выражениях извинялся перед своим "братом и добрым соседом" за досадное недоразумение, то есть за "прискорбные события у замка Корромир и в Заречье, невольно повлекшие непонимание и рознь". Сообщал, что "повинные в том лица" уже понесли должное наказание и он искренне надеется, что брат и добрый сосед король Сварог, известный своей мудростью и хладнокровием, сохранит с ним самые сердечные отношения. Как Сварог ни вчитывался, не мог нигде усмотреть и тени тонкой иронии -- не говоря уж о грубой. И это было чуть ли не загадочнее всего: по точным сведениям, Стахор дорожил своей репутацией острослова и во всякое свое послание коронованным собратьям что-нибудь этакое вворачивал... Глава 10. ДЕВУШКА ИЗ ЗАМКА БАРРАЛЬ -- Глэрд Даглас, -- сказал Сварог, опуская подзорную трубу, -- а вам не кажется ли, что наши люди чуточку переусердствовали? -- Ничуть, мой король, -- без промедления ответил Даглас. -- Мятеж в данном случае опасен не своими реальными воплощениями, а чисто символическим смыслом, вкладываемым в это понятие. Первый мятеж против трона в ваше царствование. От того, как мы на это отреагируем, многое зависит... С сомнением пожав плечами, Сварог осматривал местность уже без трубы, невооруженным глазом. Он был не на шутку разочарован. Судя по воплям и суматохе, сопровождавшим неприятное известие, замок Барраль показался ему заранее этакой могучей твердыней, источником нешуточной и реальной опасности. Действительность же оказалась намного прозаичнее. Далеко впереди, в лиге от них, стоял небольшой замок из темно-коричневого песчаника, старинной постройки, сразу видно, -- по сути, квадрат со стороной уардов в тридцать, четыре башни по углам, пятая, главная, не так уж и высока. Классическое обиталище небогатого дворянина, распространяющего права сюзерена на две-три деревушки и пару овечьих отар (земля в полночном Глане очень уж бесплодная, и ее практически не пашут, отдавая предпочтение овцам, маленьким горным коровам и лошадям). -- Вон там и там -- принадлежащие к замку деревни? -- показал он трубой. -- Да, мой король, -- поклонился глэрд этих мест, чьим вассалом как раз и была взбунтовавшаяся нахалка. -- Собственно, вы отсюда видите все владения Барраля -- две деревни, долина, с правой стороны -- примыкающие к морскому берегу земли... Посконники сбежались в замок, деревни пусты... Сварог покосился на него и промолчал. Чем-то ему определенно не нравился глэрд Рейт -- то ли узкими губами и вечно ускользающим взглядом, то ли навязчивым подобострастием. Он простер свою неприязнь настолько, что на всякий случай, частью от нечего делать, проверил здешнего властелина всеми доступными методами, оставшимися незаметными для окружающих, но не обнаружил ни малейших следов нечистой силы, чернокнижья либо причастности к "Черной радуге". Две деревни. Горсточка крестьян, пастухи, немногочисленная замковая челядь -- в таком вот скудном и убогом хозяйстве слуг не так уж много, ораву не прокормишь... Не столь уж великий подвиг им предстоит, если вдуматься... Словно отвечая на его мысли, Даглас пояснил, делая скупые жесты рукой в кожаной перчатке: -- Это, конечно, не отнимет много времени. Наши мушкетеры уже во-он на той горушке. Видите? Она господствует над замком. В старые времена, когда не было огненного боя, бессмысленно было бы посылать туда лучников -- стрелы все равно не долетят. Однако мушкет прекрасно достанет. Когда все начнется, они будут простреливать и двор, и стены почти на всем их протяжении. Пушки подвезут не позднее, чем через полчаса. Ворота ветхие, не рассчитаны на отпор ядрам. Все кончится еще до заката... "Ну да, -- подумал Сварог, оглядываясь на стройные ряды конных гвардейцев, успевших перед штурмом пропустить пару добрых чарок здешней можжевеловой водки. -- И начнется резня. Никто, чует моя душа, не станет останавливать раззадоренных вояк -- нужно же показать, что при новом царствовании с мятежниками шутить не намерены... Чего ей, дурехе, не сиделось спокойно?" -- А почему, собственно, мятеж начался? -- спросил он, оборачиваясь к хозяину здешних мест. -- Невероятно злокозненная семейка, мой король! -- воскликнул глэрд Рейт в приступе неподдельной злости. -- Что ее отец, что дядя, что она сама -- волчонок кашку не кушает, как у нас говорят... Их никогда, пока были живы, не поймали на контрабанде, но мы-то знаем, что это за корабли ложились в дрейф неподалеку от берега, что за тюки на шлюпках переправляли под покровом ночи... А эта паршивка еще и чернокнижьем балуется. Точно вам говорю, ваше величество! Один человек, совершенно надежный, видел у нее не что-нибудь -- "Книгу ночных трав", а это уж, надо вам сказать, то еще чтение... Брат Фергас не даст соврать... -- "Книга ночных трав" -- и в самом деле чернокнижный трактат, -- спокойно сказал монах. -- Одного я до сих пор не уяснил, любезный глэрд: почему вы, прекрасно зная о ее неподобающих ночных занятиях, тем не менее настойчиво пытались устроить ее брак с вашим племянником? -- Я? Ну да... Но кто же знал? Как только мне стало известно, я отменил обручение по всем правилам... -- Мне говорили иначе, -- обронил монах. Он как-то странно смотрел на Сварога -- совершенно непонятный взгляд, то ли безмолвный призыв, то ли предостережение... У Сварога понемногу стало складываться убеждение, что монах знает больше, чем говорит, хотя по каким-то своим причинам не хочет (или не может?) высказываться открыто. -- Интересно, кто это вам такое говорил?! -- с неприятными, визгливыми нотками в голосе воскликнул глэрд. -- Люди, -- кратко ответил монах. "А ведь он волнуется, этот Рейт, -- подумал Сварог. -- Ему неуютно, он нервничает все сильнее... Во что это меня опять впутывают?" -- Вы что вообще хотите сказать, святой брат? -- сварливо спросил Рейт. -- Вы куда клоните? -- Мне просто кажется странным, что юная благонравная девица взбунтовалась ни с того ни с сего, -- спокойно ответил монах. -- И не нашлось рядом никого, кто подсказал бы ей: предприятие затеяно безнадежнейшее... Сварогу тоже начинала казаться странной вся эта история. Что-то за всем этим крылось. Он еще раз оглянулся на конные шеренги -- сотни четыре, не меньше, -- на клубившуюся вдали пыль (это на тракте показались упряжки с пушками), на застывшее лицо монаха. Рейт ухитрился так и не встретиться с ним взглядом. -- Как погиб пристав? -- спросил вдруг Сварог. -- Это ведь он там лежит? -- кивнул он в сторону покрытого дерюгой длинного предмета, лежавшего на траве уардах в пятидесяти. -- Совершенно верно, мой король, -- поклонился Рейт. -- Гвардейцы нашли его в опустевшей деревне и привезли сюда... -- Обыщите тело, -- распорядился Сварог. Он и сам не представлял толком, для чего отдал этот приказ, -- похоже, просто-напросто хотел посмотреть, как поведет себя Рейт, столкнувшись с чем-то, чего решительно не понимает. Иногда такие приемчики приводят к поразительным результатам -- это ему еще в Равене втолковывал барон Гинкар, покойный мастер полицейского сыска... Властный жест глэрда Баглю -- и двое субъектов в темных камзолах, вооруженные, но без дворянских цепей, направились к покойнику. -- Ваше величество... -- Рейт сделал непроизвольное движение, словно хотел загородить им дорогу конем, но в последнюю секунду опомнился. -- К чему это? -- Вы подвергаете сомнению поступки короля? -- спокойно спросил Сварог. -- О, что вы... Я просто... Простите... Он замолчал, утирая со лба пот. А ведь прав был покойный Гинкар -- иногда такие штучки приводят к интереснейшим результатам. Что он засуетился, собственно? Подумаешь, обыщут труп... Клубившаяся за пушками пыль приближалась. Сварог в упор смотрел на глэрда Рейта, а тот ерзал в седле, смахивал пот все чаще и чаще... Человек в темном камзоле, кланяясь, подошел вплотную к коню Сварога, показал содержимое своей шляпы: -- Связка ключей, государь, какая-то бечевка, яблоко, огарок свечи, кошелек... Прикажете открыть? -- Он положил шляпу наземь и проворно высыпал содержимое замшевого мешочка себе на ладонь. -- Ровно двенадцать золотых... Ничего еще не понимая, но нюхом ухватив направление, Сварог обернулся к Баглю: -- Я в таких вещах не разбираюсь... Это нормальная сумма для кошелька королевского пристава из сельского захолустья? Покрутив головой в задумчивости, Баглю протянул: -- Я бы сказал, мой король, что сумма совершенно ненормальная. Полугодовое жалованье пристава -- они в деньгах не купаются... Безгрешных слуг в этом мире не найти, будь это в городе или более богатых краях. Я бы рискнул предположить с уверенностью, что пристав только что хапнул взятку, -- монетка к монетке, новенькие, одномоментно полученные, нет сомнений... Вот только в местах вроде Барраля столь жирных взяток не дают -- по причине скудости. Взятки в таком вот захолустье дают в лучшем случае серебром, а главным образом овечьим сыром, сеном и окороками... -- Может быть, покойный просто получил жалованье? -- спросил Сварог, любуясь струйками пота на челе Рейта. Баглю решительно мотнул головой: -- Жалованье им платят помесячно, и не золотом, а серебром... -- Ну что же, -- сказал Сварог -- Возможно, нашему приставу для каких-то своих житейских надобностей потребовалось золото, и он обменял на него в столице свои сбережения... но отчего же так нервничает глэрд Рейт? -- и уставился на вышепоименованного. -- Итак, отчего вы на глазах бледнеете, любезный? -- В-вам показалось... -- А вы никогда не слышали, что у меня есть безошибочные методы выявлять ложь? -- лениво спросил Сварог. -- Взять! -- рявкнул он внезапно. Он так ничего и не понял, но видел, что Рейт врет... Двое молодцов из Медвежьей Сотни в единый конский мах оказались по бокам глэрда, выхватили из ножен палаш, выдернули из-за пояса кинжал и два пистолета. -- Снимите его с коня, отведите в сторону и ждите дальнейших приказаний, -- распорядился Сварог. -- Баглю, вам ничего не кажется странным в происходящем? -- Возможно, мой король... -- осторожно ответил тот. -- Но я пока что не представляю, за что тут можно ухватиться... -- Я тоже, -- кивнул Сварог. -- А потому... Всем оставаться на месте. Я сам поеду в Барраль и попытаюсь выяснить, отчего они вдруг решили взбунтоваться... -- Он двинул коня на ближайшего телохранителя. -- Дайте дорогу, глэв! Юноша растерянно отъехал... но наперерез решительно бросился командир Медвежьей Сотни, долговязый и костлявый глэрд Макол, загородил дорогу своим гнедым с видом героя рыцарского романа, отважно кинувшегося в бой с великаном: -- Мой король! Я обязан беречь вас, и мой долг... Сварогу он не нравился с первых дней -- во-первых, зануда, во-вторых, забота о монархе явно