Кэтрин Кертц. Королевское правосудие --------------------------------------------------------------- (с) 1985 Katherine Kurtz. The King's Justice First published 1985 Хроники Короля Келсона, книга II На русском языке не публиковалось (c) 2001 Перевод AAG(algra@mail.ru) при содействии Андрея Левенко(scorpy82@starnet.ru) --------------------------------------------------------------- ПРОЛОГ И будет поступать царь тот по своему произволу -- Даниил 11:36 "Говорю вам, он не собирается передумывать," -- сказал Арилан, епископ-Дерини, хлопнув обеими руками по столешнице из слоновой кости, чтобы подчеркнуть свои слова, и обводя взглядом трех мужчин и трех женщин, сидевших вместе с ним за столом. -- "Он не просто не передумает -- он не хочет даже обсуждать этот вопрос." "Но он обязан обсудить это с нами!" -- Ларан ап Пардис, сухой и болезненно выглядящий человек в черной академической мантии, явно был потрясен. -- "Ни один из королей-Халдейнов никогда так не делал. Надеюсь, ты предупредил его о том, что может случиться." Арилан, сидевший за столом в комнате с большим восьмиугольным куполом, сквозь который пробивался тусклый красноватый свет, откинул голову на спинку своего стула и, стараясь быть терпеливым, сдержанно вздохнул. "Да, и неоднократно." "И?" -- спросила женщина, сидевшая слева от него. "И если я попытаюсь еще надавить на него в этом вопросе, он может вообще перестать доверять мне." -- Он повернул голову, чтобы устало посмотреть на нее. -- "Кири, ты можешь, конечно, думать, что это маловероятно, но дело может дойти и до этого. Видит Бог, он, несомненно, не доверяет нам всем." "Все" означало, конечно, Совет Камбера; а предметом разговора был семнадцатилетний Король Гвинедда: Келсон Синил Рис Энтони Халдейн, занимавший трон его убитого отца уже более трех лет. Прошедшие три года не были простыми ни для Совета, ни для короля, ни для королевства. Любой мальчик-король мог озадачить тех, кому было предназначено советовать ему, но несмотря на то, что за пределами этой комнаты вообще немногие знали о самом существовании Совета Камбера, Совет считал, что создан для того, чтобы советовать династии Халдейнов. Но Келсон, в отличие от многих других правителей, преждевременно занявших трон, в качестве наследства получил еще и магию: он унаследовал мощную магию Дерини от своей матери, королевы Джеаны, которая сама не знала о своих способностях до тех пор, пока ей не пришлось прибегнуть к ним во время его коронации, а со стороны отца, короля Бриона, он получил не менее могущественную силу Халдейнов. Для любого человека, кроме Келсона, такое сочетание могло оказаться смертельным, ведь практически все в Гвинедде боялись Дерини, а многие их просто ненавидели. До Реставрации Халдейнов двести лет назад, Гвинедд несколько поколений находился под властью деспотов-Дерини, ставивших любого Дерини выше любого человека, и не колебавшихся в применении волшебства, когда это казалось им целесообразным. Поэтому Дерини презирали и боялись одновременно, и уже немногие вспоминали о том, что многие Дерини, как и люди, боролись против тиранов, как и о том, что развенчанный святой-Дерини, именем которого был назван Совет, заседавший в комнате, был первым, кто наделил волшебством королевскую династию Халдейнов. Келсон, конечно, знал об этом. И, как и прочие Халдейны на протяжении поколений, он смог представить свои магические способности частью своей королевской власти, данной ему Богом, смог поддержать хрупкий баланс между бессилием, если он оставит свою силу без использования, и ересью, если он воспользуется ими, пусть даже для защиты своего народа и короны. Такая маскировка была необходима в стране, где люди все еще пытались мстить за годы преследований со стороны Дерини, и где любые сверхъестественные способности, которые не были явно дарованы Богом, вызывали пугающий интерес недоброжелательной и ревностной Церкви. Подозрительное отношение Церкви к магии возникло еще до прихода Дерини к власти. Сверхъестественные или чудесные события, выходящие за пределы описанного в Священном Писании, всегда вызывали пристальное внимание тех, кто должен был хранить чистоту веры; а безответственное использование магии новыми правителями и их слугами только укрепляло уверенность в том, что магия, скорее всего, есть зло. Реакцией на это стали последовавшие за свержением Дерини репрессии, в том числе и церковные, в результате чего Дерини сами по себе стали считаться злом, несмотря на то, что среди них были и Целители, и святые. Враждебное отношение Церкви к Дерини как к расе сохранялось до сих пор, несмотря на то, что мирские ограничения в последние два десятилетия стали ослабевать. Помимо членов Совета не набралось бы и дюжины человек, которые знали о том, что епископ Денис Арилан -- Дерини, и он был одним из всего двух известных ему священников-Дерини. Со вторым священником-Дерини тоже не все было гладко, несмотря на то, что за пределами Совета его принадлежность к расе Дерини была таким же секретом как и происхождение Арилана. Отец Дункан МакЛейн, ставший недавно герцогом Кассанским, графом Кирнийским и епископом, был Дерини только по материнской линии -- то есть, с точки зрения Совета, полукровкой -- но его считали причастным, хоть и частично, к тому, что король продолжал отказываться от руководства со стороны Совета. Дело было в том, что не Совет, с его упором на "подобающее" обучение и формальные процедуры, помог Келсону обрести власть, и светскую и магическую, а Дункан и его кузен Аларик Морган, такой же полукровка, могущественный и вынужденно уважаемый герцог Корвинский, которые познавали свои силы по воле случая и тяжелым трудом. Келсон тоже мог бы быть признан полукровкой и потому не подлежащим защите Совета, если бы не кровь его отца-Халдейна, и тот эффект, который она произвела на и без того мощный потенциал Дерини, унаследованный им. Именно кровь Халдейна послужила причиной сегодняшнего заседания Совета, поскольку в одной из западных провинций Гвинедда рос мятеж и король, прежде чем отправиться на его подавление, собирался назначить наследником своего дядю, поскольку своих детей у него еще не было. "Ну, он вряд ли сослужит хорошую службу принцу Найджелу, если действительно реализует свои планы" -- сказала старая Вивьенн, неодобрительно покачивая седой головой. -- "Как только Найджел почувствует вкус хотя бы части возможностей Халдейнов, он не сможет отказаться от них." "Ему придется отказаться от них, как только у Келсона будет сын," -- сказал Арилан. "А если он откажется или не сможет?" -- спросил сидящий справа от Арилана Барретт де Лейни, старший член Совета и помощник его председателя, как и старая женщина, сидевшая напротив него. -- "Я знаю, ты считаешь, что Найджел столь же чист как и ты, Денис -- и, возможно, так оно и есть. Но, предположим, что Келсон не сможет вернуть все на свои места. Если так, то сможешь ли ты сделать это?" "Лично я? Конечно, нет. Но Найджел..." Сидевший напротив него Тирсель де Клэрон лениво зевнул и, неуклюже поерзав, поглубже сел в свое кресло. "Ну, на этот счет нам не стоит волноваться," -- сказал он с сарказмом. -- "Если Денис не сможет вернуть все обратно, и Келсон не сможет, то я уверен, что кто-нибудь найдет способ просто устранить нашего доброго принца Найджела. Вы же понимаете, что именно это должно будет случиться," -- добавил он, заслышав негодующие возгласы. -- "В конце концов, не может же быть более одного Халдейна, обладающего полной силой, так ведь?" "Тирсель, уж не собираешься ли ты опять начинать тот старый спор?" -- спросил Барретт. "А почему нет? Скажи, какой вред может быть от того, что полной силой Халдейнов могут обладать несколько Халдейнов одновременно. Мы не знаем, может ли это быть так, но что, если может?" Когда Тирсель тяжело опустил голову на руку и стал медленно водить пальцем по спиралевидному рисунку инкрустации на столе, Вивьенн, второй помощник председателя, величественно повернула свою седую голову к самому молодому члену Совета. "Мне жаль, если мы наскучили тебе, Тирсель," -- сказала она резко. -- "Скажи, ты специально хочешь раздуть спор, или просто забыл подумать? Ты же знаешь, что эта идея запретна сама по себе, даже если это и возможно." Тирсель замер, его рука прекратила двигаться, но он не поднял глаз, поскольку Вивьенн продолжила. "Что касается Найджела, то он будет устранен, если обстоятельства потребуют этого. Условия наследования силы Халдейнов были установлены два столетия назад нашим священным покровителем. За все это время они не были нарушены. На это есть свои причины, но я не думаю, что ты их поймешь." При ее последних словах Тирсель, наконец, поднял голову, и выражение его лица заставило не одного из членов Совета вздернуть брови и глубоко вдохнуть. Причина была в том, что хоть эта пара часто препиралась друг с другом, старшее поколение членов Совета с молодым, но сейчас язвительное замечание Вивьенн ударило по самому слабому месту Тирселя: он, будучи вдвое моложе чем остальные члены Совета и, естественно, уступая им в опыте, был всего на несколько лет старше короля. На самом деле , мало кто мог сравниться с ним в теоретических знаниях, но он не всегда мог смириться с тем, что казалось ему нападками на его самолюбие. Заметив, как в миндалецветных глазах Тирселя вспыхнул настоящий гнев, холодный, и опасный, врач Ларан, предупреждая, положил ладонь на руку Вивьенн. "Хватит. Вивьенн, Тирсель, прекратите!" -- проворчал он, бросив взгляд на сидящего напротив Барретта, хотя тот был слеп уже полстолетия. Барретт, сделай что-нибудь , -- мысленно послал он. Барретт тем временем уже поднимал ритуальным жестом предупреждения сделанный из слоновой кости жезл, подтверждающий его статус, невидящий взгляд его изумрудных глаз остановился на лице Тирселя. "Тирсель, успокойся," -- скомандовал он. -- "Если мы перессоримся, то ничего не добьемся. Мы сделаем все, чтобы спасти Найджела." Тирсель фыркнул и, не говоря ни слова, скрестил руки на груди. "Мы не должны забывать, что Келсон тоже является частью происходящего," -- продолжил Барретт. -- "В том, что он делит с дядей свои возможности, он видит свои обязанности, как он их понимает -- необходим наследник, который может продолжить его дело, если ему суждено пасть в бою. Неужели ты хочешь, чтобы Келсон повел себя безответственно, не сделав необходимых распоряжений?" Еле сдерживаясь, Тирсель покачал головой, видимо, все еще не решаясь заговорить. "А ты, Вивьенн," -- Барретт обратил свое внимание на другую сторону перепалки. -- "Тебе не стоит быть столь холодной в отношении судьбы Найджела. Он берет на себя серьезные обязательства, принимая силу, которая будет дарована ему. Если для этого призовут нас, наши обязанности будут не менее серьезны." "В нем нет той крови," -- пробормотала Вивьенн тихо и раздраженно. "Ну, Вивьенн..." Напротив нее, между Барреттом и Тирселем, раздался тихий дразнящий смех, похожий на звон драгоценного кристалла: Софиана, одна из тех, кто еще не говорил, ставшая членом Совета Камбера совсем недавно, но не являвшаяся ни самым молодым, ни самым младшим из его членов. Более двадцати лет назад, будучи даже моложе Тирселя, Софиана Анделонская великолепно служила Совету, оставив это занятие только после смерти своего отца, который не оставил наследника мужского пола. Прошлым летом она, будучи уже больше десяти лет суверенной правительницей Анделона, дети которой выросли или почти выросли, по повелению Совета вернулась, чтобы занять место Тома Хагена, которому, в случае отказа уйти в отставку, грозило приостановление членства в Совете за потворство Венциту Торентскому и Ридону Истмарчскому в войне между Гвинеддом и Торентом. Вторая вакансия в Совете, напрямую связанная с этой войной, оставалась свободной: место Стефана Корама, предшественника Вивьенн на посту помощника председателя, который, втайне даже от Совета, вел опасную двойную игру, прикрываясь личностью другого, и эта игра в результате стоила ему жизни -- правда, она спасла корону Келсона. Прошлое Софианы, и ее непричастность к интригам и разногласиям внутри Совета, которые после