рид, попозже. Спешить некуда. Настроен он был благодушно и после завтрака даже угостил Дюммеля папиросой (тот забыл трубку в своей комнате). Зигф- рид долго вертел папиросу, не зная, каким концом сунуть в рот: с одной стороны табак, с другой, вроде бы, мундштук, только почему-то сплошной. - Барон! - укоризненно покачал головой Симмонс. - Как можно? Приобщайтесь наконец к цивилизяции! И, щелкнув перед самым его носом какой-то коробочкой, вы- сек язычок пламени. Фрау наблюдала с улыбкой, но в разговор не вмешивалась. - Чудная папироса какая-то! - пробормотал Дюммель, оправ- дываясь. - Не папироса, а сигарета, - поправил Спммонс. - Хотя вам-то какая разница? Так с чего начнем, барон? - Вы о чем? - О деле, о чем же еще? Учтите, у нас с вами теперь денег куры не клюют. Есть какие-то соображения? Соображений было множество, но Симмонс отверг их одно за другим. - Создадим акционерное общество "Строительство и эксплуа- тация хлопкоочистительных заводов. Дюммель и компания". - Это кто же такие? - угрюмо осведомился немец. - Дюммель - это вы, а компания - я и моя супруга. Или та- кая компания вас уже не устраивает? Зигфрид обалдело заморгал поросячьими ресницами. - Вот вам мои документы, Зигфрид. А это, - он насмешливо подмигнул, - высочайшее разрешение и рекомендательные пись- ма. Полистайте на досуге. Если чегото там не хватает, - ваш покорный слуга. Только намекните, из-под земли достану. "Этот достанет! - с восхищением и каким-то мистическим трепетом думал Дюммель, удаляясь в свою комнату с бумагами под мышкой. - Нет, старина Зигфрид, если кому и повезло, то этот человек - ты!" Ознакомившись с содержанием бумаг, он изумился еще боль- ше: составленные по всей форме - одни в Санкт-Петербурге, другие в Ташкенте, - все они были датированы одним и тем же - позавчерашним днем. Даже с помощью воздушного шара Мон- гольфье Симмонс не мог за это время покрыть такое расстоя- ние, да еще вернуться в Хивинское ханство. Чем дольше Дюм- мель ломал голову над этой загадкой, тем больше запутывался. Глаза лезли на лоб, и седые прядки давно не стриженных волос торчком становились вокруг широкой проплешины. И вдруг Дюммеля осенило. "Фикция! И как он сразу не дога- дался? Обыкновенная фальшивка, другого и объяснения быть не может! Однако каков ловкач, а?" Дюммель на мгновенье представил себе улыбающееся лицо Симмонса. "Вот это авантюрист! Здешние, - Дюммель презри- тельно фыркнул, - мелкота по сравнению с ним! Карманники!" Он еще раз внимательно просмотрел бумаги и окончательно уверился, что имеет дело с авантюристом высочайшего класса. Документы - комар носа не подточит: гербовая бумага; печати, подписи - все настоящее. Одного не учел Симмонс: сунься сей- час с этими бумагами в любую контору, - тотчас заподозрят неладное. "Старина Зигфрид не так уж прост! - подумал он со злорад- ным удовлетворением. - Старина Зигфрид сразу тебя раскусил, голубчик!" Симмонс, к которому он сунулся после обеда, вначале до- садливо морщился, слушая его, потом задумчиво почесал в за- тылке и вдруг весело расхохотался: - А вы молодчина, Зигфрид! Ей-богу, молодчина! Пожалуй, недельку-другую следует обождать. Ну, а что бумаги в один и тот же день подписаны, так это же здорово! Пусть знают, ка- кая у нас фирма солидная. Что вы на это скажете, барон? Барон не возражал. Барона интересовало кое-что другое, но спрашивать язык не поворачивался. Симмонс словно прочел его мысли: - Барон! Уж не думаете ли вы, что бумаги фиктивные? Дюммель хмыкнул и пожал плечами. - Барон! - укоризненно покачал головой Симмонс. - Право же, я был о вас лучшего мнения! Ну так зарубите себе на но- су: с первой же почтой поступит официальное подтверждение. Что же касается банка, то они уже получили его по телеграфу. Не исключено, что завтра пришлют за вами рассыльного. Они в таких случаях не тянут - дело-то миллионами пахнет. Так что готовьте парадный мундир, господин поверенный. Ни одному слову шефа не поверил Дюммель. И зря: утром следующего дня мальчишка-рассыльный вручил ему официальное приглашение посетить управляющего банком по делу, "представ- ляющему обоюдный интерес". Ошарашенный немец только руками развел. Не прошло и недели, как слух о новом акционерном обществе прокатился по всему Хивинскому ханству. О нем заговорили в правлениях банков, конторах, купеческом собрании, в казино, судачили в лавках и магазинах, поговаривали на заводах. Го- ворили с удивлением и завистью, со скептической улыбочкой, с опасением и злобой. Шепотом передавали, будто хивинский хан Мухаммадрахим назначил Дюммелю день аудиенции. Ведолага-немец, над которым еще вчера потешались все, ко- му ни лень, на глазах становился фигурой, и было в этом что-то неожиданное, непонятное и потому пугающее. Симмонс оставался в тени. Во всяком случле жжому не при- ходило в голову провести параллель между появлением в Но- во-Ургенче четы иностранцем и головокружительным взлетом Зигфрида Дюммеля. - Не пойму, на черта вам акционеры? Симмонс прохаживался взад-вперед по свежепобеленному сы- роватому кабинету Дюммеля, оборудованному в одной из комнат бывшей гостиницы. "Бывшей" потому, что старую вывеску вот уже несколько дней как выкинули на свалку, а вместо нее на оштукатуренном фасаде повесили другую, черную с золотом: "Дюммель и компания. Строительство и эксплуатация хлопкоо- чистительных заводов". - Что у вас - денег мало? Или банк в кредитах отказывает? - Акционерное общество без акционеров? - Дюммель надул толстые сизые от ежедневного бритья щеки. От Дюммеля пахло дорогим одеколоном. Дюммель выглядел весьма внушительно за огромным письменным столом темного дерева. Сдержанных расц- веток текинский ковер на полу. Бюро и плоский, во всю стену книжный шкаф темного дерева, окрашенный в тот же цвет мас- сивный несгораемый шкаф. "Есть вкус у стервеца!" - заключил Симмонс, оглядев кабинет. - Нельзя без акционеров, говорите? Ну что же, воля ваша. Только не увлекайтесь, Зигфрид. Смотрите, с кем имеете дело. - Можете на меня положиться, шеф. - Вот как? "Шеф!" - Симмонс хмыкнул. - Что-то новенькое. Откуда у вас этот полицейский жаргон, хотел бы я знать? Дюммель смущенно отвел взгляд. - Я думал... - Он думал! Вы только взгляните на него! Он думал, видите ли! Симмонс был явно не в духе, и Дюммель счел за благо при- кусить язык. - О чем, позвольте полюбопытствовать? О каких мировых проблемах? Или о судьбе того интендантишки, что вас облапо- шил? Дюммель сидел, низко опустив лицо, одна малиновая плешь поблескивала. Симмонс глянул на эту плешь и вдруг смешливо фыркнул. Гнев как рукой сняло. Заговорил уже проще, друже- любнее: - Вот что, Зигфрид. Учтите, я вас насквозь вижу. Так что бросьте темнить. Со мной не пройдет. - Простите, сударь. - То-то. А теперь к делу. Даю вам неделю сроку. Максимум две. Подыщите нужных людей. Какое у нас сегодня число? - Двадцать первое мая. - Пятого июня положите на этот стол проект строительства железной дороги. - Чего-о? - привстал с места Дюммель. - Вы что - оглохли? Узкоколейной железной дороги Ново-Ур- генч - Чалыш. - Но... - Никаких "но". Заводы строить думаете? - Так я... - Думаете, спрашиваю? - Думаю. - Плохо думаете, Зигфрид. До каких пор я вам буду подска- зывать? Строительные материалы, оборудование, всякая прочая канитель прибудет по Амударье. Так? - Так. - А от пристани? Пятнадцать верст, как ни говори. - На арбах, на каюках по Шахабаду. - Чушь. По железной дороге, любезнейший. Прямым сообщени- ем до самого места назначения. - К каждому заводу - железнодорожную ветку? - Именно, дорогой барон. К каждому заводу. А когда закон- чите строительство, по этим же рельсам повезете обратно тюки с хлопком, семена, масло. Ну чего вы на меня уставились? - Господин Симмонс, вы - гений. Позвольте засвидетельст- вовать. - Бросьте. Могли бы и сами догадаться. А то "я думал, я думал...". Кстати, когда вам хан рандеву назначил? - Десятого июня. - Вот и отлично. Подсуньте ему проектец. Пусть раскоше- лится на строительство. У российского императора денег на это дело не выпросишь. Ну и последнее. Мы с мадам Симмонс уедем на несколько дней. Ключи от комнат забираем с собой. Вздумаете совать нос, - на себя пеняйте! - Помилуйте, господин Симмонс! - Бросьте, милейший. Я вас насквозь вижу. Хотите, скажу, чем вы завтра без меня заниматься будете? - Боже упаси! - Не хотите, не надо. А насчет комнат зарубите на носу: чтобы ни одна живая душа близко не подходила. - Запомню, господин Симмонс. Далеко едете, осмелюсь спро- сить? Симмонс обернулся от самой двери, недобро сверкнул глаза- ми. - А вот это уж совсем не ваше дело, Дюммель. Помните анг- лийскую пословицу: "Любопытство погубило кошку". Займитесь лучше делами. Предупреждая Дюммеля о своих комнатах, Симмонс попал в самую точку. Зигфрид Дюммель буквально сгорал от желания хоть одним глазком заглянуть в запретную дверь. Не имея ни малейшего представления о том, что происходит за ее окрашен- ными белой масляной краской створками, он мог лишь строить догадки, и догадки эти были одна неправдоподобнее другой. Как это ни странно, виною всему были факты. А с фактами герр Дюммель привык считаться. Начать хотя бы с того, что Симмонс сам руководил ремонтом четырех смежных комнат, облюбованных им под супружеские апартаменты. Велел забрать окна толстыми железными решетка- ми, прорубить двери между комнатами, а те, что выходили в коридор, снять и заложить проемы кирпичом. Затем в доме две недели работали русские слесари с завода и ремонтных мас- терских, - угрюмые, немногословные, вечно чем-то недовольные люди. Что они там делали, - одному богу известно. Дюммель однажды подслушал их разговор, да и то случайно. - Золотая голова у человека, даром что барин. Нам бы на завод такого. - Не говори, - откликнулся другой. - Самим бы нам все ен- то ни в жисть не смонтировать. И где он только раздобыл все? Сколько живу, а такого добротного материалу не видывал. - Говорю - голова-человек! После слесарей работала артель маляров-штукатуров. Потом за дело взялись плотники. Потом опять слесари с токарями. По городу циркулировали самые невероятные слухи. Знакомые извели Дюммеля расспросами, но тот только плечами пожимал в ответ. Он и в самом деле не знал ничего: ни одной души, кро- ме рабочих, Симмонс близко не подпускал к своим апартамен- там. Прибиралась в комнатах Симмонсов все та же придурковатая Рея, возведенная в ранг горничной. Ходила она теперь опрятно одетая и благоухала, как парфюмерная лавка. Дюммель подка- тился было к ней с расспросами, но та дико воззрилась на не- го единственным глазом и пригрозила "пожалиться барину". Пришлось отстать. А потом у Реи вдруг объявился второй глаз! Стеклянный, правда, но точь-в-точь, как настоящий. - Барин подарил, - лаконично отвечала она на вопросы лю- бопытствующих, и больше у нее ничего выудить не удавалось. Как-то в полдень, когда в доме буквально нечем было ды- шать от духоты, а столбик термометра за окном показывал в тени сорок шесть градусов по Цельсию, Симмонс притащил в ка- бинет Дюммеля бутылку холодного, как лед, шампанского. - Майи готт! - изумился немец. - Можно подумать, что вы его прямо из ледника принесли, герр Симмонс. Тот усмехнулся, разливая шампанское в мгновенно запотев- шие бокалы: - Ешь виноград и не спрашивай, из чьего он сада. Так, ка- жется, говорят у вас на Востоке? Ну и наконец эти пугающие, прямо-таки уму непостижимые поездки Симмонса. Дюммель мог поклясться, что по крайней ме- ре во время некоторых таких "поездок" шеф не выходил из до- ма. Дьявольщина какая-то! Однажды во время разговора в своем кабинете Зигфрид осторожно потянул воздух ноздрями: нет, несло от Симмонса обыкновенно - одеколоном, табаком, чуть-чуть винцом. Серой не пахло. - Чего вы вынюхиваете, Зигфрид? - усмехнулся Симмонс. Дюммель растерялся и стал зачем-то переставлять гроссбухи в стенном шкафу. Была во всем этом какая-то жгучая тайна. Дюммель изо всех сил старался ее понять, не мог понять н напрочь утрачивал душевное равновесие. К обеду Симмонсы не вышли. Дюммель поклевал принесенную из ресторана отбивную. Плеснул в стакан приторно теплого квасу из кувшина. Увидев шкандылявшую по улице Рею, крикнул в окно: - Чего убирать не идешь? - Ан не ведено! - огрызнулась бабенка, не останавливаясь. "Не нелено, не велено", - ворчливо передразкнл Дюммель и вдруг точно с цепи сорвался, заорал на принятого недавно ла- кея - долговязого рязанского парня с лошадиной челюстью: - Чего