Кэтрин Кертц. Возрождение Дерини

     "Хроники Дерини".  Книга I


     Издательство "Северо-Запад", 1993
     Перевод В. Шубинский, М. Шубинская

     <b>ГЛАВА 1
     Как бы охотник не стал дичью...</b>
     Брион  Халдейн,  король  Гвинедда, князь Меара,  лорд Пурпурной  Марки,
резко остановив коня на вершине горы, обозревал горизонт.
     Великаном он не был, однако царственная осанка,  соединенная с кошачьей
грацией,  убеждали  возможного противника  в обратном. Смуглый, худощавый, с
едва появляющимися следами седины на висках и в аккуратной черной бороде, он
мгновенно внушал уважение к себе одним своим присутствием. Когда он говорил,
тоном ли сухим и властным, или же тихим, мягким и убеждающим, люди слушали и
повиновались.
     Если же не  могли  убедить  слова, это могла  сделать  холодная  сталь,
свидетельством чему  -- и  палаш  в ножнах  на перевязи,  и тонкий  стилет в
замшевом  футляре на запястье у короля. Руки, сдерживающие горячего  боевого
коня,  нежно и вместе с тем твердо сжимали красную кожаную уздечку; это были
руки воина, руки человека, привыкшего отдавать приказы.
     Однако  присмотревшийся  внимательнее увидел бы в короле-воине  и нечто
другое.  Не только воинственная отвага  и  опытность  читались в его  широко
открытых  серых  глазах.  Они  поблескивали проницательностью  и остроумием,
восхищавшими подданных одиннадцати королевств, которые были наслышаны о них.
     И коли впрямь витала вокруг этого человека таинственная дымка запретной
магии, то  обсуждалось это  шепотом, если  вообще  обсуждалось.  К  тридцати
девяти годам  Брион из  Халдейна уже почти  пятнадцать  лет сохранял  мир  в
Гвинедде.  Король --  всадник  на вершине  горы  -- мог  позволить  себе  те
нечастые радостные мгновения, одно из которых он пытался сейчас настичь.
     Брион  вынул из стремян и вытянул  ноги. Утро было в разгаре, туман уже
поднялся  от  земли, и  редкий  в это  время года холод  прошедшей  ночи еще
пронизывал все вокруг. Даже кожаные охотничьи  штаны не спасали от него,  не
говоря уже о легкой кольчуге Бриона, надетой  под плащом и холодной как лед.
Шелк под кольчугой тоже не был надежной защитой.
     Король  поплотнее  завернулся  в  шерстяной малиновый  плащ,  пошевелил
окоченевшими пальцами в  кожаных перчатках, надвинул на  самый лоб пурпурную
охотничью шапку; венчавшее ее белое перо покачивалось в неподвижном воздухе.
     Голоса, лай охотничьих  псов, позвякивание  сверкающих шпор и упряжи --
весь  тот  особый  шум, сопровождающий лошадей, наплывал на него  из тумана.
Обернувшись,  он  посмотрел  вниз  с  горы  и поймал  взглядом стремительные
движения хорошо объезженных лошадей, скользящих в тумане, и их так же хорошо
обученных  всадников,  великолепных в  изящно  расшитом  бархате и блестящей
коже.
     Брион улыбнулся этой картине. Он  был  уверен, что, несмотря на внешнюю
пышность  и самонадеянность, всадники внизу рады прогулке  не больше, чем он
сам.  Ненастная погода превратила охоту из ожидавшегося  развлечения почти в
наказание.
     Зачем, ну  зачем  он  говорил  Джеанне,  что к  ужину  непременно будет
оленина? Он ведь знал, обещая это, что сейчас еще рано, еще не сезон.  И все
же  нельзя  нарушать   обещания,  данного  даме,  тем  более  если  она   --
возлюбленная ваша королева и мать наследника престола.
     Низкий, унылый зов охотничьих  горнов  подтвердил  его подозрения,  что
след потерян, и король безнадежно махнул рукой.
     Оставалась еще слабая надежда собрать разбежавшуюся свору меньше чем за
полчаса,  даже если погода внезапно  не прояснится.  Однако похоже,  с этими
молодыми псами придется еще возиться дни, а то и недели!
     Король тряхнул головой и усмехнулся,  подумав  об Эване, о том, как тот
хвастался в  начале недели своими  новыми собаками.  Он представил себе, как
долго  придется старому гофмаршалу объяснять этот утренний спектакль.  Брион
многое мог  простить,  но сейчас,  пожалуй, Эван заслужил  все те  насмешки,
которые, король  был в  этом уверен, старику предстоит услышать на следующей
неделе. Уж  герцог-то Клейборнский  мог  бы и знать: нельзя  было выводить в
поле этих щенков, тем более до начала сезона.
     Бедные щеночки, возможно, вовсе не видали живого оленя!
     Ушей Бриона  достиг близкий стук копыт, и он повернулся в седле узнать,
кто к нему приближается.  Вдалеке показался юный всадник в одеждах из кожи и
пурпурного  шелка и  направил своего гнедого коня  вверх. Брион  с гордостью
наблюдал,  как  ловко  мальчик  развернул на ходу  коня, направляясь  в  его
сторону.
     -- Лорд Эван говорит,  надо подождать, государь,  --  сообщил  мальчик;
глаза его при этом искрились азартом погони. -- Собаки травят кроликов.
     -- Ах, кроликов! -- Брион громко рассмеялся. -- Ты хочешь сказать,  что
после  всего хвастовства, которое мы терпели прошлую неделю, Эван собирается
еще и продержать нас здесь, пока он будет гоняться за своими щенками?
     -- Кажется,  так,  государь,  -- усмехнулся  Келсон. -- Если это  может
утешить, нынешняя охота у всех вызывает подобные чувства.
     "У него улыбка  как  у матери, -- с нежностью думал Брион. -- Но глаза,
волосы  -- мои.  Все  же  он  кажется  еще  таким  юным.  Неужели ему  скоро
четырнадцать?  Ах,  Келсон,  если  бы  я мог  уберечь  тебя  от  всего,  что
впереди..."
     Брион с улыбкой  отогнал  эту мысль и  покачал головой.  "Что  ж,  пока
остальные чувствуют себя несчастными, мне-то, кажется, немного лучше".
     Он зевнул  и  потянулся,  расслабившись  в  седле.  Кожа  скрипнула под
тяжестью его тела. Брион вздохнул.
     -- Эх, если бы Морган был здесь! Туман  не туман, а если бы он захотел,
он мог бы, я думаю, заманить оленя прямо к городским воротам.
     -- Правда? -- удивился Келсон.
     -- Ну, может  быть,  и не совсем  так, -- уступил Брион,  --  однако он
умеет управляться со зверьем, и не только  с ним.  -- Брион вдруг задумался,
его мысли явно были где-то не здесь,  рука в  перчатке равнодушно поигрывала
уздечкой. Келсон  уловил эту  перемену в настроении  отца  и  после неловкой
паузы подогнал коня ближе к  нему. Последние  несколько недель отец  был  не
совсем откровенен, когда  разговор касался Моргана. Мальчик ясно чувствовал,
что о  молодом военачальнике  стараются не упоминать.  Может быть,  как  раз
сейчас и пришло время выяснить этот вопрос. Келсон решил спросить напрямик.
     -- Государь, простите, если я нарушаю этикет,  но почему все-таки вы не
вызвали Моргана с приграничных маневров?
     Брион  насторожился, но заставил  себя скрыть удивление. Откуда мальчик
узнал об  этом? Тайна местонахождения Моргана  бережно охранялась около двух
месяцев.  Даже Совет  не  знал,  где  он  и  почему.  Нужно  бы поосторожней
выяснить, как много знает сын.
     -- Почему ты спросил об этом, сынок?
     -- Я не хочу совать нос не в свое дело, государь, -- ответил Келсон. --
Полагаю, что у вас есть причины не ставить об этом в известность даже Совет.
Но мне Моргана не хватает. Да кажется, и вам тоже.
     Хадасса! Какой чуткий мальчик! Как будто он читает мысли!
     Чтобы избежать разговора о Моргане, нужно  было срочно отвлечь внимание
Келсона на что угодно. Брион еле заметно улыбнулся.
     --  Спасибо  тебе за  доверие.  Хотя боюсь,  что мы  с  тобой среди тех
немногих, кому его не хватает. Я уверен, ты и не знаешь, какие слухи  ходили
о нем последние несколько недель.
     --  Будто Морган выслан, потому что хотел  свергнуть  вас? -- сдержанно
ответил Келсон. -- Но вы не верите этому всерьез, правда? И не поэтому же он
до сих пор в Кардосе!
     Брион краем глаза изучал  мальчика,  легонько постукивая  хлыстиком  по
правому сапогу, которого не мог видеть сын. Так, даже Кардоса...
     Конечно, сведения у  мальчика из верного источника, каков бы он ни был.
И  еще -- сын настойчив.  Он  намеренно  снова завел разговор  об отсутствии
Моргана, несмотря  на  его  попытку уклониться  от  этой  темы.  Значит,  он
недооценивал мальчика, забывая, что Келсону скоро четырнадцать и тот вот-вот
станет совершеннолетним. Сам Брион был всего несколькими годами старше сына,
когда взошел на трон.
     Король решил поделиться кое-какими конкретными сведениями и посмотреть,
как на это отреагирует мальчик.
     -- Нет. Сейчас я не могу  вдаваться в  детали, сын. В Кардосе назревает
большое  смятение,  и Морган поехал проследить  за  этим.  Венцит из Торента
хочет  завладеть городом; уже дважды ему  это не удавалось. Следующей весной
мы,  возможно,  будем  воевать  по-настоящему. -- Он  помолчал.  -- Тебя это
пугает?
     Келсон долго рассматривал концы уздечки, прежде чем ответить.
     -- Я никогда  не  видел  настоящей войны, -- сказал он тихо, скользя по
долине пристальным взглядом.  -- Сколько я живу, в одиннадцати  королевствах
мир. По-моему, люди могли бы забыть, как воюют, после пятнадцати мирных лет.
     Брион  улыбнулся и облегченно вздохнул -- казалось, ему наконец удалось
увести разговор от Моргана, и это было неплохо.
     -- Они никогда не забывают этого, Келсон. С прискорбием замечу, что это
-- часть человеческой натуры.
     -- Я тоже так думаю, -- сказал мальчик.
     Наклонившись, он похлопал гнедого по шее и, разглаживая  растрепавшуюся
прядь в  его гриве, прямо  взглянул серыми,  широко открытыми глазами в лицо
отца.
     -- Это опять Сумеречная, да, отец?
     Точность столь простых слов на мгновение повернула мир в глазах Бриона.
Он был готов к любому вопросу, любому предположению -- к чему угодно, только
не к имени Сумеречной в устах  сына. Было  что-то несправедливое в  том, что
такое   юное  существо  должно  столкнуться  лицом  к   лицу   со   страшной
действительностью. Это настолько  выбило старшего собеседника  из колеи, что
он на некоторое время застыл с приоткрытым ртом, лишившись дара речи.
     Откуда  Келсон узнал об  угрозе со стороны  Сумеречной?  клянусь Святым
Камбером, у мальчика, очевидно, есть дар.
     -- Я и не предполагал, что ты знаешь об этом! -- укоризненно воскликнул
Брион,  безуспешно пытаясь привести  в  порядок  свои  мысли и дать наиболее
связный ответ.
     Реакция отца застала Келсона врасплох, и он невольно выдал себя, хотя и
отвел в сторону взволнованный взгляд. В его голосе прозвучал оттенок вызова,
почти дерзости.
     --  Есть  много вещей,  о которых, как  предполагается,  мне ничего  не
известно,  государь.  Но это не мешает мне узнавать  о них. Вы хотите, чтобы
было иначе?
     --  Нет,  -- прошептал Брион. Он  неуверенно  потупил глаза, подыскивая
спешно тот вопрос, который необходимо  было  задать сыну;  наконец  он нашел
его.
     -- Тебе все это рассказал Морган?
     Келсон беспокойно  пошевелился,  внезапно осознав,  что  они поменялись
ролями. Он  зашел дальше, чем хотел, и это было его ошибкой. И  хотя  он сам
затеял разговор, теперь отец, в свою очередь, не удовлетворится, если Келсон
попытается уйти в сторону. Мальчик откашлялся.
     -- Да, он.  Перед тем, как  уехать, --  торопливо добавил Келсон. -- Он
боялся, что вы  этого не  одобрите. -- Мальчик  облизал губы.  --  Он  также
упоминал о вашем могуществе и о том, что лежит в основе вашей власти.
     Брион нахмурился. Ох уж этот Морган! Ему было досадно, что он раньше не
догадался, откуда звон, -- теперь-то  казалось очевидным,  что  когда-нибудь
это  все равно должно было произойти.  Однако мальчик превосходно поработал,
сохраняя свои познания в тайне. Возможно, пока Морган и не сделал ошибки.
     -- Что именно рассказал тебе Морган, сынок? -- тихо спросил Брион.
     -- Слишком  много, чтобы вам это понравилось, но  слишком  мало,  чтобы
удовлетворить меня, -- неохотно признался мальчик. Он настороженно посмотрел
отцу в лицо: -- Вы сердитесь, государь?
     -- Сержусь?
     Это  было  все,  что  Брион  смог произнести,  сдерживая  крик радости.
Сердиться? Сделанные  мальчиком выводы, его осторожные  вопросы, ловкость, с
которой он поворачивал разговор, куда хотел, даже при обороне, -- Боже, если
не ради этого, то ради чего же тогда они с Морганом старались все эти  годы?
Сердиться? О Небо, как он мог сердиться?
     Брион наклонился вперед и дружески похлопал мальчика по колену.
     -- Конечно, Келсон, я  не сержусь. Если бы  ты только знал, как ты меня
успокоил.  Разумеется,  тревожась за  тебя, я  пережил  несколько неприятных
мгновений.  Но теперь  я более чем  когда-либо уверен, что сделал правильный
выбор. Но я хочу, чтобы ты обещал мне одну вещь.
     -- Все что угодно, государь, -- торопливо согласился Келсон.
     -- Зачем такая торжественность, сынок? -- возразил Брион, улыбнувшись и
потрепав  Келсона по  плечу, чтобы ободрить его. -- Это поручение нетрудное.
Если со  мной  что-нибудь случится, я хочу, чтобы ты  немедленно  послал  за
Морганом. Он  будет нужен тебе, как никто другой.  У меня есть все основания
думать так. Ты сделаешь это для меня?
     Келсон вздохнул и улыбнулся, на лице у него было написано облегчение.
     --  Разумеется,  государь.  Это  первое,  о  чем  я   позабочусь,  если
что-нибудь произойдет. Морган знает так много...
     -- Уж за это я ручаюсь, -- улыбнулся Брион.
     Он выпрямился в седле и подобрал длинными  пальцами в перчатках красную
кожаную уздечку.
     --  Вот  и  солнце показалось.  Давай посмотрим, собрал ли  Эван  своих
собак?

