ень ограничены, и сам процесс доставил королю большие неудобства. Тем не менее, с другой стороны двери послышался скрежет дерева о дерево. Это время показалось Келсону вечностью. Но затем дверь поддалась. Он резко со стоном вышел из транса. Голова болела так, что у него темнело в глазах. Он с трудом сумел сфокусироваться, повернувшись на руках и коленях, когда Дугал полностью распахнул дверь. Перед ними открылось еще одно помещение, очень похожее на то, в котором они находились, с еще одной дверью на противоположной стене и еще одним гробом из цельного ствола дерева, стоящим посередине. Он также был закрыт сгнившим покровом, от которого остались лишь лоскутки. Дугал медленно поднялся на ноги и с опаской направился к следующей двери, но она точно также оказалась закрыта с противоположной стороны. Он уже сжал пальцы в кулак и занес руку для удара, но остановился в последнее мгновение и просто приложил кулак к двери, а затем уперся в него лбом. Он попытался улыбнуться, когда наконец повернулся к Келсону, однако в глазах стояло отчаяние. - Определенно, когда все это строили, о нас никто не подумал, - чуть слышно сказал он. - Никто не предполагал, что кто-то соберется выйти наружу, после того как эти двери заперли! - Ты думаешь, в той гробнице все точно так же, как в первой? - спросил Келсон, с трудом поднимаясь на ноги у первой двери. Его качало. - Вероятно, - ответил Дугал. - И справиться с задвижкой с этой стороны нет другого способа, кроме того, который я использовал. И нам никак не узнать, сколько тут всего усыпальниц. А если эти две на самом деле такие старые, как кажутся, а пещеры продолжают использовать, то здесь могут оказаться десятки, даже сотни гробниц. Келсон на мгновение закрыл глаза, качаясь даже несмотря на то, что спиной прислонился к стене, затем тяжело вздохнул и направился к Дугалу. - В таком случае, нам лучше поскорее взяться за дело. Мне бы хотелось уже завтра или послезавтра поспать в нормальной постели. Со мной все в порядке, - добавил он, когда Дугал подхватил его под руку и посадил рядом с второй дверью. - Вытягивай энергию, сколько нужно, чтобы делать дело. Я буду тебе помогать, даже если потом смогу только ползать. Дугал вернулся в первую усыпальницу, взял плащи и пустую флягу, затем наполнил ее вином из открытого кувшина, после чего вернулся к Келсону, встал на колени перед второй дверью, и приложил к ней ладони. На этот раз задвижка сдвинулась немного легче, поскольку он уже знал, что делает. Но ему все равно пришлось забрать у Келсона слишком много энергии, а в одиночку Дугал пока не мог справиться. За второй дверью располагалась следующая усыпальница, с еще одной дверью на противоположной стене. Двое друзей, шатаясь, а временами и ползком добрались до нее и отдыхали почти час перед тем, как попытаться ее открыть - и вскоре оказались в следующей усыпальнице. *** Пока Келсон с Дугалом с трудом медленно перебирались из усыпальницы в усыпальницу, хотя захоронения и стали казаться более свежими, начиная примерно с десятого, обнаруженного ими, Морган с Дунканом пребывали в таком же унынии и с почти такой же сломленной волей, хотя и не были столь же голодны. Они оставили часть своих спутников в лагере у водопада, чтобы те несли там вахту, а сами продолжили поиски с Кьярдом и Дхассом, проверяя лозой путь подземной реки. Когда они вчетвером сидели у костра и ели зайца, пойманного и зажаренного Дхассом, Морган снова задумался, не теряют ли они попусту время, продлевая страдания, вместо того, чтобы окончательно признать, что Келсон и Дугал мертвы. - Вы, и правда, считаете, что есть надежда? - спросил Кьярд, упираясь подбородком в колени. Морган резко поднял голову, подумав, не удалось ли старику уловить его мысль. Когда-нибудь ему и впрямь следует попытаться побольше узнать об этом втором зрении, которым Кьярд оправдывал слишком многие свои ощущения, необъяснимые иным способом. - А ты готов бросить поиски, Кьярд? - ответил он, когда на него удивленно посмотрел Дункан. Кьярд покачал головой и вздохнул, обхватывая колени руками, что давало хоть какое-то успокоение - чего не могли сделать ни слова Моргана, ни чьи-либо еще. - Нет, я с вами до конца, сударь. Просто я не знаю, понравится ли нам то, что мы наконец найдем. Сама мысль о том, чтобы опускать в землю молодого парня... Вы, конечно, не верите, что они столько времени оставались живы. - Я не могу сдаться до тех пор, пока не останется абсолютно никакой надежды! - воскликнул Морган. Пламя костра резко взметнулось вверх, когда он вылил в него остатки из своей чаши. Затем он поднялся на ноги и, слегка пошатываясь, отправился на край освещенной поляны. Через несколько секунд к нему присоединился Дункан. - С тобой все в порядке? - Нет, со мной не все в порядке, и не будет в порядке, пока мы не будем знать правду, - резко ответил Морган, и сразу пожалел о таком тоне. - Прости, Дункан, - тут же добавил он. - Наверное, все случившееся в конце концов подействовало мне на нервы - сознавать, что мы сделали все, что в наших силах, и это не помогло. Ведь нам, пожалуй, в конце концов придется признать, что они, и правда, мертвы. - Ну, до этой точки мы еще не дошли! - с чувством сказал Дункан. - И мы ее не достигнем, пока у нас остается вера, что мы их найдем. - Вера, - на губах Моргана мелькнула горькая усмешка, когда он посмотрел на Дункана. - Тебе легко говорить. Однако моя вера сейчас несколько поколебалась, Дункан. Как Бог мог сделать такое с нами? Как Он мог допустить, чтобы это случилось? - Может, Он проверяет нас. - Ну, если это так, то я отказываюсь от проверки. - Нет, ты не отказываешься, - ответил Дункан, - потому что я тебе не позволю. Давай попробуем еще разок связаться с Келсоном и Дугалом. Послать им Зов. Если они все еще живы, то мы им, в самом деле, нужны. Они вернулись к костру, затем Кьярд и Дхасс, по просьбе двоих Дерини, сели рядом с ними, чтобы давать Моргану и Дункану необходимую энергию. Кьярду и Дхассу теперь было легко это делать, потому что подобный ритуал совершался каждый день, утром и вечером, с тех пор, как они покинули лагерь у водопада. На этот раз они добились не большего успеха, чем в предыдущие, после чего Кьярд с Дхассом плавно перешли из состояния транса в обычный сон. Морган же с Дунканом, все еще не разрывая связи друг с другом, почти час лежали без сна, вспоминая тех, кого искали. *** А те двое тем временем продолжали пробираться из усыпальницы в усыпальницу. Каждое следующее захоронение было более поздним, чем предыдущее и в каждом имелась закрытая дверь, преграждающая движение вперед. Они пытались ничего не трогать, кроме необходимого для выживания, потому что отнюдь не хотели показывать неуважение к мертвым, которых тревожили в своей попытке вырваться на свет. Однако при первой же возможности они вооружились, на тот случай, если после внезапного появления из гробниц их встретят враждебно, и придется вступить в схватку, до того, как их объяснения выслушают. Само их присутствие в гробницах вероятно будет рассматриваться как надругательство и осквернение священного места. Они также продолжали осматривать съестные припасы в каждой новой гробнице. Силы Келсона истощались особенно быстро, так как он постоянно отдавал энергию, необходимую Дугалу для открывания дверей. Кислое вино поддерживало их, но они оба постоянно были слегка пьяны, пока Дугал не обнаружил, как воспользоваться своими способностями, чтобы противодействовать эффекту опьянения, по крайней мере, для себя самого. Что касается Келсона, ему, по мнению Дугала, лучше было как раз оставаться чуть нетрезвым - это немного облегчало головную боль, сопровождавшую его постоянно с момента прихода в сознание. Дугал многое бы отдал, чтобы найти зерно, не зараженное насекомыми и не заплесневевшее, или корочку хлеба, еще не ссохшуюся до состояния известкового раствора, который они отколупывали из первой стены. Но приемлемым для потребления оставалось только вино. Единственная попытка Дугала съесть горсть зерна закончилась ужасными спазмами живота, перешедшими в потерю сознания и галлюцинации, в результате чего они не могли продолжать путь целые сутки. За это время Дугал настолько ослаб, что не смог даже поддерживать магический огонь, и отчаявшемуся Келсону пришлось отломить от сундуков с подношениями несколько досок, чтобы зажечь факелы, при свете которых он смог ухаживать за Дугалом. Реакция организма на зараженное зерно показала не только опасность отравления старыми продуктами, но и какое количество энергии Дугал тратил на поддержание магического огня. Все случившееся научило их быть осторожными и экономными. В дальнейшем они предпочли использовать факелы, а не магический огонь, хотя и пытались ничего не разрушать, кроме деревянных сундуков с подношениями. На самом деле, когда им впервые захотелось освободить мочевой пузырь, они некоторое время обсуждали, какое место будет наименее оскорбительным, не желая осквернять священную землю. Дугал каждый раз переживал, когда ему приходилось освобождать еще один сундук и ломать его на факелы. Некоторые были очень красиво сделаны. Таким образом освещая себе дорогу факелами они открыли дверь очередной усыпальницы, и это захоронение неожиданно оказалось совсем свежим. Венки из вечнозеленых растений, разбросанные по полу вокруг пьедестала, почти не изменили цвет. А обитатель гробницы умер не более недели или двух назад. Он, похоже, был ненамного старше их самих - ему казалось не больше двадцати пяти или тридцати. Он лежал не в деревянном гробу, как большинство захороненных, кроме последних предшественников, а прямо на ткани, которой был застлан пьедестал из кучи камней. Тело завернули в плащ, под которым оказалась одежда из добротной темной-серой шерсти, доспехи отсутствовали. Знакомая сетка из красных нитей покрывала его с головы до ног, но эту, похоже, сплели из грубой шерсти, а не шелка, в узлы же поместили не драгоценные камни. Даже Келсон, чьи обычные ощущения были несколько размыты вином, а способности снижены до малой части обычного уровня, мог сказать, что сетка не заговорена. Однако гораздо больший интерес представляли подношения умершему, оставленные на небольшом столике, стоявшем в головах возвышения: плоские круглые хлебцы, сильно засохшие, но еще не покрывшиеся плесенью, плотно закрытые фляги с элем, который не только не испортился, а показался почти амброзией двум изголодавшимся юношам. Когда Келсон смотрел на то, как лежал хлеб и стояли кувшины с элем, ему вспомнились хлеб и вино - дароприношения во время мессы, и он указал на это Дугалу после того, как они жадно заглотили по несколько кусков. Находка съедобной пищи, первой, попавшей им в рот после многих-многих дней, временно отодвинула необходимость проникать за следующую дверь. - Неважно, по какой причине они все это тут оставили, - сказал Дугал, вытирая рот рукавом после большого глотка из кувшина. - Я рад, что так получилось. Возможно, они спасли нам жизнь. - Да уж, - пробормотал Келсон с набитым ртом, когда Дугал поближе склонился над неподвижным восковым лицом трупа. - Как ты думаешь, от чего умер этот парень? Он очень молод. И, главное, сколько он тут лежит? Дугал покачал головой. - Не знаю. Неделю? Самое большее, две. Взгляни на эту зелень, - добавил он, носком сапога подбрасывая ветки, валяюшчеся вокруг пьедестала. - Они ведь совсем свежие, так что не могут тут долго находиться. - Наверное, ты прав. утолив голод и жажду, друзья наполнили флягу элем и прихватили две последние буханки хлеба, завернув их в край плаща Дугала, после чего придвинулись к двери. Келсон все еще нетвердо стоял на ногах, но чувствовал себя лучше, чем когда- либо с момента прихода в сознание. Он держал зажженный факел, когда Дугал склонился перед дверью и, как обычно, приложил ладони к тому месту, где с другой стороны должна находиться задвижка. Келсон держал руку на шее Дугала, чтобы тому было легче черпать из него энергию. Келсон гораздо легче перенес это усилие, чем раньше, и все еще стоял на ногах, когда дверь поддалась и открылась. На этот раз помещение за нею оказалось пустым, хотя дверь с другой стороны была так же прочно закрыта, как и другие. На этот раз Келсон сел на пол рядом с Дугалом, потому что оба не успели даже частично восстановить силы для еще одной попытки. Но ждать они не могли, даже сознавая, как им будет тяжело открывать вторую дверь подряд. За этой последней преградой могла лежать свобода... Келсон вздохнул с облегчением, когда она открылась, а затем вдохнул свежий холодный воздух, попахивающий сосной и дымком. Поднимаясь на дрожащих ногах, король ухватился за полу плаща Дугала. Впереди простирался коридор, по