восхождения Келсона на престол все больше и больше затрудняли работу Совета, сделали ее идеально подходящей для того положения, которое она сейчас занимала. Кроме того, она смогла привнести в нудные заседания Совета свежие идеи и редкое чувство юмора. "Что теперь значит "быть той крови"?" -- спокойно спросила она, подперев свой заостренный подбородок тонкой рукой, ее живые черные глаза смотрели на Вивьенн с веселым любопытством. -- "Пожалуй, мало кто из принадлежащих к нашей расе после двухсотлетних преследований может уверенно подтвердить чистоту своего деринийского происхождения хотя бы со времен Камбера". Огненноволосая Кири, самая молодая из трех присутствующих женщин, обиженно вздернула подбородок в сторону Софианы, еле сдерживая недовольство необычайной красотой нового члена Совета. "Я могу подтвердить это," -- надменно сказала она. -- "И на два столетия до того . Но разве мы не говорили всегда, что происхождение доказывается поступками?" "Я согласна с тобой," -- признала Софиана. -- "Но, если принять это определение, то получится, что Брион тоже был Дерини." "Это абсурд..." "А в Найджеле, как и в Брионе, течет кровь Халдейнов, которая сама по себе может быть столь же сильна, как чистейшая кровь Дерини, чем бы она ни являлась. Так что, может быть, Найджел -- Дерини. И Варин де Грей. В конце концов, он может исцелять," -- добавила она. Возмущенные взгляды и приоткрывшие рты остальных начали выражать несогласие, но она, царственно спокойная и уверенная, облаченная в пурпурную с серебряными крапинками мантию, остановила их жестом свободной руки, даже не поднимая головы. "Успокойтесь, друзья мои. Я первая согласна признать, что сейчас мы говорим не о целительстве, хотя я знаю, что наш уважаемый старший помощник и верный Ларан постоянно проявляют к этому интерес" -- Она снисходительно улыбнулась Барретту и Ларану. "Сейчас нас волнуют способности Халдейнов. Почему это конкретное семейство может обладать способностями, схожими со способностями Дерини, которые были дарованы им? Кстати, Венцит Торентский, при всем своем злодействе, похоже, нашел способ передавать сходные способности некоторым людям -- вспомните Брэна Кориса. Покойный герцог Лионель и его брат Махаэль, похоже, тоже получили эту благодать. Может быть, то, что в Гвинедде называется способностями Халдейнов, происходит повсеместно и, на самом деле, является меньшей степенью способностей Дерини ... или большей." "Большей?" -- спросил удивленный Тирсель. "Может быть. Я говорю "большей", потому что сила Халдейнов приходит сразу вся и полностью доступной, даже если получатель не осознает этого. По меньшей мере, в некоторых аспектах это лучше, чем необходимость учиться пользоваться силой, а именно это приходилось делать "чистокровным" Дерини с незапамятных времен". Арилан, несмотря на то, что он склонялся к точке зрения Софианы более чем к чьей-либо еще, перестал теребить свой епископский перстень и нахмурился. "Осторожнее, Софиана, не то ты скоро скажешь, что мы должны видеть Дерини в каждом встречном". Софиана улыбнулась и откинулась на спинку кресла, ее серебристые серьги мелодично зазвенели, когда она покачала головой. "Никогда, друг мой, хотя это конечно решило бы много проблем -- и, несомненно, создало бы другие, еще сложнее," -- добавила она, заметив ужас во взгляде Вивьенн. -- "Предположите, что способности Халдейнов могут оказаться просто такой же неизученной стороной способностей Дерини, как и способность Моргана и МакЛейна исцелять, и что оба дара, требующих специального обучения и умения управлять, могут иногда проявиться неожиданно." Арилан тихонько присвистнул, Ларан изумленно поглядел на Барретта, а остальные зашептались между собой. Арилан сам не раз тайком изучал такую возможность и догадывался, что он не одинок в этом, но никто еще не осмеливался заговорить об этом в Совете. Арилан был уверен, что Ларан, будучи врачом, и Барретт, которому можно было бы попытаться вернуть зрение, если бы дар целительства был восстановлен, детально занялись бы этим вопросом. "Но это тоже тема для другого раза," -- продолжила Софиана. -- "Если я правильно понимаю, прямо сейчас нас волнует то, что Келсон собирается поступить вопреки нашему мнению. Боюсь, что за исключением физического вмешательства мы мало что можем сделать в данном случае, чтобы помешать ему." "Думаю, что по этому поводу никто с тобой спорить не станет," -- сказал Барретт. -- "Но твои слова предполагают какое-то средство, которое пригодится в будущем." "Если мы достаточно смелы, чтобы решиться на это -- да. Если мы все согласны, что Келсон должен считаться "той крови", как оригинально назвала это Вивьенн, то я полагаю, что у нас есть способ полностью держать его в нашей власти -- причем, на самом деле, уже несколько лет. Сделайте его членом Совета." Не обращая внимания на аханья остальных, она подняла руку, указывая на пустое кресло с высокой спинкой между Тирселем и Вивьенн. "Сделайте его членом Совета, и пусть он принесет те же клятвы, которые связывают нас. Или вы боитесь его?" "Конечно, нет!" -- негодующе сказала Вивьенн. "Он достаточно силен," -- сказала Софиана. -- "Он гораздо взрослее, чем можно ожидать в его возрасте." "Он не обучен." "Тогда, давайте мы возьмем его обучение на себя, и убедимся, что он под надежным присмотром." "Ему не хватает других качеств." "Например?" "Предупреждаю тебя, Софиана, не дави на меня!" "Каких качеств ему не хватает?" -- упорствовала Софиана. -- "Я хочу быть уверена в том, что он, действительно, не готов, но назови мне конкретные причины." "Очень хорошо." -- Вивьенн вызывающе вздернула голову. -- "Он еще не достаточно безжалостен." "Он еще не достаточно безжалостен," -- повторила Софиана. -- "Понимаю. Может, ты предпочтешь Моргана или МакЛейна?" "Вы что, с ума сошли?" -- прошептал Ларан, первым решившийся вмешаться в разговор. "Об этом не может быть и речи!" -- сказала Кири, решительно тряхнув своей огненной гривой. "Тогда выберите другого Дерини, желающего принять на себя ответственность," -- ответила Софиана. -- "В неполном составе мы работаем не в полную силу. Сколько может пустовать место Стефана Корама?" "Пусть лучше пустует, чем будет занято кем-нибудь, кто не готов обладать этой властью,"-- огрызнулась Вивьенн. Арилан с интересом наблюдал за реакцией сидевших вокруг стола: Вивьенн и Кири продолжали спорить с Софианой по поводу самой идеи; Ларан был сильно взволнован, Тирсель, возбужденный, но задумчивый, на этот раз молчал; один только невозмутимый Барретт неподвижно сидел, углубившись в свои размышления, между Ариланом и Софианой. Не то, чтобы идея ввести Келсона в Совет была плохой -- может, когда-нибудь это и случится. Поначалу, несмотря на то, что Совет быстро согласился признать короля полноценным Дерини, никто даже не пытался утверждать, что он достаточно подготовлен или опытен. Но за три года, прошедшие после того, как Келсон отстоял свой трон, Келсон получил много суровых уроков королевской власти и мужественности. Никто, кроме Арилана, не смог бы рассказать им об этом лучше. На самом деле, именно Арилан первым завел разговор о кандидатуре Келсона; именно Арилан проталкивал эту идею, хотя и гораздо мягче чем Софиана; именно Арилан, единственный из семи членов Совета, поддерживал постоянный контроль с королем и лучше чем кто-либо еще знал насколько суровым и дисциплинированным -- и могущественным -- становился король. Никогда раньше ни один из королей-Халдейнов не заседал в Совете; но никто из Халдейнов и не выказывал способностей Келсона. "Думаю, мы достаточно долго говорили об этом," -- сказал наконец Арилан, когда страсти улеглись. -- "Даже если бы мы решились сегодня принять короля в наши ряды -- а вы все знаете, что я думаю по этому поводу -- сейчас неподходящее для этого время, война неизбежна, а вечером должен состоятся ритуал, о котором мы говорили. И я не думаю, что кто-то будет всерьез настаивать, что Морган или Дункан -- подходящие кандидаты." "Ну, слава Богу," -- проворчала Вивьенн. "Не беспокойся, Вивьенн," -- ответил Арилан. -- "Я первый соглашусь, что оба все еще плохо известны нам. Кроме того," -- он позволил себе горькую гримасу, -- "они все еще не простили мне, что мы явно бросили их как только Келсон укрепился на троне." "Ты хочешь сказать, что они не доверяют тебе?" -- спросил Тирсель. Арилан неопределенно покачал рукой. "Недоверие", пожалуй, слишком сильное слово" -- сказал он. -- "Скажем, они осторожничают в отношении меня -- и кто может винить их за это? Они недовольны тем, что я не говорю ничего о Совете, а я, конечно же, не могу сказать им почему я не ничего не говорю." "Три года назад ты привел их сюда без разрешения," -- твердо сказал Барретт. -- "Они уже знают о нас слишком много." Арилан склонил голову. "Я принимаю ответственность за это, но все равно считаю, что в тех обстоятельствах я поступил правильно. И с тех пор я полностью соблюдал ограничения, установленные Советом." "И продолжай так же," -- пробормотала Вивьенн. "Давайте не будем снова уклоняться от предмета разговора," -- спокойно сказал Барретт. -- "Это -- старый, старый спор. Давайте вернемся к сегодняшнему вечеру. Денис, если ты не можешь помешать этому, то, может, ты сможешь контролировать происходящее?" Арилан коротко кивнул. "В пределах того, насколько любой обученный человек может контролировать внешний уровень ритуала -- конечно. Я могу убедиться, что мы надлежаще защищены, что соблюдены формы, необходимые для серьезной работы с высокой магией. Но все происходящее на внутренних уровнях будет под контролем Келсона." "Как насчет Риченды?" -- спросил Ларан. -- "Она может помочь тебе? Думаю, что ей Келсон доверяет." "Да, он доверяет ей," -- Арилан переключил свое внимание на Софиану. -- "А мы теперь знаем, что Риченда и обладает силой, и обучена, о чем мы раньше и не догадывались, не так ли, Софиана?" Софиана уклончиво пожала плечами. "Не вини меня в этом, Денис. Если бы меня спросили, я бы сказала вам раньше." "Но она твоя племянница," -- сказала Кири. -- "Ты знала, что она была обучена, но все же позволила ей выйти замуж за полукровку." "Но, Кири, я ничего ей не позволяла ! Риченда -- взрослая женщина, Дерини, и вполне может принимать свои собственные решения. А что касается того, что она -- моя племянница," -- она снова пожала плечами, ее настроение стало каким-то странным, -- "боюсь, что я ее еле знаю. Моя сестра и ее муж, выбирая Риченде первого мужа, решили, что она должна выйти замуж за человека не наших традиций и не нашей веры. Я была не согласна с ними, но уважала их решение. После того как она стала графиней Марлийской, я почти не видела девочку." "Но выйти за Моргана..." В темных глазах Софианы полыхнул черный огонь. "Пытаетесь заставить меня осудить его?" -- парировала она. -- "Я этого не сделаю. Он сделал Риченду счастливой, принял внука моей сестры как своего собственного ребенка, у нее дочь от него, и я могу желать ему только добра -- и, что любопытно, он не сделал ни одной ошибки. Я слышала, что его возможности огромны, даже без подготовки, но встречалась с ним только однажды. Само собой, он был настороже, но вел себя безупречно." "Так, значит, ты тоже не доверяешь Моргану," -- сказала Вивьенн. "Что значит "доверяю"? " -- возразила Софиана. -- "Я верю, что он подходящий муж и отец для моих родственников; я верю в искренность моей племянницы, когда она рассказывает мне о его благородстве во всем, что он сделал с того времени, как она познакомилась с ним. Все остальное, кроме этого -- слухи. Как я могу доверять ему так же как я доверяю всем вам? Мы, члены Совета, часто можем не соглашаться, но, принося наши клятвы, мы все раскрыли друг другу свои души. Вот это -- доверие". Ларан поднял поседевшую бровь. "Значит, ты доверяешь Келсону?" -- спросил он. -- "А ты, Денис? Раскрывал ли король тебе свою душу?" "В том виде, о котором нам только что напомнила Софиана?" -- Арилан улыбнулся. -- "Вряд ли. Он приходил ко мне на исповедь, когда Дункана МакЛейна не было на месте, но это совсем другое. Тем не менее, я верю , что его конечные цели -- те же, что и у нас". "Что