агадочные химеры, украшавшие фасад, и думал: Гюго прославил все это, а он сохраняет тем, что молчит, и безумное человечество не может взорвать, развеять по ветру Париж вместе с его памятниками искусства. Он шел в Лувр и как хозяин обходил залы. Все это существует благодаря ему. Вот бархатный зал со скамейками по стенам. Посередине, выделяясь на темнобархатном фоне, великолепная статуя Венеры Милосской... Никогда ни одна копия не производила на Кленова такого впечатления, как эта, чуть изъеденная с поверхности временем, но полная обаяния, красоты и древности статуя... Ее тоже спасает он, Кленов, для потомков... Пусть никто не знает о нем, пусть никто не подозревает, что это он сохраняет и эту статую, и все остальное... Ему не надо признания и благодарности! Кленов бродил незаметный, никому не известный по парижским бульварам в шумной, говорливой толпе, словно возвышаясь над всеми, гордый своей миссией и своей неизвестностью... Как это дико и нелепо выглядит теперь! Словно целое столетие отделяет его от того времени. А между тем разве не он год назад расхаживал с тем же самым чувством по улицам Москвы, гордясь великолепными, задевающими за облака зданиями, которые он сохраняет от разрушения своим молчанием? Разве не год назад он воображал, читая сообщения о грандиозных планах строительства, что незримо примет во всем участие, оберегая страну и весь мир от разрушения? Что же целым столетием встало между Кленовым вчерашним и Кленовым, лежащим на кровати с наушниками на голове? А ведь червь все-таки грыз его сердце, когда уже на Родине, слывя чудаковатым старым ученым, он отказывался от многих знаков внимания. Он не хотел ни многокомнатной квартиры, ни автомашины, ни обслуживания... Однако в Америке он пользовался всем этим! И чудаковатости у профессора Вонелька не было. Значит, говорил в нем все-таки голосок совести! Он только не хотел слушать этот писк, глушил его, отделывался конфузливым отказом от элементарных удобств. И сделка с совестью совершилась! Ах, если бы раньше понять все это! Профессор стонал и переворачивался на другой бок. Рухнуло здание фальшивого храма служения человечеству. Оказалось недостаточно только молчать. Он покатился вниз... к преступлению. Если бы не чуткость я великодушие новых людей его Родины, он так ничем и не помог бы человечеству, да он и не помог пока!.. Вот если бы Матросов привез радий-дельта и батарея выстрелила, погасив воздушный пожар, тогда Кленов понял бы, что жил недаром. Последнее страстное, неукротимое желание угасающего старика сосредоточилось на спасении Матросова. И Кленов исступленно слушал, не снимая наушников, не желая внимать уговорам доктора Шварцмана. Старик упрямо гнал все сомнения, уверяя себя, что прибор портативен, не требует энергии. Матросов найдет способ дать о себе знать. Только любящая женщина и только Кленов с его одержимостью могли верить в невозможное - спасение Матросова. И женщина пришла к Кленову. Кленов почти обрадовался звонку. У доктора был свой ключ... Кто бы это мог быть? Накинув на себя одеяло и включив вместо наушников репродуктор, профессор зашаркал в полумраке. Он открыл дверь и зажмурился. Оказывается, даже на лестничной площадке существует день, солнце, живут люди, говорят, смеются. - Боже мой! Это вы!.. Прошу прощения. Проходите! М-да!.. Но что с вами, дорогая, осмелюсь спросить? Вас словно с креста сняли. Перед Кленовым, прислонясь плечом к стене, стояла бледная, худая Марина. - М-да... Мой наряд... Осмелюсь просить прощения. Удивлен выше всякой меры и обрадован... Наш милейший доктор говорил о вашем серьезном недомогании... Кленов провел Марину в свою комнату. - Это радиация виновата, Иван Алексеевич, - слабо улыбаясь, сказала Марина. - Трудно уберечься. Получили мы еще один изотоп радия-дельта. К сожалению, - Марина болезненно усмехнулась, - период полураспада у него еще меньше. Он исчезнет скорее, чем его нанесут в виде защитного слоя на сверхаккумулятор. - М-да!.. Весьма серьезно и печально. Вижу, извелись вы со своими опытами. Молодость свою не бережете. Ради бога, не обращайте на меня внимания. М-да... Я бы прибрал постель... - Не смейте, Иван Алексеевич. Сейчас же ложитесь. Ну, я очень прошу вас, очень... - Марина так посмотрела на Кленова, что тот только зажевал челюстями и подчинился. - Теперь я отдерну шторы и на минуту отворю окно. Хорошо? У вас есть тряпка? Я вытру пыль. - Несомненно, тряпка имеется. Не извольте беспокоиться... Что это вы, право?.. Я бесконечно, рад вашему приходу! Марина, слабая, едва держась на ногах, стала прибирать комнату. Она то и дело присаживалась отдохнуть. - Можно сложить книги в шкаф? - спросила она. - М-да... Видите ли, я еще их не просмотрел. Ну ладно, теперь уже все равно. - Почему все равно, Иван Алексеевич? - Нет, нет... ничего... Я имел в виду, что вам, ласковая моя, все дозволительно: складывайте их куда хотите. - Какие у вас прекрасные картины, Иван Алексеевич! Вы так тонко понимаете живопись. Залитая солнцем комната меняла вид. - Когда я перекладываю ваши рукописи, у меня дрожат руки. Ведь я училась по вашим книгам, - говорила Марина, с улыбкой смотря на растроганного профессора. - Хотите, я согрею вам чаю? - Премного буду благодарен, дорогая Марина Сергеевна... Сочту за счастье выпить чашку вместе с вами. Предложи Марина сейчас Кленову мороженое, которое он никогда не ел, он с радостью бы согласился. Марина покачала головой: - Я приготовлю вам чай, но сама я не буду, Иван Алексеевич. Вы даже не понимаете, что у меня за состояние. Радиация, оказывается, вызывает тошноту... Поставив чайник, Марина снова села отдохнуть. - Ну вот... Помните, как вы защищали диссертацию? - говорил Кленов. - Какая вы были тогда, я бы сказал, светлая и настырная... И вы, право, очаровали меня... М-да!.. Вы меня извините, покорнейше прошу, что я в наушниках. Я ведь все слушаю, слушаю и слушаю... - Иван Алексеевич, если б вы знали, как... - Не стоит благодарности, право... - Нет! Как я вас люблю! - "Люблю"? М-да!.. Как это странно - "люблю"... Никогда не слышал этого слова... по-русски. "Люблю"... Разве меня можно любить? Сделавшего так много против вас? - Иван Алексеевич, говорят, что сердце не объясняет... - Ма-шень-ка, - тихо и раздельно, словно вслушиваясь в это слово, произнес Кленов. - Что? - тихо отозвалась Марина. - Нет, я просто так... Я желчный, завистливый старик. Я завидую вашему отцу. Как бы я хотел иметь такую дочь! Или внучку... Ведь вы могли бы быть моей внучкой... Я бы так гордился вами!.. М-да!.. Так нелепо и горестно сложилась жизнь. Наверно, это большое счастье - иметь детей? - Огромное, Иван Алексеевич! - сразу оживилась Марина. Она встала и подошла к радиоаппаратуре, положила свою тонкую, почти прозрачную руку на голубой ящик, почувствовала холод металла и отдернула ее. - Огромное счастье, Иван Алексеевич, - продолжала она. Ее затуманенные глаза смотрели вдаль. - Иногда мне кажется, что я буду очень счастлива... А иногда мне так горько, что не хватает слез... За эти дни я плакала больше, чем за последние десять лег. Можно, я сяду на вашу постель? Какая у вас большая рука... Скажите, ведь вы верите? Вы услышите сигналы? - Верю, Машенька, верю... Вся моя жизнь теперь в этой вере. До сих пор я думал, что хочу этого ради человечества... А хотел-то ведь ради себя... А теперь... - Старик закрыл глаза и замолчал. Марина гладила его лежавшую поверх одеяла руку. Она с нежностью смотрела на худое лицо старика с провалившимися щеками, с запавшими глазницами, с клочковатой белой бородой... Она гладила его руку и видела, как сначала из одного глаза, а потом из другого медленно сползли две слезинки. - А теперь для вас этого хочу, ради вас всей душой своей хочу... И благодарен вам за светлое чувство, которое вы пробуждаете во мне... Вот за эти слезинки, которых не