авказца.-- Особо подчеркиваю: медицинская помощь нарушителям данных правил оказываться не будет. Опять-таки спешу напомнить: я жажду, чтобы кто-то из вас постарался побыстрее нарушить правила обращения с господами капо, что даст повод всем остальным убедиться в серьезности моих намерений. Понятно, на печальном примере нарушителя. В-четвертых. Поскольку у нас тут не парк культуры и отдыха, бесцельные шлянья по территории лагеря запрещаю. В бараки друг к другу не заходить, вообще не шляться без дела, тот, кому приспичит в сортир, обязан двигаться к нему по прямой, которая есть, если вы не знали, кратчайшее расстояние меж двумя точками, при этом громко и непрерывно возглашая: "Номер такой-то следует на оправку!". Каковые правила соблюдать и на обратном пути. По нарушителям, кроме обычных наказаний, кои я вам подробно обрисовал, будет открываться огонь с вышки -- смотря по вашему поведению...-- он широко улыбнулся.-- А в остальном -- полнейшая свобода. Что вы там будете делать в бараках, меня не касается. Лишь бы только не нарушали вышеперечисленные правила. Хоть на голове ходите, хоть трахайте друг друга, хоть жрите друг друга. Ясно? Ну, кто посмеет сказать, что я вам не отец родной? Найдется столь неблагодарная скотина? Нет? Я душевно тронут. Возможно, вы не столь уж и пропащие скоты, какими мне, признаться, упорно представляетесь. Вижу на некоторых мордах мучительные раздумья, а на иных -- нечто, напоминающее недоверие. Вот последнее мне категорически не нравится. Повторяю, мне хочется, чтобы все присутствующие вдолбили в свои тупые мозги: это все всерьез. Хватит, повыстебывались! -- впервые он сорвался на визг.-- Попыжились, повыделывались, покрасовались, хозяева жизни, мать вашу хреном по голове? -- Он даже стиснул перила, но быстро успокоился и продолжал почти нормальным тоном: -- Все всерьез. Были -- новые русские, а стали в одночасье -- новое дерьмо. И я с вами сделаю, что мне только взбредет в голову, если будете выделываться поперек моих правил! -- Он повысил голос так, что на очаровательном личике Маргариты мелькнула недовольная гримаска.-- Отошла малина! Отошла лафа! Вы теперь никто и звать вас никак! Сомневается которая-то гнида? Шарфюрер, продемонстрируйте наглядный пример номер два, будьте так любезны! Давешний эсэсовец, тот, что подходил к проволоке, круто развернулся на каблуках и принял от коменданта пестрый пакет -- по виду один из тех, откуда обычно доставали хлеб с ливерной колбасой. Что-то там лежало, но на сей раз определенно не пайки -- пакет выглядел довольно легким. В следующую минуту стало ясно, для чего у подножия трибунки лежит железный лист, которого еще вчера не было. Черномундирник старательно принялся высыпать на него содержимое пакета -- мелькнули несколько паспортов в разномастных обложках, кучка запаянных в пластик водительских удостоверений, еще какие-то корочки разной величины и разных цветов -- темно-красные, бордовые, синие. Туда же сыпались какие-то печатные бланки, вовсе уж непонятные бумаги, яркие импортные кошельки для ключей и связки ключей на колечках с брелоками, бумажники, квитанции, еще какая-то мелочь. Не спеша, с расстановкой полил кучу бензином из некрашеной канистры, наклонился, поднес высокий огонек хорошей зипповской зажигалки и отпрыгнул. Взметнулось бледноватое пламя. Лично Вадима это ничуть не касалось, он никаких документов в конторе не оставлял, но все равно неприятно передернуло -- все это и впрямь перестало смахивать на шутку, даже трижды идиотскую... -- Каз-злы! -- взревел Браток, видимо, углядев в полыхающей, коробящейся куче нечто ему принадлежавшее, кинулся туда, задев локтем Вадима... Ему дали пробежать ровно половину расстояния до набиравшего силу пламени. Охранник с длинной неприятной рожей шагнул вперед без малейшего замешательства, как-то очень уж ловко крутнул в руках "Моссберг" с покрытым камуфляжными разводами прикладом -- и приклад впечатался в физиономию бегущего, послышался столь мерзкий чмокающий стук, что по телу пошла волна отвратительной дрожи. Вадим ощутил, как под ложечкой у него самого что-то противно екнуло, да так, что слышно, наверное, было всем остальным. Потом загремели выстрелы -- это второй палил по людям, кинувшимся к костру вслед за Братком, стрелял только он один, остальные остались в прежних позах. Крики, оханье, люди падают, катаются по земле, крови не видно, но крики не утихают... Что-то больно ожгло ногу ниже колена. Вадим, не смея шелохнуться, скосил глаза -- рядом с грязной босой ступней лежал черный, слегка деформированный шарик размером чуть поменьше теннисного. Резинка от кого-то срикошетила, резиновыми пулями лупит, гад... Потом перед сломавшимся строем вновь взлетели невысокие фонтаны земли -- это другие палили дробью. Как ни удивительно, порядок восстановился чуть ли не мгновенно, выровнялась двойная шеренга, только те, кого задели резинки, корчились и охали в голос перед застывшими -- руки по швам -- кацетниками да Браток стоял на коленях, зажав руками физиономию, охая и покачиваясь. -- Ахтунг, хефтлинги! -- заорал, надсаживаясь, комендант.-- Буду считать до трех. Кто немедленно не заткнется, брошу к херам на проволоку! Айн... цвай... драй... Упала мертвая тишина, даже Браток унялся, только огромная рыжая псина жутко рычала и рвалась с поводка, недовольная, что ей ни в кого не дали вцепиться. Бензин на железном листе почти выгорел, там поднимались многочисленные дымки, удушливо вонявшие горелой синтетикой, шипели и пузырились кусочки пластика, налетевший ветерок разбрасывал черные хлопья пепла вперемешку с кусками недогоревшей бумаги. "Это же уже не игра,-- беззвучно взвыл Вадим,-- разве может быть такая игра? Разве можно играть в такие игры с господами, хозяевами жизни, теми, кто платил деньги за услугу?" От страха и непонятности происходящего пересохло во рту. Все творившееся вокруг было столь же диким и невозможным, как если бы взбесился собственный "Мерседес" или хлебо-печка "Панас", если бы начал тебя шантажировать и грозить побоями ксерокс на фирме... И тем не менее это был не сон. Это была реальность, все творилось наяву. Послышался надрывный женский всхлип. -- Ну-ну? -- оживился комендант.-- Кто там просится на проволочку? Воцарилось гробовое молчание. -- Послышалось,-- сговорчиво протянул комендант.-- Акустический обман слуха... А вы что тут валяетесь, господа хорошие? Ну-ка в строй, живенько, ножками-ножками, тут нянек нету... Ох вы, мои хорошие, какие вы нынче дисциплинированные, я из вас еще, смотришь, людей и сделаю... Ахтунг! Господа капо! В темпе гоните свою скотину получать пайку, а потом -- по пещерам, милые, по пещерам! Первый барак, арш! Оживившийся Василюк браво выкрикнул: -- Цу бефель, repp комендант! -- чуть ли не бегом преодолел отделявшее его от соседей по бараку расстояние, остановился в трех шагах и прямо-таки пропел, поигрывая дубинкой: -- На-аправоо! На месте шагом арш! Они сделали поворот направо -- без всякой слаженности, как бог на душу положил. Вадим одной рукой поддерживал под могучий локоть Братка-- тот все еще пошатывался, чуть ли не вся левая половина лица набухала опухолью, кровянившей несколькими глубокими царапинами. -- Хальт! -- рявкнул комендант.-- Герр капо, прошу обратить особое внимание на занятия строевой подготовкой. Это, по-вашему, есть "направо"? Верблюды беременные, а не образцово-показательные заключенные! Сегодня еще сойдет, но после обеда начинайте-ка их гонять по-настоящему... -- Цу бефель, герр комендант! -- Гоните за пайкой! -- Яволь, герр комендант! Ша-агом арш! -- и после минутного замешательства Василюка осенило: -- Ногу держать! Должно быть, в армии он не служил отроду и потому понятия не имел, как следует командовать, чтобы шеренга шагала в ногу, но его правильно поняли, от отчаяния, должно быть, и кое-как пытались исполнять требуемое. Под ржанье двинувшегося следом охранника дошагали до ворот. Остановились по команде. -- Вольно! -- скомандовал новоявленный капо. Вадим прекрасно разглядел, что лицо чернявого интеллигента пылает неподдельным энтузиазмом и, можно даже сказать, восторгом. Не похоже было, чтобы этот испытывал страх или отчаяние. "Может, там, в большом мире, какой-нибудь переворот? -- от безнадежности пришла Вадиму в голову устрашающая догадка.-- Взяли власть какие-нибудь красные, встали-таки проклятьем заклейменные, объявили вновь классовую борьбу, и началось? Грабят награбленное и восстанавливают, изволите ли видеть, справедливость? Должно же быть хоть какое-то объяснение? Другого вроде бы и нет... Но ведь вчера вечером все еще было нормально? Правда, со вчерашнего вечера столько воды утекло". -- Попались, засранцы? -- вывел его из тягостного раздумья бодрый вопль тетки Эльзы. Она стояла по ту сторону проволоки, благоразумно отступив от нее не менее чем на метр, передвинулась, встала напротив отверстия в воротах, куда только и просунуть буханку хлеба -- или кошке протиснуться. Уперев руки в жирные бока, разглядывала "полосатиков" с жадным наслаждением. На поясе у нее обнаружилась расстегнутая кобура с наганом -- полное впечатление, настоящим. -- Приплыли, соколы сраные? -- тянула она, прямо-таки слюни пуская от удовольствия.-- Шо-то вы такие понурые, как будто с утра толком и не просрались... Что приуныли? Не нравится? Ворота были хлипкие, одно название,-- два квадрата из тонких плах, крест-накрест пересеченных досками еще поуже и потоньше, а все пустое место меж ними хоть и оплетено колючкой, но она, конечно же, не соединена с оградой. И еще не особенно внушительный железный засов снаружи. Если дружно напереть всем скопом... Судя по сузившимся глазам Синего, его посетила та же мысль. Судя по тому, как он слегка ссутулился, пришел к тому же выводу, что и Вадим,-- бессмысленно. Охрана успеет подбежать и расстрелять из десятка стволов... стоп, это что же выходит? Я совершенно серьезно допускаю, что охрана будет стрелять на поражение? Любопытно, а что другое в этой ситуации прикажете допускать, если в окружающем мире вдруг все шизофренически, жутко перевернулось с ног на голову? По ту сторону валялась немаленькая куча досок и тут же сколоченные квадратом толстые брусья -- ага, на скорую руку мастерят нечто вроде караулки, вон и ящик с гвоздями, пила, молотки... Что же -- всерьез? И надолго? Господи, да что же тут творится? -- Лови, быдла! -- тетка Эльза ловко пропихнула внутрь буханку хлеба, глухо шлепнувшуюся наземь.-- А больше, извиняйте покорно, вам на завтрак ничего и не полагается, не графья, перебьетесь. Ладно, знайте мою доброту... Рядом с буханкой плюхнулись две консервные банки с яркими импортными этикетками -- ананасный компот и сосиски. Обе банки наглухо запечатаны. -- А ключ? -- машинально подал кто-то голос. -- Клю-уч? -- осклабилась тетка Эльза.-- Может, тебе еще и шампанское прикажешь? С какавой? Не хотите, не берите. Другие подхватят... Ну, что стали? Шагайте! Синий первым вышел из строя, подобрал буханку, аккуратно сдув землю, рассовал по карманам банки. Поодаль кто-то громко заорал, привлекая внимание капо и охранника,-- это появился еще один незнакомый эсэсовец, подталкивавший прикладом в спину взлохмаченного и злющего Эмиля. "Ну да, он же в карцере куковал,-- подумал Вадим.-- Я и забыл..." Под глазом у старого приятеля наливался немаленький синяк, руки у него были связаны, а лицо еще более ошарашенное, чем у остальных, уже получивших кое-какую ясность. Его втолкнули в ворота, так и не развязав рук, заставили встать в строй, и Василюк заорал: -- Налево! Кр-ругом! Шагом марш! Они двинулись к бараку, старательно пытаясь шагать в ногу. Навстречу столь же неуклюже маршировала другая бригада -- две шеренги разминулись, отчего-то старательно избегая встречаться взглядами. -- Слушай, что тут творится? -- шепотом спросил Эмиль, морщась,-- видимо, запястья стянули веревкой на совесть. -- Понятия не имею,-- не поворачивая головы, таким же шепотом отозвался Вадим.-- Кто-то умом подвинулся... Ты радио, часом, не слушал? Может, революция? Переворот? -- Какое радио? Утром вломились двое, абсолютно незнакомые, начали излагать новые правила. Я поинтересовался, не рехнулись ли ребятишки, тут и началось... Одного я успел обидеть качественно, но и меня со знанием дела вырубили... -- Разговорчики! -- взвизгнул Василюк, взмахнул дубинкой, но промахнулся.