и достичь положения, при котором дают взятки!" Но сейчас Чжу Инсян понял совершенно ясно, что из его плана покончить с Фань Чжуном ничего не выйдет, и что если он хочет истребить сектантов, ему остается только согласиться на условия Фань Чжуна и выполнить их. - Хорошо, - сказал начальник области, - будь по-вашему. Тогда Фань Чжун вынул из подвязанного к поясу мешочка бумажного журавля и протянул его Чжу Инсяну. - Пригласите начальника области на пир, - сказал он, - да и бросьте этого журавля куда-нибудь за ширму или под столик: журавль улетит и вернется со мною. Я разделаюсь с Чжу Инсяном и отблагодарю вас так, как вы пожелаете! Чжу Инсян, сопровождаемый разбойниками, тащившими богатые подарки, выбрался из ворот усадьбы и стал спускаться вниз, к деревне. Белые дома с соломенными крышами так и сверкали среди зелени, умытой дождем. Вокруг, куда ни глянешь, простирались ухоженные поля, и солнце играло на тысячах золотых колосьев. По дороге с коромыслами шагали довольные крестьяне. Чжу Инсян то и дело свешивался с седла и расспрашивал крестьян о том, хорошо ли они живут. Те почтительно кланялись и превозносили Лян-вана до небес. Один из сопровождающих Чжу Инсяна тут же достал табличку для записи имен, на случай, если какой-нибудь из крестьян вздумает жаловаться. Через сорок ли провожатые распрощались с Чжу Инсяном, и он поехал дальше один. Ох, невесело было ему возвращаться в город! "Что за бесстыдный человек, - думал Чжу Инсян, с тоской глядя на седельные сумки, топорщащиеся от подарков, - выпрашивает у незнакомых людей голову начальника области, рассказывает о властях вредную чушь. Положим, если бы у меня было три головы, я бы с удовольствием отдал ему одну или даже две, но ведь голова-то у меня одна! И какой скаред! Во всем золоте, какое он мне дал, не будет и двух цзиней весу: его подарки весят меньше, чем моя голова!" Но, конечно, подарки Лян-вана казались начальнику области незначительными только оттого, что речь шла о его собственной голове. Это всегда так: зачастую у начальников чужая голова не стоит и цяня, а собственную они не отдадут и за сто лан. На следующий день Цзи Дан опять пришел к Сяо Ли. Кланяясь, он доложил: - После того, как вы упустили начальника округа, он попался в лапы Лян-вана, но сумел выдать себя за другого чиновника и благополучно вернулся в город. Он был очень расстроен и говорил, что, скорее всего, проклятый разбойник и думать не думает перейти на сторону правительства. Мятежник Ли глубоко задумался и сказал: - Заставить Фань Чжуна драться против правительства нетрудно, но как заставить его подчиниться нам? Ведь его военачальники непременно потребуют для него первого места! Цзи Дан задумался и воскликнул: - Всем известно, что Лян-Ван мечтает отомстить Чжу Инсяну! Надо захватить Чжу и преподнесли его голову Лян-Вану в качестве подарка! Лян-ван будет так благодарен, что согласится на второе место. Мятежник Ли расхохотался: - Ты еще не овладел ни одним городом в области, а уже распоряжаешься головой начальника области, словно это кочан капусты в огороде! Как же мы заполучим Чжу Инсяна, не овладев городом? А если мы овладеем городом, зачем нам помощь разбойников? Тогда Цзи Дан, видя, что мятежник питает к ним доверие, сказал: - Осмелюсь добавить - Лян-ван очень силен, и, конечно, не останется в стороне от будущей смуты. Почему бы не предложить ему объединиться, и не пригласить сюда? А потом, когда он окажется в нашей власти, можно будет отрубить ему голову. - Негодяй, - вскричал Сяо Ли, - ты предлагаешь мне бесчестный план! Чиновник смутился и умолк. Пир окончился довольно поздно. После пира Сяо Ли подозвал его и сказал: - Прошу извинить меня за оскорбление! По правде говоря, ваш план пришелся мне очень по душе, но я не осмелился сказать об этом открыто, опасаясь, что кто-нибудь донесет Лян-вану. Между тем настоящий инспектор-цзайсин прибыл в город. Он был прислан врагами Чжу Инсяна. По прибытии он остановился в доме Цуй Аня и велел своим слугам осведомиться об умонастроении народа. На следующий день слуга, кланяясь, доложил: - Народ не хочет доносить на Чжу Инсяна и хором свидетельствует о его справедливости и доброте! Инспектор всплеснул рукавами и молвил: - Этот человек так запугал народ, что они боятся вымолвить про него лишнее слово. Разузнав об обстановке, инспектор составил доклад: "Тысячи разбойников развелись в Цзяннани, народ ропщет и голоден. Народ по природе своей предан государю, и причина его возмущения - в ошибках и преступлениях Чжу Инсяна. Благодаря проницательности местного военачальника Цзи Дана я убедился, что никаких сектантов в городе нет. Начальник Чжу пользуется этой выдумкой, чтобы арестовывать богатых людей и вымогать у них деньги за освобождение. Также, с его ведома, сыщики сговариваются с арестованными, и те признают себя еретиками. После этого они делят с Чжу Инсяном награду за поимку сектантов, тайно выпускают людей, а в документах записывают, что арестованный превратился в бамбуковину или улетел на аисте. Кроме того, Цзи Дан донес, что две недели назад Чжу Инсян побывал в лагере разбойника Фань Чжуна и возвратился оттуда с богатыми подарками. Наверняка Чжу Инсян, предчувствуя опалу, затевает смуту в сговоре с Фань Чжуном! Правда, Фань Чжун - его кровный враг, но разве низкий муж вспомнит о долге там, где речь заходит о