каллистяне видели на экранах их обоих. Это значило, что "телевизионная" камера была снабжена телескопическим устройством, позволявшим приблизить снимаемый объект, даже если он находился, как в данном случае, на расстоянии двух километров. Видя интерес, с которым гости рассматривали бьеньтеси, один из каллистян подошел и стал давать пояснения. Кто-то, очевидно, успел сказать ему, что пришельцы из другого мира понимают каллистянский язык. Из его слов Широков и Синяев вывели заключение, что камера работала на совершенно ином принципе, чем телевизионные камеры на Земле. Она давала цветное и объемное изображение, и передача осуществлялась непосредственно от нее, без прохождения через усилительное устройство мощной промежуточной станции. Каким образом столь небольшая установка могла обладать такой мощностью, чтобы ее передачи воспринимались всеми приемниками Каллисто, осталось неясным. Слово "теси" непрерывно встречалось в объяснениях, но его значение все еще не стало понятным. - Вам нравится? - спросил каллистянин. - Да, - ответил Синяев. - Ваша бьеньтеси работает на другом принципе, чем наши. Я хотел бы узнать об ее устройстве более подробно. - Потом, потом! - вмешался Женьсиньг. - Каллистяне ждут. - Он подошел к аппарату и встал прямо против отверстия трубы. Широков представил себе, как на экранах появится лицо Женьсиньга. Сколько миллионов каллистян будут слушать его? - Больше одиннадцати лет тому назад... - начал Женьсиньг. Он говорил прямо в объектив. Было ясно, что эта небольшая установка была равна по мощности величайшим радиостанциям Земли, давала возможность передать на всю планету цвет, объем и звук одновременно. Женьсиньг рассказал об организации полета к Мьеньи, о старте звездолета и обо всех разнообразных мнениях относительно результатов рейса, которые высказывались на Каллисто ее учеными. - О том, как протекал рейс и что увидели у Мьеньи наши отважные звездоплаватели, вам расскажет командир корабля Рьиг Диегонь. - Митинг, в котором участвует все население планеты, - шепнул Синяев на ухо Широкову. Диегонь мало говорил о полете, а все свое выступление посвятил Земле. Он подробно рассказал о встрече с людьми и о них самих. Коротко описал природу и города Земли. Затем перешел к причинам опоздания звездолета. Широков слушал его с тревогой. Он опасался, что рассказ о происшествии в лагере под Курском может создать у каллистян, незнакомых, с условиями земной жизни, ложное представление о людях. Но Диегонь ни словом не упомянул о диверсии. - Дверь в помещение центрального агрегата была повреждена и не открывалась, - только и сказал он. - Техника Земли оказала нам неоценимую помощь. Широков и Синяев облегченно вздохнули. Каллистяне все равно узнают об истинной причине аварии, но потом это будет не страшно, лишь бы не сейчас. - Все, что мы видели на этой далекой от нас планете, - закончил Диегонь, - убедило нас, что люди и каллистяне будут жить в дружбе. За нашим полетом последуют другие. Я хочу верить, что к союзу Земли и Каллисто примкнут обитатели других миров, спутников звезд, находящихся не слишком далеко от Мьеньи -Солнца - и от Рельоса. Первый шаг к этому сделан. Мы, двенадцать каллистян, посетили Землю. Теперь двое ученых Земли прилетели к нам. Мы счастливы, что вернулись на родину, но еще более потому, что вернулись не одни. Дадим слово нашим гостям. Не удивляйтесь, что они будут говорить на нашем языке. За годы полета они хорошо овладели им. Перед вами представитель медицинской науки Земли - Петр Широков. - Не говорите слишком мало, - сказал Женьсиньг. - Дайте каллистянам время как следует рассмотреть вас. Широков одно мгновение колебался, потом решительно снял очки и подошел к аппарату. Яркий свет был очень неприятен, пришлось сильно прищуриться, но это казалось ему лучше, чем показаться перед многими миллионами зрителей в очках, искажавших его лицо. Сознавая, с каким жадным вниманием каллистяне будут его рассматривать, он мучительно волновался и несколько секунд был не в состоянии начать говорить. Прямо перед ним находилось темное отверстие трубы передатчика. В глубине этого отверстия что-то неясно блестело. Широкову вдруг показалось, что перед ним окно, за которым раскинулся весь простор огромной планеты, и бесчисленное количество черных лиц с длинными узкими глазами, устремленными на него. Он глубоко вздохнул и сказал: - Здравствуйте, товарищи каллистяне! Сказал и только тогда понял, что говорит по-русски. Все бывшие возле аппарата смотрели на него внимательно и серьезно. Никто, казалось, не удивился, что он говорит на земном языке. Вероятно, все подумали, что он сделал это намеренно. Три слова, сказанные на родном языке, как-то сразу успокоили Широкова, и он начал говорить уже по-каллистянски, как ему казалось, совсем спокойно. Но впоследствии он никак не мог вспомнить, что именно он говорил каллистянам в тот день. Слова сходили с его губ без участия его воли, сами собой. Но когда, некоторое время спустя, он спросил Синяева о своей речи, оказалось, что он говорил хорошо и с чувством. После Широкова выступил Синяев. Он не казался, а действительно был совершенно спокоен. Коротко приветствовав каллистян, Георгий Николаевич посвятил свою речь развитию мысли, высказанной Диегонем, что к союзу людей и каллистян примкнут в будущем жители других, пока еще не известных планет. Женьсиньг закрыл своеобразный "митинг", и все снова отправились на чудесной олити к кораблю. Каллистяне торопились покинуть остров. - На звездолете огромное количество предметов, подаренных нам на Земле, - сказал Диегонь Женьсиньгу. - Я прошу без меня не разгружать корабль. - Никто ничего не тронет, пока вы будете в отсутствии, - ответил Женьсиньг. МОРСКОЙ ПЕРЕЕЗД - На чем мы отправимся на континент? - спросил Синяев. - На корабле, - ответил Женьсиньг. - А почему не по воздуху? Ведь это будет быстрее. - Потеря времени незначительна. Корабль идет быстро. Таково желание Диегоня и его товарищей. Но если вы возражаете... - Нисколько! Просто я не очень хорошо переношу качку. - Ее не будет. - А если поднимется буря? - Это исключено. На время вашего переезда ветер не будет пропущен в эту часть планеты. - Вы управляете ветром? - пораженный этими словами, спросил Синяев. Ответ был неожиданным: - Погода планируется. Широков и Синяев молча переглянулись. - Если ветер в этой части океана и был намечен, - невозмутимо продолжал Женьсиньг, - то ради вас станции изменили программу. Охлажденные над океаном массы воздуха направят куда-нибудь в другую сторону. - Но как... - начал Синяев и замолчал. Не стоило просить объяснений. Было немыслимо узнать и понять все сразу. Сборы были недолги. Звездоплаватели намеревались вернуться на остров и не брали с собой никаких вещей. Но у гостей Каллисто багаж оказался весьма объемистым. Они должны были остаться на континенте и взяли с собой все, что привезли с Земли. Не без грусти расставались Широков и Синяев со звездолетом, на котором провели больше трех лет. - Мы вернемся на Землю на этом же корабле? - спросил Широков. - Разумеется, нет, - ответил Мьеньонь. - Для вас построят новый, по последнему слову техники. Вы же видели на Сетито, что современные звездолеты более совершенны. Олити в три рейса доставила на пристань всех. В сущности, это была не пристань, а просто набережная. Она представляла собой огромную площадку, выстроенную из красных каменных плит, похожих отчасти на гранит, отчасти на мрамор, отполированных, как зеркало. Каждая плита была не менее двадцати квадратных метров величиной. Когда появились каллистяне и их гости, корабль, стоявший в пятидесяти метрах от берега, приветствовал их протяжным, странно звенящим звуком. Несмотря на большую мощность этого "гудка", он не был неприятен для слуха и отличался какой-то своеобразной мягкостью. - Я думал, что на Каллисто нет гудков, - сказал Широков, - ведь они создают шум. - До последнего времени, - ответил ему Гесьянь, - гудки на море были необходимы. Каллисто - жаркая планета, и на ней часты густые туманы. Теперь, конечно, они не нужны. Но сохранилась морская традиция. Корабль приблизился. Оба друга видели такие корабли на рисунках и фотографиях, которые показывали им каллистяне еще на Земле, но тем не менее с большим интересом рассматривали странное судно. Оно было невелико и очень узко. Ширина палубы не превышала четырех метров. Не было ни мачт, ни труб. Корпус судна, выстроенный из серебристого металла, почти не выступал из воды. Вся верхняя надводная часть была накрыта сплошным прозрачным кожухом чуть голубоватого оттенка. Благодаря низким бортам казалось, что по воде плывет огромная стеклянная лодка, перевернутая килем вверх. Парапет набережной был значительно выше борта корабля, и люди, стоявшие на ней, смотрели на судно сверху. Первое, что обращало на себя внимание, было отсутствие каких бы то ни было палубных надстроек. Сама палуба представляла собой гладкую поверхность темного цвета, без единого шва, точно она была покрыта линолеумом. В трех местах виднелись небольшие зеленые круги. Экипаж судна состоял из восьми каллистян. Моряки были одеты очень своеобразно, в костюмы, отличные от тех, которые люди Земли видели до сих пор. На них были короткие, до колен, брюки и легкие сетки без рукавов. И то и другое было голубого цвета. По обычаю каллистян головы были ничем не покрыты. - Словно дети, - сказал Синяев, прибегнув, чтобы не быть никем понятым, к французскому языку. Действительно, странный костюм моряков напоминал одежду детей в летнее время. Издали казалось, что на палубе стоят черные мальчики в трусиках и майках. - Я не вижу в этой прозрачной крышке ни одного отверстия, через которое мы сможем проникнуть на корабль, - сказал Широков. - Или она поднимается, как на олити? - Посмотрите внимательнее, - ответил Гесьянь. - Вход прямо перед вами. - Я его вижу, - сказал Синяев. Пристально всмотревшись в поверхность "стекла", Широков, наконец, заметил тонкую синюю линию. Мало заметная на голубом фоне, она шла от борта вверх, плавно изгибалась и снова опускалась к борту. Точно тонкой кистью была нарисована арка. В тот момент, когда он увидел ее, "дверь" сдвинулась назад и скользнула в сторону. Образовалось отверстие. Возле него собрались все восемь членов экипажа. Широков и Синяев ожидали, что с корабля будет подан на берег трап или какая-нибудь сходня, но произошло совсем иное, чего они никак не могли ожидать. Каменная плита, казавшаяся столь прочной и неотъемлемой частью набережной, сдвинулась с места и опустилась вместе с ними. Кто и как привел в действие механизм этой оригинальной подъемной машины, они не заметили. Вход на судно оказался прямо напротив, на одном уровне, и оставалось сделать только один шаг, чтобы очутиться на палубе. Один из моряков выступил вперед. - Люди Земли, - сказал он, - желанные гости на корабле. Мы рады видеть вас у себя. Прошу вас войти. Широкову и Синяеву пришлось первыми перейти на борт судна. Петр Аркадьевич снова подумал при этом, что их присутствие невыгодно Диегоню и другим звездоплавателям - на них почти не обращали внимания, оно целиком поглощалось им и Синяевым. К их удивлению, экипаж корабля встретил гостей очень сдержанно. Никто не пытался обнять их, как раньше. Моряки приветствовали их только жестами. Это было результатом нескольких слов, сказанных Женьсиньгом так, что они не слышали. Еще раньше Диегонь высказал опасение, что чересчур восторженная встреча может в конце концов утомить людей Земли. Вслед за ними на борт корабля перешли все члены экипажа звездолета. Женьсиньг и другие каллистяне остались на берегу. - Мы скоро увидимся, - сказал Женьсиньг. - Разве вы не поедете с нами? - спросил Широков, невольно посмотрев на Дьеньи. - Нет. Корабль пришел за вами и экипажем звездолета. Население Атилли ждет вас. - Я был бы очень рад, - сказал Гесьянь, - если бы вы поселились в моем доме. Я постоянно живу в Атилли. - Мы гости Каллисто, - ответил Широков. - Я благодарю вас за приглашение, но мы будем жить там, где нам укажут. Мое и моего товарища желание - не расставаться