рр я! Зурр! Лан вскочил. Не хитрости ли это дивов Оггру? - Покажись нам, иди к огню! Послышался стон. Наклонив деревяшку, чтобы разгорелась ярче, Лан осторожно двинулся на звук. И правда, это был Зурр! Но как он выглядел! На лбу кровоподтек, нога окровавлена и распухла, руки в ссадинах. - Шакал, - разъярился Лан,- ты крался за нами? - Сордо, сордо! - с трудом выговорил Зурр и вдруг зарыдал. - Знай - я избранник Мудрого Ауна, - обескураженно говорил Лан. Не удивительно, что Зурр угрожает им с Муной суровым осуждением племени - сордо. Но почему он плачет? - Мудрый Аун посвятил меня в тайны предков, научил говорить Слово. Смею ходить сюда... Аун скажет то же... - Нет! - Зурр вскочил, сжав руками голову, и с криком боли рухнул на камни. Лан окончательно растерялся: в глазах мальчишки он увидел боль и отчаяние. Зурр вел себя непонятно. Быть не может, чтобы он плакал от боли. - Тебе очень больно, Зурр? - участливо спросила Муна. Зурр ничего не ответил. Он лежал, плотно закрыв лицо руками, и спина его вздрагивала. В этот момент пламя лизнуло пальцы, и Лан выронил огарок. Липкая чернота заполнила тесное пространство: исчезли своды пещеры, камни, лужи. Каждому из троих показалось, будто он один в этой непроглядной темени, и они стали окликать друг друга и немного успокоились лишь тогда, когда коснулись друг друга. Сколько времени плутали они в кромешной темноте? Им казалось, очень долго. Двигались медленно, крепко держась за руки или за лоскут одежды. Зурр еле ковылял. Ушибленная нога на ощупь представлялась вдвое толще здоровой. Вскоре выяснилось, что волк лучше ребят находит дорогу в темноте и ведет их безошибочно по невидимому проходу. По крайней мере, следуя за ним, они не натыкаются на стены. - Свет! Там свет! - крикнула вдруг Муна. И верно, впереди обозначилось призрачное багровое пятно. Лан почувствовал, как снова вздрогнул Зурр. Да, они вернулись в пещеру предков: вот глубокая каменная ниша, где Лан нашел Муну и волчонка, в рассеянном свете смутно белеет костяк лося. Мальчик вспомнил о кусочках вяленого мяса, которые он видел на мощных костях лесного великана лося, и в животе у него засосало. Но что там, впереди? Лан прислушался. Ни звука. Осторожно выглянул из-за угла и невольно вскрикнул: на холодных камнях посреди лужи крови в беспомощной позе лежал Мудрый Аун. Последняя тайна Мудрого Ауна Забыв осторожность, мальчик громко позвал старика. - Мудрый Аун умер! - в отчаянии крикнул он в темноту, где ждали его Зурр и Муна. Но нет, Аун не умер. Со стоном он открыл глаза, мутные, подслеповатые, и не удивился, увидев рядом троих ребят. - Что случилось с тобой? - наклонился Лан к старцу. Тот молчал, собираясь с силами, взгляд его был жестким и суровым. - Черный Ворон нарушил древний завет племени - пролил кровь соплеменника, ударил сзади, как трус. - Бесцветный тихий голос Ауна шелестел, словно листва на ветру. - Сордо! Он должен быть прогнан от людей, чтобы жить ему одному... Пойдите приведите сюда охотников. "Так вот чего боялся Зурр! Он видел, как его отец ударил Мудрого Ауна", - подумал Лан. Сейчас лицо Зурра было каменно-непроницаемым. Муна с яростным криком бросилась к лазу, но вдруг крик ее оборвался. - Тут... тут нет хода... - шепотом сказала она. И закричала тонко, отчаянно: - Тут камни! Лан в несколько прыжков подскочил к отверстию, которое недавно было ходом, и с ужасом убедился, что узкий лаз наглухо завален каменными глыбами. Он остервенело царапал камни ногтями, кричал и призывал на помощь добрых дивов, но ни единого ответного звука не доносилось из завала. В отчаянии вернулся он к Ауну. Ужас цепко схватил его за горло, будто злобный зверь, будто свирепая рысь. - Там камни, там только камни. Мы не можем пройти в жилище, - тряс он старика за плечо и звал его, звал. С трудом открыл глаза Аун и долго глядел на мальчика, как бы не понимая слов. Только Зурр не проронил ни звука. Он по-прежнему стоял перед Ауном каменной глыбой. Долго отчаянные вопли Муны доносились со стороны завала, наконец и она затихла. Голова ее бессильно поникла. - Лан, Зурр, Муна, - позвал старец. - Укройте меня шкурой и немного согрейте ноги огнем... Вот, глядите, - указал он глазами на спокойное пламя факела, - див ветра Сийю перестал дуть на огонь. Перестал дуть потому, что закрыт ход в жилище. Но Сийю приходит оттуда, из глубокой пещеры: там есть дыра. Найдите ее... Зурр, Муна, вы должны знать - Ла-ну, маленькому Орлу, доверил я тайны племени... Никто не знает того, что случилось тут, только вы. В жертвенной пещере возьмите вяленого мяса - это говорит вам Аун, сын великого жреца Ухо Дива, - мертвые не рассердятся на вас. Никто не знает, далек ли будет ваш путь... Так нужно для племени. Там же найдете вы довольно факелов... Долго собирался Аун с силами, прежде чем заговорил вновь. Губы старика кривились, веки подрагивали, по щеке скатилась слеза слабости, единственная слеза. - Младший брат мой, мальчик мой! Ухожу к предкам раньше, чем собирался... Ты знаешь великие мудрости. Крепко помни, что говорил тебе я. Сохрани для людей Слово, и заповеди, и многие мудрости. Повторяй их без устали Зурру и Муне: если пропадет один - донесет другой... Да покарает племя Черного Ворона не для Ауна - для людей! Пусть останется тут только Лан... Зурр и Муна поспешно отошли в темноту пещеры. ...- Теперь скажу тебе большую тайну, последнюю... Пойди в пустую пещеру, где журчит вода. Там внизу, за камнем, найдешь ты Вещь. Принеси ее сюда... Лан видел, с каким трудом говорит Аун, сколько сил тратит он на каждое слово. Лицо его осунулось, и нос заострился. Это был прежний Аун и в то же время другой, не похожий на него старик. Лан быстро нашел Вещь, о которой говорил Мудрый Аун, - какое-то непонятное переплетение палок и жил. Одна гибкая палочка, концы которой стягивала тонкая жила, напоминала Лану лук, с детства знакомую, любимую игрушку. Тетива этого маленького лучка петлей охватывала прямую палочку. Один конец палочки входил в углубление длинной палки, второй - утопал в отверстии трухлявой колоды. - Рукой прижми длинную палку, двигай лучок вперед и назад... Ну!.. Не прижимай сильно. Быстрее... Еще... Прямая палочка волчком закрутилась, зажужжала. Это казалось забавой, неуместной сейчас, в гнетущей обстановке тяжкой беды. Но как только Лан замедлял движение правой руки, старик сердито подгонял его. Неожиданно мальчик заметил тонкую струйку дыма, потянувшуюся от дырки в трухлявой колоде, а затем и крохотную слабую искорку огня. Он наклонился и подул на искру, она росла на глазах, становилась ярче. Лан поднес к ней крохотный кусочек сухого мха, оказавшийся на колоде, и вдруг вспыхнул маленький настоящий огонек. Как безумный, Лан метнулся в угол, схватил несколько тонких веточек с сухими листьями... Огонек рос - это уже был маленький костер. О чудо! Великое чудо! - Помни главную заповедь Слова: "...ищите дорогу в страну предков..." - тихо промолвил Аун. Лан кивнул и снова метнулся, поднял огарок старого факела и торопливо сунул его в только что родившееся пламя. Восторгу его не было предела. Значит, владея этой Вещью, он становится властелином огня, младшего брата самого Солнца. Он сможет возжечь огонь по своему желанию, когда и где понадобится. Потрясенный, Лан обернулся к Мудрому Ауну с сияющим, удивленным лицом. Старик был мертв. Детская наивная улыбка застыла в его глазах. Откуда-то из глубины живота у мальчика исторглось тяжкое, болезненное рыдание, непривычное и непонятное. Он помнил свои детские слезы - они лились легко и свободно. Но теперь... Он не знал еще, что так плачут мужчины-охотники. Часть третья. СТРАНА ПРЕДКОВ Великий див - Солнце Искать дыру, в которую влетал Сийю, - вот что им делать! Мудрый Аун сказал - дыра есть. Они найдут ее. Теперь им не так страшна черная пещера, как раньше: великая Вещь, рождающая огонь, в руках у Лана. Не беда, что вяленого мяса всего несколько горстей, они скоро найдут дыру. Они найдут дыру, чтобы вернуться к племени и сказать справедливое слово: сордо! Они найдут дыру, чтобы люди таж прогнали Черного Ворона, пролившего кровь соплеменника. Они найдут дыру, чтобы вместе с Ауном не умерли тайны племени, не умерла великая тайна рождения маленького огня, брата Солнца. Тяжко на душе у Лана. Горькое, еще неведомое ему чувство утраты, непоправимое и безысходное, камнем залегло в груди. Совсем недавно принесли раненого отца. Но ранения на охоте не были редкостью, к ним привыкли. Бывало, и погибали люди. Беды во время охоты были обычны, к ним всегда готовы. Женщины в таких случаях вопили и плакали. Мужчины сдержанно переживали несчастья. А тут умер старый Аун. Нет, не умер - убит соплеменником! Кем был он для Лана? Что сделал для него? Старик не давал ему сладкую печень молодого оленя, не мастерил для него настоящего лука со стрелами, как отец. Он говорил древние, непонятные сказы. Что-то особенное было в них. Лану не всегда удавалось осмыслить до конца сказанное Мудрым Ауном. Часто он просто запоминал притчи и заповеди, чутьем ощущая их значимость и силу. Еще вчера разговоры со стариком служили ему забавой, необычным развлечением, увлекательным, как их мальчишеская игра в охотников. А сегодня - он единственный, кто может сохранить для племени важные тайны и среди них - тайну рождения огня. Эти тайны - жизнь племени! Своими сказами, притчами, заветами, своим отношением к окружающему, такому непонятному и загадочному, Аун осветил для мальчика полную лишений жизнь новым заманчивым смыслом, зажег интерес к мудрому, таинственному и всесильному чуду - познанию. Лан тянулся к старцу, как тянется к солнцу былинка из-под камня. И теперь тайны предков, тайны многих безвестных Мудрых Аунов непосильным грузом легли на его неокрепшие плечи, и мысль, что ему не донести их до племени, приводила его в отчаяние... Они пошли. Медленно, потому что Зурру идти трудно, потому что нелегко уйти от лаза в родное жилище, уйти в угрожающую и глухую темень. Только теперь Муна вспомнила о волчонке, поискала его глазами и не нашла. Он исчез. Про него просто забыли в горестной нервной сутолоке. Шли до изнеможения, до тех пор, пока двигались ноги. Много раз и Лан, и Муна, и Зурр падали, оступившись на неровностях каменных нагромождений. Однажды Муна свалилась в яму, наполненную водой, и с трудом выбралась оттуда. Они то поднимались куда-то вверх, то спускались по наклонным скользким коридорам. Много раз пещера разветвлялась на два, а то и три хода, и приходилось выбирать, куда повернуть. Несколько раз возвращались обратно, потому что забирались в тупик или проход сужался настолько, что протиснуться дальше было невозможно. Наконец Зурр лег на камни и не смог подняться. Нога у него к этому времени ужасно раздулась. Съев по горсти вяленого мяса, ребята заснули, примостившись между камней, кто как сумел. Даже холод не помешал всепобеждающему сну... Волчонок не убежал от людей. Когда все почему-то забыли про него, он принялся с наслаждением обгладывать громадный костяк. Острые зубы быстро отдирали лоскутки мяса и хрящей в ложбинках между позвонками. Сначала он жрал торопливо, жадно, потом, уже насытившись настолько, что бока его раздулись, он ухватил большую кость и поволок ее в темноту, подальше от сполохов огня, которые страшили его и беспокоили. Устроился волк в расщелине, у основания каменной стены. Лениво поглодал холодную голую кость и задремал. Разбудили его шаги, прошелестевшие мимо, и страшные оранжевые блики пламени. Волчонок вжался в камни, даже глаза зажмурил от страха. Но вот шаги затихли вдалеке, и слабое красноватое мерцание уже чуть заметно мелькало на каменных выступах пола и стен. Он выбрался из своего укрытия. Никого. Снова вернулся к скелету, лениво поглодал хребет лося и прислушался к смутному беспокойству, которое толкало его вслед за людьми. Не темень, нет. Глухая тишина - вот что пугало его. Смутное ощущение одиночества, беззащитности понуждало волчонка бежать на запах Муны, самый манящий, самый памятный сейчас запах. О, это было совсем нетрудно. Звереныш