о  прочные, сильные экраны.  Лайам уже
начал становился Дерини, и с этим приходилось считаться.
     "Лайам  Торентский, Мы приветствуем Вас при нашем дворе," -- официально
сказал  Келсон. -- "Готовы  ли  Вы  от имени  земель Торента присягнуть Нам,
перед лицом  Господа и присутствующих здесь  свидетелей, и поклясться  Нам в
своей верности, как было оговорено в соглашении между Вашим отцом и Нами?"
     Мальчик кратко кивнул в знак согласия. -- "Я готов, мой повелитель."
     Услышав его  ответ,  Келсон  посмотрел на  епископа  Арилана,  которого
попросили руководить принесением присяги  именно потому, что он был Дерини и
мог разоблачить лбую  попытку обмана  со  стороны  Мораг, не раскрывая <i>себя</i>
.
Когда  Арилан  выступил  вперед,   а  маленький  Брендан  Корис  поднес  ему
Евангелие, Лайам тяжело взглянул на мать.
     Как только Келсон поднялся, он, не ожидая приглашения, подошел  к трону
и  изящно  опустился  коленями  на подушку,  которую Пэйн положил подле  ног
Келсона.  Когда Арилан поднес  ему  Евангелие, он  обеими руками снял с себя
корону  и,  передав  ее Пэйну, положил  обе руки  на  покрытый  драгоценными
камнями переплет.
     Прежде  чем  Лайам успел  набрать  воздуха,  чтобы  заговорить,  Келсон
остановил его движением руки.
     "Леди Мораг, мы просим Вас также опуститься на  колени в знак того, что
Вы,  будучи  регентом при  своем  сыне,  присоединяетесь  к  принесенной  им
присяге."
     Он  чувствовал, что Мораг  чуть не  прикусила себе язык, но, сжав зубы,
она не сказала ни слова и молча опустилась на колени чуть в стороне и позади
Лайама. Когда она схватила  сына  за плечи  и  гордо воздела  голову, дерзко
глядя на того, кто одолел ее брата, ее глаза сверкнули темным отблеском.
     "Вам  помочь с присягой,  сэр?" --  негромко,  чтобы его слова не  было
слышно за пределами помоста, спросил Лайама Арилан.
     Лайам покачал головой, затем смело взглянул в глаза Келсону.
     "Я, Лайам, Король Торента и всех его земель, приношу Вам свою присягу и
признаю себя Вашим вассалом. Клянусь  соблюдать свою присягу  и служить  Вам
честно и добросовестно. И да поможет мне Бог."
     Когда он поцеловал священную книгу, Арилан передал ее  Келсону, который
также возложил на нее руки.
     "Мы,  со  своей стороны, извещаем всех присутствующих,  а  также прочих
Наших подданных, что Мы признаем Лайама королем торентским и правителем всех
земель Торента, а  также  нашим  вассалом.  Мы гарантируем  ему  власть  над
землями,  дарованными  нами,  и обещаем честно  защищать его  от любых угроз
всеми нашими силами. И да поможет Нам Бог."
     Он  тоже поцеловал  Евангелие, взял  у  Пэйна корону и  поднял  ее  над
головой стоящего на коленях Лайама.
     "Примите из наших рук  этот символ власти, которую  мы признали за Вами
сегодня," -- сказал Келсон, возлагая покрытый драгоценными  камнями обруг на
рыжеватые волосы Лайама. -- "Носите его с честью и храните верность присяге,
принесенной Вами сегодня."
     "Клянусь быть верным тому, в чем я поклялся," -- ответил Лайам, вздымая
сжатые руки в традиционном жесте преданности.
     Келсон сжал его  руки своими и поднял Лайама на ноги, заметив, что руки
были холодными, несмотря на жару в зале, а  взгляд  ониксовых взгляд  матери
Лайама казался просто  ледяным.  Когда они обменялись холодными, формальными
поцелуями в знак  примирения,  и Лайам обернулся, чтобы  помочь своей матери
встать, Келсону  пришла в голову  мысль  о том,  как можно нейтрализовать их
обоих.  Снова  занимая  свое место  на троне, он мысленно сообщил  Моргану о
своем намерении  и почувствовал, что Морган, придвинувшийся  поближе к нему,
полностью  поддерживает  его  решение.  Рука королевского  Защитника  словно
невзначай  легла  на  рукоять  меча,  и даже  Найджел  внезапно  стал  очень
внимательным.
     "Ваши  Высочества,  подождите,"  --  спокойно сказал Келсон,  заставляя
Мораг и Лайама застыть на  пути к их свите. -- "Мы вынуждены просить вас еще
об одном одолжении."
     Две пары  глаз цвета  полуночного неба  уставились на него: любопытного
Лайама и Мораг, глядевшей на него с подозрением.
     "Мы выполнили свои обязательства перед  тобой, Келсон Гвинеддский,"  --
сказала Мораг, как будто стараясь вывести его из себя. -- "Ты должен понять,
что я не могу задерживаться при дворе убийцы моего мужа и моего брата."
     Ее  явная   враждебность  вызвала  удивленно-негодующее  перешептывание
присутствующих придворных, но Келсон, казалось, проглотил оскорбление.
     "Я не собираюсь оправдываться перед Вами, миледи," -- равнодушно сказал
Келсон. -- "Я не нуждаюсь ни в Вашем согласии, ни в Вашей любви. Но я требую
Вашего повиновения."
     "Я повиновалась!"
     Келсон терпеливо кивнул.  -- "Да, Вы исполнили  Наш  приказ  явиться ко
двору... но  Вы не привезли своего младшего сына, как Вам было приказано. Мы
не уверены,  что Ронал на самом  деле столь слаб, что не может прибыть сюда.
Посему  Мы решили, что Вы  и  Ваш старший сын  останетесь в Ремуте  до конца
лета, дабы  обезопасить себя от каких-либо действий  со стороны брата Вашего
мужа."
     "<i>Что?</i>
"
     "В  руках герцога Махаеля находится торентский  наследник,"  -- повышая
голос, чтобы  перекрыть ее  выкрики, продолжил Келсон. -- "Как  Вы, надеюсь,
понимаете, я не могу допустить возникновения мятежа в моих восточных землях,
пока  я подаявляю  восстание  на  западе.  Мой  дядя,  принц  Найджел, будет
содержать  вас под  домашним  арестом,  и  вам  будет  дозволено вступать  в
переписку с герцогом Махаелом, дабы он был  уверен в  вашей безопасности, но
вам придется остаться здесь, по меньшей мере, до осени, пока я не вернусь из
похода. Думаю, что если бы мы поменялись местами, Ваш брат был бы куда более
крут."
     На мгновение он испугался,  что Мораг  будет сопротивляться,  но сестра
его старого  врага  оказалась  достаточно мудра,  чтобы понять,  что  ей  не
уступят. Она, как  и  любая особа королевской  крови, внезапно оказавшаяся в
заложниках, негодовала,  а узнав,  что  Лайам  будет жить  отдельно  от нее,
запротестовала, но Келсону показалось, что она делает это из  принципа, а не
потому, что надеется на уступки с его стороны.
     Тем не менее, он оставался настороже до  тех пор, пока он сам, вместе с
Морганом,  не  проводил  ее  до отведенной  ей  комнаты,  наспех подобранной
Найджелом.  Кроме того, он  приказал Арилану на какое-то время заняться тем,
чтобы Мораг,  будучи Дерини, не смогла бы воспользоваться своей силой, чтобы
подготовить свой побег. Он хотел поручить ее заботам Риченды, как только ему
удастся договориться об этом  с Ричендой. Как только  он убедился в том, что
Арилан взял все под  свой контроль, он снял свои  парадные одежды и корону и
вместе с Морганом отправился искать Риченду.
     Они нашли герцогиню  в прохладе монастырского сада;  сидя  под тенистым
деревом, она что-то писала. Возле нее на  скамейке лежало несколько  писем и
выглядевших  старыми  свитков,  пузырек  с  чернилами и  принадлежности  для
запечатывания  писем.  На  одеяле,  расстеленном  под  соседним деревом, под
присмотром  няни играла  маленькая дочь Риченды и Моргана,  Бриони, начавшая
ходить малышка полутора лет от роду.
     "Добрый день, милорд... Сир," -- вставая, сказала Риченда, когда Морган
и король подошли к ней. -- "Какие у вас мрачные лица. Что-то случилось?"
     Поморщившись, Келсон жестом  усадил ее  и,  опустившись на траву  возле
нее, краем глаза глянул на няню.
     "Я  так не думаю... пока.  Но  мне будет  нужна  Ваша  помощь.  Аларик,
давайте пока оставим это в секрете, хорошо?"
     По знаку  Келсона  Морган пошел отпустить няню и  вернулся со смеющейся
Бриони на  руках. Когда он плюхнулся на траву рядом с Келсоном и, держа свое
дитя  на  коленях, стал  строить  ей рожицы,  чтобы  позабавить  ее,  Келсон
вздохнул и растянулся на траве, положив руки за голову.
     "Прошу  прощения,  что  мешаю," --  сказал  он.  --  "Я  пришел,  чтобы
попросить о помощи. Я только что взял двух заложников-Дерини."
     Риченда  отложила  перо  и  пергамент и  разгладила свою юбку. Она была
одета в платье бледно-голубого цвета -- этот оттенок делал ее глаза похожими
на небо,  которое  Келсон мог  видеть через листья над своей головой. Сейчас
эти  глаза  смотрели на  него  с удивлением  и  нескрываемым любопытством, и
чуствовалось,  что разум  ее спокоен  и безмятежен  как  вода в высокогорном
озере.
     "Двух  заложников-Дерини," --  тихонько  повторила  она. --  "Я ожидала
трех."
     Келсон поднял голову и удивленно посмотрел на нее.
     "Вы <i>ожидали</i>
, что я возьму заложников?"
     Риченда изящно  пожала плечами. -- "Я думала, что если Вы это сделаете,
то  возьмете  троих,  а  не  двоих.  Разве Вы не принимали этим  утром Мораг
Торентскую и двух ее сыновей?"
     Келсон  вздохнул  и посмотрел  на  светловолосую  Бриони,  стоявшую  на
четвереньках в траве между ним и своим отцом.
     "Она  привезла только Лайама. По ее словам, Ронал  очень  болен,  и она
оставила его под опекой Махаела Ардженола. Лайам  вполне послушно присягнул,
но мне показалось, что что-то было не так. Я побоялся, что поскольку Ронал у
Махаела, они могут  воспользоваться моим  отсутствием как  повода  для того,
чтобы поднять мятеж на  востоке. Я  не могу так рисковать, ведь все лето мне
придется провести в Меаре."
     "Согласна," --  сказала Риченда. -- "Значит Вас беспокоит то, что Мораг
и Лайам -- Дерини и могут что-нибудь учинить здесь, в Ремуте, пока Вы будете
в походе."
     "Или просто  сбежать,"  --  ответил Келсон,  в который раз поражаясь ее
способности  понимать  невысказанное. --  "Я попросил Арилана позаботиться о
том, чтобы этого не случилось, и я не думаю, что Лайам станет  проблемой для
нас, несмотря на то, что он будет очень сильным, когда вырастет. Пока что он
еще просто  мальчик, и  не пройдет и недели,  как он будет  играть с  Рори и
Пэйном."
     "Да, скорее всего,  так  и будет,"  -- согласилась  Риченда. -- "А  вот
Мораг -- далеко <i>не</i>
 дитя."
     "Господи, нет,  конечно!  Вдобавок,  она ненавидит меня. Если у меня  и
были какие-то сомнения  на <i>этот</i>
 счет,  то их  больше нет.  Больше всего меня
беспокоит то, что она, пытаясь сбежать, может попытаться подкупить слуг.  Не
<i>думаю</i>
, что она сможет в одиночку построить Портал..."
     В ответ на вопросительный взгляд Келсона Риченда отрицательно  покачала
головой.
     "Вряд ли, очень немногие способны сделать это."
     "Значит,  любая попытка бегства потребует  вовлечения других людей," --
заключил Келсон.
     "Это несложно предотвратить," -- сказала Риченда.
     Келсон  устало улыбнулся.  -- "Я надеялся, что  Вы  это скажете.  Между
прочим, мне  думается,  что рано или  поздно ей потребуется общество  других
женщин -- во всяком случае, через некоторое время. И  Вы  идеально подходите
для того, чтобы присмотреть за тем, чтобы она не вышла из-под контроля."
     "Так," -- сказала Риченда тоном, который смягчил некоторую желчность ее
слов, -- "я должна опекать двух королев-Дерини. Я не возражаю,"  -- добавила
она, заметив  встревоженный взгляд Келсона. -- "Мораг, по крайней  мере,  не
стыдится того, что она -- Дерини."
     "Но она не задумываясь использует это, чтобы облегчить свою судьбу," --
сказал   Морган,  преградив  своей  босой  ногой  путь  хихикающей   Бриони,
пытавшейся  отползти  в сторону. -- "Она  --  сестра  Венсита  и,  наверное,
чертовски хорошо обучена. Риченда, будь поосторожней."
     Риченда улыбнулся и переплятя пальцы, охватила свое колено. -- "Милорд,
мне кажется, что леди Мораг и  я могли  учиться у одних и тех же мастеров. Я
закончила  письмо к одному  из них  буквально за мгновение  до того как Вы с
Келсоном вошли в сад," --  она взяла один из свитков и бросила его на  живот
Келсону. -- "Вот это я получила от него несколько дней  назад. Это рассказ о
гибели святого Камбера в Иомейре, составленный современником."
     Келсон  сел и  раскрыл  свиток. -- "Смерть  Камбера," -- прошептал  он,
проглядывая  убористые строчки.  -- "А здесь  ничего не говорится о том, где
его похоронили?"
     "Семейство МакРори построило в  Керрори склеп,"  -- сказала Риченда, --
"который теперь лежит в руинах. Само собой, тела там больше нет."
     "Склеп разрушили, когда Камбера деканонизировали?"
     Покачав  головой,  Риченда  взяла  другой  свиток.  --  "Нет. Когда его
объявили святым, считалось, что само тело его было вознесено на  небеса, как
и полагается святому. Но  его сын заявил,  что  он просто перевез его тело в
другое  место,  о  котором  он  никогда  не  никому  не  расскажет.  Он  был
священником, но почему-то всегда был против канонизации Камбера."
     "Что,  отец  и  сын  недолюбливали  друг  друга?"  --  спросил  Морган,
перехватывая  Бриони  одной  рукой,  чтобы  заглянуть  через плечо Келсона в
свиток.
     "Нет, упаси Господи. Они были преданы друг другу."
