Георгий Мартынов. Гианэя --------------------------------------------------------------- OCR, spellcheck: Н.А.Сапегин; 17.12.2001 OCR: Красно; 16.06.2000 г. Из коллекции Вадима Ершова: http://vgershov.lib.ru/ ? http://vgershov.lib.ru/ --------------------------------------------------------------- ПРОЛОГ 1 Оранжево-желтый круг, пересеченный наискось голубой полосой, появился над бетонированной лентой автомагистрали, когда вечебус находился еще в пятистах метрах. Неподвижный, резко очерченный, пронизанный насквозь солнечными лучами, лившимися с безоблачного неба, он блестел точно маленькое солнце, внезапно возникшее в воздухе над самой дорогой. Внутри вечебуса прозвучало негромко: -- Внимание! Приближаемся к линии шарэкса. Поезд находится в ста десяти километрах. Желающие наблюдать прохождение экспресса, поднимите руку! В глубоких креслах сидело человек тридцать, вечебус не был заполнен даже на одну четверть. Восемнадцать пассажиров подняли руки. Едва слышный шипящий звук нарушил бесшумность бега машины. Заработали тормоза. Вечебус остановился у самого оранжево-желтого знака, который, постепенно тускнея, вскоре совсем исчез, словно растворившись в воздухе. Хотя желание увидеть экспресс на полном ходу выразили только восемнадцать человек, из машины вышли все находившиеся в ней пассажиры. Шарэкс появился не так уж давно, и интерес к нему еще не успел перейти в привычку. Жителям городов не часто выпадал случай увидеть поезд на середине перегона, когда скорость доходила до шестисот километров в час. Внутри вечебуса было прохладно, снаружи июльский полдень дышал зноем. Местность у переезда была открытая, равнинная. По обе стороны автомагистрали бесконечной прямой линией уходили к горизонту желтовато-серые опоры желобовой дороги, висящей в четырех метрах над землей. Золотисто блестели, точно солнечные лучи раскалили их, полукруглые "рельсы" пути. Пассажиры вечебуса были одеты очень легко, большинство -- в светлые, из тонкой материи костюмы, но все же летняя жара давала себя чувствовать: день был безветренным. Среди них сразу обращала на себя внимание высокая девушка в белом платье, более коротком, чем обычно носили в это время. Странный зеленоватый оттенок ее кожи, изумрудно-сапфировый отлив густых черных волос, ничем не покрытых, точно девушка не замечала зноя, косо поставленные глаза, приподнятые к переносице -- удивительно длинные и кажущиеся вследствие этого более узкими, чем они были на самом деле, -- все выдавало в ней человека не земной расы. От белых туфель до колен стройные, красивой формы голени были обвиты перекрещивающимися узкими белыми лентами, закрепленными тоже белыми, как будто металлическими, пряжками в виде удлиненных листьев какого-то неизвестного растения. Как два щитка, они закрывали ее колени. Тонкие руки, обнаженные до плеч, заканчивались длинными гибкими пальцами с ярко-зелеными блестящими ногтями, точно на конце каждого пальца девушка носила по крупному изумруду. Зеленый цвет ясно проступал в углах рта и особенно был заметен на крыльях прямого носа. Но кровь девушки явно имела красный цвет. Зеленый оттенок, видимо, придавали ее коже особые свойства пигмента. Кое-где в местах сгибов это сочетание окрашивало ее тело в коричневый цвет загара. Ее платье не доходило до колен и было сильно открыто сзади. Обнаженная спина почти совсем скрывалась под волнами длинных волос, перехваченных у затылка широкой белой пряжкой, все той же формы листка не известного на Земле растения. Из-за удивительной густоты эти волосы производили впечатление тяжелой массы, в которой лучи Солнца создавали изумрудные переливы при каждом движении головы. Но "зеленость" не портила внешнего вида девушки, наоборот, она казалась своеобразно красивой, возбуждала невольное чувство симпатии своей свежестью, нерастраченной силой цветущей юности. И только ее глаза, косо расположенные, придавали лицу выражение грусти. Пассажиры вечебуса успели уже приглядеться к своей необычайной спутнице и не обращали на нее особого внимания. Все знали, кто она такая. Не было на Земле человека, который не слыхал бы о ее фантастической и загадочной истории. Только иногда чей-нибудь любопытный взгляд украдкой останавливался на ее статной высокой фигуре, пытливо всматривался в черты лица, словно стараясь угадать, что нужно здесь "гостье Земли", зачем оказалась она в вечебусе, идущем по маршруту Киев -- Полтава. Девушка не замечала этих взглядов. Казалось, что она вообще не замечала никого из окружающих ее людей. Ни разу ни на ком не остановился взгляд ее бархатно-черных глаз. Ее звали Гианзя. Рядом с ней неотлучно держалась другая девушка, но уже обычного земного типа. Она тоже была высокого роста, но все же на полголовы ниже своей спутницы, с такими же густыми черными волосами, но без зеленого оттенка, одетая в такое же белое платье, но более длинное и не столь открытое. На ее ногах были такие же туфли, но без лент. И ее черные глаза были немного узки, но расположены прямо. Пассажиры вечебуса знали, кто эта вторая девушка. Так же, как Гианэю, ее знали все. И вся Земля знала ее имя и фамилию. Они говорили между собой на звучном красивом языке, но говорили очень тихо. Слух Гианэи, и это тоже было известно всем, обладал исключительной, невозможной у людей Земли остротой. И не только слух. Все органы чувств были развиты у пришелицы из другого мира в превосходной степени. Она видела то, что человек Земли не мог бы увидеть без бинокля, улавливала запах, которого не почуяла бы и специально натренированная овчарка. Тонкие нервные пальцы Гианэи были способны ощутить совершенно недоступное пальцам людей. Способности загадочной гостьи давно уже привлекли пристальное внимание ученых. Она обладала чудесным голосом, диапазон которого охватывал почти все октавы земного рояля, прекрасно рисовала. С непринужден ной легкостью лепила из глины и высекала из мрамора скульптурные портреты. И все это делала так, словно всю жизнь была певицей, художником или скульптором. Ее тело было способно к самым невероятным гимнастическим упражнениям. Во всех видах легкой атлетики Гианэя далеко превосходила людей. Только спортсмены-мужчины, рекордсмены своего вида спорта, могли соревноваться с ней без риска обязательно оказаться побежденными. Было замечено, что Гианэя больше всего любит плавание. И она плавала в отточенном стиле классического кроля, что доказывало, во-первых, распространенность этого вида спорта на ее родине, а во-вторых, что изобретение наиболее быстрого способа плавания не являлось прерогативой Земли. -- Физически, -- говорили ученые, -- Гианэя человек будущего. Такими, как она, должны стать и обязательно станут все люди у нас, на Земле. Эволюция человеческого организма закономерно приведет к тому, что все так называемые таланты станут обычной нормой здорового человека. Говоря о физических данных, ученые ни словом не упоминали об умственных способностях Гианэи. Они их просто не знали. Только по косвенным признакам можно было предполагать в ней высоко развитый мозг. За полтора года, прошедшие с момента первого появления на Земле этой девушки из другого мира, все еще не удалось найти с ней общего языка, достигнуть полного взаимопонимания. Гианэя не выражала ни малейшего желания изучить земной язык, предоставляя всю инициативу знакомства людям Земли. Перед группой ученых-лингвистов, взявшихся за изучение ее языка, встала нелегкая задача, и не только из-за трудностей самого языка, но главным образом из-за явного нежелания Гианэи помочь людям. Она очень неохотно "давала уроки", ограничиваясь самыми простыми словами и понятиями, без которых сама не могла обойтись, живя на Земле. Малейшая попытка расширить знакомство с ее языком, с целью затронуть научные вопросы, встречала неизменный молчаливый отпор. Создавалось впечатление, что Гианэя твердо решила ни за что не дать людям возможности задать ей вопросы научного или технического характера. Может быть, Гианэя сама была не знакома с наукой своего мира? Обстоятельства ее появления на Земле решительно говорили против такого предположения. Она безусловно многое знала. Но было ли это "многое" большим, чем знали на Земле? Ученые не теряли надежды получить, наконец, ответ на интересующие их вопросы. Не будет же Гианэя вечно молчать? Если она хочет когда-нибудь вернуться на родину, то это может случиться только с помощью людей Земли, с помощью земной техники. Совсем недавно эта надежда сломить непонятное упорство Гианэи усилилась. Гостья впервые заговорила о прошлом. -- Я покинула родину, -- сказала она единственному человеку, к которому явно чувствовала расположение, -- Марине Муратовой, ленинградской лингвистке, той самой, которая сопровождала ее теперь в поездке, -- почти против своей воли. Но почему-то я не ощущаю особой тоски по