бежал по свежим следам девочки так же верно, как мы пробирались бы по лабиринтам при помощи шнурка, протянутого от входа. Вскоре он снова увидел огонь. Волчонок так и не решился приблизиться к людям, пока пламя не угасло. Уже в темноте нашел он Муну и доверчиво привалился к ней, теплой, будто под бок волчицы. Спали ребята тревожно. Лан вздрагивал во сне и плакал. Зурр вскрикивал, часто просыпаясь от боли в ноге. Муне снилась мать и родное жилище. Большой костер горел у входа. Как хорошо согревает он ей бок! Она хочет повернуться к огню другим боком, но почему-то не может. Проснулась в темноте, ужаснулась. Они проспали, и огонь умер. Тихо заплакала, обняв волчонка. Она плакала и прислушивалась к сонному бормотанию мальчишек и горестно поглаживала шелковистую шерсть зверя: значит, он не убежал, как они думали, он нашел ее. Сама не заметила, как уснула снова, но теперь сон ее был беспокойным и страшным... Лана разбудил жестокий холод. Ноги застыли так, что он перестал их чувствовать. Нащупав в темноте заветную Вещь, рождающую огонь, мальчик принялся двигать взад и вперед лучок, с восторгом вслушиваясь, как жужжит палочка в мягкой древесине бруса. Работа и волнение согрели Лана. Вскоре он почувствовал слабый запах гари и увидел чуть заметное свечение тлеющего дерева. Вот оно, рождение огня! Лан наклонился и усердно принялся раздувать крохотные искорки. На глазах они вырастали, ширились и приятно веяли дымком. Да, но разжечь огонь нечем: нет сухого мха, нет бересты, хвороста. Это не очень огорчило мальчика, он упивался самой возможностью непонятным волшебным способом получить тлеющие искры. Проснулись ребята. - Бо-бо-бо! - жалобно сказал Зурр. - Огонь умер? - Ничего, - успокоил его Лан, - Аун дал нам Вещь, из нее получается маленький новый огонь. Невидимая в темноте Муна сообщила о возвращении волчонка. - Сладкое мясо - хорошо, - откликнулся Зурр. - Крепко держи - убежит... Зубами Лан отщипывал от палки факела крохотные щепочки, скоро набралась полная пригоршня. Он сушил их теплом своего тела и мельчил в ладонях. Потом он снова быстро вращал лучком палочку в брусе и терпеливо раздувал маленькие слабые искорки, осторожно подсовывал поближе к ним мелкую щепу. В ушах звенело, голова кружилась, но Лан настойчиво продолжал трудиться. Вот он закашлялся дымом, вот вспыхнул и тут же погас первый маленький огонек. Зурр и Муна со страхом и удивлением глядели, как в темноте все ярче разгораются оранжевые точечки. Лан пыхтел и сопел, но ничего, кроме нескольких красных светлячков, не было видно. И вдруг из роя светлячков возникло крохотное пламя и скупо осветило бронзовое лицо Лана. Огонек то разгорался, то пригасал. Лан не переставал дуть на него, пока пламя не охватило горсточки щепы, и тогда - это уже было хорошо видно - мальчик поднес к пламени факел. Несколько мгновений - и синеватые язычки пробежались по смолистому оголовку, раз, два - и вот вспыхнуло большое настоящее пламя. Широко раскрытыми глазами глядел Зурр. Если бы вот сейчас произошел обвал или случилось наводнение, он не поразился бы так, как поразился рождению огня из загадочных крошечных светлячков. Зурр подполз к горящему факелу и сунул палец в огонь. - Вах-ха! - Пламя настоящее, жжется. В голове у Зурра неуклюже ворочались недоуменные мысли: "Лан это сделал, не жрец, не вождь - детеныш!" Медлительный ум его не связывал появление огня с хитроумно перевязанными палками - непонятной вещью у ног Лана. Огонь как бы возник из ничего, силой таинства и волшебства. Конечно же, это проделки добрых дивов! Муна крепко прижимала к себе дрожащего от страха и вырывающегося волчонка. Звереныш привязался к девочке той врожденной щенячьей привязанностью, которая связывает малышей с матерью, но стоило ему увидеть огонь, как еще более сильное чувство - древний инстинкт самосохранения погнал его прочь от опасности, но Муна не отпускала его. Наконец Лан поднял глаза на своих попутчиков, счастливые и смеющиеся. Он самостоятельно повторил чудо Мудрого Ауна! Он сможет повторить его еще и еще! При свете факела они съели остатки вяленого мяса и напились из ближней лужицы. Муна поделилась едой с волчонком. Тот проглотил свой кусочек, не жуя, и уставился голодными глазами на остатки мяса в руке девочки. И этот кусок достался зверю. Зурр крякнул от досады... Как узнать в подземелье, ночь сейчас или день? Ребята шли и шли, садились отдыхать, засыпали и опять шли. Сколько прошло дней, как они плутали в пещере, кто может сказать? Много. Больше всего мучил их голод. На одном из привалов Зурр взбунтовался. - Хочу мяса, - решительно заявил он. - Убьем зверя! Муна прижала волчонка к себе, решительно тряхнула головой. - Нет! Не дам звереныша. - В непроглядно-черных зрачках полыхнул злой огонь. - Уйду без вас. Лан молчал. Раздумывал. - Сейчас убивать нельзя!.. И вдруг Зурр заплакал. Большой, сильный и выносливый, он не мог больше переносить мук голода. Он готов был наброситься на волчонка и больно, до крови укусить его, чтобы хоть на миг ощутить на губах приятный вкус. Он так и сделал бы, наверное, но теперь Муна с волчонком держались поодаль. - Не сейчас, - повторил Лан. - Мы еще можем идти. Но когда не станет сил, мы возьмем его кровь и его мясо... Так надо, Муна! Смотри не отпусти звереныша. Мы должны вернуться к племени. Опухоль на коленке Зурра уменьшилась, и болела нога меньше. - Надо идти. - Лан подхватил Вещь. Зурр поднялся, нехотя взял факелы: их осталось совсем немного, всего три. Голодные, они старались идти быстрее, спешили. Теперь им уже не казалось, что вот за тем поворотом они наконец увидят свет. Позади осталось несчетное число поворотов, а дыра все не появлялась. У очередной развилки остановились передохнуть. Что-то часто они отдыхают! Лан хотел повернуть в более просторный проход, но заметил, что волк тянет Муну в другую сторону, к узкому отверстию. Лан помнил, как зверь находил дорогу в темноте, как он привел их к Зурру, а потом помог вернуться в пещеру предков. Может, и теперь зверь показывает верный путь, хотя непонятно, как он может его знать. Запалив новый факел от огарка, Лан свернул в тот проход, куда стремился волк. Скоро пещера сузилась настолько, что пришлось идти согнувшись. От такой ходьбы у Зурра снова стала побаливать нога. "Надо было идти в широкий проход, здесь только зверю удобно бежать", - подумал Лан. У очередной развилки он сам выбрал направление, хотя зверь тянул Муну в узкую дыру. Коридор, куда они свернули, с каждым шагом становился выше и просторнее, и вот они уже вышли в обширную пещеру с желтыми гладкими столбами. Таких пещер много встречалось им на пути. И опять надо решать, куда сворачивать, какое из трех возможных направлений выбрать? Присели передохнуть. Неожиданно между камней Лан увидел огарок факела. Сомнений не было - это их огарок. Они уже побывали тут, в этой пещере. Холодный пот выступил на лбу: значит, они напрасно сожгли два факела, впустую потратили силы. Осторожно, чтобы не заметили Зурр и Муна, мальчик прикрыл огарок ногой и задвинул его под камень. Оглянулся на волчонка. Только на него надеялся теперь Лан, на него да на добрых дивов. А волчонок, поводя черным носом, принюхивался к чему-то и тянулся к тому узкому проходу, куда они уже сворачивали однажды. Лан передал факел Муне, а сам взялся за кожаный ремешок зверька. Напуганный страшным открытием, мальчик окончательно решил довериться непонятной способности волка находить дорогу. Шли узкой пещерой, и Лан узнавал ее, в то время как его спутники и не подозревали, что идут этим путем вторично. Может быть, они давно уже кружат по одним и тем же подземным ходам и суждено им погибнуть? Но нет, Лан не станет слушать шепота злых дивов, от которого тяжелеют ноги и туманится разум, от которого хочется лечь на острые камни и умереть. Вот здесь они свернули в широкий проход, а волк ведет их к узкой дыре. С трудом Лан протиснулся вслед за зверенышем и обернулся к Муне. С факелом в руках девочка медленно пробиралась через узкую щель. Факел осветил небольшую пещеру, из нее было два выхода, если не считать того, которым они проникли сюда. Но что это! Огонь факела ожил: он трепетал и извивался. Сийю, див ветра Сийю играл пламенем. Лан вдруг захохотал и выхватил факел из рук девочки. - Глядите - Сийю! Дует Сийю! Значит, дыра близко, значит, волк ведет верно! Муна радовалась вдвойне, ведь это волчонок, ее волчонок, вывел их на правильный путь. Теперь они не шли, а бежали, вернее, им казалось, будто они бегут, потому что сил осталось совсем мало. Теперь, кроме волка, еще див Сийю указывал им путь, добродушно играя пламенем. Но скоро у них не будет огня, потому что догорает последний факел. Никто из троих не звал передохнуть. Даже Зурр не напоминал о своей больной ноге, даже Муна, сжав зубы, старалась не отставать, даже Лан перестал слушать коварный шепот дивов ночи. Волк порезал свои лапы об острые камни, кровавые следы оставались на серой поверхности пола пещеры, где проходил бедный зверь. Во время коротких остановок он зализывал раны и снова бежал дальше. У него, должно быть, тоже отважное сердце охотника. Догорел факел, и ребят плотно обступила тьма. Радостное возбуждение угасло. Усталость и голод валили с ног. Прилегли отдохнуть. Все молчали. Слышно только тяжелое дыхание. Тугие толчки крови гулко отдаются в висках. Холод быстро сковывал руки и ноги, подбирался, казалось, к самому сердцу. "Лучше идти, чем мерзнуть", - подумал Лан, но сил подняться у него не было. Шум в ушах не проходил. Шум в ушах и голодное бурчание в животе. - Там что-то шумит, - сказала Муна. Лан и Зурр прислушались. И правда, что-то чуть слышно шумело впереди. Один поворот, второй, третий, и за каждым следующим шум становился слышнее, заполнял собой все пространство пещеры. Уже можно разобрать - это шумит вода, падая с высоты. Напуганный волк отказывается идти дальше, рвется с привязи. Муна старается успокоить его. У крутого спуска ребята остановились. Мокрые камни стали скользкими. Куда идти дальше? Вдруг Лан потерял опору и заскользил вниз. Несколько раз он больно ударился о невидимые выступы и наконец с шумом плюхнулся в черную, с чуть заметными серебристыми бликами воду. Не падение, не боль от ушибов, не опасность ошеломили его. Падая, он выпустил из рук чудесную Вещь Ауна. О горе ему! Сверху доносились встревоженные голоса Муны и Зурра. Ребята окликали его. Он не отвечал. Стоя по пояс в воде, он в отчаянии шарил вокруг руками. Ему удалось найти лишь толстые палки, крепко перевязанные жилками, - вот все, что осталось от чудесной Вещи. Лан завыл, застонал, призывая на себя наистрашнейшие из страшных кар злых дивов ночи. Он бился головой о скользкие равнодушные камни, колотил себя кулаками по лицу и груди. О горе! Он не сберег для людей великую мудрость, не донес чуда, рождающего огонь. О, лучше бы ему умереть! Напуганные ребята затаив дыхание слушали горестные вопли Лана и скорбели вместе с ним о невозвратимой утрате. Когда отчаяние немного притупилось, к Лану вернулась способность воспринимать окружающее. Руками он ощупывал скользкие скалы, под ногами было твердое каменистое дно подземной реки. Была она неглубокой и не очень быстрой. Где-то неподалеку в темноте падала вода, с мягким шумом плескалась на невидимых ступеньках, а тут уже текла она спокойно и даже почему-то было не так темно, как будто вода могла источать свет. Мальчик сделал несколько шагов по течению и задел головой о камни свода. Неужели вода уходит под скалу? Лан нагнулся к самой поверхности воды и заметил, что вода впереди ярко блестит и серебрится. - Дыра, там дыра! Там свет! - крикнул Лан. - Сюда! Скорее сюда! Первым в воду скатился Зурр, за ним Муна с отчаянно вырывающимся волчонком на руках. По пояс в обжигающе холодной воде брели они навстречу ярким бликам, разглядывая с удовольствием сумеречно освещенные скалы и живые говорливые струи черной воды с бегущими серебристыми блестками. Вон впереди широкий поворот. Речка разливалась вширь и мелела. Яркий, ослепительно