с нашими друзьями и спутниками по полету. Диегонь протянул руку и ласково провел пальцами по лбу и волосам Широкова. - Все будут рады видеть вас у себя, - сказал он. "Стеклянная дверь" беззвучно стала на место. Каменная плита с провожающими поднялась и снова неразличимо слилась со всей набережной. Корабль незаметно отделился от стенки и медленно отходил от нее. Женьсиньг и все остальные шли по набережной вслед за кораблем, но вскоре отстали. Корабль шел все быстрее и быстрее. Длинный узкий корпус судна легко разрезал темную воду океана, оставляя за собой расширяющиеся полосы вспененных волн. Чуть заметно покачиваясь, он с нарастающей скоростью удалялся от берега. Прошло несколько минут, и судно пошло так быстро, что гладкая поверхность воды у его бортов превратилась в мелькающие полосы. И без того малозаметная качка совершенно прекратилась. Как стрела летел по воде корабль; высокие волны вздымались перед его острым носом, с молниеносной быстротой оставаясь далеко позади. - Если бы не этот колпак, - сказал Синяев, - стоять на палубе было бы невозможно. - Очевидно, он для того и сделан, - ответил Широков. Но прошло совсем немного времени, и они узнали, что сплошной футляр, закрывавший палубу судна, имел не одно назначение. Оранжевый остров быстро уменьшался. Все тоньше становились кольца бьеньетостанции. Далеко за ними виднелся крохотный шарик звездолета. Вскоре остров совсем скрылся. Со всех сторон раскинулась равнина океана. Корабль мчался, как исполинская торпеда, к вечно недостижимой линии горизонта. Трудно было даже представить, какой силы был бы встречный ветер при такой скорости, будь палуба открыта. С безоблачного неба лился яркий свет Рельоса. - Ты заметил, что здесь совсем не жарко? - спросил Широков, стоя с Синяевым и остальными на носу судна. - Заметил, но не знаю, чем это объяснить. - Футляр, которым закрыта палуба, ослабляет тепловые лучи, - объяснил один из моряков. - Значит, - сказал Широков, - каллистянам самим неприятно чрезмерное тепло? - Нисколько! - ответил тот же моряк. - Мы не находим, что на Каллисто чрезмерно жарко. Это сделано для вас. Раньше на этом корабле футляр был из другого материала. Его сменили. Мы, - пояснил он, - готовились встретить вас и знали, что на вашей планете холоднее, чем у нас. - И только ради этого изготовили такой огромный футляр? Моряк пожал плечами. - А почему же нет? - сказал он. - Иначе вам пришлось бы оставить палубу и находиться внизу. Мы думали, что это вам не понравится. - Действительно, - сказал по-русски Синяев и рассмеялся, - чего проще! Удивляюсь, что они не построили специально для нас новый корабль. Их не удивила осведомленность каллистянина. Они знали, что, пока были на Кетьо, Каллисто получила много бьеньетограмм, посвященных им. - Далеко до города? - спросил Широков. - Две тысячи километров. (Автор еще раз напоминает читателю, что все фразы каллистян, относящиеся к измерениям, он переводит на земные меры, чтобы не запутать изложение.) - Сколько же времени займет переезд? - Четыре часа. - Ого! - сказал Синяев. - Быстро идет ваш корабль. - Шестьсот километров в час. - Это быстрее, чем на глиссере. - Синяев сказал слово "глиссер" по-русски. - Я вас не понял. - Мой товарищ говорит, - ответил Широков, - что ваш корабль движется быстрее самых быстроходных судов на Земле. Вы командир корабля? - Я управляю кораблем в этом рейсе, - ответил каллистянин. Казалось, его удивил вопрос Широкова. Прежде чем ответить, он на минуту задумался. Диегонь вмешался в разговор. - У нас, - сказал он, - нет командиров или некомандиров. Каждый член экипажа может выполнять обязанности командира и все другие обязанности на корабле с одинаковым успехом. Распределение обязанностей - дело добровольное. - Я ожидал этого, - сказал Широков. - Я был уверен, что у вас именно так, - пояснил он свои слова. - Однако на звездолете, - заметил Синяев, - дело обстояло несколько иначе. - В космическом рейсе - конечно. Там нужны специальные знания и опыт. Вести звездолет может не каждый. Моряк предложил гостям осмотреть корабль. Широков и Синяев с удовольствием согласились. С ними пошли два члена экипажа - Диегонь и Мьеньонь. На корабле не было ни одного трапа, которые на Земле кажутся столь неотъемлемыми и характерными признаками морских судов. Для спуска внутрь служили лифты. В трех местах - на носу, посередине и на корме - находились круглые, огражденные едва поднимающимися над палубой кольцевыми выступами, окрашенными в зеленый цвет, площадки подъемных машин. Шесть человек свободно поместились на одной из них. Командир корабля ногой нажал на край выступа, где находилась совершенно незаметная педаль, и площадка плавно опустилась. - Все их лифты сделаны по одному принципу, - сказал Синяев. - Точно такие же на звездолете и на пристани. - Наши лифты с кабинками мне больше нравятся, - ответил Широков. Они ожидали увидеть каюты, но их не оказалось. Не было и привычного коридора. Внутренность судна была разделена переборками на три отделения, каждое из которых имело свой лифт. Этот корабль не был пассажирским судном. Широков и Синяев тут же узнали, что на Каллисто уже давно не существует морского транспорта. Все перевозки совершались по воздуху. - Для чего предназначен этот корабль? - спросил Синяев. - Для научных работ в океане, - ответил моряк. Носовое отделение, в которое они спустились, было командным пунктом, откуда осуществлялось управление кораблем. Подъемная машина находилась в задней части этого помещения. Площадка опустилась до самого пола и как бы слилась с ним. Впереди, закрывая внутренний вид помещения, стояла какая-то машина. Когда они обогнули ее, глазам Широкова и Синяева предстала удивительная картина. Им показалось, что они каким-то образом вновь очутились на палубе. Впереди и по сторонам расстилалась равнина океана. Сверху было небо и ослепительно белый диск Рельоса. Стены и потолок были абсолютно невидимы. Но они знали, что это помещение находится ниже ватерлинии, и легко было догадаться, что это - все та же система телевизионных экранов, но только более совершенная, чем на звездолете. Не было решетки из рамок отдельных экранов, он был сплошной, охватывая все помещение, кроме пола и задней стены. Нечто подобное они видели на звездолете внутренних рейсов. Но если гости Каллисто подумали, что только для них удивительна эта картина, то слова Мьеньоня доказали им, что это совсем не так. - Поразительно! - воскликнул инженер. - Я вижу, что техника далеко ушла вперед за время нашего отсутствия. - Перед стартом к Мьеньи, - сказал Диегонь, обращаясь к Широкову, - на кораблях были экраны, ничем не отличающиеся от тех, которыми оборудован звездолет. Такой сплошной экран для нас новость. - Этот корабль построен два года тому назад, - пояснил моряк. - Экраны старого типа где-нибудь сохранились? - спросил Широков. - Насколько я знаю, нет. Зачем они, если есть новые, более совершенные? На командном пункте не было ни одного человека. Ожидаемый, по привычке, рулевой отсутствовал. - Кто сейчас ведет корабль по курсу? - спросил Синяев. Моряк указал на "машину", стоявшую сзади. Это был гладкий темно-синий куб, на котором не было никаких приборов, кнопок или рукояток. - Курс проложен по карте. Корабль сам дойдет до назначенного места. Он подошел к стоявшему посередине помещения второму кубу, гораздо меньших размеров. Гости увидели, что внутри находится большой лист, на котором синей и красной краской изображена географическая карта. Она была очень похожа на земные карты, с такими же меридианами и параллелями. - Это участок океана между островом Неба и Атилли, - сказал моряк. - А вот эта черная линия - проложенный курс. Без вмешательства командира корабль не уклонится от него. - А подводные течения? - Автомат учитывает их. - Но если кораблем управляет автомат, то для чего этот сплошной экран? - Кораблем можно управлять вручную. Вот смотрите! Он нажал маленькую кнопку. До сих пор Широкову и Синяеву казалось, что куб сделан из прозрачного материала, но вот он вдруг "потух", и они поняли, что он не прозрачный. Теперь он был темного цвета и походил на пластмассовый. Карты не стало видно. Передняя стенка куба откинулась, и появилась панель с множеством кнопок. - Это ручной пульт управления, - сказал моряк. Чувствовалось, что корабль замедляет ход. Это было видно и по экрану. - Когда карта выключена, автомат не может работать. Двигатели остановились. Моряк положил пальцы на кнопки. - Совершим круг. Кисти рук у каллистян обладали необычайной гибкостью. Их длинные тонкие пальцы могли совершать одновременные и совершенно различные движения, недоступные руке человека Земли. У них не было "левой" и "правой" руки, обе работали одинаково. Движения пальцев командира корабля, перебегавших с кнопки на кнопку, напомнили Широкову игру на рояле. Двигатели заработали снова. Слегка накренившись на левый борт, корабль описал по океану широкий круг. - Следите за мной, - сказал моряк. - Я отвожу корабль в сторону от курса. Поворачиваю его носом в обратную сторону. А теперь снова включаю автомат. Смотрите, что будет дальше. Говоря, он приводил свои слова в исполнение. Куб опять стал прозрачным. Появилась карта. Рядом с черной линией курса виднелась маленькая точка, которая медленно двигалась. - Что это? - спросил Широков. - Вероятно, место корабля, - сказал Синяев. - Совершенно верно. Эта точка - наш корабль. Сейчас автомат выведет его на правильный путь. Следя за движениями крохотной точки, Широков и Синяев увидели, как она повернулась, совершив полукруг, и слилась с черной линией. - Спасибо! - сказал Широков. - Это очень интересно. - Если не возражаете, пойдем дальше, - предложил моряк. Среднее помещение было предназначено для жизни и работы экипажа. Здесь было много приборов и аппаратов непонятного назначения и неизвестной конструкции. Гости ни о чем не спрашивали; было ясно, что это оборудование для научных работ. - Может быть, вы голодны? - спросил моряк. - Здесь есть все, что нужно. Широков и Синяев отказались. Они действительно не чувствовали голода. Осмотрев жилой отсек, они перешли в третье отделение. Здесь помещались двигатели корабля. "РЕЛЬОС ВИТИНИ" - Знаешь, что мне нравится больше всего? - спросил Синяев, когда, после осмотра машинного отделения, они снова поднялись на палубу. - Тишина. Все их машины работают бесшумно. - Давно известно, что шум вреден, - ответил Широков. - Но, к сожалению, наша техника еще не может уничтожить его. В будущем это обязательно сделают. Машины на Земле будут работать беззвучно, как здесь. Но как ты мог? - прибавил он. - Когда ты выстрелил, у меня сердце замерло. Синяев рассмеялся. - Я нисколько не боялся, - сказал он. - Я верю каллистянам. Конечно, этого не следовало делать. Но когда Диегонь предложил испытать стену, я выстрелил почти что машинально. - Зачем ты носишь пистолет? - Забыл о нем. Он лежит в кармане с Сетито. Выстрел, о котором они говорили, произошел несколько минут тому назад в отделении двигателей. "Машинный зал" представлял собой небольшое помещение с металлическими стенами, полом и потолком. Вплотную друг к другу стояли четыре длинных и как будто стальных цилиндра. От них отходили гибкие трубки, исчезая под полом. Командир корабля объяснил, что каждый цилиндр - двигатель. Трубки связывают их с агрегатами управления. Каждый заряжен на несколько лет непрерывной работы. - Обслуживающий персонал не нужен, - сказал моряк. - Они не требуют никакого ухода за собой. Объяснения каллистян всегда отличались ясностью, но на этот раз ни Широков, ни Синяев не поняли, на каком принципе работали двигатели. Это были не турбины и не реактивные моторы. Цилиндры приводило в движение что-то, находящееся за кормой. Им показали чертежи, но вопрос не стал яснее. На конце каждого цилиндра находились по три, словно вложенных друг в друга, удлиненных конуса. Какое-то сложное чувство удержало Широкова и Синяева от дальнейших расспросов. Оба притворились, что хорошо поняли. Синяев неожиданно заявил (по-русски), что техника каллистян