насчет Найджела?" -- нетерпеливо спросил Тирсель. -- "Может, вы забыли, что сегодня вечером Келсон собирается передать ему часть своей силы". "Нет, мы не забыли," -- сказал Арилан. -- "И я знаю, к чему ты ведешь, Тирсель. К счастью, мысль о том, что полной силой одновременно могут владеть несколько Халдейнов, еще не пришла в голову нашим упрямым молодым бунтарям. А если вы все хотите кое-чего, из-за чего стоит беспокоиться, то подумайте вот о чем: Келсон хочет, чтобы сегодня вечером присутствовал молодой Дугал МакАрдри. И еще . Не знаю, откуда, но он, по меньшей мере, тоже частично Дерини; а то, что он сам узнал об этом всего несколько месяцев назад, не значит, что он с тех пор ничему не научился от Келсона, Моргана и Дункана". Кири поморщилась, а Вивьенн пробормотала что-то вроде "еще один полукровка." "А кроме того есть Джеана," -- продолжил Арилан, не обращая внимания на обеих женщин. -- "Когда она вернется ко двору..." Все почувствовали как в них нарастает тревога, поскольку королева-мать происходит из того же рода, к которому принадлежал Ларан ап Норфал -- прекрасно обученный Дерини с огромными способностями, который почти сто лет назад отказался повиноваться власти Совета. Несмотря на то, что Джеана не знала об этом, и всю свою жизнь отрицала, что в ней течет кровь Дерини, она все же смогла достаточно сильно использовать свою долго неиспользуемую силу во время коронации Келсона, чтобы всерьез задержать хорошо обученную колдунью, которая покушалась на жизнь ее сына. Но ее совесть так и не смогла примириться с этим, даже после почти трех лет отшельничества в монастыре. Ее неизбежное возвращение ко двору было еще одним неизвестным фактором, поскольку Джеана все еще была весьма враждебно настроена по отношению к Дерини. "За ней придется присматривать," -- сказал Барретт. Арилан кивнул и устало откинулся на спинку стула, прикрыв глаза рукой. "Я знаю," -- прошептал он. "За королем тоже," -- присоединилась Вивьенн. -- "Нельзя, чтобы ему в голову пришла идея о том, что Найджел может сохранять силу после того, как Келсон породит своего собственного наследника." "Я все это знаю," -- ответил Арилан. Но когда Совет перешел к обсуждению других вопросов, епископ Денис Арилан продолжал размышлять над возложенной на него задачей. Он, единственный из всех семерых, должен был разобраться в хаотическом нагромождении неизвестных и постараться поддержать хоть какое-то равновесие. ГЛАВА ПЕРВАЯ Со стрелами и луками будут ходить туда -- Исайя 7:24 "Келсон," -- сказал Аларик Морган, глядя вместе с королем на шумный двор ремутского замка, -- "Вы становитесь суровым, жестоким человеком." -- Не обращая внимания на изумленный взгляд Келсона, он беспечно продолжил. -- "Половина дам этого королевства, да и нескольких других государств чахнут по Вам, а Вы редко даже смотрите на них во второй раз." На противоположной стороне залитого солнечным светом двора, на балконе, о чем-то щебетала без малого дюжина молодых дам в возрасте от двенадцати до тридцати лет, похожих своими яркими шелками и атласами на стайку певчих птичек -- они явно пришли поглазеть на парней, оттачивавших во дворе свои боевые умения, но, вместе с тем, все они старались увидеть и привлечь внимание симпатичного и привлекательного молодого короля Гвинедда. Множество восхищенных взглядов было направлено и на прочих молодых людей, упражнявшихся с мечами, копьями и луками, поскольку практичные дамы осознавали, что шансы любой их них быть замеченной королем были ничтожны, но, тем не менее, бросали в сторону короля жаждущие взгляды. Келсон, стесняясь, удостоил их не только взгляда, в скупости на который его только что обвинил Морган, но и натянутой улыбки, сопровождавшейся признательным поклоном, что немедленно вызвало среди его поклонниц новую волну щебетания и прихорашивания. Повернувшись, чтобы снова видеть происходящее во дворе, он кисло посмотрел на Моргана и, подняв затянутую в кожу ногу, полуприсел на балюстраду внутреннего двора. "Они чахнут не по мне, а по короне," -- сказал он негромко. "Ага, это точно," -- согласился Морган. -- "И рано или поздно Вам придется дать ее одной из них. А если и не одной из них, то кому-нибудь вроде них. Келсон, я знаю, что Вам надоело слушать это, но вам все равно придется жениться." "Я уже был женат," -- прошептал Келсон, изображая интерес к бою на палках между двумя сквайрами Герцога Эвана. --"но моя невеста не дожила до возложения короны на ее голову." -- Он сложил руки на груди, покрытой мрачной черной одеждой, которую он носил. -- "Я не готов жениться снова, Аларик. И не буду готов до тех пор, пока не совершу правосудие над ее убийцами." Морган сжал губы в тонкую твердую линию, вспоминая картину совершения правосудия над одним из них: дерзкий Лльювелл Меарский со связанными сзади руками, стоящий холодным февральским устром спиной к палачу, с гордо поднятым подбородком в знак того, что его действия были оправданны. Меарский принц после вынесения ему приговора отказался от каких бы то ни было заявлений и презрительно отверг предложение завязать ему глаза, когда он опустился на колени на расчищенный от снега эшафот. И только в тот бесконечный миг перед тем, как меч палача окончательно исполнил правосудие, он быстро взглянул в глаза Келсона -- обвиняюще и дерзко. "Почему он так посмотрел на меня?" -- печально прошептал потрясенный король Моргану как только они скрылись от глаз публики. -- "Я не убивал ее. Он совершил кощунственное убийство на глазах нескольких сот свидетелей -- боже, убить свою собственную сестру! Его вина не вызызвала ни малейших сомнений. И приговор не мог быть иным." Но, в конце концов, не только Лльювелл был виновен. Не меньшая ответственность за случившееся лежала на его родителях -- претендентке Кайтрине и ее муже, предателе Сикарде -- которые возглавили Меару в открытом мятеже против их законного суверена. Как прадед Келсона, стремившийся мирно объединить две страны, женившись на старшей дочери последнего правителя Меары -- союз, который никогда не был признан большой частью меарской знати, считавшей другую дочь законной наследницей -- Келсон попытался подтвердить это объединение свадьбой с плененной дочерью восставшей ныне династии, пятнадцатилетней принцессой Сиданой. У Сиданы были два брата, которые могли бы оспорить такое престолонаследие. Но Лльювелл, младший брат, к тому времени был уже в плену, а окончательная нейтрализация Кайтрины, Сикарда и второго брата сделала бы Сидану единственной наследницей династии по нисходящей. Ее дети от Келсона имели бы неоспоримое право на обе короны, что наконец-то могло бы решить более чем столетний сопр о законном наследовании. Но Келсон недооценил силу ненависти Лльювелла к всему, что имело отношение к Халдейнам -- и не мог даже представить, что меарский принц скорее предпочтет убить свою собственную сестру в день ее свадьбы, чем увидеть ее вышедшей замуж за смертельного врага Меары. Таким образом, брачное решение меарского вопроса Келсоном было вынуждено стать военным -- кампанией, к которой теперь готовился весь Гвинедд. Отец Лльювелла и его оставшийся брат, принц Ител, как считалось, сейчас собирали армию в глубине Меары, к западу от Гвинедда -- и получили поддержку от Эдмунда Лориса, бывшего Архиепископа Валоретского и злейшего врага Келсона, который добавил свое религиозное рвение и антидеринийский фанатизм к и без того уже готовой взорваться ситуации в Меаре. Кроме того, как это уже однажды случилось, Лорис соблазнил некоторых епископов примкнуть к нему, придав надвигающемуся столкновению религиозный характер. Вздохнув, Морган заложил большие пальцы рук за ремень и вновь посмотрел на происходящее во дворе, где продолжалось соревнование в стрельбе из лука между тремя сыновьями принца Найджела и молодым Дугалом МакАрдри, новым графом Траншским; это соревнование, казалось, привлекало внимание Келсона гораздо больше чем разглядывание девушек. Этим утром и Дугал, и Коналл, старший из потомков Найджела, устроили впечатляющее представление меткой стрельбы; Дугал, с точки зрения Моргана, был лучше, поскольку стрелял с левой руки -- "с гнутого кулака", как говорят в Приграничье. То, что Дугал умудрился сохранить эту способоность, не переставало удивлять Моргана, и не потому, что Дугал был умелым стрелком -- Морган и раньше видел хороших стрелков с левой руки -- а потому, что основную часть своего обучения молодой граф Траншский получил здесь, в Ремуте, в том числе и под руководством самого Бриона. А Брион, невзирая на постоянные возражения Моргана, утверждал, что левши нарушают устоявшийся порядок обучения практическому владению мечом и копьем, что, несомненно, было правдой, но он при этом забывал добавить, что в реальном бою воин, привыкший биться только с правшами, часто обнаруживает, что находится в невыгодном положении, столкнувшись с левшой, все движения которого зеркальны по отношению к движениям, которые были знакомы и, следовательно, в определенной степени предсказуемы для обычного воина. В конце концов Брион согласился с тем, что надо тренировать обе руки на случай, если во время боя рана заставит переложить оружие в другую руку, но до самой своей смерти придерживался мнения, что его будущие рыцари не должны быть левшами. Эта тенденция сохранилась до сих пор, хотя со смерти Бриона прошло более трех лет. Морган видел, как на противоположном конце двора барон Джодрелл учил молодых оруженосцев владению мечом и щитом -- ни один из них не был левшой. С Дугалом, конечно, все было не так. Хоть он и стал пажом при дворе когда ему было всего лишь семь лет, меньше чем большинству прочих мальчишек его положения, еще до того как ему исполнилось двенадцать, ему пришлось вернуться в Приграничье и завершать свое обучение в местах где главным было выживание, а не стиль. А выживание требовало стиля боя совершенно отличного от того, которому Дугала учили при дворе. В Приграничьи требовалось быстрое, подвижное войско на горских пони и с легким вооружением, а не тяжелые кони и доспехи равнинных рыцарей. Никого при этом не заботило, какой рукой предпочитает биться будущий предводитель клана МакАрдри, главным было, что он добивается своего, участвуя в схватках вместе с патрулями, которые охраняли границу от набегов и краж скота или выполняя обязанности полевого врача после таких схваток. Для Моргана, приученного к более традиционной манере стрельбы, стрельба с левой руки казалась просто чем-то неудобным. Когда он покачал головой и снова посмотрел на Келсона, который продолжал смотреть на соревнование лучников, он понял, что короля тоже беспокоит отнюдь не необычная манера стрельбы Дугала. И не их дикуссия о необходимости повторного брака, хотя наверняка им придется вернуться к этому вопросу в лучшие времена, когда все немного утрясется. Нет, сегодняшняя озабоченность была вызвана тем, что Келсон был не только королем, но и Дерини, и необходимостью этой же ночью подтвердить с помощью деринийского ритуала власть человека, который унаследует трон Гвинедда, если Келсон не вернется из меарской кампании. Поскольку у Келсона еще не было наследника, корона и магическое наследство Халдейнов могут перейти к принцу Найджелу, дяде Келсона, брату покойного короля Бриона. Брион. По прошествии более чем трех лет, Морган уже не испытывал такой болезненной пустоты от утраты бывшего короля, но непреклонная преданность отцу ныне была обращена к его сыну -- этому стройному сероглазому подростку, который только приближался к своей зрелости, а сейчас готовился к испытанию, более подходящему для кого-нибудь постарше и поопытнее. По крайней мере, физически он был готов к предстоящим испытаниям. Бывший король-мальчик исчез навсегда. Интенсивная подготовка к предстоящей кампании, включая тренировки с оружием, укрепили и нарастили мальчишеские мускулы, за зиму он вырос еще на ладонь, а лицо вместо юношеской округлости приобрело более угловатые очертания. Теперь он был почти одного роста с Морганом, а с недавних пор, чтобы быть чисто выбритым как Морган, ему стало нужно бриться несколько раз в неделю. Но, если светлые волосы