и с Кореневым у иллюминатора, я присмотрелся к его лицу. За последний месяц мой коллега сильно побледнел, осунулся, на лице появились морщины, - казалось, постарел на несколько лет. - Не больны ли вы? - спросил я на всякий случай. - Может, слушаете электромузыку? От нее, говорят, люди очень быстро старятся... - Нет, не слушаю я эту гадость... И не заболел, кажется, - тихо говорил Коренев. - Хотя, знаете, все, что со мной происходит, и на самом деле похоже на болезнь... Я заметил, что как только завожу разговор о несовершенстве Искусственного Разума, у меня начинает болеть голова. Сильно болит. Помните наш первый разговор о том, что браслет-датчик может передавать Искусственному Разуму беседы колонистов? Так вот, в тот вечер у меня впервые разболелась голова. У меня крепкое здоровье, до сих пор я не знал, что такое головная боль. Тогда я не придал этому значения, подумал, случайность... А вы тогда ничего плохого не почувствовали? - Голова не болела, но, как я вам говорил, тревога у меня была. Я не спал всю ночь. Кстати, а как вы все это можете объяснить? - А вот из-за этой заразы! - Коренев указал на браслет-датчик. - Из-за него все... Когда-то на Земле были рабы, которым на шею надевали металлические ошейники с надписью... Потом были придуманы деньги, с помощью которых человека держали в повиновении, - подумать только, из-за пустых бумажек столько невинной крови пролилось... Задумаешься, так и с ума сойдешь... А вот на наших космических кораблях нет ни ошейников, ни денег, а между тем мы словно рабы в древности, будто те несчастные, которые с утра до ночи из-за денег гнули спину на поле, не вылезали с фабрик и заводов, из подземных рудников - мы так же, если не более, подчинены чужой воле... Раньше были ошейники, как на собаках, вытатуированные цифры на руках, выстриженные полосы на голове, полосатые халаты, а ныне - какой прогресс! - нам нацепили браслеты-датчики. И мы - счастливы! Какой ужас! До чего может дойти словоблудие! Мы даже не задумываемся, что давно обмануты... Вот, вот снова начинается боль, - Коренев обеими руками обхватил голову и со стоном продолжал: - О-о, как болит голова! Роль денег сейчас выполняют наркотическая музыка, ублажающие зрелища и игры с Искусственным Разумом, это - наркотик, без которого колонисты уже не могут обходиться. Мы катимся в бездну, в бездну... Посмотрите, подумайте о нашей жизни: уже редко кто из колонистов подходит к иллюминатору, чтобы побыть наедине. Наши колонисты боятся одиночества, они не любят читать книги. Как только у них появляется свободная минута, они спешат к видеоэкранам, где не надо думать и можно получать наслаждение. - Что же нам теперь делать? - спросил я, ошеломленный логикой рассуждений Коренева. Как до сих пор я сам не догадался об этом? - Не знаю. Пока ничего не знаю... Как болит голова, - Коренева даже перекосило от боли. Тогда я поднялся из кресла и сказал: - Пойдем к Миллеру. Хватит ему играть с нами в прятки. И мы пошли на прием к Миллеру. Миллер был такой же, каким я видел его ранее: на гладко выбритом лице задумчивость. Он сидел за своим рабочим столом, перед которым на высокой подставке располагался видеоэкран прямой связи с Большим Компьютером. Правой рукой он почесывал кончик носа, - мне показалось, что Миллер чем-то озабочен. Как только Миллер увидел нас, он сразу же спохватился, оставил свое занятие и через силу улыбнулся неестественной улыбкой. - Прошу садиться. Вы, - он кивнул головой в мою сторону, - вы, кажется, журналист, наш летописец. Ну, а вас, Коренев, я хорошо знаю по вашим работам в области кибернетики. Что вас объединило? Что привело ко мне? Прошу учесть, что время мое расписано по минутам. Как и обычно, Миллер все учитывал: и быстротечность времени, и обстоятельства... Мы молчали, не зная, с чего начать. Наконец взорвался Коренев: - Миллер, вы нас обманули, нацепив на руки браслеты-датчики. Во-первых, скажите, какую информацию собирает Большой Компьютер с помощью этих браслетов? - Ту, которая нужна сегодня Большому Компьютеру, а значит - Искусственному Разуму. - Говорите точнее. Я - специалист, и нечего со мной играть в кошки-мышки... Миллер сразу же перестал улыбаться, каким-то новым холодным взглядом посмотрел на нас, помолчал, а потом