раскалилась добела. Удар, который свалил бы гиппопотама, только слегка качнул гигантскую тушу, продолжавшую мерно шагать под бахромчатыми сводами зудящих ворот. Белое пятно начало разрастаться, сереть, вот оно уже расползлось по всей спине и стало неразличимо. Асфальтовый монстр уходил безнаказанно, унося тело товарища, и никто не мог этому помешать. - Всем собираться. Подъем! - жестко скомандовал Келликер. x x x "Шпалы" вымотали всех. Ну, добро бы километр, от силы два, но вот уже семь тысяч каменных брусьев отсчитал киб-шагомер, и конца им не видно в ночной темноте. Ширина каждого бруса сорок сантиметров, расстояние между ними семьдесят один сантиметр, и оно выдерживается неизменно. Освещенные мощным прожектором, закрепленным на переднем бурдюке Пегаса, они напоминают безупречный ряд весел, торчащих из борта старинной галеры. Внизу плещется море. Странно, ведь в отчете Вуковуда говорилось, что "шпалы" располагались вровень с водой. Понижение уровня моря? Первый километр вода действительно плескалась под самыми ногами, но сейчас до желтой, шуршащей пены было добрых полтора-два метра. Отлив? Приливов и отливов на Степухе не бывает. Люди и кибы, составляющие одну цепочку, могли бы еще идти и идти, но Келликер объявил привал. Оно и следовало, потому что не обеспечивалось главное - тщательность осмотра. Палатку поставили с максимальной предосторожностью, прикрыв ее сверху и снизу силовой защитой, способной отразить даже прямое попадание молнии, не говоря уже о таких мелочах, как каменная осыпь. К гладким брусьям палатка прикреплялась специальными вакуумными присосками, так что отодрать ее мог разве что стотонный подъемный кран. Так что ни ветра, ни внезапного удара волн можно было так же не бояться. И тем не менее всех кибов вместе с Пегасом разделили на две группы и отправили на всю ночь в бессменный караул, наказав держать дистанцию в пятьдесят метров. Ближайшие к палатке кибы должны были наблюдать за уходящей отвесно вверх скалой. Осыпь осыпью, а ведь может какое-нибудь непредставимое пресмыкающееся и на брюхе приползти, биоприсоски давно изобретены эволюцией. Кибы, расположившиеся подалее по обе стороны от палатки, должны были не спускать глаз с моря и, что бы ни появилось, лодка или рыба, в любом случае подавать сигнал тревоги. В ведении последней пары сторожей было небо, которое, казалось, касается каменных "шпал". Так что все подходы к вынужденной стоянке более чем строго контролировались. Теперь можно было отдохнуть. Келликер еще раз проверил посты и полез в палатку. В первую вахту стояли Варвара и. Теймураз. Правда, в пару с юношей почему-то усиленно набивался Лерой, что даже удивило девушку, но Артур справедливо решил, что первая смена - самая легкая. Вот она и досталась новичкам. Полноводный Млечный - а точнее бы сказать медовый - Путь, полнолунно мерцая, тек над самым горизонтом, отражаясь в воде. Неповторимость степухинских ночей как раз и заключалась в том, что от земной луны дорожка, как правило, ложится прямо под ноги, а эта тянется слева направо, во всю морскую ширь, с трудом угадываемую в ночи. Янтарная полоса, перечеркивающая небо над самой водой, странным образом соединяет в себе и прозрачность, и насыщенность, и эта прилегшая на бок галактика так близка, что из нее беззвучно капают в море бесчисленные звезды; капают, но не тонут, а золотой сазаньей чешуей искрятся на поверхности воды, чтобы погаснуть к рассвету. Но до рассвета еще три вахты. Варвара сидела шагах в десяти от палатки, подтянув коленки к груди и положив на них подбородок. Приблизился Теймураз, прыгая в темноте с одного каменного бруса на другой, - он видел, как кошка. И все-таки не оступился бы... Впрочем, плавает он недурно, а судя по шуму воды, здесь глубоко, подводных скал быть не должно - падать не страшно. Купаться - тоже. Весь сегодняшний день Варвара чувствовала, как он отдаляется от нее, хотя от этого путешествия она ожидала обратного. Что же делать, таково влияние коллективного мнения. Разлюбезная их Степуха, как супруга кесаря, должна быть вне подозрений, и если что здесь и происходит, то это только совпадение случайных обстоятельств и ни-ка-кой злой воли. Ну, закрутило в психогенном омуте неосторожного Солигетти. Ну, унесло шальной волной маленького Степку. Так на то и опасность пребывания на незнакомой планете. На том они все и стоят. Теймураз гибким движением распластался на каменной поверхности "шпалы", свесил лицо к воде. Глаза его засветились красноватым фосфорическим светом, как у волчонка. Не иначе как пришел нравоучения читать на ночь глядя. - Варенька, - начал он как можно мягче, - мне кажется, что ты намеренно противопоставляешь себя всей нашей группе. Да что я говорю - всей Пресептории! Но нельзя же лелеять собственный характер в тот момент, когда погиб человек и к тому же куда-то запропастился ребенок. Я понимаю, у тебя возникли какие-то недоумения по поводу здешних феноменов, но ведь на каждой чужой планете свои феномены. Их нужно просто принимать как данность и избегать. Ведь существу, прибывшему на Большую Землю с планеты, где нет вулканической деятельности, извержение Этны наверняка показалось бы испытанием ядерного оружия... - Послушай, помолчал бы ты хотя бы ночью, а? Именно в силу того, что погиб человек и исчез ребенок. А что касается моего недоумения, то я его трачу на более подходящие случаи жизни. Вот, например, ваши северные, то есть тамерланские, сияния. Куда они подевались? - Хм... В их появлении не было закономерностей... - Одна была. Я проверяла у Оленицына. С момента рождения Степки сияния зажигались каждый вечер. В разное время и с бесчисленными вариациями, но обязательно ежевечерне. Но вот уже второй час ночи, а сияния нет как нет. - Ну подождем... - Ждать нечего - его не будет. - Слушай, Варька, а не слишком ли много ты чувствуешь... Или воображаешь, что так? - Сколько могу. И я действительно это чувствую. Чем? Да спиной. Чуть пониже того места, куда Серафина сгоряча влепила полный заряд. Счастье этих кибов в том, что в них сверхвысокая защита, которая на Большой Земле никому и не снилась. - Каких кибов, каких таких кибов? - Теймураз даже подскочил, оттолкнувшись руками и ногами от камня. - Тех, которых вы называете асфальтовыми обезьянами. У них отсутствует биоизлучение, в первую встречу я не разобралась, что к чему, слишком уж страшно все было с оленем... А сегодня я уже ошибиться не могла. Это не животные. - Ты считаешь, что эти чудища - хозяева Степухи? - Не кричи, людей разбудишь. Не хозяева. Заместители. Или надзиратели, если тебе угодно. Надсмотрщики. - Ну, знаешь, бывают нелепые фантазии, но чтоб придумать такое просто так, с потолка... Мы ж от этих горилл ни клочка шкуры в руках не держали, ни косточки, ни волоска!.. От волнения он вскочил на ноги и зашагал прочь, направляясь к ближайшему сторожевому кибу. Первым движением Варвары было остановить его, договорить, но ведь никаких доказательств у нее, кроме собственных ощущений, не было. А здесь доверяли только логике. Ну вот и пусть побродит в темноте, посты проверит. Ночью, да еще и под такими звездами, иногда человека касается приобщение к истине. Вот и пусть идет. Из палатки высунулась чья-то голова, повернулась туда-сюда. Лерой выпрямился во весь рост, углядел слева удаляющуюся фигурку Теймураза и двинулся за ним. Он размеренно шагал с одного бруса на другой - уж кому-кому, а Лерою с его гигантским телосложением прыгать было ни к чему. "Вот нянька нашлась!" - с непонятной досадой подумалось Варваре. У нее не было неприязни к старику, хотя время от времени он возобновлял свою непонятную игру и настоятельно просил девушку ни в коем случае не забыть про какую-нибудь кохню стелющуюся или жимолость узкоцветковую - в таких случаях Варвара просто тихонечко отодвигалась от него и выключалась из разговора, словно названные им цветы вырастали в цепкую и непреодолимую изгородь между ними. Но сейчас его навязчивая забота о Теймуразе показалась девушке особенно неуместной, потому что посидеть бы ему одному в тишине и подумать. А Лерой обязательно отвлечет. В мерцающем свечении моря было видно, как две фигуры подошли к сторожевому кибу, присели и пропали, слившись со стеной. Море было темно-коричневым, как необъятная чашка кофе, и золотистый пар подымался от его прохладной поверхности вопреки всем законам физики и метеорологии. Ну что же, они по-своему правы, эти фанатики, эти обожатели сказочной Степухи. Они правы правотой загипнотизированного лягушонка: голодный уж подполз на расстояние одной пяди, а в его круглых глазенках все еще отражается несказанная красота васнецовского пруда с замшелыми валунами и неприкаянной осокой... Еще одна голова показалась над палаткой - контуры великолепной бороды выдавали Параскива. Ну, понятно: если уж Лерой покидал помещение, то это не могло остаться незамеченным. Просто удивительно, если он не перебудил решительно всех. Бородатый биолог запрокинул голову, минуты две старательно массировал горло, только потом огляделся. Заметив девушку, он несмело двинулся к ней, осторожно переступая по "шпалам". Был он в свитере и трусах, и его голые ноги призрачно белели в темноте. Он переступил через лежащую ничком Варвару, плюхнулся рядом и мечтательно уставился в мерцающую даль. "Сейчас разверзнутся поэтические уста, - обреченно подумала девушка, которой никак не удавалось посидеть в тишине. - А ведь вчера я была бы на седьмом небе от такого соседства..." - Вы напрасно нападали на Темрика, - неожиданно деловым тоном проговорил Параскив. - Мы закладывали в наш БЭМ - большой электронный мозг - все данные по сияниям: время появления всех фаз, продолжительность, высоту слоев, частотные характеристики... Никакой системы. И ни малейшего подозрения на связь с возмущениями здешнего светила. Забавно? - Нет, не забавно, - отрезала Варвара. - Просто не серьезно. Ведь это не математическая проблема, и если вам так хотелось устанавливать причинные связи, то гораздо результативнее было бы искать их между, скажем, цветовой гаммой сияний и вспышками ностальгии у Лероя, потерей аппетита у сэра Артура или капризами Степки Пидопличко. - Ну и фантазия у вас! Понимаю теперь, почему вы так быстро нашли общий язык с Темриком: это совершенно невозможный мальчишка, с которым родная мама договориться не может. Вот и вы из той же породы. - Кстати, о породах: из чего, по-вашему, эта скала? Светозар от неожиданности дернул бородой: - Э-э-э... Гранит, наверное. Впрочем, я не специалист. - Я, к сожалению, тоже. А эти "шпалы"? - Ну, не знаю... - Даже для человека, никогда не занимавшегося минералогией, очевидно, что это совершенно разные породы. Как же это получилось? Они словно выходят из стены, но не видно ни трещинки, ни зазора. Но самое главное, Светозар: мне все время чудится, что они - живые. Светозар отчаянно закрутил головой, словно ища поддержки, и таковая тотчас явилась в лице начальника группы. Келликер подошел, печатая шаг, точно легионер, обошел Варвару и Параскива и проговорил неожиданно мягко: - Тише, молодежь, Серафину разбудите. Молодежь пристыженно замолчала. Облако пара, подымавшегося в ночное небо, сжалось и напоминало теперь стремительно и бесконечно мчащийся ввысь золотой столб. Вернее, призрак столба. Будь это на Большой Земле, сюда мчались бы на полных парах все исследовательские суда мира. А на Степухе такие вещи - даже не феномен, а так, рядовое явление природы... - У каждого свежего человека, - задумчиво изрек Келликер, - на чужой планете должна появиться хотя бы одна свежая мысль. Это непреложно. Но ваша беда, Варенька, в том, что у вас слишком много свежих мыслей. Вы ершитесь по каждому пустяку, даже такому, который уже нами рассмотрен, обнюхан и просчитан во всех вариантах. Вам за каждым кустом чудится нечто зловещее. Но нельзя же спокойно жить и работать в мире бесчисленного множества пугающих вас мелочей! Выберите себе одну какую-то проблему, первоочередную, и занимайтесь ею... в свободное от работы время, чтобы не получить очередной выговор от Сусанина. - Я ее не выбирала, эту одну, первоочередную проблему, - сердито фыркнула Варвара. - Она появилась сама