переросла в мелочную опеку. Никакой гибкости, зато апломба выше головы... Натянув поводья так, что его черный Дракон присел на задние ноги, Сварог рявкнул от всей души: -- Глэрд Макол, я лишаю вас должности за неповиновение королю! Гланфортесса Сантор, ко мне! Примите командование над Медвежьей Сотней, такова моя воля! Макол открыл было рот... Сварог смотрел на него хмуро и внимательно, постукивая пальцами затянутой в перчатку руки по обуху укрепленного у седла Доран-ан-Тега. Громко поинтересовался: -- Глэрд, вам понятны последствия? Рядом уже приплясывал, звенел трензелями горячий жеребчик Мары, недвусмысленно положившей руку на эфес палаша. Бросив через плечо быстрый взгляд на всадников из Медвежьей Сотни, Сварог что-то не заметил на лицах особого протеста -- Макол всех достал своим занудством. Подъехавший Даглас, старательно сохраняя на лице невозмутимость, тихонечко сказал: -- Государь, позвольте на правах старшего по возрасту... -- Господа глэрды, -- громко сказал Сварог, тщательно подпустив в голос металла. -- Не вынуждайте меня гневаться... Гланфортесса! Кивок Маре, ее властный жест -- и конные телохранители, подчиняясь новому командиру, сомкнули вокруг них кольцо, руки лежали на эфесах палашей и рукоятях пистолетов, усатые и безусые физиономии не выражали ничего, кроме холодной решимости исполнить любой приказ. С ликованием в душе Сварог понял, что выиграл. Стоявшие в отдалении гвардейцы так и не поняли, что же произошло внутри кольца телохранителей, зато оба высокородных глэрда, судя по поскучневшим лицам, прекрасно помнили иные здешние установления. Вздумай они протестовать в голос, чему-то препятствовать -- выйдет даже не мятеж, а "неповиновение пред лицом короля", еще более чреватое. За последнее обоих, наплевав на знатность, могут по первому же кивку короля положить шеей на ближайший пенек да и смахнуть голову к чертовой матери, не утруждаясь затяжным судопроизводством... Гланские патриархальные законы -- палка о двух концах: иные из них идут на пользу исключительно дворянской вольнице, зато другие, наоборот, дают нешуточные преимущества как раз королю... -- Возвращайтесь к войскам, глэрд, -- сказал Дагласу Сварог. -- И прикажите им оставаться в строю, пока я не вернусь. Ни единого выстрела, вам понятно? -- Вас там убьют... -- понурясь, сказал Даглас, уже окончательно сломленный. -- Вы знаете, это многие пытались сделать, -- сказал Сварог. -- Не чета этой соплячке в Баррале. А вот не получилось, поди ж ты... Он кивнул печальному сподвижнику и пришпорил коня. Коротким галопом помчался по равнине, прямо к воротам Барраля. Замок рос на глазах, теперь Сварог мог рассмотреть, что на всем протяжении стены над зубцами торчат головы. Над перекрытием ворот развевалось уже знакомое Сварогу по прежним странствиям знамя: три узких алых вымпела, три черных, три белых. Девчонка объявила рокош по всем правилам... Стрела, мелькнув меж зубцами, воткнулась в землю уардах в десяти перед конем, и Дракон, храпя, мотнул головой. Спохватившись, Сварог натянул поводья, спрыгнул на землю -- для него самого стрелы и прочий метательный хлам были абсолютно безопасны, но не стоило подвергать риску коня... Он достал из седельной сумки острый железный костыль с кольцом, в два счета продел в него поводья, забил костыль каблуком в землю. Достал топор и, вскинув его на плечо, не спеша направился к воротам замка. В него полетели еще две стрелы -- эти были направлены верной рукой, не то что первая, достигли цели. Однако, как легко догадаться, некая неведомая сила (о природе которой сам Сварог до сих пор имел довольно смутное представление) отшвырнула их в стороны. На стене раздалось громкое удивленное оханье -- кто-то не сдержал эмоций. Когда до ворот осталось не более десяти уардов, Сварог остановился, оперся на топор привычным жестом и, задрав голову, стал разглядывать собравшихся. Он не заметил на лицах особой ненависти, но настроены они были решительно, сразу видно. Те самые патриархальные традиции, конечно, предписывавшие крестьянам вставать грудью за своего хозяина, даже если ему стукнуло в башку поднять мятеж против короля... Кто-то смелый, размахнувшись, метнул в него извечное оружие мятежных землепашцев: вертикально укрепленную на древке косу. С ней, ясен день, произошло то же, что со стрелами. -- Орлы, да бросьте вы баловать! -- крикнул Сварог беззлобно. -- Ну не действует на меня это, точно вам говорю! Зачем инструмент портить, он денег стоит... -- Вы кто такой, ваша милость? -- настороженно спросил бросивший косу здоровенный детина в белой овечьей безрукавке мехом наружу. -- Здешний король, обормот! -- незамедлительно отозвался Сварог. -- Пора бы и в лицо признавать, в двух шагах от столицы обитаете, простота! На стене перешептывались, тыча в него пальцами по крестьянской привычке. Сварог терпеливо ждал, пуская дым -- последнее обстоятельство, точнее, извлеченная из воздуха сигарета, вновь стало темой для пересудов. -- А что надо-то? -- наконец крикнул хозяин косы. -- Сопли подбери, косматый! -- гаркнул Сварог. -- Хозяйку лучше позови! Буду я тут с тобой языком чесать... Как в таких случаях бывает, теперь на стене похохатывали над обладателем белой безрукавки. Внезапно они почтительно шарахнулись в стороны -- меж щербатыми зубцами появилась девушка в великоватой ей кирасе и нахлобученном на нос рокантоне. И то, и другое, надо полагать, досталось ей по наследству от родственников мужского пола, и у нее не нашлось деньжат подогнать доспех по своим размерам. Она привычным движением сдвинула шлем на затылок и, глядя на незваного гостя без всякого дружелюбия, крикнула: -- Что вам нужно? -- Милая, я -- здешний король, -- сказал Сварог. -- И пришел для переговоров... -- Никаких переговоров! -- оборвала она решительно. -- Убирайтесь! -- Эй, белобрысая! -- крикнул Сварог. -- Я все-таки король, и, между прочим, именно этой державы! -- Провалитесь вы вместе с державой! -- посоветовало белобрысое создание. -- Я в мятеже! Делайте со мной, что хотите, но за этого скота я не выйду! -- А кто тебя принуждает? -- Вы, кто же еще! -- Тут какая-то ошибка, -- сказал Сварог. -- В жизни никого не принуждал выходить замуж, и не собираюсь! -- Брешете в глаза, а еще король! -- отрезало юное создание в отцовских доспехах. -- Убирайтесь к лешему, пока живы! Эта бесцельная перебранка могла продолжаться до бесконечности, и если у Дагласа или кого-то еще не выдержат нервы, все полетит к чертям, Мара в одиночку может и не воспрепятствовать... Пора было переходить к решительным действиям. Выплюнув окурок, Сварог решительно взял топор обеими руками и двинулся к воротам -- из потемневшего от времени дерева, густо окованного тронутыми ржавчиной железными полосами. В самом деле, пушки вынесли бы их в два счета... Кажется, ему на голову пытались бросать со стен всякую дрянь -- по сторонам что-то такое падало. Но Сварог, не обращая внимания на пустяки, ожесточенно рубил. В шесть ударов он проделал в древних воротах достаточный для торжественного вступления короля проем. И вступил. В дальнем конце небольшого дворика, отгороженные жердями, блеяли столпившиеся овцы. Со стен по выщербленной каменной лестнице, отчаянно топоча, неслись взбудораженные землепашцы, потрясая своими нехитрыми орудиями. Впереди всех бежала белобрысая, догадавшаяся сбросить налезавший ей на глаза рокантон. Так, ничего особенного -- конопатая девчонка, розовощекая и крепенькая, типичная сельская жительница, выросшая на молоке и свежем воздухе. И уж определенно с характером, тут и гадать нечего... Орущая толпа все же остановилась в нескольких шагах -- никому не хотелось лезть в пекло поперед батьки. Они вопили и делали угрожающие выпады топорами и вилами, но никто не спешил в заводилы. Отступив к стене, чтобы ему не зашли ненароком за спину, Сварог зорко следил за ближайшими острыми предметами -- он не боялся ничего, летящего в воздухе, но нечто острое в руках того, кто нанес бы удар, могло отправить Сварога к праотцам с тем же успехом, что и простого смертного... Перекрывая гомон, он крикнул: -- Гланфортесса, неужели вы собираетесь поступить против правил чести? Он не зря штудировал перед сном толстые тома с описанием наиболее типичных -- и, что важнее, до сих пор бывших в ходу -- гланских обычаев. Благородной особе, вызванной на поединок другой благородной особой, настрого запрещается прибегать к помощи посторонних, а уж тем более своих же собственных крестьян. Чтобы не осталось никаких неясностей, он громко пояснил: -- Я вас вызываю на честный бой, гланфортесса! По всем правилам! -- Все назад! -- завопила она так звонко, что у Сварога заложило уши. -- Бросьте оружие! Сварог осклабился -- девчонка свято блюла традиции. Что ж, к лучшему... Толпа отхлынула, бросая свое дреколье. Девчонка зорко следила, чтобы это проделали все, орала на замешкавшихся, тыча в их сторону мечом. Наконец во дворике образовалось изрядное пустое пространство, а все посторонние сбились в кучу у стены, овечьего загона и главной башни. -- Начинайте, -- вежливо поклонился Сварог. -- Провалитесь вы! -- огрызнулась белобрысая, бросаясь на него с занесенным мечом. Легко и привычно уклонившись, Сварог коротким взмахом топора снес ее клинок у самого эфеса. Она не сразу сообразила, что произошло, с маху остановилась, какое-то время (в течение коего Сварог мог десять раз снести ей башку) недоуменно разглядывала то, что осталось у нее в руке, и, отшвырнув бесполезный обрубок, выдохнула с детской обидой: -- Это нечестно! -- Почему вдруг? -- пожал плечами Сварог. -- Это же не магия, просто топор такой... Хотите продолжать? Заполошно оглянувшись, она подхватила с земли крестьянский топор, бросилась на Сварога, яростно закусив губу... Доран-ан-Тег, рассекши воздух, отрубил верхнюю часть древка вместе с лезвием. На сей раз девчонка среагировала на утрату оружия гораздо быстрее: без замешательства выхватила из-за голенища кинжал и кинулась в атаку, что с ее стороны было исключительно жестом отчаяния. Выпустив древко топора, Сварог поймал ее руку, взял на прием, подсек и опрокинул белобрысую скандалистку наземь. По толпе пронесся шумный вздох, но никто не двинулся с места. -- Ну как? -- спросил Сварог, присев над ней на корточки и все еще удерживая выкрученную за спину руку. -- По-моему, поединок закончен, и вам остается подчиниться победителю... -- Это нечестно, -- яростно прошептала она, уткнувшись щекой в каменистую утоптанную землю. -- У вас же Доран-ан-Тег... -- А разве касаемо него есть какие-то запреты? -- спросил Сварог тоном опытного крючкотвора. -- Что-то я не слышал ни о