начинает раздражать его. - Мы просто устали, - ответил ему Широков. - Слишком много впечатлений сразу. Задняя стенка машинного отделения была не металлической. Прозрачная и очень тонкая пластинка размером два на три метра отделяла помещение от океана, представляя собой корму судна. За ней бурно клубилась белая пена. Временами в глубине этого "кипятка" мелькали сверкающие круги. - Через эту стенку, - пояснил командир судна, -можно осматривать наружные концы двигателей, когда они не работают. Это делается во время каждой стоянки корабля. - А она не может разбиться? - Если бы такая опасность существовала хотя бы теоретически, - последовал ответ, - мы никогда не позволили бы вам войти сюда. - Из чего сделана стенка? - Из особого сорта стекла. - Мне кажется очень рискованным применять стекло в таком месте. - Оно более чем крепко. Практически его невозможно разбить без применения специальных методов. - Попробуйте! - засмеялся Диегонь. - Даже пуля из вашего оружия бессильна против этого стекла. Едва он успел это сказать, Синяев вынул пистолет и выстрелил в стенку, находившуюся от них в двух шагах. Среди металлических переборок машинного зала выстрел прозвучал оглушительно. - Ты с ума сошел! - по-русски крикнул Широков. - А если бы она разбилась? - Как видишь, все в порядке. На гладком стекле не было видно никакого следа от удара пули. - Кого-нибудь мог задеть рикошет. - Об этом я не подумал, - сказал Синяев. - Глупо! Мои нервы не в порядке. - Георгий очень энергичен, - улыбнулся Диегонь. - Я почти оглох. - Извините меня. - Я виноват сам. Теперь, стоя на палубе и вспоминая этот эпизод, Широков задумчиво провел рукой по стеклу футляра, закрывавшего палубу. - Технология изготовления стекла, - сказал он, - достигла у них большой высоты. - И все же они не знали стекла Эбралидзе. - Тем лучше. Приятно сознавать, что и мы могли чему-то научить их. Они стояли на носу судна вдвоем. Каллистяне, как и раньше на звездолете, не навязывали своего общества. Они всегда охотно разговаривали с людьми, но инициативу неизменно предоставляли гостям. Широков и Синяев давно привыкли к естественно непринужденной деликатности своих друзей. Поэтому, когда подошел Мьеньонь, очевидно желая вмешаться в разговор, они поняли, что им хотят сказать что-то важное. - Мы приближаемся к месту, которое вот уже двести пятьдесят лет является священным для всех каллистян, - сказал инженер. - Мы выбрали переезд по морю именно для того, чтобы прежде всего побывать здесь. Если вы не возражаете, мы будем рады показать вам памятник прошлого. - Как мы можем возражать? - сказал Широков. - Наоборот, мы будем очень довольны. - Этот памятник, вероятно, находится на острове? - спросил Синяев. - Нет, на дне океана. Тут не очень глубоко. Каллистяне часто посещают это место. Для наших детей в начале их обучения поездка сюда является обязательной. - Мы готовы. - Корабль достигнет нужного пункта через несколько минут. - Мы спустимся на дно в водолазных костюмах, - спросил Широков, - или на корабле есть подводная лодка? - Ни то, ни другое, - ответил Мьеньонь. - В этом месте глубина семьсот метров. Мы спустимся на корабле. Синяев кивнул головой. Казалось, он ждал именно такого ответа. Надводный корабль одновременно был и подводным. Вполне естественно! Корабль стал замедлять ход. - Здесь! - сказал Мьеньонь. Волны, поднятые стремительным ходом судна, улеглись. Со всех сторон расстилалась почти неподвижная гладь. Совершенно безоблачное в начале пути, небо затянулось легкими перистыми облаками. Широков заметил несколько птиц, летевших очень высоко. - На каком расстоянии отсюда находится земля? - спросил он. - В ста двадцати километрах. Мы сейчас в проливе, разделяющем два континента. - Я его знаю, - сказал Синяев. - Видел на ваших картах. - Разрешите спускаться, - обратился к нему командир корабля. - Я не могу разрешать, - слегка пожимая плечами, ответил Синяев. - Мы гости. Хозяева здесь вы. - Покидать палубу не нужно? - спросил Широков. - Конечно нет. Вода сюда не может проникнуть. Корабль стал медленно погружаться. Широков с волнением следил, как уровень океана все выше поднимался по его борту. Он верил в технику каллистян, но не мог заставить себя быть таким же невозмутимо спокойным, как его товарищ. Футляр казался таким хрупким и тонким. На глубине семисот метров должно быть огромное давление. - На какую глубину может опуститься корабль? - спросил он. - На два километра. Материал футляра и его форма рассчитаны на давление в двести килограммов на квадратный сантиметр. Широков ничего не сказал на это. Он всецело был поглощен предстоящим зрелищем. Ему еще никогда не случалось спускаться под воду, а тут он вдобавок увидит подводный мир чужой планеты. Поверхность океана сомкнулась над ними. Блеск дня сменился синим сумраком. Широков и Синяев сняли защитные очки. Совсем близко они видели скользящие тени, очевидно морских животных, но рассмотреть их не удавалось. Корабль опускался все глубже, и темнота постепенно сгущалась. Тонкий футляр словно растворился в воде и стал невидим. Казалось, что между людьми и бездной океана нет никакой преграды. - Почему не зажигают прожекторов? - спросил Синяев. - Или их нет на корабле? - Прожекторы на корабле, конечно, есть, - ответил Диегонь, стоявший с ними и остальными каллистянами, кроме командира, на носу судна. - Но существует традиция приближаться к памятнику без света. Ничто не должно нарушать покой этого места. - Интересно, - сказал Синяев. - Мне кажется, у вас довольно много традиций. Это уже вторая. - А какая же первая? - спросил Широков. - А как же. Гудок на корабле. Помнишь, Гесьянь говорил на острове. - Каллистяне чтут память своих предков, - сказал Диегонь. - Традиции связывают нас с ними. - Очень любопытно, - сказал Синяев по-французски (Бьяининь стоял рядом.) - Это открывает новую сторону их характера. Корабль опускался очень медленно. "Как жаль, что нельзя рассмотреть обитателей вод", - подумал Широков. Было ясно, что скорость погружения целиком зависела от каллистян. Вероятно, это была еще одна традиция. В медленном приближении к загадочному памятнику было что-то торжественное. Прошло минут десять, и последние следы света исчезли. Кругом непроглядная тьма. - Смотрите! - сказал Диегонь, и Широков почувствовал, что каллистянин протянул в темноте руку. Впереди, глубоко внизу, показалось плохо различимое светящееся облако. Нельзя было определить источник этого света, но казалось, что свет электрический. Как будто в глубине океана горели мощные лампы, освещая что-то, пока невидимое. Раздался голос Бьяининя. Он говорил по-русски: - Многие века на Каллисто существовало угнетение, насилие и бесправие. Трудящееся население, так же как на Земле, боролось с хозяевами за свои права, за лучшую жизнь. Было много восстаний, которые подавлялись жестоко. Пятьсот лет тому назад, по земному счету времени, вспыхнуло самое большое, решающее и последнее. Это была гражданская война, кровопролитная, но недолгая. Класс хозяев исчез с лица планеты. Началась эпоха свободного развития общества. В ходе войны в руки хозяев попали двести десять крупных революционеров. Они были погружены на корабль и вывезены в море. В то время у нас были торговые суда. Этот корабль имел имя "Дьесь". На русском языке это соответствует слову "Надежда". В 2137 году, в сто двадцать третий день, в точке океана, где мы сейчас находимся, "Дьесь" со всеми находившимися на нем людьми был потоплен. - Мы увидим памятник "Дьесю"? - спросил Широков. - Нет, здесь стоит он сам. Каллистяне сохранили историческое судно. Но теперь оно называется не "Дьесь". На его борту стоит другое имя. - Какое? - "Рельос Витини". - "Солнце свободы", - перевел Синяев. - Это очень красиво. - Казнь двухсот десяти лучших сынов народа привела к тому, что на сторону восставших перешли все, кроме самих хозяев. И война окончилась. Двести десять были последними жертвами. Корабль все так же медленно приближался к сияющему облаку, становившемуся все более ярким. Когда он приблизился вплотную и неподвижно повис над дном, на высоте тридцати - сорока метров, люди увидели поразительную картину. Под семисотметровым слоем воды на равном расстоянии друг от друга стояли правильным кругом двадцать две высокие мачты. На каждой из них висело по два шара, испускавших сильный свет. Можно было видеть мельчайшую подробность дна. Оно казалось тщательно прибранным: ни камней, ни растений - ровное плоское поле. На самой середине освещенного круга, уйдя в дно до ватерлинии, стоял длинный вишневого цвета корабль. Никаких повреждений на нем не было видно, он имел такой вид, точно недавно сошел со стапелей завода. На короткой передней мачте "развевалось" зеленое знамя. Не на корме, как у земных кораблей, а на самой середине корпуса зелеными буквами горело гордое имя корабля: "Рельос Витини". Он стоял совершенно прямо, под своим непонятным образом застывшим знаменем, на дне океана и казался настолько "живым", что отсутствие людей на палубе было как-то неестественно. Невольно представлялось, что под кораблем не дно, а поверхность воды, что он сейчас тронется с места и на нем появятся люди. Но никто не появлялся. Неподвижно стоял славный памятник трагедии, происшедшей пятьсот лет тому назад, сохраненный людьми на дне океана - мавзолей героев каллистянского народа. Синяев первым нарушил молчание. - Как вам удалось сохранить все это столь долгое время? - спросил он, ни к кому не обращаясь. - "Рельос Витини", - ответил кто-то из каллистян, - затонул на этом самом месте в том положении, в каком вы его видите. Мы его не передвигали, а только покрыли составом, предохраняющим от действия воды и времени. Он будет стоять так тысячи лет. Вас, вероятно, удивляет вид знамени? Это действительно настоящее знамя, и у него есть история. Материал пропитан веществом, которое в соединении с водой превратило его в камень. Мачты и лампы установлены позднее, лет пятьдесят тому назад. - Каким способом питаются энергией лампы? - Источник энергии находится в них самих. Они могут гореть неограниченное число лет. Широков подумал о той циклопической работе, которую должны были проделать каллистяне для установки мачт, шаров, да и с самим кораблем. Ему казалось, что проще было поднять "Рельос Витини" на поверхность, но он понимал величие этого памятника на дне океана и невольно преклонялся перед людьми, которых не остановила трудность задуманного. В этом странном с земной точки зрения памятнике было что-то трогательное и грандиозное в одно и то же время. И опять, как много лет тому назад, в день смерти Штерна, каллистяне опустились на колени и протянули руки ладонями вниз. Этот прощальный жест относился сейчас к тем, кто пятьсот лет назад умер на этом корабле. И, не сговариваясь, Широков и Синяев сами опустились на колени рядом со своими друзьями. Находясь на Каллисто, они по-каллистянски отдали дань уважения героям, память о которых так свято чтилась планетой. Совершив круг над "Рельос Витини", корабль стал так же медленно подниматься. Все, кто стоял на его палубе, не спускали глаз с подводного памятника, пока он не скрылся в облаке света, становившегося все более тусклым. Корабль увеличил скорость подъема и через несколько минут вынырнул на поверхность океана, из синего сумрака в белый блеск дня. Лучи Рельоса быстро испарили воду на его прозрачной "крыше", и с прежней скоростью он помчался вперед. - Что бы я ни увидел на Каллисто, - сказал Широков, - эта картина навсегда останется в моей памяти. - И в моей также, - отозвался Синяев. ГЛАВА ВТОРАЯ АТИЛЛИ После яркого света и расплавленного зноем воздуха улицы прохлада и мягкий полусвет комнаты успокаивающе действовали на возбужденные нервы. Широкие окна-арки, лишенные рам и стекол, были прикрыты чем-то темно-желтым, создававшим внутри дома освещение, похожее на солнечное. Глаза, утомленные блеском Рельоса, отдыхали в этом приятном свете. Комната была очень своеобразна. Высота стен достигала шести-семи метров. Они были бледно-зеленого цвета и казались пористыми. У самого потолка