ого полога," -- твердо сказал Кардиель, -- "находятся люди, которым Вы, Сир, ничем не сможете помочь, если переутомите себя, занимаясь тем, что могут сделать другие.." Келсон уставился на полог палатки, как будто он мог увидеть, что происходит за ним. -- "Дункан." -- кивнул он. "А еще Аларик и Дугал," -- добавил Кардиель. "Но... они же не ранены." "Нет. Но через несколько часов, когда большая часть зелья выйдет из организма Дункана, Аларик, по-моему, хочет попробовать... более сильные средства для исцеления. Мне кажется, он рассчитывает, что Вы с Дугалом сможете помочь ему в этом. А если Вы загоните себя, он не сможет положиться на Вас. Вы и так уже теряли сознание от жары и усталости." Вздохнув, Келсон уронил руки и склонил голову, внезапно ощутив страшную усталость. "Вы правы. Вы оба правы. Я слишком сильно и слишком долго гнал себя, но иногда очень трудно осознать, что время от времени нужно еще и отдыхать." "Смелый парень," -- одобрительно пробормотал Эван, снял с плеч свой плед и, встряхнув, подложил его под Келсона. -- "Да не волнуйся ты ни о чем." "Убедитесь, чтобы донесения Найджелу были отправлены," -- зевая, сказал Келсон. Когда Келсон снова улегся на плед, Эван только терпеливо кивнул, а Кардиель острожно подвернул край пледа, подложив его под голову Келсона. "Сир, у меня последний вопрос," -- негромко сказал Кардиель, многозначительно глядя на Эвана, когда Келсон закрыл глаза. Старый предводитель приграничников наклонился поближе. -- "Это правда, что Дугал -- на сама деле сын Дункана?" У Келсона хватило сил только на то, чтобы открыть глаза и посмотреть на архиепископа. "Кто это сказал?" "Дугал , Сир," -- сказал Эван. -- "Все только и говорят об этом. Он сказал, что он -- Дерини, и что Дункан -- его отец." Улыбнувшись, Келсон снова закрыл глаза и вздохнул. "Это правда, Эван," -- прошептал он. -- "И мало что могло бы порадовать меня больше, чем то, что это, наконец, стало известно." "Вас радует , что ваш приемный брат -- незаконнорожденный?" -- ахнул Кардиель. "Он не незаконнорожденный," -- еще раз зевнув, сказал Келсон, -- "хотя будь я проклят, если знаю, как это можно доказать кому бы то ни было. Они поженились тайком. Вскоре после рождения Дугала его мать умерла, и еще несколько месяцев назад Дункан даже не подозревал, что у него есть ребенок. Само собой, все это произошло задолго до его рукоположения." "Ну, уж это я понял хотя бы из возраста," -- с возмущением в голосе сказал Кардиель. -- "Меня волнует не церковный сан Дункана. А вот для Дугала..." "Томас, я все расскажу Вам утром," -- пробормотал Келсон. -- "Эван, не забудьте про донесение Найджелу..." Он уснул еще до того, как услышал ответ Эвана, и, проваливаясь в глубокий, усталый сон без сновидений, он слышал только гул их голосов, продолжавших рассуждать о Дугале, и чувствовал только осторожные руки, которые начали снимать с него доспехи. ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Что холодная вода для истомленной жаждой души, то добрая весть из дальней страны -- Притч. 25:25 Другой Дерини не мог позволить себе роскошь сна -- это был епископ Арилан, вернувшийся в Ремут. Прошлой ночью он тоже почти не спал. Когда Риченда и Найджел вышли из комнаты, он откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, устало произнес заклинание, изгоняющее усталость, теребя нагрудное распятие. Он не завидовал Риченде и Найджелу, поскольку перед ними стояла тяжелая задача. После того, как торентский план план покушения на Найджела был разрушен, они втроем были заняты допросом пленных -- трое Дерини, оказавшихся среди них, были помещены в особо охраняемую камеру до тех пор, пока Найджел не решит, как поступить с ними. Остальных Арилан мог допрашивать спокойно, не беспокоясь о том, что они рассказут кому-нибудь о том, что он -- Дерини, ведь все происходившее будет стерто из их памяти. Несмотря на то, что никто не знал плана заговора полностью, потребовалось не много времени, чтобы найти общее в ответах допрашиваемых. Когда они сопоставили показания, стал вырисовываться запутанный план заговора: убить Найджела (и, если получится, его сыновей), освободить плененного короля Лайама и затаиться, ожидая возвращения Келсона, после чего попытаться убить и его. Некоторые говорили о том, что целью заговора было убийство не только Найджела, но и юного Лайама, чтобы брат Лайама, Ронал, мог стать правителем обоих королевств, а его дядя Махаэль должен был стать регентом. Были и намеки на то, что Мораг знала обо всех деталях заговора и полностью одобрила его. Само собой, она отрицала это. Риченда и Найджел пытались уличить ее, но, поскольку она была Дерини, они не могли заставить ее отвечать. Сама мысль о том, что Мораг могла способствовать убийству собственного сына казалась Арилану слишком чудовищной, чтобы обращать на нее серьезное внимание, но он был почти уверен в том, что она была причастна к заговору. Королевы, оказавшись в плену, всегда пытаются плести интриги, стараясь найти путь к бегству, а королева-Дерини разбирается в этом куда лучше остальных. Ну почему торентский вопрос встал именно сейчас, а не спустя несколько лет? Раве мог Совет заботиться только о Гвинедде, учитывая, что Венсит был мертв, как и юный Элрой, на торентском троне сидел ребенок, а еще один ребенок-наследник ждал своего часа. Вздохнув, Арилан прижал ладони к глазам и набрал воздуха, чтобы произнести заклинание, которое унесет из его разума усталость, как горный поток уносит излишки краски со свежеокрашенной ткани. Поднявшись на ноги, он снова вхдохнул. Совет должен вот-вот собраться. Но когда он направился к кабинету Дункана, где был расположен Портал, он, проходя мимо тускло освещенной молельни, обнаружил там королеву-Дерини, но нету, что занимала его мысли в течение нескольких последних дней.: рядом с алтарем, перед статуей Богородицы, склонив покрытую вуалью голову в молитве, стояла Джеана, белое одеяние которой в свете лампад казалось голубоватым. Удивившись этому, поскольку Джеана, оставляя свои покои, обычно молилась в базилике, Арилан остановился у дверей и осторожно потянулся к ее разуму -- и тут же отскочил, почувствовав излучаемые ею душевные муки и чувство вины. Его попытка закрыть свои экраны, отгораживаясь от ее эмоций, привела лишь к тому, что в голове у него запульсировало из-за постоянного недосыпания, а действие заклинания, изгоняющего усталость, свелось к нулю. Он подумал было о том, чтобы просто пройти мимо, сделав вид, что не заметил ее, что бы не опоздать на заседание Совета, но понял, что потом будет жалеть о том, что упустил возможность выяснить причины сделанного ею накануне. Из того, что ему рассказал Найджел, он вывел, что она узнала о заговоре, воспользовавшись магией, и вряд ли решение рассказать Найджелу о заговоре было столь уж мучительным. Ему было интересно, чем она оправдала свой поступок, ведь сейчас она явно сожалела о сделанном. Поэтому он, тихонько входя в часовню, сделал свои экраны почти прозрачными, надеясь, что это помешает ей распознать его как Дерини, если вдруг окажется, что она, действительно, стала пользоваться магией. Он заметил, что шелест его сутаны отвлек ее от молитв, но, продолжая глядеть в пол, подошел к ней поближе и опустился коленями на молитвенную скамеечку. Прося ниспослать ему мудрость и терпение, он склонил голову в короткой молитве. Когда он поднял глаза, она как раз повернулась, чтобы украдкой взглянуть на него. Встретившись с ним глазами, она вздрогнула, но, заметив его взгляд, она не могла больше притворяться, что она не заметила его. "Добрый вечер, дочь моя," -- сказал он, изящно вставая. -- "Я думал, что сейчас все уже спят... Вы ведь обычно молитесь в базилике. Надеюсь, я не помешал Вашим молитвам." Ее разум был закрыт настолько плотно, как если бы она была членом Совета; но ее экраны, не давая посторонним вторгнуться в ее разум, в то же время, не позволяли ей понять, кто он такой. "Неважно," -- прошептала она так тихо, что он еле смог различить ее слова. -- "Я больше не могу молиться в базилике. Все равно, все это -- лишь притворство. Я -- зло во плоти." "Что?" -- Он вздернул голову и повнимательнее посмотрел на нее, будучи полностью уверенным в том, что ее нынешняя депрессия вызвана случившимся вчера. -- "Зачем ты так говоришь?" Давясь плачем, она осела на коленях, прикрыв лицо своими бескровными пальцами. "О Боже, Вы, Ваше Превосходительство, тоже издеваетесь надо мной," -- зарыдала она. -- "Вы никак не можете забыть, кто я. А вчера я... я..." "Вчера ты спасла принца-регента от ужасной угрозы," -- спокойно сказал Арилан. -- "Я говорил с ним только что. Он очень благодарен тебе." "Благодарен за то, что я узнала о заговоре с помощью своей проклятой магии?" -- ответила она. -- "Да, это похоже на нынешнего Найджела. Он проводит слишком много времени среди Дерини и не видит в этом опасности. Какое ему дело до того, что, спасая его смертную плоть, я подвергаю опасности свою бессмертную душу? Он -- брат моего мужа, и я не могла не предупредить его, как только я узнала о происходящем, но... но..." "Но ты боишься, что использование -- пусть даже вполне обоснованное -- способностей, дарованных тебье Господом, может оказаться чем-то предосудительным," -- заметил Арилан. Она посмотрела ему в лицо, и ее зеленые глаза, светящиеся от слез, были полны неуверенностью и возмущением. "Как Вы, епископ, можете даже предполагать, что Господь имеет отношение к этим способностям?" Он ласково улыбнулся и присел на молитвенную скамеечку рядом с ней, сложив руки на коленях. "Я задам тебе встречный вопрос, дочь моя," -- сказал он. -- "Разве человек, которому дана огромная физическая сила, заметив своего друга висящим над бездной, и зная, что он может спасти его, вытащить в безопасное место, не должен делать этого?" "Должен, но..." "Разве не будет он нерадивым, если не сделает этого?" "Конечно будет, но..." "Еще пример," -- продолжил Арилан. -- "Невинный человек был обвинен людьми, которые желают ему зла, в преступлении, которое может стоить ему жизни. Судье сказали, что есть свидетель, который может доказать невиновность обвиняемого. Но этот свидетель -- сборщик податей, честный и неподкупный, презираем остальными людьми. Разве не должен судья использовать данные ему сведения, допросить свидетеля, узнать правду и освободить невинного человека?" "Вы хотите сказать, что Дерини честны и неподкупны?" "Некоторые из них -- несомненно. Но ведь это -- всего лишь иносказание, миледи," -- улыбнулся Арилан. -- "А вот и еще одно. Если женщина узнает о заговоре против невинного человека из источника, который она всегда считала дьявольским -- но при этом надежным -- разве не должна она предупредить жертву, спасая тем самым жизнь невинного человека?" "В Ваших устах все это звучит так ясно, так логично. Но на самом деле все не так!" -- ответила она, и из глаз ее брызнули слезы. -- "Вам, епископ Арилан, не понять, какие мучения причиняет мне это знание -- ведь я потратила так много времени, чтобы стать такой же, как простые смертные. Но разве Вы способны это понять?" Продолжая улыбаться и сочувственно покачивать головой, Арилан мысленно проверил коридор, чтобы убедиться, что они действительно наедине, и принял меры к тому, чтобы им никто не помешал. "Дитя мое, я очень хорошо тебя понимаю, поверь мне," -- ласково сказал он, опуская свои экраны, и его голову окутал серебристый свет его ауры. Она, онемев от неожиданности, смотрела на него, а он, сложив руки перед собой, создал в них светящийся шар: холодный серебристый свет лился из его рук, освещая снизу его красивое лицо и превращая его в изображение из света и тени. "Детский трюк," -- признал он, гася его рукой -- но нимб вокруг его головы продолжал сиять. -- "Но он служит определенной цели. Пришло время тебе узнать, кто я такой, и о том, что я считаю это благословением, приближающим меня к Создателю, а не проклятьем." Джеана бессильно осела, опершись двумя руками о пол, как будто прикосновение к земле могло помочь ей справиться с охватившими ее недоумением и потрясением. Когда она изумленно посмотрела не него, ее