стыжусь... Предыдущие принадлежали Мод... Марина своим платком вытерла глаза старику. - Чай поспел, Иван Алексеевич, - сказала она и улыбнулась. И, забыв про чай, они смотрели друг на друга, думая каждый о своем. Кленов ощущал величайшее умиротворение. Может быть, такое чувство бывает только раз в жизни... перед концом. - Какая страна, какое время, какие люди! - говорил он, видимо, сам себе. - Люди? - переспросила Марина. - Да... Вы, он... И все вы, люди будущего... В передней раздался шорох. - Почтеннейший, вы, может быть, думаете, что вас грабит однорукий бандит? Так ничего подобного? Это я, ваша назойливая сиделка. Прилетел к вам на минуточку, раздеваюсь, вешаю пальто... Привожу себя в порядок... Ведь отсюда я полечу к своей пациентке, к нашей Машеньке, как мы с вами говорим... Она очень плоха и неосторожна... Может быть, героична! Склоняюсь. Право ученого! Пренебрегает радиацией. Итак, как вы себя чувствуете? С этими словами в комнату вошел доктор Шварцман. - Что я вижу! Она здесь! Ох, медицина! Тебе как науке нужно прописать тысячу верблюдов, чтобы они плевали на тебя. Вдруг Кленов сел и предостерегающе протянул худую длинную руку. Доктор Шварцман осторожно сел на кончик стула. - Тише, тише! - шептал Кленов. Марина, вся подавшись к нему, смотрела на него умоляющими глазами. Кленов судорожно схватил ее руки и сжимал их в своей громадной ладони. - Доктор, пишите же... Да пишите же, доктор! - вдруг закричал он. Доктор привычным движением выхватил перо и бланк для рецепта. - Вызывает, вызывает так долго, что я осмелюсь думать - он располагает неограниченным временем... Марина окаменела. Наконец Кленов стал глухим голосом произносите текст радиограммы, а Марина беззвучно повторяла слова. Доктор записывал. По лицу профессора текли слезы, но глаза сияли... - Вот и все... Он повторяет вызов... Видимо, передает радиограмму еще раз. Какое счастье! Исполнение желаний! Помогите мне лечь, Машенька. Звоните, звоните по телефону Василию Климентьевичу... Передайте радиограмму и мой... мой привет. Уложив старика, который вытянулся под одеялом и закрыл глаза, как после сильнейшего утомления, Марина вытерла платком слезы и, счастливо улыбаясь, села за стол к телевизефону. - Я вам буду диктовать. Вы, может быть, думаете, что прочтете докторский почерк? Ничего подобного! Марина вызвала министра: - Василий Климентьевич! Вы извините, что я сквозь слезы... Это от счастья... - И она незаметно переключила динамик на телефонную трубку. - Вы уже знаете? - отозвался министр. - А я два часа всюду разыскиваю вас, чтобы сообщить радостную весть... - Василий Климентьевич! - перебила Марина. - Профессор Кленов только что установил связь с Матросовым... - К нему уже вылетела помощь, - сказал Сергеев. Марина плотнее прижала трубку к уху, чтобы не донесся в комнату голос министра. - Профессор будет счастлив. Он так стремился услышать Матросова первым. Я передаю принятый им текст... - Он лежит передо мной, - недоумевая, заметил министр. Но Марина, как бы не слыша этого, стала медленно передавать текст радиограммы, словно министр записывал его. Профессор Кленов приоткрыл глаза, напряженно вслушиваясь в каждое ее слово. Его губы беззвучно шевелились. Видимо, он повторял за Мариной... Министр не прерывал Марину. Когда она кончила, он сказал: - Спасибо. Видимо, Матросов повторяет свою передачу каждый час. Меры приняты. Передайте привет профессору. Марина положила телефонную трубку, невидящим взором смотря перед собой. - Что он сказал? - прошептал Кленов. Марина догадалась, о чем спросил Кленов. - Василий Климентьевич просил передать вам благодарность. Вы приняли радиограмму первым... Она подошла к Кленову. Лицо его стало спокойным и строгим. - Он сказал, что каждый час здесь имеет значение... Ваш сигнал, Иван Алексеевич, может оказаться решающим. Доктор во время разговора Марины с министром стоял близко от телефона и слышал голос Василия Климентьевича. При первых же словах Марины доктор изумленно поднял брови, но в следующее мгновение, поняв что-то, закивал. Он снял очки и тыльной стороной ладони вытер краешек глаза. А Марина все говорила Кленову, как она благодарна ему, именно ему, за спасение Матросова, за радий-дельта!.. Она передавала Кленову благодарность человечества за спасение всего живого на Земле. Марине показалось, что губы Кленова дрогнули. Может быть, это была тень счастливой улыбки. Доктор отстранил Марину. Он взял безжизненную руку Кленова, чтобы пощупать пульс. Очки он так и не надел, и глаза его показались Марине круглыми, добрыми, детскими. Он грустно покачал головой и сказал: - Всю жизнь он служил призрачной мечте... Марина опустилась у постели на колени, взяла длинные холодные пальцы, стала тереть их, чтобы согреть. Лицо у Кленова было величественно спокойно. Черты его обострились и стали неподвижными. Доктор встал, отвернулся и начал искать в кармане платок. Марина упала на грудь старика и зарыдала. - Вы знаете, - сказал доктор, сморкаясь, - он как-то говорил мне, что над ним некому будет поплакать... Как он ошибался!.. Он всю жизнь только ошибался... - Бедный Иван Алексеевич... - сквозь рыдания проговорила Марина, - несчастный профессор Кленов! - Нет, - сказал Шварцман, - это неверно. Он умер счастливым... благодаря вам... Глава III. ПОСМЕРТНЫЙ БОЙ Специально нанятая агентом Интеллидженс сервис яхта не рискнула ночью приблизиться к западному берегу Ютландии. Два якоря едва удерживали ее на месте. Старый сыщик знал эти места: мелкое опасное море и бесконечные дюны на берегу, похожие на большие песчаные волны. Сыщик с трудом дождался утра. Кутаясь в развевающийся на ураганном ветру плащ, он стоял на палубе, вглядываясь в пустынный, мертвый берег. По временам он заходил в каюту. Висящий на стене репродуктор мерно отсчитывал "ти-ти-ти...". Загадочная волна еще не исчезла. Агент успокаивался, и в нем росла уверенность, что он откроет эту последнюю тайну Земли. Когда рассвело, сыщик вызвал капитана яхты. Капитан явился вместе со своим помощником. Оба они - один толстый и низкий, другой высокий - молча остановились перед ним, придерживая рукой срывающиеся фуражки. Сыщик сказал: - Я отправлюсь на берег. Если понадобится, пересеку полуостров. Моряки одновременно кивнули. - Вам надлежит перевести яхту к восточному берегу Ютландии. Моряки взглянули по направлению на восток, потом друг на друга и на сыщика. - Это все, - закончил агент и приказал спустить шлюпку. Моряки повернулись. Впереди пошел, страдая особенно усилившейся за последнее время одышкой, капитан, сзади, выставив из воротника свою тощую шею, - помощник. Через час с опасностью быть разбитой штормовыми волнами шлюпка высадила агента э 642 на берег Ютландии. С ним вместе был и его несколько странный багаж - мотоцикл с радиоприемником, расположенным на багажнике. Сидевшие в шлюпке матросы видели, как хозяин яхты скрылся на мотоцикле за дюнами, въехав в плотную тучу песка. Сыщик пересекал полуостров Ютландия по геометрической прямой. На пути его лежали бесконечные сухие степи, покрытые скучным жестким вереском. Когда-то прежде здесь росли дубовые леса, погибшие от неумеренных порубок. Впоследствии на месте их гибели образовался слой аля - связанного железом песчаника, - не дававшего возможности растениям развиваться. Скрытые в кожаном шлеме наушники передавали мерные звуки. Сыщик мчался вперед, руководствуясь волной, как радиопеленгом. К вечеру на горизонте показалась буковая роща, но, кроме гнилых, полуобломанных вершин и новой поросли, поднявшейся выше старых стволов, сыщик увидел и еще кое-что, заставившее его остановиться и наблюдать за происходящим на некотором расстоянии. Ему был хорошо виден старинный замок с зубчатыми стенами и высокими остроконечными башнями. К этому замку прямо через дряхлые деревья рощи шел подлинный морской