выгоде?" Благодаря врожденной вежливости инспектор часто виделся с Чжу Инсяном, и выражал ему свое почтение. Глядя на них со стороны, никак нельзя было догадаться, что инспектор готов съесть Чжу Инсяна живьем, лишь бы угодить своим покровителям в столице. Чжу Инсяну предоставлялось множество возможностей выполнить свое обещание Фань Чжуну, но он не очень-то торопился это делать. Ему было ужасно стыдно. Чжу Инсян часто плакал, закрываясь рукавом, и его супруга напрасно спрашивала его о причине и готовила ему любимые кушанья. "В древности Фань Юйци сам отрубил себе голову и преподнес ее другу, чтобы тот убил Циньского князя", - думал он по ночам, а я вот не могу пожертвовать головой! Правду говорят об упадке современных нравов!" Но стоило выглянуть солнышку, и настроение его менялось. Он напоминал себе, что, хотя Фань Юйци и пожертвовал своей головой, все равно ничего у него не вышло. "Лишиться головы я всегда успею! - думал он, - "покамест попробуем иное!" Несколько раз он отказывался от приглашений инспектора Вана, смущался при встрече с ним. Инспектор принимал это за признаки нечистой совести. Он удвоил свои усилия по поимке Сяо Ли, но все было напрасно. Так прошла половина месяца, и за неделю до Праздника Фонарей Чжу Инсян получил от инспектора приглашение: через три дня тот звал начальника области, а также начальника гарнизона полюбоваться луной. Чжу поглядел на приглашение с отчаянием: "Это последний случай исполнить мое обещание Фань Чжуну, - подумал он. - Если сектанты поднимут восстание, я все равно потеряю голову! Сознательный чиновник должен терять голову не вследствие восстания, а для того, чтобы предотвратить его!" Чжу Инсян призвал к себе верного слугу и написал Фань Чжуну письмо, будто бы от имени императорского родственника: "Я пригласил Чжу Инсяна полюбоваться со мной луной на веранде отведенного мне дома. Вам следует, однако, помнить, что в качестве императорского родственника, я всегда официально буду отрицать свое участие в этом деле. Помните, что вы связали себя страшной клятвой и что какие бы обстоятельства не обнаружились после этого убийства, ничто не может помешать вам истребить сектантов и помириться с правительством". Фань Чжун, получив это письмо, был возмущен до глубины души. Он всплеснул руками и подумал: "Какой негодяй! Да он раздает всем, кому ни попросит, голову начальника области! Вот они, нравы столицы!" Но предложение чиновника было выражено так вежливо, что Фань Чжуну ничего не осталось, как почтительно его принять и отправить, обратно со слугой, богатые подарки. Чжу Инсян любил получать подарки, подобающие его чину, но на этот раз он был чрезвычайно расстроен, и заплакал над корзиною, прикрываясь рукавом. Кроме этого, Чжу Инсян написал другое письмо, в котором четко изложил все обстоятельства дела. Это письмо он намеревался отдать перед началом праздника Цзи Дану, чтобы тот передал его инспектору. Накануне праздника начальник гарнизона Цзи Дан отдыхал в беседке, когда с неба спустился гусь, на котором восседал маленький Ли. Цзи Дан тут же с поклоном предложил мятежнику почетное место. Тот мигом пересел с гуся на почетное место, а гуся превратил в щепку и сунул в карман. Напившись чаю, мятежник Ли сказал: - Твой начальник, Чжу Инсян, ужасно мешает нам. Этот человек поразительно талантлив и предусмотрителен. Если бы не он, будда Майтрея уже давно бы пришел на землю. Ты понимаешь, о чем я говорю? - Я вас очень внимательно слушаю, - ответил Цзи Дан. - У меня в голове созрел отличный план. Он называется "планом устранения двух врагов посредством одного убийства". Всем известно, что инспектор ненавидит Чжу Инсяна, но, вследствие любви народа к последнему, не может собрать достаточно доказательств для ареста. Завтра инспектор приглашает Чжу полюбоваться луной. Тебе следует отравить Чжу Инсяна, а смерть его приписать инспектору. Это устранит с нашего пути Чжу Инсяна, а негодующий народ растерзает инспектора. Цзи Дан всплеснул руками: - Это замечательный план! Хотя я никогда не решусь сказать это на общем собрании, между нами двоими я готов признать, что смерть Чжу Инсяна заставит восстать гораздо больше людей, чем рассказ о пришествии Майтрейи! Тут мятежник Ли вынул из рукава лаковую коробочку, а из коробочки - небольшой мешочек. - В этом мешочке, - сказал он, - зелье, не оставляющее следов. Порции этого зелья размером с просяное зерно достаточно, чтобы убить обыкновенного человека, но для начальника округа, конечно, потребуется не меньше десяти горчичных зерен. Завтра ты подсыплешь это зелье в чашку Чжу Инсяна. Таким образом мы расправимся с чиновником, любимым народом, а чиновника, нелюбимого народом, народ устранит сам. На следующий день, незадолго до праздника инспектор-цзайсин угощал начальника области и еще двоих или троих гостей. В садовой беседке накрыли ужин, расставили чашечки для вина. Чжу Инсян был подавлен и грустен, и ему казалось, что бумажный журавль, спрятанный у него в рукаве, вырезан из свинца. Зато Цзи Дан, что называется, мел языком пол. Накануне, делая вид, что он наблюдает за приготовлениями к празднику, он взял красивую фарфоровую чашку, украшенную изображением единорога, и всыпал в нее зелье. Затем, подозвав служанку, сказал: - Эта драгоценная чашка была сделана во времена суйского Веньди. Хочу оказать ему знак внимания и непременно