пристально всматриваясь в черты лица стоявшего перед ним стройного молодого каллистянина, одетого в такой же серый комбинезон с красным мехом на воротнике, как и другие. Он не мог сказать почему, но лицо Дьеньи показалось ему знакомым. - Вы женщина? - спросил он. - Да, - удивленно ответила Дьеньи. - Тогда, - сказал Широков, - я особо приветствую вас, первую женщину Каллисто, которую я увидел. Дьеньи обняла его. Нежное прикосновение ее пальцев глубоко взволновало Широкова. Неожиданно для себя он взял ее руку и поцеловал. - На Земле есть такой обычай, - пояснил он, видя удивление не только новых, но и старых своих друзей. Он был смущен своим поступком. Чем-то далеким и почти забытым повеяло на него. Он вспомнил свою мать, единственную женщину, руку которой он целовал в детстве. Лицо Дьеньи, чуждое ему - человеку Земли, вдруг показалось родным и милым. - Ваше лицо, - сказал он, чтобы скрыть свое смущение, - кого-то мне напоминает. - Меня зовут Дьеньи, - сказала девушка. - Я внучка человека, которого вы хорошо знаете. - Кого же? - Рьига Диегоня. Этот ответ поразил не только Широкова, но и Синьга, Бьяининя и Мьеньоня. - Внучка Диегоня? - одновременно переспросили все четверо. Широков понял, почему ее лицо показалось ему знакомым. Он даже удивился, что сам не догадался, кто перед ним. Поразительное сходство теперь бросалось в глаза. - Диегонь никогда не говорил нам о вас, - сказал Мьеньонь. - Он сам не знает о моем существовании, - улыбнулась Дьеньи. - Чья вы дочь? - Вьега Диегоня. - Замечательный сюрприз нашему командиру, - сказал Бьяининь. Пока Широков знакомился с тремя каллистянами, Синьг не терял даром времени. Он достал небольшой аппарат и установил его на земле возле Синьяня. - Надо обнажить место ожога, - сказал он. Ресьинь и Линьг принялись помогать ему. Меховой комбинезон был расстегнут, а одежда под ним разрезана. Раздеть раненого они не решились, так как для каллистянина воздух был слишком холодным. Один Широков не чувствовал холода. На черной груди Синьяня резко выделялись серые пятна. - Ожог проник очень глубоко, - сказал Синьг. - Если бы мы опоздали... А другие ожоги есть? - перебил он сам себя, обращаясь к Ресьиню. - Есть на ногах, но наиболее опасны эти. Синьг включил аппарат. Серые пятна внезапно превратились в зеленые. Широков, позабыв о новых знакомых, внимательно следил за процессом. Он уже достаточно знал о медицине Каллисто и разбирался в лечебных аппаратах, но видеть их в действии ему не приходилось, кроме того далекого случая, когда Синьг, в его присутствии, удалял из тела Вьеньяня пули Ю Син-Чжоу. Как давно это было! Каким чудесным казался тогда прибор Синьга земным медикам, и каким простым оказался он, когда Синьг объяснил его устройство и принцип работы. Стоя в отдалении, вместе с другими каллистянами, чтобы не мешать врачам, Дьеньи не спускала глаз с лица Широкова. "Так вот как они выглядят, - думала девушка. - Похожи и не похожи на нас. Белые каллистяне. Как хорошо, что мои опасения не оправдались". Дьеньи была молода, впечатлительна и склонна к мечтательности. С раннего детства от своего отца она слышала бесконечные рассказы о звездолете, улетевшем к далекой звезде, и о его командире. Все дети Каллисто знали имена отважных звездоплавателей, и Дьеньи радовалась и гордилась тем, что один из них ее дед. Она любила мечтать о времени, когда звездолет вернется. Дьеньи часто представляла себе неизвестную планету, которую найдет ее дед, и обитателей этой планеты. В ее детском воображении они рисовались во всем подобными каллистянам. Шло время; ребенок превратился в девушку, но мечты о людях иного мира по-прежнему волновали Дьеньи. Думать о них стало ее привычкой. Она сама стала астронавтом, увидела обитателей Кетьо, но они никак не могли служить воплощением ее мечты. Наивные детские представления сменились знаниями взрослого человека. Дьеньи уже не думала, что жители другой планетной системы обязательно должны быть копиями каллистян. Она знала, что формы жизни бесконечно разнообразны. Но увидеть своими глазами "человека Мьеньи" оставалось ее затаенной мечтой. Пусть даже это существо окажется совсем не похожим на каллистян, но обладающее разумом, а следовательно родственное. И вот совсем не так, как она ожидала, мечта стала явью. "Человек Мьеньи" перед ней, и формы его тела совсем не причудливы, а самые обычные. И его белое лицо даже своеобразно красиво. "Какие странные у него глаза! Синие, как небо Сетито. И как широко открыты... А губы красные. Как странно! Наверное, это потому, что кожа на них тонка и просвечивает кровь". Она вспомнила, как эти губы коснулись ее руки. Они были нежны и мягки. "Какой удивительный обычай - касаться губами руки женщины! Моя рука, наверное, показалась ему грубой". Она посмотрела на руку Широкова. Рука была почти белая и чуть ли не прозрачная. Дьеньи вдруг захотелось коснуться этой руки своими губами. Горячая волна крови прилила к ее лицу, и щеки девушки посерели. Она ничего не знала о поцелуе. Даже такого слова не было на каллистянском языке. Широков чувствовал на себе взгляд Дьеньи. Ему хотелось, чтобы она отвернулась, перестала его рассматривать. В ее глазах он, вероятно, выглядит уродом. Ведь она привыкла к черному цвету и резким, определенным чертам лица. За эти годы Широков и Синяев настолько пригляделись к каллистянам, что перестали замечать разницу между собой и ими. Но они помнили, какими необычайными казались каллистяне в первые дни их пребывания на Земле. Ей, этой девушке с Каллисто (то, что Диегонь не знал о ее существовании, доказывало, что Дьеньи очень молода), должен казаться странным цвет его кожи. Белое лицо, красные губы, синие глаза, - Широков впервые подумал, что такое разнообразие красок может производить неприятное впечатление. "Ну что ж! - решил он. - Пусть смотрит. Надо привыкать к этому. На Каллисто все будут нас рассматривать". Он нахмурился и, не обращая больше внимания на Дьеньи, сосредоточенно наблюдал за операцией. Синьг медленно вращал маленький диск на корпусе аппарата, усиливая, как знал Широков, невидимый поток нейтронных частиц. Зеленый цвет места ожога постепенно темнел, переходя в фиолетовый. Это продолжалось около часа. - Теперь второй, - сказал Синьг. Та же процедура была проделана над Вьеньонем. Пораженные места покрыли толстым слоем остро пахнувшей мази и забинтовали. Оба раненых все еще не проснулись. - Теперь все в порядке, - сказал Синьг, вставая. - Окончательную обработку произведем на звездолете. Не задерживаясь, тронулись в путь. Раненых несли по очереди. Мьеньонь и Дьеньи шли впереди, расчищая дорогу, уничтожая препятствия "лучами" ультразвука. Звери и птицы не показывались. Только один раз донесся издалека рев и вой кетьра. Наконец вышли из лесу, и перед ними открылась равнина, уходящая за горизонт. Впереди была видна станция, стоявшая на невысоком холме, а справа от нее - белый шар космического корабля. Над ним летало несколько членов экипажа, ожидавших появления из леса своих товарищей. Как только они показались, четверо направились в их сторону, быстро приблизились и опустились возле них на землю. Это были Диегонь, Вьеньянь, Леньиньг и Синяев. Прежде чем приветствовать своих соотечественников, Диегонь обратился к Синьгу с вопросом о раненых. - Они вне опасности, - ответил врач корабля. Дьеньи сразу узнала Диегоня. Она смотрела только на него, не видя даже Синяева, на котором сосредоточилось внимание ее спутников. В их доме на Каллисто всюду были скульптуры Диегоня, и Дьеньи хорошо знала суровые и резкие черты его лица. И вот он перед ней, постаревший, еще более суровый, чем на портретах, но с тем же родным лицом. Она стояла немного в стороне от других, и Диегонь, поздоровавшись с Ресьинем и Вьиньинем, подошел к ней последней. - Я рад видеть столь юную представительницу нашей науки, - ласково сказал он, обнимая ее. Дьеньи прижалась лицом к его груди. Ее руки остались опущенными, и Диегонь почувствовал, как сильно дрожит все ее тело от непонятного ему глубокого волнения. Он заметил внезапно наступившее молчание и оглянулся на своих спутников. Никто не смотрел в их сторону. Каллистяне и оба человека с Земли, словно намеренно, отвернулись. Еще не догадываясь о причине такого поведения товарищей, Диегонь осторожно, но решительно поднял рукой ее голову и внимательно всмотрелся в черты ее лица. - Как вас зовут, девушка? - спросил он, уже не сомневаясь в том, какой последует ответ. Эти черты были ему слишком хорошо знакомы. - Дьеньи Диегонь, - ответила она и еще сильнее прижалась к нему. НА МЕЖПЛАНЕТНОЙ СТАНЦИИ Здание стояло на холме, склоны которого были искусственно срезаны, очевидно для того, чтобы сделать невозможным доступ на него огромным животным Сетито. Наверх вела узкая лестница, высеченная в каменистом грунте. Станция была построена без всяких украшений, в форме голубого куба. На каждой стене было два окна, высоких, но очень узких, напоминавших скорее щели, чем окна, без рам и стекол. Линьг объяснил, что это сделано для защиты оборудования от птиц, которые могли проникнуть внутрь, если бы окна были широкими. "Станция, - сказал он, - построена давно и потому имеет окна. Такая же станция на Кетьо, построенная позже, без каких-либо отверстий". "Значит, она освещается искусственно?" - спросил Синяев. - "Нет, ее стены прозрачны". Огромные кольца, диаметром не меньше пятидесяти метров, тускло блестевшие под лучами Рельоса, непонятно как держались над плоской крышей. Широков и Синяев с интересом рассматривали эти кольца и самый дом. Это была первая увиденная ими в жизни межпланетная "радиостанция", и они не могли смотреть на нее без волнения, думая о сверхмощных "генераторах", которые посылали свои "волны" на столь исполинское расстояние, делали возможным разговор между планетами. И кроме того, это было не радио, а что-то совсем иное, основанное на других принципах. Станция бьеньеты была вершиной современной каллистянской техники. До старта звездолета Диегоня, двадцать два года тому назад (одиннадцать лет по каллистянскому счету), на соседних с Каллисто планетах таких станций еще не было. Диегонь, Мьеньонь и их товарищи, так же как люди Земли, видели ее в первый раз. - Вероятно, - спросил Широков, - разговор возможен только тогда, когда между Каллисто и Сетито кратчайшее расстояние? - Нет, это не имеет значения, - ответил Линьг. - Разговор возможен всегда, за исключением тех случаев, когда Сетито и Каллисто находятся на одной линии с Рельосом, по разные стороны от него. Тогда бьеньеты дойти не могут. Но мы учитываем это обстоятельство, и экспедиции организуются, только когда связь бесперебойна. - Почему не могут? - спросил Синяев. - Потому, что поле Рельоса очень мощно. - Поле гравитации? - Да, разумеется. Синяеву этот ответ дал многое. Он уже смутно подозревал, на чем основываются передачи сообщений с планеты на планету. Наука Земли вплотную подошла к раскрытию тайны тяготения и уже достоверно знала, что энергия гравитации распространяется почти мгновенно, неизмеримо быстрее энергии света. - С какой скоростью идет передача? - спросил он, желая окончательно убедиться, что догадка верна. На лице Линьга появилось странное выражение. Он словно смутился. Казалось, ему чего-то стало стыдно. - Мы знаем, - извиняющимся тоном ответил он, - что передача должна проходить мгновенно. Но она почему-то задерживается. Скорее всего, в этом виноваты аппараты связи. Передача доходит только вдвое быстрее луча света. А у вас? - спросил он, понижая голос. "Так вот почему он смутился, - подумал Синяев. - Ему стало неловко за "отсталость" техники Каллисто. Он думает, что мы достигли большего". Он чуть не рассмеялся. Технике его родины еще далеко до бьеньеты каллистян. На вопрос Линьга Синяев ничего не ответил и задал встречный вопрос: - Что вам дают экспедиции на соседние планеты? - Каждая планета развивается своим путем, и изучение этих путей - благодарная задача. Легче понять пути развития нашей планеты. В этом вопросе еще