обеим сторонам которого в специальных подставках горели факелы - определенный знак, свидетельствующий о том, что они вернулись к живым людям, да и воздух больше не был затхлым и влажным, как в гробницах, хотя они еще и не выбрались наружу. - Слава Богу! - прошептал Келсон, когда они с Дугалом нетвердой походкой направились в ту сторону, откуда ощущалось дуновение ветерка, с наслаждением втягивая воздух. - Дугал, мы выбрались! Мы свободны! Не успев сделать и дюжины шагов, они вышли из пещеры на открытое место. Там обнаружился костер - и люди, сидевшие вокруг огня, уставились на них в ужасе и изумлении. Келсон с Дугалом тоже застыли на месте, и какое-то время все просто безмолвно взирали друг на друга, причем один из людей у костра украдкой перекрестился. Тут же другой вскочил и попытался с криком: - Духи! Мертвые восстали! - Это не духи! - рявкнул еще один. - Это разбойники. Они пытались ограбить туам койсригт! Хватайте их! - Воры! Надругательство! - подхватили крик остальные, и внезапно все они, выхватив оружие, ринулись на двоих друзей. У Келсона не было времени даже подумать, почему их атакуют, он был слишком потрясен, чтобы выхватить старый короткий меч, заткнутый за пояс - даже если бы у него и осталась физическая сила сражаться. У Дугала хватило воли выхватить оружие, одновременно крича нападавшим, чтобы они отступили и что перед ними король, но, казалось, его никто не слушал. Келсон слабо сопротивлялся, когда на них набросились, пытаясь объяснить, что он не вор, а король. Ведь река, определенно, не могла вынести их за пределы Гвиннеда? Но его перекричали. Старший приказывал связать их и не слушать, что говорят осквернители святых мест. Когда Келсона повалили на землю, крича что-то на малопонятном диалекте, король заметил, как Дугал рухнул под натиском по меньшей мере шести человек, причем один из них ухватил Дугала сзади за шею, и лицо друга побагровело. Келсон продолжал сражаться за свою жизнь, уже обезоруженный, его голова раскалывалась от боли, кровь стучала в висках, и он почти терял сознание, и вдруг король увидел, как в огромном кулаке нападавшего мелькнул кинжал, целящий ему прямо в голову. Он попытался увернуться или, по крайней мере, отклонить удар, но не смог отпрянуть достаточно быстро и достаточно далеко. Его голову пронзила боль, причем в том же месте, которым он ударялся раньше, и все вокруг погрузилось во мрак. Глава двадцать третья Не бойся смертного приговора, вспомни о предках твоих и потомках (Сирах 41:5) С Дугалом тоже обошлись грубо, но он во время борьбы ни разу не терял сознание, хотя и был близок к этому, когда один из нападавших схватил его за шею и чуть не придушил, в то время как другие держали его за руки. В надежде предотвратить худшее и понимая, что он не может надеяться на побег, по крайней мере, сейчас, Дугал расслабился и притворился, будто лишился чувств. После этого его положили на землю, стянули с него плащ и пояс, но горло отпустили и больше не били. Однако притворство далось ему с большим трудом: он видел, как упал король, и смертельный блеск кинжала над его головой. Дугал не заметил, как ударили Келсона и куда, но король тут же прекратил сопротивление. Дугал в отчаянии молился, чтобы они не убили Келсона, и изо всех сил пытался не разрыдаться. Хотя ему страшно хотелось вскочить и броситься к королю, он понимал: это все равно не поможет Келсону - если теперь, им вообще, что-то поможет - а его самого только сильнее изобьют, а то и убьют. Если же Дугалу удастся остаться в живых, то, возможно, с пленителями еще удастся договориться, хотя сейчас они так громко вопили об осквернении могил и воровстве, что едва ли были расположены слушать. Тем не менее, Дугал удачно изобразил потерю сознания, пока его продолжали обыскивать. Думая, что он не слышит, пленители сделались словоохотливыми, правда, изъяснялись они на каком-то странном диалекте, в котором Дугал понимал лишь слово из десяти. Правда, одно из них ему удалось уловить совершенно определенно, и это было слово "рыцарь".., они все повторяли его, когда добрались до золотых шпор. Они сняли шпоры, явно понимая, что те представляют ценность, а затем, поразмыслив, решили забрать и сапоги. Когда они сняли сапоги, не обращая внимания на его поврежденную лодыжку, Дугал, в самом деле, чуть не лишился чувств, хотя прекрасно понимал: эти действия разумны, с их точки зрения, поскольку уменьшают вероятность побега. Без сапог и без оружия в горной местности, он определенно не сможет далеко уйти. Они также стащили кожаную безрукавку, оставив его на холоде лишь в рубашке и штанах. Это позволило им обнаружить медальон святого Камбера и кристалл, принадлежавший матери, и они забрали и то, и другое. Они лишили его и перстня-печатки Макардри, после чего перекатили на живот, заломили руки на спину и связали. Тут они тоже действовали со знанием дела, связав запястья и дополнительно проведя веревку вокруг больших пальцев, так, что он не смог бы опустить Руки даже до пояса, не то что развязаться. От этих действий заболело поврежденное запястье, хотя Дугал и думал, что оно практически зажило, но он смог выдержать эту боль. Однако лодыжка заставляла его стонать, когда они связывали его щиколотки, потом колени, а потом подтянули ноги к рукам и, продев веревку вначале через скрученные запястья, обвязали ее вокруг шеи так, что если он станет сильно дергаться, то задушит себя сам. Но затем, когда двое из них перекатили его на бок, собираясь поднять и куда-то нести, веревка врезалась в горло, и Дугал наконец потерял сознание. Очнулся Дугал от приглушенного гула голосов. Он все еще не вполне пришел в себя, веревка давила на горло, но он понял, что оказался в небольшой полутемной комнатке, и лежит на левом боку. Лицо касалось сплетенной из трав подстилки, все еще пахнущей свежестью. Во рту был платок-кляп, что отнюдь не облегчало дыхание, а левое плечо так затекло от неудобного положения, что он чуть не застонал, слегка изменив положение. Но, по крайней мере, в голове просветлело через несколько секунд. Теперь, когда для себя он сделал все что мог, нужно было позаботиться о Келсоне. Комната была не полностью погружена во мрак - немного света проникало из-под двери, расположенной поблизости, откуда продолжали разговаривать голоса - но из своего теперешнего положения Дугал практически ничего не видел. Он чуть опять не задохнулся, пытаясь приподняться на бедре, чтобы осмотреться. Б конце концов, ему пришлось изогнуть спину и перекатиться на живот, чтобы он мог поворачивать голову. Точно таким же образом связанный Келсон лежал неподалеку, его глаза были закрыты, но он дышал. Слава Богу! Испытав огромное облегчение, Дугал опустил подбородок на подстилку и закрыл глаза. Его ступни болтались в воздухе, но в таком положении веревка меньше всего давила на шею. Ему требовалось оценить ситуацию, в которую они попали. Во-первых, если брать положительные моменты, то он сам, кажется, травмирован не больше, чем когда начались их несчастья, хотя он не был уверен, что может то же самое сказать о Келсоне. Король оставался без сознания, и удар по голове определенно не улучшил его состояние после первого сотрясения мозга. Также положительным можно было считать тот факт, что они оба наелись хлеба и напились эля, что обнаружили в последней гробнице. Конечно, это едва ли расположит к ним пленителей, которые и без того считали обоих юношей грабителями и осквернителями святынь, и все же пища придавала Дугалу сил. Он, конечно, предпочел бы что-то более существенное, чем хлеб - например, кусочек оленины или куропатку, или, наконец, пирог с голубятиной или что-то еще в этом роде, чем можно по-настоящему насытиться. Правда, после многих дней на воде, рыбе и вине, а в последнее время, и вовсе на одном только вине, хлеб показался божественной пищей. Эль также не затуманил его сознание, потому что Дугал заедал его хлебом, значит, ему не придется тратить драгоценную энергию на то, чтобы уменьшить воздействие алкоголя. Однако выпитый эль имел одно неприятное последствие: мочевой пузырь был переполнен. Дугал сейчас никак не мог его опорожнить, ну если только в штаны, поскольку был связан подобно барашку, приготовленному на заклание. Интересно, а Великий Пост уже закончился? Ведь Дугал понятия не имел, сколько времени они с Келсоном блуждали в подземельях. Пока он еще мог терпеть, но с каждым часом это будет все труднее и труднее. Значит, он в любом случае должен освободиться от пут - чтобы позаботиться о раненом Келсоне и вызволить их обоих. Побег может оказаться возможным, если у него будет время поразмыслить над проблемой. Звуки за дверью стихали. Очевидно, их пленители собирались укладываться спать. По прикидкам Дугала, их, скорее всего, схватили ранним вечером, а потому он предполагал, что никакого решения не станут принимать до утра. Ему совсем не хотелось думать о том, что с ними могут сделать, если им не удастся убедить пленителей в своей невиновности. Так, чем же заняться вначале? Попытаться самому освободиться от пут или каким-то образом подползти к Келсону и посмотреть, не сможет ли он освободить его? Для начала Дугал решил произнести слова заговора, снимающего усталость, затем посмотреть, удастся ли ему собрать достаточно энергии, чтобы освободиться от пут. Он работал над первой задачей, когда внезапно открылась дверь, и на него сзади упала полоска света, которую тут же закрыло несколько теней. Дугал на мгновение застыл, сразу же поняв, что не может притворяться, что он без сознания, если ноги по-прежнему болтаются в воздухе. Затем он медленно, с глухим стоном от боли, перекатился на бок, чтобы посмотреть, кто пришел. Двое мужчин в серых плащах показались знакомыми - они участвовали с драке у пещеры. Типичные солдаты на вид, которые лишь исполняют чужие приказы.., а вот третий был совсем другого сорта. Он напомнил Дугалу старого Каулая в лучшие годы - загорелый, с ногами колесом от многих лет, проведенных в седле с мускулистыми руками и плечами, одетый в мягкую темно-рыжую рубаху с длинными рукавами. На нем были клетчатые штаны из неизвестной серо-черной ткани. Рубашка выглядывала из-под кожаной стеганой безрукавки со шнуровкой спереди, кожаные сапоги доходили почти до колен, а на правом боку висел кинжал, украшенный серебром. У него была окладистая каштановая борода, усы, подернутые сединой, напоминали кошачьи, в пышных волосах тоже проглядывала седина, и они были заплетены в косу, как у самого Дугала. На шее поблескивал серебряный торк вождя. - Значит, вот какие эти негодяи, - сказал мужчина негромко, не сводя взгляда с Дугала. - Обокрали гробницу Сагарта? - Да, осквернили священные места, Бенед-Сианн, - ответил один из подчиненных. - Мы не узнаем, сколько всего они разрушили, до завтрашнего утра. Братья посмотрят, что они там натворили. Второй приближенный, мрачный и отстраненный, в сером плаще, закрывающем его тело от плеч до щиколоток, без всякого выражения что-то быстро пробормотал на диалекте, который Дугал не мог разобрать, несмотря на схожесть с приграничными говорами, известными ему. А вождь поджал губы, взглянул на так и не пришедшего в сознание Келсона и снова вернулся к Дугалу. - Твоему напарнику повезло больше, молодой разбойник, - тихо произнес он. - Потому что когда мы будем сжигать вас на костре за ваше богохульство, думаю, он не почувствует языков пламени, а вот тебе придется куда хуже... Презрительно фыркнув, вождь развернулся и ушел, двое подчиненных смерили Дугала тяжелыми взглядами и тоже последовали за ним, закрыв дверь. Сердце Дугала опустилось, когда он услышал, как задвижка с глухим стуком упала на место, затем он выгнул спину, чтобы ослабить давление веревки на горло, пытаясь найти более удобную позу. Костер. Пленители собирались сжечь их, очевидно не предоставив возможности ни слова молвить в свою защиту. Он понятия не имел, кто был тот Сагарт, чью гробницу они осквернили, но, очевидно, он в этой местности занимал какое-то важное положение. Приговор был вынесен исходя не из фанатизма, а из простой логики. Преступление совершено двумя неизвестными - никакие смягчающие вину обстоятельства роли не играют - а за это преступление полагалась смертная казнь через сожжение на костре. Подобная несправедливость разозлила Дугала, и он несколько минут просто лежал, распаляясь, прежде чем смог повернуть свой гнев на нечто более полезное в их ситуации - например, постараться освободиться. Его тело переполнял адреналин, в то время как ярость подпитывала разум, поэтому через несколько минут он сумел ослабить узлы при помощи своих способностей, освободил запястья, стянул веревку с шеи, вынул кляп и снял