поднести чай в чашке с единорогом. Когда будешь подносить чай, смотри, поставь чашку с единорогом перед начальником области! Поняла? Девица кивнула, и Цзи Дан, успокоенный, удалился. Инспектор между тем беседовал с Чжу Инсяном о положении в провинции. Он осведомился, в чем причина бездействия отрядов по борьбе с разбойниками. Чжу Инсян, вздохнув, произнес: - До меня дошли слухи, что отряды по борьбе с разбойниками совершенно не проявляют снисхождения к жителям, в то время как мятежники стараются завоевать доверие населения. Посылать против мятежников такие отряды, - все равно, что дразнить рассерженного тигра. Фань Чжун содержит у себя чиновников, пострадавших напрасно, собирает налоги, взимает пошлины. Крестьяне торопятся платить ему налоги, купцы делают крюк, чтоб приобрести его грамоты. Если его уничтожить - провинция переполнится мелкими разбойниками. В Северной Столице это, может, и понравится, но народу придется хуже. - Если разбойники приносят народу пользу, - это еще не повод мириться с ними, - возмутился инспектор. - Но у нас есть более опасный враг, - сказал Чжу, - я разумею сектантов. Мятежник по имени Маленький Ли одевается в императорские одежды, в ночь Праздника Фонарей намеревается поднять восстание с целью перемены порядка в Поднебесной, уверяет, что перекрасит небо в желтый цвет! "Какой наглец, - подумал инспектор, - он придумал всю эту историю с сектантами, чтобы хватать невинных людей и отпускать их за деньги, а теперь под ее предлогом он хочет выпросить прощение для Фань Чжуна: интересно, сколько ему посулил этот разбойник? А ведь если бы Фань Чжун был почтительным сыном, он бы предложил эту сумму мне!" - Разумеется, - продолжал Чжу Инсян, - это нелегкое дело - захватить город, и даже если Маленький Ли захватит город или область, это еще не значит, что он перекрасит небо в желтый цвет. Но ведь у этого человека есть тыква-горлянка, с помощью которой он может внушить людям какую угодно глупость. Например, он может внушить им, что они видят желтое небо. - Все это глупости! - отрезал инспектор - Колдовства не бывает! Что такое разбойник Фань Чжун, - это я прекрасно знаю, а мятежника Ли никто не видел! Может, и есть в городе пара помешанных, воображающих себя колдунами, но это не разбойники, а просто больные люди. Чжу Инсян вздохнул, понимая, что ему не убедить инспектора, и поднялся, будто желая ненадолго покинуть зал. Он прошел к двери, ведущей во внутренние покои, и уже вынул было из рукава бумажного журавля, намереваясь оставить его за дверью, как вдруг увидел служанку, направляющуюся к нему навстречу с чайным прибором. Фань Чжун был большим знатоком антикварных предметов, и ему сразу бросилась в глаза прелесть чашки с единорогом. "Этот Фань Чжун явится через пятьдесят мгновений после того, как я опущу журавля, - подумал Чжу Инсян, - я и за стол-то толком сесть не успею, не то что полюбоваться этой чашкой". И ему ужасно захотелось в последний день жизни насладиться такой прекрасной вещью. Он спрятал журавля в рукав и поспешил обратно. Когда он вернулся, служанка с поклоном поднесла господам чашки с чаем. Цзи Дан, сидевший по левую руку инспектора, увидел в ее руках чашку с единорогом, в которой должен был быть яд. Цзи Дан с удовлетворением улыбнулся и вдруг увидел, что растяпа-служанка поставила чашку перед инспектором из столицы. Все девять чувств разом покинули Цзи Дана, и он подумал: "Боже мой, что же делать? Ведь он выпьет сейчас чашку и упадет мертвым!" Ему оставалось надеяться только на то, что для того, чтобы отравить столичного инспектора, нужно гораздо больше зелья, чем для того, чтобы отравить начальника округа. Слова застряли в горле Цзи Дана, словно кость, он закашлялся и не знал, что делать. А инспектор поднял тем временем чашку, - и если вы хотите узнать, что будет дальше, - читайте следующую главу. Итак, инспектор потянулся за чашкой. "Ах, какое несчастье, - подумал Цзи Дан, - ведь смерть его принесет гибель провинции, да и я пропаду." И тогда Цзи Дан приподнялся, чтобы взять из корзины на столе персик, но как-то неловко пошатнулся. Персик выскочил у него из руки и хлопнулся о край чашки. Чашка покачнулась, перевернулась и наделась сверху на персик, а чай расплескался по столу. - Ай-ай-ай, какое несчастье, - вскочил, извиняясь, Цзи Дан. Поднялся переполох, инспектор двумя пальцами снял с персика чашку. - Что это? - изумился он. Если бы в чашке был обычный яд, все бы, наверное, обошлось. Но в чашке, как вы помните, было колдовское зелье, и когда ее подняли, - о ужас, - оказалось, что персик под чашкой сморщился и сгнил, а от косточки исходит нестерпимое зловоние. Тут инспектор мигом забыл о том, что колдовства не бывает. - Ой-ой-ой, - завопил инспектор, отскочив, как заяц, от стола, - да этот негодяй хотел меня отравить! Взять его! - и он показал на Чжу Инсяна. На следующее утро весть об аресте Чжу Инсяна распространилась по городу. Жители были в отчаянии. Многие женщины рыдали. Но где было столичному инспектору об этом знать! Он слышал только льстивые поздравления от некоторых богатых людей. А торговец Цуй Ань прибежал к мятежнику Ли и доложил: - Мой племянник пытался убить Чжу Инсяна, но перепутал чашки. Теперь Чжу арестован и обвинен в покушении на инспектора! Послезавтра инспектор везет его с собой в столицу, и у нас как раз будет