зубы скашшь, стервец?! Тот шарахнулся, выронил с испугу грязную тарелку из рук. Хорошо хоть не разбилась. Дюммель отхлебнул из стакана. Поморщился. Взял шляпу со стула. - Спросят, - по делам пошел! - буркнул, уходя, корпевшим над конторскими книгами служащим. Те согласно закивали, как заведенные. Послонявшись по пыльной раскаленной добела улице, барон нанял за двугривенный фаэтонщика и покатил на озеро купать- ся. Когда выехали за город, извозчик - загорелый до эфиопс- кой черноты малый в домотканной холщовой рубахе, таких же портках и меховом несмотря на жару малахае, подхлестнул ло- шаденку и затянул что-то тоскливо-протяжное. - Не вой! - строго сказал герр Дюммель. - А? - обернулся тот. - Малахай зачем напялил, спрашиваю? - Жару жара режет, - непонятно ответил сарт. - Летом го- рячий чай пей, одевайся тепло - хорошо! - Азият! - с чувством сказал Дюммель. Хотелпрезрительно, получилось наоборот: вроде бы восхищается. Расплачиваясь возле полосатой купальни, наказал: - Вечерком, как солнце садиться начнет, обратно за мной приедешь. - Деньги вперед давай - приеду, - озорно сверкнул раско- сыми глазами малый. - А это не видел? - Дюммель сложил пальцы кукишем, поднес к приплюснутому фаэтонщикову носу. - И так прискачешь как миленький. Сарт сплюнул и стал разворачивать фаэтон. Немец заковылял по песку к досчатой раздевалке. - Эй, баткя! Дюммель оглянулся. Стоя в фаэтоне извозчик издали показы- вал ему дулю. - Это себе возьми! У меня ба-алшой есть! Герр Дюммель даже присел от такого неслыханного оскорбле- ния. - Я т-тебе! Но фаэтонщика уже микиткой звали. Чертыхаясь по-русски и по-немецки, барон разделся и полез в теплую, как парное мо- локо, воду. - Дурака нашел, - бормотал он, имея в виду Симмонса, и блаженно сощурил глазки. - Он отдыхать будет, а я - работай? Нет уж, отдыхать, так всем отдыхать, Он вспомнил усердно склоненные над конторскими книгами белобрысые головы служащих и с удовлетворением произнес вслух: - Пусть дураки пашут. Откуда ему было знать, что тотчас после его ухода работ- нички захлопнули книги и отправились в кабак пить пиво. Поздно вечером, добравшись наконец пешком (не приехал-та- ки паршивец-фаэтонщик) до своей конторы, герр Дюммель ткнул ногой дремавшего на крылечке сторожа, а когда тот вскочил, испуганно моргая спросонья, спросил, свирепо выпячивая че- люсть: - Спрашивали? - Так точно, спрашивали. - Кто? - Из обчества Рязано-Уральской железной дороги. - Опять спишь, сукин сын? - Никак нет-с, ваше благородие. Бдю-с... - Ну, Ванька, смотри у меня! Сторож поспешно подобрал с крыльца старое одноствольное ружье, вытянулся, выпятив грудь, и гаркнул во всю глотку: - Слушаюсь, ваше благородие! - Тише ты, черт! - Есть, тише! - еще громче заорал сторож. Дюммель махнул рукой и вошел в дом. В столовой, возле прикрытого салфеткой ужина белела какая-то бумажка. Дюммель засветил свечу в бронзовом подсвечнике. Предприятие "Караванный путь Хива - Уральск "Общества Ря- занско-Уральской железной дороги" предлагало свои услуги по перевозке грузов для строящихся хлопкозаводов. - Опоздали, голубчики! - герр Дюммель скомкал записку, швырнул в темный угол комнаты. - Сами дорогу построим. Да еще вас, глядишь, по ветру пустим. Он снял салфетку и, придвинув стул, принялся за ужин. Хо- лодная курица застревала в глотке. "Могли бы догадаться, черти! - подумал немец. - До каких пор все надо подсказы- вать?" Сам того не замечая, он даже в мыслях старался подра- жать шефу. Бутылка смирновской отыскалась в буфете на кухне. Дюммель налил полный стакан, выпил и закусил огурцом. Проклятый фаэ- тонщик не шел из головы, вертел, окаянный, смугло-чумазым кукишем, скалил зубы. "Встречу на улице, все бока обломаю, - мрачно решил не- мец. - Попадись только!". После второго стакана мягко закружилась голова, все вок- руг стало простым и доступным, лишь где-то на задворках соз- нания маячил Симмонс - строгий, в щегольском сером костюме. - Подумаешь, вундеркинд! - громко сказал repp Дюммель, и голос его задрожал от обиды. - За людей никого не считает. Я кто ему - ломовая лошадь? Зигфрид то, Зигфрид другое! А сам пальцем о палец не стукнет! Он плеснул в стакан оставшуюся водку и, зажмурясь, опро- кинул в рот. И тут его осенило: "Какой же он, Дюммель, ду- рак! Какой идиот! Да Симмонс просто-напросто ревнует его к своей супруге! Конечно, ревнует! Разве он ей... Разве она ему пара? Конечно, нет! Вот он, Дюммель, - совсем другое де- ло! Мужчина солидный, в теле. А что Симмонс? Стрекотун-куз- нечик! Таких женщины не любят. И что она - такая красивая - в нем нашла? Стоп-стоп-стоп!.. А почему она? Почему не он? Ну, конечно же! Это он воспользовался ее слабостью и... Ах, негодяй! Ах, пройдоха!.." Кровь строптивых ливонских предков ударила Дюммелю в го- лову. "Может быть, она и сейчас там, за дверью. Томится в оди- ночестве, тоскует, душой рвется к нему, Зигфриду Дюммелю!" Дюммель вскочил, опрокинув стул. Дюммель спешил на зов дамы сердца. - Я иду, Эльсинора! - хрипло прозвучало в ночной тишине. Зигфрид Дюммель ринулся к заветной двери... Часа два спустя герр Дюммель с удивлением обнаружил, что лежит на полу в конце коридора, возле распахнутой настежь двери в покои Симмонса. Лоб саднило. Проведя по нему рукой, Дюммель нащупал ог- ромную шишку. С трудом, морщась от дикой головной боли, вспомнил, словно увидел со стороны: вот он, клокочущий спра- ведливым негодованием, страшный в своей решимости, несется по коридору. Хватает ручку проклятой двери, изо всех сил рвет ее на себя! Дверь неожиданно легко распахивается и уда- ряет его по лбу... Сопя и постанывая, Дюммель поднялся с полу, осторожно приблизился к двери. В проеме клубился кромешный мрак, но, когда он протянул руку, пальцы уперлись во что-то твердое. Стараясь действовать как можно спокойнее, Дюммель достал из кармана коробок и чиркнул спичкой. То, что он увидел в сле- дующую секунду, мгновенно вышибло из его головы остатки хме- ля: за распахнутыми створками двери в обманчивом, пляшущем свете горящей спички стоял, выпучив налитые кровью глаза и по-бычьи пригнув поросшую венчиком седых волос голову, урод, отдаленно напоминающий человека. И этим уродом был не кто иной, как он сам - Зигфрид Дюммель. Немец дико вскрикнул и без чувств повалился на пол... Оч- нувшись вторично, он сходил в столовую за подсвечником и де- тально обследовал злополучную дверь. Хлопаться в обморок бы- ло, конечно же, вовсе незачем, зато без всякого сомнения бы- ло чему удивляться: в дверном проеме сверкала монолитная, без единой щелочки, отполированная до зеркального блеска ме- таллическая стена! Зигфрид перекрестился трясущейся рукой и с величайшей осторожностью прикрыл створки двери. В своей комнате он долго сидел на кровати в одном испод- нем, прикладывая медный пятак к шишке на лбу. Одна за другой догорели и погасли свечи в бронзовом подсвечнике. Душная азиатская ночь по-хозяйски вочтла в комнату, и в распахнутое настежь окно хищными, зелеными глазами звезд заглянул год тигра. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Миражи над пустыней Она была вся с иголочки - элегантная из алой водоотталки- вающей ткани палатка, идеально простая в обращении: установи каркас из почти невесомых трубчатых стоек, подключи баллон- чик со сжиженным газом - и через пять минут двухкомнатный надувной домик с окнами из эластичного стеклопластика и дверью на пневмоприсосках к твоим услугам. Даже мебель в нем была надувная - упругий диван-тахта, пуфики-табуреты и круг- лый стол. Домик стоял на безлюдном до самого горизонта лимонно-жел- том пляже метрах в тридцати от высокого уступчатого чинка и на таком же расстоянии от прогретого солнцем бирюзового мел- ководья. Пляж уходил в море под таким минимальным уклоном, что можно было идти сотню метров по щиколотку в воде, а что- бы погрузиться по пояс, требовалось пройти добрые полкило- метра. Симмонс полюбовался домиком, который, несмотря на свою явную чужеродность, необъяснимо вписывался в этот первоздан- ный пейзаж, швырнул на песок у самой воды клетчатый надувной матрасик и растянулся на нем, упираясь локтями в податливую упругую ткань. Шел девятый час утра и, как всегда в это время, с моря начинал дуть ровный прохладный ветер, настолько медленный, что поверхность воды оставалась спокойной. Глядя в подернутую голубоватой дымкой морскую даль, Сим- монс задумался. Было, по-видимому, чистейшим безумием с его стороны пус- каться в странствия по эпохам и странам. Еще большим безуми- ем было брать с собой Эльсинору. Он понял это в Париже, ког- да почувствовал за собой слежку. Первым его побуждением было отправить Эльсинору обратно в XXIII столетие и с бластером в руке ринуться навстречу опас- ности. Он отнюдь не был человеком героического склада харак- тера, и если его душевное состояние можно было назвать отва- гой, то это была отвага отчаяния. Разумеется, это тоже было безумием: прихлопнули бы его в два счета. Но прежде, чем они решились бы на крайнюю меру, он во всяком случае успел бы наломать дров. Симмонс предпо- чел скрыться. Наверное, он сделал не лучший выбор, остановившись на Хи- винском ханстве даже четыре года спустя после его присоеди- нения к России и отмены рабства. Но тогда, в Париже, особен- но раздумывать было некогда, и руководствовался он главным образом тем соображением, что преследователи, потеряв след, вряд ли сразу же бросятся искать его в этот суровый, пережи- вающий переломный период своей истории уголок планеты. Рано или поздно они все равно нащупали бы его след, но тем важнее было выиграть время, и он, не колеблясь, настроил времятрон на самое пекло континентального среднеазиатского лета 1878 года. Действительность оказалась еще суровее, чем он предпола- гал. Они с Эльсинорой буквально задыхались от невыносимого зноя, страдали от непривычной жесткой воды, грубой пищи, от- сутствия какого бы то ни было комфорта. Симмонс разрывался на части, стараясь успеть всюду. Уст- раивал дела в Ново-Ургенче, добывал в разных эпохах все, что хоть немного скрасило бы их существование и не вызывало осо- бых подозрений у аборигенов. И всякий раз, возвращаясь к Эльсиноре, он терялся и робел под взглядом ее огромных глаз, полных мольбы, упрека и укоризны. Скитания по столетиям не прошли для него бесследно. Он осунулся, одежда, которая еще недавно была ему в самый раз, болталась теперь на нем, как на вешалке. Он все чаще испыты- вал приступы беспричинного раздражения и такой страшной ус- талости, что буквально валился с ног. В такие минуты ему хотелось махнуть на все рукой, капиту- лировать, вернуться к тому, с чего начинал, и неуютная квар- тира на Энтерпрайз-стрит казалась райской обителью. Он гло- тал лошадиные дозы снотворного и проваливался в гудящую тем- ноту, а очнувшись, снова ловил на себе все тот же печальный, укоризненный взгляд небесно-синих глаз Эльсиноры. Но какими бы мучительными ни были его метания по разнов- ременным градам и весям, именно они натолкнули его на мысль, которая спасительным лучиком затеплилась однажды в окружаю- щем его мраке отчаяния и безысходности. Он усмехнулся и лег на бок, подставляя лицо лучам набира- ющего силу солнца. Наверное, всей мужской половине челове- чества свойственно это заблуждение: создавать себе идеальную женщину и наделять ее качествами, которые он хочет в ней ви- деть и которые, чаще всего, вовсе ей не присущи. Интересно, какие чувства она испытывала, глядя на его отчаянные усилия? Симмонс покачал головой и закрыл глаза. Солнце проникало сквозь закрытые веки и казалось, будто он лежит на дне водо- ема, наполненного теплым алым туманом. Накануне вечером, когда, протравив на всякий случай ин- сектицидом пространство вокруг палатки, он забрался в домик и лег рядом с ней на диван-тахту, Эльсинора ласково взлохма- тила ему волосы и улыбнулась каким-то своим мыслям. - О чем ты думаешь? - спросил он, поудобнее устраиваясь на упруго прогибающемся ложе. - Ты так старательно опрыскивал песок этой отравой, - рассмеялась она. - И все зря. - Почему зря? - удивился Симмонс. - Потому что силовое поле куда надежнее и проще. -. Где его взять, это поле? - А его не надо брать, оно уже есть. Ни слова не говоря, он встал, попытался выйти из домика и не смог этого сделать, хотя дверь продолжала оставаться отк- рытой: прозрачное силовое поле надежно оградило их жилище от окружающего мира, ни войти, ни выйти. - Ну, ну. - Он толкнулся плечом в открытый