каких запретах... Итак? -- Отпустите. -- А волшебное слово? -- Признаю себя побежденной, -- нехотя пробурчала она. -- Громче, -- безжалостно сказал Сварог. -- Чтобы ваши вассалы слышали и вели себя соответственно... Закусив губы в бессильной ярости, она долго сопела, надеясь, наверное, на одно из тех чудес, что спасают в подобных ситуациях героев рыцарских романов, -- появится в сиянии и блеске мудрая фея-крестная, выпрыгнет из-под земли горный гном или нагрянет на крылатом коне рыцарь-избавитель. Сварог терпеливо ждал, когда она сообразит, наконец, что жизнь все же отличается чуточку от рыцарских романов. Наконец она смирилась, крикнула во весь голос: -- Я побеждена! Ясно вам? Сварог мог бы поклясться, что пронесшийся по толпе гомон вполне заслуживает эпитета "облегченный". Традиция традицией, верность верностью, а все-таки все это против здоровой крестьянской натуры -- запираться в замке и сидеть там в осаде, пока твой сюзерен из-за каких-то непонятных тонкостей жизни дерется с королем... Теперь все было в порядке. Нечего бояться вил в спину. Сварог поднялся с корточек и помог встать ей. Девчонка стояла перед ним, уронив руки, повесив буйну головушку. Не поднимая глаз, сказала: -- Воля ваша, рубите голову, только я за него все равно не пойду... -- За племянника глэрда Рейта? Она кивнула. -- Ну, коли уж наше общение всецело подчинено рыцарским правилам, вы обязаны верить честному слову короля, гланфортесса, -- сказал Сварог. -- Так вот, я вам даю слово, что не собираюсь вас принуждать выходить замуж. Ни за рекомого племянника, ни за кого-то еще. Откровенно вам признаюсь, глэрд Рейт на меня произвел самое скверное впечатление, и сейчас он, строго говоря, находится под арестом. И самое лучшее тому доказательство -- это то, что я, как болван, дерусь тут с вами на топорах, как будто у меня нет более важных дел. То, что здесь я один, а не орава осаждающих с пушками... Белобрысая вскинула глаза, полные внезапно вспыхнувшей надежды: -- Почему же вы тогда прислали мне повеление? -- По-моему, тут определенно какое-то недоразумение, -- сказал Сварог мягко. Смущенно фыркнул: -- Я за последние дни подписал кучу бумаг, доставшихся от прежнего царствования, вполне возможно, среди них и затесалась какая-то, вызвавшая... гм, непонимание и все последующие события... Мы можем с вами где-нибудь сесть и спокойно поговорить? Честное слово, я не припомню никаких бумаг, которые бы вас касались... Я подмахнул такую груду, три секретаря подсовывали охапками... -- Как же так можно? -- сказала она укоризненно. -- Вы же король, прибежище справедливости... "Так и есть, -- подумал Сварог сконфуженно. -- Определенно читает на ночь рыцарские романы, как моя Мара, -- там именно такие словеса встречаются..." -- Король, знаете ли, тоже человек... -- сказал он осторожно. -- Давайте договоримся: мы забудем обо всех этих играх в победителей и побежденных, вы пригласите меня в замок, и мы все спокойно обсудим. Если была допущена какая-то несправедливость, обещаю ее исправить... -- Вы не врете насчет Рейта? -- бухнула она и тут же покраснела до кончиков ушей. -- Что я несу, дура... Прошу вас, ваше величество, такая честь! Мой замок в полном вашем распоряжении! -- Она гордо выпрямилась и махнула наблюдавшим издали вассалам. -- Живо, стелите ковер! Несите из подвала вина! Его величество изволит посетить замок! Судя по лицам добрых поселян, они были окончательно сбиты с толку столь замысловатым коловращением жизни. Однако несколько из них, похожие на слуг, шустро кинулись выполнять приказ. Остальные вразброд заорали нечто приветственное, подбрасывая в воздух шапки. -- Уберите прежде всего бунтарский флаг со стены, -- мягко посоветовал Сварог. -- При нынешних обстоятельствах он там уже совершенно и не к месту... Кто у вас тут посмышленее? Подзовите его сюда. -- Он достал из кошеля на поясе все необходимые принадлежности, набросал несколько строк, припечатал перстнем и протянул листок босоногому парню, и впрямь носившему на лице некоторые признаки смышлености. Спохватившись, добавил золотой. -- Бегите, юноша, туда, где верховой держит мое знамя. Знаете, как оно выглядит? Прекрасно. Отдайте бумагу рыжей девушке в красном берете, на гнедом коне, она там одна такая, ошибиться нельзя. Живенько! -- Прошу вас, ваше величество! -- сделала широкий жест белобрысая мятежница. -- Как вас зовут? -- спросил Сварог. -- Мы так оживленно общались, что не успели познакомиться... -- Меня зовут Миала... гланфортесса Кернан. -- Рад познакомиться, -- сказал Сварог. -- Ну, меня вы уже знаете... Слуги и в самом деле вытащили длинный потертый ковер, спеша и мешая друг другу, расстелили перед входом в небольшой каменный домик, прилепившийся к главной башне. Вассалы все так же орали, нестройно и оглушительно, старательно подбрасывая шапки. Чтобы не выходить из образа и не портить картину, Сварог отвечал подданным "милостивым наклонением головы", как это именуется, искренне надеясь, что у него получается, как надлежит. Двухэтажный каменный домик, старинный и ветхий, отличался сразу бросавшейся в глаза честной бедностью. Белобрысая хозяйка поначалу краснела по всякому поводу -- провалившаяся половица, лукошко с котятами на лавке, продранный гобелен, за который неспешно убралась толстая мышь, но Сварог притворялся, что ничего не замечает, и она понемногу успокоилась. Как и полагается в любом уважающем себя замке, здесь имелся главный зал, где хозяева, смотря по обстоятельствам, то бражничали с гостями, то устраивали заговоры, то играли свадьбы. Мебель пришла в ветхость, фамильные портреты потемнели и стали неразличимыми, но на хозяйском столе, как полагалось, стояла массивная серебряная солонка, а стены были увешаны богатейшей коллекцией оружия (имевшего в большинстве своем, правда, чисто музейное значение). Хозяйка остановилась, отчаянно пытаясь вспомнить соответствующие правила. Смущенно пожала плечами: -- Кажется, я должна поднести вам ломоть хлеба, посыпанный солью на восемь сторон света... Или нет... -- Откровенно вам признаюсь, я тоже новичок в этих делах, -- сказал Сварог, поставив топор к столу. -- Поскольку посторонних тут нет, давайте пренебрежем строгим этикетом. Помнится, когда король -- на охоте, скажем, или там застигнутый дождем -- заходит в чей-то замок, от сторон не требуется очень уж строгое соблюдение этикета... Садитесь. И, подавая ей пример, придвинул рассохшееся кресло с едва видневшимся на спинке гербом. Она уселась рядом. -- Да снимите вы кирасу, -- сказал Сварог. -- Давайте я вам помогу расстегнуть пряжки... Вот так. В приоткрытую дверь заглянула чья-то испуганная физиономия, скрылась, и к столу вереницей двинулось четверо слуг, неся разнокалиберные блюда -- золотое, два почерневших серебряных и простое деревянное. Стол украсился жареной курицей, накромсанной головкой сыра, копченой бараниной и здоровенным жбаном вина. Все та же честная бедность, хлеб, конечно, привозной, вон как его мало, как тонко нарезан, на золотом блюде выложен. Сами обычно простецкие лепешки жуют, надо думать, ну да, проходя через комнаты, видел в углу каменную зернотерку... Чтобы не обижать напряженно уставившуюся на него хозяйку, Сварог пожевал хлеба с сыром и баранины. Вино неожиданно оказалось отменным. Белобрысая хозяйка тоже справилась со своей оловянной чаркой не хуже иного мужчины. -- Итак... -- сказал Сварог. -- С чего бы начать... Где здесь, собственно говоря, начало... Вы-то сами как думаете? Она задумчиво повертела оловянную чарку с выпуклыми изображениями диких кабанов и оленей. Вскинула глаза: -- Я должна была выйти замуж за племянника глэрда Рейта... Они так решили с отцом, когда отец еще был жив, а я была совсем маленькая. Отец был его вассалом... -- А вы-то сами хотели? -- Как сказать, ваше величество... -- сказала она со взрослой рассудительностью. -- Нужно как-то устраивать жизнь... Вы же видите, замок -- одно название, стены скоро обрушатся, рассыпалось все... Хозяйство убогое, одни овцы. Было три рыбачьих баркаса, только два в прошлом году попали в шторм, а третий продали за долги. Ну вот... А он ничего, собой недурен и обходителен, глэрд Рейт обещал нам построить дом в столице, выделить земли за Кошачьим ручьем -- там заливные луга, отличные сенокосы, даже ячмень сеют. И прибыльная мельница, куда ездит вся округа. У нас здесь, в глуши -- ведь чистая глушь, хоть от столицы всего-то десяток лиг, -- на такие вещи смотрят просто, по-крестьянски... "И тем не менее рыцарские романы ты почитывала, лапочка, -- подумал Сварог. -- Вон, целая полка..." -- Вам это, наверное, кажется чем-то низким? -- Ну что вы, -- сказал Сварог. -- Я не всегда был королем. Жизнь есть жизнь, и ее надо как-то устраивать... -- Рада, что вы понимаете, ваше величество, -- продолжала ободренная девица, личико которой пунцовело уже не только от здорового природного румянца, но и от доброго вина. -- Не урод и не старик, в конце-то концов, стерпится, как известно, и слюбится, а там и дети пойдут... У меня еще до свадьбы с деньгами стало получше -- глэрд Рейт договорился с какими-то корабельщиками, сдал им мой кусок побережья в аренду, они нормально платили, я две овчарни подновила, . сыроварню новую поставила, слуг приодела... Надобно вам знать, ваше величество, что в здешних местах к морскому берегу можно попасть без помех только через мои земли. В обе стороны -- кручи и обрывы... Очень мне помог глэрд с корабельщиками... "Контрабанда? -- подумал Сварог. -- И этот скот Девчонке собственные грешки приписал? Нет, не похоже что-то. Для мало-мальски серьезной контрабанды гланское побережье малопривлекательно по причине бедности здешнего народа. Серьезная контрабанда идет по реке Рон, почти на всем своем протяжении протекающей через Вольные Маноры, чьи не избалованные большими доходами владетели и "удобный флаг" с радостью предоставят, и таможенные печати шлепнут, не утруждая себя вдумчивым досмотром груза. Тот жалкий ручеек контрабанды, что течет с гланского морского побережья в глубь страны, также патриархален и незатейлив, как сама эта страна, -- сукно, водка, дешевые кружева... Глэрд Рейт -- человек зажиточный, ему нет ни смысла, ни выгоды связываться со столь убогим предприятием. Тут что-то другое... Что?" -- И похоже было, что все сладится, -- рассказывала девушка, подливая вина ему и себе. -- Мы уж начали гулять об ручку по округе, он меня возил в танцевальный зал в столицу -- как жених, все честь честью... Сварог ей не мешал -- пусть обвыкнет, выговорится, сама придет к сути. Главное, она не врала, он это знал совершенно точно. Ни разу стоявшее