возможность его убить! Чжу Инсян между тем был убит горем. Надо же ему было быть таким неудачником! Ведь его, можно сказать, обвиняли в покушении на другого человека в тот самый миг, когда он намеревался пожертвовать своей жизнью! "Наверняка Фань Чжун решит, - подумал он, - что столичный инспектор испугался выполнить свою половину сделки, а стало быть, Фань тоже свободен ото всяких обязательств!" И вот через три дня Чжу Инсяна повезли из города в бамбуковой клетке. Отовсюду слышались жалобы. Инспектор был обеспокоен толпой, собравшейся у ворот. "Как его любит простонародье, - ужаснулся императорский родственник, - разве такую любовь можно заслужить добросовестностью и справедливостью?" Вот прошло немного времени, и город остался далеко внизу. Процессия углубилась в горы. На широкой дороге помещалось по пять всадников в ряд, но дорога была такая старая, что, из-за мягкости здешних почв, ушла глубоко в землю. Головы всадников были выше края дороги, а головы лошадей, - ниже. Наверху шумели горные тополя и сосны, сквозь их кроны едва пронимал свет, и на душе у инспектора становилось все неспокойней и неспокойней. "Если Чжу Инсян так любим народом, вдруг кто-нибудь попытается его освободить?" - подумал инспектор. И не успел он это подумать, как передний всадник с треском провалился в яму, вырытую на дороге и искусно замаскированную листьями, и в тот же миг сверху, как град на виноградник, посыпались люди, вооруженные пиками и трезубцами. Не прошло и минуты, как стражники были связаны, а инспектор от ужаса упал глазами вниз и на некоторое время лишился чувств. Через некоторое время он очнулся и, видя, что еще не схвачен, вскарабкался по выступающим из лесса корням, и побежал по какой-то тропинке, но, по незнанию местности, скоро оказался на верхушке скалы. Он оглянулся и заметил позади себя четырех человек в длинных халатах, с выставленными вперед пиками. - Негодяи, - закричал он, - я родственник самого императора, полномочный чиновник из столицы! Вы должны стать передо мной на колени! Тут мятежники упали на колени и поползли к нему, выставив вперед пики. Инспектор попятился, - и так он пятился от них, пока не сорвался вниз с верхушки скалы. Между тем предводитель нападающих одним ударом меча разрубил бамбуковую клетку, в которой со своим обычным достоинством восседал Чжу Инсян. Затем мятежник вытряхнул из рукава финиковую косточку, плюнул на нее и произнес заклинание. Та мигом превратилась в вороного коня с белыми копытами и длинным хвостом. Было заметно, что коня давно не чистили. Командир перекинул Чжу Инсяна через седло, сам вскочил позади, и поскакал по лесу. Прошло немного времени, - всадник спешился перед высокими многоярусными воротами. Он дунул на коня, и тот опять превратился в финиковую косточку. Чжу Инсян, который все еще был перекинут через седло, чуть не хлопнулся о землю, но незнакомец вежливо поддержал его. Не прошло и мгновения, как служители в белых шелковых одеждах, с привязанными к поясу табличками из слоновой кости, подхватили Чжу Инсяна под руки и повели внутрь. Чжу Инсян очутился внутри знакомого храма, с яшмовыми ступенями и нефритовыми колоннами. Посереди храма на возвышении сидел человек в желтой одежде. В руках он держал императорский прибор для измерения времени, а на поясе у него висела обыкновенная тыква-горлянка. Это был, конечно, не кто иной, как мятежник Ли. В это время снова послышался шум. Чжу Инсян оглянулся и увидел, что в зал втаскивают императорского родственника, инспектора-цзайсина. Тот оглядывался в немом изумлении: в самом деле, такую роскошь едва ли встретишь в шести главных дворцах Поднебесной! Ли вскочил со своего возвышения, ткнул пальцем в инспектора и закричал: - Негодяй! Как ты посмел арестовать такого уважаемого человека! Инспектор Цзян только таращил глаза. Хотя утес, с которого он свалился, был не очень высок, и притом он свалился, как перепел, в сетку, подставленную мятежниками, - все-таки он не привык падать с утесов в сетки, даже если это были весьма невысокие утесы. "Стало быть, то, что мне рассказывали о бунтовщиках - все правда! - думал с ужасом он. Он был совершенно поражен, ибо, как и многие образованные люди, считал подобные вещи совершенно невозможными. Между тем еретик, который привез за своем коне Чжу Инсяна, подошел к возвышению, поклонился Сяо Ли, и представил ему черную фасолину. Сяо Ли спрятал фасолину в тыкву-горлянку, висевшую на поясе. Тут же он расписался за возвращение фасолины в особой книге, и двое писцов приложили к росписи печать. Чжу Инсяну понравилась такая аккуратность. А Сяо Ли сошел с возвышения, поклонился Чжу Инсяну и сказал: - Прошу извинить, если обеспокоил вас! Взмахнул рукавами и промолвил: - Нынче леса полны разбойников, а дворцовые павильоны, - воров. Те, что думают о выгоде, оказываются наверху, те, кто думают о справедливости, оказываются на плахе! Днем по деревням бродят злые люди, ночью в поле вопят злые духи! Тысячи недругов терзают Поднебесную, словно больного старика. Старый человек должен умереть, - таков путь. Исходя из всех этих соображений, я и мои товарищи придумали план, который называется "план установления справедливости сразу в пяти городах". В день праздника фонарей мы овладеем пятью городами, в том числе и Хуэйчжоу. Многие чиновники, подобно малым звездам, уже перешли на нашу