Александр Ломм. "Дрион" покидает Землю --------------------------------------------------------------- © Copyright Vaclav Klicka, 1983 ? http://ikarie.cz/asc/interkom/1994/19941012.htm ---------------------------------------------------------------  * ПЕРВАЯ ЧАСТЬ *  ИНЖЕНЕР ИСКРА Я не ждал его. Он пришел неожиданно, назвал себя инженером Вацлавом Искрой и тут же, задыхаясь, объявил, что хочет сделать очень-очень важное сообщение. Я, разумеется, спросил, почему он выбрал для этого именно меня. Старик ответил, что по роду своих занятий я подхожу ему больше, чем кто-либо. Другие могут не поверить, высмеять и даже, пожалуй, не дослушать до конца. Я пригласил гостя раздеться и пройти в комнату. Был ранний зимний вечер. Я сидел дома в полном одиночестве, и мне было немножко грустно. Пусть старик побудет, пусть расскажет. Я налил ему стакан крепкого, горячего чаю и приготовился слушать. Вначале он что-то бессвязно бормотал о своей травме, то и дело поднося дрожащие пальцы к ссадине на виске. С немалым трудом я разобрал из его слов, что он ушибся дома - поскользнулся и упал на угол стола. Придя в себя, он вдруг все вспомнил. Вспомнил давнишнее, случившееся сорок лет назад, но очень-очень важное и понял, что об этом нужно рассказать, причем немедленно, не откладывая, пока память вновь не изменила. Мой московский адрес у него был, он уже с год назад узнал его в одной редакции, собирался навестить меня совсем по другому делу, да все как-то откладывал. И вот теперь этот адрес пригодился, и он сразу пошел ко мне, благо тут совсем близко - он живет от меня через улицу. Произнеся вступительную речь, старик заметно выдохся и на некоторое время умолк. Я осторожно спросил его: - Вы, должно быть, пережили что-то очень тяжелое и страшное? Инженер Искра встрепенулся: - Страшное? Нет, не то слово... Невероятное! Так будет правильнее. Сорок лет прошло. Прошла вся жизнь... И только, теперь вдруг вспомнил. Когда все расскажу, вы поймете... Он снова умолк. Я смотрел на него с некоторой настороженностью и не спешил с вопросами. И тогда, собравшись с силами, инженер Искра стал рассказывать. Погружаясь в воспоминания, он становился все спокойнее и спокойнее, и речь его понемногу наладилась: - Задолго до второй мировой войны я приехал в Советский Союз. В конце двадцатых... Бурное, замечательное время!.. Стройки, стройки, стройки!.. В Советскую Россию тогда приглашали иностранных специалистов. Я тоже отправился по контракту на два года. По специальности ведь я геолог. Сколько интересных экспедиций: Урал, Сибирь, Дальний Восток... Но мой рассказ относится к последней: в Среднюю Азию, в предгорье Алайского хребта. Задача была не из простых - найти близ шурабских угольных копей железную руду. В те годы железо для России было так же важно, как хлеб. Да... Это был 1929 год... Представьте себе меня сорок лет назад. Я не был тогда таким обрюзгшим толстяком. Мне было двадцать шесть лет. Молодость, задор, жажда деятельности и приключений... А теперь постарайтесь представить Алай. Могучий горный хребет, связанный с Памиром и мало ему уступающий по высоте своих пиков. Величественное и дикое нагромождение скал, уступов, обрывов, ущелий. И над всем этим шапки вечнобелых вершин, рисующихся в небе на такой высоте, что не знаешь порой, горы это или тучи... И вот в этом первозданном хаосе, где вода зачастую ценилась на вес золота, где кишели скорпионы, тарантулы и прочая нечисть, где в то время запросто еще можно было нарваться на остатки басмачей, вооруженных английскими карабинами, где жестокость южного солнца доходила до сорока градусов в тени, в этом страшном и вместе с тем прекрасном аду нам пришлось работать... Состав нашей группы был невелик - всего семнадцать человек. Начальником у нас был инженер Плавунов Николай Федорович. Высокий такой, богатырского сложения голубоглазый блондин с окладистой золотистой бородой. Было ему сорок восемь, но выглядел он гораздо моложе. Затем дочь Плавунова, студентка Наташа. Еще студент Юра Карцев. Вот это был парень! Сгусток солнечной энергии, а не человек. Немножко нескладный и слишком худой, чернявый, но зато какой умница! Какой отличный товарищ! Ну потом, значит, в качестве второго инженера-геолога. Это разведгруппа. Шесть человек охраны, и при них командир, серьезный парень лет двадцати трех - Петр Лапин. Дальше местные жители: четыре погонщика ишаков и проводник Ханбек Закиров с десятилетним сынишкой Расулом - не с кем было проводнику оставить мальчика дома, вот он и таскал его с собой по горам. А бесенку Расулу это было только на руку. Все взрослые его баловали и называли не иначе, как Расульчиком... М-да... Два месяца бродили мы среди пустынных красно-бурых гор, карабкались на утесы, проникали в глубокие ущелья, пока нам удалось, наконец, найти богатое железорудное месторождение. А я за это время... да что уж там!.. Я за это время успел по-настоящему влюбиться в Наташу Плавунову и успел даже объясниться с ней... Короче говоря, Наташа стала моей невестой как раз к тому времени, когда мы разбили лагерь у подножия Черной Горы... Инженер Искра увлекся и рассказывал долго, до глубокой ночи. Я слушал его с интересом, но чем дальше, тем тверже укреплялся в мысли, что странный гость рассказывает мне либо какой-то свой чудовищно бредовый сон, либо историю, специально для меня сочиненную. Но я ничем не выразил своего неверия, а старик, закончив повествование, совсем успокоился и ободрился. Попросив на прощание, чтобы я обязательно все записал, он заторопился уходить. Мое предложение проводить его до дому он решительно отклонил. Я добросовестно записал рассказ инженера Вацлава Искры. Позже, присоединив к рукописи кое-какие полученные от него документы, я сложил все в синюю папку и упрятал на самое дно ящика в своем столе. Шли годы, и я все реже вспоминал о странном госте и его удивительной истории. Сам он вскоре после визита ко мне тихо скончался в больнице от кровоизлияния в мозг. Мне не хотелось предавать рассказ инженера Искры гласности. Я был уверен, что в нем нет ни грана правды. Но прошло пять лет, и вдруг произошло событие, настолько глубоко потрясшее меня, что я разом изменил свое отношение ко всей этой диковинной истории. Это событие... Впрочем, об этом событии потом. Сначала рассказ Искры. Рукопись, хранившуюся в синей папке, мне пришлось значительно сократить, обработать, придать ей форму небольшой повести. В силу этого я излагаю рассказ инженера Искры не от его имени, как было мною записано, а в третьем лице. Опустив многочисленные подробности об успешных геологических изысканиях в рудном деле Черной Горы, я начну прямо с того, что в. горы пришла весна. НАХОДКА ПЕТРА ЛАПИНА В горы пришла весна. На угрюмых пустынных склонах там и сям заалели ковры тюльпанов, зазеленели лужайки овсюга. В середине апреля солнце уже шло в силу. В полдень все обитатели маленького лагеря спешили укрыться в спасительной тени палаток. Отдыхали геологи, успевшие с утра наполнить не один мешок рудными образцами. Отдыхали погонщики, уже сгонявшие ишаков и конец на водопой к бурной горной речушке в трех километрах от лагеря. Лишь небольшой отряд красноармейцев под командой Лапина неутомимо объезжал дозором окрестные горы. Но вокруг было тихо, безлюдно до изумления. Вероятно, Абдулла Худояр-хан, предводитель изрядно уже потрепанной, но все еще опасной банды басмачей, не проведал пока, что к Черной Горе проникли отважные советские геологи. Однако тишина в горах не приносила успокоения. Она казалась обманчивой. Настроение у обитателей лагеря было тревожное. Вот уже две недели прошло, как в Шураб уехал проводник Закиров, увез первые наброски карт, первые рудные образцы. Неделю назад он должен был вернуться и привести караван с новым запасом продовольствия, со свежими газетами и дополнительным оборудованием. Почему его нет? Что служилось? Однажды полдневный отдых в лагере был неожиданно нарушен. Искра, живший в одной палатке с Юрой Карцевым и маленьким Расулом, слегка задремал. Сквозь густую пелену дремоты до него доносились голоса его беспокойных соседей. Юра донимал Расула расспросами про отца, а мальчик возмущался и отвечал горячо, чуть ли не со слезами в голосе. - Ты, Расульчик, не можешь знать, что у твоего отца, на уме, - говорил Карцев. - Вот ты сам признался, что он знаком с Худояр-ханом. Признался ведь? - Мой ата - красный джигит! - тонким голосом кричал Расульчик. - Мой ата не так знаком с Худояр-хан, как ты думаешь! Мой ата стрелял бандит Худояр-хан, аркан на шея кидал! Вот как знаком! Только бандит ушел, стрелял лошадь мой ата и ушел. - А он что, одни с Худояр-ханом воевал? - Зачем один? Красный отряд, командир Исмаилбеков знаешь? - Да, слыхал, слыхал про Исмаилбекова. - Мой ата был красный джигит у Исмаилбеков! - Да кто тебе об этом говорил? - Мой ата говорил! - Заладил: "ата, ата". Отец тебе и соврать мог. Такое подозрение вконец расстроило Расульчика: - Ты дурак, Юрка! Большой, умный, в большой школа ходишь, а дурак! Мой ата никогда не врать! Мой ата - красный джигит! Ты сам, Юрка, басмач! В это время до спорщиков донеслось частое цоканье конских копыт, и оба разом умолкли. Расульчик с криком "Это ата приехал, мой ата!" - пулей вылетел из палатки. Юра тоже высунулся наружу, чтобы узнать, в чем дело. Он растолкал Искру и сказал: Петька Лапин принесся! Совсем коня загнал! Пойдем, Вацлав! Через минуту они вслед за Расульчиком вошли в палатку Плавунова. Лапин еще не докладывал. Он жадно пил воду из железной кружки. Напившись, вытер рукавом гимнастерки красное от загара лицо, скрутил из махорки цигарку и закурил. - В чем дело, Петр Иванович? - не выдержал Плавунов. Лапин захлопал совершенно выгоревшими белесыми ресницами, заговорил неуверенно: - Говоря по правде, Николай Федорович, и сам не знаю. Еду это я, на горы посматриваю. Нигде ничего, только ящерки шныряют. На небе глянул, такая синева - аж глазам больно. И тут смотрю: белая точка. Думал, в глазах зарябило. Проморгался, не исчезает, ползет по небу. А на птицу вроде не похоже... Навел бинокль. Ах ты, мать моя! Знаете, что я увидел? - Да уж не иначе как бумажного змея, которого Худояр-хан запустил для нашего удовольствия, - попытался сострить Юра, но Лапин даже не посмотрел в его сторону. Остальные ничего не сказали, ожидая разъяснений. - Я увидел белый шар! - торжественно проговорил Лапин. - Шар? Какой шар? - удивился Плавунов и быстро переглянулся с Искрой. У них одновременно возникла одна и та же мысль - от жары еще не то бывает! Не переглядывайтесь, я не спятил, - веско проговорил Лапин. - Я увидел круглый белый шар. И он не пролетает над нами, а спустится. Похоже, что приземлится где-то вблизи лагеря. Я приказал Егорову с ребятами следить за этой штукой, а сам сюда. - Ну что ж, пойдем и мы поглядеть... Прихватив с собой бинокль, Плавунов вышел из палатки. Остальные высыпали за ним. Расульчик вертелся под ногами, дергал всех за рукава, спрашивал: "Какой шар, зачем шар?" Пройдя через лабиринт огромных каменных глыб, громоздившихся у подножия Черной Горы, они взобрались на площадку, под которой был устроен загон для скота. - Вон там! - Лапин указал рукой вверх. В самом деле, на фоне чистейшей синевы полуденного неба даже невооруженным глазом можно было рассмотреть маленький белый шарик. Он искрился в лучах солнца, словно был вылеплен из снега. Плавунов долго рассматривал шар в бинокль. - Ничего не понимаю, - сказал наконец, пожав плечами, и передал бинокль Искре. Но Искра тоже не смог высказать такой догадки. Биноклем завладела Наташа, а Юра попросил у Лапина. Эти глядели долго, пока не раздался крик вконец обиженного Расульчика: - Мне тоже надо! Я тоже хочу смотреть такой белый шарик! Ему тотчас же сунули сразу два бинокля, и он успокоился, повесив один на шею, а другой прижав к глазам. - Ваше мнение, комсомольцы, - спросил Плавунов. - Непонятное явление природы, - задумчиво сказала Наташа. - Сама ты явление природы, - проворчал Юра. - Мне, товарищи, эта штуковина решительно не нравится. Закиров пропал, а над лагерем появляется этот шар. Здесь пахнет чем-то нехорошим. Гондолы при шаре нет, значит, и людей нет. Но чем он начинен, мы