много неясного. Линьг, Ресьинь, Вьиньинь и Дьеньи после первого, вполне понятного и естественного удивления ничем не выказывали любопытства, которое должны были вызывать в них люди Земли. Отношения сразу стали простыми. Широков подумал, что деликатность свойственна не только экипажу звездолета, но является общей чертой характера каллистян, чертой, воспитанной в них коммунистическим строем их жизни. Назойливое любопытство, очевидно, было им чуждо. "А Дьеньи, - вспомнил он. - Она так настойчиво рассматривала меня в лесу. Значит, женщины Каллисто более любопытны, чем мужчины". Но он тут же отверг этот вывод. Поведение Дьеньи имело какую-то особую причину. Широков уже привык, что каллистяне всегда с полной откровенностью высказывали свои мысли. Он был уверен, что Дьеньи ответит ему с такой же откровенностью, и он решил спросить ее при первом удобном случае. Они подошли к самому холму и остановились у подножия лестницы. По обе стороны входа стояли две статуи - вернее, барельефы, высеченные на поверхности круглых столбов, от которых начиналась лестница. Столбы были около трех метров высотой. Широков и Синяев знали, что самым распространенным на Каллисто видом искусства была скульптура. - Давно они тут стоят? - спросил Диегонь. - Поставлены пять лет тому назад. - Вы были на Сетито раньше? - спросил Широков. - Был два раза, - ответил Диегонь. - Но этих статуй, так же как и этих колец, - он кивнул на крышу, - тогда еще не было. - Что помещалось тогда в этом доме? - Ничего. Просто дом отдыха экипажей. Синяев внимательно рассматривал барельефы. Каменные черты одного из каллистян показались ему знакомыми. Он вгляделся пристальнее. - Кажется, это вы? - обратился он к Мьеньоню. - Вы не ошиблись, - ответил инженер. - Это действительно я. Дело в том, что я был в числе четырех членов экипажа звездолета, первым посетившего эту планету. Чья это работа? - спросил он, повернувшись к Линьгу. Тот назвал имя. Оно было, конечно, совершенно неизвестно Широкову и Синяеву, но, очевидно, хорошо известно каллистянам. - Вот как! - сказал Мьеньонь. - Не знал, что удостоился такой чести. - Это еще вопрос, - сказала Дьеньи, - кто удостоился чести: вы или автор памятника. Мьеньонь улыбнулся. - Вы слишком высоко ставите нас, - сказал он. - Разве можно поставить вас выше, чем вы стоите? - возразила Дьеньи. - Давайте поднимать раненых. - Мьеньонь уклонился от дальнейшего разговора на эту тему. "Интересно, - подумал Широков, - сохранилось ли у каллистян чувство тщеславия? Общественный строй их жизни как будто не оставляет для него никакой почвы". Диегонь ласково посмотрел на внучку. - Энтузиастка! - сказал он. - Вам самой надо слетать на Зьемьлю. (На Каллисто не существует местоимении. Все каллистяне независимо от родства обращались друг к другу без "вы" или "ты". Автор пользуется местоимением "вы" для удобства изложения.) Дьеньи ничего не ответила. Широкову все больше и больше нравилась эта девушка. Чем-то неуловимым она напоминала ему ту, которая была его невестой и умерла, не успев стать женой. Синьяня и Вьеньоня осторожно подняли по лестнице. Они продолжали спать, их лица были неподвижны и безучастны. Вслед за несшими носилки поднялись остальные. Лестница оканчивалась у самой двери. Правда, в первый момент ни Широков, ни Синяев никакой двери не увидели. Стена казалась такой же, как во всех других местах. Но Линьг нажал на едва заметную кнопку, и часть стены сдвинулась с места, отошла немного назад и поднялась. Образовался проход шириной не больше полуметра. Носилки из веток не могли пройти через эту дверь. Каллистяне на руках внесли раненых внутрь. За ними прошел Синьг. - Почему дверь так узка? - спросил Широков. - Для защиты от летающих животных, - ответил Вьиньинь. - На Сетито их много. Птица может налететь на дверь и случайно нажать на кнопку. Ведь мы прилетаем сюда нечасто. - Внимание! - раздался голос Дьеньи. - Гисельи! Все поспешно обернулись. Со стороны леса к холму приближались огромные крылатые существа. Их было не менее пятнадцати. - Старые знакомые! - сказал Мьеньонь. Гисельи быстро подлетали. Их перепончатые крылья издавали шелестящий звук. Даже среди дня светились на тупых мордах зеленые глаза. Уродливые тела, с длинными, несколько раз согнутыми ногами, на концах которых были видны острые когти, достигали в длину трех метров. Не то звери, не то птицы - гисельи летели не прямо, а порывистыми зигзагами, судорожно метаясь из стороны в сторону. - Сегодня ночью мы убили шесть штук, - сказала Дьеньи. Она первая достала оружие. Широков, наблюдавший за нею, не заметил ни малейшего признака страха или волнения. Эта девушка, едва вышедшая из детского возраста, вела себя так же спокойно, как мужчины, только что вернувшиеся из звездного рейса. Ее спокойствие было неприятно Широкову. "Если бы она проявила женскую слабость, - подумал он, - то стала бы больше похожа на девушек Земли". Вслед за каллистянами, очевидно решившими не прятаться от гиселий внутри станции, Широков и Синяев достали пистолеты. Перед тем как выйти из корабля на землю Сетито, Диегонь предложил им кью-дьели, но они отказались, предпочитая привычное земное оружие, которое, в числе прочих вещей, оказалось в их багаже. Кто и зачем положил его в чемоданы, они не знали. Но теперь пистолеты пригодились. Гисельи приближались. Вот-вот раздадутся выстрелы и протянутся навстречу хищникам огненные нити кью-дьелей. Но птицы внезапно круто повернули в сторону и направились к белому шару звездолета. Может быть, они испугались такого количества людей? - Нет, - ответил Мьеньонь на вопрос Синяева, - гисельи ничего не боятся. Кто их знает, почему они передумали. На вершине корабля виднелась крохотная фигурка кого-то из экипажа. - Видит ли он их? - тревожно сказал Диегонь. - Наверное, видит. Гисельи все ближе подлетали к шару, где все так же стоял одинокий человек. - Почему он не спускается вниз? - топнув ногой, сказал Диегонь. - Их слишком много. Ему не справиться со всеми. Синяев достал из чехла сильный бинокль и поднес его к глазам. - Это, кажется, Ньяньиньг, - сказал он. - Он что-то рассматривает на той стороне и стоит спиной к птицам. Но если Ньяньиньг не видел опасности, то должен был услышать шум крыльев. Никаких признаков, что он знает о птицах и готов отразить нападение, не было заметно. - Идите вниз! - крикнула Дьеньи, точно инженер мог услышать ее на таком расстоянии. - Ваше бесшумное оружие здесь бесполезно, - сказал Широков. - Попробуем наше. Он поднял пистолет и три раза выстрелил в воздух. - Обернулся, - сказал Синяев. Было видно, как Ньяньиньг метнулся к люку подъемной машины. Едва он скрылся, гисельи пролетели над самой вершиной шара. Синяев видел в бинокль, как одна из птиц ударилась о кессиндовую поверхность. - Еще секунда промедления, - сказал он, опуская бинокль, - и она схватила бы его. - Спасибо, Петя, - сказал Диегонь. - Каллистяне во всем избегают шума, - засмеялся Широков. - Но иногда шум может оказаться полезным. - Кетьр! - воскликнула Дьеньи. - Так вот он на что засмотрелся! - сказал Линьг. Зверь только что показался из-за корабля. По-видимому, он обходил его кругом, рассматривая незнакомый предмет. Благодаря тому, что кетьр находился возле корабля, размеры которого были хорошо известны людям, они смогли составить ясное представление о размерах животного. - Чудовище! - сказал Синяев. Ничего другого и нельзя было сказать. Зверь, не менее шести метров в высоту и двенадцати в длину, вполне заслуживал названия чудовища. Даже рядом со звездолетом он казался огромным. Темно-серая туша на неимоверно толстых коротких ногах, казалось, не шла, а ползла по равнине. Раздвоенный хвост волочился по земле. Непропорционально тонкая шея оканчивалась маленькой головой, которую нельзя было рассмотреть на таком расстоянии даже в бинокль. Обнаженное, без шерсти, тело кетьра тускло блестело. - Я во что бы то ни стало хочу увидеть его вблизи и сфотографировать, - сказал Широков. - Когда еще выпадет случай встретить живого бронтозавра? (Бронтозавры - гигантские животные из группы динозавров, жившие на Земле в мезозойскую эру.) В возбуждении он даже не заметил, что говорит по-русски. Бьяининь перевел его слова. - Откуда вы хотите его снять? - спросил Линьг. - С корабля, - ответил Широков. Он поспешно стал надевать крылья. Фотоаппарат висел у него на плече, и за время короткого пребывания на Сетито было сделано уже много снимков. - Я не пущу тебя одного, - сказал Синяев. - Только не вздумайте опускаться на землю, - предостерег их Диегонь. - Кетьр очень опасен и, несмотря на внешнюю неуклюжесть, может бегать очень быстро. - Мы будем об этом помнить, - ответил Синяев. - Может быть, лучше не надо? - сказала Дьеньи, и Широков вдруг вспомнил, что точно такие же слова сказал ему Куприянов в тот памятный день, когда он впервые собирался лететь на крыльях вместе с каллистянами, после их выхода из шара на поле под Курском. Где сейчас Михаил Михайлович? Жив ли он? Вспоминает ли о нем?.. - Осторожнее, - тихо прибавила Дьеньи, и в узких прорезях ее темных глаз Широкову почудился мелькнувший огонек. - Кетьр же не летает, - ответил он. - Какая же может быть опасность? А гиселий давно уже не видно. Они сразу включили полную скорость, опасаясь, что зверь отойдет от звездолета и тогда окажется на снимке слишком мелким. Расстояние в один километр, отделявшее корабль от холма, преодолели за одну минуту. С близкого расстояния кетьр казался еще более неуклюжим, чем издали. Они хорошо рассмотрели его морщинистую, как у земного слона, голую кожу и странно маленькую плоскую голову. - Настоящий бронтозавр! - крикнул Широков. Синяев кивнул головой. Кетьр, очевидно, услышал. Он поднял голову, и они увидели его злые глаза, так же, как у гиселий, горевшие зеленым огнем. Опустившись на вершину шара, Широков поспешно снял крылья и взялся за аппарат. Кетьр был виден отсюда как на ладони. Снимок за снимком Широков использовал всю пленку. Жалеть не приходилось, - такой случай мог никогда не повториться. - Ну вот и все! - облегченно вздохнул он, щелкнув последний раз затвором и сняв, через телеобъектив, морду зверя. - Жаль, что нет киноаппарата. Но, оглянувшись, он никого не увидел позади себя. Синяев исчез. Его крылья лежали у люка подъемной машины. "Пошел за камерой", - обрадовался Широков. Кетьру, очевидно, надоел корабль. Он медленно повернулся и пошел к лесу, не оборачиваясь. - Он не считает нас опасными для себя, - сказал Синяев, снова появляясь наверху в сопровождении Ньяньиньга. - Отойди немного! У него в руках была кинокамера. Пять минут, пока кетьр не отошел слишком далеко, Синяев непрерывно снимал его. - Теперь на Земле увидят, как он ходит, - удовлетворенно сказал он. - Жалко, что гисельи не попали на пленку. - Спасибо! - сказал Ньяньиньг, обнимая Широкова. - Это вы спасли меня. - Как это вы чуть не прозевали? - Меня поразило появление кетьра, - пояснил инженер. - Я его никогда раньше не видел. Они втроем вернулись на холм. Широков и Синяев еще не были внутри станции. Они с интересом рассматривали внутреннее убранство первого каллистянского дома, увиденного ими не на рисунке. Но обстановка была очень простой и ничего нового для себя, кроме, разумеется, аппаратов бьеньеты, они не увидели. В доме было три комнаты. Одна из них была жилой, и в ней находились сейчас Вьеньонь и Синьянь. Во второй помещались агрегаты, дающие бьеньетоэнергию, а в третьей - приемные и передающие устройства. Диегонь попросил Линьга вызвать Каллисто. Пока устанавливалась связь, а это отнимало около двадцати пяти минут, Ньяньиньг слетал на корабль, и вскоре весь экипаж собрался на станции. Все хотели присутствовать при разговоре. Пришел ответ. Далекая каллистянская станция запрашивала о здоровье раненых. Там еще не знали о прилете на Сетито корабля Диегоня и думали, что вызывает Линьг. Диегонь посмотрел на Мьеньоня. Эти два каллистянина удивительно хорошо понимали друг друга. Так и на этот раз Мьеньонь ответил на безмолвный