Ариадна Громова. Поединок с собой ----------------------------------------------------------------------- М., Государственное издательство детской литературы, 1963. OCR & spellcheck by HarryFan, 2 November 2000 ----------------------------------------------------------------------- ...И пойдут в неизвестность веков, Преисполнясь тревоги, Человечеству путь пролагать, Умирая в дороге. Иван Франко На рассвете пошел дождь, и под дверь киоска начала просачиваться вода. Альбер проснулся от холода и сырости. Роже лежал, скорчившись, как младенец в утробе матери, и похрапывал. Поднятый воротник куртки и надвинутый на уши берет закрывали его лицо - виднелись лишь густая черная бровь да переносица. - Вставай, приятель, мы сели в лужу, - невесело пошутил Альбер, тронув товарища за плечо. Роже встал, охая от боли, уселся на прилавок и начал артистически проклинать все на свете. Он ругал Париж за то, что в нем бывают дожди, осуждал "все эти чертовы штуки с атомными бомбами", потому что из-за них определенно портится погода, и, наконец, посылал к чертям хозяина киоска за то, что он оставляет эту жалкую развалину незапертой на ночь и только вводит в заблуждение людей, мечтающих о спокойном ночлеге... Альбер сказал, что хозяин киоска, пожалуй, ни в чем не виноват, но Роже возразил, что этот раззява мог бы, по крайней мере, починить дверь, для своей же пользы. Однако ругаться он перестал. Альбер приоткрыл дверь, и в лицо ему хлестнул дождь. Набережная Сен-Бернар была залита водой и тускло блестела в рассветной дождливой мгле. По Сене и по лужам шла почти одинаковая, унылая, дрожащая рябь. - Бр-р! - Альбер снова вскочил на прилавок. - Придется идти, - подумав, пробормотал Роже. - Попытаем счастья на вокзалах. На Лионском скоро придет поезд из Ниццы. Они успели насквозь промокнуть, пока добежали до Аустерлицкого вокзала. Потолкались там; работы не было. Они перешли на правый берег по Аустерлицкому мосту, пошли по бульвару Дидро. Дождь утих, но над городом висел студенистый туман и из него сеялось что-то невидимое и неотвязное. Дул сырой ветер. - И все это называется - весна! - сказал Роже, стуча зубами. Оба они потеряли работу недавно, и до сих пор им удавалось добыть денег хоть на ночлег. Сегодня в первый раз пришлось ночевать где попало - а тут еще этот проклятый дождь! На Лионском вокзале они дождались поезда из Ниццы, но к хорошим пассажирам нельзя было и подойти. Роже долго обрабатывал какую-то старушенцию, но она недоверчиво поглядывала на него и так быстро тащила свой чемодан, что Роже в конце концов отступился. Зато им удалось пробраться в туалет. Там они умылись, почистились, причесались и наглотались горячей воды из-под крана, - стало теплей и голод на время перестал мучить. - Черт с ним, с вокзалом! - сказал Роже. - Пойдем к Виго. - Не станет он с нами возиться, - возразил Альбер. Все же они пошли. Виго плавал на одном корабле с Роже. Теперь он работал официантом в бистро на улице Ледрю-Роллена. Роже случайно разыскал его с неделю назад, и тогда Виго немного подкормил их, тайком от хозяина. На этот раз хозяин все время торчал за стойкой: в бистро, по случаю плохой погоды, было полно народу, и Виго не смог даже куска хлеба им дать. Но зато он сказал: - Не будь дурнем, Роже, побыстрей отправляйся со своим дружком в Пасси, на улицу Тальма. Помнишь помощника капитана с "Нанси", Лебрена? Так вот, он выдает замуж дочку, и по этому случаю в доме у него аврал: все переставляют, чистят, моют. Он просил меня прийти помочь - понимаешь, насчет ковров, мебели и всякое другое. Тебя он знает. Жратва будет обеспечена, а может, и деньгами даст хоть немного. Эй, Жером! - крикнул он, высовываясь на улицу. Около бистро затормозил крытый грузовичок, и шофер, поговорив с Виго, сказал: - Лезьте в кузов, ребята, довезу вас до Трокадеро. - В добрый час! - крикнул Виго и, не оглянувшись, нырнул в дверь. От Трокадеро они шли по улицам Пасси, начисто промытым дождем, и яркая весенняя листва влажно шумела и стряхивала тяжелые капли им на плечи. Дождя уже не было, свежий ветер старательно разгонял тучи. - Пожалуй, распогодится, - сказал Роже, поглядев на небо. Альбер вдруг остановился, словно споткнувшись, и уставился на медную дощечку, прибитую у калитки. Калитка вела в небольшой тенистый садик, огороженный высоким каменным забором; в глубине садика виднелся двухэтажный особнячок старинного типа - такие стояли тут, должно быть, уже во времена Бальзака. - Чего ты? - спросил Роже. - Тут, оказывается, живет профессор Лоран, - сказал Альбер; глаза у него были отсутствующие. - Твой приятель? - Что ты! Я у него учился. Роже безразлично передернул плечами: - Ну и что? Поторапливайся! - Ты не понимаешь, - сказал Альбер, неохотно отходя от калитки. - Это необыкновенный человек. Это гений. - Гений? А если к нему зайти, он покормит? Альбер не отвечал. Все это было где-то в далеком прошлом: университет, нейрофизиология, опыты профессора Лорана, мечты о будущем... Сейчас об этом не стоило даже вспоминать... не к чему... ...Не успел Раймон Лемонье прийти в редакцию, как его вызвали к шефу. - Не в духе! - предостерегающе шепнула секретарша шефа, рыжекудрая Катрин. Раймон вошел в просторный темноватый кабинет и остановился у дверей. Пейронель кивнул, указывая, на стул рядом со своим креслом: это было знаком доверия. Раймон осторожно присел, искоса разглядывая мясистое, тяжелое лицо шефа. Пейронель, видимо, и вправду был не в духе: нижняя губа оттопырилась, придавая ему не то обиженный, не то надменный вид; он хмурился и посапывал. Однако заговорил он, против ожидания, довольно мирно: - Слушайте, Лемонье, вы как, не робкого десятка? - Вы, надеюсь, имели случай убедиться в этом на Арпажонском деле, - с достоинством ответил Раймон. - Ну, Арпажонское дело! Конечно, вели вы себя там неплохо. Но ведь это была всего-навсего небольшая перестрелка полиции с бандитами. И полиция вас охраняла. - Как бы не так, полицейским было вовсе не до меня, - возразил Раймон: его самолюбие было задето. - Ну-ну, ладно, не петушитесь, - примирительно сказал Пейронель. - Я ведь помнил об Арпажоне, когда прикидывал, кому бы поручить это дело. - Он постучал ребром ладони по раскрытому письму, лежащему на столе. - Только вот что: тут одной храбрости мало. Нужна выдержка, смекалка, умение играть роль... и главное, запомните это, главное - умение держать язык за зубами! - Он очень значительно поглядел на Раймона. - Разумеется... - пробормотал Раймон, сгорая от нетерпения: похоже, дело из таких, на которых можно сразу выдвинуться. Пейронель с минуту разглядывал его, еще сильнее выпятив нижнюю губу: - Да, дело сложное. Для начала - прочтите вот это! Строчки письма резко загибались книзу, почерк был косой, стремительный, словно летящий. "...Кроме вас, мне не к кому обратиться. Я знаю: вы не откажете мне в помощи. Поверьте, я ничуть не преувеличиваю: в любую минуту может произойти катастрофа, и это будет ужасно, последствия трудно предугадать, я сама знаю так мало! Я совсем одна, я, теряю голову. Вчера взяла расчет моя верная Нанон: она держалась дольше всех, но и ей стало страшно. А мне еще страшнее... Я не могу написать, что это такое... Это нельзя себе представить, это невероятно и чудовищно. Я прошу о помощи не только для себя... Если произойдет катастрофа, Анри погибнет, и не он один... Я пишу потому, что по телефону скажешь еще меньше, а пойти к вам я не могу, - я боюсь выйти из дому даже на полчаса. Вы - единственный, кто сможет мне помочь. Вам нельзя приходить, вы знаете, и вообще журналиста он не пустит в дом. Но я сказала, что мне страшно, что мне нужна помощь и что я послала телеграмму в Лилль, просила приехать своего племянника, Жозефа Леду, - он без работы и пока поживет у нас. Умоляю, пришлите надежного и смелого молодого человека. Профессор никогда в жизни не видел Жозефа. Жозефу двадцать четыре года; он высокий, смуглый, темноволосый; хорошо было бы, если б ваш посланец хоть немного походил на него. По образованию Жозеф - филолог. Я уверила Анри, что он абсолютно надежный, молчаливый человек, что на него можно положиться. Помощник в доме крайне необходим, и Анри согласился. Но помните, нужен очень смелый и рассудительный человек. Вы не представляете, как все это ужасно, как сложно и непонятно... Помогите, умоляю вас, во имя памяти моего дорогого отца! Ваша несчастная Луиза". - Что же это значит? - ошеломленно спросил Раймон, возвращая письмо. - Эта дама вполне здорова? - Думаю, что да, - хмуро ответил Пейронель, - хотя от всех этих штук легко сойти с ума. Но дело тут не в ней. Ее муж - профессор Лоран. Это имя вам что-нибудь говорит? - Как же, как же, - заторопился Раймон, стараясь сообразить, что же ему, в сущности, известно о профессоре Лоране. - Он... медик, не правда ли? - Физиолог. Нейрофизиолог. - Да, да, я уже вспомнил! Статья в нашей газете, осенью... профессор Лоран устроил скандал, звонил... - Именно. Кстати, поэтому я и не могу появиться в доме профессора. Он считает, что я, погнавшись за сенсацией, повредил ему... чем, кто его знает! - Но как вы думаете, что же там происходит? - Не знаю, - помолчав, сказал Пейронель. - Наверное, его чертовы опыты дошли до какой-то опасной стадии. Он ведь работал все эти годы, как одержимый. - Но о какой катастрофе пишет мадам Лоран? - Вот это я и хочу знать. За этим я вас и посылаю. И еще, конечно, затем, чтоб поддержать и успокоить Луизу. Ей так не повезло, бедняжке! Раймон вопросительно посмотрел на шефа. - Да, не повезло, - повторил тот. - Первый ее муж погиб при автомобильной катастрофе, они и года не прожили вместе. Луиза в двадцать лет осталась вдовой. А в двадцать два года ее угораздило выйти за этого сумасшедшего Лорана. Он старше ее на девятнадцать лет, но дело, конечно, не в этом. Все эти три года ее жизнь была пыткой - бешеный характер, нелюдимость и эти проклятые опыты, опыты, опыты! По-моему, он никогда и не любил Луизу. Так или иначе, а он ей искалечил жизнь... да и состояние Луизы тает очень быстро... - Он оборвал речь, тяжело засопел. - Ну, так как: решаетесь идти туда? Вы же сами понимаете, это опасное дело. Словом, идите и подумайте. Через час придете и скажете, как решили. Никому ни слова, конечно. Идите. - Мне нечего думать, я согласен! - сказал Раймон так решительно, что редактор удивленно шевельнул кустистыми полуседыми бровями. - Что ж, я рад. Внешность у вас подходящая для этой роли. Некоторый опыт есть. Возьмите с собой чемоданчик с вещами и плащ: вы приехали из Лилля, помните. Хорошо бы вам ознакомиться с трудами профессора Лорана. Но за последние три года он ни строчки не напечатал. Попробуйте поговорить с супругами Демаре, они вначале работали вместе с Лораном. Или - нет, не стоит... Тут, во-первых, серьезные разногласия в научной области, во-вторых, личная драма: Демаре отбил у Лорана жену. Так что говорить с ними будет трудновато. Дальше: ни слова никому, нигде, никогда. Никто из ваших знакомых не должен знать, что вы живете в доме профессора Лорана или вообще имеете к нему какое-либо отношение. У вас есть семья? Нет? Превосходно! А девушка? - Нет! - решительно сказал Раймон и подумал: "Действительно, вовремя я поссорился с Пьереттой!" - Очень хорошо! Никаких новых знакомств. Никаких девушек. Ни капли спиртного. Предупреждаю ради вашей же безопасности. Минимум раз в день звоните мне. Вот вам телефоны - здешний прямой и домашний. - Какова конечная цель моей работы? - спросил Раймон. - Возможно, крупнейшая сенсация нашего времени. Ибо профессор Лоран - гений, это я вам говорю. Он, вероятно, сумасшедший, а может быть, и мерзавец, но он гений. Возможно, сенсации не будет, и вы просто поможете женщине, находящейся в опасности. И в том, и в другом случае - деньги. И продвижение вперед. Я не поскуплюсь - ни как редактор, ни как человек. Луиза мне все равно что дочь. Раймон поклонился и встал. - Вот вам адрес. Желаю успеха! Уходя, Раймон почему-то обернулся. Пейронель кивнул ему, в глазах у него была тревога... Раймон дернул проволоку звонка у калитки. Медная дощечка с именем профессора Лорана потускнела. "Давно не чистили, ведь прислуга сбежала", - подумал Раймон. На улице было тихо, чисто, зелено. Из-за высокого каменного