ла она лишь со мной, остальных будто не видела, а Медведь все же поклонился ей до земли, прежде чем лыжи надел. Кутиха вид сделала, что не заметила его благодарности, а лицом просветлела-таки... Шла она медленно, тяжко -- так и хотелось вперед забежать. Мучили мгновения, вечность тянувшиеся. На каждой кочке, при заминке любой, терзали злые мысли... Кто знает, может, именно сейчас ньяру смерть пришла? Может, вот сей миг упал он, поверженный, перед волховкой? Она обещание свое сдержала -- не сразу Эрика убила, поединком решать дело взялась, но все-таки обмишурила меня по мелочи -- не со здоровым схватилась. Не мог ньяр так быстро на свои ноги встать, а если встал -- вряд ли ходить мог. Судное Дерево издалека было видать. Да и шум за версту разносился. Еще бы не слышать, когда все городище столпилось у берега и гомонило, ожидая расправы над общим врагом! Клокотали незнати, повизгивали, ухали -- видать, шел уже бой. Я поклонился в ноги Кутихе и принялся вперед проталкиваться, поближе к поединщикам. В толпе меня не приметил никто -- не до ведогона, от Княгини удравшего, было незнатям -- ньяра убивали! По ругани и тычкам чуял позади себя болотников. Они не церемонились -- пихались локтями и кулаками, пробивая себе дорогу. Я уж совсем было прорвался в круг, но загородила открывшуюся поляну могучая спина какого-то воя. Огромная спина, словно из камня сделанная... Такого мужика тычком не сдвинешь, разве если только ножом в спину пырнешь. А что делать остается? Ему сей суд -- развлечение, а у меня там друг голову клонит, помощи ждет! Я нащупал на поясе лезвие, потянул его, примеряясь к загородившему путь боку мужика. -- Не спеши... Чужак? Как пробился незамеченным да как углядел меня? Вроде привык уже я к волхским причудам, а удивляться не переставал... -- Не суй голову в петлю, -- посоветовал Чужак, -- погляди пока, прикинь что к чему, да помни -- коли ньяру волховка не под силу, знать, и с Бессмертным он нам не подмога. Значит, проверить силу Эрика решил? Мол, хороший меч не зазубрится, а плохой нам и не нужен... Уж на что Ролло был бессердечен, но волх и его переплюнул! В одном он прав был -- приглядеться сперва не мешало бы. Эх, не ведал здоровенный мужик, поперед меня стоящий, кто ему жизнь спас! Я сунулся ему чуть не под мышку, уставился на поляну. Ньяр, верно, не оправился еще, а все же походил на прежнего Эрика -- вертелся белкой перед волховкой, полосовал воздух сильными ударами -- лишь прихрамывал слегка. Лис подлез ко мне, выдохнул: -- Чего это он пустое рубит? Я и сам не понимал. Стояла волховка в длинной красной рубахе посредь поляны, улыбалась тонкими губами и с места не двигалась, а ньяр будто хвалился перед ней -- махал мечом да припрыгивал. -- Приглядись получше, -- подсказал Чужак. Я и так глядел -- чуть глаза не лопались, да ничего не видел, кроме пляски дурной. Вот приподняла волховка руку, шевельнула губами. Знать, ворожила... Толпа ахнула, схлынула в стороны, потащив меня за собой. Эрик выгнулся дугой, рубанул мечом, будто прикрываясь от невидимого удара. Казалось -- заплясал на конце его меча озорной солнечный луч, засветил красным лицо и вдруг пополз, изгибаясь, по лезвию к рукояти. Эрик тряхнул рукой. Без толку... Скользила обжигающая змея по железу, влеклась к человеческой плоти. Ньяр увернулся от еще такой же, в лицо летящей, упал в примятый снег, перехватил меч да полоснул им по своей же руке. Кровь брызнула из раны на огненную змею. Та зашипела, сворачиваясь, черным комком упала на землю. Волховка вскрикнула тонко, пронзительно. Люди так не кричат... -- Теперь будет биться по-настоящему, -- спокойно заявил Чужак. Не знаю, как для него -- по-настоящему, а я вряд ли и с одной такой змейкой справился бы. То ли впрямь ньяр от богов даром воинским наделен был, то ли везение у него такое... Эрик поднялся, пошатываясь, выставил меч перед лицом, пригнулся немного и замер, ожидая нападения. Ох, не цеплялся бы я к такому хоробру! Русые волосы по плечам рассыпались, глаза жгли зеленью, ноги будто вросли в землю -- богам его не осилить... Не за себя бился ньяр -- за любовь свою потерянную, за ту, что ждала его где-то, плакала, надеялась... Затихла поляна, даже ветер унялся. Волховка взор к небу подняла, зашептала что-то одними губами. То ли мне глаза изменили, то ли чарам волховским поддался, а только вдруг стала уменьшаться Княгиня, обратилась красная рубаха в голубую, волосы до пояса распущенные в косу собрались, и вот уж не волховка стояла против ньяра, а маленькая девочка с аккуратной косицей и невинным взором. Эрик опустил меч, растерянно уставился на девчонку. Она и сама опешила, заморгала голубыми глазами, удивленно округлила губы, по сторонам озираясь. Где же волховка? И как девчонку взамен себя подсунула? -- Чья девочка?! -- крикнул кто-то в толпе. -- Иди сюда, девочка! -- подхватил другой голос. -- Уходи оттуда быстрей! -- Да чья же ты?! Шум побежал по головам. Вой, впереди стоящий, обернулся ко мне, замычал пухлыми губами: -- Откель девчонка -- не ведаешь? Чья такая? Я пожал плечами. Если и мог кто знать эту девочку, то уж никак не я -- из дальней стороны пришлый... -- Не зевай! -- заорал вдруг Чужак, перекрывая общий гомон. Кому это он? Я глянул на ньяра. Незнакомая девчонка всхлипнула, углядев в его руке меч, истошно завопила, размазывая по пухлым щекам быстрые слезы, кинулась, спотыкаясь и падая, мимо Эрика, потянула к толпе маленькие ручонки: -- Ма-а-ама-а-а!!! Сам не знаю, что толкнуло меня вперед с невиданной силой, -- все преграды, от ньяра отделяющие, одним прыжком смел, а Бегун все же быстрей оказался. Выметнулся из толпы, словно стрела из тугого лука, пихнул Эрика обеими руками от ребенка подальше и взвыл дико, рухнув ничком в снег. Я вмиг над ним оказался. Руки Бегуна дергались, гребли под себя снег, пытались приподнять прежде послушное и ловкое тело. Из распоротого бока сильными толчками вытекала алая кровь, смешивалась с грязью, расползалась некрасивой бурой лужей. А вместо девочки замерла над дергающимся телом волховка, с окровавленным мечом в руках. Я шагнул к ней, на ходу вырвав из-за пояса нож. Никому не дозволено безнаказанно моих родичей убивать! Да таких, кои, если и сделали что дурное в жизни, то лишь по наивности да доверчивости своей! -- Я не хотела! -- Волховка упала подле Бегуна на колени, зажала его рану обеими руками. Кровь побежала верткими ручейками по тонким пальцам, скользнула под красный рукав. -- Я верну то, что взяла нечаянно! Я убить ее собирался, но опустил нож. "Нет лекаря лучше волха", -- так, кажется, она говорила? Пусть ворожит и молится... Эрик рухнул рядом со своей недавней противницей, всматриваясь в бледнеющее лицо болотника, завыл: -- Спаси его! Спаси! Волховка трясущимися, перемазанными кровью руками принялась защипывать края раны, будто вместе их склеить пыталась. Губы ее дергались, шептали что-то... -- Поздно. -- Чужак оторвал ее от Бегуна. -- Поздно, сестра! Он -- человек. Не ведогон, воскрешениям подвластный... Человек! Невинного человека ты убила, сестра. Ведаешь сама -- чем наказана. Нет у тебя больше силы... -- Неправда! -- затряслась она в диком вое. -- Неправда! Бегун от ее вопля очнулся, открыл глаза, окатил меня ласковым голубым светом: -- Прощай... Олег... Может, с Биером... свидимся... оба... певцы... Я протянул ладонь, опустил ее на холодеющий лоб: -- Эх, Бегун, говорил я тебе -- от девки жди беды... Он улыбнулся слабо: -- От такой и помереть... не жалко... А Дрожник ладожский не обманул... Не испугался я... Смерти... Неужели уйдет и он из моей жизни? Неужели никогда не посмотрит рассветными глазами, не посмеется веселой шутке, не поцапается с Лисом, по-ребячьи наивно, не затянет переливами звонкую песню? Неужели?! Я поднялся, прихватил Чужака за отвороты полушубка: -- У тебя есть сила! Верни ему жизнь! Волховка, силясь отпихнуть меня, тоже цеплялась за него, молила: -- Сделай хоть что-то... Сделай... Чужак опустил голову, замер. Бережет силы? На Ядуна копит? Почему раздумывает, почему медлит?! -- Чужак!!! -- Ньяр рухнул перед ним на колени. -- Меня убей, только его спаси! -- Дурак! -- Волх зло встряхнулся. -- Не для того он тебя заслонил, чтобы ты помер! Эрик застонал, ткнулся лицом в окровавленный снег, закачался в безмолвных рыданиях. -- Отцепись... -- Чужак отпихнул меня, наклонился, поднял Бегуна на руки, понес к Судному Дереву. Тот безжизненным кулем висел -- ноги по земле ехали, белое лицо запрокинулось к небу, в ясных глазах застыла печальная улыбка. Последняя улыбка... Бережно Чужак опустился возле древесного ствола, прижал обмякшие руки Бегуна к коре так, словно врастить его хотел в ствол. Лис рванулся было помочь, но я остановил. Чутьем понимал -- нельзя мешать волху. Он сбросил полушубок, сорвал рубаху, приник голой грудью к ране Бегуна и вдруг запел. Негромко, протяжно, будто зверь лесной по сородичу воющий: Ты плыви, ладья, на Белу реку, Серым соколом взвейся к облаку, У Мокошь-земли злату нить возьми, Понеси ко мне, да не оборви! Опояши сей дуб нитью золотой, Повяжи сей дуб с Долею людской, Пусть в корнях его Ендрик-зверь живет, Пусть он кровь листам да коре дает! Затяни на нити свой узелок, Нареки убитому новый срок! Я не очень понимал, о чем просит волх, -- смотрел во все глаза на Бегуна. Да только Чужак уже встал, стер снежным комом кровь с груди, натянул рубаху, а Бегун по-прежнему покоился, привалившись к дереву и безжизненно глядя в небо широко распахнутыми глазами. -- Все. -- Волх подошел ко мне, вытянул из моих рук свой полушубок. Когда я его поднял? Не помню... А что он сделал-то? Постонал, пошептал -- и все! Даже кровь остановить не попробовал, мазей да трав не наложил на рану. Хотя я похожие раны встречал -- никакие травы здесь не помощники... -- Я сроднил его с деревом, -- пояснил Чужак. -- Они едины теперь. Хочешь -- послушай, каково ему там... Я покачал головой. Чего мне было слушать, когда мертвое тело перед собой видел? А Медведь пошел, доверчиво прижал ухо к коре, замахал рукой, чтоб слушать не мешали. Незнати стихли, и даже ньяр поднял голову, доверчиво