лицо, в котором не было ни кровинки, казалось гипсовой маской. "Вы -- тоже Дерини!" "Да. И я не не вижу в этом ничего ужасного." Со слезами на глазах Джеана, покачав головой, оглянулась на смотрящую со своего усеянного звездами постамента Богородицу, протягивавшую к ней сложенные в молитве руки. "Мне учили другому," -- глухо сказала она. -- "И я верила в это всю свою жизнь." "Значит, истина зависит от веры?" -- спросил Арилан. -- "Или истина всегда та же, верим мы в нее или нет?" "Вы путаете меня! Вы играете словами!" "Я не собираюсь путать..." "Нет, Вы путаете! Вы играете словами, делая так, чтобы они означали то, что Вам нужно! Вы даже используете Святое Писание, чтобы... Господи, не Вы ли заставили отца Амброса прочитать вчера не тот отрывок?" "Какой отрывок?" -- спокойно спросил Арилан. "Отрывок из Святого Писания," -- прошептала она, и взгляд ее слегка остекленел, когда она вспомнила о случившемся. -- "Амброс прочитал другой отрывок. Это должно было быть Поминовение святых Петра и Павла, а он прочитал Деяния Апостолов... и святой Камбер..." "Неважно, было это на самом деле или нет," -- докладывал вскоре Арилан Совету Камбера, -- "но Джеана искренне верит , что видела святого Камбера, который упрекнул ее в преследованиях Дерини." "Разве может такое быть?" -- спросил Ларан. "Что Камбер попрекнул ее?" "Да". "Я не знаю. Святой Камбер разговаривает с Дунканом МакЛейном и Морганом... а теперь, похоже, и с Джеаной. Но он ничего не говорит мне." "Денис, хватит," -- шепнула Вивьенн. "Так он действительно ничего не говорил мне. Во всяком случае, пока. Джеана, правда, упорно утверждает, что кто-то -- кстати, узнав, кто я такой, она уверовала, что это был именно я -- каким-то образом заставил ее духовника прочитать отрывок из Деяний Апостолов, где говорится о пути Павла в Дамаск." "Надо же, до чего может довести чувство вины," -- пробормотала Софиана, -- "ведь даже "Савл, Савл, зачем ты гонишь меня? " может превратиться в "Джеана, Джеана... "" "Вот именно," -- согласился Арилан. Через дверь зала заседаний Совета тихонько проскользнул Тирсель, занявший свое место справа от Софианы. -- "Я не могу объяснить это. Может, она действительно видела Камбера." Сидевшая слева от Арилана Кири, спокойная как летний лес, потрогала браслет из зеленого стекла на своем запястьи и томно посмотрела на опоздавшего Тирселя. "Денис только что раскрыл себя Джеане," -- сказала она, и в голосе ее сквозило неодобрение. -- "А теперь он хочет заставить нас поверить, что королеве, яро ненавидящей Дерини, было явлено видение святого Камбера." -- улыбнулась она, все своим видом показывая, что ей скучно и хочется подурачиться. -- "Так что ты, Тирсель, мало что пропустил." "Кири!" -- осуждающе сказала старая Вивьенн, заметив, что Арилан рассердился, Ларан нахмурился, а Баррет де Лани явно почувствовал себя неудобно. Кири изящно зевнула и откинулась на высокую спинку своего кресла, всем видом показывая, что ей скучно. "Разве это неправда?" -- спросила она, глядя на хрустальный шар, висящий над головами собравшихся, который спокойно искрился в лунном свете, проходившем через граненый купол. -- "Зачем нам впустую тратить время и силы на разговоры о Джеане?" За этим замечанием последовал поток комментариев, не ослабевавший до тех пор, пока Барретт не постучал по столу, призывая всех к тишине. "Хватит," -- сказал он. -- "Мы должны отложить пока все разговоры о королеве. О святом Камбере тоже. У нас есть более срочные дела. Денис, что там насчет Торента?" Арилан, теребя аметист на своей руке, пожал плечами. "Пленники были допрошены," -- сказал он. "Кем?" -- спросила Вивьенн. "Принцем Найджелом при помощи Риченды и вашего покорного слуги." "Значит, принц Найджел действительно владеет Правдочтением?" -- спросил Тирсель. Арилан кивнул. -- "Да. Может, не так хорошо, как это могут делать Дерини, но это может быть вызвано недостаточным опытом, а не нехваткой способностей. Он еще не до конца понял, какуой силой его наделили. Со временем он поймет это." "А сам заговор?" -- спросил Ларан. -- "Леди Мораг действительно участвовала в нем, как мы и подозревали?" Арилан снова пожал плечами. -- "Трудно сказать. Не думаю, что она не знала о планах своего деверя. Но если она не сознается -- я , оказавшись на ее месте, ни за что бы не сознался -- то мы не сможем получить ответ без конфликта, результаты которого трудно предсказать. Думаю, что ни Мораг, ни Найджел не готовы взять на себя такой риск. В конце концов, дети Мораг гораздо моложе Келсона. Так что, время работает на нее." "Понятно," -- пробормотала старая Вивьенн, задумчиво поднимая свою седую голову. -- "Значит, Вы считаете, что в ближайшее время новая кампания против Торента маловероятна?" "Не сейчас," -- ответил Арилан. -- "Пожалуй, это будет невозможно еще несколько лет, несмотря на то, что Мораг и Лайама придется все это время держать под охраной, а Махаель будет время от времени устраивать провокации на границе. Мы не можем позволить себе войну на два фронта, если Вас беспокоит именно это." Старый Барретт, вглядываясь куда-то своими незрячими изумрудными глазами, медленно покачал лысой головой. "Меня беспокоит не это," -- выдохнул он. -- "Меня беспокоит война в Меаре. Если король погибнет..." "Король не погибнет," -- сказала Софиана, сидевшая справа от Барретта. -- "Во всяком случае, он не должен был погибнуть, если должным образом последовал своему стратегическому плану. Сегодняшнее сражение должно было принести ему победу." "Сегодняшнее сражение?" -- прошептал Арилан. "О чем вы говорите?" -- выпрямившись, спросил Ларан. Даже Кири казалась внимательно слушающей, когда Софиана, отвлекшись от каких-то размышлений, обвела собравшихся взглядом своих черных глаз. "Среди королевской свиты есть мой человек," -- тихо сказала она. -- "Он регулярно связывается со мной с тех пор, как основной отряд Халдейна выступил из Ремута. И он вот-вот должен связаться со мной снова." "Ну, это уже просто наглость," -- пробормотал Ларан, когда Вивьен, перегнувшись через стол перед ним, что-то прошептала Кири. Тирсель, как и остальные, просто жадно наблюдал за Софианой. Она, воспользовавшись своими тайными способами, снова захватила их врасплох. "У Вас есть свой человек в окружении короля," -- удивленно повторил Арилан. -- "Значит, Вы в курсе последних событий?" Софиана, бледное лицо которой было обрамлено снежно-белой мурийской куфьей, воздела глаза к хрустальному шару, висевшему у них над головами, и начала сосредоточиваться, устанавливая ожидаемый ею контакт. "Вчера кассанский герцог-епископ сделал серьезную тактическую ошибку. Он нашел основные силы меарской армии, которые искал -- вернее, они нашли его." "Sancta Dei Genetrix !" -- выдохнул Тирсель. -- "Главное войско Сикарда. МакЛейн проиграл?" "Лично он? Да. Но не его армия," -- ответила Софиана. -- "Похоже, что он, поняв, что завел свое войско в ловушку, приказал тому рассеяться, решив, что Лорис любой ценой постарается захватить его , в то время как войско сможет уйти, чтобы принять сражение позже -- именно так все и произошло." "Дункан убит?" -- спросил Арилан, чувствуя, что его душа каменеет от ужаса. Софиана, закрыв глаза, покачала головой. "Нет. По меньшей мере, не был убит сразу. Он схвачен. Но если он еще жив, то он находится в руках Лориса и Горони, который хорошо знают, насколько слабыми становятся Дерини, если их накачать мерашой." При этих словах даже те, у кого не было ни малейших причин любить полукровку Дункана МакЛейна, вздрогнули, ведь все они в ходе обучения испытали действие мераши на себе. Когда Арилан положил руки на стол, они заметно дрожали. "Вы сказали, что в лагере Халдейна у вас есть свой человек," -- сказал он. -- "Значит, Келсон знает о пленении Дункана и бегстве главных сил кассанской армии?" "Знает. Прошлой ночью юный Дугал МакАрдри смог каким-то образом связаться с ним. Король немедленно отправил все свои войска, чтобы помочь кассанской армии и спасти Дункана МакЛейна, если тот еще жив. Они были в пути всю ночь и сегодня рано утром должны были встретиться с основными силами меарской армии. Сейчас все должно было решиться." "Боже, все наши разговоры свелись к нулю," -- проборомотала старая Вивьенн, ломая от отчаянья руки. -- "Софиана, ты не знаешь , что произошло потом? Ты ничего больше не можешь рассказать нам?" Не открывая глаз, Софиана вытянула руки в стороны и, взяв за руки Тирселя и Барретта, глубоко вздохнула, сосредотачиваясь.. "Луна поднялась. Мой человек занимается подготовкой к контакту. Если Вы присоединитесь ко мне в подготовке канала для связи, чтобы помочь ему, мы получим наши ответы побыстрее." Это был невысокий, жилистый, как и все жители пустыни Нур Халладжа, человек, непритязательный и неприметный на вид, ставший опытным лазутчиком восточной армии Халдейна. Он устал физически, но новости, которые он должен был передать своей госпоже, придали ему сил и энергии, пока он шел, поглядывая на луну, через лагерь армии Халдейна. Пришло его время. "Что такое, Райф?!" -- дружелюбно окликнул его часовой. -- "Опять королевские дела?" Райф, подойдя к линии пикетов, поднял руку в дружеском приветствии и покачал головой. "Нет, король спит. Я хотел проверить, как там лошади, прежде чем лечь самому. А ты?" Солдат пожал плечами. -- "Я только что заступил. Так что я здесь еще на два часа. Правда, как только я сменюсь, я сразу же восполню весь потерянный сон. Так что, приятель, всхрапни там пару раз за меня." "Всхрапну. Спокойной ночи." Райф, проходя между палатками к лошадиным стойлам размышлял о том, что ему удалось узнать. Новости были лучше чем он мог надеяться несколько часов назад. Вот уже несколько часов, с тех пор, как на остатках мераского лагеря выросли их палатки, он собирал информацию, разговаривая со множеством солдат, которые утром даже не вспомнят об их разговоре. Он прошел мимо спящих пленных, находившихся под охраной бдительных солдат, и заглянул в расположение врачей, где палатки были заполнены ранеными и умирающими. Сейчас, когда звуки утреннего сражения сменились стуком мисок тех, кто заканчивал свой ужин, и храпом тех, кто уже уснул, он мог поразмышлять о более важных вопросах. Тот, кого он искал, должен был быть в карауле копейщиков. Никто не проявлял к нему интереса. Лазутчики, как и конюхи с оруженосцами, были хорошо знакомы часовым, ведь результаты работы лазутчиков, да и их жизни, как и жизни рыцарей и остальных солдат, зависели от их коней. Он ходил между лошадей, останавливаясь время от времени, чтобы погладить бархатистый нос или шелковистую шею коня, и никто не спросил его, что он тут делает. У самой палатки командира копейщиков он увидел Хоага, который сидел, прислонившись к седлу, возле крошечного костерка и пил вино. Вокруг никого не было, так что можно было не опасаться, что кто-то их подслушает. "Привет, Хоаг," -- тихо сказал он, бросая свой плащ рядом с солдатом, и, опустившись на землю, тоже прислонился к седлу. "А, Райф. Я уже начал сомневаться, что ты появишься прежде, чем я отправлюсь спать. У тебя нет вина?" "Разве что несколько глотков. Вот, держи." Пока мех переходил из рук в руки, он смотрел Хоагу в глаза и, войдя в транс, получил контроль над разумом Хоага настолько быстро, что тот вообще ничего не заметил. "Ну, что происходит?" -- продолжил Райф, поднося к губам мех с вином. -- "Что, командир еще не вернулся?" Хоаг, взгляд которого остекленел, моргнул и сказал тихим, механическим голосом: "Вернулся, спит теперь." "Хорошо. Я уверен, что ему действительно нужно поспать." Райф, поставив мех с вином между ними, небрежно глянул в сторону лошадей, изображая одного из друзей часового на случай, если за ними кто-то наблюдает, затем разворошил кучку хвороста рядом с костром и достал из нее прутик. Отломив торчащие веточки, он откинулся на седло рядом со слепо глядящим в пространство Хоагом и небрежно улыбнулся, разравнивая землю между ними, рядом с мехом. "Ты знаешь, а ведь стратегия, использованная сегодня, оказалась просто великолепной," -- сказал он, чертя на земле что-то, что непосвященный мог принять за схему