-- Шагом марш! -- Стоять! -- послышался сзади совершенно противоположный по смыслу приказ. Их вприпрыжку догнал эсэсовец, придерживая правой болтавшееся на плече дулом вниз ружье. Мгновенно выдернул за шиворот из строя Столоначальника, бросил Василюку, как своему: -- Приказано -- на допрос. Гони козлов в стойло. И погнал Столоначальника к воротам, подталкивая кулаком в поясницу. Третья бригада и женская половина заключенных в полном составе еще стояли навытяжку перед трибункой, но герр комендант уже не обращал на них ни малейшего внимания, о чем-то, полу отвернувшись, беседовал с Маргаритой. Вадим так и не понял -- то ли в самом деле перехватил полный ужаса взгляд Ники, то ли примерещилось и она смотрела в другую сторону. Глава пятая. Вопросов больше, чем ответов Вернувшись в барак, обессиленно плюхнулись на нары и полезли за сигаретами. Новоявленный капо прохаживался от двери до окна и обратно, украдкой зыркая на столь неожиданно вверенных его попечению узников. Особенно часто его взгляд задерживался на Синем и Визире -- взгляд, надо сказать, ничего приятного не обещавший. Не нужно быть титаном мысли, чтобы сообразить: неожиданно взлетевшего на вершины власти чернявого педика прямо-таки распирало от желания пустить эту власть в ход немедленно, но он еще не освоился со своим новым положением, и фантазия работала скверно... Лежать Вадим не смог -- только теперь стала ощущаться тупая боль в спине. Остальные, обнаружилось, тоже украшены кое-где синяками, морщатся при резких движениях, на Братка вообще жутко смотреть, опухоль достигла предела. -- Не лезь лапами, не лезь,-- сказал ему Синий.-- Растревожишь только. -- Еще и зубы ломит, бля... -- Перетерпи. -- Бля буду, скулу сломал... -- Ничего подобного. У меня глаз наметанный, знаешь ли. Дней несколько походишь в уродском виде, а через недельку опухоль сойдет... -- Если только в чьем-то распоряжении имеется пресловутая неделька...-- бросил в пространство Василюк, постукивая себя дубинкой по ладони. -- Нет, ну это черт знает что,-- громко заявил Борман.-- В конце концов, здесь собрались люди, занимающие определенное положение и посты. Василюк одним движением оказался рядом и, уперев конец дубинки повыше бровей Бормана, процедил: -- Как насчет карцера, человек с положением? Говнецо ручками пособирать? Борман молчал, зло посапывая. Физиономия чернявого вдруг прямо-таки осветилась в приливе озарения, он покосился на Синего: коротко, зло, многозначительно. Тот напрягся. На веранде загрохотали уверенные шаги, в дверь просунулся охранник: -- Вова, давай в темпе на инструктаж, комендант всех собирает... Посторонился, пропуская Василюка, с широкой улыбкой записного весельчака воззрился на примолкших узников: -- Ну что, толстые? Звиздец нечаянно нагрянет, когда его совсем не ждешь? Х-ха! И удалился, нарочито погромыхивая сапогами, насвистывая нечто бравурное. -- Реформы...-- протянул Синий.-- В стиле эпохи...-- Достал ножик и принялся кроить буханку.-- Как бы там ни было, а поесть треба. Силы нам понадобятся, чует мое исстрадавшееся сердце... -- Банки вскрой,-- попросил Красавчик. -- Не годится. Увидят вскрытые, догадаются, что их чем-то острьм как раз и взрезали... -- Да это уже несущественно,-- пришло вдруг в голову Вадиму.-- Этот пидер знает, что у тебя нож. -- И точно. Ситуация осложняется... Ладно, подай-ка сначала сосиски. В самом деле, моментально вспомнит, гнида... Орлы, у кого-нибудь есть идеи? Не знаю, как насчет вас, но лично я этакое дерьмо на хохломском подносе в жизни не заказывал. Разве что в нашу теплую компанию мазохист затесался... . -- Господи, да кто ж заказывал? -- в сердцах сказал Визирь.-- Подобные выкрутасы происходят исключительно в карцере и сугубо по желанию клиента. (Красавчик смущенно опустил глаза, хотя никто на него особо и не таращился.) А нынешняя фантасмагория задевает абсолютно всех. Или я преувеличиваю, господа? -- Да что уж там... -- Послушайте,-- сказал Вадим.-- Что, если это какой-то переворот? Я вполне серьезно. Грянула, наконец-то, предсказанная антикапиталистическая революция? И обрадованный плебс ринулся мстить? Они же спят и видят, как бы нас раскулачить на старый манер... Что анпиловцы, что гайдаровцы, гайдаровцы даже сильнее -- красным попросту хочется, чтобы вернулись прежние времена, а гайдаровцам еще вдобавок невероятно обидно, что никто их советов не слушает и сладким пирогом не делится. Насмотрелся, учен. Последнюю сессию областной думы помните? Этот поганый доктор Айболит, что предлагал вздуть арендную плату за офисы втрое, как раз не красный, а местный главный гайдаровец... -- Рычков? -- Он, пидарасня очкастая... -- Ну это же несерьезно,-- протянул Визирь.-- Слышал я о нем краем уха. Из медицины его как раз и турнули за то, что забыл салфетку в чьем-то животе. Куда такому податься? Только в думу. -- Господи, дело совершенно не в том! -- огрызнулся Вадим.-- Про салфетку я и сам знаю. И про триппер, которым он санитарку наградил. Не в том дело, Элизбар... Вдруг и правда переворот? -- Вечека, Вечека приласкала Колчака? -- Что тут необычного? Выплеснулось наконец... -- Не знаю, как насчет переворота, но документики они всерьез спалили,-- вмешался Браток.-- Без балды. Я свои корочки сразу опознал. У меня и водительское, и свидетельство на "мерсюк" были зашпандорены в золотые рамки. На водительское пошло двадцать грамм, а на регистрационное аж сорок два... -- И зачем тебе это понадобилось, дите уродливой экономики? -- грустно улыбнулся Доцент. -- Чтоб гаишники охреневали,-- простодушно пояснил Браток.-- Золотыми цепями и гайками нынче никого не удивишь. -- Сам придумал? -- А что я, полный чурбан? Ничего придумать не в состоянии? У меня и талон в золото заделан, только я его дома забыл... Мои корочки горели, зуб даю, а золотишко так и не содрали, видел же... -- Переворот? Ну, не знаю...-- сказал .Доцент.-- Лично мне эта версия кажется фантастикой дурного пошиба. -- В ваших ученых заведениях проблемы не ощущается,-- огрызнулся Вадим. -- Ох... Признаюсь вам, Вадик, я уже давно не в научном учреждении, а самом что ни на есть коммерческом. Отсюда и денежки на предосудительные развлечения. И понимание тех самых проблем. Они стоят, вы правы. И довольно серьезные. Но в вашу внезапную революцию я отчего-то не верю. Не потому, что так легче и не столь страшно, а в силу объективных причин. Не могу поверить в революцию, развернувшуюся таким вот образом. Все-таки не восемнадцатый век, когда в едином порыве кидались с вилами на барский двор и били по голове всех встречных-поперечных. И даже не семнадцатый год. Кстати, в семнадцатом тотальный грабеж начался отнюдь не сразу после взятия Зимнего. Несколько месяцев царили полная неопределенность и анархия. -- А банки? -- Согласен, банки они заняли сразу. Но период некоторой неопределенности все-таки имел место. Масса народа успевала убраться подальше, набив саквояжи золотишком. -- Тогда не было ни компьютеров, ни спутниковых телефонов,-- уперся Вадим. -- По-моему, наличие компьютеров и сотовиков как раз вашу версию и опровергает. Потому что большая часть этих игрушек как раз и принадлежит возможным объектам раскулачивания. Ну, давайте посмотрим реальности в глаза. И анпиловцев, и гайдаровцев -- горсточка. Маргиналы, шизофреники без всякого влияния и возможностей. "Цивилизованные" левые -- народ, что ни говори, респектабельный. Как ни бьюсь, не могу представить товарища Зюганова, раскулачивающего под красным флагом товарища Семаго. Или нашего шантарского Мурчика, который раскулачивает сам себя... Вы, по-моему, с его фирмой вполне нормальные отношения поддерживаете? Вадим молча кивнул. -- Вот видите. Единственный, кто в нынешних условиях может устроить мало-мальски масштабный, тотальный переворот -- наша непредсказуемая власть. Вот от нее можно ждать чего угодно. Однако, голову даю на отсечение, в этом случае все обстояло бы совершенно иначе. Как -- не знаю. Но что иначе -- ничуть не сомневаюсь. Если подвергнуть все происшедшее логическому анализу, очень похоже, что мы имеем дело с самой что ни на есть кулуарной самодеятельностью. Дешевый триллер категории "Б". Полное впечатление, будто нечто похожее мы уже сто раз видели по телевизору. Похоже? -- Очень... -- Вот видите. Давайте спросим профессионала,-- он повернулся к мрачно сопевшему Борману.-- Как бы вы действовали в случае приказа из центра на всеобщее и стремительное раскулачивание? Ну, не стесняйтесь, мы же не дети... Помолчав, Борман сообщил: -- Вообще-то... Арестовал бы счета, занял коммерческие банки, офисы, выгреб бы документацию. Разумеется, доставив хозяев в офисы, чтобы быстренько показывали, где что лежит, и как открываются сейфы... -- Вот то-то! -- воскликнул Синий.-- То-то! Я, правда, не местный, но эти волки везде одинаковы... Нет никакой революции, а есть очередные ментовские штучки. Была деноминация, а теперь -- декапитализация. -- Глупости! -- взвился Борман.-- С профессиональной точки зрения, держать вас всех здесь абсолютно бессмысленно. -- Может, ты хочешь, чтобы мы дозрели, как груша на веточке,-- усмехнулся Синий.-- Знаю я ваши прессовочки... -- А это? -- Борман сгоряча схватился рукой за свой синяк во весь лоб, начавший уже желтеть. -- А это -- ради пущего правдоподобия. В целях пущего служебного рвения. Скорее медальку повесят -- личное участие, проявленное при этом, членовредительство ради идеалов... -- Шиз,-- бросил Борман. -- Знаю я ментовский почерк... Борман плюнул и пересел от него подальше. ---- Извините, что-то тут не вытанцовывается,-- сказал Доцент.-- Опять-таки дешевым детективом отдает. Можно было заслать наседок и помельче калибром. Наш друг,-- он кивнул на Бормана,-- не менее чем полковник, я отчего-то полагаю... -- Да ну,-- вклинился Браток.-- Тоже мне, кроссворд. Никакой он не полкаш, а генерал-майор. Знаю я его вприглядку. Раньше не говорил, не мое дело, мало ли как ему развлекаться охота... -- Не врет? -- поинтересовался Доцент. -- Не врет,-- сумрачно согласился Борман.-- Вообще, если хотите знать, моя сфера -- криминальная милиция. Вы все, о чем сами прекрасно знаете, по другим департаментам проходите. -- Точно,-- сказал Браток.-- Криминалка. Леху Пузыря чуть не посадил, мудак, за полную ерунду -- подумаешь, в кабаке по люстрам стрелял. Едва выкупили...-- он поспешно умолк. -- Ну-ка, ну-ка! -- оживился Борман.-- А через кого выкупали? -- Так я тебе и доложился,-- огрызнулся Браток. -- Выберемся отсюда -- я с тобой пообщаюсь... -- Иди,-- буркнул Браток.-- У меня справка. Паранойдальный бред с кратковременным выпадением сознания. -- Ишь, заучил... --А то! -- Хватит,-- поморщился Доцент.-- Тут есть еще один, и весьма даже прелюбопытнейший аспект... Почему мы все так легко и в считанные минуты подчинились? Моментально... -- А ты сам-то сопротивлялся? -- въедливо бросил Браток.-- Что-то я не заметил. Скакал на плац, что антилопа... -- Не спорю,-- согласился Доцент.-- Вот я и спрашиваю -- почему? Люди здесь собрались в большинстве своем респектабельные, из тех, у кого, вульгарно выражаясь, все схвачено и за все заплачено. В родном Шантарске никто из нас не потерпел бы и сотой доли подобного хамства... Отчего же вдруг? Долго стояло напряженное молчание. Наконец Визирь пожал плечами: -- Потому что, мне так представляется, подсознательно все ждут от нынешней жизни каких-то поганых сюрпризов. Все мы ходим словно бы по тонкому льду и каждую минуту боимся рухнуть под лед -- а подо льдом еще и акулы плавают... -- Я бы примерно так и сформулировал,-- поддержал Вадим.-- Живем, как на вулкане. Не ощущается уверенности в окружающем. На чем бы ни ездили и сколько бы баксов ни имели в кошельке на мелкие расходы. Давайте честно: эскулапы сейчас делают лихие деньги как раз на нашем брате. Психиатры, психоаналитики, сексопатологи. Даже в прессу прорвалось кое-что... -- Резонно,-- сказал Доцент.