глядя на охотника. Тоже верить хотел, тоже надеялся... Медведь постоял немного, неуклюже прижимаясь щекой к дереву, а потом неожиданно широко улыбнулся: -- Он там! Он поет. Я слышу... Толпа, галдя и перекрикивая друг друга, ринулась к дубу. Про волховку и ньяра забыли совсем. Лис и Эрик одними из первых прильнули к толстому стволу, замерли, вслушиваясь в свои нелепые надежды. -- Точно... -- Поет... -- И сердце бьется! Слышите -- тук-тук! -- Верно! Хоть и горько было у меня на душе, а улыбнулся. Наверное, болотникам так будет легче... Пусть не воскресил Чужак Бегуна, но избавил их от ноющей, рвущей сердце тоски... -- Опять не веришь? -- Волх отвернулся от меня, поднял с земли брошенный Эриком меч. -- А ведь знаешь -- я врать не смею... Я о том и забыл совсем! Но почему не мог поверить? Болотники и ньяр не сомневались в силе волха, в чудесах, что он творил, почему же я верить не хотел? Ни в кромку, ни в чудеса, ни в богов? Да я и в людей не верил... Мимо метнулась жалкая всклокоченная баба, упала под ноги Чужаку: -- Убей меня! Не могу жить простой ведогонкой! Не могу без силы! Убей! Волховка?! Где же ее стать? Где былое величие? Чужак поднял ее, смахнул ласково с заплаканного лица налипший снег: -- Нет, сестра. Ты сама такую муку выбрала. -- Я не хотела! -- зашлась она в крике. Верно говорила Кутиха -- когда руки-ноги режут, и то не так убиваются. -- Я не знала, что он слитый! Ты обманул меня! Все обманули! Чужак поморщился: -- Ты много лет теряла свою силу, сестра. Потому и не почуяла в чужом ведогоне человечий дух. Не проси меня о смерти. Я и драться с тобой теперь не могу. Ошалев от горя, волховка бросилась к ньяру, вцепилась белыми пальцами в его пояс: -- Ты ненавидишь меня! Убей же! -- Нет, -- отвернулся тот. Она, тихонько подвывая, устремила на меня безумные глаза, попробовала обольстительно усмехнуться, но выдавила лишь жалкую улыбку: -- Ты любил меня, Олег. Убей же ради этой любви... Вспомни, как я ласкала тебя! Убей меня, пока другой ведогон не изведал таких же ласк! Была бы она прежней -- убил, и рука не дрогнула бы, а это жалкое создание не мог... Не хотел. Оно и без того было мертвее мертвого... Волховка упала ничком, скорчилась в рыданиях. Незнати, которые уже поющего дерева наслушались, проходили мимо нее, но ни на Княгиню бывшую, ни на ньяра не смотрели. Боги указали свою волю, склонили над одним телом и волха, и ведогона, и ньяра -- знать, и жить им отныне в мире... Эрик забрал из руки волха свой меч, повесил его на пояс. Глаза у него были припухшие и замутненные, будто после медовой братины, да только не медовой -- горькой была та братина, что его взор замутила... Подошли Лис с Медведем. Оба строгие, молчаливые... Оба избегали на мертвого Бегуна смотреть -- верить хотели, будто живет он в дереве могучем... Чужак все же глянул на него, вымолвил, будто через силу, повернувшись к волховке: -- Положи тело под корнями этого дерева, сестра, да стереги его, как свою власть стерегла. Моли его о прощении. Может, когда-нибудь он услышит, и сила вернется к тебе... Волховка подняла опухшее лицо, поспешно закивала. -- Нам надо спешить. -- Чужак обежал глазами поляну. Одни незнати еще толкались возле дуба, другие -- стояли поодаль, дожидаясь своей очереди, а третьи -- малыми ватажками, со спорами и пересудами, тянулись к городищу, к оставленному без присмотра хозяйству. Чужак поежился, запахнул полушубок: -- Третье, последнее время близко... -- Я готов. -- Эрик силился держаться прямо, не хотел выказывать усталости. -- Скажи, куда идти только? Где Ядуна искать? Где? Может, верный прихвостень Бессмертного знает? Тот, что на нас в Шамахане налетал да петухом молодым кукарекал? Я поискал среди оставшихся неказистого мужичонку. -- Он знает, -- ткнул пальцем в знакомую щуплую фигурку. -- И я знаю, -- буркнул Чужак. Лис удивленно поднял на него потемневшие от горя глаза: -- Откуда? -- Хороший охотник своего зверя особым нюхом чует. Тебе ли о том не знать? Лис хмыкнул: -- Веди, коли так... Я махнул им рукой, чтоб шли -- не ждали, а сам поддался непонятной тяге, подбежал к дубу, прижался щекой к холодной жесткой коре. -- Тук-тук, тук-тук... -- стучало дерево. -- Прощай, Бегун... -- шепнул я и вдруг услышал идущий из самой древесной сердцевины знакомый голос: -- Мне по девкам не гулять, не гулять. Мне не сеять, не пахать, не пахать... Бегун?! Нет! Быть этого не может! Просто очень уж хочется, чтоб было... Я наклонился к бездвижному телу, коснулся пальцами холодного лба, повторил: -- Прощай, Бегун. И побежал догонять своих... А из оставленного дерева стонал-пел голос родича, прощался со мной навеки: -- Мне и деток не растить, не растить. Мне и дома не сложить, не сложить... ВАССА Откуда они взялись? Сперва показалось мне -- застит глаза неожиданно взметнувшаяся поземка, а потом разглядела явно -- бежали мне наперерез темные фигуры, стремились заградить путь к Семикрестку. -- Васса! Голос, который уж и не чаяла услышать, прорвал тишину, остановил, будто невидимую стену предо мной воздвиг. Невыносимо захотелось, прежде чем шагнуть в темноту вечную, хоть один раз еще поглядеть в родные глаза и запомнить их нежную зелень. Почти почуяла на своем теле крепкие руки, что всегда гнали прочь страхи и сомнения... -- Беги! -- Ядун толкнул меня в спину. -- Беги! Как ступишь в Семикресток, выкликни имя Триглава -- и все кончится! Я вспомнила несчастную Жмару. Словно живая встала она передо мной, качнула головой, с Ядуном соглашаясь. Вспомнила пятно крови на исчерченной рунами телятине... Договор... Выполню его, и Эрик будет жить! Ринулась вперед, к темной прогалине в снегу, где сходились витыми змеями и вновь разбегались семь дорог... -- Васса! Эрик! Быстро бежал, словно видел впереди мою смерть и хотел удержать меня. Не ведал, что в смерти моей -- жизнь его... -- Уходи! -- Кричать сил не было, а все же собрала, какие оставались, выкликнула сквозь слезы: -- Уходи прочь! Оборвалось сердце, кануло в темноту, когда увидела, как споткнулся он, замер на месте растерянно... Слезы смешивались с летящим в лицо снегом, мокрыми дорожками текли на дрожащие губы. Убеждала себя... Убеждала... Твердила, будто околдованная: -- Хорошо, что Эрик остановился... Он будет жить... -- Жить без любви и веры? -- шептало что-то внутри меня. Не хотело сдаваться, блестело лучиком робким да светлым. -- Легко ли жить без веры? -- Ох, хоть и тонок луч, а жжет огнем Даждьбожим! -- Может, смерть -- лучше? Нет! Эрик должен жить! Он справится с бедой, обретет новую веру, найдет другую жену -- умную, добрую, красивую... Она утешит его! Утешит... -- Ой ли? Нельзя мне слушать этот шепоток, нельзя нарушать договор, что всех спасет! Семикресток уж совсем рядом был, да ноги отказывались служить -- не несли меня к проклятому месту. Я упала, поползла, вспарывая руками оледеневший наст. Ядун отстал, и спасители мои уже не успевали... -- Беги! -- выкрикнул Ядун мне в спину. А затем услышала, как тоненько взвизгнул Лис, оседая на белый снег. Он был ко мне остальных ближе... И вдруг упал маленькой темной кучкой тряпья, скорчился недвижимым мертвым комом... Почему?! Кто убил его?! -- Беги! -- вновь заорал Ядун. Я бы и рада была послушаться, да не могла оторвать глаз от скрюченного тела Лиса. Лицо охотника глядело вверх, словно искал он что-то в сумрачном небе. Глаза застыли малыми озерцами... Ничего не понимая, я встала, обернулась к Ядуну. У того в руке блестело тонкое лезвие. Нож?! Длинный, острый, словно игла, нож! Из Лисьего бока торчал такой же! Ядун солгал! Он убил болотника! -- Ты солгал... Ты не мог... -- прошептала я одними губами, но он расслышал, засмеялся уверенно: -- Глупая баба! Я могу все! Могу заключать сделки, могу нарушать их, могу убивать, могу миловать... Я почти бог! Я качнулась от него. Каркающий голос насмешливо загрохотал над ухом: -- Семикресток почуял добычу! Тебе уже не уйти! Гляди! Я посмотрела вокруг. Как раньше не заметила! Семь дорог, извиваясь, оплетали поле... Скручивались змеиными кольцами, казалось далее, будто подползали ко мне тихо, неприметно, еще немного -- и, сомкнувшись, потащат меня к громадной, схожей с пауком, проталине... Нет!!! Я завизжала, дернулась обратно. Одна из дорог мягко закруглилась, легла мне под ноги. Растаявший снег хлюпал на ней вязкими лужами, поблескивал темными разводами земли, манил... -- Не вставай на нее! -- закричал совсем близко странно знакомый голос. Где я его слышала? Ладога-Княжич... Волх! -- Не вставай! По дороге придется идти! Ну и что? Мне надо идти, нет, бежать подальше от страшного места. Я занесла ногу... -- Куда! А он впрямь боялся за меня... Почему? Глаза пробежали по темному телу дороги. Она, выгнувшись полукругом, сомкнула оба конца на сердцевине Семикрестка. Даже дорога не хотела увести меня от темной участи! -- Стой, где стоишь! -- цыкнул волх. Он был уже рядом. Красивое лицо разогрелось от быстрого бега, в седых волосах застряли снежинки и почему-то не таяли... Я уставилась на них завороженно... Ядун прыгнул перед волхом, загораживая ему путь: -- Ты?! Метко брошенный Медведем нож ткнулся в его плечо, но Ядун, казалось, не заметил. И крови из пореза не выступило... Чужак замер против Ядуна, засиял радужными глазами: -- Ты должен умереть! -- Я бессмертен! Что напрасно пререкаться?! Бить надо! Бить! За плечом Чужака возник Эрик. Яростный, неумолимый... Единственный... Как могла отречься от него? -- Эрик! -- прошептала и заплакала. Он заметил мои слезы, выхватил меч: -- Ты умрешь, будь хоть трижды бессмертным! Выметнул вперед посеребренное морозом лезвие. Молния, и та не летела бы быстрее, но Ядун легко уклонился, извернувшись, голой ладонью стукнул по смертоносному острию. Из-под руки брызнули голубые искры, взвилась струйка сизого дыма. Клинок застонал по-человечьи, звякнул тоненько и вдруг... переломился. Ядун ухмыльнулся, занес другую руку. На кончиках его пальцев уже трепетало синее пламя... Я прыгнула обеими ногами в дорожную грязь, вцепилась зубами в поднявшуюся на Эрика руку. Земля поплыла под ногами, потащила меня к Семикрестку. Одновременно