вокруг ее фигурки желтое сияние, вызванное кое-какими заклинаниями, не подернулось серыми кляксами. И он преспокойно слушал -- в кои-то веки довелось посидеть с самым обыкновенным человеком, не шпионом, не лукавым царедворцем, не черным магом... -- А потом, месяца три назад, -- она потупилась, -- начал он, ваше величество, ко мне всерьез подступать, как с ножом к горлу, насчет того, чтобы не дожидаться церемонии, а уже теперь малость побаловать, как законный муж с законной женушкой... Я, государь, не какая-то там кисейная недотрога, готова кое-что парню позволить, в особенности законному жениху, в такой уж дурой меня мама воспитала, в традициях рода и в дворянской чести. После свадьбы -- со всем нашим пылом и прилежанием, а вот допрежь -- погодите, господин жених... Одно дело, когда парень руки распускает, это даже как-то и положено, только вот насчет сеновала -- уж извините... А он разгорелся, так норовит уложить где ни попадя... Сварог присмотрелся к ней внимательнее. До холеных светских красавиц ей, конечно, далеко, но девочка была все же приятная, ладненькая и симпатичная, так что легко понять томящегося жениха, вынужденного ограничивать себя доступными служанками... -- Все руки ему отбила, -- хихикнула хозяйка замка. -- А потом, когда надоело баталии вести что ни день, приставила кинжал к животу и пригрозила зарезать... Он тогда стал меня сбивать с пути истинного уже не руками, а подарками и обещаниями. Сначала дарил брошки-колечки, только толку от этого было мало, вот он и начал меня завлекать разными таинственными намеками -- мол, я и не представляю, за кого замуж иду, они с дядей не просто богачи, а сидят на тропинке в далекие загадочные миры... как бы хозяева единственного постоялого двора на бойком тракте, понимаете? Все, кто оттуда идет, мимо них пройти никак не может, а потому платят им дань -- и снова, когда обратно идут... -- Врал, наверное, -- сказал Сварог, подначивая ее. -- Чего ни придумаешь, чтобы от такой красавицы своего добиться... -- Скажете тоже! -- махнула она на него рукой, совершенно освоившись. -- Не красавица, а сплошные конопушки... Да нет, не врал! Я сама поначалу думала, что врет, но он подарки делать стал... Я таких никогда и не видела. Вот представьте себе: самый обыкновенный стеклянный шар, с кулак... Капаете на него капельку воды -- там, наверху, есть особая вмятинка -- и он всю ночь до рассвета светился почище лампы! Я его пастухам отдала, овцы как раз окотились, а керосин жечь накладно... Он в деревне сейчас, в овчарне. Или -- самая вроде бы обыкновенная сковородка, только без ручки и с толстым дном. Если повернуть на ней особый шпенек, она сама печет, что хочешь -- и без огня, и без масла... Она у меня в кухне сейчас, хотите, покажу? -- Потом, -- сказал Сварог. -- Я и так верю. -- Вот вы -- король, повидали мир, людей... а кое-кто у нас говорит, что вы и вовсе лар... Видели вы такие штуки? -- Не доводилось, -- искренне сказал Сварог. -- Похожее что-то видел, но вот в точности таких... Нет. Это не отсюда. -- Ну, и мне в конце концов пришлось признать, что он мне нисколечко не врет. Что там и в самом деле какие-то непонятные тропинки неведомо куда И когда он опять стал приставать, я поставила вопрос ребром: пусть он мне покажет этих чужаков, -- в ней вновь проглянула истовая любительница рыцарских романов с их поразительными и ужасными чудесами. -- Торговались мы до одури, как перекупщики на ярмарке, я уж вам и не буду рассказывать, ваше величество, какого озорства он с меня за это потребовал, -- ну да ладно, от этого девушки не убудет, пришлось согласиться, меня уже любопытство разбирало, как чесотка... Короче, ночью он меня провел в замок. У глэрда и не замок, строго говоря, одно название -- ни стен, ни башен, дворец дворцом, так что пробраться туда черным ходом вовсе даже нетрудно... Спрятались мы под лестницей в большом зале, дождались часа... мамочки мои! -- Она передернулась. -- Не соврал! Висит на стене преогромное зеркало, от пола до потолка, сначала было самое обычное, а йотом по нему огоньки забегали, все гуще и гуще, из зеркала туман поплыл, заволок все, улетучился неведомо куда -- и стало видно, что это уже не зеркало, а как бы туннель в скале, у нас есть такой неподалеку... Светится изнутри, и идут оттуда какие-то... в плащи с капюшонами закутаны, ни рук не видно, ни лиц, одни плащи, походка какая-то неправильная, не такая, дерганая... -- Она привстала и прошлась, переваливаясь, добросовестно пытаясь передать неправильность походки. -- Тюки несут, длинные свертки, ведут ящерицу, длиннющую, вроде морского гривастого крокодила, а у нее на спине тоже куча тюков привязана... А глэрд Рейт стоит себе возле рамы, как ни в чем не бывало, словно он с ними сто лет знаком, сто жбанов вместе выпили, кланяется да ручкой делает, и они ему кивают, уроды, шеей дергают, словно череп на палке наклонили... И стук, словно когтями по полу брякают... -- Она театрально, с размаху шлепнула себя по лбу. -- Кое-как я оттуда убралась, ноги не гнулись. Уж в тот вечер, когда провожал в замок, этот обормот меня лапал, как хотел, а потом, в лесочке, прислонил к дереву, и распрощалась я со своей невинностью без особого барахтанья, потому что от страха была, как вареная, пошевелиться не могла, перед глазами стояли эти чудилы в капюшонах с их нелюдской походочкой... Сварог давно уже слушал внимательно и цепко, позабыв кивать и поддакивать, нехорошо сузив глаза. Она не врала, ни словечка не врала... -- Оклемалась я только у себя в спальне, -- продолжала девчонка охотно. -- И поняла, насколько влипла. Невинности, конечно, жалко, ну да все равно с ней расставаться бы пришлось... Хуже другое. Вы, наверное, государь, и не знаете, но в нашей державе испокон веков бытует такое мнение, что ничего доброго из зеркала выйти не может. Даже поговорка такая есть: "Чтоб к тебе ночью из зеркала гости нагрянули!", и поговорки есть вроде "Хуже, чем из зеркала вылезший...". Откуда это пошло и на чем основано, я не знаю, только с малолетства помню, как пастухи рассказывали страшные сказки про зеркала, зазеркальные омерзительные страны, про чудовищ, что оттуда вылазят, кровь пьют и порчу наводят... И вот -- нате вам! Оказалось, что выходить мне замуж за самого натурального зеркальщика! И не знаю, как до утра досидела, оба зеркала у себя в спальне завесила, чтобы ненароком не вылезли... На рассвете осторожненько посоветовалась со старым Грегуром -- он у отца был вместо оруженосца, а потом, по дряхлости, за дворецкого, в молодости поездил по свету, даже на Сильване бывал, видывал виды... Он мне и сказал твердо: барышня, не связывайся! Душу погубишь! Ничего, мол, Доброго из зеркал выйти не может... -- И тогда... -- сказал Сварог. -- И тогда я ему написала, что разрываю обручение -- хоть оно и с записью... -- Как это? -- искренне не понял Сварог. -- Так у нас заведено, государь. Есть просто обручение, его еще можно отменить, совсем даже легко, но после простого обручения происходит другое, уже серьезнее, с клятвенной записью в шнурованной книге королевского нотариуса нашей губернии, и вот оно-то имеет почти такую же силу, как законный брак, отказаться от него по простому капризу никак нельзя. И глэрд, и королевский пристав тебя заставят, как миленькую, и будут правы по закону. Вообще-то, правило полезное, оно для того и придумано, чтобы к браку относились серьезно и никому не было кривды... только в таких вот случаях, вроде моего, оборачивается скверной стороной. Потому я вместе с письмом глэрду отослала и прошение вашей королевской милости -- написала, что у меня есть веские причины идти против установлений, что жених мой, как и его дядя, -- завзятый чернокнижник, и в семью к ним я ни за что не пойду... Только от вас пришло распоряжение оставить все по-прежнему... Так и написано: "Оставить в прежнем состоянии". И ваша подпись. Хотите, покажу? Вот оно у меня, в холстинку завернуто... Обнаружив свою несомненную подпись на листке бумаги с Малой королевской печатью, пришпиленном к прошению с помощью засургученной булавки, Сварог смущенно опустил глаза. Сказал виновато: -- Я же говорил -- секретари подносили вороха бумаг... Скорее всего, я твоего прошения и не видел вовсе, а видел сделанный писцами экстракт на две строчки, с пометкой заведующего канцелярией. Согласуясь с этой пометкой, я и подмахнул... -- Как же так можно, ваше величество... Сварог поерзал на шатком стуле. Не стоило посвящать ее в запутанные дебри бюрократии, причудливые странствия бумаг, резолюций и пометок, способных надолго ошарашить человека неподготовленного... -- На другой день прискакал королевский пристав, то есть ваш, -- сказала девушка. -- Вся округа знает, что он у глэрда на полном содержании, с потрохами, душой и телом... Велел мне нынче же готовиться к свадьбе. Я так понимаю, жених мой проболтался дяде. Убить меня они опасались, вот и решили быстренько устроить свадьбу, чтоб обезопаситься на будущее. По нашим законам, будет вам известно, супруги друг против друга свидетельствовать не могут, их показания изначально в расчет не принимаются... Я, конечно, взвилась, у меня кровь отцовская, буйная. А его, должно быть, крепенько настропалили, чтобы без меня не возвращался. Врезал мне по шее -- до сих пор больно, -- обозвал непристойным словом и заорал, чтобы я собиралась в три минуты, иначе он меня за волосы притащит... Он даже и не дворянин вовсе, из градских обывателей выслужился... Мои вассалы его сгоряча приложили пастушьим посохом по темечку -- всего-то разок, зато на совесть, он и не дрыгался почти, душа вылетела, как пробка из бутылки... И ничего мне больше не оставалось, кроме как поднимать мятеж... Одна была надежда -- что на суде вашей милости все же дадут объясниться, а там -- как знать... Сварог грустно покривил губы. Конечно, мятежников, объявивших рокош по всем правилам, не полагается вешать на месте, их непременно должен судить Высокий Суд Королевской Скамьи... если выживут при штурме. Десять против одного за то, что успевшая принять водочки гвардия, разгоряченная боевым азартом и разъяренная неизбежными потерями, с ходу порубила бы в капусту всех, до "ого смогла бы дотянуться клинками, как оно частенько и случается. В общем, глэрд Рейт рассчитал все почти безошибочно, и шансы выиграть у него были: Сварог мог и не поехать к замку. А глэрд мог лично принять участие в штурме -- он же сюзерен здешних мест, это, в конце концов, его обязанность -- и уж нашел бы случай дотянуться до девчонки, даже уцелей она при штурме... Неглупо. -- Собирайся, -- решительно сказал он, вставая. -- Побеседую я по душам с твоим глэрдом, так, что надолго запомнит... Глава 11. ОТРАЖЕНИЕ ЗОЛОТА ...