вопрос Диегоня только глазами. - Да, - сказал Диегонь. - Так будет лучше. Передавайте! - обратился он к Линьгу. Широков и Синяев подошли ближе. С приемом бьеньет они были уже знакомы, но как осуществлялась передача, они еще не знали. Перед креслом, в котором сидел Линьг, помещался большой, наклонно расположенный диск, сделанный как будто из черного стекла. Как только Линьг повернул маленькую рукоятку, цвет диска сразу стал синим. Линьг взял в руку длинную трубочку с шариком на одном конце и металлическим острием на другом. Шарик был прозрачен, и от него отходил тонкий гибкий провод. Этим острием Линьг стал вычерчивать на диске ломаные линии бьеньеты. Несколько секунд они оставались видны на синей поверхности, потом исчезали. Внутри шарика что-то потрескивало, и временами появлялись вспышки. Каждую фразу передавали по три раза. - "Космический корабль, - диктовал Диегонь, - вернулся от Мьеньи. Бьеньета Линьга была нами перехвачена. Звездолет повернул к Сетито. Оба раненых спасены. Ждем прилета спасательной экспедиции и с нею вместе вылетим на Каллисто. Все члены нашего экипажа здоровы. Диегонь". Широков ясно представлял себе, какое впечатление произведет эта бьеньетограмма на родине звездоплавателей. Он видел, что Диегонь сильно волновался, его голос заметно дрожал. Каллистяне не проронили ни слова и не двинулись с места все двадцать пять минут, отделявшие передачу от ответа с Каллисто. И вот, быстро и явно нервно, побежали линии по экрану. "Спешу передать всем радостную весть, - говорил неизвестный оператор на станции Каллисто. - Приветствуем вас. Благодарим за спасение пострадавших". Текст бьеньеты прошел по экрану только один раз. Очевидно, передававший ее каллистянин настолько взволновался, что забыл повторить и даже не назвал своего имени. Почти тотчас же экран засветился снова. Побежали линии. - "Экипаж звездолета, - читал Линьг, - приветствует героев Вселенной. Гесьянь". Это имя командира корабля, летящего к нам на помощь, - пояснил он. На спасательном корабле следили за бьеньетами с Сетито и "слышали" разговор Диегоня с Каллисто. - "Поняли. Ждем вас", - ответил Линьг. Только погас экран, как Каллисто снова начала передачу. "Дорогие друзья! - гласила бьеньета. - Рад, что нахожусь на станции и могу первым приветствовать ваше возвращение. Прошу кратко передать: оправдались ли ваши предположения? Нашли ли вы у Мьеньи жизнь? Женьсиньг". Диегонь снова посмотрел на Мьеньоня и улыбнулся. - Этого следовало ожидать, - сказал он. - Придется сказать сейчас. Широков понял, о чем безмолвно договорились Диегонь с Мьеньонем полчаса тому назад. Они хотели не сообщать пока о людях Земли. - Передавайте! - решительно сказал Диегонь. - "Дорогой друг! Предположения полностью подтвердились. Мы нашли у Мьеньи населенную планету. Ее обитатели во всем подобны нам. Двое из них прилетели с нами, вы их скоро увидите. Обнимаю вас. Диегонь". Через двадцать пять минут пришел ответ: "Обнимите от нас дорогих гостей. Еще с большим нетерпением будем ожидать ваш корабль. Женьсиньг". Почти точно такая же бьеньетограмма немедленно поступила и с борта спасательного звездолета. Из нее выяснилось, что Гесьянь рассчитывал быть на Сетито к завтрашнему утру. После этого экран окончательно погас. Приближалась ночь. Все, кроме Синьга и Ресьиня, отправились на корабль. Дьеньи осталась дежурить у постели раненых. - Я тоже могу остаться, - предложил Широков. - Спасибо, - ответил Синьг, - но этого не нужно. Нас троих вполне достаточно. Вы устали - отдохните! ГЕСЬЯНЬ - Мы полетели на Каллисто, чтобы увидеть будущее нашей Земли, - сказал Синяев. - А по дороге увидели ее прошлое. - Да, это верно, - согласился Широков. - Сетито можно назвать прошлым Земли. - И Рельос тут совсем как Солнце, - продолжал Синяев. - И небо голубое. А лес напоминает каменноугольный период, как его изображают в школьных учебниках. Такой была наша планета много миллионов лет назад. Как и здесь, по ней бродили гигантские бронтозавры и летали птеродактили. И не было людей. - На Каллисто не будет зеленой травы, - сказал Широков. Они сидели на "крыше" звездолета и грелись под лучами высоко стоявшего Рельоса. Оба любовались природой Сетито, зеленым лесом, травой, небом. Все здесь напоминало природу далекой родной Земли. Для каллистян Сетито была холодной планетой, а людям было жарко. Широков даже снял рубашку. - Хорошо! - сказал он. - На Каллисто мы будем мучиться от жары. - Если станет невтерпеж, - засмеялся Синяев, - отправимся на отдых в полярные области. Как всегда, беззвучно поднялась подъемная машина. Появился Диегонь в сопровождении Мьеньоня и Линьга. Командир погибшего звездолета с изумлением посмотрел на Широкова. - Что вы делаете? - сказал он. - Разве можно раздеваться на таком холоде? Диегонь улыбнулся. - Они привыкли, - сказал он. - На их планете такая температура воздуха считается теплой. - Сегодня не тепло, а жарко, - сказал Широков. Линьг с сомнением покачал головой. Он не скрываясь рассматривал розовую грудь и руки Широкова. Еще не привыкнув к людям Земли, он видел в них много необычайного, что давно стало привычным для Диегоня и Мьеньоня. - Погрейтесь! - ласково сказал Диегонь. - На Сетито Рельос ничем не отличается от вашего Солнца. На Каллисто вы нигде не найдете таких условий. - Мы только что говорили, - сказал Синяев, - что если устанем от жары, то отправимся в полярные области Каллисто. По лицу Диегоня прошла тень озабоченности. - Все равно, - сказал он. - На нашей родине нигде нет условий, подобных земным. - Как же так? В полярных областях должен быть холод! Относительный, конечно. - Это верно, но все же вы не будете чувствовать себя так, как чувствуете здесь. - Объясните, - попросил Широков. - Это сделает Синьг. Сейчас он поднимется наверх и поговорит с вами. Тон Диегоня был каким-то необычным. Оба друга заметили это. - Случилось что-нибудь? - спросил Широков. - Случилось то, что и должно было случиться. Наша вина, что мы не подумали об этом раньше. - Ничего не понимаю, - сказал встревоженный Широков. И он и Синяев смотрели на Диегоня, ожидая более ясного объяснения, но командир звездолета ничего больше не сказал. Он и его спутники надели крылья и улетели к кораблю Гесьяня, стоявшему в стороне леса, на расстоянии полутора километров. Он прилетел рано утром. Едва взошел Рельос, над лесом показался необычайного вида аппарат. Широков и Синяев привыкли думать, что космические корабли должны иметь сигарообразную форму или быть круглыми, как звездолет Диегоня. Во всяком случае, обтекаемая форма казалась им обязательной. Ведь при взлете и посадке кораблю приходилось прорезывать плотные слои атмосферы. Звездолет Гесьяня, "корабль внутренних рейсов", как говорили каллистяне, имел форму отнюдь не обтекаемую - скорее наоборот. Это был удлиненный прямоугольный летающий брус, метров двадцати в длину и приблизительно трех в поперечнике. Он был бледно-зеленого цвета и не имел крыльев. Странное впечатление производил этот "ящик", медленно плывший над равниной; нельзя было понять, какие силы поддерживали его в воздухе. Синяев посмотрел на Мьеньоня и увидел такое же выражение удивления, как и на лице Широкова. Было ясно, что инженер звездолета впервые в жизни видит такую конструкцию. Зеленый корабль пролетел над самой вершиной шара, где стояли оба человека Земли и все каллистяне. - Как он держится в воздухе? - спросил Синяев. - Антигравитационное поле, - коротко и малопонятно ответил Линьг. Снова гравитация! Каллистяне, прилетавшие на Землю, ничего не говорили о такой технике. Очевидно, она появилась на Каллисто за время их отсутствия. Двадцать два года - огромный срок для высокоразвитой науки! "Чем дальше, тем интереснее", - подумал Синяев. Зеленый "ящик" летел все медленнее и медленнее. Вот он совсем остановился над выбранным местом и неподвижно повис в воздухе. Не слышно ни звука. Ничто не указывает, что на корабле есть какой-нибудь двигатель. Волшебным кажется весь его "невозмутимый" вид. Точно не существуют для него законы всемирного тяготения. Медленно и осторожно корабль опустился на землю по вертикальной линии. - Да! - сказал Мьеньонь, обращаясь к Ньяньиньгу. - Чтобы снова стать инженерами, нам придется немало поучиться. Экипаж прилетевшего корабля состоял из четырех каллистян. Трое из них сразу после посадки прилетели на звездолет. Они пользовались "обыкновенными" крыльями, и это показалось Синяеву удивительным. Вероятно, он не удивился, если бы они летели совсем без крыльев. Широков и его друг уже знали от Ресьиня, что командир корабля - Гесьянь - по специальности врач. Несмотря на свою молодость, он был широко известен на Каллисто своими научными работами и пользовался большим авторитетом. Опустившись на вершину шара, Гесьянь поспешно снял крылья и одного за другим обнял людей Земли. Он был одет в черный комбинезон с черным мехом на воротнике и манжетах. В первую минуту появление этой странной, сплошь черной, фигуры произвело на Широкова и Синяева ошеломляющее впечатление. Словно персонаж из детской сказки, какой-то волшебный "черт", появился рядом с ними. Потом они разглядели молодое приветливое лицо, производившее приятное впечатление. Двое других были одеты в обычные для каллистянских звездоплавателей серые костюмы с красным мехом. - Мы были очень рады, - сказал Гесьянь, - когда узнали, что вернулся корабль Диегоня и на нем прилетели два человека от Мьеньи. Приветствую вас, дорогие гости! - Он повернулся к Диегоню и, обнимая его, сказал: - Вы, наверное, знаете их язык. Переведите им мои слова. - Они вас поняли, - ответил Диегонь. - Поняли, - сказал Широков. - И очень благодарны за теплое приветствие. - За время пути наши гости хорошо овладели каллистянским языком, - пояснил Мьеньонь. - А вы? - Один только Бьяининь. Их язык очень труден для нас. Два других члена экипажа, в свою очередь, обняли людей Земли. Один из них - Мьесинь - был тоже врачом и так же молод, как его командир. Другой, значительно старше, оказался женщиной. - Меня зовут Сетьи, - сказала она. - Я вьеньти Синьяня. Слово "вьеньти" на каллистянском языке обозначало "подруга" и было равнозначно русскому слову "жена", но одновременно оно служило для обозначения дружбы между женщинами. Если же друзьями были мужчина и женщина, то они назывались "вьести", так же как и друзья "мужчины. (Слово "вьести" не поддается точному переводу. Приблизительный смысл - "собеседники".) - Дайте как следует рассмотреть вас, - сказал Гесьянь. Он положил руки на плечи Широкова и улыбаясь смотрел в его лицо. - Сколько вам лет, Гесьянь? - спросил Широков. - Четырнадцать. - Двадцать восемь, по-нашему. Вы ненамного моложе меня. - Тем лучше, - сказал Гесьянь. - Больше оснований нам быть друзьями. Синьг и Ресьинь подошли к нему. - Да, да! - заторопился Гесьянь. - Пойдемте к раненым. Я хочу их видеть. - Он снова повернулся к людям Земли и снова окинул их внимательным взглядом. - Вы очень легко одеты, - сказал он совсем другим, профессиональным тоном. - Для нас здесь достаточно тепло, - ответил Широков. - Вот как! - Гесьянь нахмурился. - Какая средняя температура на вашей планете? Синяев ответил. - На каком расстоянии ваша планета от Мьеньи? Получив ответ и на этот вопрос, Гесьянь повернулся к Синьгу. - Вы, кажется, собирались лететь прямо на Каллисто? - спросил он. - Да. - Хорошо! Там увидим. Идемте, Синьг. Четыре врача надели крылья и улетели на станцию. Это было первым намеком на то, что с прилетом людей Земли на Каллисто не все обстоит так просто, как они думали. Но в тот момент Широков и Синяев еще не заподозрили ничего неладного. Примерно через час Синьг и Мьесинь вернулись на звездолет. - Как раненые? - спросил Диегонь. - С ними все в порядке, - ответил Синьг. - Вот только зрение можно вернуть на Каллисто, не раньше. - Гесьянь там? - Да. Он разговаривает с Каллисто. - Синьг посмотрел на Широкова, стоявшего рядом, и Петр Аркадьевич заметил странное выражение на лице своего друга. Казалось, что Синьг чем-то взволнован