забора тянулись ветви старого каштана, розовато-белые свечи сияли в его густой лапчатой листве. По дикому серому камню вился плющ. Сквозь темный узор чугунных спиралей калитки Раймон видел дорожку, вымощенную плитняком, высокие кусты вдоль дорожки и двухэтажный серый дом в глубине сада. "Окна все занавешены... Да живы ли они там?" Раймону стало не по себе. Он снова дернул за проволоку, и в ту же минуту приоткрылось окошечко в массивной темной двери дома. Потом распахнулась дверь, и худенькая светловолосая женщина почти бегом пробежала к калитке. - Кто вы? - тихо спросила она. - Добрый день, тетя Луиза! - уверенным тоном ответил Раймон. - Жозеф! - Лязгнули тяжелые засовы, калитка открылась. - Здравствуйте, Жозеф, я очень рада вам. Помедлив, женщина привстала на цыпочки и осторожно прикоснулась губами к щеке Раймона. Губы у нее были холодные и сухие. "Неужели ей всего двадцать пять лет?" - удивился Раймон. Пышные светлые волосы ее были наспех скручены в тяжелый узел на затылке; лицо казалось измученным до предела, губы подергивались. Она подняла на Раймона большие светлые глаза, окруженные тенями бессонницы: в них было затравленное выражение. - Как хорошо, что вы пришли, - тихо сказала она. - Поговорим потом. - Она покосилась через плечо. - Анри смотрит. Раймон увидел - занавеска в окне второго этажа чуть шевельнулась. Женщина пошла по дорожке к дому. На секунду Раймон заколебался. Он считал себя храбрым, а сейчас чуть ли не впервые в жизни ощутил страх, - словно темная, холодная вода прихлынула к сердцу. "Неизвестная опасность, тайна, вот почему страшно", - сказал он себе и невольно коснулся револьвера в кармане. Трудно было себе представить, что здесь, в чистеньком буржуазном квартале Пасси, в этом мирном особнячке, придется пускать в ход оружие. Да и против кого? Разве от всякой опасности защитит револьвер? И все-таки прикосновение холодной стали успокоило Раймона - было в этом что-то верное, надежное, понятное... Они вошли в темную переднюю, Раймон повесил плащ на вешалку, поставил чемодан. Витая дубовая лестница вела на второй этаж. - Анри! - негромко позвала женщина. - Жозеф приехал. Вверху скрипнули рассохшиеся половицы, послышались торопливые шаги. Луиза вытянулась и замерла, неподвижно глядя на лестницу. В смутном свете лицо ее казалось неживым. Раймон опять почувствовал неприятный холодок под сердцем и рассердился на себя. Профессор Лоран быстро сбежал по лестнице. Раймон еле удержал восклицание испуга и удивления. Он видел фотографию Анри Лорана в газете; он знал, что профессору сейчас сорок четыре года. Перед ним стоял изможденный старик. Седые всклокоченные волосы, дергающееся лицо, невидящие глаза фанатика в красных припухших веках... "Что это с ним?" Профессор Лоран не поздоровался. Голос у него был высокий, резковатый. - Жаль, что вы не приехали раньше. У меня уже есть помощник. Я договорился. - Но, Анри... - дрожащим голосом сказала Луиза. - Ведь Жозеф приехал по вашему приглашению. - Да, я знаю. Очень сожалею. Оплати расходы. Он повернулся и легко взбежал наверх. Луиза кинулась вслед за ним. Раймон стоял, не зная, что делать. - Анри, умоляю вас, - говорила Луиза. - Я боюсь, я не могу одна. Я и за вас боюсь... Анри... Высокий голос профессора раздраженно произнес: - Я же сказал: есть помощник. Специалист. Твой племянник ни черта не смыслит. И я его не знаю. - Но, Анри... Я боюсь... я не могу больше... - Перестань! Глупо наконец. Пусть он переночует здесь. Мой помощник придет завтра утром. Накорми, устрой, дай денег. Только смотри... - Голос понизился до шепота. Луиза спустилась вниз. Глаза ее были полны слез. - Идемте, - прерывистым шепотом сказала она. - Это все так неожиданно... Она привела Раймона в маленькую комнату с окном в сад. В комнате было прохладно, чуть темновато, но довольно уютно. На столике у кровати стояла вазочка с увядшими фиалками. - Это еще Нанон поставила. Она не захотела остаться ни одного дня после того... - Луиза подошла вплотную к Раймону. - Что делать? Мой план сорвался. Где и когда Анри мог найти помощника? Он ведь никуда не выходит. - Наверное, он заподозрил что-то и хочет от меня отделаться, - сказал Раймон. - Не знаю. Но Анри не стал бы лгать. Я уходила и недавно вернулась. За это время что-то случилось. - Что же делать? - спросил Раймон. Ему было досадно, так досадно, что страх исчез. Такая потрясающая сенсация ускользала из-под носа! - Не знаю. Просто не знаю. - В голосе Луизы звучала безнадежность. - Хорошо. Ночь мне разрешили тут провести. Утром я заболею и не смогу уехать. А там посмотрим. - Ничего не выйдет. Анри не поверит. - Посмотрим. Я не могу так легко отступить. - Не знаю, что делать, - повторила Луиза. - Идемте обедать. В столовой было полутемно - ее окна почти упирались в высокую каменную стену, обвитую плющом. Резные дубовые панели, потемневшие от времени, тяжелые балки потолка придавали комнате еще более мрачный вид; впрочем, и все комнаты, которые успел повидать Раймон, выглядели мрачно. "Веселый домик выбрал себе профессор, нечего сказать! - подумал Раймон. - Наверху, наверное, посветлее, но все же..." Обедали они вдвоем: Луиза пояснила, что профессор обычно ест у себя наверху. В глазах у нее по-прежнему был страх. Раймон злился и напряженно обдумывал, как остаться здесь. Он был уверен, что никакой помощник завтра не придет. - А в чем, собственно, надо помогать профессору? - спросил он. - Очень во многом. Приносить книги из библиотеки. Доставать всякие химикалии и приборы. Прибирать наверху. Наверное, помогать при опытах. И... конечно, охранять Анри... - От чего же? - нетерпеливо спросил Раймон. - От... нет, это нельзя рассказывать... если вы будете наверху, вы сами увидите, а рассказывать невозможно, да и не к чему... - Она вдруг поглядела в глаза Раймону своим трагическим, безнадежным взглядом. - Вы должны радоваться, что моя затея не удалась... поверьте мне! Я сейчас как-то особенно ясно поняла, что не имею права подвергать человека такой опасности... - А вы сами? Разве вам эта опасность не угрожает? - Я - другое дело. Я не могу уйти и бросить Анри. Это моя судьба. - Вы не должны так говорить, - сказал Раймон. - При чем тут судьба? Но я все равно не уйду отсюда. Я обещал шефу, что буду охранять вас. Луиза устало пожала плечами: - Что же вы можете сделать? Я вам очень благодарна, но... - А я бы не пошел! - решительно заявил Роже. - Подумаешь: месяц без работы посидел - и уже согласился в омут головой лезть. - Мне же интересно, пойми ты! - возразил Альбер. - В этом была вся моя жизнь... еще так недавно... Они сидели на набережной Пасси и дожевывали бутерброды с сыром. У Лебрена их неплохо накормили, а эти бутерброды толстуха кухарка сунула Роже в карман, - "чтобы бедному мальчику было чем поужинать". Но не успели они пройти сотню шагов, как почувствовали, что опять голодны. Тогда Роже сказал, что глупо таскать бутерброды в кармане и глотать слюнки, раз у них есть деньги на ужин и ночлег, а завтра Лебрен велел опять прийти с самого утра. Парапет набережной уже просох и даже нагрелся - солнце светило вовсю, дождя как не бывало. В воде плыли легкие белые облака, пронизанные светом, листва деревьев стала зеленей и гуще. Роже сбросил башмаки и вытянулся на теплых плитах. - Я вот чего не пойму: когда ты успел поговорить с этим своим гением? - спросил он, ковыряя спичкой в зубах. - Кухарка попросила меня сбегать за перцем и уксусом. Ты в это время был в погребе. - Ну и что же? Ты сам к нему подошел? - Нет... или, может быть, да... Я не знаю, как это получилось. Я шел мимо его дома и вдруг увидел лицо... вернее, глаза... Он стоял у калитки, прижавшись лицом к прутьям. Вот так... и держался обеими руками за калитку... Роже сплюнул. - Это - как арестанты в тюрьмах, - сказал он. - Они вот так смотрят в окна. Влезут на подоконник и смотрят сквозь решетку. Я сколько раз видел. - Я его не узнал сначала. Он очень изменился. Очень. По-моему, он тяжело болен. Но он меня сам окликнул. Я даже не думал, что он меня помнит. - Если тебе это польстило, ты олух, - проворчал Роже. - Твою рыжую шевелюру и очки всякий за милю узнает. - Профессор Лоран - это не всякий. Такие люди рождаются раз в столетие. - А ты считал? Ладно, я верю, не злись. Так что же он? - Ну, он спросил, как я живу, и так далее. А потом сказал, что вполне полагается на меня, потому что хорошо помнит меня по тем временам... по работе на кафедре... и что я мог бы ему помочь. И предупредил, что это очень опасно. - Да в чем опасность-то? Взрывы у него, что ли, бывают? - Взрывы? Не думаю... Еще он сказал, что берет с меня слово - молчать, что бы ни случилось, и не вмешиваться, а только выполнять его поручения. - Это дело, по-моему, плохо пахнет, вот что! - Роже сел и свесил ноги через парапет. - Опасность, тайны какие-то, молчи как убитый. Что он - фальшивомонетчик, что ли? Альбер молчал. - А насчет платы ты с ним уговорился? - спросил Роже. - Нет... я об этом не подумал... - Вот, пожалуйста! Гениям, конечно, не до этого. - Он сказал, что ночевать придется у него. И работать день и ночь. - И ты согласился?! - Роже побагровел от возмущения. - Нет, посмотрите на этого олуха! - Можно подумать, что у меня есть выбор, - сказал Альбер. - По сравнению с такой штукой? Конечно, есть! Разбей первую попавшуюся витрину и сядь в тюрьму. Можешь мне поверить - это безопасней, чем твоя затея. - Послушай, Роже, - терпеливо сказал Альбер. - В тюрьме сидеть я не хочу. А нейрофизиология - это моя профессия. И я ее люблю. Все эти годы я мечтал, что найду работу по специальности. А тут еще - такой руководитель, как профессор Лоран. - Хорошо. Ты мне все же объясни: какое отношение к науке имеют все эти разговоры об опасности и тайне? Я ведь тоже не сегодня на свет родился! - Этого я не знаю. Послушай, Роже! - Альбер положил свои длинные худые пальцы на смуглую волосатую руку моряка. - Давай уговоримся так. Завтра у Лебрена не много работы, ты справишься один. Если я не успею забежать к Лебрену до того, как ты освободишься, - жди меня на площади Шопена, ладно? Я хоть на минутку да появлюсь. Идет? - Идет, - угрюмо сказал Роже. - Не нравится мне вся эта история, говорю тебе. - Ну, я посмотрю, что там такое, - примирительно проговорил Альбер. - А тогда решим, как быть. Роже снова лег на спину и закрыл глаза. Альбер сидел, разомлев от тепла, от праздничного сверкания Сены, от блаженного ощущения сытости. Мимо проплыла баржа; загорелая черноволосая девушка босиком ходила по палубе, развешивая белье, и что-то напевала низким приятным голосом. Колеблющиеся отсветы водяной зыби пробегали по борту баржи, смуглые крепкие ноги девушки ступали легко и уверенно по чистым доскам палубы, разноцветное белье пестрело на веревках, окно каюты было оплетено душистым горошком, и все это было так мирно и спокойно, что Альбер следил за баржей, пока она не нырнула в тень под мостом Пасси. Не хотелось думать о том, что ждет его завтра в доме профессора Лорана. Не хотелось думать ни о чем вообще. Только сидеть на нагретых камнях, закрыв глаза, видеть теплый красный свет, проникающий сквозь веки, и слышать легкие равномерные всплески воды... Больше ничего... ...