сражения. -- "Ты понимаешь, чего добился король, приказав наступать с востока?" Хоаг следил глазами за каждым движением Райфа и все внимательнее всматривался в рисуемый Райфом узор, входя во все более глубокий транс, как то и было нужно Райфу. "Похоже, что после столь тяжелого дня тебе тяжело все это понять," -- пробормотал он, касаясь руки Хоага кончиком прутика. В то же мгновение веки Хоага, затрепетав, закрылись, его дыхание стало глубоким. как у спящего, но он продолжал опираться на локоть. "Ну да," -- швырнув прутик в огонь, прошептал Райф, не отводя взгляда от Хоага. -- "Хоаг, ты выглядишь очень, очень усталым." Единственным звуком, который издал Хоаг, осевший на свое седло, был еле слышный вздох облегчения. Райф несколько мгновений внимательно смотрел на него, переложил мех ему в руки и еще раз внимательно огляделся вокруг, затем медленно лег на спину рядом с Хоагом, подложив руку под голову. Притворившись спящим, он через несколько минут лениво повернулся так, чтобы его рука легла на мех с вином, касаясь руки Хоага и создавая физический контакт, который был нужен ему, чтобы получить от Хоага энергию, необходимую для связи. После этого он начал входить в транс, заставляя себя погружаться все глубже и глубже, пока его разум не перестал замечать отсветы огня и звуки раскинувшегося вокруг лагеря, а тепло костра не стало еле заметным, и его разум был готов потянуться на северо-восток, к женщине, ожидавшей, когда он выйдет на связь. Яркие, четкие картины боя: войска Келсона, идущие к вершинам холмов, чтобы окружить меарскую армию, их стремительный бросок вниз по склонам, заставший главные силы меарской армии врасплох... Дункан, тело которого страдает от бичевания и пыток, прикован к столбу... огонь подбирается все ближе и ближе... магия отклоняет стрелы... Дугал осмелился придти на выручку... Лорис и Горони схвачены... Сикард предпочел умереть от руки Келсона вместо того, чтобы предстать перед судом и быть казненным за измену... меарская армия, стоящая на коленях и молящая о пощаде... на следующий день запланирован отдых перед наступлением на запад, на Лаас, куда сбежала Кайтрина, чтобы принять последний бой... Состояние Дункана? Слухи о том, что он все-таки выживет, несмотря на страшные раны, о том, что Морган использовал свои целительские способности наряду с врачебными навыками юного Дугала МакАрдри... и о том, что Дугал -- сын Дункана! Когда контакт оборвался, Совет зашумел, военно-стратегические размышления, как всегда, уступили проблемам, которые, по мнению Совета, носили "более практический характер". "Почему Вы не рассказали нам про Дункана и Дугала?" -- требовательно спросил Ларан Арилана, который был удивлен этим известием не меньше остальных. -- "Сын Дункана! Это же меняет все в корне!" "Но ведь я же не знал!" -- возразил Арилан. -- "Видит Бог, я не знал... а возможности... Господи, не думаете ли Вы, что он тоже может оказаться целителем?" Одного этого предположения было достаточно, чтобы Совет на несколько минут оказался погружен в шумное, взволнованное обсуждение. Тирсель де Кларон засмеялся и, покачав головой, положил руки на подлокотники своего кресла. "Вот это да! Полукровка-Дерини породил еще одного полукровку, да еще и незаконнорожденного!" "Тирсель!" -- укоризненно проворчала Вивьенн, глядя на самого молодого члена Совета. Софиана, заметившая то, что остальные, занявшись наиболее очевидными последствиями новостей, проглядели, напомнила остальным о более важном вопросе. "А что насчет Келсона?" -- тихо спросила она, обводя собравшихся взглядом. -- "Не стоит ли нам подумать о том, что он сделал сегодня?" Когда остальные зашептались между собой, она продолжила. "За время этой кампании я неоднократно связывалась со своим агентом," -- сказала она. -- "Помнится, несколько недель назад леди Вивьенн говорила, что Келсон должен научиться быть безжалостным?" "Именно так я и говорила," -- согласилась Вивьенн, вызывающе глядя в глаза Софианы. -- "И я продолжаю считать так." "Я и не спорю с этим," -- загадочно улыбаясь, ответила Софиана. -- "Но я хотела бы обратить ваше внимание на то, что к настоящему времени король совершил немало поступков, которые мы обычно ожидаем от зрелого, ответсвенного и, да, безжалостного правителя. Он убил своих врагов на Ллиндрутских лугах, когда появилась такая необходимость. Принца Лльювелла он осудил и казнил за убийство, хотя он мог спокойно убить его на месте преступления, и никто не сказал бы ни слова. Он, опять-таки после суда, казнил принца Итела и Брайса Трурилльского и несколько их офицеров," -- она снова набрала воздуха. "А на этот раз он, как вы видели, предпочел пристрелить Сикарда Меарского, а не убивать людей, чтобы человек, и без того забравший немало жизней, предстал перед судом. Это был логичный шаг, который я могу только приветствовать, а не сострадательный поступок короля-ребенка. Я считаю, что Келсон Халдейн стал достаточно безжалостным даже с нашей точки зрения." ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ Он победил истребителя не силою телесною и не действием оружия, но словом покорил наказывавшего -- Премудр. 18:22 Следующим утром Келсону пришлось быть еще более безжалостным, когда он в сопровождении Кардиеля подошел к палатке, в которой держали Лориса и Горони. Палатку окружали хорошо вооруженные копейщики, а у входа их встретил Сайард О'Рвейн, преданный слуга Дугала, который, прежде чем задернуть полог у себя за спиной, крепко держа руками края полога, внимательно осмотрелся вокруг. "Доброе утро, Сайард," -- сказал Келсон, когда Сайард слегка поклонился ему и Кардиелю. -- "Ночью было тихо?" "Как только мы заставили этого придурка Лориса замолчать, Сир, стало тихо как в могиле," -- ответил старый Сайард. -- "Он не захотел замолчать сам, так что нам пришлось заткнуть ему рот -- он и так уже послужил причиной смерти старого МакАрдри. А как там Дугал... и его... отец?" "А, значит, ты уже слышал об этом," -- сказал Келсон. -- "С ними все в порядке. Сайард, скажи, тебя это действительно беспокоит? Что Дугал -- сын Дункана, а не Колея?" Сайард упрямо покачал своей седеющей головой. -- "Я не могу говорит за весь клан, Сир, но юный Дугал -- мой вождь и останется им до конца своих дней, будь он Колею хоть сыном, хоть внуком. В Приграничье все решают выборы. Дугал был избран новым вождем и мог стать им даже если бы в нем не было ни капли крови Колея. Я, правда, сомневаюсь, что ваш герцог Кассанский сможет так же легко передать ему свой титул. Мне кажется, что одного его слова будет недостаточно, чтобы доказать, что Дугал -- его законный наследник. А уж то, что он -- сын епископа..." "Сайард, когда Дугал родился, Дункан еще не был епископом," -- сказал Кардиель. -- "Он вообще еще не был священником. Но ты прав, чтобы доказать, что Дугал родился в законном браке, потребуется нечто большее, чем просто слова. Может, найдется какой-нибудь деринийский способ доказать это." "Да, это будет сложно," -- согласился Сайард, которого, как и большинство приграничников, явно не смущала возможность применения магии. -- "Но даже если Вы посчитаете, что он говорит правду -- а я , например, в это верю -- вам придется здорово потрудиться, чтобы доказать это остальным. В конце концов, Вас, Сир, нельзя считать непредвзятым. Я не знаю, на кого еще из Дерини Вы можете положиться, Сир, но, если они считают себя Вашими друзьями, их тоже нельзя будет считать непредвзятыми. Так что я не завидую вашей задаче." "Я сам ей не завидую," -- сказал Келсон, -- "но постараюсь кое-что сделать." -- Он вздохнул. -- "А теперь, похоже, пора посмотреть на наших пленников." "Хорошо, Сир. Но прежде, чем вы пройдете к ним, я должен кое-что рассказать вам," -- Он залез себе за пазуху и достал свернутый платок, развернув который, он явил им два тяжелых золотых перстня, украшенных аметистами. -- "Я снял их вчера с Лориса. С ними что-то не так. Мне кажется, архиепископ, что это -- епископские перстни," -- поклонившись Кардиелю, добавил он, -- "но... ну, вы, наверное, знаете, что кое-кто из нас, жителей Приграничья обладает Вторым Зрением. А..." "А Вы владеете им лучше остальных," -- пробормотал Келсон. -- "Дугал рассказывал мне. Продолжай. Не надо ничего объяснять." "А, тогда вам не покажется странным, если я скажу, что я бы не стал трогать этих перстней голыми руками, если только вы не прикрыты как следует волшебством..." Келсон от неожиданности дернул бровью. -- "Ты знаешь про магическую защиту?" "Да, парень, конечно. А что, Дугал тебе ничего не рассказывал?" "Нет". "Ну, есть некий старый обряд в Приграничьи... Расспросите его как-нибудь. Я не уверен, что это -- то же самое, что волшебная защита, которой пользуются Дерини, но цель та же самая. В любом случае, будьте поосторожнее с этими перстнями. Думаю, что одно из них -- епископа Дункана. Я прав?" Кардиель взял платок с перстнями и кивнул. -- "Да, его, а раньше он принадлежал Генри Истелину." "Ох, бедный, святой человек," -- истово крестясь, пробормотал Сайард. -- "Может, именно из-за этого Лорис всю ночь кричал, говоря о чертях, которые пришли за ним. Это ведь он приказал убить Истелина, правда?" "Да," -- Кардиель обернул перстни и убрал их за пазуху своей сутаны, и Келсон беспокойно переступил с ноги на ногу. "Мы займемся этим чуть позже, Сайард," -- тихо сказал король. -- "А сейчас я хочу допросить их." "Боюсь, что он от них не будет толку," -- проворчал Сайард. -- "У них обоих из ртов льется слишком много грязи, несмотря,что они священники. Монсиньор после парочки хороших оплеух заткнулся, а вот Лорису, как я уже сказал, нам пришлось заткнуть рот, чтобы хоть немного отдохнуть." "Со мной он будет разговаривать вежливо," -- сказал Келсон, жестом приказывая Сайарду откинуть полог. -- "Я заставлю его рассказать все, что он знает, хоть я и не хочу этого." Входя внутрь, он старался держать себя в руках. При его появлении четверо стражников вытянулись по стойке "смирно" -- это были четверо лазутчиков, привыкшие работать с Дерини -- а Лорис и Горони заворочались, пытаясь сесть. Оба были закованы в цепи, лишены всех признаков своего статуса священников и раздеты до бывшего когда-то белым белья. Горони выглядел вполне вменяемым и предусмотрительно придержал свой язык, когда Келсон и архиепископ, войдя, посмотрели в его сторону, а взгляд голубых глаз Лориса, сверкавших из-за кляпа, был полон нескрываемой ненависти приговоренного. "Это ты решил мучить Дункана?" -- без вступлений спросил Келсон, применяя к пленному священнику свою способность Правдочтения. Горони вызывающе посмотрел на Келсона. "Нет". "Горони, не пытайся лгать мне. Я могу читать твои мысли как книгу. Куда отправилась Кайтрина?" "Я не знаю... и, даже если бы я знал, я все равно ничего не сказал бы..." "Ты знаешь... и скажешь ... Стража..." По его сигналу Джемет и Киркон вошли и схватили Горони за руки. "Не смей трогать меня, ты, мерзкий деринийский ублюдок!" -- закричал Горони, дергая ногами и чуть было не попав Келсону в пах, когда тот подошел поближе. -- "Уберите свои..." Без всякой подсказки, Райф подошел к Горони сзади и сунул ему меж зубов кнутовище. Держа кнутовище обеими руками, он прижал голову Горони к своей груди, а четвертый лазутчик всем весом навалился Горони на ноги, не давая тому шевелить ими. "Спасибо, господа," -- пробормотал Келсон, приседая, чтобы сжать руками голову Горони, и погружая его в транс. -- "Горони, хватит сопротивляться!" В ту же секунду тело Горони обмякло, глаза ео закатились, а Райф, продолжая прижимать тело пленника к груди, переложил кнутовище, положив его поперек горла Горони. "Так кто подал идею мучить Дункана?" -- повторил Келсон. Проникнув в разум пленника, Келсон получил ответ во всей его красе, и его чуть не вырвало от той грязи, в которую ему пришлось окунуться. Заметив, что он поморщился, Кардиель опустился рядом с ним на колени, правда, стараясь не касаться его. "С Вами все в порядке?" Келсон кивнул, глаза его слегка остекленели от шока, но он не выходил из транса. "Это похоже на плаванье в выгребных ямах замка в жаркую погоду," -- пробормотал он. -- "Ему