дверной проем, провел ладонью по невидимой преграде и вернулся на тахту. - А ты о чем думаешь? - спросила она, когда он лег на спину, заложив руки за голову. - Смешон? - ответил он вопросом на вопрос. В голосе чувс- твовались обида и вызов. - Не надо. - Она прижалась к нему щекой и затихла, ма- ленькая, покорная, до боли желанная. - Чуть-чуть забавен еще куда ни шло. Всегда забавно наблюдать мужчину, когда он за- нят не своим делом. - Н-да-а... - Симмонс высвободил руку и обнял ее за шею. - Скажи, только честно, за что ты меня любишь? - Не знаю. - Она лежала, закрыв глаза, непривычно тихая, бесконечно счастливая. - Наверное, за то, что ш это ты: как раз тот мужчина, который мне нужен. Со всеми твоими достоин- ствами и недостатками. - Весьма абстрактно, - усмехнулся он. - Конкретнее у меня не получится. Да и ни к чему, навер- ное. Разве что ты будешь очень настаивать. - Не буду, - заверил он. - Просто мне теперь кажется, что в твоем отношении ко мне есть что-то от чувств, которые пи- тает естествоиспытатель к подопытному кролику. - Чепуха! - возмутилась она. - Выкинь это из головы, слы- шишь? - Слышу! - расхохотался он и, запрокинув ей голову, креп- ко поцеловал в губы. Подкинув Дюммелю идею строительства узкоколейной железно- дорожной ветки от Ново-Ургенча до пристани Чалыш и приступив к ее осуществлению, он одновременно приобрел десяток речных пароходов и вместе с ними - право на перевозку грузов по Амударье от Чарджоу до самых ее низовий. Разумеется, эта ак- ция не осталась незамеченной в деловом мире Ново-Ургенча и предприятие "Караванный путь Хива - Уральск", монопольно осуществлявшее перевозки грузов гужевым транспортом через плато Устюрт, стало одного за другим терять своих клиентов. В реальности 1899 года, куда он прибыл за деталями для паровозов, Симмонс стал невольным очевидцем ликвидации предприятия "Караванный путь", хотя во время прошлого своего появления здесь в 1900 году застал его вполне преуспевающим. Больше того, на глазах у Симмонса в 1899 году правление Ря- занско-Уральской железной дороги отклонило проект строитель- ства железнодорожной ветки Александров Гай-Чарджоу, хотя в 1901 году он сам присутствовал при прокладке первых пролетов магистрали и даже приобрел по дешевке несколько тысяч шпал, которые так и не успел вывезти. Поразмыслив над увиденным, Симмонс пришел к выводу, что в реальностях происходит какая-то путаница, неразбериха и ви- новником этой неразберихи является не кто иной, как он сам, а точнее - производимые им действия. И тогда в его воспален- ном мозгу впервые возникла идея, которая поглотила его затем целиком и полностью. Суть ее была проста и сводилась к следующему: если даже такое незначительное событие, как прокладка узкоколейки дли- ной в пятнадцать верст в 1880 году привело к разорению в 1899 году преуспевающей транспортной компании и к исчезнове- нию в 1901 году уже начатой строительством железной дороги, то почему бы с помощью куда более решительного вмешательства в события прошлого не попытаться изменить ход исторических событий и добиться коренных, социальных, если угодно, изме- нений в реальности, которая так решительно и безжалостно от- торгла инженера Симмонса? Чем больше носился он с этой идеей, тем заманчивее она ему казалась, тем радужнее вставали на горизонте миражи бу- дущего. И Симмонс, засучив рукава, взялся за дело. Уединившись в кабинете, Симмонс достал с полки толстенный фолиант. "Документы архивов хивинских ханов, - значилось на обложке. Издательство "Фаи". Симмонс полистал книгу и, отыс- кав нужное место, углубился в чтение. "Он! Средоточию вселенной - двору его величества падишаха, вы- сокосановного, вознесенного до Луны, со свойствами Юпитера, с небесно-пышным двором, могущественного, как Дарий, победо- носного, как Александр, с бесчисленным, как звезды, войс- ком..." Симмонс хмыкнул и покачал головой: по Гандимьянскому до- говору 1873 года хивинскому хану запрещалось иметь не только армию, но и личную охрану, функцию которой выполнял расквар- тированный в Хиве казачий полк. Впрочем, и задолго до Хи- винского похода войска как такового у хана не было. "...в свите которого Феридун, в слугах которого Джемшид, орудие которого - Афрасиаб, убежища ученых, прибежища людей, то есть его величества, тени Аллаха, - да будут наши души и душа обоих жертвой за него, - от тысячекрат немощных и сок- рушенных этих его рабов всеподданнейшее донесение. Хвала и благодарение Аллаху, наше положение и наши новости благопо- лучны. Вознося хвалу богу, благословенному и всевышнему, знайте, что мы сосчитали курень Джаныбек-бия, потом сосчита- ли курень, образуемый племенем муйтен, и курень, образуемый в местности Алден-терки племенем колдаулы; в низовье реки в месте Гедай-узяк есть еще немного колдаулы и казахов, мы их скот тоже сосчитали, взяли с них зекат *, вернулись, сосчи- тали курень Реджеббия к востоку от Кегейли I джумади, в воскресенье и в тот же день пришли в курень кенегеса Эрна- зар-бия. Если будет угодно Аллаху, сосчитав два-три куреня на северной стороне реки, мы собираемся отправиться в Кунг- рад. А еще сообщаем, что живущие здесь подданные - каракал- паки и казахи - пребывают в спокойствии и молятся за вас. Написано 2 числа упомянутого месяца, в понедельник. Привет вам. * Подать, налог. Аллаберген-мехрем Исмаил-мехрем'". - Пребывают в спокойствии, - Симмонс потер подбородок. - Тишь да гладь, да божья благодать... Ладно, поглядим дальше. Он перевернул еще несколько страниц. "Он! Высокой особе и высочайшему двору султана султанов нашего времени,, хакана хаканов всех стран...". - Вот как! - Симмонс прикурил, сделал пару затяжек и по- ложил сигарету в пепельницу. "...источника справедливости и правосудия, уничтожителя несправедливости и притеснения...". - Как же! Держи карман шире!.. "...тени бога, то есть его величества хорезмшаха - да продлится его высочайшая власть да будут наши души и душа обоих миров жертвой за него, - ничтожные, тысячекрат немощ- ные и сокрушенные..." - Повторяются, сукины дети! Было уже это. "...бесконечно нуждающиеся и несчастные со страхом и ро- бостью...". - Еще бы! Тут кто угодно сдрейфит! "...всеподданнейше докладывают следующее. Хвала и благо- дарение Аллаху, наш народ, большие и малые, от семи лет до семидесяти - все заняты молитвами за вас. О боже, внемли их молитвам! Аминь!" - Аминь! - пропел Симмонс насмешливо. "О господин обоих миров! Во-вторых, докладываем, что его подданные говорят: если салгут, по его повелению, будет 15.000 тилля, то они будут довольны; таково было и повеление пребывающего в раю покойного государя..." - Как бы не так! - усмехнулся Симмонс. - В аду мыкается старый греховодник, раскаленную сковородку языком лижет! "...больше мы не в состоянии уплатить. Ваша воля повеле- вать. Если в чем ошиблись, то надеемся на прощение. Винова- ты! Виноваты!" - Ну что ж, - Симмонс взял из пепельницы сигарету, затя- нулся и погасил окурок. - Если отбросить в сторону восточный этикет, - остается ультиматум: 15 тысяч тилля и ни гроша сверх! Отчаянные ребята, ничего не скажешь! Интересно, что они еще отмочат? * Придворная должность. Следующим документом было донесение хивинскому хану от Хаким-Нияз-аталыка *. В донесении говорились: "Донесение господину высокосановному, высокостепенному царю нашей эпохи, тени бога, создающему спокойствие и безо- пасность, победносному, и споспешествуемому богом его вели- честву хореэмшаху, да сохранит его господь всевышний. О шах! О убежище мира! По всей округе царит спокойствие, цены деше- вы, ваши подданные заняты молитвами за вас. Покорнейше доно- сим, что, прибыв к каракалпакам, мы собрали биев и сказали, что государь им повелел отдать пятьсот танапов замли. После этого южнее Чимбая хытаи и кипчаки указали землю к востоку от Кегейли, а кенегесы и мангыты - к западу. Мы сказали, что оба эти участка - заболоченные и непригодны для садов и уса- деб, а к северу от Чимбая на один фарсах кое-где есть сухая земля, пригодная для садов и усадеб, дайте нам ту землю. Од- нако они не мог" ли отмерить и дать ее, и народ не отдает ее добровольно, и даже когда мы сказали, чтобы они из тех зе- мель землю, пригодную для садов и усадеб, продали за полную цену, то они не смогли этого сделать. А еще холят среди ка- ракалпаков слухи, будто лишенный всех полномочий бия колдау- лы Айдос из Ак-Жагыса замышляет против вашего величества смуту и подговаривает каракалпаков не платить салгут и дру- гие налоги и не давать нукеров. Я все сказал. Теперь воля ваша. Виноват! Виноват' Виноват! Написано 13 числа месяца асад 1242 года собаки". - Тысяча двести сорок второй год... - Симмонс задумчиво поскреб подбородок. - Это какой же год по христианскому ка- лендарю?.. 1826-й? Да, 1826-й... Рядом в общем-то. Отношения у Хивы с Россией неважнецкие. Степняки недовольство ханом выказывают. Попахивает бунтом. Ну что ж, пожалуй, самое вре- мя вмешаться. ...Айдос-бий - пожилой седобородый мужчина - испуганно схватился за нож, когда из-за юрты вышел человек в странной одежде и шапке, какой в приаральских степях не видывали. Од- нако человек протянул вперед руки ладонями вверх и заговорил на довольно сносном хорезмском диалекте: - Здравствуй, Айдос. Я пришел с миром. - Стой, где стоишь! - взвизгнул бий. - Ты кто? * Должностное лицо в Хивинском ханстве. Вокруг юрты, насколько хватало глаз, простиралась ровная степь. Бродили, пощипывая чахлый янтак, верблюды. Стреножен- ная лошадь терлась боком о коновязь. - Мое имя тебе ничего не скажет, Айдос. - Незнакомец ус- мехнулся. Был он худощав, высок ростом и както не по-здешне- му легконог. На остроносом лице - ни волоска, если не счи- тать бровей. Глаза смотрели открыто и смело. Хитрости в них не было. - Откуда знаешь меня? - Все от аллаха, Айдос-бий. И знание и незнание. - Верно. Аллах дает человеку имя при рождении. Как тебя зовут? - Эркин *. - Еркин?.. - недоверчиво повторил бий и пошлепал губами, словно пробуя слово на вкус. - Ты не боишься его носить? - Нет. - Ты-храбрец. - Бий вернул клинок в ножны, указал рукой на юрту. - Заходи, Еркин. Кунак в юрте - счастье в юрте. Бу- дем пить кумыс вместе. Одни ковры и кошмы юрты Айдос-бия знали, о чем говорил чужак с их хозяином. К вечеру чужак исчез, словно растаял в золотистом степном мареве, а Айдос велел сыновьям Рзе и Торе седлать коней и сам ускакал с ними за горизонт, только беле- сое облачко пыли еще долго стояло над низкорослыми кустика- ми. А потом покатилось по Приаралыо наперегонки с пылевыми смерчами огненное слово "свобода" и другое, издавна волно- вавшее сердца степняков, - "Россия". И бежали в страхе к Му- хаммадрахимхану хивинскому сборщики налогов и податей, и несчетными кострами кочевий озарилась древняя степь, и под булатный звон закачались над ней протяжные, полузабытые пес- ни о лучшей доле. И на суровом, обдуваемом с суши и моря, берегу Арала, куда денно и нощно тянулись несчетные караваны повстанцев, на глазах начали подниматься неприступные Гасти- оны крепостных стен. И опять большим человеком, отцом живу- щих на приаральских просторах каракалпаков стал хаким Ай- дос-бий, незадолго до того лишенный хивинским ханом всех привилегий и полномочий. Даже спесивые племенные вожди и те покорно склонили перед ним головы, притушив дг поры зловещий блеск раскосых диковатых глаз. * Свободный. - Зачем они тебе? - возмущался Симмонс, появляясь время от времени в стане мятежников. - Они же тебя при первой неу- даче в клочья разорвут. Ты им - нож поперек горла. Неужели не понимаешь? - Понимаю, - усмехался Айдос, и отблески костров плясали в его загадочных колдаульских глазах. - Без них народ не поднять. Одного оттолкни - весь род на дыбы встанет, все племя отшатнется. У нас так. - "У вас, у нас"! Тебе свое государство делать надо. Ар- мию вооружить. С Россией договор заключить. Скот поделить поровну, степь. - Чудно говоришь, Еркин, - качал головой Айдос. - Зачем степь делить? Вот она - и так вся наша. А скот аллах каждому даст, сколько надо. Ты тогда правильно сказал: подними степ- няков, собери вместе, объясни, что к чему, - поймут, за то- бой тронутся. Видишь - собрал, поняли. Людей Мухаммадрахим- хана прогнали. Налогов не платим. Каждый как хочет живет. У хана в Хиве поджилки трясутся, не знает, в какую нору шмыг- нуть. А сунется с нукерами, - вон нас сколько! Конями затоп- чем. "Затоптал один такой! - с тревогой и горечью думал Сим- монс. Айдос и злил и восхищал одновременно. Непостижимым об- разом сочетались в нем дремучая мудрость и такое же дремучее невежество, непримиримость и благодушие, лихая удаль и пани- ческий страх перед волей всевышнего. - Ладно, - буркнул Симмонс, поднимаясь с кошмы. - Делай, как знаешь. Гонцы от русских вернулись? - Нет еще, - беззаботно отвечал Айдос-бий. - Вернутся, куда денутся? Садись, Еркин, есть будем, кумыс пить будем! Ну как тут было не возмущаться? Прежде чем покинуть лето 1827 года, Симмонс-Эркин еще раз предупредил Айдос-бия: - Крепость-крепостью, она вам еще пригодится. Создавай войско, Айдос, пока не поздно. - А это разве не войско? - искренне удивился бий и обвел рукой пылающие в ночи костры. - Каждый джигит - воин! Оставалось .