Раймон сидел в своей комнате и читал "Восстание ангелов". Читал он невнимательно: Анатоль Франс ему никогда особенно не нравился, да и не до чтения было. Раймон прислушивался к каждому звуку в доме: вот тихие, еле слышные шаги Луизы, вот она открыла какую-то дверцу, - должно быть, шкафа или буфета... поворот ключа и легкий скрип... Наверху - шаги... Неужели это профессор так тяжело ступает? По лестнице он бежал, как юноша. Вот теперь - легкие, быстрые шаги... Наверное, что-нибудь перетаскивал. Черт возьми, хоть бы одним глазком взглянуть, что у него там делается, наверху! Уже темнело. Свет зажигать не хотелось, и Раймон отложил книжку. Что же делать? Пойти позвонить шефу? Нет, не стоит. Нельзя начинать с жалоб на неудачу. Да и уходить отсюда опасно: профессор, чего доброго, не впустит обратно. Посмотрим, что будет утром. В дверь тихо постучали: Луиза приглашала ужинать. Раймон с удовольствием глотал рагу, хоть оно было приготовлено не бог весть как. Луиза почти ничего не ела и с несмелой бледной улыбкой смотрела на Раймона через стол. Она выглядела спокойней, чем днем, и даже немного принарядилась: изящная белая блузка, воротник заколот бирюзовой брошью, волосы хорошо уложены. "Да она, в сущности, прехорошенькая, бедняжка, - подумал Раймон, потихоньку разглядывая ее. - Ей бы вырваться из этого веселого местечка, да месяц-два пожить где-нибудь у моря. Право, чудесные волосы, фигурка, словно у девочки-школьницы..." Он не замечал, что уже открыто смотрит на Луизу, не сводя глаз. - О чем вы думаете? - нервно передернув плечами, спросила она. - О вас, - откровенно сказал Раймон. - Это ужасно, что вы ведете такую жизнь. Луиза опустила глаза. - Я налью вам чаю, - тихо сказала она и вдруг замерла, прислушиваясь. Сверху доносился частый стук пишущей машинки. Невероятно частый, сливавшийся в сплошную дробь. То и дело звенели звоночки сигналов и двигалась каретка. "Каждые полсекунды - строка, вот черт!" - подумал Раймон. Призрачное оживление уже сошло с лица Луизы: это опять была застывшая маска страха. - Что вас пугает? - тихо спросил Раймон. - Не знаю... не понимаю... Вы слышите, как стучит машинка? - Да, очень быстро. - Нельзя так быстро печатать. Человек не может так, я знаю. Я сама печатаю быстро. Еще недавно я сама все перепечатывала для Анри... Он больше никому не доверял, а я быстро напрактиковалась... Я хотела быть ему полезной. - А теперь он и вам не доверяет? - Не в этом дело. Но когда он мог выучиться? Да еще с такой быстротой? Он совсем не умел. Раймон прислушался. Бешеный непрерывный стук. И... будто кто-то говорит, очень быстро, неразборчиво. - Это профессор разговаривает? Да? - спросил он. - Да. Это Анри. "Что же, он сам себе диктует? Странно", - подумал Раймон. - Вы уверены, что он там один? - Я ни в чем не уверена, - сказала она с выражением глубокого отчаяния и ужаса. - Временами мне кажется, что я схожу с ума. Пулеметная дробь машинки вдруг оборвалась. Послышался топот, прыжок, потом наверху упало что-то тяжелое, затрясся потолок, закачалась люстра. Луиза вскочила, кинулась к лестнице. - Анри! Анри! - отчаянно крикнула она. - Что там? Что с вами? Она забарабанила в дверь. Раймон стоял на лестнице, инстинктивно сжав револьвер. - Откройте, Анри! Отзовитесь! - кричала Луиза. Из-за двери послышался задыхающийся голос: - Подожди, я сейчас! Перестань стучать! Луиза прислонилась к стене. Она дрожала. За дверью творилось что-то непонятное: топот, шум, невнятное бормотание. "Голову дам на отсечение, что он там не один!" - думал Раймон, прислушиваясь. Дверь внезапно открылась. Профессор Лоран быстро перешагнул через порог и захлопнул дверь. - Я голоден, - все еще задыхаясь, сказал он. - Ты меня чем-нибудь покормишь, Луиза? "Ну и вид!" - подумал Раймон. Ворот домашней блузы профессора был разорван, лоб наискось рассекала свежая рана, на нее свешивались всклокоченные седые волосы. - Анри, вы ранены? - тихо сказала Луиза. - А, это? Чепуха, я упал и ударился об угол шкафа. Закружилась голова. Перевязывать не надо, к утру заживет. - Но, Анри... - Говорю тебе: я проголодался. Больше ничего. Раймону показалось, что профессору больше всего хочется увести их подальше от двери. Там, внутри, что-то грузное беспокойно ворочалось, вздыхало, скрипело. - Ну? - нетерпеливо сказал профессор. - Что-нибудь для меня найдется? - Да... конечно... - Луиза медленно, цепляясь за перила, начала спускаться с лестницы. Раймон подхватил ее под руку. На повороте лестницы он невольно обернулся. Профессор Лоран все еще стоял у двери и, вытянув шею, прислушивался. Потом он облегченно вздохнул. Лицо его сделалось вдруг таким усталым, что Раймону показалось: сейчас он упадет. Однако профессор легко сбежал по лестнице и, обогнав их, крикнул: - Надеюсь на ужин! Иду мыть руки! Он не появлялся довольно долго. Луиза, двигаясь как во сне, поставила на стол третий прибор, достала из буфета бутылку вуврэ и бокалы. Из туалетной доносился шум и плеск. - Вы говорили, что профессор ест наверху? - тихо спросил Раймон. - Да... обычно... Он вообще редко спускается вниз. Умывается тоже наверху, в своей туалетной. Я его иногда целыми днями не вижу. - А почему сегодня? - Не знаю... ничего не знаю... Я так боюсь... - Голос Луизы звучал монотонно. - Я устала бояться... Раймон осторожно погладил ее руку, безжизненно лежавшую на столе. "От нее, похоже, ничего не добьешься, - подумал он. - А ведь надо же хоть что-нибудь знать..." Профессор Лоран вышел из туалетной, приглаживая рукой влажные волосы. Он накинулся на рагу, на сыр, попросил кофе. От вина, немного подумав, отказался. Лоб у него был рассечен глубоко, но рана почему-то совсем не кровоточила. Раймон исподтишка наблюдал за ним. Легкие, юношески быстрые движения, волчий аппетит - и эти седые волосы, бескровное, истощенное лицо... Эти неестественно блестящие светлые глаза в припухших красных веках... "Что все это значит, черт возьми! И почему рана не кровоточит? Дьявольщина какая-то!" Впервые Раймон подумал, что Пейронель ошибся, послав сюда его; надо было выбрать кого-нибудь более опытного, одной храбростью тут не возьмешь... Он все искал предлога заговорить с профессором, расположить его в свою пользу. Но Лоран молча ел и пил, глаза у него были отсутствующие, он будто не замечал, что за столом сидит посторонний. Ужин кончился неожиданно. Профессор Лоран, не допив кофе, порывисто встал и шагнул к двери. Луиза тоже вскочила. - Ах да, спасибо, я сыт, - быстро проговорил профессор. Он остановился у порога и как-то растерянно поглядел вокруг. "Не очень-то ему хочется идти наверх! - подумал Раймон. - Ну что ж, это последний шанс!" Он подошел к Лорану. - Может быть, вы разрешите помочь вам сегодня вечером? - почтительно спросил он. - Пока нет вашего помощника. Профессор молча, словно недоумевая, смотрел на Раймона. Бескровное лицо его слегка подергивалось. - В самом деле, Анри... - начала было Луиза. - Нет, нет! - Профессор нетерпеливо взмахнул рукой. - Яне нуждаюсь сегодня в помощи. Ни в какой помощи! Он стремительно выбежал из столовой. Луиза безнадежно поглядела на Раймона и начала убирать со стола. Раймон закурил. "Дело, похоже, проиграно", - сказал он себе. Было слышно, как профессор бежит по лестнице. Скрипнули половицы наверху... Мгновение тишины... И вдруг - снова послышались стремительные легкие шаги на лестнице... в соседней комнате... Дверь распахнулась. - Где вы спите? - отрывисто, не глядя ни на кого, спросил профессор Лоран. - Где ты постелила ему, Луиза? - В красной комнате... - прошептала Луиза. - Постели на диване у лестницы, - скомандовал профессор. - У вас чуткий сон? - Очень чуткий, - сказал Раймон: он решил не смыкать глаз всю ночь. - Если услышите три удара в дверь, в пол, все равно куда... - три удара, поняли? - немедленно бегите наверх. Вот вам ключ от двери. Ты, Луиза, не смей ходить, слышишь? Пока я не позову тебя. - Три удара, я понял. - Раймон стоял навытяжку. - Не испугаетесь? Вы можете увидеть много неожиданного, - неохотно проговорил профессор. - Луиза, ты предупредила, что нужно уметь молчать? - Я буду молчать, - сказал Раймон. - Хорошо. У вас есть оружие? - вдруг резко спросил профессор. Раймон достал револьвер. Профессор схватил револьвер и сунул себе в карман. - Забудьте об этом! - приказал он. - Никакого оружия! Только мускулы и разум. С порога он опять вернулся: - Если даже не будет трех ударов, а вообще что-то покажется подозрительным... шум, крик... понимаете? - Понимаю, - сказал Раймон. - Спокойной ночи! - неожиданно сказал профессор и хлопнул дверью. Раймон прислонился к буфету и жадно затянулся сигаретой. Луиза схватила его за руку; глаза ее были полны слез. - Я не имела права приглашать вас сюда... это преступление! - Успокойтесь, бога ради! - твердо сказал Раймон. - Я знаю, что делаю. - Нет, вы не знаете! Вы не знаете! Я не имела права! - Она судорожно стиснула руки. - Уходите сейчас же, уходите! Раймон заставил ее выпить воды, усадил за стол. Крепко сжимая ее безвольные холодные пальцы, он сказал: - Скажите мне все, что знаете. И не терзайтесь попусту. Чем больше я буду знать, тем легче справлюсь. Что у него там, наверху? - Я не могу вам по-настоящему объяснить... я сама не понимаю. По-моему, там люди... или что-то вроде людей. - Вроде людей? - недоумевая, спросил Раймон. - Я не знаю, как это назвать... - Роботы, может быть? - Анри не любит этого слова... Да это и не роботы, это живые существа. Я давно, очень давно не была наверху. Анри работает дни и ночи. Я не знаю, мне кажется, там уже несколько этих... Позавчера был вот такой же шум, как сегодня... Я и Нанон кинулись наверх. Анри открыл дверь, выскочил, а за ним тянулась рука... страшная рука, будто без кожи... Нанон больше ни минуты не захотела остаться в нашем доме. Я заставила ее поклясться на библии, что она будет обо всем молчать... ради меня... Раймон снова закурил. "Ну и ну!" - подумал он. - Ничего, Луиза, все обойдется, - успокоительно сказал он. - В конце концов, наука требует жертв, не правда ли? "Револьвер был бы кстати", - думал он, сидя на диване у лестницы. Наверху было тихо. Луиза спала в шезлонге - Раймон заставил ее проглотить таблетку снотворного "Лечь, что ли? После такой порции черного кофе все равно не уснешь..." Он подошел к окну. Ночь была безлунная, теплая, тихая. Узкая полоска света лежала на плитах дорожки и на кустах: на втором этаже все еще не спали. Вдруг полоска мигнула... еще раз... наверху послышался шум. Раймон отскочил от окна. Шум борьбы... падение тяжелого тела... металлический лязг... стон... Все это он слышал, уже взбегая по лестнице. Он повернул ключ, и дверь сразу распахнулась, - он едва успел отскочить. На площадку выкатилась какая-то темная, бесформенная масса. - Закройте дверь! Скорее! - Он еле узнал в этом сдавленном хрипе голос Лорана. Он захлопнул дверь - кто-то пытался выбраться на площадку, нелепо размахивая большими неуклюжими руками. В глубине комнаты высокий вибрирующий голос вопил: - А-ла-ла-ла! А-ла-ла-ла! Раймон запер дверь и выдернул ключ. Темная масса на площадке конвульсивно вздрагивала. - Достаньте у меня из левого кармана шприц! - командовал Лоран. Раймон теперь уже видел, что профессор лежит на площадке, подмятый каким-то уродом с короткими толстыми лапами. Чтоб достать шприц, Раймону пришлось подсунуть руку под бок этого создания. Пальцы ощутили теплую упругую оболочку, похожую на человеческую кожу. Рука профессора Лорана крепко сжимала трубку, отходящую от короткой шеи чудища. - Дайте мне шприц! - сказал Лоран. - Нет, сначала перехватите рукой эту трубку. Держите крепко, не выпускайте! В гибкой трубке напряженно пульсировала теплая жидкость. "Кровь?" - подумал Раймон. Профессор Лоран изогнулся, голова его вынырнула из-под темного трепещущего тела. Он пошарил свободной рукой по шее чудища, потом уверенно ткнул иголку шприца в небольшую впадину. Через секунду трепет затих, пульсация в трубке под рукой Раймона почти замерла. Темная туша обмякла, осела, свалилась набок. Профессор Лоран сел на полу. Руки у него дрожали. - Если б не вы... - Он не смог продолжать. Раймона тоже трясло. Непослушными пальцами он достал сигарету. Дым показался ему горьким и едким; все же стало немного легче. Он увидел, что профессор Лоран глотнул какую-то желтую крупинку и вскоре вслед за этим легко вскочил на ноги. - Луиза! - позвал он, сбегая по лестнице. - Э! Ну, так я и думал. Перестань, все в порядке. Перестань! Раймон тоже спустился вниз. Луиза сидела на нижней ступеньке и беззвучно рыдала, охватив голову руками. Профессор Лоран смотрел на нее с досадливой гримасой. Поколебавшись, он достал из верхнего кармана блузы тоненькую прозрачную трубочку, заткнутую ватой, открыл ее и высыпал на ладонь два белых шарика. - Вот, прими! - приказал он. - Скорей! Луиза оторвала руки от лица. Расширенные светлые глаза ее показались Раймону безумными. Впрочем, теперь-то страх Луизы был ему понятен. Он невольно покосился наверх: не ожило ли это темное коротколапое чудище? Луиза проглотила таблетки. Мгновение она сидела неподвижно, глядя перед собой. Потом ее глаза остекленели, утратили напряженное выражение. Она слабо пошевелила губами, словно стараясь что-то сказать, и вдруг, закрыв глаза, начала сползать на пол. Профессор