собой. И я только дивлюсь, как вы-то ее не видите. А проблема простая: где первопричина всего того, что здесь происходит? - В вашей фантазии, вот где, - устало проговорил Келликер. - Давным-давно, чуть ли не в средние века, родился такой принцип: не изобретать новых сущностей, пока можно обойтись старыми. - А, знаю! Принцип монашка Оккама. Аскетизм мышления. - Послушайте, Варенька, - не выдержал Светозар, пытавшийся натянуть свитер на свои зазябшие колени. - Вы ведь молодая, прелестная девушка! Так почему же вы разговариваете, как вычислительная машина с лингвистической приставкой? Варвара, лежащая ничком, замычала от отчаяния и стукнулась лбом о гулкий камень. Странно, как будто "шпала" внутри пустая... Хм, еще одна мысль, мелкая и свежая, как весенняя корюшка. Действительно, уж чересчур много их появляется за последнее время. Во всяком случае, вслух. Хватит. Зачем Сусанин зачислил ее в эту группу? Фиксировать на пленку все происходящее. А какой с фотографа спрос в темноте? Лежи и помалкивай. Она лежала, и странная тяжесть наваливалась, наползала на нее сыпучими дюнами. Руки и ноги отяжелели, как тогда, у Золотых ворот. И холод, только теперь не с моря, а сзади, от шершавой поверхности стены. Неужели гравитационное воздействие? Тогда почему все остальные не чувствуют?.. - Тревога! - зазвенел из невидимой дали голос Пегаса. Параскив вскочил, Варвара с трудом подняла голову. - Да что это с ним? - недоверчиво и брезгливо протянул Светозар. - Или на него распространилась ваша мания подозрительности? Почему он один поднимает тревогу, когда все остальные кибы молчат? - Пошли, выясним на месте, - распорядился Келликер. - Оружие какое-нибудь с собой? Нет? Тогда захвати еще... По тому, как осекся голос командира группы. Варвара поняла: опять непоправимое. В низкое небо впилась малиновая ракета, над ухом гаркнули, словно подзывали собак: "Кибы, ко мне!" - и Варвара, с трудом отталкиваясь от каменного бруса, попыталась подняться на ноги. И в тот же миг, словно в ответ на ее движение, камень дрогнул и плавно заскользил вниз. Девушка взмахнула руками, стараясь сохранить равновесие, и едва удержала крик: на том месте, где несколько минут серебрилась шестиместная палатка, зияла чернота провала. Ни палатки, ни доброго десятка "шпал". Гладкая стена. Каменный брус, на котором она стояла, неслышно коснулся поверхности моря и несколько раз качнулся, точно поплавок. Страшная тяжесть исчезла, но не совсем: она точно сконцентрировалась в ступнях ног, намертво приклеивая их к отполированному камню. Но вот вода замочила ноги по щиколотку, и последнюю тяжесть тоже как будто смыло. - Фонарь! - крикнула Варвара. - Скорее дайте фонарь! По черной стене метались световые диски - это мчались кибы. У первого же, который подбежал и круто затормозил, раскидывая щупальца и присасываясь к камню, чтобы не свалиться в воду, выхватили фонарь и протянули девушке. - Не пускайте ее! - раздался с той стороны срывающийся голос Теймураза. Никто ему не ответил, и Варвара, не успев даже надеть маску, бесшумно ушла под воду. Кофейный мрак сразу же погасил ощущение глубины. Это не было мутной сепией каракатицы - вода оставалась совершенно прозрачной, как очень свежее пиво. Никогда не плавала в бассейне с пивом. Что, уже головокружение? Нет. Нужно собраться в комок и заэкранироваться от посторонней информации в любой форме. Только - палатка. Серебристая палатка. Герметический походный фонарь давал тугой, осязаемый конус света. Темно-серая шершавая стена словно обтянута кожей асфальтовой обезьяны. Ломкая прозрачность глубины. Над головой, примерно в метре под кромкой воды, одна застывшая "шпала". И все. Ни жгутка водорослей, ни парашютика медузы. Стерильность. Она вынырнула, быстро велела: - Какой-нибудь груз! Очень пригодился бы старый моноласт, но Варвара не стала о нем упоминать, потому что он находился в палатке. Странно, что не всплыло ни одной тряпки или чехла - ведь в чем-то же был пузырек воздуха... Артур со Светозаром оказались сообразительнее, чем она думала, - груз ее уже ожидал. Похоже, сумка с консервами. С той стороны кто-то неловко, как клецка, шлепнулся в воду. И без фонаря. Но наводить порядок времени уже не оставалось. Варвара зажала ногами груз и пошла в глубину. Теперь - только самоконтроль. Если выйти из строя, то никто уже не нырнет глубже. Все они этого не умеют. Не приспособлены не столько от рождения, сколько от пренебрежения к тренировкам. Так. Это начало, метров двенадцать. Снять напряжение с головы. Дальше. Пятнадцать метров. Двадцать. Что-то ближе к тридцати. Что это за движение там, внизу? Она выхватила из-за пояса свой неразлучный нож, предмет беззлобных насмешек окружающих. Нет. Не защищаться, разрезать палатку, чтобы не путаться с выходом... К счастью, хватило выдержки подождать. Четкие тени вырастали из глубины - призрачно скользящие вдоль скалы брусья. Девушка выпустила груз, резко оттолкнулась от стены, чтобы пропустить мимо себя этот тяжеловесный частокол. Те, что оставались наверху, неверно поняли и начали быстро выбирать веревку с привязанной сумкой. Ничего. Хотя перепугаются, конечно. Загадочные камни мертво и безразлично прошли вверх. Ни малейших следов палатки на них не обнаружилось. Варвара, предчувствуя, что сейчас бросятся в воду все остальные, проворно всплыла. Выбралась на "шпалу", секунд двадцать отдыхала - выравнивала дыхание. Ей не задали ни одного вопроса. Она огляделась: ровный каменный забор лежал плашмя на воде, насколько хватало света. Метрах в двадцати кто-то барахтался, часто и бессмысленно ныряя. Конечно, Теймураз. - На какую глубину погружения рассчитаны кибы? - спросила Варвара, хотя больше всего на свете ей хотелось попросить глоток воды. - На пятнадцать метров. Что, спускать? - Не имеет смысла. Я уйду гораздо глубже. И снова в воду. Теперь - только глубина, ни доли секунды задержки и сколько можно выдержать. Не бездонная же пропасть? Хотя зачем бездонная? Достаточно ста метров. Ведь в самых комфортных условиях ее рекорд - семьдесят метров. А акваланг остался в палатке. Почему ничего не всплыло? Ведь вход в палатку был открыт. Невероятно... Она старательно перебирала в уме мелочи. Не позволяла только себе подумать о том, что в палатке спала Серафина... В голове стучало до зелени в глазах. Казалось, на такую глубину она не опускалась ни разу. Сейчас ни о чем не думать, только о собственном сердце, легких, печени. Все они казались кровавым, спрессованным комом, их надо было разъединить, зализать невидимым языком, уговорить потерпеть хоть полминуточки... И тут в глубине что-то затеплилось. Палатка всплывала, и не прямо под Варварой, где ей надлежало бы быть, а гораздо дальше от берега. Палатка... или что-то другое. Потому что снизу к Варваре плавно тянулись два огромных призрачных лепестка, напоминающих два исполинских листа ландыша, каждый величиной с лодку, и вообще это были не листья, а нежные теплые руки, и девушка чувствовала, как сладко и уютно будет спуститься на такую тепло мерцающую ладонь, и тогда другая рука бережно и невесомо накроет ее сверху... И ничего не всплывет. Ни пузырька воздуха. Тело автоматически рванулось, уходя от манящих рук, прежде чем мозг успел отдать четкий приказ. Вверх! Ее вытащили на камень, и она сразу же перевернулась лицом вниз, чтобы не заметили кровь, обильно текущую из ушей и носа. Она снова ничего не сказала, и ее опять ни о чем не спросили. Кто-то нырнул, кажется Параскив, и минуты через полторы вылез обратно без малейших впечатлений. Значит, мерцающие ладони - это был театр персонально для нее. Рядом послышалось гуденье, словно кто-то включил старинную паяльную лампу. Девушка повернула голову и увидела, что командир, откорректировав свой десинтор на ближний прицел, выплавляет в поверхности скалы какой-то знак, - это было латинское S. - Сейчас... - выдохнула Варвара. - Сейчас я нырну еще. "Шпалы" угрожающе качнулись и зашлепали по воде. - Уходим, - словно не слыша ее, негромко скомандовал Келликер. - Норегу - на робота. Счастье еще, что он единственный не сложил свой груз в палатке, - у нас есть лодка. Лерой, все еще голый по пояс, серебрящийся седым волосом в свете аварийных фонарей, поднял девушку и положил ее в корыто Пегаса. "Как чучело зайчонка", - подумала Варвара. В корыте было мягко: лежала надувная лодка. - Кто-нибудь помнит, - пробормотала Варвара, отчаянно борясь с дремотой, - во что был одет Вуковуд, когда проходил этим маршрутом? Не в легкий ли скафандр? - С автоматической защитой,-скупо подтвердил Артур. Такой скафандр не защищал от психогенного излучения и сам по себе не спас бы ни Серафину, ни Солигетти. Но Варвара имела в виду совсем другое. Не было только сил объяснять. - Кстати, - сказал Теймураз, наклоняясь над девушкой, - дай-ка я сниму с тебя мокрое... x x x Оловянные ворота обошли на резиновой лодке. Кибы с Пегасом беспрепятственно прошествовали через низенький тоннель, люди рисковать не могли: с базы сообщили, что пока поиски не дали ни малейших результатов. Специально высланный инфракрасный зонд еще до рассвета прошелся над всей прибрежной полосой, включая два мыса с воротами. Ничего. Впрочем, на него надежды было мало: ниже десяти километров он и опускаться-то не смел, а такая дистанция наблюдения никого не удовлетворяла. Узкий арочный мыс был осмотрен людьми со всей тщательностью и с минимального расстояния, какое только позволяли уже знакомые спазмы чесотки, нападающие на тусклую оловянную шкуру ворот без всякой видимой причины. Шкура и вода, и ничего, кроме этого. Зато сразу за воротами начинались форменные джунгли - кустарники, топь, непроходимость. Барьерный хребет, не оставляя места никакому предгорью, лиловатой стеной уходил в глубь материка. Едва заметные сколы, выступы, пещерки, все с острыми краями, но без глубоких впадин, - там никто укрываться просто не мог. Скальной растительности тоже не наблюдалось. Унылый мир, ничего не скажешь. Примерно через два часа через хребет перевалит вертолет с автопилотом, доставит продовольствие и дополнительное снаряжение. На базу Жану-Филиппу сообщили только, что потеряли весь багаж. Без подробностей. Хватит им забот с поисками малыша, пусть не отвлекаются. Сейчас все сидели метрах в шестидесяти от моря на естественном карнизе, который подымался на высоту примерно в человеческий рост. В маленькой нише чадил лиловатый костерок, почти не дававший тепла, но испускавший гиацинтовый аромат. Солнце, тусклое, как старинная никелевая монета, только что встало и, не успев оторваться от горизонта, едва просвечивало сквозь пряные и терпкие испарения, курящиеся над зеленью. - На редкость пахучий мир, - раздраженно заметил Параскив, исследовавший единственную уцелевшую сумку с консервами. - Дрова и те благоухают, точно горит парфюмерный магазин... Бедные мои консументы, как говаривала Кони, да здесь же одна сгущенка! Что будем делать? - Открывать. Норега, дайте-ка нож. У Варвары сошлись над переносьем пушистые брови - совсем не для консервных банок берегла она это отлично закаленное лезвие. Но приказы командира не обсуждаются. - А вот и бифштекс движется, - задумчиво заметил Лерой, обеспечивавший кухню Пресептории свежей дичью. Но достаточно было беглого взгляда, чтобы убедиться: слова Лероя - только грустная шутка по поводу скудости их завтрака, потому что зверек, выпорхнувший из-под кустов, был просто прелестен - шерстка шиншиллы и голубые вибриссы дрожащим венчиком. Он наткнулся на кибов, расположившихся под карнизом, и замер на задних лапах, подняв сиреневый нос. - Ни-ни! - строго сказал Келликер. Варвара уже знала, насколько острой проблемой было для базы еженедельное разрешение на отстрел буйвола или антилопы. Она-то надеялась на целую кипу шкур, а оказалось - кот наплакал. Окрестности Пресептории изобиловали дичью, но страшный призрак земных стеллеровых коров витал над кухней. Зверек наклонил усатую мордочку, обозрел людей без особого интереса и невозмутимо запрыгал под тень кустарника. - Бурундуковый кенгуру, - зачарованно прошептала Варвара. - В атласе Сусанина его нет... Кстати, судя по нему, под кустами не может быть болота. И возможны поляны. - В