В сводчатом подвале, расположенном значительно ниже уровня земли, было душно и темно -- на стене, воткнутый в ржавую железную державку, чадил и потрескивал одинокий смоляной факел. Здоровенный одноглазый субъект самого неприятного облика, стоя лицом к присутствующим, ворочал железные прутья, раскалявшиеся на углях в продолговатом железном же ящике, столь невозмутимо и буднично, словно готовил шашлык, а не пытошные орудия. Из одежды на нем имелась лишь короткая кожаная юбка. Его подручный, столь же здоровенный и неприятный -- вот только у этого оба глаза были целы, -- громко ругал третьего, должно быть, самого младшего по должности: -- Ты что принес, орясина? Тебя за чем посылали? -- Он встряхнул лязгнувший мешочек. -- Подноготные гвозди тоненькие, как бабские шпильки, они ж на самом виду лежат, под клещами для откусывания яиц... А ты мне что приволок? Гвозди для забивания в задницу. Думать надо, иначе всю жизнь так и будешь гвозди мастерам подавать... Посмотри на постояльца, дубина! Жирноват постоялец, в такой заднице любой гвоздь увязнет, такому первым делом нужно под ногти заколотить, еще до того, как железом погрели... Паш-шел! Чтобы вихрем мне принес подноготные! Да смотри, клещи не перепутай! Как они выглядят, которыми яйца откусывают? -- Оне широкие... -- робко отозвался подручный. -- Хоть чего-то в башке задержалось! Правильно, золотце! Вот под ними и лежит мешочек с подноготниками... Бегом, чтоб подошвы горели! Подручный, гремя гвоздями в мешочке, ошалело выскочил в низенькую дверцу. Сварог, сидевший на низкой неструганой лавке, обеими руками ослабил застежки кружевного воротника. Глянул в сторону -- там, надежно привязанный к вбитым в кирпичную кладку железным костылям, с кляпом во рту помещался глэрд Рейт, не обремененный одеждой вовсе. Судя по его белому лицу, текущим вперемешку со струйками пота слезам, гримасам и выкаченным из орбит глазам, устремленным на раскалявшиеся понемногу прутья, благородному господину было немного не по себе. Однако Сварог не чувствовал к нему ни малейшей жалости -- и, откровенно говоря, ничуть не тяготился здешней обстановкой. Одно из тех житейских дел, коими королям, увы, приходится порою заниматься... Глэрд Баглю, заложив руки за спину, вышагивал по подвалу из конца в конец, его породистое лицо пылало нешуточным охотничьим азартом. Печать профессии, знаете ли: будь ты трижды герцогом из невероятно древнего рода, многолетние труды по управлению секретной службой накладывают свой отпечаток. Сейчас он был на тропе -- и, как хороший охотничий пес, трепетал от возбуждения. Палач, ухватив рукой в толстой перчатке холодный конец раскаленного прута, поднял его над углями. Довольно хмыкнул: прут раскалился так качественно, что напоминал уже не железо, а прозрачный столбик багрового, невыносимо жаркого пламени... Судя по звукам, Рейт обмочился самым позорным образом. -- Сразу железом погладим или сначала подноготные прикажете, ваша милость? -- буркнул палач. -- Где этот болван провалился... Взглядом поманив глэрда, Сварог вышел с ним в соседнее помещение, столь же сводчатое и душное. Там со вбитого в потолок кольца свисали толстые ремни, на лавках и просто на полу навалом лежали всевозможные замысловатые штуки, способные сделать пессимистом любого. -- Послушайте, Баглю... -- тихонько сказал Сварог. -- А он, часом, не сдохнет? Он и так-то ни жив ни мертв... Может, начнете с племянника? Баглю загадочно усмехнулся: -- Мой король, вы, уж простите, плохо разбираетесь в тонкостях нашего неприглядного ремесла... Во-первых, означенный племянник -- здоровенный детина и отнюдь не трус, с ним было бы гораздо больше возни. Во-вторых, главой предприятия является как раз дядя. В-третьих же... Вам следует глубже изучить законы и уложения собственного королевства. В случае, если преступник не был взят с поличным, если следствие не располагает неопровержимыми уликами, пытку можно применять лишь в том случае, если на то дадут письменное разрешение четырнадцать присяжных королевского суда, равных обвиняемому по положению, титулу, званию, сословию... Как показывает опыт, присяжные опять-таки требуют доказательств и улик... Конечно, вы как король можете отринуть законы и повелеть пытать по вашему высокому желанию... но к чему вам репутация тирана? Увы, у нас нет ни малейших улик. Вы сами видели то зеркало -- оно ничем не отличается от других... Если из него и в самом деле в урочный час полезут какие-то твари, этот час надо еще знать, дождаться его... В замке мы не нашли никаких странных предметов, никаких следов нечистой силы или черной магии... -- Но отчего же вы в таком случае... -- Государь, -- проникновенно сказал Баглю. -- Милейший Рейт -- не из храбрецов. Ручаюсь, у него сейчас вылетели из головы все юридические тонкости, вы же видели, как его корежит... -- Ах, вот оно что... -- с ухмылкой сказал Сварог. -- Ну, тогда следует ковать железо, пока горячо... -- Именно это я имел в виду, государь. -- Пойдемте, -- сказал Сварог. -- Пока не опомнился, сукин кот, и не начал вопить о своих правах... Я постараюсь вам не мешать, милейший Баглю. -- Наоборот, ваше величество! -- живо воскликнул Баглю. -- Было бы просто прекрасно, если бы вы... Я не осмелюсь предложить своему государю соучаствовать в нашем треклятом ремесле, однако... Вы решили, он пришел в такое отчаяние оттого, что испугался меня? Лестно, конечно, для моей скромной персоны, но на деле, будь я здесь один, он быстренько справился бы с собою, вспомнил о своих законных правах, о том, что я, по сути, такой же глэрд, и не более того... Он вас боится, понимаете? Простите за правду, но за вами после всех ваших приключений тянется шлейф грозной загадочности. Никто ничего не знает толком. Публике известны лишь результаты ваших свершений -- и народная молва, по-моему, совершенно справедливо, расцвечивает известное ей домыслами и пересудами, подозревая, что на поверхности лишь вершина, а есть еще могучие корни, пребывающие во мраке... Я и сам так думаю, извините на вольном слове, потому что давно занимаюсь этой грязной работой и хорошо представляю, сколько остается под землей. Что же тогда говорить о фантазии толпы? Одним словом, это вы его ввергаете в смертельный ужас... -- Ну что ж, -- сказал Сварог. -- При такой сволочи и в палачах состоять как-то не зазорно... Пойдемте. Они вернулись в помещение, где в углу мрачно сидел брат Фергас, невозмутимый главный палач позванивал раскаленными прутьями, а прикрепленный к костылям глэрд Рейт дошел до крайней степени слабодушия, о чем недвусмысленно свидетельствовал распространившийся по подвалу запах, поневоле заставивший Сварога закрыть нос платком. Он все же превозмог себя, подошел почти вплотную и, зловеще уставясь на пронзительно пахнущего Рейта, с расстановкой спросил: -- Вы, сдается мне, решили, что надолго обосновались в этом неуютном местечке? Глупости, Рейт. Это глэрд Баглю, человек романтической натуры, полагает, что нет на свете ничего страшнее железок, которыми забавляется вон тот хмурый дядька... Да полноте, вы еще не бывали в гостях у меня в Хелльстаде, незнакомы с тамошними милыми созданьями, которые нормальному человеку и в страшном сне не привидятся... Вот именно, глэрд. К чему мне здесь, в Глане, репутация тирана и зверя, безжалостно пытающего титулованных дворян? Я вас нынче же заберу к себе в Хелльстад, там вы быстренько поймете, что такое настоящее узилище и настоящие ужасы. И никто не станет требовать у меня отчета -- ну какие в Хелльстаде, к лешему, присяжные? Я там и без них обхожусь. И косточек не найдут... Решив, что затягивать удовольствие дальше неразумно -- чего доброго, помрет с перепугу, -- сделал одноглазому многозначительный жест. Тот, поняв его совершенно правильно, бесшумно приблизился и двумя мощными пальцами выдернул изо рта Рейта добротный многоразовый кляп из кожаного мешочка с пенькой. Какое-то время глэрд осторожненько закрывал рот, медленно возвращая в нормальное состояние сведенные судорогой мышцы лица. Потом, косноязычно шевеля языком и пуская слюни, пролепетал: -- Ва... ва... Сварог терпеливо ждал, когда родится что-то более осмысленное. -- Ва-ва-ваше влеи... -- Ну да, -- сказал Сварог. -- Это я, мое величество. Полновластный король здешней державы. А вы, милейший, -- лукавый, злокозненный подданный, который едва не погубил невинного человека, да вдобавок, что гораздо тяжелее, связался с неведомой нечистой силой, выползающей из зеркал без всякого дозволения таможни и пограничной стражи... Что же, прикажете вас кормить пряниками и придворные звания жаловать? Плохо вы меня знаете... Обращению с публикой вроде вас я учился у моего соседа и брата Конгера Ужасного, а у него, должен вам сказать, если разоблаченного куманька нечистой силы сжигают на костре, тот считает, что ему крупно повезло, -- потому что иные помирают долгонько... -- Государь! -- отчаянно возопил Рейт. -- Чем угодно клянусь: они к нечистой силе не имеют никакого отношения! Я -- слабый человек, поддавшийся соблазну, что есть, то есть, но не настолько я не дорожу жизнью и душою, чтобы связываться с нечистым! Спросите брата Фергаса, он ведь наверняка с вами был в моем замке! Они странные, верно, только не имеют они ничего общего с нечистой силой! Брат Фергас, вовсе не настроенный разрушать столь успешно протекавшее дознание, уперся в него тяжелым взглядом и молчал, явно не собираясь выступать в роли адвоката. -- Интересно, откуда мне знать, правду вы говорите или опять врете по своему подлому обыкновению? -- спросил Сварог хмуро. -- Тебя, мерзавца, спасет лишь полная откровенность. Как только начнешь врать или вилять... -- Ваше величество! -- истово воскликнул Рейт. -- Располагайте мною, умоляю! Сделав вид, что пребывает в задумчивости, Сварог старательно нахмурился, подперев чело рукой, потом поднял голову и громко распорядился: -- Эй, кто-нибудь! Отвяжите его и дайте какую-нибудь дерюгу, чтобы не оскорблял нашего королевского взора столь отвратным видом. Только сначала хорошенько вытрите его чем-нибудь, чтобы я мог свободно вздохнуть... Он был доволен собой -- изъяснялся в добротном стиле тех самых рыцарских романов, к которым пристрастилась Мара, а сам он их лишь пролистывал перед сном, чтобы заснуть наверняка. Палач с помощниками отвязали благородного глэрда, привычно облили его водой из бадейки, обтерли ветошью, накинули на плечи какую-то драную холстину и, подчиняясь жесту Сварога, выпихнули в соседнее помещение. -- Садитесь уж, -- сказал Сварог, указывая на