крейсер, застилая небо срывающимся с труб дымом. Сыщика ослепил огонь. Потом он увидел рухнувшую башню. Наконец до него докатился звук выстрела. Сыщик решил, что он сошел с ума. Среди леса стоял морской корабль и обстреливал из восьмидюймовых орудий средневековый замок. Да, действительно гибель мира близка! Что можно придумать невероятнее! Обстрел продолжался. Теперь сыщик увидел еще, что замок весь окружен машинами совершенно невиданного им типа. Через несколько минут во многих местах стены замка обвалились. Наконец на одной из башен появился белый флаг. Сыщик тихо повел свой мотоцикл к месту этого необыкновенного боя. Навстречу попался английский солдат. Лицо у него было бледное, небритое. Сыщик спросил его, что здесь происходит. Солдат, услышав прекрасную английскую речь, несказанно обрадовался. - Этими машинами завладели рабочие, сэр. Они сагитировали водителей. Мы стояли здесь, девятнадцатая дивизия армии солидарности. Никто не ожидал такой стремительной атаки машин... Да никому и не было охоты драться! Сейчас рабочие берут замок. - А чей это замок? - Вельта. - Вельта! - воскликнул сыщик, и глаза его сузились. Побагровел старый шрам. Вдруг сердце сыщика почти остановилось. Прекратились таинственные звуки "ти-ти-ти", в унисон с которыми билось и его сердце. В этот момент на стене замка показалась фигура. Ветер трепал на ней одежду. - Эй вы, отродье свиней и сусликов! - загремел хриплый бас, уносимый бешеным ветром. - Какого черта вам нужно?.. Зачем вы повернули хозяйские машины и заставляете их стрелять в хозяйское же добро? На мостик сухопутного броненосца взошел молодой человек: - Господин слуга своего хозяина! Прежде всего нам надо, чтобы вы прозрели так же, как прозрели те парни, которых вы послали на дикую авантюру. Мы, немецкие, датские и шведские рабочие, пришли сюда вместе с вашими вернувшимися машинами с требованием выдать нам одного советского парня, который заточен у вас в подземелье. Он поможет всем людям не задохнуться. - Откуда вам это известно? - заревел Ганс. - Слухом эфир полнится. Мы войдем в замок, возьмем парня и спокойно уйдем, не разбив даже ни одного окошка, кроме тех, которые уже разбиты. - С вами ли сын мой Карл? - С нами, герр Шютте, с нами! - Пусть поговорит со мной он! На площадке броненосца показался Карл. - Герр Шютте! - закричал он. - Служа врагу человечества, вы ведете к гибели мир! Пряча в подземелье советского парня, вы обрекли на смерть от удушья тысячи и тысячи людей - на ту самую смерть, которая унесла мою мать... С катастрофой борются наши братья в демократических странах, вы же мешаете им работать. Отец, неужели ты слеп и не понимаешь, что делают твои руки? Неужели ты не поверишь мне, своему сыну? Сыщик увидел, что фигура со стены замка исчезла. Агент был одновременно и смущен потерей волны, и заинтересован всем происходящим. Все пространство между бронированными машинами было заполнено сейчас людьми. Сыщик подъехал к ним и смешался с толпой. Где-то наверху послышался звук пропеллеров. Все подняли головы. По толпе скользнула тень. В небе летел словно сказочный дракон. Но это был летательный аппарат. Сделав круг, странный самолет стал снижаться, заглушая скрип ворот, которые открылись, казалось, бесшумно. Рабочие, выскакивая из бронированных машин, бросились к мосту. Завыли сирены на сухопутном броненосце. Агент "Интеллидженс сервис" старался не отставать от толпы. Когда Карл и его товарищи вбегали во двор замка, Ганс с невероятным напряжением, задыхаясь от недостатка воздуха, отвалил надгробную плиту. Вконец обессилев, он все же спрыгнул в подземелье. Сразу же он наткнулся на что-то мягкое. - Эй, вставай, парень! Не думал я, что мне придется тебя отсюда вытаскивать! Ганс взял на руки тяжелое, обмякшее тело и попытался поднять его наверх; звякнула цепь. Ганс вспомнил про кандалы и, вынув ключ, освободил Матросова. Он поднял безжизненное тело Дмитрия и передал его подошедшим рабочим, потом с трудом выбрался сам. Вдруг, к величайшему его изумлению. Карл с товарищем скрылись в подземелье, хотя делать им там было заведомо нечего. - Карл, что ты там еще ищешь? Ведь парень-то наверху. - Подожди, отец! Я ищу то, за чем этот парень приезжал. Ганс сел и стал смотреть, как рабочие, вооружившись кислородной маской, возились с полузадохнувшимся Матросовым. - Есть! - закричал снизу Карл. Через минуту он стоял перед отцом, держа в руках свинцовую коробочку. Ганс качал головой. - Нет, скажи мне, как вы обо всем догадались? - уже в который раз спрашивал старый Шютте. - Ах, отец! Человек, владеющий знаниями, обеспеченный заботой других, может дать о себе весть даже из подземелья. К разговаривающим подошел сыщик. Пришедший в себя Матросов открыл глаза. - Вот ты скажи мне, парень, как это ты дал знать о себе? - обратился к нему Ганс. - Очень просто... по радио, - с трудом выговорил Дмитрий. - Как - по радио? Что вы морочите мне голову! Столпившиеся вокруг рабочие расхохотались. - Что вы дерете глотки, любезнейшие! Как может человек передавать что-нибудь по радио, не имея радиопередатчика! - Я передавал... на обратной волне... При слове "волна" сыщик насторожился. - Какая такая обратная волна? - загремел Ганс. - С момента моего отъезда из социалистических стран вдогонку мне все время посылали радиоволну... Моя забота была лишь отразить ее, послать обратно... Ганс удивленно хмыкнул. - Прибор у меня был такой... Профессор Кленов его сконструировал. - Опять Кленов? Дмитрию трудно было говорить, но он делал над собой усилие, чтобы не показать свою слабость. - Да-да, прибор Кленова... Только, выпрыгнув из окна, я его сломал... - Так чем же вы отражали? - Вероятно, вот этим! - сказал Карл, поднимая над головой странное сооружение из обрывков цепи, металлических прутьев и кусочков кости вместо изоляторов. Ганс и сыщик удивленно выпучили глаза. - Да, сломанные части... пришлось самому сооружать. Да ничего, делать-то ведь нечего было... Спасибо Вельту, о материале он позаботился. Все рассмеялись. У ворот послышался шум. Над толпой возвышался человек с рыжими, развевающимися по ветру бакенбардами. - Эй, Дмитрий, черт тебе в крыло! Как живем, старина? Мы за тобой! Матросов слабо помахал рукой, улыбнулся и попытался сесть. Сыщик склонился к нему и тихо спросил: - Простите, сэр, не звуки ли "ти-ти-ти" передавала ваша волна? - Кто говорит тут про "ти-ти-ти"? - закричал подошедший владелец бакенбард, обладавший, видимо, тонким слухом. - Нам это "ти-ти-ти" все уши просверлило! Дай, Дима, я тебя обниму! Ну, как живешь? Однако, брат, давай сразу же в путь... Время не ждет. Где радий-дельта? - Вот он, - сказал Карл. - Он был там, где закопал его товарищ Матросов из предосторожности, на случай собственной гибели. Внезапно часть стены замка отодвинулась, оказавшись замаскированными воротами. Раздался оглушительный звук мотора и сирены. Люди бросились врассыпную. Один только Карл остался стоять с поднятой рукой. Из зияющего отверстия потайных ворот вырвался сверхскоростной автомобиль, похожий на придавленную к земле лягушку. Из окна виднелся сморщенный лоб Вельта. - Измена! - закричал он и выстрелил через стекло. Карл покачнулся и упал на автомобиль. В руке он сжимал коробочку с радием-дельта. Все оцепенели от неожиданности. Карл медленно сгибался и сползал по гладкой полированной обшивке автомобиля... Вдруг через опустившееся окно протянулась сухая старческая рука. Быстрые пальцы ощупали рукав Карла, опустились до кисти и наткнулись на коробочку с радием-дельта. Матросов закричал и рванулся. В тот же миг коробочка исчезла в проеме окна. Мотор взревел. Обмякшее тело Карла, потеряв опору, скатилось на землю. Автомобиль дал задний ход. Кто-то закричал, попав под колеса. Опомнившиеся рабочие стали стрелять вслед удалявшемуся автомобилю. Машина мчалась прямо на толпу. Приходилось