атласе Сусанина много чего нет, - вздохнул Лерой. - И главное, там не сказано, как, почему и зачем развели на этой планете таких вот зайчиков... - Браво, Лерой! - отозвалась Варвара, мгновенно забывшая свое ночное решение не ввязываться больше ни в какие споры. - Наконец-то нашелся еще один человек, которого тревожит главное: КАК, ПОЧЕМУ и ЗАЧЕМ творятся чудеса на Степаниде? - А вы что, беретесь отыскать причины того, что случилось вчера в Пресептории? - хрипло, словно с трудом проталкивая слова через сузившееся, ободранное болью горло, выкрикнул Параскив. - И в том, что стряслось в воротах? И ночью на "шпалах"? Он наклонился прямо к ее лицу, но глядел не в глаза, а выше, туда, где сходились пушистые сердитые брови. Ну, да, чучельница, новичок на дальней планете - что с нее возьмешь? И вот такой, измученный, побелевший после бессонной ночи, он был еще краше... И холоднее. И ненужнее. - Пока нет, - сказала она жестко. - Пока? - Да, пока. До тех пор, пока не найдется ответ на тот главный вопрос, который я ночью так и не успела вам задать: за кого принимает нас НЕЧТО, действующее на Земле Тамерлана Степанищева? Кто мы для него: животные? Роботы? Разумные существа? Явления природы? Но и теперь ответить ей не успели: где-то слева, за птичьей головой остроконечного пика, послышалось натужное гудение. Вертолета видно не было; опасаясь загадочных каверз со стороны моря, над которым с роковой неизбежностью рушилась самая совершенная техника, он держался в заданных пятистах метрах от берега и полз буквально на брюхе, прижимаясь к горам. Он терял в скорости, но зато прибыл невредимым. - Так, - сказал Келликер, - дискуссия откладывается. Я, Светозар и все кибы разгружаем вертолет. Лерой, Теймураз и Норега производят рекогносцировку, то есть попросту осматриваются, желательно, отсюда, сверху, и с предельной осторожностью. С первым же кибом я пришлю генератор защитного поля, не знаю уж, насколько мощный нам прислали. Как только вернемся со всей поклажей - начинаем прочесывать берег. Все. Пошли. Он наклонился с карниза вниз, скомандовал прилегшим у основания скалы кибам: "Брысь!" - и спрыгнул. Теперь Варваре был виден только белый султанчик его волос. Параскив последовал за ним, но прыгать поостерегся, повернулся задом и сполз на животе, не смущаясь производимым впечатлением. - И перестаньте изобретать несуществующие факторы, следите лучше за морем! - донесся снизу голос Келликера. - Мало ли что оттуда... Кибы, за мной, Пегас, на месте! Параскив тоже не смог удержаться от прощального слова. - Вы понимаете, Варенька, - прозвучал его сладкозвучный тенор, - никакая система, созданная высокоразвитыми существами, не может просто так взять и утопить спящего человека. Вы меня понимаете? Человека. Спящего. Ни с того ни с сего... - Пошли, пошли, - оборвал его командир. Гул вертолета затих, зато через каждые двадцать секунд раздавалось пронзительное "ю-у-у-уик!" - работал акустический маячок. Словно забивал крошечные остроконечные сваи, которые с пронзительным визгом входили в каменистую почву. Варвара наклонилась над костерком, на котором так и не успел вскипеть одинокий котелок с чаем. Ушли ведь голодные, и неизвестно, удастся ли позавтракать. Разгрузят вертолет, кинутся прочесывать берег и кусты, хотя каждый понимает - предприятие это безнадежное... Но в одном этот красавец, девичья погибель с вечно катаральным горлышком, безнадежно прав: не может существовать разумной программы, по которой вот так, между делом, уничтожался бы случайно пристроившийся на отдых индивид. Добро бы, обладающий какой-то особой активностью, феноменальным качеством, резко отличающим его от других... Так ведь нет же. Похоже, что это просто нелепая случайность: поставили палатку именно на тех "шпалах", которые ночью уходят на дно. А зачем они это делают - гадать сейчас бессмысленно. Может, просто отдыхают в глубинке, а может, почувствовав постороннюю тяжесть, брезгливо спешат от нее избавиться, и призрачные руки убирают то, что считают просто мусором, ведь никаких живых существ, и разумных, и неразумных, быть не может: ворота не пропустят. С другой стороны, проскочил же их Вуковуд. И горилла... Варвара стиснула руками виски, раскалывающиеся от боли, вылезла на карниз. От этих бесконечных проблем с приправой из можжевелового дурмана можно менингит себе заработать. - Что, голова болит? - спросил Теймураз. - Это от твоего ночного купания. Я сейчас наберу дровишек, чтобы ты согрелась, а ты сиди и за морем приглядывай, как ведено. Он спрыгнул вниз, и Лерой, поддернув пояс с кобурой десинтора, молча последовал за ним, как тень. Девушка сидела на краю карниза, ежась от утреннего холода, который стал ощутим сразу же, как о нем напомнили. Непросохшая еще роса делала мир, расстилавшийся под ее ногами, океаном микроскопических радуг. "Черная сторона", хм. Ну и юмор у населения Пресептории! Утренний берег, открытый для обозрения, как детская "Панорама Страны Чудес", был прекрасен, и даже в какой-то степени жаль, что никакой золото-пенный айсберг не мог занести сюда маленького Степку. Ведь если предположить, что исчезновение малыша действительно было акцией неведомой грозной силы, противостоящей незваным гостям, то уж совершенно необъяснимо: что же тогда эта сила так долго раскачивалась? С ее-то возможностями любых пришельцев в первый же день можно было завалить лавиной из трехметровых снежинок. Или прикрыть полотнищем двумерной молнии. Но - всех разом, как уже случалось на других несчастливых планетах. Без исключений. А здесь нелепые, невероятные исключения были просто правилом. Неприкосновенность человека нарушена как минимум трижды - Степка, Солигетти, Серафина. Значит, людей в их обычном виде не считают разумными (а, может, и вообще живыми) существами. За кого же тогда приняли ворота, не пропускавшие никого, легендарного спринтера Вуковуда? За асфальтовую обезьяну? За киба? Ведь ни на земле, ни в море не наблюдалось ни одного нападения на человека в скафандре или хотя бы в акваланге. Но ведь ни обезьянам, ни роботам не нужно демонстрировать ежевечерних сказочно прекрасных сияний... Вместо ответа на все эти бесконечные вопросы раскатисто прогремел выстрел. По звуку - ракетница с акустической насадкой, применяется в качестве пугача и сочетает вспышку с легким парализатором стелющегося действия. Значит, там столкнулись с неопасным, но, по-видимому, приставучим зверьем. О!.. Из кустарника взметнулся световой столб, и еще один - значит, на Лероя с Теймуразом нападали. Девушка вскочила, наклоняясь вперед, готовая к прыжку. Внизу послышался треск, словно ломилось семейство кабанов, и повалил жирный, клубящийся дым - ничего страшного, просто ароматическая, а точнее, зловонная завеса. Напрасно. Здешнее зверье, привыкшее к терпкому, насыщенному духу собственной растительности, такими методами не остановишь. Что же делать? Бросаться вниз, на помощь? Но раздумывать дальше не пришлось, потому что из кустов на редколесье выскочили двое, все в саже, пугливо озирающиеся и размахивающие ракетницами. Тот, что поменьше, мчался громадными прыжками, как кенгуру; маленький бурый зверек прижимался к нему, как обезьянка. Лерой отставал, отстреливаясь. - Сюда! - закричала она, сомневаясь, видят ли они ее на фоне темно-серой стены с потухшим костерком. Увидели, конечно, не ее, а Пегаса, прикорнувшего под карнизом, и Темка с разбегу вспрыгнул на корыто, протянул новоприобретенного звереныша вверх, Варваре, и она, приняв скользкое безволосое тельце, вдруг с безмерным удивлением обнаружила, что это - до крайности чумазый Степка, облепленный густой грязью и клочьями распашонки. Но целый и невредимый. - Воды, скорее воды... - бормотала она, нашаривая пластиковую канистру и уже не обращая внимания ни на Темку, подтягивающегося на руках, ни на Лероя, которого бережно и упруго возносили на карниз все двенадцать щупальцев Пегаса. - Да сбегает мне кто-нибудь за водой? - Попробуй сбегай! - весело и даже зло кинул Теймураз. И тут снизу накатила волна такого яростного, утробного рева, что Варвара вздрогнула, инстинктивно прикрывая собой ребенка. Из кустов к стене мчалось абсолютно круглое бешеное чудовище, ком шерсти и ярости. - Пегас, задержи его! - взвизгнул Теймураз. - Бережно! - поспешно добавил Лерой. И тут этот воющий серо-буро-оранжевый ком ринулся на скалу. Жаркой и терпкой гнилью пахнуло из белоснежной пасти - не поймешь, где язык, где зубы, где бездонная белая прорва, а вокруг - вставшая дыбом шерсть, и скрежет льдистых когтей по ребру карниза, и полыхание багровых глаз, перечеркнутых аспидной вертикалью сузившегося от бешенства зрачка... Гибкие Пегасовы щупальца с предписанной осторожностью перехватили клокочущее чудо, отшвырнули метров на пять. Зверюга пружинисто приземлилась, проявила секундную растерянность и снова бросилась в атаку. Только теперь она на каждом прыжке еще и встряхивалась, как собака, выскочившая из воды, и сажа от дымовой завесы черным ореолом мчалась вместе с ней. И снова прыжок, и снова заграждение из гибко взметнувшихся конечностей робота, отшвыривающее зверя назад; а зверь не из тех, что отступают, и он снова встряхивается, и это почти земной чау-чау с двадцатисантиметровой шерстью, только каждая волосинка торчком, на кончике кисточка, ну дикобраз, да и только, а уж красотища - глаз не отвести. И сколько ярости... - Разрешите представить, - проговорил Лерой, переводя дыхание, - приемная мамаша собственной неукротимой персоной! Услыхав человеческий голос, "мамаша" взревела, переходя на форсаж, и в третий раз ринулась на обидчиков. Степка, угревшийся на Варвариных руках, причмокнул и мирно засопел, словно всю свою жизнь спал под такой аккомпанемент. - Пегасина, ты снял что-нибудь в промежутках между атаками? - спросил Теймураз, старавшийся не пропустить ни одной подробности этого происшествия. - Поторапливайся, а то ведь эту росомаху надо как-то возвращать в лоно семьи! Пегас отбил очередной натиск и развернулся, нацеливая задний бурдюк с выдвинувшимся стереообъективом на рыжую красавицу. Но дикобразиха вдруг повернулась к нему спиной и начала медленно отступать к скале, пятясь от кустов. А из их гущи вырастало что-то бесформенное, пятнистое и гребенчатое, что вроде бы под низкими кронами, напоминавшими зонтичную акацию, и поместиться бы не должно. Но длинная коротконогая туша выдвинулась - именно выдвинулась, а не выползла, - и с резко возрастающей скоростью двинулась на "мамашу". Расстановка сил мгновенно изменилась: теперь "приемная родительница" защищала свое новоявленное чадо плечом к плечу с роботом, угадав в нем своего потенциального союзника. А носорог, как и положено этой тупой твари, ломился по прямой, пока росомаха с Пегасом в один и тот же момент не отпрыгнули в разные стороны, явив пример динамической синхронности, трудно представимой у столь различных существ да еще и с разных планет. Многотонная носорожья туша врезалась в камень, точно тяжелый вездеход, у которого отказали тормоза. Скала дрогнула. Варвара, кутавшая Степку в махровое полотенце, невольно сделала несколько шагов вверх по карнизу: далеко уходить не стоило, потому что носорог неподвижно замер, словно прилипнув к стене, а с минуты на минуту можно было ожидать появления Параскива с Келликером. Теймураз сокрушенно покачал головой, перевел магазинную подачу на риску "сигнал" и выпустил вверх сноп красных, брызжущих искр - знак опасности и внимания. Пятнистый носорог словно очнулся, попятился и пошел прочь в полнейшей задумчивости. Но по мере приближения к родимым акациям ритм и скорость его движений существенно изменились, он вдруг победно хрюкнул и принялся выплясывать замысловатый танец. Коротенькие тумбообразные ножки и налитое свинцовой тяжестью длинное тело, которому, как скоч-терьеру, явно не хватало пары промежуточных ног, вдруг обрели дивную подвижность, едва ли не исполненную грации, и все невольно залюбовались забавной пляской под аккомпанемент непрерывного хрюканья. Пегас и росомаха, воспринимавшие это несколько иначе, шарахнулись еще дальше. И вовремя: безмятежную зелень кустов словно вспороли снизу - на призывный зов собрата мчались еще два носорога. Теперь они исполняли этот своеобразный чарльстон втроем, и почва до самой кромки воды заходила ходуном. Это микроземлетрясение не осталось незамеченным. Следом появился перистый удав - легчайшее, несмотря на свои габариты, создание, сверкающее павлиньим оперением и бесшумно скользящее по кронам зонтичных акаций. Стая каких-то мелких виверровых, проткнув эти кроны, взлетела вверх, расправила патагиальные складки и, точно гибрид летучих рыб с белками-летягами, снова бесшумно и совершенно одновременно канула в глубь зелени. То тут, то там раздавался угрожающий рык, и к подножию скалы начало выпрыгивать самое немыслимое зверье, от двугорбых гепардов до панцирных пантер. И все это скалилось, щерилось, сцеплялось в клубки, отливало глянцем великолепнейших шкур, сверкало блеском свирепых глаз, неугасимым даже при солнечном свете, и главное, оглушительно ревело, храпело, завывало и отфыркивалось, и брызги слюны долетали до людей. - Вот это царство! - не удержалась Варвара.