ней. А к вам, на Землю, я попала совсем уж против воли. Удивительно неудачен был для меня этот рейс. Но остаться у вас навсегда... -- она вздрогнула. Наконец-то проявились в Гианэе человеческие чувства! Полтора года она держала себя, с первого же момента, с неестественным спокойствием. -- Ваша родина лучше нашей Земли? -- спросила Муратова, вполне убежденная, что получит утвердительный ответ. И ошиблась. -- Нет, -- ответила Гианэя. -- Ваша Земля гораздо красивее. Но мне все же дороги воспоминания детства и юности. И это было все. Гианэя снова замкнулась в себе, не ответив на дальнейшие вопросы Муратовой, пытавшейся продолжить беседу. Но и то, что она сказала, было проблеском. Гианэю окружили еще большим вниманием и заботой. Было решено не форсировать событий, ожидать, когда она сама захочет высказаться. Раз заговорив о своем прошлом, Гианэя должна была рано или поздно снова вернуться к нему. Муратова стала постоянным спутником и переводчиком Гианэи. Между двумя девушками постепенно устанавливались дружеские отношения. Возможно, что этому способствовало хотя и небольшое, но несомненное внешнее сходство. Где находилась родина Гианэи? Откуда явилась она столь странным и загадочным образом в Солнечную систему? И как это могло произойти "против ее воли"? На эти вопросы могла ответить только сама Гианэя. И вот сейчас, в жаркий июльский полдень, таинственная пришелица из другого мира стояла у переезда через линию шарэкса, среди зеленой равнины, в центре украинской земли. Что привело ее сюда? Этого не знала и Муратова. Гианэя выразила такое желание, и этого было достаточно. Ее желания старались выполнять беспрекословно. Можно было только предполагать, что в Полтаву ее привлекло предстоявшее в скором времени приземление Шестой лунной экспедиции на полтавском ракетодроме. Другую причину трудно было придумать. Но было одно "но" в этом вопросе, и ученые Земли дорого бы дали за то, чтобы узнать, интересует Гианэю Луна или не интересует. Выяснение этого вопроса могло пролить свет на многое, что до сих пор оставалось тайной. Сомнения вызывал тот факт, что о возвращении Шестой никто не говорил Гианэе. Откуда же она могла узнать об этом? Времени оставалось немного. Для шарэкса, идущего, на полной скорости, сто километров -- это десять минут. Группа пассажиров направилась к небольшой возвышенности, находившейся метрах в сорока от автомагистрали. Наблюдать прохождение экспресса снизу было не так интересно. Первой на вершине маленького холма оказалась Гианэя. Подвижность, явное предпочтение, отдаваемое бегу перед ходьбой, стремительность движений были характерными чертами этой девушки. Она легко взбежала по довольно крутому склону, одним прыжком одолев последние метры. На фоне синего неба отчетливо вырисовывался ее стройный силуэт, свободно развернутые плечи и гордая посадка головы. В солнечном свете, издали, исчез зеленоватый оттенок ее тела, и Гианэя казалась коричневой статуей, одетой в ослепительно белое короткое платье. -- Очень красива! -- заметил кто-то из пассажиров вечебуса. Муратова была хорошей спортсменкой, но при подъеме на холм отстала от своей спутницы метров на десять. Оказавшись рядом, она невольно обратила внимание на то, как спокойно и ровно дышит Гианэя. Стремительный подъем, очевидно, нисколько не утомил ее и не нарушил ритма сердцебиения. -- Я слышу какой-то протяжный гул, -- сказала Гианэя, протягивая руку в ту сторону, откуда должен был появиться экспресс. Он был еще очень далеко, за горизонтом. Никто в мире не смог бы уловить на таком расстоянии характерный шум идущего полным ходом шарэкса. Со стороны вечебуса металлический голос предупредил: -- Экспресс приближается! Значит, и механический водитель машины услышал шум поезда. Кибернетический автомат обладал такой же остротой чувств, как и живая Гианэя. Пассажиры заторопились. -- Что он сказал? -- спросила Гианэя. Муратова перевела. -- Да, он все ближе, -- подтвердила девушка. Линия шарэкса была отсюда -- как на ладони. Влажно (так они были отполированы) блестели полукруглые опоры -- рельсы. Их геометрическая правильность создавала зрительную иллюзию, что и внизу, где была пустота, они продолжаются, замыкаясь невидимой поверхностью, создавая сплошную опору в форме трубы, разрезанной вдоль, -- желоба. Потому и назывался этот путь "желобовой дорогой". Но название имело и другую, историческую, причину. Самая