давать ей дорогу. Еще мгновенье - и автомобиль скрылся за воротами. Ганс вскочил на плиту и разорвал на себе рубаху. - Проклятье тебе, босс! - закричал он. - Наконец-то я понял тебя! Эх, если бы я мог тебя догнать! В бессильной ярости Ганс опустился на камень. - Я помогу вам, сэр, - сказал тихо сыщик. - У меня к мистеру Вельту есть один неоплаченный счет. - Вы? - заревел Ганс, поднимаясь. - За мной, - спокойно сказал сыщик и добавил несколько слов, взглянув на Ганса выразительным, прищуренным глазом. - Так вы тот самый сыщик Джимс? - вскричал Ганс. Сыщик кивнул. На стене стоял человек с развевающимися бакенбардами и, положив на левый локоть револьвер, стрелял в удаляющийся автомобиль. Ганс бежал за сыщиком. Вдруг около ворот он остановился. - Подождите! - крикнул он. Вернувшись назад, он забежал в будку привратника. Оттуда он вернулся, держа что-то в руках. Сыщика он догнал около самого мотоцикла. Оба хрипло, с трудом дышали. За скрывшимся автомобилем, сминая все на своем пути, ринулся броненосец, поливая его огнем пулеметов и пушек, но сверхскоростной автомобиль прыгал с заячьей верткостью. Он вертелся по полю волчком, постепенно увеличивая расстояние между собой и чудовищной машиной. Мотоцикл мистера Джимса обладал огромной скоростью. Скоро вдали показался автомобиль. Недалеко от него то и дело взлетал в небо песок: это стреляли с броненосца. Ганс, сидя сзади Джимса, высоко подскакивал на каждом ухабе, но крепко держался за сыщика. За спиной у него что-то болталось. Вельт знал, что за ним гонятся, но он знал также, что море близко. Машины мчались на восток без дороги, по знаменитым датским лугам, мимо наклонившихся в одну сторону деревьев. Временами мотоцикл подскакивал, сотрясаясь так, словно под ним взрывались мины. Ни Ганс, ни сыщик не знали, проживут ли они больше секунды, и если они не падали на землю, то только потому, что, обладая чудовищной скоростью, мотоцикл не успевал упасть... Расстояние заметно уменьшалось. Автомобиль Вельта ехал как-то боком. Вероятно, его все-таки задело осколком снаряда. Показалось море. Там меж прибрежных кустов колыхался на волнах гидросамолет. Комендант Вельттауна генерал Копф, ожидавший хозяина, поднялся на крыло. Копф был невероятно зол. Он едва спасся, прилетев из неудачного рейда на Аренидстрой. Копф увидел, как остановился у обрыва автомобиль хозяина. Мистер Вельт, сойдя на землю, более чем поспешно стал пробираться меж камней. Копф видел его черную фигуру, с безумной неосторожностью спускавшуюся по серым угловатым скалам. Местами Вельт скатывался вместе с камнями. - Он прилетит в свое ледяное царство весь в синяках! - сказал комендант Вельттауна. Когда мистер Вельт был уже близко к воде, на обрыве показался мотоцикл. Его силуэт ярко вырисовывался на фоне красного заката. Господин комендант увидел, как соскочивший с мотоцикла человек снял из-за спины лук. Вельт бежал по берегу зигзагами, как заяц. Господин комендант не видел стрелы, но он догадывался, что она летит, и знал, почему она не пролетит мимо. Вельт упал у самой воды. Буро-пенные волны лизали его скрюченную руку. Коробочка с радием-дельта откатилась немного в сторону и застряла меж двух камней... Копф приказал свезти себя на берег. Сидя в шлюпке, он видел, как спустившиеся с обрыва люди склонились над телом Вельта. Когда комендант достиг берега и подошел к трупу, силуэт мотоцикла на обрыве исчез. Господин комендант приказал перенести тело Вельта на гидросамолет. Вернувшись на борт, он сказал своему адъютанту: - Ну вот... Пора нам лететь в нашу проклятую пещеру. Надо отвезти туда хозяина. Там, по крайней мере, он не испортится. - Совершенно верно, господин комендант. Жизнь на Земле с каждой минутой становится опаснее... - Что - совершенно верно? Ничего вы не знаете! Надо понимать, что значит конец авиации... Я не могу забыть своей клятвы сбить сотый аэроплан! - Совершенно верно. Вы почти имели эту возможность сегодня над Советами, однако он не пошел на ваш тонкий маневр, не погнался за вами. - Да! - пробурчал Копф, отворачиваясь. - Да, сотый самолет! - вздохнул адъютант. - Ведь больше уже не будет воздуха... Некоторое время они посидели молча. Ветер выл снаружи, унося столь необходимый для подвигов господина коменданта воздух на костер острова Аренида... Вдруг адъютант вздрогнул. Генерал Копф оглянулся в ту сторону, куда смотрел его помощник. Не говоря ни слова, он бросился к рулю. - О! Ваше превосходительство, неужели вы хотите догнать этот самолет? - в волнении спросил адъютант. - Конечно! Черт побери, ведь это же мой сотый номер! Запишите в наш журнал: номер сто! - Слушаюсь... Но чей это аэроплан? - Проклятье! Какое мне дело? Я военный, и у меня сейчас больше нет хозяина! Это же номер сто! Гидросамолет уже мчался по бурному морю. Высоко в небе летел странный драконообразный самолет. Копф дал руль высоты и повел свою машину ему наперерез. - Проверьте пулеметы и орудия! - крикнул он своему помощнику. ...Паролет вел второй пилот Вася Костин. Матросов, радостный и взволнованный, шагал по коридору между силовой станцией и штурманской рубкой. - Понимаешь, - хлопнул его по плечу Баранов, - решили мы за тобой на паролете лететь! Воздух-то разреженный, а паролет к этому приспособлен, как никакой другой, и потом, скорость, сам понимаешь... Конечно, всю сопровождавшую нас охрану мы обогнали! Где они, голубчики? Ха-ха-ха! - Молодцы, ребята, честное слово! На вас глядя, за себя стыдно становится... Матросов все хотел о чем-то спросить командира корабля, да никак, видимо, не мог решиться. - Ну давай, давай, спрашивай! - догадался тот. - Марину не видел ты? - спросил Матросов. - Гидросамолет внизу справа! - крикнул штурман. - Держит курс нам наперерез. Чего ему надо? - Черт ему в крыло! - завопил Баранов. - Беру управление! Стать к орудиям и пулеметам. Василий Климентьевич позаботился, чтобы мирный паролет был вооружен для ответственного рейса не хуже любого военного. Гидросамолет гнался за паролетом. Внизу было море. Ураганный ветер трепал оба аппарата. В кабине паролета все стонало и скрипело; за окном ревело и выло. Паролет подбрасывало одновременно и вправо и влево, он то подпрыгивал, то проваливался. Команда была спокойна. На каждом была кислородная маска. Гидросамолет приближался. - Это самолет Вельта! - крикнул штурман. Все промолчали, только мускулы у них напряглась. Гидросамолет выстрелил из орудия. Снаряд задел центральную будку. - Опять выбило из строя радио? - крикнул штурман. - Огонь! - скомандовал Баранов. Долговязый Вася Костин нажал кнопку. Заработала автоматическая пушка. Гидросамолет стал ввертываться вертикально вверх. Баранов тоже повернул свой тяжелый паролет. - Огонь! - снова скомандовал он. Затрещали взрывы. Гидросамолет оказался над паролетом. Как ястреб ринулся он вниз. Баранов перевел машину в штопор. Гидросамолет пронесся мимо. Излюбленный трюк Копфа не удался. - Он сумасшедший! - закричал Костин. - Он хочет погибнуть вместе с нами! - Нет, брат. Это ас классный! Баранов выровнял машину и оказался над противником. В тот же миг он нажал рычаг бомбомета. Паролет теперь был оснащен и этим. Гидросамолет, сделав совершенно невозможный пируэт, избежал неминуемой гибели. В первую секунду казалось, что он летит камнем в море, но в следующую стало ясно, что он выравнивается. Гидросамолет снова ввинчивался в воздух. Копф закусил губы и яростно оглянулся на бледного адъютанта. По дну кабины из стороны в сторону каталось непривязанное тело Вельта. Вельт давал свой посмертный бой. Лицо его прильнуло к стеклу и смотрело на оказавшийся снова внизу паролет. Один глаз трупа был прищурен, словно он прицеливался. Копф решился на последнюю, но испытанную меру. Он перешел в пике для удара вниз. Быстро приближался контур паролета. Копф целился в переднюю кабину. Но в самый