-- Значит, у всех без исключения как-то сразу возникло ощущение, что все всерьез... Верно? Вот видите... Боюсь, так и обстоит. Что-то пошло вразнос. Знать бы еще, что? Давайте пока отбросим версию насчет революции и прочих раскулачивании. Люди собрались серьезные, кто-то что-то обязательно бы прослышал... Задолго до. Достаточно, чтобы встревожиться. Шила в мешке не утаишь. Кто-нибудь из здесь присутствующих пострадал от прежних денежных реформ и прочих якобы внезапных новшеств? Нет пострадавших? Как бы ни держали в секрете власти свои сюрпризы, через столицу всегда утекает информация -- к тем, кто толк понимает... Милицейская версия меня тоже не устраивает. Считайте, что это интуиция... Не устраивает, и все. -- Они сожгли мое удостоверение,-- мрачнейшим тоном сообщил Борман.-- Я его издали узнал.-- Покосился на Синего.-- И плевать мне, веришь ты там или нет... -- Ну, а у вас самого подходящая версия есть? -- спросил Визирь.-- Легко сокрушать чужие... -- Есть, знаете ли. Постараюсь изложить. Все происходящее -- не более чем примитивный заказ. Мы не знаем всех, кто сейчас в лагере. Большая часть здесь шантарцы, но и мы друг друга далеко не все знали... Словом, иногородних хватает. Вроде бы есть парочка столичных штучек. -- Есть,-- поддержал Вадим.-- Мне... говорили. -- Пойдем дальше... До сих пор, насколько нам известно, все "особые заказы" исполнялись для конкретной персоны и при этом касались только лично ее. Все остальные участники спектакля были нанятыми актерами, персоналом. Об исключениях мы до сих пор не слышали. Это еще не означает, что исключения невозможны вовсе. -- Ага...-- протянул Синий с видом полного понимания.-- Чудит кто-то из своих? Это вам в голову пришло? -- Вот именно. Вполне возможно, что сейчас в котором-то бараке некая конкретная персона похихикивает в кулак. Персона, которая как раз и заказала утренний поганый спектакль. Ради, вульгарно выражаясь, великого кайфа. Собственно, ничего особо жуткого не произошло. Всем испортили настроение, заставили не на шутку переволноваться, уничтожили документы кое у кого -- все это весьма неприятно, однако особенного членовредительства так и не произошло. Браток издал самое натуральное рычание. -- Конечно, с вашей точки зрения выглядит это непригляднейше,-- кивнул Доцент.-- Но если рассматривать явление в целом -- ничего особо страшного, повторяю, не произошло. Синяки, ушибы и тому подобные мелочи. По большому счету -- мелочи. Давайте смотреть правде в глаза. Неужели не найдется субъекта, который сумел бы выдумать именно такой сценарий? Наплевавши с высокой колокольни на эмоции остальных? Знает кто-нибудь, что в свое время вытворяли Сергей Суховцев с Мишей Ярополовым? "Синильга", "заимка Прохора Громова"? -- Ну как же,-- сказал Визирь.-- Вот только... Во-первых, Сергей не трогал своих. Во-вторых, и его, и Ярополова в конце концов прикончили, и до сих пор неизвестно, кто. Подобные печальные прецеденты многому могут научить, заставят поумерить фантазию... -- А как быть с тем, кто о печальных прецедентах не слыхивал вовсе? Вернемся к моей версии... Повторяю, неужели не найдется индивидуума, способного придумать и заказать именно такое ублюдочное развлечение? И скажите-ка вы мне, господа вольные предприниматели,-- неужели исполнителей моральные соображения остановят? Моральные соображения находятся в прямой и непосредственной связи с толщиной пачки зелененьких... -- А это, знаете ли, убедительно...-- промолвил Борман. -- Как для кого,-- сказал Визирь.-- Если этот ваш гипотетический заказчик не полнейший шизофреник, должен кое-что соображать. И принимать во внимание. Здесь собрались не шестерки. Многие из нас в Шантарске располагают оч-чень хорошими возможностями. Не могу решать за всех, но сам говорю спокойно, как горячий кавказский человек: дайте мне только отсюда выбраться, и все местное отделение "Экзотик-тура" будет неделю стоять на коленках под моими окнами, пока я придумаю, что с ними делать. -- Р-раком ставить козлов и стебать под музыку,-- поддержал Браток. -- Примерно так,-- кивнул Визирь.-- В любом бизнесе есть некие границы. Что, они не понимают? Не понимают, что после таких штучек -- конченые люди? Не могу себе представить вознаграждения, которое компенсирует все будущие неприятности. Шизофреником надо быть... Доцент мягко перебил: -- Между прочим, Сережа Суховцев, положа руку на сердце, был полным и законченным шизофреником. И прежде чем его убрали неизвестные, успел наворотить дел... -- Многовато что-то шизофреников для Шантарска. -- Отчего же? Наоборот, удивительно мало... -- Много шизов или мало, а нужно что-то придумывать,-- сказал Синий.-- Честно говорю, я этой Машке скоро в глотку вцеплюсь, если так будет продолжаться... -- Тут многим следовало бы в глотку вцепиться,-- зло бросил Вадим.-- Поди вцепись... -- Может, попробуем вычислить? -- оживился Браток.-- Посмотрим, у кого синяков нету? Он завертел головой, недвусмысленно постукивая могучим кулаком по ладони. -- Сбавьте обороты, мой юный друг...-- печально усмехнулся Доцент.-- Во-первых, среди присутствующих, как я вижу, все в той или иной степени получили по хребту. Во-вторых, в другие бараки так просто не попадешь и не проверишь, а без этой возможности стопроцентной уверенности у нас не будет, только перегрыземся без всякой пользы. -- Ну так предложи что-нибудь, умник,-- фыркнул Браток, осторожно массируя кончиками пальцев жуткую припухлость.-- А то я сам тут все разломаю вдребезги и пополам... -- Если получится. Пока что-то не получается. Это не в ваш адрес насмешка, а констатация факта... -- А не взять ли нам, господа, заложнич-ков? -- раскрыл рот Эмиль, до сих пор молчавший.-- Нож к горлу и далее по избитому сценарию. Научены средствами массовой информации. Если против нас не государство, есть смысл побрыкаться. Спецназа по нашу душу коменданту взять вроде бы и неоткуда... -- И кого брать? -- задумчиво произнес Синий.-- Пидараса Вову или кого-то из мордоворотов? Вот если Мерзенбурга или Марго... Как вам, господа буржуи? Шанс это или пустышку тянем? -- Надо еще, чтобы комендант или Марго оказались в пределах досягаемости,-- сказал Эмиль.-- Они и до этого осторожничали, а уж теперь... Но все равно, другого шанса я что-то не вижу. -- Как сказать,-- загадочно произнес Синий.-- Успел я мельком присмотреться к проводу, который прихерачили к колючке. И шепчет мое сердце, что не было у них ни выдумки, ни особой возможности соорудить нечто по-настоящему безотказное. Это, судари, определенно фаза. Фаза у них подведена на колючку, и стоит подумать... -- Насчет чего? -- жадно спросил Вадим. -- Да так, первые наметки,-- отмахнулся Синий.-- Мысли по поводу, каракули на полях... Фаза на колючку... Идти провод может только от местного дизелька, где бы они взяли другой источник... Тьфу ты, черт, там же еще и датчики, но это не так уж и принципиально, ежели пораскинуть мозгами... -- Я бы не спешил с действиями,-- сказал Борман.-- До сих пор они нас опережали. Нужно если не обыграть на пару ходов вперед, то хотя бы уравновесить ситуацию. Вы не забыли, что нашего чиновного друга поволокли на допрос? Нужно подождать, когда вернется. Что-то мы из его рассказов непременно узнаем, что-то сможем проанализировать, рассчитать... А вашего вероятного заказчика мы и в самом деле своими силами ни за что не вычислим, нечего и пытаться. Подождем? Не горит вроде бы. Зато вариант с заложниками я бы всерьез отработал. И незамедлительно. Стоп! Это что? -- А это кто-то на оправку спешит...-- плюнул Эмиль. В самом деле, мимо их барака проследовал незнакомый "полосатик", вопя истошно и безостановочно: -- Номер пятьдесят пять дробь семь следует на оправку! Номер пятьдесят пять дробь семь следует на оправку! ... -- Господа, а ведь и нам так придется. У меня, признаться, уже подкатывает... -- Ну и покричим,-- сумрачно сказал Синий.-- Куда деваться. Одно плохо: эти слабиночки-уступочки обычно идут чередой, начнешь уступать и не заметишь, как вляпаешься по уши в дерьмо... -- Так ведь нет пока другой тактики. --Сам знаю. Но на душе погано... -- Попала собака в колесо -- пищи, да бежи... -- Я вот только что хочу сказать,-- бросил Синий.-- Если эта гнида пребывает среди нас, лучше ей побыстрее заканчивать. Редко пугаю в_с_е_р_ь_е_з, но если так дальше пойдет, данную гадюку я приговорю, независимо от прочих, что бы они там ни решили. И если что-то из здесь сказанного наружу выпорхнет, лично я сделаю выводы и искать буду сам, народными методами... Не для того выползал из дерьма, цепляясь всеми когтями, чтобы со мной теперь такие шутки играли... Порву... И ты так не пялься, господин генерал, ваше степенство,-- если твои фокусы, если ты эту чучу дрючишь, найду способ... -- Испугал,-- с видом гордым и несгибаемым сказал Борман.-- Стану я унижаться, тебе что-то доказывать... Если не совсем дурак, перестанешь на меня клыком цыкать. Это не я. Понятно тебе? Со своей стороны, веселую жизнь гниде гарантирую... За одно удостоверение кровью срать будет. -- А если ты до него дотянуться не сможешь, превосходительство? -- Синий уже успокоился, попросту не желал сейчас оставлять за извечным антагонистом последнее слово. -- Найду способ. -- Ты вот до Фрола сначала дотянись. -- Слушайте! -- Вадим едва ли не взвыл.-- Ну мы с вами и лопухи! Телефон! -- Какой еще телефон? -- Да вашу мать! Столоначальников сотовик! Не менее полминуты царило молчание, в котором удивительным образом смешались самые разнообразнейшие чувства. Потом Браток в приливе чувств замахнулся на Вадима всерьез, охнул от резкого движения, схватился за распухшую скулу, зашипел. -- Действительно,-- выдохнул Визирь.-- Забыли, идиоты! Шэни дада, как же могли забыть? -- Не сочетается с утрешним сотовая связь...-- печально покривил губы Доцент.-- Совсем из памяти вылетело, что кроме примитивных ужасов есть на свете сложная техника... -- Где трубка? -- Где-то в чулане,-- сказал Вадим.-- Где же еще? -- Слушайте, там же немеряно хлама. Начнем все ворочать -- можем привлечь внимание. Лучше подождать, пока вернется. Скажет, где... -- А если Машка первым вернется? -- Нет, начнем все ворочать -- наделаем шуму... -- Ладно, подождем,-- с напряженным, решительным лицом распорядился Синий.-- Ради такого случая можно Машку и взять за кадык. Плевать, что побежит жаловаться. Когда вернется чиновничек, даванем Машку и позвоним. И ни черта они с нами не сделают -- в Шантарске-то будут знать, боком выйдет. И придется им закрывать лавочку.-- Он хищно усмехнулся: -- Но все равно кое с кем я разберусь... -- Подождите, а кому звонить? Батарейки садятся, я точно знаю,-- заторопился Вадим.-- Слышимость паршивейшая, времени у нас будет мало... Давайте в "Экзотик-тур"? У меня там хороший приятель, наведет порядок. -- Не пойдет,-- отрезал Синий.-- Что-то я этому "Экзотику" после сегодняшнего больше не доверяю. Кто его знает, сколько себе в карман твой дружок положил капустки. Мог ведь тебя и предупредить заранее по старой дружбе, не ходил бы ты весь в фингалах... -- Тогда в мою службу безопасности,-- предложил Вадим.-- Вмиг нагрянет бригада... -- Можно и в нашу,-- сказал Доцент.-- Имеется, знаете ли... Тоже весьма эффективна. -- На телевидение? -- несмело предложил Красавчик, впервые за все время вклинившись в разговор.-- На наш канал? -- Ах, вот где я тебя видел...-- обронил Визирь.-- У Каратаева... Нет, телевидение сейчас не авторитет... -- Поручите мне,-- попросил Борман с нехорошей, кривой улыбкой.-- Подкатит рота внутренних войск на броне, положит всех этих рожами в дерьмо, смотришь, кое-кто и перестанет меня подозревать во всяких идиотствах... Я с ними сам поговорю со всем галантерейным обхождением... -- Да ладно,-- сказал Синий.-- Что-то я тебя, превосходительство, перестаю подозревать. Злишься ты по-настоящему, чем дальше, тем больше. И начинаю припоминать, что и в самом деле полыхала там твоя ксивочка... За окном вновь раздался протяжный, испуганный вопль: -- Номер пятьдесят пять дробь семь следует с оправки! Номер пятьдесят пять дробь семь следует с оправки! С другой стороны послышалось: -- Номер сорок девять дробь семь следует на оправку! Номер сорок девять дробь семь следует на оправку! Синий сплюнул: -- Приспособился народец... Ладно. Так вот, господа буржуи, в нашей новой идее есть поганенькая прореха. Как мне ни грустно, а прореха зияет... Хорошо. Хай будет рота на броне. Ради такого случая готов поаплодировать ментам, в чем сознаюсь, наступая себе на горло... Генерал, а куда ты роту-то пошлешь? -- Как -- куда? Сюда. Ускоренным маршем. Вообще-то, не обязательно возиться с бэтээрами, это долго, проще поднять пару вертушек... -- Да не о том я, не о том,-- досадливо отмахнулся Синий.