яркий свет ударил в глаза. Ребята остановились: больно стало глядеть. В широкое отверстие скалы вольно струился непрямой, отраженный солнечный свет. Они еще не верили, что вырвались из тьмы гигантской пещеры, как не сразу верит в свободу птица после долгой неволи. Жадно глядели на зеленую траву, на орла в синем небе, щурились на яркое солнце и смеялись или плакали. Разве тут разберешь? В радости Муна выпустила волчонка, и он первым оказался на зеленом берегу реки, вырывавшейся из-под мрачных скал на вольный воздух, на простор. О, Солнце! О, добрый див, Солнце! Ты несешь тепло и свет и крохотному муравью, и злому тигру, и нам, людям. В добре своем ты для всех одинаково. Твой свет прогоняет ночь и будит цветы. Когда ты сияешь - радость царит вокруг. Когда щедры твои лучи - земля хороша и плодовита. О, если бы ты не пряталось на ночь - злые дивы подохли бы! О, великий див, Солнце! Страна мечты. Страна предков Только теперь, выбравшись на зеленый берег, ребята почувствовали, как они смертельно устали. Израненные ноги, едва отогревшись от студеной воды, нестерпимо заболели. Несмотря на это, Зурр мгновенно заснул прямо на берегу, у самой воды. Лан, закрыв глаза и привалившись к корявому стволу дерева, мерно покачивал головой из стороны в сторону, как будто продолжал брести в глубокой воде. Волчонок развалился на сухом бугорке поодаль, словно подох: весь вытянулся от морды до хвоста. Его шерсть, еще недавно лоснившаяся и отливавшая закатным солнцем, потускнела и свалялась комками. Впервые Муна заметила, как осунулись и посуровели лица мальчишек... Но где же снег? Где злобный зимний Сийю - ветер с колючей, царапающей лицо ледяной пылью? Солнце согревает и убаюкивает, тихий звон ласкает слух и клубящийся теплый туман сна обволакивает и небо, и горы, и реку... Разбудил их яростный визг и шум жестокой борьбы: на противоположном берегу речки, под громадными ореховыми деревьями насмерть бились два секача-кабана. Земля вокруг взрыта острыми копытами, страшные изогнутые клыки алеют от крови. Массивные коренастые тела кабанов передвигаются и разворачиваются с пугающей проворностью. Отступив, противники делают молниеносные броски вперед и сшибаются с такой силой, что стон стоит вокруг. Со страхом, затаив дыхание глядят ребята на эту схватку. Нет, эти звери не их добыча. Даже взрослый охотник не решился бы напасть на секачей. Все трое незаметно для себя передвинулись к горловине пещеры, откуда нескончаемо струилась речка, чтобы укрыться в случае опасности. Наконец одному из секачей могучим ударом удалось опрокинуть противника и заставить его покинуть поле боя. Тяжело дыша, победитель огляделся вокруг маленькими свирепыми глазками и, слегка пошатываясь, направился в заросли. Когда опасность миновала, Зурр заковылял к ближним зарослям боярки, неподалеку от речки. Вскоре все трое торопливо поедали сладкие сочные плоды величиною с небольшое яблочко. Лан и Муна утолили первый голод и перебрались повыше в гору, к кустам барбариса. Сколько здесь кроваво-красных кислых ягод! Так, перебираясь от куста к кусту, поднялись они по склону до громадного обломка скалы, вросшего в землю. Муна вскарабкалась на мшистый обломок и восторженно воскликнула: - О! Гляди туда, Лан! С высоты скалы видно было далеко. Солнце щедро освещало неширокую долину меж двух горных хребтов: за спиной у них поднимались высокие снежные вершины, впереди, за широкой бурной рекой, начинался подъем к другому хребту. Внизу, под самыми ногами, стремительно катилась речка, которая помогла им выбраться из страшной пещеры. Сверху в прозрачной воде отчетливо видна каждая галечка. Изогнувшись короткой дугой, речка вливалась в широкую полноводную реку: чистая, узкая ее струя долго виднелась на рыжеватой всклокоченной поверхности. По ближнему склону спускались к водопою олени. Как же их много: чтобы сосчитать - не хватит пальцев на руках и ногах! - Куда мы пойдем? - спросила Муна растерянно. - Где жилище наше? Почему был снег и холод, а сейчас так тепло, как две луны назад? Лан ответил не сразу. - Мы пришли из той большой горы? - Да, - подтвердила Муна. - А солнце пряталось за горой. - Ну? - не поняла девочка. - Значит, мы прошли под горой? - Что ты, что ты! - Муна почему-то испугалась. - Наверное, мы умерли и дивы перенесли нас в Страну предков. - Ого-го-го! - завопил вдруг Лан. Он хлопнул себя по бедрам, схватил за руку Муну и потащил ее за собой к речке, выкрикивая на бегу: - Страна предков! Страна предков! Страна предков! Зурр выскочил из зарослей боярки с толстой палкой в руках. Он решил, что приближается опасность. Захлебываясь, Лан сбивчиво стал объяснять ребятам: - Мудрый Аун говорил повеление Старой Оленихи людям таж - найти путь в страну предков. Она велела идти к солнцу, и люди шли, но горы не пускали их. И тогда они пошли вслед за солнцем и пришли к большой реке. И река не пускала их идти дальше... Мы прошли через гору - гора пустила нас - и пришли в теплую страну предков... Зурр ничего не понял из сбивчивых слов Лана и хотел снова уйти на кормежку. - Но где же снег и холод? - еще раз спросила Муна. - Не знаю... Может, сам див Солнце живет здесь. Зурр поглядел на Муну и вдруг озлился: - Зверь убежал! Действительно, волчонка не было на бугре, где он спал совсем недавно. - Он придет, - сказала Муна неуверенно. Зурр с сомнением покачал головой. - Если придет... Р-рах! - И он изобразил, будто с силой швыряет копье в воображаемого зверя. - Нет, ты не убьешь детеныша волка, - несколько раз повторила девочка одну и ту же фразу, чтобы Зурр лучше понял ее. - Зурр хочет сладкого мяса, - медленно сказал тот, поглаживая свой вздувшийся от боярки живот. - Маленький Орел, скажи ты ему, - в отчаянии обратилась девочка к Лану. Нет, Зурр и Муна не поняли величия случившегося! Лан повернулся к Зурру и глянул ему прямо в глаза: - Нельзя убивать волка. Он нашел тебя в Черной пещере. Он показал нам путь к солнцу. Зурр молчал. - Тут много ягод, - продолжал Лан, показывая на обширные заросли боярки, барбариса и облепихи. - Хочу сладкого мяса, - упрямо повторил Зурр. Лан подавил в себе вспышку гнева. - Тогда убей другого зверя. - Нету лука, копья... - Волк не твоя добыча, - запальчиво крикнул Лан, - его добыл Большой Орел и дал Муне! Она может убить его, если захочет. Зурр сердито засопел и вразвалку побрел в заросли боярки, волоча за собой палку. А Лан мгновенно забыл о стычке. Его удивляло и раздражало, как Зурр и Муна не могут понять того, что с ними произошло: ведь они пришли в страну предков! Ой, да так ли это?.. Солнце спряталось за дальними горами, и в долину спустились сумерки. Тусклый свет луны разбавил синеву сумерек. Боярки больше не хотелось. В животе у Зурра что-то вздувалось и булькало. Он одиноко сидел у ствола дерева и прислушивался к себе. Мальчик пытался думать о вкусной еде, о мясе, но ему становилось все хуже. Какая-то сила опрокинула его на землю, нестерпимая боль пронзила низ живота, тугой комок тошноты подкатил к горлу... Весь вечер страдал он и маялся в густом кустарнике. Обеспокоенные, ребята не раз окликали его - он не отзывался. И только когда Муна приблизилась к кустам, где прятался Зурр, из зарослей высунулась его лохматая голова. - Иди, иди! Зурр не пропал еще. Муна поняла его состояние и успокоилась: Зурр объелся бояркой. Это бывает, это пройдет. Потом у речки мальчик осторожно смывал следы своей болезни и завидовал Муне, которая могла бесстрашно - он это видел не раз - входить в студеную воду. Зурр боялся холодной воды. Ему полегчало, правда, в животе еще скрежетало и перекатывалось, но тошнота прошла. Снова появилось ощущение голода, но боярки больше не хотелось. Неожиданно между деревьев Зурр явственно увидел зверя, похожего на большого ежа. Он проворно вскочил на ноги. В несколько прыжков настиг зверя и остановился в нерешительности - уж больно велик был еж. С ужасом глядел мальчик, как растет и округляется зверь. А когда он стал трястись, издавая шум наподобие дробного перестука тум-тума, Зурр попятился: не проделка ли это злых дивов? Что-то острое кольнуло ногу мальчика, и он бросился наутек от невиданного зверя, жестоко обдираясь о колючки боярышника. Остановился у речки. Зверь не гнался за ним. Прихрамывая, понуро побрел искать ребят. Муна спала. Лан, обложившись камнями со всех сторон, бодрствовал, готовый в случае опасности разбудить девочку и скрыться в пещере, откуда с тихим плеском вырывалась речка. Зурр ополоснул раны и царапины, с удивлением выдернул из ноги и разглядел при лунном свете длинную легкую иглу. Этой иглой зверь уколол его. Утомленный переживаниями дня, Зурр улегся рядом с Муной и поплотнее завернулся в свою дырявую одежду. Нет, никогда раньше не приходилось ему видеть и слышать о таком звере. Это было его первое знакомство с дикобразом. О светлый див, Солнце, дай нам огонь! Бледный рассвет застал всех троих бодрствующими. Холод и наглые гиены не дали спать даже толстокожему Зурру. Несчетное число раз поднимались они, чтобы камнями и палками отогнать дерзких зверей. Отвратительные желто-бурые хищницы с темными устрашающими полосами на боках смело приближались к самой стоянке. Стоило Лану или Зурру швырнуть в них камень, они тотчас отбегали, чтобы вскоре вернуться на прежнее место. Со страхом и отвращением глядела Муна на покатые спины гиен, на полосатые, словно у тигра, бока, на широкие уши и ощущала на себе их жадный нетерпеливый взгляд. Сон ее улетучился. Мальчики все время засыпали, и, как только гиены подбирались совсем близко, она будила того или другого бесцеремонным толчком. Всю ночь напролет слышались тревожные звуки: то визг и хрюканье дерущихся секачей, то стук рогов и трубные призывные голоса оленей, то рык барса, то пронзительный предсмертный крик жертвы. С наступлением рассвета гиены исчезли. Утром, оставляя четкий след на заиндевелой траве, пришел рыжий волк и положил возле Муны большую крысу. Глаза Зурра жадно вспыхнули. За несколько мгновений он разодрал крысу на куски и те, что поменьше, отдал Лану и Муне, себе же оставил самый большой. Девочка торжествовала: волк принес добычу. Зверь, видимо, был сыт и задремал неподалеку, свернувшись в плотный комок и прикрыв нос пушистым хвостом... - Ищите нору для жилья, - сказал Лан хмуро, - а то пропадем. Здесь спать нельзя. Я останусь и сделаю лук. Долго глядел он вслед ребятам, уходившим вверх по ближнему распадку: Зурр, большой и угловатый, шел, прихрамывая и сильно опираясь на свою толстую суковатую палку. Муна, маленькая, едва по грудь Зурру, легкая, как козочка, зябко куталась в шкуру и старалась сдержать за ремешок волка. Как, однако, вырос зверь! Совсем похож на взрослого. И ведь вернулся! Лан не понимал, почему волк, вырвавшийся на свободу, сам вернулся к ним. Не голод и не страх заставили его. Что же? Неужели он забыл родную стаю ради них, людей? Или стая эта далеко?.. Разве зверь может жить с людьми?.. Лан прошелся по гальке вдоль берега речки, оглядел несколько обломков камней и, наконец, выбрал один из них, небольшой, черный, с острой зазубренной гранью. Через час в руках у него была свежесрезанная толстая ивовая палка для дуги лука. Тетивой могла служить прочная жилка, которой связаны палки, оставшиеся от чудесной Вещи Мудрого Ауна, рождающей огонь. Все, что делал Лан, делал он старательно и неторопливо, как любой другой охотник племени таж. Но мысли его были заняты одним - как, где добыть огонь. Без огня они беззащитны перед холодом. Без огня не сегодня-завтра станут добычей какого-нибудь зверя - тигра, волка, барса... Без огня не добраться им до своего племени, не выполнить завета Мудрого Ауна. Но как добыть огонь? Вещь потеряна, сломана, исчезла навсегда, и эти несколько палок, туго перетянутых жилой, уже не имеют чудесного свойства рождать крохотные теплые искры огня. Мальчик мучительно вспоминал Вещь во всех подробностях: где был сучок, где жила... На ощупь палки казались гладкими, как замерзшая вода... В чем, в чем была спрятана магическая сила? В лучке, похожем на те, что мастерят