веревки, связывавшие его ноги. Перед тем, как проверить состояние Келсона, Дугал неслышно подобрался к двери, скорчился и попытался заглянуть под нее. Свет там померк, и помещение, располагавшееся за дверью, заполнял мощный храп. Молясь, чтобы никто больше не пришел их проверять, Дугал размял ноги и повернулся к Келсону, правда, для начала опорожнил в углу мочевой пузырь, затем склонился над лежащим без сознания королем, чтобы развязать его. Дугал создал слабенький магический огонь, чтобы было можно разглядеть, что он делает, а когда закончил распутывать Келсона, тот пошевелился. "Не говори ничего вслух, - послал Дугал ментальный импульс в сознание Келсона, как только у того задрожали веки и на Дугала уставились серые глаза. Дугал даже приложил палец к губам Келсона, чтобы усилить приказ. - Думаю, на ночь нас оставят в покое, но, судя по звукам, за дверью спит целый отряд стражи." Келсон слабо кивнул, и Дугал снял палец с его губ, но в свете магического огня увидел, что зрачки Келсона опять реагируют слабо. Над виском появился новый синяк, недалеко от того места, где Дугал восстанавливал кость после первого повреждения черепа. Келсон чуть не вскрикнул, когда Дугал легко дотронулся до головы кончиком пальца. "Плохи дела, да?" - удалось послать мысль Келсону, причем он вначале взял руку Дугала в свою, чтобы физический контакт облегчил ментальный. С трудом сглотнув, Дугал кивнул. "И это не самое худшее, - ответил он. - Келсон, они думают, что мы преднамеренно забрались в гробницы и осквернили их. Они угрожают сжечь нас завтра на костре." "Сжечь нас..." Келсон прикрыл глаза, но затем его мысль ворвалась в разум Дугала. Дугал и не думал, что у короля осталось столько сил после очередного удара по голове. "В таком случае обещай мне две вещи, Дугал - не как королю, а как другу и брату. Поклянись мне своей любовью ко мне, памятуя, как ты чтишь нашу братскую клятву, скрепленную кровью." "Все, что хочешь, Келсон - я клянусь!" - тут же пришел пылкий ответ Дугала. "Во-первых, пообещай мне, что если ничего больше нельзя будет сделать, ты поможешь королю умереть до того, как его охватят языки пламени." "Ты имеешь в виду - убить тебя?" "Да." "Келсон, я..." "Обещай, Дугал! - серые глаза раскрылись, спокойные, как море, окутанное туманом. - Из всего того, что есть на земле и за ее пределами, я, пожалуй, больше всего боюсь именно этой смерти. Ты знаешь, через что прошел твой отец. Обещай мне, Дугал!" Глаза Дугала застлали слезы, но он кивнул. "Я обещаю", - сказал он, и его губы также шевельнулись, когда разум посылал ментальный импульс. "А теперь второе обещание", - продолжал Келсон с легкой улыбкой. Дугал кивнул, склонив голову над рукой короля, и поцеловал ее. "Я обещаю." "Разве ты не хочешь вначале узнать, что еще я попрошу?" "Какое это имеет значение? - ответил Дугал, на губах которого появилась горькая усмешка, - О чем еще ты можешь попросить меня, что окажется труднее твоей первой просьбы?" "Я могу попросить тебя спасти меня, - ответил Келсон. - На самом деле, я именно об этом и собираюсь просить - потому что я ни в коем случае не готов сейчас умирать." "Спасти тебя? - в ужасе Дугал внимательно посмотрел в серые глаза Келсона в поисках какой-то подсказки, пытаясь понять, о чем говорит король, - Келсон, ты знаешь, что когда они придут за нами утром, я сделаю все возможное, чтобы спасти нас обоих, но..." "Излечи меня, Дугал, - мысль Келсона прорезала сознание Дугала, подобно ножу. - Ты ведь из рода Целителей. Ты унаследовал от Дункана все остальное, так почему бы и не это? Ведь, в конце-то концов, ты же поставил на место кость в моем черепе." "Это была физическая манипуляция, - запротестовал Дугал. - А то, о чем ты говоришь - совсем другое дело. Я ведь не смог дотронуться до внутренних повреждений." "А ты пытался?" "Нет, я не посмел." "А теперь как раз время посметь, - заметил Келсон. - Когда Морган лечит, он прикладывает руки к тому месту, которое он собирается исцелить, а затем.., в некотором роде представляет, каким оно должно стать, - Келсон потер переносицу. - Также, наверное, не помешает обратиться к святому Камберу. И Морган, и твой отец говорили про - как их назвать? - посещения? - во время процесса исцеления. И тот, кто им являлся - эта странная сущность - подходит под описание святого Камбера. Морган также рассказывал, как у него появляется ощущение, будто на его руках лежит еще одна пара рук." Дугал оставался без движения несколько секунд. Он был ошарашен, долго моргал и вернулся к нормальному состоянию только после того, как в его разум снова ворвалась мысль Келсона. "Я знаю, что это тебя пугает, - король пытался его ободрить, но одновременно и подтолкнуть, и искусить. - Если тебя это страшит не так сильно, то попробуй вначале вылечить себя, перед тем как займешься мной. Тебе ведь, в любом случае, потребуются две здоровые ноги, чтобы мы могли выбраться отсюда - так что поработай вначале над своей лодыжкой. У тебя есть здоровая для сравнения. А из меня ты можешь черпать дополнительную энергию, как мы делали, чтобы открыть двери." "Но.., даже если мне удастся это сделать, ты считаешь разумным так опустошать твои запасы силы?" - спросил Дугал. "Дугал, если ты не можешь меня вылечить, то можешь сразу же убить! - пришел ответ Келсона, жестокий, но честный. - Сколько еще времени и энергии ты намерен тратить на споры? И вообще, ты не боишься, что нам в любой миг могут помешать?!" Дугал понятия не имел, сумеет ли он сделать то, чего ожидал от него король, хотя Келсон, похоже, был уверен, что он справится. Чтобы защититься от возможной проверки, на тот случай, если кто- то решит взглянуть на них ночью, Дугал вложил кляп Келсону в рот, но, конечно, не глубоко, затем перевернул его на бок, как раньше, чтобы проверяющему показалось, будто король по-прежнему лежит без сознания, и накинул на него веревки, не завязывая их. Из дверного проема этого все равно не разглядеть. Сам Дугал улегся на бок - так, чтобы их головы соприкоснулись, словно после последней проверки он смог проползти до друга, а затем рухнул от усталости. Он тоже вставил себе кляп, а руки и ноги спрятал за спиной, заслоняя их своим телом. Так что если не подходить к ним близко, проверяющий мог бы решить, что они оба связаны, как и раньше. Из этого положения, устроившись настолько удобно, насколько позволяли обстоятельства, Дугал погасил магический огонь и вызвал первые стадии глубокого транса. Он уверенно проник в разум Келсона; последние недели они так часто находились в мысленном контакте, что это давалось ему с каждым разом все легче. Связь практически мгновенно окрепла, давая Дугалу доступ даже к самым последним запасам энергии Келсона, хотя он и не воспользуется ими, если не возникнет крайняя необходимость. Затем Дугал позволил себе проскользнуть на более глубокие уровни транса, чтобы осмотреть свое собственное тело. Он никогда не делал ничего подобного раньше. Единственное, чем он занимался, - это простые упражнения на расслабление. На этот раз он вначале занялся судорогами, болезненно отдающими в плечах из-за того, что ему приходилось держать руки сзади в неудобном положении. Однако после того, как ему удалось справиться с этим, он стал быстро улавливать многое другое - кровь, пульсирующую по телу в одном ритме с биением сердца, медленным и ровным, потенциал мышц и связок, когда разминал пальцы. Дугал изменил положение рук, чтобы схватить каждое запястье противоположной рукой, и быстро почувствовал небольшое отличие в неповрежденной правой от почти залеченной левой. Через несколько секунд он перебрался к ногам, перекатившись на живот и опустив руки вниз, чтобы ухватиться ими за лодыжки. В этом случае разница между больной и здоровой сразу же стала очевидна. Больная оказалась более теплой при физическом прикосновении и более мягкой, когда он нажал на нее кончиками пальцев, отыскивая повреждения, которые он раньше чувствовал сквозь сапог, но не смел осмотреть повнимательнее, боясь, что не сможет надеть сапог назад. Однако, когда захватчики забрали его обувь, лодыжка оказалась свободной. Раньше сапог служил своеобразным гипсом, а теперь за короткое время она успела немного опухнуть. Дугал почувствовал линию трещины в одной из костей - не физически, но так же уверенно, как если бы пальцы прошлись по голой кости без какой- либо мышечной ткани и кожи. А затем, позволив себе проскользнуть на более глубинный уровень сознания, гадая, каким же образом начать исцеление, он внезапно оказался словно внутри кости, и на этом уровне он уже знал, что нужно сделать для сращивания кости. Потребовалось гораздо меньше энергии, чем он предполагал, и ему почти не понадобилось пользоваться ресурсами Келсона. Почувствовав, что кость цела, Дугал передвинулся к следующей, залечил ее и отправился проверить остальные, а затем перекинулся на окружающую ткань, отыскивая порванные связки и поражаясь, как легко хрящи и мускулы подчиняются его воле. Казалось, успокаивающее тепло проникает сквозь ладони, и он использовал его, как бальзам, облегчая боль и напряжение, снимая опухоль, усиливая ток крови, силой воли заставляя ногу вернуться к тому состоянию, которое было до травмы. Он почувствовал, как опухоль спадает под его рукой, а лодыжка, когда он попробовал подвигать ею, смогла шевелиться во все стороны, причем без каких- либо болезненных ощущений. У Дугала слегка перехватило дыхание, когда он вышел из транса, практически не веря, что добился желаемого результата. Но сразу же после того, как Дугал открыл глаза, на самой грани поля зрения, ему показалось, что он на мгновение увидел улыбающегося высокого седого мужчину в сером одеянии. Дугал резко поднял голову, чтобы получше разглядеть его, но в ту же секунду образ исчез. Дугал не воскликнул от удивления из-за кляпа, а к тому времени, как он его вынул, молодой человек вспомнил, почему не должен произносить ни звука, и сел. - Боже праведный, что это было? - прошептал он очень-очень тихо, продолжая в благоговении оглядываться. "Что такое?" - пришел ответ Келсона, едва король вернулся в сознание и схватил руку Дугала. "Неважно", - Дугал создал очень слабенький магический огонь и склонился, осматривая свои лодыжки, затем попробовал согнуть правую и несколько раз поменял ее положение - и не почувствовал боли. На ней больше не было никакой припухлости, и кожа обрела нормальный цвет. "Келсон, я сделал это!" Тихий вздох Келсона передал больше, чем слова или мысли, когда он на мгновение прикрыл глаза. "Я предполагал, что ты на это способен, по крайней мере, следовало попробовать, - послал Келсон ментальный пульс. - Мне не хотелось бы подрывать твою уверенность, но, боюсь, со мной тебе будет справиться куда труднее, да и нам может не хватить времени, если мы еще будем откладывать. Ты готов заняться мною?" "Не настолько, как мне хотелось бы, но у нас нет выбора, - ответил Дугал, призывая свой магический огонь, чтобы тот завис над Келсоном. - Перестань думать о том, чтобы притворяться связанным. Мне понадобится очень глубоко войти в твое сознание." Он вынул кляп у короля изо рта и помог ему лечь на бок, вытянув руки вдоль тела, но не прижав к полу. "Ты собираешься оставить этот огонь, пока работаешь? - спросил Келсон. - Если кто-то заглянет, он тут же нас выдаст." Дугал слабо улыбнулся, устраиваясь на корточках и опуская обе руки на полузалеченную голову Келсона. "Мне нужно видеть, что я делаю, по крайней мере, вначале. Д если они заглянут и увидят, что мы не связаны, мы, в любом случае, окажемся в большой беде. Кроме того, может, они любят Дерини? "А, возможно, святой Камбер вмешается, чтобы вызволить нас отсюда", - добавил Келсон. Услышав последнюю фразу, Дугал вспомнил, что видел, выходя из транса в первый раз. Камбер, и правда, может им помочь. Но Келсон, очевидно, этого пока не осознавал. "Давай рассчитывать прежде всего на самих себя, - ответил Дугал напряженно, снова пытаясь установить тесный контакт. - Давай-ка, снова войди в транс и расслабься. Соединись со мной в одно целое. Отдайся на мою волю. Не думаю, что мне потребуется твоя энергия, сама по себе, но мне нужен полный контроль после того, как к тебе станут возвращаться твои защиты. Если я все понял правильно, то по крайней мере первая часть будет несложной. Для остального потребуется более тонкая работа, но мы займемся ею, закончив с первой частью. А если ты знаешь какие-нибудь молитвы святому Камберу, - добавил он, - то сейчас как раз пришло время для них." "Никаких особенных, - пришел слабый ответ: король явно терял над собой контроль, - но я постараюсь что-нибудь придумать." "Хорошо, потому что у меня появилось такое чувство, словно он