сторону. Почему бы вам не сделать то же самое? Ведь тогда через три дня вы опять сможете управлять Хуэйчжоу! Но Чжу Инсян вытаращил глаза и закричал: - Ах ты проклятый бунтовщик! Думаешь, ты можешь меня заставить видеть то, чего нет? Или я не вижу, что вот эта книга, с иероглифами из золота и киновари, которыми записаны ваши священные изречения, не что иное, как обрывок старого экзаменационного сочинения, вдобавок без единой красной точки! Ты только и умеешь, что возжигать благовония и дурачить народ, а тот, кто полагается на колдовство, кончит непременно плохо! Даже если ты колдовским образом напялил императорские одежды, это еще не значит, что ты перекрасишь небо в желтый цвет! - Ну и что, что я колдун, - обиделся Сяо Ли. - Разве Ханьский У-Ди не полагался на заклинания? Разве Чжуге Лян не прибегал в ответственные моменты к колдовству? Или колдовать позволено только богатым и чиновным? - Ах ты мерзкая лягушка, - завопил Чжу Инсян, - клянусь, что если ты выпустишь меня на свободу, то я разрежу тебя на кусочки и съем. Чжу Инсян, конечно, думал, что он ничем не рискует, давая такую клятву. "Я спас этого человека от смерти, - подумал мятежник Ли, - а он проявляет такую неблагодарность". - Связать его, - закричал он, - и подвесить к балке! Его приближенные со всех ног бросились исполнять повеление. И кто знает, какой бы он отдал в следующий миг приказ, - но тут загудели гонги и послышались крики. И если вы хотите знать, что произошло дальше, - читайте следующую главу. Итак, снаружи послышались крики, и в храм вошел, в сопровождении вооруженных людей, не кто иной, как Лян-ван. Фань Чжун остановился перед мятежником Ли и сказал: - Только что вы и ваши люди остановили правительственный поезд и освободили человек по имени Чжу Инсян. Отдайте его мне! Мятежник Ли расплылся в улыбке и воскликнул: - Лян-ван! Отчего вы так расстроены? Мы захватили этого человека, чтобы сделать вам приятное! Я вам все объясню! Вчера ко мне явился дух вашего отца и сказал: "Мой сын ходит в пятицветных шелках, пьет тонкие вина в своей усадьбе, совсем позабыл о своей клятве!" Прошу вас, - схватите моего убийцу Чжу Инсяна и отдайте ему, - и он будет верным помощником вас и будды Милефо. - Что значит помощником, - возмутился вполголоса один из командиров Фань Чжуна. - И мы, и вы - враги правительства, - продолжал между тем мятежник Ли. - Почему бы нам не соединиться в деле восстановления справедливости? - Никаких переговоров я вести не буду, пока вы не отдадите мне этого человека, - заорал Фань Чжун и повернулся к инспектору. - Что же касается вас, то как вам не стыдно было изменить своему слову! Вы обещали мне голову начальника области, но, видать, за взятку передумали! Вы решили увезти его в столицу, якобы под предлогом, что он покушался на вас, а там - отпустить! - Я никогда не встречался с вами, - изумился инспектор, - видимо, какой-то самозванец наобещал вам от моего имени невесть что! Фань Чжун поднял голову инспектора и убедился, что это правда. Душа его переполнилась горечью, и он подумал: "Наверное, это какой-то бродячий торговец, попавшись моим людям, пустился на обман, рассчитывая на подарки, которые я преподнесу такому важному чиновнику. И хоть бы я отправил подарки один раз, а то ведь я послал их и второй раз, после письма!" И ему стало немного жалко этих роскошных подарков. А Чжу Инсян висел в это время в тени под балкой, низко опустив голову. Тут в разговор вмешался один из командиров Фань Чжуна. - Это неплохо, - сказал он, если бы мы объединились ради восстановления справедливости, при условии, если вы подчинитесь нашему командиру. - Я бы с радостью это сделал, - сказал Сяо Ли, - но мои люди не примут такого решения! - Вздор, - закричал один из командиров Фань Чжуна, - предводителем должен быть тот, кто сильней! Поступать иначе - значит нарушать порядок вещей! А ну-ка сними с себя эту желтую тряпку и отдай Лян-вану! Возмущенный Сяо Ли повернулся к Фань Чжуну. Он-то понимал, что, хотя скромность не позволила Фань Чжуну самому требовать первенства, командир говорил по его указке. - Ах ты негодяй, - изумился Сяо Ли, - погляди-ка на этот храм и нефритовые колонны! Ты живешь в гнезде из хвороста, собираешь дань с проезжих купцов, и требуешь, чтобы тебе подчинялся человек в желтой одежде! Взять его! Двое служителей подскочили к Фань Чжуну и заломили ему руки, а остальные бросились к его свите. Фань расхохотался. - Неужели ты думаешь, - засмеялся Фань Чжун, что мне так же легко отвести глаза, как невежественным крестьянам и чиновникам? Если бы ты действительно надел желтые одежды, они бы испепелили тебя в одно мгновение, проклятая редиска! Ты только морочишь людей! С этими словами Фань с необыкновенной легкостью подпрыгнул вверх и произнес заклинание. Желтый шелковый халат на Сяо Ли вмиг превратился в грязную зеленую рясу, нефрит и яшма опали со стен, как кора с истлевшего дерева, золотые курильницы оказались обыкновенными бронзовыми подсвечниками, а тот человек, что держал Фань Чжуна, с громким стуком упал на пол, - оказывается, это была простая бамбуковина. - Это мы еще посмотрим, - вскричал Сяо Ли, - кто из нас морочит людям голову! Тут Фань Чжун выхватил из ножен меч и бросился на Сяо Ли. Тот прочитал заклинание, - тотчас же меч Фань Чжуна превратился в конопляную веревку, и мятежник даже не почувствовал