Моргана были коротко подстрижены, чтобы за ними было проще ухаживать в походе, как поступало и большинство других воинов, то Келсон за последние два года, прошедшие в относительном спокойствии, отращивал свои волосы "вроде обычного приграничника", как, смеясь, отметил Дугал, встретившись с королем прошлой осенью. Жители Приграничья традиционно носили волосы стянутыми в косичку, перевязанную лентой цветов их клана, правда, никто не помнил откуда пошел этот обычай. Однако, неожиданно прихоть, вызванная продолжительным миром, обернулась политической выгодой, поскольку черные волосы Келсона, сплетенные в такую же косичку, какую носили Дугал и его сородичи, подчеркнули его связь с Дугалом и его кланом и, таким образом, способствовали укреплению поддержки Келсона приграничниками. И только после того как политическая цель была достигнута, Келсон обнаружил удобство и практичность косички, которая была столь же удобна, когда он носил доспехи, как и прически, которым отдавало предпочтение большинство закаленных вояк. После этого многие юноши и мальчики стали отращивать волосы и носить косички, хотя некоторые из "равнинных пуристов" и сторонников консервативных убеждений все еще продолжали считать короткую стрижку признаком цивилизации. Одним из таких пуристов был Коналл, носивший сооветствующую прическу, несмотря на то, что оба его младших брата красовались с коротенькими косичками с вплетенными лентами алого цвета Халдейнов, которые шли им гораздо меньше чем Дугалу с его волосами цвета меди, но являли собой явный знак уважения и к их кузену-королю, и к его сводному брату, который нашел время, чтобы поучить их стрельбе из лука и не смеялся, когда они промахивались. Взрыв аплодисментов и девичьего смеха с другой стороны двора заставил Моргана снова обратить внимание на Дугала, который только что вогнал стрелу почти в самый центр мишени. Молодой лорд опустил свой лук и, посмотрев на Коналла, оперся на него, молча наблюдая как его высокорожденный оппонент осторожно натягивает и отпускает тетиву, попав при этом очень близко к стреле, выпущенной Дугалом, но чуть дальше от центра мишени. "А он неплох, не так ли?" -- тихо сказал Келсон, кивнув на старшего из своих кузенов. Тем временем братья Коналла, одному из них было тринадцать, другому -- восемь, вышли вперед, чтобы воспользоваться своей очередью выстрелить, Дугал давал им советы, а Коналл отошел от рубежа и кисло глядел на своего главного соперника. "Да, он весьма опытен," -- согласился Морган. -- "Может быть, когда-нибудь он даже научится состязаться красиво. Интересно, откуда у него такой нрав. Уж точно не от Найджела." Келсон улыбнулся и покачал головой, инстинктивно глядя на дальний конец двора, где его дядя, отец Коналла, занимался с парой пажей, находившихся под его опекой -- ребята были еще слишком юны, чтобы участвовать в предстоящем походе. Старый жеребец, бывший когда-то боевым конем, терпеливо совершал круг по грязи, покрывавшей двор, один из пажей сидел на его крупе, держась за высокое седло, а второй, балансируя, пытался встать на спине животного; Найджел шел рядом и командовал лающим голосом. Джатам, оруженосец Келсона, вел жеребца под уздцы. "Смотри-ка..." -- пробормотал Келсон себе под нос, когда ученик Найджела покачнулся и начал падать в взбитую копытами грязь, но Найджел подхватил его в воздухе за пояс и тунику и вернул в исходную позицию. Они не могли слышать, что Найджел сказал парню, но его слова тут же заставили щеки мальчика вспыхнуть. Практически мгновенно мальчик восстановил равновесие и встал прямо, правда, пошатываясь, но его движения все больше и больше совпадали с движениями коня. Подбадриваемый своим напарником, сидевшим сзади, он даже начал улыбаться, а Найджел одобрительно кивнул, пока жеребец медленно замедлял свой ход, направляясь к центру круга, по которому он вышагивал. "Боже, как я рад, что у меня есть Найджел", -- прошептал Келсон, подтверждая мнение Моргана насчет гвинеддского Железного Герцога. -- "Я думаю, что короли всегда уезжали на войну не зная как их наследники будут управлять страной, если они не вернутся, но, имея Найджела в качестве наследника, я могу быть уверен, что Гвинедд в хороших руках." Морган резко посмотрел на него. -- "Надеюсь, у Вас нет предчувствий о своей гибели?" "Нет." Заметив в словах короля нотку отчаяния, Морган поднял бровь, но ничего не скзал, отметив, что король стал теребить золотое кольцо на левом мизинце. Совсем недавно это кольцо должно было стать обручальным кольцом для меарской принцессы, которая спала ныне вечным сном в склепе под кафедральным собором Ремута. На кольце был выгравирован крошечный халдейнский лев с глазами, инкрустированными миниатюрными рубинами. Со дня ее похорон он носил это кольцо постоянно. С того же времени он стал носить черное, благо прдворный протокол не запрещал этого. Келсон был одет очень просто, и на его голове не было даже обруча, показывающего его королевский ранг. Морган не знал, насколько внешние знаки траура отражали настоящую глубину скорби короля. Келсон говорил , что оба знака скорби -- всего лишь внешние напоминания о клятве заставить меарских повстанцев предстать перед судом, но Морган подозревал, что истинное их значение лежит гораздо глубже -- хотя он не собирался лезть не в свои дела. Вынужденный, исходя из интересов государства, жениться на девушке, которая была выращена на ненависти ко всему, что могло ассоциироваться с его именем, Келсон придумал, что он любит Сидану, а она -- его. К тому времени, когда они должны были связать себя брачными узами, он почти поверил в то, что эта выдумка -- правда, или что он, по крайней мере, сможет сделать ее правдой. Но ее смерть, случившаяся до того, как эта выдумка была проверена реальной супружеской жизнью, заставила молодого короля столкнуться с морем неразрешенных юношеских страстей и разрушенных идеалов. Изображая из себя убитого горем вдовца, он получил время, необходимое ему для того, чтобы разобраться в происходящем прежде чем предпринять новую попытку начать супружескую жизнь. И он, и Морган знали, что ему придется жениться снова, причем, в недалеком будущем. И, как и прежде, ему придется ставить интересы династии прежде своих личных интересов. "Ну, то, что Вы нервничаете перед тем, что предстоит сегодня вечером, совершенно нормально," -- сказал Морган, догадываясь, что причина сегодняшнего настроения короля -- не скорбь, а дурные предчувствия. -- "Не волнуйтесь. С Найджелом все будет в порядке. Вы всю зиму готовили его к этому." "Я знаю." "С Вами тоже все будет в порядке," -- продолжил Морган. -- "Кроме того, готов спорить, что со времен Синила ни у одного из королей-Халдейнов не было такого количества Дерини, готовых помочь ему в назначении наслкдника маического потенциала. У Вашего отца их точно не было. Все, что у него было, это я." "И это Вы называете все ?" -- фыркнул Келсон, но его несогласие проявилось слишком быстро, чтобы быть настолько необдуманным, как это хотелось представить Келсону. -- "Да я бы предпочел, чтобы у меня за спиной стояли Вы, а не кто-нибудь еще -- вне зависимости от того, что я собираюсь делать. Что же касается магии..." Морган улыбнулся уголком рта и громко хохотнул, убедившись, что его предположения были правильны. "Что же касается магии, то вы можете успешно потягаться практически с любым обученным Дерини," -- сказал он беспечно, -- "даже Дункан и я не прошли полного курса обучения." "Может быть и так, а, может быть, формальное обучение не столько важно. Кроме того, Риченда обучена. И Арилан тоже." "Арилан..." -- Морган вздохнул, стараясь не показывать своего беспокойства. -- "Вы ведь знаете, что он доложит Совету о мельчайших подробностях?" "Может быть. А, может быть, и нет." "Келсон, Вы же знаете , что он доложит. Несмотря на то, что он явно предан Вам, с Советом его связывают куда более ранние и куда более обязывающие клятвы. Даже я знаю это." "Ну, я думаю, что рано или поздно они все равно узнают," -- пробормотал Келсон. -- "А кроме того, у них есть доступ к архивам, которые нам понадобятся, если мы когда-нибудь решимся восстановить почитание Святого Камбера." "Значит, Вы поставите нашу безопасность под угрозу." "Нет, я хочу способствовать дальнейшему диалогу с дружественными нам Дерини." -- Келсон улыбнулся. -- "А Вы знаете, например, что старый Ларан ап Пардис начал пользоваться нашей библиотекой? Его ученый ум не мог смириться с незнанием того, чем мы обладаем. А как врач, он просто восхищен, что Вы и Дункан можете исцелять -- хотя очень немногим он признается в этом." "А откуда Вы это знаете?" "А я пару раз встречал его там." Прежде чем Морган успел как-то отреагировать на новую для него информацию, хриплые возгласы Рори и Пэйна, младших кузенов Келсона, снова привлекли их внимание к стрельбищу, где Дугал только что вогнал свою последнюю стрелу точно в центр мишени. Под ободряющие аплодисменты девушек, наблюдавших за состязанием, Коналл вышел вперед, чтобы сделать свой последний выстрел -- хотя вероятность того, что он сможет хотя бы приблизиться к Дугалу была крайне мала, а того, что он сможет победить -- еще меньше. Он и не смог. "Ну, тут уж ничего не поделаешь," -- сказал Келсон, когда стрела Коналла воткнулась в мишень чуть не в ладони от стрелы Дугала -- очень неплохой результат, но явно несоответствующий классу Дугала. Девушки снова зааплодировали -- в конце концов, отхватить принца немногим хуже чем короля -- но Коналл все равно швырнул свой лук наземь, и, заставив себя неловко кивнуть в знак признательности, уныло побрел к конюшням. Когда Рори и Пэйн следом за Дугалом пошли к мишеням, чтобы забрать стрелы, Келсон задумчиво поглядел на Моргана. "Ну, ладно," -- сказал он, вставая на ноги, -- "это оказалось очень даже захватывающим зрелищем. Давайте, что ли, поздравим победителя? Уж не знаю как, но ему удалось сделать так, чтобы Коналл не вышел из себя." "Что, помимо великолепной стрельбы, уже само по себе является достижением," -- ответил Морган, когда они спукались по лестнице во двор. -- "Может, Коналл начал учиться чему-то." "Может быть. А, может, присутствие девушек немного помогло." Они подождали возвращения Дугала, которого сопровождали восторженные Рори и Пэйн, несшие стрелы, на линии огня. После того, как мальчики поприветствовали Келсона и Пэйн восторженно рассказал о победе Дугала, Дугал отослал их и неформально, но уважительно поприветствовал своего молочного брата. При посторонних он всегда следил за тем, чтобы общаться с Келсоном с почтением, соответствующим его рангу. "Хорошая стрельба, Дугал," -- сказал Келсон, улыбаясь. -- "И заслуженная победа." Дугал склонил голову и улыбнулся в ответ; взгляд его золотисто-янтарных глаз явно говорил, что он абсолютно точно понял, что Келсон имел в виду. "Спасибо, Сир." Он еще был не таким же высоким как Келсон, хотя тоже вытянулся за зиму -- к ужасу оружейников, которым пришлось торопиться, чтобы успеть еще раз переделать его доспехи до его отъезда в поход, намеченного на утро следующего дня. На нем были новые сапоги и штаны из мягкой кожи того же каштанового цвета, что и его волосы, заплетенные по приграничному обычаю в косичку, но льняная рубашка была старой и тесной в груди, а ее рукава недоставали до запястий. Из-за жаркого полуденного солнца он отложил в сторону свой плед, но вряд ли кто-нибудь мог ошибиться, определяя кто он и откуда. На его позолоченном поясе, свидетельствовавшем о его графский титуле, не было меча, но на левом бедре висел кинжал с тремя водянистого цвета аметистами, инкрустированными в рукоятку, а из-за значка на кожаной шапочке, который показывал его принадлежность к клану МакАрдри, торчали три орлиных пера, подтверждая его звание предводителя клана. Опустив стрелы в стоявший рядом колчан, Дугал усмехнулся, и его большие, почти квадратные зубы блеснули белизной под пятнышком редких усов, которые к шестнадцати годам были единственной растительностью на его лице. "Не хотите пострелять, Сир?" -- озорно спросил он. -- "Без Вас нам было скучно." Благодушно улыбаясь, Келсон поднял брошенный Коналлом лук, проверил