Кэтрин Куртц. Тень Камбера Хроники Короля Келсона III. Перевод с английского М Жуковой Анонс "Хроники Дерини" Уникальная сага - "фэнтези", раз и навсегда вписавшая имя Кэтрин Куртц в золотой фонд жанра "литературной легенды". "Хроники Дерини" Сказание о мире странном, прозрачном и прекрасном, о мире изощренно-изысканных придворных интриг, жестоких и отчаянных поединков "меча и колдовства", о мире прекрасных дам, бесстрашных кавалеров, порочных чернокнижников и надменных святых. Сказание о мире, силою магии живущем - и магию за великий грех считающем. Настоящие поклонники фэнтези! "Хроники Дерини" должны стоять на вашей книжной полке - между Толкиным и Желязны! Особенно - ПОЛНЫЕ "Хроники Дерини"! Пролог Вот, ты наставлял многих, и опустившиеся руки поддерживая (Иов 4:3) Внезапно неподалеку зловеще грохотал гром. Принц Конал Халдейн, двоюродный брат короля Келсона Гвиннедского, остановился на пару с оруженосцем под деревом с облетевшей листвой. Конечно, это было жалким укрытием, и он поплотнее закутался в промасленный кожаный плащ и прикрыл глаза, чтобы в них не попадали крупные капли все усиливающегося дождя. - Черт побери! Мне казалось, грозы на время закончились, - пробормотал он, накидывая на голову отороченный мехом капюшон. - Может, удастся ее здесь переждать. Впрочем, Конал и сам не верил в то, что говорил, поскольку март в Гвиннеде всегда славился непредсказуемой погодой. Час назад, когда двое молодых людей выехали из городских ворот Ремута, небо было относительно чистым, но очень скоро быстро бегущие облака погрузили местность в непроницаемый серый мрак, похожий на сумерки, а не полдень. Упала и температура воздуха. По мере того, как гроза приближалась, а дождь усиливался, Конал чувствовал наэлектризованность воздуха, которая всегда бывает перед грозой. Если бы он всего лишь промок, Конал мог бы посмотреть на происходящее с относительной долей здорового юмора - потому что он отправился в путь по собственному желанию, а не по монаршему повелению. Но его терпение лопнуло, когда ледяной дождь перешел в град величиной с ноготь, который больно бил принца, оруженосца и лошадей. - Боже мой! Да они же величиной с яйца ржанки! - воскликнул принц. - А, может, лучше скорее поехать дальше, сэр? - жалобным голосом предложил оруженосец Джован, дрожащий на промокшей лошади, которая жалась к серому жеребцу Конала. - Не думаю, что он скоро закончится. И сильнее-то мы все равно не промокнем. Да и ваша дама, конечно, уже развела огонь. Мы сможем обсохнуть у очага. А лошадям будет лучше в ее уютном маленьком стойле. Несмотря на испорченное настроение, Конал слегка улыбнулся и, пришпорив жеребца, устремился навстречу дождю. Оруженосец последовал за ним. Его дама. Да, конечно. Дама, на которую намекнул Джован, не являлась основной причиной, побудившей Конала выехать из города. Но она обещала стать достаточно приятной побочной наградой. И ее никто не назвал бы дамой - в том смысле, который обычно вкладывался в это слово при дворе. Симпатичная и уступчивая Ванисса была его возлюбленной, любовницей, подружкой, как он называл ее в зависимости от настроения. Иногда во время занятий любовью он величал ее и своей "дамой". Но она сама знала, что никогда не станет его женой. Эта честь оставлялась для принцессы королевской крови, которую уже выбрал при дворе Конал, хотя объект его внимания еще об этом не знал. Летом Ванисса родит ему ребенка, и Конал проследит, чтобы мать и дитя были всем обеспечены. Однако посещения Ваниссы в первую очередь служили удобным прикрытием для другой деятельности, которая вызвала бы гораздо больше вопросов, чем любовница - если бы об этой деятельности прознали некоторые люди, включавшие, по крайней мере на сегодняшний день, кузена Келсона и всех его доверенных лиц, в особенности из числа Дерини. Конал часто сожалел о том, что сам не относится к Дерини, несмотря на оскорбления и преследования, которым подвергали их церковь и государство в последние двести лет: Дерини обладали магическими способностями, дающими им значительные преимущества над обычными людьми. Церковь официально проклинала их силу, как сатанинскую и порожденную адом. Но совершенно неисповедимо семья Конала - Халдейны - потенциально могла овладеть силой, похожей на силу Дерини. Однако этим даром обладали не все Халдейны. Установилось, что только один Халдейн из каждого поколения мог реально применять эти способности, и это был человек, восседающий на троне. В поколении Конала им оказался его кузен, Келсон Халдейн. Это ограничение вызывало у Конала негодование: он сам был старшим сыном второго сына короля из Халдейнов. Но его неудовольствие происходило в основном не из-за унаследования трона Келсоном и владения им силой Халдейнов - это ведь случайность рождения - но скорее из-за того, что только одному Келсону принадлежало право на магическую силу. А это, как казалось Коналу, не имело никакой связи с занятием престола. В результате Конал на протяжении последнего года предпринял некоторые шаги, выясняя, может ли кто-то еще из того же поколения обладать теми же способностями и освоить то, что умеет занимающий трон Халдейн, или это все-таки невозможно. И именно по этой причине, за несколько дней до своего восемнадцатилетия и посвящения в рыцари, Конал путешествовал по такой отвратительной погоде. Он ехал на встречу с наставником. А если эта поездка даст ему еще и возможность удовлетворить кое-какие плотские потребности... Предвкушение встречи с Ваниссой приподняло настроение Конала, когда он решил все-таки прорываться сквозь грозу. Он прекрасно знал: девушка обеспечит принцу гораздо большее, чем жаркий огонь, о котором говорил Джован. Оруженосец-то имел в виду очаг... К тому времени, как град опять перешел в обычный дождь, путники остановились у ее стоящего отдельно небольшого домика. Лужи в крохотном дворике были полны нерастаявших градин. Спрыгнув с коня, Конал бегом бросился к двери, под его ногами хрустели ледышки. Джован остался с лошадьми. Конал даже не успел постучаться, а дверь уже распахнулась и радостная Ванисса пригласила его войти, немного неловко склонившись в поклоне. Копна темных волос упала почти до колен, окутывая ее, подобно мантии. - А, мой господин, я не знала, ждать ли вас в эту грозу. Проходите, снимите мокрые вещи и погрейтесь у огня. Вы дрожите. Вы же можете умереть от холода! Он в самом деле дрожал, но не только от холода. Влага блестела на шелковистых усиках, а с коротко подстриженных черных волос падали капли. Он откинул назад капюшон и взял в руки поданное полотенце, чтобы вытереться. Принц почувствовал жар от прикосновения Ваниссы, когда она расстегивала его плащ и дотронулась до шеи. Это прикосновение словно молния пронзило каждую клеточку его тела и наполнило жаром. В тишине, нарушаемой только биением сердца, принц смотрел, как Ванисса расправила мокрый плащ, с которого капала вода, на стуле перед очагом. Конал снял прилипшие к рукам перчатки и нетерпеливо опустился на другой стул, вдыхая кисло-сладковатый запах плетеных из камышей и ароматных трав половиков, и более резкий запах подогретого вина с пряностями. Он кивнул с благодарностью, когда она протянула ему кубок с жидкостью, от которого шел пар, и склонилась, чтобы снять забрызганные грязью сапоги. Его глаза оценивающе опустились на пикантный вырез на груди. Когда Ванисса закончила сражение с сапогами, они оба уже тяжело дышали. - Моему господину будет достаточно тепло? - спросила она, принеся в охапке грубое шерстяное одеяло, чтобы укутать его плечи. Конал знал, что на самом деле ему не следует позволять себе отвлекаться, пока он не завершил дела, но ему всегда было трудно отказывать себе в удовольствиях. Да и Ванисса старалась угодить ему, радостная и готовая к любви. Ее тело только-только начало полнеть от ребенка, которого она носила под сердцем... Чуть не перевернув кубок (он торопился, отставляя его), принц завернул ее с собой в одеяло и увлек на половики перед весело потрескивающим огнем, Он желал одного - быстро удовлетворить свою плоть. Внезапно кто-то схватил его за тунику и рванул с Ваниссы, опустив на спину так, что он сильно ударился головой об пол. Рука в перчатке прижала его правую руку, не давая выхватить меч, колено уперлось ему в грудь, к горлу приставили кинжал. - Боже, мальчик, даже способностей Дерини не требуется для того, чтобы застигнуть тебя врасплох, когда ты ведешь себя так глупо! - сказал знакомый голос, но он не принадлежал Джовану. - На моем месте мог быть кто угодно! Когда Конал понял, кто с ним разговаривает, тревога и злость быстро перешли в ярость. Он был вынужден с неохотой признать правоту другого. Конал сжал запястье противника, чтобы защититься и отодвинуть клинок в сторону, а его разум проверил ментальные щиты нападавшего: это определенно были щиты Дерини. - Ну ладно! Хватит! - сказал вновь прибывший, отступая назад. - А то испугаешь девушку. Конал мгновенно подчинился, отпустил запястье противника и сел. Пораженная девушка сжалась на половиках и в удивлении и страхе смотрела на них, когда неизвестный в плаще с капюшоном убирал кинжал в ножны. Ее юбки были задраны до пояса. - О, Ванисса, ради всего святого, никто тебя не. обидит, - сказал Конал. Теперь он полностью пришел в себя и спокойно дотронулся до ее лба кончиками пальцев. - Расслабься. Иди в постель и забудь все случившееся. Я приду к тебе позднее. И, Тирцель, отойди: с твоего плаща льется вода! Нападавший отошел назад, ругнувшись себе под нос, но подал девушке руку, помогая встать. Она, не споря и ничего не спрашивая, отправилась к двери, ведущей в другую комнату. Ее лицо было лишено каких-либо эмоций, по пути она механически поправляла юбки. Когда дверь за ней закрылась. Тирцель снял плащ и положил рядом с плащом Конала. Гость был всего на несколько лет старше принца. - Итак. Я лишь отчасти пошутил насчет того, что сюда может войти любой, - сказал Тирцель Кларонский, теперь уже более года - тайный наставник Конала в вопросах магии и способностей Дерини. Делал он это скрытно и без согласия Камберианского Совета, члены которого твердо придерживались правила, что лишь один Халдейн из каждого поколения имеет право на обладание силой. Лишь немногие, не являющиеся членами Совета, вообще знали об ее существовании - но Конал оказался среди них. Тирцель рисковал, согласившись его обучать. - И ладно бы еще, если бы зашел только Джован... - Он заходил раньше и ничего не помнит, - вставил Конал, с сердитой ноткой в голосе. - Несомненно, - согласился Тирцель. - По крайней мере, ты достиг большего, чем я когда-либо смел надеяться. Ты в состоянии управлять оруженосцем и девушкой. Прекрасно. Но мне хотелось бы сказать то же самое про твой самоконтроль. Неужели ты не мог подождать? - Собирался, но я замерз, - сказал Конал, лежа застегивая штаны перед тем, как перекатиться на колени, а затем подняться на ноги. - Но теперь я согрелся, - хитро улыбаясь сказал он. - Она гораздо лучше огня, Тирцель. Давай, бери ее, если хочешь. Я подожду. Она и не вспомнит об этом, если ты прикажешь ей забыть. Тирцель презрительно хмыкнул и схватил брошенное Коналом полотенце, чтобы вытереть мокрые волосы. - Иногда я думаю: зачем трачу на тебя время? - В чем дело, Тирцель? Ты слишком щепетилен и не можешь переспать с женщиной, беременной от другого? - А почему ты так уверен, что ребенок - твой? - пробормотал Тирцель, отбрасывая полотенце в сторону и отстегивая на груди ремни, на которых висел ягдташ. - Что ты хочешь этим сказать? - Ты меня слышал. - Да, слышал. И не уверен, что мне нравятся твои... - Именно сейчас меня совершенно не волнует, что тебе нравится, а что нет! - сказал Тирцель. Он бросил ягдташ на хорошо вымытый стол на козлах, стоящий радом с очагом, а потом подвинул ногой стул, сбив половики, - Сядь и веди себя, как принц. а не конюх! Конал сел. - Дальше. Дело в том, что ты забавлялся с девицей, когда следовало думать о деле, - сурово сказал Тирцель. - Кто угодно мог войти в эту дверь вместо меня. Я мог тебя предать. Принц никогда не должен забывать о необходимости защищаться. Ты обладаешь способностями себя обезопасить - такими, о которых простые люди могут только мечтать. А ты даже не удосужился ими воспользоваться. - Но кто в такой день выйдет на улицу? Более того, Джован остановил бы незваных гостей. - Да? Он не смог остановить меня - Тирцель подошел к входной двери, распахнул ее и поманил Джована, выглядящего сонным. - Иди сюда, Джован. Ляг у очага, - сказал он. - Сними мокрую одежду и поспи. Серые глаза Конала прищурились, наблюдая за тем, как оруженосец подчиняется, но к, тому времени, когда Джован мирно