-- Не о деталях. Куда -- сюда? Где это самое "сюда" располагается? Я сюда ехал в автобусике с наглухо закрашенными окошками, на этот автобусик "экзотический" сел в Манске, как и договаривались с фирмой. Но после этого ехали мы куда-то еще часа два. Часы у меня забрали сразу, когда в автобусе выдали полосатку, но примерно определить можно было. Или кто-то сюда прибыл в нормальных условиях, смотрел в окно, наслаждался пейзажами и помнит дорогу? Нет? Что молчите? -- впервые прорвалась в голосе у него надрывная нотка.-- Молчите? Значит, все на этом сучьем автобусе прибывали? И ехали долго? Блядь, судьба играет человеком, а человек играет на трубе... Вадим впервые слышал от него матерное слово, и от этого стало еще тоскливее -- уж если этот битый и жеванный жизнью элемент на миг запаниковал и перестал владеть собой... -- Похоже, так и получается, если никто до сих пор ни словом не возразил,-- подвел печальный итог Доцент.-- Автобусик со старательно закрашенными окнами, дверь заперта снаружи, помню, я немного побаивался какой-нибудь аварии -- в запертом-то снаружи салоне... Значит... Этакий круг, где радиус -- два часа езды на автомобиле от Манска. Большая часть пути -- то ли по асфальту, то ли по хорошей, убитой проселочной дороге, вроде бы была и парочка подъемов, очень уж мотор надсаживался, и спуски были... -- Иногда по стеклам снаружи словно бы еловыми лапами стегало,-- добавил Вадим.-- Узкая лесная дорога. Ничего себе получается кружочек... -- Одно можно с уверенностью сказать,-- перебил Борман.-- Мы все еще в Шантарской губернии. Чтобы добраться до восточной губернской границы, двух часов не хватит -- я имею в виду, двух часов езды на таком вот автобусике. Телефон, хоть и с грехом пополам, но работал в зоне приема... Мы еще в родной губернии. -- Много нам эта теорема поможет...-- протянул Синий.-- Вадик прав -- круг получается приличный. -- Подожди,-- оборвал Борман.-- С .этими двумя часами еще толком и неизвестно. Не знаю, как у тебя насчет культурного багажа--Есть один рассказик о Шерлоке Холмсе... -- Ну-ка, ну-ка...-- подхватил Синий.-- Что-то вертится... Благо этот финт был полезен не только в шерлоковские времена, но и в нашей веселой жизни... Ты про тот, где фальшивомонетчики? -- Ага. Особнячок у них располагался совсем неподалеку от вокзала, но непосвященного человека они возили в зашторенной карете часа два, чтобы решил, будто уехал от вокзала к черту на рога... С нами могли преспокойно выкинуть тот же номер. -- Ну, и что это нам дает? В любом случае наш санаторий -- не в самом Манске, а километрах в нескольких от него, причем точное направление неизвестно. С какой стороны Манск ни бери, ближе километров пяти от него тайги не имеется. Нет, возле самого города никто не стал бы устраивать такое хозяйство. Ни к чему случайные зеваки, при всей законности бизнеса. Знаете ли, пионерлагеря могут располагаться весьма даже далеко от ближайших населенных пунктов. Был кто-нибудь на Баранкуле? Тамошний лагерь верстах в двадцати от ближайшей деревни... -- Это, в принципе, детали,-- махнул рукой Борман.-- Попрошу ребят взять за задницу весь "Экзотик" -- в три минуты установят, где мы есть... -- Давайте попробуем другой вариант? -- мягко предложил Визирь.-- Даете трубочку мне. Я звоню господину Гордееву, он сейчас в Шантарске, точно знаю -- и наши дела уладят быстро, эффективно, без малейшей огласки... Гарантирую. -- Фрол? -- задумчиво сказал Доцент.-- А ведь неплохо, господа, ежели Фрол... Им будет грустно. -- Я все же предлагаю...-- набычился Борман. -- А огласка? -- не без ласковой вкрадчивости спросил Доцент.-- Неизбежная? Насчет утраченного удостоверения еще можно что-то придумать -- на охоте оставили в кармане, разложили костер до небес, ватник и вспыхнул вместе с красной корочкой... Дело житейское, бывает. А вот в случае с вертолетами, десантом на броне и налетом на "Экзотик-тур" выйдет неприятная огласка. Мне она тоже, откровенно говоря, не нужна. Вы, я думаю, никому не будете обязаны... -- Чтобы Гордеев знал? -- огрызнулся генерал. -- Все равно при вашем варианте слишком многие будут знать. Тут уж утечки неизбежны. -- Ладно. Посмотрим, что у вас выйдет, но я за собой оставляю право на звонок. -- Бога ради,-- великодушно сказал Визирь.-- Давайте без всяких междоусобиц, нам нужно играть командой. В случае... Он замолчал, повернулся к двери, сделал недвусмысленный жест. Все моментально притихли, застыли в напряженных позах, уставившись на видимый в дверном проеме кусочек веранды. Шаги приближались -- неуверенные, шаркающие, словно двигался пьяный или слепой. Потом, когда они раздались совсем близко, послышались тоненькие звуки -- то ли поскуливание, то ли плач. В лишенном створок проеме появился Столоначальник, прижимая к животу правую руку, толсто замотанную чем-то белым. Тихо постанывая, охая, он стоял, привалившись плечом к косяку, ни на кого не глядя. Сытая физиономия была белее известки. Нелепо дернувшись, нырнув всем телом в сторону, он шагнул вперед, завалился, прежде чем к нему успели броситься и подхватить, растянулся во весь рост на грязном полу. Только теперь стало видно, что белая повязка в нескольких местах покрыта бурыми пятнами. Глава шестая. Ответы хуже вопросов Всеобщее оцепенение длилось недолго -- к упавшему сразу же бросились, толкаясь и мешая друг другу, подняли, перетащили на нары. Столоначальник страдальчески охал, не открывая глаз. -- Кто-то там говорил про допрос, который все прояснит? -- оскалившись, бросил Синий. И принялся разматывать белую материю, смахивавшую на небрежно отхваченный кусок дешевой хлопчатобумажной простыни. Столоначальник дергался, отчаянно вскрикивал и охал, но Синий безжалостно отстранял его здоровую руку, ворча сквозь зубы: -- Не вой, не вой, и совсем еще не присохло... Остальные толпились вокруг, в нетерпении сталкиваясь головами. Столоначальник взвыл -- все же кое-где успело присохнуть,-- закатил глаза, откинулся на смятые лагерные одеяла. Кажется, окончательно вырубился. Лицо у него было прямо-таки мокрым от пота, на толстой щеке парочка ссадин. -- Твою мать...-- выдохнул Синий, бросив повязку на одеяло и брезгливо вытирая ладони о собственные бока. Вадим задохнулся. Торопливо пощупал ладонью промежность -- вдруг показалось, что обмочился. Сухо, слава богу... Только большой палец остался прежним. Остальные, посиневшие и чудовищно распухшие, вызывали тошноту и тоскливый ужас. Вдобавок на мизинце и безымянном ногти оказались вырваны, пальцы оканчивались вовсе уж жуткими окровавленными вздутиями. Осторожно опустив покалеченную руку на живот постанывавшего с закрытыми глазами Столоначальника -- тот никак не отреагировал, грудь вздымалась, как кузнечные мехи, тело то и дело сотрясалось крупной дрожью,-- Синий протянул: -- Ну, братва, я такого и на допросах с пристрастием не видал, менты до такого не докатывались... -- Попрошу не клеветать...-- по инерции взвился Борман и тут же голос оборвался откровенно жалким писком. -- Слушайте...-- сказал Вадим, стыдясь дрожащего голоса.-- Это уже ни в какие ворота... Все-таки губернский чиновник, не с самых верхов, но и не пешка... Есть же границы... -- М-да,-- сказал Синий.-- Удивительно точно подмечено... Я, вообще-то, самого поганого мнения о человечестве, надо вам признаться. И все же... Даже если примем версию о кутящем миллионере, напрочь свихнувшемся,-- получаются нескладушки. Такие забавы самый законченный шизофреник на публику не выносит. Есть же у него подручные, шестерки с нормальными мозгами... У вашего шизанутого миллионщика... А здесь -- три десятка свидетелей, если считать по всем баракам. И свидетели сплошь богатенькие и респектабельные. Должен же кто-то такие вещи понимать и учитывать. -- Ты куда гнешь? -- одними губами прошелестел Борман. -- А ты не понял, генерал? -- усмехнулся Синий.-- Нет, серьезно? Гну я туда, что на свидетелей, их количество и респектабельность кому-то абсолютно наплевать. Насрать. Начихать. Последнее умозаключение, вытекающее из этой гениальной теоремы, тебе по буквам разжевать или сам поймешь? -- Но не может же быть в таком масштабе... -- А кто сказал, что не может? Это вы в Жмеринке были фигура, Моисей Маркович, а в Одессе вы дерьмо... -- Да какая Одесса? -- заорал Борман, видимо, уже совершенно не владея собой.-- Какая Одесса? -- Одесская Одесса,-- отмахнулся Синий.-- Не скули, генерал, тоску наводишь. Что бы приспособить... Он огляделся, поднял с одеяла протащенный сюда Братком тамагочи, кинул на пол и старательно раздавил подошвой грубого ботинка. Выбрал подходящий кусочек пластмассы, со второй спички (пальцы у него тоже заметно подрагивали) зажег и аккуратненько принялся пускать вонючий дым в ноздрю Столоначальнику. Никто его не попрекнул ни словом -- все остальные стояли, как завороженные, Вадим заметил, что физиономия стоявшего рядом Визиря кривится так, словно он пытается мимикой помочь бедолаге скорее очнуться. Столоначальник отчаянно зачихал, поднял голову. -- Посадите его,-- распорядился Синий.-- Живо! Запрыгнув с ногами на нары, Борман с Доцентом принялись усаживать покалеченного, подсунув ему под спину одеяло. Тем временем Синий разорвал окровавленную тряпку, превратив в некое подобие бинтов, стал перевязывать руку. Столоначальник охал и закатывал глаза, но обмирать вроде бы больше не собирался. Синий, торопливо раскуривши сигарету, сунул ему в рот, присел рядом: -- Ну, оклемался малость? Покури, покури, способствует... По щекам Столоначальника текли слезы, он курил отчаянными затяжками, пачкая сигарету слюной. -- Ну что ж ты мусолишь,-- почти ласково сказал Синий.-- Погоди, дай сюда, я тебе конец оторву... Или нет, держи лучше новую, аккуратненько, вот так... Кто допрашивал, комендант? Столоначальник кивнул, морщась и тихонько похныкивая. -- Ну тихо, тихо, что ты за мужик такой... Все уже, все... Кругом свои... Что, сам комендант старался? -- Нет, те двое... Новые... -- А что хотели? Ну? Давай, рассказывай, скоро мы все отсюда сбежим, жизнь восстановится... -- Правда? -- Сукой буду,-- сказал Синий.-- Так что они хотели? -- Допытывались, где деньги. -- Домашняя заначка или как? Столоначальник слабо помотал головой: -- Пятьдесят тысяч долларов... Наличкой... В "дипломате"... -- А они у тебя были? -- ласково спросил Синий. -- Ага. У Леры дома, на нее никто не мог подумать...-- Он дернулся, обвел всех безумным взглядом: -- Должен был заложить кто-то осведомленный... -- А денежки откуда? -- Торги по "Шантарскому кладезю"... -- Это еще что? -- оглянулся на остальных Синий. -- Ах, вот оно что,-- сказал Вадим.-- Вот, значит, кто хапнул портфельчик с зелеными... А многие думали на Горкина... -- Горкину хватило два процента, невелика птица...-- тихонько прохныкал Столоначальник. -- Тендер по золотодобыче,-- пояснил Синему Вадим с большим знанием дела.-- Каралинский прииск, богатая яма... Когда в мае было решено... -- Да ладно, я понял,-- отмахнулся Синий.-- Ничего сложного. Они ему "дипломатию), а он им содействие, что тут непонятного? И что, голуба, сказал, где зеленые? Столоначальник, кивнул, слезы потекли пуще. Он выпустил из губ сигарету, стал растирать грудь здоровой рукой, словно бы извиняясь, прокряхтел: -- Сердце... Совсем проваливается... Пришлось сказать... Бог ты мой, они же и Леру... Только откуда он узнал? -- "Дипломаты" с зелеными -- вещь чреватая и приметная...-- сказал Синий.-- Что они тебе обещали, если отдашь? -- Что больше мучить не будут... Валидолу... дайте... у меня аритмия... -- Есть у кого-нибудь валидол? Нету, брат, извиняй... Ты полежи вот так, только больше не кури, раз сердце...