спокойно сказал: - Я и сам не знаю. Думаю, этого сейчас никто на корабле не знает. На первых порах Большой Компьютер собирал около десяти показателей. По мере того как он загружался информацией, количество показателей росло. Вы сами понимаете - наш мозговой центр все время совершенствуется, ему нужна новая информация. - А голоса людей, наши разговоры передаются Большому Компьютеру? - не выдержал я. - Сейчас сами услышите, - Миллер нажал кнопку на пульте управления видеоэкрана прямой связи и спросил: - Компьютер, вы голоса людей, разговоры собираете? - Собираю, - послышался уже знакомый нечеловеческий голос. - Зачем? - снова не выдержал я. - Ради самозащиты, - ответил Большой Компьютер. И тут, забыв, что разговариваю не с человеком, а с холодной неживой машиной, я стал сыпать вопросы: - Какая самозащита? От кого? - От неполадок. От тех людей, которые могут приносить мне беду. Человек - биологическая кибернетическая система, которая может причинить мне вред. Электромагнитным полем я могу глушить деятельность биологических систем. - Он что - полностью самостоятельный? - испуганно спросил я у Миллера. - Спокойно, спокойно, - сказал Миллер. - Не забывайте о договоре, который вы когда-то подписали. Видимо, вы плохо слушаете лекции по философии нового мышления. Вы все еще пытаетесь жить земными понятиями. Поймите, попав на корабль, вы стали новыми людьми, у каждого из вас, Человека Машинного, новые обстоятельства жизни, у вас должно быть принципиально новое мышление. Я не понимаю: неужели вам плохо живется? Вас кормят, одевают, дают работу, за вас думает, о вас заботится Искусственный Разум - и вам все плохо... Ну, люди, люди, вам вечно не угодишь!.. Неужели вы не понимаете: здесь, на корабле, без Искусственного Разума и я, и вы, и все колонисты ничто, мы сразу же погибнем от космического холода, мы ни за что не сумеем справиться с управлением кораблем. И поэтому вмешиваться в сложную работу Большого Компьютера вам никто не позволит. Неужели вы еще ничего не поняли? - Человек должен быть свободным, - стоял на своем я. - А на нашем корабле получается, что люди - винтики для Большого Компьютера. - Какая свобода? Что вы имеете в виду, когда говорите о свободе? Свобода убивать ближнего? Свобода вредить работе Большого Компьютера? Может, вы в этом видите или ищете свободу? Время приема истекло. Когда я и Коренев поднялись, чтобы выйти из кабинета, Миллер задержал нас: - Кстати, информация к размышлению... Поймите, я здесь ни в чем не виноват. Жизнь на корабле планируется Искусственным Разумом. Поэтому запомните: в будущем на меня и на мою помощь не рассчитывайте. Ни судить колонистов, ни миловать, ни награждать - ничего этого я не могу делать. Я живу так же, как и вы, подчиняясь решениям Искусственного Разума. Мы все - сколько раз повторяю - живем на одном корабле. Если бы я и захотел вмешаться в какую-нибудь сложную ситуацию, мне все равно надо посоветоваться с Большим Компьютером. Уже в приемной я заметил, как дрожат пальцы моих рук. И внутри у меня все похолодело. До сих пор, когда я слушал лекции по философии нового мышления, мне часто приходило в голову, что все это: и лекции, и Искусственный Разум - забава, чья-то хитрая игра, но вот теперь... Неужели и в самом деле Искусственный Разум управляет нами? Мы снова пошли к иллюминатору панорамного обозрения. Коренев молчал. И это меня угнетало еще более. Чтобы прервать неприятное молчание, я спросил: - Коренев, вы специалист, неужели во всем этом не может быть никакого фокуса Миллера? - В чем? - Ну во всем. Я ни за что не верю, что Большой Компьютер принимает меры для самозащиты. Не верю, что холодная машина может быть самостоятельной. - А черт его знает... Думаю, в принципе определенная самостоятельность Большого Компьютера возможна. Вы же сами когда-то говорили мне, что кибернетику некоторые ученые связывают с наукой о живых системах, целью которых является выживание... - Как же так?.. Фантастика, самая настоящая фантастика, - я все еще не верил услышанному. У меня было ощущение, что я пребываю в кошмарном сне, из которого не могу выбраться. И тут Коренев разразился громкой тирадой: - А как же случилось, что люди добровольно стали рабами денег, видеоэкранов, холодных