и огорчен. - Гесьянь разговаривает о нас? - прямо спросил Широков, глядя в глаза Синьга. - Да, о вас. Мне надо поговорить с вами, - сказал Синьг, обращаясь к Диегоню. И они ушли. Это было вторым намеком, возбудившим уже тревогу. И вот сейчас, спустя несколько часов после прилета корабля Гесьяня, слова Диегоня в третий раз намекнули на что-то, по-видимому, неприятное. Что же могло случиться? Они с нетерпением ждали прихода Синьга. Врач звездолета появился наверху явно расстроенный. Он сел рядом с Широковым и долго молчал. - Вот, Петя, - сказал он наконец. - Меня считают хорошим врачом, а это совсем не так. - Что-нибудь с ранеными? - Нет, не то. Дело не в раненых, а в вас. - Мы ни разу не болели. Широков уже начал догадываться, в чем дело, но хотел вызвать Синьга на полную откровенность. "Хорошо, там увидим", - звучали в его ушах слова Гесьяня. Не об этом ли говорил он с Каллисто? Очевидно, об этом. - Говорите прямо: в чем дело? - спросил Синяев. - Я был на Земле, - словно самому себе сказал Синьг. - Я знаю ее климат, знаю организм людей. И все же я не подумал о разнице средних температур Земли и Каллисто. - И что же? - спросил Широков, поняв все. - Гесьянь считает, что вам нельзя лететь на Каллисто. Пока нельзя, - поправился Синьг. - Надо привыкнуть к лучам Рельоса. - Здесь? - Нет, здесь ничего не выйдет. Сетито слишком далеко от Рельоса. Гесьянь советовался с врачами и астрономами Каллисто. И они решили отправить вас на Кетьо, для акклиматизации. Кетьо ближе к Рельосу, чем Сетито, но дальше, чем Каллисто. Это будет промежуточной остановкой. - И долго нас собираются там держать? - Дней пятьдесят. Широков переглянулся с Синяевым. Пятьдесят дней! Это было не так уж страшно. Они ожидали худшего. - Из-за этого не стоит расстраиваться, - сказал Широков. - Как ты не понимаешь? - по-русски сказал Синяев. - Не это их расстраивает. Дело не в том, что мы попадем на Каллисто с опозданием. - А в чем же? - В них самих. Широков посмотрел на грустное лицо Синьга и понял. - Летите на Каллисто, - сказал он, - без нас. Мы отправимся на Кетьо с Гесьянем. - Диегонь не хочет этого. Да и другие не хотят. Мы говорили об этом. Мы сами доставим вас на Кетьо и останемся там вместе с вами. Вы наши друзья, а друзей не бросают. Широков и Синяев хорошо знали, что экипаж звездолета любит их, но такого самоотверженного проявления этой любви они не ожидали. Ведь эти люди двадцать два года не видели своей родины. Каллисто была так близка! - Не делайте этого, - сказал Синяев. - Это решено, - ответил Синьг. - Но, конечно, нам грустно. Широков обнял каллистянина и поцеловал его в серые губы. - Спасибо! - сказал он взволнованно. - Мы не забудем жертвы, которую вы нам приносите. СНОВА В ПУТЬ Гесьянь пригласил Широкова и Синяева посетить его звездолет и познакомиться с четвертым членом экипажа. Сегодня вечером корабль должен был покинуть Сетито, чтобы как можно скорее перевезти раненых на Каллисто. До старта оставалось немного времени. Нечего и говорить, что оба друга с удовольствием воспользовались этим приглашением. Звездолет Диегоня был им понятен. Его конструкция и двигатели, хотя и недоступные пока земной технике, не представляли собой ничего загадочного. Наука Земли стояла на самом пороге открытий, которые были сделаны каллистянами к моменту старта их корабля к Солнечной системе, то есть двадцать два года тому назад. Но корабль Гесьяня был детищем иной техники. Ведь даже Мьеньонь, несомненно выдающийся инженер Каллисто, не понимал принципов его устройства. Техника, основанная на силах гравитации, - это было нечто совсем новое, загадочное и потому особенно интересное. Когда Широков и Синяев покидали Землю, наука их родины еще не знала достоверно, что представляет собой физическая сущность тяготения, она только подходила к решению этой загадки природы. Космический корабль "внутренних рейсов" не имел ничего общего с кораблем Диегоня, и не только по внешнему виду, но и по внутреннему устройству. Вход в него помещался на одном из концов "бруса". Это была обычная сдвижная дверь, правда абсолютно герметичная, а за ней сразу начинался коридор, идущий вдоль всего корабля. Не было ничего похожего на выходную камеру. На Сетито и Кетьо состав атмосферы был такой же, как на Каллисто, и в камере не было надобности. Коридор шел слева, у самой стенки. Направо помещались каюты. Их было всего четыре, каждая длиной около пяти метров и двух с половиной в ширину и высоту. После межзвездного корабля с его многочисленными просторными помещениями звездолет Гесьяня показался Широкову и Синяеву совсем маленьким. Им сразу бросилось в глаза, что на корабле как будто не было помещений для двигателей, а также пульта управления. - Они есть, - пояснил Гесьянь. - Аппараты, создающие движущую силу (он не сказал "двигатели"), помещены под полом и изолированы от других помещений. Это необходимо для избежания опасности аннигиляции. А аппараты, предназначенные для изменения направления полета, или, если хотите, пульт управления, помещаются в передней части корабля. Мы туда сейчас пройдем. Но вообще, строго говоря, на звездолете нет ни передней, ни задней части. - Как это понять? - спросил Синяев. - Очень просто. Корабль летит всегда вверх. Пол всегда остается полом. При движении в горизонтальной плоскости, а это происходит только близко от поверхности планет, он может лететь в любом положении. Специально передней части не существует. - А в моменты невесомости? - Их не бывает. Наши корабли внутренних рейсов половину пути летят с ускорением, а вторую половину - с замедлением. Сила тяжести всегда нормальна и направлена вниз, к полу. Они прошли до конца коридора, и Гесьянь с помощью кнопки открыл дверь. - Вот здесь, - сказал он, - находится водитель корабля, когда надо производить маневр взлета или посадки. Если бы Широков и Синяев не видели раньше командного пункта корабля Диегоня при "открытых" экранах, они могли бы подумать, что вышли наружу. Но они привыкли к кажущемуся отсутствию экранов и поняли, что стены, пол и потолок здесь есть, но только совершенно невидимы. Вокруг расстилался пейзаж Сетито, а под ногами, в полуметре расстояния, они видели зеленую траву равнины. Ступив на пол, они оказались "висящими" в воздухе. У маленького круглого "пульта", покрытого множеством крохотных кнопок, стояла небольшого роста молодая женщина, лет двенадцати по каллистянскому счету времени. - Моя жена, - представил ее Гесьянь. - Бьесьи. Мы с ней впервые встретились именно на Сетито и потому особенно любим эту планету. - И нам очень приятно, что мы можем приветствовать вас именно здесь, - сказала Бьесьи. Она посмотрела на мужа, и он, поняв ее взгляд, поспешил сказать, что пришельцы из другого мира понимают их язык. - Они оба владеют им совершенно свободно. - Как хорошо, - продолжала каллистянка, - что вы успели прийти на помощь. Без вас Синьянь и Вьеньонь погибли бы. Мы торопились, как могли, но знали, что опаздываем, и были в отчаянии. Особенно Сетьи. Она говорила так, словно Широков и Синяев были членами экипажа межзвездного корабля. Никакого любопытства, которое они должны были вызывать, не было заметно в ее обращении с ними. - Диегонь и его товарищи, - ответил Синяев, - ни минуты не колебались. Как только была перехвачена бьеньета Линьга, звездолет повернул к Сетито. - Чудесный конец чудесного рейса, - сказала Бьесьи. - А как мы торопились! - прибавила она. - Было тяжело, очень тяжело. - Она довела ускорение до такой величины, - сказал Гесьянь, - что мы лежали почти без сознания. Оба друга с удивлением взглянули на Гесьяня. До сих пор они слышали, что именно Гесьянь был командиром звездолета. И вдруг он говорит совсем иное. - Я вас не понял, - сказал Синяев, уже усвоивший манеру каллистян говорить и спрашивать обо всем прямо. - Кто же из вас командир корабля? - Я руководитель спасательной экспедиции, - ответил Гесьянь. - А кораблем управляет Бьесьи. Она инженер-астронавт, а я только врач. - В таком случае, - сказал Синяев, - разрешите задать вам несколько вопросов. - Я с радостью отвечу вам, если только смогу, - сказала Бьесьи. Из последующего разговора Широков почти ничего не понял. Синяев и Бьесьи говорили о проблемах гравитации, о которых он знал только понаслышке. Но хотя ему казалось, что его друг понимает все, в действительности Синяев также понял очень мало. В этой области наука Каллисто ушла вперед слишком далеко. Ответ Бьесьи на вопрос о принципах движения корабля сводился к тому, что загадка сил гравитации была полностью раскрыта каллистянами десять лет тому назад (двадцать по-земному). И не только раскрыта, но и приспособлена к нуждам техники. Появились аппараты, основанные на энергии гравитационных и антигравитационных полей. Нейтрализация тяготения сначала была впервые достигнута с помощью мощного электростатического поля, имеющего заряд, противоположный по знаку гравитационному полю. Но этот метод был громоздок и требовал огромных расходов энергии. Каллистянские ученые сосредоточили свое внимание на поисках антигравитации, так сказать, в чистом виде и решили эту задачу. Так появились звездолеты, не имеющие никаких двигателей и летящие с помощью сил взаимодействия полей гравитации: одного - создаваемого искусственно в них самих, а другого - внешнего, причем оба поля имели противоположные знаки. Из объяснений Бьесьи Синяев уяснил себе, что каллистяне могли произвольно менять знак поля своего корабля, что и давало им возможность маневрировать в широких пределах. Но как это делалось - он не понял, да и не мог понять, так как не был знаком с основами "гравитационной науки", о которой говорила Бьесьи. - Насколько я понял, - сказал он, - вы используете притяжение и отталкивание небесных тел. Но мы видели, что ваш корабль летал над Сетито в горизонтальной плоскости... - О! - улыбнулась Бьесьи. - Об этом не стоит и говорить. Вес корабля нейтрализован, и его может приводить в движение двигатель ничтожной мощности. Такой у нас есть. - Откуда берется энергия для полета корабля? Я говорю о межпланетном полете. - Я же вам сказала, - удивилась Бьесьи. - Энергия гравитационных полей есть везде. Корабль может лететь бесконечно долго. Энергия для создания его собственного поля черпается из окружающего пространства. Остается только переменить ее знак нужным образом. - Об этом я и спрашиваю. Как достигается превращение прямого поля в обратное? - Это делают аппараты, расположенные в нижней части корабля. И Бьесьи принялась объяснять устройство и принцип работы аппаратов. Но здесь Синяев уже окончательно ничего не понял. Он слушал нежный голос каллистянки, говорившей как будто на совершенно ему незнакомом языке, и думал, сознаться в своем невежестве или дать ей договорить. Ему почему-то было стыдно признаваться, и он позволил довести объяснение до конца. - Теперь вам ясно? - спросила Бьесьи. Синяев не выдержал при этом прямом вопросе. - Ничего не понял, - неожиданно для себя ответил он, к немалому удивлению Широкова. Бьесьи явно огорчилась. - Я не сумела вам объяснить, - сказала она. - Извините меня. На Каллисто вы найдете людей, которые сделают это гораздо лучше. - Будем надеяться, - сказал Синяев. Он боялся, что такой ответ может еще больше огорчить Бьесьи, но ничего другого не мог сказать. Ему казалось невозможным принижать в ее глазах науку Земли при первом же знакомстве. Но каллистянка, казалось, нисколько не обиделась. Разговор продолжался как ни в чем не бывало. Они долго беседовали. Широков и Синяев чувствовали себя как-то особенно хорошо с молодыми супругами, которые также, очевидно, симпатизировали людям Земли. - Как жаль, что нам придется расстаться с вами, - сказала Бьесьи, когда они собрались на свой звездолет. - Увидимся на Каллисто, - ответил Широков. Он случайно посмотрел при этом на Гесьяня и заметил, как на высоком лбу каллистянина появилась глубокая морщина. Бьесьи также взглянула на мужа. - Если вам так хочется... - начала она. - Нет, этого нельзя, - перебил