     "Вы только послушайте,"  --  прошептал Келсон,  читая свиток. -- "<i>Итак,
Джорам МакРори и викарий михайлинцев вернулись  с поля  боя с  телом павшего
графа Камбера...</i>
" -- Он поднял глаза. -- "Кто такие михайлинцы?"
     "Военный орден рыцарей-священников," -- ответила Риченда. --  "Говорят,
что Джорам и несколько других Дерини, сыгравших важную  роль  в Реставрации,
принадлежали к этому  ордену. А викарий, о котором там говорится -- это отец
Алистер Каллен, ставший последним епископом-Дерини."
     "Ну, не <i>совсем</i>
 последним," -- усмехнувшись, сказал Морган, сажая Бриони
себе на плечо. -- "Нам известны еще по меньшей мере двое."
     Келсон фыркнул и продолжил просматривать свиток.
     "Черт, как жаль, что мне придется потратить это лето на войну с Меарой!
Это просто изумительно. Как Вы сказали, кто прислал Вам это?"
     "Я  не  называла его имени,  но зовут его Азим.  Он..." --  Она подняла
голову и, подыскивая правильные слова, посмотрела на листья над их головами.
--  "Он -- дядя мужа моей двоюродной  сестры, и, таким образом,  мой дальний
родственник,  но я  понятия не  имею,  кто он такой.  Я всегда  называла его
дядей, но я знаю, что это  не так. Для нас важно то, что он состоит в ордене
Рыцарей Наковальни, анвильеров, которые базируются в Джелларде. Вы слышали о
них, Сир?"
     Келсон  кивнул.   --  "Кто-то  вроде  рыцарей-госпитальеров,  так?  Они
охраняют  пути  в  Святую  Землю. <i>Очень</i>
  свирепые  воины,  и  они не  совсем
христиане."
     "Примерно  так,"  -- улыбнулась  Риченда. -- "Говорят, что они возникли
как результат взаимного влияния муринцев  и рыцарей  ордена святого Михаила,
бежавших в Мурин после изгнания михайлинцев  из Гвинедда в 917 году. Кстати,
они считают, что  Камбер,  по  настоянию его  сына  Джорама, был похоронен в
михайлинской ризе...  темно-синего  цвета,"  --  добавила  она,  поглядев на
Моргана. -- "А Слуги святого Камбера,  религиозный орден,  основанный  в его
честь, носили серое."
     Морган резко вскинул голову и присвистнул, а Келсон побледнел.
     "Вот  именно,"  -- пробормотала  Риченда. -- "Это очень  похоже  на все
известные нам случаи вмешательства Камбера."
     Нервно  сглотнув, Келсон отпустил свиток, давая ему свернуться, и отдал
его обратно Риченде.
     "Я лучше не стану читать это сейчас, а то завтра я отправлюсь на восток
вместо запада.  Это просто  невероятно! Вы  думаете, что  Рыцари  Наковальни
знают, где был захоронен Камбер?"
     "Нет. Но, рано или поздно, мы сможем узнать это через них."
     "И этот Азим -- один из них?" -- спросил Келсон.
     Она кивнула.
     "Хорошо.  когда  Вы свяжетесь  с  ним в  следующий  раз,  сообщите ему,
пожалуйста, что все это для меня очень важно," -- сказал Келсон, указывая на
письма.  --  "И, если  у  Вас  будет возможность,  присылайте мне  отчеты  о
происходящем, пока мы будем в походе."
     "Хорошо, Сир."
     Она было продолжила, но тут в сад вошел сопровождаемый Коналлом, Пэйном
и Бренданом Найджел,  который  явно искал Келсона. И Коналл, и  Найджел были
одеты  в  кожаные  дорожные  костюмы. Брендан старался выглядеть  совершенно
равнодушным к  тому,  что  его  включили в  свиту  принца-регента, но стоило
только Риченде и Моргану одобрительно кивнуть ему, как он тут же расплылся в
улыбке до самых ушей.
     "Надеюсь,  я  не  оторвал  Вас  от чего-то  очень важного,"  --  сказал
Найджел, когда Келсон, изогнувшись, поглядел на  него,  -- "но наконец-то из
Картмура  прибыл еще  один  отряд уланов.  Я  подумал,  что  прежде  чем они
расседлают коней и отправятся отдыхать, Вы  можете захотеть провести смотр и
поговорить с  их  офицерами. Я не был уверен, что они прибудут сюда вовремя,
чтобы выступить завтра вместе с Вами."
     "Ладно,  я  думаю,  что  лучше пойти и  посмотреть на них,  правда?" --
сказал  Келсон, откладывая свиток Риченды  и  вставая на  ноги. --  "Миледи,
прошу прощения за  то, что  забираю Вашего мужа, но я  думаю,  что  ему тоже
стоит поучаствовать  в смотре, потому что от  них будут  зависеть жизни  нас
обоих."
     Улыбнувшись,  Риченда  взяла  Бриони  из  рук Моргана, при этом и ей  и
Моргану  пришлось потрудиться, чтобы оторвать  руки Бриони  от цепи на груди
Моргана.
     "Сир, я и  не помышляла о  том, чтобы мешать моему  мужу исполнять  его
обязанности,"  -- сказала она, вставая. -- "Кроме  того,  я думаю,  что меня
есть свои собственные обязанности. Я хотела бы повидать принцессу Мораг и ее
маленького сына."
     Она  сгребла  запечатанные  письма и передала  их  Коналлу,  с поклоном
принявшему их.  --  "Коналл,  не  могли  бы  Вы проследить,  чтобы это  было
отправлено с  гонцом?  Это  можно  сделать  завтра, когда Вы  поедете  с Его
Величеством.  Пэйн,  не  могли  бы  Вы  отнести  эти   свитки  и  письменные
принадлежности обратно в мои покои."
     Юный  Пэйн,  явно довольный  тем, что красавица Риченда  заметила  его,
густо покраснел и поклонился.
     А Коналл, идя следом за  Бренданом и взрослыми через сад к двору замка,
задумчиво теребил письма в своей руке, перебирая их снова и снова.


        ГЛАВА СЕДЬМАЯ
     <i>Сговорились единодушно, заключили против Тебя союз
     -- Псаломы 82:6</i>

     Следущим  утром главные  силы  войск Келсона выступили из  Ремута.  Для
того,  чтобы эта новость достигла предводителей  мятежников в Ратаркине,  не
потребовалось много времени.  Еще до того как Келсон и его армия прошли свой
первый дневной  марш  на  запад,  шпионы мятежников на  быстрых р'кассанских
жеребцах  поспешили  сос своими  новостями через западные равнины Гвинедда и
дальше, через перевалы Килтена и Дрогеры.
     Они уже знали о  том, что на севере сосредотачивается кассанская армия,
и готовились  к встрече с  ней.  Как  только  начали таять снега, в Ратаркин
начали  сходиться  сторонники  независмой  Меары, линии их  застав  и  яркие
палатки лагерей вырастали на яркой зелени наступившей весны  подобно полевым
цветам. Поддавшись старой мечте о  независимой Меаре, которая,  может  быть,
опять включит в  себя Кирни и Кассан,  уверившись в своей правоте  благодаря
сначала обещаниям  поддержки  со стороны воинственно  настроенной церкви,  а
затем  --  известиям о пленении и убийстве принцессы Сиданы  и ее брата, они
приходили целыми сотнями отовсюду: с северных равнин  Каслру  и Килардена, к
которым  с  севера  примыкал  Кассан,  с   Лааса  и   Клума  на  западе,  со
среднемеарских  равнин и  с  восточных  гор,  с  южного  Коннайта. К моменту
поступления  новостей  о  выступлении  Келсона  у  ворот  столицы  Меары  их
собралось больше двух тысяч.
     Три  сотни коннайтских наемников  тоже  пополнили  свои ряды, благодаря
щедрым дарам самопровозглашенного  патриарха Меары,  Эдмунда Лориса, бывшего
архиепископа  Валоретского,  который мог  позволить себе быть щедрым,  ибо в
случае успеха мог  рассчитывать  на  выиграш,  подобный выигрышу Кайтрины --
правда, в отношении церковной, а не мирской власти.
     И  какое дело  Меаре до того, что Лорис платил своим солдатам серебром,
украденным  его прихвостнем, Лоренсом Горони, из  валоретской казны? Раз  уж
Келсон Гвинеддский неправедным путем лишил Лориса его положения, разве можно
найти  лучшее средство для  мщения, чем деньги из этой казны, использованные
для того, чтобы победить Келсона и вернуть Лорису то, что принадлежит ему по
праву?
     Прочие бывшие вассалы Гвинедда, пришедшие на службу к Лорису, были того
же сорта:  Уильям  дю Шантал  и  Григор Данлийский, соседи предателя  Брайса
Трурилльского,  измена  которых  окажется для Келсона настоящим ударом,  как
только  тот  узнает  о  ней.  Хватало  и людей  с  куда  более  сомнительной
репутацией:   приграничные   вожди  вроде   Тибальда   МакЭрскина,   Кормака
Хамберлина, и Тигана О'Дейра -- бандиты, объявленные вне закона еще во время
правления  отца  Келсона  --  заставили бы своих сородичей помогать меранцам
даже из-за ни к  чему не обязывающих обещаний богатой  добычи и  возможности
насолить Халдейнам.
     Так  или  иначе,  все они пришли, ведомые  самыми  разными  приводящими
обычно к войне причинами,  и  готовые к  большой войне, в результате которой
они или освободятся от ига  Халдейнов, или полягут на полях сражений. В один
прекрасный  майский день, когда солнце приблизилось к зениту, перед воротами
Ратаркина  в  ожидании  выхода  королевы  выстроились  шеренги  солдат,  над
которыми развевались знамена,  повинуясь дуновению свежего ветра,  дувшего с
горных перевалов и близлежащих озер.
     Все были готовы к ее появлению.  У самых ворот, рядом с  открытой белой
палаткой,  был  установлен  походный  алтарь  для  такого  же  благословения
воинства, какое  было  совершено в Ремуте несколькими днями  ранее -- только
дело Меары было правым, и Бог, несомненно, был на их стороне. Так им сказали
священники, которые  ночью  обходили лагерь и исповедовали солдат, а  сейчас
собрались у белой палатки, чтобы отслужить мессу.
     Для утверждения солдат в их решимости защищать правое дело Меары, скоро
должен  был  прибыть  архиепископ  --  Эдмунд Лорис, собиравшийся  выступить
вместе   с  главными   силами  меарской   армии   и   принять   командование
епископальными отрядами и  жестокими коннайтскими наемниками, набранными им.
Его  главный  помощник, монсиньор  Лоренс  Горони, который заодно командовал
войсками, подчиненными Лорису, уже  объезжал  шеренги  выстроившихся солдат,
ободряя их словами  поддержки и благословляя  их, попутно  отдавая последние
команды офицерам и дворянам, явившимся, чтобы освободить свою землю.
     Внутри городских стен,  у самых ворот, королевскую  семью Меары ожидали
мятежные  епископы, примкнувшие к  Лорису -- моложавые епископы Кашиенский и
Боллимарский, успевшие присягнуть  на верность преемнику  Лориса в Валорете,
архиепископу  Брейдену, и четыре  честолюбивых  странствующих  епископа: Мир
Кирни, Джильберт Десмонд, Реймер Десмонд и Калдер Шили, последний из которых
приходился дядей Дугалу МакАрдри. К концу дня лишь им и небольшому гарнизону
предстояло  остаться в  городе для  сопровождения их  государыни,  ожидающей
вестей о поражении Халдейна.
     А  тем  временем  в самом Ратаркине <i>самозваная</i>
 королева Меары Кайтрина,
вместе  с  остальными членами  семейства  и  командирами  основных  отрядов,
держала последний совет перед  тем, как отправиться к мессе и послать войска
претворять надежды Меары  в  жизнь.  Она собрала всех в солярии епископского
дворца,  где в течение всей  долгой зимы она устраивала неофициальные приемы
при своем  дворе. Но этим утром солярий являл собой скорее сцену из домашней
жизни, а не пышный прием.
     Сидя в потоке  солнечного света,  лившегося из самого большого  окна, и
выглядя,  благодаря трауру по двум погибшим детям, больше как монахиня, а не
королева,  Кайтрина  пыталась скрыть  свое напряжение,  завершая чинить плащ
цветов независимой  Меары, украшенный гербом ее  старшего сына.  Сидевший  у
камина владелец  плаща, принц  Ител, пытался унять свое возбуждение, помогая
отцу  приладить  поножи доспехов, закрывающие  расслабившиеся за зиму  мышцы
ног. На обоих были коннайтские доспехи из кожи и стали. Доспехи Сикарда были
прикрыты плащом,  на котором были изборажены его собственный герб,  герб его
жены,  львы  на малиновом фоне  -- герб  приграничного рода МакАрдри, и герб
Меары -- стоящий на задних лапах черный  медведь на серебряно-золотом поле с
пурпурными <i>звездами</i>
.
     "Нет,  надо  затянуть  потуже,"  --  пробормотал  Сикард,  когда  Ител,
просунув палец под ремень, оттянул его.
     Выглядящий   гораздо   моложе   своих  лет   Эдмунд  Лорис,   одетый  в
темно-красный кожаный костюм и кольчугу, почти до пят покрытые  белым плащом
с большим синим  крестом,  расположился в кресле справа от Итела и  Сикарда.
Вместе  с королевской  семьей  Меары он  слушал  возбужденную  речь  солидно
выглядящего  человека,  выглядевшего  вдвое моложе Лориса, доспехт  которого
были украшены эмблемой баронства Трурилльского. Лорису явно не нравилось то,
что он слышал.
     "Я все-таки считаю, что приближение армии Келсона с юга не столь опасно
для  нас  в  настоящий момент, как действия кассанцев на севере," --  сказал
Брайс Трурилльский, которому предстояло возглавить войско, направляющееся на
юг  под  формальным  командованием  шестнадцатилетнего  Итела.  --  "Я  могу
беспокоить войска Келсона, я могу  замедлить их  движение, не неся  при этом
значительных потерь. Если понадобится, я могу даже полностью опустошить наши
земли к югу и востоку отсюда, чтобы дать вам выиграть время.
     Но в  конце концов все сводится к одному неоспоримому  факту: если ваши
силы  не  смогут  остановить  армию  епископа  МакЛейна  до  того,  как  она
присоединится к основным силам Халдейна, нам останется только молиться."
     Синие  глаза  Лориса  фанатично  загорелись,  и  он  нервно   затеребил
епископское кольцо на своей правой руке.