с ужасом нахлынула радость -- Ядун рыкнул, тряхнул рукой, сбрасывая меня -- вспышка мертвенного света, сорвавшись с его ладони, рухнула в снег! Не в Эрика! Волх быстро пихнул ньяра за свою спину... Посох его, описав плавную дугу, врезался концом в лицо Ядуна. Тот взвыл, отскочил, схватившись за глаз. По его пальцам потекла темная, похожая на кровь, жижа... Он отдалялся... И Эрик... И Чужак... Но я же стояла на месте?! Дорога! Она тянула меня к зловещей прогалине Семикрестка! Я попробовала спрыгнуть на обочину. Без толку -- каждый шаг в сторону лишь приближал меня к темнеющему впереди пятну -- ноги шли только по дороге... -- Держись! -- Чья-то рука промелькнула мимо и вновь возникла перед глазами. Олег! Он плашмя лежал на снегу, изо всех сил стараясь дотянуться до меня. -- Держись, баба! Неужто Лис умер зазря?! Неужто Эрик склонил зазаря гордую голову перед волхом? -- Он, как мог, тянулся ко мне. Длинные узловатые пальцы оказались совсем близко. -- Держись! Однажды Ядун заставил меня отказаться от своей любви. Во второй раз я ее не предам! Коли суждено мне умереть, так возле любимого, ему помогая, а не бессловесной безвольной тварью, что и человеком-то не назовешь! Страшная боль скрутилась в груди, ноги подкосились от рывка, взметнувшаяся от моего падения грязь мелкими бисеринами брызнула в лицо, но я все же зацепилась за протянутую руку. Олег застонал, изгибаясь всем телом, потянул меня прочь с ожившей дороги. Вроде легкой я была, но теперь почуяла, каким грузом налилось тело. Олег закусил губу, по твердому подбородку побежала тонкая струйка крови. Отпустит... Сейчас отпустит... -- Помоги же... -- зашипел он, сдавливая мои ускользающие пальцы. Довелось мне все же понять -- почему так долго ждала его Беляна... Ничего не было на свете надежней этих рук, ничего не было верней! Я потянулась к нему всем телом, заскулила от разрывающей грудь тоски -- и вдруг дорога отпустила меня! Последним усилием Олег перекинул меня на свою сторону, быстро откатился подальше от опасного места. Неужели вырвал? Неужели? Плечи болели, будто вывороченные из тела, но душа наполнялась тихой радостью... Казалось -- век могу так пролежать, глядя в темное небо и наслаждаясь нежданным избавлением... А Олег встал. Медленно, пошатываясь, но встал! Потянул меч из чехла, отер кровь с подбородка и, даже не глянув на меня, рыкнул: -- Сиди здесь! Не суйся более! Словно во сне я увидела, как подошел он к волху, как встал плечо к плечу рядом с Эриком, сжимая в ослабшей руке тяжелое оружие. А Медведь, Бегун? Где же они? Я оглянулась на лежащего в снегу Лиса. Поземка уже пробежала по его ярким волосам, окрасила их белизной. Медведь, тихо постанывая, сидел над братом, пытался стереть с его запрокинутого лица белую пыль, заглядывал в широко распахнутые глаза... Не в силах подняться, я поползла к нему. Не время сейчас горевать... Мертвому не поможешь, а живые еще нуждались в Медвежьей силе. Хотя какая сила устоит против Бессмертия? Даже меткие удары Чужака оставляли на теле Ядуна лишь блеклые бескровные полосы. Зато на бедре волха уже выступила кровь, да и Олег время от времени перекидывал меч из одной уставшей руки в другую. Я достигла Медведя, замерла, не решаясь его потревожить... Он дрожал мелко, будто в лихорадке, плакал по-щенячьи -- одними вздохами, бережно укачивая на руках голову брата. -- Оставь его. -- Я робко прикоснулась к нему. -- Смерть идет за ним, но если ты не поможешь живым... -- Он умер! -- Медведь повернулся ко мне. Ждала я слез, отчаяния, может, боли жгучей, а узрела на круглом лице детское, наивное недоумение. Охотник словно не мог поверить в то, что видел и о чем говорил. -- Он умер... Позади что-то ухнуло, пронзительно вскрикнул Олег... Нельзя было медлить! Нельзя! -- Все умрут, пока ты тут стонешь по-бабьи! Бейся же! Отомсти за брата! Я грубо отпихнула Медведя. Он не удержал Лиса, и тот безжизненно ткнулся щекой в снег. Медведь опрокинулся на бок, шалыми глазами устремился на Ядуна. Могучее тело болотника взметнулось, выпрямляясь. Топор будто сам выскочил у него из-за пояса. Воздух жалобно засвистел, рассеченный острым лезвием. Ядун проскользнул под меч Олега, ушел от Эрикова ножа, отразил рукой удар Чужакова посоха и присел, пропуская над головой летящий топор. Жаль -- нет у мстящего оружия глаз, не видело оно врага лютого! Топор свистнул мимо Ядуна, упал в дорожную грязь за его спиной. -- Ха! -- Ядун подхватил его одним рывком и, почти не задержав в руке, метнул в широкую грудь Медведя. Я! Я виновата в этой крови! Я завыла, поползла к оседающему Медведю, силясь свершить невозможное -- вымолить прощение у мертвеца. Выпученные карие глаза глядели на меня холодно и удивленно, будто спрашивали: "Чего винишься? Знать, судьба моя такова..." Никто не мог убить Медведя! Он был таким большим, таким сильным! А Ядун сумел! Он непобедим! Вон как стоит против троих -- не шевелясь, будто выжидая чего-то... И страха нет в черных глазах, только твердая решимость... Он убьет, убьет их всех! И волха тоже... Зачем?! Зачем они пошли за мной?! Я застыла над телом охотника, закусив губу и размазывая по щекам уже не останавливающиеся безнадежные слезы... Эрик кинулся на жреца с ножом, но волх заступил ему путь: -- Не лезь. Это мой враг! Ядун расхохотался, широко повел рукой: -- А эти? Они -- тоже твои враги? О ком он говорил? Кто -- враги? Тихо скрипнул снег под чужой ногой, упала на лицо серая тень, прошелестела мимо невесомая одежда... Они! Слуги Ядуна выскальзывали из сердцевины Семикрестка, молчаливо шли к своему хозяину. У каждого в руке меч, у каждого за поясом пара ножей, у каждого в груди каменное сердце... -- Темные! -- закричала я отчаянно. -- Темные! Чужак, как стоял к Ядуну лицом, так и остался, а Эрик с Олегом, будто сговорившись, развернулись к Темным, плотно сомкнулись спинами... -- Так-то. -- Чужак усмехнулся Ядуну в лицо. -- Я же не один шел, знал -- пригодятся мне умелые вой! Тот зарычал, узкое лицо исказила гримаса. Жрецы надвигались, сжимались вокруг воев кольцом. Сколько же их? Семеро? Нет, всего шесть. Но Эрик и Олег -- вдвоем... Только вдвоем... Один из Темных прошел совсем близко от меня -- даже дыхание его услышала, а как не заметил... Почему не тронул, не убил? Внезапная догадка подняла меня с колен. Дрожащие от возбуждения руки нашарили на поясе Медведя широкий нож... Взяла бы меч, но тяжел он был для меня... -- Куда, дура-баба?! -- рыкнул Олег, чудом углядев мое движение. Как объяснить ему, что меня Темные не тронут? Ведь я предназначена их богу! Хотя -- зачем объяснять? Нельзя медлить, а там -- все станет ясно без слов... Темный, почуяв шорох за спиной, обернулся, зашипел на меня, словно рассерженная кошка. Пустые, выжженные тьмой глаза уставились в душу, обдали холодом. Я зажмурилась, изо всех сил ударила в это склоненное лицо. Нож ткнулся во что-то податливо-мягкое, застрял там... Темный взвыл. Мои руки потянуло вниз -- еле удержала... А глаза открыть так и не решалась, пока не почуяла, что освободился нож от странно мягкой плоти. Только тогда глянула под ноги. Конечно, с закрытыми глазами не повоюешь, но этот удар оказался точным. Нож угодил в шею Темного. Из зияющей раны медленно вытекала какая-то мутная жидкость, таяла вместе с телом жреца. Я убила его! Убила! Радужные блики полыхали в глазах, или это воздух над нами переливался и звенел? Нет, не воздух... Звенели, переговариваясь на своем языке, воинские мечи. Что могли рассказывать они? Только крови просить... Еще крови, еще... Крови Эрика, крови Олега, крови волха... У волха свой путь... Кто сказал так? Голбечник? Мой потешный маленький дружок! Первый и единственный дружок в этой земле! Темные будто не желали меня замечать. Бились с Олегом да Эриком, повернувшись ко мне спинами. Глаза я теперь закрывать не стала -- выбрала место понадежнее и ударила. Наседавший на Эрика Темный хрюкнул, упал, потек сизой дымкой... Вот и Олегов рухнул, захлебываясь заменявшей ему кровь отвратительной жижей... Олег хмуро усмехнулся мне. В спокойных серых глазах мелькнуло одобрение и тут же пропало. Пожалуй, был он не менее страшен, чем Ядун... Убивал без злобы, без ненависти... Просто делал работу. Необходимую и очень важную работу! Так пахарь старательно тащит по полю ель-суковатку и выворачивает из земли крепко засевшие камни... Осел с перерезанным горлом еще один Темный -- противник Эрика. Я ухнула радостно и обомлела, боясь глазам поверить. "Нет!" -- хотелось закричать, протестуя, да голос не слушался, клокотал в горле, не вырываясь наружу... Эрик медленно гнулся к земле, зеленые глаза наливались холодной пустотой, рассеченное плечо багровело открытой раной... -- Эрик! -- кликнул за меня Олег, метнулся на убийцу мужа. Темный и увернуться не успел -- завалился с дырой в груди прямо на тело Эрика и стаял, освобождая того. -- Берегись! -- Олег изловчился, отбросил от меня мечом странную вспышку, миновавшую его и волха. Та упала в снег, зашипела... Последний Темный заметил открытую спину волха, обхватил ее руками. Чужак встряхнулся, словно промокший пес, силясь скинуть тушу жреца. Ядун расхохотался. Маленький кинжал, такой же, что убил Лиса, будто ожив, соскочил с его ладони, метнулся к шее Чужака. Темный мешал волху отклониться, но я... Я была свободна! Для чего мне жить, если не было больше Эрика?! Я бросилась вперед, сунулась под смертоносное жало... Совсем близко что-то звякнуло. Ожидаемая боль не настигла, не погрузила в пучину беспамятства... Олег! Олег отвел и эту опасность! Я открыла глаза. Нет, не в меч Олегов ударился кинжал -- зацепил грудь, скользнув по странному железному кресту, что на его шее висел... Под рубахой растеклось алое пятно. И он?! Конец... Это конец! -- Бейся! -- выдохнул Олег, подхватывая нож. Изловчился и метким ударом всадил его в спину повисшего на Чужаке Темного. Жрец расцепил опутавшие Чужака руки. Волх выпрямился, занес посох и вдруг застыл, словно окаменев... Что же он?! Ядун не станет ждать! Но Ядун тоже не двигался. Только губы его шевелились, словно напевая неслышную песню. Что случилось? Оцепенели