удара. - Ах так, - вскричал Фань Чжун, - накинул веревку на шею мятежника и начал его душить. Но мятежник превратился в скользкую змею и выскочил из узла. В тот же миг Фань Чжун оборотился енотом и ринулся на змею, намереваясь откусить ей голову, но тут у змеи выросла другая голова с другой стороны. Енот растерялся и не знал, какую голову откусывать. Да и подумайте сами, уважаемые слушатели, - если бы вы превратились в енота, - разве вы сами бы не растерялись в таком положении? А змея, не долго думая, превратилась в рысь и бросилась на енота. Но енот сумел увернуться и оборотился тигром. Рысь превратилась в барса, а тигр - в слона. Слон заревел и напал на барса, намереваясь его растоптать. Но в эту секунду барс оборотился в шмеля и влетел слону в глаз. Тотчас же слон принял вид сачка, и упал вместе с шмелем на землю. Шмель стал размером с гору Тяньшань, - и сачок стал размером с гору Тяньшань, а ячейки его стали столь огромны, что весь храм мог бы пролезть сквозь каждую из них. Шмель взвизгнул и стал размером с горчичное зернышко, - но еще раньше ячейки сачка стали размером с горчичное зернышко. А потом сачок превратился в большой кувшин, подпрыгнул на шмеле и раздавил его. Все свидетели этого необыкновенного поединка вытянули шеи. Все они видел, как кувшин раздавил шмеля, но им было совершенно непонятно, кто из волшебников был кувшином, а кто - шмелем. Увлекшись зрелищем, мятежники совершенно потеряли счет превращениям. Лишь Чжу Инсян, привязанный к балке, наблюдал за этим поединком со своим обычным спокойствием. "Какая разница, - думал начальник области, - если победит мятежник Ли, он, пожалуй, разрежет меня на куски и напьется моей крови, а если победит разбойник Фань, он принесет мое сердце в жертву духу своего отца". В этот миг кувшин зашатался и развалился - и из него вылез мятежник Ли. Надо сказать, на этот раз на нем не было желтого халата, а была накидка из перьев журавля. - Вот так! - сказал мятежник Ли - кто из нас проиграл, тот и морочил людям голову! Мятежник Ли поспешно махнул рукой, восстанавливая крышу храма, которую прошибло во время поединка, плюнул на стену, - и та вновь засверкала нефритовыми узорами. Сектанты вокруг завопили от радости. Люди Фань Чжуна стояли, как громом пораженные. Мятежник Ли махнул еще раз: в окно, хлопая кольцами, влетела золотая сетка, - и вмиг товарищи Фань Чжуна, опутанные сетью, повисли между полом и потолком. А мятежник Ли подошел к инспектору-цзайсину и сказал: - Негодяй! Господин Чжу Инсян был отцом и матерью для народа! Ты же, преследуя выгоду, ложно обвинил его в тысяче преступлений, взяв подарки, пообещал разбойнику его голову! У инспектора душа давно вытекла изо всех девяти отверстий. Он возразил: - Начальник округа повинен в бесчисленных преступлениях, - закричал он, - у меня есть документы! И он пытался отравить меня! Что же касается разбойника Фань Чжуна, то я никогда не видел его! Тут мятежник Ли взмахнул тыквой-горлянкой, и в зал опустился, трепеща двумя ручками, большой ларец с документами. Мятежник сел на свое возвышение и начал их просматривать. Решения его были мгновенны и проницательны, рука так и летала. - Это ложные документы, - объявил он, - многие доносы написаны одной и той же рукой! Вы написали их сами, и вы пообещали голову господина Чжу гнусному разбойнику! Тут Чжу Инсян не выдержал и завопил со своей балки: - Господин Маленький Ли! Этот чиновник не виновен! Это я был у разбойника Фаня, а что касается документов, то их, верно, подделал кто-то другой! Сяо Ли изумился: - Зачем вы покрываете этого негодяя? С какой стати вам обещать разбойнику свою голову? Если бы вы пообещали чужую голову, все было б ясно, но - свою? Чжу Инсян вздохнул и сказал: - Я давно знал о вашей секте. Я подумал: Фань Чжун могущественен и умеет колдовать. Кто знает, может быть, я смогу его уговорить не гоняться за выгодой, а принести пользу государству. Этот человек считает меня виновником гибели своего отца: если он воистину предан сыновнему долгу, я, быть может, смогу променять мою голову на благополучие народа. Я явился в его ставку под видом инспектора из столицы, и предложил ему свою голову, как плату, за расправу с вами. Признаться, мне не очень-то хотелось исполнять данное ему обещание, но когда я увидел, что иначе не выйдет, вынужден был согласиться на его план и приложил все усилия к тому, чтобы честно выполнить клятву. Мятежник Ли изумился. - Вы поразительно преданы долгу, - сказал он. - Немногие бы согласились ради отца совершить то, что вы совершаете для благополучия людей совершенно посторонних, пусть и не решившихся написать на вас доносы! - Чиновник должен быть отцом и матерью для народа, - возразил Чжу Инсян. - Зачем же вы тогда пытались отравить меня, - изумился инспектор. - Цзи Дан - мой свидетель! - А ну-ка мы сейчас разберемся в этом деле, - с усмешкой сказал мятежник Ли. Он вырвал два перышка из своей накидки, подбросил их вверх и закричал: - Туда и сюда! Перышки превратились в двух белых гусей и вылетели в окно. Миг, - и они вернулись, неся на спине двух служанок из дома Цуй Аня, где остановился инспектор. Служанка, плача, показала: - Господин Цзи Дан подал мне мешочек с порошком, приказал высыпать порошок в чайную чашку с синим единорогом и поднести ее господину Чжу Инсяну. Но я, по невежеству, перепутала чашки и