     Небо прояснилось,  как  только солнце  достигло  зенита. Теперь  фигуры
короля и наследника, рысью спускавшихся с  горы, отбрасывали короткие резкие
тени. Пока доехали до леса по ту сторону долины, посветлело на глазах. Брион
и Келсон приблизились к охотникам, Брион окинул взглядом разбросанный отряд.
     Глаза короля задержались на  Роджере, графе Фаллонском, в темно-зеленом
бархате, на  восхитительном сером  жеребце, которого Брион никогда раньше не
видел.  Казалось, граф был занят очень оживленным разговором с юным и пылким
епископом Ариланом и, что самое интересное,  с  третьим всадником,  которого
можно было узнать по шотландскому пледу, окрашенному в тона рода Мак-Лайнов,
-- это был младший лорд Мак-Лайн -- Кевин. Обычно он  не ладил с Роджером (с
графом вообще  уживались очень немногие),  и Брион подивился, о чем же могут
беседовать эти трое.
     Его  размышления прервал громкий, трубный  голос герцога Клейборнского,
привлекший внимание Бриона  к голове кавалькады. Лорд Эван, знаменитая рыжая
борода которого сияла на  солнце, устраивал кому-то королевскую выволочку --
чего, впрочем, и следовало ожидать после сегодняшнего охотничьего успеха.
     Брион  привстал  в стременах, чтобы  лучше видеть.  Как  он и  полагал,
жертвой гофмаршальского гнева стал один из доезжачих. Бедняга. Не его  вина,
что  собаки  плохо обучены. Брион подумал, что  Эвану, пожалуй, нужно винить
кое-кого другого.
     Король улыбнулся и обратил внимание Келсона на эту сцену,  заметив, что
надо бы спасти несчастного охотника и успокоить Эвана. Когда Келсон отъехал,
Брион, продолжая оглядывать  общество, отыскал и другого  человека, которого
он хотел увидеть.
     Тронув  коня шпорами, он  пустил  его галопом по дерну,  направляясь  в
сторону  высокого молодого  человека  в  пурпурном  и белом --  цветах  дома
Фианов, который в  это  время  пил  из кожаной  фляжки  с  тисненым красивым
узором.
     -- Кого я вижу!  Молодой Колин из Фиана, как обычно, пьет  самое лучшее
вино.  А  как  насчет  того,  чтобы дать  несколько  капель  вашему  бедному
замерзшему королю, друг мой?
     Он остановился рядом  с Колином  и  демонстративно уставился на фляжку,
пока тот  не оторвался от нее.  Колин  улыбнулся,  вытер  рукавом губы  и  с
вежливым поклоном передал фляжку:
     --  Доброе  утро,  государь.  Вы же  знаете: мое вино  всегда  к  вашим
услугам.
     Роджер  присоединился  к  ним  и  ловко  развернул  своего  жеребца  на
небольшом пространстве, пока черный конь короля нагнулся пощипать траву.
     -- Доброе утро, мой  сеньор, -- сказал он, поклонившись в седле. -- Мой
господин  настолько  проницателен,  что  всегда  найдет  лучший напиток  для
компании в такую рань. Весьма полезное искусство.
     -- Полезное? -- усмехнулся Брион. -- Утром, подобным нынешнему? Роджер,
у вас фантастический дар понимания.
     Он обернулся, сделал большой глоток из фляги, опустил ее и вздохнул.
     --  Ах, это не секрет, что  у отца Колина лучшие винные погреба во всех
одиннадцати  королевствах. Мои комплименты, как обычно, Колин! --  Он поднял
флягу и снова выпил.
     Колин с озорной улыбкой опустил руки.
     -- Но, ваше величество, сейчас вы мне льстите.  Однако мой отец пришлет
вам  другую партию. Это вовсе не фианское  вино. Его дала  мне сегодня утром
одна прекрасная леди.
     Брион поперхнулся, затем поспешно опустил флягу.
     -- Леди? Ах, Колин, вы могли  бы раньше сказать мне об  этом! Я не стал
бы просить у вас подарка вашей леди!
     Колин громко засмеялся:
     -- Она не  моя леди, государь. Я никогда не видел ее прежде. Она просто
дала  мне  вино.  Впрочем, эта  леди,  без сомнения,  гордилась  бы,  что вы
испробовали и похвалили ее напиток.
     Брион вернул  флягу и вытер  усы и  бороду  тыльной стороной  ладони  в
перчатке.
     -- Никаких извинений, Колин, --  произнес  он, --  это я виноват. Идите
сюда, поедете рядом со мной. А за ужином будете сидеть справа  от меня. Даже
король  должен  исправить оплошность,  пусть  он  и  невзначай  пошутил  над
расположением дамы.
     Пока  Келсон скакал  назад,  его  мысли где-то блуждали. Эван с  псарем
вроде бы пришли к единому мнению о том,  что же случилось в самом деле, да и
собаки  были снова под присмотром. Доезжачие собрали их в три плотные группы
и ждали  королевского приказа продолжать  охоту. Однако у собак на это была,
похоже, какая-то своя точка зрения,  и в их  планы не входило ждать короля и
лордов. Оставалось под вопросом, как долго вообще охотники будут в состоянии
удерживать их.
     Келсон на скаку заметил промелькнувший плед королевского голубого цвета
и сразу узнал  своего  дядю  --  герцога Катмурского. Как  брат короля и пэр
королевства, принц Нигель нес  ответственность за наилучшее воспитание около
тридцати юных пажей при королевском  дворе.  На охоте  присутствовали только
шестеро из  них; три собственных сына Нигеля были где-то среди свиты. Келсон
по  недовольному лицу дяди сделал вывод, что именно эти пажи не принадлежали
к числу лучших его учеников.
     Он заметил и  то,  как лорд Яред,  патриарх рода Мак-Лайнов, пытался со
стороны бросить  мальчикам  спасительную  подсказку, но  те, судя по  всему,
просто не могли понять, чего Нигель хочет от них.
     -- Нет, нет, нет, -- говорил Нигель. -- Если вы когда-нибудь обратитесь
к графу на людях просто "сударь", он оторвет вам голову, и я не смогу его ни
в  чем  упрекнуть. И  вы всегда должны  помнить,  что епископ  -- это  "ваше
преосвященство". А сейчас, Ятрам, как бы ты обратился к принцу?
     Келсон улыбнулся и кивнул, проходя мимо. Не так давно он сам  находился
под суровой опекой своего дяди и, откровенно говоря, не завидовал мальчикам.
Как подобает Халдейну, Нигель никогда не просил  пощады, однако и сам никого
не  щадил, будь то в схватке на поле боя или во дворце при обучении пажей. И
хотя учил он сурово  и порой  казался грубым, пажи,  прошедшие школу Нигеля,
становились приятными кавалерами и отважными  рыцарями. Келсон был  рад, что
Нигель на его стороне.
     При  его  приближении Брион прервал разговор  с Колином  и  Роджером  и
поднял руку в приветствии.
     -- Что, уладилось там, сын?
     -- Думаю, лорд  Эван  все держит под присмотром, --  сказал  Келсон. --
Должно быть, он ждет вашего согласия.
     -- А  вот и я,  молодой господин, --  раздался  голос Эвана, который  с
шумом появился вслед за Келсоном.
     Эван снял свою ядовито-зеленую шапочку и с почтением помахал ею.
     --  Государь,  свора  готова. И сейчас,  господин  мой, собаки, похоже,
взяли верный след. -- Он надел шапочку на жирные рыжие волосы, затем с силой
натянул  ее  на голову. --  Дело должно пойти  на  лад,  или  быть слезам  и
стенанию на моем подворье сегодня.
     Брион рассмеялся  и отклонился  назад в седле, весело похлопав  себя по
бедру.
     -- Эван, мы всего лишь на охоте! И я не хочу никаких слез и стенаний по
этому поводу.  Идем.  --  Все  еще усмехаясь, он  дернул поводья и  двинулся
вперед.
     Эван встал  в  стременах  и  поднял  руку;  в  ответ  вдоль  всего луга
раздались звуки охотничьих  горнов. Далеко впереди собаки уже подавали голос
-- ясным, чистым тоном, и путники начали съезжать вниз.
     Миновав  спуск,  собаки галопом помчались через  пригорки и  дальше  по
совсем пустому полю. В азарте, охватившем всех,  никто не  заметил, как один
из всадников в арьергарде отстал и направился к опушке леса.