широкую лавку. Однако глэрд шарахнулся от предлагаемой мебели, как черт от ладана. Присмотревшись, Сварог понял причину: снабженная воротами и кольцами скамья была явно предназначена для следственных действий вроде растягивания. Дрожа, кутаясь в рванину, глэрд отодвинулся в уголок, подальше от длинных щипцов, воронок и прочих интересных приспособлений, уселся там на корточки, легонько постукивая зубами. Сварог, не чинясь, уселся на помянутую скамью. Там же поместились Баглю с монахом, а главный палач встал над допрашиваемым, хмуро пояснив: -- Оне иной раз норовят башку об стену разбить, чтоб, значит, ноги сделать от правосудия... -- Ну что вы, друг мой, -- сказал Сварог почти весело. -- Наш благородный глэрд, я уверен, любит жизнь во всех ее приятных проявлениях и ни за что не станет добровольно ее укорачивать... Но вы все равно стойте, где стоите. В самом деле, мало ли... Итак? -- Я их не звал! -- сообщил Рейт, ежась. -- Отроду не занимался чернокнижьем, и в замке у меня вы ничего подобного не найдете! -- Мы и не нашли, -- сказал Сварог. -- Вот только у меня есть подозрение, что это еще более запутывает дело... -- Ну что вы, государь! Все просто! Вернее, это теперь кажется простым и привычным, а сначала я испугался насмерть... вернее, не испугался, а удивился, потому что тогда, два года назад, они не сами показались, начали подбрасывать золото... Зеркало висело в замке с незапамятных времен, и никогда за ним не замечалось никакой чертовщины... Сопя и хлюпая, стеная и ежась, он попытался было углубиться в исторические изыскания, повествуя о заслугах своих предков и себя лично перед предшествующими гланскими королями, но Сварог эти поползновения пресек моментально и безжалостно, прикрикнув ледяным тоном: -- Предками тут не заслонишься. А передо мной у тебя заслуг нет, одни прегрешения. Без лирики мне, а то сюда уложу! -- похлопал он ладонью по пытошной скамье. -- И подрасти помогу, а то что-то ты у нас коротковат... Под чадящим факелом бесшумно примостился писец, нацелил карандаш на бумагу с ловкостью человека, привыкшего споро работать и в столь непритязательных условиях. Тяжко вздыхая, глэрд Рейт стал описывать историю своего морального падения, попутно предаваясь самобичеванию и выдавая всех, кого только мог вспомнить и припутать. Как многое в нашей жизни, эти события развернулись совершенно неожиданно. В одно прекрасное утро озадаченный дворецкий сообщил хозяину, что с большим фамильным зеркалом в "доспешной зале" происходит какая-то чертовщина. Прибыв на место происшествия, хозяин собственными глазами убедился, что сказано, пожалуй, слишком мягко. Зеркало, как ему испокон веков и полагалось, исправно отражало все одушевленные существа и все неодушевленные предметы -- вот только на той стороне лежал у самой рамы желтый предмет размером с кулак, которого на этой стороне не было. Здесь его не было, а там он был. Призванные в качестве независимых свидетелей племянник глэрда и двое доверенных слуг с ходу констатировали, что ни хозяину замка, ни дворецкому вовсе не чудится, -- желтый предмет, словно бы металлический, а формой больше всего напоминающий полушарие, и в самом деле лежит на той стороне при полном отсутствии его аналога на этой. Воцарилось тягостное недоумение. Все гипотезы, на какие только хватало взбудораженной фантазии, не поддавались проверке экспериментальным путем, поскольку никто представления не имел, как попасть в Зазеркалье. Очень быстро сами собой на ум пришли древние легенды и жуткие россказни о неведомых зазеркальных обитателях и их несомненной связи с тем, кого негоже поминать к ночи, -- да и средь белого дня произносить это имечко неуютно. Племянник, как человек юный и вольнодумный, стоял на том, что из зеркала вовсе не обязательно приходят одни напасти, -- есть и легенды прямо противоположные, хотя их гораздо меньше. Дворецкий, как человек старого закала, видел тут в первую очередь происки нечистого. Глэрд колебался меж двумя крайностями, а слуг, в общем, особо и не привлекали к дискуссии. В конце концов послали в деревню за Кривым Маком -- старикашкой вредным, хвастливым и пьющим, но все-таки обладавшим кое-какими несомненными способностями колдуна и чертозная, в чем давно убедилось поколения три крестьян, да и благородных дворян. Прибыв на место, Мак первым делом сожрал бараний бок и насосался глэрдова лучшего пива от пуза, долго чванился и расписывал свои подвиги, потом все же взялся за дело, побуждаемый частью звоном золота под носом, частью угрозами стереть в порошок и подвести под стародавнюю, но до сих пор официально не отмененную статью закона "о предерзостных ведунах". Мак завонял весь первый этаж, сжигая какие-то сушеные корешки и зелья, изрисовал дубовый паркет углем и мелом, забодал всех громкими невразумительными заклинаниями, но все же в итоге твердо заверил, что никакой нечистой силы он тут не зрит. Не зрит, и все тут, хоть ты тресни. Посовещавшись, ему поверили -- субъект, конечно, был своеобразный, но, по устоявшемуся мнению всей округи, дело свое знал и профессиональной репутацией дорожил. Страхи рассеялись, недоумение осталось. На другой день, утречком, благодаря налаженной дворецким сети внутризамкового стукачества, был вовремя изобличен и задержан один из двух посвященных слуг, пытавшийся покинуть замок с тем самым желтым предметом в кармане. После парочки затрещин и угрозы без всякого суда сгноить в подземелье он признался, что на рассвете обнаружил эту штуку уже на этой стороне и беззастенчиво прибрал к рукам, потому что по весу эта загадочная хреновина больше всего напоминала то ли золоченый свинец, то ли золото. Слугу заперли в подвал и снова послали за Маком, приказав подать из кухни пиво и бараний бок. Часа два провозившись с загадочной находкой, начадив и нашумев не меньше, чем в прошлый раз, Кривой не обнаружил связи ни с черной магией, ни с нечистой силой. Тогда глэрд, севши на коня и поскакавши в столицу -- а столица та была недалеко от села, -- явился к знакомому ювелиру, которого знал давно и мог на него полагаться. Ювелир, затратив вдесятеро меньше времени, чем Мак, с помощью сугубо профессиональных методов изучил предмет и заверил, что они имеют дело со слитком чистейшего золота, чья стоимость... Глэрд не велел ему продолжать -- он и сам отлично разбирался, сколько может стоить слиток высокопробного золота величиной с мужской кулак. Сумма получалась приличная даже для вполне зажиточного глэрда. Таким образом, в головоломной загадке моментально обнаружились и приятные стороны. В ту же ночь глэрд Рейт, его племянник и верный дворецкий, погасив все лампы, засели в "доспешной зале", на всякий случай вооружившись до зубов и прихватив все отыскавшиеся в замке божественные книги, числом полторы (не часто, увы, в сем замке обращались к писаниям святых мудрецов, и полторы-то еле наскребли...). Примерно за полчаса до полуночи зеркало, насколько удалось рассмотреть в лунном свете, помутнело, покрылось странными огоньками, мерцающими и кружащими, минут через несколько все они погасли, а туман рассеялся -- и по ту сторону зеркала обнаружилась непонятная фигура, укутанная в балахон с капюшоном, освещенная слабым источником света так, чтобы ее было видно. В нее едва не пальнули сгоряча, но опомнились -- кто, кроме этого создания, мог положить сюда золото? Чистейшее и на приличную сумму? Неприятным голосом, не вполне похожим на человеческий -- глэрд особо отмечал это обстоятельство, хотя и не мог объяснить, в чем же отличия, -- фигура вполне членораздельно и внятно попросила их не пугаться, заявив, что является существом из плоти и крови, не имеющим ничего общего с нечистой силой, и намерена заключить взаимовыгодное соглашение вроде торгового, а в знак серьезности своих намерений и Дружелюбия уже выплатило маленький задаток. Слово "задаток" глэрду весьма понравилось, а еще больше привлекало то, что слиток золота величиной с кулак существо небрежно поименовало "маленьким". Перспективы открывались интереснейшие. Расхрабрившись, глэрд велел спутникам убрать подальше орудие, а загадочного гостя в балахоне пригласил выйти из зеркала, присесть за стол, как принято меж благородными людьми, и обсудить все по-деловому, а не на ногах, подобно продающим корову простолюдинам. Гость вышел, предупредив предварительно, что он на той стороне не один, и в случае какого-нибудь коварства за него отомстят молниеносно и надежно. (Что, между прочим, свидетельствовало о некоторой осведомленности существа о человеческой природе и психологии). Глэрд и не помышлял о каких-то коварных ходах: дело было не только в золоте, он слишком хорошо понимал уже, что создания, способные забросить на нашу сторону из Зазеркалья слиток золота, могут, пожалуй что, набросать оттуда и каких-нибудь зажигательных снарядов в самый неожиданный момент. Да и разглядел уже, что зеркальное стекло исчезло начисто, что на той стороне нет уже отражения зала, зато в полумраке шевелятся смутные фигуры, направив в их сторону дула и жерла. Уселись тут же, в зале. Глэрд так и не видел ни лица гостя, ни хотя бы кончика пальца, но тот, по крайней мере, мог сидеть, как человек, а изъяснялся вполне вразумительно, лексикон его был богат, речь -- гладка. По размышлении глэрд вынужден был признать, что, не видя собеседника, а лишь слыша, принял бы его за обыкновенного образованного человека, а то и дворянина. То, что голос загадочного гостя был скрипучим и каким-то не таким, картину не портило -- в конце концов, глэв Гюсан, которому искусные лекари вставили серебряную трубку в развороченную картечью на войне глотку, хрипел и скрипел при каждом слове не в пример диковиннее, а вот поди ж ты, привыкли и научились понимать... Вскоре выяснилось, что незнакомец в балахоне -- своего рода купец, но не простой, а высокопоставленный, что-то вроде старшины Сословия Мер и Весов, если переводить на привычные мерки, а с подобным купеческим сановником и дворянину сидеть за одним столом не зазорно. И дело его опять-таки насквозь знакомое: означенный субъект "по ряду причин, излагать которые было бы слишком долго и сложно", камеревался проложить через "доспешную залу" глэрда нечто вроде торгового маршрута, за что, конечно же, готов был платить владельцу данного места, как принято в цивилизованном обществе. По его заверениям, место, откуда он вышел, было не какой-то там магической страной или обиталищем нечестивых демонов, а обыкновенным миром, таким же, как Талар или Сильвана, но расположенном в пространстве так заковыристо, что он, гость, и сам толком не понимает, как это можно объяснить обыкновенными