в племени мальчишки? Или в прямой палке, что так упоительно жужжала? А может быть, в брусе, рыхлом полусгнившем брусе? Нет! Как он может так думать о чудесной Вещи предков!.. Несколько раз Лан пытался согнуть дугу и натянуть тетиву, но это ему никак не удавалось - не хватало сил. "А что, если... Нет!.. Почему не попробовать, пока не вернулись Зурр и Муна?!" Мальчик содрал тетиву с почти готового лука, натянул ее на гибкий ивовый прутик, побежал к зарослям. Вот. Вот трухлявый пенек. Трясущимися от нетерпения руками обточил сухую прямую палочку, набросил на нее петлю тетивы и попробовал быстро вращать. Палочка больно сверлила ладонь, не вращалась. Он прижал ее сверху щепкой. Несколько оборотов - и палочка выскальзывала из-под щепки. Весь в поту от волнения, Лан беспомощно оглянулся. Неподалеку от него валялась почерневшая скорлупа от ореха. Он надел ее на верхний конец палочки, прижал рукой и потянул лучок... вперед - назад, вперед - назад... Палочка завертелась, зажужжала. Все быстрее, все неистовее. Перед глазами мальчика поплыли светлые жучки от напряжения, пот заливал лицо, не хватало воздуха. О светлый див, Солнце! Дай нам огонь! Дай нам огонь, брата твоего меньшого. О светлый див!.. Не переставая вращать палочку, Лан время от времени наклонялся к пню и жадно принюхивался, не пахнет ли дымком. Сильно, нетерпеливо он рванул к себе лучок, и ивовый прутик надломился. Лан в изнеможении опустился на землю. Вытащил палочку из лунки, высверленной в пне, и понюхал: дымом не пахло. Руки безвольно опустились. Но лунка, это было заметно, была темнее остального пня, и - дивы! - она была горячей! К Лану вернулись силы. Надо набрать сухого мха и хвороста. Он забыл об осторожности, в зарослях мог притаиться какой-нибудь зверь. Быстро набрал он большую кучу хвороста, приволок несколько сухих корявых стволов деревьев и снова склонился над пеньком... Вот! Его широкие ноздри уловили слабый, чуть заметный, горьковатый, такой знакомый запах дыма. Еще и еще вращал он палочку. Не прекращал работу, боясь поверить счастью. И когда из лунки взвилась сизая змейка, Лан выдернул палочку: в черной дыре тлели оранжевые искры... Через полчаса Лан бешено плясал вокруг весело потрескивающего костра. Он кувыркался на траве и снова скакал, будто олененок возле матери. Но, конечно, он не мог понять, какой великий подвиг совершил, какое повторил открытие. Побратимы Зурр легко поднимался вверх по распадку. Нога разошлась, боль исчезла, и он, словно козел, перескакивал с камня на камень шумливого горного потока. Муна устала. Ей хотелось присесть на нагретый солнцем камень и опустить в воду натруженные ноги. Раз девочка заметила, как по карнизу легкими тенями пронеслись косули, лишь мелкие камешки покатились под ноги ребятам. Волк прыгнул было вдогонку за ними, но, остановленный ременной петлей, захрипел, захлебнулся в бессильной ярости промахнувшегося охотника. Он не хотел идти на поводке: то рвался в сторону, то упирался, но Муна не отпускала его, - снова убежит. Зурр, шедший впереди, вдруг присел, на ощупь взял из-под ноги камень, крадучись, пополз вперед, сквозь заросли колючего шиповника. Потом приподнялся и с силой швырнул камень: - Р-рах! Поблескивая зеленоватыми крылышками, стайка скворцов скрылась за поворотом распадка. Мальчишка досадливо заворчал: так хотелось добыть кусочек теплого мяса - не удалось. До сих пор ощущал он во рту приятный вкус утренней еды. В нескольких шагах сзади большой зверь, сколько мяса, и совсем легко убить его, а он, Зурр, вынужден охотиться за маленькими птицами! Муна перехватила недобрый взгляд Зурра и начала отставать. Отчего-то забеспокоился волк. Шерсть на загривке поднялась. Зверь напружинился, подобрался как-то весь. Он то нервно ловил запахи ветерка, то утыкался носом в камни. Хвост напряженно вытянулся. Муна тотчас почувствовала изменение в настроении зверя и, не понимая, чем оно вызвано, тоже заволновалась. Она собиралась окликнуть Зурра, но тот уже скрылся за высокой замшелой скалой. За поворотом глазам мальчика открылась довольно большая поляна со следами старого обвала. Всюду в беспорядке лежали глыбы скал, уже заросшие мхом, травой и даже деревцами. Посреди поляны - три раскидистые орешины. На полуоблетевших ветвях на фоне бледно-синего неба четко виднеются сдвоенные и строенные плоды в зеленой потрескавшейся кожуре - орехи. Зурр облизнулся. Ему показалось, будто он чувствует во рту вкус спелых сладковатых ореховых ядрышек. Но тут же орехи были забыты: в низком карнизе на противоположной стороне поляны мальчик увидел небольшую дыру, как раз то, что они так долго искали. - Вах-ха! - восторженно пробормотал Зурр. - Хорошая нора. Он бегом пересек поляну, перепрыгнул через ручей и направился между громадными обломками скал к норе. Обломки образовали нечто вроде узкого извилистого коридора. У самой норы он остановился: что-то насторожило его - то ли неясный тревожащий запах, то ли нечеткий след на осыпи. Из темноты пещеры послышался какой-то грозный звук. Зурр попятился. С безопасного расстояния он швырнул камень в черный зев норы: если там живут гиены, их надо прогнать. Раздался ужасный рев, как будто скала раскололась, как будто по небу прокатились огненные дивы. Зурр хотел бежать, да ноги не послушались. Косматый зверь, грозный медведь, сам огромный, как скала, нехотя вылез из пещеры и злобно заревел, раскрыв зубастую пасть. Судорожно сжимал в руках Зурр палку, такую жалкую перед этим могучим зверем, и отступал назад. На его лице застыла гримаса ужаса и обреченности. А зверь свирепел все больше. Его маленькие глазки горели злым, беспощадным огнем. Расстояние между ними быстро сокращалось, но Зурр не мог бежать: чутье подсказывало ему - стоит повернуться спиной к зверю, и тот вмиг бросится на него. Беда не приходит одна - случилось ужасное: Зурр оступился на толстом корневище орешины и упал на спину. Мгновенно зверь оказался рядом с жертвой. Хрустнула у него в пасти толстая палка, будто хворостинка. Смрадным запахом дохнуло на мальчика. - Ву-у-а! - визгливо закричал Зурр. В отчаянии он старался отползти из-под нависшего над ним хищника, в кровь обдирая локти и не чувствуя боли. И вдруг медведь отступил, завертелся на месте. В его реве послышались боль и бешеная ярость. Мельком Зурр успел увидеть рыжего волка, жестоко вцепившегося в медвежий зад. Неуклюжий с виду зверь на самом деле был проворен. Его толстая лапа со страшными белыми когтями мелькнула в воздухе. Но рыжий волк оказался проворнее и успел увернуться от смертоносного удара. Только медведь опять повернулся к своей жертве, как волк снова вонзил клыки в толстую медвежью ляжку и мгновенно отскочил. Зверь задохнулся от слепой злобы и бросился вдогонку за маленьким обидчиком. Белый коготь самым кончиком достал до волчьего бока, однако этого оказалось достаточно, чтобы волк кувырком отлетел в сторону. Но это был настоящий боец. Он не взвыл от боли, хотя бок его тотчас потемнел от крови. Увернувшись от нового нападения, волк еще раз успел куснуть врага сзади. Медведь совсем забыл про мальчишку. Теперь он зло следил за маленьким подвижным рыжим зверьком, с рычанием кружившим вокруг него и нет-нет больно кусающим сзади. Зурр понял наконец, что может спастись. Он вскочил на ноги и бросился бежать. Никогда еще не бежал он так резво Муна, которая со страхом наблюдала за схваткой издали, еле поспевала за ним. Они остановились, когда поняли, что медведь не гонится за ними. Зурр спустился к речке и стал пить полными пригоршнями. Потом смыл грязь и кровь с израненных рук. Девочка помогала ему, как могла. Недалеко от становища, на пригорке, густо поросшем ореховыми деревьями и алычой, их догнал волк. Бежал он, низко опустив к земле голову. Хвост устало и безвольно болтался. Время от времени он останавливался и принимался зализывать раны. Муна радостно бросилась к своему любимцу, но он не дался ей, а, отбежав стороной, улегся под кустом. Девочка осторожно подбиралась к нему, приговаривая: - Волчий детеныш, ты спас Зурра. Волчий детеныш, живи с людьми. Они не убьют тебя, не съедят. Не сразу волк подпустил к себе Муну. Его шкура на боку болезненно вздрагивала, когда она поднимала руку, чтобы погладить его. В гальке у речки Зурр отыскал кусок камня, напоминающий наконечник копья, какие делал старый Оор для охотников племени, и вымазал его своей кровью. - Вот, - издали показал он окровавленный камень Муне, - пусть зверь будет Зурру соба. Муна знала обычай своего племени: охотники, вместе пролившие кровь или спасшие один другого от опасности, братались, называя друг друга "соба" - друг, побратим. Обряд заключался в смешении крови побратимов на острие копья, стрелы или на дуге лука. Муна торжественно взяла окровавленный осколок и осторожно приложила его к черной от крови шерсти на боку зверя. Таинство побратимства состоялось. Зурр приблизился к волку и произнес, глядя в глаза ему прямо и дружелюбно: - Соба!..- Потом хлопнул ладонью себе в грудь и повторил: - Соба! Кто знает, может быть, это слово древнего племени дожило до наших дней и превратилось в хорошо знакомое каждому - собака. Слово это обозначает "верный друг" и вовсе не годится для ругательства, как его используют некоторые. Охотники Огонь! Нетрудно представить себе, какую бурную радость испытали Зурр и Муна, когда издали увидели сизый дымок и оранжевые веселые языки пламени, радующие и согревающие сердце. Да, на том месте, где утром остался Лан, горел огонь. Вмиг были забыты тяготы трудного дня и смертельная опасность, которой они подверглись недавно. Это был настоящий горячий огонь, такой же горячий, как в жилище племени. Зурр суетился вокруг костра и повторял свое: - Вах-ха! Вах-ха! Когда радость немного улеглась, Муна рассказала Лану, как они нашли пещеру, но в ней живет громадный медведь с большущими когтями, как волк спас Зурра от верной гибели. И теперь Зурр и волк соба, побратимы. Лан слушал очень внимательно и попросил Муну еще раз рассказать все по порядку. Согревшись у костра, Зурр мгновенно заснул, но спал неспокойно, стонал и вскрикивал. Бодрствовать у костра остался Лан. С испугом вскакивал он при каждом звуке: медведь мог прийти к их становищу. На этот раз ночевали они под нависшей скалой. С боков загородились от ветра большими камнями. Отдельной кучкой возле костра лежали сухие палки на случай, если бы им пришлось отгонять от становища хищников. Волк, уже немного привыкший к огню, все-таки улегся в стороне, на охапке сухой травы, брошенной для него Муной. Впечатления прошедшего дня не давали Лану покоя. Во-первых, он сам добыл огонь. Добыл при помощи обычных предметов, какие всегда можно найти под рукой. Значит, он сможет добыть его и в другой раз - всегда. Снова и снова переживал он эту радость с начала: вот они рядом - лучок, прямая палочка и ореховая скорлупа. Только трухлявый пень остался на своем месте, в зарослях. Во-вторых, он чувствовал нечто важное и значительное в том, что произошло сегодня там, на поляне, у медвежьей норы. Он пытался самостоятельно осмыслить случившееся, но мысли разбегались и не подчинялись ему. Что-то важное из рассказанного Мудрым Ауном никак не удавалось вспомнить. Приходили на память зазубренные заповеди. "За детеныша отдай женщину, за охотника отдай детеныша, Слово же сохрани!" "Злые дивы прячутся от светлого Солнца, в темени же сбереги огонь!" Это не то. "От дня прилета птиц, от дня Нового Солнца и еще две луны собирай тайные травы - и исцелишься и детенышей исцелишь и жен". Все не то. Да, вот! Лан вспомнил вдруг светящийся туман, яркое и в то же время невидимое за плотной пеленой солнце. В тот день Аун рассказал ему о Великом охотнике и вожде Таже, который не убил раненного волками олененка и потому олениха-мать спасла охотника от гибели. И еще сказал Мудрый Аун: "Таж не убил олениху, но узнал великую тайну матери. Он стал как див, которому повинуются звери..." Не без тщеславия сейчас пересказал себе мальчик эту притчу по-своему: "Лан не убил волка, но узнал великую