поставила единорога перед господином инспектором! - Что могло вас заставить пойти на такое преступление, - изумился инспектор, повернувшись к Цзи Дану. - Эй, - завопил Цзи Дан, бросаясь к мятежнику Ли, - так нечестно! Я всего лишь исполнял ваши приказы! Неужели вы пожертвуете мной ради этого негодного Чжу Инсяна, который и смотреть-то на вас не хочет? - Помолчи, - сказал Сяо Ли, - господин начальник округа, - поистине отец и мать для народа, а ты что? Одну лишь услугу ты оказал секте, - да и тут перепутал чашки! - Я всю жизнь, - возразил Цзи Дан, - чувствовал симпатию к вашему учению! Когда, пять лет назад, вышло повеление поймать главных сектантов, это я сумел отвести от вас беду, обвинив Фань Чжуна в том, что он верховодит смутьянами! Если бы не я, вас бы схватили пять лет назад, и волшебная книга Фань Чжуна никогда не попала бы вам в руки! Чжу Инсян оцепенел, слушая эту перебранку. "Так вот, значит, как обстояли дела на самом деле, - грустно подумал он. Бедный Фань был действительно невиновен в том, в чем его обвиняли, и это из-за моей неспособности к управлению он погиб, раздавленный мерзким кувшином!" А мятежник Ли расхохотался и сказал: - Хватит врать! Ты пришел к нам не потому, что хотел помочь будде Майтрейе, а потому, что, разузнав про тыкву-горляку, надеялся ее украсть! Вчера я погадал на прутьях и все узнал о твоих проделках! Это ты - причина всех бед! Ты обманывал народ и начальство! Под предлогом спасения от разбойника Фаня, ты увез из Храма Семи Превращений золотой алтарь, покрасил краской, распилил на куски и продал! Устроил резню в городе Дачжоу и свалил это дело на разбойников! И это твоей рукой написано большинство доносов! Ну почему ты такой негодяй? Цзи Дан дерзко возразил: - Долг человека - стремиться к наивысшему, а сейчас наивысшего положения достигают одни негодяи. Мятежник Ли, усмехнувшись, приказал развязать Чжу Инсяна, поклонился и сказал: - Как видите, вы оказали секте неоценимую услугу! Ведь если бы вы, пять лет назад, не приказали арестовать Фань Чжуна, будда Майтрейя вряд ли бы явился так скоро на землю. Вы были отцом и матерью для народа: место таких чиновников не среди воров и негодяев, а среди нас, чистых поклонников Майтрейи. Похоже на то, что император прикажет вас казнить, - почему бы вам не перейти на нашу сторону? - Замолчи, негодяй, - сказал Чжу Инсян, - если император прикажет меня казнить, - это еще не повод присоединяться к мятежникам. Императорский родственник был изумлен. Несмотря на то, что он сам поощрял сочинение доносов на Чжу Инсяна, и даже платил за них золотом, он искренне считал его чрезвычайно порочным человеком. Доносы, которые он читал, неопровержимо об этом свидетельствовали. В этом смысле он был похож на какого-нибудь шарлатана, который морочит людей фокусами и обманывается при этом сам. Теперь он не мог не восхищаться благородством областного начальника. Он признался себе, что сам он никогда бы не отверг таких лестных предложений мятежника. Он бы с удовольствием сам попросил у мятежника позволения присоединиться к ним, но сознание бесполезности такого шага удерживало его. - В таком случае, - заявил Маленький Ли, - вращая глазами, - ты сейчас же умрешь! Сектанты отцепили Чжу Инсяна от балки, и поволокли к помосту. Чиновник отбивался и кричал, но куда там! Двое сектантов держали его за правую руку, а двое других - за левую. Не прошло и полминуты, как Чжу Инсян был распластан на алтаре, в точности похожем на тот, над которым два месяца назад на его глазах Маленький Ли бил дракона, ругая его золоченым червяком. А Маленький Ли схватил с подставки меч, и свирепо заплясал с ним, приближаясь к алтарю. - Не соизволите ли исполнить одну мою просьбу, - сказал Чжу Инсян. - Говорите! - Вашей тыквой-горлянкой вы морочите людей, заставляете их видеть несуществующее. Эти лотосовые колонны, эти стены, расписанные резвящимися драконами, - все это не более, чем обман и ложь. Я хотел бы перед смертью увидеть все вокруг в истинном обличье. - Это можно, - согласился мятежник Ли и взмахнул тыквой-горлянкой. В тот же миг пронесся печальный вопль, - лотосовые столбы превратились в гнилые, изъеденные жучком стволы сосен, резвящиеся драконы превратились в облака на вечернем небе, а вместо резного пола присутствующие ощутили под ногами истоптанную лужайку. Что же касается мятежников, - большинство из них, превратившись в древесные сучки, с шелестом и стуком посыпались вниз, а золотая сетка, в которой висели товарищи Фань Чжуна, разорвалась, и люди посыпались из нее на землю. А сам мятежник Ли вдруг перевернулся, хлопнулся о землю - и превратился в Фань Чжуна! Чжу Инсян вытаращил глаза и подумал: "Что за чудеса!" Но вы, уважаемые слушатели, наверняка сразу догадались, в чем дело. Пока оба волшебника дрались, каждый из них испытал бесчисленное количество превращений, которые мы, обычные люди, не испытаем и за тысячу лет, и все зрители, разумеется, потеряли этому числу счет. Возбужденные, они никак не могли уследить, кто же одержал победу, и, когда из кувшина вылез мятежник Ли, все решили, что победил именно он. Тут Фань Чжун указал пальцем на мятежников и гаркнул своим людям: - Связать их! Приказание было мгновенно исполнено. И то сказать, ведь, когда прошло наваждение, оказалось, что большинство мятежников - не что иное, как заколдованные фасолины