не знаем. По-моему, когда он приземлится, его надо просто расстрелять из винтовок. - Погодите, товарищи, не горячитесь! - сказал Плавунов. - Шар непонятный, но стрелять в него мы пока не будем. Не думаю, что он опасен для нас. Скорей всего он выпущен с какой-нибудь научной целью. Отдых сегодня отменяется. Одевайтесь и седлайте коней. На всякий случай возьмем с собой оружие. ПРОСТО БЕЛЫЙ ШАР Когда вооруженные всадники прибыли на высокое горное плато, расположенное километрах в двух от лагеря, загадочный шар был уже не более чем в ста метрах от поверхности земли. Здесь их встретил отряд охраны, которому было приказано не спускать глаз с непрошеного гостя. Выбрав удобную позицию, Плавунов приказал спешиться и укрыться за валунами. Шар спускался все ниже и ниже, медленно, словно нехотя, приближаясь к земле. Теперь было видно, что размеры у него довольно внушительные. Он был прекрасен в своей безукоризненной белизне и в абсолютном совершенстве своей формы. Великолепный, гладкий, сверкающий шар без единого рубчика, шва или пятнышка. Люди смотрели на него молча, как зачарованные. - Хорошо, что нет ветра, - тихо, как бы про себя, проговорил Юра. - А то бы мы его только и видели! - Ты же его расстрелять собирался! - отозвалась Наташа. На них тотчас же зашикали. И тут же, словно в ответ на опасения Карцева, со стороны белоснежных горных вершин повеяло свежим ветерком. По зеленой лужайке, поросшей овсюгом, пробежали быстрые волны. А шар? Он даже не вздрогнул, не покачнулся, словно ветер не имел в нему никакого отношения. - Видали! Ветер ему, оказывается, нипочем! - крикнул Юра, но на сей раз ему никто не ответил. Шар опускался прямо вниз, как бы в заранее намеченный пункт. Вот он коснулся лужайки, мягко оттолкнулся от нее, снова плавно опустился и наконец затих, замер в полной неподвижности. Люди за валунами молчали и смотрели на шар во все глаза, и тут раздался звонкий голос Расульчика: - Приехал! Приехал! Вон какой красывыи! Этот возглас восхищенного мальчишки заставил людей очнуться. - Ну что ж, - сказал Плавунов самым обыденным голосом. - Наш гость себя ведет вполне прилично. Пойдем посмотрим на него вблизи. Не все, разумеется. Вы, Петр Иванович, со своими бойцами оставайтесь в укрытии. Ты, Расульчик, тоже останься. Да и тебе, Наташа, не стоит ходить. Расульчик надулся, но возражать не посмел. Зато Наташа так и вскипела: - Ну уж нет! Ты, папа, идешь, Вацлав идет, а я оставайся? Я тоже иду. С этими словами Наташа первая покинула убежище за валунами и решительно направилась к шару. За лей бросился Искра, вслед за ним Юра Карцев. Плавунов оказался последним, но ничего не сказал и лишь сокрушенно покачал головой. К шару подошли вместе и остановились перед ним шагах в десяти. - Вещь крупная, что и говорить, - заметил Плавунов. - Метров двенадцать в диаметре, а то и больше. Но зачем он?.. Все подавленно молчали. На Искру вид шара произвел странное впечатление. Он почувствовал вдруг совершенно беспричинную тревогу я тоску, словно в предчувствии какой-то ужасной, непоправимой беды. По спине его пробежал мороз, волосы на голове зашевелились. Страх сдавил горло. Но одновременно им овладела паническая боязнь показать себя перед Наташей трусом. Страшным усилием воли он заставил себя стоять на месте. Искре и в голову не пришло, что подобное, же состояние охватило и всех его товарищей. Но никто не хотел признаться в этом, стыдясь перед остальными за свою трусость. Так они стояли, не решаясь пошевелиться, боясь заговорить, чтобы не выдать себя дрожью в голосе. Вдруг Искра почувствовал, как руку его сжали холодные тонкие пальцы. Это была Наташа. - Мне страшно, Вацлав! Уйдем отсюда! - шепнула она ему. Не сказав ни слова. Искра взял Наташу за руку и повел обратно к валунам. За Искрой и Наташей, чуть помедлив, ушел и Юра Карцев. А Плавунов еще целые две минуты стоял перед шаром в полной неподвижности. Этот сильный бесстрашный человек был поражен, возмущен, обнаружив в себе такую низменную черту характера, как трусость. Он старался подавить страх, изгнать его из сердца, но все усилия его оказались напрасными. Страх сломил его волю и разрастался в его сознании, угрожая превратиться во что-то чудовищное. Еще несколько секунд - и Плавунов завопил бы от ужаса и обратился бы в позорное бегство. Но он не стал этого ждать. Решительно повернувшись, он быстрыми шагами, едва сдерживаясь, чтобы не побежать, двинулся к валунам. Искру, Карцева и Наташу он нашел здесь в нормальном состоянии. Их лица не выражали ничего, кроме изумления и естественной взволнованности. Это еще крепче убедило Плавунова, что никто, кроме него, не испытал возле шара страха, и убеждение это вместе с глубочайшим презрением к себе самому толкнуло его на целый ряд роковых ошибок. СТРАННОСТИ НАЧИНАЮТСЯ Кругом по-прежнему царили покой и тишина. Все так же блистало горячее солнце на чистой небесной лазури, все так же дремали в его лучах безмолвные горные великаны. Страх миновал, люди смотрели теперь на удивительный шар с одним только жадным любопытством. В это время на плато прибыли замешкавшиеся в лагере погонщики. Они пустили своих ишаков лакомиться побегами овсюга, а сами направились к шару. Плавунов замахал им рукой, крикнул: "Сюда! Сюда!" Но таджики то ли не поняли его, то ли сделали вид, что не слышат. Они несколько раз обошли вокруг шара, хлопая себя по ватным халатам и оживленно о чем-то переговариваясь, и лишь потом направились к валунам. Вожак погонщиков, веселый чернобородый Мирза Икрамов, единственный из четверых говоривший немного по-русски, приблизился к Плавунову с озабоченным видом и сказал: - Ты, началник, умный голова, зачем ходил сюда? Такой балшой нет карашо! Бросай надо! Шайтан сидит, злой шайтан! - Ну что ты, Мирза, какой еще шайтан? Успокойся и своим скажи, что бояться нечего. Никакого шайтана нет... - ответил Плавунов устало. Он вцепился рукой в свою великолепную бороду и глубоко задумался. - Что же будем делать, товарищи? - спросил он наконец. - Давайте пальнем в него разок! - снова предложил Юра, которому шар решительно не нравился. - Нельзя! - резко ответил Плавунов. - Мы должны обращаться с этой находкой, осторожно. Я считаю так. Если шар оставить здесь, мы наверняка его потеряем. Пусть он не реагирует на легкий ветерок, но ветер посильнее обязательно унесет его. А здесь недалеко до границы. Шар может попасть в Индию, Китай или Иран. Будет ли это правильным? Думаю, что нет. Предлагаю поэтому доставить шар в лагерь и там его надежно укрепить. - Но как вы думаете доставить его в лагерь? - спросил Искра. - Да ведь он совсем легкий вскричал Лапин. - Его можно катить, толкать, все что угодно! Давайте, Николай Федорович, я с моими ребятами займусь этим. Мы его в лагерь перетащим! Тут в разговор снова вступил Мирза Икрамов: - Ты, началник. слушан, как карашо делай. Бери джигит, иди лагерь делай веровка, аркан крепкий делай, места карашо делай. Этот белый шайтан мы таскал: Мирза таскал, Ахмед таскал, Ибрагим таскал, Рашид тоже таскал. - Он показал на себя и на всех своих товарищей по очереди. Плавунов посмотрел на Лапина. - Можно им доверить такую работу, Петр Иванович? - А что, пусть тащат, раз им так хочется. Мужики здоровые, управятся. А мы и в самом деле приготовим пока место. Получив согласие начальника, Мирза Икрамов двинулся со своими товарищами к шару. Плавунов, почувствовавший вдруг какую-то смутную тревогу, хотел уже было крикнуть им, чтобы они не трогали шар, но, увидев, как легко и ловко они принялись за работу и с первого толчка передвинули белую махину на несколько метров, промолчал и велел Лапину отправляться с остальными в лагерь. Сам же он еще некоторое время наблюдал за работой погонщиков. Катить шар оказалось невозможным. По-видимому, в нем был все же какой-то центр тяжести, не позволявший ему переворачиваться. Но зато его без труда можно было приподнимать и толкать. Догадливые погонщики так и поступили. Убедившись, что они действительно справятся со своей работой и что шар им ничем не угрожает, Плавунов сел на коня и тоже поехал в лагерь, оставаясь в глубокой задумчивости. В лагере уже шла работа по подготовке места для таинственного пленника. Приняв в ней деятельное участие, Николай Федорович немного успокоился. Прошло больше часа. Веревки уже были заготовлены, в расселины между камнями вбиты крепкие колья. А погонщики с шаром все еще не появлялись. Плавунов стал нервничать. - И так из-за этого шара нарушен сегодняшний график... Расул! Пробегавший мимо Расульчик обернулся и охотно приблизился к начальнику. -Сбегай, голубчик, вон к той скале до поворота и посмотри, не видать ли Мирзы Икрамова с шаром. Бегу, началнык - весело крикнул Расульчик и во весь дух пустился к скале. Он добежал до выступа и скрылся за поворотом. Прошла минута, вторая. У скалы снова сверкнула яркая тюбетейка Расульчика. Он бежал обратно еще быстрее, словно за ним кто-то гнался. Остановившись перед Плавуновым, мальчик выпалил: - Белый шар видно, началнык, люди нигде не видно! Люди совсем пропал! Услышавший это донесение Лапин подозвал своего помощника Егорова: - Возьми-ка ты, Егоров, ребят и ступай помочь этим ротозеям! - Есть, товарищ командир! Егоров кликнул пятерых бойцов и быстрым шагом повел их туда, где по неизвестной причине застрял шар. Минут через десять после этого из-за выступа скалы сверкнул белый круглый бок. Егоров с товарищами легко толкали вперед почти невесомую серебристую громадину. Когда шар был водворен на отведенное для него место, Егоров подошел к командиру. - Ну что там с ними? Где они? - спросил Лапин. - Они, товарищ командир, бросили шар и улеглись отдыхать. Забрались в тенечек под скалой и спят. Я Мирзу растолкал, а он только один глаз приоткрыл и говорит, как спьяну: "Сапсем злой шайтан!" И тут же снова повалился на бок и уснул. Так и остались там. - Странно. Пойду сам на них погляжу. А ты, Егоров, займись с ребятами укреплением шара. Накиньте на него веревки, привяжите к кольям. Да покрепче! А потом поставь возле него часового с винтовкой, и чтобы никого к нему не подпускал. Ясно? - Ясно, товарищ командир! Искра, слышавший весь этот разговор, вызвался идти вместе с Лапиным. ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЙ СОН Сильные, здоровые мужчины, с детства привыкшие к тяжелому труду на любом солнцепеке, лежали неподвижно в тени под утесом. Они раскинулись в своих цветастых халатах прямо на голых камнях и спали. Лапин с Искрой принялись их расталкивать и громко называть по именам: - Мирза, проснись! Рашид, Ибрагим, Ахмед, вставайте! Но все усилия были напрасны: люди спали так крепко, словно их опоили снотворным зельем. - Мне это не нравится, - хмуро сказал Искра. - Это не простой сон. Они заболели, и причина болезни - шар. - Ну ты скажешь. Простой шар... - Простой?.. А скажи-ка честно, Петр, ты ничего не чувствовал, когда находился возле шара? - Признаться. когда ребята проносили его мимо меня, во мне аж сердце похолодело... Он замолк и несколько секунд смотрел на Искру широко раскрытыми глазами. И вдруг сорвался с места и со всех ног бросился к лагерю, крича срывающимся голосом: - Прочь от шара! Уходите от шара! С побледневшим от ужаса лицом Искра побежал вслед за ним. Когда они добежали до лагеря, шар уже был укреплен, а неподалеку, шагах в двадцати от него, стоял часовой с винтовкой. Но это был не красноармеец из отряда охраны, а Юра Карцев. Лапин и Искра остановились перед ним и с минуту, тяжело дыша, не могли произнести ни слова. Карцев молча рассматривал их перекошенные лица и наконец спросил: - Чего это вы дышите, как загнанные лошади? Уж не Худояр ли хан за вами гонится? - Кто тебя поставил часовым? Где Егоров с ребятами? - через силу проговорил Лапин. - Ваш отряд, товарищ командир, умаялся с шаром и отправился поспать. Но помня ваш приказ поставить часового, Егоров попросил меня послужить часика два в армии. Вот я и стою. - А где Николай Федорович, Наташа? - изменившимся голосом спросил Искра. - Эти у себя в палатке. Забрали с собой Расульчика и пошли сортировать вчерашние пробы. А у вас как? Нашли доблестный отряд Мирзы Икрамова? Лапин и Искра ничего не стали объяснять. Они