-- Синий одним прыжком соскочил с нар: -- Орлы, давайте звонить в темпе, мне такие дела категорически не нравятся... Где телефон прячешь? Где, говорю, телефон? -- Слева, под коробками... Скорую... -- Будет и скорая, все будет... Пошли! Синий первым выскочил на веранду, быстро распорядился: -- Генерал, стой на стреме. Приемы знаешь? -- Да так, немного... -- Появится капо, вырубай и зови меня, я с ним поговорю... Где коробки-то, он про которые? -- Эти, наверно... -- Разбрасывай... В несколько рук расшвыряли штабель картонных коробок из-под болгарских консервированных огурцов. С радостным воплем Синий схватил телефон, зачем-то смахнув несуществующую пыль ладонью, передал Визирю: -- Ну давай, Элизбарчик, родной, поспеши... Визирь нажал кнопку и горестно, громко цокнул языком. -- Что? -- Двойка. Батарейки сдыхают... -- Жми кнопки, не стой! Визирь отчаянно заколотил по кнопкам указательным пальцем. Поднес трубку к уху: -- Алло! Алло! Кто-нибудь слышит? Алло, алло! Алло! Это Семен Степанович? Алло! Слышит меня кто-нибудь? Он тряс трубку, вновь прикладывал к уху, кричал, умолкал, прислушивался. Перевернул телефон, поддел ногтем крышечку, лихорадочно вытащил батарейки, поставил их в другом порядке, закричал: -- Алло! Алло! Слышит меня кто-нибудь? Алло! Вадим вдруг вспомнил, кинулся в другой угол, пинком повалил испачканную известкой флягу. Схватил с пола свой фонарик, принялся откручивать колпачок. Гладкий колпачок скользил в потной ладони. Синий, сообразивший все на лету, вырвал у него фонарик, захватил колпачок полой полосатого бушлата, вмиг открутил. Вытряс батарейки -- и безнадежно опустил руку, длинно выругался. Вадим понял. Это были не те батарейки. Гораздо длиннее требуемых. Нечего и пытаться... -- Алло, алло! -- все еще надрывался Визирь.-- Алло, слышит кто? Ответьте, алло! -- Хана,-- сказал Синий с мертвым лицом.-- И телефону хана, и вообще... Не дрочись, бесполезно... Однако Визирь не хотел сдаваться -- тряс трубку, снова и снова менял батарейки, кричал... Прошло довольно много времени, прежде чем он угомонился, но, напряженно уставившись на телефон, пытался, такое впечатление, придумать какой-то магический фокус, вмиг наладивший бы связь. Бросил он это занятие, лишь услышав крик Бормана: --Мужики! Они кинулись в барак -- Визирь так и бежал с зажатой в ладони трубкой, Вадим -- с фонариком. -- Вот...-- показал Борман.-- По-моему, кранты... Столоначальник замер, нелепо уронив голову на плечо, таращась неподвижным взглядом в стену. Слева на подбородке прилипла раздавленная сигарета. Синий подошел первым, пощупал пульс: -- Точно. И сердце не бьется... Доцент, охнув, бросился к выходу. -- Куда? -- заорал Синий.-- Держите идиота, шлепнут! Но они уже неслись следом. Спрыгнув с крыльца и едва не растянувшись. Доцент побежал прямо к воротам, крича: -- Позовите врача! Человек умирает! Примерно в метре перед ним взлетели фонтанчики земли -- одновременно с коротким перестуком автомата. Он шарахнулся, остановился, закричал, махая рукой: --Врача позовите! Вторая очередь, подлиннее, взрыхлила землю гораздо ближе к нему. Он вновь открыл рот, но Синий налетел, ухватил его за ворот и бегом поволок к бараку, крича: -- Что, не понимаешь? Какие врачи? -- По пещерам, скоты! -- рявкнул с вышки мегафон.-- Врач только для рожениц, рожать будете, тогда и зовите! А по пустякам не беспокоить! И третья очередь, совсем короткая, окончательно устранила все недомолвки -- Доцент вдруг нелепо, высоко подпрыгнул на месте, припал на ногу. Синий безжалостно волок его бегом, не обращая внимания на крик. Они влетели на веранду так, словно за ними гнались. -- Дай-ка гляну,-- сказал Синий.-- Ерунда, академик, только кожу сорвало, покровянит чуток и засохнет. Но лупил он, пидер, на поражение, повезло тебе... Стой спокойно, я тебе на царапину поссу. Стой, говорю, помогает, зеленки-то нету... Ногу замотали оторванной от казенной простыни полоской. Царапина и в самом деле оказалась пустяковой -- Доцент особо не дергался, едва Синий затянул узел, жадно выхватил из протянутой Вадимом пачки сигарету, затянулся и спросил: -- Иллюзии у кого-нибудь остались? Вместо ответа -- общее молчание. -- Что-то не вижу я... иллюзионистов,-- констатировал Синий.-- Или как их там еще обозвать... -- Но это же фантасмагория чистейшая...-- прямо-таки заорал Борман.-- Быть такого не может! -- Не должно,-- поправил Синий.-- Сечешь разницу, генерал? Если не должно, это еще не означает, что не может. У нас, по-моему, все может быть... Вот уж не ведал, что в вашей ментовке прекрасные душой идеалисты водятся. Не может ему быть, видите ли... -- Думаете, это только первая ласточка? -- дрогнувшим голосом спросил Доцент. -- А вы не думаете? -- осклабился Синий.-- Ну-ка, ребятишки, в темпе брейка напрягите мозги и припомните, у кого найдется, что взять. -- Ох, найдется...-- вздохнул Визирь. -- Послушайте! -- взвился Красавчик.-- У меня же и нет ничего! Сплошные пустяки! -- глаза у него лихорадочно горели.-- Как вы думаете, если я им объясню... -- Дурак,-- беззлобно сказал Синий.-- И они тебя моментом отпустят с цветами и оркестром, чтобы ты в Шантарске пошел и рассказал про ихние забавы? -- Он показал большим пальцем за спину, где в прежней позе сидел мертвый Столоначальник, к которому старались не поворачиваться: -- Может, еще и приз зрительских симпатий напоследок выдадут? Нет, ребятки, давайте для ясности сразу предполагать, что живым отсюда никто не выйдет... -- Ну, а если отдадим? -- не унялся Красавчик. -- Сам же говоришь, отдавать нечего. -- Я вообще, теоретически, если все отдадут все, что от них потребуют... Можно же им пообещать, что будем молчать... Синий громко сплюнул на пол: -- Это ты за соломинку хватаешься от сильного перепугу... иллюзионист. Что же у нас получается? -- Что Вадик попал пальцем в небо,-- сказал Эмиль.-- Никакого переворота нет. Нам, правда, от этого не лучше. Взяли на банальный беспредел. -- Но такие фокусы проходят только раз,-- сказал Визирь.-- Их рано или поздно найдут, и мало им не покажется... -- Во-первых, нам от этого пользы не будет никакой,-- криво усмехнулся Доцент.-- А во-вторых, могут и не найти. -- Точно,-- кивнул Синий.-- Самого главного, допускаю, тут вообще нет. Приедет напоследок, от щедрот напоит персонал коньячком с ударной дозой клофелина -- и слиняет к теплому морю. А жмуриков ни о чем не расспросишь. Единожды такой фокус как раз проскакивает, будто хрен навазелиненный... -- Может, комендант? -- предположил генерал. -- Сомневаюсь,-- сказал Доцент.-- Во что бы я поверил в самую последнюю очередь, так это в тайное общество обнищавших интеллигентов. Интеллигент наш, временем проверено, полнейший трепач и бездельник... -- А вы, простите, себя к ним не относите? -- подпустил шпильку Борман. -- Не отношу,-- отрезал Доцент.-- И ученая степень тут ни при чем. Я не интеллигент, у меня профессия есть... -- Бездельники? -- с сомнением покачал головой Борман.-- Ну, не знаю... Дело Раскатникова, часом, не помните? -- Раскатников действовал один... ну, не один, с какой-то шлюхой, но все равно... Я имею в виду, интеллигенты никак не способны объединиться в серьезную банду и устроить вот такое. Кто-то за комендантом стоит -- хотя комендант, охотно допускаю, может искренне верить, что он тут и есть пружина всего дела. Именно так с ними и случается последнюю сотню лет, используют в качестве презерватива, особенно в том, что касалось перестройки... Честно вам говорю, мне от того, что комендантом оказался Мерзенбург, еще тяжелее на душе. С любым другим всегда остается зыбконький шанс как-то договориться, а вот интеллигент -- тупой фанатик, нацеленный в глубине души на уничтожение оппонента, он идти на компромисс попросту не способен... -- А эти жлобы -- тоже интеллигенты? -- хмыкнул Вадим. -- Жлобы -- дело десятое... Типа той овчарки, что они с собой приволокли. А психика Мерзенбурга немного посложнее и, скажу не хвастаясь, мне, в общем, понятна. Но от этого не легче. Повторяю, наоборот... Хотя бы потому, что он, в отличие от присутствующих здесь, не осознает в полной мере, в какую игру ввязался и как за такие игры отвечают... Да и вряд ли понимает, что его, ручаться можно, отправят вслед за... -- Вы не пугайте, не пугайте! -- дрожащим голосом вмешался Красавчик.-- Ничего еще не ясно, может, одним и ограничится... -- Ага,-- сказал Синий.-- А там тебе покажется, будто тебя одного помилуют, потому что ты тоже каким-то боком к интеллигенции относишься... Настраивайся на поганое. Тогда голова лучше заработает, будешь думать, как шкуру спасать. Тот, кто надеется, как раз и подыхает -- повидал-с... Не верь, не бойся, не проси. Слышал такое правило? -- Но не хотите же вы сказать, будто они намерены поголовно всех...-- протянул Борман. -- Кончай,-- поморщился Синий.-- Тоже за соломинку цепляешься, но тебе-то вовсе непростительно, превосходительство. Забыл, как твои авторитетные корочки горели? Борман сварливо поджал губы, подумал и чуточку окрепшим голосом предложил: -- Ладно, давайте попытаемся проанализировать... Наши шансы, их шансы... -- Самое печальное, что все шансы у них,-- сказал Доцент.-- Боюсь, никто в большом мире ничего и не заподозрит. Нет никаких оснований. Уверен, никому не пришло в голову оставить дома распоряжение в классическом стиле: "Если не вернусь к семи вечера, бегите в салун Кривого Джо..." Верно? Ну кому бы пришло в голову предохраняться, господа новые русские? Все ехали в фешенебельный санаторий на просторах родной губернии, где все схвачено, за все заплачено... -- А старая смена? Охранники? Те, что уехали? -- Им-то отчего тревожиться? Наверняка придумали какое-то безобидное объяснение, премию дали непредвиденную... Вадим сидел, как на иголках. В первый момент так и подмывало с гордым видом самого умного и толкового выступить в роли спасителя, рассказать про подземный ход. Можно себе представить эффект... Но, поразмыслив, он решил не спешить. Сам толком не знал, почему, однако какие-то смутные, еще не оформившиеся идеи брезжили... Лучше пока помолчать. В самом деле, оттого, что рассыпалась прахом скороспелая версия о перевороте, легче не стало. Отнюдь. Можно говорить с большим знанием предмета: самое страшное, что подстерегает в наши безумные времена нового русского,-- это как раз те самые беспределыщики и отморозки. Устоявшихся правил игры они и не думают соблюдать, авторитетов не признают, понятий не уважают, хотят получить все и сразу. Всегда найдется масса народу, опоздавшего к дележке -- и по младости лет, и по неспособности раздобыть ложку. И начинается черный передел, которого никто, в общем, не предвидел. Да что там далеко ходить, можно вспомнить, что в прошлом году приключилось со всемогущим Лобаном, которого побаивались многие серьезные люди, сами отнюдь не ангелы. Вошел Лобан к себе в подъезд -- а там тинейджеры распивают пивко, стены пачкают, шумят вовсе уж непотребно. Сделал им грозный Лобан предупреждение и ушел домой. А наутро оказалось, что у его "Лексуса" порезаны все четыре покрышки -- "Лексус" всю жизнь стоял прямо у подъезда, даже без сигнализации, всякий понимающий человек знал, чья это тачка, что будет с угонщиком или вандалом. Разумеется, по микрорайону рассыпалось с полсотни Лобановых мальчиков, только никаких концов они не нашли: Лобан никого из молокососов не помнил в лицо, не озаботился запомнить. Так дело и заглохло -- оказалось, и сам Лобан, и его система перед беспределом бессильны, такого не предвидели и реагировать на подобное вовсе не готовились. Пришлось Лобану покупать новые покрышки, машину без присмотра больше не оставляет... -- Сдается мне, работать они собираются в хорошем темпе,-- сказал Доцент.-- Так мне представляется. Самый для них выгодный вариант... У вас, помнится, был какой-то план? -- Наметки,-- настороженно поправил Синий.-- Есть идея, но ее еще нужно проработать. И первым делом нужно точно выяснить, намерены ли они дать нам водички,-- он кивнул на бак, перевернутый во время утренней побудки.