последний момент что-то изменилось... Такой неуклюжий с виду, паролет внезапно повернулся и подставил свою хвостовую часть. От страшного толчка комендант ударился обо что-то лбом. Паролет тряхнуло. Все повисли на ремнях, привязанные к своим местам. Вокруг грохотало... Баранов тщетно пытался выровнять паролет. Снизу бешено мчались на кабину серые волны. Глава IV. ЗАЛП Впервые за время существования Земли по всей ее поверхности с одинаковой разрушающей силой мел свирепый ураган. Он разрушал дома, уносил крыши, валил деревья, выводил реки из берегов, топил суда, делал затрудненным и без того тяжелое дыхание и дул со всевозрастающей силой, вселяя в сердца людей безнадежность и ужас. Несмотря на этот неослабевающий вихрь, самолеты шли в воздухе. Это были грузовые самолеты, поднявшиеся с различных мест социалистических стран. Все они слетались к одной точке земного шара - к громадному аэродрому, расположенному в нескольких километрах от строительства Аренидстроя. На аэродроме стоял майор Молния. Он осунулся еще больше. Из запорошенного песков капюшона смотрели его угрюмые глаза. Молния наблюдал, как перегружали привезенные гладкие цилиндры на грузовики. Прибывали последние аккумуляторы. Отдаленные электростанции посылали плод своей многомесячной работы - сгустки энергии, заключенные в полированные оболочки обыкновенных электрических катушек, замороженных до температуры жидкого гелия. Майор сделал отметку в своей книжке. Все. Он больше не ждал аккумуляторов. Необходимый для залпа запас энергии был доставлен. Молния устало засунул книжку под капюшон. В этот момент он увидел круто идущий вниз белый самолет. Приземлившись, летчик вырулил машину и лихо подвел ее, едва не задев его крылом. Но майор Молния стоял неподвижно и не посторонился. Из кабины приземлившегося самолета легко выскочил человек и подбежал к майору: - Товарищ Молния! Куйбышевская энергоцентраль прислала со мной последний аккумулятор! Вынесли продолговатый цилиндр. Молния посмотрел на него холодно и равнодушно: - Вы опоздали. Я ничем не могу помочь. Машины уже ушли. - Товарищ Молния! - ужаснулся прилетевший. - Так это же сверх плана! Неужели не пригодится? Мы-то старались! Молния холодно пожал плечами: - К сожалению, я не рассчитывал на это. Мне не на чем отправить ваш аккумулятор. Человек непонимающе смотрел на майора, потом схватил его за руку: - Товарищ Молния, выручай! Ведь мы же с тобой оба спортсмены... Помните меня? Я Зыбко. По бегу я... Товарищ Молния, по-дружески, как спортсмена прошу... - Что же я могу сделать? - улыбнулся Молния. - Машин-то нет уже, а время на исходе. - О! Вы, может быть, думаете, что нас никто не встречает? Ничего подобного! Я вижу здесь самого майора Молнию. Молния обернулся. Перед ним стоял доктор Шварцман. Сзади доктора застенчиво улыбалась Марина. Подойдя, она протянула руку: - Скажите, Молния, о Дмитрии нет сведений? Молния почувствовал, что рука Марины немного дрожит. - К сожалению, - Молния посмотрел в землю и пожал плечами, - официально установлено, что паролет вместе со всем экипажем и запасом радия-дельта пропал без вести. Марина опустила голову. - Так, значит, все потеряно... Вот почему принято решение о залпе!.. - Марина отвернулась. Доктор забеспокоился. Он подбежал сначала к Марине, потом к Молнии: - Я сопровождаю Марину Сергеевну. Вы, может быть, думаете, что послеоперационный период не требует наблюдения? Ничего подобного. Исцеление достигнуто, но нельзя же пациенту идти через пустыню пешком!.. - Машина ждет вас. - Как? - вскричал Зыбко. - Значит, есть автомобиль? Товарищи, очень прошу отвезти наш аккумулятор! Ведь это же сверхкомплектный! - Хорошо, - сказал Молния, - аккумулятор поедет вместо меня. Я останусь здесь. - Как? Почему? Вы, может быть, думаете, что я не могу остаться? - Нет, доктор, - печально покачал головой Молния, - вы заслужили честь присутствовать при залпе. Майор Молния останется здесь. Аккумулятор нужнее. Подъехал трехместный скоростной автомобиль на гусеничном ходу. - Вы умеете управлять машиной, доктор? - Я, может быть, и смог бы... но... - Шварцман взглянул на свой пустой рукав. - Я умею управлять машиной, - сказала Марина. - Тогда садитесь... Товарищ Зыбко, поместите аккумулятор в машине. Хорошо, что она сделана, как и все на строительстве, из немагнитной стали. Зыбко радостно укладывал в автомобиль свою драгоценную ношу. Марина взглянула на Молнию. Молния опустил голову. Через минуту он и Зыбко провожали взглядами быстро удалявшуюся машину. - Всем самолетам немедленно покинуть район залпа! - отдал распоряжение Молния. - Разрешите мне остаться с вами! - попросил Зыбко. - Хорошо, - сказал Молния и пошел, надвинув на глаза капюшон. Скоро два последних самолета скрылись, в низком серо-коричневом небе. Ветер сдувал гребни холмов, закручивал и уносил вверх, к самому небу. От этого небо было низким, давящим, песчаным... Марина и Шварцман вошли в центральную рубку управления. Василий Климентьевич радостно приветствовал их. - Ну-с, Мариночка! - сказал министр, пожимая девушке руку. - Правительство решило произвести залп с вашим защитным слоем. Каждая минута промедления уносит тысячи жертв. Доля риска в этом есть, но все же у нас достаточно уверенности в благополучном исходе. Марина схватила министра за руку: - Значит, это правда? Правда, что нет уже надежды на возвращение паролета? Министр взял девушку за обе руки. Марина совсем низко опустила голову. Василий Климентьевич уронил бессильно упавшие руки Марины и, притянув ее голову, поцеловал в лоб. Доктор одиноко стоял в другом углу. - Во время эксперимента один снаряд достиг цели, другой взорвался. Как видите, риск велик... Тем не менее мы решили стрелять. Гибель Матросова с радием-дельта - непоправимый удар не только для всех нас, но и для всего мира. От успеха выстрела будет зависеть судьба человечества... Риск велик, Исаак Моисеевич... Ну а как ваша правая рука? Все ли еще чешутся у вас кончики пальцев? - Да, представьте себе! Ужасно нелепо. Теперь уже не кончики пальцев, а ладонь у меня страшно чешется... Отсутствующая ладонь... Удивительно, право! Мне совсем не нравится, как вы дышите. Вы не дышите - задыхаетесь! В комнату вошли несколько военных. - Товарищи, - сказал министр, - объявляю, что по постановлению правительства залп из всех орудий сверхдальнего боя будет произведен сегодня ровно в двенадцать часов по московскому времени. Через семнадцать минут все должны находиться на предусмотренных инструкцией защищенных местах. Военные вышли. - Так, - сказал министр, заложив руку за борт гимнастерки, и стал расхаживать по комнате. В молчании проходили нескончаемые минуты. Доктор Шварцман тоже расхаживал по помещению, все время встречаясь с министром. На несколько заданных Мариной вопросов министр только молча кивнул. Тяжелые, гнетущие минуты были длиннее лет. Марина стояла у окна и теребила платок. Из-под ногтей выступила кровь, оставляя на платке пятна. Заметив это, доктор остановился около Марины: - Типичное проявление горной болезни, результат разреженной атмосферы. Вам надо беречься, родная. После всех процедур, поставивших вас на ноги... Несколько раз девушка взглядывала на стрелку часов. Снова, как и тогда, перед защитой диссертации, она казалась ей неподвижной. Только секундная стрелка, пугливо вздрагивая, судорожно двигалась вперед. Министр остановился и, повернувшись к присутствующим, начал: - Товарищи, назначенная правительством комиссия по производству залпа в сборе. Недостает лишь двух членов: майора Молнии и Матросова, которые к назначенному сроку прибыть не могут, а потому прошу членов комиссии приготовиться. Секундная стрелка нервно двигалась вперед... Майор Молния взглянул на хронометр: - Пора! Надо уйти за прикрытия. Зыбко медлил. Он почему-то уставился в небо. Молния тоже посмотрел