тетиву, затем наложил стрелу и небрежно натянул лук. "Коналлу без меня скучно не было," -- сказал он, отпуская тетиву, и замер, заметив, что стрела ударила точно в центр мишени. -- "Коналл еще не научился проигрывать красиво." Не обращая внимания на взрыв аплодисментов и восхищенных вздохов со стороны наблюдающих за происходящим девушек, он опустил лук, взял от задумавшегося Дугала еще одну стрелу, наложил ее и тщательно прицелился. "Понимаю," -- сказал Дугал, не выказывая даже нотки возмущения. -- "Значит, посрамить Коналла было моей задачей." Келсон, будто во сне, поднял лук и стал снова натягивать тетиву, на этот раз закрыв глаза и слгка отвернувшись от мишени. "По крайней мере, это было честным состязанием," -- негромко сказал он, выпуская вторую стрелу. Держа глаза закрытыми, он, опустив лук, замер на время полета стрелы и взглянул на Дугала только услышав удар стрелы о мишень: обе стрелы попали практически в одну и ту же точку, их древки касались друг друга по всей длине. Девушки зааплодировали с еще большим восторгом, и Келсон, полуобернувшись в их сторону, кратко кивнул головой в знак признательности. "Боюсь, я должен признаться в использовании того, что Коналл назвал бы "нечестным преимуществом"," -- сказал король, улыбаясь и подмигивая Дугалу. -- "То, что ты -- Дерини, дает тебе некоторые премущества в обычной жизни." Он повернулся к Моргану. "Кстати, Аларик, обратите внимание, что я не так уж нечувствителен к интересу со стороны девушек," -- сказал Келсон. -- "Я просто поддерживаю дистанцию, соответствующую моему статусу, хотя, должен признаться, это имеет некоторое отношение к тем таинственным силам, которые Вы сами используете и благодаря которым Вы известны как черный колдун-Дерини. Кстати, не поэтому ли Вы носите черное?" Как ни старался Морган вести себя чинно, он все же не смог удержаться от смеха -- ведь пристрастие Моргана облачаться в черное было общеизвестно, и Моргану пришлось отказаться от него совсем недавно, причем по причинам, весьма схожих с теми, которые только что назвал Келсон. Теперь он одевал черное только из соображений практичности, или когда под рукой не оказывалось ничего более удобного, что, собственно, и произошло этим утром: прочная черная кожа поверх кольчуги для утренней прогулки. Так что замечание Келсона воспринималось как единственно достойный ответ на шутку Моргана. "Может, Вам тоже стоит стрельнуть разок," -- предложил Келсон, внезапно понявший, что изумленный Дугал все еще ломает голову над тем, не использвал ли Келсон свои возможности Дерини. -- "Покажите Дугалу как мы, Дерини, можем стрелять." "Ты хочешь сказать, что ..." Тут Дугал замолчал от удивления, потому что Морган просто взял лук и и небрежно наложил стрелу. Из-за того, что лук, которым пользовались юноши, был коротковат для него, он не мог натянуть тетиву как следует, но, тем не менее, его стрела попала точно в угол, образованный стрелами, выпущенными Келсоном, несмотря на то, что еще до того, как он успел прицелиться, он отвел взгляд в сторону. Не удостоив мишень даже краткого взгляда, он выпустил вторую стрелу, и теперь в мишени красовался правильный квадрат, образованный четырьмя древками. "Черт побери !" -- прошептал Дугал, когда с галереи раздались испуганно-восхищенные вздохи и робкие аплодисменты девушек. Морган положил лук и, прежде чем направиться вместе с обоими юношами к мишени, удостоил восхищенную аудиторию изящного поклона, выражая свою признательность. Дугал тем временем изо всех сил старался сдержать свое изумление. "Как Вы это сделали?" -- прошептал он. -- "Никто не может так стрелять! Вы пользовались магией, правда?" Морган уклончиво пожал плечами. "Это достаточно просто, когда знаешь как это делать," -- сказал он, стараясь придать своему голосу небрежность. -- "К счастью, наши поклонницы не знают, насколько необычна такая стрельба. И, как мне думается, нам не стоит устраивать такие представления для них слишком часто. Сейчас они, по всей видимости, полагают, что Коналл и его младшие братья просто худшие стрелки, чем мы трое. Коналл, однако, может догадаться в чем дело, и будет вне себя от ярости." "Я бы сказал," -- пробормотал Дугал, -- "что каждый раз, когда он не выходит победителем, он становится просто невыносим." Келсон первым подошел к мишени и стал вынимать стрелы, передавая их Моргану. "А теперь ты знаешь еще одну причину, по которой я отказался от соревнования," -- сказал он. -- "Это было бы нечестно. Когда можешь стрелять так, как стреляет Аларик или я, то появляется огромное искушение использовать то, чему ты научился. С другой стороны, твое умение обращаться с луком -- настоящее, и оно станет еще лучше, когда ты научишься использовать свои магические силы.." "Вы хотите сказать, что я тоже могу так?" "Конечно. Но придется поучиться." Стоило им направиться обратно к линии стрельбы, как из дальней конюшни выскочили два гнедых жеребца, на которых сидели Коналл и его оруженосец, и, громыхая копытами по булыжнику, направились в их сторону. Оруженосец на скаку поприветствовал короля; Коналл же сделал вид, что не заметил никого из присутствующих. У поднятой решетки ворот замка им пришлось придержать коней, чтобы пропустить во двор отряд, вернувшийся с патрулирования, но, как только им удалось протиснуться мимо последниих всадников в клетчатых пледах, они тут же ускакали прочь. "Смотрите, кто вернулся," -- сказал Морган, заметивших среди прибывших своего кузена Дункана. Епископ Дункан МакЛейн, герцог Кассанский и граф Кирнийский, въезжая во двор вместе со своим отрядом, был мало похож на герцога и еще меньше -- на епископа. На его серо-коричневой от пыли одежде выделялись лишь выцветшее перо на шапке и зелено-черно-белый плед на плечах. Заметив короля и стоявших рядом, он улыбнулся и, приветственно подняв руку, направился к королю, вместо того, чтобы направиться с отрядом в конюшни. Стоило только Дункану подъехать поближе, как Дугал, улыбаясь, схватил его горячащегося коня под уздцы и нашептывая что-то коню на ухо и умело касаясь его бархатистого носа, заставил его успокоиться. "Доброе утро, Сир," -- с поклоном сказал Дункан Келсону, небрежно перебрасывая ногу и меч через высокую луку своего седла и пружинисто спрыгивая наземь. -- "Привет, Дугал. Привет, Аларик. Что такое случилось с нашим юным Коналлом? Я было подумал, что за ним гонится целая стая чертей." "Разве что черти, вызывающие в людях ревность," -- фыркнул Келсон, подбочениваясь. -- "Дугал полностью обошел его в стрельбе." "Неужели ? Неплохо, сын мой!" В ответ все трое тоже улыбнулись, поскольку то был один из редких случаев, когда епископ Дункан МакЛейн мог публично сказать, что Дугал МакАрдри действительно приходится ему сыном. Дело в том, что до горести мимолетный брак Дункана с матерью Дугала, хоть и имел место задолго до посвящения Дункана в духовный сан, был крайне необычным -- столь необычным, что теперь его существование можно было доказать лишь с помощью магии, а отец и сын, долгие годы знавшие друг друга как священника и королевского пажа, узнали о своем родстве буквально несколько месяцев назад. Несмотря на то, что, пожелай Дугал, Дункан в любой момент признал бы его своим сыном, в тайну по-прежнему были посвящены только они четверо да жена Моргана Риченда. Но оба считали, что время для этого еще не настало. Публичное объявление Дугала сыном Дункана в настоящее время могло привести только к объявлению Дугала незаконнорожденным, что могло ослабить его права на главенство в клане МакАрдри и подорвать его права на графский титул, а заодно ослабить доверие к Дункану как священнику. Кроме того, могли возникнуть осложнения, связанные с наследованием Дунканом земель Кассана и Кирни, которые играли немаловажную роль в конфликте с Меарой, поскольку, если Дункан умрет, не оставив наследника -- а чего еще вы можете ждать от епископа?! -- то принц Ител получит некоторые основания заявить о своих правах на эти земли. Менее очевидным, но, в конце концов, более опасным последствием могло стать объявление Дугала Дерини, ведь принадлежность Дункана к Дерини из слухов превратилась в общеизвестный факт. А из немногих Дерини, находившихся при дворе, именно Дугал был наименее подготовлен к таким обвинениям. Дугал долгие годы не знал ни о своих возможностях, ни о своем настоящем отце, и никто никогда не учил его пользоваться его магическими способностями, пока он рос; и первая проблема, с которой он столкнулся -- плотно закрытые ментальные щиты, которые пропускали только прикосновение разума Дункана, но останавливали всех остальных Дерини, за исключением лишь крайне осторожных, минимальных попыток ментального контакта. Даже Арилан пытался пройти через эти щиты, но еще до того как стало известно о родстве Дугала и Дункана. "Да, состязание получилось неплохое," -- сказал Морган, радуясь взаимопониманию, установившемуся между отцом и сыном. -- "Правда, Дугал не знал, что, оказывается, результаты стрельбы можно улучшить с помощью кое-какого... м-м-м... "другого" умения. Я прав, Келсон?" "Мы все равно не стали бы использовать свои способности, соревнуясь с Коналлом," -- сказал Келсон. -- "Он и так выходит из себя, когда проигрывает." Дункан засмеялся и, сняв свою кожаную шапку, пригладил рукой свои коротко остриженные каштановые волосы. Готовясь к предстоящей компании, в ходе которой ему придется долго долго находиться в доспехах и шлеме, он немного отрастил волосы, позволив им почти скрыть тонзуру, которая превратилась в маленький, не больше серебряного пенни, кружок на его макушке. Но волосы он стриг коротко, на солдатский манер, как и Морган, а потому его прическа резко отличалась от причесок Дугала и Келсона, которые заплетали свои волосы в косицы как это было принято в Приграничье. "Мне кажется, у Коналла где-то в городе есть подружка," -- сказал Дункан с лукавой усмешкой, мало сочетавшейся с его церковным саном. -- "Наверное, именно к ней он и спешил, когда чуть не затоптал меня в воротах. Кстати, я заметил, что он не слишком балует своим вниманием девушек при дворе, а из города обычно возвращается с глупейшей улыбкой на лице. Может, нашему государю тоже следует последовать его примеру?" Келсон знал, что Дункан просто подшучивает над ним, но, похоже, все-таки не смог не выказать своей раздраженности словами Дункана, потому что Дугал локтем толкнул его в бок и, широко улыбнулся, сверкнув своими ослепительно белыми зубами, а Морган удивленно посмотрел на него, явно выражая молчаливое неодобрение. "Вам еще не надоело трепаться об одном и том же?" -- резким тоном сказал король, забирая у Моргана стрелы и делая вид, что внимательно рассматривает их. -- "Дункан, как прошло патрулирование? Ваши солдаты достаточно подготовлены?" Улыбка немедленно исчезла с лица Дункана, взгляд его синих глаз мгновенно стал холодно-серьезным, он снова надел свою шапку и превратился в подтянутого и готового к бою воина-священника. "Да, вполне, государь. Боюсь, однако, что мы кое-что обнаружили, и это кое-что, как мне кажется, вряд ли Вас порадует. Королева и ее эскорт находятся менее чем в часе пути от городских ворот.." "О, нет!" "Они, должно быть, доехали от монастыря Святого Джайлса быстрее чем мы ожидали. Я оставил восемь своих солдат для сопровождения." "Черт! " Еле слышно выругавшись, Келсон от избытка чувств переломил стрелу через колено и швырнул обломки на землю. "Но Вы же знали, что она приедет," -- только и сумел вымолвить явно ошеломленный Дугал. "Да. Но не думал, что это произойдет сегодня. Она могла бы подождать еще день или два -- по крайней мере, пока мы не выполним наши планы на этот вечер." Морган подумал, а не догадывается ли Джеанна об их планах на этот вечер, и спросил об этом короля; Келсон только покачал головой и, собираясь с мыслями, тяжело вздохнул. "Нет, я уверен, что это просто совпадение." -- Он снова вздохнул. -- "Думаю, что нам ничего не остается кроме как приветствовать ее и надеяться, что она изменилась, хотя я, честно говоря, в этом сомневаюсь. Аларик, Вам лучше постараться не попадаться ей на глаза, пока я не выясню, действительно ли она до сих