только махнуть рукой, и Симмонс, чертыхнув- шись в сердцах, включил портативный времятрон. Закрутившись с делами (идиот Дюммель совсем отбился от рук: то пил горькую, то вдруг становился чрезмерно галантен, следил за своей внешностью, за столом, строил Эльсиноре глазки, сутками не вылазил из публичного дома), Симмонс только через полгода разыскал Айдоса и сразу понял, что ус- пел как нельзя кстати. На пыльной, поросшей редким кустарником равнине выстроил- ся внушительный отряд всадников в пестрых вощеных халатах. Сверкали на солнце кривые азиатские сабли, лес увенчанных бунчуками копий покачивался над головами конников, а метрах в двухстах нестройной пешей толпой стояли кочевники, разма- хивая кто чем мог: саблями, топорами, длинными самодельными ханжарами *. - Все понятно, - взволнованно бормотал Симмонс, доставая бластер из кармана пиджака. Поднял предохранитель и перевел рычажок установки мощности на последнее деление: теперь од- ного выстрела было достаточно, чтобы смести в порошок сред- ней величины город. - Допрыгался, стервец. Накликал беду на свою голову. Ну не сукин ли сын? Он выбрал удобную позицию и встал в ажурной тени чахлого турангила в ожидании дальнейшего хода событий. Ждать приш- лось недолго. Над строем всадников взвился чей-то пронзи- тельный вопль. Повинуясь команде, нукеры вскинули сабли и с визгом и улюлюканием устремились на неприятеля. Степняки дрогнули и кинулись врассыпную. - Пора, - сказал Симмонс, вытянул вперед руку с бласте- ром, прицелился и нажал спусковую кнопку. Стена голубого пламени поднялась перед атакующими. Взви- лись на дыбы, сбрасывая наездников, шарахнулись кони, понес- лись, бешено визжа обратно в степь, подальше от проклятого места. А там, позади, подымалось к небу черно-белое облако пыли и гари и едко пахло опаленной землей. Час спустя, беспрепятственно пройдя по опустевшей равнине к крепости, Симмонс разыскал Айдоса. Колдаулы сидел на се- верном валу, свесив ноги, и молча смотрел вдаль, туда, где над желтовато-белой равниной призывно синело море. Симмонс молча сел рядом, достал и закурил сигарету. Внизу, в кусти- ках высохшей травы, тонко посвистывал ветер. - Я знал, что ты придешь. Айдос говорил не оборачиваясь, по-прежнему глядя вдаль, только ноздри короткого носа нервно подрагивали. - Куда делись всадники? - спросил Симмонс. * Ножами. - Ушли. Ты был прав, Еркин. Бии увели своих людей. - Что будешь делать? Айдос помолчал. - Уйду. - Куда? - Не знаю. Может быть, на Сыр, может, в Коканд. Симмонс с интересом посмотрел на степняка. Это было что-то новое. Прежде Айдос никогда не заговаривал о Сыр- дарье. - А что на Сыре? - Русские крепости. Туда Мухаммадрахимхан не сунется. - Понятно. Бежишь, значит. Айдос-бий медленно повернул голову, смерил собеседника взглядом. Раскосые глаза сверкнули в лучах заходящего солн- ца. Только теперь Симмонс обратил внимание, как осунулось и постарело лицо каракалпака. - Я вернусь, Еркин. Нас будет много. Русские дадут нам оружие. Может быть, и они придут с нами. Почему ты качаешь головой? - Русские не придут. - Откуда ты знаешь? - Знаю. Айдос помолчал. - Пусть. Мы придем сами. Мы вернемся, и худо придется Му- хаммадрахимхану! Ты не веришь, Еркин? Симмонс усмехнулся и покачал головой, - Я верю. Они не поверят. Люди не прощают поражений, Ай- дос. Тебя просто убьют. Старик отвернулся и стал опять смотреть в сторожу моря. По морщинистой щеке скатилась мутная капля. - Значит, на лбу так написано, - произнес он сдавленным шепотом. - Теперь мне все равно. Рзу убили возле Кунграда. Торе в Хиве замучили насмерть. Убьют, - значит мой черед настал. Откуда-то издалека донеслись возбужденные голоса. Симмонс огляделся, прикрывая глаза от солнца. К крепости приближа- лась толпа кочевников. Впереди, размахивая руками и что-то крича, семенил безбородый толстяк в чалме и длиннополом ха- лате. - Они уже идут, Айдос. Идут по твою душу. Мятежный хаким оглянулся и безразлично пожал плечами. - Пусть. Он вздохнул и поднялся на ноги. - Я пойду. Прощай, Еркин. - Погоди. - Симмонс усмехнулся и достал бластер. - Пойдем вместе. "Чудом больше, чудом меньше, - подумал он со злорадством, передвигая регулятор мощности. - Зато может быть удастся спасти старика". Они стояли рядом, плечом к плечу - Айдос-бий и Симмонс. А в пяти шагах - степняки, разгоряченные быстрой ходьбой, до черноты загорелые, широкоскулые, в толстых стеганых, до блеска залосненных халатах и чапанах из грубо обделанных шкур мехом вовнутрь. Остро пахло человеческим потом и кисло - взмокшей овчиной. Люди молчали, лишь хриплое дыхание сотен глоток сливалось в монотонный нестройный шум. - Ну?! Айдос шагнул вперед, распахнул на груди халат. - Кто первый?! Часто дыша, толпа придвинулась ближе. - Проклятый! - визгливый голос безбородого толстяка взметнулся над толпой ударом плети. - Ты обманул нас! Ты подговорил восстать против освященной кораном власти хивинс- кого хана! Только воля всемогущего предотвратила побоище! Он выхватил из-за пазухи толстую книгу и высоко вскинул над головой: - Ты!.. Все взгляды были устремлены на Айдоса. Симмонса зпбыли. Он поднял руку, прицелился из-за плеча колдаулы и нажал на спуск. Сверкнула молния. Книга в руке толстяка вспыхнула и рассыпалась горячим прахом. Безбородый завопил, размахивая обожжепной рукой, и шарахнулся в толпу, повалив с ног несколько человек. - А ну тихо!! Толпа замерла, только визгливо всхлипывал толстяк, дуя на кисть руки. Симмонс вышел вперед и загородил собой Ай- дос-бия. - Слушайте, вы! Симмонс обвел взглядом толпу. "Ну и рожи! - подумал он с холодным бешенством. - Страх и ненависть, ненависть и страх. И ничего человеческого. Бедняга Айдос...". - Воля всемогущего?! Он шагнул к сидевшему на земле чалмоносцу. Тот, не вста- вая, поспешно пополз назад, суча по пыли ногами. - Вот она, воля всемогущего! - голос Симмонса сорвался на крик. - Смотри! Смотрите все! Он вскинул руку, нажал на спусковую кнопку и слегка повел кистью. Косая сизая молния метнулась из дула бластера над головами степняков и ударила в бастион крепости. Огромный кусок глиняной стены отделился от бастиона и рухнул с тяжким грохотом. - Смотрите! Верхняя часть крепости, словно отсеченная гигантским но- жом, обрушилась вниз, сотрясая землю под ногами. Вопль ужаса вырвался из сотен глоток. - Дэв кескен! Дэв срезал крепость! Симмонс снова обвел глазами бледные, трясущиеся лица. Те- перь они выражали панический ужас перед неведомым и покор- ность. - Запомните! Нет бога кроме аллаха, и Айдос-бий - пророк его на земле! Всякого, кто вздумает его ослушаться, ждет ка- ра всевышнего! А теперь разъезжайтесь по кочевьям и ждите фирмана. И всем передайте: слово Айдоса-бия свято! Когда улеглась пыль, поднятая сотнями .ног, и исчез вдали последний степняк, Айдос снял лохматую шапку и вытер ею мок- рую от пота голову. Движения его были размеренны и спокойны, руки не дрожали. "Ну и выдержка! - восхитился Симмонс. - Же- лезный старик!" - Доволен? Не отвечая, бий провел ребром ладони через весь лоб от виска до виска, стряхнул пот и только тогда разлепил губы: - Где ты был раньше, Еркин? - Мало ли где! - опешил Симмонс. - Думаешь, у меня других дел нет? Айдос-бий кивнул и надел шапку. - Наверно, алла-тала * поручает тебе много работы. - Алла-тала? - растерялся Симмонс, но тут же взял себя в руки. - Хватает дел. А что? - Так. Айдос взглянул на руку Симмонса, все еще сжимавшую блас- тер. - Аллах дал тебе свой огонь, чтобы карать неверных? - Д-да. * Господь бог. - Зачем же ты развалил крепость? "Дикарь, - подумал Симмонс с тоскливой безнадежностью. - Ничего-то он не понял!" - Так было нужно! - Кому? - Ему, кому же еще? - А мне? - Что тебе? - Аллах даст мне свой огонь, чтобы я мог покарать невер- ных? "Вот оно что! - сообразил Симмонс. - Не так-то он прост, этот степняк. Дай ему бластер, он камня на камне не оставит от ханства!" - Нет, Айдос. Аллах сам карает, кого считает нужным. Иногда поручает это нам. - Его пророкам? - Да. - Но я теперь тоже пророк. Ты сам это объявил. Или ты солгал? Симмонс пожал плечами. - Я хотел, чтобы они снова тебе поверили, пошли за тобой. Потому сотворил чудо. - Они захотят еще чудес, Еркин. - Они их получат! - Симмонс разозлился не на шутку. - И довольно об этом. Я сделал все, чтобы тебя спасти. Так будет каждый раз. Отправляйся к своему народу, Айдос. Продолжай борьбу. Через три месяца, отчаявшись поднять на восстание сбитые с толку степные племена, Айдос с несколькими сотнями кибиток своего улуса колдаулы двинулся на Коканд. Близ Чирик-Рабата повстанцев настиг отряд ханских нукеров. Степняки отчаянно защищались. Тогда мингбаши передал Айдосу через лазутчика письмо, в котором Мухаммадрахимхан обещал ему прощенье и возврат всех привилегий. Так и осталось тайной, поверил мя- тежный хаким ханским посулам или попытался спасти ценой сво- ей жизни остатки улуса: прочитав письмо, он переоделся во все чистое и сдался хивинцам. Старику отрубили голову, а ос- тавшихся без предводителя степняков вырезали всех до едино- го. Симмонс опоздал. Терялись в сумерках оплывшие очертания глинобитных стен Чирик-Рабата. В окутавшей землю синеватой морозной мгле что-то огнисто вспыхивало. Что - он различил не сразу, а когда разглядел, застонал от ужаса и отвращения и рванул бластер из кармана дубленки: у подножья заброшенно- го рабата нукеры добивали саблями раненых повстанцев. Неимоверным усилием воли он заставил себя сдержаться, не полоснуть бластером по кровавой копошащейся мешанине живых, раненых и убитых. Дрожащими пальцами запихнул бластер в кар- ман, включил времятрон и уже у себя в комнате долго не мог согреться, трясся, как в лихорадке, и стакан за стаканом глушил неразведенный виски. Несколько следующих дней он провел в Ново-Ургенче, вконец загонял Зигфрида Дюммеля и вдруг с ужасом обнаружил, что ему доставляет чуть ли не наслаждение терзать немца, то и дело ставить в дурацкое положение, наблюдать его страх и замеша- тельство. Проклятое сафари по столетиям явно влияло на пси- хику. Искоса поглядывая на Дюммеля, который сидел рядом с ним в фаэтоне, испуганно сложив на коленях огромные красные ручи- щи, Симмонс попытался представить, что думает о нем этот не- далекий, неудачливый, но где-то по-своему неплохой человек, и ему стало не по себе. Закончив осмотр строящегося полотна узкоколейки, они на обратном пути заглянули к адвокату, уз- нать, что нового затевают против общества "Дюммель и Компа- ния" транспортные конторы "Кавказ и Меркурий", "Компания На- дежда", "Восточное общество" и другие. Адвокат - лысый еврей в золотых очках на пористом носу - почтительно засвидетель- ствовал, что ничего существенного конкурирующие фирмы не предпринимают. - Дайте им понять, что в их же интересах не лезть в дра- ку. Пусть имеют в виду: "Большая Ярославская", "Братья Ма- нуйловы", "Братья Крафт", "Кнопп" - наши акционеры. Симмонс небрежно обмахнул шляпой разгоряченное лицо, от- пил воды из стакана, поморщился: - Мигом всех клиентов растеряют, канальи. - Зо, - кивнул Дюммель. - Именно так. - Не извольте беспокоиться, господа! - заверил адвокат. - Все будет в полном ажуре. На улице Симмонс отпустил фаэтон и панибратски хлопнул Дюммеля по плечу. Тот шарахнулся в сторону. - Да что с вами, Зигфрид? - изумился Симмонс. - Пугае- тесь, как старая дева! Уж и по плечу вас нельзя похлопать. Немец продолжал опасливо таращить глаза. - Право же, я вас не узнаю, старина. Знаете что? Давай- те-ка мы с вами в ресторан закатимся, а? Посидим в отдельном кабинете, раздавим бутылочку. А там видно будет. Как вы по женской части? Дюммель густо побагровел. - Ну полно, я пошутил. А в ресторан пойдем непременно. Хотелось