первая линия шарэкса была действительно построена в виде сплошной полутрубы. Только впоследствии пришли к убеждению, что нижняя часть не нужна, что она даже уменьшает скорость, создавая излишнее трение. Сокращение площади "рельсов" вполне можно было скомпенсировать увеличением количества шариков на опорной поверхности самого шарэкса. Эта рационализация, предложенная и рассчитанная молодым тогда инженером -- Виктором Муратовым, родным братом спутницы Гианэи, -- дала блестящие результаты: скорость экспресса сразу возросла на двадцать процентов. Форма пути изменилась, но первоначальное название так и осталось за дорогой. Шарэкс приближался. Теперь его слышала не одна только Гианэя. Где-то, еще за горизонтом, но уже близко, словно гудела туго натянутая толстая струна. -- Нас не сметет отсюда? -- опасливо спросил кто-то рядом с Муратовой. -- Ну, что ты! -- ответил другой. -- От нас до пути метров тридцать. Точно услышав этот разговор, механический водитель вечебуса снова подал свой голос. -- Рекомендуется не стоять, а сесть на землю, -- внятно и раздельно сказал он. Все поспешили выполнить этот совет. Но, выслушав перевод, Гианэя осталась на ногах. Севшая было Муратова поспешно поднялась. Она не могла допустить, чтобы вверенная ее попечению гостья упала из-за своей неосторожности и, возможно, получила хотя бы и небольшую травму. Встав рядом с Гианэей, она крепко обняла девушку за плечи -- так было устойчивей. Гианэя улыбнулась и, в свою очередь, обхватила рукой талию Марины. "Теперь мы не упадем", -- подумала Муратова, ощутив всем телом, как надежна опора этой тонкой, нежной с виду, но такой сильной руки. Она хотела поддержать Гианэю, а вышло, что Гианэя поддерживала ее. "Как бы то ни было, а теперь мы не упадем, промчись тут хоть два шарэкса" -- еще раз про себя сказала она. -- Эту дорогу построил ваш брат? -- неожиданно спросила Гианэя. Муратова вздрогнула. Нет, это уже слишком! О своем брате она никогда не упоминала в разговорах с Гианэей, исполняя просьбу Виктора. Он не хотел, чтобы гостья знала об их родстве. Ведь самого Виктора Гианэя хорошо знает, не подозревая, что он брат Марины. Кто же мог сказать ей о нем? И откуда она знает, что именно Виктор предложил идею такого пути? Большие, столь необычно посаженные глаза внимательно смотрели на Муратову, ожидая ответа. Едва заметная улыбка тронула зеленоватые углы красиво изогнутого рта. И у Марины, не в первый раз, мелькнула мысль, что Гианэя притворяется, -- она знает земной язык, втайне от нее читает газеты и журналы. -- Нет, -- машинально ответила Муратова на своем родном языке. -- Он не строил эту дорогу, а только предложил идею. -- Что вы сказали? -- спросила Гианэя. "Если притворяется, то очень искусно! Но, может быть, она знает не русский язык, а какой-нибудь другой?" Муратова перевела сказанное на язык гостьи. -- Идет! -- сказал кто-то. Вдали, там, где "рельсы" пути казались слившимися в одну тонкую прямую линию, появилась ярко блестевшая точка. Она стремительно приближалась. Низкий протяжный гул усиливался с каждой секундой. "Шофер" вечебуса услужливо информировал: -- Шарэкс идет со скоростью шестисот десяти километров в час, или ста шестидесяти девяти и семнадцати сотых метра в секунду. Пока звучала эта фраза, экспресс успел пройти около двух километров и находился уже близко. Отчетливо можно было рассмотреть длинный, обтекаемой формы корпус переднего вагона, сделанный из серебристого металла. Позади экспресса, ясно видимый в солнечных лучах, тянулся шлейф взвихренного воздуха. Некоторые из зрителей заткнули уши. К могучему гулу присоединился все усиливающийся свист. Гианэя стояла неподвижно, не спуская глаз с приближающегося экспресса. Много раз она ездила на шарэксе, но еще ни разу не видела его со стороны, во время движения. Говорил ли ей что-нибудь вид сверхбыстрого поезда, будил ли в ней воспоминания? Кто мог ответить на это? В тот момент, когда короткий состав серебристой молнией промелькнул мимо холма, ударив по зрителям тугой волной рассеченного воздуха, Муратова случайно посмотрела в лицо Гианэи и успела заметить, как в темных глазах ее спутницы блеснул огонек. К чему он относился? Что его вызвало? Было ли это восхищение могуществом земной техники, или... насмешкой над ее отсталостью?.. 