     В  лесной тишине недвижно стоял мавр Юсуф  на краю  маленькой,  скрытой
туманом  просеки;  его  красивые коричневые руки светились,  и  четыре коня,
поводья которых он держал, затихли за его спиной.
     Листва вокруг была охвачена пламенем ранней  осени -- желтая и красная,
а кое-где побуревшая от мороза на прошлой неделе, она пламенела  еще ярче от
игры  теней  на  грани  света  и густого сумрака,  таящегося между  стволами
деревьев.
     Здесь,  среди  высоких  густых деревьев,  куда редко  --  разве  только
глубокой  зимой -- проникал солнечный свет, черное одеяние Юсуфа сливалось с
его  собственной  тенью. Черные  глаза,  выглядывая  из-под  черного  шелка,
обегали просеку,  высматривая что-то, и, однако, не находили то, что искали.
Потому Юсуф не столько смотрел, сколько слушал. И ждал.
     На самой  просеке, также прислушиваясь, ждали еще трое.  Двое -- мавры,
как и Юсуф; их смуглые лица были скрыты капюшонами из черного  бархата, лишь
поблескивали внимательные, немигающие глаза.
     Тот,  что был выше,  медленно  обернулся и посмотрел  через просеку  на
Юсуфа,  затем  сложил  руки  на  груди  и, повернувшись,  вновь  внимательно
осмотрел   противоположную  сторону.  Черный   бархат   его  плаща  медленно
раздвинулся,   и   кратко  сверкнуло  серебро  богато  украшенной   перевязи
властвующих. У ног его на серой бархатной  подушке сидела Карисса, герцогиня
Толанская, леди Серебряных Туманов -- Сумеречная.
     Со склоненной головой, глубоко  укутавшись  в  серебристо-серую  ткань,
герцогиня  неподвижно  замерла  на  подушке  --  хрупкая, бледная  фигура  в
богатейшем бархате и  мехах;  ее нежные  руки  в перчатках из  оленьей кожи,
покрытых жемчугом, были  сложены на  коленях. Внезапно  бледно-голубые глаза
открылись и из-под серого шелкового покрывала спокойно осмотрели  просеку, с
удовлетворением заметив стерегущего лошадей Юсуфа в черном плаще.
     Не  повернув головы,  она  смогла различить смутные  темные  тени  двух
других  мавров,  стоящих чуть  позади  нее. Подняв  голову,  леди произнесла
низким мелодичным голосом:
     -- Он едет, Мустафа.
     Не было никаких  примет того, что кто-то появился на  просеке, --  даже
шороха,  опавших  листьев под  ногами, но слова госпожи  не могли вызвать  у
мавров никаких сомнений. Справа  потянулась смуглая рука в свободном  черном
рукаве, чтобы помочь ей встать на ноги.  Страж, стоящий слева от нее, принял
боевую позу,  находясь между госпожой  и конями, --  здесь место бдительному
воину, держащему ладонь на рукояти меча.
     Ленивым  движением Карисса  смахнула листья со своего плаща  и  плотнее
запахнула вокруг шеи воротник из меха серебристой лисы. Когда наконец глухое
потрескивание подлеска  оповестило  о  предсказанном госте,  легкий  ветерок
тронул покрывало леди. Одна из лошадей Юсуфа тихонько заржала, переступила с
ноги на ногу, но высокий мавр быстро утихомирил ее.
     На  просеку выехал всадник.  Он натянул поводья, и мавры  оставили свои
защитные позы: человек на гнедом жеребце был им хорошо знаком.
     На прибывшем так же, как и на  них, был темный плащ с капюшоном. Но его
подкладка вспыхнула золотом, когда он  отпустил поводья и откинул накидку на
спину коня. Холодно  сверкнул золотом и  его  серый  нижний  плащ,  когда он
оправлял рукой, затянутой в перчатку, растрепанный ветром каштановый локон.
     Глаза высокого, стройного, с почти аскетичными  чертами лица лорда  Яна
Хоувелла были даже  более густого  темно-коричневого цвета, чем его  волосы.
Холеные борода и  усы обрамляли тонкие губы, подчеркнутые высокими скулами и
чуть скошенными округлыми глазами  --  глазами, затмевавшими темные жемчуга,
что холодно блистали на его шее и в ушах.
     Эти глаза  скользнули по мавру, потянувшемуся за  поводьями его коня, и
остановились на серой накидке женщины.
     --  Ты  опоздал, Ян, -- сказала она с вызовом и отчуждено  взглянула на
него  сквозь  тяжелое  покрывало.  Ян, казалось,  не собирался  спешиваться.
Герцогиня медленно потянулась к покрывалу и отбросила его назад, на светлые,
убранные  кольцом волосы, открыв  лицо. Она впилась в него взглядом, но  так
больше ничего и не сказала.
     Ян  лениво  улыбнулся и, молодцевато  спрыгнув  с  коня, шутя преградил
Кариссе путь.  Он  кратко приказал  Мустафе  отойти чуть-чуть  в  сторону  и
эффектно взмахнул своим плащом.
     -- Ну как? -- осведомилась Карисса.
     --  Все в порядке, душа моя, -- мягко сказал Ян,  -- король выпил вина,
Колин ничего не подозревает, а  охотники идут  по ложному  следу. Они должны
быть здесь через час.
     -- Великолепно. И принц Келсон?..
     -- Келсон цел и  невредим,  -- с  напускным безразличием сказал молодой
лорд,  стягивая  серую перчатку.  -- Но я  думаю,  мы  прибавим себе хлопот,
пощадив  Келсона сегодня  только потому,  что его можно убить и  завтра. Это
совсем не похоже на тебя, Карисса, это выглядит так, будто ты прощаешь своих
врагов... -- Карие глаза с легкой усмешкой встретили взгляд голубых.
     -- Прощаю? -- переспросила Карисса, примеряясь к вызову.
     Она  двинулась по  просеке, прервав  короткий  диалог глаз,  и лорд  Ян
последовал за ней.
     -- Не беспокойся, Ян, -- продолжала она. -- У меня свои планы  по части
этого юного принца.  Я ведь  не могу заманить и убить Моргана без подходящей
приманки,  правда? Зачем бы, ты думаешь, я так старательно  насаждала вокруг
него слухи все последние месяцы?
     -- Я полагал, что ты просто упражняешься в  злословии, без какой бы  то
ни было практической цели, -- парировал Ян.
     Они   достигли  края  просеки,  и  он  остановился  напротив   Кариссы,
прислонившись к стволу дерева и сложив руки на груди.
     --  Конечно,  Морган выглядит  особенно вызывающе,  так  ведь,  крошка?
Аларик  Энтони Морган, герцог Корвинский, лорд-генерал королевских  войск, и
это он-то, полукровка -- Дерини, который принят  людьми -- или  был когда-то
принят ими. Мне иногда кажется, что именно это беспокоит тебя больше всего.
     -- Ты разошелся, Ян, -- предупредила она.
     --  О,  я прошу  прощения у  благородной леди! -- ответил он, вскидывая
руки в  притворном примирительном жесте.  --  Разве  этого  недостаточно для
убийства, а? Или это будет наказанием? Я забывчив.
     --  Есть  одна  вещь, о которой тебе  не следовало бы  забывать, Ян, --
ледяным  тоном заявила Карисса. -- Морган, как  ты хорошо знаешь, пятнадцать
лет  назад  убил  моего  отца. Мы оба  были  совсем детьми  тогда -- ему шел
четырнадцатый год,  я была немного младше, -- но никогда не забуду того, что
он сделал.
     Ее голос стал совсем низким и  перешел в суровый шепот, когда она стала
вспоминать.
     --  Он предал кровь Дерини, объединившись с королем Брионом против нас,
он  переманил  Совет Камбера на сторону смертных. Я видела,  как  они лишили
власти  и убили моего отца Марлука. И это  Морган, обладая хитростью Дерини,
указал Бриону дорогу. Никогда не забывай этого, Ян.
     Ян уклончиво пожал плечами.
     -- Не сердись, крошка. У меня есть  свои причины желать смерти Моргана,
помнишь? Герцогство Корвин граничит с  моей  восточной  границей.  Я  только
удивляюсь, как долго ты терпишь Моргана в живых.
     -- Ему осталось в лучшем случае  несколько недель, -- сообщила Карисса.
-- Я намерена некоторое время полюбоваться  его страданиями.  Сегодня Бриона
убьет  магия Дерини, и Морган будет знать, что  это сделала я.  Это  само по
себе ранит  Моргана больше, чем другие простенькие  вещи, которые я могла бы
сделать. А потом я постараюсь уничтожить всех других, кто ему дорог.
     -- И принца Келсона? -- воскликнул Ян.
     -- Не будь  таким жадным, Ян,  --  ответила она, улыбнувшись  с мрачным
предвкушением. -- Ты получишь  своего любезного Келсона, всему свое время. А
я буду править Гвинеддом, как правили мои предки. Вот увидишь.
     Развернувшись  на  каблуках, она пересекла просеку, подав повелительный
знак  Мустафе,  который отвел в сторону густую  листву,  обнажив  просвет  в
подлеске. Вдоль пологого склона и ниже тянулся широкий зеленый луг,  все еще
влажный в лучах слабого предполуденного солнца.
     Помолчав, Ян присоединился к Кариссе  и, бросив быстрый взгляд в проем,
ласково обнял ее за плечи.
     -- Признаться, мне почти нравится твой план, моя крошка, -- пробормотал
он. -- Изгибы твоего милого умишка никогда не перестают интриговать меня. --
Он,  задумавшись,  посмотрел на  нее сквозь длинные  темные ресницы. -- А ты
уверена,  что никто,  кроме  Моргана, не  догадается? Я подумал  о  том, что
будет, если, скажем, Брион раскроет тебя?
     Карисса самодовольно улыбнулась и отклонилась от него.
     -- Ты  слишком  много беспокоишься, Ян. С умом,  затуманенным  мерашой,
добавленной в вино, Брион ничего не почувствует, пока моя рука не вцепится в
его  сердце,  -- а  тогда будет слишком поздно. Что  до  Колина,  мераша  не
подействует на него,  если только в его  жилах нет ни капли крови Дерини. Но
если даже есть, он проживет  ровно столько, сколько ты сумеешь  удержать его
вдали от Бриона.
     -- С Колином все будет хорошо, мы об этом позаботились, --  сказал  Ян.
Он  небрежно снял случайную травинку с ее  плаща и, растерев ее между  двумя
пальцами,  продолжал: -- Я неделями работал с  этим молодым дворянином, и уж
поверьте на слово, он достаточно приятен, чтобы  снискать расположение вашей
милости, графиня Восточной Марки.
     Карисса отпрянула от него в раздражении:
     --  Ян,   ты  начинаешь  надоедать   мне.  Если  тебе  по   душе  такая
напыщенность, советую вернуться в  эту твою  компанию, охочую до королевских
игр. Ее  дух  гораздо  больше  подходит для самовосхвалений  и  щепетильного
обмена плоскостями, до чего ты, по-видимому, большой охотник.
     Ян не сказал ничего, но, приподняв бровь, перешел к своей лошади и стал
оправлять  стремя.  Думая  о сатисфакции, он бросил  взгляд  через седло  на
Кариссу.
     -- Передать это ее величеству? -- спросил он, скривив уголки губ.
     Карисса медленно  улыбнулась,  затем  подошла  к нему. Ян обошел вокруг
лошади,  и Карисса взяла  поводья, приказав отпустить  их  стоящим  наготове
маврам.
     -- Так? -- пробормотал Ян, когда мавры, поклонившись, отошли.
     --  Я не  думаю,  что  тебе  стоило бы  для  этого встречаться сейчас с
Брионом,  -- тихо произнесла  она  и, сняв руку  в  перчатке с шеи  гнедого,
оправила  причудливую кисточку на запутанной уздечке. -- А теперь тебе лучше
уйти совсем. Охотники скоро появятся.
     -- Слушаю и повинуюсь, моя  леди, -- сказал Ян,  одобрительно кивнув, и
запрыгнул в седло.
     Он подтянул  поводья и взглянул  на Кариссу,  затем  протянул ей  левую
руку. Карисса  безмолвно  вложила  в  его  ладонь  свою, и  он,  нагнувшись,
коснулся губами мягкой кожи ее серой перчатки.
     -- Доброй охоты,  моя леди! -- сказал Ян. Он ласково сжал и отпустил ее
руку  и, тронув  коня, направил его по подлеску той же  тропой,  по  которой
приехал.
     Сумеречная,  прищурившись, смотрела  ему вслед,  пока он не  скрылся из
виду, а затем вернулась к своему одинокому бдению.

     Вновь соединившись с охотниками, Ян примкнул к королевскому отряду. Они
легко продвигались по светлой лесистой местности, впереди неподалеку Ян  уже
видел лужайку.  Он  подъехал к Колину и поднял руку в приветствии, мимоходом
взглянув на его стремя.
     -- Лорд Ян,  -- начал Колин, зная его привычку к уединению, -- хорош ли
путь в тылу нашего отряда?
     Ян вспыхнул обезоруживающей юношеской улыбкой:
     -- Необыкновенно хорош, мой друг.
     Он  немного расслабился: повторяющееся потрескивание  кожаного стремени
говорило о том, что дорога поворачивает направо.
     --  Черт! -- выругался  он,  почувствовав, что  теряет  равновесие.  --
Сейчас охота для меня может кончиться.
     Он  медленно отъехал от охотников, продолжающих  свой путь, качнувшись,
поправил  стремя,  зацепившееся  за  носок  сапога,  одобрительно улыбнулся,
глядя,  как Колин правит  конем, и  догнал его. Когда  они оказались  позади
всех,  он  спешился, чтобы проверить  седло, и заметил  сочувствующий взгляд
Колина.
     --  Я говорил этой свинье  груму поправить эту  кожу три  дня назад, --
сердился Ян,  потрогав  потертый  ремень.  --  Не  думаю,  что у  тебя  есть
запасной, а, Колин?
     -- Может быть, -- сказал Колин, спешиваясь.
     Пока  он  копался  в своей переметной сумке,  Ян мельком  осмотрел луг.
Стоял полдень. Как  только отряд  подтянулся к  середине луга,  собаки опять
потеряли след.
     Еще несколько мгновений...
     Доезжачие изо всех сил  пытались удержать собак, и, видя  это, Брион  с
легкой досадой постукивал кнутовищем по седлу.
     -- Эван,  твои щенки снова принялись за свое,  -- сказал  он, посмотрев
вперед.  -- Келсон, съезди-ка туда и узнай, что там случилось?  Не могли  же
они потерять след посреди чистого поля. А ты, Эван, останься.
     Когда Келсон отъехал, Эван привстал на стременах,  чтобы лучше  видеть,
затем  с ворчанием снова сел. В средоточии сцепившихся собак и окруживших их
всадников  разглядеть  что-то  было  невозможно, и конец  тирады  пламенного
старого бойца был очевиден.
     -- Эти проклятые твари сошли с ума,  -- ворчал он, -- ждут не дождутся,
пока я...
     --  Не надо терять самообладания,  Эван,  -- спокойно  сказал Брион. --
Нам, очевидно, не суждено... Ох!
     Бриона внезапно пронзил внутренний  холод,  его серые глаза расширились
от ужаса.
     -- О Боже Мой!  --  воскликнул он, закрыв глаза и  скрючившись от боли.
Кнутовище и поводья выпали из его онемевших пальцев, он схватился за грудь и
со стоном повалился на луку седла.
     -- Ваше величество! -- закричал Эван.
     Эван  и Роджер  одновременно  подхватили под  руки выскальзывающего  из
седла короля, и кто-то еще, оказавшийся между ними,  пытался поддержать его.
Все, кто находился поблизости, тоже спешились и бросились на помощь. Невесть
откуда  появившийся  принц  Нигель  безмолвно  поддерживал  ладонями  голову
умирающего брата.
     Когда Роджер и  Эван с тревогой стали на колени слева от короля, Брион,
вновь скрученный ослепляющей болью, слабым голосом позвал:
     -- Келсон!
     Далеко  впереди,  близ собак, Келсон,  прежде чем услышал крик,  увидел
волнение  в  центре  охотничьего кортежа и  вернулся назад  галопом, понимая
только,  что  произошла  какая-то серьезная неприятность. Но когда он достиг
толпы,  стоящей  в печали вокруг короля и увидел на земле отца в агонии,  он
рывком остановил коня и, стремительно выпрыгнув  из седла,  бросился к нему,
расталкивая охотников.
     Грудь короля тяжело вздымалась, его зубы были сжаты от иссушающей боли,
которую причинял  теперь  каждый удар сердца. Его закатившиеся и лихорадочно
напряженные  глаза искали сына.  Он не замечал всех усилий  Звана, Роджера и
епископа Арилана, пытавшихся помочь ему.
     Брион видел сейчас только одного Келсона, по-детски  ставшего на колени
справа от него. И он, задыхаясь, сжимал руку сына, когда  очередной  приступ
боли поглощал его.
     -- Так быстро, -- с трудом прошептал  он, почти  раздавив  руку Келсона
своей ладонью. -- Келсон, помни, что ты обещал. Обе...
     Его рука  обвисла в сыновней,  глаза  закрылись, скрученное  болью тело
обмякло.
     Нигель и Эван пытались нащупать пульс -- хотя бы малый признак жизни, и
Келсон,   ошеломленно   наблюдая  за  этим,   не  верил   своим  глазам.  Но
обнадеживающих  признаков  не  было, и  мальчик припал лбом к  руке мертвого
короля.
     Епископ Арилан перекрестился и начал читать  отходную голосом твердым и
ровным  среди  страшной тишины.  Стоявшие  вокруг  лорды  и  вассалы  Бриона
преклонили колени, повторяя каждое слово епископа.
     "Вечный покой даруй ему. Господи,
     И да сияет над ним безначальный свет,
     Kyrie eleison
     Christie eleison".
     Келсон позволил знакомым фразам омыть себя, дал ритму  укротить больную
вязкую пустоту  внутри, сделать  ее  более  переносимой,  расслабить  сжатое
спазмой горло. Прошло немало времени, прежде чем  он смог  поднять голову  и
оглядеться.
     Нигель   был  спокоен,  почти  безмятежен,   покоя   на   своей  ладони
безжизненную голову брата.  Вновь и  вновь его длинные  пальцы  разглаживали
прямые  черные волосы вдоль лба умершего -- мягко, почти нежно, и одному ему
было ведомо, где были его мысли в тот миг.
     А Роджер  смотрел перед  собой, не видя ничего: его глаза  следовали за
пальцами  Нигеля, губы машинально двигались во время литании, не  зная,  что
говорят.
     Но Эвана юный принц будет  вспоминать даже тогда,  когда  другие детали
этого дня  сотрутся, что  и простительно, из его  памяти. Гофмаршал подобрал
где-то  красную кожаную охотничью  шапочку Бриона,  испачканную и помятую  в
суматохе и ужасе последних минут.
     Каким-то чудом  белое  перо на  шапочке  осталось  неповрежденным,  его
белизна не запятналась, оно не обломилось.  И когда Эван прижимал шапочку  к
груди, легкое перо дрожало перед глазами Келсона, почти гипнотизируя его.
     Эван внезапно поймал  напряженный взгляд Келсона и недоуменно  взглянул
на  шапочку  и  подрагивающее  перо, как будто увидел  их  впервые. Какой-то
момент он колебался, а затем медленно обхватил перо своей огромной ладонью и
сжал так, что оно хрустнуло.
     Келсон удивленно посмотрел на него.
     --  Король умер, ваше величество, --  печально сказал  Эван.  Его лицо,
окаймленное косматой рыжей бородой и такими же волосами, побледнело.
     Он медленно  открыл глаза и проследил, как  сломанный конец  пера мягко
упал на плечо Бриона.
     -- Я знаю, -- ответил Келсон.
     -- Что это? -- Голос Эвана сорвался от волнения, но он начал  снова: --
Здесь что-то...
     Нигель перевел взгляд с лица своего мертвого брата на него и дотронулся
до плеча старого воина.
     -- Не нужно, Эван, -- мягко сказал он, опустил  руку, снова взглянул на
Бриона и встретился глазами с племянником.
     --  Ты теперь король,  Келсон,  -- кротко  сказал он.  --  Каковы  твои
приказания?
     Келсон   снова  посмотрел   на  мертвого  отца,   затем  освободил  его
запутавшуюся в стременах руку и сложил обе руки короля на груди.
     -- Прежде всего, -- сказал он твердо, -- пошлите за генералом Морганом.