на полметра выступал широкий карниз. Потолок был точно из темного стекла, и в нем отчетливо отражалась обстановка. Ничем не покрытый пол, гладкий и блестящий, как идеально натертый паркет, в противоположность потолку не отражал ничего. Он был блестящ и одновременно казался матовым. Ровная вишневого цвета поверхность, на которой не видно было ни одного шва. Углы комнаты были не прямоугольны, как на Земле, а закруглены. Посередине, ничем не огражденный, бил небольшой фонтан. Его вода была золотисто-зеленой. От фонтана веяло прохладой, как от настоящей воды, но его струи падали совершенно беззвучно. Мебель была удобна и своеобразно красива, не земной, а своей, непривычной людям Земли, каллистянской красотой. Каждая вещь выглядела произведением искусства по тщательности отделки и подбору красок. Причудливо изогнутые ножки кресел, панели, дверцы - все было из странного материала, ни на что земное не похожего, прозрачно-глубокого, блестящего и матового в одно и то же время. Цвета мебели гармонировали с цветом стен. Преобладали зеленые тона. Ни один предмет из этой обстановки не стоял вплотную к стенам, что также было непривычным. Свободное пространство позади мебели, равное полутора метрам, занимали длинные низкие ящики из зеленого "стекла" с растениями. Больше, чем обстановка комнаты, эта флора Каллисто напоминала людям, что они находятся не на Земле. Ни одного листка, ни одного, хотя бы отдаленно похожего на земные, цветка они не видели. Цветы переливались голубыми и странно золотистыми оттенками. Листья, свернутые в трубку, были зелеными, что особенно удивляло на Каллисто, где растительный мир имел, как правило, красные и оранжевые тона. - Это специально выращенные комнатные растения, - сказал Синьг. - И они поставлены здесь для вас. В доме стояла глубокая тишина. Ни звука не доносилось и снаружи, хотя дом стоял в центре огромного города. Темно-желтый "занавес" чуть заметно плавно колебался, и это ритмичное движение действовало усыпляюще. Широков пристально вглядывался в это нечто, закрывавшее окна, в надежде заснуть, наконец, но сон упорно не приходил. Синяев, лежавший на другом "диване", также не мог уснуть. Перед мысленным взором друзей стояли картины, прошедшие перед их глазами за эти сравнительно короткие часы первого дня пребывания на Каллисто. Впечатлений было так много, что воспоминаний о них хватило бы на всю жизнь, а это был только первый день в длинном ряду предстоящих им дней. Они чувствовали себя уставшими до такой степени, что одно только неподвижное лежание на мягкой постели, тишина, царящая в доме, и прохладный полусумрак доставляли им физическое наслаждение. Заснуть бы скорей! Широков мечтал о приходе Синьга, который дал бы ему и Синяеву снотворное средство, действие которого они дважды испытали на звездолете, но ожидать каллистянского врача было бесполезно. Гости выразили желание отдохнуть, и они уже настолько хорошо знали каллистян, что не могли сомневаться в том, что их желание будет свято исполнено. Пока они сами не позовут, никто не войдет к ним, а где и как найти Синьга или другого врача, Широков совершенно себе не представлял. Кроме того, встать и выйти из комнаты казалось ему невозможным, так сильно он устал. Они не разговаривали, каждый про себя переживал еще раз события дня. Финиш звездолета, встреча на острове, странный "автомобиль", не подчиняющийся законам тяготения, планетный митинг, морской переезд на подводно-надводном корабле, и в особенности сказочное видение "Рельос Витини" на дне океана занимали их мысли, разгоняя сон. И наконец, Атилли! Они плохо рассмотрели город, но то, что успели увидеть, оставило сильное впечатление. Атилли был город дворцов. Ни одного здания, к которому нельзя было бы применить это название, они не видели: каждый дворец был достоин особого описания. А вместе с тем было известно, что Атилли далеко не самый большой город на Каллисто и не самый населенный. Это была "окраина", самый северный из городов континента, а следовательно, по земным представлениям, провинция. Подавляющее большинство каллистян предпочитало жить ближе к экватору. Город был вытянут длинной лентой вдоль побережья, и в нем было, вероятно, не меньше домов, чем в Москве, Лондоне или Нью-Йорке, но каждый дом отделялся от соседнего обширным пространством оранжево-красной растительности. Площадь, занимаемая Атилли, была чудовищно огромной. Корабль, привезший их с острова Неба - правда, на малой скорости, но целых три часа, - шел вдоль берега, застроенного домами, прежде чем добрался до середины Атилли. Почти все дома имели широкие лестницы, украшенные статуями, спускавшимися к самой воде. Сходство каллистянской архитектуры с древнеегипетской, замеченное при первом же знакомстве людей с постройками Каллисто, подчеркивалось этими лестницами и плоскими крышами. В центре города увидели красную каменную набережную, к которой и пристал корабль. Встреча, устроенная им жителями Атилли, была поистине грандиозна. Задолго до того как показался город, корабль сопровождали уже сотни судов самых различных размеров и внешнего вида. Широкова и Синяева удивило такое обилие кораблей, так как они знали, что морской транспорт вышел из употребления. Но им объяснили, что это прогулочные суда типа земных яхт. Небо было заполнено каллистянами, летевшими на крыльях. Их было много тысяч. Еще выше летело очень много олити. На набережной стояла бесчисленная толпа. Вероятно, все население города, а может быть и много каллистян из других городов, вышло навстречу. В памяти Широкова и Синяева остались только разноцветные одежды и цветы, которыми был усыпан весь путь от пристани до этого дома. Людей Земли и двенадцать каллистянских звездоплавателей на руках вынесли с корабля на берег. Широков и Синяев знали, что Женьсиньг, Гесьянь и другие, оставшиеся на острове, вылетели в Атилли сразу вслед за ними, но никого из этих "старых" знакомых, которые, несомненно, находились в толпе, они не видели. На Земле знакомые, конечно, подошли бы к героям дня. Их несли на руках, передавая друг другу, не менее двух часов. Это было медленное продвижение в несметной толпе. И хотя оно было радостным и волнующим, для Широкова и Синяева оно превратилось в жестокую пытку, чего не заметили обычно такие чуткие и внимательные каллистяне. Когда на пороге дома их, наконец, опустили на землю, оба гостя Каллисто были близки к обмороку. Но у них хватило сил скрыть страдание, невольно причиненное им гостеприимными хозяевами. Они не хотели омрачать радость встречи, так как хорошо знали, что каллистяне будут в отчаянии от своей непредусмотрительности. Причиной этой пытки были привычные для каллистян лучи Рельоса, невыносимый зной, который изливался на землю. У Широкова и Синяева гудели головы, путались мысли, все тело было покрыто густым липким потом. Они были счастливы, когда в сопровождении Диегоня, Синьга и еще одного незнакомого им каллистянина прошли в прохладные комнаты. Только здесь Широков, опасаясь теплового удара, сказал Синьгу об их состоянии. Было ясно, что его слова поразили и огорчили троих каллистян, но они не стали тратить времени на извинения, а сразу приступили к делу. Гостей отвели в помещение, середину которого занимал большой бассейн, быстро раздели и посадили в воду необычного голубого цвета. Синьг принес два сосуда, очень похожих на бокалы, наполненных бесцветной жидкостью, и попросил выпить ее. Их мысли сразу прояснились. Потом их тщательно вытерли и одели в легкую каллистянскую одежду, так как их собственная была насквозь мокра от пота, а весь багаж остался на корабле. Все это производилось быстро и молча. Только тогда, когда они прошли в комнату с фонтаном и по требованию Синьга легли на "диваны", врач звездолета угрюмо сказал: - Я никогда не прощу себе этого. Диегонь только посмотрел на Синьга, и в его взгляде был горький упрек. - Мы теперь чувствуем себя совсем хорошо, - сказал Широков. - Вы были обязаны сказать об этом гораздо раньше, - сказал каллистянин, имени которого они еще не знали. - Любому, кто находился рядом. Один из вас врач, и он должен знать, какой опасности подвергал себя и товарища. - Кому принадлежит этот дом? - спросил Широков, избегая необходимости признаться, что врачом является именно он. Каллистянин с удивлением посмотрел на Широкова. Вопрос, очевидно, был ему непонятен. - Дома, - ответил Диегонь, - не могут никому принадлежать. Они принадлежат всем. Так же, как и все остальное. Этот дом подготовили специально для вас, по указаниям Гесьяня и Синьга. Те, кто жил здесь раньше, переселились в другой. В Атилли домов больше, чем нужно его населению. - Если дом был занят, - сказал Синяев, - то проще было подготовить какой-нибудь другой. Не все ли равно. К чему было тревожить людей? - Не беспокойтесь об этом. Каллистяне часто переезжают из дома в дом или из одного города в другой. Этот дом подходит для вас хотя бы потому, что здесь есть фонтаны, а они далеко не везде. Не все любят прохладу. - А как же личные вещи... - начал Широков, но замолчал, не закончив фразы. Здесь, на Каллисто, земные представления и понятия были неприменимы. Слова "частная собственность" давно исчезли из сознания каллистян. Вопрос, который он хотел задать, был бессмысленным для них. - Мне кажется, - сказал Широков, - что нам лучше всего заснуть. Сегодня было слишком много впечатлений. - Безусловно так, - согласился Синьг. - Спите сегодня здесь. Принесли простыни и подушки. Эти вещи были точной копией земных. Материал был тонок и шелковист. Одеяла были, конечно, не нужны в этом сверхтропическом климате. Была вторая половина дня, и на улице было совсем светло. Широков спросил, нельзя ли чем-нибудь закрыть огромные окна, которых в этой комнате было два. Незнакомый каллистянин подошел к окну. Что он сделал, люди не заметили, но оба огромных окна вдруг затянулись словно дымкой тумана, которая быстро густела. - Какой цвет вы предпочитаете? - спросил каллистянин. - То есть? - спросил Синяев. - Каким цветом закрыть окна? Зеленым, синим или желтым? - Пусть будет желтым. Закрывшая окна "завеса" окрасилась в желтый цвет. - Так хорошо? - Очень хорошо, спасибо! В который уж раз за этот знаменательный день Широков и Синяев молча переглянулись. То, что произошло, было совершенно непонятно, но ни тот, ни другой не задали вопроса. Они слишком устали. Впереди еще много времени. - Вы будете спать до утра, - улыбаясь, сказал Синьг на прощание. Если бы он знал, что они не смогут заснуть так долго, то, конечно, вернулся бы и помог им справиться с бессонницей. Но его не было в доме. Как и все каллистяне, вернувшиеся из космического рейса, он торопился увидеться с родными, которые съехались в Атилли и давно ожидали здесь. Широков и Синяев одни находились в обширном дворце, предоставленном в их полное распоряжение на все время, которое они проведут в Атилли. Им показали, где находится "столовая", и познакомили с аппаратом, с помощью которого они могли получить, не выходя из дома, любое кушанье и любой напиток. Рядом с той комнатой, где они сейчас лежали, находилась другая, гораздо меньших размеров, но не менее красиво обставленная. В ней стояло несколько "шкафов" с дверцами семиугольной формы, наполненных всевозможными вещами домашнего обихода. Они были уложены и поставлены в безупречном порядке, и тут было, кажется, все, что только могло быть нужно. Их предупредили, что все эти вещи принадлежат сейчас им и они могут пользоваться ими как им угодно. - Все, что может вам понадобиться и чего вы здесь не найдете, - сказал каллистянин, - будет доставлено в любую минуту. Вам надо только сказать. Мы старались ничего не упустить, но, может быть, учли не все. - Сколько хлопот мы вам доставили, - сказал Широков. - Мы отвечаем вам за гостеприимство, оказанное на Земле Диегоню и его товарищам. - О, мы их встретили совсем не так. - Вы же не могли знать, - сказал Диегонь. - Вас никто не предупреждал о нашем прилете. Кроме этих трех комнат и бассейна в доме было еще несколько помещений, но знакомство с ними пришлось отложить до