засопел на половиках, Коналу уже удалось умерить свой гнев. - Прекрасно, ты меня убедил, - наконец признал он угрюмо. - Это больше не повторится. Я извиняюсь. Я прощен? Его широкая улыбка была одновременно требовательной и обезоруживающей, и он знал это. Тирцель только вздохнул и кивнул, опускаясь на стул напротив принца. - Если ты учишься на этих маленьких неприятностях. Ты готов к работе? - Конечно. Что мы будем делать? - Кое-что, чем я уже собирался заняться на протяжении нескольких месяцев, - ответил Тирцель, копаясь в ягдташе. - Я намерен обучить тебя правильной защите. Ты слышал про обереги? Они помогают установить магическую защиту. В конце концов ты научишься использовать их вместе с остальными заговорами. Далеко не всегда есть необходимость использовать физический предмет - оберег, чтобы установить ментальный щит, но они помогут вначале. Он достал из ягдташа сильно изношенный коричневый кожаный мешочек, открыл его и высыпал себе в руку горсть черных и белых кубиков, каждый величиной с ноготь большого пальца. Конал наклонился вперед. - Они похожи на кости. - Да. И в старые времена они могли ими быть. После того, как Дерини стали подвергаться преследованиям, подобные кубики как раз маскировали под кости. Мне приходилось видеть помеченные пятнышками, и они обладают точно такой же силой, как эти, чистые. Обрати внимание: тут четыре черных кубика и четыре белых. Это имеет эзотерическое значение, но пока мы не будем в него углубляться. Большинство детей Дерини начинают обучение с кубиков, подобных этим. Давай сюда правую руку. Конал неуверенно подчинился, невольно вздрогнув, когда Тирцель положил кубики в его ладонь. Они казались холодными и скользкими на ощупь, белые отливали желтизной, подобно старой слоновой кости, но в них не было тепла, свойственного кости. Черные же отливали серым и скорее были похожи по цвету на древесный уголь, а не на эбеновое дерево или обсидиан. - А теперь закрой глаза и скажи мне, что ты чувствуешь. Твое первое ощущение от них, - сказал Тирцель. - Они холоднее, чем выглядят, - сделал первую попытку Конал, осторожно сжимая руку с кубиками и ощупывая их углы и грани. - Хорошо. Что еще? Конал взвесил кубики в руке, размышляя, затем открыл глаза и переложил четыре черных кубика в левую руку. С минуту он неотрывно смотрел на них - черные в левой руке, белые - в правой - затем поднял глаза на Тирцеля. - Они отличаются чем-то, кроме цвета. - Чем? - Я.., не знаю. - Попытайся поменять руки. Скажешь, что почувствуешь. Конал покорно выполнил указание, но после нескольких секунд концентрации покачал головой и снова положил черные в левую руку, а белые в правую. - Нет, определенно так лучше. - Лучше! - Ну.., так они кажутся... Вот так я чувствую равновесие, - пришел к выводу Конал. - То, что я говорю, имеет смысл? Тирцель взглянул на него оценивающе и кивнул. - Да, имеет. На самом деле все может оказаться легче, чем я думал. Ты определил полярность. Положи четыре белых кубика на стол так, чтобы получился квадрат. Они должны касаться друг друга. А затем положи черные по углам. Конал подчинился, затем посмотрел на Тирцеля. Выражение его лица как бы говорило: "Что теперь?" - А теперь сними свой ментальный щит, открой для меня свой разум и повторяй то, что я буду делать, - сказал Тирцель. - Установка защиты при помощи оберегов не требует слишком больших затрат силы, но необходимо хорошо сосредоточиться. Это - самое трудное для детей - и именно поэтому я заставлял тебя всю зиму тренировать концентрацию. Теперь будь внимателен. Тирцель положил указательный палец правой руки на первый белый кубик, его дыхание стало глубоким, и он произнес имя кубика: Prime. Когда часть энергии перешла от Тирцеля в кубик, внутри кубика появился неровный мерцающий свет, затем, по мере того, как Тирцель переводил внимание от одного кубика к другому такой же свет появлялся и в них. А он называл их: - Seconde. - Tierce. - Quarto. Конал понял процедуру со второго раза и, когда четыре кубика были заряжены энергией, с готовностью посмотрел на Тирцеля. - Я могу это сделать, - уверенно заявил он. - Прекрасно. В таком случае ты дашь имена черным, - сказал Тирцель, откидываясь на спинку стула. Его руки лежали на бедрах, и он всем своим видом словно бросал Коналу вызов. - Только не нарушай порядок и начни с Quinte. - Хорошо. Полностью сконцентрировавшись на кубике, лежащем диагонально к белому Prime, Конал осторожно дотронулся до него указательным пальцем и произнес вслух его имя: - Quinte. Свет, появившийся внутри, оказался зеленовато-черным в отличие от белого в первых четырех, но Конал, не моргнув глазом, переключил внимание на черный кубик, лежащий рядом с Seconde. - Sixte. Во втором черном кубике загорелся свет, подобный сиянию в Quinte. - Septime... Octave, - продолжал Конал, заряжая оставшиеся два черных кубика в быстрой последовательности. - И это все? - Ну что ты, - ответил Тирцель, широко улыбаясь и слегка качая головой - словно не веря, что Коналу все так легко удалось. - Теперь их нужно сбалансировать. Смотри, как я буду соединять элементы - вначале Prime с Quinte, то есть первый с пятым. Цель; привести в гармонию пары противоположностей. Он на мгновение закрыл глаза, снова сфокусировавшись, затем взял в руку белый Prime и опустил его на черный Quinte. В то мгновение, когда один кубик коснулся другого и мелькнула слабая вспышка, Тирцель произнес одно слово: - Primus! Когда он отвел руку, на том месте, где лежали два кубика, оказался продолговатый серебристый предмет. Конал в изумлении уставился на него. - Пока не задавай никак вопросов, - предупредил Тирцель, протягивая руку к Seconde - Просто наблюдай. Есть разные системы магии, и они по-разному уравновешивают компоненты. Но существуют определенные общие правила. А теперь снова смотри, когда я перейду к Secundus. Затем я позволю тебе самому сделать Tertius и Quartus, - он довольно улыбнулся принцу. - Боже, как я рад, что ты - взрослый! Обучать этому детей иногда бывает так скучно. Я думаю, у тебя все получится с первого раза. - А ты часто этим занимаешься? - спросил Конал. - Обучаешь детей, я имею в виду? - Достаточно часто. А теперь сиди и не двигайся. Тирцель взял в руку Seconde, второй белый кубик, и задержал точно над Sixte, шестым или вторым черным кубиком, но не касаясь его, затем глубоко вдохнул и нежно опустил белый кубик на черный, одновременно произнеся: - Secundus! А теперь сам давай два других, - добавил он, отводя руку от второго продолговатого серебристого предмета. Конал подчинился без колебаний. У него не возникло трудностей, а когда он отводил руку от Quartus, то вопросительно посмотрел на Тирцеля. - Что теперь? - Мы подошли к сложной части, поскольку требуется очень специфическая визуализация, - сказал Тирцель. - Дай мне на минутку твой перстень. Конал носил золотой перстень-печатку на левом мизинце. На нем был изображен герб Халдейнов, причем в полагающемся старшему сыну второго сына варианте: обычная геральдическая кайма из полумесяца над львом Халдейнов, над которым было выбито три точки. Конал без колебаний и споров снял его с пальца и по указанию Тирцеля положил в центре между четырьмя предметами, установленными на ширине ладони друг от друга. - А теперь смотри. Первый раз только смотри, - сказал Тирцель и его указательный палец застыл над Primus - Я хочу, чтобы ты понаблюдал за эффектом перед тем, как попробуешь его на себе. Когда Конал слегка отодвинулся от стола, Тирцель снова сделал глубокий вдох, его глаза подернулись пеленой, он прикрыл их, а затем быстро дотронулся указательным пальцем последовательно до каждого из четырех предметов, называя их вслух: - Primus, Secundus, Tertius и Quartus - fiat lux! Конал резко втянул в себя воздух, когда туманный свет взметнулся вверх прямо над предметами, обволакивая перстень, но принц сразу же наклонился вперед, чтобы лучше видеть происходящее. На столе получился купол. - Теперь они все стали единым целым? - прошептал он. - Дотронься и выясни сам, - ответил Тирцель. - Давай-давай, - добавил он, видя колебания Конала. - Они тебя не убьют, по крайней мере, после этого ритуала. - Ты, наверное, хочешь меня успокоить, - пробормотал Конал, осторожно касаясь конструкции указательным пальцем. Получившаяся на столе структура не показалась ему твердой, а при прикосновении к ней возникло ощущение, что в палец вонзилось несколько крохотных иголочек. Ощущение напоминало покалывание в затекшей от долгого сидения в одном положении ноге или руке. Однако оно не было болезненным. - Попробуй надавить, - предложил Тирцель, внимательно наблюдая за ним. Конал подчинился. Его палец столкнулся с сопротивлением, казалось, его еще больше стало покалывать, причем покалывание усиливалось по мере продвижения вглубь. Несмотря на то, что он всеми силами пытался добраться до перстня, это ему не удавалось. - Достаточно, - наконец сказал Тирцель, жестом приказывая ему отодвинуться назад. - Теперь я внесу небольшое изменение. Он несколько секунд подержал руку над куполом, причем не делая ничего, что Конал мог бы заметить, затем моргнул и снова посмотрел на Конала. - А теперь дотронься до него. Конал попытался подчиниться, но голубая искра описала дугу между куполом и кончиком его пальца.. Он почувствовал боль, даже не успев дотронуться до купола. Конал резко вдохнул воздух, отдергивая руку, а затем посмотрел на Тирцеля, с трудом скрывая гнев, поднося раненый палец к губам. На кончике уже вздулся пузырь. - Какого дьявола ты это сделал? - резко спросил он. - Чтобы ты примерно представлял, чего можно добиться этим заговором, - мягко ответил Тирцель. - А теперь представь, если бы он использовался для защиты всей комнаты, а не только твоего перстня. Помнишь защитный купол, установленный Келсоном и Кариссой, когда они сражались во время коронации Келсона? - Конечно, - прошептал Конал. - Но ведь они не использовали кубики, не так ли? - Нет. Однако некоторые принципы очень похожи. На самом деле первая позиция более подходит для общих целей. И имеется несколько промежуточных вариаций. Тирцель снова провел рукой над куполом, затем повернул ее ладонью к Коналу и сказал: - Попробуй вновь. - На этот раз он меня убьет, а не только обожжет? - спросил принц, все еще сердито посасывая обожженный палец. - Ну что ты такое говоришь? Стану я тебя убивать после того, как потратил на тебя столько времени? Фактически весь прошлый год. Конал только хмыкнул, однако, сделав глубокий вдох, он в самом деле снова осторожно протянул руку к куполу. На этот раз его палец прошел сквозь туманную границу, причем ощущения были такими, словно он двигался сквозь обычный густой туман. С горящими от возбуждения глазами, он наконец дотронулся до перстня и вытянул его наружу, победно глядя на Тирцеля. - Я взял его! - Конечно. На этот раз обереги настроены на тебя. А теперь положи перстень назад, и я покажу тебе, как снять защиту. А потом позволю тебе попрактиковаться самому. Два часа спустя Конал уже несколько раз установил и снял защиту под наблюдением Тирцеля, правда, используя не смертоносный, а первый продемонстрированный учителем вариант. Теперь принц был уверен: в случае необходимости он справится сам, без чьей-либо помощи. - Хм-м. Вероятно, сможешь. Но не нужно торопиться, - осторожно заметил Тирцель, опуская кубики назад в кожаный мешочек, после того, как Конал прямо спросил, где бы ему приобрести собственный набор. - Возможно, я дам тебе его к концу лета. - Так долго ждать? - Если честно, я не ожидал, что ты так быстро их освоишь. Да и потребуется какое-то время, чтобы подобрать тебе подходящий комплект. - А разве я не могу взять твой? Таким образом я мог бы попрактиковаться. - Не думаю, что это такая уж хорошая идея, - ответил Тирцель. - Во-первых, мне самому они могут понадобиться. Во-вторых, что будет, если кто-то найдет их у тебя и догадается, чем ты занимаешься в свободное время? Только специально подготовленный Дерини может иметь такой набор. Кроме того, для их использования тебе еще нужно развить выносливость. Готов поспорить: у тебя после сегодняшнего урока болит голова. Конал с неохотой кивнул, потирая переносицу большим и указательным пальцами, чтобы снять тупую боль. Он пытался не обращать на нее внимания, но она так и оставалась где-то за глазницами. - Да, болит. Но не очень сильно. Бывало хуже. - Уверен? Я могу тебе кое-что предложить от нее, если хочешь. Не нужно изображать из себя мученика. - Я знаю. Но если я приму что-то из твоих снадобий, то к ужину буду или сонным, или вообще с заплетающимся языком. Кто-то может обратить на это внимание. Нет, пройдет и так. - Как