тайну соба. Он стал как див, которому повинуются звери..." Пересказал, и ужаснулся собственной смелости, и обрадовался свежему озарению древней притчи. Да, это так. Они с Муной не дали убить волчонка, защитили его от Зурра и Черного Ворона. А сегодня маленький волк в схватке с большим медведем спас от гибели Зурра. Зверь спас человека от другого зверя. Мы стали как дивы, нам повинуется зверь! Лан устало прилег, трудные раздумья утомили его. Впервые мальчику захотелось приласкать волка. Он вспомнил, что раненый соба ничего не ел за весь день. Сами они кормились плодами и ягодами, а о волке не подумали. Эта ночь прошла спокойнее предыдущей. Гиены не пришли: то ли огонь пугал их, то ли попалась хорошая добыча. Перед утром могучий сон стал побеждать Лана, и он разбудил Муну. Спать ему пришлось недолго, но и этого сна было достаточно, чтобы проснуться добрым и радостным. Какое блаженство лежать возле костра, ощущая его живое тепло! Муна не спала. Взглянув на нее сквозь ресницы, Лан удивился выражению ее лица. Она глядела куда-то вверх и вдаль. В глазах удовольствие и покой. Такие глаза бывали у Ауна, когда он смотрел на светящийся туман, когда рассказывал Слово предков, когда припоминал удивительные свои истории. Ай! Сейчас у нее были хорошие глаза, добрые, как это синее небо, зеленовато-прозрачные, как вода в речке, вовсе не совиные, какие у нее были, когда она защищала волчонка. Лан взглянул туда, куда смотрела девочка. Утро выдалось ясное и холодное. Солнце щедро разливало мягкий розовый свет, и в морозном воздухе медленно кружились искрящиеся блестки инея. За речкой, в ореховой роще, свистели, щелкали, заливались звонкими переливчатыми голосами птицы. "Витью, витью, чи-чи-чи-чи!.." - пела одна. "Рь-рь-рю! Рь-рь-рю!.." - отвечала другая. "Плюи! Плюи! Плюи!.." - звонко повторяла третья. Ясному утру и птичьему гомону радовалась Муна, потому и были у нее такие глаза, потому и хотелось Лану глядеть на нее долго. Отчего так бывает у людей? Муна почувствовала на себе взгляд и повернулась к костру, подбросить сухих веток. Лану стало досадно, что необычное видение вдруг исчезло, и он притворился спящим. Девочка устало потянулась и вышла из-под скалы. Тонкие рыжеватые волосы ее засветились в утреннем свете, да и вся она стала как будто прозрачной и светлой. Лан приподнялся на локтях. Перебравшись через речку, Муна бродила по серебристой от инея поляне и отыскивала целебные листья и травы. - Брр! - Лан поежился, глядя, как она бесстрашно обламывает ногой ледяные забереги речки и входит в студеную воду. Какое тихое, спокойное и радостное утро! Вот Муна склонилась над спящим волком и осторожно прикладывает к ране лист подорожника. Соба чуть взвизгивает и хватает зубами руку девочки, но тут же отпускает, не укусив, а потом облизывает, словно виноватый детеныш. Зурр в это утро не смог подняться. Раны на руках болели и кровоточили, к тому же загноились многочисленные ранки и царапины, полученные во время бегства от дикобраза. Мальчишку бил озноб. Однако Зурр помог Лану натянуть тетиву на дугу лука. Все-таки он был силен, этот Зурр! Прихватив лук и три стрелы, сделанные им накануне, Лан побрел в гору - вдруг посчастливится добыть что-нибудь. Зурр видел, как волк неверным шагом побрел к речке. Долго лакал холодную воду, затем рысцой затрусил вслед за Ланом. Пошел сам, без поводка, без своей любимицы Муны. Лан не знал, как вести себя со зверем. Волк пробирался кустами, неподалеку от него и, казалось, не обращал внимания на мальчика. Он охотился самостоятельно. Покопался возле норы мыши, чихнул и оставил ее. Принюхался и прошел несколько шагов по чьему-то следу. С отчаянным писком прошуршала по сухим листьям крыса. Волк не погнался за ней: раненный, он был еще слаб и малоподвижен. Долго шли они так, неподалеку друг от друга и все же врозь. Мальчику казалось - теперь исчезнувший в кустарнике зверь больше не появится. Но соба каждый раз вновь возвращался к Лану. Вот охотник заметил: шаги волка стали осторожными, хвост приподнялся. Зверь напрягся, вытянулся, чуткий нос беспрерывно двигался. Муна рассказывала, так было и вчера. Лан насторожился, пристально поглядел вперед. Ничего подозрительного: по склону привольно разбегаются стройные зеленые деревца арчи. Тут и там громоздятся обломки скал и каменные глыбы. Желто-серые языки обвалов и осыпей виднеются по распадкам. А по склонам - ярко-зеленая трава в блестках оттаявшего инея. Там, выше, совсем уже недалеко - белая, ослепительно блистающая в солнечных лучах снежная страна. До наступления тепла нечего и думать перебираться через горы. Наконец Лан понял, почему волк насторожился: он почуял добычу. На одном из дальних камней охотник заметил довольно большого зверька. Он неподвижно сидел на задних лапках и не чувствовал приближения опасности. Серая спинка его лоснилась на солнце, а передние лапки смешно покоились на желтоватом толстом брюшке. Это сурок. Лан приготовил лук, но отсюда не попадешь - далековато. Крадучись, мальчик стал подбираться к зверьку. Резкий свист раздался из ближних кустов, и Лан успел заметить промелькнувшего крупного сурка в нескольких шагах от себя. Если бы он увидел его раньше, то, конечно, подстрелил бы. Вот к кому подкрадывался волк! Тревожный свист повторился с разных сторон, и зверьки вмиг попрятались в норах. Тут было много этих нор. Охотник присел неподалеку от одной из них со стрелой наготове и стал дожидаться, когда покажется зверек. Замерз, а сурки все не показывались. - Соба, - обратился Лан к волку, который прилег рядом, - ты живешь с людьми много лун. Ты охотишься рядом. Скажи, как узнаешь ты, когда зверь близко? Волк беспокойно поднялся и перелег на другое место. - Скажи, соба. Я тоже хочу узнавать так. Мальчику показалось, что зверь хитро прищурился и улыбнулся. - Не хочешь говорить?.. Или ты не знаешь наших слов?! Это просто: гляди, я - Лан. Ну, скажи: "Лан". Ну!.. Утомленный пристальным взглядом мальчика, волк зевнул нервно в голос и прикрыл глаза своим пушистым хвостом. - Эх ты, соба! Лан огорчился непонятливостью зверя. "Ничего, - подумал он, - соба скоро узнает наши слова и скажет свою тайну". Здесь, на кромке снегов, было заметно холоднее. Да и растительность другая - смолистая и душистая арча, белоствольные березы, можжевельниковые кусты. Холодный ветер с гор гудит в хвойных арчовых ветвях. Надо идти, на такой стуже долго не просидишь в засаде... Как только останавливался охотник, тотчас же волк ложился неподалеку: давала себя знать вчерашняя рана. Много зверей и птиц видел Лан, но подобраться к ним на нужное расстояние не удавалось. Стороной обошли их олени, заметив издали. Горные козлы спокойно поглядывали на мальчика с высокого уступа. На обратном пути, недалеко от узкого ущелья, Лан потерял из виду своего четвероногого попутчика. Неожиданно стадо косуль выскочило навстречу мальчику. Он торопливо выпустил стрелу, но не попал. Чиркнув по скале кремневым наконечником, стрела отлетела в кусты. Стадо разбилось на две группы: одна ушла вверх по ущелью, другая, большая, рассыпалась по склону и исчезла из виду. Оказалось, стадо косуль гнал соба. Бежал он неторопливо, опустив нос к земле. Свернул в ущелье, будто видел, как туда поскакали косули. Лан задрал голову. Ущелье круто уходило вверх, черными уступами до самого неба громоздились скалы. Неужели косули отыщут себе дорогу в этом немыслимом нагромождении? С трудом мальчик стал взбираться по шатким камням вслед за волком. Может быть, хоть тут удастся добыть пищи... Тоскливый призывный вой послышался сверху. Задыхаясь, Лан бросился бежать по крутому подъему. На каменной осыпи он упал, больно ударившись коленом, но упрямо продолжал карабкаться дальше. Волка он нашел перед высоким уступом. Этот уступ зверь преодолеть уже не смог. Задрав к небу острую морду, волк выл тоскливо и злобно. А высоко над ним, на чуть заметном выступе скалы, застыла косуля. Ее остренькие копытца, казалось, намертво приросли к скале. Дальше пути ей не было, но достать ее там волк не мог. Волк, а не человек! Дрожащей от нетерпения рукой Лан натянул тетиву... и животное рухнуло на камни, под ноги охотникам. С рычанием волк бросился к добыче, но Лан отогнал его прочь. Орудуя наконечником стрелы, мальчик торопливо распорол животному брюхо и извлек еще теплую печень. Надо было подкрепиться, так как день клонился к концу и голод терзал обоих охотников нещадно. Волк быстро расправился со своей долей и снова голодными глазами уставился на Лана. Тот не выдержал и бросил ему еще кусок. За радостной горячкой удачной охоты мальчик не заметил, как небо накрыло большой серой тучей и повалил густой снег. С добычей на шее Лан выбрался из скалистого ущелья и бодро зашагал вниз по склону. Удача опьянила мальчика. Он не замечал, что ноги его закоченели в снежном месиве. Мокрый снег валил крупными хлопьями и тут же таял. Со стороны реки дул теплый влажный ветер. Так хорошо, так весело было Лану, что он запел: Йо-хо! Йо-хо! Хороший охотник и соба Добыли много сладкого мяса. Йо-хо! Йо-хо! Теперь у Лана, Зурра, Муны и соба Есть хорошая еда. Йо-хо! Йо-хо! Пением эти выкрики назвать трудно, но Лану такая песня казалась очень хорошей, и он решил спеть ее ребятам по возвращении. Волк тоже приободрился, хотя и часто останавливался зализать вчерашнюю рану. Она снова кровоточила. Под нависшей скалой горел огонь. Так радостно и приятно охотнику возвращаться в жилище, когда светит ему огонь. Он побежал бы, если б не усталость и не тяжелая ноша на плечах. - Вах-ха! Бо-бо-бо! - восторженно и удивленно завопил Зурр, увидев Лана с добычей. Ему стало лучше: Муна извлекла из его тела множество заноз и колючек, боль в ранах тоже уменьшилась. Он весь был обложен целебными листьями подорожника. Не мешкая, Лан и Муна принялись снимать шкуру с туши - приятная работа, если до этого долгое время приходилось питаться только плодами и ягодами. Зурр присоединился к ним. Ненастная ночь окутала долину мутной снежной пеленой. Лан и Муна заснули. Только Зурр продолжал еще жевать, не в силах оторваться от вкусной еды. Время от времени он мял свой тугой живот, как бы проверяя, войдет ли еще кусок, прислушивался, не булькает ли, не скрежещет внутри, как было недавно. Сальные руки он вытирал о волосы или размазывал жир по лицу и груди, как делал отец, Черный Ворон. Волк-соба оказался таким же обжорой, как и Зурр. Сколько костей, сколько мяса, внутренности дали ему ребята - все съел. Умильными глазами поглядывал он на одинокое пиршество мальчишки и облизывался. Еще раз помяв живот, тяжко вздохнув, Зурр отхватил резцом большой кусок мяса, оторвал и бросил половину соба. Жаль спать, когда рядом столько хорошей пищи... Трудно бороться с дремотой после обильной еды. Как ни старался мальчик пальцами поддерживать веки, они все же опускались. Разбудило его рычание волка. Снегопад прекратился. Сырой туман клубился над землей. Снова волк заворчал в темноту. Зурр разглядел силуэт гиены, вот еще и еще... Хищницы почуяли добычу и сбежались: запах крови косули прибавил им смелости. Мальчик приготовил головешки на случай, если придется отбиваться и отгонять дерзких зверей. Соба яростно рычал, но отступал к огню, одному ему, видно, не справиться с такой стаей. Не волк пугал гиен, этих сильных смелых зверей, огонь заставлял их держаться на почтительном расстоянии от становища. Не будь огня, они напали бы на одинокого волка, на ребят. Хозяин долины Обильный снег пролежал одну ночь. С восходом солнца началось бурное таяние, с гор побежали мутные шумные потоки. Лан и Зурр еще дремали, а Муна уже поднялась чуть свет и принялась отмачивать шкуру косули в ледяной воде речки. Потом усердно скоблила ее камнем-скребком, просушивала на ветру и снова мочила в речке и скоблила, скоблила. Мальчики поражались упорству Муны. Как решается она подолгу полоскаться в обжигающе студеной воде? С любопытством наблюдал Лан за ее посиневшими руками. - Погляди, - обернулась она к нему и указала на напористую речную струю, - она живая. Она