Лоран быстро наклонился и поддержал ее. - Давайте отнесем ее в спальню, - сказал он. - Я понесу. Покажите дорогу, - ответил Раймон. Тело Луизы было почти невесомым. Раймон взглянул на ее бледное спокойное лицо и вдруг почувствовал острую жалость к этой женщине. Жалость и нежность. За что ей такая судьба? - Вот сюда, - сказал профессор, открывая дверь. Раймон положил Луизу на кровать, снял с нее туфли, развязал пояс халатика, укрыл ее одеялом. - Она проспит до утра. Только, наверное, голова у нее будет болеть, - сказал профессор. - Идемте, нам нужно еще Пьера внести в комнату. Это Пьер - тот, что на площадке... Теперь вот что: если кто-нибудь на вас кинется, хватайте его за шею и старайтесь покрепче зажать трубку. Видели трубку у Пьера? Трубки у всех слева... Только за трубку, поняли? - Понял, - сказал Раймон, слегка поежившись. - Вы боитесь? - Профессор быстро взглянул на него. - Тогда я сам... - Нет, нет, - запротестовал Раймон. - Просто мне... - Понимаю, - профессор кивнул. - Это неприятно... Раймон шел за ним, кусая губы. Он и в самом деле испытывал не столько страх, сколько отвращение. Они подтащили неподвижного Пьера к самой двери, подняли его на ноги. Раймон невольно отворачивался, касаясь этой странной, теплой и упругой массы. Пьер напоминал творение скульптора-модерниста, в котором лишь отдаленно и приблизительно угадываются человеческие черты - коротконогий, короткорукий, с бесформенным туловищем и круглой темной головой. У него был круглый рот - темная дыра без зубов и языка, дырки на месте носа и ушей и что-то вроде глаз, похожих, впрочем, больше на блестящие пуговицы, вделанные в кожу. Темная туша безвольно болталась в руках людей. Профессор Лоран осторожно приоткрыл дверь. В комнате было тихо. Они втащили Пьера, уложили его на кушетку. Раймон осторожно огляделся и вдруг почувствовал противную тошнотную дрожь. В углу в кресле сидел и внимательно глядел на него некто, очень похожий на человека. У него была белая кожа и светлые волосы. Под пушистыми бровями ярко блестели синие глаза. Раймон рассматривал это существо, стараясь понять, чем оно отличается от человека. Профессор Лоран осторожно приблизился к сидящему в кресле. Тот был неподвижен. - В чем дело, Мишель? - спросил профессор. - Почему ты не спишь? - Вы знаете почему. - Голос звучал глуховато, без интонаций, но слова произносились отчетливо. - Пьера надо переделать. В таком виде он не годится. Он опасен. Франсуа - тоже. Я вам уже говорил. - Хорошо, ты прав. Я это сделаю. - Со мной тоже плохо. У меня разладился процесс торможения. Вы это видели. Я кричал. - Да, ты кричал. Почему? - Повторяю: процесс торможения нарушен. Реагирую на внешние возбудители слишком резко. На высоте возбуждения волевые импульсы перестают действовать, хотя контроль сознания остается. - Мишель помолчал, потом добавил: - Считаю, что я тоже могу быть опасным. - В чем опасность? - спросил профессор. - В выключении сознательной воли. В бессмысленном двигательном и речевом возбуждении. Вы должны в первую очередь заняться моими тормозными центрами. Раймону показалось, что он бредит. Ярко освещенная большая комната; окна задернуты шторами; длинные столы вдоль окон уставлены колбами, пробирками в деревянных штативах, закрытыми стеклянными сосудами различной формы и величины; книжные полки до потолка у одной из стен; коротколапая темная туша на кушетке; чье-то шумное дыхание за высокой ширмой; и этот ровный, неживой голос, эти неестественно блестящие глаза на белом, правильном и все же адски уродливом лице! Этот ужасный, бредовый разговор! - Что с ними? - спросил профессор, кивком головы указывая на ширму. - Я им дал Т-21. Двойную дозу. - Как ты с ними справился? Ты ведь сам был перевозбужден? - Да. Но контроль сознания сохранялся. Я смог заставить себя принять Т-24. Это было трудно. Я не мог управлять руками. Особенно руками. И горлом. Я хотел кричать. - Да, я знаю. И все же ты справился. - По-видимому, существуют добавочные центры. Но их трудно включить. - Они должны существовать. Ты не механизм. Живая структура всегда избыточна, это ее коренное свойство. Она дублирует функции для страховки. Ты понимаешь меня? - Да, я отчетливо понимаю. Это правильная мысль. Но у меня надо укрепить основные центры. - Конечно. Что делал Франсуа? - Он хотел ходить. Хотел бегать. Хотел все трогать и хватать. - Если он не делает расчетов, ему надо ходить и хватать. Он для этого создан. Ему нужно дело. У него слишком сильные мускулы. - Да. Я сунул ему в руки палку и приказал выбивать пыль из дивана. Он послушался. Это отвлекло его. Я сделал укол. Он спит. - А Поль? - У Поля, после того как вы с Пьером оказались вне комнаты, сразу наступило резкое торможение. Он перестал двигаться, но стоял и не хотел ложиться. Пьер на него, по-видимому, влияет слишком сильно. Это - недостаток. - Да, конечно. Я подумаю над этим. А теперь тебе надо спать. - Я думаю о себе и не могу спать. - Я дам тебе снотворное. - Дайте. Вы будете делать мне операцию? - Не знаю. Постараюсь обойтись без этого. Почему ты спрашиваешь? - Я ощущаю страх. - Страх? Откуда ты знаешь, что это страх? - Я знаю. Я читал. Это страх. Раньше его не было. - Ты слишком усложняешься. - Это не зависит от моей воли. - От моей тоже. Чего ты боишься? Боли? - Нет. Я боюсь уничтожения. - Смерти? - Да. Это называется смерть. - Ты знаешь, что этого не будет. Ты вечен. - Я в этом не уверен. - Что? - быстро спросил Лоран. - Я не уверен. Во мне что-то переменилось. И тогда появился страх. - Вздор! Ничто не могло перемениться! Это атавистические ощущения. - Атавизм? У меня? - Черт возьми, ты начинаешь острить! - сказал, помолчав, Лоран. - Пока давай спать. Я устал. Ах, да! Познакомьтесь с Мишелем. Мишель, это Жозеф. Гибкая теплая рука Мишеля крепко сжала руку Раймона. "Совсем как человек!" - подумал Раймон. - Теперь вы можете отправляться вниз и спать. Ночь пройдет спокойно, да и утро тоже... Утром... ах, да, утром придет мой помощник... - Профессор Лоран подумал с секунду. - Я думаю, вы мне оба пригодитесь. Вы мне, в сущности, сегодня спасли жизнь... Словом, если хотите, оставайтесь, я буду рад! - Я останусь, - сказал Раймон. - Я хочу остаться с вами... ...Когда Альбер показался из-за угла, Роже облегченно вздохнул. - Где ты пропадал? Я тут целый час толкусь. - Еле вырвался! - оживленно сказал Альбер; глаза его сияли сквозь стекла очков. - Тут на углу бистро, зайдем? - предложил Роже. - Можно в бистро. - Альбер поколебался. - Если там пусто. У меня к тебе серьезный разговор. В бистро было пусто. Лысый хозяин дремал за стойкой. Они уселись у окна. - Мне ничего не надо, я сыт, - сказал Альбер. - Разве что кофе. Или перно. - Меня кухарка Лебренов тоже накормила, ого! - Роже захохотал. - Просила заходить. Но уж очень толста, не люблю я этого! Эй, приятель, два перно! - Послушай, Роже, - начал Альбер, когда официант принес рюмки с мутно-белым перно. - Хочу предложить тебе работу в доме профессора Лорана... Роже долго слушал. Потом расхохотался. - Ты спятил, дружище! - сказал он. - Конечно, я буду об этом молчать, раз ты просишь. Но чтоб я, Роже Леруа, пошел в прислуги! - Послушай, Роже, - мягко сказал Альбер. - Я, должно быть, плохо объяснил. Это - как на войне. Нас будет пятеро, включая мадам Лоран. Я знаю, что ты все умеешь по хозяйству. Я в этих делах ни черта не смыслю, а Жозеф не парижанин, и вообще он не такой... Мадам Лоран очень слабенькая, ей трудно. А ни одна служанка в этом доме не проживет и двух дней. Понимаешь? Без тебя нам плохо придется. Кроме того, мы с Жозефом будем то дежурить наверху, то бегать по поручениям профессора. А мадам Лоран все время одна, и ей страшно. - Ты думаешь. Роже Леруа годится, чтоб успокаивать старушек? - проворчал Роже. - Почему - старушек? Мадам Лоран совсем молода. Роже сразу оживился: - Молода, говоришь? Только такой очкастый растяпа, как ты, мог не сказать этого с самого начала! Что, блондинка? И тоненькая? Черт побери, да это же мой вкус! Альбер бледно улыбнулся: - Роже, дело обстоит серьезней, чем ты себе представляешь. И мадам Лоран... Когда ты ее увидишь, то поймешь, что о ней нельзя говорить в таком тоне. Она смертельно измучена, ей надо помочь. Сегодня она еле встала с постели. - Что тут долго разговаривать, я готов! - уже серьезно сказал Роже. - А профессор как, не возражает? - Нет. Он сказал, что дела приняли серьезный оборот и помощь необходима. Роже расплатился и встал. - Идем. Знакомь меня с твоим гением. Они вышли опять вместе: Роже шел на рынок, Альбер - в библиотеку и в лабораторию. - Мне тут не нравится, - заявил Роже. - Не знаю что, но тут нечисто. - Побываешь наверху, так поймешь, в чем дело, - сказал Альбер. - Но ты можешь мне объяснить, что там, наверху? - Там... - Альбер запнулся, ища подходящих слов, - там искусственные люди. - Машины? Роботы? Это я слыхал! - Нет, не машины. Живые существа. Ну, люди. Только их создал профессор Лоран. - Слушай, куда ты меня затащил? - спросил Роже, ухмыляясь. - Если б не мои правила, я бы плюнул на это грязное дело. - Какие правила? - Не бросать приятеля, если ему туго приходится. Не оставлять женщину без защиты. Такой олух, как ты, этого второго правила наверняка не поймет. - Какого ты мнения о Жозефе? - спросил вместо ответа Альбер. - Я скоро сообщу тебе, какого я о нем мнения, - пообещал Роже. - И как его зовут на самом деле, тоже узнаю, он у меня не отвертится. - Что ты, Роже! Да ведь Жозеф - племянник мадам Лоран! - Такой же он ей племянник, как мы с тобой! Не знаю, для чего они придумали эту штуку, но Роже Леруа не проведешь. - Нет, ты серьезно? - обеспокоился Альбер. - Тогда надо поговорить с профессором... - Ни слова профессору! - запротестовал Роже. - Я и сам все узнаю. Твоему профессору сейчас не до того, чтобы следить за поведением жены. Даже если этот парень и в самом деле ее дружок... А я в этом не уверен. Альбер рассердился: - Что ты плетешь, Роже! Ты и видел их мельком, а навыдумывал... - Ладно, сам увидишь, - пообещал Роже. - У меня - глаз, я тебе скажу! Теперь вот что: надо бы запастись оружием. Он нам денег будет давать хоть немного? - Не в этом дело. Профессор запрещает иметь оружие. Он отобрал у Жозефа револьвер. - А у Жозефа был-таки револьвер! Я так и знал: это парень не промах... Ладно, если нельзя револьвер, надо хоть кастет носить в кармане. - Роже, лучше тебе вообще не ходить наверх, - встревоженно сказал Альбер. - Мы втроем всегда справимся. - Ладно, как хочешь. Я вижу, что добром эта история не кончится. Но я не сбегу, можешь быть уверен. Роже Леруа не бросает приятелей в беде, говорю тебе. - Спасибо! - Альбер поглядел прямо в глаза Роже. - Ты молодец. - Какой я молодец, знают только девчонки! - засмеялся Роже. - Ну, мне сюда! Он свернул в узкую зеленую улочку. Альбер стоял, глядя ему вслед. За эти сутки вся жизнь переменилась так неожиданно и круто, что дух захватывало. И неизвестно было, что ждет в ближайшие дни, даже часы... - Но до чего интересно! - сказал самому себе Альбер. - Интересно так, что за это и жизни не жалко! Раймону Лемонье удалось выйти из дома профессора только под вечер. Весь день он помогал профессору в лаборатории. Вниз он спускался только, чтобы поесть, и поскорее уходил: насмешливый изучающий взгляд Роже ему не нравился. Но теперь, по крайней мере, можно было не очень беспокоиться за Луизу: у этого черномазого моряка железные бицепсы, он с любым роботом справится. Да и по хозяйству Роже здорово помогает... Вернулся этот рыжий очкастый Альбер, и профессор немедленно послал Раймона в аптеку: видно, хотел поговорить с Альбером наедине. Раймон сразу же позвонил Пейронелю - шеф был еще в редакции. - Приезжайте! - сказал Пейронель. - Хватайте такси, поскорее. Он выставил всех из кабинета, как только появился Раймон, и слушал, тяжело сопя и выпятив нижнюю губу. - Черт возьми! - сказал он наконец. - Сенсация сверхъестественная, а вы, мой мальчик, попросту герой. Но что же будет с Луизой? - Мне эти новые помощники профессора не нравятся, - сказал Раймон. - Мадам Лоран они, возможно, облегчат жизнь... особенно Роже... но мою задачу они очень осложняют. Пейронель тяжело сопел, раздумывая. - Может быть, это тоже журналисты? - предположил