следующего дня. В конце концов оба заснули почти одновременно и проспали крепко, без сновидений, до самого утра. УТРО Проснувшись на следующий день, Широков сперва подумал, что совсем не спал. Сквозь желтые "занавеси" проникал тот же свет, что и прежде. Но, посмотрев на свои часы, он понял, что сейчас не вечер, а позднее утро. Синяев еще спал. Широков встал и подошел к окну. Его очень интересовала загадочная дымка, закрывшая окна. Вблизи 6н увидел, что она полупрозрачна, и почувствовал, что наружный воздух свободно проходит сквозь нее. "Занавес" слегка шевелился, смутно проступали контуры деревьев, и даже можно было разглядеть море. Это походило на тонкую ткань или, наоборот, толстое стекло темно-желтого цвета. Он протянул руку и почувствовал упругое сопротивление. Как же "открыть" окно? Широков помнил, к какому месту подошел вчера незнакомый каллистянин, чтобы "закрыть" окно. Он посмотрел туда и сразу увидел четыре маленькие кнопки, окрашенные в разные цвета - белый, синий, зеленый и желтый. Одна из них (желтая) была как бы вдавлена в стену. Широков нажал на нее. Кнопка ушла еще глубже, и тотчас же цвет "занавесей" стал еще темнее. "Ясно! - подумал он. - Чем сильнее нажимаешь на кнопку, тем более плотными становятся шторы. Надо вернуть кнопку в исходное положение, и окна "откроются"". Он сделал попытку уцепиться пальцами за крохотную головку, но этого не удалось сделать, - кнопка была слишком мала. "Вероятно, здесь блокировка", - подумал Широков. Он нажал на белую. И тотчас же желтая вышла из стены. "Завесы" быстро посветлели и исчезли. В комнату ворвались лучи Рельоса. - Просто и удобно, - вслух сказал Широков. Механизм действительно был очень прост. Но то, чем он управлял, было совершенно непонятно. Что закрывало окна? Газ? Широков нажал на белую кнопку, не спуская глаз с окна. Он увидел, как огромное отверстие затянулось полупрозрачной дымчатой пленкой. Она появилась сразу во всем проеме окна, словно тонкий слой воздуха вдруг потерял чистоту и прозрачность. Сердце Широкова забилось учащенно. Все, что непонятно, волнует. Он осторожно стал нажимать на синюю кнопку. И чем дальше уходила она в стену, тем все более густой синий цвет разливался по загадочной пленке. Широков в третий раз нажал на белую. Окна "открылись". Он отошел к своей постели. Нет! Догадаться, в чем тут дело, было невозможно. Это было ни на что знакомое не похоже. Придется спросить. Синяев все еще спал. Широкову не терпелось, и он решил разбудить друга. - С добрым утром! Георгий Николаевич открыл глаза и в первую минуту, казалось, не понимал, где находится. С выражением изумления на лице он обвел взглядом стены, потолок и всю обстановку комнаты, потом сел на постели и весело улыбнулся. - С добрым каллистянским утром! Неужели это правда, что мы на Каллисто? - Если обстановка тебя в этом не убеждает, встань и посмотри в окно. Кстати, его открыл я. Очень интересное явление. Широков рассказал о проделанных только что экспериментах. Но Синяев никак не реагировал на его слова. - Оранжевый остров, - сказал он. - "Рельос Витини", Атилли не были сном?.. Перед тем как проснуться, я видел себя на борту звездолета. Долго мы спали? - Неполных четырнадцать часов. Синяев огляделся, словно ища что-то. - Странно, что они не доставили наши вещи. Мне очень не хочется надевать каллистянский костюм, а наши, вероятно, еще не просохли. - Каллистяне не хотят нас беспокоить, - сказал Широков. - Пока мы сами не позовем, никто не придет. - А как мы это сделаем? Широков пожал плечами. - Не знаю, там увидим. - Подожди одеваться, - сказал Синяев. - Идем сначала в бассейн. Тут все-таки слишком жарко. Широков охотно согласился. Он чувствовал легкое недомогание, голова была тяжелой. Так должен чувствовать себя человек, проспавший ночь в слишком жарко натопленной комнате. Они легко нашли помещение с бассейном. Он был наполнен чистой и совершенно бесцветной водой. Вчерашняя, они это хорошо помнили, имела голубой оттенок. Бассейн был настолько велик, что они могли плавать в нем. Вода была явно другого "сорта". Она чуть покалывала тело, напоминая нарзанные ванны. Выйдя из бассейна, они почувствовали себя вполне освеженными. От недомогания и тяжести в голове не осталось никакого следа. Им не хотелось надевать каллистянские одежды, но они должны были признать, что эта одежда очень удобна. Она была легка, почти невесома и совершенно не стесняла движений. - Первое, что надо сделать, - это вызвать Синьга, - сказал Широков. - Почему именно Синьга? А может быть, Гесьяня или Дьеньи? Широков вздрогнул и внимательно посмотрел на своего друга. Случайно или намеренно он назвал это имя? Лицо Синяева было невозмутимо. "Случайно", - решил Широков. - Потому, - ответил он, - что температурные условия на Каллисто настолько для нас непривычны, что мы должны все время находиться под надзором врача, пока не привыкнем. Если мы позовем Гесьяня, Синьг может обидеться. - Каллистяне никогда и ни на что не обижаются. - Все-таки лучше Синьга. - Пойдем искать "телефон". Они, вероятно, не забыли оставить указание, как им пользоваться. Они вышли из купальной комнаты через другую дверь. На пороге Синяев случайно обернулся и успел заметить, как из бассейна с непостижимой быстротой исчезла вода. Потом так же быстро он снова наполнился. Широков шел впереди и не видел этой картины. Синяев рассказал. - Скорее всего, - сказал Широков, - водой в бассейне управляет обыкновенный автомат. В определенное время вода меняется. - Сомневаюсь. Выходит, что вода могла смениться в то время, когда мы были в бассейне. Нет, тут не автомат. Во всяком случае не слепой автомат. Вернемся. Я хочу проверить одну мысль. Он быстро разделся и бросился в воду. Потом вышел из бассейна и встал на его краю, внимательно наблюдая за водой. Широков не меньше Синяева был заинтересован опытом. Проходили минуты, но вода не менялась. - Видишь! - сказал Широков. - Этого не может быть. Я уверен, что догадался верно. Прошу тебя, выкупайся тоже. Широков не заставил себя просить. Когда, поплавав немного, он вышел из воды и они оба оделись, вода исчезла. Новая была темно-голубой, точно такой же, какую они видели вчера вечером. - Теперь ясно? - торжествовал Синяев. - Автомат настроен так, что, когда двое людей выкупаются, вода меняется. И, кроме того, он ждет, пока оденутся. А вдруг мы захотим еще раз войти в воду? - Да, автомат, очевидно "видит". Но где он находится? Они внимательно осмотрели помещение. Кроме самого бассейна и небольшого семиугольного шкафа, в котором находились простыни и полотенца, в нем ничего не было. Стены и потолок темно-синего цвета казались пластмассовыми, пол и стенки бассейна - из белого материала, отполированного до блеска. Ничего, что походило бы на управляющий аппарат, они не видели. Купальная комната освещалась неизвестно откуда исходящим светом. - Очевидно, - сказал Широков, - автомат спрятан в стене. Меня больше интересует другое: почему вода разная? Сначала она была бесцветной, как и подобает быть воде, а теперь голубая, почти синяя. Такая же была вчера. Не значит ли это, что каллистяне купаются три раза в день и каждый раз вода обладает различными свойствами? - Скорей всего именно так. - Но ведь они не чувствуют жары. Зачем же столь частое купание? Я думаю, что это сделано специально для нас. - И мы использовали дневную воду. Бассейн наполнен для вечернего купания. - Хорошо! А если мы захотим выкупаться в четвертый раз? Синяев с сомнением покачал головой. - Этого не следует делать. Надо спросить Синьга. - Да, ты прав. Здесь что-то связано с медициной. Они снова прошли в ту же дверь. Комната за ней была очень мала, не больше восьми квадратных метров. Ее стены были затянуты плотной, вроде бархата, рыхлой материей. Такой же материей был закрыт и потолок. Пол мягко поддавался под ногами. Он был порист и напоминал губку. Сверху на длинной цепи свисал какой-то шар стального цвета. На стене они увидели небольшой щиток с тремя кнопками. - Что это такое? - спросил Синяев. - Вопрос не по адресу. Я знаю столько же, сколько ты сам. Вероятно, аппарат для какого-то облучения. Это доказывается расположением комнаты рядом с бассейном. Меня не удивляет наличие этого аппарата. Каллистяне живут примерно вдвое дольше, чем мы. Без специальных мер оздоровления организма этого трудно добиться. Я читал, что раньше продолжительность их жизни была равна нашей. Вода в бассейне, этот аппарат - явления одного и того же порядка. За комнатой облучения находился просторный зал. В нем стояло много шкафов еще более странной формы, чем те, которые они видели раньше. Эти "шкафы" были настолько прозрачны, что становились почти невидимыми. Они были заполнены книгами и какими-то аппаратами. Стояли низкие кресла и восьмиугольные столы. Не задерживаясь, они прошли дальше. Миновали "столовую", которую видели вчера. Здесь были только стол и несколько кресел (стульев у каллистян не было вообще). В углу большой аппарат для доставки блюд. Несколько черных статуй и ящики с цветами украшали комнату. - Ты не голоден? - спросил Широков. - Голоден, но это потом. Осмотрим всю нашу квартиру, - ответил Синяев. Он подошел к следующей двери. Как и все в доме, она была двустворчатой, без ручек и открывалась в обе стороны. Перешагнув порог, он остановился и подозвал Широкова. - Смотри! Комната была очень велика, больше всех, которые они видели. Одна из ее стен представляла собой сплошное окно, за которым расстилалась равнина океана. Свет Рельоса свободно проникал в нее. Стены были бледно-голубые. Четыре фонтана, окруженные желто-оранжевыми растениями с длинными свернутыми в трубку листьями, занимали четыре закругленных угла. Между ними стояли белые статуи. Пол был пурпурного цвета. Такого же цвета была и мебель. - Что за причудливое сочетание красок! - сказал Широков. - Смотри же! - повторил Синяев. И только тогда Широков заметил, что в комнате что-то двигалось. В первую секунду ему показалось, что перед ними какое-то животное с тонкими длинными щупальцами. Это был небольшой шар, передвигавшийся на шести металлических ножках. Он переходил от предмета к предмету и словно ощупывал их гибкими "руками". Вот одна из этих "рук" стала вытягиваться и своим концом, похожим на большую кисть, провела по статуе. Легкий слой пыли, покрывавший скульптуру, исчез. Шар двигался бесшумно и быстро, приближаясь к двум людям, стоявшим на пороге двери, но, не дойдя до них метров трех, он остановился. "Рука" протянулась к стене и нажала кнопку. Они увидели, как стоявшая здесь статуя сдвинулась с места, открыв нишу. Шар сложил "руки" и вошел в эту нишу. Статуя встала на место, скрыв ее от глаз. - Обыкновенный андроид, - сказал Широков. - Я так и думал, что увижу что-либо подобное. Автоматизировать уборку помещений - это напрашивается само собой при достаточно высокой технике. (Андроид, или робот, - машина, механически имитирующая движения человека. Первый андроид был сделан еще в 1738 году Вокансоном (Франция).) - Вероятно, в каждой комнате есть такой аппарат, - заметил Синяев. - Я попрошу объяснить мне, как он устроен. Андроид в совершенстве выполнил свою задачу. Ни пылинки не осталось на мебели и статуях, пол так чист, что было даже как-то неудобно ступать на него. Эта комната оказалась последней. Рядом находилась спальня. - В доме семь комнат, - сказал Широков. - Это меньше, чем казалось. Планировка рациональна, и мне нравится; три - бассейн, кладовая и библиотека - расположены в задней половине и не имеют окон. Остальные четыре - фасад здания. - Благодарю, - сказал Синяев. - Теперь я имею представление о доме. Широков засмеялся. - За три года мы привыкнем к таким квартирам, -сказал он. - А когда вернемся на Землю, нам покажется тесно и неудобно. И вдруг оба перестали смеяться. Далекая родина возникла перед ними, и все, что они оставили там, показалось желанным и милым. Пусть нет там всех этих утонченных удобств, пусть не устроена еще жизнь на Земле, она будет когда-нибудь иной, под светом родного Солнца, среди зеленой растительности, близкая, любимая. Что