придется за многое ответить. Давайте попытаемся узнать что-нибудь о Кайтрине, пока мой завтрак не вышел обратно." Он выяснил все, что хотел, и, прежде чем выйти из разума Горони, лишил того сознания. Выйдя из его разума, он заметил, что руки его дрожат и он с отвращением вытер их об штаны, глядя на потрясенных лазутчиков. "Вы что-то почувствовали, правда?" -- спросил он, когда лазутчики отпустили Горони и подошли к сжавшемуся Лорису. -- "Прошу прощения, господа. Боюсь, что для тех, кто регулярно работает с Дерини, получение отзвуков сознания просто неизбежно. Кстати, мне думается, что именно поэтому вы -- мои лучшие лазутчики. К сожалению, нам придется повторить весь процесс с Лорисом. Если вы его отпустите, как только я возьму его под контроль, вам будет проще." "Мы сделаем так, как будет удобнее Вам , Сир," -- тихо сказал Райф, подавая знак остальным поймать Лориса, который пытался отползти от них подальше. -- "Прикажете вытащить кляп?" "Не надо. В его разуме слишком много грязи, чтобы я слушал еще и его грязный язык." Когда лазутчики прижали Лориса к земле, тот начал извиваться и корчиться, а когда Келсон опустился рядом с ним на колени, он тихонько, по-животному заскулил. "Я не знаю, зачем я это делаю," -- сказал он, глядя на мятежного архиепископа своими серыми глазами. -- "Ты уже заслужил, чтобы тебя повесили несколько раз -- еще три года назад мне следовало убить тебя -- но я ни за что не пошлю человека на смерть, пока сам не увижу всех доказательств его вины. Мне бы хотелось, чтобы процесс казни был для тебя более мучительным, чтобы ты на своей шкуре почувствовал хотя бы часть тех страданий, на которые ты обрекал других во имя своей ненависти. К счастью для тебя, "проклятое колдовство Дерини" весьма милосердно, когда им пользуются ответственные люди, и я надеюсь никогда не поддаться искушению воспользоваться своими способностями без оглядки на последствия. Правда, ты, Эдмунд Лорис, подвел меня к этому вплотную." С этими словами он положил руки на лоб Лориса, накрыв ими голубые глаза, сверкавшие ненавистью, и заставил Лориса войти в транс, оставив небольшой участок разума Лориса биться в истерике, вызванной вторжением в разум. "Он мой," -- прошептал король, давая лазутчикам возможность отойти до того, как начнет. Чтение разума Лориса оказалось еще более неприятным занятием, чем чтение разума Горони, поскольку Лорис, помимо прочих своих извращений, просто наслаждался страшной смертью Генри Истелина и, как оказалось, сам инструктировал палачей в отношении того, как именно епископ должен был быть убит. Увидев точную, подробную картину казни, во всех ее кровавых деталях, а затем еще и не менее точную картину пыток Дункана, Келсон почувствовал, как будто его охватывают какие-то злые чары. Были и прочие эпизоды, о которых Келсон ничего прежде не знал: пока Лорис был архиепископом Валоретским, в отдаленных районах действовали суды инквизиции, сжигавшие тех, в ком подозревали Дерини. Все это, вместе с долгой и ничем не обоснованной ненавистью Лориса к Дерини, заставило Келсона ахнуть, когда он собрался выйти из разума Лориса. Но тут внимание короля привлекло кое-что, чего он никак не ожидал. Это был кошмар, мучивший Лориса прошлой ночью -- только вот для Келсона это отнюдь не было кошмаром. Лорису снился святой Камбер. Келсон был уверен в этом, как будто он видел все своими глазами. Это был устрашающий образ деринийского святого, раскрашенный ненавистью Лориса и его страхом перед всем, что касалось волшебства и деринийской расы, но лицо было очень похоже, что Келсон неоднократно видел в разных местах. Явившийся Лорису призрак говорил о сдержанности и терпимости и грозил Лорису карами за гонения на Дерини. Неудивительно, что от этого видения Лорис пришел в ужас. Прочитав все, что он мог выдержать, Келсон заставил Лориса потерять сознание -- в дальнейшем копании в чувствах полуобезумевшего человека не было никакого смысла. Келсон хладнокровно, и сожалея о Лорисе ничуть не больше,чем о ядовитой гадине, раздавленной сапогом, принял решение, что он сделает с Лорисом, когда они доберутся до Лааса. Причина кошмаров Лориса казалась ему куда более важной, и Келсон начал догадываться, что могло вызвать их. "Я узнал все, что мне было нужно знать," -- сказал он, вставая и взглядом подзывая лазутчиков. -- "Я разберусь с ними, когда мы будем в Лаасе. К утру они должны быть готовы к дороге." "На Лаас, Сир?" -- спросил Джемет. "Да, на Лаас. Кайтрина там. Сайард!" -- позвал он, откидывая полог палатки. -- "Передай командирам, что мы выступаем на Лаас с первыми лучами солнца. Кайтрина и остатки армии мятежников укрылись там. Все контакты с пленными -- только для удовлетворения их физических потребностей. Киркон, если они будут слишком много говорить, можешь заткнуть им рты, но никто не должен ни разговаривать с ними, ни отвечать на их вопросы. Я хочу, чтобы они попотели немного, думая об участи, которую я готовлю им. Понятно?" "Да, Сир." "Сайард, тебе ясно?" Довольный Сайард ухмыльнулся. -- "Да, Сир. Неплохо придумано! Нам, похоже, все-таки удастся сделать из Вас приграничника." "В твоих устах это звучит как комплимент." Но когда Келсон с Кардиелем подошли к палатке, в которой лежал Дункан, улыбка на лице Келсона сменилась усталой задумчивостью, и, прежде чем войти, Келсон попросил Кардиеля еще раз показать ему перстни. Дункан был в сознании и вполне мог рассуждать, несмотря на головную боль и тошноту -- обычные последствия действия и мераши -- и слабость от потери крови. Остальные его раны были вполне прилично подлечены. На плече у него останется шрам от каленого железа, которым прижигали оставленную стрелой рану, и потребуется время, чтобы на его пальцах отросли ногти вместо тех, которые были выдраны щипцами Горони, но пальцы и на руках, и на ногах выглядели уже не такими ободранными, а его раны и ожоги выглядели так, будто они были причинены не тридцать часов, а тридцать дней назад. Он лежал на походной кровати в палатке Келсона, под голову была подложена целая груда подушек, Дугал кормил его с ложечки супом, а выглядел он как тень самого себя -- бледный, исхудавший, явно нуждающийся в бритье -- но глаза его блестели не от лихорадки, а от возвращавшейся к нему силы. Когда Келсон и Кардиель вошли, и отец, и сын обернулись к ним, и на губах Дункана появилась улыбка, которую Келсон всего лишь сутки назад уже не чаял увидеть. "Здравствуйте, государь," -- сказал Дункан, рот которого был полон супа. -- "Простите, что не встаю, чтобы поприветствовать Вас как положено, но я опасаюсь, что, если я покину это ложе, врачи причинят мне куда большие увечья, чем Горони." "Он считает," -- неодобрительно сказал Дугал, -- "что, раз он остался жив, он может ринуться исполнять все свои прежние обязанности. Келсон, может быть, если ты расскажешь ему, насколько близко от смерти он был, он поверит этому." "Ему придется поверить в это," -- сказал Келсон, подтягивая носком сапога табурет и и приветствуя кивком входящего в палатку Моргана. -- "Это действительно так. Я все видел сам. И мне кажется, что Аларик не разрешит Вам ничего делать, по крайней мере, несколько дней. Я прав, Аларик?" "Не позволю." "Я не останусь в обозе," -- обводя взглядом всех троих Дерини, сказал Дункан, и в голосе его прозвучало предупреждение. Морган, который только что проснулся после того, как, исцелив раны Дункана, проспал почти все утро, потянулся и, сев на табурет напротив Дугала, взял Дункана за запястье, проверяя его пульс. "Успокойся, никто не собирается отправлять тебя в обоз. Правда, несколько дней от тебя не будет никакого толку. Ты не сможешь ехать верхом с такими ногами." "Ну вот, опять ты все испортил!" -- пробормотал Дункан. -- "А что ты будешь делать, если я откажусь?" "Ты не сможешь этого сделать," -- Морган отпустил запястье Дукана и озорно усмехнулся. -- "Ты забыл? Когда мы занялись твоими ранами, ты разрешил мне установить точки для управления твоим разумом. Это был один из тех редких моментов, когда твои мозги работали как следует. Если я прикажу тебе спать, ты будешь спать, а не спорить со мной. Кстати, оба твоих врача имеют над тобой такую жзе власть. Так что, ты не сможешь даже возразить отцу Лаэлю." Раздраженный Дункан на несколько мгновений задумался и откинулся на свои подушки. "А где Лаэль? Как он перенес все это?" "Он спит," -- ответил Морган, -- "после того, как ваш покорный слуга поспособствовал этому. Он точно не Дерини, но, пока ты был полон мераши, он делал то, что не под силу никому из Дерини. А сегодня утром, когда я исцелял твои раны, он позволил мне воспользоваться своей силой." "Слава Богу, что он с пониманием относится ко всем этим деринийским штучкам," -- пробормотал Кардиель. -- "Я всегда знал, что он -- хороший человек, иначе он не стал бы моим духовником, но никто не знает, как даже самый хороший человек будет реагировать в столь напряженной обстановке." Дугал, протягивая Дункану еще ложку супа, усмехнулся. "Он стойко выдержал все испытания, и я многому у него научился. Он прирожденный врач. Жаль, что он не Дерини. Не отпускайте его от себя, архиепископ." "А я и не собираюсь." "Он, похоже, совершенно не удивился, узнав про меня и отца," -- продолжил Дугал. -- "Кстати, Келсон, боюсь, что сегодня утром в лагере пошли разговоры." "О чем?" -- спросил Дункан. "О том, что Вы -- мой отец." "А!" "Я надеюсь, что вы не сердитесь," -- сказал Дугал. -- "Я помню, что мы согласились хранить все это в тайне, пока Вам не удастся найти дополнительных доказательств, но мне пришлось рассказать об этом Сайарду, чтобы заставить его помочь мне связаться с Келсоном, и, боюсь, что я... проговорился об этом, пробиваясь к Вам. Мне надо было хоть как-нибудь отвлечь Лориса." "Ну, я уверен, что это его точно отвлекло," -- проворчал Дункан. -- "Ну, и что он сказал? Что еретик-Дерини породил Дерини-ублюдка?" "Вы слышали это! Или угадали?" Дункан фыркнул. -- "Да ты сам вряд ли веришь, что я просто угадал. Но мне все-таки жаль, что так получилось." -- Он посмотрел на Кардиеля. -- "Архиепископ, Вы расстроены?" "Расстроен? Ты что, шутишь?" "Но ведь это повод для сплетен вокруг Церкви... да одного того, что я -- Дерини, более чем достаточно для скандала." "Мы переживали и худшие скандалы," -- ответил Кардиель. -- "Меня больше беспокоит юный Дугал. Сайард, правда, считает, что даже если Дугал -- незаконнорожденный, это никак не скажется на его статусе предводителя клана МакАрдри. Вот если Вы хотите, чтобы он был признан в качестве наследника Кассана и Кирни, Вам придется что-то предпринять." "Я знаю," -- опускаясь на подушки, прошептал Дункан, и, задрожав, закрыл ненадолго глаза. -- "Я не хочу задумываться об этом сейчас," -- он глубоко вдохнул. -- "Аларик, мне крайне неудобно просить тебя об этом, но я больше не могу изображать из себя героя-Дерини. После мераши у меня дико болит голова. Не мог бы ты усыпить меня ненадолго?" "Конечно, могу. Тебе нельзя уставать. Постарайся сконцентриоваться, как только сможешь, и я займусь этим." Морган положил руку на лоб Дункана, слегка прижав большим и указательным пальцами его веки, Дункан глубоко вздохнул и медленно выдохнул. "Когда я еще немного посплю, со мной все будет в порядке," -- широко зевнув, пробормотал он. -- "Они ведь все это время держали меня в таком дурмане, так долго..." Его голос затих, когда Морган погрузил его в глубокий сон без сновидений. Морган продолжал удерживать контакт еще несколько минут, укрепляя организм Дункана и направляя в него потоки целительной энергии, пока наконец не остался удовлетворен результатом. "Мераша должан быть ужасной гадостью," -- прошептал Дугал, когда Морган вышел из транса и вновь поднял на них глаза. "Да. Это действительно гадость... Вам никогда не давали мерашу? Никому из вас?" -- добавил он, глядя на Келсона. Когда оба покачали головами, он продолжил. -- "Ладно, нам придется заняться этим -- потом, после возвращения в Ремут, зимой, наверное. Вы должны сами испытать, что это такое. С действием мераши в определенных пределах можно бороться, если знать, что делать, а как вы можете