пор жаждет Вашей крови. Она не осмелится ничего сделать , но нарываться на неприятности все же не стоит". "Для этого, государь, мне пришлось бы стать невидимкой," -- спокойно сказал Морган . "Похоже, сегодня вечером нам придется начать позже, чем мы планировали," -- продолжил Келсон, снова обретая уверенность. -- "Дункан, не могли бы Вы известить об этом Епископа Арилана?" "Конечно, Сир." Келсон еще раз вздохнул. "Ладно. Думаю, мне лучше пойти сообщить дяде Найджелу, что она в пути, хоть мне это и не нравится." ГЛАВА ВТОРАЯ Разве дам Ему первенца моего за преступление мое и плод чрева моего -- за грех души моей? -- Михей 6:7 Когда лошадь споткнулась о заполненную грязью выбоину, закрытая карета, в которой ехала мать короля Гвинедда, закачалась. Внутри кареты, за плотными шерстяными занавесками, превращавшими яркий свет весеннего солнца в полумрак, Джеана Гвинеддская держалась обеими руками за поручень и молила Бога, чтобы дорога стала получше. Она ненавидела поездки в карете: ее сразу же укачивало. Но три года, в течение которых ее нога не касалась стремени, вкупе с аскетичной жизнью, которую она считала частью религиозной дисциплины, сделали любой другой способ путешествия из обители Святого Джайлса до Ремута невозможным. Ее белые, ухоженные руки, вцепившиеся в полированное дерево поручня, были болезненно тонки; золотое обручальное кольцо, подаренное ей когда-то мужем, просто свалилось бы с ее пальца, если бы не белый шелковый шнурок, который тянулся от пальца к хрупкому запястью и удерживал кольцо на месте. Ее глухое платье, как и шнурок, тоже было белого цвета, цвета монашеских обетов, но, в отличие от одежды монахинь, сделанной из домотканой шерстяной ткани, ее платье было сшито из тонкого шелка, а накидка была отделана горностаем. Пышные темно-рыжие волосы, которыми она так гордилась и которые так нравились когда-то Бриону, были убраны под белый шелковый апостольник, который заодно скрывал седину, начавшую пробиваться на ее висках и макушке. Черты ее лица оставались правильными, бледные щеки и темные брови придавали лицу аскетичную красоту, скрывая изможденность, и только измученный взгляд свидетельствовал, что красота приносила королеве не удовлетворение, а внутренние страдания. И только цвет ее глаз остался прежним: дымчато-зеленым, густым как цвет изумрудов, которые так нравились Бриону. А ведь ей было всего тридцать шесть. Размышления Джеаны были внезапно прерваны суровыми мужскими голосами и звуком копыт, говорившим о приближении множества всадников. Когда карета, качнувшись, остановилась, она шумно втянула воздух и, моля Бога, чтобы среди всадников не оказалось Келсона, слегка приоткрыла левую занавеску и осторожно выглянула, пытаясь разглядеть, что происходит впереди. Поначалу она увидела только круп жеребца, на котором ехал сэр Делри и хвост белого мула отца Амброса. Потом, когда Делри тронул коня в сторону встретившихся им всадников, Джеана заметила как впереди мелькнули люди в кожаных костюмах и зелено-черно-белых пледах; их было слишком много, чтобы Джеана могла их сосчитать. Она припомнила, что встречала такое сочетание цветов раньше, но никак не могла вспомнить, какому клану оно принадлежало. Она видела как Делри о чем-то совещается с одним из сопровождавших ее рыцарей -- старшим из четырех бреманских рыцарей, которых ее брат отправил с ней в качестве эскорта. Затем Делри отъехал в сторону и жестом разрешил нескольким всадникам присоединиться к эскорту. Когда остальной отряд ускакал прочь, и Джеана уже собиралась опустить занавеску, к ней, загораживая обзор, подъехал отец Амброс на своем муле. "Моя госпожа, нам дали почетный эскорт," -- ласково сказал он с улыбкой, которая заставила бы растаять сердце любого ангела. -- "Это был патрульный отряд герцога Кассанского. Он оставил несколько своих людей, чтобы они охраняли нас по дороге в Ремут." Герцог Кассанский. Раз Джаред и Кевин мертвы, это мог быть только Дункан МакЛейн -- он же отец Дункан, духовник Келсона и дальний родственник Дерини Аларика Моргана. То, что Дункан тоже был Дерини, оказалось настоящим шоком для Джеаны, хотя она никогда даже не помышляла о том, чтобы рассказать об этом кому-нибудь, кто не знал этого и так. Господь должен был бы покарать Дункана МакЛейна за то, что тот осмелился принять духовный сан вопреки правилам Церкви, запрещавшим Дерини принимать священные обеты, но вместо этого Он позволил Дункану возвыситься до епископа. Джеана не могла понять, как такое могло случиться. "Да, я поняла. Спасибо, святой отец," -- пробормотала она. Торопливо опуская занавеску, она засомневалась, не выдал ли ее взгляд охватившего ее ужаса, но за свой голос она была уверена. В то же время, отец Амброс хорошо разбирался в людях, несмотря на то, что был едва ли старше ее сына. Но мысли о сыне занимали ее не больше чем мысли о Дункане... и Моргане. У нее еще будет время подумать о них попозже. Истово прижав сложенные руки к губам, она на мгновенье закрыла глаза и прошептала еще одну молитву, прося Господа придать ей отваги -- тут ей снова пришлось схватиться за поручень, потому что процессия снова тронулась в путь. Новая встреча со своим сыном-Дерини была не единственной причиной, по которой Джеана боялась возвращения в Ремут. Возвращение к публичной жизни, ожидавшее королеву при дворе, само по себе будет непростым, хотя бы потому, что она привыкла не видеть никого кроме сестер-монахинь обители Святого Джайлса. несмотря на то, что за три года своего уединения она не приняла монашеских обетов, она жила так же как и все остальные в обители, посещала все службы и молилась об избавлении от сатанинской заразы Дерини, которая, как она знала, гнездилась в самой ее душе, и искала избавления от страданий, причиняемых ей знанием о самой себе. Ей, которой с ранних лет внушали и дома, и в церкви, что Дерини -- это зло, было не под силу найти ответы на многие нравственные и религиозные вопросы, вызванные открытием того, что она сама принадлежит к расе, которую она долгое время считала проклятой. Ее духовные наствники в обители постоянно убеждали ее в том, что ее грех простителен -- если вообще можно счесть грехом использование всех своих возможностей, чтобы спасти свое дитя от неминуемой смерти от рук черной колдуньи, но, продолжая верить в то, что она заучила с детства, Джеана продолжала считать, что совершила смертный грех. За время пребывания в монастыре внешние проявления ее страстного неприятия Дерини несколько уменьшились, ведь она, храня свое уединение, могла избежать не только встреч с Дерини, но даже упоминаний о них, но по мере приближения к Ремуту и сыну-Дерини она боялась все сильнее и сильнее. Она решилась оставить святую обитель только ради спасения души Келсона, ужаснувшись количеству людей, лишившихся жизни из-за того, что он принадлежал к Дерини. Даже его юная невеста погибла из-за этого. Именно поэтому Джеана, наконец, решилась оставить свою уединенную келью в обители Святого Джайлса: Келсон, который уже почти полгода был вдовцом, просто обязан жениться снова, и как можно быстрее, чтобы смочь обеспечить появление наследника престола. Джеана понятия не имела, где можно подыскать нужную кандидатку, но в любом случае, подходящая, по мнению Джеаны, невеста короля должна остановить дурное влияние деринийской крови в жилах Келсона. Только тогда может появиться возможность свернуть его с пути, на который, он, похоже, ступил, оградить его от зловредного влияния других Дерини, все еще пребывающих при дворе, и вернуть его на истинный путь к спасению его души. Лошадиные копыта застучали по мощеной дороге, лошади почувствовали себя увереннее, прибавили ходу, и Джеана слегка раздвинула занавески, чтобы снова выглянуть наружу. Впереди, между сэром Делри и завернутым в плед кассанским офицером, она увидела знакомые стены Ремута, темнеющие на фоне испещренного крошечными белыми облачками неба, отливавшие серебром под ярким весенним солнцем. "Белая овца... " -- с отчаянием подумала она, стараясь избавиться от кома, подступившего к горлу. -- "Белая овца на синем холме... " Но воспоминание о детстве не произвело ожидаемого эффекта и не избавило ее от странного ощущения одновременно страха и радости, вызванных возвращением домой. Отдалившись от слабого утешения, которое ей давало пребывание в обители святого Джайлса, она почувствовала, как ее наполняют прежние ощущения и, прежде всего, чувство страха за свою душу, за душу Келсона -- ей с трудом удавалось держать себя в руках, но она знала, что прежде чем она встретится с теми, кто поджидал ее в Ремуте, ей надо придти в себя. А во дворе Ремутского замка, Келсон, стоявший на площадке лестницы, ведущей из двора к главному залу, тоже не испытывал ни малейших сомнений по поводу последствий возвращения королевы ко двору. Вместе с ним прибытия королевы ожидали только дядя Найджел, архиепископ Кардиель и двое младших сыновей Найджела. Келсон посчитал, что не стоит смущать ее большим количеством народа, встречающего королеву. "Она так давно не была здесь," -- прошептал Келсон на ухо дяде, стоявшему слева от него. -- "Как Вы думаете, она сильно изменилась?" Найджел посмотрел на племянника и ободряюще улыбнулся, но Келсон был уверен, что у него тоже есть какие-то предчувствия, возникшие из-за возвращения невестки. "Я уверен, что она изменилась," -- сказал негромко великий герцог. -- "Надеюсь, что она изменилась к лучшему. Боже, она будет удивлена тем, как ты изменился." "Неужели я так сильно изменился?" -- удивленно спросил Келсон. Найджел пожал плечами. "А ты, Келсон, сам-то как думаешь? Пока ее не было, ты успел стать настоящим мужчиной -- и магия здесь ни при чем. Ты воевал, ты убивал, тебе пришлось принять столько трудных решений, что я не хотел бы оказаться на твоем месте." "А меня уверяли, что все это -- часть моих обязанностей," -- пробормотал Келсон, выдавив кривую усмешку. "Ты прав, но некоторые люди справляются со своими обязанностями лучше, чем прочие," -- ответил Найджел. -- "Ты -- один из них. Даже сечас, накануне новой войны, ты держишь свой гнев под контролем, а ведь многие из тех, кто гораздо старше и опытнее тебя, дали бы волю жажде отмщения. Лично я не уверен, что смог бы удержаться и не убить Лльювелла прямо в соборе после того, как у меня на глазах зарезали мою невесту." Келсон, яростно теребя кольцо на своем мизинце, слегка отвернулся. "Прежде всего, если бы я действительно держал ситуацию под контролем, она осталась бы жива." "Ну сколько можно говорить об одном и том же?" -- спросил Найджел. -- "Это все в прошлом. О случившемся можно сожалеть, но, продолжая упрекать себя в случившемся, ты все равно ничего не изменишь. От ошибок никто не застрахован. А вот о чем стоит подумать, так это о том, чтобы не повторять те же ошибки в будущем." "Угу, а моя дорогая мамочка, зашоренная суевериями, здорово поможет мне в этом!" "Господи помилуй, Келсон, она ведь твоя мать! Ты не сделал ничего, чего стоило бы стыдиться. Если она хочет считать себя грешницей, то это касается только ее и Господа. Не думай, что я буду поддерживать твое самобичевание." Келсон фыркнул, скрестил руки на груди, затем поглядел на привратную башню и краем глаза уловил какое-то движение в полумраке ворот. Увидев, как через ворота рысью проехали кассанцы, оставленные для сопровождения королевы, король выпрямился и нервно затеребил нижний край своей туники. "Боже правый, вот она и приехала," -- прошептал он. Во главе огромной процессии ехали две пары отборных уланов Дункана в пледах цветов клана МакЛейнов, на начищенных наконечниках их копий весело трепетали синие и серебристые шелковые флажки, их гарцующие кони позвякивали упряжью и косились в сторону конюшен. Следом появился сэр Алан Соммерфильд, закаленный в боях капитан из отряда МакЛейна, рядом с которым ехал молодой рыцарь, на белом плаще которого были изображены черный корабль и красный полумесяц -- герб королей Бремани. Сразу же за ними во двор въехали две кареты. В первую были запряжены два серых жеребца, а рядом с дверцей кареты ехал молодой священник на белом муле. Следом за второй каретой ехали