поспешили к палатке, в которой размещалась охрана. Егоров и пятеро молодых бойцов лежали на своих походных тюфяках усталые и сонные. - Егоров, что случилось? Чего это вы завалились спать среди бела дня? - взволнованно спросил Лапин. Егоров попытался встать, но ему не удалось. Он посмотрел на командира виноватыми глазами: - Ослабли мы что-то, товарищ командир. Так повело на сон, прямо спасу нет. Разрешите чуток вздремнуть, и тогда мы снова будем в полной боевой форме... - Ладно, спите, - кусая губы, проговорил Лапин, и, потянув Искру за рукав, вышел вместе с ним из палатки. Четверо да этих пятеро, девять получается. Девять человек спят. Самые крепкие, самые здоровые мужики!.. Пошли, Вацлав, к начальнику. Может и там кто уснул... В палатке Плавунова все было благополучно. Николай Федорович сортировал образчики руды, Наташа под его диктовку заполняла этикетки, а Расульчик складывал маленькие полотняные мешочки в большие переметные сумки и тонким голосом пел таджикскую песню. - Николай Федорович, можно вас на минутку? Плавунов оторвался от работы и встал. - Что-нибудь случилось? Искра и Лапин отвели его подальше от палатки. - Вы прикасались к шару? - в упор спросил Лапин. - Нет, Петр Иванович, не прикасался. А что такое? - Наташа и Расульчик тоже не прикасались? - Могу поручиться, что нет. Как только шар притащили, Наташа схватила Расула и увела к себе в палатку. С тех пор они из нее не выходили... Но что, собственно, произошло? - Объясни, Вацлав. А то у меня все в голове перевернулось, - тихо проговорил Лапин и, достав кисет, принялся скручивать цигарку. Пальцы его при этом дрожали, махорка сыпалась на камни. Искра коротко рассказало своих ощущениях возле шара, напомнил, как Мирза Икрамов говорил о "злом шайтане", и наконец доложил, что всех, кто прикасался к шару, сморил непонятный сон. Лицо Плавунова покрылось бледностью: - Я думал, я один испытал чувство страха... Никогда не прощу себе этой преступной неосторожности!.. Но шар, этот шар! Неужели можно допустить, что из обыкновенной шелковой материи... - А может, она и не шелковая вовсе! - проворчал Лапин, яростно дымя цигаркой. - Не собираетесь же вы утверждать, что он сделан из плотной массы! - вскричал Плавунов. - Вы же видели, как он снижался! Я скорей допускаю другое. Возможно, это газ натворил. Просачивался как-нибудь сквозь оболочку... Пойдемте, осмотрим шар еще раз. Они прошли между валунами к нише в горе. Остановились неподалеку от Юры Карцева и долго смотрели на шар. - По-моему, он немного потускнел. Раньше у него был яркий серебристый цвет... - сказал Искра. - А что. если бросить в него камнем? - Попробуйте. Искра поднял небольшой камень со сточенными гранями и осторожным, плавным движением бросил его в шар. Камень легко коснулся белой оболочки и скользнул по ней вниз. Послышался тихий мелодичный звон. - Он из металла! - вскричал Плавунов. - А ну еще раз! Теперь Лапин поднял камень, увесистый, крупный, и резким движением, словно гранату на учении, запустил в шар. Звон раздался сильный, как от удара в колокол, а камень рикошетом отлетел в сторону, не оставив на поверхности шара царапины. - Прямо чудеса какие-то! - крикнул со своего поста Юра Карцев. - Можно, я из винтовки в него? Лапин погрозил ему кулаком: - Часовому не положено зря палить. Стой, пока не сменят, да гляди в оба! - Есть глядеть в оба! - Да-да, оболочка его определенно сделана из металла, и притом из довольно прочного! - возбужденно проговорил Николай Федорович.- Значит, все дело в ней, в этой оболочке... Но почему это чудовищное чувство страха? Почему этот сон?! - Не волнуйтесь, Николай Федорович. Может, еще все обойдется. Проспятся и снова будут молодцами, - сказал Лапин и, помолчав, добавил: - Погонщиков бы надо перевезти в лагерь да ишаков с плато пригнать. Хоть бы обошлось, Петр Иванович. Иначе ведь... - И не договорив, Плавунов махнул рукой и направился к палатке красноармейцев. Искра и Лапин сами занялись перевозкой Мирзы Икрамова и его товарищей. Когда печальный кортеж подъезжал к лагерю, из палатки выбежала Наташа. Бледная, растерянная, наблюдала Наташа, как спящих погонщиков переносят в палатку красноармейцев, обитатели которой уже тоже были охвачены непробудным сном. Погонщиков уложили рядом с бойцами охраны, чтобы легче было наблюдать и ухаживать за всеми пострадавшими. - Будем возле них по очереди дежурить, - сказал Плавунов шепотом, словно боялся их разбудить. - Если к утру их состояние не улучшится, отправим Карцева в Шураб за врачом... ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ Раскаленный солнечный диск опустился за горы, облив серебристые пики багровой лавой. Сразу стало прохладно. Искра и Юра, которого только что сменил на посту Петр Лапин, отправились разводить костер и готовить ужин. Вскоре к ним присоединилась Наташа. Выскребая за ужином свой котелок и облизывая ложку, Юра вполголоса рассуждал: - А я думаю, что это какая-нибудь новая вражеская выдумка. Если бы это был советский шар, то ему бы не дали летать так просто, без надзора. За ним бы непременно следили самолеты. А этот прилетел черт знает откуда и усыпил за здорово живешь девять человек. Хорошо еще, что мы все за него не хватались. А то веселенькая получилась бы картина: геологическая экспедиция, погруженная в летаргический сон. Бери ее, Худояр-хан, голыми руками! - Причем тут Худояр-хан? - поморщился Искра. - Может, никакого Худояр-хана и в природе-то не существует. Или ушел он давно на персидскую сторону... - Ты, Вацлав, во всем сомневаешься. Вот Закиров без вести пропал, Ты что, и о нем скажешь, что его не существует в природе? - Закирова я сам видел... - А Закиров Худояр-хана видел к аркан ему на шею чуть не набросил. Так, по крайней мере, Расульчик рассказывает... Пока они так переговаривались, стараясь подавить тревогу, на горы навалилась непроглядная ночь, без Луны, лишь с россыпью звезд на черном небе. О сне им и думать не хотелось. Само слово "сон" стало неприятным и подозрительным. Приблизительно в час ночи со стороны ниши, где был закреплен шар, раздался страшный треск и скрежет. Вслед за ним выстрел. Искра и Юра со всех ног бросились к шару, уверенные, что с Лапиным что-то случилось. Оружие прихватили с собой. - Петр, где ты? - крикнул Искра. добежав до того места, где стоял часовой. Из темноты появилась фигура Лапина. - Это ты, Петр, стрелял? - Стрелял-то я, а вот треск и грохот - это не я, а наш гость. Свечи есть с собой? - Есть огарок... Зажгли свечу и подошли к шару. Не очень близко подошли, но все же и с этого расстояния было видно, что шар резко изменил свою окраску, превратился из серебристо-белого в нежно-голубой и при этом тяжело осел в грунт. Широкая гранитная плита, оказавшаяся одним концом под шаром, треснула и раздробилась. Это и произвело тот звук, который всполошил людей. К стоящим у шара подошел Плавунов. Его, вероятно, тоже встревожил странный треск. Он молча остановился рядом с Искрой и долго смотрел на шар. - Это абсолютно ни с. чем не сообразно, - заговорил он вполголоса. - Здесь кроется какая-то невероятная тайна. Легкий воздушный шар - и вдруг дробит под собой гранит!.. Эх, узнать бы, за что страдают наши товарищи!.. Это была тревожная ночь. Четверо мужчин, настороженные, готовые в любую минуту к самым решительным действиям, охраняли лагерь, позабыв про сои, и чутко ловили каждый звук со стороны шара. А оттуда то и дело доносилось, скрипение или тяжкий глухой шум разрываемой породы. Шар продолжал оседать, непрерывно меняя окраску. На рассвете, утомленные тяжелыми переживаниями и бессонной ночью, люди обнаружили, что шар погрузился в грунт более чем на метр и приобрел зловещий лиловый оттенок. С восходом солнца пост у шара доверили Искре. Остальные отправились в палатку красноармейцев. Люди спали крепко, и никакими обычными приемами их разбудить не удалось. Тогда их оставили в покое и вышли. Плавунов, сильно осунувшийся за одну ночь, обратился к Юре: - Нужен врач, Юра, а ехать за ним, кроме тебя, некому. Поспи до полудня и отправляйся. Возьмешь двух лучших коней. При желании можно в четыре дня обернуться. Юра вздохнул. Ему не хотелось уезжать, не узнав до конца, в чем загадка их удивительного шара. - Николай Федорович, а что, если еще сутки подождать? Мало ли что, вдруг сами проснутся! - Опасно, друг мой... - Почему, Николай Федорович? Какая разница: через четыре дня приедет врач или через пять? А за, сутки многое прояснится. Да и нужен я вам теперь! Мы с Расульчиком и на водопой наших коней и ишаков сгоняем. Да и не в сутках вовсе дело! Пока я посплю, пока соберусь, пока коней напоим, дело к вечеру будет. Все равно придется мои выезд на утро откладывать... - Ладно, уговорил. Готовься к завтрашнему утру. ЭКСПЕРИМЕНТЫ ИСКРЫ В последующие часы с шаром произошли новые разительные перемены. Он осел в грунт еще на полметра и снова изменил окраску. Теперь он стал совершенно черным, но блестел в искрился так, словно был выточен из огромного куска антрацита. Искре оставалось стоять на посту не больше часа, но ему совсем не хотелось уходить. Шар притягивал его как магнит. Искра наблюдал за ним несколько часов, поражаясь его беспокойному поведению. Шар все время ворочался, как живой, терзал скалистый грунт, сгущал окраску своей гладкой поверхности. Но теперь он, кажется, успокоился. Вероятно, достиг какой-нибудь мощной базальтовой плиты и прочно на нее оперся. Хорошо бы теперь подойти к этой страшной черной громаде и постучать по ней молотком. Если шар переменил окраску и вес, то, возможно, и сонной болезнью больше не угрожает... Но как убедиться в этом? И вдруг мелькнула мысль: ишак! Животное инстинктивно почувствует опасность и убежит от нее. Но если ишак подойдет к шару и будет вести себя спокойно, значит, никакой опасности больше нет. Выбрав в загоне самого захудалого ишачка, Искра погнал его к шару. Впрочем, "погнал" не то слово. Ишачка приходилось и сзади подталкивать, и за обрывок веревки тянуть. Он не то чтобы именно к шару не хотел идти, он просто никуда не хотел идти. И тут Искра вспомнил, что карманы его набиты сухарями - набрал, когда заступал на пост, а в баклажке еще довольно воды. Искра решил подкупить ишака сухарями. Он вынул с десяток сухарей и смочил их водой. Один тут же скормил ишачку, остальные цепочкой разбросал по земле от ишака к шару. Последний сухарь упал под черный блестящий бок гиганта. Чтобы взять его, ишачок вынужден будет прикоснуться к шару. Доверчивое животное пошло собирать лакомство без всякого со стороны Искры поощрение. Один сухарь, второй, третий... Ишак спокойно приблизился к шару. Сухари аппетитно хрустели у него на зубах. Последний лакомый кусочек он подобрал, вытянув шею и коснувшись холкой черной поверхности шара. Покончив с неожиданным угощением, ишак посмотрел на Искру ласковыми глазами, потерся о гладкий бок шара, постоял несколько минут в его тени, словно стараясь убедить Искру, что никакой опасности нет, потом, не торопясь, отправился под навес к своим сородичам. Искра наблюдал за поведением ишака с огромным волнением. Опасность, по-видимому, в самом деле исчезла. Иначе ишак не вел бы себя так спокойно. Теперь, пожалуй, можно и самому подойти к шару... Искра вынул из сумки геологический молоток и решительно направился к черной громадине. Но не успел он сделать и трех шагов, как позади раздался спокойный властный голос: - Вацлав, назад! Искра вздрогнул и обернулся. В тени огромного валуна стоял Плавунов и в упор смотрел на него. - Вы, Николай Федорович? Я думал, вы спите... Плавунов подошел ближе. - Я видел ваш опыт с ишаком, Вацлав. Весьма остроумно. Но приблизиться к шару я вам все-таки не позволю. И не возражайте! Полной уверенности у нас все равно нет, а вы... На вас ведь остается Наташа. Дайте-ка лучше мне ваш молоток и отойдите в сторону. Вначале Искра хотел протестовать, но имя Наташи сразило его. Он молча подчинился требованию Плавунова. Подойдя к шару почти вплотную, Николай Федорович постоял перед ним, погладил рукой черную поверхность. После этого обернулся к Искре: - Внешняя оболочка холодная, идеально гладкая. Создается впечатление какого-то металла. Но какого - определить трудно. Судя по всему, неизвестный сплав колоссальной плотности... Попробуем на звук. Он несколько раз стукнул по шару молотком, сначала легонько, потом все увереннее, сильнее. Шар отзывался ясным металлическим звоном, более чистым, чем звон серебра. Звуки не обрывались, а протяжно разливались в воздухе, напоминая колокольный перезвон. Плавунов послушал его, покачал в недоумении головой и вернулся к Искре. - Ваше предположение, Вацлав, подтвердилось. Шар больше не опасен. Но это нас нисколько не приблизило к разрешению загадки. По-прежнему непонятен сон наших товарищей, непонятно поведение и назначение шара. Давайте-ка сядем я потолкуем. МИЛЛИОНЫ ТОНН - У меня появилась мысль, дорогой Вацлав, - голос Плавунова дрогнул от волнения, - что шар этот не менее ценная и важная находка, чем вся наша гора высококачественной железной руды. Подождите, не возражайте! Следите за правильностью моих рассуждений. Скажите, Вацлав, каким весом должно обладать тело, чтобы в совершенно спокойном состоянии осесть так глубоко, дробя под собой гранитные плиты? Не знаете? Не трудитесь, не считайте. Я уже подсчитал: его вес должен быть в сотни миллионов тонн! Искра молчал, но глаза его широко раскрылись от удивления. - Я не силен в астрономии, - продолжал между тем Плавунов, - но берусь утверждать, что такая плотная масса обнаружена учеными лишь у некоторых голубых звезд. Помнится, одна из них известна как звезда Ван Маанена. Кубический сантиметр вещества на этой звезде весит несколько тонн. Но ни на Земле, ни в нашей Солнечной системе такого вещества не может быть. Из этого следует, что происхождение нашего шара во всяком случае не земное. - Николай Федорович, что вы говорите?! Как это не земное?! - Да уж так, дорогой Вацлав. Шар сделан не на Земле. Но это не все. Его летные качества, изменение веса и цвета, странное излучение, безукоризненная форма - все это свидетельствует о том, что мы имеем перед собой не метеорит, болид или иное космическое тело, созданное природой, а творение разума из какого-то неведомого нам мира. - С ума сойти можно! - бормотал Искра. - "Пришелец из космоса" опустился деликатно, со всей осторожностью. Это все так. Но давайте рассмотрим и другую сторону проблемы. Вы вот подсчитали чудовищный вес этого тела. При таком весе оно не может быть полым. Да и монолитность его поверхности не допускает никаких отверстий. Где же тут механизмы, управляющие полетом и вырабатывающие энергию? Как они могут находиться внутри шара, выточенного из цельной глыбы металла? Где, наконец, экипаж этого космического снаряда? Или шар прилетел без экипажа? Тогда для чего? Не для того же, чтобы усыпить десяток неосторожных людей! - Я думал об этом, Вацлав. Тут можно построить бесконечную вереницу догадок и предположений, начиная с первого сигнала внеземной цивилизации и кончая гигантской сверхмощной бомбой, способной уничтожить все живое на Земле. Что же касается пустотелости, отверстий и прочего, то всем этим шар вполне может обладать. Более того, в нем вполне может находиться экипаж, который в настоящий момент, возможно, наблюдает за нами... РАСУЛЬЧИК И ЧЁРНЫЙ ШАР Жаркий день плыл над горами. В лагере геологов было тревожно, все чего-то ждали. На пост возле шара, сменив Искру, снова заступил неутомимый Петр Лапин, Искра отсыпался в пустой палатке погонщиков. Плавунов был у себя. Он пил из кружки холодный зеленый чай, то и дело протирал покрасневшие от бессонницы глаза и при этом диктовал Наташе подробное сообщение в Шураб о прибытии в горы загадочного шара, поразившего болезненным сном девятерых членов экспедиции, и о том беспомощном состоянии, в котором оказалась экспедиция перед лицом явлений непонятных и чреватых любыми неожиданностями. Плавунов просил у шурабских властей помощи и настаивал на немедленной передаче его сообщения Ташкент или даже прямо в Москву. А Юра Карцев, выспавшиеся и повеселевший, готовился тем временем к поездке. Он примирился с мыслью, что поездки не избежать. Узнав, что завтра на рассвете Юра уезжает в Шураб, Расульчик не отходил от него ни на шаг, повторяя одну и ту же настойчивую просьбу. - Расул кароши джигит, возми Расул в Шураб, Юра! Ата не приехал, ата сильно болной. Расул надо к ата в Шураб, здес на черный шар Расул не надо! - Вот привязался! - в сердцах восклицал Юра. - Ну как я тебя возьму, джигит ты бестолковый! Мне ведь скакать без сна, без отдыха до самого Шураба! Потерпи еще немного. А за отца не беспокойся. Ничего с ним не случилось. Просто задержался в Шурабе: получает, что нужно, на складах, караван сколачивает, людей нанимает. Но на Расульчика эти убеждения не действовали. - Мой ата красный джигит! Зачем долго ходил? Зачем не приехал? Болной, савсем болной, зовет свой Расульчик! О-о-о, возми, Юра, малчик Расул в Шураб. - Ну вот, теперь уже мальчик. Еще расплачься, джигит! - Расул никогда не плачет. Расул горы знает, дорога знает. Одын Юра савсем пропал, с Расул ден-ночь - и в Шураб приехал! - Хитер, джигит, ничего не скажешь! Да только меня на такую удочку не поймаешь! Тут ведь что главное? Тут главное Худояр-хан, басмачи! А ну как нарвусь на них? Ты понимаешь, что тогда будет? Погоня, стрельба! Тут одному-то дан бог унести ноги, а уж вдвоем с тобой мы обязательно попадемся. А тогда... Пловом нас Худояр-хан не угостит! Но и басмачей Расульчик не испугался. Он стал горячо уверять Юру, что умеет стрелять и что знает в горах такие тропинки, о которые даже Худояр-хан не догадается. Поняв, что от Расульчика так просто не отделаешься, Юра решил прибегнуть к хитрости. - Хорошо, джигит, давай с тобой так договоримся. Если черный шар до моего отъезда откроется, я беру тебя с собой. Если не откроется - ты остаешься в лагере и ждешь своего отца. Ну как, согласен? Расульчик заколебался. Его черные глаза с сомнением уставились на Юру: - Скажи, правда скажи, черный шар надо открылся? - Ну, конечно, он должен открыться! Как же иначе! Весь вопрос во времени. Расульчик подумал немного, потом улыбнулся и протянул Юре руку: - Хоп, Юра, карашо, черный шар открылся, Расул-джигит ехал завтра в Шураб! Юра пожал маленькую смуглую руку. - Значит, договорились. А теперь топай, не мешан мне собираться! - Расул тоже пошел собираться! - весело крикнул мальчик и убежал. "Этот чертенок что-то задумал!"- забеспокоился Юра, но, вспомнив, что шар уже не опасен и что возле него стоит часовой, успокоился. А Расульчик и в самом деле что-то задумал. Но к шару до самого вечера не подходил. Когда стемнело и на небо высыпали звезды, Расульчик вышел из палатки и, прячась за валунами, бесшумно побежал. На посту в это время стоял Искра. Запрокинув голову, смотрел на звезды и мысленно прикидывал, из какого уголка безбрежного моря звезд мог прилететь удивительный шар. Он не заметил поэтому, как мимо него проскользнула маленькая тень и мгновенно скрылась в нише, где был привязан шар. А уж в темной нише да еще на фоне угольно-черного шара Искра и подавно ничего бы не увидел, даже если бы захотел. Расульчик нежно погладил скользкий бок шара и шепнул ему что-то по-таджикски. Шар оставался немым и неподвижным. Тогда мальчик нащупал один из туго натянутых канатов и полез по нему к верхушке шара, стараясь не дышать слишком шумно. Добравшись до верхушки, Расульчик сел на ней и, не выпуская из рук каната, несколько минут отдыхал. Распластавшись на поверхности шара лицом вниз, он прижался щекой к холодному гладкому металлу и принялся тихо говорить, поглаживая при этом шар обеими ладошками. Он говорил по-таджикски, и смысл его речи сводился к тому, что он упрашивал шар открыться, обязательно открыться этой ночью, потому что иначе Юра не возьмет его с собой в Шураб. А в Шурабе его ждет больной отец, храбрый красный джигит Ханбек Закиров, у которого нет на свете никого, кроме сына Расула. Долго, может, час, а может, и дольше, лежал Расульчик на верхушке шара и упрашивал его открыться. Он рассказал шару и про уснувших непонятным сном джигитов, и про Юру Карцева, и про всех остальных участников экспедиции. Под конец он скрепил свою просьбу по-русски: - Ты все равно надо открылся! Завтра, тепер, какой тебе разниц? А Расулу надо тепер! Сделай, сделай, кароши черный шар, чтобы открылся тепер! После этого мальчик нашарил ручками канат, крепко в него вцепился и стал осторожно скользить вниз по гладкой поверхности. Он достиг уже середины, когда вдруг почувствовал, что в шаре образовался проем. "Неужели открылся?!" - радостно подумал Расульчик. Но в этот момент что-то обхватило его, оторвало руки от каната, обволокло мягким пахучим покрывалом и повлекло за собой. Теряя сознание, мальчик успел лишь тоненько крикнуть и тут же погрузился в темноту. Услышав крик со стороны шара, Искра вздрогнул, зажег огарок свечи и поспешил к нише. Сначала он не увидел ничего особенного. Шар был по-прежнему черен и тих. Но подойдя к нему вплотную и высоко подняв свечу, Искра сам чуть не закричал от изумления. На боку шара, точно посередине, зияло круглое отверстие метра полтора в поперечнике. Мигом задув свечу, Искра осторожно попятился, а потом повернулся и со всех ног побежал к палатке Плавунова. "ШАР ОТКРЫЛСЯ!" Юре снилось, что он скачет по горам, а за ним с ревом и свистом мчится на бешеных конях банда Худояр-хана. Все ближе и ближе грохот конских копыт... Но тут над самым его ухом прозвучали слова: - Вставай, вставай! Шар открылся! И кто-то сильно толкнул его в бок. Юра мигом проснулся и сел на тюфяке. В палатке было темно, рядом кто-то тяжело дышал. - Кто здесь? Что случилось? - крикнул Юра, еще не оправившие от пережитого во сие страха. - Тише ты, не кричи! Это я, Вацлав! Шар открылся! Плавунов приказал всем покинуть лагерь! Пошли седлать коней! - отрывисто, приглушенным голосом говорил Искра. Юра вскочил и молча стал одеваться. В голове у него все перемешалось. - Где Расульчик? У Плавунова его нет, - спрашивал в темноте Искра. - Наташа сказала, что он к тебе ушел ночевать. - Почем я знаю, где Расульчик! Днем он возле меня крутился, а потом убежал. Он в Шураб со мной просился. Проверь коней! Может, он взял коня и удрал в Шураб. С него станет. - Ладно, я еще поищу его в других палатках. А ты не копайся! Сбор у загона! Подбегая к загону, Юра увидел в темноте силуэты трех всадников. один из них держал в поводу двух оседланных лошадей. Это были Плавунов, Наташа и Лапин. - Это ты Карцев? - окликнул Плавунов. - Я, Николай Федорович. - Почему один? Где Расульчик? Где Искра? Из темноты вынырнула фигура Искры. Он пришел один и, не ожидая вопросов, сказал: - Расульчика нигде нет. Обшарил все палатки. Скорей всего он удрал в Шураб. Спящих осмотрел. У них все по-прежнему. - Что ж делать, товарищи? Сейчас разбираться некогда. Мы единственные свидетели событий, которым здесь предстоит развернуться. Как бы они ни сложились, мы обязаны увидеть как можно больше, чтобы рассказать потом обо всем, когда нас спросят. Мы не имеем права рисковать собой. Поэтому мы и покидаем лагерь. Искра и Юра взяли у Лапина коней и прыгнули в седла. Кавалькада выехала из лагеря в сторону плато, на котором недавно приземлился шар. Обогнув скалу, возвышавшуюся менее чем в километре от лагеря, Плавунов приказал спешиться. - Лучше этой позиции для наблюдения не придумаешь. Шар отсюда прекрасно будет виден, когда рассветет, а сами мы будем в укрытии и в любой момент сможем воспользоваться лошадьми. Карцев; и вы, Петр Иванович, отправляйтесь с биноклями на скалу. Наблюдайте за лагерем и сообщайте обо всем, что заметите. Юра и Лапин стали карабкаться на утес. Он был невысок, не выше двухэтажного дома, но довольно крут. Взобравшись наверх, наблюдатели обнаружили удобную площадку в два-три квадратных метра. Не снимая винтовок, они уселись на ней и навели бинокли на лагерь. Снизу раздался голос Плавунова: - Ну как вы там, не сорветесь? - Ничего, Николай Федорович, устроились! - бодро ответил Лапин. - Видно что-нибудь? - Пока ничего! Гора черная, ночь черная, шар тоже черный, что тут можно увидеть! - Все равно не спускайте глаз с лагеря! Долго на утесе и у его подножия царило молчание. Юре казалось, что время остановилось и никогда больше не сдвинется с места. Он