Гесьянь. - А что такое? - спросил Широков. - Нельзя, - повторил Гесьянь. - Ему очень хочется лететь с вами на Кетьо, - пояснила Бьесьи. - Почему же нельзя? Раненые будут находиться под наблюдением двух врачей. Или вы им не доверяете? - Я взял на себя руководство спасательной экспедицией и должен довести ее до конца. Я знаю, что Месьинь сделает все не хуже меня. - Так в чем же дело? - Я отвечаю за раненых. - Перед кем? - спросил Широков. - Перед своей совестью. Это был закономерный ответ. Каллистяне формально могли вести себя как хотели, ничто их не ограничивало. Но всегда и во всем они руководствовались велениями совести и общечеловеческой морали. Широков и Синяев не стали уговаривать Гесьяня, - они знали, что это бесполезно. Выйдя из корабля, они увидели Леньиньга, который только что опустился на землю. - Диегонь послал меня за вами, - сказал он. - Не хотите ли сопровождать его к месту катастрофы? - Конечно! С большим удовольствием! Полетели на крыльях. Кроме Диегоня, Широкова и Синяева, в экскурсии участвовали Линьг, Мьеньонь и Гесьянь. Прежде чем подняться в воздух, Диегонь обратился к Широкову и Синяеву. - Если мы встретимся с гисельями, - сказал он, - немедленно опускайтесь на землю и ложитесь. Отражать нападение будем мы. А если это произойдет над лесом, уходите вперед на полной скорости. Ни при каких обстоятельствах не вмешивайтесь, что бы ни произошло. Думайте только о собственной безопасности. - Заметив, что Широков собирается возразить, Диегонь прибавил очень серьезно: - Каллистян сотни миллионов, а вас двое. Не забывайте этого. - Хорошо, - сказал Широков. - Обещаем. - Обещаем, - повторил Синяев. Они не могли не признать справедливости слов Диегоня. Не стоило несколько лет провести на звездолете, чтобы в самом конце пути поставить на карту результат их миссии. Достигнув планетной системы Рельоса, Широков и Синяев уже не имели права распоряжаться собой. Заменить их было некем. Они принадлежали не себе, а науке Земли и Каллисто. Двадцатикилометровый перелет над лесом прошел благополучно. Только в самом конце, уже над полем, где произошла катастрофа, увидели несколько гиселий. Помня свое обещание, Широков и Синяев немедленно опустились и спрятались на опушке. Но хищники не заметили людей. Они повернули в сторону и вскоре исчезли. Каллистяне тщательно осмотрели место, где стоял звездолет. От него и от лагеря не осталось ровно ничего - огромная воронка сожженной земли. Ни единого обломка, ни одного самого маленького куска металла. Космический корабль исчез бесследно. - Тут ничего не выяснишь, - сказал Мьеньонь. - Несомненно, произошла аннигиляция. Но почему и как, остается только предполагать. Широков незаметно наблюдал за Линьгом. По его понятиям, командир погибшего корабля должен был нести ответственность за гибель звездолета и смерть одного из членов экипажа. В какую же форму может вылиться эта ответственность, если, как он знал, на Каллисто нет никаких следственных органов, судебных учреждений, не говоря уже о тюрьмах или исправительно-трудовых лагерях, никакого аппарата для наказания виновных? Лицо Линьга было грустно, но такая же грусть чувствовалась и у всех остальных. Она относилась к погибшему каллистянину, а не к сознанию своей вины. Неужели на Каллисто любой поступок остается безнаказанным? Это была бы уже не свобода личности, а анархия. Воспользовавшись тем, что Гесьянь отошел немного в сторону, Широков обратился к нему со своими вопросами. - Я понимаю, - ответил Гесьянь, выслушав Широкова, - чем вызвано ваше недоумение. Несколько веков тому назад у нас было то, что вы называете "судом". Люди судили поступки других людей. Теперь мы смотрим на эти вопросы несколько иначе. Лучшим судьей человека является он сам. Суд совести самый страшный и беспощадный, гораздо более суровый, чем суд других людей. Мы не знаем, виноват Линьг или нет. Он знает это лучше нас. И если виноват, мне жаль его. Он замолчал, задумчиво глядя вдаль. - Я расскажу вам случай, который произошел на Каллисто лет шестьдесят тому назад. Это поможет вам понять нашу точку зрения. Я читал об этом случае. Тогда только что появились в обиходе олити - летающие лодки, - пояснил он. - Правил движения в воздухе еще не успели выработать. И случилось так, что две олити столкнулись. Один каллистянин остался жив, второй умер. Никто не знал, по чьей вине случилось несчастье. Оставшегося в живых никто не обвинял ни в чем. Погибший был ему незнаком. Они были совсем чужие люди. И вот этот человек покончил с собой. Очевидно, виноват был он и не перенес этого. Никакой суд людей не вынес бы ему такого приговора. - Вы одобряете его поступок? - Трудно ответить на такой вопрос. Самоубийство на Каллисто редчайшее явление. Мы не считаем человека автоматом, но не признаем за ним права на добровольный уход из жизни. Это в некотором роде трусость. Но и трудно представить, как может жить человек, зная, что убил другого. Вопрос очень сложный. - Вероятно, случались и другие столкновения? - Нет, с тех пор не было ни одного. Существуют правила движения в воздухе; как же оно может произойти? Широкова поразили эти слова, сказанные так, как будто выполнение правил движения само собой подразумевалось. Но ведь и на Земле есть правила. Но, несмотря на них, происходят сотни катастроф и на земле, и в воздухе. Почему же у каллистян достаточно было ввести правила - и ни одного несчастья больше не произошло? При всем желании Гесьянь не мог привести более красноречивого примера. Высокая сознательность и бережное отношение друг к другу, хорошо известные Широкову черты каллистян, проявлялись здесь с особой рельефностью. Он совсем другими глазами посмотрел на Линьга, стараясь по его лицу определить, виновен он в смерти инженера Льетьи или нет. Посмотрел с тревогой, так как не сомневался больше, что если командир погибшего корабля виновен, то его постигнет суровый приговор, который он сам вынесет и сам приведет в исполнение. Лицо Линьга показалось ему спокойным. Нет, вероятно, он ни в чем не виноват. Широков почувствовал облегчение, хотя и не мог с полной достоверностью утверждать, что понимает выражение лиц каллистян. На обратном пути он продолжал думать о том же. На вершине шара группу встретил Ньяньиньг. - Вас вызывает Каллисто, - сказал он, обращаясь к Гесьяню. Молодой врач немедленно улетел на станцию. Вьеньонь и Синьянь были уже перенесены на корабль Гесьяня. Через два часа он покинет Сетито. - Мы улетим одновременно с ними, - сказал Диегонь. - Кетьо находится сейчас примерно в том же направлении, что и Каллисто, только по другую сторону Рельоса. Часть пути у нас общая. - Значит, мы пролетим мимо Каллисто? - спросил Синяев. - Нет, - Диегонь нахмурился. - Мы могли бы это сделать, но не сделаем. Это свыше наших сил. Синяев пожалел о своем вопросе. Мог бы сам сообразить. - Напрасно вы это делаете, - сказал он. Диегонь ничего не ответил. Через час Гесьянь вернулся. У него было очень радостное выражение лица. - Я лечу с вами, - сказал он. - Так решили на Каллисто. Раненых будет сопровождать Мьесинь. Широков подумал, что такое решение может обидеть Синьга. Ему как будто не доверяют. И, словно в ответ на его мысли. Синьг сказал: - Я сам просил об этом. Очень рад, что мое желание встретило поддержку. "Нет, - подумал Широков, - каллистяне не люди. Они чище нас. Недаром на их языке нет слова "самолюбие"". - Значит, - сказал Диегонь, - экипаж нашего корабля будет состоять теперь из шестнадцати человек. - А кто еще? - спросил Синяев. - С нами летит Дьеньи, - ответил Диегонь, - ей не хочется расставаться со мной. Он был доволен решением внучки. Это было понятно. До сих пор он не мог как следует поговорить с ней, расспросить ее о своем сыне и других близких людях. По дороге на Кетьо будет много времени. - А почему с нами не летит Бьесьи? - спросил Широков. - Она торопится на Каллисто, - ответил Гесьянь. - Соскучилась по дочке. Прошел еще час, и Рельос низко склонился к западному горизонту. Приближалась ночь. - Пора в путь, - сказал Диегонь. Он посмотрел на лица своих земных друзей и ласково спросил: - Вам грустно расставаться с Сетито? Она так похожа на Землю. Это сходство мы сразу заметили, когда впервые увидели природу Земли. - Да, немного грустно, - за себя и своего товарища ответил Синяев. - Вы можете еще раз прилететь сюда. Вместо того чтобы отдыхать в полярных областях Каллисто, гораздо лучше будет здесь. Наши звездолеты всегда к вашим услугам. - Это очень хорошо. Спасибо! - Сетито интересная планета. Вы видели только гиселий и одного кетьра, а животный мир очень разнообразен и совсем не похож на животный мир Каллисто. - А на Кетьо? - Она во всем подобна Каллисто. Растительность, животные, птицы, люди - все такое же. - Если не считать культуры и техники. - Конечно, но это вопрос времени. - Любопытно, - сказал Синяев, обращаясь к Широкову на русском языке, - как относятся каллистяне к дикарям Кетьо. Какую работу они ведут с ними? Ведь по существу Кетьо - колония Каллисто. - Ну, о колониализме здесь и речи быть не может. Но ты прав, это очень интересно. Я даже рад, что мы не сразу попадем на Каллисто. Представления о вежливости у каллистян были иные, чем на Земле. Широков и Синяев часто прибегали к русскому языку, а иногда и к французскому, если рядом находился Бьяининь, а они не хотели, чтобы их поняли. С точки зрения каллистян это было естественно. Они расценивали поступки людей просто и никогда не обижались. Звездолет Бьесьи поднялся первым. На нем улетали на Каллисто восемь человек: трое из его старого экипажа и пятеро с погибшего корабля. Синьяня и Вьеньоня все еще держали в состоянии глубокого сна. Они ничего не знали о людях Земли. Экипаж белого шара собрался в центральном посту и через экраны наблюдал за стартом. Бледно-зеленый "ящик" незаметно отделился от земли и поднялся строго вертикально на высоту около километра. На мгновение звездолет замер неподвижно, четко вырисовываясь на фоне уже потемневшего неба, потом со стремительной быстротой промелькнул и исчез. Никакого следа от его полета не осталось в воздухе. Диегонь выжидал. Через пять минут засветился экран, и Бьесьи сообщила, что ее корабль находится за пределами атмосферы. - Вьельи! - сказал Диегонь. Это слово, которое Широков когда-то услышал от Леньиньга в ставший уже таким далеким день выхода каллистян из шара и которое он понял тогда как "смелее", означало "вперед". Каллистяне поспешно разошлись по своим местам, где должны были находиться при старте. Широков, Синяев, Гесьянь и Дьеньи остались возле Диегоня. Оба друга с грустью смотрели на зеленый пейзаж, окружавший корабль. Что-то похожее на чувство, которое они испытали при старте с Земли, охватило их. Много времени пройдет, пока они увидят еще раз столь знакомую и родную картину. Впереди были красные, желтые и оранжевые цветы Кетьо и Каллисто. Повторилось то же, что происходило при старте с Земли. Тучи пыли, смешанной с вырванной травой, закрыли экраны непроницаемой стеной. В этом облаке звездолет плавно поднялся. Двигатели работали беззвучно, и это создавало иллюзию легкости их работы. Чудовищная сила, оторвавшая от земли исполинский корабль, не чувствовалась. Через несколько минут туча, поднятая при старте, осталась внизу. Звездолет поднимался все быстрее и быстрее. Небо постепенно темнело. Исчезла нежная голубизна, туманная дымка скрыла поверхность Сетито с ее лесами, равнинами, реками и "ископаемыми" хозяевами - гигантскими кетьрами, уродливыми гисельями, которых видели люди, и многими другими представителями животного мира, которых они не успели увидеть. Еще немного - и знакомая картина звездного мира окружила корабль. Диегонь немного увеличил ускорение, чтобы догнать Бьесьи. Через два часа увидели на экране блестящую в лучах Рельоса быстро летящую точку; и вскоре оба корабля летели рядом, на расстоянии нескольких километров друг от друга. - Сколько времени будет продолжаться ускорение? - спросил Синяев. - Мы будем лететь девяносто два часа с ускорением и столько же с замедлением, - ответил Диегонь. - Невесомого состояния больше не будет. Если вы соскучились по нему, - пошутил он, - то подождите обратного рейса на Землю. - Вы не опасаетесь, что в пустом пространстве оба корабля должны притягиваться друг к другу? - Опасался, - ответил Диегонь. - Но Бьесьи сказала, что эта опасность нам не угрожает. - Ах да! - сказал Синяев. - Я забыл, что их корабль окружен антигравитационным полем. Все быстрее мчались вперед огромный шар и его маленький спутник. Через тридцать два часа они разойдутся в пространстве, направляясь каждый к своей цели. Далеко позади виднелся зеленоватый диск Сетито, становившийся все меньше и меньше. Впереди была Кетьо - последняя остановка перед долгожданным финишем.  * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *  КАЛЛИСТЯНЕ Ночь, тайн созданья не тая, Бессчетных звезд лучи струя, Гласит, что с нами рядом - смежность Других миров, что там - края, Где тоже есть любовь и нежность И смерть и жизнь... В. Брюсов ГЛАВА ПЕРВАЯ КАЛЛИСТО Горячим, ослепляющим блеском лучей Рельоса был пронизан воздух над оранжево-красной травой огромного поля. Безоблачное небо сияло нежной желтизной. Белые стены построек дышали зноем. Человеку Земли трудно было бы на них смотреть - так ярко отражали они белый свет Рельоса. Но узкие, пропускавшие мало света глаза каллистян привыкли к этому сиянию. Позади зданий необъятным синим простором раскинулся океан. При полном отсутствии ветра он казался огромным зеркалом, так неподвижна и гладка была его беспредельная поверхность. Близко от берега, почти у самых причалов набережной, выстроенной из красного камня, стояло судно. Его длинный и узкий корпус, окрашенный в серебристый цвет, был покрыт сверху прозрачным колпаком, сквозь который можно было видеть палубу, лишенную надстроек. Несколько каллистян, одетых в легкие, почти прозрачные одежды, находились на судне и пристально всматривались в небо. Туда же были устремлены взоры других, стоявших у входа в большое здание, назначение которого выдавали огромные кольца, точно вложенные друг в друга, - это была бьеньетостанция. Вход представлял собой широкую арку. Ее фронтон, сделанный из материала, похожего на мрамор, был украшен по бокам двумя скульптурными группами, по шести фигур в каждой, в которых без труда можно было узнать экипаж звездолета, улетевшего к далекой Мьеньи. Суровое лицо Диегоня выделялось на скульптуре слева от входа, лицо Мьеньоня, которому художник сумел придать характерное для старшего инженера корабля спокойное выражение, - справа. Скульптуры были высечены из черного камня, и строгие скупые линии рисунка создавали впечатление, что вся группа вот-вот оторвется от земли и устремится вверх. Над головами статуй, высоко в воздухе, на длинных прозрачных стрелах висели два белых шара. Даже при блеске дня они слабо светились изнутри. Будто именно к ним, как к символам небесных тел, стремились фигуры Диегоня и его спутников. Здание было очень высоким, но имело только один этаж. Огромные окна не имели ни рам, ни стекол. Фронтон арки со скульптурами и низкая узорная решетка по краю плоской крыши служили единственными архитектурными украшениями. Кольца бьеньеты в блеске Рельоса сверкали, как хрусталь, и казались почти что нереальными. Возле арки стояло шестеро каллистян. Они были немолоды, с лицами, покрытыми морщинами и седыми волосами. Только у одного волосы не были еще седыми. Пятеро были одеты очень легко, в брюки, похожие на лыжные, и прозрачные рубашки разного цвета. Один, высокого роста старик, был одет гораздо теплее. Его костюм был сделан из плотной ткани, с мехом на воротнике. Он стоял, опираясь на толстую трость. Все шестеро смотрели в небо, полное блеска. Расплавленным и раскаленным добела золотом раскинулась бездонная глубина. Как из доменной печи изливался на Каллисто горячий свет Рельоса, висевшего в небе снежно-белым шаром. Земля и небо, трава и стены дома - все дышало зноем, но каллистяне не замечали этого. Высокий старик повернул голову и обратился к каллистянину, стоявшему рядом. - Если расчет Диегоня правилен, - сказал он, - звездолет должен уже показаться. - Как же он может быть неправильным? Старик улыбнулся. - Вы не допускаете, что ваш отец мог ошибиться? - А разве вы, Женьсиньг, допускаете это? - вместо ответа спросил Вьег Диегонь. - Мой отец всегда был точен. Раз он сообщил, что они прилетят в определенное время, то так и будет. Он вдруг подался вперед и протянул руку. - Вот они! Что мог он увидеть в расплавленном, сверкающем мириадами искрящихся точек небе?.. Но, очевидно, не один он что-то увидел. - Летят, летят! - раздались взволнованные голоса. Далеко-далеко, на самом горизонте, подобно яркой звезде, блестел подлетающий межзвездный корабль. На крыше здания произошло движение. Несколько каллистян торопливо возились у небольшого аппарата. - Вы готовы? - крикнул им Женьсиньг. - Готовы! - ответили оттуда. Гигантский шар медленно приближался. В белом свете Рельоса исчез голубоватый оттенок, так хорошо заметный на Земле, и звездолет казался ослепительно белым. - Одиннадцать лет тому назад, - сказал Женьсиньг, - двенадцать героев улетели с Каллисто. Мало кто верил в успех. И вот они вернулись, и вернулись с победой. Мы переживаем сейчас одно из самых замечательных событий в истории нашей планеты. Звездолет опускался. И вот белый шар коснулся земли и замер неподвижно. - Они опустились на том же месте, где стоял корабль одиннадцать лет назад, - сказал Вьег Диегонь. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Три земных месяца, а не пятьдесят дней провели звездоплаватели на Кетьо. Находясь на этой планете, отдаленной от Рельоса на восемьдесят миллионов километров дальше, чем Каллисто, Широков в полной мере оценил предусмотрительность каллистянских ученых. И он и Синяев первые недели чувствовали себя очень плохо. Хотя и значительно менее горячие, чем на Каллисто, лучи Рельоса - Сириуса были все же слишком жаркими для людей, привыкших к климату северных областей земного шара. В полдень температура воздуха доходила до шестидесяти градусов Цельсия, несмотря на то, что звездолет опустился не на экваторе, а в средних широтах планеты. Синьг и Гесьянь, постоянно консультируясь с учеными Каллисто (на Кетьо было несколько бьеньетостанций), заставили людей Земли пройти детально разработанную программу постепенной тренировки, которая должна была приучить их к каллистянскому солнцу. Пятидесяти дней оказалось мало, и экипаж корабля безропотно остался на Кетьо еще на месяц. Широков и Синяев беспрекословно выполняли все указания врачей, терпеливо дожидаясь конца этой скучной процедуры. Мучило сознание, что из-за них страдают друзья. - Нельзя рисковать, - отвечал Синьг на просьбы ускорить подготовку. - Иначе, прилетев на Каллисто, вы будете вынуждены сразу же покинуть ее. Гесьянь на такие просьбы не отвечал ничего и только хмурился. Что-то ему не нравилось, чувствовалось, что какая-то мысль его тревожит. Однажды Широков прямо спросил молодого каллистянина, с которым его связывала уже тесная дружба, о том, что его беспокоит. - Не меня одного, - ответил Гесьянь. - Синьг также тревожится, но лучше меня умеет скрывать это. Нам не нравится состояние вашего организма. Что-то не так. Очевидно, между Рельосом и Мьеньи разница не только в количестве тепла. Но, к сожалению, мы слишком мало знаем о вашем солнце. - Поговорите с Георгием, - сказал Широков. - Он хорошо знает Мьеньи. - Сейчас это бесполезно. Такой разговор обязательно будет, но только на Каллисто. Нужны астрономы, хорошо знающие особенности Рельоса и могущие определить, в чем разница между ним и Мьеньи. - У нас есть Вьеньянь. - Наука не стоит на месте. Вьеньянь отстал за одиннадцать лет точно так же, как Синьг в медицине. Они это и сами знают. Хотели же доставить вас на Каллисто без подготовки. Все равно нельзя допустить, чтобы ваш полет оказался безрезультатным. В любом случае вы должны попасть на Каллисто. - Мы готовы рискнуть. - Мы тоже. Это нужно для науки. Но надо сделать все, чтобы этот риск уменьшить. Очень скучными показались людям и каллистянам эти три месяца. Чувствовалась относительная близость цели - планета Каллисто. Она блестела по вечерам низко над горизонтом, притягивая к себе, тревожа и волнуя. Очень медленно шло время! Все три месяца почти безотлучно провели на звездолете. Огромные кетьры и хищные гисельи Сетито были менее опасны, чем дикие обитатели Кетьо. - У них развито мьенькоедство, - сказал как-то Диегонь. - Много времени надо, чтобы отучить их от этого обычая. (Напоминаю читателю, что "мьеньк" по-каллистянски означает) "человек".) - Были жертвы среди каллистян? - спросил Широков. - Да, были, - неохотно ответил Диегонь. - И что же предприняли каллистяне? - Стали осторожнее. В дальнейшем выяснилось, что каллистяне никогда, ни разу не применили оружия. В жителях Кетьо они видели таких же людей, как они сами. Настойчиво и терпеливо добивались они дружбы с туземцами, снабжая их предметами первой необходимости в неограниченном количестве. Рано или поздно это должно было принести плоды. Пока еще результаты были почти неощутимы, но нельзя было забывать, что каллистяне появились на Кетьо сравнительно недавно. Они понимали, что поспешность в таком сложном деле ни к чему хорошему не приведет, и их план цивилизации обитателей Кетьо был рассчитан на много лет. Но что значило это время в сравнении с тем, которое понадобилось бы на тот же путь без вмешательства каллистян! - Когда мы преодолеем последние остатки недоверия и добьемся их дружбы, дело пойдет гораздо быстрее, - сказал Гесьянь. Широков и Синяев видели кетьян несколько раз. Толпами, человек по сто и по двести, они подходили к шару, очевидно ожидая привычных подарков. Они нисколько не боялись звездолета, так как знали, что его экипаж не причинит им вреда. Чтобы не обмануть ожиданий туземцев, Диегонь распорядился вынести несколько тонн самых разнообразных вещей, главным образом продуктов, которые были уже не нужны экспедиции. Широков и Синяев видели, с какой жадностью набросились на эти вещи обитатели Кетьо, видели возникшее между ними побоище. Кетьяне были очень похожи на каллистян ростом и даже чертами лица. Только в сильный бинокль можно было рассмотреть низкие приплюснутые лбы и злобный взгляд длинных, но не таких узких, как у каллистян, глаз. Синяев обратил внимание, что у туземцев совершенно нет металлического оружия. - Мы им не даем, - пояснил Гесьянь. - Это приведет только к более частым убийствам. У них есть камни и дубины. Даже этого, к сожалению, слишком много. - А звери? - Крупных хищников на Кетьо нет, мы их всех уничтожили. А с мелкими они хорошо справляются тем, что имеют. Камнями они ловко владеют. Широкову пришлось на практике убедиться в справедливости этих слов. Экипаж корабля наблюдал за кетьянами с площадки на вершине звездолета. Первое же появление Широкова и Синяева вызвало среди них переполох. Кетьяне заволновались, что-то крича и показывая друг другу на странных белых людей, совсем не похожих на привычных для них каллистян. И вот однажды, когда Широков и Синяев одни были на вершине шара, рассматривая очередную партию, подошедшую к кораблю, кетьяне неожиданно напали на них. Что послужило причиной этого неожиданного нападения? Об этом не могли догадаться ни люди, ни каллистяне. До сих пор обитатели Кетьо вели себя мирно. Может быть, белые люди показались им почему-то врагами и только постоянное присутствие рядом с ними каллистян сдерживало дикарей. Увидя, что странные существа одни, кетьяне проявили свою враждебность к ним. Град камней обрушился на вершину шара. Надо было обладать поистине исполинской силой, чтобы забросить камень величиной с кулак на такую высоту. Один камень попал в лоб Широкову и содрал порядочный кусок кожи. Лицо Петра Аркадьевича сразу залилось кровью. - Вниз! - закричал Синяев. Он схватил Широкова в охапку и бросился к подъемной машине. Несколько камней попало в