еще три бреманских рыцаря и четверо кассанских уланов. "Пойдемте, Сир," -- пробормотал Архиепископ Кардиель, тронув короля за локоть и направляясь вниз по лестнице. -- "Она, должно быть, в первой карете. Мы должны подойти до того, как она выйдет." "А почему она не поехала верхом?" -- шепотом спросил Келсон у Найджела, пока они, следом за Кардиелем и сыновьями Найджела, спускались вниз. -- "Может, она больна, как Вы думаете?" "Она проделала долгий путь," -- ответил Найджел. -- "Должно быть, поездка в карете для нее легче." Карета королевы оказалась у подножия лестницы практически одновременно с королем и его свитой. Священник и оба рыцари мгновенно спешились, готовясь сопровождать пассажирку кареты, а остальные рыцари выстроились по обеим сторонам от дверцы. Бреманский капитан раздвинул тяжелые занавески и открыл изящную дверцу; в тот же миг склонившийся в поклоне священник предложил руку, помогая пассажирке выйти из кареты. Через мгновение из кареты появилась побледневшая Джеана, одетая в белое и казавшаяся еще бледнее из-за глаз, горевших на ее бледном изможденном лице. "Матушка ," -- выдохнул Келсон, бросаясь к ней и удерживая ее, когда она собралась опуститься перед ним на колени прямо на пыльный двор. Когда он, выросший со времени их последней встречи на целую ладонь, прижал ее к своей груди, он почувствовал как застучало ее сердце и поразился насколько она высохла за прошедшее время. Она, должно быть, почувствовала его удивление и, буквально вырвавшись из его объятий, сделала шаг назад и присела в официальном реверансе, приветствуя короля. Затем она подошла к Кардиелю, поклонилась, чтобы поцеловать его перстень, и знаком подозвала священника и моложаво выглядевшую монахиню, вышедшую из второй кареты. "Разрешите представить Вам моего духовника, отца Амброса," -- негромко сказала она, стараясь не встречаться глазами с Келсоном, -- "и сестру Сесилию, мою компаньонку. Сэр Делри -- командир моей охраны. Вот и все, кто служит мне," -- запинаясь, закончила она. -- "Прошу прощения, если я чем-то обидела Его Величество." "Какие могут быть обиды, матушка?" -- ласково сказал Келсон. -- "До тех пор, пока я не найду себе другую невесту, Вы -- королева и хозяйка этого замка. Посему Вам надлежит иметь свиту, подобающую Вашему положению. Тетя Мерода поможет Вам подобрать новых фрейлин. Умоляю Вас: набирайте столько прислуги, сколько сочтете нужным." "Вы очень щедры, сир, но за три последних года я поняла, что на самом деле мне нужно очень немногое. Я бы хотела, чтобы сестра Сесилия осталась при мне и... Милорд архиепископ, может быть, Вы сможете найти место для моего духовника?" Кардиель поклонился. -- "Миледи, я прослежу, чтобы отца Амброса разместили в моем дворце," -- сказал он, -- "и, если он больше не понадобится Вам сегодня, я хотел бы прямо сейчас познакомить его с некоторыми нашими братьями". "Спасибо, Ваше Преосвященство," -- выдохнула она. -- "Отец Амброс, до утренней службы Вы мне не понадобитесь." "Как скажете, миледи." "А теперь, сир," -- продолжила Джеана, -- "не могли бы Вы распорядиться, чтобы нам показали наши покои? Сестра и я очень устали с дороги." "Конечно, матушка," -- он слегка поклонился. -- "Могу я объявить придворным, что Вы отужинаете с нами сегодня вечером?" "Благодарю Вас, Сир, но я вынуждена отказаться. Боюсь, что я еще не готова появится на публике. Но я бы хотела просить Вас, чтобы рыцари, сопровождавшие меня, были удостоены этой чести. Они преданно служили мне." Келсон, ничуть не удивившись тому, что его предложение было отвергнуто, холодно кивнул: "Матушка, сэр Делри и его спутники -- всегда долгожданные гости за нашим столом. Джентльмены, наш кузен, принц Рори, проводит Вас в отведенные вам помещения. А сейчас, если не возражаете," -- продолжил он, снова обращаясь к Джеане, -- "я провожу Вас к Вашим покоям." "Благодарю, Сир, но я бы предпочла, чтобы меня сопровождал Найджел, если, конечно, Вы не возражаете." Келсон возражал, но не собирался выставлять себя дураком при таком количестве людей, несмотря на то, что практически все из них знали, что было причиной столь холодных отношений между ним и Джеаной. Поэтому Келсон просто наблюдал, как Найджел берет королеву под руку и ведет ее по лестнице, а сестра Сесилия кротко следует за ними. Юный Пэйн стоял рядом с королем и не двинулся с места, даже когда Рори увел рыцарей, а Кардиель и отец Амброс направились в сторону архиепископского дворца. "Келсон, Вы, похоже, просто выводите ее из себя," -- смущенно глядя на молчаливого кузена, прошептал Пэйн через мгновение после того, как его отец и тетка скрылись за дверями главного зала. Фыркнув, Келсон обнял Пэйна за плечи и печально потрепал его волосы. "Боюсь, что так, Пэйн. Боюсь, что так." "Мне кажется, он так вырос," -- пробормотала Джеана, как только она и Найджел отошли достаточно далеко, чтобы Келсон не мог их слышать. -- "Я и не думала, что он может так вырасти." Найджел удивленно посмотрел на нее, но помедлил с ответом до тех пор, пока они не миновали группу склонившихся в поклоне придворных. "Джеана, тебе не было здесь целых три года," -- тихо сказал он. -- "Дети растут, хотят того их родители или нет. Подождите, ты еще не видела Коналла... Да, кстати, а Рори с Пэйном ты узнала?" "Я всегда узнаю их," -- ответила Джеана, когда они вышли из главного зала и пошли по длинному коридору, ведшему в жилое крыло. -- "На них печать Халдейнов. Твоих детей, как и детей Бриона, ни с кем спутать нельзя." "Может быть, и так. А вот тебя я в толпе ни за что бы не узнал. Что ты с собой сделала, Джеана?" "Я не понимаю, о чем ты говоришь," -- ускорив шаг, пробормотала она, отводя глаза и втягивая исхудавшие руки в рукава своего белого платья. "Да нет, понимаешь. Ты выглядишь так, будто была не в монастыре, а в тюрьме. Насколько ты похудела?" "Пост полезен для души," -- ответила она, вызывающе вздернув подбородок. -- "Но, зная кто тебя окружает, я не думаю, что ты сможешь понять это." Схватив ее за локоть, Найджел остановился посреди коридора и рвком развернул ее лицом к себе. "Может, ты объяснишь, что ты имеешь в виду?" "Ну, они ведь еще при дворе?" "Кто еще при дворе?" "Вы знаете: Морган, МакЛейн, и остальные, Бог знает кто еще." На лице у него было выражение такого изумления, что Джеана чуть было не поверила, что он никогда прежде не задумывался об этом. Высвободив руку, Джеана сделала несколько шагов в сторону жилого крыла и жестом приказала молчащей Сесилии следовать за ней. "Покажи нам, куда идти, мы должны отдохнуть" -- спокойно сказала она. К ее удивлению и облегчению, Найджел не настаивал на дальнейшем обсуждении. Вместо этого он молча проводил ее в ее старые апартаменты, расположенные рядом с окруженным стеной садом. Она ожидала куда худеших помещений. Горничная, открывшая дверь на стук Найджела, сделала застенчиво-почтительный реверанс и отошла в сторону, но Найджел входить не стал. Когда за Джеаной и ее безмолвной спутницей закрылась дверь, королева увидела только солнечный свет, струившийся из солярия, находившегося за небольшой гостиной, и с дюжину удивленных глаз девушек, занятых до того вышиванием. Тут к ней с распростертыми объятиями бросилась Мерода, жена Найджела, по щекам которой бежали слезы радости. "Джеана! Слава Богу, наконец-то Вы вернулись! Бедняжка, Вы, должно быть, ужасно устали!" Когда Мерода обняла ее, Джеана почувствовала упругую выпуклость живота Мероды -- Боже, да она снова беременна, да еще после такого долгого перерыва! -- и почувствовала укол зависти, потому что сама она после рождения Келсона уже не могла иметь детей. Но, подумав, она пришла к выводу, что это, может быть, и к лучшему -- зараза, сидящая в ее крови, не передастся следующим поколениям. На самом деле, она не очень-то была уверена. что одобряет желание Мероды родить еще одного ребенка, хотя вероятность того, что ему передастся часть ужасного наследия Келсона, была ничтожно мала. Если по какой-то причине у Келсона не будет прямого наследника, трон перейдет к Найджеллу и Коналлу, а если и у Коналла не будет наследников -- к юным Рори и Пэйну. Младенец, которого Мерода носила под сердцем, практически не имеет шансов получить корону Халдейнов и не будет даже знать о проклятой заразе, поразившей династию. "Мерода, я так скучала по тебе," -- ласково сказала она, глядя в карие глаза Мероды, когда обе женщины разъяли объятия и слегка отстранились, чтобы получше рассмотреть друг друга. -- "А ты, как я вижу, опять беременна. Вы с Найджелом должны быть так рады этому." "Разве можно не радоваться этому?" -- весело улыбаясь, ответила Мерода. -- "Найджел надеется, что в этот раз будет девочка, и, должна признать, что после трех мальчиков, я хотела бы того же. Через месяц или около того узнаем. А ты, Джеана... Боже, как ты исхудала! С тобой все в порядке?" "Со мной все хорошо настолько, насколько это возможно," -- ответила она, поворачиваясь, чтобы подозвать свою компаньонку поближе. -- "Это сестра Сесилия. Она приехала со мной из обители Святого Джайлса. Сестра, это герцогиня Мерода, жена принца Найджела. Мерода, можно ей посидеть вместе с остальными девушками, пока мы немного поговорим?" "Конечно. Сестра, я рада видеть Вас в Ремуте," -- сказала Мерода, склоняя голову в ответ на поклон монахини. -- "Можете пройти к остальным девушкам. Мы присоединимся к вам через несколько минут." Когда Сесилия прошла в солярий, Мерода обернулась к Джеане и подвела ее к залитой солнечным светом скамейке у окна. "Итак, что же случилось такого, что не может подождать, пока ты не отдохнешь?" -- спросила она, опускаясь на гобеленовую подушку и массируя рукой поясницу. Джеана не стала садиться; она стояла в море солнечного света и, нервно сжимая руки, пыталась разглядеть на лице Мероды хоть какой-то признак сочувствия. "Мерода, ты в безопасности?" -- прошептала она. "В безопасности?" "Морган и МакЛейн не околдовали твоего мужа, как они сделали с моим?" "Джеана..." "Мерода, речь идет о его душе!" -- продолжала Джеана, присаживаясь рядом со своей невесткой и не отрывая взгляда от лица Мероды. -- "Ты должна спасти его от деринийской заразы. Келсон уже в смертельной опасности, но для Найджела, может быть, еще не все потеряно... а, может быть, даже и для Келсона. Поэтому я и вернулась." "Чтобы... спасти душу Келсона?" -- осторожно спросила Мерода. Джеана, приняв вопрос Мероды за прглашение к дальнейшему разговору, продолжала: "Мерода, ему надо жениться снова -- и как можно скорее. Ему нужен наследник. И я уверена, что правильно подобранная невеста сможет побороть поселившееся в нем зло. Супруга Келсона должна вернуть его к праведной жизни, так же как ты хранишь Найджела от скверны. Мерода, это его последняя надежда. Пообещай, что ты поможешь мне." Задумавшаяся Мерода позволила Джеане схватить ее за руку и улыбнулась. "Ну, само собой, невест, подходящих королю, найдется немало," -- уклончиво сказала она, -- "но мне кажется, что Келсон должен выбирать сам. В любом случае, я сомневаюсь, что он примет на себя какие-то обязательства до окончания нынешней кампании." -- Она обнадеживающе улыбнулась. -- "А ты не хочешь встретиться с некоторыми из них? Кое-кто из моих фрейлин может оказаться очень даже подходящими. Тебе все равно надо подобрать себе свиту. Пойдем, я представлю их тебе." Джеана быстро запуталась в именах представленных ей девушек, но перспектива активного участия в подборе новой невесты для сына захватила ее и даже заставила ее щеки слегка порозоветь. Многие фрейлины оказались молоденькими и очень даже подохдящими кандидатурами. Ее настроение потихоньку улучшалось, пока Мерода не подвела ее к сидевшей у окна красивой молодой женщине, сидевшей у окна и вышивавшей гобелен. На ней было платье глубоко-синего цвета, похожего на воду в горном озере, а тяжелые волосы цвета золотого пламени были уложены на затылке в сетку, отделанную золотом и жемчугом, и перехвачены тонким золотым обручем. "Это герцогиня Риченда," -- сказала Мерода, когда женщина поднялась, чтобы склониться в почтительном реверансе. Сердце Джеаны, казалось, было готово выпрыгнуть, все ее тело напряглось. "Герцогиня... Риченда?" -- сумела прошептать она. -- "Не могла ли я слышать Ваше имя раньше?" Женщина выпрямилась, и глаза Джеаны встретили внимательный взгляд синих глаз, смотревших на нее с почтением, но без страха, скорее с сочувствием. "Очень даже может быть, Ваше Величество," -- негромко сказала она. -- "Мой покойный муж был членом Совета при короле Брионе. Он был графом Марлийским." "Граф Марлийский," -- невыразительно повторила Джеана. -- "Но Мерод сказала..." "Нынешний граф Марлийский -- мой сын Брендан, Ваше Величество," -- сказала Риченда. -- "А мой муж -- герцог Корвинский." Корвин! Джеана почувствовала, как ее разум цепенеет от страха, вызванного одним этим названием. Боже милостивый, да это же жена Моргана! Она замужем за Дерини! "Да... понимаю," -- прошептала Джеана. Но, повернувшись, чтобы идти с Меродой дальше, она едва понимала, что происходит вокруг, почти ничего не видя и не слыша, и едва дотерпела до окончания представления ей остальных девушек. В конце концов, она подозвала сестру Сесилию и уединилась с ней в маленькой молельне, примыкавшей к ее спальне. Молитва слегка прояснила ее разум, но она так и не смогла избавиться от глухого отчаяния, овладевшего ею оттого, что при королевском дворе оказалась жена Дерини. ГЛАВА ТРЕТЬЯ ...