очень заинтересован в происходящем здесь сегодня ночью." Дугал почувствовал, как Келсон шевельнулся, желая задать вопрос, но контроль Дугала был уже настолько силен, что король почти полностью утратил собственную волю и не мог сопротивляться. Дугал мягко протолкнул Келсона в глубокий, но не тяжелый сон, одновременно уводя их обоих еще дальше. По мере того, как они продолжали падение, Дугал направил свою волю в больное место под кончиками пальцев - и почувствовал, как ткань потеплела под его прикосновением, а затем, когда с кожи отлетела короста, она сделалась прохладной. Улыбаясь. Дугал позволил себе взглянуть при свете магического огня на то, что стало с поврежденным местом, и увидел теперь чистую кожу, затем перевел руки на внутреннюю травму, которой уже занимался раньше. Ему показалось, будто он почувствовал, как чьи-то чужие руки легли поверх его собственных, но не рискнул взглянуть на незванного помощника, а, сосредоточившись, направил мысленный импульс на сложное повреждение. Тем не менее, эта сущность у него за спиной, и руки ее были совершенно реальны, у Дугала не возникало в этом никаких сомнений. И страха не было.., он чувствовал одну только силу и любовь. На сей раз физическое исцеление прошло гораздо проще, стоило Дугалу пропустить через себя мощный поток энергии. Отметина старого перелома стерлась перед его внутренним взором, затем исчезла и появилась новая, чистая кость, а исцеленная часть стала неотличима от всех прочих костей черепа, никогда не знавших повреждений. Но находящаяся под костью небольшая опухоль, все еще нарушающая работу мозга, представляла гораздо большую опасность. Дугал справился и с нею, почти так же, как со своей лодыжкой, заставляя кровь принести тепло и излечить место травмы, а затем смыть поврежденную ткань прочь - хотя пока еще мозг не восстановился окончательно, и ему придется этим заниматься через мгновение. В третьем месте оказалось, что никаких повреждений костей нет, вообще, хотя имелись два синяка и крохотная вмятинка, которая быстро поддалась воздействию его силы. Дугал теперь уже без особого труда справился с кровоподтеками. Но внезапно ему пришло в голову, что нужно кое-что еще - и он вполне способен сделать это. Поэтому, закончив с поверхностным лечением, он призвал всю свою смелость и проскользнул за пределы плоти, на совсем иной уровень, и занялся исцелением разума. Но это оказалось гораздо труднее. Процесс напоминал самое первое радостное единение с отцом, но еще сильнее и глубже, ибо теперь Дугал взирал на мир сквозь призму вновь обретенных способностей. Давняя дружба, связывавшая их с Келсоном, увлекала его все дальше, хотя Дугал по- прежнему контролировал происходящее, но теперь это единение захватило его целиком, и, по крайней мере, на время, их души стали единым целым. Слияние оказалось неимоверно полным, вызывающим столь невероятный экстаз, какого раньше они даже не могли бы вообразить. Подобное единство не имело границ, да, похоже, и не нуждалось в них, даруя каждому из них всю полноту души другого; эта глубокая духовная связь превосходила физическую и в то же время охватывала ее, поэтому Дугал в это мгновение понял, почему им обоим в дальнейшем, когда они оба соберутся жениться, подойдет только женщина-Дерини. Его удивление стало полным, когда Келсон открыл, что уже выбрал эту женщину, и это Росана, согласившаяся сложить с себя монашеские обеты, и они с принцессой-Дерини намерены пожениться, когда Келсон вернется. Когда Келсон вернется. Осознание их положения, подобно ушату холодной воды, вернуло их к реальности, и оба они одновременно поняли необходимость вернуться в сознание - обычное сознание, теперь, когда лечение было закончено. Когда Дугал отнял руку от груди Келсона, они одновременно всплыли на поверхность, в ярких аурах Дерини, окрашенных красными и серебристыми тонами. Но затем Келсон замер на месте, приподняв голову, чтобы посмотреть на что-то у Дугала за спиной, и его аура немедленно погасла. Повернувшись, Дугал тоже скрыл свою ауру. Сейчас на них смотрел не святой Камбер. Комната освещалась красноватым светом факела, который высоко держал вождь, заглядывавший к ним раньше. Справа от него стояла женщина в просторном сером одеянии и головном уборе, закрывавшим подбородок и шею. Возможно, это платье свидетельствовало о принадлежности к какому-то религиозному ордену. За вождем стояло с полдюжины воинов, одетых так же, как и он. Все они были хорошо вооружены, их грубые лица отражали благоговение и страх. В другой руке вождя что-то серебристо блеснуло - и Дугал понял, что это медальоны святого Камбера на цепочках, которые отобрали у пленников. Но вождь тут же забыл о них после увиденного. - Кто вы? - спросила женщина негромким голосом, очевидно привыкшим к повиновению. Глава двадцать четвертая От руки его лучи, и здесь тайник его силы (Аввакум 3:4) - Кто вы такие? - повторила женщина. - Вы ведь Дерини, не так ли? Дугал с Келсоном быстро обменялись мысленным вопросом - так быстро, что за это мгновение нельзя было бы произнести ни слова. Несмотря на физическую слабость, вызванную столь долгим голоданием, Келсон чувствовал, что понемногу поправляется и уже в силах взять переговоры на себя. Но, наверное, пока не стоило признаваться, кто они на самом деле. Судя по тону женщины, принадлежность к Дерини она отнюдь не считала достоинством пленников. - Мы - не разбойники и не грабители, госпожа, - сказал король, осторожно подбирая слова. Он уселся, и Дугал сделал то же самое. - Это мы еще посмотрим, - вставил мужчина, - Оставайтесь на месте! За открытой дверью послышался топот, затем вновь прибывшие остановились, мужчина взял женщину под локоть и быстро отвел в сторону, его подчиненные отодвинулись в другую, и в проеме возникли два лучника, натянувшие тетиву и нацелившие стрелы на пленников. За спинами первых двух лучников пристроились еще двое, готовые быстро сменить первую пару и выстрелить в свою очередь. Келсон с Дугалом застыли на месте. - А теперь, - продолжал вождь, - медленно поднимайтесь на ноги, по одному, и дайте моим людям вновь связать вас - в противном случае лучники убьют вас. - Мы не намерены причинить вам зло, - твердо сказал Келсон. - И мы не принесем вам зла, если вы сделаете так, как вам велят, - ответил вождь. - Ты первый. Встань и отойди от него. Келсон встал, но не отошел от Дугала. - Мы не станем сражаться с вами, но не позволим снова себя связать, - сказал он, не отводя взгляда от вождя. - Если над вами кто- то стоит, я хотел бы поговорить со старшим, или, возможно, со священником. Мы - честные, благочестивые люди. - Честные, благочестивые люди не оскверняют гробниц, - ответил вождь. - И у нас нет священников, только койсригти - святые братья. Мы похоронили одного из лучших неделю назад. Именно его могилу вы осквернили. - Сагарт, - тихо произнес Дугал, осторожно поднимаясь на ноги и стараясь держать руки на виду, чтобы не тревожить понапрасну пленителей. Услышав это имя, вождь резко выдохнул, а лицо женщины окаменело. - Кто сказал вам об этом? - спросила она. - Один из его подчиненных, когда Бенед-Сианн заходил в первый раз, - ответил Дугал. - Сианн означает "вождь", не так ли? А знак на шее - торк - подтверждает это положение. Ваш диалект труден для меня, но я немного понимаю его, так как сам долго жил на границе. Когда мужчина по имени Бенед уставился на него, обдумывая сказанное Дугалом, женщина медленно кивнула. - Оба молодых человека носят i'дулу, Бенед, - тихо сказала она. - И разве ты не говорил, что у обоих были золотые шпоры? Это значит, они принадлежат к знати. Как тебя зовут, молодой руадх? - обратилась она к Дугалу. Она обратилась к нему "руадх", так в приграничье обычно называли рыжеволосых. Дугал снова быстро обменялся вопросом с Келсоном на мысленном уровне. Не будет вреда в том, чтобы назвать свое имя этим людям. Скорее всего, оно для них ничего не значит. Но было важно показать себя одним из них. Келсон согласился. - Я тоже претендую на титул "сианн", госпожа. Я - Макардри из Транши, - ответил Дугал. - Среди своих людей я тоже ношу торк вождя. Мой брат - еще более великий вождь, чем я. Мы приветствуем Бенед-Сианна из приграничья. Когда за ее спиной поднялся шепот, женщина кивнула. - Меак Ард Риг, - повторила она, произнося его имя со странным акцентом. - Сын большого короля... И что же это за большой король? - Меня не интересует его родословная, Джилиан, - перебил Бенед. - Это не объясняет, что они делали в гробнице Сагарта и дальше. Даже король может быть грабителем. Говори дальше, молодой Макардри, может, тебе удастся спасти себя и своего друга. Дугал осторожно кивнул, запоминая имя Джилиан для дальнейших обращений, потому что почувствовал: это настоящее имя, а не сан. - Клянусь, мы не хотели выказать неуважения, Бенед-Сианн. Мы боролись за свою жизнь. - Ворвавшись в гробницу наомха Сагарта? - выкрикнул один из стражей. - Вырвавшись из его гробницы, - ответил Дугал резко. - Именно это я и пытался вам сказать. Мы пытались выйти - а не войти. Мы пришли с другого конца, из пещеры, которая находится за гробницами. - Из пещеры... - прошептал другой человек. - Дайте ему сказать, - велела женщина. - Хорошо, Бан-Аба, - кивнул мужчина, тут же отступив назад. Дугал уважительно и с благодарностью поклонился ей, приложив правую руку к сердцу, одновременно послав перевод Келсону. "Бан-Аба - это что-то типа настоятельницы аббатства. Я думаю, она главнее Бенеда." - Спасибо, Бан-Аба, - сказал он. - Много дней назад, или возможно недель, нас унесло подземной рекой вблизи аббатства святого Беренда, к северо-востоку от Кайрори. Мы чуть не утонули. Мы не знаем, как далеко нас утащило перед тем, как мы оказались на берегу в пещере, которая привела нас к другому концу ваших гробниц. Фактически мы даже не знаем, где сейчас находимся. Он сделал паузу, но никто не вызвался прояснить этот вопрос. - В любом случае нам удалось пробить дыру в стене, воздвигнутой вашими людьми, чтобы оградить коридор, который вы превратили в цепь гробниц, а затем мы прошли через.., бесконечную череду дверей, - осторожно закончил он, так как внезапно понял: он не смеет сказать им, каким образом открывал двери. - Это правда, Бан-Аба, - вмешался Келсон, пытаясь скрыть чуть не совершенную Дугалом оговорку. - Мы потревожили гробницы только потому, что искали выход и еду. У нас много дней ничего во рту не было, кроме воды и рыбы, но и это все закончилось к тому времени, как мы попали в первую гробницу. К счастью, вино оставалось еще пригодным для употребления. А затем, когда мы обнаружили хлеб и эль в гробнице Сагарта, мы съели их. Когда мы вышли тут на поверхность, это был наш первый глоток свежего воздуха за.., вероятно, несколько недель. - Но вы освободились от пут, чего не может сделать ни один обычный человек, - сказал Бенед, показывая на них рукой, все еще держа медальоны святого Камбера. Затем резко замолчал, вспомнив про них. - И вас окружал священный огонь, когда мы только что вошли. - Благословенным клянусь, тел создал огонь. И на тебе, парень, был его знак, - продолжал Бенед, переводя изумленный взгляд с Дугала на Келсона и обратно. - Вы.., нет, вы не можете быть... - Кем мы не можем быть? - переспросил Дугал, уставившись на мужчину, внезапно увидев луч надежды. Может ли так оказаться, что "Благословенным", о ком Бенед говорил с таким очевидным почтением, тут считается святой Камбер? - Стали бы мы носить его медальоны, если бы не поклонялись его памяти? Бенед еще пристальнее уставился на них. Бан-Аба слегка побледнела. Подчиненные стали перешептываться между собой, явно чувствуя себя неуютно, некоторые украдкой крестились, а лучники медленно опустили оружие. И Дугал, и Келсон не смели вздохнуть. - Вы обманываете нас? - прошептал один из солдат. Дугал категорически покачал головой, но почувствовал: следующим следует говорить не ему, а Келсону, и вопросительно посмотрел на короля. - Назови ею имя, - наконец сказал вождь, поворачиваясь к Келсону и почти кидая медальоны ему в лицо. С трудом дыша, Келсон медленно, очень медленно протянул руку к одному из медальонов и взял его в ладонь, затем склонился и поцеловал его. - Мы почитаем имя блаженного святого Камбера из Кулди, - смело сказал он и перекрестился, выпрямляясь. - Мы - его слуги. Шепот благоговения и удивления перешел в шок и смятение, и Келсон подумал, не зашел ли он слишком далеко. - По какому праву вы заявляете, что являетесь его слугами? - наконец громко спросил Бенед, тем самым призывая остальных к тишине. Келсон почувствовал, что сейчас может прозвучать только правда. - Мой друг и я недавно были посвящены в рыцари, - твердым голосом заявил