хочешь. Я доволен твоими успехами. Сегодняшние достижения очень облегчат твое дальнейшее обучение. Если бы у нас имелось в распоряжении еще хотя бы несколько недель, уверен: я мог бы представить тебя Совету где-нибудь в середине лета. Лицо Конала исказила гримаса, и причиной ее была не головная боль. - Знаю, что ты не поверишь, услышав это от меня, но при сложившихся обстоятельствах вероятно лучше, если нам придется подождать, - сказал принц. - Совету не понравится, когда мы докажем, что не только один Халдейн из поколения может обладать магическими способностями. А когда они сообщат об этом Келсону, его-то это совсем не обрадует. Если он узнает - мне никогда не стать рыцарем. - А почему ты так уверен, что они скажут Келсону? - спросил Тирцель. - Он для них сейчас - не самый любимый Дерини, насколько тебе известно. Конечно, если бы он был в Совете... Но он не является его членом. Глупец. - Я до сих пор не могу поверить, что он отказался от места в Совете, - признался Конал. - Я ни за что бы этого не сделал, хотя, конечно, маловероятно, что мне его когда-нибудь предложат. Убирая мешочек с кубиками в ягдташ, Тирцель в задумчивости посмотрел на своего лучшего ученика. - Это может оказаться не настолько невероятным, как ты думаешь, - тихо заметил он. - Если ты будешь и дальше делать такие успехи, нельзя предсказать, как далеко ты можешь зайти. - И это станет лишним пером в твоей шляпе, - ответил Конал, не моргнув глазом от услышанного, что удивило Тирцеля. - Только не надо говорить мне, что у тебя нет амбиций, Тирцель Кларонский. Тирцель пожал плечами. - Конечно, есть. Но они включали не только тебя, но и твоего нежелающего сотрудничать кузена Келсона. И мало того, что он отказался от места в Совете, он еще рекомендовал вместо себя Моргана или Дункана. Или Дугала... - Дугала! - хмыкнул Конал. - Что этот незаконнорожденный выскочка может знать? Тирцель криво усмехнулся сидящему с недовольным видом принцу. - Предполагаю, ты знаешь: святые отцы, возможно, именно в эти минуты, рассматривают вопрос о признании Дугала законным. - Но он все равно остается мерзавцем. И незаконнорожденным. - Возможно - потому что его родители не были обручены в соответствии с обычным церковным ритуалом. Но некая форма брака тем не менее была соблюдена. И оба его родителя были в тот момент свободны. Этого для короля достаточно. А по его просьбе епископы почти точно примут необходимое решение, к которому приходят лишь в исключительных случаях. - Будет лист пергамента, - пробормотал Конал. - Он ничего не меняет. - Эй, можно подумать, ты ревнуешь, - спокойно заметил Тирцель. - Ревную? Дугала? - Ну, он ведь относится к роду истинных Дерини, в конце концов, и названный брат короля, - заметил Тирцель. - Это дает ему некоторые привилегии, что не дает двоюродное родство и некоторые узурпированные силы Халдейнов, не так ли? Не беспокойся, я не стану раскрывать твой секрет. - Я предпочел бы это не обсуждать, - сказал Конал, виновато отворачиваясь. - Предполагаю, нет, - Тирцель встал. - Ну, мне пора. Ты в самом деле не хочешь, чтобы я снял твою головную боли? - Уверен. Она уже почти прошла, - Конал сглотнул, чувствуя себя неловко от того, что открыто показал свои эмоции, - Тирцель, я... Дерини уже снимал со стула плащ. - Да? - обернулся он на Конала. - Я... Пожалуйста, не обращай внимания на то, что я так отозвался о Дугале. Наверное, я на самом деле ревную, - Он опустил голову, - Наверное, я немного завидую и Келсону. - Я знаю, - мягко сказал Тирцель. Пытаясь успокоить, он положил руку на плечо Конала и дождался, пока тот не поднял голову и не попытался улыбнуться. Улыбка получилась не очень веселой. Тирцель снял руку. - У тебя много таких качеств, Конал, за которые тебя можно рекомендовать в Совет. Не позволяй ревности глодать себя изнутри. - Я постараюсь. А у нас.., у нас будет время на уроки до моего отъезда? - Может, один разок, - ответил Тирцель, - хотя наверное только после того, как ты станешь рыцарем. Ты будешь очень занят до этого. И лучше, если я приеду к тебе. За тобой будут наблюдать - но не потому, что кто-то что-то заподозрил, - добавил он, заметив беспокойство в глазах Конала. - Просто потому, что акколада означает совершеннолетие для принца, и люди будут интересоваться тем, что ты делаешь и как выполняешь обязанности рыцаря. - Наверное, это имеет смысл, - согласился Конал. - Тогда ты дашь мне знать обычным способом? Тирцель кивнул. - Давай ориентировочно договоримся на вечер перед твоим отъездом. Практически все будут заняты, улаживая какие-то дела, поэтому маловероятно, что тебя кто-то хватится. - Ты прав. Конал встал, когда Тирцель взял шляпу. - Удачи тебе, и чтобы все прошло успешно, - пожелал Тирцель, сжимая руку Конала. - Когда меня посвящали в рыцари, все происходило гораздо менее пышно, чем запланировано для тебя, но тем не менее я никогда не забуду церемонию. Ты сейчас поедешь назад в Ремут или останешься на какое-то время со своей девушкой? Конал слегка улыбнулся, когда Тирцель освободил его руку и, надевая шляпу, двинулся к двери. - У меня тут остались незаконченные дела, - сказал он, засунув большие пальцы за пояс. Тирцель остановился, держа ручку двери. - И на этот раз я приму необходимые меры предосторожности, чтобы меня не прервали. Тирцель только улыбнулся перед тем, как нырнуть в дождь. Глава первая И я сделаю его первенцем (Псалмы 89:27) Какое облегчение: мой названный брат наконец официально признан законнорожденным! - воскликнул король Гвиннеда Келсон. Он игриво обнял Дугала Макардри, когда они на пару проследовали за отцом Дугала и герцогом Алариком Морганом в покои Келсона в Ремутском замке. Шествие замыкал епископ Денис Арилан. Они все промокли до нитки, и с их одежды на пол стекала вода. Была суббота перед началом Великого Поста, первое марта 1125 года от Рождества Христова. Келсон Халдейн являлся королем Гвиннеда чуть более четырех лет. В ноябре прошлого года ему исполнилось восемнадцать. - Конечно, я никогда не верил, что он незаконнорожденный, - продолжал Келсон шутливо, - да если бы это и было так, для меня это не играло бы никакой роли. Однако, я рад, что мне не придется нарушать закон, посвящая его в рыцари во вторник. Громкие слова заставили Моргана усмехнуться, а Арилан неодобрительно фыркнул, когда все снимали плащи и собирались вокруг огня, поскольку понимали: король при необходимости сделал бы именно это, чтобы не лишать заслуженной чести своего любимого названного брата. Келсон уже нарушил необходимые возрастные ограничения для акколады - ведь Дугалу было только семнадцать. Но это нарушение являлось королевской прерогативой, и в данном случае оно не вызовет удивления: все знали о выдающихся успехах Дугала во время прошлогодней кампании. В рыцари посвящалось еще несколько человек, не достигших совершеннолетия, и по той же причине. Но возраст - одно дело. Если имелось достаточно оснований, это препятствие отодвигалось в сторону. Да, даже если и не нашлось веского повода, посвятить в рыцари досрочно можно было просто по королевской прихоти. Вопрос рождения - совсем другое дело. Даже при покровительстве короля незаконное рождение обычно являлось серьезным, а то и непреодолимым препятствием для посвящения в рыцари. К счастью сегодня епископ Дункан Маклайн доказал, к удовлетворению трибунала архиепископов, что задолго до посвящения в сан они с матерью Дугала обменялись клятвами и вступили в действительный, хотя и несколько необычный брак. Доказать это было нелегко. При обмене клятвами не присутствовали обычные свидетели, обряд не совершал никто из священников. Таинство было совершено перед лампадой с вечно горящим огнем в часовне отца Дункана в Кулди. - Я не спорю, что брак законен, если наличествует свидетель, - объявил старый епископ Вольфрам де Бланет, вместе с Ариланом представлявший дело архиепископу Кардиелю на закрытом заседании. - Гражданское право в границах наших владений давно признало правомерность брака, заключенного в присутствии свидетелей, если в пределах досягаемости не нашлось ни одного священника - хотя Церковь всегда настаивала, чтобы в дальнейшем брак был утвержден клириком. Дункан, в одиночестве стоявший перед длинным столом трибунала, покачал головой. Он знал, как переживает его сын вместе с другими, сидевшими рядом с ним. На заседании трибунала кроме Дугала, Моргана, короля и Нигеля было разрешено присутствовать только монаху-писарю, подчиненному Кардиеля, тщательно ведущему протокол в конце стола. - Ваше Преосвященство знает, что это оказалось невозможно, - сказал Дункан. - Я никогда больше ее не видел. Она умерла следующей зимой. - Да, ты говорил. Однако обсуждаемое нами здесь и сейчас, не имеет никакого отношения к тому, что брак в дальнейшем не был утвержден священником. Арилан, выступающий в роли защитника Дункана, откашлялся. - В древнем своде законов. Вольфрам, упоминается прецедент, - указал он. - Сомневаюсь, что это сравнение часто использовалось, но часовня, где горит святая лампада, соответствует еврейскому Ковчегу Завета. Интересно отметить, что Ковчег Завета мог при необходимости заменять одного из десяти взрослых мужчин, требуемых для многих публичных ритуалов у евреев. - Ты намекаешь, что Ковчег выполнял в некотором роде роль свидетеля? - спросил Вольфрам, нахмурившись. Арилан кивнул. - Несомненно. По меньшей мере равный по значимости любому из остальных девяти смертных, а по символике он являлся физическим представителем вечно живого Бога. Если, как мы верим, Бог реально присутствует в Святом Причастии, как тело и кровь Христа, то может ли Святыня в часовне, где Дункан и Мариз давали свои клятвы, быть менее ценной, чем живой свидетель? Дункан боялся дышать, видя, как важность аргумента доходит до всех присутствующих. Он чувствовал, как все, сидевшие за столом, также осознают ее. Утверждению Арилана было трудно возразить, потому что отрицать реальное присутствие Бога в Святом Причастии стало бы богохульством. Вольфрам поджал губы и посмотрел на Кардиеля в поисках совета, но архиепископ только приподнял бровь, отдавая инициативу Вольфраму. Кардиель был далеко не нейтральным лицом в этом деле, являясь непосредственным начальником Дункана. Он не знал, как и все остальные, говорит ли Дункан правду - но искренне верил в это. К сожалению, ни веры, ни знания было недостаточно в церковном суде, в особенности, когда дело касалось Дерини. А Дункан Маклайн, кроме того, что являлся епископом и отцом, был еще и Дерини - одним из этого магического племени, чьей силы боялась и чью силу прокляла Церковь. Церковь подвергала Дерини преследованиям почти два столетия. То, что Дункан - Дерини, не было широко известно за пределами высших кругов духовенства и даже там не признавалось официально - потому что, хотя Церковь давно запретила Дерини принимать сан, Дункан Маклайн являлся способным, благочестивым, преданным делу священнослужителем, независимо от того, был он Дерини или нет. Пока Дункан не подтвердил и не опровергнул, кто он есть. В комнате присутствовали и другие представители племени Дерини, хотя открыто это было известно лишь об одном, за исключением короля. Народ всегда знал, кем являлся Аларик Морган. В детстве и юности он находился под защитой деда и отца Келсона Халдейна, и в конце концов его с неохотой приняли при дворе из-за его непоколебимой преданности дому Халдейнов и потому что у него хватало ума не кичиться своими способностями. Даже епископ Вольфрам признавал его и с осторожностью выказывал уважение светловолосому мужчине в черном, сидящему рядом с королем. Однако Морган являлся кузеном Дункана, и этот факт несомненно мог возбудить подозрения Вольфрама насчет принадлежности Дункана к Дерини, а раз к ним относится Дункан, то может и Дугал. О чем Вольфрам не подозревал - так это о том, что епископ Денис Арилан также относится к Дерини - хотя все остальные присутствующие, за исключением ведущего протокол монаха-писаря, знали это. И хотя любой из Дерини мог подтвердить правду притязаний Дункана, используя свои магические способности, - это доказательство не могло быть представлено: официальная позиция Церкви относительно Дерини и их магических сил до сих пор оставалась резко отрицательной. - Ты приводишь в качестве аргумента спорное положение, Арилан, - наконец сказал Вольфрам. - Естественно, клятва, данная перед Святыми Дарами, является в этом смысле засвидетельствованной. - Слегка повернув голову, он посмотрел через плечо на открытую дверь прилегающей часовни, - Там тоже есть негасимый Свет, и Он присутствует среди нас, сидящих в этой комнате. - Я и не собираюсь оспаривать это, - ответил