отдохнуть, расслабиться. Поговорить с кем-нибудь просто так, по душам, ловя краем уха негромкую хорошую музы- ку. Не получилось. В душном ресторане по крахмальным скатер- тям ползали жирные мухи, и официант с мышиными усиками по- дозрительно смахивал на соглядатая. Немец угрюмо пыхтел в рюмку, медленно наливался сизой венозной кровью. Скрипач на задрапированной бархатом эстраде уныло терзал скрипку, слов- но душу на смычок наматывал. Потом ввалились какие-то иностранцы в сандалиях на босу ногу, одинаково белых шортах, распашонках и пробковых тропи- ческих шлемах, загоготали, затопали, устраиваясь в дальнем углу зала. - Это еще кто такие? - Бельгийцы, - хмуро сообщил Дюммель. - Инженеры. Желез- ную дорогу через Устюрт проектируют. - Ну-ну, - ухмыльнулся Симмонс. Чем суждено было закон- читься этой затее, он знал доподлинно. Официант подал десерт и откупорил бутылку шампанского. - Зигфрид, - Симмонс предпринял еще одну попытку расшеве- лить немца. - Что вас тут держит? По совести? Дюммель поперхнулся, но допил шампанское до конца. Поста- вил фужер на стол, аккуратно промокнул губы салфеткой. - Честно говоря, не знаю. Сначала я не имел другого выхо- да. Потом появились вы. Дали работу... Он умолк, разглядывая что-то на скатерти. - Два года мы работаем вместе, Зигфрид. Теперь вы вполне состоятельный человек. Могли бы уехать в свою распрекрасную Прибалтику. И не уезжаете. Почему? Жадность? Непохоже. Нет ведь? - Нет, - покачал головой остзеец. - Тогда что? Воспылали любовью к шефу, ко мне то бишь? - Нет. Не к вам. Дюммель достал трубку, набил табаком, прикурил, разгоняя дым взмахами мясистой ладони. Симмонс молча ждал. - Не к вам, - задумчиво повторил немец и посмотрел ку- да-то поверх Симмонса затуманившимися глазами. - К кому же? - К вашей супруге! Это было так неожиданно, что Симмонс чуть не свалился со стула. - Вот как? Он рассмеялся коротким нервным смешком. - Можете смеяться сколько угодно. Можете унижать меня, оскорблять, смешивать с грязью. Вы это умеете. Об одном поп- рошу: не делайте этого в присутствии фрау Симмонс. Пожалуйс- та. "То-то он зарделся, когда я спросил насчет женского пола! - сообразил Симмонс. - Ишь, дон Кихот, да - какое там - Сан- чо Панса! Дюммель и Эльсинора! Невероятно! Хотя, как это: "Любовь зла, полюбишь и козла". Что он, Симмонс, сделал, чтобы скрасить ее существование? Квартира, комфорт? Чепуха! Ей нужен муж, любящий, нежный, внимательный. А до того, что он мечется, как угорелый, скитается по градам и весям, какое ей дело! Так что вполне может быть..." Он по-новому взглянул на компаньона. "А что? Скинуть ему эдак килограммов тридцать - мужчина хоть куда. Лыс, правда, как арбуз, да еще, кажется, алкоголик, но это уже детали. Любовь зла..." - Она-то хоть догадывается? - Вряд ли. Не объясняться же мне в вашем присутствии! А когда вас нет, дверь замурована металлической стеной. "И о силовом поле пронюхал, стервец, - с досадой подумал Симмонс. - Явно пытался заглянуть в мое отсутствие". - А как насчет суверенитета, Зигфрид? На мгновенье немец смешался. - Но вы сами поручали мне опекать фрау Симмонс. - Никто вам не поручал в нее влюбляться! - Симмонс чувс- твовал, что несет вздор, но уже не мог остановиться. - И не- чего совать нос в чужие двери. Замечу еще раз - на себя пе- няйте! - Что будет?- бесстрашно поинтересовался немец. - Что будет? Вернетесь к разбитому корыту. К тому, с чего начинали. Помните, небось? - Шутить изволите! - ухмыльнулся Дюммель. - Прошлое не возвращается. - Вы так думаете, барон? Что-то в голосе шефа заставило немца насторожиться. - Д-да... - Ну что ж. - Симмонса душила ярость, но он старался ка- заться спокойным. - Милейший! - Чего изволите-с? - подбежал официант. - Счет. - Сию минуту-с. То и дело мусоля кончик карандаша, официант набросал на бумажке несколько цифр, подбил итог и положил счет перед Симмонсом. Тот, не глядя, кинул на скатерть ассигнацию. - Благодарю покорно-с. - Идемте, барон. Они вышли на душную, словно парная баня, улицу. - Куда прикажете? - поинтересовался Дюммель. - В гостиницу, куда же еще? Туда, откуда вы начинали. Немец снисходительно усмехнулся и, кивнув, зашагал по пыльному тротуару. "Посмотрим, как ты сейчас заулыбаешься", - со злорадным удовлетворением подумал Симмонс, вытягивая за цепочку портативный времятрон размером с карманные часы. Мо- дель была рассчитана на одного человека, но на небольшие от- резки времени могла переносить и двоих. Симмонс перевел диски шкалы времени на нужное деление, догнал Дюммеля и, продолжая держать времятрон в правой руке, левой обнял немца за плечи. - Поехали, барон! Дюммель изумленно вытаращил глаза, сделал попытку высво- бодиться, но было уже поздно: Симмонс включил времятрон. На какую-то долю секунды померк свет и земля мягко ушла из-под ног, но тотчас вернулась. Дюммель протер глаза. ...Курица рылась в горячей пыли. Клонилось к закату солн- це. Рея, почему-то в старом сарафане, шла по противоположной стороне улицы, щуря от света единственный глаз. "Чего это она? - с удивлением подумал Дюммель. - Дома, что ли, глаз забыла? Да и вырядилась в старье!" - С прибытием, барон! Симмонс взял его за руку и потянул с крыльца. - Полюбуйтесь на свою недвижимость. Немец оглянулся и обмер: перед ним было старо? обшарпан- ное здание офицерского общежития! - Пойдем-пойдем, - торопил Симмонс, не давая опомниться. - Сейчас самое веселое увидите. Он оттащил слабо упирающегося Дюммеля к нише ворот, при- тиснул к стене. - Не вздумайте мне еще в обморок хлопнуться! - Симмонс глянул на часы. - Смотрите молча, понятно? - П-понятно! - заплетающимся языком пробормотал Дюммель. Дверь гостиницы скрипнула, медленно отворилась и на крыльцо, лениво позевывая, вышел с коротенькой трубочкой в руке... герр Дюммель. Немец охнул и закрыл глаза руками. - Смотрите, барон. - Голос Симмонса звучал резко, безжа- лостно. - Любуйтесь, голубчик, собственной персоной образца 1878 года! - Ох-ха! - донеслось до слуха Дюммеля. - Проклятая стра- на... Проклятые порядки... Проклятая жара... У Дюммеля подгибались колени. Он прислонился к стене, не в силах оторвать глаз от своего двойника. А тот, как ни в чем не бывало, продолжал топтаться на крыльце, прерывая ворчливое бормотание лишь для того, чтобы зевнуть или затя- нуться трубкой. На двойнике была довольно чистая белая рубаха с закатан- ными рукавами, засаленные до блеска брюки и стоптанные баш- маки. - Налюбовались? - измывательски полюбопытствовал Симмонс. - Хотите, я вас друг другу представлю? Тото радости будет! - Вы этого не сделаете! - взмолился немец, оседая на зем- лю. - Пощадите, господин Симмонс. - Оставить вас, что ли, тут на пару деньков? - вслух раз- мышлял Симмонс. - Умоляю вас! - Чтобы впредь неповадно было... - Герр Симмонс! - немец готов был разрыдаться. - Ладно, так уж и быть. Вставайте, барон, или как вас там, нечего штаны марать! ...Секунду спустя они шли по оживленной несмотря на жару улице Ново-Ургенча по направлению к своей конторе. О том, что произошло, напоминали лишь дико вытаращенные глаза Дюм- меля и перепачканные пылью брюки. - Отряхните зад, Зигфрид. Да поосторожнее: как ни говори, - усмехнулся Симмонс. - - прах истории. Неудача с Айдосом надолго выбила его из колеи. Приходи- лось признать, что вмешательство в реальность 1827 года не привело ни к чему. Удалось, правда, отсрочить на несколько месяцев подавление мятежа и гибель Айдоса, но ни на одной из последующих реальностей это не отразилось, если не считать появления легенды о дэве, который разрушил крепость. Однако и тут не обошлись без путаницы и название "Дэв-кесксн" зак- репилось за совсем другой, античной крепостцой в юго-восточ- ной части Хивинского ханства. После долгих размышлений и колебаний Симмонс решил предп- ринять еще одну отчаянную попытку. Утром, пересчитывая рабов, плешивый Саид сбился со счету. Сайд выругался и начал считать сначала. Одетые в рубище пленники вытянулись неровной цепочкой во дворе кулхоны *, дрожа от резкой утренней свежести и переминаясь с ноги на ногу. В серых рассветных сумерках землистые лица их казались одинаковыми, как у близнецов. - Сайд, о-о, Сайд! - донесся от ворот недовольный голос нукера. - Целуешься с ними, что ли? Поторапливайся! - Не мешай, - откликнулся Сайд. - И так счет не сходится. - Вот будет потеха, если сбежал кто! - захохотал нукер. - Смотри, я вечером всех привел. Ты сам пересчитывал. - Замолчи ты! - окрысился Сайд. Дошел, считая рабов, до самых ворот, пнул стоявшего последним огненно-рыжего мужика в тощие ягодицы (тот на свою беду нагнулся не вовремя) и озадаченно поскреб затылок. - Что? - злорадно расхохотался нукер. - Опять не хватает? - Если бы! - Саид явно не знал, что ему делать. - На од- ного больше. - Голову морочишь? - Два раза пересчитывал. * Помещение для рабов. Не слушая его дальше, нукер распахнул ворота. - Сапарнияз! - Ха? - Я тебе покажу "ха"! Кишлачный! - Оу, ляббай, таксыр? * - Веди скотов! Чего стоишь! - Куда прикажете? - На стройку, куда еще? Не на свадьбу же! Гремя кандалами и кутаясь в лохмотья, рабы потянулись че- рез ворота. Сайд для верности хлопал каждого по спине и счи- тал вслух. - Ну и настырный же вы народ, плешивые! - сплюнул нукер. - Никому от вас покоя нет! Сайд ухом не повел, продолжая считать. - Девяносто четыре, девяносто пять... Стой! Тебя как зо- вут? - Эркин. Высокий худощавый раб в живописных лохмотьях смотрел спо- койно, без тени страха. - Эркин? Персианин, что ли? - Да, таксыр. - Что-то я тебя раньше не видел. - Наверное, не обращали внимания. - А почему у тебя борода не растет? Раб пожал плечами. - На все воля аллаха. - Ладно, иди... Стой! Куда кандалы подевал, собака? - Потерял, таксыр. - Потерял кандалы?! - поразился Сайд. Раб кивнул. Будь у плешивого Сайда волосы на голове, они бы торчком поднялись от изумления. - Как же ты их снял, скотина? - Не знаю. Сами, наверное, свалились. - Свалились, а ты и не заметил? - Не заметил, таксыр. С интересом наблюдавший за их разговором нукер опомнился и выскочил за ворота. Рабы во главе с важно вышагивающим ох- ранником были уже в самом конце узенькой улочки. - Сапарнияз! - завопил нукер. - Стой, дурья башка! Стой, кишлачный. Сапарнияз оглянулся и растопырил руки, останавливая ра- бов. * Чего изволите, господин? - Стоишь - плохо. Идешь - тоже плохо. Сами не знают, чего хотят, - бормотал он. Нукер тем временем вернулся к Сайду. - Чего ты к нему прицепился? Видишь - вот-вот в штаны со страху навалит! Забыли замкнуть кандалы, вот и потерял. Что с дурака возьмешь? Проходи, ишачье отродье! Не задерживай! Раб шагнул за ворота. Сайд дернулся, пытаясь остановить его, раздумал и махнул рукой. - Ладно, вечером шкуру спущу. Никуда не денется. Девянос- то... Постой, сколько я насчитал? - Этот девяносто шестой будет, - подсказал нукер. Два дня потребовалось Симмонсу, чтобы осмотреться и при- нять решение. Рабов в городе насчитывалось несколько тысяч. Это были персы, индусы, африканцы, даже немцы и французы, но большинство составляли русские военнопленные - остатки разг- ромленного Шергазыханом отряда Бековича-Черкасского. Русские жили в несколько лучших условиях, чем остальные: опасаясь мести белого царя, хан обещал им свободу, как только они за- кончат строительство медресе его имени. Впрочем, выполнять свое обещание Шергазыхан не торопился. Купцы проходящих через Хиву караванов рассказывали, что "ак падша" беспрерывно занят войнами, отчего в стране урусов происходит великая смута и разорение, и мужики, спасаясь от ратной службы, бегут кто куда: в северные леса, на юг и даже к Аральскому морю. Царь Петр за то жестоко гневается на сво- их визирей, таскает их за бороды, а многим и вовсе поотры- вал. Поразмыслив над рассказами купцов, хан Шергазы решил с освобождением русских пленников повременить: пусть пока строят медресе, а там видно будет. И хотя о решении своем до поры до времени помалкивал, пленники сами стали кое о чем догадываться, и среди них, как хмель, начинало бродить недо- вольство. Побывав в нескольких последующих реальностях, Симмонс наблюдал, как захлебнулась в крови попытка поднять восста- ние, как одному за другим срубили головы вожакам мятежных рабов. И теперь, подавая кирпичи и раствор кряжистому, русо- волосому мужику Савелию по прозвищу Медведь, он испытывал странное чувство раздвоенности: перед глазами маячила зали- тая кровью плаха и палач с кривым мясницким ножом в