щекочет меня, хочет отнять хорошую шкуру... Несколько дней, пока не просохло в горах, охотники оставались в становище. Волк тоже отлучался недалеко и ненадолго: пищи было много. В эти дни Муна заметила, что ее любимец-волк стал сопровождать Лана во время его отлучек из жилища. По-прежнему снисходительно принимал он ее ласки, был доверчив, дружелюбен, и только! Как-то вдруг, за короткий срок признал волк Лана вожаком. Пусть Муна играла с ним и ласкала, пусть Зурр подкармливал вкусными кусками, но свою привязанность отдал он Маленькому Орлу. Вот и сегодня, когда Лан вновь отправился на охоту, волк последовал за ним. Муна ревниво следила за зверем. Он шел чуть в стороне от охотника, но стоило Лану взять круто в гору - немедленно пошел вслед. Они уходили вместе. Лан направлялся к сурковому поселению. Уж сегодня он не промахнется, пусть только соба покажет, где сидит сурок. Конечно, сейчас важнее найти нору для жилья: с каждым днем становится холоднее, ненастнее. И здесь, в теплой стране предков, скоро тоже, видно, наступит зима... Мальчик собирался хорошенько осмотреть скалистое ущелье: может быть, найдется хоть глубокая ниша в скале, если нет пещеры. Стали попадаться арчовые рощицы. Вот, кажется, за той горой откроется обширная можжевельниковая поросль, где обосновались сурки. Волк забеспокоился. Лан заметил, что сегодня ведет он себя иначе: шерсть на загривке вздыбилась, в злобном рычании - угроза и страх, верхняя губа приподнялась и обнажила острые клыки. Мальчик остановился в нерешительности. Наподобие волка он принюхивался к ветерку, который, должно быть, говорил зверю что-то важное, но ничего не чувствовал. Соба двинулся вперед. Временами он останавливался, как бы дожидаясь охотника. За горой открылась знакомая поляна, поросшая можжевельником и арчой. Но как она была изуродована! Возле осыпи, где совсем недавно Лан нашел множество сурковых нор, громоздились кучи свежеразрытой земли, вывороченные камни, выдранные с корнями кусты и деревья. С удивлением и страхом глядел охотник на следы разрушения. Тихо и пусто было вокруг, ни единого зверька не мог заметить мальчик. Что же здесь случилось? Кто так жестоко разрушил жилища зверьков? С опаской приблизился Лан к крайней яме и увидел громадный когтистый след голой медвежьей ступни, странно напоминающий человечий. Так вот кто разорил жилища зверьков! Вблизи глубина вырытых медведем ям и размер вывороченных каменных глыб еще больше поразили мальчика. Волк успокоился, значит, медведя поблизости нет. Обойдя и обнюхав несколько ям, соба принялся разрывать рыхлую землю около поваленной старой арчи. С любопытством Лан наблюдал за ним. Вскоре показалась лоснящаяся серая шкурка, и волк зубами выволок из земли тушку сурка. Зверек казался уснувшим, только на затылке у него виднелась небольшая ранка от медвежьих клыков. Лан бросился к ямке, разрытой волком: неглубоко в земле было спрятано много сурков - медвежий запасник. Прихватив несколько тушек зверьков и засыпав остальных, охотник поспешил вниз: вдруг медведю вздумается вернуться!.. Солнце спряталось в белесую дымку, и тотчас с гор потянуло холодком. Мальчик закоченел. Кутаясь в старую козью шкуру, он позавидовал густой рыжей шубе волка. К зиме надо запастись новыми теплыми шкурами коз, баранов и оленей. Подошли к скалистому ущелью. Лан с удовольствием припомнил, как он бежал вверх по каменной осыпи, как ловко первой стрелой попал в косулю... От гулкого грохота похолодело внутри. Инстинктивно Лан отпрянул назад. В нескольких шагах перед ним стремительно пронесся огромный камень. За ним по склону наперегонки мчались камни поменьше, каскад камней. Обвал! Наверху на фоне белесого неба мальчик заметил какое-то движение и, приглядевшись, с ужасом узнал медведя. Издали могучий зверь казался бы просто черным камнем, если бы не двигался. Вот он остановился. И вдруг сверху снова загрохотало, загудело. Лан едва успел отскочить в сторону: вторая каменная глыба, быстро увеличиваясь в размерах, неслась на него. Так это медведь сталкивал на них с волком камни! Он хотел убить их! Бегом бросился Лан прочь от крутого склона. Бежал словно заяц, поглядывая назад, не спускается ли медведь, не гонится ли за ним. Если тигр был хозяином и властелином Солнечной долины и именно с ним людям племени таж приходилось соперничать из-за добычи, то хозяином здешних мест - и этих мрачных черных скал, и можжевельниковой поляны, и ореховой рощи, где Зурр и Муна нашли нору, пригодную для жилья, и даже речки, вблизи которой ребята устроили свое ненадежное логово, - всей этой теплой обильной долины был, конечно, медведь, свирепый медведь. И если он пришел сюда, то может прийти и к их жилищу... Нет, они не защищены. Они не могут спать спокойно. Этот зверь легко раскидает завалы из камней. А если он придет, когда Муна в жилище одна! От такой мысли Лану стало не по себе, хотя и они с Зурром не в силах справиться со свирепым зверем, разве только смогут отогнать огнем. Огнем?! Надо что-то делать. Надо искать надежное жилище. Дивы ночи забавляются Зима пришла и сюда, в долину ореховых и арчово-яблоневых рощ. Обильным снегом занесло облепиховые и барбарисовые ягодники, ярко-зеленые до последних дней склоны предгорий. Резче обозначилась речка на ослепительно белом снегу, украсилась звонкими ледовыми заберегами. Исчезли звонкоголосые птицы, лишь беспечные синицы снуют в кустах да весело перестукиваются пестрые деловитые дятлы. Тихо стало в долине, пусто. Высоко в горы ушли кабаны, косули, олени, козы и горные бараны. Даже мыши и крысы редко стали оставлять на снегу цепочки своих следов. Худо стало ребятам, голодно, холодно. Дважды соба приносил им добычу - зайцев. Зурр и Лан отыскали нору дикобраза и убили его. Другой раз Зурру посчастливилось подстрелить горную курочку. Некоторое время еще ребята кормились бояркой и кислыми яблоками, но вскоре не стало и этого: часть птицы расклевали, часть погубили морозы. Муна раскапывала снег и рвала кислую траву и съедобные листья, выдергивала из влажной, не успевшей еще промерзнуть земли безвкусные волокнистые коренья. Далеко уходить от огня боялись: несколько раз поблизости появлялся медведь. Огонь - единственная защита от этого свирепого коварного зверя, их главного врага. Издали, с высокого камня, проследил Лан черную цепочку медвежьих следов от распадка к речке, к их речке. Совсем близко подходил зверь к жилищу людей, воду пил, глядел, наверное, на огонь. Ближе подойти не решился или сыт был, а настанет голод - решится. Накануне волк уходил на охоту, а то почуял бы врага. Только Муна не знала об угрожающей им опасности. Каждый вечер возилась со шкурой косули: острой палочкой протыкала дырочки в лоскутках и соединяла их тонкими жилками. Однажды поутру Лан сказал: - Гляди, Муна, много пищи есть для огня, корми огонь, не уходи из жилища: большой зверь бродит близко... Он сурово отвернулся, не желая видеть испуганного лица девочки. - Я, Зурр и соба пойдем искать нору для зимнего жилья, а то пропадем. Не один, не два дня искали они подходящую пещеру, но не нашли. Как-то Лан спросил Зурра: - Нору медведя найдешь? - Вуа! - испугался Зурр. - Он убьет нас. - Может, он ушел оттуда? - Нет. Там его логово. - Возьмем огонь. Близко не пойдем, издали посмотрим. К логову медведя шли не по дну распадка, а верхами. Идти было трудно. Приходилось то взбираться по заснеженным склонам, то съезжать с них. В седловинах особенно туго приходилось волку, слишком глубок для него был снег. Шерсть его намокла, на брюхе и лапах намерзли ледышки. По дну распадка вдоль ручья идти было бы легче, зато медведь мог подкараулить их и столкнуть сверху каменную глыбу. Они теперь знали его повадки. Наконец вышли к вершине высокой, замшелой с боков скалы, на краю медвежьего дола. - Во, - показал Зурр на черное отверстие на противоположной стороне каменного уступа. Отсюда хорошо была видна рощица из громадных орешин, в беспорядке раскиданные обвалом обломки скал, ручей, змеей извивающийся между ними. Только отверстие в темном уступе Лан разглядел не сразу. По извилистому коридору из скальных обломков чуть приметно вился припорошенный след к норе - видно, хозяин давно не выходил из логова. Да там ли он? Может, давно ушел в горы вслед за добычей. Может, пуста теплая, сухая нора? Лан долго глядел вниз, что-то мучительно воображая. На обратном пути он вдруг останавливался, задумчиво, с сомнением покачивал головой и шел дальше. - Глаза мне говорят, - сказал Лан Зурру, - медведь спит в норе. Можно взять сурков из его запаса. Там, в земле, их много зарыто. Зурр промолчал. - Пойдем, как встанет солнце, - продолжал Лан. В жилище вернулись в сумерки, усталые и голодные. Молча грелись у огня. Даже волк прилег недалеко от костра, промок и промерз, видно. Было уже совсем темно, когда зверь вдруг вскочил на ноги. Глядя на него, забеспокоились и ребята. Никогда не видели они своего волка таким напуганным и робким. Зверь дрожал и прислушивался к чему-то. Хвост, против обыкновения, был поджат. - Соба, - ласково окликнула его Муна, но волк даже не взглянул на нее. Он убежал в темноту, вернулся. Подбежал к Муне, затем к Лану, снова убежал. Вскоре опять появился в свете костра, присел и вдруг, задрав кверху острую морду, завыл протяжно и скорбно. Они вскочили. Запалили каждый по два факела и выбежали из-под скалы. Стояла морозная, ясная ночь. На небе важно и успокоительно мерцали звезды. Волк метался от людей к реке и обратно. Временами он вновь принимался выть. Что с ним? Совсем не так ведет он себя, когда близко опасный зверь. - Соба, соба, - звала его Муна и пыталась поймать. Зурр хотел было вернуться к уютному огню, но Лан остановил его жестом. - Зверь зовет нас к воде. Может, там добыча, зачем он ходит туда? Все трое настороженно двинулись за волком. Вот и река, но соба ведет их дальше по берегу, вниз по течению. Высоко над головами подняты факелы. Их ровный свет в неподвижном воздухе осветил искристый снежный наст на берегу. Никаких следов, ничего подозрительного. Остановились в нерешительности. Не следовать же за зверем в темноту и холод. Пусть идет один. Вернется... Сначала никто из троих не понял, что случилось. Лану показалось, будто он покачнулся и чуть не упал. Вслед за тем под ногами раздался глубокий глухой рокот, от которого сердце остановилось. Он видел, как упала в снег Муна, погасив разом оба свои факела. Зурр стал на четвереньки и широко разинул рот в неслышном, утонувшем в страшном грохоте, крике. Ужасающий продолжительный скрежет и гул послышался сзади, со стороны скалы, где было их жилище. Лан видел, да, он успел заметить, как вмиг погас костер, их славный горячий костер. Мальчик сел в снег. Его сильное послушное тело сейчас показалось ему маленьким и хрупким. Хотелось лечь, сжаться в комок, а еще лучше исчезнуть, но он бессознательно держал над головой единственный уцелевший факел. Земля, всегда такая твердая и надежная, теперь шевелилась и качалась под ним, и в горах по-прежнему грохотало. Сколько времени просидели они в снегу? Долго, наверное. Продолжали сидеть даже тогда, когда все затихло. А звезды блистали равнодушно и весело, они были очень высоко, эти звезды. Волк лежал тут же в снегу и поглядывал на Лана виновато и испуганно. Потом уселся рядом и оперся своей теплой жесткой спиной о замерзший бок мальчика. Только в нем искал он сейчас защитника от грозной опасности. Зверь дрожал. Немного придя в себя, Зурр и Муна запалили свои погасшие факелы от факела Лана, но слабый огонь не мог рассеять колючего холода. Сильнее холода сердца ребят заморозил животный страх перед неотвратимой, как кара злых дивов, силой подземных толчков... Медленно, неохотно вползал в долину бледный рассвет. Первое, что они заметили, когда рассеялась ночная темень, - это исчезновение речки. То есть она осталась, но воды в ней почти не было: мокрые черные камни да тонкий ручеек посреди широкого русла. В том месте, где недавно речка вырывалась из-под скалы, высилась гигантская каменная осыпь. Она же навсегда