Арилан, разводя руки в примирительном жесте. - Однако обычно, - добавил Вольфрам, - люди способны представить свидетелей, которые могут поклясться относительно того, что они засвидетельствовали. - Ты намекаешь, что Бог не может этого сделать, если Он пожелает? - спросил Арилан. - Ты знаешь, что я не это имел в виду! - Конечно, - согласился Арилан - Однако я хочу обратить внимание на тот факт, что восемнадцать лет спустя даже свидетели- люди не всегда бывают доступны. - Да, это правда, - Вольфрам нахмурился и вновь с раздражением обратил внимание на Дункана. - Предполагаю, ты не признался в этом предполагаемом браке перед тем, как принял сан? - спросил он. - Надеюсь, мне нет необходимости напоминать тебе, что брак является препятствием для посвящения в сан. - Только в том случае, если он оставался женатым на момент принятия сана, - ответил Арилан до того, как Дункан успел открыть рот. - Но дама, к несчастью, умерла. Так что ты. Вольфрам, или задаешь бессмысленный вопрос, или вторгаешься в тайну между человеком и его духовником - которого, если не ошибаюсь, уже в любом случае нет с нами. Я прав, Дункан? Вздохнув, Дункан один раз кивнул. - Да. Он уже тогда был пожилым человеком. Он прожил всего несколько месяцев после того, как я был посвящен в духовный сан. - Очень удобно, - пробормотал Вольфрам. - Эй, Вольфрам, будь разумным, - мягко вставил Кардиель. - В конце-то концов, этому человеку было бы далеко за восемьдесят. - Но все равно получилось очень удачно. - Однако не для решения моего вопроса, - тихо сказал Дункан. - Потому что даже если бы он до сих пор оставался в живых, Ваше Преосвященство, и я позволил бы ему открыть то, что сообщил ему во время исповеди, он мог бы сказать о Мариз лишь немногое. Мой грех заключался в том, что я был не-. достаточно смел и не приложил больше усилий, чтобы найти ее в последующие месяцы, пока она еще была жива. Но мы с ней не совершили греха. Мы были женаты в глазах Бога. - Это ты так говоришь. И это на самом деле было главной проблемой, потому что кто может утверждать, что видит глазами Бога? Более же практичным вопросом был: обменялись ли они на самом деле клятвами, таким образом заключив действительный брак? Если так, то Дугал Макардри является законным сыном Дункана, имеет право на его имя и все остальные привилегии, причитающиеся в связи с рождением в высокопоставленной семье. Или Дугал Макардри - только результат невинной, но незаконной связи между отчаявшимися молодыми любовниками, знавшими, что им придется завтра расстаться, а сегодняшние утверждения Дункана - попытка узаконить своего сына, о появлении которого от того союза он не мог и мечтать? Такая попытка, конечно, была понятна. На самом деле почти все выигрывали, если Дункану удастся доказать законность своего сына. Прямой законный наследник позволит Дункану снять с себя мирские титулы, передав их сыну, целиком посвятив себя выполнению обязанностей на высоком духовном посту, занимаемом им. Это понравится Церкви. То, что Дугал будет управлять поместьями отца, обеспечит верность еще одного поколения, владеющего землями Кассан и Кирни, королевской семье - что понравится Келсону. И, конечно, от этого выиграет сам Дугал. Благодаря выборной системе наследования он уже является графом Траншайским и главой клана Макардри, унаследовав это от человека, который, как он теперь знал, являлся его дедушкой по материнской линии, отцом Мариз. Это не изменится, независимо от исхода сегодняшнего заседания. Люди Транши обожают его. А если со временем он также унаследует и огромные поместья Дункана Маклайна, прилегающие к его землям в Транше, он станет одним из самых могущественных владельцев во всех одиннадцати королевствах. Практически Дугал в конце концов все равно подучит свое родовое наследственное имущество, поскольку если Дункан умрет без законного наследника, последним из Маклайнов, его земли перейдут королю - а король может подарить их кому пожелает. Дункан также имел право передать свои земли и титулы королю еще при жизни - и король в свою очередь имел право передать их Дугалу, независимо от того, законнорожденный тот или нет. Но большинство собравшихся в это утро думали совсем не о передаче земель. Проблема заключалась в приближающемся посвящении Дугала в рыцари. И оно зависело от исхода этого слушания. Если останется сомнение, что Дункан Маклайн сделал свое заявление не будучи абсолютно честным, то это бросит тень на Дугала, и даже король не сможет, ничего исправить. Поэтому Вольфрама де Бланета и назначили для слушания дела, и он оспаривал его всеми возможными способами, чтобы никто в дальнейшем не мог сказать, что соответствующим образом настроенный суд принял решение в пользу Дункана. - У нас есть только его слово, - наконец заявил Вольфрам, положив руки на столе перед собой. - Я не вижу никаких других доказательств. Кардиель кивнул с несчастным видом, очевидно ощущая груз своих официальных обязанностей. - Боюсь, что должен согласиться. В таком случае, похоже, мы зашли в тупик. Все возвращается к тому; можно ли считать сегодняшнюю клятву Дункана достаточной для решения - на самом ли деле они с Мариз Макардри дали клятвы перед Святыми Дарами. Как частное лицо и друг Дункана, я не сомневаюсь: он говорит правду. Но как архиепископ, я не могу принять ничем не подтвержденные слова просто потому, что их говорит один из моих епископов. Я не смог бы принять эти доказательства от простого человека, и совершенно точно не могу принять от одного из своих духовных сыновей. - Согласен, - сказал Арилан, теребя гусиное перо, используемое для письма, и переводя взгляд с короля на Моргана. - Жаль, что мы не можем принять доказательство, подтвержденное силами Дерини. В любом случае показания герцога Аларика были бы предвзятыми, поскольку он является родственником Дункана, но вы, Дерини, знаете способы подтверждения того, что человек говорит правду, не так ли? Конечно, этот вопрос был задан ради Вольфрама, поскольку сам относящийся к Дерини Арилан прекрасно знал, на что способны представители его племени. Сцена, которую он теперь пытался разыграть, тщательно репетировалась епископом, герцогом и королем прошлой ночью, чтобы дать надежное подтверждение клятвы Дункана, которое могла бы принять Церковь. Короли по линии Халдейнов тоже обладали силой - силой, подобной той, которой обладали Дерини, хотя сила Халдейнов была связана с божественными правом их рода управлять королевством. Но многое зависело от признания Вольфрамом этого факта, его веры в него, и от того, правильно ли они оценили этого человека. - Этой силой обладают не только Дерини, епископ Арилан, - сказал Келсон, сдерживая Моргана движением руки и поднимаясь, чтобы обратиться к суду. - Возможно, это и есть ответ на вставшую дилемму. Мы, Халдейны, можем определить, когда человек лжет. Это способность, которой обладают короли в нашем роду. Если я спрошу епископа Маклайна и смогу подтвердить вне всякого сомнения, что он говорит правду относительно своего брака с матерью Дугала, удовлетворит ли это трибунал? Арилан приподнял бровь и посмотрел на Кардиеля, проявляя осторожность, чтобы не показаться слишком нетерпеливым, и украдкой издал вздох облегчения, когда его священноначальник немедленно не наложил вето на предложение. Кардиель, чисто по- человечески, определенно понял, что предлагает король, но он все равно оставался архиепископом, и ему следовало придерживаться установленных правил. А Вольфрам еще с большей силой будет настаивать на соблюдении приличий. Вольфрам де Бланет не испытывал ненависти к Дерини - что было одной из главных причин, кроме исключительной честности, послужившей основанием для его назначения в состав этого трибунала - но как странствующий епископ, нечасто встречающийся с несколькими известными при дворе Дерини, он мало знал о них, а то, что знал, оставалось слухами. Просвещения последних четырех лет было недостаточно, чтобы сразу же отмести два столетия подозрений и ненависти. Ведь некоторые из способностей Халдейнов попадали в смутную область, в которой Вольфрам был не полностью уверен. - В чем дело. Вольфрам? - тихо спросил Кардиель, заметив выражение оцепенения на лице старшего. - Уверяю тебя, король в состоянии сделать то, что предлагает. Я видел, как он допрашивал пленников. И достигнутые им результаты всегда подтверждались - теми, чьи таланты менее доказательны на этом суде. - Ты имеешь в виду герцога Аларика? - спросил Вольфрам, с неудовольствием бросая быстрый взгляд на Моргана. - Да. Вольфрам вздохнул, очевидно для остальных пытаясь отогнать свои опасения и вернуться к поставленной задаче, для решения которой он был выбран. Затем он громко выдохнул. - Хорошо. Я не претендую на то, чтобы оспаривать способность Его величества делать то, что, по его заявлению, он может сделать.., или мнение архиепископа, что эти способности - богоугодные, - он замолчал, откашливаясь. - Однако, с юридической точки зрения, сомневаюсь, является ли благоразумным использовать помощь Его величества в этом деле. Лорд Дугал вообще-то является его названным братом. - Вы намекаете, что я могу исказить истину из-за моей привязанности к нему? - спросил Келсон. Вольфрам побледнел, но не отвел глаз. - Я не намекаю ни на что подобное, сир. Но могут другие. - Да, могут. Вольфрам успел только резко вдохнуть воздух, когда король внезапно выхватил меч и опустился на одно колено перед трибуналом. Он держал меч за поперечину у рукоятки на расстоянии вытянутой руки - от себя и от участников заседания. Острие смотрело вниз. - Я клянусь мечом своего отца, своей короной и своей надеждой на спасение моей бессмертной души, что я сказал и скажу только правду по вопросу, обсуждаемому этим судом. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь. Он поцеловал священный знак, выгравированный на рукоятке, затем воткнул меч в пол перед собой, так и держа его на расстоянии вытянутой руки. Король глядел на Вольфрама и остальных. - Я готов повторить свою клятву или любую другую, названную вами, в часовне, - добавил он, кивая на открытую дверь за их спинами. - И уверяю вас: я не подхожу с легкостью к таким клятвам. - Никто с этим не спорит, сир, - сказал Вольфрам, выглядевший несколько смущенным. - Но - он вздохнул, явно чувствуя себя неуютно. - Сир, некоторые утверждают, что Дункан Маклайн - Дерини. - Я не считаю, что этот вопрос обсуждается здесь, - мягко заметил Келсон, поднимаясь на ноги - Вопрос в том, действительно ли этот человек вступил в законный, настоящий брак с матерью своего сына. - Но - если бы он был Дерини - разве он не смог бы помешать даже вам узнать правду, сир? Вздохнув в отчаянии, Келсон повернулся к Моргану, сидевшему справа от него, и протянул ему меч рукояткой вперед. - Морган, вспоминая клятвы верности, которые ты давал мне и моему отцу, а также приложив руку к этому священному мечу, пожалуйста, поясни епископу Вольфраму ограничения процедуры определения правдивости испытуемого, если Дункан Маклайн и является Дерини. Морган спокойно встал и положил правую руку на рукоятку королевского меча. Келсон нечасто вспоминал имя своего отца, которое влекло особые ассоциации для Аларика Моргана. - Для определения, говорит человек правду или лжет, не имеет никакого значения, является ли испытуемый Дерини или нет, - спокойно сказал Морган. - У его величества не будет трудностей с тем, чтобы отличить правду от лжи. Ограничение заключается в том, что нужно задавать правильные вопросы. Ни-, что в процедуре не заставляет человека говорить правду. Просто он выдает себя, если лжет. Вольфрам сглотнул, чувствуя себя неуютно. Он был только частично убежден. - Сир, это правда? - Да. - Вы узнали бы, если бы Морган соврал? - Если бы захотел, да, - ответил Келсон. - Процедура требует намерения. - Он повернулся к Моргану. - Я не могу просто знать, и предполагаю, что Дерини тоже не могут. Но если я того захочу, я могу отличить правду от лжи. Морган, перед Богом и этими свидетелями, сказал ли ты правду? - Да, сир. Келсон убрал меч назад в ножны и снова обратил свое внимание на Вольфрама. - Мне.., понятно. Вольфрам повернулся, чтобы посовещаться с Кардиелем, Арилан в задумчивости кивал, соглашаясь с тем, что говорил архиепископ. Затем Вольфрам снова смело посмотрел на Келсона. - Сир, я только сейчас удостоверился в том, что слышал несколько месяцев назад, но, насколько я понимаю.., таланты Халдейнов не ограничены простым подтверждением правды. Более.., действенные меры могут быть использованы, чтобы вытянуть из человека фактическую информацию. Такие меры были обычным делом во время кампании прошлым летом и использовались для получения