     <b>ГЛАВА II
     "Князья сидят и сговариваются против меня"<sup>[1]</sup>.</b>
     Через  несколько недель  после случившегося  Морган с  одетым в голубое
оруженосцем миновал  северные ворота  Ремута, столицы владений  Бриона. Хотя
стояло  еще  раннее утро, лошади  были взмылены  и почти  что  истощены;  их
прерывистое  дыхание собиралось  в  холодном утреннем воздухе густыми белыми
клубами.
     В Ремуте был базарный день, и на  улицах царило  большее оживление, чем
обычно.  Вдобавок завтрашняя коронация  привлекла  в город  сотни  гостей  и
путешественников изо всех одиннадцати королевств. Из-за такого наплыва людей
узкие,  мощенные  булыжником улицы стали совершенно  непроходимыми. Кареты и
богато  украшенные  паланкины,   купцы  со   своими  караванами,  лоточники,
торгующие  дорогими  безделушками,  скучающие  аристократы с  многочисленной
свитой -- все это  мерцало и переливалось в  калейдоскопе красок, ароматов и
звуков,  соперничая  с великолепно  украшенными  зданиями  и  арками  самого
города.
     Прекрасный Ремут -- так называли город, и он был поистине восхитителен.
     Медленно  продвигаясь на  утомленном коне  среди пешеходов  и экипажей,
следуя за лордом Дерри к главным дворцовым воротам, Морган бросил задумчивый
взгляд  на  свое  собственное  мрачное  одеяние,   так  выделявшееся   среди
окружающего  его ослепительного  великолепия:  грязная  черная  кожа  поверх
кольчуги, траурный плащ из тяжелой черной шерсти почти от шлема и до колен.
     Странно,   как  быстро   может   измениться  настроение  людей.   Всего
несколькими  неделями  раньше  ему казалось  несомненным, что горожане будут
одеты  так  же,  как он,  искренне оплакивая потерю своего  монарха,  однако
сейчас он видел на них праздничные, торжественные одежды.
     Виной ли  тому короткая память,  или же  чувство утраты  притупилось по
прошествии  дней?  Или,  может  быть,   это  просто  возбуждение,  вызванное
предстоящей коронацией, позволило простолюдинам забыть о горе и возвратиться
к обычной жизни? Наверное, и вправду для  всех, кто не  знал  Бриона близко,
дело было  только  за  тем,  чтобы,  изменив привычку, научиться произносить
другое имя после королевского титула.
     Другое имя... Другой король... Королевство без Бриона...
     Воспоминания...  девять долгих дней... сумерки...  четверо по-дорожному
одетых  всадников,  достигших их  лагеря в Кардосе... мертвенно-бледные лица
лорда  Ральсона, Колина, двух солдат,  когда они сообщали ужасную новость...
мучительное  и  бесплодное желание  броситься  через  много  миль  вперед  и
коснуться  души, которая  уже  не  смогла бы ответить, даже если  бы  и была
досягаема... оцепенение, овладевшее им,  когда они пустились в этот безумный
путь  в Ремут...  изможденные  лошади, не  раз  смененные  за  время пути...
кошмары ночных засад и стычек, после которых  в  живых остались только они с
Дерри... снова нескончаемые мили...
     И теперь -- усталое осознание того, что все это случилось в самом деле,
что окончилась эпоха,  что никогда больше им с Брионом не подниматься с горы
Гвинедда.
     Безысходная тоска охватила  Моргана,  как нечто  вещественное,  угрожая
завладеть им еще больше, чем за все долгие девять дней пути.
     Задыхаясь  от  отчаяния, душившего  его, он  вцепился  в  переднюю луку
седла, чтобы удержаться.
     Нет!
     Он  не должен допустить, чтобы его чувства  мешали  предстоящей работе!
Впереди власть, которую нужно охранять, король, которого нужно короновать, и
битва, которую нужно выиграть.
     Он  принудил себя  расслабиться и дышать  глубоко и ровно, усилием воли
заставив боль утихнуть. Позже еще будет время для скорби;  в самом деле, нет
же  нужды  в  том, чтобы он, изменив своему долгу, присоединился к  мертвому
Бриону. И довольно таких мыслей!  Предаваться сейчас горю -- слишком большая
роскошь, которой он не мог позволить себе.
     Спустя  мгновение он огромным усилием взял себя в  руки и бросил взгляд
на Дерри -- не заметил ли тот его внутренней борьбы.
     Дерри ничего не заметил -- или, по крайней мере, сделал вид.
     Молодой  гофмейстер  был  слишком   занят  --  привстав   в  седле,  он
старательно объезжал  пешеходов, --  чтобы обращать  внимание  на что-нибудь
другое.  Вдобавок  Морган  догадывался, что раны  причиняют юноше отнюдь  не
просто маленькие неудобства, хотя он никогда бы этого не показал.
     Морган продолжал путь бок  о бок  со своим спутником и собирался что-то
сказать, как вдруг лошадь  Дерри внезапно споткнулась. Морган быстро схватил
уздечку, и животное  чудом не  упало, но наездник  сильно пошатнулся и  едва
усидел в седле.
     -- Дерри, у тебя все в порядке? --  встревоженно спросил Морган, сжимая
уже не уздечку, а плечо юноши.
     Они  встали  посреди  улицы,  Дерри  медленно  выпрямился,  болезненное
выражение  застыло на его лице, насколько оно  было видно из-под увенчанного
гребнем шлема. Осторожно  укачивая правой рукой перевязанное запястье левой,
он, тяжело дыша, закрыл глаза и затем, открыв их, слабо кивнул.
     -- Все в порядке,  милорд, -- прошептал Дерри и,  вложив  раненую  руку
обратно в черную шелковую перевязь, ощупал себя здоровой рукой. --  Я только
хотел перевязать ее прямо в седле.
     Морган был настроен несколько более скептически.
     Он склонился было, чтобы самому осмотреть запястье Дерри, как вдруг его
остановил резкий, скрипучий окрик, прозвучавший прямо над ухом:
     --  Дорогу  владыке  Ховисса! Дорогу  его  высочеству! -- И затем, чуть
потише: -- Что, солдат, другого места не мог найти со своими руками?
     В то  же  мгновение сбоку раздался звонкий щелчок кнута, лошадь Моргана
неожиданно  резко  шарахнулась  в  сторону,  потеснив  при  этом коня Дерри,
который, в свою очередь, толкнул около полдюжины перепуганных пешеходов.
     Морган  оглянулся:  в  глазах   Дерри  вспыхнул  гнев,   он  готов  был
взорваться, когда генерал  толкнул  его,  заставив промолчать. Морган придал
своему лицу как можно более приниженное выражение и сделал Дерри знак, чтобы
тот поступил так же.
     Крикун был гигантом в семь футов ростом, в бронзовой кольчуге, одетый в
ярко-зеленое  и  фиолетовое,  -- цвета Объединенного  королевства  Ховисса и
Ланнеда. И нельзя сказать,  что  в одиночку и  при  иных  обстоятельствах он
выглядел бы очень устрашающе, но его сопровождали еще  шестеро таких же, как
он, а Дерри к тому же был ранен.
     Это  слегка  меняло  дело.  Кроме  того,  Морган  вовсе   не  испытывал
непреодолимого желания  быть арестованным и заключенным  в тюрьму за уличную
драку. Слишком многое было поставлено на карту.
     Генерал с  нескрываемым интересом  наблюдал за проезжающими всадниками.
Он  осторожно отметил для себя  их  черные бороды  и волосы,  их  сверкающие
бронзовые шлемы,  по которым в их владельцах можно было узнать наемников  из
Коннаита;  ливреи  с  варварским  зелено-фиолетовым  орнаментом,  помеченные
эмблемой Ховисса; их длинные мечи  на перевязях и извивающиеся  змееподобные
плетки в руках.
     Не было ни намека на  то,  кто такой этот  владыка  Ховисса и что он из
себя  представляет,  хотя  кое-какие  подозрения  на  этот  счет  у  Моргана
возникли.  Великаны  сопровождали  разукрашенную  повозку,  которую   тянула
упряжка  серых лошадей.  Гобеленовые занавески, прикрывающие  повозку,  были
расшиты вызывающим головную  боль  узором,  сочетающим зеленый,  фиолетовый,
оранжевый  и  сверкающий  розовый  цвета. Еще  шестеро  смуглолицых гигантов
охраняли  тылы.  Принимая  во  внимание все  это, Морган  сомневался, что им
понравилось бы, вздумай он приблизиться, чтобы разглядеть их получше.
     Да  и  нет  нужды  --  он уже получил  представление  о тех,  кто  имел
нахальство величать себя "ваше высочество", и  теперь не забудет  ни владыку
Ховисса, ни его охранников.
     Очевидно, мысли Дерри текли в том же направлении, так как, едва проехал
кортеж, он наклонился к Моргану со злой усмешкой:
     -- Ради всех чертей, кто такой этот владыка Ховисса?
     -- Точно не знаю, -- ответил Морган проникновенным театральным шепотом,
-- но я не думаю, что это сама квинтэссенция посредственности. Скорее всего,
какой-нибудь младший посол, заблуждающийся насчет собственной значимости.
     Замечание, как и хотел Морган,  было услышано:  вокруг  пробежала  рябь
робкого смеха. Последний из великанов бросил  свирепый взгляд в  их сторону,
но Морган принял невинный вид и склонился в седле. Великан поскакал дальше.
     -- Ну, кем бы он ни был, -- заключил Дерри,  когда они снова тронулись,
-- у него невоспитанная стража. Когда-нибудь кто-нибудь их проучит.
     Теперь настала очередь Моргана зло усмехнуться.
     -- Я уже подумываю об этом, -- сказал он, показав пальцем в направлении
процессии, исчезающей за углом в глубине улицы. Первый  гигант работал своей
плеткой тем безжалостнее, чем ближе отряд подъезжал ко дворцу,  рассчитывая,
очевидно, именно здесь произвести впечатление на более важных персон.
     И тут произошло странное событие. Длинная черная плетка, которой гигант
размахивал с таким явным удовольствием, вдруг словно бы  одушевилась: вместо
того  чтобы  возвратиться  на  место  после  особенно  небрежного  удара  по
пробегающему уличному  мальчишке,  она резко  обвилась  вокруг передних  ног
коня.
     Прежде чем кто-нибудь сообразил, что случилось, великан рухнул вместе с
конем на булыжную мостовую,  металлическим лязгом и громкими  воплями вызвав
всеобщее замешательство.
     Пока  гигант поднимался,  лиловый от  ярости и изрыгающий  поток далеко
слышимых ругательств, взрывы смеха доносились со всех сторон. В конце концов
великан  вынужден  был  обрезать  конец  своей   плетки,  чтобы   освободить
испуганного коня.
     Моргану этого было  достаточно.  Довольный  собой  и развлечением,  он,
пряча улыбку,  кивком пригласил Дерри следовать за собой в  менее оживленную
боковую аллею.
     Дерри бросил долгий взгляд на своего герцога, как только они  очутились
на другом конце аллеи.
     -- Как удивительно, что этот верзила ухитрился так запутать собственную
плетку,  милорд,   --  заметил  оруженосец.   В  его  голосе   чувствовалось
удовлетворение. -- Довольно неуклюже с его стороны, не правда ли?
     Морган приподнял одну бровь.
     -- Ты что, намекаешь,  будто  этот печальный случай произошел  по  моей
вине?  Ну что  ты, Дерри, право.  Во  всяком случае,  я замечал, что верзилы
вообще испытывают  некоторые  трудности,  ориентируясь  в пространстве.  Мне
думается, это потому, что у них маловато мозгов.
     Себе под нос он добавил:
     -- К  тому же мне  никогда не  нравились люди,  которые хлещут плетками
других людей.