в том, что на Каллисто все так красиво сделано, - это чужое! Им мучительно захотелось увидеть на одну секунду земной дом и земную обстановку, одним глазком, на мгновение. - Эх, - сказал ни с того ни с сего Синяев, - хоть бы на лыжах покататься. Лыжи, снег! Не скоро они смогут увидеть все это! Они подошли к окну. За ним находилась терраса, выложенная голубыми плитками. Широкая лестница спускалась от нее к воде. У нижней ступени покачивалась небольшая лодка, закрытая "стеклянным" колпаком. Выход на террасу был в одном из углов комнаты, за фонтаном. От дома до берега океана по склону раскинулся обширный сад, с множеством оранжевых, красных и темно-желтых растений. Среди этой густой "зелени" прятались неизбежные статуи - черные, белые и золотисто-серые. Друзья заметили несколько маленьких птиц. Одна из них села на перила террасы, и они смогли хорошо рассмотреть ее. Птица была величиной с воробья, с синими перышками и голубым брюшком. Тонкий острый клюв был длиннее тельца. Хвост был раздвоен, как у ласточки. Широков тихо свистнул. Птица повернула головку, посмотрела на них зелеными глазками и вспорхнула с перил. На мгновение она сверкнула в лучах Рельоса, как драгоценный аметист, и исчезла в оранжевой листве. - Волшебное царство! - сказал Синяев, но сказал как-то вяло, без воодушевления. - Мы не во сне это видим? Широков улыбнулся. По-видимому, мысли о лыжах все еще не покидали его друга. - Если это сон, то он снится нам обоим одновременно, а этого никогда не бывает. Позади них раздался негромкий звук, точно стеклянным молоточком ударили по серебряной пластинке. Они обернулись, но комната была, как и прежде, пуста. Звук повторился, и теперь они поняли, откуда он исходил. На одной из стен находился большой, до двух метров в поперечнике, серебристо-голубой экран, малозаметный на фоне стен того же цвета. Под ним стоял низкий пятиугольный столик на двух кольцеобразных ножках, а на нем продолговатый ящик с двумя кнопками и чем-то вроде решетки, как будто металлической. Мелодичный звук раздался в третий раз. - Это звонок "телефона", - сказал Синяев. Они подошли к экрану. Он был не прозрачен, но почему-то казался бездонно-глубоким. Своих отражений они в нем не увидели. Широков заметил на столике записку и взял ее. На русском языке рукой Бьяининя было написано: "С помощью этого экрана можно говорить с любым человеком, находящимся на Каллисто. Для вызова нажмите кнопку, расположенную с левой стороны, и громко назовите имя и фамилию того, с кем желаете говорить. Если услышите чужой вызов и захотите ответить, то нажмите правую кнопку". - Это значит, - сказал Синяев, - что на Каллисто нет двух людей, носящих одинаковые имя и фамилию. - А разве ты этого не знал? - спросил Широков, внимательно рассматривая кнопки и решетку, которая, по-видимому, прикрывала микрофон или заменяющий его аппарат. - Я давно это знаю. Но вот что интересно. Бьяининя здесь не было вчера. Когда же положена записка? - Вероятно, пока мы спали. - Да, кто-то входил. Но не в этом дело. Интересно другое. Никаких запоров здесь нет. Вход всегда открыт. Неужели на Каллисто совсем нет любопытных? - Ах, вот ты о чем! Да, выходит, что они не страдают этим пороком. На Земле перед домом, где поселились люди с другой планеты, была бы толпа с утра до вечера. - Вот именно. А ведь любой каллистянин может войти к нам в любую минуту. - В этом и состоит их превосходство перед нами. Они всегда и во всем думают о других, о том, чтобы не причинить другому малейшей неприятности. Это вошло у них в плоть и в кровь, стало нормой поведения. - Вот именно, - повторил Широков. Звонок раздался еще раз. - Кто-то хочет говорить с нами. - А может быть, вызывают прежних жильцов этого дома? - Вряд ли. Но все равно надо ответить. Широков нажал правую кнопку. Экран мгновенно посветлел, став белым. Потом он вдруг "исчез". Образовалось "окно", и они увидели внутренность почти такой же комнаты, как та, где находились сами. Только фонтанов в ней не было. Буквально в "двух шагах" по ту сторону экрана стоял Синьг. Если бы они не видели, как появилось изображение, то могли бы поклясться, что это действительно Синьг, настолько реальна была его фигура. - Я вызываю вас в четвертый раз, - сказал каллистянин. - Вы долго и крепко спали. Как вы себя чувствуете? Если бы он вдруг протянул им руку, они бы не удивились. В этот момент им все казалось возможным на Каллисто. Они хорошо знали, что такое телевидение, могли представить себе телевизор в роли телефона, - все это было известно на Земле. Они видели и знали экраны на звездолете. Многое было известно им из прочитанных книг. Само по себе зрелище "живого" Синьга их не удивило. Но совершенство техники поразило их. Не отвечая каллистянину, они пристально всматривались в то место, где только что был экран, и не видели его. Серебристо-голубое "стекло" стало абсолютно невидимо. Синяев даже протянул руку, со смутным опасением, что она не встретит препятствия и пройдет дальше, чем должна была позволить стена, но его пальцы коснулись твердой и гладкой поверхности. Экран, разумеется, находился на месте. Но, несмотря на полученное доказательство, он не мог отделаться от впечатления, что перед ними сквозное отверстие. Им показалось, что пауза длилась долго, но Синьг снова заговорил, не высказывая никакого удивления, что ему не отвечают. - Вы меня не слышите? - Он повернул какую-то ручку на точно таком же ящике, который находился и перед их экраном. - А сейчас? Вопрос прозвучал ошеломляюще громко. - Мы вас хорошо слышали и раньше, - сказал Широков. - Не отвечали потому, что растерялись от неожиданности. Синьг улыбнулся и повернул ручку в обратном направлении. - Отчего же вы могли растеряться? - спросил он нормальным голосом. - Это обычный экран. Как вы себя чувствуете? Хорошо ли спали? - Отлично! - ответил Широков. - Мы проспали четырнадцать часов и чудесно отдохнули. - Нам не терпится скорее познакомиться с Атилли, -добавил Синяев. - Если хотите, - сказал Синьг, - я могу сейчас прилететь к вам. Или вы предпочитаете кого-нибудь другого? - Мы будем очень рады видеть вас. - Тогда ждите. Буду через несколько минут. Опущусь на террасе. БУДНИ КАЛЛИСТО Ожидать пришлось действительно недолго. Не прошло и пяти минут, как над их террасой появился воздушный экипаж. Он был в точности похож на "лодку", стоявшую у подножия лестницы, отличаясь от нее только короткими крыльями. Но когда, почти по вертикальной линии, он плавно опустился, крылья исчезли в пазах корпуса, и тогда тождество с их "лодкой" стало несомненным. Очевидно, олити предназначались не только для воздушных, но и для морских прогулок. Широков и Синяев внимательно следили за посадкой. Олити Синьга не повисла в воздухе, как это было на острове, а легла на террасу. - Очевидно, это старая конструкция, - сказал Синяев. - Это доказывает и наличие крыльев. "Стеклянный" футляр поднялся на тонких металлических стержнях, Синьг поспешно вышел и прошел внутрь дома, не давая людям времени выйти навстречу. - Вам надо как можно реже подвергать себя действию прямых лучей Рельоса, - сказал он, здороваясь с ними за руку, по-земному. - Не можем же мы все три года сидеть в доме, - возразил Синяев. - Этого и не надо. Но пока ваш организм не привыкнет, нужно быть очень осторожными. - Мы хотим осмотреть Атилли. - Это можно сделать из олити. Вы помните футляр над кораблем? Под его защитой вы можете находиться сколько угодно, ничего не опасаясь. - А разве на олити такие же? - спросил Широков. - Нет. Нам они не нужны. - Ну, так как же? - Здесь была допущена небольшая ошибка, - сказал Синьг. - Они подумали о футляре на корабле, но упустили из виду олити. Но все уже сделано. Ваша олити будет доставлена с минуты на минуту. - Наша олити? - Да, для вас. Футляр для нее уже готов. - Скажите, Синьг, - сказал Синяев, - отношение к нам является исключением или это обычная норма поведения? - Я вас не совсем понимаю. - Если бы такой специальный футляр был нужен не нам, а кому-нибудь из каллистян, его так же бы изготовили? - Разумеется. Теперь я вас понял. Не тревожьтесь! Мы относимся к вам так же, как и друг к другу. Я могу это доказать. Вот стоит моя олити. Такие аппараты уже вышли из употребления. Но я не умею управлять новыми, так же как все, кто летал на Землю. Мы отстали от жизни. И по нашей просьбе изготовили двенадцать олити старого типа. - Но ведь мы прибыли на Каллисто только вчера. - Что ж из этого? Изготовить такой аппарат недолго. - Мне очень хочется познакомиться с вашими заводами, - сказал Синяев. - Никто вам не мешает это сделать. - Не будем спешить, - сказал Широков. - Всему свое время. На сегодня хватит познакомиться с городом и навестить Диегоня. Он здесь? - Да, мы все поселились в Атилли. - Скоро доставят нашу олити? - нетерпеливо спросил Синяев. - Это можно узнать. Но я не советую вам выходить сейчас из дома. Самый полдень. - Синьг прав, - сказал Широков, заметив недовольство на лице друга. - К чему рисковать зря? Какой-нибудь час пройдет быстро. У меня, например, много вопросов, которые можно задать и в доме. К тому же я голоден. - Вы еще не завтракали? - Попросту забыли об этом. Приготовьтесь, Синьг! Я задам вам столько вопросов, что вам будет много работы. Каллистянин улыбнулся. - Боюсь, - ответил он, - что буду плохим консультантом. За одиннадцать лет жизнь на Каллисто заметно изменилась. Многое мне самому непонятно. Советую позвать кого-нибудь из ваших новых знакомых. - Кого же? - спросил Синяев. - Беспокоить Женьсиньга неудобно. - Почему же? Если он свободен, то с радостью прилетит к вам. Но скорей всего он занят. Позовите Гесьяня: этот человек все знает. Или Вьега Диегоня. - Гесьяня, - решил Синяев, - и Бьесьи. - Это хорошо, - сказал Синьг. - Бьесьи опытный инженер. - Я сейчас свяжусь с ними. - Широкову хотелось испытать экранную связь самому. - Чье же имя назвать? - Безразлично. - Кстати, я не знаю, как зовут Гесьяня. - Его зовут Сьень. - У нас на Земле есть имя Сеня, -сказал Синяев. - Называйте его так, он будет очень доволен. - Вы уверены? - Совершенно уверен. - Спроси все же у него самого, - посоветовал Широков. Он подошел к экрану, нажал кнопку и громко произнес: - Сьень Гесьянь. Он ожидал, что экран, как и в первый раз, исчезнет из глаз, но он остался "на месте". - Пока не нажата кнопка у вызываемого, - пояснил Синьг, - экраны не сработают. - А если как раз в этот момент кто-нибудь захочет вызвать нас? - поинтересовался Синяев. - Его экран на мгновение потемнеет, что означает: занято. - Сложная техника. - О, нет! Она очень проста. Примерно через минуту или полторы экран "исчез". Перед ними появилась комната в доме, где жил Гесьянь. У экрана стояла Бьесьи. Широков и Синяев с интересом ожидали появления еще одного каллистянского дома, его обстановки, но, увидя Бьесьи, моментально забыли обо всем. Оба смешались и покраснели, не зная, как выйти из этого, невозможного по их понятиям, положения. На Бьесьи был светло-серый, абсолютно прозрачный костюм. Казалось, что тело каллистянки окружает тончайшая газовая пленка. Человеку трудно отрешиться от укоренившихся понятий. Убеждения людей, вложенные годами предыдущей жизни, сразу не могут смениться другими, пусть даже более совершенными. Разумеется, Бьесьи и в голову не приходило, что в ее костюме может быть что-нибудь "неладное". Она радостно приветствовала людей Земли. - Как я рада вас видеть! Гесьянь сейчас придет, он в бассейне. Широков и Синяев старались смотреть ей в лицо. Их смущения Бьесьи не заметила, она плохо знала людей и не умела разбираться в выражении их лиц. Но Синьг заметил. - Наши гости, - сказал он, - просят вас приехать к ним. - С огромным удовольствием. - Вы знаете, где они поселились? - Конечно. - Ну, так мы вас ждем, - и с этими словами Синьг выключил экран, вероятно к полному недоумению Бьесьи. - В чем дело? - спросил он, повернувшись к Широкову. - Кровь бросилась вам в лицо. Отчего? На такой прямой вопрос можно было ответить только так же прямо. Но не сочтет ли Синьг гостей Каллисто дикарями? "Но