вверх. Проходили мгновения. Молния опять взглянул на хронометр. Потом, не говоря ни слова, оба побежали к радиорубке аэродрома. Яростный ветер сбивал их с ног, но оба бежали размеренным, легким, тренированным шагом, как бегают только спортсмены. Над землей, совсем низко, неуклюже переваливаясь с крыла на крыло, летел громоздкий самолет. Молния знал, что во что бы то ни стало должен добежать до будки. Надо успеть дать знать! Надо успеть предотвратить рискованный залп! Гул пропеллера, сопровождающийся какими-то странными перебоями, слышался над самой головой. Вдруг Зыбко схватил Молнию за руку. Оба упали. Гигантский паролет со свистом пронесся над ними и с размаху ударился в радиорубку аэродрома. Молния уже бежал к изуродованному самолету. В голове его тяжело стучала мысль: "Связь прервана... прервана... прервана!.." Из обломков паролета выскакивали люди. Молния увидел Матросова. Второй пилот и штурман вынесли из кабины чье-то бесчувственное тело и положили его на песок. Мертвенно-бледное лицо оттенялось огненными бакенбардами. Молния склонился над раненым. - Вот радий-дельта, черт ему в крыло... - пролепетал Баранов, протягивая тяжелую коробочку. - Товарищи, - сказал Молния, - до выстрела осталось десять с половиной минут! Из-за аварии связь прервана. - У нас тоже не работало радио, - сказал Матросов. - Надо предотвратить губительную трату энергии на рискованный залп. С центральным постом никаких сообщений. Туда надо бежать!.. Никто не ответил майору. Три фигуры побежали по песку. Это были Молния, Зыбко и Матросов. Они не держались друг за другом, как делают на стадионах. Они бежали рядом. Ураганный ветер дул им в бок, заставляя противоестественно наклоняться. Он валил с ног, выхлестывал глаза, засыпал песком уши, нос, рот. Молния взглянул на хронометр, сбросил плащ и прибавил темп. Спутники его не отставали. При каждом шаге нога глубоко уходила в песок. Глаза почти ничего не видели. Рот судорожно открывался. Дышать было нечем. Легкие готовы были вывернуться наизнанку. От сердца, казалось, отваливались кусочки. Кровь перестала циркулировать. А Молния все прибавлял и прибавлял теми. Трудно было поверить, что это человек. Перед глазами прыгали мутные круги; из-за них нельзя было разглядеть вырисовывающиеся в песчаном тумане силуэты орудий. Ноги подгибаются, тело готово упасть вперед, в затылке что-то хрустит и накапливается тупая боль, сердце останавливается... Воздуху!.. Воздуху!.. Это не бег - это безумное ныряние под водой! В ушах всезаглушающий, разрывающий мозг шум... В кулаке зажато что-то клейкое, липкое... Это кровь из-под ногтей. Земля кружится под ногами... Если б не "подземная гимнастика", то... Нет! Не сдавать! Держаться... Держаться! Сейчас придет дыхание, второе дыхание... Неужели Молния опять прибавляет темп? Это безумие... Но кто-то должен добежать, приостановить залп, приостановить во что бы то ни стало! Где же силы? Воздуху... хоть каплю! Марина увидела в окно бегущего человека и вскрикнула. Рука министра, дававшего предупредительный сигнал, дрогнула. Человек, не добежав двух десятков шагов, упал. Министр быстро открыл дверь и выбежал на улицу. В комнату ворвался вихрь. Марина, задыхаясь, бежала за министром. Она видела его широкую спину. Оба склонились над бесчувственным человеком. - Я не знаю его, - сказал министр, тяжело дыша. - А я где-то видела... и не могу вспомнить! В это время подбежал доктор; - Ба! Кого я вижу! Чемпион комплексного бега Зыбко! Лежащий на песке открыл глаза и прошептал: - Матро... Матро... сов... привез радий... - Что? - закричала Марина, вскакивая с колен. - Нужно перенести его, - сказал министр. Девушка снова опустилась на колени: - Где... где Дима? Где Димочка? - Сзади... Отстал... - прошептал Зыбко, и едва заметная улыбка скользнула по его измученному лицу. Марина уже бежала в пустыню. Платье ее развевалось по ветру. Доктор тщетно пытался догнать Марину. Когда же наконец он подбежал к ней, то смущенно отвернулся и сказал сидевшему на песке Молнии: - Вы, может быть, думаете, что здесь нужна медицина? Ничего подобного! Молния улыбался... - Уважаемая Марина Сергеевна, - говорил министр час спустя, - я вас прошу, вы сами проследите за тем, чтобы все снаряды были покрыты вторым защитным слоем с радием-дельта. Марина кивнула и вышла. Министр остался один. Он долго ходил из угла в угол, чему-то лукаво улыбался. Потом к нему забежал взволнованный доктор. - Понимаете, Василий Климентьевич, у них был необычайный бой с неизвестным гидросамолетом! Противник вывел из строя их силовую станцию и радио... Правда, при этом он разбился сам... Вы, может быть, думаете, что они погибли? Ничего подобного! Их понес ураган. Они стали планировать! Министр кивал. - Понимаете? Радио у них выбыло, моторы испортились! А их несет... Занесло куда-то на остров в океане. Сесть же на обратном пути нигде не могли. Во-первых, населенных мест не было, во-вторых, шасси у них в бою было повреждено. Вот они и полетели сюда. - Знаю. Все это уже знаю. Мне докладывали, - говорил министр, тепло улыбаясь. - Ах, знаете? Ну тогда я побегу кому-нибудь еще расскажу. Доктор исчез, а Сергеев опять стал ходить, все так же лукаво улыбаясь. Вдруг доктор вернулся: - Послушайте, Василий Климентьевич! Я забыл у вас просить, что за таинственную фиолетовую бутылку прислал вам какой-то Ганс Шютте? Что в ней такое? - Газ, - спокойно ответил министр. - Почему же он в пивной бутылке? Василий Климентьевич улыбнулся: - Ганс Шютте собрал в бутылку для личного употребления. Он уверяет, что это лучшее в мире газообразное пиво. - Затем же вам этот газ? - удивился доктор. - Чтобы сделать его химический анализ. - А! - хлопнул себя по лбу доктор. - Вы хотите производить такай газ, чтобы использовать его замечательное свойство? - Да, некоторые из его замечательных свойств, - уклончиво сказал министр. Залп был отложен на двое суток. Через два дня в одиннадцать часов пятьдесят минут по московскому времени министр снова обратился к членам комиссии: - Товарищи, назначенная правительством комиссия в лице всех ее членов, кроме скончавшегося заслуженного деятеля науки профессора Ивана Алексеевича Кленова, полностью в сборе. Через десять с половиной минут будет произведен залп из орудий сверхдальнего боя по очагу воздушного пожара. Все ли готово, по мнению комиссии, для этого залпа? - Все. Министр первым подписал протокол залпа. Поставили свои подписи Марина, Молния, Матросов, несколько военных и представитель Министерства здравоохранения доктор Шварцман. Затем все встали по своим местам. В абсолютной и торжественной тишине прошло несколько минут. Василий Климентьевич дал по строительству предупредительный сигнал. Долго и тревожно выли сирены. За тридцать секунд до двенадцати часов Молния подошел к огневым приборам. - Приготовиться! - скомандовал министр. - Есть приготовиться! - отозвался Молния. Сергеев смотрел на стенной хронометр. - Огонь! - скомандовал он. - Есть огонь! Молния нажал кнопку. Затряслась будка центрального поста управления. Заколебалась почва под ногами людей. Взметнувшееся вверх песчаное облако насыпало новые холмы за много десятков километров от места выстрела. Каждое из ста двадцати орудий сверхдальнего боя напрягло свое магнитное поле; через каждый снаряд, ринулся колоссальной силы электрический ток, исказивший магнитное поле, превративший его в чудовищную взведенную пружину. И сто двадцать магнитных пружин с непревзойденной силой выбросили в черное песчаное небо сто двадцать снарядов. Это не сопровождалось оглушающим звуком. Выстрел был бесшумен. Но отдача фантастических лафетов прокатилась подземным гулом, как страшное землетрясение. Удар этот был отмечен сейсмографическими станциями даже в Мексике. Во многих городах близлежащих стран остановились потревоженные настенные часы. Снаряды пробили