     Сколько  Морган помнил себя,  он еще не видел главный королевский  двор
таким оживленным. Они  с Дерри с трудом протиснулись в дворцовые ворота. Бог
знает, как во дворце управятся с таким количеством гостей.
     Действительно, многие аристократы, собравшиеся на завтрашнюю коронацию,
разместились  прямо  здесь. Площадку напротив главной  лестницы  переполняли
кареты, паланкины, повозки, вьючные  животные и конский навоз. Лорды, леди и
толпы слуг в кажущемся  беспорядке расхаживали  повсюду.  В  воздухе  стояли
ужасный шум и зловоние.
     Моргана удивило то, что так много знати изо всех одиннадцати королевств
соизволило  приехать и  поучаствовать  в  предстоящем событии. И  не  потому
вовсе,   что   коронация   очередного   халдейнского   короля   --   событие
незначительное; конечно, нет. Но то, что такое  множество обычно не терпящих
друг друга  лордов добровольно и мирно собралось  в одном месте,  --  это  в
самом деле  было примечательно. Еще удивительнее будет, если по крайней мере
одна грандиозная ссора не вспыхнет раньше, чем закончатся празднества.
     И  впрямь,  компании кавалеров  из враждующих  между  собой  Форсинских
Вольных Княжеств  уже спорили, чей повелитель займет сегодня за столом более
почетное место. Нелепее всего было то, что все они являлись вассалами одного
лорда,  так  как  все  пять  Вольных  Княжеств  состояли  под  протекцией  и
экономическим  контролем  Орсальского  Удела.  Орсальское знамя  обязательно
развевалось  на  одном  из флагштоков над  стенами их крепостей, и появление
орсальских эмиссаров предшествовало всем распрям между ними.
     Сам  же Орсаль, контролирующий всю торговлю на большей части  побережья
Южного моря,  очевидно, приехать не удосужился. Его отношения с  Р'Касси  на
юге  в  последнее  время были  не очень  дружелюбными.  Старый  морской лев,
очевидно,   решил,  что   благоразумнее  остаться   дома  и  охранять   свое
единовластие в портах. Это было в духе старика Орсаля.
     Однако  младший Орсаль был здесь. Справа развевалось  несколько  знамен
цвета  морской  волны  --  его  цвета.  Слуги  в  таких же ливреях  деловито
разгружали его обширный багаж.
     Морган  подумал, что после  завтрашней коронации --  если он,  конечно,
останется  в  живых --  нужно бы  повидаться с  младшим  Орсалем.  Его  тоже
беспокоили Форсинские Княжества.  Он  надеялся,  что может  быть  достигнуто
взаимное согласие.  Во  всяком  случае,  он чувствовал --  Орсаль  наверняка
что-то знает. Отношения же между  герцогствами Корвин и  Хортин  всегда были
прекрасными.
     Морган  поклонился, приветствуя проходящего мимо него  лорда Верховного
канцлера  Торента,  но  мысли его  были  уже  далеко.  В конце  дня надо  бы
встретиться с лордами королевскими советниками... А кое-кого из прибывших он
попросту должен остерегаться...
     Морган  заметил  мелькнувший  край  светло-оранжевого бархата  и рыжую,
ставшую фамильным отличием, макушку  лорда Эвана, входящего  в этот момент с
лестницы в  главные двери. Старый граф тащил за собой  лорда  Брэна Кориса и
графа Восточной Марки.
     Налево, по направлению к королевской конюшне, шагал паж, ведя под уздцы
двух коней, принадлежавших Мак-Лайнам, -- с клетчатыми яркими попонами.
     Да, теперь он  мог рассчитывать  на надежную поддержку. Лорд Яред,  его
названый дядя,  правил примерно пятой частью Гвинедда, учитывая владения его
старшего сына,  графство  Кирни, примыкающее  к  его собственному Кассану. А
граф  Кирни и Морган были старыми друзьями; вдобавок  они  скоро должны были
породниться. И это не считая  Дункана, третьего Мак-Лайна, от  которого  так
много будет зависеть сегодня.
     Жестом  предложив  Дерри  следовать  за  собой,   Морган  непринужденно
продолжал путь  по заполненному  людьми  двору, двигаясь влево от  лестницы.
Дерри тоже  повернул  налево, и вскоре  оба спешились.  Быстро  ощупав  ноги
своего  коня,  Морган бросил  поводья  спутнику  и,  сняв  шлем,  машинально
взъерошил спутанные белокурые волосы, высматривая знакомые лица.
     -- А, Ричард  Фитцвильям! -- позвал он, помахав рукой в перчатке в знак
приветствия.
     Высокий темноволосый молодой кавалер  в куртке  королевского малинового
цвета обернулся, услышав свое имя, и улыбнулся, узнав позвавшего.
     Улыбка внезапно поблекла и сменилась выражением озабоченности, когда он
торопливо подошел к Моргану.
     --  Лорд Аларик, --  пробормотал  он, торопливо  кланяясь, -- в-вам  не
нужно  было  п-появляться  здесь,  в-ваша м-милость. Г-говорят,  с-советники
п-посягают на вашу душу и тело, это чистая п-правда!
     Его взгляд бегал с  Моргана  на Дерри и обратно. Дерри застыл в  той же
позе, в которой он пристегивал шлем к передней луке седла, перестав возиться
с ним под жестким взглядом Моргана. Морган "нова обратился к Ричарду:
     -- Советники  что-то  задумали против меня,  Ричард?  --  спросил он  с
наигранным безразличием. -- Почему?
     Смущенный  Ричард  в  замешательстве пытался избежать  его  взгляда. Он
учился военному искусству у молодого генерала и трепетно любил его наперекор
всему тому, что о нем говорили, но он вовсе не хотел, чтобы Морган узнал все
именно от него.
     -- Я... я точно не знаю, в-ваша  м-милость, -- проговорил он, заикаясь,
-- они... да, но хоть какие-нибудь слухи до вас, наверное, дошли?
     Во взгляде его читался испуг  и одновременно надежда на то, что  Морган
ничего такого не слышал, однако генерал понимающе приподнял бровь:
     --  Да, Ричард,  слухи до  меня дошли, --  он  помолчал, -- но вы им не
верите, надеюсь?
     Ричард робко кивнул.
     В   раздражении  Морган  так  хлопнул  коня  по   спине,  что  животное
взбрыкнуло.
     -- Будь  они  прокляты!  --  произнес Морган. -- Этого-то я  и  боялся.
Дерри, ты помнишь, что я говорил тебе по поводу Регентского Совета?
     Дерри с усмешкой кивнул.
     --   Как   ты   смотришь   на   то,   чтобы   попытаться   умиротворить
лордов-советников, а я пока займусь делом?
     -- Вы хотите сказать, задержать их, сэр?
     Морган рассмеялся и хлопнул Дерри по плечу:
     --  Дерри, мальчик  мой,  мне  нравится ход  твоих мыслей! Напомни мне,
чтобы я подумал, как тебя достойно наградить.
     -- Да, сэр.
     Морган  обернулся  к  Ричарду и протянул ему  свой шлем и поводья обоих
коней.
     -- Ричард, вы присмотрите за нашими лошадьми и доспехами?
     -- К  вашим услугам, милорд, -- ответил кавалер, --  но, право,  будьте
осторожны. Оба.
     Морган  серьезно   кивнул,  похлопал  Ричарда  по  плечу  и  решительно
направился к лестнице, за ним последовал и Дерри.
     На  лестнице  и в прихожей толпились нарядные гости, и Морган  внезапно
осознал, что сейчас он выделяется среди них не только своей грязной дорожной
одеждой. Поднимаясь по  лестнице, он  заметил, что разговоры, особенно между
дамами, смолкают при  его приближении.  Когда он встречал их взгляды  своим,
вежливым  и веселым,  они  испуганно  отступали,  а  мужчины  только что  не
хватались за оружие.
     Вдруг  он понял: несмотря на долгое  отсутствие, его  узнали, и многим,
вероятно, припомнились дикие слухи  о  Дерини.  Кое-кто определенно приложил
немало усилий, дабы запятнать его имя. Похоже, люди в  самом  деле поверили,
что он -- злой чародей Дерини из легенд!
     Ладно.  Пусть  смотрят.  Игра  продолжается.  Если  они  хотят  увидеть
учтивого, уверенного  в  себе,  загадочного  и угрожающего  лорда  Дерини  в
действии, он доставит им это удовольствие.
     Непринужденно  передвигаясь,   Морган  остановился  на  пороге,   чтобы
стряхнуть  пыль с  одежды,  нарочно выбрав  такое  положение,  что его меч и
кольчуга зловеще сверкали,  а  волосы  пылали  на солнце,  как отшлифованное
золото.
     Он  произвел  на  зрителей достойное впечатление. Уверившись,  что  его
действия  достигли  желаемых  результатов,  Морган  еще  раз  окинул публику
пристальным  взглядом.  Затем   он  повернулся  на  каблуках,  как   дерзкий
мальчишка,  и  ринулся  в  зал. У него за  спиной плавно скользил Дерри, как
осторожная  голубая тень; его лицо  загадочно  мерцало  из-под пышной  гривы
вьющихся каштановых волос.

     Зал поражал великолепием.  Так и  должно  было  быть.  Ведь  Брион  был
великим королем, у него было множество вассалов, и ему приходилось содержать
двор, преданная служба при котором щедро вознаграждалась.
     Высокий зал с дубовыми перекрытиями  и десятками расшитых шелком боевых
знамен символизировал то  новое  сообщество,  в которое вступили одиннадцать
королевств за четверть  века правления  Бриона. Знамена Катмура  и  Кассана,
Кирни  и Келдиш  Рейдинга, Вольного  порта Конкардина и  Протектората Меара,
Ховисса  и  Ланнеда,  Коннаита  и  Орсальского  Удела,  епископские  знамена
Духовных Отцов всех одиннадцати королевств -- все они висели  рядом, высоко,
на  дубовых  балках:  шелка, эмблемы  и  девизы,  вышитые  на  них  золотом,
поблескивали  в  полумраке   при  свете,  лившемся  от  светильника  и  трех
восхитительных каминов, пылающих в зале.
     Шпалеры  на стенах  соперничали в  роскоши с геральдическими знаменами.
Возвышаясь  над главным камином  зала, таинственно сиял на фоне  темно-алого
бархата золотой Гвинеддский лев.
     Геральдический  сторожевой лев  на красном поле, украшавший шпалеры над
камином,  -- знак, которым помечалось  халдейнское  оружие, но как  передать
простым  языком  геральдики  всю   красоту  вышивок  и  драгоценностей,  все
непревзойденное мастерство, вложенное в это произведение.
     Более  полувека прошло с  тех  пор,  как король  Малькольм, дед Бриона,
заказал эту шпалеру.
     Времена были суровые, и целых три  года  понадобилось проворным пальцам
ткачей из Келдиш Рейдинга, чтобы завершить  только  основу задуманного.  Еще
пять  лет  усердной работы  понадобилось  золотых  дел  мастерам  и ювелирам
Конкардина. И, наконец,  отец Бриона, Дональ, повесил  этот шедевр в большом
зале.
     Морган помнил, как маленьким белокурым мальчиком он увидел Гвинеддского
льва в первый раз. Впечатление от этой встречи было неизгладимым, так же как
от  мимолетного свидания  с  Брионом,  блистательным  королем, который стоял
рядом и приветствовал застенчивого юного пажа, впервые вышедшего в свет.
     Стараясь  продлить  приятное  воспоминание,  Морган  еще  раз  медленно
оглядел  шпалеру  -- так он  поступал  всякий раз после  долгого отсутствия.
Только после этого  он перевел  взгляд вверх  и  налево, где  висело  другое
знамя.
     Зеленое шитье  на черном шелке  изображало  Корвинского грифона, бросая
вызов  всем  общепринятым  геральдическим  правилам,  особенно  в  отношении
цветов. Возможно, такое их сочетание было частью волшебного наследия Дерини,
какая бы дурная слава ни пала на этот род в последние десятилетия.
     Изумрудный грифон, крылья которого переливались золотом  и драгоценными
камнями, в  боевой  позе  -- с откинутой  головой и  приподнятыми когтистыми
лапами -- тускло и загадочно мерцал на почти зловеще светящемся черном фоне.
     По краю вился  золотой орнамент  из переплетающихся цветов -- такой же,
как на старинном оружии Моргана, напоминающем ему о наследии отцов.
     Морган уже стал  забывать  о землях Морганов, своих землях. Может быть,
это и к лучшему. Большая часть усадеб и поместий (их было около двух дюжин),
разбросанных по  всему  королевству, вошла  в приданое  его сестры  Бронвин.
Сиятельная леди  умело  управляла  землями, которые следующей  весной, после
свадьбы  Бронвин  и Кевина  Мак-Лайна,  должны были присоединиться  к землям
Кирни. Так  что  только золотой узор на траурном щите да еще собственное имя
напоминали Моргану о его праве первородства.
     Именно то, что рядом произнесли его  имя, заставило  генерала отвлечься
от этих раздумий. В  двенадцати  футах от него лорд  Роджер прокладывал себе
путь  в  толпе  знати;  на  его  тонком  лице  читалась явная  тревога,  его
каштановые усы стояли дыбом от нетерпения.
     -- Морган,  мы  ждем  вас  уже  несколько дней! Что случилось?  --Он  с
опаской  посмотрел  на  Дерри,  очевидно  не  узнавая  его  и  смущаясь  его
присутствием. -- А где лорд Ральсон и Колин?
     Морган, не ответив на вопрос  Роджера,  быстро  шел  по  залу, пока  не
заметил впереди Эвана в сопровождении Брэна Кориса и Яна Хоувелла. Он  решил
дождаться их, и тогда достаточно будет сообщить печальную новость всего один
раз, это и так довольно тяжело, ведь они с Ральсоном были близкими друзьями.
     Когда  же  подошли  эти  трое, по  левую руку от Моргана появился Кевин
Мак-Лайн и хлопнул  его  по  плечу в молчаливом  приветствии. Все это  время
взбешенный Роджер почти что бежал за ними.
     -- В чем дело.  Морган! -- воскликнул он, брызгая слюной.  --  Вы же не
ответили на мой вопрос. С ними что-то случилось?
     Морган поприветствовал собравшихся поклоном.
     -- Боюсь, что так, Роджер. Ральсон, Колин, еще два стражника и три моих
лучших офицера -- все они мертвы.
     -- Мертвы! -- задыхаясь, воскликнул Эван.
     -- Боже мой! -- прошептал Кевин. -- Аларик, что случилось?
     Морган сжал руки за спиной, рассказывая о случившемся.
     -- Я был в Кардосе, когда пришло известие. Взяв с собой охрану, Дерри и
еще троих моих людей, я  немедленно двинулся в Ремут. Через  два дня пути на
нас напали из засады; кажется, это произошло около  Валорета. Ральсон и  вся
охрана были убиты сразу. На следующий день умер от ран  Колин. Дерри, боюсь,
никогда не сможет пользоваться левой рукой, но, по крайней мере, он жив.
     Ян нахмурился, поглаживая бороду с притворно-озабоченным видом.
     -- Да, это ужасно, Морган, это ужасно! Так сколько,  вы говорите,  было
нападающих?
     -- Я ничего  не  говорил,  -- спокойно  ответил Морган.  Он смерил  Яна
подозрительным взглядом,  пытаясь  понять, почему тот  задал  вдруг подобный
вопрос. -- Кажется, там было человек десять или двенадцать,  как ты думаешь,
Дерри?
     --  Мы уложили  восьмерых,  милорд,  --  быстро сообщил Дерри,  --  еще
несколько человек в панике отступили.
     -- Гм,  --  фыркнул Эван, -- девять  гвинеддцев уложили всего восьмерых
негодяев? Я всегда думал о вас лучше, господа!
     -- Я  тоже, --  добавил Ян,  небрежно  комкая  полу  парчового камзола,
отделанного  золотистым  шелком. --  Конечно,  я  не  так  разбираюсь в этих
вопросах, как лорд Эван, но  мне кажется, вы слабо поработали. Хотя никто из
нас при сем не присутствовал...
     Говоря  это,  он  пожал  плечами,  а   своему   голосу  придал  оттенок
многозначительности.
     -- Это верно, --  сказал  Брэн Корис, подозрительно прищурившись, -- мы
при  том  не  присутствовали, и можем  ли быть уверены, что все  происходило
именно так, как вы рассказали? Почему вы, Морган,  не воспользовались  вашим
драгоценным могуществом Дерини, чтобы спасти их? Или вы не хотели этого?
     Морган  окаменел и  бросил  на  Брэна  свирепый  взгляд. Кашу,  которую
неосторожно заварил  этот болван, предстояло расхлебывать ему. А ведь именно
сейчас он не мог рисковать жизнью в открытом поединке.
     Проклятье! Второй раз за этот день он должен избегать доброй схватки!
     -- Я не слышал вашего замечания, --  твердо произнес Морган, --  я сюда
явился, исполняя  приказ  короля. --  Он обернулся  налево. --  Кевин, ты не
знаешь, где сейчас Келсон?
     -- Я ему передам, что ты здесь, -- ответил Кевин, ускользая  за пределы
досягаемости Брэна, прежде чем рассерженный лорд успел его остановить. Яркий
плед, небрежно  наброшенный  на  плечи, развевался  за  ним, пока  он быстро
пересекал зал.
     Брэн схватился за рукоятку меча и свирепо поглядел на Моргана.
     -- Мягко стелете, Морган, но семь  жизней только  за  ваше  присутствие
здесь -- не слишком ли дорогая цена?
     Он  вытянул было из ножен меч, но Эван  схватил его за руку  и заставил
вернуть клинок обратно.
     -- Перестань, Брэн, -- проворчал он. --  А  вы, Аларик, лучше бы  вы не
приезжали. Откровенно говоря, королева даже не хочет пускать к  вам Келсона.
Я  не думаю, что вы сможете увидеться  с мальчиком, пока не побеседуете с ее
величеством.
     Я  сам хорошо  осведомлен о том, как королева  относится  к моей особе,
Эван, -- мягко возразил  Морган, -- и, поскольку совесть моя чиста, меня  не
заботит, что именно она думает. Я обещал кое-что отцу  мальчика и  собираюсь
выполнить обещание,  -- он  рассеянно  оглянулся,  --  во  всяком случае,  я
уверен,  что  Брион одобрил  бы  мое  присутствие на  сегодняшнем  заседании
Совета. Вы ведь для этого все здесь собрались, джентльмены?
     Лорды-советники  украдкой  переглянулись, гадая,  кто  выдал  их  планы
Моргану.
     Морган  увидел,  как  на  другом  конце  зала  принц  Нигель  обменялся
несколькими фразами с выходящим Кевином и затем направился в их сторону.
     --  Поймите, Морган, -- говорил в этот момент  Роджер,  -- никто из нас
ничего не  имеет против  вас лично. Но королева  -- она сама не  своя  после
смерти Бриона.
     --  Я  тоже, Роджер.  --  бесстрастно  ответил  Морган,  но  глаза  его
сверкнули.
     Нигель ловко  проскользнул между Роджером  и Званом и  взял  Моргана за
руку:
     -- Аларик, я рад вас видеть! И вас, лорд Дерри, кажется?
     Дерри признательно поклонился -- ему польстило,  что герцог королевства
узнал  его,  к тому же  он был  благодарен Нигелю за  то, что  тот  разрядил
обстановку. Остальные тоже поклонились.
     -- Я  вот  о  чем хочу  спросить,  --  продолжал Нигель, исполняя  роль
радушного хозяина, -- не хотите ли вы, Дерри, посидеть вместо Аларика на его
месте в Совете, поскольку, я полагаю, у него есть для меня важные сведения и
нам нужно переговорить.
     -- С удовольствием, ваше высочество.
     --  Отлично, --  сказал Нигель, увлекая их обоих в ту же сторону,  куда
только что ушел Кевин, -- извините, джентльмены!