     "Брайс,  твои  споры  уже давно  всем надоели,"  -- пробормотал  он. --
"Может, ты лучше поговоришь только об этой выскочке, священнике-Дерини?"
     Сикард туго затянул на колене пряжку и внимательно посмотрел на Лориса.
     "Ради  Бога, Лорис,  пусть так," -- раздраженно сказал он. -- "Брайс не
единственный, кто становится надоедливым. Этот "выскочка", священник-Дерини,
вызывает у Вас не менее надоедилвую ругань по поводу его души.."
     "Милорд,  Вы говорите  так, как  будто его душа ничего не  значит,"  --
холодно сказал Лорис.
     Сикард,  терпение  которого  явно  подошло  к  своему  пределу,  устало
выпрямился и  упер руки в бока, а юный Ител  тихонько  приподнялся  в  своем
креслу у  очага, чтобы увидеть,  что там происходит между старшими. Кайтрина
не обращала на них внимания, сосредоточившись на шитье.
     "Душа   МакЛейна,"   --  ответил  Сикард,  --  "не  может  сказаться  в
предстоящей битве с ним. А вот его  ум и  сообразительность --  могут.  Если
МакЛейн окажется похож в бою на своего отца, он --  величайший противник,  и
это все, о чем можно говорить, пока мы не выиграли сражение."
     "Он -- символ  всего зла в  Гвинедде,"  -- пробормотал  Лорис.  --  "Он
оскверняет  и  церковную, и мирскую  власть. Он оскорбляет меня самим фактом
своего существования."
     "Точно  так  же,  как  Вы,  архиепископ,  оскорбляете  его  своим,"  --
отпарировал  Сикард, взяв  перевязь с  мечом  и  прилаживая  ее. --  "Помимо
Вашего,  порой чересчур  упрощенного, взгляда на то, что есть добро и зло  в
этом мире, очень  может  быть, что многие вещи из нашей жизни --  всего лишь
разные оттенки серого."
     Лорис  злобно  сощурился.  --  "Вы  что,  смеете  предполагать,  что  в
некоторых случаях то, что сделал МакЛейн, можно <i>оправдать</i>
?"
     "Эдмунд,  Сикард  ничего  такого  не  говорил,"  --  сказала  Кайтрина,
завязывая  узелок и откусывая нитку. -- "Не надо быть таким обидчивым. <i>Мы</i>
 --
не враги Вам, мы -- не Дерини и не сочувствуем им. Просто когда Вы постоянно
твердите о  МакЛейне,  чтобы излить свой гнев, как будто он  один повинен  в
нынешнем положении, это начинает утомлять."
     Лорис глубоко вдохнул, сжимая и разжимая пальцы на подлокотниках своего
кресла.
     "Вы  правы, миледи," -- уступил  он. --  "Я  иногда  бываю  несдержан в
выражении своей ненависти. Я неправ."
     "Но Ваше поведение очень даже понятно. Ител, дорогой мой, я закончила."
-- Она встряхнула плащ и протянула его сыну. Тот взял его и стал прилаживать
поверх своих доспехов.
     "Поскольку, с другой стороны," -- продолжила  Кайтрина, -- "у меня было
немало лет, чтобы во мне разгорелось  не  менее неистовое, хотя, может быть,
не  столь  заметное,  пламя ненависти к  Халдейну. Должна признать, что  оно
разгорелось,  когда  до меня дошли известия о том, что  Халдейны  убили  мою
милую Сидану и ее брата."
     "О, да.  Насколько  я помню, король  Брион убил вашего первого мужа, не
так  ли?"  -- вкрадчиво  сказал  Лорис; глаза его, сузившись, превратились в
щелочки.
     Кайтрина мрачно поглядела в окно.
     "Да.  Вместе  с  моим  первенцем,  который  был  всего  лишь  малюткой,
вскормленным моей  грудью." -- Она вздохнула и замолчала, склонив голову. --
"Но тогда я была молода. А теперь я уже не молода.  И теперь сын Бриона убил
еще двух моих детей. Если он убьет еще и Итела, все пойдет прахом. Даже если
мы с  Сикардом выживем, я слишком  стара, чтобы начать все  сначала в третий
раз."
     "Господь не допустит этого," --  не очень уверенно сказал Лорис, -- "но
даже  если так  будет суждено,  у  Вас есть еще королевский отпрыск  в  лице
Джудаеля. Кроме того,  есть еще и младшая линия династии, не так ли? Если  я
не ошибаюсь, Ремзи Клумский."
     От столь  откровенно  бесцеремонных слов  члены королевского  семейства
Меары, казалось,  онемели.  Кайтрина  побледнела  как  ее платье,  а Сикард,
казалось,  оцепенел,  не   в  силах   двинуться  с  места.   Молодой   Ител,
завернувшийся в  яркий плащ, символизировавший его положение и являвшийся  в
то же время горделивым символом  начавшейся войны,  услышав о том, как легко
рапорядились его жизнью, побледнел и осел в кресле, безмолвно глядя на своих
родителей.
     "Господи  Иисусе, Лорис, ты -- просто  хладнокровная сволочь!"  --  еле
слышно произнес Брайс, ободряюще обнимая Итела за плечи и негодующе глядя на
архиепископа. -- "Ты думаешь, что говоришь?!"
     Лорис пожал плечами и принялся разглядывать свои ухоженные пальцы.
     "Не дерзи, Брайс," -- сказал он. -- "Мы должны быть реалистами."
     "Ладно," -- сказал Сикард, успокаиваясь, -- "давайте <i>будем</i>
  реалистами.
Джудаель  --  священник.  Даже  если  ему <i>придется</i>
  наследовать  за  Ителом,
династия на нем и закончится. А  права династии  Ремзи, безусловно,  гораздо
меньше прав династии Келсона."
     "Истинных  приверженцев дела Меары это не должно волновать," -- заверил
их  Лорис. -- "А  династия  Джудаеля, старшинство которой  не может оспорить
никто, на нем не кончится. Она может  быть продолжена тем  же образом, каким
была продолжена  династия  Синила  Халдейна, который, будучи монахом  ордена
<i>Verbi Dei</i>
, два столетия назад был реставрирован на троне Гвинедда."
     "И каким же это образом?" -- спросила Кайтрина.
     Лорис довольно ухмыльнулся.
     "Его обеты могут быть аннулированы, как  это  было с королем Синилом. Я
уже говорил с ним об этом, и он согласился."
     Когда  растерянный Ител  напряженно переглянулся  с  Брайсом  и  отцом,
Сикард, заложив большие пальцы за перевязь меча, презрительно отвернулся.
     "А не кажется ли тебе, что ты рановато заговорил об этом?"
     "Нет, это просто предосторожность," -- сказал Лорис. -- "Если, конечно,
Вы не хотите,  чтобы с  кончиной нынешних  властителей Меары  закончилась  и
борьба за независимость Меары." -- Он холодно усмехнулся. -- "Сикард, в <i>тебе</i>

ведь нет королевской крови,  не  так ли? Она есть  только в  той, на ком  ты
женился. Три поколения тех, в чьих жилах  текла королевская кровь, сражались
за право наследовать  трон, о котором ты узнал меньше, чем десять лет назад,
да и то потому, что стал мужем королевы. Хотя ты вряд ли способен понять,  о
чем я говорю."
     Когда ошеломленный Сикард обернулся, Брайс злобно пнул полено, горевшее
в камине, вызвав этим фонтан искр, и тоже повернулся к архиепископу.
     "Лорис, меня  не волнует, что ты <i>считаешь</i>
 себя архиепископом, для  меня
ты -- просто напыщенная задница!" -- сказал он, жестом останавливая Сикарда.
-- "<i>Неудивительно</i>
, что в Гвинедде тебя терпеть не могут."
     "Трурилл, следи за своим языком!"
     "Брайс,  пожалуйста!"  -- перебила его Кайтрина.  --  "Сикард, я  прошу
тебя..."
     "Прошу прощения, моя госопжа, но он заходит слишком далеко," -- ответил
Брайс.  --  "Лорис, мы  <i>победим</i>
.  <i>Если</i>
,  конечно,  ваши коннайтские наемники
сделают то, что должны сделать."
     "Они сделают то, за  что им заплатили," --  ледяным тоном сказал Лорис.
-- "А  если  армия  под командованием  Сикарда сделает  то,  что <i>она</i>
  должна
сделать, МакЛейн окажется в ловушке, из которой нет выхода."
     "Он не ускользнет!" -- бросил Сикард.
     "Так  же,  как  прошлой  осенью  не  смог  ускользнуть  этот  мальчишка
МакАрдри, когда вы взялись его охранять?" -- ответил Лорис.
     Ител вспыхнул и вскочил на ноги.
     "Я хочу увидеть кровь Дугала МакАрдри!" -- закричал он.
     "<i>Ты</i>
 отправишься с  Брайсом  и будешь  беспокоить  армию  Халдейна,"  --
ответил  его  отец.  --  "А <i>я</i>
  займусь  своим  дражайшим  племянничком...  и
МакЛейном."
     "Можете  сами  <i>разобраться</i>
 с мальчишкой," --  сказал Лорис.  -- "Можете
даже  сами  встретить  МакЛейна в бою, но я надеюсь,  что  Вы не  убьете его
сразу. Для нашего дорогого деринийского герцога-епископа у меня приготовлено
кое-что особое. Если Вы поймаете его -- он <i>мой</i>
!"
     "Тогда ловите его сами," -- сказал Сикард,  отворачиваясь и не  скрывая
своего отвращения.
     Они препирались еще несколько минут, страсти начали накаляться,  но тут
стук в  дверь  возвестил о  прибытии епископов  Креоды и Джудаеля, одетых  в
красные  ризы поверх их  обычного  церковного  одеяния.  Старый  Креода,  на
котором  красовались  все  его  епископские  регалии,  казался  почтенным  и
величественным  священником,  а   на  Джудаеле  его  риза  выглядела  скорее
королевской мантией, а не церковным облачением, особенно когда он  подошел к
своей  тете  и,  поклонившись, поцеловал ее в  щеку. Когда  он вошел в поток
солнечного  света,  окружавший  ее,  его  преждевременно  поседевшие  волосы
вспыхнули   серебром,   как   настоящая   корона.   Если    он   и   заметил
прохладно-обиженные взгляды, брошенные в его сторону Ителом и Брайсом, он не
придал им никакого значения.
     "Ваше Высочество," -- сказал Креода, торжественно кланяясь Кайтрине, --
"ваш эскорт готов сопроводить Вас к мессе с готовыми к выступлению войсками.
Ваши верные подданные ждут Вас."
     Бросив на Лориса испепеляющий взгляд, Кайтрина  поднялась и  расправила
складки своего платья.
     "Благодарю Вас, епископ Креода. Мы готовы присоединиться к ним."
     Когда она поправила  чепец, скрывавший ее седые волосы, Сикард, принеся
с противоположной  стороны комнаты ларец с короной, опустился рядом с ней на
одно  колено.  Стоило ей  одеть на голову  сверкающий  под солнечными лучами
золотой  обруч, усыпанный рубинами и сапфирами, как в ее некрасивом, усталом
лице  появилось  королевское  достоинство.  В  это  мгновение  она  казалась
королевой,  той,  кем  она  хотела  стать,  и  все  находившиеся  в  комнате
опустились на колени, воздавая ей должное -- даже Лорис.
     "Миледи, Вы будете править независимой воссоединенной Меарой! Я клянусь
в этом!" -- сказал Брайс, схватив ее за руку и жарко целуя ее.
     "Государыня,  так  и  будет!" --  донесся восторженный ответ  Креоды  и
Джудаеля, сдержанно повторенный Лорисом.
     После этого она  вышла  из комнаты, сопровождаемая мужем. Перед ней шел
Лорис,  окруженный прочими священниками,  а Брайс и Ител замыкали процессию,
тихонько перешептываясь между  собой  и посматривая  на  гордо шествовавшего
впереди архиепископа.


        ГЛАВА ВОСЬМАЯ
     <i>Несется конница, сверкает меч и блестят копья;
     -- Наум 3:3</i>

     Последующие  недели  быстро  дали  почувствовать   суровость  войны   и
повстанцам и сторонникам Халдейна. Зная, что соединение кассанского войска с
армией Халдейна будет означать полный конец всех надежд меарцев, командующие
меарскими  войсками  продолжили  согласованную   ими  стратегию  постоянного
беспокойства  и  попыток окружения  противника,  Брайс  и Ител разграбляли и
опустошали южное и  восточное  направления,  пытаясь  задержать  наступление
Келсона, а Сикард,  возглавивший основную меарскую армию, тем временем начал
на севере  игру  в  "кошки-мышки", надеясь, что их  маневры  смогут  завлечь
кассанские войска Дункана в ловушку. Первые столкновения оказались совсем не
такими,  каких  ожидали  командующие  Гвинеддской армией,  включая  Келсона,
который явно был озадачен.
     "Я думал, что здесь, на юге, мы столкнемся с более привычной тактикой,"
-- сказал он  Моргану, когда они закончили отражение еще одной  ночной атаки
на  их  лагерь.  -- "Мы  ни  разу не  видели  более  нескольких  сот человек
одновременно. Я начинаю сомневаться, что мы вообще имеем дело с армией."
     Морган, сжав зубы, смотрел, как сержант добивает  хромую каурую  лошадь
-- одну  из дюжины лошадей которым во время  только что закончившейся стычки
нападавшие  успели  перезать  сухожилия.  Брызнул  фонтан крови,  казавшейся
черной в свете  факела, и маленький  Брендан  уткнулся  лицом в  бок  своего
отчима.
     "Государь,  я не  думаю, что это  армия,"  --  негромко  сказал Морган,
поглаживая  Брендана   по  рыжевато-золотым  волосам,  чтобы  успокоить.  --
"Похоже, что  разными нападениями командуют разные люди. Я думаю, что Сикард
разбил по  меньшей мере часть  своей  армии на небольшие, подвижные  отряды,
надеясь задержать нас этими набегами. Это обычная тактика приграничников."
     "Сир! Ваша Милость!" -- на бегу закричал Джатам, оруженосец Келсона. --
"Герцог  Эван взял  пленного, но тот при  смерти. Поторопитесь,  если хотите
допросить его!"
     Они бегом  последовали  за  Джатамом  туда,  где  полевой врач  усердно
трудился над мертвенно бледным человеком в  кожаном костюме и пледе, пытаясь
остановить кровотечение из раны, зияющей у того в животе. Человек прерывисто
дышал,  сжавшись от боли, руки его царапали повязку, которую врач прижимал к
его ране.  Архиепископ Кардиель, отложив свои священные масла, опустился  на
колени рядом с  головой  человека, но стоило только Келсону упасть на колени
рядом со священником и положить руки на голову человека, как тот, сжав зубы,
дернулся и замотал головой.