так напряженно вглядывался в темноту, что у него начали слезиться глаза. Он уже хотел предложить Лапину наблюдать по очереди, но в этот миг в лагере звонко и заливисто заржала лошадь, и тут же, словно именно этот чистый призывный звук и зажег его, вспыхнул яркий луч света. - Начинается! - громко крикнул Юра и почувствовал, как всего его схватило волнение. - Что у вас там начинается? - тотчас же спросил снизу Плавунов. Ему спокойно-деловым тоном ответил Лапин: - В лагере виден яркий луч света, вроде как из прожектора огромной мощи. Он осветил весь лагерь. Отчетливо видны палатки, валуны. Ничего живого не наблюдается. - Ну, Петька, у тебя и нервы! - восхищенно прошептал Юра. - Продолжайте наблюдения! - приказал Плавунов. Снова тишина. Томительная, напряженная. И вот когда уже казалось, что не хватит никаких сил выносить это безмолвие и этот неподвижный яркий луч, воткнувшийся в густую темень ночи, произошло самое главное, чего все ожидали и чему никто до конца не верил. В истоке луча - а он, конечно, вырывался из отверстия в шаре - показались две человеческие фигурки: одна светлая, какая-то вся серебристая,, другая поменьше и темная. - Люди, Николай Федорович, люди! - заорал Юра не своим голосом и так резко повернулся, что чуть не свалился с утеса. - Какие люди?! Сколько?! Что они делают?! - закричал снизу Плавунов, не скрывая своего волнения. - Людей двое, - заговорил Лапин, не отрываясь от бинокля. - Один в светлой одежде, другой в темной. Оба роста небольшого, тонкие. Тот, что в темной, совсем небольшого роста. Постойте, постойте... Это же наш Расульчик! - Может, и другой из наших? - крикнула снизу Наташа. - Другой не из наших, - спокойно ответил Лапин. - Другой совсем не из наших. Одежда на нем светится, а. сам он как-то весь шатается и придерживается за Расульчика. Он упал! Расульчик мечется возле него! - Нужно туда! Нужно помочь, Николай Федорович! - закричал Юра и, не дожидаясь приказа, стал поспешно спускаться со скалы. - По коням! - громким командирским голосом скомандовал Плавунов. Через минуту кавалькада во весь опор мчалась к лагерю. МИЭЛЬ Серебристая фигурка оказалась девушкой необыкновенной красоты. Она лежала на камнях, словно сорванный цветок, и глаза, ее были закрыты. Расульчик сидел возле нее на корточках и плакал. Спешившиеся всадники стояли вокруг и не знали, что делать. Все смотрели на девушку, потрясенные ее красотой, и совсем в эту минуту позабыли о Расульчике, о его странном исчезновении и совсем уж невероятном возвращении. Первой опомнилась Наташа: - Расульчик, кто это? Что с ней? Мальчик поднял на Наташу залитые слезами глаза и беспомощно пожал плечами: - В черный шар пришел. Она кароши, добрый Миэль... Тут говорит... - с последними словами он показал себе на грудь. Поняв, что от Расульчика сейчас никакого толку не добьешься, Наташа обратилась к Плавунову: Ее надо перенеси в палатку, папа. Да, да - словно вдруг очнувшись, взволнованно заговорил Плавунов. - Что же мы стоим, товарищи! И он первый осторожно взял девушку за плечи. Юра просился ему помогать, но Плавунов, сразу поняв, что девушка легка, как ребенок, отстранил его: - Не мешай, Юра, я один справлюсь! Девушку перенесли в палатку и положили на тюфяк Наташи. - Ты побудь с ней, сказал Плавунов дочери.- Помоги ей как-нибудь. А ты, Расул, пойдем с мной. Нам с тобой надо поговорить. Как мужчина с мужчиной. Но Расул наотрез отказался покидать серебристую девушку. - Мили, кароши Миэль совсем болной. Расул, началник, тут надо. Миэль проснулся, Миэль позвал: где кароши Расул, где мой малчик. - Ладно, дружок, оставайся, только скажи мне, почему ты ее называешь Миэль? Она так назвала себя или ты сам придумал? - Как придумал? Миэль сказал, она Миэль. - Ну хорошо, оставайся и помогай Наташе. А ты, Наташа, в случае чем, сразу меня зови. Плавунов вышел. Искра, Лапин и Юра тотчас же засыпали его вопросами, но он замахал на них руками, зашикал: - Тише, тише! Не надо здесь шуметь! Идемте! Расположились в палатке у Искры, зажгли свечу. Плавунов со вздохом сказал: - Ни о чем пока не спрашивайте. Я сам ничего не знаю. Девушку из шара зовут Миэль. Так, по крайней мере, Расульчик утверждает. Как он оказался с Миэль, почему этот обморок, объяснять не берусь. Вот очнется Миэль, тогда все и узнаем... - Миэль, Миэль. Ми-и-э-эль... - тихо проговорил Юра, вслушиваясь в звуки странного имени. - Красивое имя... - А я, товарищи, честно говоря, Ожидал совсем другое, - слегка охрипшим голосом проговорил Лапин. - Такой шар, и вдруг просто девушка. Да еще красивая. Да еще в обморок падает... - Чего ж ты ожидал, Петр? - спросил Искра. - Мало ли чего... Из такого шара вполне могли вылезти какие-нибудь чудовища, ни на что не похожие... - Нет, Петр Иванович, не надо чудовищ. Пусть лучше девушка... Завязалась беседа, посыпались догадки и предположения. Красота и беспомощность космической путешественницы у всех почему то вызывали мысль, что она беглянка, что ее преследуют, что ей придется помогать и всячески опекать. Время в этих разговорах летело незаметно, ночь близилась к концу. Вдруг полог палатки откинулся, и вошла Наташа. Лицо ее было серьезно и торжественно. Она сказала: - Миэль очнулась и. просит всех к себе. Мужчины торопливо поднялись. В палатку к Миэль входили осторожно, как в комнату тяжелобольного, рассаживались тут же у входа, прямо на кошме. Миэль сидела на раскладном стульчике, в ее больших зеленоватых глазах отражалось колеблющееся пламя свечи. Бледное лицо было печально, маленький рот с розовыми губами чуть приоткрыт. Дышала она медленно, глубоко, и было видно, что каждый вдох ей стоит немалых усилий. Расульчик расположился у ее ног и смотрел ей в лицо с детским восторгом. Когда все уселись, Миэль заговорила заговорила по-русски чистым, мелодичным голосом без малейшего акцента, и люди сразу поняли, что это говорит не она, так как губы ее оставались неподвижными, а какой-то прибор, скрытый у нее на груди. Миэль сказала: - "Дрион" воспринял сигнал о помощи. Мне пришлось выйти раньше, чем предписывается правилами. Скажите, какая у вас беда, я постараюсь помочь вам. Плавунов ответил так: - Мы не просили о помощи. Это какое-то недоразумение. Беда у нас, правда, есть. Но мы ни о чем не просили, потому что даже не подозревали, что можно просить. - Просил ваш ребенок, - сказала Миэль, и ее тонкая рука легко коснулась черноволосой головы мальчика. - Беда у нас только одна. Девять наших товарищей, имевших неосторожность прикоснуться к вашему шару, уснули и спят до сих пор. Мы никак не можем их разбудить. - Излучение "Дриона" не опасно для жизни, - спокойно сказала Миэль. - Они проснутся в назначенный срок. - Вы рассеяли наши опасения. Спасибо, Миэль! Не нужна ли вам наша помощь? - спросил Плавунов. - Вы уже помогли мне. Дали приют в своем доме. Я знаю всех вас. Не удивляйтесь, "Дрион" быстро собирает информацию. Я прибыла на очень короткое время. Через три ночи "Дрион" ляжет на обратный курс. И я должна успеть все сделать. Нам необходимо познакомиться ближе. Прошу всех через шесть часов подняться ко мне в "Дрион". Она поднялась. Мужчины вскочили и дали ей дорогу. Она вышла и направилась к шару. Люди провожали ее в отдалении. Уже совсем почти рассвело, но свет из шара все еще разливался по лагерю. Когда Миэль подошла к шару, из отверстия его показалось что-то белое и накрыло ее. В то же мгновение все исчезло. ГУОЛЛА - ЦВЕТОК ЯДОВИТЫЙ - Ни тебе здравствуйте, ни тебе до свидания! Мне эта Миэль определенно не нравится! - заявил Петр Лапин, когда все вернулись в палатку Плавунова и расселись, где придется. - Да, встреча получилась скомканной, -.вздохнул Николаи Федорович. - А может, так лучше? - осторожно спросил Искра. - Простые, добрососедские отношения... - Еще не известно, что это за соседка,- продолжал ворчать Лапин. - Она красивая, - сказал Юра. - Она умная, - добавила Наташа. - Она добрый-добрый! - звонко крикнул Расульчик. - Ну ладно, довольно излияний! - остановил их Плавунов. - Пусть Расул нам расскажет, как он попал к этой красивой, умной и доброй Миэль. Рассказывай, Расул, мы слушаем! Коверкая от волнения слова больше обычного, мальчик рассказал про договор с Юрой и про то, как он вечером побежал просить черный шар, чтобы тот открылся. Добравшись до того момента, когда шар в самом деле открылся и взял его к себе, Расульчик смущенно умолк. На вопрос, что же было дальше, он пожал плечами и сказал, что спал и видел сны, а когда проснулся, то увидел, что перед ним стоит Миэль. Она поговорила с ним, потом взяла за руку и вывела из шара. Вот и все. А что он видел внутри шара? Расульчик потупился и, ни на кого не глядя, развел руками: - Миэль видел, и болше все. Болше не видел. Его отпустили, и он. убежал на улицу. Плавунов сказал: - Через шесть часов мы отправимся с визитом к нашей космической гостье, товарищи. Я дал согласие, что ты придем все. Но думаю, это было опрометчиво с моей стороны. Умная, добрая, это все хорошо. но осторожность прежде всего. Считаю. что идти должны двое. Чтобы не было по этому вопросу никаких прений, делегацию из двух человек я назначу в приказном порядке. Итак, с визитом к Миэль пойдут двое: Юра Карцев и я. Наташа резко отвернулась и прикусила губу. Она была уверена, что окажется в числе этих двоих. Но спорить не стала. Плавунов продолжал: - Мы с Юрой будем готовиться к визиту. Остальные спать. Подъем через пять часов. Тебе, Наташа, поручаю Расула. Чтобы не было мне больше этой его самодеятельности. Искра и Лапин ушли молча. Наташа отправилась искать Расульчика, но, откинув полог, повернулась к отцу: - Это неправильно, товарищ начальник, неправильно!.. - Губы у нее задрожали, и, ничего больше не сказав, она убежала. - Обиделась... Все обиделись... Ничего, потом поймут... - пробормотал Плавунов. - Как же мы будем готовиться, Николай Федорович? - бодро спросил Юра. - Чиститься, пуговицы пришивать, как солдаты перед смотром? - Нет, Юра. В порядок мы себя, конечно, приведем. Но не это главное. Самое главное в другом. Мы должны заранее наметить, о чем будем спрашивать. Кто такая Миэль? Откуда она прилетела? Какую цивилизацию представляет? В чем цель ее прибытия на Землю? По какому; принципу действует летательный аппарат? Вопросов много, с них мы и начнем. Шесть часов пролетели незаметно. Снова разгорелся жаркий солнечный день. Неподалеку от шара уже стояли все шесть бодрствующих членов экспедиции. Плавунов, с расчесанной бородой и в свежей рубашке, давал последние указания остающимся на случай, если он и Юра не смогут почему-либо вернуться из шара. Наставление было кратким и заканчивалось словами: - Паники не устраивать, ничего не предпринимать. Ждать, наблюдать, записывать. Все! Прощаться не будем... Юра, пора! - Ни пуха вам, ни пера! - громко крикнул Лапин, но они даже не обернулись. Подойдя вплотную к шару, Плавунов и Юра встали рядом на том же месте, где накануне стояла Миэль. Они ждали, что вот-вот на них упадет что-то белое и мгновенно утащит в шар. Им было очень не по себе, но они стояли твердо и неподвижно, как солдаты в почетном карауле. Минуты бежали, а белое не появлялось. Они уже хотели отойти, как вдруг увидели, что из отверстия к ним спускается широкая красная лестница. Они посторонились, дали ей упереться в землю. - Трап подан, Николай Федорович, пойдемте, - тихо сказал Юра. И они пошли наверх. В самом люке им пришлось согнуться, но зато сразу за ним оказалось высокое просторное помещение, залитое ярким светом. На гладком зеркальном полу розового цвета стояла Миэль в прежней серебристой одежде. Выглядела она гораздо лучше и даже улыбалась. Полились мелодичные слова: - Жаль, что вы мне не поверили, пришли не все. Этим вы несколько усложнили мою задачу. Но я понимаю вашу осторожность. Следуйте за мной и ничего не бойтесь. Не дожидаясь ответа, Миэль повернулась и заскользила по зеркальному полу. Смущенные, они пошли за ней. Перед ними в розовых стенах непрерывно возникали овальные проемы, и они шли через них все дальше и дальше, не глядя по сторонам и лишь мысленно удивляясь, откуда в небольшом сравнительно шаре могли взяться эти просторные залы и коридоры. Так они достигли