и мои руки, наплыла волной влекущей печаль и тихая, почти неприметная радость... Что-то кончалось... Что-то начиналось... Что? -- Белая Девка! Олег смотрел в сторону Семикрестка так, словно увидел нечто неприятно знакомое... Белая Девка -- посланница Морены, та, что приходит за умершими душами и передает их в руки поджидающей за кромкой хозяйки... Она шла по дороге, едва касаясь ногами влажной, смешанной со снегом грязи. Почти прозрачное одеяние свободно колыхалось вокруг стройной высокой фигуры. Распущенные до пояса бесцветные волосы медленно плыли по ветру... Блеклые глаза, устремленные в пустоту, отыскивали свою добычу... -- Что же, волх, -- негромко сказал Ядун. -- Это конец. Она явилась за твоими ведогонами. Она заберет их, и ты, только ты будешь виновен в их смерти! Ты даже их не защитил... И засмеялся: -- И ты хотел убить меня?! Прозрачное лицо Белой повернулось на смех: -- Кто смеет веселиться пред жрицей Морены? Ядун смолк, а Чужак вскинул руку: -- Стой, Белая! Возьми людей, но оставь в живых ведогонов! Девка склонилась над телом Лиса: -- Ты волх -- тебе решать... Тонкая рука медленно потекла над мертвецом: -- Живи, ведогон! Без тела живи! Чужак побелел, согнулся, будто его кто-то ударил в живот. Посох выпал из ослабших рук. Ядун довольно осклабился, однако засмеяться уже не посмел. И ударить не посмел... Белое лицо вновь повернулось к волху: -- Ты по-прежнему хочешь этого? -- Да! Голос у Чужака стал сиплым, сдавленным. Он умирал! Умирал от каждого нового шага Девки, от каждого ее движения! Умирал, теряя свою силу! И никто, никто не мог ему помочь... -- Гляди! -- Олег ткнул меня в плечо. Я проследила за его рукой. Нет, не напрасно гнулся к земле Чужак, не зря утекала его могучая, неподвластная времени сила -- Лис сидел в снегу, недоуменно хлопая глазами на вывалившийся из бока кинжал. И Медведь поднимался, растерянно потирая грудь, которую совсем недавно рассек топор. И Эрик! Мой Эрик был жив! Страшная рана затягивалась на глазах! -- Прощай, волх... -- Белая закачалась, потекла поземкой обратно, в сердцевину Семикрестка... -- Все кончено, волх! -- будто эхом отозвался на ее тихие слова громкий выклик Ядуна. Чужак?! Он еле стоял на ногах, качаясь, будто опившись медовухи... Да его и бить не надо было -- сам падал... -- Нет, не все... -- выдавил он сквозь зубы, не сводя с торжествующего Бессмертного полыхающих глаз. -- Не все! -- Я вскочила, встала возле, подхватив волха под плечо. -- Не все! -- Вырос рядом Олег. -- Не все! -- отголоском отозвался Эрик. -- Не все! -- хором выкликнули Медведь и Лис, одновременно метнувшись к нам. -- Видишь, -- Чужак слабо засмеялся, -- моя сила сама вернулась ко мне! Ядун побледнел, попятился... Испугался! Он испугался! -- Я бессмертен! -- пробормотал неуверенно. -- И на старуху есть поруха... -- веско ответил ему Олег. -- Нет! -- Ядун шатнулся в сторону от его слов, будто были они калеными стрелами и, не удержавшись, заступил на дорогу. Та чмокнула плотоядно, плотнее всасывая его ноги в разжиженную грязь. -- Нет! -- Ядун дернулся, пытаясь вырваться, но дорога держала цепко и бежала быстро. Куда быстрей, чем в прошлый раз, когда меня тянула... Жрец завертелся, замахал руками, расплескивая вокруг себя синее пламя, но грязь только чавкала, унося его к зловещей проталине. -- Триглав! -- отчаянно воззвал он возле сердцевины Семикрестка. Из-под земли поднялась темная дымная тень, будто громадной рукой накрыла жреца. В наплывшей туче что-то загрохотало, засипело злорадно... -- Я должен убить его! -- Чужак выскользнул из наших рук. Куда?! Дорога чмокнула, принимая и его. Волх обернулся. Радужные глаза окатили меня нежным светом, рука приподнялась, прощально сверкнули под слабым солнечным бликом золотые змеи браслетов. Донесся едва слышный голос: -- Вы вернули мне силу, но я не могу вернуть вас... Олег... Нож... -- Стой! -- Эрик рванулся за ним. Я повисла на муже, удерживая, зашептала слова Голбечника: -- Волху свой путь заранее известен, и даже если его смерть ждет лютая -- не отступит он... Эрик остановился, только охнул горестно, когда Чужак исчез в дымной тени, спрятавшей Ядуна... Что-то щелкнуло. Пополз удушливый дым, заклубился над Семикрестком и растаял, обнажая ровное поле с разбегающимися в разные стороны дорогами. Будто и не было ничего... Кабы не болотники рядом да тяжелая рука мужа на плече, решила бы -- примерещилось... -- Васса! -- Эрик испуганно вгляделся в мое лицо и успокоился, уразумев, что произошедшее -- не дурной сон. -- Я уж испугался -- исчезнешь... Я и забыла, какой он красивый да сильный! И голос бархатный его забыла... -- Нам нет дороги назад... -- пробормотал Медведь, прижимая руку к груди. Все не верил, что жив остался. -- Значит, третье время вышло? -- Ну и ляд с ним! -- зло отозвался Лис. -- Здесь тоже люди живут! И поправился: -- Почти люди! А коли еще с Чужаком схожие есть, то здесь, может, лучше даже, чем там! Нет больше таких, как Чужак... Хотя, кто знает? Велика земля... А Эрик? Как же Эрик? Как вой его, в Новом Городе забытые, как Князь, почет, уважение, слава? Кто он здесь? Ведогон, подобно всем прочим... Из-за меня... Я поймала испытующий взгляд мужа. Он не понял моей тревоги, усмехнулся: -- Волх нам новое счастье подарил! Счастье? Какое же может быть счастье без земли родной?! А может -- прав он? Вместе быть -- разве не в этом счастье? А что до земли -- то везде она одна, везде добрая мать, коли любишь, и злая мачеха, коли ненавидишь... Будет мила мне та земля, что вернула Эрика, лишь бы любовь была... СЛАВЕН Ветер свистел в ушах, гнал по ногам сыпучую поземку, бил в лицо колючими брызгами, будто сердился на меня, что отважился покинуть эту странную землю... Хорошо хоть болотники меня поняли -- не осудили, что бросил их одних в незнакомой стороне. Хотя, коли и винили бы, -- все одно, ушел бы я... Ждала меня в Новом Городе дружина, дела великие, да и Беляна, небось, уж места себе от тоски не находила... Эрик без раздумий, без сожаления службу свою на уютный покой рядом с ладой променял, а я давно уж понял -- нет мне сходу с дорог, богами указанных, и коли суждено будет помереть, то случится это не в постели, не у теплой печи, а под стрелой каленой, какая Ию унесла, иль в пути, на привале, возле молчаливых воев и суровых елей... Рюрик умом да замыслами широко раскинулся. Успеет ли свершить все -- сам не знал, но хотел я в тех замыслах не последним быть... Велика земля наша славянская, просторна -- негоже, чтоб попирали ее и шкодили на ней чужеземцы всякие. Пора всему свету белому про нее узнать, почет да уважение к ней поиметь... Придет время -- сам Царьград гордую голову пред ней склонит, и, коли попустят боги, -- не без моей помощи! -- К Беляне торопишься? -- спросил Медведь, когда в Шамахане расставались... Я ему кивнул -- не открыл истину. Не признался, что была Беляна лишь частью силы неведомой, к дому меня тянувшей... Хорошо то было иль плохо, да уж так сложилось. Любил я ее, ценил всех более... Лишь она могла мне грубость и слабость простить, понять, когда сам себя не понимал, и не требовать от меня большего -- того, чего я и дать был не в силах. Но не будь ее в Новом Городе -- все равно попытался бы я воротиться. Наши еще на Семикрестке стояли, глазели, ошалев, на белое поле, на поземку, дороги заметающую, а меня уж обратно тянуло. Может, потому что им возврата не было -- не спешили они, а я по Чужаковым словам сразу понял -- шагать мне в Волхский лес, сыскивать там ножи, через кои сюда перекидывались... Тринадцатый под елкой будет лежать. Воткну его, переметнусь, и дом родной уж близким окажется... Ноги сами в путь просились, да неловко было в лица друзей глядеть, нетерпение свое выказывать. Оставались они в чужой, и одним богам ведомо было -- пресекутся ли еще пути наши... Эрик с Вассой о том не печалились -- им лишь бы вместе быть, зато Медведь на меня глядел, будто хоронить собирался, да и Лис часто глазами моргал, носом хлюпал, хоть крепился, как умел. Не дал я им душу излить -- от долгих слов и прощаний пустых лишь боль лишняя, а толку все одно нет никакого. -- Пошли в Шамахан. -- Вздернул на плечо полушубок, в бою сброшенный, остановил Лиса, рот открывшего для речей горьких, прощальных. -- Пристрою вас там у старухи одной. Она хоть и склочная баба, да не злая. Обживетесь у нее сперва, а там уж сами решите -- куда податься... Васса засмущалась, глаза спрятала, к мужу прильнула: -- Нам в Шамахане делать нечего. Есть у меня один дружок -- ему по хозяйству помощь надобна. Мы к нему пойдем. Глазами на мужа стрельнула: -- Коли ты согласишься... Ньяру не до выбора было -- глядел на нее, будто на Лелю вешнюю, светился весь от счастья. Скажи она: в море кинься -- кинулся бы без раздумий. Вот и на слова ее лишь головой кивнул. Хмыкнул я, но ничего не сказал. Не мне его жизни учить, чай, сам не малолеток. Напомнил только: -- Ты к чужим ведогонам не шибко суйся. Помни -- ньяров тут не жалуют. Разве что шамаханцы тебя помнят. В случае чего -- к ним и ступай... Он обернулся, сверкнул зелеными шалыми глазами: -- Знаю. И коли печаль-тоска неизбывная нахлынет, где певца сыскать, возле которого уймется боль, тоже ведаю... Сам, гляди, живым к Беляне воротись да нас лихом не поминай! Чего мне его поминать, хоть добром, хоть лихом? Душу бередить... И бабу, из-за которой сюда пришел, забыть попробую... Нельзя помнить все ушедшее и хранить его бережно -- станет память, будто сундук, пыльным старьем заполненный, -- что на свет ни вытяни, все лишь тлен да прах. Оставлять в сердце надобно лишь самое важное -- что поможет не раз, что согреет в ночи ледяной и в жарком бою охладит... Песни Биеровы, хитрость Роллову, верность болотную, Бегуна голос ласковый... Да, пожалуй, еще и доброту строгую, коей Чужак научил. Медведь и Лис ньяра облапили по-братски, сговорились в гости друг к дугу ходить и расстались на том же Семикрестке, куда вместе, ног под собой не чуя, спешили, где насмерть стояли против силы злой... Чужак нас тогда, будто на пожар гнал. "Быстрей! Быстрей!" -- поторапливал. Прав оказался -- еще