он, - и отправились в путешествие, как обычно делают молодые рыцари, чтобы найти некоторые из реликвий святого Камбера. Я намереваюсь восстановить его культ в Гвиннеде - таким, каким он по праву должен быть. - Ты восстановишь культ святого Камбера? - выдохнула Бан-Аба. - Это невозможно! - выпалил один из лучников, еще ниже опуская оружие. - Церковь никогда этого не позволит! - Даже король не смог бы этого сделать! - прошептал в благоговении еще один человек. - Тот король, что перед вами, сможет, - ответил Келсон, - и намерен преуспеть. - Ты утверждаешь, что ты - король? - презрительно спросил еще один. - Да, я - король, - ответил Келсон. - Я - Келсон Халдейн Гвиннедский. - Келсон? - Халдейн? Мужчины загомонили все разом, сыпя торопливыми вопросами, но говорили они на своем диалекте и так быстро, что Дугал не смог уловить смысла большей части сказанного. Затем, без какого-либо предупреждения, все они ушли, закрыв за собой дверь. Когда задвижка упала на место, Келсон быстро создал магический огонь и вопросительно повернулся к Дугалу. - Черт побери, что произошло? Дугал хмыкнул. - Это ты мне скажи. Предполагаю, они отправились обсуждать нашу судьбу. Упоминание Камбера несомненно вызвало у них реакцию. Бурную реакцию. Как ты считаешь, нам стоит попробовать убежать или подождать и посмотреть, что будет дальше? - Давай подождем и посмотрим, - ответил Келсон. - Их реакция на имя Камбера была гораздо лучше, чем я мог надеяться, и, думаю, они говорили о наших аурах Дерини, когда упоминали "священный огонь". И это тоже неплохо, как мне кажется. Если бы я знал об этом раньше, то, возможно, сумел бы лучше обернуть ситуацию в нашу пользу. Однако не хотелось слишком рано представляться, а то нас ведь могли и убить. Эти люди могут быть очень ранимы. - Ты это говоришь жителю приграничья? - ответил Дугал с улыбкой. Усмехнувшись, Келсон вновь опустился на пол, прислонившись спиной к стене, самой дальней от двери, и качая головой. Через несколько секунд к нему присоединился Дугал. - По крайней мере, ты поправился, - сказал Дугал через несколько секунд. - Что бы теперь ни произошло, по крайней мере, у нас есть шанс и мы сможем побороться за свою жизнь. Келсон кивнул, касаясь стены головой. - И я должен благодарить тебя за это, - сказал он. - Я бы многое отдал за нормальную еду, но во всех других смыслах я давно не чувствовал себя так хорошо.., даже не помню, с какого времени. Как, черт побери, тебе это удалось? - Мне, наверное, следовало бы спросить, какую часть процесса ты имеешь в виду - лечение или нечто другое, но что бы то ни было, я все равно не сумел бы объяснить, - ответил Дугал. - Исцеление - это чудо. Я понятия не имел, что делаю, но это все равно сработало. И наше единение было непохоже на все, о чем я когда-либо мечтал, на то, что испытывал прежде. Полагаю, и для тебя это было внове. - Несомненно, - ответил Келсон тоном, в котором чувствовалось уважение. - Мне и раньше доводилось уходить глубоко, с Алариком и даже с Дунканом, но никогда подобным образом. Может быть, ощущения были такими сильными, поскольку я глубоко раскрылся для исцеления. Мои силы полностью восстановились - как и воспоминания. Я чувствую как будто.., все стало более утонченным, отточенным по краям - и словно я теперь могу сделать практически все, что угодно. - Я понимаю, что ты имеешь в виду, - сказал Дугал. - Рухнули все старые барьеры. Не могу объяснить, откуда я это знаю, но я знаю, что мне больше никогда не придется бояться ментальных контактов. Мои защиты теперь полностью под контролем. Словно сделанное нами довершило тот обряд, что начал в свое время мой отец, то утро, когда мы выяснили, кем приходимся друг к другу. Если у меня и были прежде сомнения насчет своей принадлежности к Дерини, теперь их больше нет. - Да, мы с тобой составляем великолепную команду, - согласился Келсон. - Настоящее братство, как у Аларика и твоего отца. И не думаю, что когда-либо почувствую себя ближе к кому-то еще, до самой смерти. - Даже к Росане? - спросил Дугал с застенчивой улыбкой. Келсон покраснел в свете магического огня и спрятал лицо, обхватив руками колени. - Наверное, глупо смущаться после того, что мы пережили вместе. Я, правда, собирался рассказать тебе обо всем, Дугал. - Ну, ты и рассказал. - Да, но я имел в виду не так. Я, на самом деле, люблю ее, хотя совершенно по-другому, это не похоже на те чувства, которые, как я думал, я начинал испытывать к Сидане. И хотя мы с Росаной пока не достигли того, что с тобой, это придет. Я получил урок в тот раз, когда наши с ней сознания впервые соприкоснулись. Но ведь мне нет необходимости тебе об этом рассказывать? Мы ведь и это с тобой разделили, да? Дугал на мгновение закрыл глаза, оставив это воспоминание позади, ему не хотелось говорить то, что он должен сказать, но знал: это необходимо, ради них обоих. - Иногда в слишком большой откровенности есть и отрицательная сторона, - произнес он, прислоняясь головой к стене и глядя за Келсона. - Поверь мне, я ценю то. Чего мы достигли, но считаю, каждому из нас нужно и что-то личное - область, которая закрыта ото всех. Она есть у моего отца и связана с его жизнью как священника. Я, например, не хочу и не готов узнать, что ему открывают на исповеди. И я не собираюсь проявлять любопытство к их дружбе с Морганом. Думаю, отношения между мужем и женой должны быть, по меньшей мере, столь же священны. - Ну, мне кажется, еще рано об этом беспокоиться. Ведь у нас с Росаной пока не дошло до супружеских отношений. Последние слова Келсона только подчеркнули ту неловкость, которую испытывал Дугал, и он скептически приподнял одну бровь, посмотрев на короля и радуясь, что они оба пока еще остаются девственниками, по крайней мере, в физическом смысле. - Правда? Считаешь, что в том, как она показывала тебе изнасилование Джаннивер, не было никакой интимности? - Согласен, это было интимно, - вставил Келсон, краснея до корней волос. - Но это другое. - Другое, - кивнул Дугал. - В таком случае мы ограничиваем наше обсуждение физической близостью? А что там с вашей встречей в саду в ночь перед отъездом? - Я только поцеловал ее, Дугал. - Да? Это не то, что я почувствовал, когда во время нашего слияния всплыл тот эпизод, - ответил Дугал, посылая эхо разделенных воспоминаний назад Келсону, не ограничивая их физическими ощущениями. - Ты бы никогда не сделал этого, Кел, ведь ты честный и благородный человек, но твоя плоть была готова овладеть ею, прямо там. И ты сам знаешь, что она бы позволила тебе... Я ни в чем тебя не обвиняю, но это относится как раз к разряду тех вещей, которые должны остаться между тобой и ею, и только между вами двумя, точно так же, как зрелище того изнасилования. Это - частное. Келсон закрыл глаза и спрятал лицо в ладонях, а тело его содрогнулось под гнетом воспоминаний. Он понимал, что Дугал прав. Пусть даже нельзя считать, что он предал Росану, поделившись своими чувствами с Дугалом, все равно, справедливо ли подвергать друга такому испытанию? Думая об их единении, Келсон понял, что оно на самом деле было глубже, чем что-либо испытанное им раньше. Теперь стало очевидно: существует вещи слишком ценные, слишком интимные, чтобы обнажать их перед другим, кто в них не участвовал лично, даже если очень сильно любишь этого человека. Теперь Келсон понял, почему он никогда не имел ни малейшего представления о возможных проблемах между Морганом и Ричендой. Морган спрятал эту часть своей жизни, только для себя - поскольку, несомненно, были и вещи, которыми он не делился с Ричендой. Как бы крепка и глубока ни была дружба короля с Морганом, кое-что должно храниться в тайне. - Ты прав, - сказал Келсон через минуту. - Ни ты, ни я об этом раньше никогда не думали, но, в самом деле, должно оставаться что- то сугубо личное, даже в нашей близости - в близости любых людей. Я уверен, будут вещи, которые мне так же не следует делить с Росаной, необязательно даже такие, что мне не следует говорите ей, но и просто те, о которых ей лучше не знать. Ах, наивность молодости - думать, что полная открытость возможна и даже желанна, - Он улыбнулся, смирившись, и снова посмотрел на Дугала. - Именно это ты пытался мне внушить? Дугал только улыбнулся и кивнул, поворачиваясь, чтобы лениво посмотреть назад на дверь. - Видимо, да, - он сделал паузу на мгновение, затем продолжал. - Как ты думаешь, когда они придут за нами? - Понятия не имею. - Ты считаешь, они все еще хотят нас сжечь? Келсон вздохнул. - И этого не знаю. Однако мы не можем этого допустить, даже если нам придется убить их всех, чтобы спастись. - Ты прав, - Дугал вытянул ноги вперед и снова вздохнул. - Интересно, сыграет ли роль то, что они узнали, кто ты такой? - Ты, в самом деле, думаешь, что они хотя бы слышали обо мне? - ответил вопросом на вопрос Келсон. - Не смеши меня. Все слышали о Келсоне Гвиннедском. - Но только если они тут не отрезаны от остального мира, - ответил Келсон. - А это возможно, судя по тому, какая дикая была местность там, где мы с тобой свалились в реку. Я понятия не имею, где мы находимся, но не могу представить, что такая преданность святому Камберу еще сохранилась в наши дни в тех местах, где нам с тобой доводилось бывать. - Хм-м-м, вероятно, ты прав. - Вспомни доспехи в гробницах. Некоторые из них казались такими старыми, будто остались еще со времен Камбера. Я не знаю, Дугал, с чем мы столкнулись, но это не похоже на все то, что мы видели раньше. Но насколько не похоже, им еще предстояло узнать. С другой стороны двери подняли задвижку, и оба молодых человека поднялись на ноги. - Квориал примет вас, - сказал Бенед-Сианн. - Идите спокойно. Комнату, куда они вышли, заливал солнечный свет. Друзья тут же заметили лучников, готовых, как и раньше, выстрелить в любой момент, а также людей, собиравшихся связать им руки. *** А в королевской башне в Ремутском замке Росана из Нур-Халлая ожидала, что вскоре тоже будет связана.., но не веревками, а золотым кольцом, которое наденут ей на палец. Это был день ее свадьбы - в полдень она выйдет замуж за Конала Халдейна и станет принцессой Гвиннеда. Уже совсем скоро. Она слегка откинула голову назад, когда одна служанка заканчивала завязывать ее белое платье из камчатного полотна, а другая - расчесывать распущенные волосы, спадавшие блестящей иссиня-черной волной почти до бедер. На глаза стали наворачиваться слезы, угрожая размазать аккуратные линии у основания ресниц, которые нарисовала служанка, чтобы подчеркнуть ее миндалевидные глаза, но Росана твердо приказала себе не плакать. Она и так много плакала последние три недели. У нее почти не осталось слез. Вначале она чуть не довела себя до болезни, хотя и не смела никому признаться о причине своего горя. Конечно, теперь отец Амброс знал обо всем, но он никому не скажет. Даже он согласился, что ее решение являлось благородной данью потерянной любви, а также королевскому долгу. Но оно не облегчало ей сердце. Она снова напомнила себе, что сама сделала свой выбор - ради Келсона и той страны, королевой которой он просил ее стать. Это помогало, но совсем немного. В предыдущий день в присутствии матери Хелоиз, выступавшей свидетельницей, Росана подписала документы, которые требовались архиепископу Кардиелю, чтобы снять с нее обет - и это была последняя формальность. Ни настоятельница, ни архиепископ не настаивали, чтобы она объяснила причины, и она сама не предложила их назвать. Это только открыло бы раны, которые она предпочитала больше не бередить. Позднее, в присутствии только Кардиеля, матери и братьев Конала, они с принцем обменялись клятвами, и он преподнес ей кольцо с рубином. - Время, госпожа, - сказала Сильви, ее личная служанка, принося диадему и фату из прозрачного, легкого, словно солнечный свет, шелка, по которому проходили золотые нити. По краям фату украшали крохотные жемчужины. Почти двадцать лет назад ее надевала Мерауд, выходя замуж за Нигеля, и прошлой ночью она вручила ее Росане со слезами на глазах. Мерауд хотела надеяться, что брак Росаны с Коналом принесет хотя бы половину той радости, которую сама она испытала в браке с Мигелем. Росана предпочла бы более плотную вуаль, сделанную в восточной манере, подобную тем, к которым она привыкла, но она не могла и подумать, чтобы обидеть Мерауд, отказавшись от подарка. Фата напоминала паутину, когда Сильви опустила ее на голову Росаны, и лишь слегка закрывала плечи. Затем Сильви надела на нее диадему, чтобы удержать фату на месте. Эта была та же диадема, которую девушка надевала на церемонию посвящения Келсона в рыцари, но Росана пыталась не думать об этом. Она должна была стать принцессой Гвиннеда и когда-нибудь будет