     "Сир, он не выживет," -- сказал полевой врач, отец Лаел, держа человека
за запястья. Морган тем  временем, присев на корточки с другой стороны тела,
просунул одну руку под  пропитанную  кровью повязку, а вторую  --  за пазуху
кожаной куртки, чтобы понаблюдать за работой сердца.
     Когда  Келсон начал снимать боль,  человек перестал сопротивляться,  но
причиной  этого  могло  быть  как  уменьшение  боли,  так  и  ухудшение  его
состояния. Меж  пальцев  Моргана  текла  кровь, пульсируя  с  каждым тяжелым
ударом сердца -- ее было так много, что Морган удивился, что человек был еще
жив -- и в отчаянной попытке хоть немного отттянуть наступление неизбежного,
Морган засунул свою руку глубоко в рану,  полностью погрузив туда  пальцы, и
обратился к своей способности исцелять.
     "Дело плохо. Я  теряю его," -- закрыв глаза, прошептал  Келсон, пытаясь
заставить  свой разум войти  в угасающее сознание, которое  уже затягивалось
темной предсмертной дымкой.
     "Я тоже," -- ответил Морган.
     Он  изо  всех  сил  старался передать исцеляющую силу  через  контакт с
раненым, но  почувствовал как эта сила начинает  пульсировать в нем, подобно
рыбе, бьющейся в маленьком садке без воды. Слишком поздно.
     Он прекратил свои попытки,  и  это  ощущение  исчезло. Человек тихонько
вздохнул, дернулся и застыл. Морган не  стал вмешиваться в то, чем был занят
Келсон,  и, не обращая  внимания  на  реакцию окружающих, моргнул  и глубоко
вздохнул, стараясь успокоиться.
     "Так," -- нервно и почти без  негодования  прошептал  Келсон,  поднимая
голову и с явным трудом концентрируя свой взгляд на на лице Моргана. -- "Это
солдат Григора Данлийского. Боже, я и не знал, что <i>он</i>
 тоже предал меня!"
     Вздохнув, Морган медленно  вытащил свою руку из мертвого тела.  Коналл,
опустившись на  колени между ним и  Келсоном, протянул  ему миску  с  чистой
водой и полотенце, за что  Морган был искренне благодарен ему, ибо зловоние,
исходившее от крови и порванных кишок было просто нестерпимым.
     "Государь, неужели это  Вас удивляет, особенно если учесть обычную  для
приграничников  тактику, с которой  мы столкнулись?" -- пробормотал  Морган,
продолжая механически обмывать руки, пока приходил в себя.
     Герцог Эван опустился рядом с королем на корточки и протянул тому кусок
испачканной кровью клетчатой ткани.
     "А вот еще одна примета приграничников, Сир. Аларик, Вы узнаете узор?"
     Когда   Морган  отрицательно   покачал  головой,   Эван   поморщился  и
презрительно набросил окровавленный плед на лицо мертвеца.
     "МакЭрскин.  А  один из моих лазутчиков  клянется,  что  видел  старого
Тегана О'Дейра. Сикард вербует <i>бандитов</i>
!"
     "Бандитов, скорее  всего,  вербует Трурилл," -- возразил Келсон, устало
поднимаясь   на   ноги.   --   "Он   и   Григор   Данлийский   всегда   были
близнецами-братьями."
     Морган, вытерев руки  и отдав с  благодарным кивком полотенце  Коналлу,
ничего не сказал, но,  когда, несколько  ночей спустя, они,  войдя в  транс,
связались  с  Дунканом, он рассказал ему о растущих подозрениях, возникших у
него и Келсона.
     <i>Нам начинает казаться, что основных  сил  меарской армии  вообще нет на
юге</i>
, -- сообщил он Дункану. -- <i>Все, с чем мы имели дело -- это мелкие банды,
не больше сотни или около того человек, которые никогда не нападают открыто.
Сикард мог повести основные силы на север, начав охоту за вашим войском.</i>

     <i>Пока  Брайс и его  приспешники мешают  вашему  наступлению?</i>
  -- ответил
Дункан.  --  <i>Очень даже  может  быть.  Мы тоже пока  еще не  сталкивались  с
настоящей  армией, но время  от времени  замечали следы прохождения большого
количества людей. Но они не могут допустить, чтобы наши армии соединились.</i>

     <i>Это точно</i>
, -- согласился Морган. -- <i>Где Вы сейчас?</i>

     <i>К югу от  Килардена,  на  большой  равнине. Как и вы,  мы  сталкиваемся
только с мелкими отрядами противника,  нападающими в  темноте -- в основном,
они состоят из коннайтских наемников, но несколько раз мы видели епископских
рыцарей. Джодрелл  вбил себе в  голову, что ими совместно командуют Горони и
Лорис, но их никто не видел.</i>

     "<i>Где</i>
  же  тогда  Сикард?"  --  вслух   спросил  Келсон,  когда  контакт
прервался, и он посмотрел на Моргана, готовившегося к снятию Великой Защиты.
-- "Если ни <i>мы</i>
, ни <i>Дункан</i>
 не видели его..."
     Покачав головой, чтобы прекратить все разговоры до тех пор, пока он  не
закончит,  Морган задул свечу, стоявшую на походном столике,  стоявшем между
ними,  и  надел  свой  перстень,   которым  он  обычно  пользовался,   чтобы
сконцентрироваться.  Вокруг  них, еле заметный в  красноватом  свете фонаря,
пробивавшемся  через полог  палатки, вздымался  серебристый  защитный купол,
поставленный им. Когда  он  поднял обе  руки в стороны  на  уровень плеч, и,
обратив  ладони вверх, глубоко  вдохнул, купол  на мгновение вспыхнул  ярким
светом.
     "<i>Ex  tenebris  te  vocavi,  Domine</i>
,"   --  прошептал  Морган,  медленно
поворачивая кисти  рук  ладонями вниз. -- "<i>Te vocavi, et  lucem dedisti.</i>
" Из
тьмы воззвал я к Тебе, Господи. Я воззвал к Тебе, и Ты даровал мне свет.
     "<i>Nunc dimittis servum tuum  secundum verbum tuum in pace. Fiat voluntas
tua. Amen.</i>
" Дозволь слуге Твоему идти с миром, если будет на то воля Твоя. И
да будет все по воле Твоей...
     Когда он опустил  руки,  светящийся  купол  потускнел и погас,  оставив
после себя  только четыре  пары  гладких кубиков размером с игральную кость,
выстроенных башенкой: белые поверх черных, установленных вокруг их  стульев.
Когда Келсон наклонился, чтобы подобрать их, две  пары,  стоявшие на соломе,
покрывавшей пол палатки, упали, не поддерживаемые более силой магии, до того
удерживавшей  их на месте.  Келсон уложил кубики  Защиты в ящичек, обтянутый
красной  кожей,  а Морган  снова сел  на свой стул  и, устало потирая  двумя
пальцами переносицу, вздохнул.
     "С каждым разом становится труднее, правда?" -- прошептал Келсон, кладя
ящичек рядом с задутой свечой.
     "Нет,  просто я все сильнее устаю." -- Морган  снова вздохнул и выдавил
из себя улыбку.  -- "Но  это никогда не было  простым занятием, и  эта  наша
способность никогда  не  предназначалась  для  постоянного использования  на
таком расстоянии... во всяком случае, не так часто."
     Он  закрыл  глаза  и  начал выстраивать снимающее усталость заклинание,
стараясь одновременно избавиться  от нараставшей  головной боли,  но  Келсон
шумным вздохом прервал бег его мысли.
     "Черт бы побрал этого Сикарда!"  --  еле слышно пробормотал  король. --
"<i>Боже</i>
, как я хочу, чтобы эта дурацкая война закончилась!"
     Как будто  во сне, Морган кивнул и попытался продолжить заклинание,  но
неожиданно зевнул. Пытаясь не уронить голову  и  не  заснуть прямо на месте,
свалившись со стула, он чуть было не смахнул со стола кубики Защиты. Келсон,
бросившись к нему через стол, успел схватить его за тунику.
     "Вы в порядке?"
     Морган  кивнул   в  знак  согласия,   но,  казалось,  он  не  мог  даже
сконцентрировать свой взгляд на Келсоне.
     "Просто  небольшая реакция  на  контакт,"  --  пробормотал  он и  снова
зевнул. -- "Она  копилась  всю  прошлую неделю.  Я плохо  сплю  после  такой
связи."
     "И, конечно же, Вы даже  не  подумали о том, чтобы рассказать  об  этом
кому-нибудь, правда?" --  Келсон отпустил его  тунику ровно настолько, чтобы
суметь  самому обойти  стол и  поднять  его на  ноги,  крепко ухватив его за
локоть.
     "Не кажется ли  Вам, что  Вы слишком увлеклись заклинаниями, снимающими
усталость?" -- негодующе спросил король, подходя поближе и убеждаясь в своем
предположении,  одновременно разворачивая  Моргану к  его  походной кровати,
стоявшей  прямо  напротив   кровати  короля.  --  "И   Вы  собирались  снова
воспользоваться  ими,  не так  ли? Ладно, но  сегодня ночью Вы будете спать,
даже если мне придется подраться с Вами из-за этого."
     Морган  выдавил из себя  кривую ухмылку и дал  Келсону подвести себя  к
кровати,  но  тут  его  колени  подогнулись и  он  оказался  лежащим гораздо
быстрее, чем собирался.
     "Государь,  не  надо  драться.  Я сохраню  свои  силы для меарцев,"  --
пообещал он, застонав, когда он открыл разум королю и позволил ему отключить
себя.
     "Вот  и  хорошо,"  --  прошептал  Келсон, слегка  касаясь  лба  Моргана
кончиками пальцев. -- "Забудьте обо всем и спите. Вы уже  многое сделали. Вы
же  знаете,  что  Вы  --  не единственный Дерини  здесь. Думаю, что  я  буду
настаивать на том, чтобы Вы разделили эту ношу со мной."
     <i>Ни за что, если  это  повредит Вам</i>
, -- донесся слабый мысленный протест
Моргана, еле слышный даже при полном контакте разумов.
     <i>Мы  поговорим  об  этом, когда Вы  хорошенько  отдохнете</i>
,  --  мысленно
ответил ему Келсон. -- <i>А теперь засыпайте</i>
.
     Что Морган и сделал.

     После  случившегося  они  сократили  свои  контакты  с Дунканом, Келсон
иногда выходил на связь с Дунканом в одиночку,  иногда его  подменял Морган,
чтобы никто из них не тратил слишком много сил.
     Тактическая ситуация  становилась  тем временем все более запутанной, и
вместе с этим рушились выстроенные планы.
     "Как  мы,  черт  побери,  можем воевать  с  теми,  кого не  видим!"  --
пожаловался Келсон, когда они обогнули горы  к западу от Дрогеры и, время от
времени  сталкиваясь с редкими  нападениями  отдельных банд, направились  на
север.  -- "Нет никакого  смысла вести двухтысячную армию, если в  бою могут
принять участие не больше нескольких сотен."
     Кроме того, применяемая врагом политика выжженной земли, с которой  они
столкнулись, углубившись на территорию Меары, никак не могла ободрить их.
     "Проблем с продовольствием у нас пока нет," --  сообщил генерал Реми на
вечернем совещании,  когда он,  Келсон  и прочие командиры  собрались  возле
королевской палатки.  -- "Если  у  нас не  возникнет проблем с  фуражом,  мы
сможем прокормить солдат до середины  лета или чуть дольше, в зависимости от
обстановки.  Но  я  должен  заметить,  что  столь  большая  армия  вынуждена
двигаться медленно. Мне думается, что мы могли бы существенно выиграть, если
бы  переняли вражескую  тактику  и  разделили  армию  на  небольшие  отряды,
которыми гораздо легче  управлять.  Находясь в  этой части страны, мы  можем
сделать это, ничем не рискуя, и весьма эффективно."
     Остальные командиры  посчитали это неплохой идеей, с которой согласился
и Келсон.  К следующему  утру  армия  была разделена на  четыре  отряда  под
командованием  практически  независимых  друг от друга  командиров:  герцога
Эвана, генералов Реми  и Глоддрута, и Моргана. Келсон присоединился к отряду
последнего.  К  концу  следующего  дня   отряды,  растягивая  линию  фронта,
разошлись  друг  от друга  примерно на  расстояние половины  дневного марша.
Гонцы, посылаемые  от  отряда к отряду, поддерживали сообщение  между  ними.
Стычки с противником, казавшимся раньше призраком, стали более регулярными и
повлекли за собой принятие более серьезных контрмер.
     "Боюсь,  что нам  еще не раз придется увидеть такое," -- сказал  Морган
королю душным  июньским  утром по  прошествии месяца с того дня,  когда  они
оставили Ремут.
     Они ехали  на тропе  через выжженное -- чтобы  армия Халдейна  не могла
воспользоваться им -- поле, за которым виднелась окраина какой-то достаточно
большой и зажиточной деревни. И над продолжавшей тлеть по обе  стороны тропы
стерней, и над закопченными стенами и крышами еще курился дымок.
     "Думаю, что хуже этого мы еще ничего не видели," -- согласился Келсон.
     Они видели подобное уже неделю:  разрушения,  произведенные врагом, уже
не ограничивались выжженными полями и опустошенными амбарами,  но  коснулись
уже  и   населения  Меары.  Каждый  день  отряды  Халдейна  проезжали  через
разграбленные деревни и небольшие  городки, в  которых  оставалось  лишь  по
горстке беженцев --  простых людей,  которые всегда страдают больше  всех от
войны  --  которые,  после  того как через их селения проходили  армии обеих
сторон, должны были  начинать  жизнь заново, несмотря на то, что до тех пор,
пока их дети были сыты и чувствовали себя  в безопасности, их совершенно  не
волновало, какой король занял тот или иной трон.
     Когда Келсон, в сопровождении Моргана и  небольшой свиты, возглавляемой
Джатамом, несшим яркое знамя Халдейнов, ехал через городок, он чувствовал на
себе взгляды оставшихся  жителей.  Перед  ними  через  городок  прошел отряд
уланов,   чтобы  удостовериться  в  безопасности  дороги  и  добить  остатки
вражеских отрядов, и теперь у окон и  дверей  домов стали появляться местные
жители. Какой-то старик, завидев их, проворчал что-то, а  женщина, кормившая
грудью младенца, стоя в дверях сгоревшего дома, впилась взглядом в Келсона.