слой атмосферы, как броню, и понеслись в почти безвоздушном пространстве по заранее с идеальной точностью рассчитанным кривым. Наконец они снова вернулись к Земле и помчались к кроваво-красным бушующим волнам Тихого океана. Отблеск воздушного пожара освещал клочковатую пену, делал океан похожим на расплавленную медь. В центре ослепительного и в то же время густого зарева чернел пылающий остров Аренида. Снаряды приближались к нему. Еще мгновение - и они врежутся в буро-желтые скалы... Но ни один снаряд не попал на остров. Ни один! Что это? Неверный расчет? Правильным кольцом легли снаряды вокруг очага пожара. Они углубились в толщу вод и там взорвались, выделив все несметное количество запасенной в них энергии. Электрические орудия обеспечили не только точность попадания, но и одновременность погружения в воду и взрыва снарядов. И тогда вскипел и покрылся язвами Великий океан. Над каждым снарядом родилась воронка, похожая на кратер вулкана с бешено крутящимися стенами. С шипением вырвались из кратера столбы алебастрового пара и врезались в небо удивительной колоннадой. Ветер рушил, валил эти колонны, но они неуклонно рвались в небо... Миллионы тонн воды, десятки кубических километров ее мгновенно превратились в туман, темной толщей придавивший океан. Ураган повлек его тяжелыми, низкими тучами, срывавшими пену с остатков океанских вод. Помчался мутный ураганный туман. Над пылающим островом тучи столкнулись. Блеск ударивших молний затмил воздушный пожар. Раскололись ржаво-желтые скалы... Чудовищный взрыв грома закачал космическую глыбу, и на дрожащий остров рухнул испаренный океан. Это не был ливень, это было повисшее в воздухе море. На короткий миг водяной горой поднялся в этом месте океан. Остров и раскаленная атмосфера над ним погрузились на мгновение в воду. Сокрушительная тяжесть воды опрокинула остров, и он скатился в черную пучину. Сомкнулись над ним клокочущие воды... Гением человека созданный ливень, какого не знала Вселенная, потушил воздушный пожар и начисто смыл и налеты серого окисла азота, и сам пылавший остров. Все электрические станции прогрессивных стран уже отдавали свою энергию на восстановление атмосферы. А люди? Что сталось с ними? Дышать могли все, но... Люди сами определяют свою судьбу. Каждый герой нашего романа, каждый человек спасенной Земли почувствовал, как никогда глубоко, в какой части мира он живет. ЭПИЛОГ Солнце стояло высоко; его почти вертикальные лучи палили, готовые выжечь землю, превратить ее в пустыню. Но у самой земли было совсем не жарко, скорее сыро. Мальчик лежал, притаившись у корней. Пахло прелью. Перед глазами качалась былинка. Чуть выше висела лиана. Из лиан можно делать веревки и забраться на неприступные горы. Мальчик осторожно, отвел лиану в сторону. Теперь в проеме листвы стала видна, огромная агава. Она походила на фонтан с зелеными мясистыми струями. За агавой серебрилась вода. Мальчик осторожно двинулся. Он полз как ящерица. Настоящие ящерицы проворно мелькали мимо него. Мальчик рванулся и схватил одну из них, быструю, зеленую, с выпуклыми глазами. Может быть, раньше она жила здесь в песках... Мальчик сунул ее себе за пазуху, рядом с толстой книжкой. Потом он лег на спину и стал смотреть вверх. Растительность, буйная, тропическая, была так густа, что небо виднелось только в просветах - без единого облачка, густо-густо-синее, как пролитые чернила. Мальчик думал о книге, которую прочитал. Небо казалось ему черно-фиолетовым, и рядом с ослепительным солнцем на нем "горели звезды", как в стратосфере. Потом мальчик вертел воображаемые маховички и, сощурив один глаз, смотрел на решетчатую ферму "электрического орудия". Когда орудия строили, здесь вокруг была пустыня. А теперь настоящие джунгли. И он вообразил себя в джунглях. Вокруг него были заросли бамбука. Если захотеть, можно сделать из него хижину. Настоящую хижину, на сваях. Но без дверей. Внизу, в полу, будет люк, под который можно подплыть на лодке. Он привезет добычу: плетеную корзину рыбы, шкуру убитого тигра, тушу злого и глупого кабана. Мама спустит сверху веревку, и он, ничего не говоря, привяжет свои охотничьи трофеи и прислушается. Мама вскрикнет, потому что в корзине окажется целый тигр... или чучело тигра, которое он успеет сделать в лесу. Мама подойдет к передатчику "обратной волны", чтобы радировать папе на ракетодром. А потом на хижину нападут дикари... нет, не дикари! Дикарей не бывает. Нападут крокодилы. Это будут очень умные и хитрые крокодилы. Они станут грызть бамбуковые сваи и сломают свои острые зубы, потому что сваи будут сделаны не из бамбука, а из самой лучшей авиационной стали... Есть такие стальные трубы. У него дома, в Москве, запрятана одна папина труба. Вот это труба! Ее невозможно согнуть, сколько ни бей молотком. Крокодилы сломают свои проклятые зубы, и из глаз у них будут катиться слезы. Слезы из глаз крокодила катятся не потому, что он добрый. Чует запах мяса - вот и выделяется слюна. Только слюна у него течет и из глаз тоже... Потому крокодил и "плачет", когда пожирает свою добычу. Всех напавших на хижину крокодилов он бы перестрелял из сверхаккумуляторного ружья, целясь из люка в их выпуклые глаза. Мальчик достал из кармана увеличительное стекло и вытащил из-за пазухи ящерицу. Он стал рассматривать ее, увеличенную, огромную, воображая ее крокодилом. Через морду тянулся шрам, и один выпуклый глаз был сощурен. "Ах, вот это кто! Проклятый хищник! Не выплачешь пощады! Беги, спасайся! Все равно тебя догонит "видящая стрела". И мальчик выпустил ящерицу. Она шмыгнула, вильнув хвостом. А мальчик натянул воображаемую тетиву... "Стрела нагнала хищника, и он упал меж камней... И от его скрюченной руки с отвращением отпрянула морская волна, успев лизнуть коробочку с самым тяжелым в мире металлом". "Тысяча три морских черта. Пусть кошка научится плавать!" Мальчик смотрел сквозь листву на озеро, противоположный берег которого едва был виден. Оно казалось ему морем. "Якорь мне в глотку! Пусть не зайду я ни в один кабак! Брам-стеньги! Кливера! Фок-мачта! Гитовы!" Он управляет парусами. Босиком стоит на палубе. Доски так накалились, что сейчас задымятся. Брызги попадают в лицо. На губах соль. Ветер рвет паруса. Шхуна, накренившись и черпая воду бортом, с тихим шипением летит по волнам. Он сделает такое судно, которое будет совсем бесшумно скользить по воде, лодку с электрическим насосом и сверхаккумулятором. Насос будет отбрасывать назад струю, а реактивная сила - толкать лодку. И она беззвучно станет скользить... Ну прямо вот так... И мальчик, лежа на животе, показал сам себе, как будет скользить его лодка. Он выполз из зарослей, но продолжал двигаться к берегу по-пластунскн. Над водой с веточкой в руке задумчиво склонилась женщина. Она была молода или казалась молодой, несмотря на седую прядь в волосах. Мальчик тихо подкрадывался к ней. Вот если бы мама упала в воду. Он бы нырнул и вытащил ее на берег. Но мама сидела спокойно, погруженная в свои мысли. "Неслышно подползти и положить ей на колени цветок, который сорвал по пути! Это замечательно красивый цветок, как бабочка, только не летает". Цветок был положен на колени, и мама ничего не заметила - ни цветка, ни сына. Тогда он положил в рот четыре пальца и свистнул так, как папа учил, а сам папа научился свистеть у американских индейцев, с которыми жил маленьким. Мама вздрогнула, испугалась. Но мальчик уже повис у нее на шее и целовал ее в ухо, в щеку, в волосы... - Смотри, какой я тебе принес цветочек! - сказал он, и она рассмеялась. - А ящерицу я отпустил. У нее тоже дети есть. - Где же ты пропадал, Андрюша?.. Спасибо за цветок. Идем. Папа ждет. У мальчика забилось сердце. Вчера, когда они прилетели с мамой, он видел отца лишь мельком, не успел с ним поговорить. Он был для него высшим