королевой. Выходя замуж за будущего короля, она выходила замуж за страну. - Вы выглядите очень красивой, госпожа, - прошептала Сильви, держа зеркало. - Принц будет гордиться вами! Росана заставила себя улыбнуться и кивнуть. - Спасибо, Сильви. Она опустила глаза на рубин у себя на пальце, единственный драгоценный камень, принадлежавший ей, за исключением диадемы, а затем нервно покрутила его, подняв глаза на окно. Солнечный луч освещал аналой, где она провела столько часов в последние недели. Затем она медленно поднялась, откинув фату с лица. - Я скоро присоединюсь к вам, дамы, - сказала она и направилась к аналою, шурша платьем. - Пожалуйста, подождите за дверью. Она опустилась на колени и перекрестилась, склонив голову над сложенными руками, подождав, пока они уйдут и она останется одна. И только тогда она достала из лифа отделанный кружевами платочек и стиснула его в руках, прижав кончиками пальцев к губам, и снова склонила голову. "Дорогой, дорогой Келсон, - задумчиво произносила она про себя, закрыв глаза, чтобы представить его лицо таким, каким она видела его в последний раз, - пришло время попрощаться. Ты научил меня, что за верой есть долг, и научил любить это королевство, которое так любил сам. Ты убедил меня: я могу принести ему честь, ему и тебе, согласившись стать его королевой. Я с радостью отказалась от своих собственных намерений, ради желания править рядом с тобой." Она открыла глаза и склонила голову на бок, грустно и мечтательно, разворачивая квадратик платка, открывая кольцо Сиданы, и дотронулась до него указательным пальцем. "А теперь тебя больше нет, как нет и той, которая Первой надела это кольцо, и я никогда не смогу стать твоей королевой, точно так же, как и она никогда не сможет стать твоей королевой. Но я все равно буду королевой Гвиннеда, Келсон, как я и говорила тебе, и королевой для наших Дерини. Я думаю, ты хотел бы этого для нашей земли. Для тебя очень важно, что мне также придется стать королевой Конала, как и королевой Гвиннеда? Он нуждается во мне, Келсон. И, я думаю, он сделан не из того теста, из которого был сделан ты, хотя я и постараюсь помочь ему показать себя в лучшем виде. Так что прощай, мой господин и моя любовь. Я выхожу замуж за другого Халдейна, не за того, за кого мы оба хотели. И для того, чтобы быть ему верной, как, я знаю, ты хотел бы, я должна сказать прощай тому, что могло бы быть." Она проглотила последние слезы, затем поднялась, уже с сухими глазами, обошла аналой и остановилась в нише у окна. Одна из рам была некрепко притворена, и она открыла ее. Далеко внизу блестел ров с водой, спокойной и освещенной солнцем. Росана на мгновение поднесла кольцо к губам, в последний раз, а затем бросила его вниз. Оно описало дугу и исчезло почти без всплеска. Когда это было сделано, она опустила свои защиты точно так же, как закрыла окно в комнате, поскольку не была готова делиться своей тайной с будущим мужем - по крайней мере пока. Она высоко держала голову, повернувшись, чтобы идти к своему жениху, потому что была принцессой Нур-Халлая, воспитанной в уважении к долгу. Слез больше не будет. Она сказала несколько ничего не значащих добрых слов своим служанкам, присоединившись к ним в коридоре, позволив им еще раз заняться ее фатой и шлейфом и поправить выбившиеся пряди волос. Она была спокойна и смирилась со своей судьбой, позволяя отвести себя в королевскую часовню, где состоится бракосочетание. Мать Хелоиз ждала у дверей церкви - и это была вся ее "семья", которую удалось собрать так быстро. Позднее состоится более официальная церемония, но на этот момент и такой казалось достаточно. Росана склонилась, чтобы поцеловать руку настоятельницы в последний раз и получить ее благословение, перед тем как взять руку пожилой женщины, и пройти короткий путь к алтарю. Королева Мерауд, ее брат Сэйр и два младших брата Конала, Рори и Пэйн, ждали вместе с архиепископом, одетые на церемонию в пурпурные цвета Халдейнов. Конал странным образом выглядел похожим на Келсона, когда повернулся, чтобы следить за ее приближением. На нем была пурпурная туника, расшитая золотом и украшенная крошечными львами, брошь Келсона с изображением льва и меч Халдейнов, гордо свисающий на перевязи. Росана улыбнулась и вложила свою руку в его ладонь. Глава двадцать пятая При чужом не делай тайного, ибо не знаешь, что он сделает (Сирах 8:2) Один из королей Халдейнов отменил канонизацию святого Камбера, а другие, его наследники, допустили, чтобы продолжали преследовать Его слуг, так что ты должен понимать, почему одно твое имя не склоняет нас к снисходительности и терпимости, Келсон Халдейн. Обстоятельства, в которые ты попал, прискорбны, и ты достоин сожаления, но надругательство над могилами все равно совершено, независимо от того, желал ты этого или нет. Говоривший был полным мужчиной примерно сорока пяти лет, представившимся братом Майклом. Он также состоял членом Квориала, который, как узнали Келсон с Дугалом, насчитывал восемь человек и являлся высшим органом управления деревни. Деревня называлась Сент-Кириелл. Мужчина, несомненно, обладал властью и привык к ней. Темные, немигающие глаза выделялись на его мясистом волевом лице. В квадратных ладонях, покрытых мозолями от тяжелой работы, перо казалось очень хрупким. У него была выбрита тонзура, хотя и совсем небольшая, но правильной формы, остальные волосы, не тронутые сединой, оставались длинными. Он заплетал их в толстую плотную косу. Брат Майкл был одет точно так же, как усопший Сагарт - темно-серая ряса с капюшоном и пояс из веревки с красными и синими узелками. Келсон пришел к выводу, что брат Майкл, как и Сагарт, относится к священникам-койсригтам. Один из стражников, стоявших по бокам Келсона и Дутала, задал вопрос, быстро говоря на диалекте, так неразборчиво, что не смог понять даже Дугал. Этот вопрос вызвал очередную порцию горячих споров среди четырех мужчин и четырех женщин, составляющих Квориал, в который также входили Бенед и Джилиан, оказавшиеся братом и сестрой; Лучник по имени Килан; еще один воин, чье имя не уловили ни Келсон, ни Дугал; две женщины более старшего возраста, возможно пятидесяти с лишним или даже шестидесяти лет; и молодая девушка по имени Ридиан, которая, казалось, едва достигла половой зрелости. Как и другие женщины, она была одета в серое, но без покрывала на голове. Прямые каштановые волосы просто были перехвачены в хвост. Келсон не представлял, сколько времени они с Дугалом стоят в круге солнечного света, проникающего через отверстие в потолке, предназначенное для выхода дыма из очага в центре зала. Этот круг уже значительно изменил положение - значит, прошло несколько часов. Судя по нему, Келсон считал, что сейчас как раз перевалило за полдень, но в зале без окон было темно и мрачно. Он освещался лишь факелами. Стропила, переплетенные в форме решетки, крепко поддерживали плотно подогнанную крышу, нависавшую достаточно низко и в холодную погоду не позволявшую теплу уйти. Отштукатуренные стены были побелены, чтобы помещение казалось чуть светлее. Дугал с Келсоном сидели на низких табуретах, а прямо перед ними за длинным столом расположились члены Квориала. Стол на одну ступень был приподнят над полом. Чтобы послушать, что происходит, здесь собрались жители деревни - пятьдесят-шестьдесят крепких людей, расположившихся на длинных скамьях сразу же за пленниками. Келсон полагал, что большинство из них жили непосредственно в Сент-Кириелле. Практически у всех у них в одежде была хоть какая-то деталь серого цвета, а некоторые, вообще, оделись только во все серое. Эта странность, в дополнение к тому, что собрание вел брат Майкл, добавляла собранию оттенок религиозности, что в свою очередь усиливало беспокойство Келсона. Более того, ни он, ни Дугал, на самом деле, не вполне понимали, что именно происходит. Как заявил им брат Майкл, это был не суд, но происходящее, по мнению и короля, и Дутала, очень его напоминало. Большинство речей произносилось быстро и на диалекте, который даже Дугал понимал смутно, поэтому им с Келсоном приходилось поддерживать постоянную ментальную связь, что всегда трудновато без физического контакта. Но так король имел хоть какое-то представление о том, что говорится. Большое беспокойство вызывали свидетельские показания: несколько человек, изначально захвативших их в плен, долго рассказывали о происшедшем и в деталях описывали урон, нанесенный гробницам. Судя по их описаниям, ущерб оказывался гораздо большим, чем помнили Келсон с Дугалом. В конце концов, им предоставили возможность повторить свой рассказ. Но им не удалось ничего прочитать на суровых лицах селян, кроме убежденности, что они сами действовали справедливо, если исходить из серьезности совершенных преступлений. И только когда Келсон заканчивал свое третье выступление, повторяя, что он невиновен и не имел никакого злого умысла, он понял: кто-то из присутствующих пытается определить, говорит ли он правду. "Дугал! Здесь есть еще Дерини!" - послал он ментальный импульс перед тем, как плотно сдвинуть защиты. Дугал дернулся, хотя удачно скрыл это, для отвода глаз притворившись, будто закашлялся, а Келсон осторожно выпустил ментальный импульс в направлении возвышения. Вся область тут же стала странно туманной для его внутреннего зрения. По крайней мере один из Квориала был Дерини и защищал остальных. - Мы знаем, кто вы такие, - внезапно, впервые за все время, подала голос девушка, Ридиан. - Мы знали с тех пор, как вы вошли. - У нее был гораздо более низкий голос, чем ожидал Келсон, а глаза имели цвет светлого янтаря, почти пшеничный. - А теперь и вы знаете, поскольку мы решили это открыть: среди нас тоже есть Дерини. Однако ваша принадлежность к Дерини только затрудняет наше решение, поскольку факт остается фактом: вы совершили преступление против нашего племени, которое обычно требует смертного приговора. И тем не менее, мы теперь понимаем: вы не намеревались совершить святотатство в туам койсригте. Келсон осторожно втянул в себя воздух. Именно Ридиан установила большую часть защит, которые он теперь ощущал над возвышением. То, что она и, по крайней мере, несколько других относятся к Дерини, создавало свои трудности и для них с Дугалом - потому что если им все же придется выбираться отсюда при помощи магии... Но, возможно, имелся и другой вариант. Если Ридиан удалось убедиться, что они говорили правду... - Поэтому мы предоставляем вам выбор, если не желаете гореть на костре, - продолжала Ридиан, и ее глаза неотрывно смотрели на Келсона. - Шанс не только завоевать свободу, но и восстановить честь Халдейнов перед ликом святого Камбера. Она сделала паузу, словно ожидая ответа, но Келсон не знал, что сказать. Когда стало очевидным, что она не намерена продолжать, пока он не отзовется, Келсон бросил взгляд на Дугала, однако тот также ожидал от короля следующего шага. Келсон откашлялся и снова обратился к девушке. - Ты говоришь от имени Квориала! - негромко уточнил он. Она слегка наклонила голову. - Да. - Могу ли я спросить, утверждаешь ли ты также, что говоришь от имени святого Камбера? На ее спокойном, детском лице не отразилось никаких эмоций, но несколько других членов Квориала обменялись какими-то фразами шепотом и неуютно поерзали на своих местах. - Мы - Слуги святого Камбера, - сказала Ридиан после короткой паузы. - Мы хранили его память и втайне почитали почти двести лет. Мы не претендуем на то, чтобы говорить за него, но мы верим: время от времени он разговаривает с теми, кто верит в него, и доводит свою волю до них. - Понятно, - сказал Келсон. - А он донес до вас свою волю в том, что касается нас? - Нет, но я прошла круайд-дбюхаинн и видела его лицо, - загадочно произнесла Ридиан. - Чтобы вас простили за совершенное вами, ты должен сделать то же самое. "Что такое этот кр, или как там она сказала?" - послал Келсон ментальный импульс Дугалу. "Не знаю и не уверен, что хочу узнать, - ответил Дугал. - Какое-то испытание?" - Ты видела его лицо, - повторил Келсон вслух, стараясь выиграть немного времени. - А если я скажу тебе, что мы с Дугалом тоже время от времени видим лицо святого Камбера? Среди зрителей пробежал тревожный шепот, члены Квориала принялись наводить порядок, поэтому Келсон даже не пытался сказать что-то еще. Когда наконец наступила тишина, Ридиан снова посмотрела на него удивительно проницательным для ребенка взглядом. - Если уж ты оказался настолько смел, что заявил такое, - ответила Ридиан, словно их и не перебивали, - то должен доказать свое право на это, пройдя круайд-дбюхаинн, то есть periculum, или испытание. - А что это такое? - спросил Келсон. - Ритуал, увидишь в свое время. Келсон