     Чувствуя, как у него защемило  в груди, Келсон  опустил глаза,  стыдясь
своей принадлежности к воинам и страстно желая найти какой-нибудь еще способ
сохранить мир, кроме войны.
     "Пожалуй,  это  самая тяжелая  сторона  войны,"  -- шепотом  сказал  он
Моргану,  пока  их кони пробирались через  засыпанную битым камнем улицу. --
"Почему   простым  людям  всегда  приходится  страдать   из-за  безумия   их
правителей?"
     "Государь, война  всегда жестока," --  ответил  Морган. --  "Если бы мы
были такими же безрассудными,  какими,  похоже, становятся меарцы, мы вполне
могли бы..."
     Он   внезапно  напрягся  и  замолчал,  привстав  на  стременах,   чтобы
посмотреть вдаль.
     "Что случилось?" -- спрсил Келсон, смотря в ту же сторону.
     В конце  улицы, у  подножия  лестницы,  ведшей  ко  входу  скромной, но
величественной церкви, открывавшей дорогу одновременно к  стенам монастыря и
к расположенным  внутри них домам, стояла дюжина уланов. В нескольких местах
в стене зияли проломы, треснувшие кованые ворота висели на одной петле, а за
стенами монастыря, над зданиями, лениво курился дымок.
     "Мне это очень не нравится,"  -- прошептал  Морган, заметив  как  через
сорванную калитку, явно нервничая, вышли несколько пеших уланов.
     Они с  Келсоном одновременно пришпорили своих коней и, объехав с разных
сторон  державшего знамя Джатама, рысью поскакали вперед, слыша как у них за
спиной нестройно  грохочут  копыта сопровождавшего их  отряда.  Когда  отряд
подскакал  к лестнице, порядок среди них  более  или менее восстановился, но
лица уланов, узнавших их, были напряжены и мрачны. Морган  натянул  поводья,
останавливая своего коня, а командир уланов, сжавший от ярости зубы, схватил
его коня под уздцы, чтобы не  быть растоптанным, а кто-то из молодых солдат,
опустив голову к коленям, присел, едва не  потеряв  сознания. Появившийся  у
них  за  спинами позеленевший  Коналл чуть  было  не  наткнулся на  Роджера,
молодого  графа Дженасского, который выглядел  так,  словно был  готов убить
первого встречного.
     "Что случилось?" -- требовательно  спросил Морган,  спрыгивая с коня  и
стаскивая с головы шлем.
     Командир уланов, передавая поводья  коня Моргана одному из своих солдат
и останавливая коня Келсона, давая королю спешиться, покачал головой.
     "Кое-что, Ваша  Милость, чем предатель изТрурилла может  гордиться. Это
ведь женский монастырь... вернее, он был здесь. Что тут еще говорить?"
     "Откуда  Вы  знаете,  что  здесь были трурилльцы?"  --  спросил Келсон,
снимая  свой  шлем  и  отбрасывая  кольчужный  подшлемник.  По  его  тону  и
непринужденности, с которой он держал шлем,  Морган  понял, что многие вещи,
очевидные  для закаленного в боях  солдата, все еще оставались незамеченными
семнадцатилетним королем.  Но молодому  графу Роджеру,  видимо, не  пришло в
голову,  что  Келсон  может <i>не</i>
 понимать  очевидного,  и  он,  не  заботясь о
последствиях, ответил королю на заданный им вопрос.
     "О, Сир, не сомневайтесь, это были трурилльцы," -- сказал граф Роджер с
таким презрением  в  голосе, что  Морган чувствовал  его почти физически. --
"Монахини  не  разбираются в  гербах,  но  один из служек рассказал,  что...
Коналл, черт побери, если ты собираешься  блевать, то делай это где-нибудь в
другом месте!" -- внезапно закричал  он, хватая принца за плечо и хорошенько
встряхивая его. -- "Это случается!"
     "Что...  <i>случается</i>
?"  -- ошарашенно  спросил Келсон, все еще  не  желая
верить в то, что он должен был услышать. -- "Вы хотите сказать, что..."
     "Келсон,  они... изнасиловали монахинь," --  прошептал Коналл,  слишком
шокированный, чтобы обращать внимание на вольность,  допущенную Роджером при
разговоре с его короевской персоной. -- "Они... даже убили нескольких. А еще
они о... осквернили церковь! Они..."
     "Сир, они насрали в проходах и обоссали святой алтарь!" -- с солдатской
прямотой сказал Роджер, глаза его горели яростью. -- "Простите, но я не знаю
как это можно обрисовать приличными, достойными словами, ведь в том, что они
сделали, нет ничего  ни приличного, ни  достойного... да и в сотворивших все
это тоже.  Если Вы еще  не видели  такого -- значит,  сейчас  для Вас пришло
время увидеть... Хотя бы  для того, чтобы  Вы  поняли, что за  скотина Брайс
Трурилльский!"
     После этих слов  Роджера  у  Моргана почти  не  оставалось  сомнений по
поводу того,  что они обнаружат внутри. Когда его рука коснулась руки графа,
он  получил крайне яркий образ  того, что творилось внутри, но, обуздав свой
гнев, он передал  графу  свой украшенный герцогской короной шлем и предложил
посеревшему Келсону сделать то же самое.
     Оттерев Роджера и дрожащего  Коналла, они с королем быстро  взбежали по
ступеням, покрытым  битым стеклом  и  камнем. Неподвижный  воздух  был полон
обезумевших  криков  раненых,  а  приблизившись  к  сорванным  дверям,   они
почувствовали зловонную смесь  запахов дыма, крови  и  испражнений.  Но даже
образы,  переданные Морганом  Келсону не смогли подготовить того к тому, что
предстало их взору.
     Изнасилование  всегда относилось  к преступлениям,  с  которым  не  мог
смириться  никто из  рыцарей  или  прочих людей чести,  еще меньше они могли
смириться с осквернением  священных  мест --  хотя последнее  во время войны
случалось  столь  часто,  что  это  нельзя  было считать  чем-то  необычным.
Изнасилование  в  обители  святой  Бригиды  --  Морган  быстро  выяснил  как
назывался  монастырь  --  было тем более нетерпимо,  что его жертвами  стали
монахини,  священный статус которых обычно охранял их от судьбы, уготованной
их мирским сестрам.
     "Милорд, мы умоляли их пощадить нас," -- рыдая, сказала Моргану одна из
одетых в синее женщин, когда они с Келсоном остановились у одной из  боковых
часовен,  которая  не очень  сильно  пострадала  и потому была  отведена под
временное пристанище для раненых. -- "Мы дали им еду, которую они требовали.
Ради  них  мы опустошили все наши кладовые. Мы и подумать  не могли, что они
вломятся в обитель, чтобы... чтобы развлечься нами."
     "Скоты, дикари!" --  вторила ей другая. Она встала на колени, наблюдая,
как  избитый старый монах в лохмотьях соборует  монахиню, неподвижно лежащую
на пороге между церковью  и монастырским двором,  и  ее  внимание к молитвам
казалось  совершенно несовместимым  с ее  гневом. -- "Они были как звери! Да
простит им Господь сотворенное ими, ибо я никогда не прощу  этого, даже если
это будет стоить мне места в раю!"
     Когда   прошел   начальный  шок,  Келсон   вместе   с  Морганом  обошел
пострадавших, оставшись неузнанным,  хоть и заметил несколько подозрительных
взглядов,  которые, впрочем, были скорее вызваны тем, что он был мужчиной, а
не  тем,  что  его узнали. Для  большинства  людей красные доспехи Келсона с
изображенным на них золотым  львом были  всего лишь свидетельством того, что
их обладатель  был  на  какой-то  королевской службе  --  может, оруженосец,
может, просто молодой солдат, а может быть, помощник учтивого светловолосого
лорда в  черно-зеленом -- но не более того. Изображение  на доспехах Моргана
вряд ли могло  оказаться знакомым  для  горстки женщин, нашедших  убежище  у
подножья холмов южной Меары.
     "Там были и  простые солдаты, и знатные лорды," -- единодушно  говорили
все  опрошенные, хотя и несколько разными словами. -- "На большинстве из них
были красивые доспехи, вроде ваших."
     Некоторые вспомнили кожаные костюмы и  клетчатые пледы, характерных для
приграничников, и  с подозрением косились  на волосы Келсона, заплетенные на
приграничный манер в косичку.
     "Вы можете описать пледы, которые были на  них, или узоры на их щитах и
плащах?" -- спрашивал  всех Морган. -- "Если вы вспомните хотя бы цвета, это
может помочь нам узнать, кто это был."
     Но большинство  были слишком испуганы, или шокированы,  или то и другое
сразу,  чтобы вспомнить хоть что-нибудь действительно  полезное,  а Морган с
Келсоном не  хотели  в такой обстановке использовать магию. И  только  когда
они, продолжая опрос, оказались в углу разоренного сада, они получили ответ,
отличный от всех предыдущих.
     На  первый взгляд,  они увидели ту  же грустную  картину, что и прежде:
истерично  рыдающая  молодая  девушка  с  копной  кудрявых белокурых  волос,
которую,  стоило им  только приблизиться, вторая девушка,  обняв, прижала  к
себе,. На обеих было  светло-синее одеяние новообращенных  послушниц ордена,
но  одна  из  них  носила  очень  приличный  чепец.  Обоим  было  не  больше
шестнадцати.
     "Да  какая  <i>разница</i>
 кто это был?" -- неожиданно дерзко ответила та, что
была  в  силах  говорить, подняв заплаканное  лицо и  гневно  глядя  на двух
вооруженных мужчин. -- "Он сказал ей, что устал  и ему  надоело  подчиняться
надменным епископам и попам, и что он хочет показать им, что он -- настоящий
мужчина."
     "Мужчина... ха!" -- в  ее  темно-карих глазах блеснул гневный огонь. --
"Сильный,  важный  мужчина  насилует невинную девушку! <i>Она</i>
 не имеет никакого
отношения  к этим епископам, которые  его обидели.  А теперь тот, с  кем она
обручена, <i>ни за что</i>
 не примет ее!"
     "Тот, с кем она обручена?" -- удивился Келсон, приседая на корточки. --
"И при чем здесь епископы? Кроме того, разве она не монахиня?"
     "Принцесса  Джаннивер?"   --   Девушка,  удивленно  моргнув,  изумленно
уставилась на него. -- "Я думала, что все уже знают."
     Когда  принцесса, услышав  свое  имя  и  тиутл,  зарыдала  еще  громче,
темноволосая  девушка,   поморщившись,   сняла  свой   светло-синий   чепец,
покрывавший ее волосы и  сунула его в руки Джаннивер вместо носового платка.
Ее густые,  иссиян-черные волосы рассыпались по растрепанному и испачканному
сажей  одеянию, а  она  сама,  прежде чем снова,  уже не  столь воинственно,
посмотреть на Келсона, вытерла тыльной стороной испачканной руки оставленные
слезами дорожки, другой рукой прижимая к себе Джаннивер.
     "Ладно, господа. С  чего начать?" -- сказала она,  изо всех сил пытаясь
казаться  беспечной.  В  ее голосе явно слышались восточные переливы,  очень
подходившие к ее темным волосам и оливковой коже.
     "Она --  единственная  дочь князя Коннайта," -- продолжила она. -- "Она
отправилась   в  путь,  чтобы  выйти  замуж   за   лланнеддского  короля,  и
остановилась здесь, чтобы немного отдохнуть перед брачной церемонией. Обычай
требует, чтобы те, кто останавливается у  нас,  носили те же  одежды, что  и
новообращенные послушницы,"  -- добавила  она.  --  "Поэтому напавший на нее
принял ее за одну из нас."
     Когда  Келсон   вопросительно  посмотрел  на   Моргана,   герцог-Дерини
опустился рядом с ними на колени.
     "Дитя  мое,  скажи, она ранена или просто  сильно испугана?" -- ласково
спросил Морган.
     Девушка  покачала  головой  и,  безуспешно  пытаясь  успокоить  рыдющую
Джаннивер, покрепче обняла ее.
     "Думаю, что она просто испугана," --  прошептала она. -- "Она... ничего
не расскажет о произошедшем."
     "А Вы?" -- настаивал Морган.
     Девушка всхлипнула и уткнулась головой в золотистые кудри Дженнивер.
     "Они не тронули меня," -- прошептала она.  -- "Когда солдаты  ворвались
сюда, я,  вместе с еще двумя сестрами, была в подвале. Мы спрятались. Они не
нашли нас, но... надругались над  сестрой Констанс. Вчетвером. Она была  уже
немолода и она... умерла,"  -- с этими словами она вызывающе  подняла глаза.
--  "Впрочем, какая вам разница?" -- бросила она. -- "Вы спрашиваете, потому
что  вас действительно беспокоит  то, что произошло,  или  вы  просто хотите
потешить свою мужскую похоть?"
     "Я спрашиваю, потому что я оставил дома жену и маленького ребенка,"  --
негромко сказал Морган, как будто не замечая обидных слов, -- "а еще потому,
что  я молю  Бога о  том, чтобы  нашелся мужчина, который  смог разделить их
боль, если <i>им</i>
 придется пережить то, что пережили вы  с принцессой. Думается,
я мог бы помочь вам. Я обладаю некоторыми способностями к исцелению."
     "<i>Неужели</i>
?"  -- Глаза  девушки  полыхнули.  -- "Мы сами  обладаем  даром
исцеления. Неужели  Вы  не слышали об этом?  Мы -- орден госпитальеров.  Наш
орден был создан специально для того, чтобы заботиться о больных и увечных,"
-- стоило ей взглянуть на исковерканный двор у него за спиной, как зрачки ее
расширились, а глаза наполнились слезами.
     "Наша цель -- помочать больным и увечным, а  не  причинять вред кому бы
то ни было. Разве может существовать награда большая, чем люди..."
     Ее голос сорвался в рыдания. Когда  она залилась слезами и закрыла лицо
рукой,  Морган  придвинулся  поближе  к  ней и,  потянувшись  к  ней,  чтобы
коснуться  ее  руки, мысленно  попросил  Келсона  присмотреть  за Джаннивер,
которая, заметив его движение, отшатнулась и ахнула.
     "Нет! Пожалуйста, не..." -- начала было Дженнивер.
     Но Келсон уже схватил  ее  за  запястье, удерживая принцессу в пределах
досягаемости, и ласковым. но повелительным жестом положил  ладонь ей на лоб,
заставляя ее заснуть. Она  провалилась в забытье, даже не закончив фразы,  и
Келсон еле успел подхватить ее, обмякшую в его руках, не дав ей свалиться на
куст роз у нее за спиной.