завалила их жилище. Что было бы с ними, не последуй они за волком! С удивлением разглядывали ребята огромные темные обломки скал на белом снегу, совсем недалеко от себя Эти обломки упали с тех гордых недоступных черных скал, что стеной поднимались в небо. - Вуа-а! - тихо постанывал Зурр. Муна бормотала в страхе: - О дивы ночи, пощадите детенышей племени таж! Мы дадим вам сладкого мяса и воскурим душистые травы. - Крупные слезы катились по ее щекам. Всепобеждающий страх придавил и Лана. Страх перед грозной подземной силой, разрушающей самые крепкие скалы, пересилил все остальные страхи. Но в то же время Лан возвысился в собственных глазах, потому что сумел не показать робости своим более слабым соплеменникам. Сознание превосходства над ними придавало ему новые силы. Более отважный, он должен защитить Муку, ободрить Зурра. Надо что-то сделать, немедленно... Но как страшно жить в этом враждебном, непонятном мире! Разум побеждает силу Чтобы согреться, мальчики разожгли большой костер у зарослей, подальше от опасных скал, с которых скатились обломки величиной с маленькие горы. Но нельзя же жить тут, спать! Солнце поднялось уже высоко, но теперь оно было бессильно против холода, который нещадно колол и щипал ребят, стоило лишь отойти от огня. Лан в сопровождении волка снова ходил поглядеть на медвежью нору. Вернулся к вечеру с исцарапанными в кровь и подмороженными ногами. Долго отогревался. Зурр молча носил из зарослей и складывал в кучу хворост. Ночь почти не спали. С наступлением сумерек страх перед дивами, сотрясающими землю и горы, выпивающими речки, возник с новой силой... Утром Лан сказал громко и решительно: - Мы станем жить в норе медведя. - Бо-бо! - удивился и испугался Зурр. - Разве мы можем прогнать большого зверя? - Надо перехитрить его. Лан с торжеством поглядел на Муну. Зурр протестующе мотнул головой и отвернулся: дескать, зачем тратить слова впустую. Хитро подмигнув Муне, Лан взял из кучи хвороста толстую палку и протянул Зурру: - Сломай! Тот добросовестно пытался переломить крепкую палку своими сильными руками, но не смог. Лан вставил один конец палки между двух стволов близко растущих деревьев, всей тяжестью тела навалился на другой ее конец и переломил. - Разум победит силу! - самодовольно воскликнул он и торжествующе швырнул обломки в костер. Зурр ничего не понял. Он сидел раскрыв рот и мигал. Так и он может переломить палку еще толще этой. Снисходительно и весело Лан говорил ребятам: - Медведь уйдет на охоту, а мы войдем в нору. - Он вернется и убьет нас, - возразила Муна. - Огонь не пустит его, - торжественно объявил мальчик. - Мы разведем большой огонь. - Большому огню надо много пищи. Медведь убьет нас, когда мы пойдем за сучьями... Лан задумался. Такого оборота он не предвидел. А Муна продолжала: - Маленький Орел плохо придумал. Долго раздумывал мальчик, потом тряхнул головой. - Теперь Маленький Орел придумал хорошо. Идемте! Сборы были недолгими. Взяли каменное рубило, лук и стрелы. Зурр нес на плече толстый ивовый кол, который они с Ланом только что срубили. Для чего мог пригодиться этот кол, знал один Лан. К середине дня с трудом добрались они до можжевельниковой поляны: часто приходилось садиться в снег и отогревать окоченевшие ноги. Медведь к своему запаснику не приходил. Зловредные гиены тоже не раскопали сурков, припрятанных в яме: ни единого следочка не видно на искристом снежном насте, разве что вороньи отметины. Не сразу нашел Лан, где закопаны тушки сурков, потому что снежные метели сровняли неровности земли. Помогла старая поваленная арча. Не без труда добыли они зверьков из-под снега и смерзшейся земли. Мальчики зубами грызли твердое как камень мороженое мясо и жадно жевали его. Муна оказалась терпеливее. Над огнем она отогрела большущий кусок, пока не закапал с него жир, обжигаясь, ела сочное горячее мясо. Недоеденный кусок протянула Лану. Тот вцепился зубами в пахучее и мягкое мясо и осклабился: с первого же раза по вкусу пришлась ему такая еда. В племени таж никогда еще не ели поджаренного над огнем мяса, а только вяленое или сырое. Так, незаметно для себя, Муна сделала важное открытие - впервые изжарила на огне мясо. Насытившись, ребята закопали медвежий запасник - там еще оставались мороженые тушки сурков - и принялись рубить для факелов смолистую арчу... К вечеру с большими вязанками на плечах приблизились они к медвежьему долу. Зурр и Муна дрожали не только от холода, да и Лан уже не чувствовал прежней уверенности. Но отступать нельзя; без теплого жилья они пропадут. Сурово поторапливал Лан своих друзей. На этот раз они подбирались к норе зверя со стороны уступа, в котором зияла медвежья пещера. Оставив ребят в ложбинке, неподалеку от края уступа, Лан осторожно подполз к хилой кривой березке, чудом зацепившейся корнями за расщелину на самом краю. Пещера оказалась как раз под ним. Было еще достаточно светло. Пристально разглядывал мальчик нетронутый снег между каменными глыбами у выхода из норы, будто медведь мог прошмыгнуть мышью, не оставив заметного с высоты уступа следа. Кое-где виден был лишь старый, сильно припорошенный след громадных лап, ведший в нору. Значит, зверь в логове. Прихватив толстый ивовый кол, Лан в сопровождении волка поспешил к заснеженным громадным орешинам, в обход норы. К этим орешинам выходила звериная тропа от логова, змеившаяся посреди коридора, образованного обломками скал. Уже совсем стемнело, когда тенями скатились в ложбинку Лан и волк. Глаза мальчика возбужденно блестели. - Разжигайте большой костер, - проговорил он, с трудом переводя дыхание. У Муны от страха и холода лязгают зубы, а Лан торопит. Все выше поднимается пламя от костра. С зажженными факелами приблизились к краю уступа. Маленький Орел торопливо спустился на скалу, что возвышалась у входа в пещеру и приказал: - Бросайте! Полетели вниз горящие головни, и вот уже трещит, разгорается костер в устье пещеры, жаркий воздух и дым от арчи взвиваются вверх, к звездному холодному небу. Став на колени, Лан широко размахнулся и швырнул горящий факел в черную глубину пещеры, затем второй, третий... Муна подавала ему новые факелы, а он швырял и швырял. Ужасающий рев раздался из норы: проснулся наконец хозяин. Видно, крепко спал. Проснулся, когда огнем припекло. На какое-то время страх охватил ребят. Лан по-кошачьи вскарабкался на уступ и бросился в темноту вслед за Муной и Зурром, но остановился возле костра в ложбинке, схватил охапку горящих факелов и крикнул: - Йо-о-хо! Йо-о-хо! Этот боевой клич племени должен был вернуть беглецов. А медведь в это время метался по тесной норе и истошно ревел. Убежать бы зверю от неведомо откуда свалившейся напасти, да вход сплошь охвачен пламенем. Несколько маленьких огней пылает внутри пещеры, и медведь не в силах бороться с этим страшным врагом. Но вот новые горящие головни полетели внутрь пещеры. Одна угодила в голову, другая запуталась в шерсти, жжет нещадно. Накалился воздух в норе, дым разъедает глаза. Обезумел от боли и страха могучий зверь, ринулся наружу через огненный вал, затлела, задымилась шкура, нестерпимая боль вцепилась в ступни. Вихрь искр взвился в небо. Разметал медведь костер по снегу, помчался с ревом между глыбами, тяжко натыкаясь на острые каменные выступы, будто сослепу. Тлела и чадила на нем шерсть, и поэтому в ночи виден был путь его. Вот он уже у орешин... От нового рева содрогнулся воздух, показалось, будто качнулись звезды. Эхом откликнулись дальние скалы на звериный крик. Долго из непроглядной темноты доносился то затихающий, то вновь усиливающийся рев. Эту ночь, уже третью по счету, не спали ребята, но не от холода - в неглубокой пещере было тепло и сухо, - страх и возбуждение прогнали сон. Сидели у огня, прислушивались к звукам снаружи и молчали. Острый звериный запах, сохранившийся в пещере, бил в ноздри, беспокоил. Что принесет им новое утро? Незадолго перед рассветом начался снегопад. Мелкий сухой снежок споро укутывал землю. Снежинки то неслись нескончаемым каскадом над скалами, гонимые порывом ветра, то грациозно кружились в свете костра, в промежутках между порывами. Пришел волк. Пришел со стороны орешин, откуда всю ночь доносился медвежий рев. Значит, он знает, что там случилось, жаль, говорить не может. Развиднелось. Вооруженные факелами на случай нападения медведя, Лан и Зурр настороженно двинулись между каменными глыбами по звериной тропе. Волк побежал впереди. Вот и ореховые деревья. Зурр издал продолжительный торжествующий крик: - Вах-ха-а-а! В ручье, проломив лед, недвижимо лежал громадный зверь. Снег уже припорошил его опаленную шерсть. Голодный волк успел погрызть его в нескольких местах. Поодаль на снегу виднелись следы гиен, но они не решились подойти к грозному зверю. Передними лапами медведь сжимал розовый от крови ивовый кол, на который, видно, напоролся в слепом бегстве от огня. Все правильно подстроил мальчишка, хорошо придумал укрепить острый кол на пути зверя. - О дивы! - воскликнул Лан. - Мы вернемся к племени таж! Мы сделаем, как велел Мудрый Аун! Я охотник! Теперь буду носить ожерелье из медвежьих клыков. Это я, Лан, убил его. Разум победил силу. Праздник птиц, начало года Отгудели снежные вьюги, отпустили, ослабели злые морозы, и ослепительное солнце стало подниматься все выше над синими зубцами далеких гор, все больше набираясь животворящего тепла. В ложбинах и на теневой стороне лежал еще тяжелый серый снег, а на черных каменных россыпях было уже сухо, на солнечных склонах радостно проступили зеленые пятна молодой травы, и по недавно сухим распадкам грозно зашумели мутные потоки, ворочая камни и волоча деревья. Зима возвращалась не раз. То занесет все обильным снежком, то прозвенит прозрачным утренним морозцем. Но уже легкой зеленью опушились заросли и первые нарядные птицы завели свои песни и пересвисты. От этих песен Муне становилось радостно и грустно одновременно. Часто теперь выходила она к ручью, садилась на теплый, нагретый солнцем камень под ореховым деревом и слушала перекличку птиц. Сколько их тут! И с каждым погожим днем становится все больше. "Витью-вити, витью-вити, тью-тью-тью!.." - пела маленькая скромная птичка, удобно устроившись на самой верхней веточке высокого дерева. Из прозрачной яблоневой рощицы с розовыми набухшими почками заливисто отвечала ей другая такая же певунья. "Ци-ци-ци-ю-ю-и!.." - скромно высвистывает овсяночка, деловито перескакивая с веточки на веточку молодого клена. Синей молнией сверкнул на солнце каменный дрозд, уселся на колючей боярке, поправил перышки под крылом и запел, повернувшись к солнышку и трепеща крылышками от полноты чувств: "Тэк-тэк-тэк-юит-юит!.." Прилета птиц ждали со дня на день, как ждут заветного праздника. Да это и был самый большой праздник в племени таж. В день прилета журавлей и аистов устраивались обычно испытания для юношей, и самых ловких из них, самых искусных называли охотниками, давали новые имена. Далеко родное племя, за снежными горами, но Лан все-таки с нетерпением ждет прилета птиц, будто надеется на чудо. С прилетом больших птиц приходит Новое Солнце, начинается сытная пора в жизни племени. На красивых палочках, болтающихся на шее малышей, матери делают очередную засечку: прожита еще одна зима, а значит, и еще один год. Как же могли ребята не ждать дня прилета птиц даже вдали от племени? Лан взобрался на черную глыбу и удобно устроился в выемке. Ветерок доносит снизу, из долины, чудесные запахи парной земли, аромат почек, свежесть талой воды. Мальчик поглядывает на Муну, которая что-то ищет в молодой траве, пробует на вкус. Сегодня солнце не просто греет, а уже печет. Скалы на другой стороне дола дрожат и ломаются в струях теплых испарений земли. Сквозь звонкое щебетание пташек Лан уловил какой-то знакомый волнующий звук, будто кто-то мощной рукой спустил тетиву громадного лука. Вот снова и снова ветерок доносит звук. Нет, он несется откуда-то сверху. Муна подняла руки к небу, и тут только Лан увидел высоко, под самым облаком, стройный