немного, и опоздали бы мы, не застигли Вассу живой... Охотники ньяра проводили, встали предо мной: -- Пошли, что ли? Идти не так уж долго пришлось -- всего день да еще полдня. Едва Шамахан завидели, дрогнуло у меня сердце, застучало, заспешило-заторопило в дальнюю дорогу, к Новому Городу, к Беляне моей... Вой на воротах нас признали -- пропустили с поклонами. -- Чего это они? -- подивился Медведь. Один из стражей, тот, что помладше, на него вылупился, удивился: -- Разве не вы того певуна дивного привели, что волхом в дерево был сокрыт? Разве не вы ньяра понять да простить первыми смогли? Разве не вы волха в смертном бою поддерживали? -- Тебе кто про бой сказывал? -- шарахнулся от него Лис. -- Да все о том знают. -- Вой пожал плечами, заломил лихо шапку. -- Болтают, будто он за Бессмертным к Триглаву пошел. Теперь так и будут гоняться друг за другом да веками биться... А коли убьет все же один другого, то лет этак через десяток убитый в каком-нибудь человеке вновь возродится и опять пойдет по свету своего врага сыскивать -- метаться, то в мире, то у богов, а то и у нас, на кромке... Я словам воя не удивился. Хоть не мог никогда волха понять, но всегда чуял -- ум да сила такие, как у него были, за одну жизнь не накопятся... Лис же на стража глаза выпучил, замер остолбенело и уж рот открыл -- порасспрашивать, да я перебил его. Мне спешить надобно было, а ему еще жить здесь придется -- успеет наговориться вдоволь, больше моего будет знать. -- Кто ж правит теперь у вас в городище? Вой улыбнулся широко, румяные щеки зарделись алыми пятнами: -- Никого нет покуда... Да у нас Князья больше для важности сидели. Народец у нас смирный, а коли бывают драки да ссоры, так и без Князей их разбираем -- миром да вечем. В каждой земле свой закон -- не мне их судить, только худо то тело, у которого головы нет. А коли голов много слишком, так и того хуже... Вой мою усмешку заметил, заторопился: -- А Князя мы все-таки выберем. Вот сойдутся по весне со всех мест поединщики, тогда и наречем сильнейшего Князем. -- А коли он туп будет, как дерево? -- встрял Лис, и осекся, видать, про Бегуна, в дереве заключенного, вспомнил. -- Тупой в поединке первым не станет! Боги его изберут для города нашего -- по справедливости рассудят. Мне смешно стало. Боги-то рассудят -- кашу заварят, да не им потом кашу эту расхлебывать... Сдержал смешок, дернул Лиса за руку: -- Хорош языком молоть! Можно подумать -- ты в том поединке первым будешь и сядешь тут княжить. -- Не-а, -- потянул Лис. -- Я в Князья не гожусь, а вот коли ньяра позвать... Медведь ухмыльнулся, легонько стукнул брата по затылку. -- Болтун ты... -- сказал беззлобно. А ведь Лис недурно придумал. Надоест ньяру в избе сидеть, руки дела запросят -- куда тогда денется? И княжить он, пожалуй, не хуже кого другого будет. Да из Василисы Княгиня выйдет -- залюбуешься... Пока думал, прикидывал, не приметил, как дошли до избы Кутихиной. Я дверь ногой стукнул, рыкнул грозно: -- Дома ли хозяева? Мыслил старуху пугануть шутейно, но она прежней осталась -- не стала выспрашивать, кто да зачем пришел, шарахнула по дверям поленом -- еле увернулся... -- Приноровилась ты поленьями кидаться, -- засмеялся, -- иль новую Верхогрызку встречаешь? -- Ты ли, шалопут? -- Высунулось из двери сморщенное лицо и прищурилось грозно, узрев охотников. -- А эти чего заявились? -- Тебе в подмогу. Я вошел в избу, уселся на лавку, глазами по стенам пробежал. Полоса угольная, которую еще тогда нарисовал, поистерлась -- местами подновить не мешало бы... Медведь бочком, опасливо за мной следом вошел, а Лис застрял на пороге, недоверчиво на старуху косясь. -- Ас чего ты взял, что мне подмога надобна? -- забурчала Кутиха, выставляя на стол плошки и крынки -- гостей угощать... Изменилась она, ох как изменилась! Снаружи осталась старухой вздорной, а в сердце -- билась, выхода не находила, ласточка вешняя... -- У тебя крыша прохудилась, -- неожиданно вместо меня ответил Медведь. Спокойно ответил, деловито, будто с сестрой иль родней говорил. -- Я за день починю. А к весне зверя наловим, шкуры продадим. Глядишь, и шубу тебе ладную справим... Кутиха остолбенела, на него глядя, а потом уронила крынку и расплакалась, зажимая глаза маленькими кулачками. Меня с лавки сорвало, к ней бросило. -- Что с тобой, что? -- Затряс за хрупкие плечи. Не мог уразуметь ее слез... Мои удары да Верхогрызкину тяжесть без звука терпела, а теперь не могла слез унять? И чего ей такого Медведь сказал? Лис сторожко к ней подошел, повернул к себе лицом, сказал серьезно: -- У нас тоже никого более нет. Схожи мы с тобой... Коли не погонишь -- одной семьей жить будем. Хочешь -- братьями назови, хочешь -- сынами... Никогда я еще Лиса таким серьезным не видел, никогда от него слов подобных не слыхал... Старуха его обняла, неловко ткнулась в сильную грудь, замахала руками, последние слезы сгоняя, улыбнулась: -- Вы мне во внуки, а то и в правнуки годитесь... Тоже мне -- братья! -- Это ты сейчас такая добрая, а как меня в тот раз охаяла, когда бабушкой назвал! -- не остался в долгу Лис. -- Так я тебя не знала тогда, а теперь о вас весь Шамахан только и говорит. Да о певце вашем, в древе новую жизнь обретшем. Она вновь захлопотала по хозяйству, затопала, зашаркала, говорить не переставая, -- точь-в-точь обычная старушка, родню привечающая. Ну какая же ведогонка она? Какая Домовуха? -- К древу тому теперь и стар и млад ходят кланяться. Оно и раны, и боль душевную своими песнями лечит. Приложишь ухо -- и услышишь ту песню, что всего нужней тебе в этот миг. Я сама туда ходила. Она глянула на меня, усмехнулась: -- Тебя вспоминала. Он тоже по тебе грустит -- ведает, что обратно в мир уйдешь... Кутиха на меня неотрывно глядела -- ждала, что протестовать начну, но я сжал душу в комок, кивнул: -- Уйду. Да чем быстрей, тем лучше... -- Когда же? Привыкла она ко мне, да и я к старухе привязался -- больно было ее оставлять... Так не одну же бросал -- с охотниками! Они коли кого родней нарекли, так от того не отступятся, беречь и холить будут... -- Отдохну маленько, поем и пойду... -- кинул с равнодушием деланным. Знала бы она, как мне то равнодушие далось! Редко так сердце ныло... Да как ни ныло -- пошел все же... На дворе ветер поднялся, метель заплясала, но не мог я более разлуку растягивать, не хотел себя и других мучить. Кивнул им всем коротко, словно на двор по мелкому делу вышел, и ушел насовсем... Дорогу я худо помнил, одно знал -- коли по реке, что по привычке Мутной называл, к холодной стороне два дня идти, а после на ту сторону повернуть, откель солнце встает, да еще день прошагать, -- дойду до леса. Через него и в Волхский попаду... Река меня уж день провела, да и второй клонился к вечеру. Я глаз от солнца не отводил -- ждал, когда коснется оно круглым жарким боком верхушек еловых. В тот миг мне и повернуть надо... Колесо слепящее уж низко-низко над лесом нависало, еще чуть-чуть -- и заполыхают замерзшие еловые маковки золотым и алым огнем... Загляделся, словно мальчишка, -- нога подвернулась, лыжа вбок пошла. Ругнулся, выправляя, нюхом опасность чуя, да поздно. Лед под ней подломился, вода ледяная потянула вниз. Я дернулся, пытаясь из присыпанной снегом, едва подмерзшей полыньи выбраться, обругал дуралея-рыбака, который и вехи не поставил на месте опасном, да вдруг поскользнулась и другая нога, тонкий край полыньи хрустнул под ней, сломился... Меня ожгло холодом, сдавило грудь, а все же вынырнул, ухватился тяжелыми мокрыми руками за лед. Он затрещал под отяжелевшим телом, пошел в воду мелким крошевом. Ног я уж не чувствовал -- отнялись, тянули ко дну пудовыми гирями... Видать, настал мой срок... Мнил, что в дороге конец встречу, -- вот и вышло так. Глупо помирать по неосторожности в ледяной реке, когда в страшной битве выстоял и уж планы великие строил... Только не ведает река, что для человека глупо, что нет, -- у нее свои законы и вера своя. Тащит она любого, кто попадется, уносит одинаково и великое, и малое... Мне сил не хватало за лед цепляться, да и попусту было это -- крошился он, резал пальцы, издевался, на миг крохотную надежду даруя и тут же отнимая ее. А я боролся все же. Боролся, пока не ушел уж который раз в воду с головой и не понял, что потянуло меня течением под крепкий лед. Руки с края сорвались -- забил ими отчаянно по светлому пятну, пред глазами плывущему, но не нашел прогалины спасительной. Булькнуло что-то в груди, воздуха требуя, запрыгали, свет раздирая, темные круги -- только и успел подумать о Беляне и ребенке своем, еще не родившемся... Тяжела вдовья жизнь... Не уберег я тебя, Беляна, от беды, не принес тебе радости... Даже тела моего не видать тебе -- не поплакать над ним, не постенать... Круги в темную ночь слились, заполонили все вокруг. Показалось -- слышу голоса звонкие, шепот девичий веселый, будто в ночь летнюю, когда пускают девицы венки по воде и шепчутся по углам, суженых себе загадывая. Не их ли Хитрец услышал, когда в Русалочье уходил? Вот, старик, и пришел я к тебе -- вода, как земля, везде одна... -- Верно, сынок, одна она... Чудная, дивная... Выплыл из тьмы дрожащий лик Хитреца, улыбнулся ласково: -- Раньше не смел я тебя сынком называть, а потом забуду и имя твое, и глаза, и голос... Ты уж прости старика, а хоть раз назову я тебя так, как всегда хотел... Сменилось его лицо женским -- бледным, с глазами синими, раскосыми. Вгляделось в меня: -- Оставь его нам... С кем она говорила, с кем спорила? Хотя какое мне дело до того? Хорошо моя смерть идет -- через родные лица... -- Нет, я верну его обратно! Опять Хитрец... Только теперь не лицо плыло предо мной -- глаза одни... Ласковые, умные... Было в них и незнакомое что-то -- спокойное, равнодушное... Зазвенели просящие голоса, ему правду свою доказывая... -- Я отнесу его... -- ответил им Хитрец. Потянуло меня куда-то, завертелось все... Опять запели нежно и протяжно женщины, замелькали дивные лица... -- Нет! -- крик Хитреца распорол мою грудь, выдрал сердце из нее, вывернул нутро, горлом воду выплескивая... Воздух в рану пустую