знать , что делать, если никогда не испытывали действия мераши? Мне кажется, что, на самом деле, мераша помогла Дункану выдержать то, что с ним творили Лорис с Горони." "Думаю, что в этом есть определенный смысл," -- пробормотал Дугал, -- "но у меня сейчас проблемы с логикой. Неужели действие мераши хуже столкновения моих экранов с экранами других Дерини?" "Гораздо хуже," -- ответил Морган. "Тогда неудивительно, что Дункан так плохо себя чувствует," -- сказал Келсон. -- "Кстати, Аларик, как он?" "Как только он оправится после действия мераши, ему станет гораздо лучше," -- ответил Морган. -- "Но не настолько, чтобы сразу вернуться в строй. С такими израненными ногами он не сможет ехать верхом, даже если у него хватит сил, чтобы держаться в седле -- а их не хватит, учитывая большую потерю крови. О каких бы то ни было перчатках не может быть и речи, пока его пальцы не подживут." "Ну, не думаю, чтобы его ободранным пальцам повредило вот это," -- сказал Келсон, беря у Кардиеля завернутые в ткань перстни. -- "Получив это назад, он немного утешится. Сайард снял их вчера с Лориса, когда того схватили. Я только что допросил этого мерзкого ублюдка." "Ну зачем же так говорить о Сайарде," -- хохотнув, сказал Морган, осторожно разворачивая платок. "Вы знаете, о ком я говорю." "О, да, даже слишком хорошо," -- Морган наконец развернул оба перстня и, держа их через несколько слоев ткани, положил их на обе ладони: перстень Дункана -- на правую руку, а перстень Лориса, о котором все почти забыли, -- на левую. "Так-так. А я-то удивлялся, куда он делся. Тьфу!" -- его передернуло. -- "Перстень просто покрыт психической вонью Лориса. Не могу поверить, что он посмел носить перстень Истелина." Келсон поморщился. -- "Думаю, что найдется немного того, на что не осмелился бы Лорис. Но в этом случае он получил куда больше, чем хотел. Что-то вызвало у него кошмар, в котором ему явился святой Камбер." "Правда? Если честно, то не могу сказать, что меня это удивляет. Но, я думаю. что Дункан хотел бы получить этот перстень обратно. Правда, Дункан?" Морган, держа перстни через ткань, слегка коснулся запястья Дункана. Практически в то же мгновение его глаза, затрепетав веками, открылись и сконцентрировались на перстне, который держал Морган. "Перстень Истелина," -- пробормотал Дункан, поднимая руку с вырванными ногтями и стараясь дотянуться ею до перстня. -- "Откуда он у Вас?" "А где ты последний раз его видел?" -- ответил Морган, убирая руку с перстнем так, чтобы Дункан не мог до него дотянуться. -- "Думаю, что его нужно очистить. Его носил Лорис." От нахлынувших воспоминаний по телу Дункана пробежала дрожь. "Я знаю. Но, по крайней мере, он не отрезал мне палец, в отличие от того, как он поступил с Истелином. Надеюсь, перстень вызвал у него немало кошмаров!" "Похоже, что именно так оно и было," -- ответил Морган. -- "Но не вызовет ли он кошмаров у тебя , ведь этот перстень видел такое?! Мы уже поняли, что он впитывает сильные переживания." Дункан отрицательно хмыкнул и, пытаясь дотянуться до перстня, покачал головой. "Камбер и Истелин сильнее Лориса. Дайте его мне, Аларик. Я обещаю не повторять того, что случилось во время моего посвящения." "Очень надеюсь, что этого не случится," -- пробормотал Морган. Но он все-таки передал перстень Дункану, оставив перстень Лориса Кардиелю, и тот убрал его обратно за пазуху своей сутаны. Дункан несколько мгновений подержал перстень, держа его между большими и указательными пальцами и пристально глядя сквозь него, затем моргнул и улыбнулся. "Я не думаю, что Камберу понравилось бы, что это перстень имеет отношение к Лорису," -- прошептал он. "И?" -- спросил Кардиель. "Аларик, введите Томаса в связь с нами. А вы все присоелиняйтесь. Этот перстень хочет не просто очищения. Я думаю, что Камбер хотел бы что-то сказать всем нам." Когда Кардиель заморгал от удивления, Морган поднялся, уступая ему место, а когда архиепископ уселся, положил руку ему на затылок. Келсон и Дугал встали по другую сторону от Дункана. "Томас, закройте глаза и расслабьтесь," -- тихо сказал Морган, и, когда Кардиель выполнил это приказание, осторожно вошел в его разум. -- "Я знаю, что вы уже работали с Ариланом. Не спрашивайте меня, откуда я знаю об этом. Просто не сопротивляйтесь мне. Плывите по течению. Если что-то станет слишком сильным, я прикрою Вас." Кардиель кивнул и, опустив подбородок, прижал его к груди, а Морган, усилив контакт, положил ладонь на руку Дункана и вошел транс, уже связавший Дункана с Дугалом и Келсоном. Он не стал закрывать глаза и заметил, как Дункан одел кольцо на палец правой руки. Тут он почувствовал, что в контакте, помимо их самих, появился кто-то еще и почувствовал ласковое, благословляющее прикосновение невесомых рук к своей голове. Это было "прикосновение Камбера", которое он уже давно связывал со своим целительским даром, но в этот раз в нем было нечто большее: присутствие казалось даже более реальным, чем во время рукоположения Дункана, и на несколько мгновений его наполнило ощущение полного одобрения и поддержки, придавая ему невероятную уверенность и умиротворенность. Видение исчезло, оставив в памяти лишь теплый отсвет, и Морган, разорвав соединение, заморгал, ободряюще стиснув плечо Кардиеля. Архиепископ тоже заморгал и обвел остальных удивленным взглядом, почувствовав частичку магии, в которую он всегда верил, но никогда не испытывал на себе. "Это был... Камбер?" -- запинаясь, спросил Кардиель, вновь обретя дар речи. Дункан сложил левую ладонь ковшиком и, накрыв ею перстень на свое правой руке, осторожно сложил руки на груди, стараясь не ударить свои пальцы с вырванными ногтями. "Я спросил бы, а кто еще, по-вашему, мог это быть," -- ответил Дункан, -- "но я не собираюсь шутить на этот счет. Ясно одно: это был явно не Лорис. Теперь Вы понимаете, почему Келсон хочет восстановить поклонение Камберу?" "Но я не Дерини," -- пробормотал Кардиель. -- "Я думал, что он является только Дерини. Он -- их святой." "Это так, но изначально он был известен не только как покровитель деринийской магии, но и как Защитник Человечества," -- сказал Морган. -- "Мы, кстати, не уверены, что он является только Дерини. Мы знаем лишь, что некоторые Дерини, находящиеся в этой палатке, видели его прежде. Кроме того, он не являлся Вам -- Вы видели его только через наш контакт с перстнем. Я, правда, не думаю, что это как-то умаляет значение того, что Вы видели. Дункан, как ты думаешь, этот перстень получил что-то сейчас, или в нем что-то сохранилось с прежних времен?" Дункан покачал головой. -- "Трудно сказать. Я не думаю , что это был осколок прошлого. Томас, мы уверены, что перстень был сделан из чаши или какого-то еще священного сосуда, который был связан с самим Камбером и использовался им. Вы, часом, не знаете, кто делал перстень для Истелина?" "Понятия не имею. Я думаю, что вполне возможно, для изготовления перстня была использована какая-то часть дискоса. Но Истелин не был Дерини... или был?" "Этого никто не знает," -- ответил Морган. -- "И, к сожалению, мы никогда не сможем узнать это. Я, правда, хотел бы узнать побольше о его происхождении." "Я постараюсь выяснить что-нибудь, как только мы вернемся в Ремут," -- ответил Кардиель. -- "Кстати, раз уж мы заговорили о Ремуте, Аларик, Вы можете связаться сегодня вечером с Ричендой? Надо известить Найджела, что меарская проблема близка к разрешению." "Эта проблема не будет решена, пока Кайтрина не сдастся мне," -- прежде чем Морган успел ответить, вставил Келсон, -- "но я согласен: их надо известить обо всем, что произошло. И мне кажется, что связаться отсюда нам будет проще, чем из Лааса." Морган вздохнул. -- "Учитывая, что все мы очень устали, это будет непростой задачей даже отсюда -- расстояние слишком велико. Но вы правы: проще это не станет. Мы попробуем где-нибудь около полуночи, после того как я немного посплю. Я бы хотел попросить всех вас помочь мне установить контакт -- кроме Дункана, конечно." "Аларик, я не инвалид..." -- начал было Дункан. "Нет, ты именно инвалид! И чем быстрее ты перестанешь создавать проблемы, тем быстрее ты перестанешь им быть." "Я хочу помочь!" "Больше всего ты поможешь нам, если заснешь." Намек был усилен мысленным приказом, и Дункан, упав обратно на подушки, широко зевнул, стараясь удержать глаза открытыми. "Аларик, это нечестно," -- пожаловался он, зевнув еще раз. "Жизнь не всегда честна," -- возразил Морган, слегка касаясь лба Дункана. -- "Все мы узнаем это из собственного горького опыта. А теперь спи." ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ Совлек с меня славу мою и снял венец с головы моей -- Иов 19:9 Они смогли связаться с Ричендой и узнать о торентских интригах, раскрытых после их прошлого контакта, только вечером следующего дня. "Теперь нам еще нужнее как можно скорее все закончить," -- сказал следующим утром Келсон Моргану, когда они, задыхаясь в жарком равнинном воздухе, выступили на Лаас. -- "Похоже, что ситуация под контролем, но я должен быть там сам, чтобы заняться происходящим." К тому времени, когда они, неделю спустя, осадили Лаас, в Ремуте ничего не произошло. Дункан выздоравливал с каждым днем, а в тот день, когда они прибыли к Лаасу, встал с постели, хоть ему и пришлось обрезать носки своих сапог, чтобы дать поджить его ногам, и надеть легкие перчатки, чтобы предохранить все еще очень чувствительные пальцы рук. Он быстро уставал, но он знал, что Лорис и Горони выйдут из себя, когда увидят, что он, вместо того, чтобы лежать бездыханным, снова сидит в седле. Он испытывал несказанное удовольствие, видя, как они, закованные в цепи, окруженные стражей, перешептываются друг с другом. Келсон и основные силы гвинеддской армии, значительно выросшие за счет меарцев, которые после сражения на равнине Дорны присягнули на верность Келсону, начали тем временем осаду Лааса. Закованных в кандалы Лориса и Горони везли вместе с несколькими мерцами, которые не пожелали поклясться в верности Келсону. Вместе с ними в импровизированных гробах везли тела Сикарда и Итела, которые от жары начали разлагаться. На следующий день после окружения Лааса, перед самым полднем, дав населению города понервничать ночью из-за костров раскинувшегося вокруг города военного лагеря, Келсон, в сопровождении Аларика, Эвана, Дункана, Дугала, архиепископа Кардиеля и почетного эскорта из шести рыцарей, подъехал под белым флагом к городским стенам на расстояние полета стрелы. Барон Джодрелл и шесть стражников остались охранять Лориса и Горони. Наконец из калитки в городских воротах выехал одинокий подтянутый и профессионально бесстрастный всадник под белым флагом парламентера. "Моя госпожа приказала мне выяснить твои намерения, король Гвинеддский," -- сказал человек, сдержанно, но учтиво поприветствовав Келсона и его свиту. Келсон, на голове которого был парадный шлем, украшенный золотой короной с драгоценными камнями, спокойно рассматривал посланника. "В данных обстоятельствах Ваша госпожа вряд ли может ожидать от меня мирных намерений," -- сказал он. -- "Она, видимо, уже заметила, что мы захватили в плен ее бывшего генерала Эдмунда Лориса, а также священника Горони, и что многие из ее солдат встали ныне под знамена Халдейнов. Кроме того, произошли и другие события, о которых, как мне кажется, ей должен сообщить кто-нибудь из высокопоставленных лиц -- прошу не принимать это на свой счет." Человек гордо вскинул голову, но в словах его звучала осторожность. "Я рыцарь и посол моей госпожи, Сир. Я полагаю, что ее доверия мне достаточно, чтобы доверить мне любое послание, которые Вы желаете передать ей." Келсон заметил, как его руки сжали поводья. Они с Дугалом долго спорили по поводу того, кто должен принести Кайтрине новости -- о том, что ее муж и сын убиты, об условиях, которые предъявляет Келсон -- и Дугал, говоривший с точки зрения родственника Кайтрины, сумел, в конце концов, убедить Келсона. "Имеются обстоятельства, неизвестные Вам, сэр рыцарь, о которых Ваша госпожа должна узнать наедине. Поэтому я хочу послать вместе с Вами своего посланника для переговоров с