высокой голубой комнаты, и здесь Миэль остановилась. - Садитесь в кресла и сосредоточьтесь, - сказала она. Плавунов и Юра увидели два голубых кресла. Пока они садились, хозяйка успела куда-то исчезнуть. Теперь они были одни в совершенно пустой комнате. Противоположная стена, до которой было метров десять, по цвету напоминала небо над горами в яркий солнечный полдень и казалась такой же бездонной. Несколько минут стояла тишина. Но вот зазвучал голос невидимой Миэль: - Слушайте, друзья мои, и смотрите! Будьте внимательны, будьте вдумчивы! То, что я сообщу вам, важно и для вас, и для всех людей вашей планеты... Я прибыла к вам из центра Галактики и говорю с вами от имени Союза Тысячи Планет. На одной из наших планет растет удивительное дерево. Оно называется гуолла. Запомните, друзья мои, это слово: ГУОЛЛА! Быстро растет это дерево, быстро достигает зрелости и покрывается невиданной красоты цветами... Голубая стена перед Плавуновым и Юрой превратилась вдруг в огромный экран. Но не такой, как в кино, а прозрачный, глубокий, словно широкое окно, распахнутое в неведомый мир. И сразу появилось дерево с длинными мечеподобными листьями, с мощным стволом и с красиво и привольно раскинутыми во вес стороны мускулистыми ветвями. И вот оно стало покрываться цветами, прекрасными большими цветами, похожими на розы, но сверкающими, как драгоценные камни. Цветы покрыли дерево так густо, что не стало видно ни ветвей, ни листьев. Плавунов и Юра смотрели как зачарованные, а голос невидимой Миэль все лился и лился... И вдруг голос оборвался, дерево на экране все сверкало, все пламенело тысячами ярких красок, и уже казалось, что не цветы его покрывают, а какие-то огромные разноцветные насекомые, прожорливые и беспощадные. И дерево не выдержало натиска собственных цветов. Сначала отвалились длинные пожелтевшие листья, потом стали отламываться ветки, потом целые ветви. Наконец остался один черным, словно обуглившийся ствол. Дерево умерло, и у ног его лежали опавшие цветы: они гнили и были похожи на грязь. Медленно и торжествен голос Миэль произнес: - Прекрасны и обильны цветы гуоллы, но, увы, ядовиты: быстро расцветая в огромном множестве, они убивают породившее их дерево и гибнут вместе с ним. Запомните, друзья моя, это слово, страшнее которого ничего не может быть: ГУОЛЛА! Экран погас, мертвое дерево исчезло. Голос Миэль стал спокойнее, она заговорила о своей родине и о цели своего прибытия на Землю... СОЮЗ ТЫСЯЧИ ПЛАНЕТ Гигантский космический комплекс населенных миров, выросший в центральной области Галактики, не поддавался точному определению на земном языке. Миэль употребила слово "государство", но Союз Тысячи Планет не был государством в нашем обычном понимании. Прежде всего поражали его масштабы. Освоенный и организованный космос простирался здесь на сто световых лет. Трудно представить себе размеры такого пространства. Для нас наше солнце - далекое, недосягаемое светило. А ведь солнечный луч долетает до Земли всего лишь за восемь минут. Восемь минут - и сто лет? Да, чтобы пересечь весь Союз Тысячи Планет от одной границы до другой, солнечному лучу понадобилось бы целых сто лет... Числом "тысяча" определялось в этом Союзе лишь количество самостоятельно развившихся планет с собственной цивилизацией, собственным разумом. На самом же деле этот космический Союз охватывал тысячи солнечных систем и многие десятки тысяч планет. Это много, это грандиозно, и все же по сравнению со всей нашей Галактикой, состоящей из сотен миллиардов солнцеподобных звезд, это капля в море. Союз Тысячи Планет достиг такого высокого уровня развития, что Миэль затруднялась рассказывать о нем землянам что-либо конкретное. Не было в богатейшем русском языке землян ни соответствующих понятий, ни чего-либо похожего для обратных сравнений. Миэль попыталась, например, рассказать, как у нее на родине строятся города. Употребила при этом выражения "самопрограммирующаяся материя". Ни Плавунов, ни Юра не поняли этого. Тогда она показала им процесс стройки на экране. Получилось, что грандиозные великолепные здания удивительных форм и расцветок вырастают сами из небольшого, особым образом запрограммированного блока, словно гигантские деревья из семян. Зрелище было потрясающим, но сущность этого процесса так и осталась непонятной. А это всего лишь строительство. Что же говорить о самих людях - о их быте. науке, искусстве? Объединившийся разум, подчинив себе огромные пространства Вселенной, творил такие чудеса, что они просто не укладывались в сознании землян. Когда Плавунов спросил, на каком принципе действует космический аппарат "Дрион", Миэль ответила, что не знает. И тут же добавила, что ни один из ученых Союза Тысячи Планет не знает этого. Об этом знают четыреста миллионов ученых, вместе взятых, а каждый в отдельности знает лишь ничтожную крупицу этого общего необъятного знания. Эти крупицы объединились в блоках Великого Координатора и породили непостижимую для отдельного человеческого разума идею "Дриона". Плавунов и Юра, подавленные сложностью чужого, неведомого мира, молча слушали рассказ Миэль, молча смотрели яркие объемные картины на экране. Долго продолжался рассказ о Союзе Тысячи Планет. Но вот Миэль перешла к главному - к цели своего прибытия на Землю. Картины на экране исчезли, голос Миэль звучал на фоне спокойной голой пустоты: - Велико население нашего космического государства. Оно исчисляется не миллиардами, а десятками триллионов. Все взрослые обязаны мыслить... - Великий Координатор тоже умеет мыслить? - прервал ее вдруг Плавунов. - Нет, Великий Координатор мыслить не умеет, - ответила Миэль. - Он лишь копит мысли живого разума, подвергает их анализу и упорядочивает в стройные системы. На основании этого он делает выводы и дает советы. - Он что, вроде бога у вас? - с легкой иронией спросил Плавунов. Миэль ответила с прежней спокойной интонацией: - У нас давно уже нет никаких богов. Великий Координатор - это центральный искусственный мозг, накопитель идей. Он знает все, и советы его безошибочны. Все наши мысля принадлежат ему, Великому Координатору. Плавунов нахмурился. Голос Миэль на секунду умолк и тут же зазвучал вновь с прежней мелодичностью и размеренностью. Она поведала о том, как Великий. Координатор, накопив обширную информацию о космосе, дал совет обследовать всю Галактику и осмотреть все планеты, населенные разумными существами. Он установил, что на некоторых планетах разум развивается настолько стремительно и бурно, что вся история его проходит в непрерывных лихорадочных взрывах из-за отсутствия социального равновесия. Войны, голод, эпидемии, угнетение себе подобных, жестокости, казни, а в конце, как правило, - полное самоистребление и опустошение всей планеты - такова участь этих цивилизаций. Великий Координатор разработал метод спасения пораженного болезнью разума. Ученые назвала эту страшную болезнь "гуоллой" и стали работать над осуществлением совета Великого Координатора. Посланниками Союза Тысячи Планет Великий Координатор посоветовал отправить одних женщин. Он сказал, что эту миссию гуманности и доброты женщины выполнят лучше, чем мужчины. В особых центрах стали готовить двадцать тысяч девушек, отобранных по строжайшим критериям. - Мне посчастливилось оказаться в числе этих избранных, - сказала Миэль. - К концу нашей подготовки была завершена и работа по созданию "Дрионов". Наступил великий день. С нами прощалось все население Союза. Двадцать тысяч "Дрионов" одновременно покинули Главный Космодром и устремились в разные концы Галактики. Задача у всех была одна: искать населенные миры, пораженные гуоллой, и спасать их от гибели. Великий Координатор снабдил нас безотказным средством против гуоллы. Суть его действия в том, что оно в десятки и даже в сотни раз замедляет развитие, цивилизации, полностью устранят склонность к агрессии. Я посетила уже шестьсот шестьдесят пять планет. Ваша - шестьсот шестьдесят шестая. Много ли случаев гуоллы я обнаружила? Сравнительно немного: только пять. Из этих пяти три цивилизации я спасла, две нашла уже погибшими. Мертвые планеты, пустые, полуразрушенные города - трудно передать, до чего ужасно это зрелище. Я не буду вам показывать этих картин. Но хочу еще и еще раз напомнить: гуолла - это самое страшное из всего, что может случиться с разумом. ГУОЛЛА! Запомните это слово, друзья мои... ИСПЫТАНИЕ Когда голос Миэль умолк, в комнате наступила звенящая тишина. Плавунов и Юра продолжали сидеть неподвижно, не отрывая глаз от бездонной, как небо, голубой стены. Но вот Николай Федорович провел рукой по лицу, погладил борозду и тихо сказал: - И кто бы подумал, что где-то люди уже достигли такого! До чего же странно устроен мир... - Ничего, Николай Федорович, ничего! - с жаром ответил Юра. - Не огорчайтесь. Мы еще покажем себя!. Мы еще не такое соорудим! Дайте только срок. - Он приглушил голос и подался ближе к Плавунову. - А теперь Николаи Федорович, знаете, что не помешало бы? - Что? - удивленно спросил Плавунов. - Теперь не мешало бы подкрепиться. Вроде мы в гостях, а угощенья никакого. - Тише, Юра, стыдно! - Да я только вам... Есть хочется, и во рту пересохло. Хоть бы кружку воды дала. - Потерпи, Юра. Миэль, я думаю, уже все нам сказала и теперь отпустит нас домой... - Вы не угадали, друг мой! - прозвучал неподалеку голос Миэль. Плавунов и Юра вздрогнули и разом обернулись. К ним подходила неизвестно откуда появившаяся Миэль. Впереди нее скользил по зеркальному полу странный овальный предмет ярко-оранжевого цвета. По размерам он был не больше стола, да и с виду был похож на стол, только верх у него был не гладкий, а в виде полусферы. Предмет остановился перед Плавуновым и Юрой. - Вы не угадали, друг мой! - повторил мелодичный голос из прибора груди у Миэль, в то время как она с улыбкой смотрела на Плавунова. - Я задержу вас еще часа на три. А чтобы вы не утратили бодрости, я предлагаю вам поесть. Она провела рукой по поверхности полусферы, и та, расколовшись пополам, бесшумно исчезла в боковых стенках "предмета". Теперь это был настоящий стол, а на столе привычная для геологов, приготовленная на костре и пропахшая дымом пища в привычной жестяной посуде. Плавунов и Юра переглянулись понимающе, с подчеркнутой горячностью произнесли слова благодарности и дружно принялись за еду. Пока они ели, Миэль продолжала говорить: - Теперь вы знаете, кто я, откуда и зачем к вам прибыла. Надеюсь, вы поможете мне выполнить мою миссию. Это будет нетрудно. Один из вас должен рассказать о прошлом цивилизации Земли, другой о настоящем и о перспективах на будущее. Без подробностей, коротко. В глазах Плавунова мелькнула настороженность. - Вы хотите узнать, Миэль, не больно ли наше человечество гуоллой? - Да, я обязана это узнать. - Ясно. В таком случае, если вы не возражаете, о прошлом расскажу я. Мой друг моложе меня, ему больше пристало говорить о будущем. -Я согласна с вами. Миэль коснулась рукой "стола", и полусфера сомкнулась и тут же раздвинулась вновь. Посуда исчезла. Теперь на столе стоял сверкающий гранями бокал, наполненный темнобордовой жидкостью. - Возьмите, друг мой, - обратилась Миэль к Плавунову, - и выпейте без страха. Это только успокоит вас и освободит поток вашей памяти. Чуть-чуть поколебавшись, но тут же устыдясь своих колебаний, Плавунов взял в руку бокал и даже вздрогнул от неожиданности. Опытный геолог, он сразу, на ощупь, определил, что бокал выточен из цельного куска алмаза. - Пейте, пейте! - мягко поощрила его Миэль, заметив, с каким удивлением он рассматривает бокал. Плавунов выпил. Нет, это было не вино. Скорее, сок каких-то неведомых плодов. "Стол", накрыв пустой алмазный бокал створками, тихо отодвинулся в сторону. Миэль попросила гостей снова сесть в кресла. На голову Плавунова она надела блестящий металлический обруч из какого-то легкого, почти невесомого сплава. "Как нимб у святого", - усмехнулся Юра. наблюдавший за этой процедурой. Неотрывно глядя в глаза Плавунову, Миэль произнесла своим мелодичным голосом: - Закройте глаза, сосредоточьтесь и мысленно вспоминайте обо всем, что вам известно из прошлого вашего человечества. Плавунов закрыл глаза и тут же