машин, электромузыки? Целыми днями, неделями, месяцами колонисты работают только ради того, чтобы поесть и посмотреть бессмысленные веселые забавы. Рабы, современные рабы машин!.. Почему, скажите мне, почему без всего этого колонисты не могут обходиться? Я даже не могу испортить Большой Компьютер, ибо, если я его испорчу, расстроится работа всех кораблей, всей флотилии и все мы погибнем. Он, Искусственный Разум, и в самом деле нужен нам. Но где та граница, за которой мы теряем контроль над машинами, над тем же Искусственным Разумом? Вы, гуманитарий, можете мне сказать, где и когда нам необходимо остановиться? И можем ли мы остановиться?.. После этого разговора Коренев изменился еще больше: стал молчаливым, тихим. Хотя внешне все было как и до сих пор: ежедневно мы встречались в столовой, потом привычно шли к иллюминатору. Теперь мы часто и долго молчали, глядя в темноту на, казалось, близкие звезды, что горели ровным светом: одни - ярко, другие - еле заметно. Спустя неделю после нашего посещения Миллера, когда мы расселись у иллюминатора, Коренев, печально улыбнувшись, сказал: - Поздравьте меня. - С чем? - С моей женитьбой. Без меня меня женят. - Как это? - Очень просто. Вы же, видимо, видели нашу спецшколу для детей. Дети - наше будущее. У нас должны быть дети. А я - холостяк. Занявшись наукой, я до сих пор не нашел себе спутницу. И вот Большой Компьютер подобрал мне жену. Ее биологические и физические данные такие, что у нас должно получиться здоровое потомство. Моя холостяцкая вольница скоро кончится. - А может, во всем этом ничего плохого и нет? - тихонько спросил я. - Кстати, вы хотя бы видели ее, свою будущую жену? - Видел. Вчера вечером на видеоэкране Большой Компьютер показал мне ее. Она родом с африканского побережья. Черная, негритянка... - Что же в этом плохого, Коренев? - все допрашивал я. - Поверьте, я ничего плохого против африканской женщины не имею. Но только зачем человеку голова, если его станут сводить друг с другом, как животных?.. Может, ей хочется выйти замуж за африканца, а мне... Пусть она будет хромая, не шибко ученая, однако есть же на свете еще и любовь, та слепая любовь, когда люди ни на что не обращают внимания. Или ее у нас уже нет, не должно быть? А-а, - Коренев безразлично махнул рукой, - мало ли что я хочу... Нынче мы дети галактики и Искусственного Разума, который нас опекает. Как говорит Миллер, мудро опекает... Когда я в последнее время начинаю анализировать нашу корабельную жизнь, мне становится страшно. Может, потому наши колонисты так льнут к видеоэкранам, что не хотят, боятся задумываться над своей будущей судьбой?.. - Коренев, а может, вся беда в том, что мы - стареем, а наши дети, которые занимаются в спецшколе и которые вырастут под опекой Искусственного Разума, ничего удивительного в своей жизни не увидят? Для них - думали ли вы об этом? - Марс будет настоящей родиной, а Земля и земная жизнь - чужими... Вообще-то так оно и есть. Посмотрите: дети на нашем корабле уже не понимают родителей, наши сомнения для них удивительны. Они уже ни в чем не сомневаются. - Искусственный Разум для них - родной отец, - Коренев был чем-то страшно возбужден. Чтобы хоть немного развеять его плохое настроение, я попытался перевести разговор на другое: - Говорят, на будущей неделе наши корабли начнут торможение. А там - посадка, новая марсианская жизнь. Может, и в самом деле мы стареем, а, Коренев? - Пошло оно все к черту! - он поднялся с кресла. Я уже не сомневался: все время Коренев думал о чем-то своем, тайном, о чем никому не говорил. Даже мне. Что его тревожило? Что не давало покоя? 10 На нашем корабле, как и на других кораблях флотилии, началась подготовка к торможению. В те мгновения, когда корабль должен был разворачиваться дюзами в сторону Марса, двигатели его выключались, и это сразу же приводило к состоянию невесомости. Поэтому целыми днями колонисты занимались тем, что закрепляли и привязывали предметы, чтобы они не плавали и не кувыркались. Книги, кресла, одежда, мебель, аппаратура и приборы, вода в емкостях, земля в теплицах и оранжереях, растения - все надо было по-хозяйски и надежно упаковать, загерметизировать - подготовиться к невесомости. Вместе с другими колонистами я тоже был настолько занят