2 Обе девушки не знали, что человек, о котором они недавно говорили, находился в экспрессе, только что пронесшемся мимо них. Виктор Муратов сидел в глубоком мягком кресле у стенки вагона и внимательно просматривал страницы какой-то рукописи. Это был очень высокий, сильно загорелый, атлетически сложенный мужчина, лет тридцати пяти. У него были такие же, как у сестры, густые черные волосы и темные глаза, приподнятые к переносице. Это делало его немного похожим на Гианэю. Но сам он не замечал этого сходства, которое, безусловно, бросилось бы в глаза каждому. Правда, один раз, в очень памятный день, ему сказали об этом, но Муратов вскоре забыл эту фразу. И не вспомнил о ней даже сейчас, когда перед его глазами была фотография Гианэи, наклеенная на одной из страниц рукописи. Он даже не взглянул на снимок. В этом не было никакой нужды, так как именно он, в числе немногих других людей, первым увидел пришелицу из другого мира, и ее черты навсегда врезались в его память. Слишком необычайны были обстоятельства этой первой встречи и место, где она произошла. Быстро прочтя последнюю страницу, вернее, только скользнув по ней глазами, Муратов сложил листки, аккуратно выровняв углы, и, согнув рукопись пополам, сунул ее в карман. -- Нет, это совсем не то! -- сказал он, пожав плечами. -- Что не то? -- спросил сидевший рядом в таком же кресле пожилой, скорей даже старый, человек с белоснежными волосами. -- Не то пишет автор. Это очередная теория появления Гианэи. Меня просили прочесть и сказать свое мнение. -- И оно отрицательное? -- Да, как видите. -- А вы, простите, кто будете? Муратов назвал себя. -- Слышал, -- сказал старик. -- Как же, слышал и не однажды. Кстати, вот этот самый шарэкс, на котором мы сейчас едем, ваше изобретение? -- Нет, к изобретению, как вы выражаетесь, шарэкса я не имею никакого отношения. Единственное, в чем я повинен, -- это небольшое изменение формы пути, но не больше. -- Да, да, -- сказал старик. -- Вы правы, теперь я вспомнил. Прошу прощения. Но раз уж мы с вами встретились, то, если вы не возражаете, осмелюсь задать вам вопрос. "Кто он такой? -- подумал Муратов. -- Даже манера говорить у него какая-то странная". -- Пожалуйста, -- сказал он вслух. -- Вот еду, -- начал старик. -- Весь путь длится всего два часа. В мое время на это понадобились бы целые сутки на скором поезде. Еду, а не знаю, что же позволяет шарэксу мчаться с такой безумной скоростью... -- Почему безумной? -- Ну, не знаю, -- сердито сказал старик. -- Для вас это может казаться самым естественным, но для меня... для меня это не так. Так вот, если будете столь любезны, объясните, пожалуйста. -- Простите, -- сказал Муратов подделываясь под манеру говорить своего спутника, -- не скажете ли вы, сколько вам лет? Старик неожиданно весело рассмеялся. -- Готов спорить, -- сказал он, -- что вы задаете себе вопрос: откуда взялся такой неуч? Не возражайте, я не обиделся. Это вполне естественно, что вы так подумали. Да, с современной точки зрения я мало знаю. А когда-то считался образованным человеком. Учил других. Трудно поверить, правда? -- и он снова засмеялся, как показалось Муратову, с легким оттенком горечи. Догадка мелькнула в мозгу Муратова. Неужели это тот самый? Похоже, что так. В то время людей еще называли не только по имени, но и по отчеству... -- Вы ошибаетесь, Николай Адамович, -- сказал он, -- никто не считает вас неучем. Старик не удивился. -- Догадались, -- усмехнулся он. -- Да, я и есть Болотников, Николай Адамович, доктор биологических наук второй половины прошлого века. И мне девяносто семь лет. А если прибавить сюда время, которое я провел во сне, то и все сто двадцать два, -- Во сне... -- машинально повторил Муратов. -- Ну не во сне, а в анабиозе. Разница небольшая. Анабиоз -- это тот же сон, только более глубокий. Муратов все вспомнил. Это произошло в дни его детства, в начале века. Погружение в сон, или в состояние анабиоза, как средство продления жизни, служило тогда темой бесчисленных дискуссий среди медиков и биологов. Этот метод, наравне с другими, был признан заслуживающим внимания, но не во всех случаях. Опыты над животными показали, что наибольший эффект достигался тогда, когда анабиоз применяли к организму уже состарившемуся. Нужен был опыт над человеком. И вот девяностотрехлетний профессор Болотников предложил себя. Муратов помнил фотографии в журналах, которые он, ребенок, рассматривал с любопытством. Видимо, лицо Болотникова не произвело на него большого