почувствовал, как проваливается в какую-то черную бездну. Он не потерял сознания, не утратил ощущения себя, но вместе с тем полностью лишился собственной воли. Перед его внутренним взором стремительно пронеслись вдруг картины из далекого исторического прошлого, и он не смог бы остановить этот поток образов, даже если бы захотел; Он никогда не видел этих картин, но понимал, что они идут из него, что он не придумывает их, а просто помимо своей воли освобождает из каких-то скрытых тайников памяти. Голубой экран перед Юрой вспыхнул, углубился и показал первые картины из истории человечества. Они настолько разом захватили Юру, что он не заметил, как Миэль снова куда-то исчезла. На экране шла постройка пирамиды. Под палящими лучами южного солнца двигались тысячные толпы полуобнаженных темнокожих рабов. Они вручную тащили гигантские каменные блоки вверх по склону пирамиды. Каждую "упряжку" рабов подгоняли бичами надсмотрщики в коротких юбочках... "Древний Египет... - понял Юра и поморщился от досады. - Зря Николай Федорович такое показывает. Зря!" Он не знал, что Николай Федорович не властен управлять потоком своей памяти, в которой рухнули вес преграды, открыв выход даже таким "воспоминаниям", которые самому ему казались невозможными. Вскоре, однако, яркие, объемные, совсем как живые изображения настолько увлекли Юру, что он забыл, где находится и для кого, собственно, демонстрируется этот необыкновенный "фильм". Перед глазами Юры прошли десятки коротких эпизодов из истории человечества. Иные из них развертывались на несколько минут, но большинство появлялось лишь на минуту, так что Юра не успевал порой сообразить, к какой эпохе относить тот или иной отрывок. Так он увидел походы Рамсеса II осаду Трои, бесчисленные полчища персов, двинувшихся на завоевание маленькой мужественной Эллады, боевые колесницы Александра Македонского, грозных слонов Ганнибала, легионы Юлия Цезаря в крылатых шлемах. Неисчислимые орды воинственных гуннов с их косматыми низкорослыми коньками, закованных в латы крестоносцев, костры святейшей инквизиции, опустошительные нашествия конкистадоров на мирные и беззащитные города инков, ацтеков и народов майя и многое-многое другое. И все картины были - войны, набеги, пожары, казни и снова войны. Лишь изредка между эпизодами кровопролитных битв мелькали осколочные фрагменты мирной жизни: праздник разлива Нила, древнегреческий театр, обсерватория Улугбека или путешествие Магеллана. - Многие из эпизодов были Юре знакомы, о некоторых он догадывался, а иные узнавал сразу. Ближе к новому времени неведомого становилось все меньше и меньше. После походов Наполеона и его бесславного бегства из России пошло только знакомое. Эпизоды стали длиннее, подробнее. На первой мировой войне Плавунов задержался пять минут. Он сам воевал на германском фронте. Гражданскую войну он показал во всей ее жизненной силе. В ней он тоже участвовал - бил беляков и интервентов на пяти фронтах. Перекоп, разгром Врангеля... Все. Экран погас. Некоторое время Плавунов еще сидел неподвижно, потом устало открыл глаза. Тут же появилась Миэль. Она осторожно сняла с головы Плавунова блестящий обруч и, отступив на несколько шагов, с тревожным удивлением стала рассматривать своих гостей, словно увидела их впервые. - Ну как, Миэль? Плохо, да? - криво усмехнувшись, каким-то странным чужим голосом спросил Плавунов. Миэль не ответила. Она смотрела на землян широко раскрытыми глазами, и в этих глазах были и боль и жалость, и глубокая скорбь. Юра не выдержал, крикнул: - Не надо, Миэль! Не спешите с заключением! Дайте мне, я вам расскажу, чем все это кончится! МИЭЛЬ НЕ ПОНЯЛА Печальные глаза остановились на Юре, всмотрелись в его взволнованное лицо. Тонкая рука требовательные жестом протянулась к "столу". Тот послушно заскользил по полу и замер перед своей повелительницей., Легкое прикосновение пальцев - и створки полусферы распахнулись, исчезли. На столе снова сверкал алмазный бокал, наполненный темно-бордовой жидкостью. Не отводя от Юры пристального взгляда, Миэль молча указала ему на бокал. Пружинистым рывком Юра поднялся с кресла и подошел к столу. Глаза его горели такой решимостью, что Миэль опустила ресницы и чуть-чуть отступила. - Не надо мне вашего напитка,- твердо сказал Юра. - И обруча вашего не надо. Я вам так обо всем расскажу. Без картинок. Вы согласны, Миэль? - Это ваше право, друг мой. Садитесь и рассказывайте. Юра вернулся в кресло. Миэль осталась возле овального стола, который по ее велению снова закрылся. Плавунов посмотрел на Юру с тревогой и удивлением: - Что ты задумал, Карцев? - Не беспокойтесь, Николай Федорович. Я расскажу то, что надо. - Смотри, от этого теперь зависит все... - Знаю. Юра глубоко перевел дыхание и, крепко вцепившись руками в подлокотники кресла, заговорил медленно, тяжело, словно выковыривал слова из густого вара: - Вас поразило, Миэль, что все у нас война да война. Вы готовы наклеить на нас свои ярлык с надписью "гуолла". Это понятно. У вас Великий Координатор, который дает безошибочные советы. Но наш случай особый, Я уверен, что ваш Великий Координатор его не предвидел, да и не мог предвидеть. Я не буду вам рассказывать обо всем, к чему мы стремимся, как хотим переделать наш мир. Это долго. И расскажу вам про своего отца, про большевика Дмитрия Карцева. Я расскажу вам, как он погиб шесть лет назад. Слушайте, Миэль, внимательно. Юра облизнул пересохшие губы, еще крепче вцепился в подлокотники, так что побелели суставы пальцев, и продолжал;- Войны тогда уже не было. Но врагов у нас было еще много. Они и теперь есть. Мой отец был сельским учителем. Но он воевал и в германскую. и в гражданскую. Семь раз он был ранен, чудом выжил. Когда мы разбили и беляков, и интервентов, отец вернулся в родное село. Он был настоящим большевиком и поэтому сразу начал строить новую жизнь. Школу он не бросил, продолжал учить детей, потому что, кроме него, некому было Но при этом он создал первую коммуну из бедняков. Сельские богатеи люто ненавидели отца. А бедняки уважали его и любили, потому что в коммуне они стали хозяевами земли, стали работать на себя, а не на кулаков. Беднота шла за отцом, и коммуна хорошо поднималась. Тогда враги решили расправиться с отцом. Считали: уберут вожака, и коммуна сама развалится. Однажды весной, под вечер, созвал отец в школу старших учеников. Хотел разучить с ними новые песни для Первого мая. Есть у нас такой праздник. Мне тогда было четырнадцать лет, и я тоже пришел. Мы, ребятня, сидели в классе тесным полукругом на сдвинутых лавках, а отец стоял перед нами. У него было худощавое лицо с длинным шрамом от сабельного удара и густые черные волосы. А глаза у него были голубые. Он был в поношенной военной гимнастерке и в длинной шинели, наброшенной на плечи. В школе было не топлено, потому что дрова берегли для занятий. Голос у отца был хрипловатый, но пел он все равно хорошо. Он стоял спиной к окну и пел нам песню "Наш паровоз, вперед лети..." А за окном уже совсем стемнело. И вдруг раздался звон, посыпалось стекло. В ту же секунду к ногам отца упала самодельная бомба. Она шипела и сыпала искры. Ребята остолбенели, никто даже не крикнул. Отец мой не колебался ни секунды, потому что мгновенно понял: если бомба вот так взорвется, то может убить или покалечить кого-нибудь из ребят. Он упал на бомбу и накрыл ее своим телом. И тут же она рванула... Юра умолк, сглотнул спазму, перехватившую горло, и закончил рассказ глухим, дрожащим от волнения голосом: - Отец погиб на моих глазах. Из нас, ребят, никто не пострадал. Весь удар учитель-большевик Дмитрии Николаевич Карцев принял на себя. .Юра опять помолчал, словно готовясь к последнему броску, и заключительные слова произнес с особой силой: - Вот какие люди, Миэль, взялись за перестройку нашего мира! Это не простые люди, Миэль, это титаны! Они не щадят себя ради жизни и счастья других. Они беспощадны к врагам, но еще более беспощадны к себе самим. Они готовы на все, чтобы сделать человечество счастливым, навсегда избавить его от войн и угнетения. Таким людям не страшна гуолла, Миэль. Они сокрушат гуоллу и сделают наш мир таким прекрасным, что даже ваш Союз Тысячи Планет перед ним померкнет. Клянусь, что так и будет! Когда Юра кончил, в комнате стало тихо-тихо. Миэль смотрела на Юру, словно ждала, что он будет продолжать. В ее взгляде светилось восхищенное изумление, смешанное с недовернем. Тогда Юра повернулся к Плавунову и спросил: - Ну как, Николай Федорович, правильно я сказал? - Правильно, Юра! Лучше не скажешь! - взволнованно ответит Плавунов. Потом посмотрел на Миэль, громко прокашлялся и добавил: Впрочем, судить не мне. Послушаем, что скажет наш непрошеный инспектор из космоса. Миэль перевела взгляд на Плавунова и заговорила так: - Рассказ о человеке, который не колеблясь пожертвовал собой ради спасения других, глубоко поразил меня В этом рассказе больше информации о вашей цивилизации, чем в тысячах научных трактатов. Если в вашем государстве все люди такие, каким был учитель, погибший за своих учеников, вам не страшна никакая гуолла. Но все ли такие? Я сомневаюсь не в искренности и чистоте ваших побуждений, а всего лишь точности информации. Вы не спрашивали меня до сих пор, почему "Дрион" приземлился в таком пустынном месте А ведь это не случайно. В программу "Дриона" входит избегать многолюдных центров цивилизации. Общение с правительствами, учеными, деятелями культуры неизбежно заставит меня посвящать каждой планете много времени. А я спешу. Я должна искать планеты, пораженные гуоллой, и спасать их. На планете, где все благополучно, я остаюсь не более двух суток. А там, где есть гуолла, приходится задерживаться. Больные гуоллой ни за что не признают себя больными. Хотите, я расскажу вам об одной из таких планет? - Мы слушаем вас, Миэль. В голосе Плавунова вновь зазвучала тревога. Что-то в речах Миэль настораживало его. Она продолжала: - Это была прекрасная и густонаселенная планета. Два небольших континента, остальное - безбрежный океан. На суше - сплошные города и сады, в океане - миллионы надводных и подводных судов, в воздуха - беспрерывный гул от бесчисленных летательных аппаратов. Пришлось "Дриону" приземлиться на севере среди вечных льдов, в расположении метеорологической станции, которую обслуживало три человека. От них я узнала, что планету тысячелетиями лихорадит от приступов гуоллы. В момент моего прибытия там назревала новая опустошительная война. Мысль о ней приводила людей в ужас. И тем не менее они наотрез отказались от лечения. Они пытались убедить меня, что сами справятся со своими проблемами, сами исцелятся от гуоллы. И я поверила им. Я уже удалилась в "Дрион", чтобы покинуть прекрасную планету, как вдруг услышала их исступленные вопли о помощи. Я снова вышла к ним и узнала, что страшная опустошительная война на планете только что разразилась. Обезумевшие от страха за своих близких, за свою родину, люди забыли обо всем и умоляли помочь им. Я остановила воину, хотя она успела причинить планете огромный ущерб. Я спасла эту цивилизацию, тяжело раненную, полуистребленную, но спасла. Она будет жить, будет жить всегда... Миэль умолкла. Плавунов посмотрел на Юру, хотел что-то сказать, но лишь вздохнул сокрушенно и поднялся с кресла. Юра последовал его примеру. - Насколько я понял, вы не поверили в наши возможности... - глухо проговорил Плавунов, вперив в Миэль тяжелый взгляд. - Сегодня вечером, друзья мои, я приду к вам проститься. Сразу после заката. А пока позвольте проводить вас к выходу, - сказала она, уклонившись от прямого ответа. Они молча пошли за ней, подавленные одной и той же мыслью: "Она не поняла нас!.." ЛАПИН ВЫХОДИТ ИЗ СТРОЯ - Миэль не поняла нас, нашей жизни... Этими словами Плавунов закончил свой рассказ о посещении "Дриона" и о переговорах с представительницей Союза Тысячи Планет. В палатке воцарилось глубокое молчание. Даже Расульчик присмирел и лишь тревожно заглядывая в лица взрослых. Его поразило, что взрослые, собравшись в палатке начальника, не послали его побегать, а оставили наравне со всеми. Это могло означать только одно: беда свалилась такая небывалая, что и