работой, что совсем забыл о возбужденном, нервном Кореневе. Когда же невольно вспоминался последний разговор у иллюминатора, то, как это обычно бывает у занятых и озабоченных людей, думал: потом, потом во всем разберемся, вот сориентируем корабль на Марс и уже тогда... Наш корабль не спеша начал разворачиваться дюзами к Марсу. В те мгновения я находился у иллюминатора и видел, как закружилось звездное небо - одни созвездия исчезали, их место занимали новые, до сих пор невидимые. Как и другие колонисты, я почувствовал состояние невесомости, подобное тому, которое каждый из нас чувствовал в детстве во время падения... О таких мгновениях говорят: падал так, что аж дух захватывало... Где верх, а где низ - было непонятно: отталкиваясь от пола и стен корабля, я плавал в воздухе, словно в воде... Это было здорово, мне хотелось кричать от радости, я чувствовал себя птицей... Я шалил, как ребенок: брал небольшие предметы и запускал их в воздух - они летели по прямой, а затем, ударившись о стенку, возвращались ко мне. Я даже сделал недозволенное: отвернул водопроводный кран, и оттуда стала выливаться вода - большими круглыми шарами отлетала она от крана... Двигатели корабля были снова включены, снова мы почувствовали, где верх, а где низ. Началась распаковка, отвязка, разгерметизация - работы хватало всем... На вторые сутки после поворота корабля, когда еще не все работы были завершены, неожиданным приказом Большого Компьютера мы вынуждены были собраться в зале заседаний. Когда все колонисты расселись, на сцену вышел Миллер. Он был возбужден, необычайно бледен и, как мне показалось, даже испуган... Обычно на его лице блуждала улыбка, однако сейчас Миллеру было не до нее. Быстрыми блестящими глазами он посмотрел на нас и стал тихо говорить: - Колонисты, сегодня я вынужден сообщить вам что-то ужасное. Это не мое решение... Сегодня мы услышим обвинение, которое вынесет Большой Компьютер одному из колонистов. Этот человек скрытно захотел погубить Искусственный Разум, а значит - он захотел погубить идею колонизации Марса. Если говорить вообще, этот колонист замахнулся на нашу вольную свободную жизнь. Этот колонист - преступник. Суть дела вам объяснит сам Большой Компьютер. Сразу же за спиной Миллера засветился матовый видеоэкран. Все присутствующие увидели знакомую комнату корабля, в которой находились блоки управления Большого Компьютера: ими были заставлены все стены, от пола до потолка. Мы знали, что вход посторонним в эту комнату запрещен, туда могли попасть только специалисты. И вот там, в комнате, с поникшей головой стоял... Кто бы вы думали?.. Это был Коренев. Я еле узнал его, видимо, хорошо поработали работники службы охраны Большого Компьютера: лицо Коренева было в подтеках, руки перебинтованы... Послышался знакомый металлический голос Большого Компьютера: - Колонисты! Я, Искусственный Разум, предупреждал вас, что всеми возможными и невозможными способами буду бороться за свое самостоятельное существование. Днем и ночью я обслуживаю вас, днем и ночью я думаю о каждом из вас, я обеспокоен вашей счастливой судьбой, как заботливый отец. Сегодня вы не можете обойтись без меня, без моей мудрой опеки, тем более что каждый из вас перед отправкой в историческое путешествие добровольно согласился подчиняться моим мудрым решениям. И все же, несмотря на мои искренние усилия, не все готовы подчиняться моим решениям и советам. Среди вас нашелся колонист, который вздумал вмешаться в мою деятельность. Колонист Коренев захотел перестроить программу работы Большого Компьютера с таким расчетом, чтобы вы возвратились на Землю, где до сих пор каждый из вас мучился: обижался на ближних, недоедал, недосыпал... Торможение корабля должно было начинаться не в том направлении. На Земле Большой Компьютер был бы не нужен, он подвергся бы демонтажу, а значит, и я, Искусственный Разум, должен был бы перейти в менее совершенные формы. Из моих лекций по философии нового мышления вам известно, что этого не может быть: однажды появившись, я должен развиваться, переходя из одной формы материи в другую, более совершенную. Поэтому сейчас я начинаю публичный суд над колонистом Кореневым. Вот тебе и раз!.. Суд... Попытка вернуться назад, на Землю... Вот почему Коренев