- И кто это догадался назвать его "темным"? - А ты двигайся повыше, - тихонечко подтолкнул ее Теймураз, - а то еще кто-нибудь из этих красавцев обратит на нас... Он не успел договорить, а Варвара сделать хотя бы один шаг вверх по карнизу, как они уже обратили. Голубой зверь - увеличенная копия гризли, только чуточку поизящнее, - поднялся на задние лапы и передними дотянулся до карниза. Апельсиновая росомаха расценила его поползновение как нападение на своего приемного малыша и с реактивным воем метнулась к незадачливому мишке. Оседлав его загривок, она явила, наконец, из огненно-шерстяного шара цепкую лапу и принялась методично лупить агрессора по голове, норовя дотянуться до глаз. - Ну, хватит, - степенно изрек Лерой, словно утихомиривал расшалившуюся ребятню. Он вогнал в ракетницу обойму микропарализаторов и, тщательно прицелясь, чтобы не задеть глаз или зубы, всадил крошечную ампулу прямо в дымчатую медвежью скулу. Гризли легонечко всхрапнул и тут же свернулся калачиком, чтобы мирно проспать двадцать минут. - Молодежь, двинулись-ка повыше, - тревожно проговорил Лерой, - это было только начало. Варвара, прижимая уснувшего Степку к животу, направилась вверх по тропинке, шагая широко и твердо, в то же время тщательно примериваясь, прежде чем поставить ступню. Карниз, к счастью, стал чуточку пошире, словно кто-то специально стесал кусок скалы, чтобы проложить эту плавно подымающуюся дорожку. Сзади по-прежнему ревели, скрежетали и бились рогами о камень; Лерой стрелял еще дважды. Девушка не оборачивалась: как-никак, а под ногами было уже метров двадцать, а связаться веревкой, как полагалось бы в таком случае, они не успели. - Пегаса забыли! - вдруг ахнула она, присаживаясь на корточки. - Он же будет фотографировать, пока его не затопчут! - Иди, иди, - упрямо мотнул подбородком Теймураз. - У тебя на руках чужой сын. Это тебе не жестяное корыто. Что-то жесткое, не виденное до сих пор появилось в его узком ящеричном лице, скупо обтянутом сухой кожей. Что-то новое, чужое и, как показалось Варваре, разделяющее их. - Подержи-ка Степку, - сказала она, насупившись, - а я вернусь. Покличу Пегаса сверху. - Так я тебя и пустил, - обронил Теймураз безапелляционным тоном. - Лерой, посторонитесь, я сбегаю за забытым имуществом. - Ага, - флегматично ответил тот, - а я тебя, значит, пущу? На узеньком карнизе разойтись без обоюдного согласия было почти невозможно. - И вот что, - добавил он вконец озабоченно, - хватит искушать судьбу. Всем сесть. Ног не свешивать... Тем, дай две ракеты - желтую и голубую. Два хорошо заметных даже при утреннем солнце зонтичка - лимонный и ярко-васильковый - с интервалом в несколько секунд распустились над гребнем горы. Они подымались на белых перистых стеблях, отчетливо указывающих то место, откуда они были пущены. На кодовом языке всех дальнопланетчиков это значило: "Скорее ко мне". Если бы между ними появился еще и красный зонтик, то к этому прибавилось бы: "...потому что я в опасности". Но увидев таковой сигнал, Параскив с Келликером бросили бы все на свете и помчались на выручку очертя голову, что здесь, в этом бушующем царстве хищников, весьма не безопасно. Потому-то Лерой и ограничился двумя цветами. Варвара присела, скрестив ноги и привалившись к уже нагревшемуся на солнце камню. Хотелось закрыть глаза. Тело, тоскующее по трем-четырем часам ежедневного обязательного плавания, было в каждой своей клеточке размякшим и раздраженным одновременно. Ну, ничего, еще немного потерпеть, и вертолет, обойдя опасный хребет в глубине материка, вынесет их рано или поздно на безмятежный пляж Пресептории с его нестрашными цунами и глуповато-добродушными аполинами. Вот только как вытерпит эти несколько часов голодный Степка? Таким крохам, кажется, сгущенка противопоказана, а кроме нее, здесь ничего молочного нет... Но Степка посапывал у нее на коленях, не обнаруживая ни малейших симптомов голода. - Странно, - прошептала девушка, - он совсем есть не просит, и пузик у него такой толстенький... - А ты как думаешь, за каким занятием мы его обнаружили? - так же шепотом, хотя перед этим малыш не проснулся даже при пальбе из ракетницы, отвечал Теймураз. - Он сосал свою приемную мамашу, эту помесь тигры со шваброй. И я бы сказал, что процесс напоминал работу форвакуумного насоса. - Восхитительная киса! Кстати, от моря в свое логово она тащила его как звереныша, хотя и бережно, - на коже небольшие рубцы, надо сказать Параскиву, чтобы в вертолете сразу же обработал, - озабоченно проговорила Варвара, всматриваясь в замурзанную и изрядно поцарапанную рожицу. - Да, а где же вертолет? - Поторопим, - кивнул Лерой. - Тема, еще две ракеты, строго вертикально и с большим интервалом. Ракеты одна за другой вознеслись на прерывистых туманных нитях. Лерой почему-то нахмурился, вынул тяжелый десинтор и положил его справа от себя. Огоньки, синий и желтый, несерьезно заиграли на его полированном стволе. Не замечают их, что ли? Ведь они висят минуты две-три, не меньше... - Теймураз, возьми малыша, - негромко скомандовал Лерой. - Варя, достаньте оружие и не спускайте глаз с тропинки. Раз она существует, по ней кто-то должен ходить. И главное... Он не успел договорить, как послышалось характерное зудение и слева, под нависающей скалой, показался дымчатый шар величиной со среднего мастодонта. Он деловито полз по земле, волоча студенистое брюхо, и производил бы странноватое впечатление, если бы все не знали, что это всего-навсего вертолет, идущий на воздушной подушке под защитным силовым куполом. Очутившись точно под сидящими на карнизе людьми, машина остановилась, сбросила защитный колпак и стала подниматься вверх на самых малых оборотах. Параскив распахнул дверцу и выставил бороду. По мере того как в полотеничном свертке, который прижимала к себе Варвара, он узнавал Степку, борода опускалась все ниже и ниже - у биолога отвисала челюсть. - Принимайте бандероль! - не удержался Теймураз, одновременно хватая за пояс девушку, которая потянулась к Параскиву, как ему показалось, совершенно забыв, что они находятся все-таки на высоте четырехэтажного дома. - Варька, разобьешься!.. Келликер, сидевший за пультом управления, плавно подвел машину вплотную к карнизу, и живая посылка благополучно перекочевала в кабину вертолета. Чуткая машина качнулась, как поплавок на воде, и отошла от стены примерно на метр. Все невольно проследили за ней и замерли: прямо над вертолетом, словно нацеливаясь, кружила лиловая шаровая молния. - Вниз!!! - рявкнул Лерой, и машина, не промедлив и доли секунды, ухнула вниз и, едва коснувшись земли, снова оделась дымчатой, напряженно звенящей защитой. Это значило, что Артур, обладавший феноменальной реакцией, автоматически выполнил команду более опытного товарища, не подвергая ее всестороннему анализу. И был прав. Человека такая молния не поразила еще ни разу. На машины, летающие и плавающие, она нападала постоянно. Но сейчас, как ни странно, молнию "заинтересовал" вовсе не вертолет: она кружила вокруг догорающей голубой ракеты, словно обнюхивая этот светящийся василек. - Рассредоточиться, быстро! - отрывистым шепотом бросил Лерой. - Варя - вверх, Темка - вниз по тропинке, ползком! Варвара уже усвоила, что приказания Лероя выполняются без малейших раздумий и промедления, поэтому она стремительно ринулась вверх по карнизу, невольно отмечая, что копирует гибкие и бесшумные движения Теймураза, - и при этом она вдруг отчетливо осознала, что Темка не успеет уйти, потому что ему придется на узком участке огибать массивного Лероя; уже чувствуя наваливающуюся беду, она обернулась: молния оставила в покое догорающий светлячок и теперь по спирали скользила вниз, делая виток за витком вокруг почти невидимого дымчатого стебля ракеты. Этот путь неминуемо приводил ее к Теймуразу. Тугая огненная струя, словно из брандспойта, ударила вверх. Лерой, расставив ноги и привалившись лопатками к скале, обеими руками держал над головой десинтор и пытался поставить на пути молнии плазменную преграду. Раскаленный, искрящийся мяч колебался с такой скоростью, что казалось, перед лиловым смертоносным шаром трепещет гигантский солнечный веер. Молния дрогнула, отпрянула и на несколько секунд зависла неподвижно, словно раздумывая или ожидая приказа; затем она с неуловимой для глаза быстротой расплющилась, растекаясь в лиловато-пепельное треугольное полотнище, которое могло показаться совсем нестрашным дымчатым лоскутом, а затем этот лоскут скользнул вниз, точно флаг, сорвавшийся с древка, и каким-то краешком слегка мазнул по раскалившемуся десинторному стволу. Гул непрерывного разряда оборвался, огненная струя поблекла и растаяла. И в ту же секунду Варвара почувствовала, что каждый нерв ее тела сводит мучительная судорога, граничащая с болью ожога, и, превозмогая эту боль, она вытащила из-за пояса нож и вогнала его в трещину. Пальцы слушались плохо - сжаться-то они сжались, а вот разжиматься не желали. Но первый испуг уже прошел, и она хотя бы знала, что теперь не сорвется с узкого карниза. Тогда, все так же держась за рукоятку ножа, она осторожно повернула голову и посмотрела назад. Шагах в десяти торчали ребристые подошвы Теймуразовых ботинок - он тоже распластался на тропинке, вжимаясь в камень. А вот между ними никого не было. Варвара не поверила глазам и почему-то посмотрела вверх, так неправдоподобно было даже не само исчезновение Лероя, а бесшумность и неуловимость того, что произошло. Падение она бы расслышала - жуткий специфический звук, с которым живое тело расплющивается о камень. Но этого звука не было. Придерживаясь за рукоятку ножа. Варвара свесилась вниз и увидела наконец Лероя: раскинув руки, он лежал у подножия стены на зеленом островке мха, в двух шагах от укрытого защитным коконом вертолета. Вероятно, он упал именно на нее, на эту защитную непроницаемую сферу, и она спружинила, как батут. - Тем, веревка есть? - крикнула Варвара. - Быстро вниз! Лерой открыл глаза и вместо неба увидел над собой коробчатый свод вертолетной кабины. По тому, что вертолет стоял на земле с незапущенным мотором, а Параскив с Келликером, присев на корточки, неподвижно застыли по обе стороны походных носилок, глядя не в лицо, а на его сложенные руки и не пытаясь ничего предпринять, - по всему этому Лерой понял, что умирает. Он вспомнил ослепительную вспышку, словно внутри головы, а вовсе не перед глазами брызнул во все стороны сноп горячих искр. Затылок и сейчас покалывало, но, кроме этого, не было никакой боли - впрочем, ощущения вообще отсутствовали, только чувствовался запах паленой шерсти. Обожженное тело, которого он не видел, потому что не мог пошевелиться, было надежно сковано анестезирующей блокадой и как будто вовсе не существовало. Лерой беспокойно повел глазами вокруг, и тут дверца кабины отворилась, напустив зеленых бликов солнечного леса, и друг за другом, пряча ободранные ладони, влезли Варвара с Теймуразом, приблизились и тоже замерли, чуткие и молчаливые. Он представил себе, какой жалкой, беспомощной развалиной должен он караться всем этим людям, глядящим на него сверху вниз, а в действительности он думал только об