от детей ее решили не скрывать. Первым тяжелую тишину нарушил Петр Лапин. Он встал, одернул гимнастерку и спросил: - А чем она лечит от этой самой гуоллы, Николай Федорович? Ведь людей-то эвона, два миллиарда! Пока каждому сунешь по пилюле, тысяча лет пройдет! - Причем тут пилюли, Петр Иванович! Она выпускает в атмосферу планеты какой-то газ. Люди дышат, частички газа мгновенно проникают в клетки организма, и в результате меняется весь характер людей. Они становятся медлительны и благодушны, как черепахи. - Значит, газом травит, - злобно подвел Лапин. - А как вы думаете, Николаи Федорович, что это на ней за одежонка? Пуля ее пробьет или нет? - Вы к чему это, Петр Иванович? - А к тому, что если эту "красивую, умную, добрую" не удастся уговорить по-хорошему, то неплохо бы с ней поступить, как с обычной контрой! - Не торопитесь, Лапин! - остановил его Плавунов. Но Лапин продолжал с той же энергией: - Если пуля - это незаконно и некультурно, то можно и по-другому. Можно просто связать ее, чтоб двинуться не могла, кинуть через седло и умчать в Шураб. А уж там с ней разберутся. А "Дрион" этот нашему Советскому государству представим. Как вам такой план? Опять поднялся шум. Радикальные меры, предложенные Лапиным, не всем пришлись по душе. Тогда он махнул рукой и сел, показывая своим видом, что никто его не переубедил. Слова попросил Искра. - Мне понравилась решительность Петра, - сказал он. - Но к Миэль, мне кажется, такие меры не применимы. Возьмет ли ее еще пуля? Она посетила уже несколько сот планет, и нигде с ней ничего не случилось... - А у нас случится! - крикнул Лапин. - Погоди, Петр, я не кончил. Думаю, что будет правильнее спокойно убедить Миэль в нашей правоте. Она ведь еще не сказала, что собирается нас лечить. Ведь не сказала, Николай Федорович? - Прямо не сказала, но и так все понятно; Она нас не понимает. - Надо сделать так, чтобы поняла. У нас в руках судьба всей планеты. - Ладно, попробуем... Все понимали, что это малонадежное средство, но оно было единственным, и это тоже все понимали. И вот настал час прихода Миэль. Встречать ее послали Наташу, Искру и Расульчика. В палатке Плавунова навели порядок, зажгли свечи. Служившие столом три пустых ящика из-под консервов накрыли чистыми полотенцами. С каждой новой встречей удивляли те разительные перемены, которые происходили с Миэль. Теперь в палатку вошла энергичная женщина, с горящими золотистыми глазами, с властным выражением лица. Это была та же Миэль, в той же серебристой одежде, но что-то новое появилось в се прекрасных чертах, и назвать ее "доброй" никто бы теперь не решился. Она стремительно вошла в палатку и обвела присутствующих лучистым взглядом. Плавунов, Лапин и Карцев встали, как по команде, и молча ей поклонились. Миэль прошла к столику и села на приготовленный для нее раскладной стульчик. Вошедшие вслед за ней Искра, Наташа и Расульчик присели на кошму у входа. Карцев и Лапин тоже опустились на свои места. Стоять остался один Плавунов. К нему Миэль и обратилась: - Я ничего не сказала вам о результатах, друг мой, потому что не хотела огорчать вас преждевременно своим личным мнением. Все полученные от вас и вашего друга сведения поступили в координатор "Дриона". Его совет я и пришла вам сообщить. Разум, пораженный гуоллой, лишь в очень, редких, абсолютно исключительных случаях обладает способностью справиться с болезнью собственными силами. Решить вопрос о том, представляет ли цивилизация вашей планеты именно такой исключительный случай, координатор "Дриона" не может. Это под силу только Великому Координатору Союза Тысячи Планет. Ответственность слишком большая. Прежде всего, координатор "Дриона" посоветовал испытать вас еще раз. Вы должны ответить на мой вопрос. Скажите, у вас есть враги? Плавунов медлил с ответом, взглядом советовался с друзьями. Каждый незаметно кивнул ему. - Да, Миэль. У меня есть враги - твердо сказал Плавунов. Я сторонник мира, труда, равенства и братства для всех людей. Тот, кто тянет человечество в бездну гнета, бесправия и жестокости, мой заклятый враг. Проще сказать, я против гуоллы, а все, кто за нее, мои враги. - Это понятно. А теперь скажите, друг мой. Борясь со своими врагами, вы способны щадить их? На сей раз Плавунов не колебался. - Смотря при каких обстоятельствах. Если враги признают себя побежденными и сдаются, я дарю им жизнь и возможность исправиться. Это один из принципов нашего гуманизма. - Хорошо. А теперь представьте себе такую ситуацию. В бою ваш заклятый враг загнал вас на край пропасти. Ваша гибель в этой пропасти неизбежна. Но у вас еще есть возможность увлечь в эту пропасть и врага. Как бы вы в такой ситуации поступили - подарили бы езду жизнь или заставили бы его разделить вашу гибель? Плавунов провел рукой по бороде и пожал плечами. - Странный вопрос, - заговорил он хрипло. - Вы говорите, что ситуация ваша возникла в бою? Так сказать, в пылу сражения? - Да, в сражении, в бою. - Если бой, так бой! - решился наконец Плавунов, - В бою за правое дело я не могу щадить ни себя, ни врагов. - Благодарю вас за откровенность, друг мой. Миэль обвела присутствующих взглядом. Все с напряжением ждали, что она скажет. И она сказала: - От имени Союза Тысячи Планет, пославшего меня, считаю своим долгом объявить вам, друзья мои что ваше человечество страдает гуоллой в самой тяжелой форме и что в силу этого лечение вашей планеты неизбежно. Последнее испытание, проделанное мною по совету координатора "Дриона", полностью подтверждает это. - И это решение нигде и ни перед кем нельзя опротестовать? - Нет, нельзя. И снова тишина, давящая, страшная, как тишина глубокого подземелья. Оборвал ее внезапно резкий, полный неукротимой ярости голос Петра Лапина: - Ну, это уж слишком! Что мы у нее, пешки какие-нибудь? Еще посмотрим, кто кого! Он бешено рванул кобуру пистолета. В тот же миг в чуть приподнятой руке Миэль оказался маленький блестящий предмет, похожий на фонарик. Сверкнул тонкий луч. Он мелькнул, как лезвие шпаги, коснулся головы Лапина и тут же погас. Петр, успевший уже выхватить пистолет, вдруг преобразился. Выражение ярости исчезло с его лица, искаженные гневом черты разгладились; глаза стали кроткими, ясными, как у ребенка; на губах расцвела безобидная радостная улыбка. Он с недоумением повертел в руке пистолет, рассматривая его, как совершенно незнакомую вещь. и в конце концов с отвращением швырнул на пол. Посмотрев на Плавунова, сказал: - Николай Федорович, а коней-то на водопой сегодня забыли сгонять. Может, сейчас сгонять? Плавунов ему не ответил. А Миэль опустила руку с фонариком и сказала: - В течение этой ночи и завтрашнего дня, друзья мои, вы можете подготовиться к изменениям в вашем сознании, которые неизбежны. Какими они будут, вы можете судить по вашему другу Петру Лапину. Его пришлось сделать другим человеком в индивидуальном порядке. Он стал слишком несдержан. Итак, ночь и день в вашем распоряжении. А в следующую ночь ваша прекрасная планета Земля будет навсегда излечена от пагубной гуоллы. Это просто задержит развитие вашей цивилизации. Мне нужно двадцать четыре часа, чтобы приготовить все необходимое для лечения. "Дрион" на это время будет закрыт. Если я зачем-либо понадоблюсь, пошлите мальчика. "Дрион" отлично реагирует на Расула и немедленно его примет. Прощайте! Она встала со стула и быстро пошла прочь. Никто не проронил ни слова, пока Миэль не скрылась, После этого все бросились к Лапину и принялись тормошить его. Но быстро поняли, что это уже не Петр Лапин, а совсем другой человек. ХАНБЕК ЗАКИРОВ Кто мог спать в такую ночь. последнюю ночь перед неизбежными переменами? Никто, кроме Расульчика, который хотя и понимал, что "добрая Миэль" готовит людям какую то большую обиду, но уж, конечно, не имел ни малейшего представления, в чем эта обида заключается. Ну, а Лапин просто не в счет. Лапин выпал из коллектива экспедиции, как выпали из него и девять спящих мужчин, лежащих уже третьи сутки на тюфяках без движения. Состояние Лапина не поддавалось никакому описанию. Он знал свое имя, узнавал в лицо своих друзей, но он начисто забыл, почему находится в горах, не проявлял ни малейшего интереса ни к черному шару, на к проблемам, терзавшим его товарищей. Вскоре после ухода Миэль он забрался в палатку Искры, завалился на тюфяк и уснул, как младенец. Здесь же устроили на ночь и Расульчика. Плавунов, Искра, Наташа и Юра коротали ночь в бесплодных разговорах. Они строили самые различные планы, как заставить Миэль отказаться от своего намерения, но тут же отвергали их, понимая, что осуществить их невозможно. Миэль не поверила в реальность грядущих перемен, а убедить ее они не смогли. И ничего уже нельзя сделать за такой короткий срок. За двадцать четыре часа если и доскачешь до Шураба, то все равно ничего, кроме этого, сделать не успеешь. К полуночи у Плавунова разболелась голова, и он прилег. Наташа от отчаяния и безнадежности расплакалась. - Теперь может помочь только чудо, - сказал Искра. - А чудес не бывает, - добавил Юра. И тут, словно в ответ на это утверждение, где-то вдалеке послышался цокот копыт. - Слышишь? Пойдем! К нам скачет чудо, только неизвестно с чем! - сказал Юра Искре. Достав из-под тюфяков винтовки, они поспешно выскользнули из палатки. В лагере было темно, потому что свет из "Дриона" больше не подавался, а сам "Дрион" стоял с наглухо задраенным люком, черный, неподвижный, страшный. Цоканье копыт стремительно нарастало. Через минуту в лагерь ворвался всадник. Он осадил коня возле загона, соскользнул с седла и хотел было бежать к палатке Плавунова, как вдруг в темноте лязгнули затворы винтовок и раздался суровый голос: - Стой! Руки вверх! Кто такой? Силуэт человека смутно рисовался в темноте, но все же можно было увидеть, что он сразу поднял руки. И тут же торопливо заговорил: - Я Закиров, товарыщи! Ханбек Закиров! Веди быстро к началник! Я бежал от Худояр-хан! Этот собак басмач через два-три часы будет здес, со вся банда! Нада готовит встреча! Двадцат сабел ничиво! Он выговорил это на одном дыхании и разом умолк, тяжело отдуваясь. - Закиров? Да, кажется, ты в самом деле Закиров. Когда Закирова ввели в освещенную палатку, Карцев даже охнул от изумления. Закиров был бос, без шайки, а тело его было едва прикрыто какими-то лохмотьями. Лицо его было в кровоподтеках и пятнах ссохшейся крови. На теле сквозь лохмотья виднелись багровые рубцы. Едва войдя в палатку, Закиров упал как подкошенный на кошму и хрипло проговорил: - Пит дай. вода дай! Плавунов налил в кружку воды и подал проводнику. Тот выпил и попросил еще. И только тогда стал рассказывать. История его сводилась к тому, что по дороге в Шураб, во время ночевки, его, сонного, захватили басмачи Худояр-хана. Связанного увезли далеко в горы, где у них было постоянное прибежище в большой пещере. Там его держали две недели, ежедневно подвергая пыткам. Требовали рассказать, что означают найденный у него карты и образцы руды. Закиров упорно молчал. Но вот к басмачам приехал какой-то мулла. Он сразу определил, что на картах намечено местоположение Железной горы, и что образцы сняты с нее. Худояр-хан со своим отрядом немедленно выступил к Железной горе, чтобы уничтожить геологическую экспедицию Плавунова. Пленника басмачи взяли с собой, решив расстрелять его после разгрома экспедиции. Последнюю ночевку басмачи устроили в трех часах езды от лагеря, чтобы на рассвете напасть на него врасплох и смять одним ударом. С наступлением темноты Закирову удалось перегрызть веревки на руках, снять без единого звука часового и, похитив оседланную лошадь, бежать. Побег его, наверное, уже обнаружен, так что через час, через два басмачи могут нагрянуть в лагерь. - Сколько человек в лагере Худояр-хана? - спросил Плавунов. - Двадцат, да ишо сам курбаши, да ишо мулла. - Какое у них оружие? - Сабля, карабин, револвер, кинжал. - Пулемет есть? - Йок, нету. - Ты, Закиров, настоящий красный джигит. Спасибо тебе! Поешь, отдохни часок - и в строй. Одежду и винтовку мы тебе дадим. - Карашо, началник. Приказав Наташе позаботиться о Закирове, Плавунов сделал знак Юре и Искре следовать за ним и вышел из палатки. Отведя их подальше,