и стручки, годные разве на то, чтобы сварить похлебку. А Фань Чжун поклонился Чжу Инсяну и сказал: - Двое негодяев ради собственной выгоды ввели в заблуждение меня и вас, привели к гибели моего отца, едва не поколебали устои Поднебесной! Я давно подозревал из намеков моего наставника, что истина и видимость в этом деле не соответствуют друг другу, давно мечтал оказать услугу государю каким-нибудь выдающимся подвигом! Ведь никто не грабит, чтобы грабить, и не бунтует, чтобы бунтовать! Но если бы я просто истребил колдунов, мне бы никто не поверил, потому что люди просвещенные утверждают, что колдовство невозможно. Поэтому-то мне хотелось, чтобы господин инспектор видел все собственными глазами, и не мог отрицать проявленной мной преданности! Простите, что я подверг вас такому испытанию: но ведь только тяжкие испытания тайное делают явным, через них торжествует добродетель и гибнут негодяи. В тот же день Чжу Инсян и императорский родственник вернулись в город в сопровождении Фань Чжуна и его молодцов. За ними в бамбуковых клетках везли Цуй Аня и Цзи Дана: на клетке каждого была прикреплена табличка с описанием из преступлений. Стражники, громко вопя, прогоняли с дороги радостный народ. Что же касается начальника Вень Да, то инспектор возвратил ему прежнюю должность. Тот командовал солдатами, которые тащили на шесте труп мятежника Ли. Тут же по прибытии в город Фань Чжун вытряхнул из рукава несколько финиковых косточек, прошептал заклинание и превратил их в сыщиков. Этим сыщикам он приказал найти и обезвредить разбойников и еретиков. Он запретил жителям города показываться на улицах в ночное время и велел держать стены между кварталами закрытыми. Всех обитателей Хуэйчжоу он разделил на десятидворки, и возложил на членов десятидворки ответственность друг за друга. Он предупредил, что если кто-нибудь из них не донесет о подозрительном человеке среди членов десятидворки, то пострадают вся десятидворка. В случае же доноса государство обязуется помогать им просом и рисом. Тут же, к концу дня, были выловлены не только мятежники, но и многие воры и негодяи. Народ радовался и благословлял имя Фань Чжуна. По приказу Фань Чжуна Цзи Дан и Цуй Ань были обезглавлены на центральной площади города. При этом случилось примечательное событие: когда торговца повалили на плаху, из его рукава выпала связка медяков. Несмотря на то, что ему отрубили голову, пальцы обезглавленного продолжали тянуться к связке с деньгами, пока не завладели ей. Впоследствии стражники разделили эту связку между собой. В тот же вечер инспектор, Фань Чжун и Чжу Инсян вышли посмотреть на труп мятежника Ли, доставленный во двор управы. - Вы проявили невиданное великодушие, - сказал инспектор, - как мне отблагодарить вас? Фань Чжун встал на колени, и, склонив голову, произнес: - Я, ничтожный подданный, смиренно прошу императора простить меня и признать мои права на нынешние мои владения! Преступления мои велики, - в оправдание могу сказать только, что я взбунтовался не ради бунта, а ради примирения с правительством! Инспектор вздохнул: - Я со своей стороны не имею никаких возражений, но я не знаю, как на это дело посмотрят в столице. Ведь вы все-таки научились колдовать. Скажут: может ли это быть терпимо, если подданный императора может по собственной воле насылать дождь и град, проходить в один час тысячи ли, летать в облаках и над ними? Фань Чжун возразил: - Дело в том, что стоит мне произнести несколько заклинаний, как я совершенно лишусь возможности колдовать! Я просто забуду все это. Уверяю вас, как только я получу бумагу о прощении, я немедленно в вашем присутствии совершу соответствующие церемонии и сожгу свою волшебную книгу, а вместе с ней и тыкву-горлянку мятежников. - Тогда считайте, что вы уже получили грамоту, - вскричал с радостью инспектор. Что же касается Чжу Инсяна, то он стоял немного в стороне от обоих собеседников, и с тревогой, казалось, глядел на распростертое перед ним тело мятежника Ли. Кто его знает, о чем он тосковал: неужели о том, что раньше Фань Чжун хоть и владел половиной области, но незаконно, - а теперь все это добро станет принадлежать ему с согласия императора? Фань Чжун заметил, что начальник области стоит грустный, поклонился и сказал: - О чем вы тревожитесь? - Видите ли, - сказал Чжу Инсян, - мне неловко в этом признаться, но я, в пылу ссоры, поклялся мятежнику Ли, что я разрежу его на кусочки и съем. Разумеется, это было сделано при таких обстоятельствах, при которых мне и в голову не могло прийти, что я когда-нибудь буду в состоянии выполнить эту клятву. Я, конечно, не могу не сдержать клятвы, но, как начальнику округа, мне очень неловко. Тут Фань Чжун, против воли, расхохотался. - Как, - сказал он, - разве вы не знаете, кем был на самом деле мятежник Ли? Хорошо, что вы мне сказали это до того, как я выбросил свою книгу! С этими словами Фань Чжун взмахнул рукавами и прошептал заклинание, - и что же! Перед чиновниками вместо тела мятежника лежала обыкновенная лягушка, только ростом с человека. Фань Чжун взмахнул рукавами еще раз, и лягушка уменьшилась до своего обычного размера. - Знайте же, - сказал Фань Чжун, - что мятежник Ли на деле был не что иное, как оборотень-лягушка, и вы, уважаемый господин Чжу Инсян, можете исполнить свою клятву безо всякого ущерба для собственного достоинства!