-- Это -- в первую очередь... -- А зачем вода? -- Кораблики пускать, Элизбарчик... Генерал, сознайся честно: тоже, поди, есть заначка? Да ты не надувайся с видом гордым и несгибаемым, вполне может оказаться, что заначки у тебя и нет, но положения твоего это не облегчает -- могут и постараться ради какой-нибудь полезной информации. Иных заначек стоит... -- Это-то и скверно,-- отчего-то не рассердившись, ответил генерал. -- Понимаю,-- кивнул Синий.-- Чем круче и серьезней креслице, тем хуже человек переносит запихиванье яиц в мясорубку. Все эти Тухачевские и Блюхеры ломались, как крекер, с радостным визгом на корешей наговаривали... -- Вот только ты несгибаемого из себя не строй,-- набычился Борман.-- Рассказать, на чем тебя можно подламывать? -- Сам знаю. Бог ты мой, я ведь несгибаемого и не строю, просто радуюсь пикантной ситуации: впервые в жизни с ментом в генеральских погонах будем проходить по одному делу, по одной прессовке... Ах, как пикантно... -- Я вам одно скажу,-- мрачно заявил кавказский человек Элизбар.-- Если все равно конец, выдашь заначку или не выдашь, проще уж с порога кому-то вцепиться зубами в горло и грызть, пока тебя не шлепнут. -- Это тоже с умом надо делать,-- серьезно сказал Синий.-- Так, чтобы шлепнули н_е_п_р_е_м_е_н_н_о. А если... Он замолчал. На веранде послышались энергичные шаги, и через пару секунд появился Василюк. Вставши в дверях в раскованной позе, похлопал себя дубинкой по ладони и громко осведомился: -- Господа новые русские изволят нервничать? -- Мертвого уберите,-- сказал Доцент, не глядя на него. -- Кого? -- театрально изумился Василюк.-- Ах, утоплый труп мертвого человека... Он вам что, мешает? Такой тихий, такой безобидный... неужели боитесь? Неужели вы суеверны? -- Он подошел вплотную и упер Доценту конец дубинки в лоб: -- Вы меня, признаться, удручаете. Единственный здесь интеллигентный человек, вам бы в свое время держаться подальше от этого новорусского быдла... -- Разрешите уточнить, герр капо? -- спросил Доцент, не поднимая головы и сидя в прежней позе.-- Для меня, простите, "интеллигент" столь же бранное слово, как "педераст". Если это недостаток, он у меня общий с некими Львом Гумилевым и Афанасием Фетом. В такой компании не стыдно находиться, поскольку... Дубинка с чмокающим звуком влепилась ему в лоб. Доцент инстинктивно зажмурился, и, видно было, преогромным усилием воли заставил себя гордо выпрямиться, уставился в обшарпанную стену так, будто никакого капо тут и не было. -- Идейно подписываюсь под предыдущим заявлением,-- сообщил Синий в пространство. Василюк сдержался столь же немаленьким усилием воли, улыбнулся насколько мог беззаботнее: -- А поднимайтесь-ка, господа хорошие. Прогуляемся до карцера, там как раз говнецо надлежит ручками в дыры сбросить. Потрудитесь, до вечера, а там и на допрос прогуляетесь. -- Цем бефель, герр капо,-- рявкнул Синий оглушительно, вытянувшись со сноровкой старого прусского гвардейца. Заложил руки за спину и первым шагнул к двери. Вадим краем глаза подметил, как побелели костяшки пальцев, стиснувшие дубинку,-- Василюк не мог не сообразить, что остался в полном проигрыше... ...Они маршировали, поневоле сбиваясь с шага -- в животе громко бурчало, голод прямо-таки скручивал кишки, соленые струйки пота затекали в глаза, и нельзя было их смахнуть, иначе тут же получишь дубинкой поперек хребта. Четверо уже отправились в карцер прямо с аппель-плаца, в том числе две женщины -- в этом отношении царило то самое равенство полов, которого с идиотским упорством добивались американские феминистки. Вадим шагал, как автомат, уже потеряв счет жгучим ударам дубинкой. Никаких чувств и эмоций, собственно, и не осталось -- успели выбить. Нику он не видел, она оказалась где-то в задних рядах -- для маршировки всех построили в колонну по три, не разбивая по баракам. Чтобы было легче, он ритмично повторял про себя в такт шагам: надо бежать, надо бежать, надо бежать... Погода была прекрасная, светило солнце, но окружавшая лагерь тайга словно бы выпадала из поля зрения -- казалось, весь мир съежился до аппельплаца и ударов дубинок, вылетавших будто из ниоткуда. Над всем этим мощно надрывались динамики, извергавшие нежный девичий голосок: О, как мне кажется, могли вы рукою, полною перстней и кудри дев ласкать, и гривы своих коней, своих коней... Так и продолжалось -- песни на классические стихи сменялись симфонической музыкой, потом снова песни и снова музыка. Герр комендант, восседавший на трибунке в плетеном кресле,-- время от времени Вадим видел и его и Маргариту, расположившуюся в таком же кресле,-- то и дело пригубливал кока-колу из высокого бокала, лицо у него было умиротворенное, покойное... Ближе к вечеру, когда все это, наконец, кончилось, вновь разбили на бригады и погнали к воротам, где каждый получил миску жидкой баланды, а вот ложек не получил никто, и поневоле пришлось хлебать через край, обливаясь с непривычки. Тетка Эльза, злорадно наслаждавшаяся зрелищем, объявила, что на сегодня все, никаких разносолов более не полагается, а посему быдло может расползаться по стойлам. Поскольку плетью обуха не перешибешь, пришлось последовать совету -- тем более, что с двух сторон старательно подгоняли дубинками Василюк и давешний охранник. Навстречу им двое других эсэсовцев протащили за ноги безжизненное тело бедолаги Столоначальника, первым открывшего счет. Вадим, откровенно признаться, не ощутил ровным счетом никаких эмоций, был вымотан до предела. Более того, у него осталось впечатление, что и собратья по несчастью отнеслись к печальному зрелищу со столь же тупым равнодушием. Мыслей у него хватило ровно настолько, чтобы подумать: "Привыкнуть -- штука, должно быть, довольно страшненькая". -- Цистерну видели? -- спросил Визирь, когда они обессиленно повалились прямо на веранде и вытащили сигареты (хоть табачок, слава богу, никто пока не отобрал). -- Какую? -- На сто тридцатом? Подъехала к самым воротам, когда его туда волокли. Я вид ел...-- Он тяжело встал и высунулся с веранды.-- Точно. Его туда пихают, в цистерну. Если там какая-то кислота или каустик, следа не останется. Как от сахара в чае. -- Заткнись, не рви душу...-- прошипел Браток. -- Нет, я с порога в горло вцеплюсь... -- Ну и вцепишься, а пока захлопнись! Без тебя тошно! Отбой, как и в "мирные" времена, обозначался всем знакомой музыкальной заставкой из телепередачи "Спокойной ночи, малыши!" -- и это усугубляло смертную тоску. Ни Синий, ни Доцент после отбоя в бараке так и не появились. Чтобы не подвергаться лишнему унижению, они посовещались и решили отныне справлять нужду в чулане. Глава седьмая. Много нового и ничего веселого Они уже расположились спать, когда по рассохшемуся полу веранды затопотали невероятно тяжелые шаги, словно там брел кто-то, напоминавший габаритами бегемота. Правда, очень скоро обнаружилось, что это прибыли насквозь знакомые личности, не имевшие никакого отношения к тюремщикам и гонителям: Синий, пыхтя от нешуточной натуги, волок на закорках Доцента. Остановился в дверном проеме, жадно и быстро заглатывая ртом воздух, профыркал: -- Помогите, мочи больше нет... К ним бросились, мешая друг другу, подхватили Доцента -- тот громко ахал при резких движениях,-- кое-как дотащили до нар и осторожно положили. Правая штанина у него была обрезана ниже колена, голень перевязана -- старательно и качественно, толсто намотан чистейший бинт, из-под которого почти не просочилась кровь. Однако пятно размером с серебряный доллар все же наличествовало. Отдуваясь, Синий присел на нары, вытащил сигаретку: -- Небитый битого везет... Тяжелый до чего, а еще доцент... Доцент лежал, закрыв глаза, постанывая, лицо лоснилось от крупных капель пота. -- Что там? -- спросил кто-то, Вадим даже не узнал голоса. -- Бурная жизнь,-- бросил Синий, ни на кого не глядя, глубоко затягиваясь.-- Наш интеллектуал решил сорваться в побег. Как и следовало ожидать, получилось бездарно, только пулю в ногу схлопотал. Ломанулся, как чумной... -- Нервы не выдержали,-- сказал Доцент с закрытыми глазами, совершенно бесцветным голосом.-- Глупо получилось, да вот... Не рассуждал. Двинул в ухо ближайшему и пошел напролом... -- Что они хотели? -- напористо спросил Борман.-- Вас допрашивали? -- Что хотели... Коллекцию.-- Он открыл глаза.-- Всю. Все, что есть. У меня неплохая коллекция, и не только фарфор -- картины, есть даже Врубель и Башкирцева, два этюда Сурикова...-- Он криво усмехнулся: -- Вот на этом и сломался, генерал,-- на возможности приобретать то, что нынешнему интеллигенту недоступно. А очень хотелось. Потому и пошел... в консультанты. Вы на меня так не зыркайте, я наркотиками не торговал и первоклассниц в проститутки не заманивал... -- Все равно,-- недовольно заключил Борман.-- Знаю я все эти консультации, по струнке ходите... -- Да помолчи ты, моралист,-- огрызнулся Синий.-- Без тебя тошно. Ты как, все сдал? -- Нет,-- прошептал Доцент.-- То ли не обо всем они знают, то ли решили поиграть, как кошка с мышкой,-- потому, наверно, и перевязали как еле дует... -- Вот только тащить не захотели,-- хмыкнул Синий.-- У меня от тебя чуть пупок не развязался... -- Вас тоже допрашивали? -- поинтересовался Эмиль. -- Ага,-- сказал Синий, ухмыляясь одним ртом.-- Любопытствуешь знать, отчего я в таком случае целый-невредимый? Отвечаю, как на духу: потому, что не ломался. Сдал захоронку. Конечно, не сказал, что сдал все. Допрашивать они, козлы, толком не умеют, до этих, -- он кивнул на Бормана, -- ох как далеко. Очень непрофессионально работают ребятки, поверьте знатоку. Не умеют вгрызаться. Вот я и создал нужное впечатление: что у меня, если хорошенько поискать и попытать, еще немало можно выгрести. Они довольны, а мне нужна передышка. И еще мне нужно, чтобы не повредили ни один суставчик, здоровье -- прежде всего. Много понадобится здоровья, когда начну им кишки на плетень наматывать, со всем старанием и фантазией... -- Что-то вы, хороший мой, как раз и забрели в дебри фантазии,-- громко фыркнул Борман.-- Только и слышу про беспроигрышный план побега да про отмщение... Интересно, на чем такая уверенность основана? Мастера вы сказки складывать... -- Не подначивай, мент, не подначивай,-- с кривой ухмылочкой отозвался Синий.-- Подначка больно уж детская получается. Когда надо будет, изложу и план. -- Вы мне вот что растолкуйте! -- вдруг взвился Браток, даже спрыгнул с низких нар.-- Почему это всех с допроса волокут поуродованными, что толстяка, что этого, а этот вот,-- он резко выкинул руку, тыча пальцем в Синего,-- даже не поцарапанный? -- Ты на что намекаешь, придурок? -- тихо, недобро осведомился Синий.-- Смотри, за базар и ответить можно... -- Отвечу! Точно вам говорю, подозрительно! Лепит нам тут сказочки насчет побега, а сам раскололся, да еще целую философию под это дело подвел -- у него, мол, задумки самые наполеоновские... Может, это и есть казачок засланный? Стучит себе помаленьку, уговаривает захоронки сдавать... Э-эп! Подошва грубого ботинка впечаталась ему в физиономию, он устоял на ногах, но отлетел шага на три, поскольку не ожидал удара. Синий мигом слетел с нар, отпрыгнул назад и, оскалясь, неуловимым движением выхватил нож. Рукав грубого лагерного бушлата задрался, открылась мастерская татуировка меж локтем и запястьем: скелет в длинном балахоне, стоящий в позе статуи Свободы, в одной руке у него коса, другой воздел над голым черепом окруженную сиянием денежку с крупной цифрой "1". Его полукругом окаймляла каллиграфическая надпись, являвшая собою пресловутую смесь французского с нижегородским: VITA EST KOPEJKA. Браток шипел и фыркал, как разъяренный котище, но особо не рвался в бой, должно быть, справедливо предполагая для себя крупные неприятности. Синий, поводя вправо-влево ножом, скорее уж напоминавшим шило, презрительно бросил: -- Порву, как целку, щенок... Смотри за базаром... -- Хватит вам! -- вклинился Визирь.-- Если начнем собачиться меж собой, станет совсем хорошо, приятно и весело... Ты, молодой, извинись и сядь. И привыкай сначала думать, а потом нести ерунду. Ведь чушь полнейшая,-- он обернулся к Синему.