впечатления, если он совершенно забыл его и не узнал сразу. Значит, Болотникова вернули к жизни четыре года назад. Как раз в то время он, Муратов, находился далеко, увлеченный своим делом, и это событие прошло мимо него. Он с любопытством смотрел на своего спутника. Ведь этот человек был ровесником Октябрьской революции! -- Теперь вас не должно удивлять мое невежество во многих вопросах, -- продолжал старый профессор. -- Четыре года -- срок небольшой. Мне едва хватило времени на ознакомление с достижениями биологии -- моей области. Все остальное как-то выпало из поля зрения. -- Я понимаю, -- сказал Муратов. -- Интересная встреча. Я очень доволен. Мне вообще везет в этом отношении. Я много раз встречался лицом к лицу с знаменитыми людьми. Может быть, вы не знаете, но и Гианэю... -- Это-то я знаю, -- перебил Болотников. Он посмотрел на часы. -- В нашем распоряжении осталось всего пятнадцать минут. В Полтаве я выхожу. -- Времени хватит, -- сказал Муратов. -- Вы хотите знать, как движется шарэкс? -- Да, если это не затруднит вас. -- Вы, конечно, знакомы с токами ультравысокой частоты? -- Болотников кивнул головой. -- Если мне не изменяет память, ко дню вашего выхода из жизни их передавали по подземным кабелям. Автобусы, берущие энергию для своих моторов от этих проводов, или, как их называют теперь, вечебусы, существовали уже тогда... -- Вы хотите сказать, что шарэкс... -- Вот именно. Только теперь токи ультравысокой частоты идут не по кабелям. Найден способ передавать их прямо по воздуху, наподобие радиоволны, и притом без потерь. На определенной высоте, над землей, разлита, если можно так выразиться, сплошная пелена энергии. Если раньше, например, вечебусы вынуждены были передвигаться только по тем дорогам, под которыми проложен кабель, то теперь они могут ходить где угодно. Но двигатели вечебуса -- электромоторы, а у шарэкса они реактивные. Энергия, практически безграничной мощности, берется "с воздуха", а шариковый принцип скольжения... он известен очень давно. Скажем, шарикоподшипники. Трение между шарэксом и его опорой, в виде идеально гладких полукруглых "рельсов", весьма незначительно. Вот все это и дает возможность развить... безумную скорость, -- улыбнулся Муратов. -- Ишь злопамятный! -- сказал Болотников. -- Ну, спасибо, голубчик. Все ясно. Недаром говорили в старину: "Дело мастера боится". Вы объяснили просто и исчерпывающе. Приближаемся к Полтаве, -- прибавил он, посмотрев в огромное, во всю длину вагона, окно. Шарэкс продолжал мчаться с прежней быстротой. За зеркальным стеклом, сколько хватал глаз, раскинулась панорама огромного города. Высоко в небо уходили шпили высотных зданий. -- Нет, это еще не Полтава, -- сказал Муратов. -- Это Селена, совсем новый город, выросший за последние пять лет вокруг ракетодрома. Это пригород Полтавы. -- Хорош пригород, -- усмехнулся Болотников. -- Побольше прежних столиц. Между прочим, я был здесь в последний раз ровно сто лет тому назад; это был сравнительно небольшой город. Я говорю, конечно, о Полтаве, а не о Селене. Шарэкс начал замедлять ход. Мощный гул, едва слышный внутри вагонов, теперь как будто совсем смолк. А может быть, управляющий поездом автомат выключил двигатели, рассчитав, что инерции хватит до перрона станции. Селена осталась позади. Быстро надвигались массивы окраинных зданий самой Полтавы. Более нетерпеливые пассажиры стали подниматься со своих мест. Вагон не имел никаких перегородок, или купе. Он представлял собой одно сплошное помещение, пол которого был застлан мягким, пушистым ковром. Маленькие столики, буфетные и книжные шкафики, переносные экраны телеприемников составляли его обстановку. Кресла можно было ставить где угодно, по желанию пассажиров. Металлический голос произнес: -- Полтава! -- Прощайте, голубчик! -- сказал Болотников. -- Мне было очень приятно познакомиться с вами. -- Вы долго пробудете в Полтаве? -- Недели две. -- Тогда не прощайте, а до свидания. Я буду здесь через три дня. -- Встречать Шестую? -- Вот именно. -- Ну, значит, увидимся, если вы захотите, конечно. -- Обязательно захочу. Кстати, вы знаете, что Гианэя будет здесь? -- Знаю и хочу ее видеть. До сих пор не пришлось. Только на снимках и на экранах. -- Вы хотите с ней познакомиться? -- Даже очень хочу, но как это сделать? -- Гианэю сопровождает в качестве переводчика моя сестра. Подойдите к ней, передайте привет от меня, и