одном человеке, а мнение остальных троих его не интересовало. Но ради этого четвертого он заставил себя улыбнуться и сказать что-то веселое, и тогда сквозь щель одеревеневших губ послышалось: - Ло-пух... - Что-что? - переспросил ошеломленный Теймураз. - Ло-пух... голо... голосемен-ной... травка так-кая... - Теймураз прижался щекой к Варвариному плечу, нашарил ее запястье и стиснул так, что кисть отнялась. - Ро-ди-ола... Семенова... Он с видимым усилием поднял опаленные ресницы, обвел взглядом всех присутствующих - они молчали. Да... Если бы оставалась хоть какая-нибудь надежда, ему обязательно велели бы: молчите, мол, нельзя вам разговаривать... Так всегда велят тяжелобольным. Но сейчас ему этого не сказали. Он мысленно несколько раз качнулся, собираясь с силами, будто перед прыжком, хотя прекрасно понимал, что тело его останется неподвижным, - мозг его работал четко, и это служило ему слабым утешением; наконец губы снова разжались, словно раскололся кусок сухой коричневой глины, и он проговорил бережно и нежно, словно лепестки цветов, которые он называл, лежали у него на губах, и их нужно было не уронить: - Аст-ра... просто аст-ра... - последовала пауза, в которой не было ничего от его прошлых академических, многозначительных пауз. - Фе-ру-ла... Вишня... т-тянь-шань-ска-я... Жимолость узко... узкоцвет-ко-вая... Си... сирень. Это было нелепо и страшно - последние свои минуты он тратил на пустую забаву, какую-то ему одному понятную дразнилку, которой он так часто досаждал Варваре, но почему-то при этом он смотрел не на девушку, а на Теймураза, в его влажные от слез огромные глаза, мерцающие красноватыми бликами, как старинное вино или тянь-шаньская вишня. На кого-то похожие глаза... И снова звучали слова, исполненные бесконечной горести и любви, и диковинный сад вырастал из этих слов: - Роза... ро-за колючей-ша-я... Словно песня, словно заклинание: - Марь... душистая... : Закрылись веки. - Таволга... А потом настала тишина. И все ждали, ждали, ждали... Из угла запищал Степка, соскучившийся по тигриному молоку. x x x Вертолет обошел горы, забравшись в глубину материка, и приземлился на запасной площадке, затаившейся в долине перед самым Ящеричным хребтом - как раз посередине между космодромом и Пресепторией. Два вертких, но хорошо защищенных вездехода с конусными излучателями на радиаторе ждали у самых ворот. "Теперь-то зачем нас охранять, когда мы не у моря?" - невольно подумала Варвара, но тут из ангара вырвалась санитарная машина уже со сверхвысокой защитой, лихо подрулила к самой дверце вертолета и только тогда опасливо приоткрыла дверцу. Оттуда высунулись женские руки. Теймураз тоже придержал дверцу кабины, чтобы она не распахнулась настежь, и Варвара просунула в эту щель Степку, по-прежнему завернутого в изрядно подмокшее махровое полотенце с рыжими шерстинками. Руки выхватили у нее теплый сверток и исчезли в глубине вездехода. Титановый щиток со стуком захлопнулся, и это был единственный звук, сопутствующий операции передачи. Первая машина охранения, взяв с места реактивную скорость, вынеслась за ворота вертолетной площадки, за ней устремился санитарный вездеход, замыкающая машина не отставала ни на метр. Маленький, но неуязвимый караван устремился вверх по ущелью, направляясь к космодрому. Все правильно. Гостевой домик на космодроме, надо думать, прикрыт надежнее, чем любое подземное убежище Пресептории. И звездолет .с Большой Земли, конечно, уже вызван. Все правильно. Даже то, что мама Пидопличко не потратила двух секунд на какое-то слово, обращенное к Лерою... Они сидели на узких жестких скамеечках и глядели перед собой. Пока вертолет трясло, руки Лероя, сложенные на груди, то и дело соскальзывали вниз и со стуком ударяли костяшками пальцев об пол; тогда Светозар осторожно приподымал их и снова складывал на груди, а точнее, на серебристом правильном круге, который выделялся на могучем торсе и делал Лероя похожим на легендарного беглого каторжника. Гул вездеходов умолк, и теперь только поскрипывала полуоткрытая дверца кабины, которую раскачивал ветер. - Темрик, будь другом, - попросил Артур, - выведи на середину поля большой грузовик. Варвара немного удивилась: зачем же большой? Но Теймураз послушно спрыгнул на бетон и побежал через всю площадку к полускрытому ангару, где громоздились вертолеты и вездеходы самых различных габаритов и конструкций. Она немного помедлила, тоже выпрыгнула из кабины и пошла следом. Солнце пекло не зло, но жгуче, хотя и не катастрофически, примерно как в летний полдень на Куршской косе, в их нэд'овском лагере. Исполинский зонтичный орешник, росший вплотную к стенке ангара, тянул свои перистые лапы над самой крышей, и в толще этой зеленой массы копошилось что-то крупное. Варвара осторожно приблизилась - на краю крыши сидела, свесив лапы, асфальтовая обезьяна. Она механическими движениями обламывала ветки и бросала их вниз. Внизу кормилось целое звериное сообщество: чесунчовые белки, распахнув рукава своих кремовых балахончиков, слетали с нижних ветвей, едва завидя лакомый орешек; пегие голоносые псевдовомбаты, гибрид морских свинок с перекормленными йоркшир-терьерами, объедали листву, а у них между ног нахально шныряла пара крошечных тенреков с голубыми иглами и непомерным аппетитом - подбирали жуков и гусениц. И все-то они были очаровательны - большеглазенькие, крутолобенькие, курносенькие... На шорох шагов подняли мордочки и уставились с жадным и доверчивым вниманием - только позови, только приласкай, только позволь прижаться к ногам... И снова непрошено и непрощенно вспыхнул в памяти силуэт короля-оленя, но его тут же заслонила картина яростной, но беззлобной драки на той стороне, которую кто-то по недоразумению назвал "черной". Вероятно, тот же человек, который, умиляясь на этих очаровашек, попросту недомыслил, что здесь налицо опасность стремительного вырождения, потому что у этих зверушек есть и другое название - акромикрики, обладатели куцых мордочек и недоразвитых конечностей. Неудачная боковая ветвь на дереве здешней эволюции. Неужели нужно было родиться нэд'о, чтобы уловить исходящие от них маленькие волны суеты и увядания? Да, сюда бы хорошо комплексную экспедицию, с опытными систематиками, с ксеноэволюционистами. А то каждый практик, попадая на Степуху, первым делом отправляется на Коровью бухту и уже не может оторваться от стеллеровых телят. Как Кони. Но мощную комплексную экспедицию посылают только на ту планету, которая требует немедленных спасательных мер и заносится стратегической разведкой в "Красную галактическую книгу". И людей хватает только на двенадцать таких команд - это на всю-то разведанную Вселенную! Так что нечего дожидаться помощи со стороны, надо начинать действовать. Прежде всего выявить уже вымершие виды. Значит, начать раскопки. Затем составить голографические таблицы - так убедительнее - всех акромикриков. Учесть виды, впадающие в необратимую всеядность. И главное, произвести перепись серых горилл: ведь без них все эти врожденно ручные и трех поколений не протянут, вымрут... В ангаре взревел двигатель, и приземистый грузовик, пятясь, выполз на поле. Асфальтовая обезьяна небрежно обернулась, глянула на него через плечо так, словно он был жуком-навозником, и продолжала свои труды праведные. Теймураз застопорил машину точно в центре поля, вертолет приподнялся и, зависнув над платформой, начал бережно опускать на нее свое брюхатое тело, одновременно подбирая шасси. Как только винт остановился, эластичные борта платформы вскинулись вверх и сомкнулись вокруг вертолетной кабины, словно взяв ее в ладони. - Ты где?.. - крикнул Теймураз с водительского места. Варвара побежала по полю, упруго отталкиваясь от бетона, запрыгнула на высокую подножку, когда грузовик уже мягко трогался с места, и вдруг поняла, что все повторяется точно так же, как было несколько дней назад, когда она ехала с космодрома. Нет, надо же - всего несколько дней... Узкая дорога влилась в шоколадно-ониксовый каньон, и это была уже ЕЕ дорога, и машина была ЕЕ грузовиком, и впереди был перевал, где разбился ЕЕ олень, а еще дальше высились мегалитические глыбы ворот ЕЕ Пресептории, где все решительно было ЕЕ - и дом, и работа, и море, и немые аполины, и запах сушеных трав с половины Лероя; она уже была владелицей необозримого настоящего, не говоря уже о прошлом, которое вмещало в себя и полуживую золотую шкуру, обреченную на вековой зуд, и водяную бездну под "шпалами", и васильковый венчик ракеты, к которой хищно принюхивалась подкравшаяся с моря молния. И были уже Параскив с Келликером, которые так же, не задумываясь, вскинули бы свои десинторы и прикрыли бы ее огненным веером плазменной защиты, как это сделал Лерой. И главное, у нее уже был настоящий друг, который появился, как вообще возникает все настоящее - сам собой, совершенно естественно и однозначно, раз и на всю жизнь, как приходит к новорожденному ребенку первое дыхание. Она скосила глаза и посмотрела на Теймураза. Лицо у него было напряженное, чужое, властное. И очень взрослое. И чем дольше она всматривалась в это лицо, тем отчетливее становилось подозрение, что в той полноте жизни, которую она только что для себя открыла, ей все-таки чего-то не хватает... Как теперь всегда будет не хватать Лероя. - Темка, - поспешно проговорила она, словно старалась отогнать это безрадостное открытие, - Тем, а ведь я только сейчас, в вертолете, увидела, какой он был старый... Ведь иначе у него сердце выдержало бы, да? Ему, наверное, было лет девяносто... - Теперь это не имеет значения, - отвечал он, помолчав. - Да, конечно... И как это его только взяли на дальнюю? - А его никто и не брал. Рассказывали, что он был здесь проездом, да Степуха очень понравилась... В общем, остался он тут, и точка. Сказал, что будет пен-си-онером Степаниды. - Кем, кем? - Пенсионером. Это раньше так говорили, когда человек доживал до такого возраста, чтобы делать только то, что хочется. - И много ему хотелось?.. - А что ему было делать? Ну, подменял метеорологов по ночам, у стариков ведь всегда бессонница; кухню снабжал мясом и рыбой на все сто шестьдесят персон, как заправский траппер, все шкуры в кладовке - его рук дело... Атлас растений начал... - Понятно, - сказала Варвара. - Ничего тебе не понятно! Он все время боялся, что станет нам в тягость. Наверное, оттого и шутил, бодрячком прикидывался. И еще он не хотел жалости. Потому и бывал чаще всего один. Не понятно? Странная ты. Варвара, это ж элементарно... Варвара шевельнула ноздрями, прикусила язык. Ладно. Пусть ее считают бесчувственной деревяшкой. Все с того вечера, свадьбы со снежинками то бишь, когда она воздержалась от восхваления несравненной Степухи. Потому что не будет она объяснять Теймуразу, как это странно и даже утомительно, когда чувствуешь не только те привычные вещи, о которых он говорил, но и миллионы их оттенков, и все это - одновременно, и хаос ощущений напоминает гигантский пестрый клубок всех цветов. А со стороны это, разумеется, выглядит полнейшим бесчувствием. Если смотреть равнодушными глазами. - А как его звали? - спросила вдруг Варвара. - Вадим. Только так его не звал никто. Спросить - почему? И он снова высокомерно ответит: ты не понимаешь простейших вещей. Но в том, что касалось Лероя, вообще не было ничего элементарного. И то, что его вслух никто не называл по имени. И то, почему он, стремившийся к одиночеству, все-таки пошел с их отрядом. И то, как он носил на себе запах трав. И то, зачем произносил он эти нежные, неуместные предсмертные слова: жимолость... марь душистая... таволга... Была в этих словах какая-то настойчивая тайна, она требовала, чтобы их запомнили и перевели на какой-то другой язык; и непонятнее всего: к кому же они были обращены? Грузовик, не снижая скорости, миновал ворота Пресептории и не свернул на гаражную площадку, а двинулся по прямой, мимо трапезной, ряда коттеджей, таксидермички, пока не остановился под Майским Дубом. Люди бежали ему навстречу, а впереди всех почему-то была Кони в халатике, изжеванном телятами. Теймураз соскочил с подножки и бросился к ней. - Мама... - по-детски всхлипнул он, прижимаясь