-- Я так считаю не оттого, что вы мне лично симпатичны, а согласно строгой логике. Будь вы подсадной уткой, непременно стали бы вбивать нам идею, будто совсем плохо станет только тем, кто станет запираться и скрытничать. А тому, кто сдаст все добровольно, последуют ошеломительные привилегии вплоть до полного освобождения. Что-то в этом роде стала бы нам внушать наседка. Меж тем наш битый жизнью друг пытается доказать как раз обратное: всем присутствующим все равно конец, выдадут они свои сокровища или же нет. Это-то меня и убеждает. -- Меня тоже, признаться,-- хмуро поддержал Борман.-- Хватит вам. Остыл, чадушко? -- А я что? Я-то и ничего...-- Браток попытался примирительно улыбнуться, но получилось плохо.-- Просто нервишки до предела натянуты... Гадом буду, не хотел... -- Ладно, замяли,-- сказал Синий, тем же неуловимым движением спрятав нож куда-то в недра бушлата.-- Исключительно оттого, что колючка здесь не та, не совсем настоящая. За настоящей ты б у меня ответил по полной программе, духарик... Только смотри, это был последний раз... -- Нет, а в самом деле,-- протянул Браток.-- Что ты, в натуре, талдычишь про побег, а подробно не расскажешь? Сил моих больше нет на этих нарах чалиться... -- В свое время,-- без улыбки пообещал Синий.-- Распишу диспозицию, будь уверен. -- Думаешь, все же есть наседка? -- негромко спросил Борман. -- Не похоже,-- решительно сказал Синий.-- Никак не похоже, я давно присматриваюсь, принюхиваюсь, прикидываю хрен к носу. И каждый раз получается, что наседки среди нас быть вроде бы не должно. Однакож береженого бог бережет, детка. Есть тузы, которые надо выкидывать в самый последний момент, и чтобы непременно из рукава... А вообще, давайте спать? К чему нам эти посиделки? -- Фаза! -- вдруг вскрикнул Борман с таким видом, словно его прямо здесь, в грязном неподметенном бараке посетило что-то вроде божественного откровения.-- Ну конечно, фаза... -- Догадался-таки, женераль? -- хмыкнул Синий. -- Но ведь это -- бабушка надвое сказала... -- А что делать? -- Делать и в самом деле нечего... -- То-то,-- сказал Синий.-- Выбора никакого...-- Повернулся к Доценту.-- Знобит? -- Знобит,-- сказал тот. Его явственно трясло.-- Даже странно -- не болит почти, только холодно неимоверно... -- Бывает. Эй! Мерсюк в золотой оправе! Кинь-ка одеяльце. Ты и так лось здоровый, а человеку знобко... Браток, к некоторому удивлению Вадима, уступил свое одеяло без малейшего ворчания -- видимо, решил завязать с игрой в оппозицию. Не удовольствовавшись этим. Синий бесцеремонно сдернул одеяло с уже устроившегося на ночлег Красавчика, укутал Доцента, прошел к двери и погасил свет. Вскоре настала тишина, нарушавшаяся лишь негромким похрапываньем Визиря. Вадим добросовестно пытался уснуть, но никак не получалось, балансировал меж явью и забытьем, на той неуловимой черте, где размываются ощущения, размывается действительность, перестаешь понимать, в каком ты мире и на котором свете. Как он ни сопротивлялся внутренне, сознание уже работало словно бы само по себе, отматывая ленту назад" Говорят, так случается с тонущими, с теми, кто сорвался о скалы. Фраза, ставшая банальной: "Перед ним в считанные секунды промелькнула вся его жизнь". Насчет всей жизни -- явное преувеличение. Перед глазами -- или, говоря тем же высоким стилем, перед внутренним взором -- прокручивалась не столь уж оригинальная история под нехитрым заголовком: "Как становятся преуспевающими бизнесменами". Обыкновенная биография в необыкновенное время, как говаривал красный параноик Аркадий Гайдар, лютовавший некогда в Шантарской губернии -- правда, говаривал он это по другому поводу, но все равно, для заголовка ненаписанных мемуаров достигшего возраста Иисуса Христа удачливого бизнесмена весьма даже неплохо. Или для подзаголовка, скорее. ...Те, кто сейчас с оттенком презрительности (проистекающей, главным образом, из зависти) именовали его "генеральским отпрыском" -- благодаря чему, мол, и вскарабкался на сияющие вершины -- были не вполне правы. В первую очередь оттого, что "генеральским сынком" он стал далеко не сразу. На свет появился капитанским сынком, в первый класс пошел сынком майорским -- а это, согласитесь, отнюдь не элита, тем более во глубине сибирских руд. Классе в четвертом он наконец понял и осознал, что родитель не просто служивый, а особист -- но сибирский особист-майор середины семидесятых на элиту опять-таки не тянул. Жили получше, чем иные прочие, и только, и всего-то. Район был не пролетарский, у каждого имелась своя комната, в гараже наличествовала "копейка", еда с одеждой на пару порядков получше среднего уровня -- вот, пожалуй, и все. А в остальном -- типичнейший совок. Настолько совковый, что папенька категорически отказался уступить уговорам маменьки и отмазать единственное чадушко от службы в рядах непобедимой и легендарной Советской Армии. Правда, не стал и доводить до абсурда -- то есть отправлять сыночка в плаванье по армейскому морю без руля и без ветрил, отдавать на волю военкомата. Действительную службу Вадим отпахал, как и положено -- строевым солдатом. Вот только воинская часть была не вполне обычная. По всей необъятной Шантарской губернии вокруг ГЭС и пахавших главным образом на оборонку заводов-гигантов издавна располагались батареи зенитных ракет. А небольшая воинская часть, командовавшая всей этой грозной силой, располагалась как раз в Шантарске, не на самой окраинной улице. И, кроме офицеров, там полагалось иметь энное количество нижних чинов. Легко догадаться, что все без исключения нижние чины как раз и были сыночками. А посему особенных страстей-мордастей там не наблюдалось -- ни оголтелой дедовщины, ни "урюков", что по-русски ни в зуб ногой, ни заезжавших в зубы полупьяных прапорщиков. Все чинно, пристойно, образцово. Маленький эдемчик, если честно. "Суровая армейская школа", на которой настоял родитель, обернулась не столь уж тягостным предприятием. Через два года Вадим вышел за ворота бравым сержантом с полным набором значков, дополненным медалькой -- и поступил в Шантарский университет без всяких усилий. Маман, правда, слегка подсуетилась, но опять-таки горы сворачивать не пришлось. А год, между прочим, был примечательный -- восемьдесят пятый. Генсек с багровой нашлепкой на лысине уже начинал понемногу выдавать в эфир такое, отчего у классиков марксизма-ленинизма на парадных портретах волосы явственно вставали дыбом... Правда, Вадим ухитрился как-то не заметить исторического поворота-- некогда было. Открыл для себя увлекательнейшее занятие -- книжный бизнес. Ах, какой это был увлекательный и доходный, прямо-таки инопланетный, теневой мир: неизвестный непосвященным спрут, охвативший всю страну, галактика "пятачков" и "толкучек", где имелось все, чего пожелает душа... В магазинах не было ничего -- разве что на тех полках, что были отведены под "макулатуру" и придуманный каким-то гениальным шизофреником "книгообмен". Зато у "спецов" было все. Вполне возможно, что хваленые агентурные сети КГБ и ЦРУ даже уступали в размахе этой опутавшей весь Союз нерушимый паутине, где в причудливом симбиозе трудились удачливые спекулянты, сами в жизни не открывшие ни единой книжки, оборотистые директрисы книжных магазинов, перешедшие на отхожий промысел интеллигенты, начинающие литераторы, начитанные студенты и прочий народец самых неожиданных профессий. Тиражи покидали типографии, но до прилавков так и не доходили, попадая к покупателю по ценам, ничего общего не имевшим с государственными. Впрочем, неверно было бы считать тружеников книжного рынка примитивными перекупщиками, Был еще и самиздат. Не имевший ничего общего с диссидентским, но превосходивший его по масштабам раз во сто... Мало кто знает до сих пор, что некогда в СССР оперативнейше переводилось и самоляпно издавалось все мало-мальски заметное, что только было сотворено мэтрами зарубежной фантастики и детектива. Переводы, правда, были топорнейшие, "книги" отпечатаны на пишущих машинках под копирку -- но снабжены твердыми переплетами, иногда даже с тиснением. Знающий человек мог обзавестись многотомными собраниями сочинений любимых авторов, если только был осведомлен, куда нужно идти в Москве, куда -- в Минске или Свердловске. Конечно, милиция бдила. Конечно, кто-то регулярно попадал в неприятности, вплоть до отсидки. Однако индустрию в целом это поколебать не могло. Чересчур мощная и всеохватывающая была, зараза. А потом перестройка набрала обороты. И оказалось вдруг, что -- дела немыслимые! -- легальным издателем может стать любой, у кого в голове достаточно мозгов, а в кармане отыщется сумма, эквивалентная всего-то годовому заработку среднего инженера. Всемогущая КПСС отчего-то практически без боя отдала книжный рынок шустрому частнику, пресловутая цензура словно бы растаяла. Тогда, в восемьдесят восьмом, это казалось диким, необъяснимым, но теперь все стало понятно: номенклатура увлеченно готовилась поменять вывеску, перекраситься в авангард демократов -- и все ее интересы вертелись главным образом вокруг заводов-газет-пароходов. Номенклатурщики попросту забыли за семьдесят лет, что книгоиздание может стать выгодныМ делом, а потому махнули на него рукой. Поскольку природа не терпит пустот, в образовавшуюся брешь тут же ринулись оборотистые мальчики -- в том числе и Вадим с Эмилем, который тогда еще был не Эмилем, а Григорием. Идея была проста: нужно понять, что необходимо народу, за что он в первую очередь готов выложить кровные. Оказалось, народ в массе своей жаждет не столько трудов академика Сахарова и корявых мемуаров бывших узников ГУЛАГа, а вульгарного секса, каковой, оказалось, в Советском Союзе все же есть. Голод доходил до того, что в Шантарске платили пятерку за ксерокопию "Космической проститутки". Золотые были времена. Во всех смыслах. В России, правда, еще правило бал пуританство, но на окраинах дышалось немного свободнее. А потому Вадим с Эмилем через общих знакомых довольно быстро отыскали в древнем городе Минске подтощалого кандидата химических наук со смешной фамилией Подыпа, который давно уже на досуге клепал для души эротические фантазии. Подыпе, конечно, далеко было до Генри Миллера и Набокова, кандидат-химик работал в простом и суровом стиле, чем-то напоминавшем первые советские "Москвичи": "Он повалил девушку на пол, разорвал блузку, обнажив высокие груди, раздвинул стройные ножки и решительно ввел член. Девушка стонала и охала". Не шедевр, конечно,-- однако неизбалованный качественной эротикой советский читатель расхватывал и творения Подыпы, напечатанные на скверной газетной бумаге, прошитые скрепками, в мягких обложках с убогими рисунками, а то и вовсе без оных. Дело пошло. Малость отъевшийся на хороших гонорарах Подыпа работал, как пулемет, выбрасывая устрашающее количество двадцатистраничных шедевров. Главное, груди непременно были высокими, ножки -- стройными, обнаженное тело всегда белело, девушки всегда стонали и охали, а член, легко догадаться, не знал устатку. Параллельно приятель Подыпы, малость овладевший английским, переводил для Вадима с Эмилем детективы -- по три в неделю. Переводы были столь же ужасными: "Он сунул свою руку в свой карман, достал пистолет, вывинтил цилиндр и высыпал пули". Классики вроде Чандлера и Макдональда, должно быть, ворочались в гробах: по страницам русских переводов их романов разгуливало такое количество "полицейских офицеров", какого, должно быть, не сыщется во всех Соединенных Штатах (в английском оригинале "police officer", о чем халтурщики и не подозревают, означает не офицера, а как раз рядового полисмена), а простые американские парни, храбрые копы, под борзым пером русского толмача изъяснялись примерно так: "Боб, продолжай сидеть в машине, а я обогну строение с задней стороны, чтобы сделать мерзавцу невозможным факт бегства в неизвестном направлении". Но читатель-то хватал! Как ни бились в истерике эстеты из "Литературной газеты", как ни кривили губы интеллигенты, отчего-то свято полагавшие, что новая власть даст им бешеные деньги и позволит порулить... Со временем Подыпа стал выдыхаться, а читатель, немного развратившись обилием книг, начал требовать и эротики классом повыше, и переводов качественнее. Одного "белевшего тела" и "грубо введенного члена" стало как-то маловато, вновь вернулись в небытие и обнищали переводчики, именовавшие "звезду Полынь" "звездой Вормвуд", а барабан револьвера -- "цилиндром". Но к тому времени два друга уже накопили необходимый стартовый капитал. И открыли для себя не в пример более доходные операции. Оказалось, например, что в том же Минске ежели законнейшим образом сдать в ювелирный магазин золотые побрякушки, столь же законно купленные в Свердловске, прибыль составит ровно сто процентов. А если купить у юрких вездесущих поляков оптом пару тюков джинсов или картонную коробку из-под телевизора, битком набитую баллончиками со слезоточивым газом, и привезти это добро в Шантарск, процент прибыли получается вовсе уж нереальным. Бог ты мой, какие были времена, какие комбинации! Старик Хоттабыч сдох бы от зависти, а средневековые алхимики дружно повесились. Вагон с рулонами бумаги, вышедший из Хабаровска, где-нибудь возле озера Байкал оборачивался тремя вагонами копченой рыбы, та, достигнув Уральских гор, превращалась в целлюлозу, целлюлоза в Карелии вновь становилась бумагой, но ее уже было раз в десять больше, нежели вышло из Хабаровска. Пока интеллигенты с пеной у рта выясняли, кто отравил Крупскую, по стране путешествовали партии всевозможного товара, озаренные столь же высокопробной магией: уральские самоцветы в одночасье оборачивались партий компьютеров, компьютеры -- турецкими свитерами, щенки кавказской овчарки -- серебряными цепочками из Эмиратов, цепочки -- китайской лапшой. Что угодно могло превратиться во что угодно. Конечно, кто-то разорялся, кого-то вдруг обнаруживали с пулей в голове, но законы и налоги неким волшебным образом все время отставали на два-три шага от реального состояния дел, и как-то незаметно сгинула очередь на автомобили, и квартиры уже не получали, а покупали, и никто почти не садился. Одним словом, университет как-то незаметно исчез из его жизни (правда, дипломы они с Эмилем все равно получили, что обошлось не очень уж и дорого). И, что гораздо важнее, папа, орел-командир, ставший к тому времени генерал-майором, вдруг обнаружил, что сынок-то, оказывается, бизнесмен. Он и раньше что-то такое замечал, но размаха и масштаба не представлял -- вот тут хваткий особист оплошал. Впрочем, то, что казалось тогда Вадиму "размахом и масштабом", на самом деле, как обнаружилось, было не более чем щенячьими играми на лужайке. После мужского разговора с папенькой это стало совершенно ясно. Убедившись, что отпрыск подает надежды, моложавый генерал за полчаса объяснил, как делаются настоящие дела -- причем законы оказываются нисколечко не нарушенными, мало того, никто не стоит над душой с одноразовым китайским "ТТ". Все дело в связях и знакомствах, без которых порой в шальном российском бизнесе можно уродоваться на ниве капитализма годами, но заработать лишь на подержанную "Тойоту" да на эскортниц... Вот тут-то пошли дела. И очень быстро стало ясно, отчего генерал-майор, как и его компаньоны, удивительно спокойно воспринимал горбачевские шокирующие новшества, ни единого раза не пообещав по пьянке перестрелять реформаторов. Тогда как раз вошли в моду металл и биржи. Знаменитые титановые лопаты на корявых черенках из неструганых кольев -- не миф, а суровая проза. И за рубеж их ушло столько, что ими, надо полагать, до скончания века обеспечены все дворники в странах "большой семерки". Никто, если разобраться, не знал, что же такое "красная ртуть" -- тем не менее масса народа ею успешно торговала и многие неплохо заработали, а многие, к тому же, ухитрились остаться живыми до сих пор. В том числе и Вадим с Эмилем -- ртутью они, правда, не занимались, но невзначай отправили в одну пока что братскую и пока что социалистическую страну три вагона, битком набитых алюминиевыми панелями и статуями, каковыми предполагалось украсить десяток Домов культуры в означенной стране. Культурный обмен меж партнерами по соцлагерю, знаете ли. К вагонам прилагался даже взаправдашний член Союза художников, снабженный необходимыми бумагами, который все это изваял бескорыстно для зарубежных братьев. Попив неделю коньяк в пункте назначения, член Союза вернулся домой, счастливо прижимая к груди новехонький видак в нетронутой упаковке. А содержимое вагонов в полном соответствии с законами российской магии улетучилось неведомо куда -- по секрету признаться, алюминия там не было ни грамма, а то, что было, на мировом рынке стоило не дешевле золота. Своими силами два приятеля такое дело не провернули бы ни за что, но папа и его записная книжечка делали чудеса... Ну, и биржа, конечно, В России их тогда было раз в двадцать побольше, чем в остальном мире, но своего историка сей веселый период вряд ли дождется -- как не дождалась такового добрая старая Англия, где не очень-то и любят вспоминать, сколько банкирских домов и дворянских родов народились на свет благодаря тому, что их основатели в молодости любили плавать по теплым морям под флагом радикально черного цвета... Многое бывало. Всякое бывало. За всеми этими заботами едва замеченным прошел распад СССР, поскольку открывшиеся в незалежной России перспективы были не менее ослепительными. В конце концов англичане правы -- мало ли под каким флагом любил бороздить моря двести лет назад колченогий дедушка Сильвер. Главное, его сегодняшние потомки умеют безукоризненно завязывать галстук, не едят с ножа, а нынешний их бизнес, право же, насквозь респектабелен. Почти. Без "почти" в России, с чем согласится любой здравомыслящий человек, никак невозможно. Специфика, знаете ли. Чистоплюев никто не отстреливает специально -- им просто-напросто никогда не подняться выше продавца в коммерческом ларьке или сторожа на платной автостоянке. Не нами заведено, не с нас и спрос. Есть целый набор столь же фундаментальных и убаюкивающих истин. Самое главное -- все до сих пор живы, и никто не предъявляет претензий, а это о чем-то да говорит. Как-никак, один из папашиных сослуживцев в свое время вынужден был утонуть в собственной ванне, и это не единственный печальный пример, когда считавшие себя самыми хитрыми индивидуумы, не понимавшие, что в грязных делах как раз и необходима стопроцентная честность, сметались с шахматной доски. Когда... -- Ауфштейн! Ауфштейн, суки! Обжигающий удар по ногам вырвал его из липкой полудремы, он оторопело вскинулся, зажмурился -- в дополнение к тусклой лампочке, гнилушкой светившейся под потолком, вспыхнула пара мощных фонарей, белые лучи сначала метались по комнате, словно лучи спятивших гиперболоидов, потом, после резкой команды, замерли. Похоже, фонари просто поставили по обе стороны двери, и они теперь стали чем-то вроде сценических прожекторов. -- Ауфштейн! Они попрыгали с нар, увертываясь от яростно махавшего дубинкой Василюка и какого-то незнакомого эсэсовца -- парочка работала со сноровкой опытных косарей,-- выстроились, вытянув руки по швам. Теперь только суета превратилась в нечто упорядоченное. Ненадолго настала тишина. Обнаружилось, что у стены стоят в раскованно-удалых позах два черномундирника с помповушками наперевес, а меж ними, почти на равном расстоянии от обеих, сидит на стуле Маргарита и, закинув ногу на ногу, пускает дым в потолок. За спиной Вадима застонал, заворочался Доцент. Маргарита, покачивая носком начищенного сапога, небрежно бросила: -- Тишина на лежачих местах. Еще один писк -- и прикажу яйца отрезать... И спокойно выпустила густую струю, закинув златовласую головку. Личико у нее было совершенно безмятежное, будто присутствовала на репетиции драмкружка, взявшегося за пьесу о Бухенвальде, а зрачки, Вадим заметил, вновь ненормально расширены. "Ширяется девочка, никаких сомнений",-- пронеслось у него в голове. Когда тишина стала вовсе уж гробовой -- Доцент замолчал сразу, едва получив предупреждение,-- на веранде послышались неторопливые шаги, сопровождаемые явственным скрипом хорошо пошитых сапог из натуральной кожи, и в бараке появился герр штандартенфюрер. Он прямо-таки проплыл на середину, остановился, заложив руки за спину, расставив ноги, медленно обозрел присутствующих -- справа налево, слева направо -- вынул из-за спины руки, взмахнул стеком, будто дирижерской палочкой: -- Доброй ночи, господа хорошие, доброй ночи... Я дико извиняюсь за причиненные неудобства, но события прямо-таки требовали безотлагательного вмешательства. До меня дошли слухи, что в вашем бараке постояльцы ведут себя, словно распоследние свиньи. Вы же относительно цивилизованные люди конца двадцатого века, господа, скоро весь мир торжественно вступит в третье тысячелетие... И что же мы наблюдаем? Вы, как поросята, серете прямо в бараке, хотя администрация для вас оборудовала прекрасный туалет типа "сортир"... Стыдно, судари мои. Мы тут посовещались и решили, что подобные тенденции следует гасить в зародыше. А посему вынужден объявить незапланированный субботник по уборке помещения. И заодно собрать все, запрещенное правилами внутреннего распорядка -- говорят, вы натаскали в. чулан всякой пакости, совершенно вам ненужной... Живо!-- вдруг заорал он, надсаживаясь.-- Живо двинулись убирать за собой! Направо! С двух сторон придвинулись с занесенными дубинками охранник и капо. Но шеренга уже повернулась направо, довольно слаженно -- сказалась вчерашняя муштровка. -- Весь хлам вытащить и аккуратненько сложить у крылечка,-- вновь совершенно нормальным голосом распорядился комендант.-- А дерьмо, хорошие мои, тщательно собрать ручками и отнести в сортир, где ему и надлежит быть. Предупреждаю сразу: к саботажникам буду жутко немилостив... Шагом марш! Еще один фонарь поставили так, чтобы освещал чуланчик. Комендант весело покрикивал: -- Шевелись, сволочи, шевелись! Каждый по очереди заходит в чулан, со всем старанием нагребает говнецо ладошками -- а потом культурной шеренгой все его несем в сортир! Ух вы, стахановцы мои, век бы с вами тут сидел! Сначала Вадим решил, что его вот-вот вывернет наизнанку -- когда загребал ладонями с пола неизвестно чье дерьмо. Как ни удивительно, обошлось. Весь организм прямо-таки сотрясало от беспрестанных рвотных позывов, он кашлял и перхал, но так и не вывернуло, ни его, ни остальных. Жутковато подумать, но, полное впечатление, стали привыкать... Вереница потянулась к сортиру, стараясь держать руки подальше от себя, а комендант браво маршировал рядом и понукал: -- В ногутв ногу, соколики! Цените мою доброту, я ведь мог и заставить все это слопать. И слопали бы, с полным удовольствием, как вашу новорусскую жратву ъ "Золоте Шантары"! "А ведь слопали бы",-- вдруг подумал Вадим с ужасом и стыдом. -- Ничего, не унывайте,-- обрадовал комендант.-- Может, еще и устроим завтрак на траве. Слышали про уринотерапию, подонки? Своими глазами читал в центральной прессе, что есть и лечение говном, по-научному -- копротерапия. Берется чайной ложечкой или там столовой и кушается. Шевелись! Пришлось сделать еще два рейса, а потом еще старательно оттирать полами собственных бушлатов пол, пока бдительно надзиравший комендант не смилостивился и не объявил, что, на его взгляд, должная чистота достигнута. И началась уборка -- разнообразный хлам сваливали в кучу у крыльца. Зачем все это делалось, совершенно непонятно. Правда, Вадим смутно помнил, что в немецких концлагерях вроде бы как раз и устраивали подобную бессмысленную работу -- выкапывать яму, вновь закапывать, переливать из пустого в порожнее. Видимо, те же книги читал и комендант... Попутно обнаруживалось все спрятанное -- и телефонная трубка, и доллары Вадима, и солидное бордовое удостоверение с фотокарточкой покойного Столоначальника, и мешочек анаши, который после угрозы продержать всех до утра на плацу Браток признал своей собственностью, и солидный кожаный бумажник Визиря, и детектив Бормана, и шахматы Доцента. Заодно всех тщательно обыскали, а Василюк тем временем шуровал на нарах. Однако нож Синего так и не всплыл на свет божий, к некоторому удивлению Вадима. Ну конечно, опыт богатый, запрятал так, что дилетантам нечего и стараться... Наконец, заниматься стало вроде бы и нечем -- чулан был пуст, как лунная поверхность, что вынужден был констатировать сам комендант. Однако шеренга, не получая приказов, оставалась стоять на веранде. Комендант прохаживал