него самого, но не причинило никакого вреда. Синьг и Гесьянь немедленно уложили Широкова в постель. Хотя рана была пустяковая, экипаж корабля был в отчаянии. Широков смеялся, но вынужден был лежать два дня. У его изголовья дежурили каллистяне, сменяя друг друга, точно он был тяжело болен. Именно во время этой болезни, существовавшей только в воображении Гесьяня и Синьга, произошел с Широковым памятный ему случай. Он проснулся среди ночи и, открыв глаза, увидел Дьеньи. Она сидела возле него, сменив кого-то другого. Склонив голову, девушка читала книгу при свете тщательно закрытого со стороны постели маленького светящегося шарика. Такие лампы, с заключенной в них самих энергией свечения, Широков хорошо знал, привыкнув к ним за время пути. Очевидно, Дьеньи услышала его движение и повернула голову. Широков успел закрыть глаза, притворившись спящим. Она подошла к нему, и он почувствовал ее взгляд на своем лице. А потом... она наклонилась, и ее теплые губы коснулись его руки, лежавшей на одеяле. Каллистяне не были знакомы с поцелуем. Такого обычая у них никогда не существовало. Дьеньи не поцеловала руку Широкова, она только коснулась ее своими губами. Его бросило в жар. Он боялся пошевельнуться, чтобы как-нибудь не выдать ей, что не спит. К счастью, Дьеньи тотчас же отошла. Зачем она это сделала? Широков не переставал задавать себе этот вопрос и не находил ответа. Он никому, даже Синяеву, не говорил об этом случае. Поведение Дьеньи по отношению к нему оставалось прежним. Она, казалось, не делала никакой разницы между ним и Синяевым. Ширкову иногда мучительно хотелось спросить ее о причине странного поступка, но какое-то сложное чувство, быть может боязнь разочарования, удерживало его. "Если бы она узнала, что я не спал тогда, - думал Широков, - изменилось бы ее отношение ко мне или нет?" И он не мог признаться даже самому себе, какой ответ на этот вопрос был бы ему приятнее. На память о Кетьо Широков получил маленький шрам на лбу, который, по словам Синьга, должен был скоро совсем исчезнуть. Настал, наконец, день отлета с Кетьо. Оба друга без всякой грусти расстались с планетой. Она нисколько не походила на Землю, а видеть оранжево-красную растительность они предпочитали на Каллисто. - В Сетито, - сказал Синяев, - мы увидели далекое прошлое нашей родины. Кетьо тоже прошлое, но более близкое. Теперь предстоит увидеть будущее. Каким-то будет оно? - Не может быть никакого сомнения, что прекрасным, - ответил Широков. Рано утром, когда вокруг только начал расходиться ночной туман, разгоняемый лучами только что взошедшего Рельоса, белый шар медленно поднялся над равниной Кетьо. Начался последний и самый короткий перегон. До Каллисто было всего пять земных суток пути. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . И вот за прозрачными экранами раскинулась панорама долгожданной планеты. Во все стороны, до самого горизонта, был океан. Оранжево-красный остров ярким пятном выделялся на его темно-синей поверхности. Крохотными белыми точками виднелись несколько зданий и тонкие ниточки колец бьеньетостанции. Весь экипаж находился в помещении центрального пульта. Диегонь сидел у щита управления, остальные толпились у "окон". Взволнованные и мучимые нетерпением, каллистяне не спускали глаз с родной картины. Долгие годы они ждали этого момента, и вот он, наконец, настал. Остались позади бесконечные просторы Вселенной - черная безвоздушная бездна. Звездолет летел в атмосфере Каллисто. Еще немного - они ступят на землю, вдохнут родной воздух, обнимут близких. Им казалось, что корабль почти не движется, и нетерпеливые взгляды поминутно обращались к Диегоню, словно прося его увеличить скорость. Широков и Синяев обнявшись стояли рядом. Они молчали, без слов понимая друг друга. Цель, достижению которой они отдали столько лет жизни, была перед ними. Каллисто! К ней стремились они, оставив на Земле все, что было им дорого. Ради нее, ради того, чтобы увидеть будущее своей Земли, согласились они на томительные годы пребывания на звездолете. Ради новых знаний, ради пользы для всего человечества совершили они долгий и тяжелый путь. И вот Каллисто перед ними! Впереди три года большого и напряженного труда. Широков и Синяев отдохнули с избытком. Они были полны энергии и желания трудиться. И только в самой глубине их сознания таилась смутная тревога, вызванная опасениями Гесьяня. Они гнали ее от себя, но тревога упорно возвращалась, отравляя радость достижения цели, вызывая теперь уже бесполезные мысли. С прямотой, свойственной каллистянам, Гесьянь не пытался успокоить их, он открыто говорил, что считает их прилет на Каллисто преждевременным. - Вам надо было несколько месяцев провести на Сетито и не менее года на Кетьо. А еще лучше - провести соответствующую подготовку у себя, на Земле, - говорил он, - а тогда уже лететь на Каллисто. То, что сделано нами, недостаточно. Я не могу поручиться, что вам не придется в ближайшее время вернуться на Сетито. Широков как врач хорошо понимал основательность опасений Гесьяня. Он уже убедился, что Рельос не Солнце. Его лучи обладали иными свойствами, несли в себе гораздо больше энергии. Они явно действовали на организм не так, как лучи Солнца. - Что ж! - говорил Синяев. - Если Гесьянь окажется прав, вернемся на Сетито, а затем снова отправимся на Каллисто. Задача, поставленная перед нами, должна быть выполнена во что бы то ни стало. Первое, правда малосущественное и давно предвиденное, отличие Рельоса от Солнца уже на Кетьо дало себя знать. Оба человека Земли были вынуждены надеть темные очки, с дымчатыми стеклами. Широко открытые глаза людей были не в состоянии переносить ослепляюще яркий белый свет Рельоса. Все три года пребывания на Каллисто им придется видеть мир через эти стекла. Но очки были подобраны так, что все разнообразие цветов и оттенков не пропадало, а только смягчалось, становилось подобным цветам и оттенкам на Земле. Они видели окружающие предметы такими же, какими видели их каллистяне незащищенными глазами. Звездолет медленно опускался все ниже и ниже. С жадным любопытством друзья всматривались в оранжевый остров. Они не видели ни на нем, ни вокруг него никаких признаков, что обитатели планеты готовятся встретить вернувшийся звездолет. А они хорошо знали, что каллистяне все эти годы с нетерпением ждали Диегоня и его спутников, а теперь, когда они узнали, что на корабле находятся двое людей другого мира, это нетерпение увеличилось во много раз. Остров, море и воздух были пустынны. - Разве вас не будут встречать? - спросил Широков у Синьга, стоявшего рядом с ним. - Будут, но не здесь, - ответил Гесьянь, услышавший вопрос. - На острове нас встретят только работники космической станции. Диегонь протянул руку и повернул рукоятку на пульте. Изображение на экране, возле которого стояли Широков и Синяев, дрогнуло, и вдруг весь остров со стремительной быстротой "помчался навстречу". Через несколько мгновений показались здания, приблизились вплотную, исчезли за краями экрана, и вот перед ними, в двух шагах, мраморная арка. Они увидели по бокам две скульптуры и группу каллистян, которые, казалось, смотрели прямо на них. - Вот мой отец, - раздался позади Широкова голос Дьеньи, и ее тонкая рука протянулась к экрану, указывая на человека, стоявшего рядом с высоким стариком, опиравшимся на толстую трость. Широков вздрогнул. В последнее время, когда Дьеньи была близко, он испытывал волнение и какую-то непонятную тревогу. Диегонь попросил Мьеньоня сменить его и подошел к экрану. Все расступились, и командир корабля около минуты всматривался в лицо своего сына, которого он не видел так долго. Что происходило в его душе? Какие чувства испытывал он в эту минуту? Суровое лицо с резкими, выразительными чертами было таким же, как всегда. Он повернулся и отошел к пульту. - А это, вероятно, Женьсиньг? - спросил Широков, снова подходя к экрану. - Да, это сам Женьсиньг, - ответила Дьеньи, подчеркивая слово "сам". Широков и Синяев уже много слышали о Женьсиньге, о котором все каллистяне говорили с глубоким уважением. Они внимательно рассматривали знаменитого ученого, крупного инженера и первого каллистянина, достигшего соседних планет. - Он не кажется старым, - заметил Синяев. - А вместе с тем ему семьдесят один год, - сказал Синьг. "Сто сорок два, по-нашему", - подумал Широков. Изображение дрогнуло и с молниеносной быстротой вернулось на прежнее место. Арка и группа встречающих исчезли из глаз. - Вас будет встречать все население планеты, - сказал Гесьянь. Широков вопросительно посмотрел на него. Совсем недавно, он помнил, Гесьянь говорил другое. - Очень просто, - пояснил молодой врач. - На станции мощная бьеньета. На всех экранах, а у нас нет ни одного дома без экрана, смогут видеть ваш финиш. - Если ваши домашние экраны так же совершенны, как эти... - сказал Синяев. - Нисколько не хуже, - сказал Мьеньонь. - Никакого сравнения, - улыбаясь, поправил Гесьянь. - Вы все забываете, что отсутствовали одиннадцать лет. На Каллисто многое успело измениться. - Верно, верно. Мы не годимся для роли проводников. Нам самим придется со многим знакомиться. Казавшийся издали небольшим, оранжевый остров быстро увеличивался. Звездолет опустился на высоту ста метров. Кольца бьеньетостанции, исчезнувшие за горизонтом, когда корабль приблизился к земле, снова показались. Еще несколько минут - и белый шар повис над обширной площадкой ракетодрома. Космический рейс закончился. - В восемьсот третий день 2387 года, - торжественно произнес Мьеньонь, - звездолет взял старт с этого самого места, которое находится сейчас под нами. В четыреста тридцать третий день 2392 года мы ступили на поверхность Земли и провели на ней двести девяносто дней по нашему счету. В двадцать третий день 2393 года корабль покинул Землю и начал обратный путь. И вот сегодня, в четыреста семьдесят шестой день 2398 года, мы вернулись на Каллисто. Звездолет находился в пути, по времени, протекшем на Каллисто, одиннадцать лет и триста девяносто три дня, пролетев за это время круглым числом... "Сто шестьдесят четыре триллиона один миллиард двести тридцать миллионов километров", - мысленно перевел Синяев. - От всего сердца поздравляем вас с окончанием вашего героического полета, - сказал Широков. - А вас, - ответил Мьеньонь, - поздравляем с окончанием первой половины и прилетом на Каллисто. Корабль медленно и плавно опускался. Его двигатели работали с исполинской силой, удерживая тысячетонную тяжесть от падения. Чудовищный ураган обрушился на землю, но воздух вокруг корабля был чист и прозрачен. Площадка, на которую опускался звездолет, была так чиста, что ни малейших следов поднятой пыли не было видно. Никто не почувствовал толчка. Белый шар коснулся родной земли совершенно незаметно. Диегонь выключил двигатели, сослужившие свою последнюю службу, и встал. Все повернулись к нему. Несколько минут в центральном посту царила какая-то особенная, торжественная тишина. Все молчали. Широков и Синяев обнялись и поцеловались. Цель достигнута! Звездолет неподвижно стоял на поверхности Каллисто! ПЕРВЫЙ ЧАС В ЧУЖОМ МИРЕ От здания бьеньетостанции к кораблю, стоявшему в центре площадки, быстро приближался простой с виду, но совершенно непонятный для не посвященного в тайну его конструкции человека экипаж с шестью каллистянами. Это была как будто лодка, сделанная из гофрированного материала нежно-голубого цвета. Ее дно было плоско, а борта низки. Сверху "лодка" была закрыта прозрачным и почти невидимым сплошным колпаком, без каких-либо отверстий, через которые можно было бы войти в нее и выйти. Странный экипаж двигался у самой земли, не касаясь ее. Он летел по воздуху на высоте нескольких сантиметров. Но крыльев у него не было. Аппаратом никто не управлял. Не было ни штурвала, ни ручек, ни педалей, ни кнопок - ничего. Не было и двигателя, по крайней мере его нигде нельзя было заметить. Впереди сидели Вьег Диегонь и Женьсиньг. Остальные четверо расположились сзади. Экипаж