он. - Не думаю. Альбер действительно ученик профессора. Он фанатик науки. Я видел, как он знакомился с Мишелем и со всеми этими чудищами. Он даже не испугался, поверьте мне. Он вел себя так, словно его знакомят с Чарли Чаплином или, допустим, "мисс Европой": восторг и бешеный интерес, ничего больше. Профессор был очень доволен. А Роже парень необразованный, грубоватый, но хитрая бестия. Уж скорее можно подумать, что он полицейский агент и втерся в доверие к этому чудаку Альберу. - Да... - пробормотал Пейронель, отдуваясь. - Я думаю, вам надо продержаться там еще хоть пару дней. Попросите, чтоб Луиза позвонила мне или написала. Если эти ребята ее в самом деле будут защищать, то ваше дело - набрать побольше сведений. Снимки, Лемонье, помните, снимки! Возьмите вот эту штучку, пригодится. - Он протянул Раймону миниатюрный фотоаппарат, вмонтированный в портсигар. - Я не представляю себе пока, что и когда мы сможем дать, но надо готовить материал! Упускать такую штуку нельзя! Послушайте, Лемонье, - спросил он вдруг, выкатывая глаза. - Ну неужели этот самый Мишель вот так разговаривает? - Разговаривает, слово чести, - сказал Раймон, передернувшись. - А вы уверены, что это не человек? Ну, то есть понимаете: что его родила не мама, а сделал профессор Лоран в лаборатории? - Человек? - возразил Раймон. - Да нет, видели бы вы его! Похож, очень похож на человека, но не человек! - Хорошо. Звоните мне каждый день. Если от вас не будет звонка, я сочту, что случилась катастрофа... Вы согласны идти обратно? А? - Согласен! - Раймон встал. - Хорошо, мой мальчик! - Шеф тоже встал. - Я воевал дважды: и в первую мировую войну, и во вторую. Могу сказать, что я видал виды, и опасностью меня не удивишь. Но то, на что идете вы сейчас... - он помолчал, - это... Я этого боюсь, даже сидя у себя в кабинете. Если все будет в порядке, Лемонье, мое вам слово, ваша карьера обеспечена! Раймон вышел, не чувствуя под собой ног от радости. Вот это настоящая жизнь, ничего не скажешь. Грандиозная сенсация, необыкновенные приключения, очаровательная женщина и молодой герой-защитник... Черт возьми, какой материал для целой серии статей! И впереди - обеспеченная карьера. Еще бы! Не каждый справится с таким заданием! - Я знал, что с Шамфором будет трудно, - сказал профессор Лоран. - Но все же не думал, что он так заартачится. Придется мне завтра самому идти. Вы со мной пойдете. Тут останутся Жозеф и ваш Леруа. И Мишель, конечно, - добавил он. Альбер вздохнул. Он все еще не мог отрешиться от чувства нереальности: может, все это снится с голоду? Все: и эта удивительнейшая в мире лаборатория, и эти человекоподобные странные существа, и синие, неправдоподобно блестящие глаза Мишеля... Да нет, такого и во сне не увидишь! - Шамфор не объяснял, почему он отказывается работать? - помолчав, спросил профессор. - Нет. Принял меня стоя и сказал, что он давно предупреждал вас... что он не может больше заниматься этой работой. И еще сказал, что он не может забыть Сент-Ива... Даже крикнул. - Ну конечно, - устало сказал профессор. - Он не может забыть Сент-Ива. А я? Он думает, я забыл? Вот Мишель знает, забыл ли я Сент-Ива. Мишель сказал своим ровным глуховатым голосом: - Сент-Ива вы вспоминаете очень часто. Потребность помощи и чувство вины. Сложный комплекс. Профессор Лоран, шагавший по комнате, круто остановился перед Мишелем. - Что ты болтаешь? - резко спросил он. - Разве это неправда? - невозмутимо проговорил Мишель. - Это очень легко заметить. Профессор Лоран рассмеялся довольно принужденным смехом: - Вот, пожалуйста! Совершенно ненужное усложнение. Он начинает изощряться в психологическом анализе моей особы. Ты, чего доброго, фрейдистом станешь! - Этого я не понимаю, - сказал Мишель. - И не надо. Фрейда мы с ним не читали, - пояснил профессор Альберу. - А вообще он уйму читал, и по многим вопросам с ним можно консультироваться лучше, чем со мной. У него ведь идеальная память, почти как у электронного устройства. И способность мыслить, которой нет у такого устройства. Нам он кажется странным потому, что лишен эмоций... почти лишен. - Это - гормональная недостаточность, - сообщил Мишель. - Вот видите! - Профессор Лоран усмехнулся. - Он, в общем, все знает. Ну-ка, расскажи Дюкло, как ты устроен, а я пока поработаю с Франсуа. Мне нужно закончить один расчет. Расскажи и насчет других. Профессор Лоран отошел к столику, за которым сидел погруженный в расчеты Франсуа - странное существо с красноватым лицом, в котором едва проступали грубо намеченные человеческие черты. - У меня много отличительных особенностей по сравнению с другими, - сказал ровным, спокойным голосом Мишель, кивнув в сторону своих странных собратьев. - Создавая нас, профессор Лоран ставил перед собой различные задачи. Я создан для демонстрации. У меня наиболее совершенный и гармонично развитый мозг. В известном смысле я совершеннее человека: я почти не устаю и у меня очень развита память, я ничего не забываю. Я многого не знаю совсем, но это уже вопрос воспитания и среды. Я ни с кем не говорил, кроме профессора Лорана и Сент-Ива... - Что ты опять болтаешь о Сент-Иве! - с раздражением крикнул профессор. - Я говорю только, что я знал Сент-Ива, - спокойно пояснил Мишель. Профессор Лоран быстро подошел к нему: - Ты еще и фантазировать начинаешь! Ты не мог видеть Сент-Ива! - Вы не учитываете многого, - сказал Мишель. - В то время мой мозг был уже вполне развит. И я умел видеть, у меня ведь уже было сканирующее устройство. Я хорошо помню Сент-Ива. - До последнего момента? - странно изменившимся голосом спросил профессор Лоран. - Да. Хотя в конце я многое воспринимал уже неясно. Двигательное возбуждение и затемнение сознания... Профессор Лоран не отвечал. Губы его дрожали. - Как выглядел Сент-Ив? - спросил он глухо. - Невысокий, худощавый. Светлые волосы, голубые глаза, очень белые зубы, часто улыбался. Он нравился женщинам. - Черт знает что! - растерянно сказал профессор Лоран. - А это ты откуда знаешь? - Это говорили и вы, и Шамфор, и он сам. Я знаю, что это правда. - Ты и Шамфора, оказывается, знаешь? - Да, знаю. Он очень любил Сент-Ива. Но не вас. - Ты воспринимаешь разумом эмоции, я знаю. Но тогда ты не мог их воспринимать. - Да, но я все помню. Я теперь сделал выводы. - Ладно, рассказывай дальше. - Профессор пошел к Франсуа. - Череп и скелет у меня из пластмассы. Кожу и мышцы лица сначала наращивали на эту основу. Но с кожей у профессора выходит почему-то плохо. Я предназначен для демонстрации, поэтому и лицо мне тоже сделали в конце концов искусственное. И у меня зубы, хоть они мне и не нужны. - Не нужны? - переспросил Альбер. - Конечно. Мы все питаемся искусственно, у нас даже нет кишечника. Только у Поля есть все, даже половые железы, но он тоже питается искусственно и весь пищеварительный тракт у него недоразвит... Поль, подойди сюда, - позвал Мишель. С узенького диванчика, обитого темно-красной клеенкой, поднялся Поль и странной вихляющей походкой направился к ним. Лицо у него было перекошенное, будто от паралича. Мягкий, слегка скривившийся налево нос, рыхлые щеки, низкий покатый лоб, приоткрытые мокрые губы, маленькие тусклые глаза. Альбер невольно отвел взгляд от этого лица, словно принадлежащего постоянному обитателю психиатрической лечебницы. - Сядь, Поль, - сказал Мишель, и тот послушно сел, положив длинные руки на колени. - Поль был задуман иначе. Он должен был сам расти. Все было сделано так, чтоб он сам рос. Конечно, быстрее, чем растут люди, и с помощью профессора. Он за четыре года стал такой, каким человек смог бы стать лишь в семнадцать-восемнадцать лет. Гормональный режим проверялся только на нем. Поль получился слишком эмоциональным, очень возбудимым. Поль, как ты себя чувствуешь после вчерашнего? Поль криво улыбнулся, показав неровные желтоватые зубы. - Скажи, Поль... Он не любит говорить. Его надо заставлять... Ну, скажи. - Я хорошо выспался, - тихим скрипучим голосом сказал Поль. - Но у меня болит спина. - Она всегда у него болит. Наверное, слишком слабый позвоночник... Посиди около нас, Поль. - Я хочу к Пьеру, - проскрипел Поль. - Не надо к Пьеру, сиди тут... Пьер на него почему-то влияет. Мы не можем еще понять почему. - Я люблю Пьера, - криво улыбнувшись, скрипнул Поль. - Это чепуха, - авторитетно заявил Мишель. - Любить можно человека, а Пьера - нельзя. - Можно, - настаивал Поль. - Пьер хороший. А больше мне некого любить. Профессора я боюсь. А ты бессердечный. - У меня искусственное сердце, - пояснил Мишель. - Так надежней. И легкие тоже. Профессор Лоран и Сент-Ив не хотели рисковать, они берегли мой мозг... Но это не значит, что я бессердечный, - сказал он Полю. - Чувства - это совсем другое. - Ты даже не понимаешь, что значит любить. У тебя только мозг и есть, - сказал Поль. - А Пьер хороший, и он меня любит. Больше никто меня не любит. - Вы слышите, профессор, как много он говорит? - Мишель с интересом смотрел на Поля. - Он развивается и усложняется. - Я слышу. - Профессор Лоран снова подошел к ним. - А ну-ка, объясни мне, что такое любовь. Поль растерянно зашевелился. - Объяснить? Я не могу этого объяснить. Пьер лучше всех, вот и все! И он меня любит. - А я? Разве я тебя не люблю? - спросил профессор. - Вы? Нет! - Лицо Поля странно дергалось. - Вы хотите меня переделывать, я знаю. И Пьера тоже. А мы не хотим. Мы хотим оставаться такими, как есть. Иначе мы можем забыть друг друга. - Что-о? - спросил пораженный профессор Лоран. - Черт возьми, Дюкло, слыхали вы что-нибудь подобное? - Но это же нормальные человеческие эмоции, - робко сказал Альбер. - Если у Поля не только мозг, как у Мишеля... Профессор провел рукой по лбу и отвернулся. - Да, конечно... нормальные человеческие эмоции, - пробормотал он. - Нормальные эмоции... нет, просто мы слишком мало обращаем внимания на его мозг! - Можно усилить и несколько изменить питание мозга, - вмешался Мишель. - Это еще не поздно. Поль продолжает расти. Я записываю все данные. - Почему ты мне ничего не сказал об этом? - Вы считали, что Поль - неудачная модель, что его нужно переделать. Я с вами согласен. Но, может быть, стоит попробовать другую комбинацию питания. Он стал интересней. Но зато и опасней. Поль быстро посмотрел на Мишеля и на профессора. Альбер готов был поклясться, что в мутноватых, невыразительных его глазах сверкнула ярость. Но он опустил глаза и снова улыбнулся своей жалкой, кривой улыбкой. - Я всегда был лучше, - заскрипел он. - Я всегда любил Пьера. Вы просто не видели. Профессор Лоран смотрел на него со смесью острого интереса и печали. - Всегда? - переспросил он. - Даже тогда, когда вы с Франсуа хотели уничтожить Пьера? Ты помнишь это? Расплывчатое лицо Поля задергалось, пятна на нем проступили заметней. - Это был не Пьер, - с трудом сказал он. - Только мозг. - Вот мозг ты ему и повредил. Поэтому он такой. - Он хороший! - с вызовом сказал Поль. - Просто у вас не хватило на него материалов. Он в этом не виноват. Он гримасничал, размахивал своими нескладными длинными руками. Альберу показалось, что Поль похож на развинченного, плохо воспитанного подростка. Профессор потрогал пульс Поля, завернул ему веки. - Мишель, измерь ему кровяное давление, - приказал он. Мишель достал аппарат, Поль покорно закатал рукав синей бумажной блузы, обнажая вялую пятнистую руку с четко проступающими, словно припухшими суставами. - Верхняя граница - двести десять, нижняя - сто двадцать, - сообщил Мишель. - Видишь, тебе вредно волноваться, - мягко сказал профессор. - Иди отоспись. Возьми Т-24, проглоти. - Он протянул Полю таблетку. - Я просто полежу: я выспался, - упрямо возразил Поль. Он побрел своей развинченной походкой в уголок за ширму. Пьер тут же поднялся и пошел вслед за ним; они уселись, обнявшись, и Поль принялся шептать что-то на ухо Пьеру. Профессор озабоченно поглядел на них. - Да-а, вот так штука! - сказал о" и опять пошел к Франсуа. - Поль все-таки неудачен, - сказал Мишель. - Дело даже не в повышенной возбудимости. Он просто слишком слаб и нежизнеспособен. У него непрочный скелет, он не выдерживает быстрого роста, Поль все чаще жалуется на боли, у него немеют руки и ноги. Потом - видели, что у него с лицом? Оно совсем перекосилось. Я