авторитетом, героем, товарищем и другом... Если бы можно было, Андрюша помчался бы сейчас бегом. Но мамы бегом, не бегают, а бросить маму нельзя. Они пошли по берегу озера. Здесь был чудесный пляж. На песке оставались мамины следы. Андрюша отстал и крался по этим следам, воображая, что он кого-то выслеживает. И вокруг - тоже песок... Нет ни зеленых зарослей, ни бамбука. И конечно, никакого белого города, только песок, барханы, как раньше, когда здесь строили электрические пушки... Потом он стал ставить ноги в мамины следы. Никто не догадается, что здесь проходили двое! Наконец он догнал маму, но не в пустыне, а на красивой набережной молодого города с домами - высокими и легкими, улицами - прямыми и тенистыми. У воды росли стройные кипарисики. Мама сказала, что кипарисикам столько же лет, сколько Андрюше. - Почему столько же лет? Почему построили здесь, в пустыне, город? Почему?.. Мама терпеливо отвечала, что город построили потому, что Великий канал прошел здесь через пустыню, наполнил водой озеро, оживил пески. Но еще раньше проведены были сюда шоссе и железная дорога, водопровод и высоковольтная линия. А кипарисики посадили позже. - А почему здесь построили ракетодром? А почему... - начал было мальчик, но мама сказала: - Не приставай. Они дошли до центральной площади города. Высоко над кронами деревьев поднималась ажурная ферма. Казалось, в небо нацелен фантастический мост, продолжением, которого могла быть радуга. Мальчик застыл в восхищении. Он крепко прижал к себе хранившуюся за пазухой книжку, в которой он прочитал обо всем, в память чего было оставлено на городской площади это сооружение. В следующее мгновение мальчик вместе с книжкой взлетел на воздух. Папа, огромный и сильный, держал сына на вытянутых руках. Растопырив руки, сын превратился в самолет. Книжка и увеличительное стекло вывалились на землю. Мама подобрала их. Оказывается, папа ждал их здесь в машине, чтобы отвезти на ракетодром. Мама должна будет проверить сверхаккумуляторы, которые будут нагревать вылетающие назад газы реактивного двигателя. Мама еще вчера объяснила сыну, что это выгоднее, чем даже использовать атомную энергию, потому что нет опасной радиации. А потом все вместе с генералом Молнией поедут к нему и к тете Наде пить чай. Мама села за руль, а Андрюша с папой уселись на заднем сиденье. Мама вернула сыну книжку и лупу. Машина помчалась по глазурному шоссе, которое было проложено еще перед строительством пушек. - Папа, правда, это про тебя написано? - спросил Андрюша, показывая книжку. - И про маму? Правда, ты видел Вельта? Отец усмехнулся: - Вельт - это капитализм. Только таким его и можно увидеть. - Значит, его догонит стрела? - Очень может быть, что ее выпустят гансы и джимсы, недавно служившие ему. - Так и будет. Во время катастрофы всем стало ясно, какие они есть, эти капиталисты, - сказал Андрюша, а потом спросил: - А разве могла быть мировая катастрофа? - Могла. Угроза катастрофы долгое время висела над головами людей. Грозило страшное бедствие... - Капиталисты все равно бы погибли. Отец рассмеялся, взял книжку и показал ее мальчику через увеличительное стекло. - Эта книга - памфлет, - объяснил он. - Он вроде этого увеличительного стекла. Все в нем немножко не по-настоящему, чуть увеличено: и лысая голова, и шрам на лице, и атлетические плечи, и преступления перед миром, и подвиг... Но через такое стекло отчетливо виден мир, разделенный на две части, видны и стремления людей, и заблуждения ученых. - Бернштейн, Кленов, Марина... - перечислил мальчик. - Бернштейн напоминает тех ученых, которые создали в Америке атомное оружие и не хотели думать, что оно грозит существованию человечества. А ведь и они могли стать виновниками мировой катастрофы. - А можно было ее остановить? - Только не отходя в сторону, не сидя сложа руки, как Кленов. Требовалось искать, как Марина... Напрячь все силы страны, как не раз делал наш народ, примером чего была защита Брестской крепости. Наконец, построить "для тушения мирового пожара" пушки... Мальчик оглянулся на все еще видимую, устремленную в небо ферму. Отец, сощурясь, продолжал: - Сначала построили пушки, а потом мост между нашей страной и Америкой... - Арктический мост! Плавающий туннель через Северный полюс! Я знаю, меня назвали в честь строителя моста Андреем! - Если бы ты родился девочкой, тебя назвали бы Аней. - В честь замечательной строительницы межпланетного корабля! - Когда пушки потушили пожар и между народами проложены были мосты, тогда можно было строить и межпланетные корабли. - И ты полетишь теперь на Марс? - Скоро. - А правда, Таимба была марсианкой? Если есть одна марсианка - есть сто! Ты встретишься с ними на Марсе. - Вполне возможно, - согласился отец. - Ты им расскажи, как взорвался их корабль в тунгусской тайге. Но только он, наверное, сначала опустился на Землю, высадил своих в тайге, а потом подскочил и взорвался. - Может быть, и так, - улыбнулся отец, - если марсиане не погибли еще в пути, столкнувшись с метеоритом. - А почему, когда вы летели на Луну, не столкнулись? - Надо много раз слетать на Луну, чтобы непременно встретиться с метеоритом. Но если летишь на Марс или к другой звезде - это далеко. С каким-нибудь метеоритом, наверное, придется встретиться. - А как же вы? - забеспокоился мальчик. - Метеориты большие? - Большей частью песчинки. Но даже и ее достаточно, чтобы пробить в толстой стальной броне дыру с мой кулак. - Значит, две толстые брони надо делать, - решил мальчик. - Нет. Такой корабль будет слишком тяжел, не поднимется. Мы сделали кабину резиновой... - Резиновой? - опешил мальчик. - Да, вроде бескамерных автомобильных шин, которые не боятся вражеских пуль. Они наполнены густой массой. Она устремляется в пробитую дырку, заполняет ее, быстро густеет и заклеивает ее. Так и у нас. Пусть через нашу кабину с двойными резиновыми стенками, между которыми находится густая масса, пролетит маленький метеорит. Отверстия тотчас же затянутся, и мы будем продолжать полет. - Здорово! - сказал мальчик и задумался. - Папа, ты узнай на Марсе: наверно, их корабль тоже был резиновый, иначе как же Таимба могла долететь до Земли? Отец рассмеялся. Машина подъезжала к ракетодрому. К своему удивлению, Андрюша увидел знакомую ферму электрического орудия. - Это уже не памятник, - объяснил отец. - Это мы построили недавно. Электрическая пушка с помощью сверхаккумулятора выбросит в небо стратоплан, от которого на высоте двадцати пяти километров отделится наш межпланетный корабль. Это удобнее ракетного взлета - это как бы первая ступень, остающаяся на Земле. "Космическая катапульта". Машина проехала мимо огромных ангаров, мастерских, домов исследовательского института. Ферма устремленного в небо моста, как и в городе, занимала центральную площадь. В нижней части взлетной эстакады лежало огромное цилиндрические тело размером с электрический поезд. Ближе к хвосту виднелись короткие, отогнутые назад крылья, скорее напоминающие оперение стрелы, чем крылья самолета. Головная часть "стрелы" была красной. - Красная резина? - деловито осведомился мальчик. - Нет. Резина прикрыта металлической оболочкой. Металл покрашен в такой цвет, чтобы отражать тепловые солнечные лучи во избежание перегрева. - Теперь я знаю, какой был корабль у марсиан, - проговорил Андрюша. 30 июня 19... года в 7 часов утра в далекой сибирской тайге произошло необыкновенное событие. Около тысячи очевидцев сообщили Иркутской обсерватории, что они видели в небе сверкающий метеор, оставивший за собой яркий след. Однако нигде в тайге метеорит не упал на Землю. Как стало известно из официального сообщения, над тунгусской тайгой на высоте двадцати пяти километров в указанное время от стартового стратоплана отделился межпланетный корабль, который взял курс на Марс. Конец 1935-1941-1955-1975 гг. Москва