потому что родили чужих детей... -- Осия 5:7 Напряжение, вызванное возвращением Джеаны, задало тон остатку всего дня. А особенность наступающего вечера никак не могла улучшить настроение Келсона. Нервничая по поводу предстоящего поздно вечером ритуала, он не мог позволить себе даже нескольких часов отдыха в одиночестве, несмотря на то, что одых был ему крайне нужен; ведь, несмотря на то, что Джеана отказалась от ужина при дворе, он посчитал себя обязанным поужинать с ней в более узком кругу. Желая, чтобы ужин прошел на нейтральной территории, он попросил Найджела и Мероду выступить в роли хозяев и распорядился, чтобы ужин подали в их покои. Тем самым он заодно не давал Найджелу слишком задумываться над тем, что должно было произойти поздним вечером. Поскольку он не мог присутствовать на ужине в главном зале, свою роль главы стола он передал Моргану и риченде; частично он сделал это из чувства мести, ведь Морган был в значительной мере сам виноват в таком отношении к королю со стороны Джеаны. С оставшимися приготовлениями вполне могли справиться и Дункан с Дугалом. Итак, вечером он, вместе с матерью Найджелом и Меродой, сидел за столом в дядиной столовой изо всех сил старался поддерживать светский разговор, несмотря на то, что ему ужасно хотелось уйти куда-нибудь. В столовй было душно -- а, может, это просто казалось Келсону, -- и он нервно теребил кольцо, оставшееся после Сиданы, пока его мать болтала на давно надоевшие темы. Все ее разговоры так или иначе сводились к ее страху перед Дерини и ее ненависти к ним. "Так что, когда новости дошли до обители Святого Джайлса," -- продолжала Джеана, -- "я еле поверила своим ушам. Привечать при дворе Моргана опасно само по себе, а уж принять ко двору его жену, первый муж которой оказался изменником, и, похоже, был еще и Дерини..." "Мама, Брэн Корис не был Дерини," -- раздраженно сказал Келсон, внезапно обеспокоившись направлением, которое мог принять разговор. "Но говорят, что он стоял рядом с Венцитом Торентским в магическом круге..." "А рядом со мной стоял епископ Арилан. И что, он стал от этого Дерини" -- смело возразил Келсон. "Епископ Арилан? Конечно нет! Но..." "Конечно, не стал." -- Эти слова, строго говоря, не были ложью, но их было вполне достаточно, чтобы отвести подозрения, которые могли бы возникнуть у Джеаны в отношении Арилана. -- "Я попросил, чтобы он и отец Дункан и... Морган присутствовали при поединке, потому что по правилам при поединке должны присутствовать четверо с каждой стороны. Поединок же должен был сосотояться между Венцитом и мной. Мы выбрали тех, кого хотели видеть рядом, чтобы их присутствие придало нам отваги, но, если бы дело дошло до магии, то только я и Венцит могли бы использовать свои магические силы." "И кто же установил такие правила?" -- вызывающе спросила Джеана. -- "Эти неизвестные на белых лошадях? Я слышала о них, Келсон. Кто это был? Это были Дерини, так ведь?" Келсон опустил глаза. -- "Я не могу говорить о них." "Значит, это были Дерини," -- прошептала она. Она обратила свое сморщенное лицо, полное отчаяния, к брату своего покойного мужа. -- "Найджел, ты был там. Что ты видел? Кто они? Неужели их так много, что они могут спокойно быть среди нас, оставаясь неузнанными?" Конечно же, Найджел, не будучи посвящен в тайны Совета Камбера, знал обо всем этом немногим больше, чем Джеана, он знал только, что Совет вмешался в происходившее. Но его невнятного ответа оказалось достаточно, чтобы Джеана вновь вернулась к старой, излюбленной ею теме о Моргане, принадлежность которого к Дерини ни для кого не была тайной. Когда она вновь завела разговор о своих старых страхах, Келсон подумал, что очень хорошо, что она еще не знает о прекрасной команде единомышленников-Дерини, собравшейся при дворе. Она пока еще не задумывалась о Риченде, хотя была очень близка к тому, чтобы догадаться. И, само собой, у не было и тени сомнения в отношении Арилана. Если она узнает, что кому-то из Дерини удалось, оставшись нераскрытым, стать священником и даже подняться до сана епископа, это потрясет ее; ведь такая задача по плечу только самому дьяволу, старающемуся уничтожить Церковь изнутри. Дункан тоже прошел схожий путь, но мало кто, помимо нескольких епископов, знали, что он -- Дерини, и винили во всем его родственника-Дерини, Моргана. Отдельным вопросом был Дугал. За исключением нескольких придворных, которым Келсон доверял полностью -- Моргана, Риченды, Дункана и самого Дугала -- только Найджел и Арилан знали, что он -- Дерини; еще меньше людей знали, что Дугал -- сын Дункана: ни Найджел, ни Арилан об этом не знали. Совет Камбера, скорее всего, тоже знал; по меньшей мере, то, что знал Арилан -- и не известные им способности Дугала, несомненно, беспокоили их, так же как и способности Моргана и Дункана; но, помимо них, по мнению Келсона, вряд ли кто-то хотя бы догадывался о Дугале. Келсон сделал большой глоток светлого эля с ореховым привкусом, выставленного Найджелом к ужину -- вино могло повлиять на его магическую силу, которая понадобится ему во время предстоящего ритуала -- и, пробурчав что-то в ответ на продолжавшийся монолог матери, придержал кубок у рта, чтобы спрятать улыбку. То, что Дугал оказался Дерини, да еще и сыном Дункана, продолжало греть ему сердце. Это открытие смогла слегка сгладить ужас, охвативший его после убийства Сиданы, случившегося в канун Крещения, всего лишь несколько месяцев назад. Не обращая внимания на занудливое брюзжание матери, он погрузился в воспоминания -- и упивался даже тем налетом печали, который остался после того как он узнал о радостных известиях. Он сидел, сгорбившись, в ванне, установленной перед камином в его спальне, надеясь, что теплая вода избавит его от ужасного холода, сковавшего его душу. Он давно смыл кровь Сиданы со своих рук, но продолжал тупо тереть себя, как будто долгое мытье могло смыть ее кровь не только с его тела, но и с его души. Как в тумане, он заметил, что в комнате появились посторонние -- Морган, Дункан и Дугал -- и почувствовал их сочувствие, дошедшее до него в виде теплого, успокаивающего прикосновения к его разуму, целью которого было лишь одно: унять его боль; но в душе его было слишком много боли, чувства вины и гнева, чтобы он мог позволить им разделить ее. Он так и не смог понять, полюбил он Сидану или нет, но, так или иначе, именно оноказался виновным в ее смерти, несмотря на то, что кинжал, нанесший смертельный удар, был в руке другого. Она была под его защитой, а он не смог спасти ее. Руки его продолжали двигаться, а под водой, как укор, сверкало ее обручальное кольцо. Он одел его себе на мизинец, когда сидел на забрызганном кровью алтаре, ненадолго ставшем свидетелем их мимолетного брака, и держал в руках ее безжизненное тело. "Государь, я думаю, что вы уже достаточно насиделись там," -- спокойно сказал Морган, внезапно выйдя на свет из-за спины Келсона с большим мохнатым полотенцем. -- "Вытирайтесь, а Дункан тем временем приготовит Вам теплый поссет[1], чтобы Вы могли поспать." Когда он подчинился и, тупо стоя посреди комнаты, позволил Моргану завернуть себя в полотенце, до него начали доходить звуки комнаты: потрескивание огня, позвякивание металла о посуду, доносившееся от маленького столика, где Дункан что-то делал при свете свечи, его собственное неровное дыхание. Утопая в пушистом келдишском ковре, он подошел к глубокому и удобному креслу возле очага. Когда он устроился в кресле, Дункан сунул ему в руку теплую чашку и сел на табурет, стоявший рядом с креслом; Дугал тоже сел, поставив свой табурет рядом с Келсоном. Морган остался стоять спиной к огню, положив руку на резную каминную доску; его золотистые волосы, подсвеченные сзади пламенем камина, казались золотым нимбом вокруг его головы. "Выпейте то, что Дункан дал Вам," -- ласково сказал его наставник, слегка подталкивая его руку ко рту. -- "Это поможет Вам унять Вашу боль." Он заметил как остальные обмениваются многозначительными взглядами, но не чувствовал ничего, кроме беспокойства за него -- так что причин для тревоги не было -- и осушил чашку. В поссете чувствовалось крепкое вино и он был чуточку слишком горячим. Только когда Келсон отдал опустевшую чашку, он почувствовал слабый привкус чего-то, что Дункан уже давал ему раньше -- какого-то успокоительного. Дугал, нервно поглядывая на отставившего пустую чашку Дункана, кашлянул, а Морган переплел пальцы рук. "Дугал и Дункан хотят кое о чем Вам рассказать," -- тихо сказал Морган, серые глаза которого потемнели от разделяемой печали. -- "Жаль, что Вы не узнали об этом при более благоприятных обстоятельствах, но, быть может, эти новости смогут смягчить вашу скорбь. Надеюсь, что эти новости Вас не рассторят." Несмотря на переполнявшую его скорбь, Келсон заинтересованно посглядел на Дункана, положившего руку на плечо Дугала. Успокоительное уже дало о себе знать: Келсон с трудом сосредоточивал свой взгляд, но разум его еще оставался ясным, и он был уверен, что будет в силах воспринимать происходящее еще несколько минут. "Этим утром, перед тем как отправиться в собор, мы с Дугалом сделали удивительное открытие," -- переглянувшись с Дугалом, сказал улыбающийся Дункан. -- "И случилось это бладгодаря застежке его плаща. Вы, помнится, не раз говорили, что она Вам нравится." Только сейчас Келсон заметил, что несмотря на то, что Дугал сменил свою клетчатые одежды жителя Приграничья на черное траурное платье, на нем, тем не менее, красовалась украшенная головой льва застежка для плаща, которая, по его словам, когда-то принадлежала его матери. "И что там с этой застежкой?" -- спросил он, снова оборачиваясь к Дункану. Дункан и Дугал одновременно улыбнулись. "Ну, это же эмблема МакЛейнов -- видите, у льва закрыты глаза -- это спящий лев МакЛейнов. Эту застежку сделал мой отец специально для меня. А я подарил ее своей жене в свою первую брачную ночь." "Вашей жене?.." -- пробормотал изумленный Келсон. "Матери Дугала, как выяснилось," -- счастливым голосом сказал Дункан. -- "Понимаете, Дугал -- мой сын." Келсон плохо помнил, что происходило в тот вечер потом, но пришедшее затем осознание этой новости подарило ему радость, которая действительно смогла смягчить шок от смерти Сиданы. Но стоило ему вспомнить о печальных днях перед похоронами, самих похоронах и его походах к простой могиле в склепе, в котором покоились все остальные короли и королевы Гвинедда, как имя Сиданы в устах его матери вернуло его от воспоминаний к реальности. "...не можешь вечно печалиться по этой Сидане" -- сказала она. -- "Ты ведь даже не знал толком эту девочку. Ты должен найти себе новую невесту. Для этого я и вернулась из монастыря: помочь тебе найти невесту. Подходящая неветса поможет тебе избавиться от наложенного на тебя проклятья." "Господи, чем же Вас не устроила невеста, которую я