делаю ему электромассаж, это плохо помогает. Он может умереть, ведь он совсем как человек, у него все свое: и руки, и ноги. - А разве у вас?.. - удивился Альбер. Мишель вытянул свою белую, аристократической формы руку с продолговатыми выпуклыми ногтями, безукоризненно отделанными. - Нет, конечно. Это, в сущности, протезы. Управляются биотоками. Ощущаю все при помощи специальных преобразователей - датчиков. У меня тонкая чувствительность и, во всяком случае, более точная, чем у Поля: у него вечно какие-то нелепые разлады, то боли, то онемение, то он жалуется на жар или холод. Я все воспринимаю точно. И движения у меня точные. Конечно, Поль - первая модель такого рода, дальнейшие, может быть, окажутся гораздо лучше. Но я убежден, что моя модель лучше в принципе. И не только для демонстрации. Зачем заново создавать человека, если он так несовершенен? Надо исправлять природу. - Ты стал бахвалом, Мишель, - сказал профессор Лоран, усмехаясь. Он встал и потянулся. - Ну, Дюкло, как вам нравится Мишель? У Альбера выступили слезы на глазах: - Профессор, это чудо! Мне все кажется, что я во сне! - Мне тоже иногда кажется, что это какой-то бред, - сказал профессор. - Хотя пора бы уже привыкнуть... Вы есть хотите? Альбер смущенно улыбнулся. Профессор достал коричнево-красную таблетку, положил ее в рот. - Тогда пойдите вниз. Я привык к таблеткам, а вас не хочу приучать, да и запас у меня небольшой. Внизу было тихо. Альбер заглянул в столовую, на кухню - Роже нигде не было. - Эй, Роже! - громко крикнул Альбер. Послышались тихие торопливые шаги. - Чего ты орешь? - полушепотом спросил Роже, появляясь откуда-то из глубины коридора. Альбер с изумлением уставился на него. Роже был чисто выбрит, его щеки и подбородок отливали синевой, и весь он был какой-то чистенький, отглаженный, торжественный. - Тише, Луиза спит! - сказал он. Альбер зажал рот рукой, чтоб не расхохотаться во все горло. Роже просто неподражаем! Достаточно ему увидеть женщину... - Ты просто с ума сошел, приятель! - сказал Альбер, отдышавшись. - Луиза, подумать только! - Это ты с ума сошел! - азартно зашипел Роже, оттесняя его к кухне. - Не могу я называть эту милую девочку "мадам". Это не в моих правилах, ты знаешь... Не думай - ничего такого, я ведь не болван, понимаю, что ей не до того. Но вы тут все помешались на каких-то чудовищах, а о бедной девочке никто не думает, даже муж... этот самый твой гений! Лопать хочешь? Садись, и ты увидишь, на что способен Роже Леруа для друга! Он навалил Альберу полную тарелку дымящейся, аппетитно пахнущей снеди, по-южному острой и жгучей. Альбер, зажмурив глаза от удовольствия, поглощал это блюдо со сказочной быстротой. Роже благосклонно улыбался, глядя на него. - А вот это, - он слегка приподнял крышку на маленькой голубой кастрюльке, - это для Луизы. Куриный бульон и котлетки. Ей надо подкрепляться. - Он налил Альберу кофе. - Пей! Я вас тут буду кормить на славу. Мы шли в Вальпараисо, и среди океана у нас заболел кок... Я тебе скажу: команда на этом не проиграла, потому что на борту был Роже Леруа! Капитан предлагал мне двойной оклад... Альбер уже знал эту историю, но всегда подозревал, что Роже привирает, так же как и насчет своих успехов у женщин. Но пока все оказывалось очень близким к истине... - А мадам Лоран не обижается, что ты с первого дня начал звать ее по имени? - осведомился он. - Женщины никогда не обижались на Роже Леруа! - торжественно заявил Роже. - А кроме того, я вовсе не зову ее по имени. С женщинами это опасно, еще перепутаешь имя. Гораздо лучше говорить: "моя девочка", "моя крошка" - это всем подходит, даже тем, кто ростом с Эйфелеву башню. - Послушай, Роже... - Альбер всерьез обеспокоился. - Не волнуйся, все зависит от тона, - авторитетно заявил Роже. - Вот она спит. Без снотворного, а сама сказала, что даже по ночам не спала от страха. А почему она спит? Потому, что любая женщина, если она не стопроцентная идиотка, знает: на Роже Леруа можно положиться! Альбер встал. Болтовня Роже начала его злить. - Пойдем-наверх, - сказал он. - Я попрошу, чтоб профессор познакомил тебя со своими друзьями. - Что ж, пойдем, - сказал Роже не очень бодрым тоном. - Мне-то они, ясно, ни на черта не нужны, но все же интересно. Профессор Лоран согласился, что Роже нужно показать лабораторию и объяснить, как обращаться с ее обитателями. Альбер открыл дверь, и Роже вошел, осторожно оглядываясь. Все было по-прежнему: профессор работал с Франсуа, Поль и Пьер сидели за ширмой, Мишель в кресле читал книгу, делая пометки в большой тетради. - Мишель, познакомьтесь с моим другом Роже Леруа, - сказал Альбер. Роже осторожно протянул руку, во все глаза глядя на Мишеля. Когда Мишель пожал ему руку, он так же осторожно убрал свою руку назад, зачем-то понюхал ее и сунул в карман. - Я не имею запаха, - своим бесстрастным голосом сказал Мишель. - Это я так просто... не обижайтесь, - пробормотал Роже. - Я не умею обижаться, - сообщил Мишель. Роже исподлобья взглянул на него. - А я вот умею, - проговорил он многозначительно. - Не валяй дурака. Роже, никто тебя не разыгрывает, - сказал Альбер. - Познакомься теперь с Франсуа. Франсуа так стиснул руку Роже, что тот охнул. - Ну и медведь! - сказал Роже. - Это что - чемпион по боксу? - Нет, Франсуа - математик, - ответил профессор Лоран. - Но мускулы у него тоже очень хорошо развиты. С ним трудно справиться. - Все-таки можно, я думаю, - сказал Роже. - Джиу-джитсу знаешь, приятель? Франсуа покачал головой. - Ну вот, а это такая штука, я тебе скажу! - Роже воодушевился. - Хочешь, поборемся? Профессор Лоран слегка усмехнулся, с любопытством глядя на Роже. - Франсуа сейчас занят, - сказал он. - Идем, Роже, - заторопился Альбер. - Погляди еще на Поля и Пьера, а остальное я тебе объясню внизу. Они с Роже заглянули за ширму. Поль лежал на кушетке с открытыми глазами, неподвижно устремленными в потолок. Пьер сидел рядом. Внизу Роже сказал: - Если бы я верил в бога, я бы подумал, что твой профессор - сам дьявол. - Он был потрясен. - Черт, да это если и рассказать кому, так не поверят! Этот вот, Мишель, он совсем как человек. Я действительно подумал, что ты меня разыгрываешь. Но другие - жуть! И он все время был с ними один? Нет, я тебе скажу: Роже Леруа не трус, но это - совсем другое дело! Один я бы там и часу не согласился просидеть. - Роже, - сказал Альбер, - завтра мы с профессором уйдем часа на три. Жозефу одному там тоже будет страшно. Да и опасно. Придется тебе с ним подежурить наверху. Профессор оставит точные инструкции, как поступать, если что случится. Помни - никакого оружия. Не бить их. Только прижать трубку у шеи покрепче, пока Мишель сделает укол. - Веселенькое занятие, нечего сказать, - проворчал Роже. - Помни, что это опасно. Особенно следи за Франсуа, которого ты хотел обучить джиу-джитсу, и за Полем - это тот, который лежал за ширмой. Мишель, наверное, будет вам помогать. - Ладно, - хмуро сказал Роже. - Буду следить. А этот, Жозеф, он не струсит, не удерет? - Профессор говорит - он храбрый. Сегодня ночью он спас профессору жизнь. - Ладно, - повторил Роже. - Посмотрим, какой он храбрый. Ночью Раймону не спалось. Он лежал и глядел в потолок. Там качалось смутное световое пятно - отсвет далекого уличного фонаря. Деревья за окном глухо и тревожно шумели, несколько раз начинал накрапывать дождь, и редкие капли тяжело ударялись о карниз. Раймон вертелся на неудобном раскладном кресле и удивлялся, как безмятежно, полураскрыв рот, спит Альбер. В смутном ночном свете лицо его, без очков, выглядело совсем детским. "Зачем, собственно, мне спать здесь? - думал Раймон, с невольным страхом и отвращением прислушиваясь к странному хрипловатому дыханию Мишеля и Франсуа, спавших неподалеку на жестких кушетках. - Кто-то простонал во сне... Это, наверное, Поль... он за ширмой... Внизу спать удобнее... Почему именно этот Леруа спит внизу... Там Луиза, а он смотрит на нее так, словно сто лет с ней знаком... Ах, да, ему надо раньше всех вставать и идти на рынок... Но все-таки лучше бы и мне спать внизу... Профессор, кажется, тоже не спит... Какая странная комната... Ах, вот что, тут были две комнаты, от стены осталась только плохо заделанная полоска на потолке. Получился почти зал, двусветный... Понятно, так удобней наблюдать за всем, что делается в лаборатории... Боже мой, что за жуткая жизнь у профессора... все время наедине с этими чудищами, да еще и в опасности... Какая нужна сила воли, чтоб держаться так, в одиночку, без помощи... Луиза... да, Луиза несчастна из-за него..." Он открыл глаза и не сразу понял, где находится. За окнами ярко сияло солнце, щебетали птицы, а здесь, в лаборатории, продолжалась своя, фантастическая и зловещая жизнь. Из туалетной вышел Мишель, на ходу расчесывая свои густые светлые волосы. Альбер, сидя на постели, проводил его восхищенным взглядом. - Понимаете, он моется и чистит зубы, - тихонько сказал он Раймону. Мишель услышал это и сообщил своим ровным голосом: - Мне следует соблюдать гигиену. Иначе засорятся поры кожи, да и зубы могут скорее износиться. Раймон поежился. Черт знает что! Он начал поспешно одеваться. Профессор Лоран уже сидел в углу за столиком и смотрел, как Франсуа делает расчеты. Лицо у него было такое бескровное, что когда он опускал глаза, то казался мертвецом. Вскоре появился Роже, позвал их вниз, накормил вкусным завтраком. Напившись крепкого черного кофе, Раймон почувствовал себя бодрее. - Так, значит, нам с вами предстоит провести пару часов в приятном обществе, - сказал он, обращаясь к Роже. - Ладно, чего ж, - без большого воодушевления отозвался Роже. Профессор Лоран тоже побывал внизу и явился тщательно выбритый, в хорошем сером костюме, в белоснежной рубашке. Но лицо его выглядело еще более усталым. - Мишель, с тобой останутся двое, - сказал он. - Мне нужно ненадолго уйти. Если Франсуа или Поль будут неправильно вести себя, помоги справиться с ними. Если ты сам разладишься, тебе дадут Т-21. - Может быть, сразу дать им Т-24? - спросил Мишель. - Нет. Франсуа должен к вечеру закончить важный расчет. Он будет работать со счетной машиной. А Поль и по ночам плохо спит без снотворного, нельзя его приучать к Т-24. Да я ведь сегодня не делал с ними никаких опытов, должно все обойтись без шума. Мы скоро вернемся. Ты беспокоишься? - Да. Франсуа не в порядке. Поль - тоже. А значит - и Пьер. - Ничего. Втроем вы справитесь, - помолчав, сказал профессор. - Заприте дверь. Он ушел с Альбером. Раймон и Роже заперли дверь и сели неподалеку от Мишеля. Мишель внимательно смотрел на них своими странными ярко-синими глазами. - Вы будете работать вместе с профессором? - спросил он. - Да... - кашлянув, отозвался Раймон. - Это хорошо. Ему одному трудно. Очень трудно. Франсуа помогает только в расчетах, а я читаю литературу и веду записи, провожу некоторые опыты. Но профессор давно не мог никуда выходить. Я тоже не мог. Я ведь ничего не знаю, что там делается. - Он широким жестом указал на окна. - А вам тут не скучно? - спросил Раймон, чувствуя, что говорит глупость. Мишель снисходительно улыбнулся. - Мне не бывает скучно, - сказал он. - У меня есть книги, есть мои обязанности. А с тех пор как я стал усложняться, я вдобавок часто задумываюсь о себе... Роже вытаращил глаза. - Я думаю о своем будущем... о том, что я собой представляю и чем отличаюсь от людей... и какая польза от моего существования... Раймон нервно забарабанил пальцами по спинке стула: - Гм... да! Все это очень благородные мысли... - Благородные? - переспросил Мишель. - Этого слова я по-настоящему не понимаю. - Не понимаете? Но вы же прекрасно говорите... по-французски. - Я могу говорить еще по-английски, по-немецки и по-русски, - сообщил Мишель. - Но я читаю только техническую литературу. Сент-Ив говорил, что мне нужно давать и другую литературу... беллетристику, для расширения кругозора и словаря... Но профессор пока не находил для этого времени, я был слишком загружен. - А если вы сейчас попробуете почитать? - предложил Раймон. - В моей комнате есть Мопассан, есть Толстой и Хемингуэй. Кому из нас идти вниз, Роже? - Я схожу, - поспешно отозвался Роже: он чувствовал, что не сможет остаться здесь один. - Кстати, я посмотрю, как