     Морган же, попытавшийся проделать то же самое с компаньонкой Джаннивер,
столкнулся с совершенно  другой реакцией: стоило только его разуму коснуться
ее, как  она  инстинктивно подняла мощные экраны  --  хорошо подготовленную,
тренированную  защиту --  которые через мгновение слегка  расслабились,  ибо
разум одного Дерини признал другого и удостоверился в его благих намерениях.
     "<i>Кто</i>
 Вы такая?" -- прошептал он,  когда она, перестав сопротивляться, с
тихим стоном облегчения припала к его груди. Ее плечи еще подрагивали, когда
она пыталась сдержать свои слезы.
     "Ротана," --  ответила она. -- "Мой отец  --  Хаким, Эмир Нур Халлаж. А
кто... кто вы?"
     <i>Она Дерини!</i>
 -- мысленно  сообщил  Морган Келсону, недоверчиво  глядя на
Ротану. -- <i>И, если я не ошибаюсь, родственница Риченды</i>
.
     "Я Морган," -- негромко сказал  он. -- "А это Келсон Гвинеддский. И мне
кажется, что Вы и моя жена -- родственницы по мужу."
     "<i>Ваша... Ваша жена?</i>
"
     Он  почувствовал,  как  она  напряглась,  услышав  его  слова,   и  она
отпрянула, глядя на него  и  сделав свои экраны  непроницаемыми, чтобы он не
мог пройти сквозь них. Вместе с тем, она больше не пыталась вторгаться в его
разум.
     Келсон  передвинул  неподвижную Джаннивер на  другую руку  и  удивленно
поглядел на них.
     "Она действительно родственница Риченды?"
     "Риченды?" -- прошептала Ротана.  -- "Риченда Релжанская  -- Ваша жена?
Это она была графиней Марлийской?"
     "Да,  помимо прочего," --  спокойно  сказал Морган.  -- "А  теперь  она
герцогиня Корвинская."
     "О,  Боже  милосердный,  ну,  конечно  же,"   --  пробормотала  Ротана,
недоверчиво  качая  головой и  прижав  обе  руки  к  губам.  --  "Морган  --
корвинский герцог-Дерини -- и Келсон Халдейн,  король  гвинеддский. Я должна
была догадаться."
     "М-да,  я  знал,  что  слава о  нас идет впереди  нас,"  -- пробормотал
Морган, -- "но..."
     "О, милорд, я не хотела показаться непочтительной. Но я помню Риченду с
детства, еще до того, как она вышла замуж за Брана Кориса. Она всегда играла
со мной, и..."
     Взглянув на Моргана и Келсона, она оборвала себя на полуслове.
     "Милорд, у нее был сын от Брэна Кориса. А Брэн предал Вас."
     "Да,  это так," -- ответил Келсон, --  "Но не его  сын. Не хотите же Вы
сказать, что я мог бы причинить вред..."
     "Конечно, она  не это  имела в виду,"  --  сказал  Морган.  -- "Кстати,
миледи, а Вы когда-нибудь видели этого мальчика?"
     Ротана отрицательно покачала головой.
     "Тогда, наверное, Вам стоит посмотреть на  него," -- продолжил  Морган,
пытаясь успокоить Ротану  и поднять  ее настроение.  --  "Поужинайте  с нами
сегодня  и вы его  увидите. Мой пасынок,  Брендан  Корис,  исполняет  в этом
походе обязанности моего пажа. Ему сейчас семь. Кроме того, у нас с Ричендой
есть еще  и  дочь, которой чуть больше года. Ее зовут Бриони. А  Вы разве не
слышали о нашей свадьбе?"
     "Нет, не слышала."
     Когда начальное удивление прошло,  Ротану, казалось, уже  не беспокоили
новости,  и  вскоре  она уже нетерпеливо  расспрашивала  Моргана о Риченде и
детях, но, тем не менее, отказалась от предложения поужинать.
     "Благодарю Вас, милорд, но  я  не  могу,"  --  тихо сказала  она, снова
сосредотачивая  свое  внимание  на  спящей  Джаннивер.  --  "Было  бы просто
неприлично, если бы я тратила время не на то, чего от меня ждут мои сестры и
население города, пусть даже раненым смогут помочь и без меня. Кроме того, я
буду нужна принцессе, когда она проснется... и спасибо Вам, Сир, за  то, что
Вы  принесли  ей  облегчение,  это  должна была  сделать  я, но  совершенное
злодейство выбило меня из колеи."
     "Я пришлю  вам  на помощь несколько наших полевых  врачей," -- негромко
сказал Келсон, -- "и продовольствие для вас и жителей города. И я постараюсь
помочь с очисткой церкви и похоронами погибших."
     Он ушел отдавать необходимые распоряжения, а Морган по  просьбе  Ротаны
отнес спящую  Джаннивер  в  церковь и оставил  обеих  девушек  на  попечении
аббатиссы.  Этим  же  вечером,  после ужина  и  обсуждения  с  командирами и
лазутчиками  возможного  маршрута налетчиков,  Морган  с  холодно-молчаливым
Келсоном  вернулись в  монастырь,  чтобы  узнать,  как  себя  чувствуют  обе
королевских пациентки и что происходит в монастыре.
     "Люди мастерски  расчищают церковь," -- сказал им архиепископ Кардиель,
выходя из церковных  дверей в сопровождении отца Лаела, невысокого жилистого
священника, который был одновременно его личным полевым врачом и духовником.
-- "В церкви почти все  сделано. Утром, до того как мы отправимся, я  должен
буду заново освятить ее."
     "А что с монахинями?" -- спросил Морган.
     Кардиель  пожал плечами  и  вздохнул. -- "С ними не так просто, Аларик,
как с окружающими предметами, но мне  кажется, что они в порядке, насколько,
конечно, они могут быть. Аббатисса только что дала мне кое-какие цифры."
     "Сколько убитых?" -- спросил Келсон.
     "К  счастью, не  так много  как мы  боялись," --  ответил  Кардиель. --
"Больше всего пострадавших, конечно, среди мужчин. Пятеро мирян и один монах
были убиты, когда те бросились защищать женщин, еще несколько человек избиты
--  ничего  необычного. Умерли только три монахини: одна была убита во время
нападения. а еще  двое умерли  от травм.  На самом  деле, большинству из них
удалось сбежать."
     "Слава Богу," -- прошептал Келсон, и повернулся  к  Лаелу, --  "правда,
умерло еще и несколько горожан. А как принцесса?"
     Обычно веселый Отец Лаел, небрежно набросив  на  плечо свой медицинский
мешок, оглянулся на дверь, из которой только вышли они с Кардиелем, и тяжело
вздохнул.
     "Я дал ей успокоительное. Физически  она поправится очень  быстро.  Эта
старая курица, аббатисса, не позволила  мне осмотреть ее,  но  она молода  и
сильна,  да  и молодая  монашка,  которая  сидит с  ней, говорит, что  у нет
никаких серьезных повреждений," -- тут он снова вздохнул.
     "А вот <i>другие</i>
 раны будут заживать долго. Плохо, что она не может просто
забыть  о случившемся. Или  может?"  --  добавил  он, с  надеждой  посмотрев
вначале  на  Моргана,  затем  на  Келсона,  поскольку  он  видел  их  работу
достаточно часто, чтобы догадаться о  кое-каких их способностях. -- "Вы ведь
можете заставить ее забыть все, правда?"
     Когда Келсон, уставившись себе под ноги, внезапно закрыл свои экраны --
Морган никак  не мог  понять почему  --  Морган тихонько кашлянул, привлекая
внимание Лаела.
     "Святой отец,  мы конечно, сделаем,  что  можем  сделать,  оставаясь  в
рамках приличия,"  -- негромко сказал он, пытаясь  догадаться, почему Келсон
закрылся  ото всех.  -- "Но  если  аббатисса не  позволила полевому врачу  и
духовнику  архиепископа  прикоснуться  к  своей  подопечной,  то  попробуйте
представить,  что  она скажет по поводу герцога-Дерини  и молодого короля, в
отношении души которого тоже есть кое-какие-подозрения."
     "А  вдруг она <i>не</i>
 позволит нам увидеть Джаннивер?" -- не ослабляя  своих
экранов, шепотом спросил Келсон, когда оба священника ушли, а они с Морганом
направились  к часовне, в которой спала Джаннивер. --  "Боже,  мне надо было
сделать  это  как только  мы  нашли  ее,  когда у  меня была возможность для
этого."
     "Сделать что?"
     "Заглянуть в ее воспоминания. Помните, Ротана говорила, что напавший на
Джаннивер  ворчал  по  поводу  надменных  епископов и  священников.  Вам  не
кажется, что он имел в виду Лориса?"
     "Хмм, похоже," -- согласился Морган.
     "Конечно, похоже. Даже если он имел в виду не Лориса, вполне  возможно,
что он  сказал что-то  еще,  что позволит нам понять,  кто  здесь  командует
бандами мятежников. Кроме того, я хочу посмотреть на эту сволочь!"
     "А-а," -- сказал Морган, внезапно поняв, чего хочет добиться Келсон. --
"А, может,  Ротана  уже сделала  то,  что  досточтимый отец  Лаел  предложил
сделать <i>нам</i>
?"
     Келсон  внезапно  замер  и  ошеломленно  посмотрел  на Моргана. --  "О,
Господи, неужели Вы думаете, что она это сделала?"
     Ротана не сделала этого, но стоило только Келсону  объяснить ей, что <i>он</i>

хочет  сделать,  как  ее сухая  деловитость моментально  обратилась  бешеным
сопротивлением.
     "Нет, нет,  и  еще  тысячу  раз нет!" --  прошептала она, когда  они  с
Келсоном  впились друг в друга  взглядами, стоя по разные стороны  от спящей
девушки, а Морган неловко  замер в дверях часовни. Аббатисса оставила Ротану
одну,  чтобы  найти  ей  подмену,  но  послушница-Дерини  сама  по себе была
достаточно действенной защитой для спящей принцессы.
     "Почему  я не стерла  все  из ее  памяти?! Если бы  я знала, о  чем  вы
станете просить, я бы давно это сделала."
     "Миледи, мы сделаем все очень быстро..." -- начал было Келсон.
     "Нет! Как Вы не  можете понять? Вас вообще не должно <i>быть</i>
  здесь. Разве
она еще не настрадалась достаточно? Чего вы добьетесь?"
     "Мы добьемся того, чего требует мое понятие чести," -- ответил  Келсон.
--  "Я хочу  сделать все, что смогу,  чтобы  сотворившие это предстали перед
справедливым  судом.  Ротана,   я  <i>все  равно</i>
  загляну  в  ее  воспоминания.
Отойдите."
     "Значит,  вы хотите заставить меня силой?" --  прошептала она, отступая
на шаг, как только  Келсон  просительно поднял руку. -- "Ваше  понятие чести
требует еще и <i>этого</i>
?"
     "<i>Что?</i>
"
     "Раз вы  так решили, то  я, конечно, никакн не смогу помешать  вам," --
сказала она, -- "вы  -- двое  вооруженных мужчин, а я -- всего лишь женщина,
которая не в силах остановить вас, так же как не смогла <i>она</i>
."
     "Миледи..."
     "Давайте, боритесь  со  мной!" -- насмешливо бросила она. --  "Клянусь,
это единственный способ для вас дотронуться до нее. Я сомневаюсь, что кто-то
из вас осмелиться использовать...  <i>иные</i>
  силы, чтобы одолеть  меня," --  она
вызывающе вскинула голову. -- "Я не знаю, чему учили вас, но я хорошо  знаю,
чему научили меня. Вряд ли вы захотите навлечь это на свои головы!"
     Ее насмешки могли быть всего лишь ребяческой бравадой, но Келсон не был
уверен в этом. Если бы он  не побаивался ее --  оне  еще никогда не встречал
женщину-Дерини примерно своего возраста -- он просто сделал быт то, что было
нужно сделать. Он сомневался, что Ротана <i>в самом деле</i>
 начнет ментальный бой,
которым она  угрожала, прямо  здесь,  в церкви.  Что же касается  небольшого
психического принуждения, то...
     Нет, это  не ответ. И Ротана,  и Джаннивер  уже  достаточно испытали за
жтот день. Он должен постараться убедить ее.
     "Миледи, постарайтесь, пожалуйста, понять," -- терпеливо сказал он.  --
"Если я выясню, кто именно ответственнен за то, что случилось здесь, я узнаю
о нашем враге очень многое. И я <i>найду</i>
 его -- запомните это!  А когда я найду
его, я назначу ему участь, которой он заслуживает."
     "А <i>стоит</i>
 ли это  того,  милорд?"  -- ответила  она, блеснув глазами. --
"Стоит ли Вам мстить  ему?  Разве  это сможет вернуть то,  что было утрачено
Джаннивер или другими пострадавшими?"
     "Миледи..."
     "Месть  за <i>мной</i>
, сказал  Господь," --  продолжила  она, нравоучительным
тоном цитируя ему  Святое  Писание. --  "И  аз  воздам. Господь  на  небесех
воздаст им, Ваше Величество -- но не Келсон Халдейн, правитель гвинеддский!"
     Такая  дерзость  настолько взбесила Келсона,  что он чуть было не решил
применить силу. Онемев от ярости, он упер сжатые кулаки в бока, посмотрел на
Моргана, который ничем не  мог ему помочь,  и  затем снова кисло взглянул на
Ротану.
     "Не мести жажду  я,  миледи,  но справедливости,"  --  ответил он тихим
бесстрастным голосом, --  "Господи, поведай волю свою  королю,  сыну короля.
Может, Вы  считаете,  что только Вы, отстаивая свою позицию в  споре, можете
цитировать Святое Писание?"
     Она открыла рот от удивления. Она явно не ожидала  такого  ответа.  Она
было отвернулась, но Келсон, перескочив через единственную ступеньку алтаря,
схватил ее за плечо и развернул лицом к себе.
     "Вы можете отвернуться  от меня,  миледи, но  не от  Святого Писания --
если, конечно, ваши одежды  что-то  значат  для Вас!" --  зло  сказал он. --
"Даруй нам силу для торжества <i>закона</i>
," -- процитировал он. -- "ибо кто слаб,
тот ничтожен. Ротана, я хочу, чтобы он предстал  перед справедливым судом. Я
<i>не</i>
  допущу,  чтобы  на  моих землях  творили такое, да  еще те, кто когда-то
поклялся защищать мои законы."
     "Тогда, если <i>Вы</i>
, милорд,  уважаете одежды, которые я ношу,"  -- холодно
сказала она, -- "уберите от меня свои руки."