ведь он знает жизнь на Земле, - подумал Широков. - К тому же он врач". Синяев, как всегда, оказался решительнее своего друга. Он просто и откровенно объяснил Синьгу причину их смущения. - Хорошо! - сказал каллистянин. - Это понятно, и мы должны были сами догадаться. Больше этого не повторится. - Что вы хотите делать? - встревожившись, спросил Широков. Очевидно, Синьг понял его мысль. - Не волнуйтесь, - сказал он. - Каллистяне поймут как надо. Вы нас еще плохо знаете. Прошу вас выйти из комнаты на две минуты. Широков и Синяев переглянулись. Одна и та же мысль возникла у обоих: не слишком ли многого они требуют от каллистян? Но ничего другого, как только исполнить просьбу Синьга, у них не оставалось. - Получилось не совсем хорошо, - сказал Синяев, когда они оба прошли в соседнюю комнату. - Но я доволен, что так вышло. Если бы она явилась к нам в таком виде, было бы неприятно находиться в ее обществе. Широков промолчал. С кем говорил Синьг и что именно он сказал, осталось неизвестным, но такого костюма, какой был на Бьесьи, они больше никогда и ни на ком не видели. Молодые супруги прилетели очень скоро. Широков и Синяев были рады увидеть Гесьяня, которого искренне полюбили за это время. Они сумели скрыть невольное смущение при виде Бьесьи, одетой на этот раз не в прозрачный, хотя и очень легкий, костюм. Что касается молодой каллистянки, то она, казалось, и не поняла, в чем заключался ее "промах". Олити Гесьяня, так же как раньше Синьга, опустилась на террасу, а не осталась висеть в воздухе, хотя сразу было видно, что она совсем другой конструкции. Синяев сейчас же спросил о причине. - О, это просто из экономии, - ответила Бьесьи. - Я выключила поле. Мы собираемся провести с вами долгое время, если вы не возражаете. Как ни мало тратится энергии, но все же тратится. И потом может быть ветер... я не помню точно. Эти слова напомнили обоим людям, что на Каллисто погода действует по расписанию. Бьесьи не помнила, назначен на сегодня ветер или его не будет. - А чем помешает вам ветер? - спросил Синяев. - Если оставить олити висеть в воздухе без присмотра, ветер может угнать ее, - смеясь ответила Бьесьи. - Такой случай со мной был однажды. - Был, как же! - подхватил Гесьянь. - И мне пришлось долго искать нашу олити. Мы с Бьесьи были в лесу. Выходим на опушку - нет! Исчезла. Что такое! Спрашиваю: "Не забыли выключить поле?" - "Кажется, нет". Как вам это нравится? Олити нашлась на расстоянии трех километров. Спасибо, пролетал кто-то. Снизился и спрашивает: "Это не ваша олити летает без управления вон там?" Дело в том, что с включенным полем олити весит ровно столько, чтобы не подниматься под давлением воздуха. Практически она ничего не весит. Ветер погнал ее, как пушинку. Синьг смеялся. Широков и Синяев слушали серьезно. Этот шутливый рассказ многое говорил им о повседневной, будничной жизни каллистян. Как не похожа была эта жизнь на земную! - Позавтракайте с нами, - предложил Широков. - С удовольствием, - одновременно ответил Гесьянь и Бьесьи. - Нельзя ли как-нибудь сделать, чтобы нам доставили наши вещи? - попросил Синяев. - Я хочу переодеться. - Это очень легко, - сказал Синьг. Он подошел к экрану. Вскоре появилась комната, не имевшая ничего общего с теми, которые они видели до сих нор. На ее стенах было много экранов, гораздо меньших размеров, чем их экран. Посредине стоял стол с наклонной верхней доской, а перед ним кресло. Больше ничего в комнате не было. В кресле сидел молодой каллистянин. - Я еще не давал сигнала вызова, - сказал Синьг - Он нас не видит. - Кто он такой? - Дежурный по сектору. Вы видите перед собой оперативный пост. Отсюда осуществляется координация всех работ, ведущихся в данном секторе. Таких секторов в Атилли восемь. Есть еще центральный городской пост, объединяющий работу секторных. Там несколько дежурных. Центральные посты городов согласовывают свою деятельность с постами урьить. Это приблизительно то же, что ваши "области". А посты урьить, в свою очередь, постоянно связаны с постом "Каллисто", который является центральным для всей планете. Так у нас достигается необходимый порядок в работе. - Эта система устарела, - вмешался Гесьянь. - Необходима ее замена на какую-то другую. Пост "Каллисто" когда-то находился в прямом подчинении совету планеты, и такая система имела смысл. Теперь совета фактически не существует. Но, как видите, старая система существует. Консервативность мышления, - прибавил он, пожав плечами. Широков улыбнулся. Все на свете относительно, и Гесьянь, конечно, прав. Но странно было слышать слово "консерватизм" в применении к каллистянам. Все, что Широков и Синяев знали о них, не позволяло допустить наличие косности и приверженности к старому, отжившему. - Кто же мешает ввести новую систему? - спросил Синяев. - Привычка, - ответил Гесьянь. - Многие считают, что и старая система вполне отвечает своему назначению. - Вы сказали, что совета планеты больше не существует. Кто же должен сказать решающее слово? - Кто угодно, хотя бы я. Но ведь не скажешь, если знаешь, что не все согласны. - А как это узнать? - Каждый десятый день проводится обсуждение. Каждый может предложить свое, новое. Если возражений нет, предложение проводится в жизнь. - Кем? - То есть как это "кем"? Теми, которых это касается. - Неясно, - сказал Синяев. - Предположим, я внесу предложение выстроить башню. Мне кажется, что она украсит город. Предположим, никто возражать не будет. А что дальше? Кто составит технический проект, кто даст материал и рабочую силу? К кому обращаться? Трое каллистян переглянулись. Казалось, они не знали, что ответить на неожиданный для них вопрос Синяева. Широков с интересом ждал ответа. - Теперь я могу повторить за вами, - сказал Гесьянь, - неясно! Предложение внесено, возражений нет. Значит, оно понравилось. Теперь не вы один хотите построить эту башню. Одинаково с вами думают многие. На Каллисто много архитекторов, машин, строительных материалов. В чем же дело? Башня будет строиться. - Кем? - настойчиво спросил Синяев. Широков видел, что Гесьянь просто не понимает его друга. - Георгий спрашивает, - сказал он, - кто внесет работу в текущий план. Кто объявит о начале работ? Определит место постройки и, наконец, кто именно будет составлять проект? Ведь может случиться, что работать над проектом башни начнут сразу несколько человек. - Это постоянно случается. Редко бывает один проект. - Кто решит, который лучше всех? - Сами архитекторы. Они покажут друг другу свои работы и выберут. - И не будет споров? - Почему? Всегда бывают. Но то, что лучше, говорит само за себя. Если я сделал лучше, чем вы, то не можете же вы этого не признать. Синяев посмотрел на Широкова. - Бесполезный разговор, - сказал он по-русски. - Когда проект готов, - продолжал Гесьянь, - его внесут в план работ сектора, если работа мелкая, урьить, если она крупнее, или поста "Каллисто", если она имеет общепланетный характер. Остальное идет обычным путем. - Кто может работать дежурным на посту? - спросил Широков, меняя тему. - Это, вероятно, очень сложный труд? - Не такой уж сложный. К нему надо просто привыкнуть. Дежурным может быть каждый, у кого имеется склонность к такого рода работе. Например, я не согласился бы работать дежурным, это не в моем характере. Но многие любят и даже увлекаются. Случается, что дежурный отказывается уступить свое место другому, когда кончается его срок. Желающий занять его место, а таких всегда больше, чем нужно, вынужден иногда обратиться к дежурному центрального поста за помощью. - Гесьянь засмеялся. - Впрочем, такие случаи не только у дежурных, а всюду. - Какой срок работы? - Обычный. Четыре часа. Этого мало, чтобы удовлетворить человека, когда он хочет работать. Но здесь уже ничего не поделаешь. В вопросах продолжительности рабочего дня решающее слово принадлежит медицине. А мы, медики, считаем, что четыре часа вполне достаточно. Потребность труда удовлетворена, а организм не испытывает вредной усталости. Очень часто вносятся предложения об увеличении рабочего дня, но мы не сдаемся. Пока шел этот разговор, дежурный по сектору несколько раз связывался с различными пунктами города. Они видели, как он поднимал голову, очевидно привлеченный звуком сигнала, и нажимал одну из кнопок на наклонном столе. Тотчас же "исчезал" один из экранов и появлялась внутренность дома, каюта корабля или какое-нибудь непонятное помещение, возможно заводской цех. Какие-то каллистяне что-то говорили дежурному, а он вызывал других и говорил с ними. Один раз на одном из экранов они увидели второй такой же пост и другого дежурного. Широков и Синяев не спускали глаз с этой картины. Рабочая жизнь Каллисто проходила перед их глазами на экранах, которые они видели на своем экране. Так иногда на экране кино виден другой кинозал с демонстрирующейся в нем другой кинокартиной. - Почему мы видим дежурный пост, а оттуда нас не видно? - спросил Синяев. - Экран включен односторонне. Когда мы дадим сигнал, дежурный присоединит нас к одному из своих экранов. Это делается для того, чтобы не мешать его работе. Если желающий говорить видит, что дежурный занят, то подождет, пока он освободится. - И мы можем таким способом заглянуть внутрь любого дома? - Конечно нет. Такая связь существует только с постами, да еще с дежурными медицинскими пунктами. Синьг вторично нажал левую кнопку. Они увидели, как дежурный протянул руку к пульту. В следующую секунду комната поста мгновенно "повернулась" на экране. Они увидели ее уже с другой стороны и поняли, что их присоединили к экрану, расположенному на противоположной стене. Спокойное выражение лица молодого каллистянина сменилось изумлением и радостью. Он вскочил с кресла и подбежал, казалось, прямо к ним. - Люди Земли! - воскликнул он. - Наши гости! - Здравствуйте! - сказал Широков. - Я знал, что вы поселились в моем секторе, но не надеялся, что вы соединитесь со мной. Я так рад вас видеть! - У наших гостей есть к вам дело, - сказал Синьг. - Готов выполнить все! Дежурный не отрываясь смотрел на Широкова и Синяева. На его молодом лице был такой восторг, что они невольно засмеялись. - Вы нас еще не видели? - спросил Синяев. - Видел два раза. У себя дома, когда вы выступали на острове Неба, а затем здесь, в Атилли. Но этого так мало! - Наши гости просят доставить их вещи, которые остались на корабле, - сказал Синьг. - Все? - Нет, их слишком много. Пока только два... - Синяев запнулся, не зная, как сказать слово "чемодан", оно не переводилось на каллистянский язык. - Два коричневых ящика с ручками и металлическими застежками. Синьг, понимая, о чем идет речь, пояснил более подробно. - Сейчас будет сделано, - сказал дежурный. Он вернулся к пульту и произвел нужное включение. "Исчез" один из экранов, и появилось знакомое им помещение рулевой рубки их корабля. Они увидели командира судна, который сразу заметил их и приветствовал жестами рук. Дежурный ясно и толково передал просьбу гостей. Широков и Синяев слышали каждое слово. - Люди Земли поселились в четвертом секторе, 4472. - Как жаль, что я не могу сам выполнить их просьбу, - сказал моряк. - Но я сейчас пришлю вещи. Дежурный выключил экран корабля и снова подошел к ним. - К сожалению, - сказал он, - я вынужден прекратить наш разговор. Уже несколько раз меня вызывали. Правда, те, кто соединялся со мной, видели, с кем я говорю, но все же... - Увидимся в другой раз, - сказал Широков. Синьг выключил экран. - Ваши вещи сейчас будут доставлены, - сказал он. - Право, я сожалею о своей просьбе, - сказал Синяев. - Не лучше ли было нам самим слетать на корабль? - Не думайте об этом. Каждый каллистянин с радостью исполнит любое ваше желание. Вы гости не отдельного лица, а всей планеты. - Кому же будет поручена доставка? - спросил Широков. - Любому, кто в этот момент ничем не занят. - А если такого не найдется? - Людей всегда много. Не прошло и пятнадцати минут, как на террасе опустилась олити. Из нее вышел каллистянин и вынул два чемодана. - Надо поблагодарить его, - сказал Синяев. Они вышли на террасу. Каллистянин