рванулся, ударил по животу, в комок скручивая. Полыхнуло в глаза светом ярким... -- Никак очухался? -- произнес надо мной незнакомый голос. -- Не видишь -- кашляет! -- отозвался ему другой, помоложе да позадорнее... Я глаза открыл, прежде чем ощутил холод на лице. Не водяной холод -- падали на щеки снежинки и таяли. -- Эк тебя, мужичок, угораздило в прорубь свалиться! -- Склонилось надо мной незнакомое бородатое лицо. -- Как не заметил ее? Хорошо еще -- брат мой углядел, как барахтаешься ты, а то, небось, сейчас бы уж не с нами -- с берегинями на дне речном говорил... Я выплюнул изо рта оставшуюся воду, харкнул, откашливаясь, на снег темным сгустком... -- Негоже так сидеть, -- вновь заговорил бородатый. -- Пойдем-ка, дружок, с нами в Новый Город. Рюрик -- добрый Князь... Оденет тебя, обогреет. Новый Город?! -- Да не пугайся ты так! -- Бородач легонько шлепнул меня по спине. И тут же сам забеспокоился. -- А тебя не ищут случаем? Худо будет, коли мы тебя другом привезем к Рюрику на двор, а окажется, что ты вор иль убийца какой... Рюрик?! Значит -- я дома?! Я помотал головой, слабость сгоняя, потихоньку двинулся к темнеющей впереди волокуше... Бородач заторопился за мной, заглядывая в лицо и болтая без умолку... Он болтал, и когда я одежку скидывал, и когда по-хозяйски в его добре ковырялся, и даже когда нацепил его шубу поверх своей рубахи промокшей... А молодой помалкивал да глядел больше... Он-то и спросил первым: -- Тебя как звать-то? Говорить с ним не хотелось -- и без того голова кружилась, не верилось, что попал наконец в землю родную, -- но разлепил губы, ответил хрипло: -- Олег. Старший поперхнулся на полуслове, а у младшего загорелись огнем глаза: -- Не твой ли драккар возле стен Нового Города лежит, весны дожидает? Я покосился на него. Безусый еще щенок, а уж, небось, мечтает о мече и шапке высокой, боярской. Не ведает дурачок, чего эта шапка стоит... Старший на него цыкнул, не веря, что незнакомец, в проруби выловленный, может тем самым, Рюриковым, Олегом оказаться, да я хмыкнул коротко парню в лицо: -- Мой. Тогда-то они и смолкли наконец. Молчали до самого Нового Города, а там, едва увидел я родные стены, -- сбросил на руки парням дареную шубу и, холода не чуя, один к стенам двинулся... На реке копошились какие-то люди, но, меня завидя, замерли, а потом заорал один голосом знакомым: -- Олег! Понесся крик, разрастаясь, хлынул на меня волной теплой. Рванулись с места темные фигуры, побежали ко мне, снегом позади себя вихрясь... Эйнар, Свавильд, Аскольд... А вот и кто-то из Эриковых потянулся ко мне теплым полушубком -- от мороза прикрыть... Я обернулся к Свавильду: -- Жена где? -- Она с Оттаром за тобой в Ладогу бегала -- только вчера вернулись... Будто чуяли... Урманин запнулся, дрогнул губами. Я хлопнул его по плечу, пошел к городу... Кончалось все, и начиналось все... Осталась позади целая жизнь, а другая еще неясной тенью впереди маячила... Я обернулся на полпути к одиноко застывшим парням, тем, что меня спасли, столкнулся глазами с молодостью бесшабашной. Давно ли я таков был, давно ли шел болотником никому неведомым к Князю на поклон? Усмехнулся криво, сказал: -- Завтра приходите на мой двор. Гляну -- годитесь ли в вой... Они головы склонили. Послушаются -- явятся ни свет ни заря, да и пойдут дальше своими дорогами... А коли сподобит судьба, так и дорогами богов пройдут, сами того не заметив... Как не заметили те, кого на них оставил, и те, кого повстречаю еще... ГЛОССАРИЙ И СЛОВАРЬ ИМЕН СОБСТВЕННЫХ Список сокращений: слав. -- славянское, древнеслав. -- древнеславянское, сканд. -- скандинавское, русск. -- русское, визант. -- византийское. Абламы, слав. -- скатные постройки на городских стенах, выпятившиеся наружу. Во время осады по ним на врагов спускали деревянные каты. Алатырь, слав. -- огромный камень, по преданию, находящийся на волшебном острове Буяне, отец всех камней, некогда упавший с неба и хранящий письмена бога Сварога. Славяне верили, что под этим камнем сокрыта вся сила русской земли. Алеманны -- одно из коренных племен, населявших Валланд (Францию). Альденгьюборг, сканд. -- древнее название славянского городища Ладога. Аршин слав. -- мера длины, примерно 1,5 м. Асгард -- в скандинавской мифологии -- город небесных (добрых) богов. Аскольд и Дир -- первые киевские Князья. По некоторым версиям, варяги, отделившиеся от дружины Рюрика. Были убиты Олегом в 882 году. Асы -- в скандинавской мифологии одно из племен богов, небесные боги. Бака -- в древнеславянской мифологии неопределенный злой дух, которым пугали детей. Бальдар -- в скандинавской мифологии бог юности и миролюбия. Коварный Локи хитростью вынудил слепого бога Хеда убить Бальдара. Банная Матушка, слав. -- добрый дух бани. Славяне считали, что Банная Матушка может вылечить многие болезни. Банник (Банный Хозяин), слав. -- суровый банный дух. По преданию, если его не задобрить, мог запарить (убить) человека. Безсонники, слав. -- 23 июля. Время созревания озимых и яровых, а также сенокоса. Белая Девка, слав. -- недобрый дух, предвестница несчастья или смерти. Белбог, древнеслав. -- бог, олицетворяющий все доброе. Берегиня, древнеслав. -- речной дух в женском образе. В противоположность Русалке чаще добрый, оберегающий. Березозол -- слав, название апреля. Биверст -- в скандинавской мифологии радуга-мост, соединяющая землю и небо (дословный перевод -- "трясущаяся дорога"). Блазень -- по русским поверьям, тень домового или усопшего родича, являющаяся по ночам. Первоначальное название привидения. Болотная Старуха (Хозяйка), слав. -- дух болота, старший над остальными болотными духами. Болотники -- здесь -- люди, живущие рядом с болотом или в окружении болот. Бондарь, слав. -- человек, занимающийся изготовлением бочек. Братина, слав. -- большой горшок с крышкой. Сосуд, предназначенный для братской, товарищеской попойки. Из братины черпали чумками или ковшами. Бритты -- древнее племя, обитавшее на территории нынешней Великобритании. Булгары -- теперь -- болгары. Вадим (Храбрый, Новгородец) -- легендарная личность. По многим версиям, новгородский старейшина, призвавший в Новгород Рюрика с дружиной для защиты от нападений врагов. Валланд -- древнее название Франции. Вальхалла (Вальгалла) -- в скандинавской мифологии -- рай, куда попадают убитые в бою воины. Вальхи -- древнее название населения Валланда (Франции). Варяги -- предположительно одно из племен балтийских славян. Автор допускает, что главные герои книги, будучи выходцами из отдаленных и малонаселенных земель, могут путать варягов и викингов (в данном случае урман). И те, и другие воспринимаются ими как пришедшие из-за моря, "чужие" люди. Варяжское море, слав. -- Балтийское море. Василий -- Император Византийский, 867 -- 886 год. Ватажники, слав. -- люди, объединенные в одну ватагу (отряд, группу). Ведогон -- у южных славян незримый дух, сопутствующий людям от рождения до смерти. Считалось, что во время сна они исходят из человека и охраняют его имущество от воров, а жизнь от неприятелей или других, недобрых, ведогонов. Между собой эти духи нередко дерутся, и если в драке ведогон убит, то и человек, его хозяин, вскоре умрет. Ведун, слав. -- колдун, знахарь. Белее, слав. -- бог, защитник всех людей и скота. Венд (венед) -- древнее название славян. Вервь, юж.-слав. -- поселение, село. Вершник, слав. -- всадник. Вершок, слав. -- мера длины, равная примерно 8 см. Весь, слав. -- племя, населявшее район Белого озера. Видок, слав. -- свидетель. Влазня, слав. -- вход, прихожая. Водомерка -- маленькое тонконогое насекомое, бегающее по поверхности воды. Водянник (водяной), слав. -- водный дух, хозяин речных и озерных вод. Славяне верили, что с молодым месяцем он обретает юность и затем вместе с месяцем стареет. Некоторые предания наделяли его властью над облаками, дождем и даже островами. Вой, слав. -- воин. В Княжьей дружине воем называли дружинника, пришедшего на службу "от сохи". Среди них были свои уные, т. е. младшие, и нарочитые. Во л от, слав. -- великаны-богатыри (Буря-богатырь, Ветродуб и т. д.). Автор использовал это имя в несколько другом значении, допустив, что Волот -- сын бога Белеса. Волх (волхв) -- древние славяне называли волхвами жрецов, чаще всего, прислуживающих богу Велесу. Волх же, по легенде, -- божество чудес, превращений и колдовства, оборотень, сын князя Славена, воздвигшего на берегах Днепра город Славенск. Здесь эти названия обыграны несколько иначе. Автор тоже разделяет Волхов и волхвов. Волхи здесь -- прародители волхвов, гораздо более могущественные, вероятно даже не люди. Автор сопоставляет их с понятиями добра, мудрости, справедливости и т. д. Волхвы -- кудесники, волшебники, жрецы, т. е. люди, наделенные некоторой магической силой. Волчий Пастырь, слав. -- по преданиям, волчий пастух, царь над волками. На Руси впоследствии такое прозвище носил Егорий Храбрый, в Белорусии -- Полисун. Вороп, слав. -- разведка. На вороп -- на разведку. Воструха, древнеслав. -- дух дома. Предшественник Домового, наделенный невероятным слухом. По верованиям славян, он мог услышать приближение беды и предупредить о ней хозяев. Встречник -- слав, дух мщения, мчащийся по дороге в виде вихря за душой убийцы или вора. Гардарика, сканд. -- название Руси -- страна городов. Гарм, сканд. -- демонический пес, "двойник" Фенрира. Одно из хтонических чудовищ. Глуздырь, слав. -- младенец. Голбечник, слав. -- Домовой, живущий под голбцем. Голбец, слав. -- это слово имеет много значений. Здесь -- пристройка к печи, отгородка возле печи. Грозник, слав. -- название июля. Гостомыел -- легендарный новгородский старейшина. По многим версиям, призвал на Русь варягов и был ими убит. Грудница, слав. -- одна из сестер-лихорадок. По поверью, она "ложиться на груди, у сердца, и причиняет хрипоту и харканье". Гудок, слав. -- старинный музыкальный струнный инструмент с тремя струнами. Внешне напоминал скрипку. Гунгнир, сканд. -- волшебное копье Одина, не ведающее промаха. Гуща -- любимая еда новгородцев -- обожженный ячмень, сваренный в простой воде. Впоследствии