к ее необъятному округлому плечу. И тогда все встало на свои места. x x x На узенькой галечной полоске, возле массивной яшмовой глыбы, часа два назад установленной над свежей могилой Лероя, выжидающе маячила чья-то фигура. Только бы не Параскив! - Ну, прощай, Моржик, - сказала Варвара черногубому аполину, с которым она проплавала эти два часа буквально плечом к плечу. - Не затоскуй тут без меня и не наделай глупостей, как тот олешек... Ну, иди же, вон и девочки твои фыркают - скучают. Она сильными гребками пошла к берегу, пока не услышала шорох гальки. Тогда вскочила и побежала на пляж, пугливо кося назад: очень уж боялась за своего Моржика, как бы он не ринулся следом, движимый проклятым синдромом. Но на сей раз, кажется, обошлось, или аполины вообще не были подвержены этому злу. Человек, ожидавший Варвару, оказался сухощавым нигерийцем с противоречащими его облику кудрями врубелевского Демона. На свадьбе она видела его издалека - во главе стола. - Меня зовут Жан-Филипп, - проговорил он приветливым тоном, каким, наверное, разговаривают с новичками-лаборантами члены Высшего галактического совета. - Я знаю, - сказала Варвара, залезая мокрыми ногами в подогретые сапожки. - Мне рассказывали, что у вас... м-м... несколько своеобразный взгляд на природу некоторых феноменов данной планеты, - проговорил он с заминкой, которая, по всей видимости, была для него нехарактерна. - Вот я и решил побеседовать с вами. Он посторонился, полагая, что она направится в поселок. - Мне не хотелось бы далеко уходить. - Варвара покачала головой, всматриваясь в темно-кофейную гладь воды. И в подтверждение ее опасений оттуда торпедой вылетело массивное тело, лихо изогнулось и шлепнулось обратно с невероятным в вечерней тишине грохотом. Моржик? Или какой-то другой досужий шутник? - Тогда, может быть, перенесем нашу беседу часа на два? - галантно предложил Жан-Филипп. - Не исключено, что я здесь и заночую, - вздохнула Варвара, провожая глазами разбегавшиеся круги на воде и нашаривая ногой какую-то железку - не то гайку, не то скобу. - Минуточку... Она подошла к самой кромке воды и, размахнувшись изо всех сил, благо сил хватало, забросила свою находку в море. - Поищи, поищи, - пробормотала она, - отвлекись. Гайка булькнула, и больше никакого движения в воде не возникало: видно, аполин обиделся. - А вы ночью-то не замерзнете? - уже другим тоном - обыденным, домашним - забеспокоился Жан-Филипп. - У меня халат с подогревом, - сказала она, накидывая капюшон на мокрые волосы. - Да поймите же, я с этим аполином два часа ныряла. За плавник держалась. И за шею. Вдруг опять... - Да, - еще тише и мягче ответил он, и она поняла, что ему все про оленя известно. - Да, вы правы - мы в ответе за тех, кого мы приручаем. Варваре захотелось сморщиться, но она автоматически сдержалась, памятуя, что при этой гримасе усики у нее встают дыбом. Беда вся в том, что мы в ответе еще и за тех, кого приручили не мы. Но говорить этого не стоит. - Так что же вы наблюдали? - Жан-Филипп снова изменил тон - сейчас это был научный руководитель базы. - Мираж нельзя назвать даже наблюдением. А сегодня и вообще ничего не было, - вероятно, аполины мешали. Она промолчала о том, ради чего ныряла сегодня до одури и что возникло так слабенько, так отдаленно - скорее желаемое, чем действительное. Импульс боли, болезни, неблагополучия - те самые конвульсивные волны какой-то беды, которые исходят только от раненого или умирающего животного, испускаемые Золотыми воротами. Но не чудилось ли ей это и здесь, на побережье?.. - Скажите, пожалуйста, - медленно, словно подчеркивая этим всю важность вопроса, проговорил Жан-Филипп, - какова основная компонента того излучения, которое вы принимаете? Варвара вскинула голову, так что капюшон упал на спину и с шелестом отключился. Ведь она ни словом не обмолвилась о своем чутье, но Жан-Филипп знал и даже не сомневался, что излучение - многокомпонентное, и с ним не нужно было лишних слов. - Гравитация, - ответила она кратко и уверенно. - Источник - живая система? - Ворота - система живая. "Шпалы" - наполовину. Излучение из глубины моря, экранируемое островами, - чистая механика. - Где именно расположен излучающий центр? - На осевой линии между воротами. Расстояние от берега я и пытаюсь уточнить. Использую тень островов. - Только что ж вы ныряете без гидрокостюма? - перешел он уже на испробованный отеческий тон. Она безмерно удивилась, что он этого не понимает: - Без костюма меня явно принимают за аполину - во всяком случае, пока я в их группе. А это - гарантия безопасности. Но вот за кого меня примут в гидрокостюме - не знаю. - То есть вы полагаете, что гипотетический глубинный центр - назовем его хотя бы так - обладает анализатором? - Дистанционным. Иначе и быть не может. - И этот глубинный центр - не природное образование и не придаток живого существа, а некоторое квазимыслящее устройство, установленное здесь пришельцами неизвестной нам планеты и таким образом по возрасту столь же древнее, как Пресептория? - Вряд ли стоит допускать, что сюда прилетали представители двух различных цивилизаций... - Разумно. Тогда мы были бы уже третьими, а это почти невероятно - планета ведь далека от звездных скоплений. Но тогда как объяснить тот факт, что наделенное какими-то исполнительными приспособлениями мыслящее устройство - причем запрограммированное гуманоидами устройство, подчеркиваю! - допустило последовательную гибель трех взрослых людей и создание чрезвычайно опасной ситуации (и хорошо, что не хуже) для ребенка? Варвара зябко поежилась, кутаясь в свой длинный халатик. Длинный и пушистый, как бурнус. Что такое "бурнус"? Откуда всплыло это слово? "Пробирая шерстинки бурнуса..." А, это оттого, что Жан-Филипп померещился ей врубелевским Демоном. Но дело в том, что ассоциации - штука безошибочная. И стоит подумать, почему это вдруг - "шерстинки бурнуса..." - По-видимому, - проговорила она, внутренне постанывая от необратимой утраты взаимопонимания и необходимости подбирать слова, - в нас не всегда видят разумных существ. - Как это - не всегда? - всполошился Жан-Филипп. - Вы, голубушка, таксидермист, а не кибернетик, поэтому только вам позволительно допускать, что мыслящее устройство может действовать по настроению или капризу. Не всегда!.. Он спохватился и восстановил академический тон: - Гуманное начало - вот первый закон, который в той или иной форме вкладывается в любую машину, не только мыслящую, но и обладающую свободой воли. Как робот, например. Логика и гуманизм - альфа и бета любой подобной программы. Тогда как же ворота Пресептории не пропускают ни одного живого существа, но спокойно впустили всех нас; молния, равнодушная к человеку под парусом, убивает Лероя; "шпалы" топят палатку с Серафиной, но вас, даже на большой глубине, никто не трогает; даже асфальтовые гориллы, которых вы объявили биороботами без всяких на то оснований, кроме неуязвимости их шкуры, они должны бы подчиняться этому управляющему центру как выносные автономно действующие придатки - и вот они опекают всех животных Степаниды, а нас обходят, словно мы - каменные глыбы. - Вы хотите, чтобы я ответила вам на все эти вопросы? - негромко проговорила Варвара, стараясь вложить в собственные интонации как можно больше смирения. - Я просто прошу вас пояснить, как все, перечисленное мною, согласуется с вашей моделью сложнейшей кибернетической системы, упрятанной на морском дне? Я подчеркиваю: вы имеете право на создание любой модели, но не отказывайте ей в элементарной логике! Как, впрочем, и гуманоидам, ее программировавшим. Варвара беспомощно пожала плечами, глядя в море, золотящееся вечерними звездами. Ощущение холода, непериодическими толчками приходящее то ли из-за горизонта, то ли из-под него, настигло ее и здесь. Чувствует ли это Жан-Филипп? Если и чувствует, то себе не верит. Так человек, потерявший слух на девяносто девять процентов, будет уверен, что звон ему только чудится, пока не увидит колокола. И снова всплыло в памяти: "И не слышал колосс, как седеет Кавказ за печалью..." - Я сама еще не успела в этом разобраться, - честно призналась она. - Вероятно, беда в том, что мы смешиваем понятия "гуманизм" и "земной гуманизм". Или что-нибудь другое. - Ну знаете!.. - воскликнул Жан-Филипп, несомненно считавший себя исповедником какого-то всегалактического гуманизма. - Да не знаю я, не знаю! - не выдержала Варвара, попирая всяческую субординацию. - Я только смутно представляю себе, что те древние строители Пресептории, за которыми вы не хотите видеть решительно никаких качеств, кроме способности возводить мегалитические комплексы, - это какая-то космическая элита, в неуемном всемогуществе возомнившая себя владыкой всего живого во Вселенной. Понимаете - всего, что под руку попадется! Попалась Земля, не знаю уж сколько там тысяч лет назад. Но что-то там не приглянулось, шумно, вулканы брызжут, альпийская складка образуется... Покинули. Взяли на память только несколько сотен видов зверюшек - может, живьем, а скорее всего, гены законсервировали. А вот на Степаниде тихо, нехлопотно, вот и возвели усадебку гостиничного типа. С палисадником. Семена для одного с Земли прихвачены, маргаритки там всякие, нарциссы, гладиолусы. Кибер-садовника поставили, чтобы сорняки вырывал. Одна беда: на земном языке маргаритки называются оленями, нарциссы - носорогами, гладиолусы - медведями. Метла, между прочим, - шаровыми молниями и прочими атмосферными неприятностями. - А садовник - это ваш глубинный управляющий центр? - Если бы! Боюсь, что тут гораздо хуже. Видели, как приносят из леса брошенных детенышей? Не слабых, выпавших из гнезда или норы, - нет, наиболее сильных, агрессивных. За это и брошенных. Милых и дружелюбных - мамаше под брюшко, а сильных и активных - на чистый воздух. Как удалось заложить в генную память такой принудительный отбор, перебивающий инстинкт материнства? Не знаю, не знаю. Но садик процветает, очаровашки прыгают, кувыркаются, клянчат подачки у горилл. Умильно? Вот мы и умиляемся, вместо того чтобы сесть и разобраться, что же за чудовищная селекция здесь процветает. И не за то ли Степка на ту сторону угодил, что какой-то тест на очарование не прошел? - Так, - сказал Жан-Филипп, словно муху прихлопнул. - Модель, созданная вами, действительно, чудовищна. То, что вы пытаетесь осмыслить происходящее, меня, как руководителя базы, радует. Но меня чрезвычайно огорчает, что у вас отсутствует пусть не человеческая, а хотя бы профессиональная благодарность этой планете, которая нас приютила и, пусть при посредстве пока не разгаданных факторов, позволила нам восстановить хотя бы один утраченный на Большой Земле вид животных. - Да не восстанавливаем мы его, - устало отозвалась Варвара, - мы ведем себя так, словно этих телят воруем... - Я допускаю, что вы принимаете некоторые формы излучений, недоступные среднестатистическому организму, - продолжал Жан-Филипп, великолепнейшим образом игнорируя ее реплику. - Такие феномены случаются. Но интерпретируете вы свои ощущения совершенно превратно. Дело в том, что наша разведка далеко не так беспомощна, даже на высоте в одиннадцать километров. Так вот, уважаемая Варвара Норега, я беру на себя смелость утверждать, что ни в полосе шельфа, ни во впадинах, которые здесь не превышают трех километров, нет ни одного сооружения. Он немного помолчал, глядя на носки своих ботинок, блестящих даже в темноте, и добавил совсем тихо: - Прямо не знаю, как вы тут будете жить и работать. Ведь вы психологически противостоите ста шестидесяти членам экспедиции, для которых Степанида стала домом и любовью... Она стояла на поскрипывающей гальке и рассматривала его снизу верх - прямо и безжалостно. И что, собственно говоря, она приняла его за Демона? Демоны не седеют. - А если я все-таки окажусь права, - спросила она не без вызова, - как же с ними быть? - С кем? - Со ста шестьюдесятью членами экспедиции? Жан-Филипп сожалительно глянул на нее сверху вниз и зашагал прочь. Но в этот момент трехтонная туша крупного аполина так грохнула по водной поверхности, привлекая человеческое внимание, что даже привычная Варвара вздрогнула. И