журавлиный клин. "Рао-ра-окроау!.." Как он сразу не узнал радостный клич загадочных птиц, возвещающих приход Нового Солнца? А ниже журавлей, стороной, неровной цепочкой скользят над горами на блестящих мягких крыльях черные аисты. Их молчаливый полет строг и величествен. - Птицы прилетели! - громко закричал Лан и соскочил со скалы на землю. Муна, сияющая, возбужденная, сбросила с себя лохматую козью шкуру... Мальчик замер в изумлении: на ней была тонкая одежда из шкуры косули, золотисто-коричневая, такая, какие шили женщины племени к праздничному дню. В этой непривычной одежде Муна выглядела тоненькой и гибкой, будто ивовый прутик. Она кружилась по лугу возле ручья и пела, будто птичка, лучше птички: Большие птицы летят высоко, Новое Солнце несут. Птицы, людям таж скажите, Скоро мы к ним придем... Тонкие золотистые волосы девочки словно паутинку развевает шаловливый ветерок, и они блестят и вьются, точно пламя факела. Гибкие смуглые руки мягко взлетают в небо и плавно опускаются вниз. Они кажутся крыльями. Глаза у Муны полузакрыты, лицо неузнаваемо занавешено сеткой волос. Быстрые стройные ноги подчинены какому-то неслышному сложному ритму. Они то семенят мелкими шажками, то вдруг делают широкие плавные круги. Лан остановился, и громкий радостный клич, возвещающий приход Нового Солнца, застрял у него в горле. Он стоял и смотрел, опасаясь, как бы не кончилась песня, как бы не прекратился танец. Муна подражала плавному полету величественных птиц. Казалось, еще немного, и она поднимется в воздух вслед за стаей, легко минует далекую заснеженную седловину между двух белоснежных пиков, уходящих за облака, и очутится над головами соплеменников. Но нет, даже Муна, невесомая, тоненькая Муна не может оторваться от земли! Позже они пойдут по горам, шаг за шагом подбираясь к заветному перевалу, и вернутся, потому что снежные бураны и холод к тому времени еще не улетят в свое неведомое логово. В другой раз они пойдут к перевалу, когда опадет нежный розовый и белый цвет яблонь и груш, алычи и боярки, сочно зазеленеют тополя и березы, ивы и вязы, клены и ясени, когда буйно зацветут непролазные заросли ежевики и шиповника, когда зеленые травянистые склоны дивно разукрасятся пестрым разноцветьем и заалеют крупными тюльпанами и маками... И снова вернутся, потому что грозные обвалы и тяжелые слежавшиеся снега станут на их пути. В третий раз поднимутся они к самым облакам. Даже могучие беркуты и белоголовые луни будут кружить на одной высоте с ними. К этому времени в долине уже станут наливаться ядреным соком урюк и яблоки, а стебли мальв поднимутся выше Зурра. Непреодолимые черные скалы станут перед ними, и они, будут карабкаться вверх, обдирая в кровь пальцы, и наконец, поднимутся на высокую стену, оставив внизу молчаливого волка с глазами, полными тоски и укора. Но за первой скалистой стеной откроется другая, еще выше и неприступнее первой, и непроходимые, коварные ледники издали покажут ребятам свои грязные языки. И они вернутся в третий раз, поняв, что седловину им не преодолеть. Терпеливый и сдержанный Лан будет плакать горькими скупыми слезами отчаяния и бессилия, спрятавшись от Зурра и Муны, и только волк, его постоянный спутник и друг, увидит слезы отважного охотника. Начало загадки Легкодумный Зурр быстро примирился с неудачной попыткой перевалить через горы. Он радовался каждому новому дню, своей удачливости на охоте. Теперь у него был большой лук и длинные стрелы с острыми кремневыми наконечниками. Дня не проходило, чтобы вернулся он с охоты с пустыми руками: то принесет барсука или сурка, то дикобраза, то поросенка, то горного барана, круторогого красавца. А однажды добыл даже оленя. Особенно поверил Зурр в свою охотничью доблесть, когда однажды в узком высокогорном ущелье повстречался со снежным барсом. Хищник был ошеломлен встречей не меньше мальчика. Они стояли друг против друга и не решались что-либо предпринять: напасть, но нет уверенности в победе, отступить, но не поймет ли это противник, как проявление слабости, и не нападет ли? Так и стояли они, стараясь не глядеть в глаза друг другу, пока барс не попятился назад, недовольно ворча. И тут же Зурр отступил за корявый ствол дерева. Они разошлись мирно, и каждый мог считать себя победителем. Больше Зурр не появлялся в этом ущелье. Разве мало других мест для охоты в благодатной стране предков!.. Лан с утра обычно уходил к реке. Они с волком пробирались сквозь колючие заросли джиды и устраивались под старой ивой, на краю лессового обрыва. Внизу волновалась под ветром и сухо шелестела широкая полоса камышей, а дальше, булькая и стремительно кружась в омутках, мощно катилась могучая река, такая же непреодолимая для них, как и горы. Мальчик подолгу глядел на быструю воду и думал, думал о чем-то. Казалось, он не замечал волка, но тотчас начинал искать его, если тот отлучался хотя бы ненадолго. Они привыкли друг к другу и сдружились. Зверь обычно бежал впереди мальчика, оглядываясь и как бы спрашивая, туда ли он бежит. Если Лан сворачивал в сторону, волк тотчас догонял его и снова забегал вперед. Никогда Лан не ласкал зверя, как ласкала его Муна, но не забывал поделиться с ним пищей. Впрочем, и волк, отличный охотник, нередко приносил мальчику часть своей добычи. Это был уже совсем взрослый зверь. Ростом невысок, чуть выше колена мальчика, но широк в груди. В пасти острые зубы и длинные страшные клыки. Взгляд маленьких глаз то колючий и злой на охоте, то умный и внимательный, обращенный к Лану, то безмятежный и смеющийся, когда Муна зовет соба поиграть с ней. С Зуром волк по-прежнему держится настороженно, хотя тот нередко балует его сладкими кусками и жирными мозговыми косточками... Что приводило Лана к берегу реки? Поиски добычи? Нет. Уже на протяжении луны ничего не приносил он в жилище. Много раз встречались им в камышах свиньи с кабанятами, зайцы, гуси и утки. Лан словно не замечал их. Как-то набрели они на громадный костяк неведомого зверя, выбеленный горячим солнцем, дождями и ветрами. Гигантские кости скрывались в светло-желтом лессовом намыве, лишь ужасающая голова с острыми рогами выпирала наружу, будто зверь силился сбросить с себя гнет толстого пласта и выбраться к воде - утолить жажду. Много дней Лан приходил сюда и день за днем рубил острым камнем один из рогов зверя. А срубив, всегда носил с собой, шлифовал, точил и оглаживал. Замечательной остроты и прочности нож-резец получился из обломка рога, лучше волчьего клыка. Резец давно готов, но Лан продолжает приходить к лессовому обрыву каждое утро. Глядит, как вода несет из неведомой дали островки грязно-белой пены, раздувшиеся трупы зверей, большие и малые деревья с листьями и корнями. На одном дереве Лан разглядел живого зайца. Зверек беспомощно оглядывался по сторонам, а своенравная река кружила большое дерево, будто камышинку, и несла, несла его вместе с зайцем неведомо куда. "Куда бежишь ты, река? - одними губами спрашивает мальчик. - Может, ты пробежишь мимо племени таж?" Ничего не отвечает река, просто булькает и пошевеливает волнами зеленый камыш и осоку, бесстрашно забежавшие в коварную подозрительную глубину. Как-то Лан забрел в мелководную лагуну. Несколько шагов сделал в сторону стремнины. Вода едва поднималась выше колен, и вдруг дно враз ушло из-под ног, и мальчик с головой окунулся в теплую мутную глубину. С выпученными от страха и неожиданности глазами лихорадочно искал он ногами опоры. Встал. Вода коварно щекотала ему спину и грудь и ласково подталкивала на глубину. Отчаянным усилием выбрался он на мелководье, упустив при этом все свои стрелы. Они плыли стоймя, выставив над водой нарядное цветное оперение. Река, конечно, еще коварнее гор. Но ведь плыл живой заяц на дереве?.. И снова весь день до вечера сидел Лан над обрывом и глядел на реку, будто ждал от нее ответа на свои думы. Однажды утром, сам того не зная, мальчик прошел мимо важной тайны, разгадка которой помогла бы им найти путь к родному племени. Лан почти добрался до старой ивы, когда волк почуял след. Мальчик привык, что соба непонятным образом узнавал след даже в каменистых местах, где ступня не оставляет отпечатка. Привык и доверялся ему. Волк ушел по следу, а Лан, по-прежнему не интересуясь охотой, уселся под деревом. Вскоре из камышей послышался отчаянный вопль, а затем мальчик увидел старого плешивого шакала, со всех ног удирающего от соба. Откуда было знать ему, что этот плешивый шакал - старый недруг стаи рыжих волков и прихвостень Меченого, волка-одиночки, - пришел сюда из-за гор, из Солнечной долины. Откуда было знать ему, что и сам Меченый нынешней ночью рыскал по этим камышам, а теперь отсыпается где-то в густых зарослях. Тот самый Меченый, которого ненавидят рыжие волки за вероломство и кровавые обиды, тот самый Меченый, который утащил его младшего братишку Лика. Немало удивился Лан, увидев соба преследующим шакала. Неужели его друг польстился на старого вонючего пожирателя падали? Возможно, он так ничего не узнал бы, не случись ссоры с Зурром у вечернего костра. На тропе гнева Зурр принес ястреба. Эта добыча была особенно ценной, потому что перья и когти хищника служили лучшими доказательствами удачливости охотника. Втайне Зурр завидовал Лану, грудь которого украшали громадные клыки медведя. Шкурой этого зверя устлана почти вся пещера. И вот теперь Зурр тоже добыл знаки доблести - когти ястреба. Муна с увлечением готовила для себя новую одежду из блестящих сурковых шкурок, когда пришел Зурр. Небрежно швырнув к костру зайца, мальчик торжествующе растянул за крылья ястреба. - Вах-ха! Муна обрадовалась его добыче. - Зурр большой охотник, - хвастливо сказал мальчик. - Зурр добывает пищу для всех. - Он перевел дух от непривычно длинной речи. - Лан не может добыть пищу. Эти слова не понравились Муне. - Разве Зурр забыл, кто добыл большого медведя? - Зверь сам убил себя. - Лан добыл косулю. - Муна указала на свою одежду. - Зурр убил оленя и много этих сурков. - Мальчик запальчиво отшвырнул ногой рукоделие Муны. - Зурр большой охотник и потом... возьмет в жены Муну. Девочка презрительно расхохоталась ему в лицо и в свою очередь отшвырнула ногой мех сурков. - Нет, никогда! Тот не охотник, кто хвастун. Она пошла к выходу, но Зурр грубо схватил ее за руку. В этот момент вошел Лан и остановился у входа. Он слышал часть разговора, и глаза его сузились от негодования. - Отпусти Муну! Ты снова забыл обычай племени? Зурр нехотя разжал пальцы, и Муна с плачем выскользнула из пещеры. - Здесь нет племени! - крикнул Зурр. - Но здесь живут по его обычаям. - Тогда Зурр станет вождем, он один добывает сладкое мясо. Лан вспыхнул: - Хорошо. Отправимся сейчас на охоту. Посмотрим, у кого с восходом солнца будет больше добычи. Зурр молча вышел. Лан следом. Муну Лан нашел у ручья. Только что прошел дождь. Из-под тучи выглянуло умытое солнце и осветило сбоку сверкающие дождевые струи, протянувшиеся к земле от тучи, расцветило пестрыми огоньками капли на зелени деревьев и трав. На синем фоне дальних гор вспыхнула сочная радуга. И опять с удивлением Лан увидел светлое, счастливое выражение на лице девочки. Неужели она уже забыла обиду, только что нанесенную ей Зурром? Нет, не то. Ей хорошо при виде этого солнца и небесных цветов, как бывало хорошо Мудрому Ауну. Впервые Лан позавидовал ей. Он внимательно вглядывался туда, куда смотрела Муна, чутко прислушиваясь к себе: хорошо ли ему? Нет, не хорошо. Злоба, досада на Зурра клокочут в груди. К утру ему необходимо добыть много мяса. Лан знает, где охотиться. Там, в камышах, у реки он приметил водопой. Приходят туда кабаны и олени. У водопоя будет ему добыча. Сумерки быстро сгустились, на землю упала ночь. Охотник устроился в камышах так, чтобы ветер дул ему в лицо от водопоя. В темноте слышались осторожные хлюпающие шаги зверей, подкрадывающихся к воде, или торопливая поступь удирающих от опасности. Лан не спешил. Уже разливалось над горами белесое пятно восходящей луны. Чтобы волк не спугнул зверя раньше времени, охотн