руке, поднявший другой рукой на всеобщее обозрение отрезанную го- лову светловолосого русского раба. - Савелий, - негромко окликнул Симмонс. - Чево тебе? - Разговор есть. Савелий смерил его взглядом серых пристальных глаз. Ни слова не говоря, протянул руку за кирпичом. Симмонс подал. Некоторое время оба работали молча. - Говори, - произнес наконец Савелий безразличным голо- сом. - Разговор длинный. - Куда спешить? - Хорошо. Слушай. Я хочу вам помочь вернуться на родину. - Ты?! - Я. Савелий коротко хохотнул. - Давай раствор, помощничек. Время придет, без твоей по- мощи вернемся. - Не вернетесь. Не получится у вас. - Да тебе-то откуда знать? - Знаю. - Ладно болтать. Работай. Или кнута захотелось? А то вот Сайд плешивый идет. У него это быстро. Сайд прошел мимо, покосился подозрительно, однако ничего не сказал. - Вечером в кулхоне поговорим, хорошо? - прошептал Сим- монс. Савелий равнодушно пожал плечами. - Вечером, так вечером. Рядом по пыльной улочке плелись вереницей паломники к мо- гиле Пахлавана-Махмуда, где чей-то тонкий голос гнусаво-на- распев тянул поминальную мотиву. Вечером Симмонса ожидал неприятный сюрприз. Едва успели рабы похлебать жидкую мучную баланду, как появился Сайд и с грохотом бросил наземь тяжелые кандалы. Хивинец был настроен благодушно: днем ему удалось незаметно сбыть проезжему купцу раба за несколько монет и пару сапог. - Надевай, - скомандовал плешивый, ковыряя ногтем в зу- бах. Пришлось подчиниться. Замкнув кандалы, Сайд для вернос- ти подергал их и удовлетворенно хмыкнул: - Вот теперь ты похож на самого себя, кызылбаш! * - и направился к воротам, похлопывая камчой по вышитым голенищам новеньких сафьяновых сапог. Убедить Савелия не удалось. Молча выслушал до конца, зев- нул и прилег на соломенную подстилку. Немного погодя пробор- мотал из тьмы: - Тщета все это... Одно расстройство душевное... Сказ- ки-байки. - Ты снам веришь? - спросил Симмонс. - Смотря каким. Вещим снам верю. - Запомни, что тебе этой ночью будет сниться. - Ладно, запомню. Симмонс поднялся и вышел во двор, залитый призрачным лун- ным сиянием. Было тихо. Брехали где-то собаки. Сонными голо- сами перекликались нукеры ночного дозора. Трещали колотушка- ми, отрабатывая свои медяки, уличные сторожа. Звезды мерцали над городом - недреманные стражи вселенной. Симмонс порылся в лохмотьях и достал серебряную луковицу. ...Савелий безмятежно похрапывал, время от времени чмокая губами и что-то бормоча во сне. Симмонс прилег рядом. Стара- ясь не тревожить спящего, осторожно обнял за плечи и нажал кнопку. ...На рассвете посреди двора кулхоны словно из-под земли выросли две человеческие фигуры: кряжистая, лохматая и высо- кая, худощавая. - Что скажешь, Савелий? В тишине было слышно, как ворочаются, погромыхивая цепя- ми, сонные рабы. - Страсти господни. - Голос говорившего был глух и расте- рян. - Отродясь такого не видывал... Неужто и впрямь убьют? - Этому сну веришь? - Сну? - косматый помолчал. - Да не спал я вовсе... Не спал... Он круто повернулся и схватил худощавого за плечи. - Ты кто есть? А? Человек или дух нечистый? Зачем душу смущаешь? Перехватил цепь от кандалов, замахнулся: - Изыди,анафема! Высокий вздохнул, сунул руку за пазуху. Сухо щелкнуло что-то в тишине. И не стало высокого. Как в воду канул. Над изломанной линией крыш неярко алело небо. * Красноголовый (презрительная кличка персов). Не зажигая огня, Симмонс на ощупь отыскал стальную от- вертку и попытался с ее помощью разомкнуть кандалы на за- пястьях и лодыжках. Руки удалось освободить, однако проржа- вевшие запоры на лодыжках не поддавались. Чертыхаясь шепо- том, Симмонс сел на пол. Почти в то же мгновенье в комнате вспыхнул свет и чье-то испуганное восклицание заставило его оглянуться. С дивана, куда она, видимо, прилегла отдохнуть и уснула, на него испуганно смотрела Эльсинора. И потом; позд- нее, вновь и вновь вспоминая этот нелепый, дурацкий эпизод, Симмонс видел перед собой одни только ее огромные, с расши- ренными то ли от сна, то ли от испуга зрачками глаза. Глаза, выражение которых всегда оставалось для него тайной... С утра моросил дождь, но потом небо прояснилось и, когда путники подъезжали к кочевью Тимурсултана, солнце палило вовсю. Купленные накануне у туркмен ахалтекинцы шли разма- шистой рысью и, хотя путь пройден был уже немалый, ничуть не казались утомленными. Облаченный в мундир русского офицера, немец выглядел внушительно. Военная форма, как ни странно, ему шла, и это почему-то раздражало Симмонса. К тому же не- мец вторые сутки подряд брюзжал, жалуясь на дурную пищу, со- леную воду, жару, и смертельно надоел своими причитаниями. - Послушайте, гофмаршал, - не выдержал наконец Симмонс, - служите вы у меня или нет? - Служу, - поспешно заверил Дюммель. - А тогда извольте заткнуться и делайте, что вам говорят! От вас, собственно, ничего и не требуется, кроме вашего при- сутствия. Немец насупился и до самого кочевья не проронил больше ни слова. Молчал, хмуро озираясь по сторонам, и Савелий, облаченный в дехканскую одежду из домотканного серого полотна и сыро- мятные, с загнутыми кверху острыми носками сапоги. Вытянуть его из Хивы было непросто, Симмонсу пришлось пустить в дело парализатор, и только после этого удалось переместиться вместе с Савелием в реальность 1727 года. В туркменском ауле Бадыркент, в доме чудом ускользнувшего от расправы проводника отряда Бековича-Черкасского купца Ходжи-Нефеса он мучительно долго втолковывал непокорному му- жику, что от него требуется. Присутствовавший при разговоре туркмен оказался куда по- нятливее. - Дурак ты, Савел, - веско сказал он, когда охрипший от бесплодных разговоров Симмонс уже почти отчаялся.- Дело тебе предлагают. Получится - в Россию вернетесь. А так все равно рабами Шергазыхана подохнете. Невольники в Хиве долго не жи- вут. Чего же тут думать? Ходжа-Нефес был человеком образованным, неплохо говорил по-русски, бывал в Астрахани, Москве, Петербурге и даже был удостоен приема у Его Императорского Величества Петра Перво- го. Во всем ханстве не нашлось бы, наверное, более горячего сторонника сближения с Россией. И то, чего не смог добиться Симмонс, удалось Ходже-Нефесу: Савелий согласился ехать к Тимурсултану. Проводником добровольно вызвался ехать Ходжа-Нефес. - У нас здесь так, - объяснил он свое решение, - или друг, или враг смертельный. Середины не бывает. Пока Шерга- зыхан жив, мне покоя не знать. Юрта хана каракалпаков почти не выделялась среди юрт его сородичей: разве что размером побольше, да покрыта не темны- ми кошмами, как другие, а белыми. На шесте, видный издалека, покачивался на легком ветру волосяной бунчук. С хриплым лаем кинулись навстречу огромные волкодавы с подрезанными ушами и хвостами. Еле отбились плетками и то,- не подоспей каракалпаки вовремя, - быть спутникам искусанны- ми. Дюммель с перепугу даже ноги задрал на шею лошади, чудом удержался в седле. Подчиняясь свирепым окрикам хозяев, псы отбежали, все еще скаля клыки, но уже весело вертя коротень- кими обрубками хвостов. Возле белой юрты Тимурсултана всад- ники спешились. Был хан каракалпаков молод, широкоплеч, вспыльчив, чужд придворного этикета, хотя жил некоторое время при бухарском эмире, и скор на расправу. Одевался, как простой степняк, однако стояли за его спиной все родовые объединения арыса конграт, а курган Тимурсултана мог при необходимости вмес- тить несколько тысяч человек и был, пожалуй, самым укреплен- ным и неприступным в Приаралье. То и дело сменявшиеся на хивинском престоле ханы не раз пытались взять его штурмом, но терпели неудачи. Сын некогда правившего Хивой Мусахана Тимурсултан был для них реальной угрозой, тем более, что не раз заявлял о своих правах на престол и даже ходил походом на Хиву, однако зах- ватить город не смог. Последнюю попытку избавиться от нас- тырного конкурента совсем недавно предпринял Шергазыхан: его послы во главе с Кулымбаем должны были, чего бы это ни стои- ло, убить Тимурсултана. Однако последний сразу же заподозрил неладное, велел схватить послов и отрубить им головы. И теперь, разглядывая из глубины юрты стоявших возле ко- новязи незваных гостей, он старался определить, кто они та- кие, зачем пожаловали и как с ними обойтись. Трое не внушали доверия. Тот, белоголовый, судя по одеж- де, - простолюдин. Нарядился дехканином, но и дураку ясно - не азиат. Второй по крайней мере одет по-европейски, хотя нахлобучь на него чугурму - сойдет за туркмена. Лицо узкое, решительное, глаза смелые. От такого чего угодно ждать мож- но. Тот, что в мундире, пожалуй, и в самом деле русский офи- цер, недаром и Ходжа-Нефес с ними. Туркмена Тимурсултан знал. Этому с Шергазыханом под одним небом не жить: тех, кто с русскими заодно, Шергазы не милует. Особенно теперь, после разгрома отряда князя Черкасского. Тимурсултан провел ладонями по лицу, словно паутину смах- нул. Одно ясно: Шергазыхан их подослать не мог. А коли так... - Агабий! - властно произнес Тимурсултан. - Зови гостей в юрту. Вели барана зарезать, да пожирнее. Поздно ночью, когда осоловелые от обильной еды и выпитого кумыса гости улеглись спать, Тимурсултан вызвал из юрты Ход- жа-Нефеса. В высоких зарослях заунывно посвистывал ветер. Всхрапывали в темноте лошади. - Им не верю. Тебе верю, туркмен, - сказал Тимурсултан. - Говори, зачем приехали. - Зря не веришь. - Нефес кинул под язык щепотку насвая. Продолжал, чуть пришептывая: - Тот, светловолосый, - раб Шергазыхана. Пришел с князем Бековичем-Черкасским. Хан обе- щал отпустить русских пленников-обманул, сделал рабами. Те- перь у них одна дорога - убить Шергазы. Тогда, может быть, домой вернутся. - А те двое? - Один - офицер, другой - чиновник белого царя, - Чего хотят? - Помочь своим освободиться от рабства. - Откуда пришли? - С Каспия. Там у них крепости. - Знаю. - Если новый хан пожелает принять русское подданство, че- рез пару недель русские войска вступят в Хиву. С таким союз- ником хану никто не страшен. Поговори с полковником, он подтвердит. - Чиновник зачем приехал? - Деловой человек. Будет на месте скупать хлопок, люцер- ну, коконы. Неподалеку залаял-завыл волкодав, всполошил собак всего кочевья. - Думаешь, убьют Шергазыхана? - Убить-то могут. Сами из Хивы не выберутся. Разве что ты поможешь. - Ты бы помог? - Видишь - помогаю. - А мне? - Что тебе? - Поможешь, если ханом в Хиве стану? Ты с русскими дру- жишь. Пусть примут в подданство. - Помогу. - Смотри, Ходжа-Нефес, с огнем играешь! - Не пугай. Знаю, на что иду. - Завладею престолом, - главным визирем будешь. Мое слово - крепкое. - Мое - тоже. Помолчали. Каждый думал о своем. - Иди спать, Ходжа-Нефес. - А ты? - С ишаном посоветуюсь. - Не надо. - Почему? - Все они заодно с ханом. - Мой - нет. - Ну, смотри сам. Не верю я им. - Моему - верь. Прощай, Ходжа. Завтра поговорим. - Прощай, Тимурсултан. Вернувшись в юрту, туркмен ощупью, не зажигая огня, улег- ся на свое место. Немного погодя легонько похлопал Симмонса по плечу, прошептал еле слышно: - Спите, таксыр? * * Господин. - Нет. - Слышали? - Слышал. Наутро в переговорах принял участие еще один человек: из- можденный, с реденькой седой бороденкой и усами старик в ог- ромной чалме. Симмонс тотчас мысленно окрестил его божьим одуванчиком. Участия в разговоре одуванчик не принимал, си- дел молча, покачивая головой и перебирая продолговатые вели- чиной с виноградину каждая янтарные четки. Тимурсултан согласился помочь рабам, но, когда заговорили о сроках,уперся на своем: - Теперь воевать нельзя - год овцы. Вот следующий будет год обезьяны, тогда можно. Покосился на хан-ишана. Старик, не поднимая глаз, кивнул. Попытка форсировать события не увенчалась успехом. Уда- лось лишь заинтриговать Тимурсултана и заручиться его под- держкой. Ходжа-Нефес отправился к себе в Бадыркент. Савелий был возвращен в свою реальность, в ночную полную спящих ра- бов кулхону. Утром, узрев его новое облаченье, плешивый Сайд изумленно вытаращил глаза, но отобрать одежду не посмел. Симмонс с Дюммелем возвратились в Ново-Ургенч и, распив бу- тылку рейнвейна, отправились спать, чтобы успеть утром к це- ремонии открытия узкоколейной железнодорожной ветки. Играл военный оркестр. Полковой священник размахивал ка- дилом. "Отцы города" произносили цветистые речи. Дюммель превзошел самого себя, всюду совался, командовал, сказал ма- ловразумительную, зато пылкую речь и даже разбил бутылку шампанского о переднее колесо