себя чувствует... мадам Лоран. Луиза спала. Бледное лицо ее слегка разрумянилось, губы приоткрылись, она казалась совсем девочкой. Роже на цыпочках вышел из комнаты и помчался за книгами. Он прихватил еще себе детективный роман в яркой обложке. Наверху все было тихо. Мишель с любопытством посмотрел на книги. Раймон, подумав немного, протянул ему томик рассказов Мопассана. Роже уткнулся в детективный роман. Мишель с удивительной быстротой перелистывал страницы. Раймон исподтишка наблюдал за ним. Мишель дочитал до конца один рассказ, начал читать другой, потом остановился и пожал плечами. Потом снова перечитал первый рассказ. - Да, это литература совсем другого рода, - заметил он. - Вам что-нибудь непонятно? - спросил Раймон. - Мне не вполне понятно, с какой целью все это написано. Раймон заглянул в книгу. Мишель говорил об одном из самых поэтических рассказов Мопассана - о "Лунном свете". - Вот вы говорите, что задумываетесь о себе, - сказал он. - Почти все люди думают о себе: кто они, зачем они, что ценного в их жизни. Естественно, что они думают и о любви... - Я знаю, что такое любовь, - спокойно сказал Мишель. - Она основана на инстинкте продолжения рода и еще - на сходстве характеров. Роже открыл было рот, чтоб возразить, но Раймон сделал ему знак. - Это, пожалуй, слишком упрощенное объяснение, - сказал он. - Иногда речь вовсе не идет и даже не может идти о продолжении рода. А характеры любящих бывают даже диаметрально противоположными. - Такая любовь не может быть прочной, - доктринерским тоном заявил Мишель. - В вей нет подлинной основы. Роже все-таки не выдержал. - Послушай, приятель, - заговорил он. - Вот я, например, не был женат и детей у меня нет. Что ж, по-твоему, я никогда не любил? - Наверное, нет, - сказал Мишель. - Это называется: случайные связи. Я читал. - Читал! Вот если б ты сам... - язвительно начал Роже, но осекся. - У меня отсутствует пол. Я, в сущности, только мозг, - все так же спокойно ответил Мишель. - Но разумом я все понимаю. - Ну хорошо, - сказал Раймон. - Если вы все понимаете... Вот, например, профессор Лоран и его жена - ведь у них нет детей, однако... - Он замолчал: пример был явно неудачен и даже бестактен. - А они и не любят друг друга, - бесстрастно констатировал Мишель. - Профессор вообще не может любить. Он тоже - прежде всего мозг. - Вот это да! - восхитился Роже. - Метко сказано! У тебя, приятель, я вижу, котелок неплохо варит! - Котелок? - недоуменно переспросил Мишель. - Это морской язык. Роже - моряк, - пояснил Раймон. - Он хочет сказать, что вы очень интересно рассуждаете. - Тогда почему же вы со мной не соглашаетесь? - спросил Мишель. - Жизнь гораздо сложнее, чем вам представляется, - осторожно сказал Раймон. - Это, наверное, кажущаяся сложность... - начал Мишель. Его слова прервал грохот. Франсуа вскочил, опрокинув стул и стол. Он стоял, угрожающе пригнувшись, и монотонно мотал головой, как медведь. Лицо его побурело. Мишель схватил шприц. - Постарайтесь схватить его сзади и держать, - шепнул он. - Главное - поплотнее перехватите трубку у горла. Роже и Раймон попробовали обойти Франсуа с тыла, но он медленным угрожающим движением повернулся спиной к стене. - А ну-ка! - Роже вдруг кинулся ему под ноги и перебросил грузную тушу через себя. - Хватай его! Раймон уже сидел верхом на Франсуа и крепко сжимал упругую трубку, отходящую от его короткой, могучей шеи. Франсуа хрипел. Мишель осторожно приблизился и ткнул иглу шприца в трубку у самой шеи. Франсуа откинул голову набок, тело его обмякло, глаза закрылись. - Вы сможете отнести его?.. Вот туда... - голос Мишеля вдруг прервался. - Заставьте меня... проглотить... Он широко раскрыл рот, руки и ноги его беспорядочно задергались, словно в нелепом танце, изо рта вырвался-высокий вибрирующий вопль. Раймон схватил со столика заранее приготовленную таблетку. - Глотай! - резко приказал он. - Глотай! - Он стиснул горячую дрожащую руку Мишеля, преодолевая инстинктивный страх и отвращение, сунул в дергающийся, раскрытый рот таблетку. Мишель судорожным усилием глотнул. Он стиснул кулаки, прижал руки к груди, словно удерживая крик. Через несколько секунд он начал дышать ровнее, напряжение заметно схлынуло. Он устало опустился на стул, закрыл глаза. - Это - действие стимуляторов... - бормотал он. - Пока оно плохо поддается учету... Роже неопределенно хмыкнул, во все глаза глядя на него. - Что делать с этим? - Он кивком указал на Франсуа. Мишель вскочил. Он, по-видимому, совсем оправился. - Франсуа нужно отнести на кушетку в угол, - деловым тоном сказал он. - Меня беспокоит другое... - Он заглянул за ширму. - Что это значит, Поль? За ширмой молчали. Раймон и Роже подошли к Мишелю. Поль лежал с закатившимися глазами и открытым ртом, Пьер стоял над ним, нелепо расставив короткие темные руки. - Что он сделал, Пьер? - спросил Мишель. - Покажи, что он сделал! Пьер растерянно задвигал руками и круглым бесформенным ртом, показывая, что Поль проглотил что-то... один... два... три... четыре... пять... - Т-24? Да? То, от чего спят? Пьер закивал головой. - Плохо! Пять таблеток! - Мишель задумался на секунду. - Так! Он кинулся к шкафчику, висевшему на стене. - Замок испорчен. Недаром я все время наблюдал за Полем! Я знал, что он опасен! - Мишель достал пробирку с красноватым кристаллическим порошком и две ампулы с желтой маслянистой жидкостью, приготовил смесь, наполнил шприц. - Пьер, накладывай жгут! Пьер с неожиданной ловкостью перетянул безвольно висящую руку Поля резиновым жгутом. Мишель ввел шприц в вену у сгиба локтя. Поль не шевелился, из-под приоткрытых век все так же мертвенно голубели белки. - Теперь надо теплой воды, - сказал Мишель, извлекая шприц. - Сделаем ему промывание желудка. - Я принесу снизу, - вызвался Роже. - Что, собственно, случилось? - спросил Раймон. Мишель взял Поля за руку: - Пульс очень плохой... Это называется самоубийство. Поль хотел умереть. - Но почему? - Не знаю. Это глупо... Нет, пульс улучшается. По-видимому, удастся его спасти... После промывания желудка Поль продолжал лежать все так же неподвижно и безвольно, но лицо его несколько изменилось: глаза закрылись, губы сомкнулись, он выглядел спящим. - Пульс все еще очень слабый, - сказал Мишель. - Сейчас я ему впрысну камфару. Пьер, объясни, зачем Поль глотал Т-24? Пьер несвязно жестикулировал и мычал. Мишель внимательно слушал. - Пьер не может говорить как люди, - объяснил он. - На него не хватило материалов. Но я его понимаю. Он говорит, что Полю все время было очень больно, он устал. И он не хотел, чтоб профессор его переделывал. Он" не хотел расставаться с Пьером. Говорил, что он любит Пьера. Пьер усиленно закивал головой, тыча себя рукой в грудь. - Что тут - инстинкт размножения или сходство характеров? - съязвил Раймон. - Просто нелепость, - ответил спокойно Мишель. - Поль - неудачная модель, вот и все. На нем нельзя было проводить опыты с гормонами. Его действительно нужно переделать. Теперь профессор со мной согласится... Пьер издал глухое злобное рычание и вдруг вцепился в горло Мишелю. Раймон и Роже еле оттащили его. Мишель потер горло и задумчиво посмотрел на Пьера, яростно бившегося в руках людей. - Подержите его еще минуту, - сказал он и пошел за шприцем. Пьера уложили на кушетку неподалеку от Поля. Мишель недоумевающе посмотрел на Раймона и Роже: - Что с ними делается, не понимаю. Почему у всех сразу разладились тормозящие центры? Нельзя же все объяснить действием гормонных стимуляторов. - Послушайте, Мишель, - сказал Раймон. - Вам не кажется, что дело тут не в каких-то центрах и стимуляторах? Просто они действуют как люди... - Как люди? Не понимаю... - А я вот понимаю! - заявил Роже. - Посиди я тут с недельку, да еще без всякой надежды выйти на волю, да еще ожидая, что меня переделают... Боже мой, я бы тут всю вашу лабораторию к черту разнес! Мишель удивленно посмотрел на него. - Нет, правда, - сказал Раймон. - Франсуа надоедает делать бесконечные расчеты, Поль измучен постоянной болью и слабостью, а к тому же не хочет разлучаться с Пьером... - Но ведь если б не я, он бы никогда больше не увидел Пьера! Это нелогично! - запротестовал Мишель. - И, наконец, Пьер... - А Пьер мстил вам за своего друга... - Мстил? За друга? - недоумевающе повторил Мишель. - Не понимаю. - Чего ж тут не понимать? - рассердился Роже. - Человек ты или не человек? - Я думаю, что я не человек, - спокойно сказал Мишель. - Я только мозг. Раймон и Роже молча переглянулись. Когда поезд метро подходил к станции Распайль, Альбер поднялся. - Выйдем на следующей станции, - сказал профессор Лоран, не глядя на Альбера. С площади Данфер-Рошеро они свернули в лабиринт узких, кривых улочек. Альбер недоумевал - они шли вовсе не к лаборатории Шамфора, но не решался спросить. - Здесь посидим, - сказал профессор, указывая на маленький скверик. - Я должен вам кое-что сказать. Они сели на скамейку под старым платаном. На другой скамейке, поодаль, старуха вязала носок; у ног ее лежал, высунув язык, толстый бульдог. В скверике, с двух сторон окруженном почерневшими брандмауэрами, было прохладно и тихо. В доме на противоположной стороне улицы кто-то разучивал гаммы. - Вы уже знакомы с результатами моих опытов, - без предисловия начал профессор Лоран. - Какое бы впечатление ни производили эти результаты на вас или на кого-нибудь другого, я должен сказать: это далеко не то, о чем я мечтал вначале. Но я ничего не мог поделать - один, почти без помощи. Вы видите, во что я превратился за те пять лет, что мы с вами не виделись... Вы думаете - это перенапряжение? Конечно... Но я боюсь, что больше всего тут подействовал Сиаль-5. Вот он. - Профессор достал из кармана прозрачную трубочку с желтыми крупинками. - Сиаль - это наши инициалы, Сент-Ив и Анри Лоран, мы его нашли для опытов, а потом стали применять для себя. Чудодейственное средство, моментально снимает усталость, заменяет сон, обостряет мысль... быстро становится необходимым при таком образе жизни, какой я веду все эти годы, - и тогда начинает разрушать организм. Признаться, я понял все это слишком поздно... Да если б и раньше понял, что изменилось бы? Я иначе не мог, не получалось. Пока был Сент-Ив... Да, вот о Сент-Иве я и хотел вам рассказать, тем более что Шамфор тоже заговорил о нем. Профессор Лоран откинул голову на спинку скамейки, закрыл глаза. Лицо его было бескровным, серым, как у мертвеца. - Вам плохо, профессор? - встревожился Альбер. - Нет. Просто голова кружится от свежего воздуха. Я уж и не помню, когда выходил на улицу. Если б не Сиаль-5, я бы, наверное, свалился, едва выйдя за калитку... Большой полосатый кот в белых чулках важно прошел по аллее, зашипел на равнодушно лежащего бульдога и, перепрыгнув через низкую изгородь, уселся на газоне. Из окна на втором этаже высунулась растрепанная светловолосая женщина и звонко закричала: "Жанна! Жанна! Твой Жером опять пьяный идет!" - Сент-Ив был самым молодым среди нас, - опять заговорил профессор Лоран. - Ему не было и двадцати восьми лет, когда он погиб. Самый жизнерадостный, самый разносторонний, его все интересовало. Он был кибернетик, нейрокибернетик, работал вместе с Шамфором, Шамфор его очень любил... да и все его любили, и все считают, что я завлек его на ложный путь и погубил... Шамфор мне так и не простил смерти Сент-Ива. Впрочем, разве я себе это простил? Ведь Мишель недаром подметил у меня чувство вины по отношению к Сент-Иву... Конечно, если б не я, Сент-Ив не увлекся бы до такой степени нейрофизиологией, не взялся бы за такие сложные и рискованные опыты... Мы работали очень много, потому что, кроме опытов, проводившихся всей группой, начали ставить свои... Они все больше усложнялись, мы начали прятаться, работать по ночам... потом завели отдельную лабораторию, потихоньку от остальных товарищей... Она была неподалеку отсюда, на улице Бенар... Но Сент-Ив для всего находил время. Я тогда сердился, считал, что он разбрасывается... Нет, это все ни к чему рассказывать, да и некогда сейчас. - Профессор Лоран выпрямился и вздохнул. - Я хочу сказать, что Сент-Ива убил вот этот самый Мишель... то есть не такой, каким вы его сейчас видели, а его мозг, заключенный в гораздо менее совершенную