человеческими словами, поскольку, к тому же, не обременен особой книжной ученостью, предпочитая торговые дела. Глэрд и сам не особенно требовал научных объяснений -- его гораздо больше интересовали материальные вопросы. Он быстренько смекнул: очень похоже на то, что какие-либо другие зеркала загадочного гостя не устраивают, что именно это, в замке, ему позарез необходимо. Как с Кантарийским перевалом: нет в округе другого места, где было бы так удобно проложить большую дорогу, нет, хоть ты тресни, и тому, кто вознамерился бы сделать крюк, пришлось бы отмахать добрых две сотни лиг. Вот и платят купцы соответствующую пошлину благородному глэву, на чьих родовых землях помянутый перевал расположен, кряхтят, жалуются, но платят, никуда ведь не денешься, поедешь в обход -- еще больше затратишь... С этой точки зрения глэрд и повел дальнейшую беседу. Существо в балахоне мысли Рейта уловило моментально -- и весь последующий разговор представлял собою банальнейший торг. Глэрд боялся продешевить, а существо, хоть и издавало звуки, вполне соответствующие кряхтению, хоть и порывалось пару раз, совершенно как опытный таларский купец, убраться восвояси, но все же не очень торопилось, подтверждая тем самым первоначальные догадки глэрда, что особого выбора у загадочного гостя-то и нет. После Демонстративных вскакиваний и прощаний, после торга и взаимных обвинений в чрезмерной алчности дело все же начало понемногу налаживаться. К рассвету Ударили по рукам -- чисто в переносном смысле, поскольку конечностей гостя глэрд так и не увидел, о чем не особенно и сожалел: а зачем, собственно? Какая разница, как выглядит конечность, протягивающая тебе золото? И по тропе двинулись караваны... В течение двух лет деловые партнеры с той стороны появлялись из зеркала строго по своему расписанию -- один раз в одиннадцать дней, которое не нарушили ни разу. Число путешественников, наоборот, не было чем-то незыблемым и неизменным: как правило, от семи до десяти, а иногда с ними были один-два тяжело навьюченных ящера. Всякий раз они успевали от заката до рассвета проделать путь со своей поклажей от замка глэрда до морского берега и обратно (иногда кто-то из них уплывал с грузом на корабле, иногда -- нет). Поскольку маршрут этот пролегал по землям глэрда и его вассала, малолетней гланфортессы, где чужие появлялись крайне редко (а ночью и свои не болтались под звездным небом), тайну удавалось хранить надежно. Откуда взялся корабль, на котором увозили грузы, глэрд не имел представления. Ему просто сообщили, что корабль придет, и посоветовали арендовать у юной дворянки единственный подходящий для импровизированной пристани участок на многие мили побережья. (Сам он, обдумав все, высказал предположение, что стал не первым и не единственным из таларских жителей, кто наладил с "балахонщиками" торговые дела.) Как же иначе, если на корабле были самые натуральные люди? Разумеется, пришлось как следует поработать со слугами. Им преподнесли версию, которая никого не удивила, потому что не несла в себе ничего нового и необычного: его светлость тоже решил в конце концов заняться контрабандой. В пограничных местностях, так уж исстари повелось, отношение к контрабанде незатейливое и насквозь житейское -- как у крестьян к севу или выпасу овец... Следить, ясное дело, приходилось недреманно. За эти два года с жизнью распрощались пятеро слуг -- кто по пьянке наговорил в деревенской корчме лишнего, кто чересчур уж нагло потребовал увеличения платы за молчание, а один вообще собирался, как честный подданный его величества, донести в полицию. Отбытие из нашего мира всех пятерых было обставлено столь продуманно, что никто ничего не заподозрил. По тем же причинам пришлось, пусть и с болью душевной, расстаться с Кривым Маком, каковой тоже начал звонить языком на всех углах, а в силу непредсказуемости характера старикашки любые заключенные с ним договоренности были вилами на воде писаны. Пряча глаза и проронив слезинку, глэрд поведал, что ни у кого так и не возникло мыслей, будто смерть седого чертозная вовсе не была следствием неумеренного потребления спиртного. Легко догадаться, что глэрд сгорал от любопытства, пытаясь выяснить, что же лежит в загадочных тюках и ящиках, но никак не мог до них добраться, все его предложения о помощи в переноске решительно отвергались. Где-то через год, когда взаимовыгодные отношения устоялись и окрепли, он все же поставил вопрос ребром, заявив: как он может быть уверен, что его не обманывают с выплатами пошлины, если не знает, что в мешках? И пригрозил разорвать прежние договоренности в одностороннем порядке. Вновь состоялся разговор по душам -- если точнее, откровенная свара, но, как и рассчитывал хозяин замка, более подходящего маршрута у его зазеркальных друзей, похоже, не имелось. Ему показали содержимое нескольких тюков по его выбору, но, вот незадача, подавляющее большинство обнаружившихся там предметов настолько не походили на что-то известное, что об истинном их предназначении глэрд просто не мог догадаться (как и сам Сварог, добросовестно выслушавший длиннейшие, но не ставшие от этого понятными описания). Лишь некоторые вещички вроде Уже конфискованных людьми Баглю у пастухов "водяной лампы" и "волшебной сковородки" оказалось возможным приспособить к повседневным нуждам (как и полдюжины других, найденных в замке опять-таки ищейками Баглю). Глэрду они были не столь уж и необходимы, но из чистого стяжательства он требовал присовокупить их к обычной плате. Будущее казалось безоблачным -- "зазеркальщики" пока что не собирались искать новый маршрут либо отказываться от старого, после брака племянника с хозяйкой замка Барраль ее земли должны были самым естественным образом соединиться с глэрдовыми (и побережье в том числе), купленный с душой и потрохами королевский пристав, со своей стороны, обеспечивал тайну и безопасность... Беда, как водится, грянула неожиданно. Слабым звеном в цепочке оказался родной племянник, кровиночка, сволочь этакая. Кто же мог предположить и просчитать заранее, что он, пылая плотскими желаниями, устроит невесте экскурсию с демонстрацией кое-каких диковинок? Отправить паршивца следом за Кривым Маком и ненадежными слугами не поднималась рука -- кроме племянничка, у вдового и бездетного глэрда других наследников не было, земли при другом раскладе отошли бы короне как выморочные, а герб был бы принародно перевернут, что означало пресечение рода. Пришлось помиловать обормота, измочалив, правда, об него арапник, -- и ускорить свадьбу, насколько возможно. В Барраль был отправлен продажный пристав... Последствия известны. ...Сварог долго вдыхал полной грудью свежий вечерний воздух, казавшийся невероятно сладким после подвальной духоты, пропитанной дерьмом, копотью и грехами человеческими. Потом задумчиво сказал: -- Он не врал, я уверен. Вполне возможно, о чем-то я попросту не спросил, но любое вранье я бы выявил... В самом деле, это никак не похоже на нечистую силу... -- Решительно не похоже, -- кивнув головой, подтвердил брат Фергас. -- Ни малейших следов мы не выявили. Что ж, так легче... -- Смотря кому, -- поморщился Баглю. -- Лично мне, как главе известной канцелярии, крайне неприятно, что под носом у меня регулярно проскальзывают контрабандисты. То, что они приходят из зеркала, ситуации не меняет -- из зеркала ты там или откуда, а пошлину платить изволь, и документы у тебя должны быть в порядке... -- Рейту они говорили, что таскают свою поклажу из одного ненашенского мира в другой... -- протянул Сварог. -- Но вы правы, милейший Баглю: пользоваться нашим миром без нашего дозволения -- по меньшей мере бестактно. А по большому счету, это вульгарнейшее нарушение наших законов. И отвечать должен по всей строгости. -- Никуда они от нас уже не денутся, -- мстительно поведал Баглю. -- Замок занят гвардейцами, всех без исключения причастных мы перехватали и посадили под замок. День следующего визита знаем точно. Уж я их встречу... Не смотрите так, государь, я не собираюсь, словно глупый юнец, бросаться с голыми руками на эти их жерла. Дадим им выйти и тихонечко сграбастаем на полпути к морю. А тот корабль никуда не денется, наши корветы перехватят. Вообще-то, ваше величество, о подобных случаях я должен незамедлительно ставить в известность Канцелярию земных дел, ее восьмой департамент... Сварог спокойно сказал: -- Но ведь вам известно, что совсем недавно ее величеству императрице было угодно распорядиться о создании еще одной конторы, чей глава стоит выше милорда Гаудина? -- Разумеется... господин капрал Небесной лейб-гвардии! -- Так-то, -- сказал Сварог. -- То, о чем восьмой департамент не знает, ему и не повредит... Я дам вам людей, вооруженных кое-чем посерьезнее мушкетов. Опасаюсь, у этих созданий под балахонами может оказаться и оружие... Одного я не пойму: почему никто в округе не заметил вьючных ящеров? Создания в балахонах еще могли в ночном мраке сойти за людей, но ящеры-то? -- Ваше величество... -- легонько усмехнулся Баглю. -- Вы, должно быть, невнимательно читали ученые книги о гланской фауне... У нас еще водятся горные вараны, нигде на континенте их уже не осталось, вымерли, а у нас тысячи две осталось. Есть умельцы, которые приучают пойманных совсем крохотными детенышей и к плугу, и к вьюку. Так что здесь нет никакой загадки: их ящеры очень похожи на горных варанов, только и всего... Он неотрывно следил за каретой с занавешанными окнами, стоявшей у входа в подвал. Вывели глэрда Рейта, закутанного в плащ с опущенным капюшоном, затолкали внутрь, стражники вскочили на запятки -- и карета тронулась. -- Езжайте, милейший Баглю, -- сказал Сварог. -- Я же вижу, вы сгораете от нетерпения продолжить разговор, вытряхнуть из него все остальное... Езжайте. Баглю с видимым облегчением поклонился, бросился к своему коню, взлетел в седло и поскакал вслед за каретой, уже свернувшей к главным воротам королевского замка. Сварог медленно зашагал по брусчатке бок о бок с монахом. Поодаль маячил слуга, но приближаться опасался, полагая не без резона, что его величество поглощен важнейшими государственными делами. -- Как же вы проморгали... -- произнес Сварог. -- Потому и проморгали, что это нечто насквозь житейское, -- задумчиво сказал брат Фергас. -- Не имеющее отношения к потустороннему, к магии... И ведь не только мы проморгали... А в общем... Наши Братства не всемогущи, государь. Конечно, досужие языки нам приписывают нешуточное могущество и обладание некими страшными тайнами, но признаюсь, ваше величество, в этом все же много от сказок. Нет ни особого могущества, ни