локомотива, но под конец упил- ся до положения риз и укатил куда-то на фаэтоне, распевая во все горло немецкие песни фривольного содержания. Потом избранное общество совершило прогулку в открытых вагонах до пристани Чалыш, где на берегу Амударьи в специ- ально возведенной беседке сверкали белизной крахмальные ска- терти банкетных столов. Торжество удалось на славу. Не умолкая играл оркестр, звучали здравицы в честь царствующей фамилии, официанты сби- лись с ног, подавая гостям все новые и новые смены блюд. Чуть поодаль, выставленный на всеобщее обозрение, висел де- сятипудовый сом-гигант и хлопотали возле огромных котлов по- вара-хорезмийцы. Эльсинора в белом открытом платье сидела рядом с Симмон- сом и впервые с тех пор, как они прибыли в Хорезм, он видел ее улыбающейся. Когда начались танцы, первым галантно приг- ласил Эльсинору на тур вальса полковник Трубачев, а Симмонс присоединился к компании промышленников и финансистов за карточным столом. Наблюдая за женой, он радовался происшед- шей в ней перемене: она была оживлена, весело смеялась и са- мозабвенно, хотя и неумело, отплясывала мазурки, чардаши, падэспани, польки. Потом он потерял ее из виду, но сначала не придал этому значения. Лишь через час почувствовал смутное беспокойство и, извинившись, поднялся из-за стола. Среди веселившихся Эльсиноры не было. Томимый недобрыми предчувствиями, он пошел вдоль берега и вскоре действительно увидел ее над невысоким обрывом в компании какого-то субъек- та в котелке и партикулярном костюме с тросточкой. Помахивая тростью, котелок чтото говорил Эльсиноре, та рассеянно кива- ла, глядя куда-то вниз. "Однако, - раздраженно сказал себе Симмонс, - недурно для начала. Можно сказать, первый выход в свет и вот на тебе! Я не я буду, если не швырну его в реку!" Незнакомец оглянулся. Круглое невыразительное лицо, бесц- ветные глаза, коротенькие усы щеточкой: ни дать ни взять - филер сыскного отделения. - Добрый вечер, мистер Симмонс, - раскланялся филер, при- подняв котелок. - Примите искренние поздравления. Симмонс буркнул что-то невразумительное. - Мадам захотелось прогуляться, - объяснил субъект. - Я составил ей компанию. Засим позвольте откланяться. Он водрузил котелок на голову и быстро зашагал, выбрасы- вая вперед трость. - Что это за тип? - осведомился Симмонс. Эльсинора, слов- но не слыша, продолжала смотреть вниз. Проследив за ее взглядом, Симмонс увидел сидящего на борту лодки пожилого каючника. То и дело опуская ноги в воду, он широким кривым ножом срезал с подошвы толстую, как копыто, растрескавшуюся мозоль. - Люси! - резко окликнул Симмонс. Она вздрогнула и подняла на него глаза. - Что случилось? Ему пришлось дважды повторить вопрос. - М-ничего. - Что это за тип? - Кто? - Тот, в котелке! - Н-не знаю. Я его впервые вижу. Симмонс с трудом подавил в себе желание отвесить жене полновесную пощечину. Взял ее за руку, произнес негромко, но твердо, не допускающим возражений тоном: - Домой! Возле беседки навстречу метнулся проспавшийся Дюммель. - Фаэтон! - коротко приказал Симмонс. - Пароход готов для круиза-с... Извольте... - Я сказал фаэтон, идиот! - Сей момент! Отпихнув в сторону возницу, Симмонс сам взялся за вожжи. Версты две он нещадно гнал коня, и тот, испуганно всхрапы- вая, шел размашистым галопом. Когда растаяли позади огоньки пристани, Симмонс бросил поводья и повернулся к спутнице. Лошадь пошла шагом. - Почему ты молчишь? Она пожала плечами. - Я был с тобой груб. Прости. Она промолчала. - Ну хорошо, я не стану допытываться, кто этот субъект и откуда ты его знаешь. Но так не может продолжаться, пойми! - А разве можно что-то изменить? - Да, черт возьми! Можно! Нужно изменить! - Ты уверен? - Я ни в чем не уверен. Но я делаю все, что могу. - Ты хочешь вернуться? - Туда, откуда мы прибыли, - нет! - Тогда куда? Объясни. - Ладно. Он помолчал, собираясь с мыслями, глядя на проплывающие мимо темные силуэты тутовых деревьев. - Я хочу изменить ту реальность. - Вот как? - Да, вот так. - Думаешь, тебе это удастся? - Надеюсь. - Каким же образом? - Это долго объяснять, Эльсинора. - Говори. Я попытаюсь понять. - Ну, хорошо. Представь себе на минуту, что эволюция че- ловечества - это река. - Представила. - Не перебивай. Она образуется из родников, ручьев, малых речушек. Делится на протоки. Меняет русло. - Ты хочешь построить плотину? - Нет. Остановить эволюцию нельзя. Повлиять на нее - дру- гое дело. - И тогда... - И тогда вместо плесов будет мелководье. Вместо илистых заводей - бурливые перекаты, вместо зарастающих ряской зато- нов - голубые озера проточной воды. Представь себе, что Александр так и остался пасти коз в своей нищей Македонии. Бонапарт не родился на свет. Шикльгрубер ударился в коммер- цию. Джордж Вашингтон стал править Соломоновыми островами. Альберт Эйнштейн не открыл теорию относительности. - Это трудно представать. И что это за странный ряд? - Согласен. - С кого же ты начнешь? С Архимеда? Или с Нерона? - Напрасно смеешься. Сегодня мы пустили узкоколейку дли- ной каких-то полтора десятка верст... - ...и твое имя благодарные потомки золотом впишут в ан- налы истории! - Никуда они его не впишут. Уже в двадцатом веке от доро- ги ни одной шпалы не останется. - Зато? - Зато строительство железной дороги через Устюрт, кото- рое должно начаться в 1890 году, будет отсрочено на 80 лет. - Ого! - Не надо иронизировать. Лучше послушай дальше. В 1727 году здесь, в Хиве, должно было вспыхнуть восстание рабов. - И ты его предотвратил. - Нет. Но начнется оно в 1728 году, и я сделаю все, чтобы рабы победили. - Ты сошел с ума! Какое тебе дело до чужой истории? - История не может быть чужой, Эльсинора. Все. что проис- ходит на земле, так или иначе касается всех нас. - Допустим. Предположим даже, твои рабы победят, Ты-то чего добьешься? - Во-первых, рабы вовсе не мои, а хивинского хана. - Какая разница? - Никакой. Если мятежники победят, они захватят власть. - И посадят на престол нового хана по имени Эрнст. Хотела бы я услышать, как они будут произносить это имя. - Вовсе не обязательно, - неуверенно возразил Симмонс. - Не так уж и далеко до Парижской Коммуны. Каких-то полтораста лет, даже меньше. Эльсинора покачала головой. - Ты наивный ребенок, Эрнст. Там были совсем другне усло- вия. И все-таки даже полтораста лет спустя Парижская Коммуна просуществовала всего семьдесят два дня. И кончилась белым террором. Она замолчала. Молчал и Симмонс, машинально подергивая поводья. И только уже въезжая в Ново-Ургенч, упрямо мотнул головой: - Может быть, ты и права. Ну и пусть. Я все равно такую бучу заварю - чертям тошно станет! Хоть что-нибудь, да изме- нится. - Эрнст! - Да? - Кто такая Люси? - Люси? - удивился он. - Ты назвал меня этим именем. Там, на пристани. Наверное, ты оговорился? - А ведь верно! - он озадаченно потер переносицу. - Не притворяйся, Эрнст. Мне решительно все равно, кто эта женщина. - Какая к дьяволу женщина?! - взвился он. - Нет у меня знакомых с таким именем! И никогда не было! Она продолжала испытующе глядеть на него. - Ты что - не веришь мне, да? Ревнуешь? - Верю. - Второе она предпочла пропустить мимо ушей. - Можешь называть меня Люси, если тебе так хочется. Ничего не имею против. Кстати, как это имя звучит полностью? - Не подловишь! - улыбнулся он и погрозил пальцем. - Для меня оно звучит Эльсинора. Два дня отношения между супругами оставались натянутыми, на третий состоялось примирение. Покончив свои дела на хлоп- козаводе, Симмонс заехал за ней на фаэтоне. Они вместе отп- равились в Офицерское собрание на банкет в честь высокого гостя, прибывшего в Ново-Ургенч из Ташкента. Дам на банкете было немного, и наибольшим успехом пользо- валась, конечно же, Эльсинора. Офицеры наперебой приглашали ее танцевать и даже приезжее начальство, несмотря на тучное брюшко и солидный возраст, соблаговолило сплясать с нею ма- зурку. Возвратились они в начале двенадцатого возбужденные от выпитого шампанского, усталые, но довольные. Всю дорогу до- мой Эльсинора пыталась говорить с мужем по-русски, и он от души смеялся над ее произношением и нерусской манерой стро- ить фразы. Она притворно обижалась, но тотчас снова начинала болтать, и ее веселый смех звонко рассыпался по пустынной, озаренной лунным сиянием улице. Возле их апартаментов Симмонс выключил силовое поле, от- пер ключом дверь. Первое, что его насторожило, был свет. Люстра в форме причудливо изогнутой морской раковины матово светилась под потолком, хотя он хорошо помнил, что, уходя, выключил ее. В комнате остро пахло дезодорантом. Симмонс вопросительно взглянул на супругу. Та недоуменно развела руками и улыбну- лась. - Ты чувствуешь запах? - резко спросил он. - Да. - Она все еще улыбалась. - Откуда он? - Откуда же мне знать? - пожала она плечами. - Значит, не знаешь? - От хорошего настроения не осталось и следа. - Конечно. - В ее глазах заплясали тревожные огоньки. - Ведь мы ушли вместе. - Допустим. - Возразить было нечего, он понимал это, но демон ревности бушевал в нем уже вовсю. - Допустим. Он шагнул в подсобную комнату, где хранился баллой с де- зодорантом. Баллон был на месте. - Так... - Он пробежал по комнате налитыми кровью глаза- ми, сам не зная, что ищет. Внезапно взгляд его остановился на стерилизаторе. Боковая панель бака была откинута, и на ней вперемешку лежали аккуратно выстиранный мужской халат из полосатого атласа, штаны и рубаха из плотной домотканной бя- зи, платье и нижнее белье Эльсиноры. Не помня себя от ярости, Симмонс схватил одежду и швырнул в лицо Эльсиноре. - Откуда это взялось, ты тоже, конечно, не знаешь? Невыносимо было видеть, как она, опустившись на колени, растерянно перебирала еще не успевшие просохнуть вещи, потом подняла испуганное лицо и умоляющим жестом протянула к нему руки. - Я ничегошеньки не понимаю, Эрнст. Поверь. - Оставь! - крикнул он. - Довольно лжи! Уж лучше молчи! Трясущимися пальцами он достал сигарету, закурил и сел в кресло возле стола. Проклятый немец был прав: прошлое не возвращается. А все, что связано с Эльсинорой, теперь уже далеко в прошлом. Симмонс загасил недокуренную сигарету и выдвинул ящичек стола. На зеленом бархате покоились как две капли воды похожие друг на друга времятроны-луковицы. Сим- монс положил один из них на ладонь, установил диск на деле- ние, соответствующее 1727 году. Эльсинора была где-то поза- ди, где-то совсем рядом, он слышал ее прерывистое дыхание, но она для него уже не существовала. Симмонс глубоко вздохнул и включил времятрон. В нарушение правил шариата Шергазыхан ворвался во двор строящейся мечети верхом на коне. Поджарый худой иноходец приплясывал на тонких ногах, приседал, прядал ушами. Был полдень, и рабы, разместившись кучками в тени недостроенных стен, утоляли голод кусками зачерствелых лепешек. Поодаль хлебали что-то из одного таваха * нукеры. Появление хана застало их врасплох. Бросив еду, они кинулись разбирать ору- жие. - Ленивые свиньи! - заревел Шергазыхан, бросая на них всхрапывающего коня. - Бездельники! Засвистела плеть. Нукеры прикрывали головы руками, прята- ли лица, но разбегаться не смели. - Ну, братцы, будет, кажется, дело!- негромко сказал Са- велий и поднялся с земли.