гуща часто употреблялась во время поста. От нее пошло прозвище новгородцев -- гущееды. Даны -- древнее название датчан. Даждьбог, слав. -- сын Перуна (по некоторым предположениям, тождествен Перуну). Бог солнца и огня. Считался покровителем людей, все они -- Даждьбожьи внуки. Дворовой, слав. -- дух дома и двора. В отличие от множества Домовых Дворовой присматривал больше за скотиной и двором, чем за благополучием самого дома. Девка-Верхогрызка -- на Руси так называли болезнь со смертельным исходом, часто охватывавшую большое количество людей. Эпидемия. Диргема -- старинная чеканная монета восточного образца. Была в ходу на Руси до IX века. Доля, слав. -- персонификация счастья и удачи. Выражение "заплутала моя Доля на калиновом мосту" в наше время звучало бы примерно так: "Осталось мое счастливое время в молодых годах". Драккар, сканд. -- большая лодка с узким носом, парусом и веслами, предназначенная для морских переходов. Древляне -- южнославянское племя. Дрожник, слав. -- дух, вселяющийся в тело человека при сильном испуге и вызывающий дрожь (страх). Ермунганд -- в скандинавской мифологии чудовище, огромный змей, порождение бога Локи и великанши Ангербоды. Одно из хтонических чудовищ. Жива, слав. -- богиня плодоносной силы, юности и красоты. Многими историками отожествляема с Лелей. Заренница (Заря) -- у славян олицетворялась в образе богини, сестры Солнца. Считалось, что были две сестры -- Утренняя и Вечерняя. Первая выводила на небо белых коней Перуна, вторая их забирала домой (по некоторым версиям, выпускала черных коней). Звездная собачка Чернобога, грызущая удила Перунова коня, слав. -- поэтизированное название созвездия Медведицы. Зегзица, слав. -- название кукушки. Земляная Кошка, слав. -- подземная кошка, охраняющая клады. Зуфь, слав. -- дорогая материя. Идунн, сканд. -- богиня, обладательница молодильных (приносящих молодость) яблок, жена бога-скальда Браги. Изок, слав. -- название июня. Ингольф и Лейф, сканд. -- свободные ярлы, первопроходцы, в 876 году начавшие колонизацию Исландии. Ирий -- древний славянский рай. Исподница, слав. -- женская нижняя длинная одежда, рубашка. Исполох, слав. -- болезнь от испуга. Ичетик, русск. -- маленькие мохнатые водяные существа, духи утопленных матерями младенцев. Каженник, слав. -- человек, которого обошел (обвеял вихрем) Леший, из-за чего случается столбняк, потеря памяти, помешательство. Каменка, слав. -- низенькая, сложенная из камней печь. Каролинги -- с 800 года императорская династия во Франкском государстве. После распада империи (в 843 г.) правили во Франции до 987 года. Каты, слав. -- большие деревянные катки или колеса без спиц, спускаемые во время осады с городских стен (с абламов) на неприятеля. Киева, древнеслав. -- название Киева и прилегающих к нему земель. Кика, слав. -- женский головной убор, шапка с возвышенной плоскостью на лбу. Кика скрывала волосы владелицы и была украшена шитьем из бисера или жемчуга. Одевалась она после замужества. Кликуша, слав. -- женщина, охваченная каким-либо духом, сумасшедшая, припадочная, бесноватая. Козарский хан -- предводитель, царь хозар -- воинственного племени на юго-востоке Руси. Кокошник, слав. -- девичий головной убор. Кокурки, слав. -- сдобные лепешки, часто с медом. Комарница, слав. -- 13 мая. Время появления комаров. Коми с, визант. -- придворный сан, казначей императора. Комяга, слав. -- выдолбленное из одного дерева корыто, предназначенное для кормления и поения скота. Конунг, сканд. -- король. Копань, слав. -- рукотворная яма для сбора дождевой воды, искусственный пруд. Корец, слав. -- круглые низкие сосуды с плоским дном. Часто изготавливались из коры. Корзни, слав. -- верхняя одежда. Короткий плащ. Коровья Смерть, слав. -- страшный дух, злое существо в облике женщины, убивающее коров (вызывающее повальный падеж скота). Считалось, что ее мог привести с собой любой прохожий. Для изгнания Коровьей Смерти женщины опахивали поле с песнями и заговорами. Коса, слав. -- оружие, напоминающее обычную косу для сенокосных работ только укороченную с укрепленным почти параллельно древку лезвием. Кровник, зап.-слав. -- бог вечного мучения, которое ожидает всех злодеев после смерти. Второе имя этого бога -- Злебог. Кромешник -- на Руси духи и существа любого толка, проживающие на краю, "вне, кроме", за пределами здешнего мира. Кулла, слав. -- злой колдовской ветер, приносящий порчу и наветы. Куна, слав. -- денежная единица. Общее название денег. Также -- шкура куницы (меховые деньги). Гривна кун -- высшая денежная единица в кунной денежной системе. Курной дым, слав. -- изба, топящаяся по-черному. Кутиха, слав. -- дух дома, обитающий в куте (углу) избы. Лаготник, слав. -- бездельник. Лада, слав. -- богиня-мать, олицетворение счастья, плодородия и зрелой любви. Ластовки, слав. -- украшение мужской рубахи под пазухой, чаще красного или синего цвета. Лебединые Девы, слав. -- существа необыкновенной красоты, обольстительной и вещей силы. Олицетворения весенних дождевых облаков, впоследствии -- дочери Океян-моря (Морского Царя). Ледея, слав. -- одна из сестер-лихорадок. Болезнь, вызывающая озноб. Леля, слав. -- богиня-дочь, олицетворение весны, юности и любви. Лесная Девка, слав. -- девушка, украденная в детстве из дома и воспитанная Лешим. По верованию, обладала колдовской силой и необычайной мудростью. Выходя замуж, утрачивала и то, и другое. Лесной Отец, слав. -- старик, дух леса, похищающий маленьких детей. Лесной Хозяин, слав. -- дух леса, его хозяин. Его представляли высоким крепким стариком, с седой бородой и в белом одеянии. Старший над всеми лесными духами. Летник, русск. -- женская верхняя одежда, носившаяся поверх длинной рубахи и по виду похожая на рубаху. Лешачиха, слав. -- лесной дух, жена Лешего. Занималась тем, что угоняла скот и пугала в лесу людей. Ее представляли безобразной женщиной огромного роста. Лив и Ливтрасир, сканд. -- люди, уцелевшие после Рагнерека и давшие жизнь новому племени людей. Лихорадки, слав. -- таинственные существа в облике женщин, поселяющиеся в кого-либо и вызывающие заболевания. По поверию, все они (количество упоминаемых источниками сестер-лихорадок колеблется от семи до двенадцати) были дочерьми богини Мокоши. Ловище, слав. -- угодья для охоты. Локи, сканд. -- небесный бог. Воплощение коварства и хитрости. Плут и насмешник. Посредник между богами и великанами. Отец хтонических чудовищ. Любостай, русск. -- огненный змей, избирающий в любовницы красивых тоскующих женщин. По многим поверьям, проникая в избу через печную трубу, Любостай был способен обретать человеческий облик. По другим версиям, он рассыпался возле дома любимой огненными искрами. Лядина, слав. -- поле, поляна, расчищенная местность. Часто заболоченная или используемая под пашню. Лямбой, русск. -- одно из прозвищ Лешего. Магура (Перунница), слав. -- богиня, дочь Перуна. Дева-воительница, схожая со скандинавской валькирией. Считали, что именно она бодрила воинов во время битвы сиянием своего золотого шлема, а павшим в бою давала напиться живой воды из золотой чаши в виде черепа, перед тем как отпустить их души в ирий. Мань я, слав. -- безобразный дух-старуха, которая ходит по свету и в поисках погубленного ею сына уводит, заманивает людей. Mедуша, слав. -- низ дома, используемый чаще всего для хранения меда. Предшественница погреба. Межевик, слав. -- полевой дух, живущий на меже и охраняющий ее. Меря, слав. -- одно из племен, заселявших в IX -- X веках Верхнее Поволжье. Миклагард, сканд. -- название Византии. Мокоша, слав. -- высшее женское божество. Изображалась, как большеголовая женщина с пряжей в руках. Часто отождествляется со скандавскими Норнами -- прядильщицами судеб. Морена, слав. -- богиня холода, бесплодной дряхлости и смерти. Муспелль (Муспелльхейм), сканд. -- огненная страна, существовавшая еще до начала творения. Сыны Муспелльхейма или Муспелля -- воины этой страны. Возможно -- огонь, пламя. Мутная (река), слав. -- название реки Волхов. Мьелльнир, сканд. -- волшебный молот бога Тора (бога-громовержца, борца с великанами). Нагльфар, сканд. -- чудовищный корабль, построенный из ногтей мертвецов. Считалось, что на нем мертвецы приплывут из хеля, чтобы принять участие в последней битве перед Рагнереком. Нарова, слав. -- племя, проживающее в районе нынешней Нарвы. Нарочитый, слав. -- почитаемый, уважаемый, наистарейший, Наузы -- узлы, заговоренные знахарями от волшебства, порчи и т. д. Находник, слав. -- человек, пришедший с недобрыми намерениями. Не во (море), слав. -- название Ладожского озера. Нежити, русск. -- духи-хозяева определенных территорий, требующие уважения к себе и строгого соблюдения всех установленных ими правил (водяные, лешие, банники и т. д.). По В. Далю, нежить -- "ни люди, ни духи, жильцы стихийные". Не знати, русск. -- нечистая сила неопределенного облика, а также невидимые люди. Новые Дубовники -- древнеславянское поселение на порогах реки Волхов. Ноговицы, слав. -- тип кожаной обуви. Норангенфьерд, сканд. -- древнее норвежское поселение. Ньерд, сканд. -- небесный бог, покровитель мореходства. Ньяры, сканд. -- древнешведское племя, известное по легендам. Автор позволил себе наделить их многими вымышленными чертами, в том числе невероятной воинской силой и сноровкой. Облакопрогонники, слав. -- могучие колдуны, повелевающие погодой, в частности облаками. Считалось, что они могут вызвать засуху и погубить весь урожай. Обаянник, слав. -- колдун, обладающий умением обаять (обворожить) человека своей речью, а также просто красноречивый человек. Обмени, русск. -- ведьмы и колдуны, превратившиеся в животных, кусты, камни. Огнея, слав. -- одна из мифологических сестер-лихорадок. О себе она говорит так: "Коего человека поймаю, тот разгорается, аки пламень в печи". Т. е. производит внутренний жар. Один, сканд. -- верховный бог. В скандинавской мифологии олицетворяет власть, магию и мудрость. Владеет волшебным кольцом, копьем Гунгниром и конем Слейпниром. Одинцы, слав. -- наушные кольца из одного звена (серьги). Озем и Сумерла, слав. -- бог и