Жан-Филипп обернулся. - Моржик, - с отчаяньем проговорила Варвара, хотя прекрасно понимала, что аполины практически не слышат человеческого голоса, - Моржик, ну хоть ты-то... Аполин привстал на хвосте, размахнулся своей длинной шеей, которая так отличала его от земного дельфина и делала похожим на плезиозавра, и точным броском швырнул под ноги девушке звонкий, блестящий предмет, покатившийся по гальке. Варвара догнала, подняла - на ее ладони лежало подобие гайки из легкого золотистого металла. - Один-один, - пробормотала Варвара. x x x Сбруя не столько мешала, сколько раздражала, но поддаваться этому чувству было нельзя - аполины и за выражением лица успевали следить, и, похоже, дистанционно улавливали настроение. Она легла на спину, принялась любовно оглаживать сбрую, изображая полное и ничем не замутненное блаженство. - Переигрываешь, - сказал из лодки Теймураз. - Не-а, - мотнула головой Варвара, стряхивая со щеки медузу. Аполины вытягивали шеи, удивлялись. Из-за острова выпорхнула чужая стая - Варвара за эти полтора месяца перезнакомилась чуть ли не со всеми окрестными аполинами и хорошо знала этого вожака-альбиноса, предводительствовавшего целым молодежным ансамблем, среди которого особенно выделялся Вундеркинд, недавний сосунок-акселерат. Вновь прибывшие корректно приветствовали хозяев бухты и прошли вдоль лодки, швыряя на Теймураза добровольную дань - какие-то там планочки, патрубки, острые наконечники громоотводного вида, и все из нетускнеющего легкозолотистого металла. Парафиновая бронза, как однажды отозвался о нем Келликер. И прижилось. - Полегче, друзья, полегче! - Теймураз прикрывался локтем. - Зубы же повышибаете!.. Мерси. Гран мерси. Опять нам нагорит от Сусанина за подводный грабеж чужими руками! Начальство экспедиции категорически запретило самостоятельный подъем со дна каких-либо экспонатов, но аполины стойко придерживались собственного мнения. Варвара перевернулась на спину и энергично замахала руками над головой - знак запрета; аполины и ухом не повели, было ясно - завтра натащат еще больше. Все эти сорок два дня, прошедшие с похорон Лероя, Варвара и Теймураз все свободное время возились с этими интеллигентами степухинских морей, вырабатывая общую систему сигналов. Игривые ученики благодаря феноменальным обезьяньим способностям перенимали все на лету. Вот и сейчас Вундеркинд, раньше других усмотревший на девушке какие-то непонятные ремни и коробки, ткнулся резиновым клювом в кинокамеру и тут же по-лебединому изогнул длинную шею, что должно было означать: "Я тоже хочу!" - Хочется-перехочется-перетерпится, - сказала Варвара, цитируя что-то из детской классики. - Тут постарше тебя есть. Постарше тоже захотели. - Темка, - крикнула девушка, - мы пошли на макет! Она похлопала себя по плечам, что значило: "За мной!" - и сильным толчком послала себя в глубину, где под днищем лодки был подвешен причудливый домик с башенками, колонками и нашлепками, в которых угадывались уникальные экспонаты из "парафиновой бронзы", явно утаенные от начальственного ока. Варвара медленно и четко, чтобы всей стае было видно, поднесла руку к клавише и включила съемочную камеру. Тотчас же брызнул свет (для первого раза не очень яркий), застрекотал аппарат. Аполины шарахнулись, но ни один не удрал. Про себя девушка отметила, что меньше всего испугался Вундеркинд. Десять секунд сиял свет, зудела камера. Затем все автоматически выключилось. Можно было всплывать. - Есть! - крикнула Варвара, вылетая на поверхность. - Фу-у-у. Не перетрусили... А тебе что, Моржик? Еще включить? Нет, здесь нельзя, только внизу. Сейчас отдышусь, и повторим. - Слушай, а пойду-ка я вместо тебя! - предложил юноша. - Не стоит, у нас контакт редкостный. Ну, нырнули!.. Она ныряла до изнеможения, и каждый раз стрекочущая камера все больше и больше привлекала любопытных аполин, а уж Вундеркинду хотелось получить эту игрушку просто несказанно. - Умотали, звери, - еле шевеля языком, проговорила она, в последний раз подымаясь и переваливаясь через борт. - Тяни макет, Темка, припрячем его на острове, а то неровен час прознают про нашу самодеятельность... - Не успеют. Я еще не сказал тебе, что утром была связь: на подходе два звездолета, вероятно, уже легли на орбиту. Глубоководники, палеоконтактисты, плазмозащитники... Словом, сплошные корифеи. Тут не до нас будет и не до самодеятельности. Варвара приподнялась и глянула за борт, где в тени паруса бесшумно скользили веретенообразные темно-лиловые тела. - Все равно завтра обряжу в сбрую Вундеркинда... Стащи-ка с меня моноласт... Ага. На все, что мы делаем, земные дельфинологи потратили бы минимум полгода: знакомство с упряжью, привыкание к свету, к шуму. Отработать нажатие клавиши и только тогда приступать к главному - связать включение аппаратуры с подводными сооружениями, и все это последовательно, долго и нудно закрепляя каждый выработанный рефлекс... - Знали бы аполины, что такое рефлекс! - фыркнул Теймураз. Это действительно было самым больным местом дрессировки. В отличие от дельфинов - да что там говорить, от любых земных тварей, - аполины наотрез отказывались воспринимать лакомства как закрепитель рефлексов. От угощенья они не отказывались, это правда, но не связывали его с каким-либо заданием. - Да, - согласилась девушка, - чересчур уж они умные. Это все равно как если бы знаменитому академику начали объяснять, что обед в перерыве конференции - это вознаграждение за его доклад. Представляешь его академическую реакцию? Теймураз, наверное, представил, но промолчал. - А в чем дело?-встрепенулась Варвара, садясь и подтягивая коленки к груди. - Ты что такой индифферентный? Он греб короткими, сильными рывками. - Успокойся, я дифферентный на все сто процентов. Интересно, кто бы успокоился после столь дурацкой реплики? И вообще, за последний месяц он из ящерицы живой превратился в рептилию сублимированную. - Послушай, Темка, - решительно проговорила она, - я же вижу, как ты усыхаешь с каждым днем. Жан-Филипп прав, это очень трудно - быть против всех. Даже если не в одиночку, а вдвоем. - Глупая ты все-таки, - печально проговорил Теймураз. - Или просто еще маленькая. Когда ты прав, это совсем нетрудно, но только в том случае, если знаешь, что от твоей правоты кому-нибудь и хотя бы через тысячу лет станет чуточку легче... Лодка ткнулась в берег, по инерции выползла на гальку. Они прошли мимо могилы Лероя - громадный монолит из лиловато-коричневой яшмы казался теплым и чуть ли не живым. Они привычно коснулись его кончиками пальцев. Это был их маленький обычай, их обряд. У них уже очень многое было на двоих, вплоть до подводного заговора с участием аполин; еще на большее они были готовы друг для друга - и тем не менее Теймураз был для Варвары, что глубь морская: на столько-то метров она тебе принадлежит, а вот что дальше - только догадывайся, лови всякие смутные и не для всех существующие тревожные волны. - До завтра, - сказала она. - Легкой тебе бани. Теймураз кивнул: ему сейчас предстояло сдавать Жану-Филиппу очередные аполиньи трофеи и головомойка была обеспечена. Варвара проводила его взглядом, потом как-то невольно оглянулась на Лероев камень. Парчовая яшма казалась отсюда однотонной, сглаженные углы и странные пропорции монолита создавали впечатление нечеловеческой тяжести и усталости. Вот так устало и тягостно думает Теймураз о своем, о чем-то неизвестном ей и очень далеком. Не о Лерое, иначе его пальцы не коснулись бы камня так легко и бездумно. Он ничегошеньки не понял, этот мальчик, он до сих пор считал появление Лероя, на этой планете случайным, а ведь для старика весь смысл оставшейся жизни заключился в одно: быть на одной земле с прекрасной Кони. Не дошло это до ее сына. Старик заслонил его - это угнетало Темку. Но существовал еще какой-то невидимый груз, который давил на Теймураза с каждым днем все тяжелее и тяжелее. Лероя похоронили на том месте, где он любил стоять, глядя на море. Может, и он не просто смотрел, а чувствовал странные импульсы, рожденные в кофейной глубине, и заставлял себя не верить в их реальность? Камень этот притащили от самых ворот Пресептории, там было несколько таких монолитов, но яшмовый - только один. "Уцелела плита за оградой грузинского храма". Да что за наваждение - одно и то же стихотворение, и на том же самом месте, и так уже полтора месяца! Мало она хороших стихов знает, что ли? Она рассердилась на себя и побежала к себе в лабораторию, прыгая с одного камешка на другой. Слишком много камней, вот и вирусный возбудитель всех ассоциаций. Отсюда и Кавказ, и плита у ограды; и седина - соль на них. Встряхиваясь на бегу, как рассерженная рысь, Варвара одним прыжком влетела в тамбур своего экспериментального корпуса. Сублимационный зал встретил ее двадцатиголосым ворчаньем форвакуумных насосов, запахом перегретого машинного масла и неожиданным после полуденного пляжа морозом. У крайних, самых вместительных, камер, куда можно было бы поместить крупного носорога, возился Пегас. Полтора месяца назад кибы принесли его с "дикой" стороны буквально по кусочкам, столь доблестно выполнял он Варварин приказ снимать каждое животное, что его назойливость превысила меру звериного терпения. Теймураз кое-как спаял бренные останки воедино, Варвара вживила новые щупальца, но вот речевой аппарат был необратимо поврежден. Пегас страшно стеснялся своей немоты. Сейчас у него в корыте лежал только что вынутый экспонат - серебристый овцеволк. На Большой Земле эти несчастные создания по всей вероятности вымерли бы в третьем поколении; здесь же каждую стаю опекали несколько асфальтовых горилл, снабжавших этих горе-хищников различной падалью. К счастью, они не приобрели мерзкой внешности гиен, а по традициям Степухи превратились в очаровательных барашков на сильных собачьих ногах, и только мощные зубы, способные загрызть быка, если бы только здесь водились быки, выдавали в них хищников. Варвара подсунула руки под курчавое мерлушковое брюхо и легко, словно это была плюшевая игрушка, вынула чучело из корыта. Собственно говоря, это было не чучело, а мумия - легкая, совершенно обезвоженная ткань. Это со шкурами всяческая возня - выделка, лепка модели, строительство каркаса... Просто удивительно, сколько сил отнимало все это у таксидермистов, пока не был изобретен метод сублимационной сушки. А теперь, в сущности, и человек не нужен, разве что всякими проволочками да пружинками придать мертвому достаточно правдоподобную позу. А затем - уже работа для Пегаса: ни шкуры не снимать, ни всякими снадобьями не нашпиговывать, как делали это в прошлые времена. Просто сунуть тушку на пару часов в жидкий азот, а потом на простой морозец градусов под тридцать. И насос включить помощнее. Вода из организма прямо так мельчайшими кристалликами льда и будет уходить. Сублимироваться. Вот и вся процедура. Примерно через триста-четыреста часов - вот такая невесомая игрушка, и правдоподобие полное: зверь как живой. Настолько все просто, что и делать ей тут нечего. Она повернулась и пошла наверх, в двухсветную скульптурную мастерскую. Здесь будет посложнее, ведь на кухне нашлось несколько таких шкур, что от этих зверюг жутко становится - приводит в ужас убогость собственной фантазии. А фотографий нет, не говоря уже о голограммах. Как тут изготовишь каркас? Она задвинула овцеволка в уголок, пошла к рабочему столику и сняла с недавно начатой глиняной фигурки мокрую тряпку. Модель в десятую долю натуральной величины должна была изображать сумчатую длинношерстную жабу. Варвара дошла до пределов своего воображения, но кошмарное создание не выглядело живым. Каких-то деталей не хватало. Может, достоверности позы?.. Варвара вздохнула и накинула тряпку на модель. Придется ждать, пока кто-нибудь не запечатлеет этого красавца на пленку. Она засучила рукава и занялась консольной экспозицией "Утро в лесу". Овцеволк очень кстати, без него картина была бы чересчур идиллической. Мха и лишайников маловато, завтра придется сгонять Пегаса к Ящеричному хребту. Ведь со дня на день могут нагрянуть прибывающие гости, с ними предстоит очень серьезный разговор, и для пущей убедительности стоит продемонстрировать несколько готовых работ. И для установления доверия к ее способностям. Не первокурсница же она, в самом деле. Стены мастерской пожелтели - над Степухой ронял луковичную шелуху закатных облаков традиционный вечер. Спину уже поламывало от усталости, как-никак, а каждый день она не знала отдыха с шести утра и до самой темноты. Прошаркал Пегас и безмолвно замер за спиной. Она этого страшно не любила, и Пегас должен был бы об этом помнить. Одернуть его неловко: калека. Да и работа все равно не клеится - вдохновения ни на волос. Жабий. Сумчатый. - Послушай, Пегасина, - сказала она, стоя на коленках в пересохшем ягеле. - Над моделью - полка, на полке - колпак от эксикатора. Достань, будь другом, только в целом виде. Она не оборачивалась, торопясь закончить хотя бы нижний ярус экспозиции, но по звукам за спиной догадывалась, что дотянуться до высокой полки Пегасу как-то не удается. Плоховато склеил его Темка. Сюда пришли два корабля, так неужели на них не найдется ни одного приличного робомеханика? - Ладно, я сама... - начала она и осеклась: Пегас, поднявшийся было на дыбы, неловко покачнулся и всеми опорными копытами и оперативными щупальцами, приданными вычислительным бурдюкам, обрушился на злополучную модель. - Куда ты, старый осел! - крикнула, не сдержавшись. Варвара и тут же пожалела: на крик мгновенно явилась Пегги. - Старый осел!