более полных отчетов от разведчиков, находившихся у вас на службе, причем не только герцогом Алариком, но и вами. Келсон позволил себе натянуто улыбнуться. Он должен был проявлять осторожность. Келсон размышлял, откуда Вольфрам получил эту информацию - хотя об этом мог рассказать любой из разведчиков. Никто им этого не запрещал. Да и Дункан мог использовать этот способ, хотя Дункан, конечно, не стал бы действовать открыто, все еще считая, что эту сторону его личности лучше оставлять неподтвержденной. - Мой принц? - тихо сказал Морган. - Скажи ему, - приказал Келсон. - Мы, Дерини, называем это "видением разума", - сказал Морган. - А у Халдейнов для этого процесса есть другое название, сир? - Нет. - Мы различаем два вида видения разума, - продолжал Морган. - Все зависит от того, готов ли человек к сотрудничеству или нет. Сознательно помогающий субъект может вспомнить события в мельчайших деталях. И, конечно, возможность лжи исключается. Не желающий помогать субъект может снизить эффективность получения информации, но не В полной мере: он просто не будет предлагать информацию. Но его ответы на конкретные вопросы будут правдивыми. Сопротивление вызывает различные степени состояния неудобства для субъекта. Все зависит от уровня сопротивления и количества энергии, направляемой в запросы на получение информации. Это относится и к Дерини, и к простым людям, хотя, очевидно, Дерини имеют больший потенциал для сопротивления. - Понятно, - сказал в задумчивости Вольфрам. - Тогда, в случае если епископ Маклайн являлся бы Дерини... - Если бы даже так и было, - сказал Келсон, делая ударение на первом слове, - о чем, я кстати, не намерен его спрашивать, епископ - любое сопротивление моим вопросам относительно его брака сразу же станет очевидно, поскольку, задавая вопросы, я использую всю свою силу. Я сделаю это, если хотите - естественно, если полученная таким образом информация может быть принята во внимание судом. Предложенные Келсоном меры были уникальным решением вопроса, и король считал, что Вольфрам не будет долго сопротивляться. И он не сопротивлялся. Старый раздраженный епископ снова посовещался с Кардиелем и Ариланом, и, наконец, нехотя (о чем можно было судить по выражению его лица) согласился с предложением Келсона. Келсон приказал Моргану поставить две табуретки перед столом, за которым шло заседание. Одного взгляда на Дункана было достаточно, чтобы он тоже подошел. Сегодня он, одетый в простые черные одежды, выглядел обычным просителем, а не герцогом, графом и епископом. Его голубые глаза были бесхитростными, и он не отводил взгляд от членов трибунала. Чисто выбритое овальное лицо обрамляли коротко подстриженные каштановые волосы, с выбритой тонзурой. В его облачении не было практически ничего, указывающего на епископский сан - за исключением перстня с аметистом на правой руке. Он снял его и положил на стол перед Кардиелем, когда сел по указанию Келсона, пододвинув табурет поближе к столу и положив на него руки ладонями вверх, как велел Келсон. - Этот допрос не имеет никакого отношения ко мне, как епископу, - пояснил он Вольфраму, когда последний вопросительно посмотрел на перстень. - Я присутствую здесь как отец, который хочет, чтобы его сын был признан законным. - Отец-Дерини, признающий сына-Дерини? На лице Дункана мелькнула напряженная улыбка. - Если не ошибаюсь. Его величество сказали, что мне не будут задавать этот вопрос. - Именно так я и сказал, в самом деле, - подтвердил Келсон, опуская руку на левое плечо Дункана. - Позор тебе, Вольфрам. Вольфрам пожал плечами. - Я спрашиваю только то, что спрашивают другие, сир. Я думаю, что, вероятно, так оно и есть - и я начинаю сомневаться, есть ли в этом зло. Правда, сейчас принадлежность отца Дункана к Дерини к делу не относится. Слава Богу, я не занимаюсь решением этого вопроса. Он посмотрел на ведущего протокол монаха-писаря, который украдкой поднял голову, когда был задан последний вопрос, и жестом показал молодому человеку, что тому не следует прекращать записи. - Мы продолжаем? - Если все понимают, что вопросы буду задавать я, - ответил Келсон. Он грациозно сел на табурет слева от Дункана и его ладонь спустилась по руке Дункана, а затем взяла того за запястье, скрытое свободным черным рукавом. Боковым зрением он видел Моргана, сидящего рядом с напряженным и обеспокоенным Дугалом, и Нигеля, слегка склонившегося вперед, чтобы лучше видеть то, что должно произойти. - Для епископа Вольфрама, которому никогда не доводилось видеть процедуру, я объясню, что делаю, - объявил Келсон, обращаясь к трем епископам. - Я попросил Дункана положить на стол руки ладонями вверх, так что вы сможете заметить любое вздрагивание во время допроса - хотя я и не ожидаю его увидеть. Я держу свою руку у него на запястье, частично по той же причине и частично потому, что, как я обнаружил на практике, физический контакт усиливает контроль в подобной процедуре. Тебе удобно, Дункан? - Физически? Да. Эмоционально... - герцог-епископ Дерини пожал плечами и улыбнулся, - Я видел и раньше, как проводится такая процедура, сир. Не уверен, что жажду пережить заново свою бурную юность. Я был очень горяч... Келсон улыбнулся, сочувствуя Дункану, но процедуры было не избежать. Ее следовало провести. - Тем не менее, - сказал король, обращая на друга свой талант читать истинные мысли. - Давай начнем с основных фактов. Пожалуйста, назови свое полное имя и все свои должности. - Дункан Говард Маклайн, - легко ответил Дункан. - Священник и епископ. Духовник короля. Герцог Кассанский и граф Кирнийский. Действующий наместник Меары. У меня также есть несколько второстепенных титулов и должностей. Мне их тоже перечислять? - Не думаю, что в этом есть необходимость. Ты действительно заключил брак с матерью Дугала Макардри? - Да. - Когда? - В начале апреля 1107 года. - Сколько тебе было лет? Дункан улыбнулся. - Я был очень наивным, но умственно развитым не по годам юношей, ухаживавшим за женщиной взрослее себя. Мариз была на год меня старше. - Понятно. Но вы оба имели благородное происхождение, ты - сын герцога, она - дочь графа. Что побудило тебя заключить тайный брак? Дункан мечтательно покачал головой, бросив взгляд в направлении перстня, лежавшего перед Кардиелем. Он предавался воспоминаниям. - Молодость. Нетерпение. Мариз с матерью и сестрами приехали в Кулди в то время, как наши отцы отправились в Меару, участвуя в одной кампании. На протяжении нескольких поколений наши кланы были тесно связаны. Но во время той кампании, как мне говорили, один из людей моего отца убил одного из людей ее отца в пьяной драке. К сожалению, человеком ее отца был Ардри Макардри, ее старший брат - и наследник. Виновника судили и казнили прямо в поле, как и следовало, но ни одна из сторон не получила должного удовлетворения. Наши отцы боялись, что начнется кровная месть, если кланы продолжат воевать вместе. Поэтому старый Каулай отделил свои войска от войска моего отца и перевелся под другое командование, затем поехал назад в Кулди с небольшой группой сопровождающих, чтобы забрать своих женщин и доставить назад в Траншу. - И вместе с ними и Мариз? - уточнил Келсон. Дункан несколько раз моргнул и кивнул. Его голос слегка дрожал, когда он продолжил свой рассказ. - Я никогда не думал, что той весной влюблюсь. Я занимался учебой и уже выбрал свой дальнейший путь. Осенью я собирался поступать в семинарию в Грекоте. Я был достаточно взрослым, чтобы участвовать в кампании, но остался, чтобы принимать гостей отца, пока отсутствовали они с братом. Никакой любви не предполагалось. Он тряхнул головой, заново удивляясь тому, как события нарушили все его планы. - Однако это случилось. Через несколько недель любовь поймала нас обоих. Мы держали ее в тайне, поскольку что знали: моя мать будет в ярости, когда я скажу ей, что не стану священником. Но мы с Мариз планировали испросить согласия родителей на брак в конце лета, когда наши отцы вернутся с войны. Неожиданное возвращение Каулая изменило все это - и возникла угроза кровной мести. Дункан вздохнул. - Мы тем не менее решили пожениться. Мы все-таки достаточно трезво смотрели на вещи, чтобы не пуститься в бега, но знали: никто из местных священников не поженит нас без согласия родителей, в особенности без какого-либо предварительного объявления. Поэтому мы договорились встретиться в часовне в полночь и произнести наши клятвы перед единственным Свидетелем, который, как мы знали, не предаст нас. - Перед Святыми Дарами, - подсказал Келсон, бросая взгляд на епископов. Он заметил интерес Вольфрама. - Да. - И вы в самом деле встретились? И вы в самом деле обменялись клятвами, которые посчитали связующими? - Да. - Спасибо, - Келсон протянул свободную руку к брови Дункана и провел по ней, прилагая усилия, чтобы избежать встречи с глазами Вольфрама. - А теперь закрой глаза, Дункан. Закрой глаза и погрузись в воспоминания о той ночи. Через мгновение я попрошу тебя вспомнить, какие точно слова вы с Мариз сказали друг другу. Ты готов? Дункан подчинился, закрывая глаза, а потом кивнул. Он выглядел сонным. Келсон легко нажал кончиками пальцев одной руки на закрытые веки и не встретил сопротивления, затем его рука опустилась по рукаву Дункана и так там и осталась. Другая все еще держала расслабленное запястье. Только после этого он вновь посмотрел на епископов. Арилан, точно знавший, что делает Келсон и насколько все это в стиле Дерини, осторожно поднес руку ко рту, чтобы скрыть от Вольфрама легкую улыбку. Кардиель сидел в напряжении. Он был зачарован, как и обычно, когда наблюдал за работой короля. Вольфрам казался встревоженным, но этого и следовало ожидать. Он слегка вздрогнул, когда Келсон кивнул ему и намеренно посмотрел на пассивное, повернутое вверх лицо Дункана. - Он говорит правду так, как ее помнит, - мягко произнес король. - Не было никакого сопротивления и даже намека на обман. Я не сомневаюсь: они с Мариз на самом деле обменялись брачными клятвами. Есть необходимость продолжать? - А это.., не повредит ему? - спросил Вольфрам. - Нет, хотя, как он и говорил, сила этих воспоминаний может вызывать неловкость. В некотором роде он будет заново переживать случившееся. Вольфрам сглотнул. - Я.., не хочу, чтобы он впал в отчаяние, сир, но я хотел бы услышать произнесенные слова. Слова могут подтвердить намерения. - Хорошо, - Келсон вздохнул и снова обратил свое внимание на Дункана, который покорно сидел, готовый к процедуре. - Дункан, я хочу, чтобы ты вернулся к той ночи, когда вы с Мариз обменялись клятвами. Вспомни часовню в Кулди. Тебе пятнадцать лет, сейчас полночь. Мариз пришла к тебе? - Да, - выдохнул Дункан. - И что вы сказали друг другу - если вообще что-то сказали? - Мы преклонили колена перед Святыми Дарами, - прошептал Дункан. - Я взял ее руку в свои и произнес клятву. "Перед Тобой, как Верховным Свидетелем, Господи, произношу я эту торжественную клятву: я беру эту женщину, Мариз, в законные жены, и буду верен ей, пока смерть не разлучит нас." Его свободная рука поднялась к левому плечу, затем опустилась назад, когда он продолжил говорить. - "Я вручаю тебе этот знак моей любви и беру тебя в жены и таким образом клянусь тебе в верности." - И что ты ей вручил? - мягко спросил Келсон. - Серебряную брошь-застежку для плаща, сделанную в форме головы спящего льва. - Понятно. А что она сказала тебе? Келсон чувствовал, как ладони Дункана дрожат у него под руками, но то была дрожь эмоций, а не сопротивление допросу. - "Я беру тебя в мужья и вручаю тебе этот знак моей любви и таким образом клянусь тебе в верности." - А она дала тебе?.. - Кристалл.., гладкий, оттого что долго пролежал на дне реки. В нем была просверлена дырочка, чтобы продеть ремешок, - ответил Дункан, с трудом сглатывая. - Он был.., все еще теплым от ее тела, когда она надела его мне на шею. И он пах ее духами. - Успокойся, - прошептал Келсон, слегка качая головой. - Я знаю, как тебе это тяжело. Но ему удалось уловить что-то еще, что, как он знал, Дункан никогда не говорил даже своему духовнику. Это было очень личным для Дункана, но не особо важно само по себе. Тем не менее это определенно усилит ценность показаний. - Расскажи мне, что произошло дальше, Дункан, - прошептал он. - Перед тем, как покинуть часовню, вы сделали что-то еще. Что это было? Дункан сделал глубокий вдох, а потом с шумом выдохнул, прилагая видимые усилия, чтобы расслабиться. - Мы знали, что бракосочетание - это таинство и что двое людей во время него обмениваются священными клятвами. Мы также знали, что совершение нами самими этого таинства.., не укладывается в принятые рамки. Но мы хотели