богиня подземного царства. Считалось, что, подобно земле, в зимнее время они погружаются в крепкий сон. Олег -- год рождения неизвестен -- умер около 912 года. Полулегендарный правитель Новгорода и Киева. Историки до сих пор спорят о происхождении Олега, о его принадлежности к дружине и роду Рюрика. Также неизвестно, был ли он женат, оставил ли потомство и где умер (предположительно, в Ладоге или Киеве). Охабень, слав. -- одежда наподобие дорожного плаща. Пастень, слав. -- дух, призрак, тень Домового, появляющаяся ночью на стене дома. Перун, слав. -- верховный бог, бог-отец, бог-громовержец. Покровитель Князя и дружины. Многими отождествляется со Сварогом, богом огня. Печище, слав. -- поселение, село. Пленицы, слав. -- плетеная легкая обувь. Повалуша, слав. -- холодная кладовая, занимающая верхнюю часть здания и мало отличающаяся от горницы. Поволока, слав. -- дорогая тонкая ткань. Погост, русск. -- кладбище. Подоплека, слав. -- украшение мужской рубахи (срачицы) по груди вышивкой из шелка или красных ниток. Позвизд, слав. -- бог-ветер, бог воздушных перемен. Полавочник, слав. -- вышитая подстилка на лавку. Полевой, слав. -- дух, покровитель поля. Старший над всеми полевыми и луговыми духами. Полок, слав. -- лавка, прикрепленная одним краем к стене. Понева, слав. -- женская одежда. Юбка. Посолонь, противосолонь, слав. -- по ходу солнца, против хода солнца. Полуденница, слав. -- дух полдня (жары) в образе женщины. Верили в двух полуденниц. Одну представляли красивой девушкой с длинными волосами, другую -- безобразной старухой. Возможно, первая полуденница являлась одним из летних обликов кикиморы, которая "зимой маленькая, а затем вырастает". Считалось, что полуденница "крутит" головы работающим в поле, а также представляет опасность для детей. Поренута -- у западных славян бог, покровитель мореплавателей. Прирубок, слав. -- хозяйственная пристройка к основному помещению. Прове -- у северных славян бог правосудия. Пустодомка, слав. -- предшественница кикиморы. Женский дух, обитающий в пустых, заброшенных помещениях. По поверьям, она имела на редкость ворчливый и недовольный вид. Рагнерек, сканд. -- гибель богов и всего мира, следующая за последней битвой богов и хтонических чудовищ. Радмичи -- древнеславянское племя. Расшива, слав. -- лодка. Резан, слав. -- часть разрезанной металлической монеты. Ролл о -- прототипом взята реальная историческая фигура (Рольф де Маршер). Свободный ярл. После того как был отлучен от тинга, в 876 году на шести драккарах вошел в русло реки Сены (описываемые в книге события) и до 911 года вел военные действия, в результате которых основал на территории Франции герцогство Нормандское. В 912 году женился на дочери французского короля Карла Простого. Росомаха, русск. -- злобный дух поля и леса, фантастическое существо, женщина-зверь с золотыми волосами, обитающая в ржаном поле и крадущая детей. Руевит -- северо-западные славяне почитали его как бога воинской победы и беспощадности к врагам. Рюрик -- легендарный варяжский ярл, призванный новгородскими старейшинами для защиты Новгорода и захвативший власть в свои руки. Родоначальник рода Рюриковичей (русских Великих Князей). Саксы -- древние племена, населявшие нынешнюю территорию Великобритании. Свентовит (Святовит) -- в западно-славянской мифологии высший бог, связанный с войнами и победами. По преданию, выезжал ночью на коне для борьбы с врагами, поэтому часто его белый священный конь, содержащийся при храме Свентовита, после ночи оказывался покрытым грязью. Светец, слав. -- светильник, сделанный из круглой глиняной плошки, заполненной конопляным или льняным маслом. Сдерихвостка, слав. -- 13 июня. Время появления мошек и других насекомых, беспокоящих скот. Оттого что лошади хвостом отгоняли мошкару, появилось название этого дня. Серкланд, сканд. -- название Халифата. Сермяга, слав. -- грубая дешевая ткань. Серник, слав. -- женская верхняя одежда бедняков, сделанная обычно из сермяги или грубого сукна. Серповик, слав. -- название августа. Сестеры-Лихорадки, слав. -- таинственные существа в облике женщин, вселявшиеся в кого-либо и вызывавшие заболевания. Часто человек заболевал от одного только поцелуя Лихорадки. По некоторым версиям, Сестры-Лихорадки были дочерьми богини Мокоши. Сечень, слав. -- название февраля. Сив, сканд. -- богиня плодородия, обладательница золотых волшебных волос. Скальд, сканд. -- певец, сказитель. Скоропея, слав. -- змея, обитающая в лесу или поле и наделенная сверхъестественными свойствами. Она царица над прочими змеями. Слейпнир, сканд. -- восьминогий конь Одина, родившийся от коня-строителя Асгарда и превратившегося в кобылу бога Локи. (Дословный перевод -- "скользящий".) Словене, слав. -- племена, живущие по Волхову от Ладожского озера до озера Ильмень (славянское название Ильменя -- озеро Мойское). Сом-перевертыш, русск. -- водяной оборотень. Один из обликов Водяного. Сороки-Вещицы, русск. -- ведьмы-оборотни, умеющие обращаться в птиц и крадущие еще не рожденных детей из чрева матери. Существовало поверье, что вместо выкраденного и съеденного ими плода Вещицы подкладывали мертвые вещи (горбушку хлеба, веник и т. д.). Вероятно, в старину на Руси этим поверьем объяснялись неудачные роды. Срачица, слав. -- мужская нижняя одежда. Рубаха. Столец, слав. -- маленький стул-табуретка. Стрибожьи внуки, слав. -- поэтизированное название ветров. Стрый, слав. -- дядя. Студенец, древнеслав. -- священное волшебное озеро, приносящее здравие и плодородие. Считалось, что если бесплодная женщина искупается в Студенце, то вскорости она непременно забеременеет. Суковатка, слав. -- древнее орудие землепашества, прародительница сохи, длинная ель с грубо рубленными сучьями. Сурт, сканд. -- огненный великан, предводитель сынов Муспелля. Телятина, слав. -- кожа молодых телят тонкой выделки, используемая, наравне с берестой, для записей. Теплина, слав. -- огонь в овине, овинной яме или печи. Термы, слав. -- большие камни или древесные стволы для жертвоприношений богу Чуру. Тинг, сканд. -- вече. Всенародное собрание. Толоки и помочи, слав. -- сельскохозяйственные работы, состоящие в унавоживании и обработке пахотной земли, а также в сборе хлеба "всем миром". Толоки -- плата за труд угощением. Топляки -- автор предполагает, что это люди, утонувшие в болоте и ставшие болотными чудовищами, напоминающими коряги с длинными корнями. Иногда они миролюбивы и ничем не отличаются от обычных коряг. Полностью подчиняются воле Болотной Хозяйки. Трава Баранец, слав. -- сказочное животное-растение, обладающее мехом, клешнями и питающееся всем, что растет и живет вокруг. Травень (травный), слав. -- название мая. Триглав -- трехглавое голодное и сердитое божество балтийских славян, владычествующее над тремя царствами: небом, землей и подземным царством. Одна голова Триглава пожирала птиц, другая -- рыб, третья -- скот и людей. Триглава представляли с золотой повязкой на глазах. Тюр, сканд. -- небесный бог, покровитель воинских собраний и поединков. Убрус, слав. -- женский домашний головной убор наподобие платка с вышитыми концами. Уводны, слав. -- существа, которые "уводят", запутывают, заманивают людей. К ним относятся почти все лесные духи, маны (маньи), русалки и т. д. Уд, древнеслав. -- бог сладострастия и любовных утех. Урмане, слав. -- норманны. Урок, слав. -- вредоносное слово, порча, а также демоническое существо, персонифицирующее ведоносное слово. Усмарь -- кожемяка. Человек, занимающийся выделкой кожи. Фенрир, сканд. -- чудовищный волк, порождение бога Локи и великанши Ангербоды. Одно из хтонических чудовищ. Фрейер, сканд. -- небесный бог плодородия, моря и судоходства. Харальд Харфагер -- в X веке норвежский король, объединивший Норвегию под своей властью. Харлужная, слав. -- сталь, обладающая улучшенными свойствами (повышенной твердостью, минимальной хрупкостью и т. д.), сейчас ее называют "дамасской". Хед, сканд. -- слепой бог. Нечаянный убийца Бальдара. Хеймдалль, сканд. -- страж богов и мирового дерева. Хель, сканд. -- царство мертвых. Хирд, сканд. -- дружина. Хирдманн -- дружинник. Хитник, русск. -- изыскатель, человек, ведущий поиски, рудокоп, кладоискатель. Хольмгард, сканд. -- название Новгорода. Хомимир, сканд. -- волшебная роща, во время Рагнерека сокрывшая от смерти двух людей, родоначальников нового людского племени -- Лива и Ливтрасира. Хоробр, слав. -- смелый воин. Храбрец. Хоре, слав. -- бог солнца. Здесь -- Солнце. Хрюм, сканд. -- великан, согласно "Младшей Эдде" во время последней битвы управляющий кораблем Нагльфар. Царьград, слав. -- название Константинополя. Чадь, слав. -- старое название родичей, домочадцев. Чадыги, слав. -- кожаная обувь. Здесь -- допущение автора. На самом деле чадыги появились на Руси только после татарского ига. Чернобог, слав. -- злой бог, отождествляющийся с любым злом. Червень, слав. -- название августа. Черви-волосатики, русск. -- тонкий, как нитка, водяной червь. Согласно поверьям, был наделен способностью проникать в тело человека и жить в нем, вызывая разные заболевания, чаще нарывы. Чудь, слав. -- племена, обитавшие в районе Чудского озера. Чур, слав. -- бог, покровитель поземельных владений, а также человека и его добра. Часто так называли умершего и почитаемого предка. Эйнхерии, сканд. -- павшие в сражении воины. Ягая, русск. -- одно из имен Бабы-Яги. У древних славян почиталась как богиня -- стражница и властительница мертвого царства. Автор предполагает, что Ягая -- не сама богиня, а ее родственница, также стражница и охотница, поскольку русские люди чтили ее как владычицу зверей, охраняющую вход в царство мертвых. Я дун, русск. -- одно из имен Кощея Бессмертного. Некоторые славянские предания упоминают о нем (Коштее) как о могучем и жадном духе, иссушителе дождевой влаги, погружающем все в долгий сон и оцепенение. Ярл, сканд. -- вельможа, по значимости равный славянскому боярину. СОДЕРЖАНИЕ Пролог 5 Часть первая НА БЕРЕГАХ МУТНОЙ 9 Часть вторая МЕЧ ВИКИНГА 261 Часть третья ЗА ЖЕРТВОЙ ТРИГЛАВА 383 Глоссарий и словарь имен собственных 588