сглотнул. Ему было не по себе. - А почему мы должны проходить это.., испытание? - спросил он. - Ты - Дерини. Ты знаешь, что я не лгу, и мы, правда, видели Камбера. - Ты не лжешь, нет, - ответила Ридиан. - Ты верите, что говоришь правду. Но разум может обманывать. Наш путь более точен. Когда ты подробно изложишь, что испытал во время круайд-дбюхаинн, мы будем знать, были ли твои видения истинными. - А что, если мы откажемся проходить это кру... испытание? - Не вы вдвоем, а ты один, Келсон Халдейн. - Нет! - воскликнул Дугал. - Если через это должен пройти только один из нас, то позвольте мне! Он был тяжело ранен. Я сильнее. Ридиан перевела взгляд на него, потом посмотрела на других членов Квориала. Брат Майкл покачал головой. - Нет, это должен быть Халдейн. - Почему? - спросил Дугал. - Я тоже чувствовал присутствие Камбера. - Это ты так считаешь, - нетерпеливо сказал Майкл. - Однако вопрос не подлежит обсуждению. - А если я откажусь? - вставил Келсон. - В таком случае вы оба сгорите на костре за ваши преступления, - сказал Бенед, - хотя нам будет горестно подвергать братьев Дерини пламени. Но надругательство над гробницей Сагарта требует искупления - или через огонь, или через круайд-дбюхаинн. - Он не откажется, - мягко вставила Ридиан. - Он - Ард-риг, верховный король, должным образом миропомазанный и благословленный, давший клятву защищать свой народ. Честь требует, чтобы он думал прежде всего не о своей безопасности, а о безопасности вассала, и не позволил вассалу пройти испытание вместо него. Более того, если он, и впрямь, сказал нам правду, то Келсон Халдейн, действительно, сможет восстановить культ Благословенного Камбера и должное поклонение ему. - Я могу и сделаю это, - сказал Келсон. "Келсон, нет!" - послал ментальный импульс Дугал. "Вопрос закрыт", - послал Келсон в ответ. - Восстановишь культ святого Камбера? - скептически переспросила Джилиан. - И пройду ваше.., испытание, если это даст нам свободу. Я верю: святой Камбер меня не покинет - после всего, через что мы прошли вместе, - добавил он гораздо более уверенно, чем чувствовал на самом деле. - Значит, так и будет, - объявил брат Майкл. - В таком случае тебя отведут для приготовления. Ты примешь ритуальное омовение и помедитируешь. Ритуал начнется на закате. Келсон кивнул и спросил: - Может ли Дугал сопровождать меня по крайней мере до тех пор? Бенед уже собрался возразить, но Майкл покачал головой и поднял руку. - После ритуального омовения, да. И он может дежурить с братьями, когда ты отправишься на круайд-дьюхаинн. Это мы вам позволим, раз вы оба - Дерини. - Спасибо, - поблагодарил Келсон. - Еще одна просьба - нельзя ли нам чего-нибудь поесть? На этот раз ответила Джилиан. - Обычно соблюдается строгий пост, чтобы обострить чувства, но вы можете съесть хлеба и выпить воды. Лично я посоветовала бы только воду, зная, что тебе придется испытать. Молодой Макардри может есть все, если пожелает. - Я буду поститься с моим названным братом, - упрямо заявил Дугал, хотя Келсон и сказал, что в этом нет необходимости. - Очень хорошо, - сказал брат Майкл, вставая. - Келсон Халдейн, клянешься ли ты нам, как король и рыцарь, - он дотронулся до шпор, лежавших на столе перед ним, - что ни ты, ни твой товарищ не попытаетесь сбежать, пока не закончится круайд-дьюхаинн? - Клянусь святым Камбером, - сказал Келсон. - И ты гарантируешь, что этого не сделает и молодой Макардри? - Да. - Клянешься? - Как король и рыцарь. - В таком случае, - сказал брат Майкл, - отведите кандидата и его товарища на место подготовки к испытанию. *** Солнце стояло еще довольно высоко над горизонтом, но обещало ранний закат в горах, когда Морган, Дункан, Кьярд и Дхасс остановили лошадей, чтобы разбить лагерь на ночь. В морозном воздухе ощущался недостаток кислорода, поэтому и люди, и животные выдохлись. Они потеряли след подземной реки где-то около полудня, и настроение у всех четверых падало, когда в оставшуюся часть дня они не обнаружили никаких других признаков воды. - Мы больше не найдем эту реку, - сказал Морган Дункану, без особого удовольствия приканчивая Жаркое, приготовленное Кьярдом. Дхасс занимался лошадьми, Кьярд убирал после ужина. Дункан в беспокойстве потягивал подогретый эль. Он покачал головой и отставил чашу в сторону, опираясь подбородком на колено. - Я должен согласиться. Мне не больше, чем тебе хочется признавать поражение, но боюсь, мы исчерпали наши возможности. Морган вздохнул. - Как ты думаешь, стоит ли сегодня ночью отправить позывные? Попробовать еще разок найти хоть какой-то след? Лаже если мы сможем найти хотя бы тела... Дункан покачал головой и с трудом вздохнул, не желая рассматривать эту возможность, хотя даже мертвые тела были бы лучше, чем полная неизвестность. - Не знаю, Аларик. Я так устал. Я не могу четко мыслить. От этого горного воздуха у меня болит голова. Они не могли остаться в живых после прошествия такого периода времени, не так ли? - Сомневаюсь. Морган на короткое время прикрыл глаза, прижав перстень с грифоном к губам, затем достал кольцо Келсона из туники и в задумчивости посмотрел на него, покачивая на кожаном ремешке. Наблюдая за ним, Дункан приподнял брови. - Зачем ты достал его? Морган пожал плечами с унылым видом. - Я просто подумал о том, как суть человека входит во что-то, тесно с ним связанное, типа этого кольца. Конечно, оно не подойдет, поскольку оно здесь, а Келсон.., где-то еще. Но, может, нам удастся подключиться к чему-то, что было надето на одном из них. По крайней мере, это будет цель, точка фокуса, на которую направлять сигнал - чтобы найти их останки. - И если это сработает, мы будем знать наверняка, - заметил Дункан. - Да. Через несколько секунд Дункан подвинулся поближе к Моргану. - Хорошо. Какую из вещей ты предлагаешь? - Я боялся, что ты спросишь об этом, - признался Морган, - Это должно быть что-то, что они не могли бы потерять во время падения. Например, медальоны святого Камбера. Дункан покачал головой. - Думаешь, у них успела возникнуть такая связь с медальонами? Они ведь не так долго их носили. - В таком случае, кольцо Сиданы, - сказал Морган. - В последний год Келсон его не снимал. Эмоционального заряда должно хватить. - Ты прав, - согласился Дункан. - Значит, будем искать его? Морган вздохнул. - Можем попробовать. Ты позовешь людей или?.. Вместо ответа Дункан выплеснул остатки эля в костер и встал. - Кьярд, когда вы с Джассом закончите работу, пожалуйста, подойдите к нам. Мы должны кое-что сделать сегодня ночью. *** А в Ремуте та, что недавно носила кольцо Сиданы, сидела на ужине, устроенном в честь ее бракосочетания, и слушала, как ее новый родич поднимает тост в честь нее и жениха. - Я пью за Росану, красавицу Росану, - сказал Сэйр де Трегерн с улыбкой, поднимая кубок и глядя на девушку. - Я приветствую ее как нового члена нашей семьи, и желаю им с Коналом долгих счастливых лет совместной жизни, прекрасного здоровья и рождения сына до конца года. За вас! Росана покраснела и уставилась в свой кубок, когда приветствие повторили все гости и выпили. Она постоянно чувствовала взгляд Конала на себе. Архиепископ Кардиель, епископ Арилан, мать Хелоиз и несколько сестер из аббатства святой Бригитты, а также с полдюжины друзей Конала и некоторые из их жен были приглашены на скромный свадебный ужин. Пожелать паре счастья пришло всего около двух дюжин человек. Пир проходил несколько сдержано, из-за смертельной болезни Нигеля, но даже Мерауд покинула место у его ложа, чтобы сесть рядом с Коналом на трон королевы, и вежливо поддерживала беседу с окружающими. За тостом Сэйра последовали другие, некоторые из них довольно смелые, но вскоре после этого, когда лучи солнца стали длиннее, а потом вообще покинули узкие окна и наступили сумерки, Мерауд склонилась вперед, поймала взгляд Росаны и положила руку на плечо Коналу. - У твоей невесты был долгий день, сын, - сказала она тихо, улыбаясь Росане, - и ближайшая ночь станет долгой для вас обоих. Дочь, давай скажем спокойной ночи Нигелю перед тем, как я провожу тебя в спальню? - Конечно, матушка, - прошептала Росана, прилагая усилия, чтобы ее руки не дрожали, когда она ставила кубок на стол, и поднялась вместе с Мерауд. Выпив вина, она даже смогла преодолеть девичью скромность, чтобы нервно и застенчиво улыбнуться Коналу, добавив: - Я буду ждать тебя, мой господин. - Ожидание покажется мне вечностью, госпожа, - прошептал он. - До встречи. Затем он поймал ее руку и прижал губы к ладони, задержавшись достаточно долго, чтобы поласкать ее языком. Росана внезапно почувствовала, что на них смотрят почти все собравшиеся в комнате. - Не здесь, мой господин. Прошу тебя, - прошептала она, к ее щекам прихлынула горячая кровь, - Это.., так не подобает делать. - Не подобает целовать руку моей супруги, прощаясь с ней? - тихо ответил он. - В самом деле, Конал, - мягко укорила его Мерауд. - Подумай о чувствах своей жены. Улыбаясь, Конал отпустил ладонь Росаны и откинулся на спинку стула, снова взяв в руки кубок. Росана почувствовала в нем силу. Его рука, а затем и глаза наконец отпустили ее, но она все еще краснела и ругала себя за это. Когда они с Мерауд выходили из зала, все гости еще раз встали, чтобы выпить за ее здоровье. Она думала о Конале, следуя за Мерауд по ступеням лестницы. Ей не требовались способности Дерини, чтобы почувствовать его пылкость и рвение. Они были очевидны с их первого разговора один на один. Тогда он еще не получил всего могущества Халдейнов, и потому не предлагал вступить с ней в мысленный контакт. А после того, как он обрел силу, она тоже не стала настаивать, поскольку такая интимность была неподобающей до свадьбы, несмотря на то, что с Келсоном она однажды делила свои мысли. Но у нее не было оснований не доверять Коналу. Она точно знала, что он говорил искренне, когда просил ее стать его женой; магия Дерини подтверждала это. Конал желал ее разумом и сердцем, а также плотью, и искренне намеревался стать ей любящим, добрым и верным мужем. А она, со своей стороны, хотя в душе все еще оплакивало потерю Келсона, обнаружила, что и ее плоть начинала отвечать ему - ради нее самой, и ради ее земли, и молодого человека, во многом так похожего на Келсона, человека, который скоро будет королем этой земли. - Я думаю, мой сын очень любит тебя, - тихо сказала Мерауд, беря Росану за руку, когда они обе дошли до верха лестницы и повернули по коридору, ведущему в покои Мерауд и Нигеля. - Ты не очень нервничаешь перед первой брачной ночью? Я знаю, что ты намеревалась никогда не выходить замуж. Росана не встречалась взглядом с Мерауд, пока та открывала дверь в королевские покои, и отступила в сторону, давая ей пройти. - Брак не вызывает у меня отвращения, матушка, - ответила она тихо. - Я принимала обет не для того, чтобы избежать брака. - И тем не менее, - Мерауд вопросительно склонила голову, прислонившись к закрытой двери. - Ты, в конце концов, решила стать невестой Конала, а не Господа. Пойми, этот выбор очень меня радует, больше, чем я могу выразить словами, моя дорогая, в особенности, когда Нигель... Она замолчала, и на мгновение на ее лице мелькнула тень страдания, когда она посмотрела вглубь погруженной во мрак комнаты, туда, где лежал ее муж. Росана нежно опустила руку ей на предплечье, выражая сочувствие. - Мне так жаль, матушка, - прошептала она. - Я постараюсь быть для вас хорошей дочерью. Улыбаясь, Мерауд опустила глаза. - Ты всегда будешь дарить мне только радость, Росана, - сказала она. - Хотя должна признаться, я всегда считала более вероятным, что ты станешь моей племянницей, а не дочерью. Росана сложила руки перед собой и опустила голову, смущенная, что Мерауд оказалась столь проницательна. - Если бы Келсон остался жив, матушка, это могло бы случиться, - чуть слышно ответила она. - Бог не пожелал этого. - Значит, ты, в самом деле, намеревалась выйти замуж за Келсона, - сказала Мерауд, и в голосе ее прозвучало удивление. - Но почему тогда после его смерти ты решила выйти замуж за Конала? Он - мой сын, и я люблю его, но несчастна та мать, которая не видит недостатков своего ребенка. Он может стать прекрасным человеком, но он не Келсон. - Это имеет значение? - спросила Росана ничего не выражающим голосом, обхватив себя руками за плечи и проходя дальше в комнату, где без сознания лежал Нигель. - Думаю, да. Когда Росана не ответила, Мерауд продолжала. - Почему ты это сделала? Твое призвание и уверенность в выбранном пути казались такими твердыми, когда ты впервые оказалась у нас. Ты отказываешься от своих обетов ради вступления в брак, затем тот, за кого ты собиралась замуж, умирает до свадьбы. Большинство женщин восприняли