сделать бракосочетание особенным и священным - так, как могли, без священника. И я.., поднялся на алтарь и.., взял дароносицу из дарохранительницы. - А разве она не была заперта? - пробормотал Вольфрам. Но Кардиель только цыкнул на него, когда Келсон покачал головой и подбодрил Дункана, чтобы тот продолжал. - Ты взял дароносицу, - повторил Келсон, чтобы воспоминания об отпирании крохотного замочка при помощи способностей Дерини не увели Дункана от главного. - И что ты сделал? - Я.., принес ее к ступеням алтаря и склонился перед Мариз. Затем мы.., оба причастились. Мы... мы знали, что обычно это не разрешается, но я привык держать дароносицу во время мессы. - Насколько я понимаю, - мягким голосом вставил Арилан, - все делалось с должным почтением к Святым Дарам? - Да, - выдохнул Дункан. - Я думаю, нет сомнений: вы желали и намеревались совершить действенное и священное бракосочетание, - спокойно заметил Кардиель. - Арилан? Вольфрам? Когда оба кивнули, Кардиель продолжил: - Но следует задать последний вопрос. Когда и где брак был завершен? От тебя не требуется больше никаких деталей. Дункан улыбнулся мечтательно, благодарный за доброту. - После того, как мы закончили процедуру в часовне, мы украдкой проскользнули на сеновал и уютно устроились, спрятавшись в приятно пахнувшем сене. Я был невинен, и мне даже в голову не приходило, что наш единственный болезненно короткий союз может дать плод. А связь после того, как Мариз узнала о своей беременности, была невозможна из-за испорченных отношений между нашими двумя кланами. Возможно, она и пыталась написать мне письмо и сообщить, но до меня не добрался ни один посланец. И только год спустя я узнал, что она умерла предыдущей зимой, по- видимости, от лихорадки. Впервые мысль о том, что все было иначе, появилась у меня лишь в прошлом году, когда я увидел Дугала с брошью, которую я подарил Мариз. Когда Дункан закончил, Дугал, ребенок, рожденный от этого союза, вышел вперед и представил символы, которыми его родители обменялись много лет назад ночью в часовне в Кулди: брошь- застежка для плаща в форме головы спящего льва, внутри которой в специальной полости до сих пор хранились переплетенные волосы Дункана и Мариз, а также кристалл цвета меда, который Дугал не снимал с того дня, год назад, когда они с отцом наконец узнали о своем истинном родстве. - Носи его, - сказал тогда Дункан, - в память о твоей матери. - Но в таком случае у тебя ничего не останется от нее, - запротестовал Дугал. - У меня остается все, - ответил Дункан. - У меня есть ее сын. Теперь отец с сыном стояли в покоях короля, слегка смущаясь, все еще наслаждаясь триумфом от решения трибунала.., и горячей пищей, которую Келсон приказал принести по их возвращению. Король, Морган, Нигель и Арилан продолжали беседу над остатками трапезы, но Дугал почувствовал необходимость поговорить с глазу на глаз с отцом. Они с Дунканом отошли в глубь алькова, вне пределов видимости и слышимости других. Светлый цвет стен резко контрастировал с черными одеждами, в которые отец и сын облачились для торжественной утренней процедуры. - Я знаю, ты говорил мне об этом раньше, но я забыл, что вы с Мариз причастились после того, как дали свои клятвы, - сказал Дугал тихим голосом, глядя на дождь и теребя кристалл, принадлежавший его матери. - Конечно, вы это сделали. Ведь ты уже тогда был священником, не так ли? Даже если ты и не был посвящен в духовный сан и не начал специальное обучение. Но ты был готов от всего этого отказаться ради нее. Дункан вздохнул, опуская обе руки на железную оконную раму, и, приложив лоб к холодному стеклу, уставился, не видя, на дождь за окном. В середине дня уже было почти темно, но все равно не так, как в его душе тем далеким летом. - Я думал, что готов, - сказал он через некоторое время. - В то время я собирался это сделать. Но тем не менее, предполагаю: да, я уже был священником. Наверное, я всегда знал о своем призвании, но.., отодвинул его в сторону, когда встретил твою мать. Я раздумывал, не потому ли Бог забрал ее от меня - ведь я был Его служителем. - Тогда почему Он позволил тебе влюбиться? - спросил Дугал. - Он просто проверял тебя? А затем, когда ты провалил испытание. Он убил ее, чтобы ты не мог ее получить? Дункан резко поднял голову, уловив горечь в словах Дугала, слыша эхо своего собственного протестующего гнева, когда он узнал, что Мариз умерла. - Дугал, нет! - прошептал он. - Это правда, что она умерла, сын, но Он не убивал ее. Если я что-то и познал за тридцать с лишним лет жизни, это то, что Он - любящий Бог. Он не убивает своих детей, хотя и только по Ему ведомым причинам Он иногда посылает им страдания, а мы не понимаем, почему. Она могла бы умереть, рожая ребенка от любого мужчины. Не думаю, что она была выбрана потому, что осмелилась полюбить человека, которого Бог намеревался сделать своим слугой. Дункан снова уставился на дождь, вспоминая, чего ему самому стоило искренне поверить в то, что он только что сказал. Хмыкнув, Дугал отвернулся, его плечи протестующе напряглись. - Я понимаю, что ты чувствуешь, - сказал Дункан через несколько секунд. - В некотором роде ты, наверное, прав. Вполне могло быть: Бог испытывал меня, и я на самом деле не выдержал испытание. Какое-то время, после того, как я узнал о ее смерти, я так и думал. Но теперь я думаю, не по другой ли причине Он соединил нас с Мариз? Он все равно хотел, чтобы я служил Ему, но.., может, это был единственный способ для тебя появиться на свет. - Для меня? Когда Дугал в ужасе уставился на него, Дункан мягко улыбнулся. - Иногда ты очень похож на Аларика. Он - еще один, кому не нравится думать, что он был объектом особого внимания Небес. Спроси его когда-нибудь, если не веришь мне. - Ну, ко всему этому надо привыкнуть. И это потребует времени. - Почему? Разве ты не думаешь, что у Бога для каждого из нас есть предначертание? - Да, конечно, - Дугал чувствовал себя неуютно. - Но только в общем. У нас есть свободная воля. - В некоторой степени, - согласился Дункан. - Но что такое была моя воля против воли Бога, Дугал? Он хотел, чтобы я стал Его священником. Не уверен, что у меня когда-либо имелся выбор в этом деле - реально. Не то чтобы это играло для меня какую-то роль, - добавил он. - По крайней мере, теперь, и уже многие годы. Хотя, конечно, это имело значение после смерти твоей матери. Но есть и определенная доля удовлетворения, когда ты знаешь, что был избран. Я не представляю, почему Он желал меня так сильно, но кроме той короткой вспышки невольного бунта - которая в любом случае могла быть Им запланирована - я был рад служить Ему. Нет, больше чем просто рад. Он принес мне счастье. И одна из самых больших радостей, хотя я этого и не знал долгое время, заключалась в том, что Он дал мне зачать тебя - и все это - не задев Его чести. Дугал, которого сильно тронули эти слова, неловко отвернулся, снова уставившись в окно. Он не хотел, чтобы Дункан видел его слезы, навернувшиеся на глаза. - А что с Его законами? - спросил он через некоторое время. - Теми, которые запрещают Дерини становиться священниками? - Законы пишут люди, Дугал, даже если Бог их вдохновляет. Иногда люди не правильно Его понимают. Дугал искоса посмотрел на отца. - А что бы произошло, если бы Мариз не умерла? Ты бы все равно стал священником? Кстати, а она знала, кто ты? - Что я - Дерини? Конечно. Я сказал ей в тот день перед тем, как мы поженились. - И это не играло для нее роли? - Конечно, нет. Для нее это был некий странный, но полезный талант, нечто типа второго зрения, которым обладают некоторые из жителей приграничья - только более разнообразный. Не уверен, что она когда-либо полностью понимала, из-за чего вся суматоха, хотя и знала, что меня может ждать смерть, если мою тайну раскроют. Люди, проживающие в приграничных районах, всегда были связаны с мистикой. Возможно потому, что страшные преследования, которым подвергались Дерини в долинах, никогда не достигли тех же масштабов в горной местности. - Да, это так, - согласился Дугал. - Но ты не ответил на другой мой вопрос. Что бы ты сделал, если бы она не умерла? Любопытство о том, что могло бы быть, любовь к матери, которую Дугал никогда не знал - Дункан не мог обвинять сына за это, но у него не было ответа. Как ему это объяснить, не разрушая идеалов, остающихся у все быстро схватывающего молодого человека, который столько всего пережил и на чью долю выпало столько напастей? - Я честно не знаю, Дугал. И поверь мне, я много раз в первые годы задавал себе этот вопрос, - он покрутил перстень епископа, продолжая говорить. - На самом деле, должно было пройти по крайней мере несколько лет прежде, чем неприязнь между двумя кланами уляжется достаточно, чтобы мы смогли открыто рассказать о нашем браке. Беременность Мариз рассматривалась, как бесчестье клана, даже если бы она и призналась своей матери, что мы на самом деле женаты. И она, скорее всего, это сделала, поскольку именно твоя бабушка проследила за тем, чтобы ты получил брошь, которую я подарил Мариз. Никто не может сказать, сколько бы ей потребовалось времени, чтобы сообщить мне о случившемся. Ведь я не получил от нее никаких известий. Он вздохнул. - В любом случае, при сложившихся обстоятельствах, тебя, вероятно, растили бы, как сына ее матери - это самый легкий путь скрыть бесчестье дочери и сохранить честь клана. В конце концов, ты же на самом деле был внуком старого Каулая, даже если ты и не был его сыном. А он только что потерял сына. Со временем, когда гнев членов клана поостыл, не было бы проблем в признании брака. - А ты бы это сделал? - настаивал Дугал. Дункан пожал плечами. - Мы этого никогда не узнаем, не так ли? Как и предполагалось, я осенью поступил в университет Грекоты. Если бы я этого не сделал, зародились бы сомнения и, кроме всего прочего, мне нравилась академическая жизнь. Но я откладывал принятие сана, ожидая, что кланы помирятся. Затем, когда я услышал новость следующим летом - что она умерла от лихорадки - у меня не осталось причин не следовать своему призванию, тем более, что я не подозревал о твоем существовании. Я страдал и гневался на небеса из-за этой несправедливости, но жизнь продолжалась. Мне выбрили тонзуру, и вскоре память о попытке зажить мирской жизнью стала приятным, но забывающимся сном. - Он посмотрел голубыми глазами прямо в янтарные глаза Дугала. - Тебя беспокоит, что я не могу заявить: "Да, Дугал, я определенно признал бы брак и сына, о существовании которого не знал"? - Э.., наверное, нет, - сказал Дугал неуверенно. - Как ты говорил раньше, мы никогда не узнаем. - Он громко сглотнул, поднял подбородок, но не мог смотреть отцу в глаза. - Однако я хотел спросить еще кое о чем. И в свете того, как все обернулось, возможно, это еще важнее. - Если смогу, сын, я отвечу. - Ты принял сан. Ты стал священником. Но ты знал, что ты - Дерини. - Конечно, но... - Тогда почему ты продолжаешь отрицать, что ты сделал и кто ты есть? - выпалил Дугал, поворачиваясь к отцу и глядя на него глазами юноши, не способного на компромисс. - Ты - Дерини и ты - священник. И ты - хороший священник! Ты доказал многими годами преданной и праведной службы, что одно и другое не является несовместимым. До Реставрации были священники из Дерини, и они тоже были хорошими! - Это правда, - прошептал Дункан. - Тогда почему ты в этом не признаешься? Почему ты играешь в эти игры и не отвечаешь ни так, ни сяк? Что они могут тебе сделать? Дункан чувствовал, как громко бьется сердце в его груди, и молился, чтобы Дугал перестал задавать подобные вопросы. - Они могут сделать очень многое, сын. - Но не станут. Они не сделали. Некоторые из епископов знают наверняка, а остальные, несомненно, подозревают. Ты слышал, что сегодня говорил Вольфрам! И они знали об этом до того, как выбрали тебя епископом. - Да, и Эдмунд Лорис тоже знал, - ответил Дункан, непроизвольно сжимая кулаки, когда воспоминания о пытках, устроенных ему архиепископом-отступником, всплыли у него в памяти. Ногти опять выросли на руках и на ногах, а раны зажили, но ужас, испытанный, когда он был прикован цепями к шесту, а языки пламени, поднимающиеся вокруг, начали лизать его тело, останется с Дунканом Маклайном до его смертного часа. Упоминание имени Лориса вернуло Дугала назад в реальность. Он понимал, что могло бы случиться, поскольку именно Дугал прорвался сквозь строй людей Лориса, чтобы спасти отца. Дугал резко вздохнул, поняв, какие воспоминания он разбудил, и снова перевел взгляд на дождь. - Прости, - тихо сказал он. - Я не имею права спрашивать тебя об этом. Я еще не привык к тому, кто я есть. Тебе пришлось жить с этим