летел быстро. Иногда он плавно поднимался, встретив неровность почвы, но, перелетев препятствие, опускался опять, почти вплотную к земле. Пассажиры молчали, не спуская глаз с приближавшейся громады космического корабля. На его вершине виднелось десять человек. Шестеро были уже внизу. "Лодка" остановилась, но осталась висеть в воздухе. Прозрачный колпак поднялся на четырех тонких серебристых стержнях. Пассажиры вышли. Аппарат слегка покачнулся и снова встал прямо, оставаясь неподвижно висеть на невидимых нитях, на которых он, как невольно казалось, был подвешен неизвестно к чему. Один из членов экипажа звездолета спустился на землю у самой лодки. Он снял крылья и повернулся. Шестеро каллистян сразу увидели, что перед ними один из обитателей Земли, о которых вся Каллисто только и говорила за последнее время. С жадным вниманием Женьсиньг и его спутники рассматривали гостя. Человек Земли был одет в необычайный костюм, но, кроме этого костюма и цвета кожи, ничем не отличался от обыкновенного каллистянина. Это был самый настоящий "мьеньк". Его глаза были закрыты темными очками. - Я почему-то всегда думал, что обитатели других миров не могут быть похожи на нас, - тихо сказал Вьег Диегонь. - Вы же знали, что эти на нас похожи, - ответил Женьсиньг. Пришелец от Мьеньи улыбнулся красными губами. - Когда-то мы думали так же, - сказал он по-каллистянски. - Но прилет вашего корабля на Землю показал, что такое мнение ошибочно. Меня зовут Георгий Синяев. А это, - прибавил он, указывая на кого-то позади них, - мой друг Петр Широков. Шестеро каллистян поспешно обернулись. Занятые рассматриванием Синяева, они не заметили, как позади собрались все члены экипажа звездолета. Рядом с Диегонем стоял второй житель Земли, который в первый момент показался им точной копией первого. - Здравствуйте, друзья! - сказал Широков. - Просим оказать нам гостеприимство на вашей планете. Женьсиньг первым пришел в себя. - Приветствуем ваш прилет, - сказал он, поочередно обнимая гостей. - Мы счастливы видеть вас. Примеру Женьсиньга последовали остальные. Вьег Диегонь был единственным, кто обнял сначала не жителей земли, а своего отца. Но с дочерью он все же поздоровался после них. Широков и Синяев подумали, что если бы не они, то встреча Диегоня и его спутников была бы совсем иной. Получилось так, что все внимание каллистян сосредоточивалось именно на гостях, а звездоплаватели, вернувшиеся из беспримерного рейса, оставались на втором плане. Им казалось это несправедливым. Но они безусловно ошибались. Эффект возвращения звездолета был огромен, а их присутствие только подчеркивало успех рейса. Диегонь и его товарищи нисколько не казались обиженными. - Вам надо сейчас же выступить перед каллистянами, - сказал Женьсиньг. - Вся планета взволнована вашим прилетом. Я точно знаю, что на ночной половине Каллисто никто не спит. - Мы готовы, - сказал Диегонь от имени всех. - На крыше станции установлена бьеньтеси. - Что установлено? - спросил, видимо удивленный, Диегонь. - Я забыл, - ответил Женьсиньг, - что бьеньтеси появились недавно. Это разновидность бьеньеты. - Но что означает "теси"? - Это долго объяснять. Может быть, отложим? - Пусть будет так, - согласился Диегонь. - Мы знаем, что на Каллисто нас ждет много нового. Слово "бьень" означало в переводе на русский язык "передача", а "ета" - "волна". Таким образом, "бьеньета" означало передачу на волне. Бьеньтеси можно было понять как передачу на теси, но что означало это слово, было неизвестно не только Широкову и Синяеву, но и каллистянам, вернувшимся с Земли. Очевидно, оно было совсем новым словом. Синяев вспомнил, что такое слово он слышал от Бьесьи, когда она объясняла устройство своего звездолета. Но тогда он не спросил о его значении. - Едем! - сказал Диегонь. - Мы надеемся, - обратился он к людям, - что вы не откажетесь сказать несколько слов каллистянам. - Конечно нет, - ответил Широков. - Ты помнишь, - спросил Синяев по-русски, - как Бьяининь выступал перед микрофоном пятнадцатого августа? - На Земле, - сказал Широков, и в его голосе прозвучала грусть. - Я тогда думал, - также по-русски сказал стоявший рядом Бьяининь, - что ваше "радио" - это то же, что наша бьеньета, и считал, что меня видят все жители Земли; и очень удивлялся, что "бьеньета" так мала. Шутка Бьяининя рассеяла овладевшее было друзьями тоскливое настроение. Земля была далеко; раньше чем через три года они не полетят к ней. Грустить о разлуке не время. - Садитесь! - сказал Женьсиньг. Широков повернулся и вздрогнул от неожиданности. Не меньше его были удивлены и все остальные. Находившаяся перед ними "лодка" висела в воздухе. Было совершенно ясно, что ее поддерживает не реактивная сила. Крупное насекомое, похожее на паука, пробежало под дном аппарата на длинных суставчатых ножках. Очевидно, воздух под лодкой был спокоен. Широков по привычке посмотрел на Мьеньоня, ожидая объяснений. Но инженер смотрел на странный аппарат с неменьшим удивлением, чем другие. - Объясните, пожалуйста, - сказал Ньяньиньг, - что это такое? В чем тут дело? Весь экипаж звездолета повернулся к Женьсиньгу. Но вместо него, совершенно неожиданно для Широкова, ответил Синяев. - Антигравитация, - сказал он. - Тот же принцип, что и на звездолетах внутренних рейсов. - Совершенно правильно, - подтвердил Женьсиньг. - Вероятно, у вас на Земле хорошо известно об антигравитации? - спросил он. - Теоретически, - улыбнулся Синяев. - Практического применения еще нет. - Это последнее достижение нашей техники. Олити, - Женьсиньг указал на "лодку", - имеются всюду. Вы с ними еще не раз встретитесь. - Отложим знакомство, - сказал Диегонь. - Но слово "олити" не ново. - Название осталось прежним. Изменился только принцип. Да и то не у всех олити. Очень многие из них еще старой конструкции. Широков и Синяев первыми вошли в "лодку". За ними последовали Женьсиньг, Диегонь и Бьяининь. Когда кто-нибудь ставил ногу на борт, олити покачивалась, точно под нею находилась вода невидимого озера. Мьеньонь внимательно следил за посадкой. - Вес олити увеличился, - сказал он. - Почему это не влияет на ее положение? - Сила антигравитационного поля изменяется автоматически, - ответил Женьсиньг. - Мы скоро вернемся. Прозрачный колпак опустился. Широков и Синяев сильно волновались. С этого момента начиналась их жизнь на Каллисто. Впереди на каждом шагу их ожидало неожиданное и непонятное, неизвестная обстановка, чуждые условия быта. Этот "автомобиль", не подчиняющийся законам тяготения, был первым звеном длинной цепи, которую им предстояло наблюдать в продолжение трех земных лет. С чувством, похожим на то, которое он испытал, когда за ними закрылась дверь подъемной машины в день старта с Земли, Широков опустился в кресло, сделанное как будто из стекла. Оно мягко поддалось, облегая тело упруго, как жидкость. Он перестал ощущать свой вес. Так бывает, когда погружаешься в воду. Никто не сел за управление, - его не было. Как только опустился прозрачный колпак, олити плавно повернулась и двинулась вперед. Кто же все-таки управляет ею? Неужели она сама выбирала дорогу, с помощью каких-то необычайно совершенных "телеглаз", "электронного мозга" и созданных каллистянами механических "нервов"? - Я знаю столько же, сколько и вы, - с непривычной сухостью ответил Диегонь на вопрос Синяева. - Начиная с завтрашнего дня, - сказал Женьсиньг, -вы получите ответ на любой ваш вопрос. А сейчас не отвлекайтесь. Для всей Каллисто сегодня торжественный и радостный день встречи. Потом, в Атилли. - Что такое Атилли? - все же спросил Широков. - Хорошо, что хоть на это я могу вам ответить, - улыбнулся Диегонь. - Атилли - это название города. Очевидно, решили поселить вас в нем. - Именно так, - сказал Женьсиньг. - Мы долго думали, где вам будет лучше, и остановились на Атилли. Это самый далекий от экватора город из всех больших городов Каллисто. - Это правильно, - сказал Синяев, - но только на первое время. - Вы можете жить где хотите, - поспешно уверил его Женьсиньг. - А где живете вы? - спросил Широков у Диегоня, впервые подумав, что придется, может быть, расстаться со спутниками по полету, к которым они так привыкли. - Никто из нас, - ответил Диегонь, - никогда не жил в Атилли. Но мы проводим вас туда и останемся там, чтобы быть вместе. Обрадованный Широков провел пальцами по лбу Диегоня. Люди уже привыкли выражать благодарность по-каллистянски. Это было то же, что крепкое рукопожатие на Земле. Олити остановилась у самой арки, которую Широков и Синяев видели недавно на экране в центральном посту звездолета. Выйдя из машины, они сразу обратили внимание на скульптуры у входа и легко узнали всех своих спутников. - Их придется переделать, - сказал Женьсиньг. - От Мьеньи вернулись не двенадцать человек, а четырнадцать. - Слово "Мьеньи" также придется переделать, - заметил Бьяининь. - Звезда, которую мы называем "Мьеньи", имеет другое название - Солнце. - Сьольньце, - медленно, с трудом повторил Женьсиньг. - Это трудное слово. Но говорить "Мьеньи" мы больше не имеем права. А как вы называли наш Рельос? - Сириус, -ответил Синяев. - Я понимаю, что вам трудно сказать слово "Солнце". Называйте нашу звезду "Гелиос". (Гелиос - Солнце (греч.).) - А почему у вас несколько названий одного и того же предмета? - Потому что на Земле не один народ и не один язык. "Солнце" - это на языке того народа, к которому принадлежим мы оба. - То, что вы говорите, очень интересно, -сказал Женьсиньг, внимательно и с видимым любопытством слушавший Синяева. - Но не совсем понятно. - Ограничьтесь пока этим, - пошутил Синяев, повторяя недавно сказанные самим Женьсиньгом слова. - А сейчас не отвлекайтесь. Старый каллистянин улыбнулся. - Гелиос, - сказал он. - Да, это гораздо легче. Но в честь вас, первых людей, посетивших Каллисто, мы будем говорить "Солнце", хотя это слово труднее. - На Земле, - сказал Синяев, - слово "Рельос" вошло во всеобщее употребление. Вслед за Женьсиньгом все прошли внутрь здания. Там были просторные, очень высокие, но почти пустые комнаты, с блестящими разноцветными полами и огромными окнами. Было ясно, что это здание не только бьеньетостанция. Вероятно, это был "космический вокзал" - центральное здание острова, который весь представлял собой ракетодром. Впоследствии они узнали, что здание называлось "Дом неба". Отсутствие мебели, высота стен, статуи, казавшиеся совсем маленькими в огромных помещениях, подчеркивали замысел архитектора. Поражала необычайная чистота воздуха внутри здания. Может быть, это было следствием близости океана или же действовала специальная вентиляция. Широков и Синяев ни о чем больше не спрашивали, помня просьбу Женьсиньга. В одной из комнат на полу темнел синий круг диаметром около трех метров, поверхность которого отсвечивала металлическим блеском. В центре потолка находилось отверстие. Когда по приглашению Женьсиньга все встали на этот круг, он быстро поднялся, плотно войдя в отверстие на потолке. Они очутились на крыше здания. - Своеобразный лифт! - заметил Синяев. Плоская крыша была выстлана желтыми треугольными плитками и окружена невысокой балюстрадой. Отсюда хорошо был виден белый шар звездолета и можно было различить возле него крохотные фигурки каллистян. "Там Дьеньи!" - Широков вдруг понял, что успел соскучиться по ней. Высоко над головой, в самое небо уходили хрустально блестящие кольца межпланетной бьеньетостанции. Даже вблизи они казались воздушными, трудно различимыми в блеске Рельоса, хотя были сделаны из металла. Рядом с подъемной машиной стоял небольшой аппарат, напоминавший своим видом школьный телескоп. Это и была загадочная бьеньтеси. Возле нее в ожидании стояло трое молодых каллистян. Широков и Синяев уже начали привыкать к тому, что их появление перед каллистянами вызывает большой эффект, и не обратили никакого внимания на изумленные взгляды, которыми их встретили. Прежде всего их интересовал аппарат. Они знали, что вся планета наблюдала финиш звездолета. Женьсиньг говорил, что