бы это, как знак: Бог не намерен делить ее с мужчиной. - Но я не такая, как большинство женщин, матушка, - ответила Росана. - Я - Дерини, а ваш сын - Халдейн, а это гораздо большее, чем обычный человек. Когда я думала о браке с Келсоном.., и это все, что было между нами, мы не обменивались никакими обещаниями до его отъезда.., он дал мне понять: независимо от того, какие личные отношения возможны между нами, он уже женат на своей земле, а Гвиннеду требуется королева-Дерини. - У Гвиннеда была королева-Дерини, - тихо сказал Мерауд. - Ее имя было - и есть - Джехана. И она даже не посчитала нужным прийти на твою свадьбу. - И пусть поможет мне Бог, - воскликнула Росана, - никогда не быть такой, как она, по крайней мере, в делах моего племени! У меня есть долг перед своим народом, как и перед мужем, с которым я связала свою судьбу. И даже если мужчина, за которого я вышла замуж, оказывается.., не тем, о ком я думала вначале, то это не снимает с меня долг. - И значит, любя Келсона, ты вышла замуж за Конала, - выдохнула Мерауд. - А вы можете назвать мне более сильное доказательство любви, матушка? - возразила Росана. - Не само по себе замужество с Коналом - и столь скорое! - однако я должна была выйти замуж за человека, который, в конце концов, станет королем и сделает меня королевой Гвиннеда, королевой Дерини, чтобы претворить в жизнь мечты, которые разделяли мы оба. После долгого молчания Мерауд медленно кивнула. - Ты очень смелая и сильная молодая женщина, Росана, - сказала она. - Но будешь ли ты счастлива? Росана опустила глаза. - С Божьей помощью, я буду довольна, матушка. Я не могу честно сказать, что.., люблю Конала, но.., он нравится мне. И меня волнует та вызывающая благоговение и восхищение задача, которая стоит перед ним; он должен править королевством - и это мне понравится. Возможно, я также полюблю и его самого. А пока, я чувствую, он любит меня - и знаю, что нужна ему. Это больше, чем связывает большинство супружеских пар. Грустно улыбнувшись, Мерауд медленно кивнула. - Ради всех нас, я хотела бы, чтобы все сложилось по-другому, дитя. Ради всех нас. Она посмотрела вглубь комнаты, туда, где в сгущающихся сумерках маячило ложе Нигеля под балдахином, затем нежно взяла руку Росаны. - Пойдем, дитя. Мы должны сказать спокойной ночи Нигелю, а затем я провожу тебя на брачное ложе. Скоро стемнеет. *** Келсон тоже ждал ночи, погрузившись по горло в ванну с горячей водой и пытаясь расслабиться. Он хотел бы, чтобы вместе с ним был Дугал, но их пленители поместили его друга в соседнюю купальню, хотя и уверили Келсона, что он сможет на короткое время увидеть Дугала перед тем, как их отведут к месту поклонения святому Камберу. По крайней мере, горячая ванна успокаивала и была приятна. Ведь естественное беспокойство постепенно нарастало, так как впереди ждало таинственное испытание. Келсон понял: его клонит в сон, хотя он резко вздрагивал каждый раз, когда появлялся слуга и подливал горячую воду. В пару, поднимающемся из дубовой бадьи, тонули последние лучи Дневного света, попадающие в помещение через небольшое отверстие у потолка. Это навевало тоску. В горячей ванне не чувствовался холод, но горный воздух быстро остывал с приближением заката. Зима еще не сдала свои позиции в этих краях. С паром также смешивался запах трав, иногда они были сладкими, иногда едкими, попеременно. Они горели в небольшой жаровне, у которой стоял молчаливый человек в сером, а откуда-то еще один, невидимый Келсону, приятным тенором пел псалмы на латыни со странным акцентом. - Закат приближается. Голос брата Майкла, почти у самого его правого уха, испугал Келсона и вывел из дремоты, в которую он почти погрузился. Из ванны выплеснулось немного воды, когда он невольно вздрогнул и отпрянул. Пение смолкло, а он даже этого не заметил, - человек, стоявший у жаровни, ушел. В помещении теперь горел тусклый слабый свет. В комнате оставался только Майкл, таинственным образом вынырнувший из пара. Он держал огромное грубое полотенце между собой и Келсоном. Король встал и позволил Майклу обернуть им себя, а затем усадить на стул, где монах лично стал сушить ему волосы вторым полотенцем, а затем вычесывать из них колтуны, причем все это - молча. - Ты хочешь, чтобы твои волосы свободно висели, или предпочтешь i'дулу? - спросил Майкл, когда волосы наконец легли мокрыми и блестящими прядями на плечи Келсона. Келсон помнил, что раньше слышал это слово, и догадался: это, наверное, их название для косички. - Вы так называете косу? - уточнил он. - I'дула? - Да. - Тогда i'дулу, - сказал Келсон. - Я ношу ее уже несколько лет, но мы просто называем ее приграничной косой. Я обратил внимание, что большинство ваших мужчин их тоже носят. Майкл молча склонился, чтобы разделить влажные черные волосы на пряди для заплетения в косу, всем своим видом пресекая ненужные разговоры. Келсон попытался мысленно прощупать его, но казалось, будто человек окружен туманом. Это не были защиты в обычном понимании, но проникнуть сквозь туман оказалось ничуть не легче. Келсон подумал, что это, возможно, проявляется эффект некой религиозной практики, что в ходу у этих людей; впрочем, возможно, что Майкл - Дерини; или и то, и другое разом. Или же ни то, и ни другое. Король ушел в свои мысли, пока Майкл не закончил, и встал, когда монах взял в руки серое одеяние, подобное тому, что здесь носили большинство. Это оказалось подобие плаща-хламиды, с капюшоном, очень свободное, а сбоку имелись прорези для рук. Майкл протянул накидку Келсоном, как прежде держал полотенце, и явно не намеревался предлагать никакой другой одежды. - Те, кто приходят поклониться Благословенному, входят туда так же, как являются в этот мир, - сообщил ему Майкл. - Нельзя, чтобы внешний мир вмешивался и отвлекал от встречи со святыней. По крайней мере, плащ был теплым. Келсон покрепче закутался в него, когда брат Майкл вел его из купальни, ибо воздух снаружи оказался весьма прохладным. Ему дали сандалии, но подошвы оказались очень тонкими. Он чувствовал каждый камушек на тропе от бани до церкви. По всему пути стояли жители деревни с факелами и распевали какой-то псалом; Келсону казалось, он должен был бы узнать песнопение, но это ему так и не удалось. Когда он прошел вперед, жители деревни пристроились сзади. Церковь прислонялась к горе. У двери его ждал Дугал в серой рясе, его окружали остальные члены Кеориала. Дугал встал на колено, чтобы почтительно поцеловать руку Келсона, и воспользовался коротким физическим контактом, послав своему названному брату краткий подбадривающий сигнал, который не уловят посторонние. "Попытайся забрать назад наши медальоны, а я сделаю все возможное, чтобы, используя их, поддерживать контакт и посылать тебе энергию", - передал он мысленно, одновременно подняв голову и произнеся вслух: - Прошу тебя, государь, о благословении. - Не бойся, - ответил Келсон, опуская руку на голову Дугала и стараясь изобразить гораздо большую уверенность, чем чувствовал на самом деле. - Благословенный Камбер знает своих и не оставит меня. Брат Майкл, - продолжал он, отворачиваясь от Дугала, - я хотел бы надеть свой медальон святого Камбера, если можно. Он дает мне чувство уверенности. А серьга, которую вы у меня отобрали, является моим королевским символом. Я хотел бы надеть и ее. - Нельзя, - твердо сказал Майкл. - Тогда отдайте их на хранение моему брату, - предложил Келсон, помогая Дугалу встать. - По крайней мере, дайте ему такое успокоение, раз не разрешаете разделить вместе со мной испытание. - Он может взять медальоны, - сказала Ридиан, - поскольку на них образ Благословенного Камбера. Серьга же - знак Халдейнов, и вызовет у нею отвращение. Тебе еще предстоит доказать, что ты являешься ею истинным слугой. Серьга, конечно, обладала куда более мощной силой, чем медальоны, ибо в свое время с ее помощью король обрел магию Халдейнов, но Келсон не собирался спорить, опасаясь потерять то, что уже было отвоевано. Медальоны, независимо от того, находились ли у них обоих, или у одного Дугала, все равно оставались проводниками, и это было лучше, чем ничего. Он молча смотрел, как принесли медальоны и положили в сложенные лодочкой ладони Дугала - два серебристых диска в гуще перепутавшихся цепей; после чего Келсон отправил осторожный импульс к своему. Дугал поймал импульс, и его золотистые глаза стали светлее, словно в них попал солнечный свет. Их взгляды встретились. Опустив голову, Келсон поцеловал медальоны - так, словно пил из рук Дугала воду. Затем открылись двери, и брат Майкл повел их в церковь, правда, перед этим остановился и снял обувь. - Снимите сандалии, - приказал Майкл, оборачиваясь на Келсона и Дугала, когда другие члены Кеориала вокруг них также оставили обувь перед дверьми, - потому что вам предстоит ступать по священной земле. Келсон с Дугалом подчинились, а жители деревни последовали за ними, также без обуви и распевая псалом, затушив факелы перед дверью. Внутри стоял мрак, хотя побеленные стены усиливали тот свет, который все-таки имелся. Восточная стена была серой и пустой, и вначале казалось, будто Она просто исчезает вдали за алтарем. Вскоре Келсон понял: это - естественная скала, часть горы. Свечи на алтаре и под распятием давали хоть какую-то точку, на которой можно остановить взгляд, когда они медленной процессией двигались в их направлении. В крыше имелся открытый проем, подобно отверстию в зале заседаний Квориала, но Келсон не смел надолго поднимать глаза, а только быстро взглянул вверх. Крыша была погружена во мрак, и он не смог определить, из чего она сделана. Деревянный пол по обеим сторонам центрального прохода покрывали плетеные соломенные циновки. Правда, это не было необычным для небольшой деревенской церкви. Жители деревни разошлись по этим циновкам, по обе стороны процессии, а некоторые даже забежали вперед, наблюдая за происходящим. Брат Майкл взял при входе посох с крестом наверху, красиво вырезанный из дерева, и держал его подобно пастушьему или епископскому посоху, когда вел их вперед. Бенед и Джилиан шли по бокам Келсона и Дугала, за ними следовали все остальные члены Квориала. Все были одеты в серые плащи, подобно тому, что был на Келсоне. Келсон почувствовал, как Дугал осторожно распутывает цепи медальонов и надевает их себе на шею. Связь короля с Дугалом тут же окрепла, и это радовало и дарило хоть какую-то надежду. Майкл привел их к самой алтарной ограде и в ожидании остановился перед ней. За спиной раздался хлопок в ладоши, и это был сигнал для всех преклонить колена. Келсон с Дугалом также уважительно последовали примеру остальных, правда, они встали только на одно колено. Затем Майкл прошел вперед и поцеловал алтарный камень. После этого он перенес посох с крестом в левую руку и повернулся к ним. Правой рукой он сотворил в воздухе крестное знамение: - In nomine Patris, et Fill, et Spiritus Sanctus. - Аминь, - ответили жители деревни. - Dominus vobiscum, - Et spiritu tuo. - Sursum corda. - Habemus ad dominum. - Laudamus Dominum Deum nostrum. - Dignum etjustum est. Возрадуйтесь в сердце вашем. Мы вознесли сердца наши к Господу. Восславим же Господа Бога нашего. Это достойно и праведно. Затем брат Майкл снова повернулся и преклонил колена, глядя на алтарь, Келсон опустился на колени на нижней ступени. Все вокруг него все сделали то же самое - на циновках. Шорох движения пронесся по всей церкви. Затем один голос где-то далеко за спиной начал петь, постепенно подключились и другие, и вскоре слова уже повторялись всеми присутствующими. - Super flumina Babylonis illic sedimus etflevimus, cum recordaremur Sion... На реках Вавилонских, там сидели мы и плакали, вспоминая Сион... Это была песнь захваченных в плен израильтян, но, как понял Келсон, она также являлась напоминанием об изгнании, которое приняли на себя эти люди, и о его причинах. И он был одной из причин - вернее его предки, допустившие преследования Дерини на протяжении почти двух столетий. Песнопения вызвали чувства, которые он никогда не испытывал раньше - он разделял братство с этими людьми и всеми другими, подобными им, страдавшими на протяжении веков, но продолжавшими свято нести свое наследие, чтобы позволить ему уцелеть. Голос певчего замолк, а остальные продолжили точно так же, но в другой тональности, и этот хор породил неожиданный холодок, пробежавший по позвоночнику Келсона, и что-то сжалось у него в груди. Теперь звучали новые слова, о другом изгнании, другого народа, совсем недавнем. Келсон не мог и не желал скрыть свою реакцию, и этот плач захватил его целиком, заставляя от души оплакивать всех погибших Дерини, все потерянные годы и растраченные жизни.