Вашей госпожой. Могу я надеяться, что она гарантирует ему безопасность?" "Сир! Моя госпожа -- благородная дама." "Все мы стараемся быть благородными," -- устало сказал Келсон. -- "Вы гарантируете безопасность моего посланника?" "Конечно," -- Посланник с некоторым подозрением посмотрел на Моргана и Дункана, -- "правда, я не думаю, что моя госпожа будет рада, если к ней отправится Дерини... Простите, господа, я не хотел обидеть вас," -- добавил он. Келсон слегка усмехнулся. -- "Я хочу послать к ней не герцога, а графа," -- спокойно сказал он, -- "который, кстати, является ее родственником. Правда, их последняя встреча случилась при не самых благоприятных обстоятельствах. Как Вы думаете, примет ли она своего племянника, графа Дугала МакАрдри?" Солдат внимательно, оценивающе поглядел на Дугала, затем, с неожиданным напряжением во взгляде, обратил глаза к королю. "Графу будет гарантирована безопасность," -- запинаясь, сказал он. -- "но... Сир, Вы не знаете, что случилось с лордом Сикардом?" Келсон угрюмо кивнул. "Знаю. Но об этом вначале должна узнать Ваша госпожа," -- сказал он, -- "и лучше, если об этом ей расскажет граф Дугал. Вы сопроводите его к ней?" По пути к воротам Лааса Дугал и посланник обменялись едва ли дюжиной слов. Им не о чем было говорить. Дугал чувствовал себя неуютно от груза известий, которые он должен был доставить Кайтрине, а от ее посланника вряд ли можно было ожидать дружеского отношения к тому, кто вез вести, которые, практически наверняка, означали конец всем разговорам о независимости Меары. Чтобы подчеркнуть, что он едет скорее как посланник, а не как солдат с титулом графа, Дугал сменил доспехи на кожаный дорожный костюм и не стал пристегивать к поясу ни меча, ни кинжала. Чтобы подчеркнуть свое родство с меарской претенденткой, он накинул новый плед цветов клана МакАрдри, заколов его на груди брошью, на голове его красовалась украшенная тремя перьями приграничная шапочка, подтверждавшая его статус предводителя клана, а в косичку была вплетена черная лента. Бок о бок с меарским посланником он проехал через ворота во внутренний двор замка, спешился и, не глядя по сторонам, пошел следом за посланником,который повел его не в главный зал, а вверх по лестнице, затем по боковому коридору. Кайтрина ожидала его в гостиной, окна которой выходили в монастырский сад. Вокруг нее стояли Джудаель, епископ Креода и четверо странствующих епископов, поддержавших Лориса и претензии Меары на независимость: Мир Кирни, Джильберт Десмонд, Реймер Вэленс и Калдер Шил, его дядя по материнской линии -- нет, на самом деле, двоюродный дед. Когда Кайтрина увидела, кого король прислал ей, ее морщинистое лицо, казалось, стало белее ее белых одежд. "Как он посмел послать тебя?" -- пробормотала она, выглядя настолько бледной, что Дугал испугался, как бы она не лишилась чувств. -- "Как ты смеешь смотреть мне в глаза?" Дугал, как и следовало посланнику короля к правителю противника, вежливо приветствовал ее. "Миледи, вряд ли Вы можете ожидать от посланника Халдейна, кем бы он ни был, хороших новостей," -- спокойно сказал он. -- "Его Величество посчитал, что будет лучше, если Вы услышите это от родственника." Кайтрина постаралась взять себя в руки, как и подобало бы королеве, и пристроила руки на подлокотники своего кресла, которое в это мгновение превратилось во всего лишь жалкое подобие трона. "Что за... новости?" -- пробормотала она. -- "Сикард?" "Мертв, миледи." "А мой... мой сын?" "Тоже." Когда ее руки взлетели к губам, стараясь остановить беззвучный, полный страдания крик, Джудаель опустился на колени рядом с ее креслом и положил голову ей на колени, а Креода сделал несколько торопливых шагов к Дугалу. "Что с архиепископом Лорисом?" Дугал знал, что он, будучи глашатаем Келсона, должен держаться нейтральным, но, несмотря на это, в голосе его послышался лед. "Пленен, Ваше Преосвященство. И Монсиньор Горони тоже. Они ждут королевского суда." "Но это невозможно," -- пробормотал себе под нос Креода, Джудаель побледнел, а остальные священники ошеломленно зашептались друг с другом. "Позвольте мне заверить вас, что это не только возможно, но и есть так на самом деле, Ваше Преосвященство," -- холодно сказал Дугал. -- "И, честно..." Он оборвал себя, ибо не стоило рассказывать здесь ни о том, что Лорис и Горони сотворили с его отцом, ни о том, что отношения между ним и Дунканом были чем-то большим, чем обычные отношения между двумя приграничниками. "Вы будете оповещены о мнении Его Величества на этот счет в свое время. А пока что моя обязанность -- изложить ее милости условия, выставленные Его Величеством." "Как смеет он ставить мне условия?" -- пробормотала Кайтрина. Дугал удивленно вскинул голову. -- "Миледи, Вы же проиграли. Вряд ли Вы можете не понимать этого." С явным усилием взяв себя в руки, Кайтрина снова пристально посмотрела на него. "Юный МакАрдри, в Лаасе, своей столице, я в безопасности," -- твердо сказала она. -- "Твой Келсон не сможет выгнать меня отсюда." "Выгнать Вас?" -- Дугал удивленно посмотрел на остальных. -- "Мадам, Вы в осаде. Ваши основные советники или схвачены, или убиты. Ваша армия была разбита в сражении и присягнула на верность Халдейнам, как и должно было случиться еще несколько поколений назад. Все, что нужно сделать Его Величеству -- это просто выждать. И, если будет необходимо, он будет ждать. Сбежать Вам не удастся. Вы проиграли." Джудаель положил свою дрожащую ладонь на руку своей тетки и смело посмотрел на Дугала. "И каковы же условия короля?" -- спокойно спросил он. "Я зачитаю их вам," -- ответил Дугал, вынимая свиток из-за пазухи своего дорожного костюмя и набирая побольше воздуха. "От Келсона Синила Риса Энтони Халдейна, милостию Божьей Короля Гвинедда, правителя Меары и правителя Перпл Марча -- леди Кайтрине, именумой также "Меарской Претенденткой"," -- спокойно сказал он, разворачивая свиток. -- "Леди, дальнейшее сопротивление вашему законному сюзерену приведет только к бессмысленной гибели меарцев, ибо за каждого погибшего подданного Халдейнов незамедлительно по окончанию битвы будут казнены десять меарцев. Однако, в случае Вашей безоговорочной сдачи, мы склонны предложить Вам следующие условия: Первое. Против народа Меары не будет предпринято никаких дальнейших репрессий, но все лица благородного происхождения и бывшие военнослужащие меарской армии должны присягнуть на верность королю Келсону Гвинеддскому как их законному суверену и правителю, а в случае нарушения этой присяги кем бы то ни было из них все они подлежат казни. Решения в отношении тех, кто нарушил законы Гвинедда, причинив при этом вред другим лицам, будут приняты в индивидуальном порядке. Второе," -- прежде чем читать дальше, он, не поднимая глаз, сделал еще один глубокий вдох. -- "Будет разрешено почетное погребение в Лаасе тел Сикарда МакАрдри и Итела Меарского. Леди Кайтрине будет позволено присутствовать на церемонии погребения, как того требует обычай." "Как они умерли?" -- донесся до него голос Кайтрины, прервавший его заранее отрепетированную речь. Дугал поднял голову и медленно опустил свиток. "Разве подробности сейчас важны, миледи?" -- тихо спросил он. -- "Они только сильнее расстроят Вас." "Расскажите мне!" -- потребовала она. -- "Иначе я не стану слушать остальные требования Вашего господина." "Хорошо." Дугал, чувствуя себя неловко, свернул свиток и постарался подобрать слова, которые могли бы немного смягчить правду. "Ваш муж пал с мечом в руке, мадам," -- тихо сказал он. -- "Я... мне сказали, что он встретил смерть с отвагой, предпочтя смерть плену, когда понял, что потерял армию." "Да," -- выдохнула она. -- "Это похоже на него. Вы видели, как он погиб?" "Нет, миледи." "Но это было быстро?" -- настаивала она. -- "Скажите, что он не мучался." "Я думаю, миледи, что он не мучался," -- сказал Дугал, в памяти которого всплыла картина стрелы, торчащей из глаза Сикарда. -- "Он умер мгновенно. Я сомневаюсь, что он вообще что-то почувствовал." "Благодарю тебя, Господи," -- сжав руки, прошептала она, прежде чем снова поднять свой взгляд. -- "А мой сын?" Дугал сглотнул, зная, что это известие ранит Кайтрину даже сильнее, чем весть о смерти ее мужа. Но в его сердце не было места для сочувствия Ителу. "Две недели назад принц Ител был захвачен в плен в Талакаре," -- сказал он. -- "В тот же день он и барон Брайс Трурилльский были осуждены, приговорены и казнены за измену." "Как... казнены?" -- выдохнула Кайтрина. "Их повесили." Он не мог ни смягчить эти слова, ни подготовить ее к их суровости. Когда она, покачнувшись, опустилась на стул, закрыв глаза, Джудаель склонился к ней, пытаясь утешить ее, несмотря на то, что сам посерел от страха -- если Ител, наследный принц, был казнен, то что же ждет его, следующего наследника? "Я... я не буду требовать от Вас подробностей," -- придя в себя, пробормотала Кайтрина. Взяв Джудаеля за руку, она подала Дугалу знак продолжать и отвернулаясь, глядя сквозь пелену слез на окно, из которого струился солнечный свет. "Третье," -- сказал Дугал, разворчаивая свиток вновь, чтобы продолжить чтение. -- "После принесения клятвы в том, что она никогда не подымет вновь мятежа против законного правителя Меары, а именно -- Келсона Гвинеддского или кого-либо из его наследников -- леди Кайтрине будет позволено удалиться в монастырь, избранный Его Величеством, где предстоит ей пребывать до конца земных дней своих в качестве монахини такового монастыря, каясь и моля о спасении душ тех, кто отдал свою жизнь в результате мятежа, поднятого ею." "Миледи, это очень великодушное решение," -- гладя ее дрожащую руку, прошептал Джудаель, глаза которого были полны слез. -- "Дугал, а что будет со мной?" "Четвертое," -- продолжил Дугал, не смея взглянуть на молодого епископа. -- "Касательно Джудаеля Меарского, племянника леди Кайтрины, бывшего епископа Ратаркинского: поскольку тот преступил законы и светские, и церковные, и поскольку Его Величество не намеревается позволять нового меарского мятежа, который может сложиться вокруг вышеназванного епископа, являющегося наследником леди Кайтрины, Джудаель Меарский подлежит лишению жизни." Джудаель еле слышно ахнул, и, побледнев еще сильнее, пошатнулся. Кайтрина застонала и судорожно обняла его за плечи. Но прежде, чем остальные епископы смогли вымолвить хоть слово, Дугал откашлялся и кивком заставил их замолчать. "Однако, поскольку названный Джудаель, происходящий от древних правителей Меары, есть принц и по рождению, и по своему церковному сану, король Келсон дарует названному Джудаелю милость: он будет лишен жизни путем отделения головы от тела мечом, без присутствия публики, и будет похоронен с почестями вместе со своими родственниками здесь, в Лаасе." Он украдкой поглядел на потрясенного Джудаеля, стараясь не встречаться с ним глазами, заием, прежде чем вернуться к чтению свитка, бросил взгляд на остальных священников. "Пятое. Епископ Креода и прочее мятежное духовенство, связанное с меарским мятежом, после того, как будет определена их вина по светским законам, предстанут перед церковным судом, созванным архиепископами Брейденом и Кардиелем, и король обязуется последовать рекомендациям такого суда." -- Он свернул свиток и поднял глаза. -- "Никаких дальнейших переговоров не будет." Затем последовало краткое изложение сказанного ранее, несколько уточнений условий, и, наконец, Кайтрина, пошатываясь, поднялась, давая понять, что аудиенция окончена. "Дугал, передай своему королю, что его условия очень жесткие, но мы рассмотрим их и дадим ему наш ответ в полдень." "Хорошо, мадам, я передам," -- прошептал он, вежливо кланяясь ей. "Спасибо. И, Дугал..." "Да, мадам?" Сглотнув, она подала Джудаелю и остальным еписком знак отойти и, подозвав Дугала к себе, отошла с ним к окну. Когда он, вопросительно глядя на нее, подошел поближе, его волосы сверкнули в лучах солнца подобно начищенному медному шлему. Когда Кайтрина внезапно вытащила из рукава небольшой кинжал, Дугал вздрогнул. "Дугал, ты ведь безоружен, не так ли?" -- не моргнув глазом, тихо сказала она, заметив его испуг. "Да, мадам. Я