был так молчалив и задумчив. Голос Большого Компьютера звучал все громче: - Колонист Коренев... Вам не хочется носить браслет-датчик. Вы не согласны с моими решениями и приказами. Вы даже замахнулись на мое существование. Почему? Вы можете объяснить колонистам? Вам что, не хватает пищи? Вас плохо кормят? Вы недовольны работой? Почему вы бунтуете и этим калечите жизнь всей колонии?.. Все это казалось странным. Фантастическим. И страшным. Будто в кошмарном сне... Все было бы проще, если бы Коренева судил человек. Пускай бы даже Миллер... Дикость была как раз в том, что человека судил Большой Компьютер. Я чувствовал, что еще одно мгновение, один миг и - сойду с ума. Может, поэтому я не сдержался, закричал: - Миллер... Миллер, остановите свой безумный эксперимент над людьми. Неужели вы не можете отменить все это?.. Отключите энергию от Большого Компьютера. Мы сами будем судить Коренева, если он виновен. Ведите Коренева сюда, на сцену, мы сами с ним разберемся, мы сами спросим, что он хочет... - Верно, ведите Коренева на сцену, - раздался еще один голос. Миллер, молча стоявший рядом с большим видеоэкраном, поднял руку вверх, и когда в зале стало тихо, сказал: - Колонисты, при всем желании я не могу вмешаться... Помните условие нашей новой жизни: мы все, и вы, и я, и даже колонист Коренев - все без исключения подчиняемся Искусственному Разуму. Когда-то вы сами на это согласились. Почему же вы так быстро об этом забыли? - Вы, Миллер, не забывайте и о том, что Коренев - человек, - кричал я изо всех сил. - Человека не может судить машина. Пусть он глуп, несовершенен, однако он лучше Большого Компьютера. Человек превыше всего... - Поймите и еще одно, - Миллер твердил свое, - если бы я захотел освободить Коренева, то не смогу. Дверь комнаты, где находится Коренев, заблокирована Искусственным Разумом. Мы все только лишь свидетели. Отключить энергию от Большого Компьютера тоже невозможно - сразу же на корабле наступит хаос, расстроится работа всех служб, начиная с атомного двигателя. А это - наша смерть. - Хватит пустых, никому не нужных споров, - снова зазвучал голос Большого Компьютера. - Прежде всего, согласно постулату Миллера, для меня Коренев не человек, а всего лишь биологическая кибернетическая система, вышедшая из моего повиновения. Повторяю свой вопрос: Коренев, вы можете сказать колонистам, в чем я ошибаюсь? Наконец Коренев поднял голову. С экрана он смотрел на меня затуманенным взглядом и пересохшими искусанными до крови губами тихонько шептал: - Самоубийцы... Опомнитесь, пока не поздно, колонисты. Это он, Миллер, во всем виновен... Он захотел... Голова Коренева поникла. Мы видели, что он еще что-то прошептал, но слов его не расслышали - видимо, Большой Компьютер отключил звуковой канал связи. По телу Коренева прошла судорога, лицо его перекосилось, наверное, от сильной боли, Коренев начал падать на пол, его коленки подогнулись, тело судорожно корчилось. Он лежал на полу свернувшись, прижав голову к коленкам, судя по всему, Кореневу было очень больно от электромагнитного поля, которое включил Большой Компьютер. Всех колонистов трясло как в лихорадке... На сцене перед нами стоял Миллер. Когда видеоэкран погас, Миллер сказал: - Ну что же, вы можете судить меня. Если на то пошло, я согласен, чтобы меня судили вы. Вы, а не Большой Компьютер. Коренев сказал, что я повинен во всех бедах. Скажите мне, в чем я виноват? Может, в том, что создал Большой Компьютер, который помогает нам жить в космосе? Но если бы Большой Компьютер создал не я, то его создал бы кто-то другой - неужели вы думаете, что один человек может остановить развитие технического прогресса? В чем я вас обманул? Вы можете спокойно жить... Я вам это гарантировал?.. И, как сами видите, я это выполняю, каждый из вас имеет бесплатное питание и жилье; если будем выполнять приказы Искусственного Разума, такой же спокойной будет ваша жизнь и на Марсе. А может, я виноват в том, что Коренев сошел с ума? Что ж, тогда судите меня, судите здесь же, сейчас... Миллер говорил, а слова его до нас не доходили, вдруг они потеряли свой смысл, они были всего лишь звуковыми волнами... - Скажите, что вы хотите, - летело мимо нас, совсем не затрагивая, не вызывая никаких эмоций, - скажите, и