     Он  вздохнул и отпустил  ее,  чувствуя, что проиграл, но как  только он
повернулся  и поглядел на дремлющую  Джаннивер и все еще стоявшего  в дверях
часовни Моргана, он понял, что не может сдаться. Слишком рано.
     "Я еще раз прошу Вас, миледи... ради <i>нее</i>
," -- пробормотал он.
     "Нет,  милорд. Она  под моей  защитой.  У нее  нет больше никого, чтобы
защитить ее."
     "Тогда, если Вы не хотите позволить мне заглянуть в ее память, сделайте
это <i>сами</i>
,"  --  попросил Келсон,  готовый ухватиться  за  любую, даже  самую
слабую, надежду. -- "А после этого позвольте мне  получить нужную информацию
из <i>Вашей</i>
 памяти. Я <i>знаю</i>
, что прошу слишком многого, но для меня очень  важно
знать, кто натворил <i>все</i>
 это!"
     Когда  он  обвел  жестом  разрушенный  монастырь,  одновременно пытаясь
установить  ментальный контакт, она отшатнулась как от удара.  Задрожав, она
снова отвернулась и, склонив  голову, прижала к губам  сжатые в  молитвенном
жесте  руки. Когда она снова  обернулась к Келсону, она казалась уже немного
успокоившейся.
     "Я... не думала об этом  так широко, милорд,"  -- пряча  глаза, сказала
она негромко. --  "Я... позабыла как  много других  людей пострадало  от рук
тех, кто натворил все это," -- Она снова опустила голову. -- "Я сделаю то, о
чем Вы просите, но я... должна попросить, чтобы нас оставили наедине. Герцог
Аларик,  я не  хочу  выглядеть  невежливой,  но... для меня  это будет очень
тяжело. Не сам процесс, а..."
     "Понимаю,"  --  негромко  сказал  Морган  и,  слегка  поклонившись  ей,
посмотрел на короля. -- "Государь, мне подождать за дверью?"
     "Нет, идите в палатку," --  твердо сказал Келсон, не отрывая взгляда от
Ротаны. -- "Я скоро приду."
     Когда Морган ушел, закрыв за собой дверь, Ротана вздохнула и спустилась
к  Джаннивер, а опустившись на  каменный пол  подле  низкой  кровати,  стала
внезапно  похожей на  испуганного ребенка,  хрупкого и беззащитного.  Келсон
хотел было подойти к ней, но она догадалась  о его  намерении и отрицательно
покачала головой, одновременно останавливая его жестом.
     "Милорд, я должна сделать это в одиночку," -- прошептала она и ее лицо,
освещенное тусклым светом единственной лампады на пустом алтаре, напряглось.
--  "Не  пытайтесь помочь  ни  мне,  ни  Ее  Высочеству.  Если  она  хотя бы
предположит,  что  <i>я</i>
  познала выпавшие  ей  страдания,  это и  рассердит,  и
испугает, и смутит ее. Ментальный контакт может  проникнуть куда глубже, чем
любая телесная рана. Когда я закончу, я покажу то, что Вас касается."
     Когда Ротана  взяла  руку  Джаннивер и крепко сжала  ее  обеими руками,
Келсон  только кивнул  и,  затаив  дыхание,  осторожно  присел на  ступеньку
алтаря. Почувствовав, как она начинает входить в транс, он сконцентрировался
и, сев поудобнее, начал готовиться к своему входу в транс, глядя в ее темные
глаза, которые немного затуманились, когда она усилила контакт.
     Тут глаза  ее  закрылись  и  она,  замотав головой,  задрожала и быстро
нагнулась  вперед,  прижавшись лбом  к краю  матраса,  плечи  ее тряслись  в
молчаливой реакции на увиденное ею.
     Он  очень хотел  подойти к ней,  но данное им обещание удержало его  на
месте.  Когда она, наконец, подняла голову и посмотрела на него, ее  смуглое
лицо побледнело и осунулось, а  глаза были полны слез. Аккуратно уложив руку
Джаннивер на постель, она, казалось, взяла себя в руки  и  ласково коснулась
лба спящей девушки, успокаивая ее, и подняла взгляд.
     "Не думаю, что  она знает его имя," -- тихо сказала она, -- "так что не
обижайтесь. Но я  могу показать Вам его лицо...  и герб  на его плаще. Этого
достаточно?"
     Не решаясь заговорить, Келсон кивнул.
     "Очень хорошо. Дайте мне руку," -- сказала она, протягивая свою.
     Споткнувшись  о  ступеньку  алтаря, он  сел  у  ее ног.  Ее  рука  была
прохладной и  покорной  его руке,  кожа ее была  мягкой,  в отличие  от  его
покрытой  затвердевшими  мозолями ладони.  Когда их взгляды  встретились, он
опустил  свои экраны  и без всякого  сопротивления подчинил  свой  разум ее,
зная, что при необходимости он в любой момент сможет разорвать контакт.
     Подчинив свой  разум ее  воле,  он  почувствовал, как мир  вокруг  него
сжимается, и вскоре  он не  видел уже ничего, кроме ее глаз. Потом исчезли и
они,  он  закрыл  глаза и  поплыл в  пустоте  -- пока  он  внезапно  не стал
различать какие-то предметы и не ощутил себя находящимся в другом месте.
     Парень, представший перед его глазами, был бы  красив, если бы его лицо
не было искажено яростью и похотью. Он был молод -- может, чуть старше самой
Джаннивер -- но из-за охватившего ее ужаса о нем можно было составить только
общее  впечатление:  каштановые,  коротко  стриженые,  на  солдатский манер,
волосы, которые слиплись от пота  из-за  пребывания под бармицей, сброшенной
теперь на его узкие плечи, влажный, перекошенный рот, орущий про епископов и
попов, которым он вынужден подчиняться.
     Когда  парень  взглянул  на свою  жертву, глаза его  зажглись безумием.
Келсон почувствовал как поддавшись ужасу Джаннивер, переданному ему Ротаной,
его собственное  тело начало дрожать, и  он еле сдержал крик в своей глотке,
когда латная перчатка  ударила по  съежившейся от испуга плоти, и лицо парня
приблизилось слишком близко, чтобы его можно было рассмотреть.
     Только  когда свободная рука парня изогнулась, расстегивая  пояс,  и  у
Келсона  поплыло перед  глазами, он смог,  наконец, отделить свой  разум  от
переживаний Джаннивер  и обратить внимание  на  герб, украшавший плащ парня:
пляшущий медведь и малиновые звезды на  поле из  серебряных и золотых клеток
-- старый герб суверенной Меары, с символами старшего сына на нем.


        ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
     <i>Она...вошла в  душу  служителя  Господня и противостала страшным  царям
чудесами и знамениями
     -- Премудрости Соломона 10:16</i>

     Та  часть  Келсона,  которая  осталась   беспристрастной   и  полностью
контролировалась  Келсоном,  немедленно  узнала напавшего  на Джаннивер.  Он
никогда  не встречался с Ителом Меарским лицом  к лицу, но  когда он  увидел
клетчатое  поле герба, он сразу же  заметил сходство с  чертами Лльювелла  и
Сиданы -- да и кто еще кроме Итела осмелился бы носить  такой герб. Та часть
Келсона, которая оставалась королем и распорядителем правосудия, со стальным
спокойствием запомнила лицо и герб Итела и отметила, что  когда они  наконец
встретятся, Ител Меарский должен получить по заслугам.
     Но  та  часть  Келсона,  которая,  благодаря  разуму  Джаннивер,  вновь
пережила воспоминания о нападении Итела, не  знала и  не  не хотела  знать о
том,  что  подросток в доспехах,  грубо бросивший ее на землю,  был мятежным
принцем  -- эта  часть  его  просто отшатнулась  в  невообразимом  ужасе  и,
сжавшись, тщетно пыталась спрятаться от страха и боли.
     Ярость   Келсона   только   усилилась,   когда    часть   его   разума,
неучаствовавшая в происходящем, осознала, что все,  что передала ему Ротана,
было лишь малой  частью того, что вынесла сама Джаннивер. Даже пройдя  через
разум  Ротаны,  укоротившись   во   времени   до   нескольких   секунд,   ее
беспомощность,  боль  и стыд  были настолько  сильны,  что он  на  мгновение
почувствовал  себя обездвиженным и неспособным разорвать контакт, даже  если
бы от этого зависела его жизнь.
     Когда  Ротана  разорвала  контакт,  его  сердце страшно  колотилось  от
пережитого Джаннивер ужаса. Он взмок и задыхался, рука его так стиснула руку
Ротаны, что часть его разума удивилась тому, что она не вскрикнула.
     Застонав,  он  заставил  себя  отпустить  ее  руку  и,  опустившись  на
ступеньку   алтаря  и  дрожа,  прижал  пальцы  к  вискам,  сердце  его  дико
колотилось,  он, задыхаясь,  пытался глубоко вздохнуть, чтобы вновь  обрести
равновесие.
     Постепенно  он  пришел  в  себя.  Еще до  того,  как у  него  в  голове
прояснилось, а пульс вернулся  к более или менее нормальному, он  понял, что
Ротана не только передала ему информацию, которую он хотел получить, пусть и
не  в  такой  интенсивной  форме,  но и  часть своей собственной  реакции на
произошедшее -- мимолетное,  но очень близкое касание ее  собственной  души.
Подняв голову, чтобы посмотреть на нее, он почувствовал, что она испытала то
же самое, и что она потрясена этим так же как он.
     "Я не жалею о том, что я сделала," -- прошептала она, слегка вздрогнув,
когда их глаза встретились. -- "Я должна  была заставить Вас понять, что она
чувствовала. Вы -- мужчина. Вы не можете  знать,  что значит быть женщиной и
быть... <i>использованной</i>
. А Джаннивер чувствовала себя такой защищенной..."
     Когда ее голос стих, Келсон, заставив себя еще раз глубоко и прерывисто
вздохнуть,  поглядел вдаль, проведя  руками по  лицу. Он еле смог  заставить
себя заговорить.
     "Вы правы," -- смог он вымолвить наконец, посмотрев  украдкой на спящую
Джаннивер и неожиданно обрадовавшись тому, что она спит. -- "Я и представить
себе не  мог... Если Вы... посчитаете,  что лучше стереть случившееся  из ее
памяти,  то  сделайте это,"  -- он тяжело  сглотнул. -- "Хотелось бы  только
знать, кто сможеть стереть Ваши воспоминания... или мои."
     Ротана расправила плечи и  облегченно вздохнула. --  "Милорд,  тот, кто
посвящает  свою  жизнь  исцелению  других,  должен  быть  готов  к  подобным
тяготам," -- тихо  сказала она.  -- "Так  же тот,  кто носит  корону, должен
ощутить ее тяжесть. Разве не так?"
     Это было так. Но осознание этой универсальной истины вовсе не облегчало
его  ношу,  как  не решало и  других проблем,  над  которыми  ему надо  было
поразмышлять. После того как он,  запинаясь, попрощался с ней, он  еще почти
час  бродил по затихшему лагерю,  обходя линии караула и почемывая бархатные
носы лошадей, тянувшихся к нему и тыкавшихся в него, ища  ласки.  Но все его
ощущения  блекли перед  воспоминаниями, которые  он постоянно прокручивал  в
своей памяти, пока, наконец, не вернулся к своей палатке, чтобы поговорить с
Морганом.
     "Государь?" --  сказал Морган, вставая вместе с  юным  Бренданом, когда
Келсон отодвинул полог палатки и вошел внутрь.
     Пока  ждали  его, они занимались чисткой  доспехов  Моргана -- Брендан,
полировавший шпоры, выглядел в  своей одежде пажа нарядным  и воспитанным, а
Морган разделся до туники, набросив на нее  ярко-зеленую  шелковую  накидку,
спасаясь от ночного холодка, и сменил сапоги на кожаные сандалии. Его сапоги
и  покрытый  металлическими пластинами панцирь, которые он  носил весь день,
лежали, поблескивая в свете фонаря, вместе с мечом, обмотанным перевязью, на
походной кровати Моргана.
     "Брендан, можешь  идти спать," -- едва  заметив выражение лица Келсона,
сказал Морган, отсылая мальчика. -- "Мы закончим утром."
     Морган, зашелестев шелком накидки, поднялся, чтобы налить Келсону кубок
вина,  о  котором тот не  просил,  но который  был  ему  очень нужен. Келсон
благодарно осушил его наполовину и, вздохнув, опустился на походный табурет,
подовинутый  Морганом к  небольшому  столику.  И  только  после  еще  одного
большого глотка он почувствовал себя готовым говорить о том, что произошло.
     "Мне надо было немного погулять," -- ставя свой кубок на стол, негромко
сказал король и расстегинул перевязь меча, опуская меч на солому, устилавшую
пол. -- "Мне было нужно время, чтобы подумать."
     Морган, усаживась на табурет и шурша  шелком одежды, ничего не сказал и
терпеливо ждал,  глядя на Келсона, уставившегося пламя фонаря,  стоявшего на
столе между ними.
     "Это  был Ител," -- через мгновение сказал Келсон, не поднимая глаз. --
"В этом нет никаких сомнений. И он ответит за это."
     Морган поставил локоть на столик и оперся подбородком на  кулак. Другой
рукой  он поигрывал серебряным кубком -- к сожалению,  пустым, но он даже не
подумал о том, чтобы  налить еще вина. Он  понял, что Келсон не просто узнал
личность напавшего, но случилось что-то  еще, о чем Келсон был пока не готов
заговорить.
     После  долгого,  давящего  молчания  Келсон  неловко  поднял  взгляд  и
полуотвернулся, сев к Моргану боком и уставившись на стену палатки.
     "Аларик, Вам когда-нибудь доводилось насиловать женщину?" -- еле слышно
спросил, наконец, король.
     Морган поднял бровь, но больше ничем не выказал своего удивления.
     "Нет, не доводилось," -- сказал он. -- "Как, наверное, и Вам."
     Келсон мрачно  усмехнулся и, сжав  руками колени, покачал  головой.  --
"Нет," -- прошептал он. -- "Признаться, я никогда даже не думал об этом. Это
не  то, что относится к  нормальным... желаниям,"  --  добавил  он. -- "Я...
хотел Сидану... наверное."
     Он  шумно  сглотнул, теребя  кольцо  Сиданы,  одетое на его  мизинец, и
Морган понимающе кивнул.
     "Я уверен, что Вы хотели ее."
     "Но это другое," -- продолжил Келсон. -- "Изнасилование -- это..."
     "...это,  к  сожалению,  суровая реальность войны, государь," -- мягким
голосом  сказал Морган. --  "Никто из благородных мужей не может смириться с
ним, но такое все-таки... случается."