     Когда Нигель и Морган вышли из зала и направились в сторону королевских
апартаментов,  Ян  мысленно поблагодарил  Нигеля за нечаянную помощь. Именно
это  в конце  концов  пригодится.  Даже  если Морган  успеет переговорить  с
Келсоном, а остановить его сейчас невозможно,  все  же лорда Дерини еще ждут
кое-какие неожиданности.
     И об его оруженосце, этом лорде Дерри, тоже  стоит серьезно подумать. А
Брэн  Корис -- вот уж  сюрприз так сюрприз, теперь  влияние Моргана в Совете
уменьшилось   еще  на  один  голос,  и,  как  ни  странно,  обеспечено   это
своевременной гибелью Ральсона. Правда, Брэн Корис тоже, кажется, не  совсем
тот, кто  нужен. Интересно знать, какая  муха его  укусила? Раньше Брэн  был
таким осторожным, никогда ни во что не вмешивался.
     Морган,  покидая  зал,  не  переставал   удивляться  тому,  как  сильно
изменился за  последние два месяца  младший  брат Бриона. Он выглядел в  два
раза старше  своих  лет, хотя ему, герцогу королевства, едва за тридцать, он
был всего на несколько лет старше Моргана.
     Нет,  он  не превратился в дряхлого старика: в  волосах  не  было седых
пряден,  Нигель  не сутулился, не  дрожал по-старчески.  "Старость у  него в
глазах", --  понял Морган,  когда они  шагали по мраморному коридору. Нигель
всегда был более сдержанным, более уравновешенным, чем брат, но теперь в нем
появилось что-то новое: этот взгляд ловца  (а может  быть,  дичи?),  взгляд,
которого Морган раньше не видел. А возможно, Нигель просто сам не свой после
смерти Бриона.
     Едва они отошли  настолько, что  привратники не могли их ни  видеть, ни
слышать, герцог убрал притворную улыбку и встревоженно посмотрел на Моргана.
     --  Мы должны спешить, -- шепнул он; его шаги гулким эхом отдавались на
всем протяжении коридора, -- Джеанна готова созвать Совет и выдвинуть против
вас   обвинения.  Вдобавок   не   припомню,   чтобы   я   когда-либо   видел
лордов-советников в таком скверном расположении  духа. Похоже,  они поверили
слухам, расползшимся вокруг смерти Бриона.
     -- Да, конечно поверили, -- сказал Морган, -- они действительно думают,
будто я как-то убил Бриона прямо из Кардосы. Даже чистокровный Дерини на это
не способен, -- он фыркнул, -- а еще некоторые по наивности считают,  что он
умер от "сердечного приступа".
     Они дошли до  пересечения двух коридоров, и Нигель,  повернув  направо,
устремился в сторону дворцового сада.
     --  Да, оба предположения  обсуждались -- что  верно, то  верно.  Но  у
Келсона  своя  версия, и  я с  ней,  пожалуй, согласен --  в  этом  виновата
Карисса.
     -- Возможно, он прав, -- проронил Морган, не сбавляя шага. -- Кстати, о
Совете -- вы думаете, вам удастся с ними столковаться?
     Нигель нахмурился.
     --  Откровенно  говоря,  нет.  Во  всяком  случае, если  и удастся,  то
ненадолго.
     Они  прошли  пост  охраны,   и  Нигель  рассеянно   ответил  на  бодрое
приветствие стражников.
     -- Видите ли, -- продолжал  он,  -- дело обстояло бы иначе, будь Келсон
уже  совершеннолетним. В этом случае  он как король  мог бы просто запретить
Совету  принимать   во   внимание   какие   бы   то  ни   было   надуманные,
бездоказательные обвинения  против вас.  Но он  пока не  король и  не  может
этого. До его совершеннолетия, сколь  бы  ни  был ничтожен срок.  Регентский
Совет  обладает воистину королевской властью, ограничить которую принц не  в
силах.  Совет  сам  решает,  какой  вопрос  достоин  обсуждения,  и простого
большинства голосов достаточно, чтобы вас осудить. Добьются ли они успеха --
это  во многом  будет  зависеть  от умения  Келсона манипулировать  голосами
советников.
     -- А  он это умеет? -- спросил Морган. Стуча  каблуками, они спустились
по лестнице в сад.
     -- Не знаю, Аларик, -- ответил Нигель, -- мальчик умен, чертовски умен,
но тут я  не уверен, справится ли  он  Кроме  того,  вы  же  видели  главных
лордов-советников.  Учитывая, что  Ральсон мертв, а Брэн  Корис  только  что
открыто бросил вам обвинение, все обстоит скверно.
     -- Я мог бы сказать то же самое еще в Кардосе.
     Они остановились передохнуть в решетчатой беседке  у  края  самшитового
лабиринта.  Морган украдкой  оглянулся,  не оставил  ли Келсон какого-нибудь
знака, и мысленно одобрил место, выбранное им для встречи.
     -- Кстати, Нигель, расскажите  о последних  попытках  Джеанны опорочить
мое имя. В чем именно она скорее всего обвинит меня?
     Нигель поставил ногу в башмаке на каменную  скамейку и, опершись локтем
на приподнятое колено, окинул Моргана трезвым, суровым взглядом.
     -- Ересь и государственная измена, --  тихо сказал он, -- это не скорее
всего, а точно!
     -- Точно! --  воскликнул Морган. -- Черт возьми, Нигель, точно  то, что
Келсон погибнет, если она не позволит мне помочь ему. Это она осознает?
     Нигель мрачно пожал плечами.
     -- Кто ее знает, что Джеанна осознает, а  что -- нет? Я знаю  лишь, что
формальное обвинение в государственной измене собирается сделать наш дорогой
лорд Роджер.  И  быть  того  не  может,  чтобы  епископ  Карриган  отказался
поддержать  обвинение  в  ереси.  Джеанна  даже  перевела  из   Валорета   в
архиепископство этого, ну как его, -- того, кто устраивал гонения на  Дерини
на севере?
     -- Лорис,  --  свистящим  шепотом,  отворачиваясь, ответил  возмущенный
Морган.
     Внутри  у  него все кипело,  когда  он разглядывал самшитовый лабиринт,
видневшийся  впереди  за низкими  перилами  беседки. Отсюда  не <i>было</i>  видно,
насколько  он  запутан,  но  Моргану  вдруг показалось,  что лабиринт  этот,
извилистый,  загадочный,  с  новыми,  непредвиденными трудностями за  каждым
поворотом,   символизирует  то  затруднительное  положение,  в   котором  он
оказался.  Да,  именно  так,  все  --.так,  за  исключением  того,   что  из
самшитового лабиринта есть выход.
     Он повернулся к Нигелю, снова взяв себя в руки.
     -- Нигель,  я убежден, что в честной схватке, в  борьбе без вероломства
Келсон  смог  бы  одолеть  Кариссу раз  и  навсегда, обладай он  могуществом
Бриона. А будь у меня время, я добился  бы этого.  Джеанна хотя бы понимает,
что  поставлено на  карту? Что произойдет с Келсоном, если  он  столкнется с
Кариссой раньше срока? Вы -- брат короля, вы понимаете, о чем я говорю.
     -- Если она даже и знает, то ни за что не признается в  этом, -- сказал
Нигель.  --  Впрочем,  коль  скоро  вы считаете,  что  это  поможет,  я могу
поговорить с ней. Как бы там ни было, мы можем выиграть время.
     -- Хорошо,  --  кивнул Морган,  -- и  если вам не  удастся  убедить  ее
добром, постарайтесь заставить...
     -- Я сделаю все, что смогу, -- уныло кивнул Нигель, -- и то сказать, ей
давно бы пора действовать, как и полагается взрослой, неглупой  женщине. Ну,
до встречи!
     -- Надеюсь, -- ответил Морган, в общем-то, самому  себе, так как герцог
уже скрылся за поворотом дорожки.
     Морган криво  усмехнулся и в ожидании Келсона оперся на перила беседки.
Он весьма сомневался,  что кто-либо способен убедить в чем-то,  а  тем более
заставить молчать своенравную вдову Бриона, и менее всего -- Нигель, который
никогда не скрывал своей приверженности опальному генералу.
     С  другой стороны, герцог  все-таки  деверь  королевы, иногда это  тоже
имеет значение. Кто знает? В конце концов, если существа, подобные смертным,
вернулись к жизни и вновь призывают  на помощь все- силы  добра и зла,  то и
все остальное не столь уж невозможно.
     Он никак  не мог постичь до конца,  на чем  держится неприязнь Джеанны,
даже зная, что в ее основе лежит древнее и глубоко укоренившееся недоверие к
магии  Дерини,  которое  усиливалось  из  поколения  в  поколение  тем,  что
защитники  церкви осуждали  все без исключения тайные науки.  Но несомненно,
здесь было и что-то другое.
     Конечно,  некогда были веские причины не верить Дерини, и Морган первым
признавал это. Но уже триста лет минуло с начала междуцарствия Дерини. А  те
времена,  когда  на  протяжении  трех  поколений  Дерини  были  у  власти  в
одиннадцати королевствах, тоже миновали около двух столетий назад.
     И  даже в разгар правления Дерини  только немногие из их  братства были
вовлечены  в  бездну  жестокости. Зато тысячи  других  Дерини  хранили  узы,
связывающие  их с людьми; те Дерини, которые  под  предводительством Камбера
Кульдского случайно  открыли,  что при  неких условиях,  при  особых  личных
качествах всеми  силами  Дерини  могут пользоваться  и люди.  Камбер  и  его
сподвижники  произвели  государственный переворот,  и  междуцарствие  Дерини
закончилось  так  же  быстро, как и началось. Правители-тираны  были казнены
своими же приближенными, к власти пришли потомки древних знатных фамилий. Но
разгневанный народ и  воинствующая церковь  очень  уж быстро забыли, что  не
только рабство, но и  освобождение от него исходило от лордов Дерини. Больше
того,  вскоре и  те и  другие вообще перестали  хоть как-то различать Дерини
между собой.
     За  пятнадцать  лет  Реставрации, меньше  даже чем за  одно  поколение,
братство  стало жертвой едва ли не самых кровавых  преследований,  известных
современному человеку В  ходе молниеносного истребления было  уничтожено две
трети  всех  Дерини.  Выжившие  либо  скрывались,  отказавшись  от  родового
наследства,  либо  вели непростую, полную страха жизнь  под покровительством
тех нескольких лордов, которые помнили, как все было на самом деле.
     Прошли  годы, многое  забылось.  Дух  преследования  утих во  всех,  за
исключением  наиболее   стойких  фанатиков.  Отдельные  семьи  Дерини  снова
возродились и преуспели на королевской службе. Но магией они пользовались  с
предельной осторожностью, если  вообще пользовались. Большинство же  Дерини,
какого  бы  образа  жизни  они  ни  придерживались,   совсем  отказались  от
применения  своего могущества для чего бы то ни  было,  ибо разоблачение без
защиты означало немедленную смерть.
     Несмотря на это,  подлинная магия времен Реставрации все еще жила среди
людей. Постепенно кое-где стали допускать, если и не открыто признавать, что
правители  Гвинедда  и  других  десяти  королевств  обладали  особой  силой,
каким-то непостижимым образом связанной с их божественным правом повелевать.
А то, что это могущество неизменно исходило от Дерини, не  обсуждалось, да и
вряд ли об этом вообще помнили.  Но именно благодаря этому дару, по традиции
переходящему от отца к сыну уже в течение двух столетий, Брион сумел одолеть
Марлука пятнадцать лет назад.
     Неистовую  враждебность  Джеанны  Морган   ощутил  явно   раньше   этой
исторической битвы, хотя и не сразу после их знакомства.
     Когда Брион только привел в  дом. рыжеволосую принцессу, которая должна
была стать королевой, Морган наслаждался счастьем своего  короля, а пожалуй,
и всего Гвинедда.  Прекрасная молодая королева вскружила  голову придворному
кавалеру, как  и всем молодым  людям  при  дворе. Морган обожал  ее  со всем
юношеским  пылом; королеву  любили все, ведь с  ней  королевский двор Ремута
обрел новый блеск.
     Но  в  один  прекрасный день  Брион  ненароком раскрыл  Джеанне  секрет
происхождения  Моргана.  Услышав,  что  он --  наполовину  Дерини,  королева
побледнела тогда. А потом, слишком скоро после этого, разразилась та роковая
война с Марлуком.
     Он ясно помнил этот день, словно и не прошло уже пятнадцати лет,  день,
когда они с Брионом, упоенные полной  победой  над Марлуком, возвращались  в
Ремут во главе торжествующей армии.
     Морган    помнил,   как    гордился   Брион   им,   тогда   еще   юным,
четырнадцатилетним;  помнил,  как  они,  взволнованные,  ворвались  в  покои
королевы  похвалиться своей победой. Помнил и выражение смертельного ужаса и
отчаяния  на лице Джеанны, узнавшей,  что  ее муж защитил престол  и одержал
победу с помощью магии Дерини.
     Сразу после этого Джеанна около двух месяцев пребывала в уединении, как
говорили,  в  аббатстве Святого Жиля, на  берегу  моря  Шанниса.  Вскоре она
помирилась с Брионом, и в Ремут супруги возвратились вместе. А когда немного
погодя  родился  Келсон,  стало очевидным,  что  королева  вообще не  желает
знаться с юным лордом Дерини.
     Это ее решение ничего не изменило в жизни Моргана. Его дружба с Брионом
росла  и  день ото дня становилась лишь  крепче. Благодаря поддержке  Бриона
Морган все  же многое смог сделать для воспитания и образования Келсона. Оба
они  понимали  безнадежность  попыток  примирения королевы с Морганом,  пока
Джеанна  сама  этого  не  захочет.  Словом,  со временем Брион  вынужден был
смириться с тем, что возлюбленная его королева не желает иметь ничего общего
с его самым верным другом.
     С тех пор Морган не встречался с королевой, кроме  тех  случаев,  когда
этого требовали дела, связанные с  Келсоном. Те  несколько неизбежных встреч
обычно  сопровождались  оживленными и  остроумными  беседами,  и  это давало
Моргану робкую надежду,  что когда-нибудь отношения  между  ними изменятся к
лучшему.
     Скрип шагов  по гравию разорвал тишину  сада.  Морган  поднял  глаза  и
соскочил с ограды,  на которой сидел. Келсон и  Кевин прошли последний изгиб
главной аллеи и остановились напротив беседки.
     Теперь Келсон  носил  королевские одежды малинового цвета. На  нем была
бархатная  куртка  с воротником из меха черно-бурой лисы,  на  фоне которого
лицо мальчика казалось  мрачным  и напряженным. С тех  пор, как Морган видел
принца последний раз, он немного подрос.  Наметанным глазом  генерал заметил
кольчугу под  шелковым, изысканно  расшитым плащом.  Одна рука  Келсона была
обвязана выше локтя черной креповой лентой, такая же опоясывала мальчика. Но
более всего  ошеломило Моргана  его невообразимое сходство с Брионом,  когда
тот был в таком же возрасте.
     Рассматривая Келсона, он  невольно видел словно бы вернувшегося  к нему
Бриона --  те же  большие  серые  глаза под бархатистой челкой черных прямых
волос,  та  же  горделивая,   истинно  королевская  посадка  головы,  та  же
естественность,  с какой сидели на нем  малиновые  королевские  одежды.  Его
заботливый взгляд  заметил  и  кажущуюся  хрупкость  стройного  мальчика, за
которой скрывались гибкость и  закалка -- результат тех долгих часов,  когда
Морган учил его владеть оружием.
     Это  был Брион  --  Смеющиеся  Глаза,  Сверкающий  Меч, Мудрый  Ум,  --
обучающий  юное дитя  фехтованию  и  верховой езде, содержащий по-королевски
великолепный двор. Образ этого мальчика колебался на грани света и тьмы, как
светлые волосы  его матери  и  иссиня-черные -- отца, как  память о прошлом,
смешавшаяся с настоящим.
     Теперь  перед ним снова был  только Келсон. Значит, не зря Брион просил
самого  лучшего,  самого дорогого  друга поклясться,  что у  мальчика  будет
защитник, если  он  преждевременно умрет;  не зря всего за месяц  до  гибели
вверил ключ от своего божественного могущества тому самому человеку, который
стоял теперь перед его сыном.
     Келсон неуверенно отвел взгляд. Казалось, оба они утратили дар речи.
     Мальчик сдержал себя, хотя ему  очень хотелось броситься к Моргану, как
в  детстве,  обнять  его, выплакать  ему  всю боль,  все  страхи, все ночные
кошмары  двух последних недель; ему хотелось,  чтобы спокойный, а  временами
таинственный лорд  Дерини  усыпил горе,  изгнал ужас  из его души с  помощью
своей,  пусть тоже внушающей трепет, магии. Он всегда чувствовал это: помочь
ему может только Морган. Если бы  Келсон только мог позволить себе броситься
ему на шею!
     Но он не мог.
     Ведь он -- мужчина, по крайней мере хочет быть мужчиной. И, более того,
он скоро будет королем.
     "Только  бы, -- тревожно думал мальчик, -- только бы Морган помог мне в
будущем".
     Робко, чувствуя себя пока еще неловко в новой роли, Келсон поднял глаза
и еще раз посмотрел на друга своего отца, на своего друга.
     -- Морган? -- Он важно кивнул, стараясь выглядеть  более уверенным, чем
был на самом деле.
     Генерал слегка улыбнулся своей успокаивающей  улыбкой и тихо  подошел к
Келсону.  Он  хотел  было  преклонить  колени  в  традиционном  почтительном
приветствии, но почувствовал, что мальчику будет неудобно,  и решил избавить
его от этого. Он только и произнес:
     -- Мой принц!
     Кевин Мак-Лайн, стоящий в нескольких шагах от них, казалось, был смущен
не меньше Келсона. Нарочито откашлявшись, он посмотрел на Моргана.
     -- Дункан передал, что  он  придет в Сент-Хилари, как только  вы будете
готовы,  Аларик.  А мне  сейчас нужно  вернуться в Совет -- по-моему, там  я
принесу больше пользы, чем здесь.
     Морган кивнул, не  спуская глаз с Келсона. Кевин, неловко откланявшись,
поспешно удалился по главной аллее.
     Когда   смолкли  звуки  его  шагов,  Келсон  потупился  и,  разглядывая
мозаичный пол беседки, прочертил в пыли линию носком начищенного башмака.
     -- Лорд Кевин  рассказал  мне  о Колине, лорде Ральсоне и остальных, --
наконец произнес он, -- мне кажется, я  в ответе за их гибель, Морган. Это я
послал их за вами.
     -- Кто-то должен был ехать, Келсон, -- ответил Морган. Он  положил руку
на плечо  мальчику. -- Я думаю,  вы  это  понимаете. Я по своему  усмотрению
оставил их тела  в аббатстве Святого  Марка.  Что  случилось,  то случилось,
однако вы  можете что-нибудь  сделать для  их  семей --  скажем, с почестями
похоронить их за государственный счет.
     Келсон оглянулся в тоске:
     -- Слабое  утешение  для  погибших --  государственные похороны. Но  вы
правы, конечно, кто-то должен был ехать.
     --  Вот  и  хорошо, --  улыбнулся  Морган, --  и продолжим.  Давайте-ка
пройдемся.