каких-то тайн. Просто-напросто мы старые и опытные охотники -- вот и все... Боремся с Тьмой, как умеем. А упорство и решительность, увы, не всегда заменят могущество... Тот же случай, что и с вами, уж простите за дерзость. Вам тоже присуща решимость и упорство, но они не делают вас всемогущим... -- Да уж, к великому моему сожалению... -- сказал Сварог печально. -- Нужно нам с вами как-нибудь выбрать время и обстоятельно поговорить по душам, причем я буду выступать не в роли короля, а в качестве главы той самой конторы, о которой мы говорили с Баглю... Меня беспокоит Горрот... даже не сам Горрот, а то, что внешне там все благополучно, все в рамках имперских законов и установлений -- но, я уверен, есть и оборотная сторона. -- Полностью с вами согласен, -- кивнул брат Фергас. -- Не примите за лесть, государь, но вы нашли отличную формулировку. Полная открытость и благолепие -- и некое потайное дно, как в старинных шкатулках. -- Значит, вы... -- Мы ничего не можем выяснить, -- сказал монах. -- Те, кто оттуда возвращаются, не могут выяснить ничего... конкретного. Другие бесследно пропадают, и мы опять-таки не в состоянии отыскать следов. Или улики. О, никто не создает помех деятельности Братства -- но люди исчезают, словно тают в воздухе... -- А что, если пойти на него войной? -- размышлял вслух Сварог. -- Повод найти нетрудно, никого не удивит даже отсутствие повода -- когда это оно считалось препятствием к развязыванию войны? -- Для серьезной войны у Глана не хватит сил. Вам ведь нужна не очередная пограничная стычка, а полный разгром Горрота и его захват? -- Желательно бы, -- кивнул Сварог. -- У Глана на это никогда не найдется сил. Впрочем, как и у Горрота в отношении нас. -- Союзников бы нам, -- сказал Сварог мечтательно. -- Коалицию с Ронеро или Снольдером... Попробовать, что ли? -- Ронеро не до нас, -- подумав, сказал монах. -- Конгер умирает, ему остались считанные дни. А законного, признанного всеми наследника нет -- только внебрачная дочь и около двадцати королевских родственников, в большинстве своем людишек пустых и никчемных. В Снольдере обстановка еще унылее -- там есть совершенно никчемный король, но нет сильных министров, имевших бы вес... Никакой коалиции нам в обозримом будущем не сколотить. Наши Братства не в состоянии выступать в чистом поле против армий... -- Бог ты мой, -- в сердцах сказал Сварог. -- Я, конечно, и раньше предполагал, что быть королем непросто, но только теперь понял, как это тягостно. Точно знаешь, что хочешь, что нужно сделать, -- и отчетливо видишь, что сделать не в силах ничего... Они понемногу приближались к королевскому дворцу -- не столь уж большому зданию старинной постройки, с узенькими окнами и навесными башенками-машикулями, задуманному в первую очередь как рубеж обороны, а не средоточие комфорта. Откровенно говоря, почти спартанская простота сего обиталища Сварогу не очень так уж и нравилась, он был уже чуточку избалован небесной роскошью. Возле узкого высокого крыльца -- опять-таки идеально приспособленного для долгой обороны -- стояла Мара в компании нескольких телохранителей. Слуга так и тащился следом, то порываясь подойти, то робко отступая. -- Вам нужно беречься, государь, -- сказал монах бесстрастно. -- Эта неожиданная вежливость Стахора -- я об оставлении им Заречья и Корромира -- меня беспокоит даже больше, чем какой-то откровенно враждебный акт... -- Меня тоже, признаться, -- серьезно сказал Сварог. -- Но вот от чего прикажете беречься, святой брат? Не знаете? И я не знаю... Положительно, этому болвану что-то от меня нужно! Он приостановился и жестом приказал тащившемуся по пятам слуге подойти. Тот, кланяясь, как подобает, тихо сообщил: -- Государь, в столицу прибыл ваш младший брат... -- Вы что-то путаете, любезный, -- сказал Сварог почти весело. -- Нет у меня братьев и не было... -- И тут же спохватился. -- Тьфу ты, я и не подумал... Конечно же, младший брат... Харланский герцог или кто-то из Вольных Маноров? Старательно пуча глаза и держа руки по швам, слуга доложил: -- Несколько часов назад в столицу на купеческом корабле приплыл король Арира из Вольных Маноров -- под вымышленным именем, в сопровождении кого-то из своих баронов, тоже путешествующего инкогнито. Оказавшись в столице, король открыл свое подлинное имя и заявил, что хочет с вами увидеться по конфиденциальному делу... Глэрд Таварош ждет распоряжений... Он говорит, что король настоящий... -- Интересно, какого черта ему от меня нужно? -- в недоумении вопросил Сварог. И, не стесняясь нарушать этикет перед лицом подданных, размашисто хлопнул себя о лбу. -- Я с сегодняшними событиями забыл все на свете... Бони! -- Именно так, государь. Король Арира Бони Скатур Дерс Первый. Подлинное имя барона мне неизвестно, его так и не назвали... -- Ничего, я и сам знаю, -- нетерпеливо сказал Сварог, улыбаясь. -- Готов биться об заклад, барона зовут Паколет... Ноги в руки, любезный! Марш на кухню, и пусть повара наготовят столько, чтобы хватило на целый платунг голодных драгун! И бочоночек из погреба, из заветного отделения! Ну, не стой столбом! Чтоб подошвы горели! Слуга, оскальзываясь, кинулся прочь -- к поварне. -- Добрые знакомые? -- спросил монах. -- Друзья, -- сказал Сварог, все еще улыбаясь. -- А у меня не так уж много друзей... Простите, святой брат, я вас оставлю... Уверенно стуча каблуками по древней брусчатке, он быстро зашагал к Маре, на ходу прикидывая, как Проще и незаметнее всего улизнуть из замка. Глава 12. МЕЖДУ НАМИ КОРОЛЯМИ... Оказалось, незаметно покинуть древние стены -- предприятие самое нехитрое... Мара, как командир королевских телохранителей, уже была посвящена в эту тайну, более того, располагала двумя комплектами ключей: своим и личным королевским. Нужно было спуститься в подвал под домиком для стражи у воротам, в самом дальнем углу, отпереть низенькую дверцу, спуститься на дюжину ступенек, пройти уардов сто по сводчатому туннелю, выложенному не пропускающим сырости "жабьим камнем", снова преодолеть дюжину ступенек, но уже вверх, -- и оказаться в небольшом домике по ту сторону, площади, отделявшей королевский дворец от прочих городских строений. Хозяином домика по традиции был отставной гвардеец, надежный и семью семь раз проверенный. За четыреста лет существования подземного хода пользовались им часто -- одни гланские короли, подобно Гарун аль-Рашиду, любили прогуляться по своей столице в облике простого прохожего, другие искали за пределами замка любовных приключений, третьи плели какие-то интриги там, где у стен нет ушей... Но задуман и построен был потайной ход в первую очередь не для пустых забав, а с чисто утилитарными целями, чтобы монарх в случае такой необходимости мог бы спастись от убийц. Гланские патриархальные традиции наложили свой отпечаток и на эту область жизни: в отличие от иных держав, где частенько заставляли свергнутых королей подписать бумагу об отречении, после чего все же сохраняли жизнь в каком-нибудь отдаленном замке, гланские заговорщики не разменивались на столь пошлое бумаготворчество, предпочитая попросту и без затей проткнуть короля чем-нибудь острым, чтобы, чего доброго, не сбежал потом из заточения и не отомстил по всей строгости. Шутки шутками, а Баглю рассказывал Сварогу о двух королях и одной королеве, которым этот ход спас жизнь, что за четыре столетия в замке были убиты семеро самодержцев, которым не дали возможности добежать до спасительного подвала... Отчасти и по этой причине замок Клойн (с которого некогда и взяла начало одноименная столица) Сварогу как-то сразу не пришелся по вкусу. Не особенно и приятно обитать в замке, где имеются пять комнат и две лестницы, некогда запятнанные кровью твоих злодейски загубленных предшественников. (Что интересно, ни один из них отчего-то так и не появился впоследствии в виде призрака. Но это ничуть не повлияло на отношение Сварога к неуютной каменной громаде.) Вот купленный Марой дом примерно в полулиге от замка -- совсем другое дело. Там никого никогда не убивали, там было тесновато, но уютно, а главное, можно обходиться без кучи положенных по этикету постельничих, чашников и прочих холуев, с утра до вечера болтавшихся за дверью то королевской спальни, то королевского кабинета... Сварог стоял за портьерой, пока замковые слуги расставляли на столе привезенные с королевской кухни яства, вкатывали тот самый заветный бочонок. Слышал только, как Мара покрикивала: -- Громоздите, громоздите! Чтобы стол ломился! Бочонок поставьте просто так, пробку я как-нибудь и сама вышибу! А то знаю я, как в таких случаях бочонки наполовину пустеют... -- Госпожа гланфортесса... -- послышался укоризненный тенорок третьего помощника главного королевского кухаря. -- Вот уж воистину беспочвенное обвинение... -- Знаю я, -- безжалостно ответила Мара. -- Оглянуться не успеешь, как ополовините. Кто на пиру в честь коронации печеного фазана под полой унес прямо с блюда? Не я вами заведую, объедалы-опивалы, а то наплакались бы вы у меня... Все выложили? Вот и шагайте восвояси, да пригласите сюда тех двух господ... Когда захлопнулась дверь, Сварог вышел из своего укрытия, оглядел стол, как положено, ломившийся от массивных золотых блюд, кубков, чеканных мисок, поставцов и чаш. Стол невыносимо заманчиво благоухал тушеным, пареным, пряженым, ставленным и верченым -- да вдобавок свою лепту вносили горы фруктов, сладостей и заедок. Несмотря на вороватость, кухари и их подручные свое дело знали -- за таким столом и в самом деле не стыдно одному королю принять другого. Мара присвистнула сквозь зубы: -- Одну копченую рыбу все-таки ухитрились спереть, прохвосты. Хорошо помню, что их было семь, "благоприятное число", а теперь не более чем шесть... -- Не придирайся, -- сказал Сварог. -- Между прочим, они о тебе то же самое думают -- что ты под шумок, пользуясь служебным положением, кормишь своих гостей с королевского стола... А что еще им думать, коли они не знают, что я тут? И повернулся к двери, чувствуя, как рот сам собой растягивается в улыбке. Дружелюбно рявкнул: -- Ну, что встали, обормоты? Почему никто на шею не бросается? Не к чужим приехали! Первым вошел Бони -- такой же здоровенный, вот только румянца в лице что-то поубавилось, да над ремнем явственно выпирал живот. Двигавшийся следом Паколет тоже мало напоминал уже прежнего тощего недокормыша -- щеки у него лоснились, фигура приобрела этакую сытую округлость, разве что редкие кошачьи усики остались прежними. Оба и двигались как-то иначе -- осанисто, вальяжно, степенно. -- Ну что вы в дверях торчите?! -- нетерпеливо воскликнул Сварог, де