     "Я знаю."
     Келсон еще раз сглотнул и тяжело вздохнул.
     "Аларик, а Вы... Вы никогда не  задумывались, что должна чувствовать...
женщина?"  -- заикаясь, спросил он. -- "Должен признаться,  что я никогда не
думал об этом. Но теперь... я знаю это."
     Когда он еле  сдержал всхлип и  закрыл  лицо  руками,  Морган  медленно
кивнул, догадываясь, что произошло.
     "Ротана показала Вам воспоминания Дженнивер?"
     Келсон  поднял бледное  лицо  и  внимательно посмотрел на  Моргана.  --
"Откуда Вы знаете?"
     "Келсон,  я не в первый раз  сталкиваюсь  с  насилием. Как Вы  думаете,
почему я не стал днем предлагать Вам прочесть воспоминания жертв?"
     "А," -- все еще встревоженый  Келсон  посмотрел  на  свои переплетенные
пальцы. -- "Но... есть кое-что еще," -- негромко сказал он.
     "Что?"
     "Это...  это  была  Ротана," -- он  запнулся и беспокойно поежился.  --
"Я... я заметил... даже  не  знаю...  отблеск чего-то...  и я... я..." -- Он
тряхнул головой. -- "Аларик, этого не должно было быть. Это неправильно. Она
посвятила себя Богу. Я не должен даже <i>думать</i>
 об этом!"
     "Проникновение  в  чьи  бы  то  ни  было  воспоминания,  требует  очень
интенсивного и  тесного  ментального  контакта, даже при очень благоприятных
обстоятельствах,"  -- спокойно  сказал Морган,  задаваясь  вопросом, мог  ли
Келсон установить настолько тесный контакт,  чтобы думать о монахине  -- тем
более о хорошо обученной Дерини вроде Ротаны -- хотя бы полусерьезно.
     "Вы -- обычный, здоровый юноша, она -- бойкая очаровательная девушка, к
тому же Дерини  -- а Вы никогда еще не сталкивались с таким  сочетанием. Так
что нет ничего  удивительного  в том, что Вы почувствовали, по меньшей мере,
небольшой интерес. Кроме того,  разве она не послушница? Если так, то все ее
обеты временны."
     "Об этом не стоит даже говорить," -- пробормотал Келсон, качая головой.
-- "Она явно нашла свое призвание. Кто я такой, чтобы... чтобы..."
     "Келсон, если она <i>действительно</i>
  призвана  жить в лоне церкви,  тоя  не
думаю,  что Вам  стоит беспокоится о  том, что  Вы  можете помешать этому...
если, конечно, Вас  беспокоит  именно это," -- ответил Морган. --  "А если у
нее <i>нет</i>
 этого призвания... значит, она очень даже может подойти Вам как Ваша
потенциальная невеста."
     Келсон  изумленно посмотрел  на  него,  его взгляд отразил  целую гамму
чувств: шок, сменившийся задумчивостью, на смену которой пришло неприятие.
     "Невеста? Это бред! Я не могу..."
     "Да, Вы, пожалуй, правы," -- сказал  Морган, взмахом руки  останавливая
дальнейшие  протесты  Келсона.  --  "Об  этом  действительно  не стоит  даже
говорить. Забудьте, что я заговорил об этом."
     Но  уже была дана  пища размышлениям о том, стоит  ли  Келсону и дальше
задумываться об  этом и, может быть,  принять участие в  решении  дальнейшей
судьбы оказавшихся под его защитой.
     "Думаю,  что принцессу Джаннивер стоит отправить в Ремут," -- сказал он
Моргану  вскоре. --  "Остальных сестер тоже. Пока Ител и его банда находятся
на свободе, они будут там в большей безопасности."
     "Да,  наверное, это будет самое  правильное," -- равнодушно пробормотал
Морган, отметивший про себя,  что  такое  решение  заодно оградит Келсона от
соблазнов в отношении Ротаны.
     "В конце концов,  Джаннивер -- <i>принцесса</i>
," -- теребя застежки на вороте
своего панциря, рассуждал Келсон, расхаживая взад и вперед по настеленной на
полу  соломе. -- "Я  не уверен, что имеет смысл отправлять  ее к отцу --  во
всяком случае, до того, как я отомщу за ее честь. В то  же время, Бог знает,
как  ее  примет  король  Лланедда.  Он-то  ожидал,  что  его  невеста  будет
девственницей."
     "М-да, <i>может</i>
 получиться неудобно," -- согласился Морган.
     "Да,  в  Ремуте  они  будут  в  безопасности,  а  тем   временем  смогу
разобраться  с тем, что  происходит,"  -- продолжал Келсон.  -- "Кроме того,
Ротана  сможет помочь  тете  Мероде, когда придет  время  для новых родов. В
конце концов, она обучена исцелению. Да и еще один Дерини при дворе не будет
лишним. Я уверен, что Риченда не будет возражать против этого."
     Морган должен был признать, что она, скорее всего, не станет возражать.
     "Придумал!  Я поручу  Коналлу  сопровождать  их," -- продолжил  Келсон,
улыбаясь  пришедшей  ему  мысли.  --  "Он  впервые  получит  отряд  под свое
командование -- ему это понравится!"
     "До тех пор, пока он  не  станет считать свои  обязанности  ссылкой, не
дающей ему поучаствовать в сражениях," -- безразлично сказал Морган. -- "Но,
как мне  думается,  горечь  ссылки  будет  смягчена тем, что он будет должен
охранять двух очаровательных девушек."
     Келсон поморщился и пренебрежительно махнул  рукой. -- "Аларик, хватит!
Дома у него есть подружка. Вы же сами замечали, как он исчезает на несколько
часов. Кроме того, я не могу отрядить для этой задачи никого более опытного.
Прежде, чем все это закночится, нам понадобятся все, от кого может быть хоть
малейшая польза."
     "Ну,  Коналл  никогда  не  <i>станет</i>
  опытным,  если Вы не  будете  ничего
поручать ему," -- указал Морган.
     "Это поручение  очень <i>ответственное</i>
, но оно  не  требует  чувства  боя.
Кто-то все равно  должен сделать это. И, честно говоря, вернувшись  в Ремут,
он будет гораздо полезнее для Найджела, чем он может быть полезен для  меня,
оставшись здесь.  Иногда  он  становится  <i>таким</i>
  надоедливым!  Я  постараюсь
сделать так, чтобы его задача выглядела очень важной."
     К счастью,  Коналл признал поставленную перед ним  задачу очень важной.
Когда его вызвали в палатку Келсона и объяснили, что от  него требуется, он,
казалось, вздохнул с облегчением.
     "Мой  собственный  отряд!"  --   выдохнул   он,  слегка   улыбаясь.  --
"Признаюсь,  я  надеялся  поучаствовать  в  сражении,  но  мне  пришлось  бы
действовать под чьим-то началом. А тут командовать буду я! И, может быть, по
дороге нам придется сразиться с разбойниками."
     Известие о том,  что он, вдобавок, повезет  сообщения для Найджела, и в
течение  лета должен будет быть  готов вернуться,  если Найджелу понадобится
передать  королю   какие-нибудь  конфиденциальные  известия,   сделали   его
назначение еще более приятным.
     "В конце концов,  я,  наверное, пробуду в Ремуте не  очень  долго,"  --
сказал  он. -- "У  отца тоже могут быть  новости, которые надо будет  срочно
доставить Вам.."
     "Ты можешь  понадобиться ему  там, в Ремуте, если возникнут проблемы  с
нашими торентскими  заложниками," -- напомнил  ему Келсон. --  "Боюсь, что я
дал ему ужасно тяжелое задание. Постарайся помочь ему всем, чем сможешь."
     Этот разговор возымел желаемый эффект,  и следующим утром, на рассвете,
счастливый и довольный принц  Коналл занялся сбором  отряда,  который должен
был отправиться обратно в  Ремут. Аббатисса и некоторые из монахинь  были не
столь  рады предстоящей  поездке,  хотя  большинство из  них смирилось с  ее
необходимостью, стоило Келсону объяснить причины принятого им решения.
     "Ваше преподобие,  я  не  в силах защитить вас здесь,"  --  сказал  он,
подтягивая  подпругу седла аббатиссы и  наблюдая как  Ротана садится в седло
лошади,  стоявшей чуть позади. --  "Для Вас и  вашего ордена опасность может
выглядеть незначительной, но принцесса вытерпела слишком многое, чтобы я мог
отправить ее в это путешествие без сопровождения других женщин. Ручаюсь, что
в  Ремуте  вы  будете в  безопасности и  вас встретят  со  всеми подоюающими
почестями. Если Вы желаете, я могу выделить вам землю  недалеко  от  Ремута,
чтобы вы могли основать там новый монастырь."
     Настоятельница коротко кивнула. -- "Спасибо, Сир, Вы очень щедры, но мы
должны быть здесь. Что же касается  нашей безопасности, то  что Вы скажете о
безопасности  деревенских  женщин,  у  которых  нет покровителя  королевской
крови?"
     Келсон вздохнул  и последний раз проверил подпругу. Он был уже одет для
боя, на пурпурной коже его  панциря ярко сиял  золотой лев Халдейнов, а  его
черные волосы  были  стянуты в аккуратную косичку.  Морган,  стоявший позади
него, был занят тем же в отношении  принцессы, которая, закрыв бледное  лицо
руками, рыдала, сидя  на  кобыле серовато-коричневой масти.  Ротана  двинула
свою лошадь на несколько вперед, чтобы успокоить ее, но Джаннивер продолжала
заливаться  слезами и ее  горе  начало сказываться на  самообладании  прочих
монахинь.
     "Матушка, мне  хотелось  бы поговорить с Вами  об этом поподробнее,  но
решение уже принято," -- сказал Келсон. -- "Сожалею,  что  Вы не согласны со
мной. Коналл!"
     Коналл, выглядевший  этим ясным июньским утром стопроцентным Халдейном,
тем временем давал  последние инструкции своему отряду  и  не прервал своего
занятия  даже  направив  свою лошадь к королю.  Подъехав к королю, он изящно
отдал честь, прижав кулак  в  кольчужной перчатке к груди, и удостоил женщин
легкого кивка. Келсон редко видел Коналла столь самоуверенным и довольным.
     "Ну,  братец,  тебе, похоже,  не  терпится  приступить  к  своим  новым
обязанностям," -- улыбаясь  сказал он, подталкивая вперед Брендана с толстым
пакетом, который тот вручил Коналлу. -- "У тебя хорошие солдаты, и я уверен,
что  они  будут  честно  служить  тебе. Дай  вам  Бог  спокойно добраться до
Ремута."
     Коналл,  слегка поклонившись, спрятал пакет за  пазуху.  -- "Благодарю,
мой господин."
     "Просто передай этот пакет Найджелу," -- продолжил Келсон. -- "Я вложил
туда распоряжения, которые касаются других людей, но он легко разберется что
к чему. Ответы  можно  посылать обычными курьерами.  Риченда  знает как  нас
найти."
     Коналл просто кивнул, но по выражению его лица Келсон понял, что Коналл
догадался, как именно  она  найдет  их. Но,  поглядев  на настоятельницу, он
заставил себя не обращать на это внимания, и постарался не замечать взглядов
Ротаны, сидевшей в седле стоящей неподалеку лошади.
     "Ваше  преподобие, я передаю Вас и сопровождающих  Вас в руки одного из
наших  лучших  командиров,  принца  Коналла  Халдейна.  Кузен,  это  матушка
Элоиза."
     Коналл, ободренный рекомендацией  Келсона, обратился к настоятельнице с
изысканным  поклоном. -- "Ваше преподобие, я горд  тем, что мне выпала честь
служить Вам," -- сказал он.
     Когда он  выпрямился,  Келсон  улыбнулся и по-родственному обнял его за
плечи.
     "Удачи,  Коналл," --  пробормотал он  тихо, так  что только  Коналл мог
услышать его. -- "Я  бы  хотел, чтобы мы могли  вернуться в  Ремут  вместе с
тобой. Мне не нравится то, чем мне придется заняться в предстоящие месяцы."
     Когда они отошли на несколько шагов, Коналл покраснел и выдавил из себя
улыбку, он был  доволен и немного смущен тем, что оказался в центре внимания
короля.
     "Я постараюсь," -- сказал он тихо.
     После  этого  он, еще раз  официально поклонившись  Келсону,  вернулся,
чтобы сесть в  седло и дать отряду сигнал  к отправлению. Лошади, позвякивая
упряжью в прохладе раннего туманного утра, тихонько тронулись с места. Яркая
форма солдат резко контрастировала с бледными голубыми одеждами монахинь.
     Когда последний всадник покинул площадку  перед  королевской  палаткой,
где  собирался весь  отряд,  Келсон  обернулся к  Моргану  и  с  облегчением
вздохнул.  За спиной Моргана стояли  остальные  офицеры,  ожидая  дальнейших
распоряжений.
     "Так, с этим разобрались. Джентльмены, мы уже не укладываемся в график.
Надо быстро  сворачивать лагерь и выезжать. Нам еще предстоит разобраться  с
Ителом Меарским."
     Когда  Морган  отдал  необходимые  распоряжения,  и  офицеры  бросились
исполнять  их,  ни  король,  ни  его  генерал  не  заметили,  как  один   из
р'кассанских   лазутчиков  отделился  от   своих  товарищей  и,  прикрывшись
суматохой сворачиваемого лагеря, исчез за линией караулов.

     За  следующие  две  недели Келсону ни разу  не удалось  заметить самого
Итела,  хотя лазутчики неоднократно сообщали  о том,  что они  видели Брайса
Трурилльского и  прочих приграничных  баронов-предателей.  Когда  они глубже
проникли в холмистую  местность, даже  те отряды, на которые Келсон разделил
свою армию, стали чересчур громоздкими, и он выслал тяжелую конницу и пехоту
под командованием генералов  Реми  и Глоддрута на запад, чтобы они подошли к
столице  Меары  чуть более  долгим, но  более равнинным путем.  Одновременно
остаток  армии -- отряды  легкой конницы и уланов -- был разбит на небольшие
отряды,  под  командованием его  самого, Моргана  и  Эвана, которые наступая
через холмы, начали охоту за Ителом Меарским и Брайсом Трурилльским.
     Но,  несмотря  на  свое продвижение  на  север  и участвишиеся стычки с
отрядами  примерно  того  же размера,  они не  столкнулись с  необходимостью
решающего сражения и не обнаружили никаких  следов меарского принца. Они все
чаще  встречали  разграбленные  деревни  и выжженные  поля,