- Беритесь за работу, черт с ним, с обедом. Рабы принялись за дело, украдкой наблюдая за продолжающим бушевать ханом. Больше всех досталось плешивому Сайду. Он в конце концов упал ничком, воб- * Глиняная чашка. рав голову в плечи и поджав ноги. Конские копыта вздымали пыль у самого его уха. - Где десятник? Мастер где? - неистовствовал Шергазыхан. - Заковать в кандалы! В зиндан! - Чего это он? - недоумевал Савелий. - Аль с цепи сорвал- ся? Откуда было ему знать, что буквально час назад хану вру- чили письмо эмира бухарского, в котором тот приглашал Щерга- зыхана на торжественное открытие мечети и медресе, заложен- ных год назад, и выражал удивление медленными темпами строи- тельства медресе Шер. газыхана, начатого на три года раньше. И уже явной издевкой было предложение прислать на помощь бу- харских мастеров, "если в священной Хиве перевелись свои строители". Двое дюжих нукеров из охраны Шергазыхана приволокли под руки полумертвого от страха мастера. Старик рухнул на колени и, уронив чалму, пополз на четвереньках, пытаясь прижать к губам развевающуюся полу парчового ханского халата. Ему поч- ти удалось прикоснуться к ней губами, когда хан изо всех сил пнул его сапогом. Старик опрокинулся навзничь, хватаясь ру- ками за окровавленное лицо. - Собака! - свистящим шепотом процедил сквозь зубы Шерга- зы. - Сын и внук бездомных собак! Так-то ты выполняешь ханс- кий фирман? - Пощады! - прохрипел мастер. - Почему строительство тянется три года? Почему строят кое-как? Почему рабы еле шевелятся, как сонные мухи? Отве- чай, дохлятина! У старика отчаянно прыгала окровавленная бороденка. Зах- лебываясь и глотая слова, он зачастил, не сводя с хана рас- ширенных ужасом глаз: - Ваш слуга... старался, как мог... Они - не рабы... Вы сами говорили - не наказывать, отпустить, когда закончат стройку... - Не рабы? - взревел Шергазыхан. - Не наказывать?! Без- мозглый осел! Вонючая падаль - вот они кто! Смотри! Он рванул поводья так, что жеребец снова взвился на дыбы, опять свистнула плеть. Обезумев от боли, животное понеслось вдоль стены, сшибая подвернувшихся под ноги рабов. Яростно скаля зубы, Шергазыхан наотмашь хлестал по головам, лицам, спинам мечущихся по двору невольников. - Что делает, вражина! - скрипнул зубами Савелий. Он словно окаменел с кирпичом в правой руке и пригоршней раст- вора в левой. Осадив коня, хан замахнулся. Савелий вскинул над головой левую руку, пытаясь защититься от удара. Дважды просвистела плеть, рассекая рубаху и оставляя кровавые рубцы на плечах Савелия, лишь на третий ему удалось перехватить плеть и выдернуть из руки истязателя. Шергазыхан выхватил из ножен саблю, но взмахнуть ею не успел: Савелий изо всех сил ударил его в висок кирпичом... Это было похоже на страшный сон: выпустив из руки саблю, Шергазыхан медленно заваливался на круп коня. Савелий с пе- рекошенным яростью лицом падал, растопырив руки, со стены, нукеры ханской охраны ринулись к месту происшествия с зане- сенными над головой саблями - и все это замерло, словно на стоп-кадре какого-то чудовищного фильма, поставленного ре- жиссером-параноиком. Еще минуту назад можно было предотвра- тить трагедию, разогнать буйнопомешанных актеров, осадить ассистентов-маньяков, скомандовать идиотам-операторам прер- вать съемку. Но минута эта истекла, непоправимое свершилось - и восстание рабов, теперь уже покойного, хивинского хана Шергазы стало ужасающей явью. Неподготовленное, лишенное поддержки извне, оно было обречено: еще секунда-другая и во дворе недостроенного медресе начнется резня, и в потоках че- ловеческой крови захлебнется мечта тысяч рабов о возвращении на родину, рассыплется в прах продуманный, казалось бы, во всех деталях план Симмонса... Механически, не отдавая себе отчета, Симмонс выхватил бластер и ударил лучом по набегающей ханской охране. Смерч сизого пламени взорвался во дворе медресе. Драматические события последующих дней сохранились в его памяти вереницей разрозненных, не связанных друг с другом эпизодов. ...Толпы оборванцев тщетно пытаются взломать ворота ханс- кого арсенала. Симмонс, Савелий и еще десятки рабов, воору- женных саблями, пиками и секирами, оттесняют толпу. Рабы выстраиваются в два ряда перед воротами, выставив вперед пи- ки. Симмонс, действуя бластером как резаком, срывает запор, и Савелий начинает распоряжаться раздачей оружия. ...Яростно завывающая толпа мятежников и городской бедно- ты штурмует дворец хана. Со стен на них сыплются стрелы, хлопают редкие выстрелы. Под напором тысяч людей рушатся массивные карагачевые ворота и толпа устремляется во внут- ренний двор. Падают под ударами стражники, мечутся слуги, с женской половины дворца раздаются истошные вопли и визг. Громадный рыжий раб-перс тащит за волосы через двор дебелую женщину в разодранном атласном платье. Вырывают друг у друга начищенное до золотого блеска медное блюдо рабыэфиопы. Ста- рик-слуга в немом отчаяньи взирает, как рабы крушат хрупкую фарфоровую посуду. Какие-то темные личности, воровато озира- ясь, волокут к воротам скатанные в рулоны ширазские ковры. ...Распахнутые настежь ворота едва вмещают разноликий по- ток беженцев: зажиточные горожане, торговцы из мелочных ла- вок, ремесленники в домотканных полотняных рубахах и портках с широкой мотней, каландары, дервиши, старики, женщины, де- ти. В ручных тележках и за плечами - немудрящий домашний скарб. Вслед беженцам несется улюлюкание, свист, хохот, ле- тят комья глины. Над городом поднимаются подсвеченные пламе- нем столбы дыма. ...За разбитыми вдребезги окнами летней резиденции хана металась ночь, озаренная тревожными отблесками пожарищ. Огоньки свечей поблескивали, отражаясь в разноцветных израз- цах. На низеньком столе резного красного дерева были разбро- саны листы бумаги, забытые при поспешном бегстве, медная чернильница и калям. Симмонс в одежде простолюдина и Савелий во все той же разодранной ханской плетью и запачканной кровью рубахе стояли у разбитого вдребезги окна. В ханском саду перекликались у костров мятежные рабы. - Глупо, - Симмонс заложил руки за спину, пошевелил боль- шими пальцами. - Глупо. По-дурацки!.. - Чегой-то? - Обо всем ведь договорились: о сроках, о поддержке... И вот на тебе! - Видел же - не получилось. Хан сам на рожон попер. Зна- чит, судьба. - "Судьба!" Ну вот что теперь прикажешь делать? Савелий глянул на него исподлобья, в глубоких темных глазницах колюче блеснули зрачки. - А ты что уже не с нами? - С вами, - поспешно заверил Симмонс. - Потому и спраши- ваю. - Чудно спрашиваешь. - Савелий тяжело опустился на низкий подоконник. - Придут вожаки, помаракуем. Глядишь, порешим, как быть. - Маракуйте, - вздохнул Симмонс. - А я к Тимур-султану отправляюсь. Одни вы тут долго не продержигесь. Попробую уговорить аральца. Задали вы мне задачу. - Ты бы хоть совет какой дал! - Совет, говоришь? - Симмонс машинально пошарил рукой по бедру, отыскивая карман несуществующих брюк. Досадливо по- морщился. - А на что вам советы? Все равно по-своему делае- те! - Ну, будет, будет! - примирительно пробурчал Савелий. - В городе держаться, али самим на Каспий идеи? Симмонс задумчиво потер переносицу. Присел на подоконник. - Не пробиться вам к Каспию. Перережут, как баранов. Да и через Каракумы сами не пройдете без проводников. Город обо- ронять надо. Он яростно хлопнул себя по колену. - Все могу понять, но вот зачем было бедноту грабить? Ре- месленников, кустарей? Лавок купеческих, байских домов мало? Дворца ханского? Ну объясни ты мне, зачем весь город против себя восстанавливать? Нищие и те разбежались! Да черт с ни- ми, с нищими! Беднота городская, ремесленники, мардикары1- все от вас отшатнулись, понимаешь? А ведь вернутся. С топо- рамп, с вилами на вас пойдут. Не так, скажешь? - Так, - мрачно кивнул Савелий. - Чалмоносцев поразгоняли - туда им и дорога! Так нет же - давай мечети грабить. Вера мусульманская не по душе, ви- дишь ли. Взяли и надругались. Поди-ка, поищи теперь союзни- ков. Все ханство против вас, до последнего голодранца! Как теперь прикажешь с Тимур-султаном разговаривать? Ты вспомни, как он за своего ишана цепляется! Попробуй, подступись. - А ты попробуй все ж таки. - Попробую. - Симмонс прошелся по комнате, присел к сто- лику. - Ты вот что, Савелий, садись-ка пиши, что делать бу- дешь. Иди, чего стоишь? Савелий сконфуженно поскреб затылок. - Насчет грамоты... Того... Не обучен я... - А, черт! Ладно, запоминай, коли так. Во-первых - оборо- на. Заприте все ворота, выставьте караулы. Все * Поденщики. съестное - в один склад и под охрану. Возле колодцев - день и ночь стража пусть стоит. Кашеваров назначьте. Посчитайте, сколько вас человек, и съестное - по норме. Понятно? - Куда понятнее. - Людей на отряды разделите. Сотников назначьте, десятни- ков. Порядок надо установить железный. А не то - крышка всем! - Ну это еще бабка надвое... - Какая там к дьяволу бабка?! Соображать надо, а не на бабку надеяться. Бабка! Пока я Тимур-султана разыщу, пока уговорю, пока он воинство свое соберет, пока к Хиве доберет- ся, - сколько времени надо? - Ну, неделя уйдет. - "Неделя!" Месяц не хочешь? - Месяц не выстоим. - В том-то и дело. А выстоять надо. Нельзя иначе, понима- ешь, Савелий? - Понимать-то понимаю... - И на том спасибо. Ну, пора мне. Снаружи послышались голоса, шарканье босых ног, звон ору- жия. Симмонс усмехнулся, кивнул. - Генералы твои идут голозадые. Ты с ними того, построже. Дисциплина в военном деле - главное. Будь здоров, Савелий. - До скорого. - А это уж как получится. Уговорить Тимур-султана удалось неожиданно быстро. Хан-ишан, как выяснилось, незадолго до появления Симмонса отдал богу душу, подавившись сазаньей костью. У старейшин родов и племен загорелись глаза при известии о смерти Шерга- зыхана и захвате Хивы рабами. Тимурсултан, не медля, погнал глашатаев во все концы Приаралья, а сам с двумя тысячами всадников двинулся вверх по Амударье. Раздобыв одежду купца средней руки, Симмонс прицепил к поясу саблю в серебряных ножнах - подарок аральского хана. - Хорош, - одобрил Тимурсултан. - Усов и бороды не хвата- ет, а так - вылитый совдагар *. В Хиву собрался? - В Хиву. - Коня возьми и охрану. * Торгаш, купец. - Обойдусь, - отмахнулся Симмонс. - Ограбят, - предостерег Тимур-султан. - Да еще убьют. Время теперь, сам знаешь, какое. - Не убьют, - скажу, что я хана аральского друг. Кто в Приаралье Тимурсултана не знает? - Меня знают, - ухмыльнулся хан. - Тебя не знают. - Вот и хорошо, что не знают. - Тебе виднее. ГЛАВА ПЯТАЯ Возвращение из ада С времятроном что-то случилось, и Симмонс, рассчитывавший попасть в ханский дворец, материализовался в зарослях джуга- ры за городом, неподалеку от главных ворот. - Этого еще не хватало, - бормотал он, раздвигая руками присыпанные пылью плоские, шуршащие листья. - Так и внутри стены очутишься, чего доброго. Неужели аккумулятор садится? Он вышел из зарослей и остановился как вкопанный: городс- кие ворота были раскрыты настежь. - Ну, Савелий! - яростно забормотал Симмонс. - Ну, стра- тег! Охрану и ту не поставил!.. Однако охрана была. Из ворот, ковыряя пальцем в широко распахнутой пасти, вышел с секирой под мышкой... плешивый Сайд. Первым побуждением Симмонса было юркнуть обратно в джугару, но было уже поздно: Сайд вздрогнул, со стуком зах- лопнул пасть и обеими руками перехватил секиру. Нельзя было терять ни секунды. - Где мой конь? - накинулся на стражника Симмонс. - Куда коня девал, признавайся?! У Сайда опять отвалилась челюсть. - К-коня?.. К-какого к-коня?.. - Я тебе покажу, какого коня, аламан! * - еще громче зао- рал Симмонс. - Я тебе только что подержать его дал! На ми- нутку по нужде отлучился и - на тебе! Где конь? Где мой конь, вор?! - П-провалиться мне сквозь землю, таксыр, не видел я ни- какой лошади, - взмолился Сайд. - Поговори мне! - Симмонс схватился за эфес сабли. Сайд испуганно попятился, загораживаясь секирой. Симмонс шагнул следом, тщетно пытаясь выдернуть саблю из ножен: кли- нок заело. - А ну, показывай, где ты его спрятал, проклятье твоему отцу! - О, аллах! - засуетился Сайд, вбегая под своды ворот. - Смотрите сами... Тут и мышь негде спрятать... - Ну погоди мне! - продолжал бушевать Симмонс. - Я этого так не оставлю. До самого Шергазыхана дойду! Разбой среди бела дня! - Нету Шергазыхана! - приободрился охранник. - Что ты болтаешь? Как нет? - А вот так и нет. - Стражник наглел на глазах. - Рабы прикончили. Своими глазами видел. Сабля наконец поддалась, со звоном и скрежетом высколь- знула из ножен. - И ты с бунтовщиками заодно! - во весь голос заорал Сим- монс, замахиваясь клинком. - Убью вероотступника! Бросив секиру, Сайд юркнул в дверь, ведущую на винтовую лестницу. - Бешеные, что ли? - приглушенно донеслось сквозь хриплое дыхание и топот. - Откуда только на мою голову взялись? Симмонс с трудом втиснул саблю обратно в ножны, подошел к двери, крикнул, сложив ладони рупором: - Спускайся, не трону! - Врете. * Разбойник. - Не трону. Вспомнил - не тебе я коня оставлял. Тот нукер рыжий был. - Правда? - Правда, выходи. Опасливо озираясь, Сайд выглянул из двери. Снммонс протя- нул ему секиру. - Держи. Зря я погорячился. - Сразу бы так, - Сайд осторожно взял секиру. Приосанил- ся. - А то - "где конь, где конь"? Откуда я знаю, где ваш конь? - Ладно, остынь. - Симмонс вынул из-за пазухи монету. - Держи. Стражник недоверчиво повертел монету, попробовал на зуб. Хмыкнул удовлетворенно. - Расскажи все толком. Кто Шергазыхана убил? - Сказал же, - рабы. - А потом? - Э, таксыр! Тут такое было! Город весь захватили прокля- тые. Нукеров перебили - тьму. Все мусульмане из города поу- дирали. Даже каландары кто куда смылись! - И что? - Что, что!