оболочку. Теперешнюю оболочку Шамфор уже приготовил, мы должны были проделать пересадку. Тогда это был мозг в питательной среде, сканирующий механизм, подсоединенный к нему, чтоб обеспечить зрение, и довольно примитивные преобразователи для усиления биотоков, двигающих конечностями. Двигался он совершенно хаотично, еле научился ходить, держать книгу и перелистывать страницы. Но читал и запоминал он и тогда прекрасно. Даже не знаю, почему я так удивился, когда он заговорил о Сент-Иве. Просто мне некогда было проверить как следует его знания того периода. А они, по-видимому, полностью сохранились в его памяти. Правда, он тогда не мог говорить, только писал. Поэтому мы многого в нем не учитывали. - Почему же он убил Сент-Ива? - спросил Альбер, невольно поежившись. - Ведь он и сейчас, кажется, лишен эмоций. - Да он вовсе не хотел его убивать! Это было какое-то нелепое, неожиданное двигательное возбуждение, с выключением тормозящих центров. Вы же слышали: он сам сказал. Видите ли, даже электронное устройство, имитирующее мозг, не вполне подчиняется контролю. Чем оно сложнее, тем чаще бывают всякие случайности, неожиданности, отклонения от нормы. А здесь речь идет о живом белке, о бесконечно сложных клетках мозга. От того, что этот мозг выращен искусственным путем, ничто не становится проще. Наоборот, еще труднее предугадать, будет ли он развиваться нормально в таких необычных условиях, можно ли в самом деле добиться высокой специализации каких-либо функций, так или иначе сочетая элементы питательной среды. - А Мишель тоже специализирован? - Мы старались развить у него в первую очередь память и выносливость. Многого удалось добиться, хотя действовали мы, в сущности, на ощупь. Ведь об устройстве человеческого мозга известно невероятно мало. Мы только ищем, предполагаем, спорим. Мы выяснили, где сосредоточена память у осьминога. А где она у человека, мы не знаем. Альбер жадно слушал. Он успел многое забыть с тех пор... да и не удивительно, такие трудные были годы, так далека была его жизнь от лекций, от шумных споров Латинского квартала... - По-видимому, память рассредоточена по миллионам клеток мозга. Каждое событие запечатлевается не в одной клетке, а во множестве... Ну, впрочем, я не об этом хотел... - Профессор Лоран вдруг поднялся со скамейки. - Идемте, я боюсь надолго оставлять лабораторию. Они прошли квартал по узкой, мрачноватой улице, завернули за угол. - Вот... это было здесь... - сказал профессор Лоран, кивком головы указывая на темно-серый, с ржавыми подтеками дом. - Здесь была наша лаборатория. И здесь погиб Сент-Ив. Мишель пытался выпрыгнуть из окна, Сент-Ив его удерживал... и сам упал с третьего этажа. Он ускорил шаги. Альбер поспешил за ним, невольно оглядываясь на мрачный дом. - Он сразу умер... - пробормотал профессор Лоран. - Когда я сбежал вниз, он хрипел... он уже не узнал меня... Секретарша сказала, что мсье Шамфор просит их войти. Они вошли. Шамфор стоял у окна. - Я не пойму, Лоран, чего вы добиваетесь, - сказал он, не здороваясь. - Я же объяснил этому молодому человеку, что не имею возможности далее помогать вам. - Почему же вы не имеете возможности? - устало спросил профессор-и сел, не ожидая приглашения. Шамфор впервые посмотрел на него - до тех пор он стоял вполоборота к посетителям и не поднимал глаз. Его мохнатые черные брови взлетели к полуседым курчавым волосам, толстые негритянские губы раскрылись. - Да что это с вами, Лоран! - с ужасом сказал он. - Вы черт знает на что похожи! Больны вы, что ли? - Нет, просто устал. И потом - Сиаль-5. Вы же знаете... - Профессор Лоран криво усмехнулся. - Черт знает что! - повторил Шамфор растерянно. Он уселся рядом с профессором, кивком указал Альберу на стул. - Так-так! Вот она, эта ваша штука в действии. Помните, как вы ликовали тогда: "Сиаль-5 помогает обгонять время! Он помогает красть время у самого себя, вот что". Есть предел физиологической выносливости организма, я ведь вам говорил. - Я слыхал. Нет предела только для ваших полупроводников. - Конечно. На то они и полупроводники, - не то насмешливо, не то грустно отозвался Шамфор. - Ладно, я сдаюсь, вы добили меня своим видом. Выкладывайте, что вам нужно от моих полупроводников и пластмасс. Он слушал, и толстые губы его кривились в презрительной и жалостливой усмешке. - Ну к чему это все, Лоран? - сказал он наконец. - Я сделаю, конечно, мне это не так уж трудно. Почти все может сойти за заказ для клиники, ну, а остальное я как-нибудь тоже объясню своим ребятам... Ох, и надоели мне эти ваши тайны! Но скажите: чего вы хотите добиться? Вам мало Сент-Ива, хочется и самому вслед за ним? Вы видите: я даже сердиться на вас перестал, уж слишком меня пугает то, что вы делаете с собой. Сколько вы еще рассчитываете протянуть в таких нечеловеческих условиях? И во имя чего? Профессор Лоран молчал, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. - Я в самом деле очень устал, Шамфор, - тихо сказал он наконец. - Я и сам не знаю, долго ли протяну. Но если я брошу дело, не докончив, то мне прямая дорога либо в Сену, либо в психиатрическую клинику. Я этого наверняка не выдержу. Да и как бросить? Вы не вполне представляете себе, в каком положении у меня дела... - Он опять помолчал. - Я обычно чувствую себя лучше - очевидно, резкая перемена обстановки... свежий воздух... Я ведь больше года сидел взаперти, даже в сад боялся выйти... - Сделать вам укол? - спросил Шамфор. Профессор Лоран отрицательно покачал головой: - Нет, просто придется принять добавочную дозу... Он достал из стеклянной трубочки желтую крупинку, проглотил ее и опять откинул голову на спинку кресла. Через минуту-две лицо его оживилось, глаза заблестели. - Вот вам Сиаль-5 в действии, - заметил он с иронической усмешкой. - Опыт, как в лаборатории. Шамфор шумно вздохнул: - Повторяю, мне хотелось бы знать, чем и когда кончится вся эта занимательная история. Чего вы рассчитываете добиться в ближайшее время? - Демонстрации, - сказал профессор Лоран. - Мишель, в сущности, почти готов для демонстрации. Но хотелось бы еще подготовить, по крайней мере, Франсуа. Одного мало. Специалистам можно показать и Пьера, и Поля. Они оценят. Но для широкой аудитории Пьер и Поль не подходят. А одного Мишеля - мало. Поэтому я и просил вас сделать Франсуа лицо. Только индивидуальное. У Мишеля слишком правильные черты, а это производит неестественное впечатление. Я сам этого не замечал, но вот Дюкло говорит... да и другие тоже... - Ах, у вас большой штат? - живо заинтересовался Шамфор. - Вы все-таки решились? - У меня три помощника. Со вчерашнего дня, - неохотно ответил Лоран. - Да, так вот, Франсуа нужно было бы что-то простое, волевое, может быть, грубоватое... как бы вам объяснить? И не белое лицо, а смуглое или слегка красноватое. Я бы и Мишелю переделал лицо, да боюсь его травмировать: он слишком нужен мне... Шамфор думал, смешно оттопырив толстые губы. - А если б я с вами пошел, Лоран? - вдруг сказал он. - В вашу лабораторию? На месте било бы легче сообразить, что и как вам сделать. - Это самое лучшее, что можно придумать! - Лоран встал, подошел к Шамфору, поглядел ему в глаза. - Мне кажется, что я возвращаюсь в прошлое... Шамфор отвел глаза. Лицо его, только что сиявшее оживлением, помрачнело. - Прошлого не вернешь, - сказал он. - Не вернешь ни жизни Сент-Иву, ни здоровья вам... Ну ладно, показывайте мне свою чертовщину. На улице Лоран вдруг забеспокоился и настоял на том, чтобы взять такси. - Меня слишком долго не было в лаборатории, - сказал он. - А Жозеф и Леруа - новички. - Удачно я вас привел, Шамфор, нечего сказать! - Профессор Лоран устало провел рукой по лбу и повернулся к Мишелю. - Ты же за ним наблюдал. Как ты мог допустить это? - Я ожидал совсем другого, - сказал Мишель. - Я убрал от него все опасные предметы. Я думал, он нападет на нас. А этого я не мог предусмотреть... это слишком нелепо. - Вот как! - вмешался Шамфор. - Ты, значит, считаешь, что самоубийство нелепо, а убийство - нет? - Убийство тоже нелепо, - спокойно пояснил Мишель. - Полю нет никакого смысла убивать меня или профессора. Но у Поля есть представление, что мы его ненавидим. Кроме того, у него, как и у всех нас, бывают опасные вспышки двигательного возбуждения. Шамфор не отрываясь глядел на него. - Как у всех, сказал ты? - переспросил он. - Значит, у тебя тоже? - Да. Сейчас - менее сильно. Но вы же помните, как было с Сент-Ивом, - неожиданно ответил Мишель своим ровным голосом. Шамфор вскочил. Его смуглое скуластое лицо посерело. Профессор Лоран прикусил губы. - Я вас не успел предупредить, Шамфор, - сказал он очень тихо. - Я сам лишь недавно обнаружил, что Мишель помнит Сент-Ива. Оказывается, он и вас помнит. - Конечно, я помню вас, Шамфор. - Блестящие синие глаза Мишеля внимательно вглядывались в лицо Шамфора. - Вы мало изменились за эти три года. Это интересно. Значит, не все люди меняются так быстро, как профессор Лоран. Я так и предполагал, но хотел проверить это на опыте. Это правильное суждение? - Разве ты умеешь рассуждать неправильно? - принужденно улыбаясь, сказал профессор Лоран. - Перед вами, Шамфор, образчик несокрушимой логики. - Ваш первый ученик? - Шамфор усмехнулся. - Д-да, любопытно... А не хотите ли в таком случае познакомиться с моим первым учеником? Насколько я понимаю, у вас в ближайшие часы будет все спокойно. Вот и пойдемте. - Хорошо. - Профессор Лоран еще раз проверил пульс у Поля, потом встал. - Мы можем пойти. Дюкло, вы с нами. А вас обоих я прошу подежурить здесь. Как здоровье Луизы? - Ей лучше, - тихо отрапортовал Роже, выдвигаясь вперед, хотя профессор обращался к Раймону. - Она выпила чашку бульона, съела котлетку. Но ей нужен полный покой. Пускай лежит. - Вы, я вижу, настоящий клад, Леруа. - Профессор Лоран слегка усмехнулся. - Значит, Луиза у себя? Тогда я на минутку загляну к ней, а потом мы пойдем. - Ладно, я пока посмотрю вашего Франсуа, - сказал Шамфор. - Мишель вам все объяснит, - кинул профессор Лоран с порога. - Вот как? - Шамфор покосился на Мишеля. - Ну что ж, объясняй. Они пошли к Франсуа, неподвижно лежащему на кушетке. Раймон, подумав, направился вслед за ними. Альбер и Роже посмотрели друг на друга. - Ну, как дела, дружище? - спросил Альбер. - Не сердишься на меня? - Брось об этом говорить! Решено - я тут, что бы ни было. Без Роже Леруа эти молодчики вас прикончат в два счета, поверь мне. Я нарочно присмотрел себе диван внизу у лестницы - если начнется у вас тут заваруха, я сразу услышу и прибегу. А уж вы с Жозефом тут спать будете. В обнимку с этими красавчиками! - Он подмигнул. - Ох, и веселенькая история! Посмотрел бы ты, как я этого самого Франсуа на пол бабахнул. А сильный, черт! Куда там его еще джиу-джитсу учить, он и так быку шею скрутит. Он внимательно разглядывал Мишеля, который с очень деловым видом что-то объяснял Шамфору. - Ты все же выбери часок и объясни мне как следует, что означает вся эта штука. - Роже повел рукой по лаборатории. - Как это делается и для чего. Ладно? - Присоединяюсь к этой просьбе, - сказал Раймон, подходя. - Я, признаться, ровно ничего не понимаю, что здесь творится. А ведь надо же хоть немного разобраться. - Ребята, дайте мне самому хоть немного разобраться! - взмолился Альбер. - Я уже основательно позабыл даже то, чему нас учили на медицинском факультете. А здесь кто хочешь станет в тупик. Ничего подобного в мире нет, поймите. - Расскажи хоть что-нибудь, - настаивал Роже. - Все равно ты понимаешь больше нас в этом деле. - Ладно, объясню, как только будет подходящая минутка, - пообещал Альбер, вздыхая. Вернулся профессор Лоран. - Я все понял и усвоил, - сказал Шамфор. - Сделаю в ближайшие дни. Но вот Мишель считает, что эта операция очень опасна. - Да, я не знал, что вы хотите переделывать ему лицо, - сказал Мишель. - Франсуа нужно либо переделывать мозг оперативным путем, либо попробовать другие сочетания гормонов и лекарственных смесей. А в теперешнем его состоянии всякая другая операция может совершенно вывести его из равновесия. Наркоз, физическая травма, потеря крови, процесс приживления... - Ты помнишь это по себе? - быстро спросил профессор Лоран. - Да, конечно. Но ведь с тех пор нам кое-чего удалось добиться. Во