она вас познакомит. -- Спасибо! Я обязательно это сделаю. Гианэя меня очень интересует. Кстати, это ее действительное имя? Я хочу сказать, оно так и звучит на их языке? -- Не совсем так. -- Муратов произнес медленно, растягивая слоги: -- Гий-аней-йа. Вот примерно так звучит это имя. Так представилась она при первой встрече с людьми полтора года тому назад. Мы стали звать ее проще -- Гианэя. -- И она? -- Сразу стала отзываться на это имя. -- Вы знаете их язык? -- Знаю все слова, которые смог запомнить. Примерно слов двести. -- Трудный язык? -- Да нет, не очень. Вас удивит то, что я сейчас скажу. В этом языке мне чудится что-то знакомое. -- Как это может быть? Язык чужой планеты... -- Мне самому это странно. Но никак не отделаться от впечатления, что слова звучат знакомо. Может быть, когда будет известно больше... Пока мы знаем немного. Эта девушка не хочет знакомить нас со своим языком. -- Но почему? -- На это может ответить только сама Гианэя. Попробуйте! Шарэкс остановился. Перрон вокзала скрывала глухая стена предохранительного туннеля. В полу образовалось отверстие (казавшийся сплошным ковер разошелся в этом месте). Откуда-то из нижней части вагона скользнули вниз ступени широкой лестницы. Болотников еще раз попрощался с Муратовым, еще раз поблагодарил его и вышел. С ним вышло человек десять. В вагон поднялись другие пассажиры. Муратов не спускался на перрон -- он знал, что шарэкс простоит всего четыре минуты. Прозвучал сигнал отправления. Люк в полу вагона закрылся. Ковер сдвинулся, и нельзя было заметить, где проходит его раздвижной шов. Вагон чуть заметно покачнулся. Поплыли, рванулись, исчезли стены туннеля, поезд вылетел под открытое небо. Все быстрей и быстрей замелькали дома Полтавы, шарэкс стремительно набирал скорость. Вскоре город исчез за горизонтом. По обе стороны полотна дороги расстилались бесконечные желтые поля. Всюду виднелись вечелектры. Огромные, неуклюжие с виду, они медленно ползли среди моря хлебов, и, казалось, им не было числа. Шла вторая в это лето уборка урожая. Муратов почувствовал, что голоден. Буфетный шкафик "снабдил" его стаканом горячего черного кофе и бутербродами. Возвращаясь к своему креслу, Виктор вспомнил Болотникова. "Славный старик! -- подумал он. -- Чудаковатый, но очень симпатичный. Интересно, как отнесется к нему Гианэя". С откровенностью, какой не часто обладали люди Земли, девушка другого мира относилась к людям по-разному. Одним она улыбалась, охотно позволяла пожимать свою руку (сама она явно не была знакома с рукопожатием), к другим сразу же выказывала антипатию. Случалось, что она поворачивалась спиной к человеку, желавшему познакомиться с ней. И никогда не отвечала на вопрос, почему ей не нравится тот или иной человек. Было замечено, что чаще всего она хорошо относилась к людям высокого роста, тогда как малорослые люди, почти как правило, не возбуждали ее симпатий. Муратова раздражала таинственность Гианэи. Именно поэтому он покинул гостью Земли сразу после того, как доставил ее на Землю. Он не терпел загадок, не поддающихся разгадке. А здесь была даже не загадка, а необъяснимая тайна. С первого же дня, с первого момента своего появления Гианэя замкнулась в себе, видимо заранее наметив линию поведения. Муратов знал это лучше других, был свидетелем первых часов и дней. "Есть причина, есть! -- часто думал он. -- И кто знает, может быть, эта причина гораздо важнее, чем то, что стремятся узнать у Гианэи наши ученые". Рукопись, которую он прочел, разговор с Болотниковым снова, в который раз, вернули его мысли к событиям прошлого. Он помнил, помнил до мелочей все, что предшествовало появлению Гианэи... ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1 "Дорогой Виктор! Очень прошу тебя приехать ко мне. Немедленно. Удалось, наконец, нащупать в пространстве объект, присутствие которого в Солнечной системе подозревалось еще в прошлом веке. Помнишь, я тебе рассказывал о нем. Но мне не все ясно. Какие-то странности. Приезжай! Тряхнем стариной -- подумаем вместе. Проблема интересная, не пожалеешь. Приезжай обязательно! Ты мне очень, очень нужен!!!
Сергей".