всю жизнь. Это должно быть твоим решением. Просто Морган и Келсон могут быть такими открытыми... - И ты тоже так хочешь, не правда ли? - мягко спросил Дункан. - Я знаю, сын. Поверь мне, я много думал об этом, но... Он замолчал, заметив, что в альков зашел Морган. Аларик кашлянул, объявляя о своем присутствии. - Простите, что перебиваю, - сказал Морган. - Дункан, ты не забыл, что у нас есть еще важные дела с епископом Ариланом? Дункан моргнул и кивнул. Он не забыл, но не ждал этого с нетерпением. Дугал и Келсон еще не знали, что предстоящей ночью, как договорились Морган и Дункан, Арилану следует впервые дать двум молодым людям мерашу. Сама мысль вызывала у Дункана спазмы в животе, потому что Лорис давал ему самому это зелье, когда он попал в плен к архиепископу-отступнику прошлым летом. Для простых людей оно было успокоительным средством, но даже малое количество мераши лишало Дерини возможности пользоваться своей силой. Морган тоже знал об опасности мераши из личного опыта, но было важно, чтобы и Дугал, и король попробовали ее разрушительный эффект в безопасном месте под наблюдением друзей, а не встретились с ней впервые в гораздо менее благоприятных условиях. Противоядия не существовало, но иногда ее действие можно было свести к минимуму или даже получить положительный эффект, если субъект знал о нем. Келсон сидел в трапезной за чистым столом перед очагом, Нигель устроился напротив: они решили, что дяде короля следует присутствовать, как регенту, потому что оставшуюся часть ночи король будет недееспособным. Дугал вопросительно посмотрел на Келсона, садясь слева от короля. Его отец сел рядом. Король только пожал плечами, когда Морган устроился справа от него. Арилан вернулся к столу с кожаной флягой в руках и странным, натянутым выражением на лице. - Я приношу извинения, если это покажется слишком резким, - сказал епископ-Дерини, садясь напротив двух молодых людей и не обращая внимания на тревожные выражения их лиц, когда он поставил флягу на стол перед ними. - Однако у меня есть свои причины. Государь, сомневаюсь, что ты видел эту флягу в тот день, когда умер твой отец - или что ты ее помнишь, если и видел. Однако следовало бы. Именно это убило твоего отца. Глава вторая Открой уста твои и выпей то, чем я напою тебя (2-я Ездры 14 38) Ведь именно это убило твоего отца-Слова Арилана, подобно клинку, пронзили сердца четверых мужчин, близко знавших Бриона Халдейна. Кровь отлила от лица Келсона, теперь оно стало подобным белой посмертной маске, а серые глаза напоминали потухшие угли. Нигель, пораженный до глубины души, беззвучно открыл рот. В это мгновение он словно по волшебству сделался похож на своего любимого старшего брата, умершего у него на руках. Дункан перекрестился, в ужасе и изумлении. И только Морган отреагировал: он привстал, готовясь броситься между Келсоном и епископом. - Не тронь меня, или ты об этом пожалеешь! - рявкнул Арилан, не моргнув глазом, когда рука Моргана сжалась в кулак прямо у его лица. - Сядь. Ты подумал, что я убил Бриона? На самом деле его убило даже и не это, - он потряс флягу, которую Держал в руке. - Хотя именно мераша сделала его уязвимым для врагов. Но ты же не думаешь, что я каким-то образом участвовал в заговоре? Когда Морган отступил и сел, не решаясь сказать ни слова, так как не был в себе уверен, Дункан медленно выдохнул воздух и бросил взгляд на Арилана. Губы Нигеля что-то шептали, но ни слова не произносилось вслух. - Никто никого ни в чем не обвиняет, - осторожно сказал Дункан, в то же время мысленно прося других помолчать, пока он ищет объяснение. - Хотя теперь нам всем приходит в голову, что ты мог это сделать. Предполагаю, что это - та самая фляга, из которой пил в тот день Колин Фианский. Однако мы так и не узнали, как туда попала мераша. Арилан сел, усмехнувшись, откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Его худое красивое лицо, с синеватыми отблесками на щеках от выступившей к вечеру щетины, казалось слегка сатанинским, когда на него падал отсвет играющих в очаге языков пламени. Голубые глаза стали темно-синими и в полумраке приняли почти такой же цвет, как его ряса. - Не будь глупцом. Если помнишь, Нигель, именно я первым сказал тебе, что, по словам Колина, он получил ее от таинственной дамы. - В таком случае где ты взял флягу? - парировал Нигель. - Мы все обыскали, но ничего не обнаружили. Колин считал, что потерял ее, возвращаясь с охоты. Арилан кивнул. - Так и есть. Только это я "потерял" ее для него. Когда я оказался рядом с Брионом и увидел, как он умирает, я понял, что он получил дозу мераши. Всего за несколько минут до этого я наблюдал, как они пили с Колином. Поэтому я поймал Колина во дворе после того, как мы вернулись. Все тогда суетились и смотрели, как тело Бриона вносят в тронный зал, а я отобрал у Колина флягу. Она на самом деле оказалась с мерашей. Конечно, он так никогда и не вспомнил ту часть нашего разговора. Я дал вам прийти к правильному заключению: смертельный подарок принесла Кариеса. Тогда я не мог вам сам этого сказать, и не мог даже упомянуть о мераше, не открыв, что я - Дерини. - Я.., предполагаю, ты также не мог ничего сделать, чтобы спасти моего отца, - наконец сказал Келсон, впервые заговорив. - Мне не хочется верить, что ты мог что-то сделать и не сделал, просто ради того, чтобы защитить себя. Арилан посмотрел на свои скрещенные руки. - Келсон, я не стану отрицать, что не единожды был повинен в том, в чем ты меня обвиняешь. Я имею в виду лишь твои последние слова. Кошмары, мучающие меня из-за этого, гораздо ужаснее, чем ты можешь представить, однако они - ничто в сравнении с ответом, который мне придется держать перед Верховным Судией. Но мои руки не запятнаны кровью твоего отца. Вред уже был нанесен, когда я оказался рядом с ним. Я сомневаюсь, что его смог бы спасти даже настоящий Целитель - если бы только у нас они были. - Это правда, или ты говоришь так просто для того, чтобы успокоить меня? - спросил Келсон, впервые осмелившись использовать свои способности определять, говорит ли человек правду, на епископе из племени Дерини. Мягко улыбнувшись, поняв, что его проверяют, Арилан кивнул и раскрыл руки, этим жестом выказывая покорность. - Я сказал тебе только правду, Келсон. Я ничего не мог сделать для твоего отца, кроме как еще на несколько минут продлить агонию. Не думаю, что он бы это выбрал. Ты был там. Ты знаешь, как он страдал. - Да. Келсон сглотнул комок и отвернулся на несколько секунд, закрыв себя для ментальных вопросов Моргана и даже робкой попытки Дугала успокоить его. Он старался не смотреть на флягу, все еще стоявшую на столе перед ним. - Итак, - наконец сказал он, снова рискнув взглянуть на Арилана. - Все это время фляга хранилась у тебя. Почему ты достал ее сегодня? - Думаю, ты знаешь. Арилан демонстративно опустил руку в карман рясы и извлек маленький стеклянный пузырек из толстого стекла, который торжественно поставил рядом с флягой. - Пришло время познакомиться с тем, что может свести на нет всю твою силу, - сказал он. - Ты никогда не испытывал на себе разрушительное действие мераши. Не делал этого и Дугал. Для представителя Дерини, которому повезло пройти обучение, это - важная часть подготовки. Мераша, вероятно, является единственным полностью разрушающим наши способности зельем, которое может быть использовано против нас. Знающий человек иногда может свести к минимуму этот эффект и даже отчасти обратить в свою пользу. Дункан, я уверен, может это подтвердить. Дункан кивнул, поджав губы и накрыв руку Дугала своей ладонью. Келсон перевел обвиняющий взгляд на Моргана. - Аларик, ты знал об этом? - спросил он. Морган резко вдохнул воздух и громко выдохнул. - О фляге - нет. Мы с Дунканом обсуждали с Ариланом необходимость дать тебе попробовать мерашу перед тем, как ты уедешь на лето. Мы согласились, что это было бы логично сделать сегодня. Я не говорил тебе об этом раньше, поскольку не хотел, чтобы ты об этом думал, когда тебе требовалось сосредоточиться на утреннем заседании. Однако, как ты можешь догадаться, я не ожидал, что он представит как раз ту мерашу, от которой умер Брион. Это удар ниже пояса, Арилан. Арилан развел руки в примирительном жесте. - За это я прошу прощения. Не предполагал, что раны еще не зажили. Но мне показалось, что это - яркий способ подчеркнуть, почему для них так важно познакомиться с мерашей. По крайней мере, думаю, таким образом я показал то, что хотел. - В достаточной мере, - пробормотал Келсон. Взяв в руки пузырек с пробкой, он поднес его к свету, чтобы рассмотреть получше. Сквозь зеленоватое стекло он смог едва различить прозрачную жидкость, заполняющую его наполовину. Келсона передернуло, когда он поставил пузырек назад. - Значит, вот она какая - мераша. Он неловко посмотрел на Дугала, который казался еще более обеспокоенным, чем он сам, затем перевел взгляд на сидящего рядом Дункана, несомненно вспоминающего свое собственное не такое уж давнее знакомство с зельем. Дункан глядел на короля и Дугала сочувствующе. Затем Келсон посмотрел на Нигеля, усиленно пытавшегося не передать свой иссушающий горло страх всем остальным. Нигеля охватило нехорошее предчувствие, несмотря на то, что его даже не просили участвовать в эксперименте. Затем Келсон посмотрел на непроницаемого Арилана и наконец на Моргана. - Думаю, я предпочел бы иметь в запасе время свыкнуться в этой мыслью, Аларик, - сказал он тихо, пытаясь не допустить упрека в голосе. - Ты мог бы сказать мне об этом раньше. - Прости меня, - произнес Морган. - Я не правильно оценил ситуацию. Мы обсуждали целесообразность этого, насколько я помню - однажды поздно вечером осенью. Дугал, ты был там. Но, я полагаю, ты забыл об этом, поскольку я сам не мог достать мерашу. Но необходимость не исчезла из-за отсрочки. Жизненно важно, чтобы вы знали, с чем можете столкнуться и как с этим бороться. - А почему такая срочность? - Потому что ты больше не ребенок, мой принц, - излишне резко сказал Морган. - Потому что через три дня ты будешь посвящен в рыцари. Это официальное признание твоего совершеннолетия. И поэтому те, кто раньше не трогал тебя, так как ты был еще юношей, теперь могут строить против тебя козни, тем более, по мере того, как о твоих талантах становится широко известно. Когда ты отправишься в путешествие и, в особенности, когда ты в Кардосе встретишь послов Торента, ты подвергнешься особой опасности. - Ты намекаешь, что я не рисковал последние четыре года? - Тебе везло. Нельзя быть уверенным, что тебе и дальше будет так везти. Если бы Брион знал, что сейчас узнаешь ты, он мог бы остаться в живых. Это моя вина. Я понимал, каким злом может быть мераша, по крайней мере, в теории. Мне следовало также донести это и до него. - Не льсти себе, Аларик, - сказал Арилан. - Это не помогло бы в случае Бриона. Брион всегда с подозрением относился к этому наследию Халдейнов и не научился использовать силу так, как мог бы. Это не твоя вина: ты сам был только наполовину подготовлен. Что-то в самом Брионе сдерживало его, что-то не позволяло использовать данные ему силы. Мне кажется, я догадываюсь, что именно, но я не могу говорить об этом. Если помните, я был его духовником последние шесть лет. - Он говорил с тобой об этих вещах? - спросил Келсон. - Только вскользь и очень редко. Но как ты думаешь, почему он никогда не учил тебя тому, чем владеют Халдейны? Подумай. Вспомни. Только Аларик и Дункан пытались научить тебя магии и эзотерической философии. Келсон сглотнул, поерзал на стуле и с опаской одним кончиком пальца дотронулся до кожаной фляги. - Если.., если бы мой отец знал, как свести к минимуму эффект от мераши, это спасло бы его? Все глаза вопросительно повернулись к Арилану. Епископ медленно покачал головой. - Я не могу ответить, Келсон. Могло бы. Если бы он знал.., если бы он боролся, когда я понял, что происходит - возможно. Но он ничего не знал, и у него определенно не было ни единого шанса. Это я могу утверждать с полной уверенностью. - Понятно. Келсон взял в руки флягу и наклонил ее вначале в одну сторону, потом в другую. В ответ остающаяся внутри жидкость булькнула. - Хорошо. Здесь достаточно зелья, чтобы сделать нужную работу, или оно испортилось за эти годы? Нигель побледнел, Морган с Дунканом обменялись удивленными взглядами, но Арилан только слегка улыбнулся. - Боюсь, вино прокисло, а мераша потеряла свою силу за это время, но мне кажется, я понимаю, что ты на самом деле имеешь в виду. Я намеревался начать с нового вина, но если хочешь, мы можем попробовать оставшееся во фляге. - А это не опасно? - спросил Морган, прежде чем Келсон успел ответить. Арилан