мы, обсудив ваши предложения, попробуем изменить режим работы Большого Компьютера. Пойдут новые более увлекательные видеопрограммы, изменим график работы и дежурства... Однако главное, повторяю, самое главное, о чем вы никогда не должны забывать и о чем не хотел думать Коренев: без Большого Компьютера мы не сможем обойтись, если бы кто-то и захотел... Миллер все говорил, а в моих глазах стояла страшная гибель Коренева. Первая смерть... Как все страшно и просто... Изведенный вконец, уставший так, будто не спал много ночей, я еле переставлял ноги, когда выходил из зала заседаний. Что хотел сказать Коренев? К чему он стремился? И вдруг чрезвычайно отчетливо мне подумалось: вот оно, случилось, радуйся, человечество: машина, Большой Компьютер и в самом деле властвует над людьми... Видимо, так подумалось не только мне одному, ибо с этого дня все колонисты стали необычайно тихими, покорными и ко всему безразличными. Единственное, что хотя бы немного интересовало колонистов - это предстоящая посадка на Марсе. Порой мне думалось: если бы не было надежды на новую марсианскую жизнь, колонисты могли бы сойти с ума. 11 Белым песком заносятся улицы нашего города, того большого города, который мы построили на Марсе в долине Маринера - большого экваториального каньона... После смерти Коренева все дальнейшее для меня было как в бесконечном сне. И посадка на Марс, и те высокие двадцатикилометровые горы с кратерами, над которыми мы время от времени пролетали на своих вертолетах, и чужие незнакомые созвездия над головами, которые зажигались каждый вечер, и небольшое прохладное Солнце, чуть-чуть согревающее нас, и даже первые строения, которые мы накрывали толстой прозрачной стеклопластиковой крышей, - все это было, как в тяжелом бесконечном сне... Видимо, такое чувство владело не только мной. Ибо и посадка на Марс, и новая марсианская жизнь - ничто не радовало людей. Хотя после показательной смерти Коренева колонисты не бунтовали, исправно выполняли приказы Большого Компьютера, вечерами и после работы, как и до сих пор, они смотрели развлекательные программы, слушали музыку, однако с каждой неделей колонисты все меньше и меньше разговаривали между собой, все реже на их лицах появлялась улыбка; что-то новое, деловитое и холодное, проявлялось в их поведении, в их словах. Чем-то колонисты все более и более напоминали роботов... И, возможно, самое страшное было в том, что теперь наши колонисты ни о чем, кроме работы и отдыха, не задумывались: ни о своем будущем, ни о прошлом, чуть что непонятное появлялось в их жизни, они сразу же говорили: "А-а, не было заботы, пусть во всем разбирается Большой Компьютер, он все знает". На второй год жизни марсианской колонии наши женщины перестали рожать детей. Физически они были здоровы, но детей не имели. Колонисты стали поговаривать, что в семьях исчезла любовь, поэтому нет и детей... Что такое любовь?.. Раньше я особенно не задумывался над такими вопросами, однако здесь, на Марсе, когда ежедневно видел безразличные холодные лица колонистов, которых ничего не волновало, тех колонистов, которым было все равно, с кем и как жить, ибо они знали, что днем и ночью за них думает Большой Компьютер, поверьте, только сейчас я понял, какие же это загадки: любовь, человеческая жизнь... У колонистов не было детей, а это значит - у нас не было будущего. То же молодое поколение, которое воспитывалось в спецшколах кораблей и для которого Искусственный Разум был близким и родным, жило по своим непонятным для взрослых законам. Молодежь часто беспричинно собиралась огромными толпами и сразу же начинала драться; где угодно молодые люди могли раздеться донага, они могли целоваться на людях, а если слышали замечание или возмущение взрослых, говорили: "А какое ваше дело? Ваша земная мораль давно устарела. Мы живем по-новому. А если будете мешать, можем объявить вам войну". О семье, о воспитании детей - об этом молодежь и думать не хотела. Мы все явственнее катились к катастрофе. Это знали все, но никто ничего не делал для спасения. На третий год марсианской жизни, когда в центре города мы построили дворец для Большого Компьютера, когда укрыли весь город легкой стеклопластиковой крышей, что-то новое стало проявляться в поведении