     Кевин Мак-Лайн, входя, быстро оглядел зал и направился прямо к Дерри, в
одиночестве стоящему у дверей Совета.
     -- Они еще не вошли? -- спросил Кевин, подойдя к юноше.
     -- Нет. Ждут опоздавших. Я надеюсь, они опоздают как следует. Если они,
конечно, не за нас.
     Кевин улыбнулся.
     --  Я  кузен  Моргана,  Кевин  Мак-Лайн.  И  вы  можете  отбросить  все
формальности, если вы -- друг Аларика.
     Он протянул руку, и юноша пожал ее.
     -- Шон Дерри, оруженосец Моргана.
     Кевин кивнул и небрежно оглянулся.
     -- Ну, о чем  болтают?  Я  думаю,  весь  Ремут  уже знает,  что  Морган
вернулся.
     -- Я в этом не сомневаюсь, -- ответил Дерри. -- А что думаете вы?
     -- Что я думаю? -- с недоумением спросил Кевин. -- Друг  мой, по-моему,
все мы обеспокоены  сейчас одним. Как вы  полагаете, что они намерены  с ним
сделать?
     -- Боюсь даже предположить.
     -- Ересь --  раз, -- Кевин загнул палец, -- и что еще?  Государственная
измена  --  два,  --  он загнул  второй  палец. --  Как вы  считаете,  какое
наказание полагается за каждый из этих проступков?
     Дерри махнул рукой, и плечи его удрученно поникли.
     -- Смерть, -- прошептал он.

     <B>ГЛАВА III</B>
     <b>Ад не так страшен, как женская обида или женское горе</b>
     Джеанна Гвинеддская придирчиво изучала  свое отражение в зеркале,  пока
цирюльник укладывал  каштановые  волосы  у нее  на  затылке  и  скреплял  их
филигранными булавками.
     Бриону не понравилась бы эта прическа. Ее крайняя простота была слишком
уж грубой, слишком суровой для  тонких черт  королевы. Прическа подчеркивала
высокие  скулы  и почти прямоугольный подбородок,  так что  туманные зеленые
глаза казались единственно живыми на ее бледном лице.
     Да и черный цвет ей не идет. Гладкий шелк и бархат траурного платья, не
оживленные  ни  жемчугами, ни кружевом, ни  яркой вышивкой, только усиливали
однообразное сочетание черного и белого, подчеркивая бледность и делая ее на
вид много старше тридцати двух лет.
     Но Брион не появится больше никогда.
     "Нет, он  бы ничего не  сказал, -- думала она, пока цирюльник  покрывал
блестящие пряди тонкой кружевной вуалью. -- Брион бы просто коснулся волос и
вынул эти стягивающие кожу  булавки, чтобы длинные локоны свободно струились
вдоль шеи: он  бы" ^приподняв за подбородок, повернул к себе  ее лицо и губы
встретились бы с губами..."
     Ее пальцы  сжались  от  непрошеных  воспоминаний. Длинные  узкие рукава
скрыли их дрожь. Моргнув,  Джеанна  с большим усилием остановила уже ставшие
привычными слезы.
     Она не  должна была сейчас думать  о Брионе. Нельзя  было, в  сущности,
допускать даже мысли о том, что ее нынешние намерения могут каким-то образом
касаться его. У нее  была достойная  причина поступить так, как  она решила.
Именно  поэтому  сегодня  утром, когда она стояла перед советниками Бриона и
говорила  им об  ужасном зле,  угрожающем  Келсону, никто  из  них не посмел
думать о ней как о молодой и глупой женщине. Она пока еще королева Гвинедда,
по крайней мере до завтрашнего дня.  И ей нужно твердо знать,  что  Совет не
забудет, как она просила у него жизнь Моргана.
     Руки  Джеанны  слабо  дрожали,  когда  она  коснулась  золотой  короны,
лежавшей  перед  ней  на столике,  но  она  заставила  себя быть  спокойной,
поместив  диадему в точности над  своей  траурной вуалью.  То, что  королева
собиралась  сделать сегодня,  было  противно  ее  душе. Как бы она лично  ни
относилась к Моргану  и его проклятым силам Дерини,  этот человек был все же
ближайшим другом  и советником  Бриона.  Знал бы Брион, что она намеревается
сделать...
     Джеанна внезапно встала и нетерпеливым жестом отпустила своих служанок.
Брион  не может  знать.  Хотя от  этого и  сжимается  сердце, но  ничего  не
изменишь -- он умер и почти  две недели как похоронен. Несмотря на все слухи
о  страшной силе  Дерини  -- силе, чуждой  ей  настолько, что  она  не могла
позволить себе приблизиться к  ее пониманию, -- даже любимцам Дерини не было
пути  назад  из  могилы.   И  если  смерть   Моргана  необходима,  чтобы  ее
единственный  сын  мог  править  как  простой  смертный,  без  влияния  этих
проклятых сил, -- значит, так тому и быть, чего бы ей это ни стоило.
     Твердым шагом она пересекла спальню и остановилась у выхода на террасу.
В  одном   ее  углу   юный  менестрель  тихо  играл  на  лютне  из  светлого
полированного   дерева.  Вокруг  него  полдюжины  фрейлин,   все  в  черном,
старательно вышивали,  слушая траурную  песнь. Над их головами  пышные  розы
обвивали открытые  балки, их  красные, розовые  и золотые лепестки  оттеняло
чистое осеннее  небо. Утреннее солнце  украсило все вокруг  узорами  света и
тени:  плиты  пола,  работу фрейлин. Когда  Джеанна  появилась в дверях, они
подняли головы в ожидании, а менестрель перестал играть.
     Джеанна,  показав знаком,  что они могут продолжать свои занятия, вышла
на террасу. Когда  менестрель  вновь заиграл свою  нежную мелодию,  королева
медленно перевела взор на противоположную стену. Сорвав розу с нижней ветки,
она  положила  ее на задрапированную черным бархатом скамеечку, стоящую  под
розовым кустом.
     Именно здесь,  среди солнечного  света и роз, которые так любил  Брион,
она   искала  внутреннего  покоя,  столь  необходимого   для  того,  что  ей
предстояло.  Может быть,  тут ей  удастся набраться  сил  и  смелости,  дабы
совершить задуманное.
     Почувствовав  слабую  дрожь  в коленях,  Джеанна  поплотнее  укуталась,
словно защищаясь от внезапного порыва ветра.
     Она еще никогда никого не убивала -- даже Дерини.