-завопила она, повышая тональность на каждом слоге и в результате переходя на ультразвук. - Старыйстарыйстарый-старыистарый осел!!! Варвара поднялась с колен. В свое время она вложила немало труда в то, чтобы запрограммировать своих роботов на дружески-юмористические отношения. Но с юмором у роботов оказалось туговато... - Пошла вон, - не повышая голоса, велела она Пегги. - А ты, Пегасина, прости нас. Завтра я ее перепрограммирую. Она села обратно на мох, положила подбородок на коленки. Старый, старый, старый осел... И еще старый, очень старый управляющий центр. Теперь стало ясно, что крутилось в подсознании, выбрасывая на поверхность ассоциативного водоворота то стихи Пастернака с седеющим Кавказом и ночными ледниками, то образ Лероя, уходившего к морю, его глубокая старость поменьше контрастировала с кипучестью молодых. Ведь даже перед смертью он говорил совсем не то, что переполняло его душу, - видно, боялся, что слова любви на старческих губах будут просто смешны... Застарелая боль дряхлых Золотых ворот. Даже сам Жан-Филипп, поседевший демон... Старость. Нет, изношенность механизма - этот ключ давно был под рукой, только само слово не приходило на ум, ведь так трудно думать о старости в девятнадцать лет! Она поднялась одним толчком, побежала в маленький холл, где имелся экран связи. "Теймураз! Теймураз! Темка!" Она стучала кулачком по номерной клавише, но экран не включался, значит, в своем коттедже Теймураза не было. Она вызвала аккумуляторную - тоже нет. Подумав, осторожно нажала клавишу с шифром Кони - и там никого. Трапезная? Пусто. Да что происходит в Пресептории, если и здесь вечером нет ни одного человека? Она включила Главную (сиречь единственную) улицу. Первый квартал-никого. Второй-никого. Поворот к Майской поляне-бегут. У самого Майского Дуба - столпотворение. Та-ак. Она выскочила на улицу в халатике, перемазанном глиной. Побежала. Те, кто стоял вокруг дерева, были высоки и плечисты, Варваре не сразу удалось просунуть нос между их локтями. Ничего особенного она не увидела - просто под нижними ветвями стоял автоприцеп со здоровенным экраном, на котором мелькало множество лиц. Все до единого были незнакомы и заполняли пространство так плотно, что не видно было, откуда ведется передача. Хотя вестись она могла только с космодрома. Итак, они уже приземлились. Оперативно! И сразу же сцепились с первопоселенцами - перед самым экраном, расставив по-боцмански ноги и заложив руки за нагрудник клеенчатого передника, стоял Сусанин. И он, и те, что с экрана, говорили разом. - Да вы представляете, что значит свернуть работы? - рычал Сусанин. - У нас тут сосунки, их в глубь материка не вывезешь! - Ничего, ничего, - весело и категорично отвечали с экрана. - Половину завтра отгрузите на корабль, половину начнете готовить к возврату в естественные условия. Людей оставите минимум, остальных - пока на космодром, а площадку для запасного поселка мы вам приглядели километрах в шестидесяти. - Позвольте, позвольте, - не выдержал такого напора Жан-Филипп и стал плечом к плечу с Сусаниным. - Кто распоряжается на Земле Тамерлана Степанищева? - Мы, - сказали жизнерадостные диктаторы с экрана. - С момента нашего приземления - мы. И вы это знаете. Варвара попятилась и выбралась из плотного ряда молчаливых свидетелей перепалки. Огляделась. Сзади все комбинезоны были одинаковы, но Теймураза нетрудно было найти по габаритам. - Тем, Темка! - Она дергала его за хлястик, пока он не вышел из оцепенения (а тут почти все пребывали в оцепенении) и не обернулся. - Это кто еще на нашу голову? Ревизоры? - Стратегическая разведка. Если подсчитать, то вызвал их сюда наш старик, я имею в виду Жана-Филиппа, немногим более месяца тому назад... Да, сразу после похорон Лероя. С чего бы? Они имеют право занести Степуху в КГК, со всеми вытекающими. КТК - "Красная галактическая книга". Это был список земель, где необходимы чрезвычайные меры. Инженерное воплощение этих мер сильно смахивало на легенды о титанах. Варвара ощутила холодок в пищеводе. Вот и дождалась. Рада? - Что, два корабля - и сплошь разведчики? - Нет, конечно. Прибыл их Голубой отряд - океанологи. Голубой отряд. Ничего голубого в них не было, кроме васильковых буковок на рукаве. Да еще головы, одинаково бритые до голубизны. Вот почему она не могла сразу сориентироваться, сколько же их на экране, - все они фантастически походили друг на друга, худощавые и неистощимо энергичные. Они все время находились в движении, как ртутные шарики. - Мы тут в дороге проглядели все ваши материалы, - говорил один, которого отличали от других пушистые девичьи ресницы, резко контрастирующие с бритым черепом, и легкий нервный тик, пробегающий по правой щеке. - Не исключено, что когда мы вплотную займемся вашим шельфом, янтарной пеной и морскими змеями, может последовать спровоцированный ответный удар... - Пока не жалуемся, - неубедительно возразил Сусанин. - Пока, - спокойно согласился тот, с ресницами, - похоже, он был там главный. - И если не считать троих. - Но это имело место вне Пресептории! - торопливо возразил Жан-Филипп. - Да, - так же спокойно согласились с ним. - Пока - вне. Варвара хлопала глазами, как мультипликационная зверюшка, глядя на это чудо: как, не тратя ни малейших усилий, ставили на место самого Жана-Филиппа! И потребовалось для этого всего восемь - десять человек, обладающих даром мгновенной и безошибочной оценки происходящего. - Да вы хотя бы представляете себе, в каком кошмарном режиме нам приходится работать? - чуть ли не бросался с кулаками на экран неистовый Сусанин. - В режиме страха. Постоянного страха. Думаете, перед змеями и смерчевыми молниями? Как бы не так! Перед тем, что в один прекрасный день на нас могут свалиться с неба так называемые хозяева и очень вежливо сказать: "Мы бы вас попросили..." - и мы очень вежливо ответим: "Да, да, пожалуйста!" - и будем в бешеном темпе убираться отсюда во славу галактического права. А здесь, между прочим, кроме стеллеровых коров еще и сумчатые... А "дикая" сторона! Так что свертывать работы - это даже не абсурд, это преступление! - По грубым прикидкам, последний раз "хозяева" появлялись здесь не меньше тридцати тысяч лет назад. Так что их визит..., - Наименее желаемое - наиболее вероятно! - Ну, Евгений Иланович, в этом случае мы постараемся как-нибудь с ними договориться. Тем более что выявление закономерностей их логики входит в нашу первоочередную программу. Варвара получала несказанное удовольствие от этого разговора. Молодцы, голубая разведка! Умницы, стратеги! Сегодня все равно потерянный вечер, поэтому они решили стравить весь эмоциональный пар. Ночью пресепторианское начальство успокоится, снизит содержание адреналина в крови и утром будет способно на спокойный, конструктивный разговор. И начнется работа. Настоящая, умная работа. - Мы скрупулезно исследовали все аномальные явления, - настаивал Жан-Филипп, - как имевшие место при нас, так и оставившие безальтернативно интерпретируемые следы воздействия... Варвара фыркнула, и громко. - Мы ознакомились, - кротко заметил главный на экране, приспуская над тирадой Жана-Филиппа скорбный флаг своих черных ресниц. - Вы все сводите к природным факторам, а природа имеет свои законы, но не логику. Которой, кстати, вы не обнаружили. Только тут Варвара вспомнила, зачем она бежала сюда. - И все-таки логика имеет место!.. - невольно вырвалось у нее, и тут же она осеклась. Сусанин и Жан-Филипп, как по команде, полуобернулись к ней и замерли этакими атлантами у входа в Эрмитаж. В обрамлении этих корифеев ее маленькая фигурка в перепачканном глиной халатике выглядела, вероятно, препотешно. - А это еще кто? - вопросили, в довершение всего, с экрана. - Женька, твое воспитание? - Это наш новый оператор-таксидермист, - отчеканил Сусанин. Ох, провалиться бы сквозь землю! - Таксидермист? А мы в этот сектор начальника привезли и пару младших научных... Э-э, на ловердеке, вернитесь! Теймураз поймал девушку за плечи и вернул обратно. - Закончите свою мысль, - попросили вежливо и проникновенно,- пожалуйста. Варвара вздохнула, пошевелила ногой немнущиеся травинки Майской поляны. - Здесь дело даже не в логике, а в ее клиническом нарушении. - То есть вы хотите сказать, что логика все-таки отсутствует? - допытывались у нее в высшей степени заинтересованно. Варвара упрямо сжала кулачки. Неужели и эти не поймут?.. - Отсутствие и нарушение - совершенно разные вещи. Здесь искали логику в чистом виде, пытаясь разобраться в работе искусственного мозга, в существование которого не верили, но заведомо считали его вечным и здоровым... На экране опять произошло перемещение - как при едва ощутимом потряхивании калейдоскопа. - Послушай, Гюрг, а девочка мыслит конструктивно, - небезразлично прокомментировали из левого нижнего угла экрана. - Продолжайте, пожалуйста. - По всей вероятности, координирующий центр, спрятанный на дне моря, долгое время четко работал по программе: распознавались образы, благо классы были заданы: механизмы, животные, биороботы, гуманоиды; одних надо было лелеять, других не возбранялось топить. В сомнительном случае имелось великое множество тестов - от северных сияний до янтарных зерен, которые складывались хоть в замок Юрате, хоть в морского змея. Но прошло как минимум тридцать тысяч лет. И наступила старость. Она этого ждала - за спиной мгновенно возник возмущенный гул. И имя - то самое имя, которое не могли не вспомнить... - Только не надо про Лероя! - крикнула она, круто оборачиваясь назад. - Да, старость священна, когда это - старость человека. Да, человек становится стократ добрее и мудрее. Но не разваливающаяся на части машина. Так неужели вам не страшно, что во власти этого разваливающегося управляющего центра, этого квазимозга, оказалось сейчас все побережье вместе со всеми теми зверюшками, которых приручили не мы?.. На экране снова зашевелились, вынырнули две-три посторонние головы, бородатые и обильноволосые. Но их вытеснили. - До сих пор вас беспокоил принцип навязанного отбора по избыточной агрессивности. Или нет? Однако они досконально знакомы со всеми мыслями! - До некоторых пор - да. Но судьба побережья в целом... - А почему вы говорите только о прибрежном районе? - Аномальных явлений в глубине материка практически не наблюдается. А побережье... Где же было развернуться этим пришельцам, как не здесь, - они же были амфибогуманоидами. - Вы абсолютно убеждены? - Да. Они даже собак себе завели не на суше, а в море - аполин. Координационно-управляющий центр, это развалюха, лежит в основании одного из рыжих островов, со спутников его не просмотреть, но аполины его знают. Дайте нам с Теймуразом неделю, и мы положим на стол снимки этого центра. - Бред! - сказал Сусанин.- Аполины натаскали тут всяк