приветствовал их радостно, но не так восторженно, как дежурный по сектору. - Мы вам очень благодарны за вашу услугу, - сказал Широков. - Можно узнать ваше имя? - Меня зовут Жьесь Дньинь. Я рад случаю увидеть вас вблизи. - Мы вам не помешали тем, что попросили доставить вещи? - Вы меня об этом не просили. Но я с удовольствием исполнил ваше желание. Не нужно ли вам еще что-нибудь? - Нет, спасибо, ничего не нужно. - В таком случае я полечу дальше. Желаю вам хорошо поработать на Каллисто. - Знаете, кто это такой? - спросил Гесьянь, когда олити скрылась. - Это крупнейший геолог. Он очень известный ученый. - Так почему же именно ему поручили тащить наши вещи? - с возмущением спросил Широков. - Или не знали, кто он такой? - А какая разница? - удивилась Бьесьи. - Если он мог это сделать. Широков и Синяев ничего не сказали. Обращение к знаменитому ученому с просьбой сыграть роль носильщика казалось им очень странным. Но каллистяне явно не видели тут ничего особенного. Человек мог сделать данную работу, этого было, по их понятиям, вполне достаточно, чтобы обратиться к нему. - Почему он не остался и не поговорил с нами? - Потому, что вы не выразили такого желания, - ответил Синьг. - Ваши вопросы странны для нас. Я вас понимаю, потому что привык к вам за годы, которые мы провели вместе. Другие не поймут. На Каллисто иные понятия, чем на Земле. - Мы это видим, - вздохнул Синяев. Чемоданы перенесли в комнату, в которой Широков и Синяев провели ночь. Она оказалась тщательно убранной, но постели остались нетронутыми. Широков рассказал о виденном ими механическом уборщике и спросил, каждая ли комната имеет такого андроида. - Каждая, - ответил Гесьянь. - Кроме домашних, существуют машины, приводящие в порядок улицы и сады. "Аньдьрьоидь", как вы ее называете, привел в порядок комнату, но не тронул постелей потому, что не умеет этого делать. Здесь, очевидно, не спали. Сегодня в этом доме будут переделки. Укажите, где вы хотите спать в дальнейшем, и там поставят машину, которая будет убирать и постели. - Кстати, почему мы спали именно здесь? - Потому, что в этой комнате холоднее, чем в других. В доме сделано специально для вас искусственное охлаждение, но оказалось, что оно недостаточно. Его усилят. - Сколько хлопот! - сказал Синяев. - Конечно, вы на особом положении, - сказала Бьесьи, - но и любой каллистянин может попросить сделать изменения в своем доме. Это обычное явление. - А как узнают, что где-то требуются услуги? Широков и Синяев непрерывно задавали вопросы. Их возникало все больше и больше, на каждом шагу. При внешнем сходстве жизнь на Каллисто и на Земле резко отличалась одна от другой по внутреннему содержанию. И причиной этого являлась не только более развитая техника. Основное различие заключалось в психологии каллистян, их отношении к труду и друг к другу. При полном отсутствии какого бы то ни было государственного аппарата это различие имело решающее значение, определяло собой весь уклад жизни. Насилия, пусть даже самого малого, никогда и нигде не применялось. Все делалось добровольно, основывалось на личном желании каждого каллистянина принять участие в общей работе. Общественный строй на Каллисто представлял собой коллектив, объединяющий все население планеты, и каждый член этого многомиллионного коллектива отдавал все свои силы и знания на достижение общей цели, ставя ее выше личного. Эта цель заключалась в том, чтобы сделать жизнь еще лучше и полнее, чем она была в данный момент, двигать вперед искусство и науку, открывая и заставляя служить себе все новые и новые силы природы. Прекрасный и бесконечный путь! Людям Земли хотелось узнать как можно больше и как можно скорее решительно все. Синьг, Гесьянь и Бьесьи отвечали с видимым желанием. Это поощряло Широкова и Синяева, и они не стеснялись. Петр Аркадьевич вспомнил, как сами каллистяне на Земле осаждали его бесконечными вопросами и как трудно ему приходилось тогда из-за плохого знания языка. Что ж! Это и порядке вещей. Во всяком случае, каллистянам легче, чем было ему. - Для этого, - ответила Бьесьи, - существуют дежурные на постах. Вот видите этот небольшой аппарат? - Она подошла к стене, на которой они увидели ящичек, похожий на динамик радиотрансляции, но сделанный из "хрусталя", как и пульт "телефона". - Он принимает сообщения дежурного поста о потребности в рабочей силе. Когда вы хотите работать ("хотите", а не "должны", отметил про себя Широков), то включаете его и выбираете то, что вам подходит, после чего сообщаете дежурному, и работа исключается из дальнейших сообщений как выполненная. Она повернула крохотную ручку, и ящичек заговорил громко и отчетливо: - На центральном складе "В" четвертого сектора нужны два человека для переделки учетной машины типа "Гьирь". Корабль "Вьерьи" нуждается в пяти членах экипажа, плывет в Кусуди. В домах 289 и 2387 второго сектора надо переключить приемные экраны на имена новых жильцов... Голос смолк, так как Бьесьи выключила аппарат. - Это мелкие сообщения, - сказала она. - Они передаются непрерывно, по мере поступления заявок. Вечером сообщается о крупных работах, намеченных на завтрашний день. - Те работы, о которых мы только что слышали, вероятно, уже заняты? - спросил Синяев. - Безусловно. Сообщений никогда не приходится повторять. Но тот, кто хочет взять на себя объявленную работу, должен очень торопиться. - Почему? - Перехватят другие. - Разве работ мало? - В сравнении с числом населения Атилли очень мало. Ведь это мелкие, не плановые работы. Они выполняются между прочим, вне обычного рабочего времени. Гесьянь рассмеялся. - Здесь проявляется нежелание каллистян подчиниться требованиям медицины, - сказал он. - Они уверяют, что эти мелкие работы служат развлечением. Приходится делать уступку. - Но более крупных, плановых работ хватает для всех? Гесьянь поморщился. - В общем хватает. Но иногда приходится выдумывать работу. - Отчего возникло такое положение? - Автоматизация. Основная масса работ ведется без участия людей. - Что же будет дальше? - Я думаю, что положение не изменится. Уже сейчас половина населения Каллисто - это работники науки и искусства. В дальнейшем, при еще большем развитии техники и увеличении автоматики, число занятых чисто умственным трудом увеличится - и только. - Выходит, что у вас еще есть разница между умственным и физическим трудом, - сказал Широков. - В чем же заключается физический труд? - В управлении машинами и автоматами. Они могут работать самостоятельно, но не во всех случаях. Требуется известный уход и настройка. Ну еще мелкие работы, о которых мы только что говорили. - Ну, это совсем не то, - улыбнулся Широков. - Я имел в виду другой физический труд. - У меня создается впечатление, что каждый каллистянин получает универсальное образование, - заметил Синяев. - Отчасти это верно, но существует специализация. Я, например, как вам известно, врач, но знаю устройство всех машин настолько, что могу работать везде. - Сколько лет учатся дети? - Для получения общего образования - два с половиной года. Изучение выбранной специальности длится неопределенное время, но обычно от двух до трех лет. - А с какого возраста начинается обучение? - С трех лет. (Напоминаю читателю, что год Каллисто равен двум годам на Земле.) В переводе на земное время это означало, что каллистяне заканчивали высшее образование к семнадцати годам. Молодость Гесьяня и Дьеньи, бывших уже учеными, стала понятна. - Нам не терпится своими глазами увидеть все, о чем вы рассказываете, - сказал Синяев. - Времени у вас хватит, - ответил Синьг. - Сегодня только второй день вашего пребывания на Каллисто. Впереди полтора года - три, по-вашему. - Однако мы снова забыли о завтраке, - сказал Широков. - Так можно умереть с голоду на вашей планете. НА ОЛИТИ На Каллисто не существовало ресторанов или столовых. Все можно было получить, не выходя из дому, по специально для этого проложенным трубам. В комнате, где полагалось завтракать, обедать или ужинать, в "столовой", как называли ее между собой Широков и Синяев, на особой подставке лежал большой плотный альбом. На его страницах помещалось несколько тысяч названий и рисунков различных блюд. После каждого названия стоял номер. У стены находился автомат с четырьмя рядами цифр на пятиугольной дверце. Каждая цифра поддавалась нажиму, как кнопка. Чтобы получить требуемое блюдо, достаточно было набрать нужные номера и повернуть маленькую ручку. Через минуту раздавался гудок. В аппарате оказывалось все, что было заказано. Блюда были прекрасно приготовлены" на красивой посуде, горячие, теплые или холодные, смотря по желанию. Опорожненные тарелки и стаканы (они были многоугольной формы, но не очень сильно отличались от земных) ставились обратно в автомат, и поворачивалась другая ручка - это было все. В каллистянских домах не знали, что значит приготовление обеда, мытье посуды и тому подобное. Завтрак на пять человек был заказан Синьгом. Широков и Синяев еще не научились разбираться в названиях "меню", но за время полета они привыкли к каллистянской пище и могли есть все. - Сколько человек работают на... - Синяев снова запнулся, не зная, как сказать слово "кухня". Широков также не знал этого слова. Очевидно, его просто не было в языке. - На продовольственном заводе? Вы это хотели спросить? - ответила Бьесьи. - Ни одного человека. Приготовление блюд и их доставка в дома производятся автоматически. - А доставка сырья на завод? Мясо, овощи, фрукты? - Овощи и фрукты доставляются раз в десять дней. Их складывают в приемники, и на этом все кончается. Что касается мяса, то вы ошибаетесь, если думаете, что это мясо животных. - Что же это такое? - спросил Широков. - По вкусу это свежее мясо, почти такое же, как у нас. - Когда-то, - сказал Синьг, - каллистяне, подобно людям Земли, ели мясо убитых животных, но теперь мы не питаемся таким способом. - То, что вы едите, - добавила Бьесьи, - мясо, но только синтезированное. Оно более питательно, чем натуральное, и не содержит никаких вредных веществ. - Значит, каллистяне не убивают животных? Но тогда их количество может вырасти чрезмерно. - Нам не нужно мясо, но мы используем мех и кожу. Вообще на Каллисто не так много животных. Многие виды уничтожены как вредные или бесполезные. - А овощи и фрукты тоже синтезируются? - Нет, этого не нужно. Можно, конечно, синтезировать все, но овощей и фруктов у нас вполне достаточно. - Где они выращиваются? - Всюду. Не все живут в городах. Большинство ученых и работников искусства предпочитают жить среди природы. Каждый дом окружен садом или полем. Работа в них полезна. Нельзя все время сидеть за столом или в лаборатории. - Можно нам посетить продовольственный завод или такой отдельный дом, вне города? - спросил Синяев. - Разумеется. Вы можете посетить все, что пожелаете. Окончив завтрак, все перешли в спальную комнату. К удивлению Широкова и Синяева, постели были кем-то убраны. - Ничего? - ответил Гесьянь на вопрос Широкова. - Не думайте о таких мелочах. Вы гости. - Кто же все-таки убрал за нами? - Ну, скажем, я, - засмеялся Гесьянь. - Не все ли равно? Мне это было приятно. Больше этого не повторится, - поспешно прибавил он. - Все будет делать домашняя машина. - Спасибо! - сказал Широков. - Но мы могли бы сами. Они переоделись в свою одежду и почувствовали при этом такое удовольствие, точно долгие годы не видели земных вещей. Даже запах материи, сделанной на Земле, был приятен. При этом они снова столкнулись с разницей в понятиях людей и каллистян. Чтобы переодеться, им надо было снять бывшие на них костюмы, но Бьесьи, зная, что они хотят делать, не уходила. Пришлось, извинившись, попросить ее выйти. - Наше воспитание, - сказал Широков Синьгу, - вероятно, кажется вам смешным? - Нисколько. Понять не трудно. Человек всегда может понять другого человека, как бы различны они ни были. А вы очень мало отличаетесь от нас. - Вы любезны и вежливы, как всегда, - сказал Синяев. Когда они снова прошли в комнату, смежную с террасой, то застали там несколько незнакомых каллистян, которые