     Нигель  в пятый раз нетерпеливо дернул  парчовый шнур  звонка у входа в
апартаменты королевы, его серые глаза наполнились гневом, и  соответствующая
тирада  уже готова была сорваться  с губ.  Тот  оптимизм, что вселил в  него
короткий разговор с Алариком, сильно пошел на убыль. Если хоть кто-нибудь не
откроет эту дверь в течение трех секунд, он...
     Нигель собрался дернуть  шнурок  в шестой раз и уже поднял руку,  когда
услышал за дверью короткий шорох. Он отступил на шаг и увидел, как открылась
маленькая смотровая щель двери, расположенная  на высоте  человеческих глаз.
Чей-то карий глазок пристально разглядывал его сквозь отверстие.
     -- Кто это? -- сурово спросил Нигель, приблизившись к двери.
     Карий глаз отодвинулся,  и он увидел молодую служанку,  отступающую  от
двери, с ротиком, застывшим в форме буквы "о".
     --  Девушка, если вы  не откроете  дверь немедленно,  я  разобью ее, уж
лучше откройте!
     Глаза  служанки  расширились  еще  больше,  когда   она   узнала  голос
говорящего, и  она повиновалась. Нигель услышал, как  отодвигается  засов, и
тяжелая  дверь  начала  медленно  открываться.  Без   колебаний  он  толчком
распахнул ее до конца и ворвался в комнату.
     --  Где королева?  -- воскликнул он  и  опытным  глазом  быстро  окинул
комнату, не пропуская ни одной детали. -- В саду?
     Оглянувшись, Нигель внезапно  повернулся, схватил испуганную девушку за
руку и медленно сжал ее, блеснув своими серыми халдейнскими глазами.
     -- Ну? Говори же, детка, да не бойся, не укушу я тебя.
     Девушка вздрогнула и попыталась вырваться.
     -- П-пожалуйста, ваше  высочество, -- простонала она. -- Вы делаете мне
больно.
     Нигель ослабил хватку, но не отпустил руку служанки.
     -- Я жду, -- сказал он нетерпеливо.
     --  Она  н-на террасе,  ваше высочество,  -- опустив  глаза, прошептала
девушка.
     Одобрительно кивнув, Нигель отпустил ее и, пересекая  комнату, поднялся
к  арке,  выходящей в  королевский  сад.  Терраса, он знал, с  одного  конца
соединялась с  апартаментами королевы,  но  туда можно было  также попасть и
через сад.
     Он быстро  прошел по короткой, усыпанной гравием тропинке и остановился
перед  чугунной калиткой, увитой  живыми розами.  Отодвигая  затвор,  Нигель
бросил взгляд сквозь густую листву на отдаленные покои дворца.
     Там  королева  Джеанна  с  некоторым удивлением смотрела  на испуганную
служанку,  выбегавшую из  внутренних комнат. Приблизившись,  девушка  начала
что-то  нашептывать  своей  госпоже,  и Джеанна,  опустив розу,  которую она
рассматривала, настороженно взглянула на калитку, где стоял Нигель.
     Поскольку  весть о неожиданном визите  опередила его, Нигель решительно
отодвинул щеколду и вошел в сад.  Спустя мгновение  он уже возвышался  перед
дверью, затем вошел в покои и встал перед королевой.
     -- Джеанна, -- поклонился он.
     Глаза королевы тревожно бегали по плитам пола, будто изучая их.
     -- Мне бы не хотелось ни с кем говорить сейчас, Нигель. Твое дело может
подождать?
     -- Не думаю. Могли бы мы остаться наедине?
     Губы  Джеанны  сжались,   она  перевела  взгляд  с   деверя   на  своих
приближенных. Вновь опустив глаза, королева увидела, как судорожно ее пальцы
сжимают  стебель розы, раздраженно отбросила цветок и осторожно сложила руки
на коленях, прежде чем позволила себе ответить.
     --  Не  существует  ничего  такого,  о чем  я  не могла бы  говорить  в
присутствии моих фрейлин. Нигель, пожалуйста. Ты  ведь  знаешь, что я должна
сделать. Не создавай мне еще больших трудностей.
     Не дождавшись ответа, она испытующе посмотрела на него,  но Нигель даже
не шевельнулся.  Его  серые  глаза по-прежнему  сурово блестели из-под копны
густых черных волос, как  некогда и у  Бриона в его самые мрачные минуты. Он
стоял непримиримый, решительный, держа пальцы  на рукояти меча  и пристально
глядя на нее в полной тишине.
     Она повернулась к нему.
     -- Нигель, неужели ты не понимаешь? Я не хочу говорить об этом. Я знаю,
зачем  ты  пришел,  и  уверяю --  у  тебя  ничего не получится. Ты  меня  не
переубедишь,
     Она  сперва ощутила, а затем и увидела, что он подошел к ней  вплотную,
почувствовала, как его одежда коснулась ее руки, когда он нагнулся.
     -- Джеанна, -- прошептал Нигель так тихо. чтобы услышала только она, --
я  намерен  затруднить  твое дело настолько,  насколько  это в  человеческих
силах. И если ты сейчас не отошлешь своих фрейлин, это придется сделать мне,
что будет неудобно  для нас  обоих. Ты  хочешь  при  них обсудить свои планы
насчет Моргана или то, как умер Брион?
     Она резко вскинула голову.
     -- Ты не посмеешь!
     -- Я?
     Она  поймала его требовательный взгляд, затем безропотно повернулась  и
сказала фрейлинам:
     -- Оставьте нас.

     -- Но, Морган, я не понимаю. Почему она думает что-то такое?
     Морган и Келсон  шли вдоль края самшитового  лабиринта,  приближаясь  к
широкому гладкому пруду в центре сада.  По  пути Морган  опасался  встретить
навязчивых соглядатаев, но ни один  из  них,  кажется, не заинтересовался их
прогулкой.
     Морган посмотрел на Келсона, потом улыбнулся.
     -- Вы  спрашиваете, почему женщина делает то-то и  то-то, мой принц? Да
если бы  я  только знал это, я  был бы могущественнее,  чем  в  самых  своих
чудовищных  грезах!  А  ваша мать, с тех пор как разузнала, что я из Дерини,
вообще не давала мне возможности приблизиться настолько, чтобы понять ее.
     --  Я знаю,  --  сказал  Келсон.  -- Морган, о чем вы  с  моей  матерью
спорили?
     -- Вы имеете в виду -- особенно резко?
     -- Наверное, да.
     -- Если я повторю,  это  огорчит вас,  -- ответил Морган. -- Я напомнил
ей, что вы уже  взрослый, что  один  день вы уже были королем. -- Он опустил
взгляд. -- Я никогда не думал, что это произойдет так скоро.
     Келсон печально хмыкнул.
     -- Она  думает, что я  все  еще  ее  маленький мальчик.  Как  объяснить
матери, что ты уже не ребенок?
     Морган услышал его вопрос, когда они уже дошли до зеркального пруда.
     -- Честно говоря, я не знаю, мой принц. Моя мать умерла, когда мне было
четыре.  А  у  тетки, которая  воспитала меня,  леди  Веры Мак-Лайн, хватало
здравого смысла  не бередить рану. А  когда умер мой отец и я стал пажом при
дворе вашего  отца, мне было девять.  Ну а  королевские пажи,  даже в  таком
возрасте, вовсе уже не дети.
     -- Странно, что с королевскими наследниками иначе, -- сказал Келсон.
     --  Может быть,  воспитание принца требует  больше времени, --  заметил
Морган. -- В конце концов, наследник вырастает, чтобы стать королем.
     -- Если вырастает, -- пробормотал Келсон.
     Опечаленный  мальчик  уселся на гладкий валун и  начал  бросать  в воду
камешки,  один за  другим; озабоченные серые глаза провожали взглядом каждый
из них, наблюдая, как появляются и расходятся концентрические круги на воде.
     Морган знал это настроение, и знал слишком хорошо, чтобы вмешаться. Это
было  то  сосредоточенное самоуглубление, такое привычное в Брионе, которое,
казалось, было так же  естественно для халдейнской  земли, как серые  глаза,
или  сила рук, или  дипломатическая хитрость.  Это было наследие Бриона; его
брату Нигелю  оно также было присуще вполне,  и он мог  бы  стать  подлинным
королем, если бы не воля  случая, сделавшая его вторым, а не первым сыном. А
сейчас  младший  в  роду  Халдейнов готов потребовать  причитающееся ему  по
праву.
     Морган  терпеливо ждал.  После  долгого молчания  принц поднял голову и
взглянул на свое отражение в воде.
     -- Морган, -- сказал он учтиво, -- вы знаете меня с  рождения. Вы знали
моего отца ближе, чем кто-либо из известных мне людей. -- Он бросил еще один
камень,  затем повернулся к  Моргану лицом.--  Как  вы... как  вы думаете, в
силах ли я занять его место?
     "Занять его место? -- подумал Морган, пытаясь не  выказать боли. -- Как
ты  сможешь занять пустоту  в сердце? Как  ты заменишь того, кто был отцом и
братом почти столько, сколько ты помнишь себя?"
     Морган набрал горсть камешков  и рассыпал их  по  земле, заставив  себя
отбросить грусть и сосредоточиться.
     Брион ушел. Сейчас здесь был Келсон. И теперь Морган должен стать отцом
и  братом сыну того, кто когда-то был ему отцом и братом. Именно этого хотел
Брион.
     Он швырнул камешек в пруд, затем повернулся -- к своему сыну.
     -- Я бы солгал, сказав, что вы можете заменить Бриона, мой принц. Никто
этого  не может. Но вы  будете хорошим королем,  -- возможно, даже  великим,
если знаки меня не обманывают.
     Его голос повысился из-за значительности того, о чем он сейчас говорил.
     --  Вы  изучали  анналы военной истории и стратегии, языки,  философию,
математику, медицину. Брион позволил вам  коснуться даже  оккультных знаний,
которые однажды могут занять  важное  место в вашей жизни -- вопреки чаяниям
вашей матери, насколько я  могу судить, хотя она и скрывает это от всех, кто
мог бы возразить ей.
     К  тому же  в  вашем  воспитании  была  и более  практическая  сторона.
Согласитесь, что  есть великая  мудрость в  этом странном  на первый  взгляд
обычае,  когда юным и. бывает, непоседливым наследникам велят сидеть рядом с
отцом в  королевском Совете. Сами того не  сознавая,  вы с  детства  усвоили
зачатки непогрешимой риторики и  логики, которые были присущи  Бриону, как и
всякая другая доблесть.
     Вы научились держать совет и достигать  согласия  мудро  и неназойливо.
Находясь  рядом  с отцом,  вы поняли, что мудрый король ничего не говорит  в
раздражении и не судит, не узнав доподлинной правды.
     Морган прервал  свою  речь  и  посмотрел  на руку, полную  камешков,  с
удивлением обнаружив, что  все  еще держит их.  Он  осторожно разжал руку  и
высыпал камешки на землю.
     -- Может быть, и не нужно говорить вам это, Келсон, но  я  полагаю, что
во многих  отношениях  вы могли бы  править  лучше Бриона. В вас  есть такое
понимание, такое  ощущение, что  ли,  жизни, которое,  я не  уверен, было ли
доступно Бриону. Не думаю, что это сделало его худшим королем; философов  он
выслушивал так же внимательно, как и воинов, но я никогда не был уверен, что
он действительно понимает их. Может быть, вы -- поймете.
     Келсон посмотрел с  печалью  на землю под ногами,  сдерживая  слезы при
воспоминании  об  отце.  Затем  он  поднял  голову  и  еще  раз взглянул  на
противоположный берег пруда.
     -- Я знаю,  что  вы меня  успокаиваете, однако  вы не  ответили на  мой
вопрос.  Точнее, ответили, просто я  не  о  том спрашивал. Я вот  что имел в
виду: хотелось бы знать, какое отношение ко всему этому имеет Сумеречная.
     Морган удивленно поднял брови.
     -- К чему именно?
     Келсон раздраженно взглянул на него.
     --  Ну, Морган, если вы начинаете уходить от разговора, мы ни к чему не
придем. Я уже знаю, что отец одерживал победы и  правил королевством отчасти
при помощи  магии.  Вы же  мне  об этом  и  сообщили.  И  еще я знаю. что вы
находились в Кардосе три  месяца после того, как был подписан новый договор.
За всем этим стоит Карисса, и я не понимаю, почему все так упорно умалчивают
об этом. Я ведь не ребенок.
     Морган понял,  что  настал  переломный момент, и решал, как  поступить.
Если мальчик действительно  составит себе  точную картину  случившегося, как
знать,  вдруг да  и появится  еще какая-то возможность успеха,  даже сейчас,
когда потеряно столько времени. Он осторожно взглянул на Келсона
     -- Брион говорил вам, что здесь замешана Сумеречная?
     -- Без подробностей. Но он не отрицал этого.
     -- И... -- подтолкнул его Морган.
     -- И... -- начал Келсон, подыскивая нужные слова. -- Морган, я не верю,
что  мой отец умер  от обычного  сердечного  приступа. Думаю,  тут  замешано
что-то еще. Вообще говоря, я полагаю, что Сумеречная...
     -- Продолжайте.
     -- ...что  Сумеречная  как-то убила  отца при  помощи магии, -- выпалил
мальчик.
     Морган слегка улыбнулся и кивнул, а у Келсона вытянулось лицо.
     -- Вы уже знали? -- спросил мальчик с изумлением и негодованием.
     -- Я подозревал, -- поправил  его Морган, усевшись поудобнее на  камне.
-- Нигель говорил мне о вашем с ним разговоре, и я согласен с вами. А сейчас
расскажите-ка мне  подробнее,  что случилось на той охоте.  Я хочу знать все
детали, все мелочи, какие только вы сможете припомнить.

     Когда  все  фрейлины  покинули  комнату,  Джеанна  медленно   встала  и
встретилась глазами с неподвижным взглядом Мигеля.
     -- Ты играешь в опасные игры, Нигель, -- мягко сказала она. -- Если  ты
действительно брат Бриону, напоминаю тебе, что я по-прежнему твоя королева.
     -- Но Келсон -- мой король, -- спокойно ответил Нигель, -- и то, что ты
собираешься сделать с ним, убив Моргана, слишком похоже на измену.
     -- Измену? -- переспросила Джеанна. -- Оставим этот ярлык Моргану. Я не
могу предать