прибыл как посланник моего короля к благородной даме -- а в ее благородстве не может быть сомнений, поскольку она вышла замуж за моего дядю и родила ему детей, в жилах которых течет кровь МакАрдри." Печально хмыкнув, Кайтрина выдавила из себя слабую улыбку. -- "Храбрые слова, племянник, если учесть, что я могу убить тебя прямо на месте... наверное, так мне и надо было бы сделать, ведь ты причинил немало зла мне и моим родственникам. Но ты прав: он, твой дядя Сикард, был невероятно честным человеком. Если бы я позволила нашим детям носить его имя, а не свое, все могло бы быть по-другому." "Пожалуй, Вы правы, мадам." "Дугал, он был хорошим человеком," -- повторила она. -- "И я, неоднократно слыша за последние недели о твоих подвигах, часто думала, наколько все могло сложиться бы по-другому, если бы твоим отцом был он, а не Колей." Он чуть было не сказал, что Колей не был его отцом, но остановился, не зная, что она собирается делать с кинжалом. Ему подумалось, что если она бросится с этим кинжалом на него, он сможет отобрать его -- она все-таки была меньше его ростом и почти вчетверо старше -- но, если она и вправду бросится на него, остальные могут придти к ней на помощь. Было известны случаи, когда посланников убивали за принесенные ими неприятные известия, и, видит Бог, даже без принесенных им новостей у нее было достаточно причин ненавидеть его. Но она, подержав кинжал в своих пальцах, спокойно протянула его ему рукоятко вперед, и на ее губах мелькнула слабая, застенчивая улыбка. "Это мне подарил МакАрдри в день нашей свадьбы. Я хочу, чтобы это принадлежало тебе." "Мадам?" "Я хочу, чтобы это было у тебя. Подойди." -- она втиснула рукоятку в его ладонь. -- "Простите старухе ее причуды. Дайте мне хотя бы на несколько секунд представить, что ты не сын Колея, а мой и Сикарда. Все мои дети мертвы, как мои мечты о них... Джудаель, мой единственный родственник, вскоре тоже расстанется с жизнью." "Но ведь можно остановить эту череду смертей," -- сказал Дугал. -- "Нет никакого смысла продолжать убивать." Она с трудом сглотнула. -- "Вы ведь видели, как все они умерли, не так ли?" "Кто?" "Все мои дети." "Кроме... Итела," -- пробормотал он. -- "Я видел смерть Сиданы... и Лльювелла. Но не стоит снова говорить об этом, миледи." "Я не собираюсь говорить об этом," -- прошептала она, -- "но я действительно должна спросить насчет Сиданы. Если бы... если бы Лльювелл не... не убил ее, принесло бы ее замужество мир, как Вы думаете?" "Я думаю, что так могло быть. А общий наследник прекратил бы все пересуды насчет престолонаследия." "А Сидана... была бы она счастлива с вашим Келсоном?" Дугал, почувствовав, что в горле у него пересохло, сглотнул, ведь он практически не разговаривал со своей меарской родственницей. "Я... не знаю, миледи," -- прошептал он. -- "Но Келсон -- мой кровный брат и мой король, так что я... думаю, что он по-своему любил ее. Я знаю, что в ночь перед свадьбой он размышлял о предстоящем браке и говорил, что не хочет жениться только по политическим причинам. Но мне кажется, что он убедил сам себя, что любит ее," -- Он помолчал. -- "Вы это хотели услышать?" "Да, если это -- правда," -- прошептала она. -- "По твоему лицу видно, что ты веришь в это," -- она вздохнула. -- "Ах, если бы я была не такой упрямой, она могла бы остаться в живых, да еще и стать королевой Гвинедда. Но я убила ее, я убила своих сыновей, своего мужа.... Дугал, я так устала убивать..." "Тогда остановите убийство, миледи," -- тихо сказал он. -- "Только Вы можете сделать это. Примите условия короля. Верните Меаре ее законного правителя, и постарайтесь смириться с этим в оставшиеся Вам годы." "Вы на самом деле считаете, что он оставит мне жизнь?" "Он дал свое слово, мадам. Я не знаю случая, чтобы он не сдержал его." Она вздохнула и гордо воздев подбородок, пошла в большой зал. При ее появлении все разговоры в зале мгновенно смолкли. "Сообщи своему господину, что мы сообщим ему о нашем окончательном решении в полдень," -- сказала она. -- "Мне... нужно время, чтобы подумать, что я должна сделать." Когда Дугал ушел, она медленно осела на кресло и откинула голову на спинку. "Позовите советников, Джудаель," -- прошептала она. -- "И принесите мне корону." ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ Но вы умрете, как человеки, и падете, как всякий из князей -- Пс 81:7 Ровно в полдень ворота Лааса раскрылись, чтобы пропустить одинокого герольда с белым флагом. Ворота за ним не закрылись. "Мой король," -- поклонившись, сказал герольд, когда его привели к сидевшему на коне Келсону, -- "моя госпожа в принципе принимает Ваши условия, и готова принять Вас в главном зале в удобное для Вас время." "В принципе?" -- спросил Келсон. -- "Что это значит? Я считал, что выразился достаточно ясно: никаких переговоров не будет." "Я... думаю, она надеется на смягчение условий, мой господин," -- тихо сказал посланник. "Понимаю. Господа?" -- Он поглядел на стоявших вокруг советников и полководцев. -- "Дугал, что скажешь? Ты говорил с ней." "Непохоже, чтобы она что-то замышляла, если Вас беспокоит именно это," -- сказал Дугал. -- "Она говорила, что жалеет о случившемся, и чуть ли не каялась в содеянном." "Все они начинают каяться, когда припрешь их к стене," -- проворчал Морган. "Хм, осмелюсь сказать, что Лорис и Горони явно не из их числа. Я хочу попросить Вас и Джодрелла присмотреть за ними, когда мы войдем в Лаас. Эван, до нашего возвращения командование армией переходит к Вам. Если что-нибудь случится, Вы знаете, что делать. Архиепископ Кардиель, я прошу Вас сопровождать тела Сикарда и Итела. Вы знаете Лаас?" "Боюсь, что нет, Сир." "Неважно. По меньшей мере, там должна быть фамильная часовня, куда можно поместить тела. Все прочее, что Вам надлежит сделать, мы уже обсудили." "Да, Сир." "Дункан и Дугал, вы поедете со мной." Часом позже король Келсон с триумфом въехал в Лаас. Перед ним шла колонна копейщиков и лучников, а следом за ним -- две сотни пехотинцев. На шлеме его сверкала корона, а на сгибе руки, подобно сктпетру, покоился обнаженный меч его отца. Проезжая по городским улицам, он не встретил никакого сопротивления. При его приближении, встреченном молчанием и нервным любопытством, копейщики выстроились в зале, сформировав почетный караул для его встречи, а сам Келсон, прежде чем спешиться со своего белого коня, подождал, пока главный зал не возьмут под охрану его пехотинцы и лучники. Плечи короля покрывала темно-красная шелковая мантия, которая едва скрывала его доспехи, на которых красовался гвинеддский лев, и когда Келсон начал подниматься по лестнице, ведущей от двора к распахнутым в его ожидании двустворчатым дверям главного зала, его мантия затрепетала в жарком летнем воздухе. Внутри его поджидало всего лишь с десяток меарцев: естественно, сидевшая на троне в дальнем конце зала Кайтрина, которая, будучи одетой во все черное, с меарской короной на покрытой вуалью голове, выглядела ужасно одинокой и ранимой, да полдюжины престарелых дворян, которые вместе с оставшимися верными Кайтрине епископами, одетыми в лиловые сутаны, толпились по обе стороны от трона. Вдоль стен зала выстроилась охрана Келсона, а галереи заняли лучники, от которой веяло молчаливой, но ничуть не менее неотвратимой смертью. "Внимание всем!" -- прокричал глашатай Кайтрины. -- "Его Королевское Величество, Верховный правитель Келсон Синил Рис Энтони Халдейн, милостию Божьей Король Гвинедда, правитель Перпл Марча... и правитель Меары." Услышав последний титул, Келсон чуть не засмеялся от облегчения и, задержавшись в дверях, чтобы находившиеся в зале подготовились к его появлению, освободил свою ауру -- правда, ослабив ее настолько, чтобы никто не смог понять, то ли это свет, вызванный его магией, то ли просто отсвет солнечного луча на драгоценных камнях его короны. Прежде чем пройти в зал и встретиться с меарской претенденткой, он медленно, с достоинством, которого никто не мог даже ожидать от семнадцатилетнего парня, передал Моргану свой меч, снял шлем и, бросив в него небрежно снятые перчатки, передал его Дугалу. Он никак не ожидал, что она окажется такой маленькой и хрупкой. По его бокам шли Морган и Дугал, отставая от него на полшага, а за ними следовали Дункан, на голове котрого красовалась герцогская корона, и Кардиель, одевший епископскую митру. На обоих поверх доспехов были одеты епископские ризы. Джодрелл с пленниками остался снаружи. Когда король и его свита подошли поближе, Кайтрина встала, а ее придворные и епископы напряженно-почтительно кланялись, когда король проходил мимо них. Подойдя к помосту, свита Келсона встала по обе стороны от трона, а Келсон, поднявшись по ступенькам, подошел к Кайтрине. Ее лицо, которое даже в молодости нельзя было назвать красивым, было искажено печалью, но, в то же время было полно достоинства, когда она, прижав свои тонкие руки к груди, опустилась перед ним на колени. Когда она сняла с себя корону и протянула ее Келсону, глаза ее страстно полыхнули, но она даже не вздрогнула, когда он взял у нее корону. Когда корона перешла из рук в руки, Кардиель подошел поближе к королю, и Келсон передал корону ему, слегка повернувшись, чтобы архиепископ мог возложить корону ему на голову. Келсон протянул Кайтрине руку, но она, прежде чем подняться на ноги без посторонней помощи, взяла край ризы Кардиеля и приложила его к своим губам. Дункан отвел ее в сторону, а Келсон, сев на трон Меары, забрал свой меч и положил его себе на колени. Свита его, поднявшись по ступенькам, встала по бокам трона. В задней части зала, вместе с меарцами, присягнувшими на верность Келсону под Дорной, стояли гвинеддские бароны и офицеры, и когда Келсон посмотрел в их сторону, они встали напротив мятежных епископов и дворян. Когда в зале повисла неловкая тишина, Келсон не успел еще ничего сказать, из толпы епископов вышел Джудаель Меарский. Выйдя вперед, он сбросил свои ризы, оставшись не в лиловом епископском одеянии, а в монашеской рясе из домотканого полотна, и босым. У подножия ступеней, ведущих на помост, он, опустив лицо к сжатым рукам, упал на колени, но когда он поднял взгляд, чтобы посмотреть на Келсона, лицо его ясно говорило о том, что он хорошо знает, какая участь ждет его. "Мой король," -- сказал он, и голос его услышали все находившиеся в зале, -- "я, Джудаель Майкл Ричард Джолион МакДоналд, епископ Ратаркинский и наследный правитель Меары, отказываюсь от любых требований независимости Меары и признаю Вас своим законным правителем. Я предаю себя на суд Вашего Величества, прошу прощения за совершенное мною и клянусь ни словом, ни делом не причинять Вам никакого вреда. Я прошу, если в Вашем сердце осталось место для милосердия, позволить мне прожить оставшиеся мне дни в заключении а каком-нибудь монастыре, ибо я никогда не жаждал себе короны, а если это невозможно, я готов принять любую участь, которую Ваше Величество сочтет соответствующей моим преступлениям. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, Аминь." Когда Джудаель перекрестился, Келсон вздохнул и быстро взглянул на остальных епископов, ожидавших его решения, на стоявшую перед ними с молитвенно сжатыми руками Кайтрину, выглядевшую напряженной и измученной. Но, несмотря на то, что, пока Джудаель говорил, Келсон с помощью своей способности к Правдочтению убедился в искренности его слов, он знал, что не может позволить себе никакой слабости в этом вопросе. Джудаель слишком долго был марионеткой в руках более сильных людей. Так что лучше быть прямым и не позволять себе благодушия. "Джудаель Майкл Ричард Джолион МакДоналд, наследник меарский," -- спокойно сказал он. -- "Я прощаю тебе все преступления, которые Вы совершили против меня и моих подданных. Но..." -- погребальным звоном упало последнее слово. -- "Но, заботясь о своих подданных живущих как в этой земле, так и в Гвинедде, я не могу оставить жизнь тому, кто может стать причиной нового мятежа. Я оставил жизнь твоему двоюродному брату, Лльювеллу, а он убил мою невесту. Я оставил жизнь архиепископу Лорису, не желая лишать жизни рукоположенного епископа, а он возглавил мятеж против меня. И если я оставлю тебе жизнь, даже поместив тебя в какой-нибудь отдаленный монастырь, всегда будет существовать возможность того, что кто-нибудь, извращенно трактуя понятие верности, постарается использовать тебя, чтобы поднять новый мятеж против меня, пусть даже и против твоего желания." "Но Вы могли бы держать его вместе со мной, под охраной!" -- крикнула Кайтрина, бросаясь на колени и молитвенно вздевая руки. -- "Милорд, будьте милосердны! Он единственный родственник, оставшийся у меня!" "И обречь множество семей на лишения из-за того, что кто-то цепляется за мечты о независимости Меары?" -- возразил Келсон. -- "Я должен спасти Джудаеля, чтобы однажды он стал причиной для нового меарского мятежа, угрозой мне, моим детям или детям моих детей? Нет, мадам. Я не могу и не стану возлагать такое бремя ни на себя, ни на свой народ, ни на своих наследников. Джудаель, мне жаль, но я должен подтвердить вынесенный тебе смертный приговор... но тебе будет дано время, чтобы ты мог подготовиться к смерти. Несмотря на то, что с формальной точки зрения ты все еще отлучен от церкви, архиепископ Кардиель выражил желание исповедать тебя. Ты принимаешь его предложение?" Джудаель, покачнувшись, закрыл глаза и, скрестив руки на груди, глубоко поклонился. "Я предаю себя на суд Вашего Величества и принимаю милосердное предложение Его Преосвященства. А... когда... это произойдет?" "Как только Вы будете готовы," -- спокойно сказал Келсон. -- " Архиепископ Кардиель, Вы пойдете с принцем Джудаелем или подождете, пока пройдет суд над двумя пленниками, облеченными церковным саном?" Когда Келсон указал на дальний конец зала, где в высоких двустворчатых дверях показались Лорис и Горони, сопровождаемые Джодреллом и четырьмя стражниками, Каридель выпрямился во весь рост. "Ваше Величество, я не пропустил бы это для освобождения всего моего времени в Чистилище. Стража, можете отвести принца Джудаеля в часовню, чтобы он мог подготовиться. Отец Джудаель, я присоединюсь к Вам через несколько минут. Это не займет много времени." Джудаель даже не посмотрел на двух пленников, когда стражники провели его мимо них. Лорис выразительно посмотрел на него и всех находившихся в зале, ни и ему, и Горони заткнули рты прежде чем ввести в зал. Они вызывающе стояли перед королем, пока стражники не заставили их опуститься на колени силой. Келсону не было нужды прибегать к магии, чтобы увидеть ненависть в их глазах, и он обернулся к Моргану, чтобы тот зачитал список преступлений подсудимых. "Эдмунд Альфред Лорис, священник и бывший архиепископ Валоретский, и Лоренс Эдвард Горони, также священник: вы оба обвиняетесь в измене королю и королевству Гвинеддскому, а также в подстрекательстве к мятежу. Кроме того, ваши действия повлекли за собой убийство епископа Генри Истелина и причинение тяжких повреждений епископу Дункану МакЛейну. Ваши обвинители присутствуют. Лоренс Горони, что ты скажешь в свою защиту?" По сигналу Келсона изо рта Горони вынули кляп, но он только дерзко вздернул подбородок и выругался. "Я не признаю ни права этого суда судить меня," -- сказал он, -- "ни права еретика-Дерини зачитывать мне обвинения. Я заявляю о своих привилегиях духовного лица и требую, чтобы меня судил церковный суд." "Горони, тебя и Лориса отлучили от церкви и лишили сана больше чем полгода назад," -- холодно сказал Кардиель прежде, чем Келсон успел открыть рот. -- "При этом ни один из вас не сделал ничего, чтобы отменить это отлучение." "Я не признаю за тобой права отлучать меня!" -- закричал Горони. "Стража, заткните ему рот!" -- рявкнул Кардиель. Когда стражники выполнили приказ, он продолжил, -- "С формальной точки зрения, у тебя нет вообще никаких прав, ведь ты отлучен от церкви, но я буду просить короля, чтобы он уберег тебя от участи Генри Истелина и не приказал потрошить и четвертовать тебя. Но единственный церковный суд, перед которым ты можешь предстать, состоит из епископа МакЛейна и меня. Епископ МакЛейн, виновен ли подсудимый в том, в чем его обвиняют?" "Виновен, Ваше Превосходительство," -- спокойно ответил Дункан. "Согласен," -- сказал Кардиель. -- "Ваше Величество, мы считаем, что подсудимый Лоренс Горони виновен в том, в чем его обвиняют, и берем его под стражу до тех пор, пока Вы не вынесете ему приговор. Эдмунд Лорис, что ты можешь сказать в свою защиту?" Когда изо рта Лориса вынули кляп, он, казалось, вот-вот взорвется от крика. "Как вы посмели судить меня ? Как вы посмели дозволить этим еретикам судить меня? Этому еретику-королю с его прихвостнями-еретиками... епископу МакЛейну с его деринийским выродком, стоящим рядом с ним, как будто он благородный..." "Заткните его!" -- бросил Келсон. "Дугал МакАрдри -- незаконнорожденный сын МакЛейна!" -- успел выкрикнуть Лорис прежде, чем стражники схватили его. -- "Он не сможет отрицать этого! Они оба -- Дерини..." Стража заставила его замолчать, заткнув ему рот, но слова его были услышаны. Слухи начали гулять среди солдат Келсона еще неделю назад, после битвы при Дорне, но никто из них так и не осмелился заговорить об этом в открытую. Вряд ли этого можно было избежать теперь. Дункан смиренно посмотрел на Келсона, и король еле заметно кивнул ему. Дункан вышел вперед и обвел затихший зал глазами. "Сейчас судят этих двоих, нарушивших свою присягу королю и осквернивших свой священный сан, а не меня и не юного Дугала. Но, невзирая на это, я не стану отрицать, что Дугал МакАрдри -- мой сын. В то же время, я не согласен с тем, что он был рожден во грехе, и обязусь в течение одного года, начиная с сегодня, представить церковному суду надлежащие свидетельства. Принадлежность же кого-либо из нас к Дерини касается только нашего короля, нашего архиепископа и нашего Господа. Если у кого-нибудь из присутствующих есть вопросы по этому поводу, то я думаю ,что ему стоит поговорить об этом с кем-нибудь из них." Когда Дункан коротко, но уважительно поклонился -- сначала Келсону, а затем и Кардиелю -- зал испуганно забормотал, кое-кто из меарцев перекрестился, но никто не посмел сказать даже слова. А когда Кардиель ободряюще положил руку на плечо Дункана, ни о каких сомнениях уже не могло быть и речи. Дугал же стоял, застыв, слева от Келсона. "Ваше Величество," -- сказал Кардиель, снова поворачиваясь к королю, -- "я признаю обвиняемых, Лоренса Горони и Эдмунда Лориса, виновными в предъявленных обвинениях и предаю их в руки мирского правосудия. Епископ МакЛейн, Вы согласны?" "Согласен, Ваше Преосвященство." "Спасибо, милорды," -- пробормотал Келсон. -- "Лоренс Горони и Эдмунд Лорис, мы также признаем Вас виновными в предъявленных вам обвинениях и приговариваем вас к повешению за шею до смерти. Архиепископ Кардиель, есть ли какие-либо обстоятельства, не позволяющие исполнить приговор немедленно?" "Никаких, Сир," -- спокойно сказал Кардиель. -- "А поскольку осужденные выказали упорство в своих грехах и не раскаялись в содеянном, да не будет позволено им осквернить законы Господа нашего участием в молитве. Поскольку Эдмунд Лорис согласился с казнью Генри Истелина, не допустив того к святым таинствам, я считаю, что он не может ничего возразить, если так же обойдутся с ним и его псом." "Да будет так," -- сказал Келсон, глядя поверх голов остолбеневших Лориса и Горони на людей, стоявших на галерее. -- "Стража!" По его сигналу двое солдат перебросили через поддерживающие потолок балки веревки с петлями на конце. Когда их намерения стали очевидны, а стражники поставили Лориса и Горони под веревками и затянули петли на их шеях, меарцы ахнули, но никто не сдвинулся с места, чтобы помешать им. Горони выглядел вначале удивленным, затем -- испуганным, а Лориса просто корежило от гнева. "Уберите кляпы и вешайте их," -- холодно сказал Келсон, вздрогнув, когда его приказание было исполнено. -- "Да смилуется Господь над их душами." Тела этих двоих извивались и дергались, лица уже начали синеть, но их продолжали тянуть вверх, пока их ноги не оказались выше голов остальных присутствующих, затем веревки привязали. Кайтрина покачнулась и схватилась за руку кого-то из своих приближенных, а кое-кто из зрителей слегка позеленел, наблюдая за постепенно затихающими конвульсиями, но никто не проронил ни слова. Келсон, наблюдая за присутствующими, медленно сосчитал до ста и положил меч на сгиб руки. Его движение вновь привлекло к нему внимание всех присутствующих. "Архиепископ Кардиель, Вы можете пройти к принцу Джудаелю." "Спасибо, Сир. На время своего отсутствия я поручаю епископу МакЛейну замещать меня во всем, где может потребоваться мое участие." Когда Кардиель ушел, Келсон снова обвел всех взглядом: Кайтрина, ее придворные и епископы-бунтовщики. Многие из его собственных придворных и офицеров тоже были здесь, и все они ловили каждое его слово. "Народ Меары," -- спокойно сказал он. -- "Настало время рассказать вам о судьбе вашего края. Меара в течение долгого времени была и есть частью земель, находящихся под рукой короны Гвинедда. Я получил титул правителя Меары от своего отца вскоре после того как родился и собираюсь передать этот титул своему первенцу. Если бы все сложилось иначе, мой первенец мог быть сыном вашей принцессы Сиданы. Мне искренне жаль, что этого не случилось." Прежде чем продолжать, он сглотнул, теребя большим пальцем обручальное кольцо на мизинце, и Морган понял, что Келсон действительно хотел этого союза. В глазах Кайтрины он заметил слезы и догадался, что она тоже смогла бы согласиться с таким решением. Но такой возможности больше не было. Меару ждала иная судьба. "В противовес предложенному мною решению наших противоречий через брачный союз," -- продолжил Келсон, -- "у Меары имелись собственные планы в отношении этих земель, предуматривавший объединение Меары с древними титулами Кассана и Кирни. Я намерен сделать то же самое, но это -- не то объединение, на которое рассчитывали ваши вожди. До тех пор, пока у меня не появится сын и наследник, я желаю, чтобы герцог Дункан МакЛейн стал вице-королем Меары, а мой приемный брат Дугал, граф Траншийский, -- губернатором Меары. В помощь им я придаю барона Джодрелла, а также генералов Годвина и Глоддрута. Тем из вас, кто поклянется мне и указанным лицам в безграничной верности, я дарую полное помилование за содеянное, за исключением совершенных каждым из них нарушений военного кодекса чести. Уверен, что для большинства из вас это будет возможностью начать все сначала... Я должен предупредить всех вас: не пытайтесь приносить ложную клятву, ибо я немедленно узнаю об этом. Во время присяги руки ваши будут между моих, и вы должны будете подтвердить свою клятву, поцеловав Евангелие в руках епископа Дункана и меч моего отца в руках герцога Аларика. Надеюсь, мне не надо объяснять вам, что это значит." И свет его ауры снова заиграл на драгоценых камнях меарской короны. Одновременно он приказал Моргану и Дункану сделать то же самое. Ауру Дункана, как и ауру Келсона, можно было принять за отсвет солнечного луча на его герцогской короне, но вот найти рациональное объяснение ауре Моргана, осветившей его золотистые волосы зеленовато-золотистым светом, найти было невозможно. Все трое не скрывали своего владения магией, пока меарские дворяне, искоса поглядывая на все еще подергивающиеся тела Лориса и Горони, приносили присягу. Так что Келсона не удивило, что клятвы всех, кто вышел вперед и протянул ему свои руки, были искренними -- во всяком случае, в те мгновения. Когда все закончилось, он снова положил меч на сгиб руки и поднялся. "Есть еще одна неприятная обязанность," -- сказал он. -- . "Она не нравится мне, но я должен сделать это. Леди Кайтрина, могу я сопроводить Вас в часовню, чтобы Вы могли попрощаться со своим племянником?" Она пошла вместе с ним, но отказалась от предложенной им руки, чтобы поддержать ее. Когда он молча пошел за ней к расположенной во внутреннем дворе часовне, следом за ним направились Морган. Дункан и Дугал. Стоявшие вдоль их пути люди -- и меарцы, и подданные Халдейнов -- кланялись им, и даже Келсон не мог сказать, кого они приветствуют. Внутри часовни, на