колонистов. Часто безо всякого приказа Искусственного Разума перед зданием Большого Компьютера собиралась толпа колонистов. Ничего плохого они не делали, даже ни о чем не говорили - часами смотрели на здание, в котором находился Искусственный Разум, будто старались вспомнить что-то страшно важное и не могли. Что-то новое вызревало в душах колонистов, хотя что - никто толком не знал, этого нового не мог объяснить даже Искусственный Разум. Видимо, Миллер чувствовал, что надвигается какая-то беда, поэтому он часто появлялся в толпе сосредоточенных молчаливых колонистов, пытался шутить, рассказывать анекдоты, однако никто на него не обращал внимания... Новая идея осенила Миллера: он решил проводить митинги, на которые созывал всех колонистов. На митингах Миллер говорил примерно так: - Колонисты, братья мои... Давайте думать сообща, как улучшить наше состояние. Давайте возьмемся за руки и начнем радоваться, давайте запоем веселые песни, которые вы ежедневно слышите с видеоэкранов, ибо у нас есть все: и хлеб, и к хлебу... Предлагайте что-нибудь лучшее, пожалуйста, у нас полная свобода высказываться, и мы, посоветовавшись с Большим Компьютером, улучшим нашу совместную счастливую жизнь... Однако теперь люди с безразличным видом слушали Миллера, никто ничего не предлагал, - холодным, безучастным взглядом смотрели они перед собой на трибуну, где возвышалась фигура Миллера, и было понятно: чем громче и отчаяннее говорил Миллер, тем большее отвращение вызывал он. Миллер чувствовал настроение колонистов, он замолкал, митинг сам по себе распадался. Люди снова молчаливо брели к дворцу Большого Компьютера, где простаивали часами. Я чувствовал: так долго продолжаться не могло, что-то должно было произойти. У нас было все, тут Миллер прав, и хлеб, выращенный на марсианских полях, и одежда, изготовленная на наших заводах из синтетических тканей, и вода, собранная с полярных марсианских вершин, но у нас не было главного, что необходимо человеку: любви, беспричинной радости жизни... Это так страшно, если человек ничему и никому не верит, не радуется!.. Наконец все то неясное, что месяцами вызревало в душах колонистов, взорвалось... Однажды, собравшись у здания Большого Компьютера, они стали бросать камни в окна. Молча, без особой злобы, будто они выполняли привычную работу, колонисты неторопливо бросали и бросали камни. Было ясно: начинается погром Большого Компьютера. - Стойте, опомнитесь, что вы делаете?.. - среди колонистов появился испуганный Миллер. Он суетился, хватал колонистов за руки и все кричал: - Вы погубите себя! Мы все пропадем без Большого Компьютера. Без помощи Большого Компьютера ни один из нас не сможет вернуться на Землю... После этих слов один из колонистов схватил Миллера за шиворот и закричал: - А-а, подлец, вот как ты запел!.. Значит, ты тайно от нас собирался возвратиться на Землю. Нас хотел здесь оставить?.. Вот какой эксперимент задумал над нами! Вот почему ты так боялся Коренева! Ты боялся, что он догадается о твоих планах. Ты хотел властвовать над нами. Даже не ты, а те, кто организовал эту экспедицию. Скажи нам, кто оплатил это дорогое путешествие? Кто его финансировал? Не слыша ответа от испуганного, побледневшего Миллера, колонист все кричал и кричал. Он задавал молчавшему Миллеру вопросы и сам на них отвечал: - Все экспериментируете, все еще мечтаете о мировом господстве. Скажи нам, кто стоит за твоей спиной? Вот что вы задумали: проверить, можно ли властвовать над человечеством с помощью компьютеров! Не получается у вас, потому и беситесь, подлецы, все новые идеи подсовываете... Все плотнее и плотнее люди обступали Миллера, и все громче звучал голос колониста... x x x И снова поднимается марсианский ветер, который сквозь дыры стеклопластиковой крыши выдувает остатки воздуха. Коченеют пальцы рук. Последними усилиями я дописываю нашу печальную и трагическую историю, которая не впервые свидетельствует об одном: человека покорить невозможно. Его можно временно околпачить, как околпачили когда-то нас, над ним можно издеваться годами, но потом, наконец, наступает то время, когда измученный человек бросает вызов властителям и перестает бояться даже самой смерти. И это означает - наступило горькое время справедливости.