кивнул. - Настолько безопасно, насколько мерашу вообще может считать безопасной. Во фляге осталось слишком мало зелья, поэтому мне все равно придется добавить того, что я принес, - он кивнул на зеленый пузырек. - Я хотел дать большую дозу. Даже пока изначальное снадобье оставалось свежим, оно было слишком слабым для наших целей. Однако, как я догадываюсь, его величество считает этот эксперимент частично памятью об отце. Ради этого я готов пожертвовать абсолютной точностью дозы. Я также принес снотворное, на потом, чтобы снять напряжение. Он протянул небольшой пергаментный пакетик недовольному Дункану, который тут же отправился за чашей воды. Тем временем, пока другие удивленно наблюдали, оставаясь в постоянном напряжении, Арилан по-деловому открыл затычку кожаной фляги, понюхал содержимое и сморщился. Затем, взяв два кубка из стопки посуды, отодвинутой в сторону после трапезы, он наполнил один из них, добавил большую часть содержимого зеленого пузырька, а затем несколько раз переливал смесь из одного кубка в другой и обратно. В конце концов, в каждом осталось одинаковое количество жидкости. Без каких-либо церемоний он поставил их на стол перед королем и Дугалом. Рядом с Ариланом сел вернувшийся Дункан, помешивая чашу с водой небольшой костяной ложечкой. - Это снотворное? - спросил Морган. Дункан кивнул. - Доза большая, и оно им понадобится. Дугал, мне кажется, ты знаешь, что это такое. Дугал проходил подготовку как военно-полевой хирург. Он понюхал чашу, которую протягивал ему Дункан, нахмурился, затем осторожно опустил палец в жидкость, лизнул и сморщился. - Да, я знаю, что это. Мы не проснемся до утра. Если не считать способностей Дерини, это лучшее средство усыпить больного, чтобы его прооперировать. Они тогда практически ничего не чувствуют. - И вы не почувствуете, - сказал Арилан, забирая чашу у Дункана и ставя ее в центре стола. Он посмотрел на Келсона, затем на Моргана и Дункана, наконец на Нигеля, которому также улыбнулся. Нигель состроил в ответ гримасу. На его лице была написана тревога. Одной рукой он нервно тер другое предплечье. - Ну что же, господа, когда будете готовы, можем приступать, - тихо сказал Арилан. - На самом деле, почему бы тебе не начать первому, Келсон, чтобы нам не требовалось наблюдать за вами обоими сразу? Я знаю, сейчас ты мне не очень доверяешь, поэтому за тобой может наблюдать Аларик. Рекомендую вначале взять в рот совсем немного, чтобы ты смог прочувствовать первые ощущения, а затем выпьешь остаток залпом. С такой концентрацией у тебя во рту останется очень неприятный привкус. О нем тебе может рассказать Дункан. Подозреваю, что по силе смесь подобна той, которую ему дали Лорис с Горони. Если Арилан хотел, чтобы его слова прозвучали успокаивающе, то он добился прямо противоположного эффекта, поскольку что Келсон видел конец испытаний Дункана - и своего отца. По собственной воле поднять кубок с мерашей - это было одной из самых трудных задач в его жизни. "Именно это убило твоего отца! - кричал ему его страх, хотя он и знал, что это не так. - Ты снова прочувствуешь его смерть!" Его рука дрожала, когда он поднес кубок к губам, и ему пришлось придерживать ее другой рукой. Несмотря на то, что он пытался это предотвратить, образы предсмертных мук отца снова всплыли в его памяти - любимое лицо, искаженное болью и отчаянием, рот, хватающий воздух. Иногда он видел собственное лицо. Келсон твердо сказал себе; он - не отец, но страх продолжал маячить на грани сознания, тот страх, который всегда остается в человеке, который есть у каждого и часто не подвержен доводам разума. Но молодой король чувствовал поддержку вокруг, помогающую справиться с этим страхом: магическую поддержку, которой никогда не знал его отец - быстрые легкие движения разума Дугала, за которыми следовали касания Дункана, более сильные поддерживающие волны Моргана, дающие смелость, когда герцог положил руку на затылок Келсона. Он только отчасти мог чувствовать разум Арилана, хотя долетавшие импульсы казались исполненными благожелательности. Даже Нигель, еще не имеющий нужной силы, а только потенциал, представляя собой опору - и еще один источник поддержки. Осмелев, Келсон дотронулся кончиком языка до жидкости в кубке, чтобы испробовать временную смерть разума. В отличие от отца, он на самом деле не умрет. Несомненно, он в состоянии выдержать это испытание, чтобы смерть его отца не была напрасной. Вино оказалось жгучим и терпким. Арилан был прав, решив, что оно скисло. Оно еще не превратилось в уксус, но уже близко подошло к нему. Однако четыре года назад оно, вероятно, было высшего качества. Келсон знал, что отцу это вино нравилось. Потом король задумался, почему оно так невкусно теперь. Возможно, все дело в мераше, решил он, проведя кончиком языка по губам. Возможно, мераша изменила его, и оно потеряло свою силу. Странно, но кончик его языка слегка онемел. А после того, как он сделал глоток, на небе появился резковато-горьковатый привкус. Но он ожидал его после того, что сказал Арилан. Келсон снова сделал глоток и почувствовал, как в горле началось нечто, похожее на слабое гудения, которое быстро переместилось на затылок. - А теперь выпей все, - скомандовал Морган, внезапно оказавшись у него за спиной и опустив обе ладони на плечи. - Надо избежать медленного перехода. Лучше побыстрее, поверь мне. Келсон мог бы поспорить с Ариланом, хотя бы потому что ему не нравилось, как архиепископ командует ими всеми, но только не с Морганом. Он уже чувствовал неприятное покалывание, постепенно охватывающее все тело. Король снова поднял кубок руками, теряющими всякие ощущения. - Все, одним большим глотком, - подбодрил Морган, когда Келсон поднес кубок к губам. Келсону удалось выпить его в два глотка, и практически сразу же пришлось бороться с приступом рвоты - когда кислое вино достигло желудка. Но не вино было причиной его желания опорожнить желудок. Холодный страх охватил его внутренности, разбуженный вернувшимся образом умирающего отца, и это не поддавалось никаким доводам разума о том, что он сам находится в безопасности, среди друзей. Морган поймал пустой кубок, когда Келсон выпустил его из рук, затем все его чувства стали исчезать, и король остался один - более одиноким, чем когда-либо, даже до того, как он получил свою силу. Его зрение затуманилось, теряясь в туннеле, подобно тому, что происходило, когда он впадал в транс. Только вместо того, чтобы дать ему сфокусироваться внутри себя, туннель продолжал закрываться, отрезая его от внешних и внутренних ощущений, пока он не ослеп. И Келсон был слеп не только глазами, он и не видел ничего из того, что позволяли ему охватить его способности. Он попытался открыть рот, чтобы спросить, остался ли кто-то рядом с ним, но даже эта попытка заставила что-то сжаться в животе - хотя, к сожалению, не так сильно, чтобы вызвать рвоту и освободиться от того, что теперь казалось ему грудой угля, посылающей горячие языки пламени во все уголки его тела. - Келсон, ты меня слышишь? - спросил голос, прямо в ухо. Для его натянутых нервов звук казался подобным скрежету ржавого металла. Ему удалось кивнуть, но пришлось" для этого закрыть глаза - что не имело значения, так как он все равно ничего не видел. Смутная, далекая часть разума знала: он сжимает края стола, таким образом пытаясь цепляться за жизнь. Это было его единственным якорем в мире, теперь для него недоступном. То, что касалось его лица, сжимая голову по бокам, могло быть языками огня, если бы он каким-то образом не понял: это - руки Моргана. - Не открывай глаза, сделай глубокий вдох, а потом выдохни и попытайся сконцентрироваться только на моем голосе, - приказал Морган. - Твои щиты практически исчезли. Попытайся не сопротивляться тому, что я сейчас сделаю. Это не будет приятным ни для тебя, ни для меня, но я покажу тебе, что происходит и как обратить это себе на пользу. Келсон не мог бы не подчиниться, даже если бы от этого зависело спасение его души. Прикосновение разума Моргана оказалось гораздо хуже прикосновения его рук. Все, что король помнил о следующем часе или двух - это крик, хотя, как в дальнейшем сказали ему друзья, он не издал ни звука. Он предполагал, что в конце концов они дали ему снотворное Арилана, так как когда он наконец проснулся, настало уже следующее утро, и Джатам, старший оруженосец, будил его для воскресной мессы. Его голова болела сильнее, чем с самого сильного похмелья, которое он мог вспомнить из личного опыта или о котором когда-либо слышал. - Боже, как Дункан вообще мог что-то делать? - прошептал Келсон, с трудом поднимая голову, пока он ждал, как Джатам сходит за Морганом. - Выдержать испытание мерашей после всего, что они с ним сделали! - Он прикрыл глаза рукой, заслоняя свет. - А мой отец! Навряд ли он понимал, что с ним происходит. Дугал пошевелился на кровати, поставленной в ногах широкой постели короля, застонал, и ему удалось приподняться, чтобы ухватиться обеими руками за одну из колонн, держащих балдахин, и уставиться затуманенным взором на Келсона. - Не надо об этом думать, - сказал он. - Не позволяй себе. Как и я, ты не должен думать о том, как страдал твой отец. Это не приведет ни к чему хорошему. Главное: мы узнали, что можно сделать, если нам придется когда-либо снова испробовать мерашу. Боже упаси! Хотя они оба и намеревались не думать о прошлых страданиях отцов, эти мысли не покидали их, пока появление Моргана не переключило внимание на более практические заботы. - Мы должны отправиться на мессу сегодня утром, Аларик, - ответил Келсон, когда Морган заметил, что денек в кровати пойдет обоим молодым людям на пользу гораздо больше, чем присутствие на каком-либо ритуале. - Кардиель будет зачитывать решение трибунала. Дугалу следует там появиться. Моргану нечего было возразить на этот аргумент, хотя он и предупредил их обоих, что любое немедленное облегчение, которое он может им предложить, является временной мерой, и только хороший ночной сон окончательно завершит выздоровление. После применения лечебных процедур - какие он мог им дать - он снова подчеркнул необходимость как можно больше спать. Объявление Кардиеля было встречено с радостью. Несколько десятков доброжелателей собрались вокруг Дугала и короля после мессы, чтобы принести свои поздравления. Молодого лорда из приграничья полюбили при дворе за последний год. Теперь, после того, как был снят вопрос с его незаконным рождением, его полюбят еще больше. Масса приграничных жителей из владений Дугала прибыли в Ремут, чтобы через два дня присутствовать на процедуре посвящения его в рыцари. Они приветствовали Дугала и короля, когда те вышли из собора. Кьярд О'Руан, престарелый слуга Дугала, быстро заметил - и весело сообщил своим соплеменникам - что и их молодой вождь, и король очевидно перепраздновали прошлой ночью, судя по их затуманенным взорам и потому, как они морщатся, когда смотрят на свет или слышат громкие звуки. Конечно, ни Дугал, ни Келсон не стали убеждать их в обратном. Слава Богу, и без того ожидалось, что сегодня будущие рыцари отправятся спать пораньше, но похмелье давало им оправдание удалиться в свои покои немедленно. Впереди их ждали два дня сплошных церемоний и празднеств. К тому времени, как они пересекли двор замка и поднялись по ступеням к дверям тронного зала, с ними остался только Джатам. Представители клана и молодые воины, толпившиеся вокруг друзей после окончания мессы и следовавшие за ними до замка, теперь разбрелись по своим делам. Джатам тоже был кандидатом на посвящение в рыцари через два дня, а на сегодня получил особые инструкции от Моргана, хотя и не знал их истинных причин. Никакая торжественная встреча не ждала ни короля, ни лорда с приграничных земель, когда они вошли в тронный зал, хотя те, кто заметил проходящего мимо короля, отдали ему почести, правда, без обычной официальности. Джатам быстро провел их вдоль левой стены, намереваясь далее следовать по одной из черных лестниц, чтобы избежать огибающую сад галерею. Вчерашняя гроза сменилась великолепным солнечным днем, нетипичным для марта, и большая часть придворных собрались в саду, наслаждаясь внезапным теплом. Солнечный день также побудил супругу Нигеля Мерауд спуститься из покоев, отведенных для дам, чтобы пошить и почитать с двумя компаньонками при свете дня. Маленькая дочь Мерауд Эйриан спокойно спала в корзине рядом с матерью. Принцесса Джаннивер время от времени посматривала на ребенка - та самая Джаннивер, к которой Келсон со своими людьми прибыли слишком поздно, чтобы спасти от бесчестья в руках захвативших ее меарских повстанцев прошлым летом. Теперь ее отвергл