Муратов дважды прочел короткое письмо друга. Было ясно, что Синицын писал, будучи взволнованным или находился в состоянии нервного возбуждения. На это указывали не свойственная ему неряшливость стиля и трижды повторенная просьба приехать. Да и почерк был необычный -- неровный, явно торопливый. Это не вяжется с обликом всегда сдержанного, спокойного в словах и жестах астронома. И зачем писать, когда то же самое можно сказать по радиофону. О каком объекте идет речь? Муратов решительно не помнил, чтобы его друг рассказывал ему что-нибудь подобное. Дело, конечно, в астрономическом открытии. "Пространство", "Солнечная система" -- достаточно ясно. Но ведь Сергей хорошо знает, что он, Виктор, никогда особенно не интересовался небесными телами, знаком с астрономией только в пределах школьной программы. Какую же помощь он хочет получить? Проще всего было подойти к радиофону и вызвать обсерваторию, где работал Синицын. Но Муратов просто органически не переносил, если вставшая перед ним, пусть самая пустяковая, загадка оставалась не разгаданной им самостоятельно. Так и сейчас. В письме была неясность. Сергей просит приехать, но не пишет зачем. Муратов пытливо всматривался в каждое слово. "Как бы неряшливо и торопливо ни писал человек, -- думал он, -- владеющая им мысль должна отразиться". "Странности"! Вот, пожалуй, ключ к пониманию. Сергею удалось (он сам так пишет) открыть что-то новое в Солнечной системе. Факт удивительный сам по себе. Что-что, а Солнечная система как будто исследована вдоль и поперек. И вот обнаруженный им "объект" ведет себя "странно". Сергей не понимает причины. На это указывают слова: "подумаем вместе". Так! Теперь дальше... "Тряхнем стариной". О чем может идти речь? Не о спорте же. Они оба любили в дни юности решать совместно запутанные математические задачи. Подходит! В чем могут проявляться "странности" астрономического порядка? Только в движении тела, его орбите. И, наконец, "проблема интересна"! Все ясно! Сергею нужна помощь математика, чтобы разгадать, по какой орбите движется "объект". Муратов улыбнулся. Стоило думать целых пять минут, когда все ясно и никакой загадки нет. Он был занят и не расположен бросать работу. Может быть, можно помочь другу, оставаясь на месте? Так ли уж необходимо его личное присутствие? Муратов подошел к аппарату. Но переговорить с Сергеем так и не удалось. Кто-то из сотрудников обсерватории сообщил, что "Синицын второй день не выходит из своего кабинета. Заперся и не отвечает ни на какие вызовы". "Что же он, не ест и не спит?" -- спросил Муратов. "Похоже на то", -- был ответ. Это вполне соответствовало характеру Сергея. Если что-нибудь поглощало его мысли, он был способен работать сутками без отдыха. Да, видимо, вставшая перед ним проблема действительно очень интересна! Не колеблясь, Муратов вылетел в тот же день. Трансатлантический лайнер пролетал как раз над местом, где была расположена обсерватория. Посадка предстояла более чем в тысяче километрах западнее. Значит, придется ехать обратно наземным транспортом и терять еще два часа... Муратов заявил о своем желании высадиться с парашютом. Бортрадист вызвал обсерваторию. Оттуда ответили, что к месту приземления Муратова вылетит планелет. -- Вам приходилось раньше прыгать? -- спросил один из членов экипажа лайнера, помогая Муратову пристегнуть лямки парашюта. -- Только один раз, еще в школе. А разве это имеет какое-нибудь значение? -- Дело в том, что мы летим на высоте семи километров. Вам придется сделать затяжной прыжок. -- А это что, очень сложно? -- Нет, какая же сложность. Парашют раскроется сам в нужный момент, он автоматический. Но с непривычки свободное падение может быть неприятным. Планелет явился через две минуты после приземления, прошедшего вполне благополучно. А еще через пять минут Муратов уже входил в одно из зданий научного городка, где, как ему сказали, помещался кабинет Синицына. На стук в дверь не последовало никакого ответа. Муратов постучал сильнее. -- Я занят, прошу не мешать, -- послышался сердитый голос Сергея. -- В таком случае, -- смеясь, ответил Муратов, -- я улетаю обратно. Открой, чудак! Это я -- Виктор. Раздались поспешные шаги, и дверь открылась. Муратов ахнул от неожиданности и неудержимо расхохотался. Синицын стоял перед ним в одних трусах и в туфлях на босу ногу. Его лицо было испачкано маслом и какой-то темной краской. Взлохмаченные волосы торчали пучками во все стороны. Из кабинета пахнуло горячим воздухом. -- Что здесь происходит? Ты что, ремонтом занялся на досуге? Почему здесь такая жара? -- Во-первых, здравствуй! -- спокойно сказал Синицын. -- Спасибо, что приехал. Ты мне нужен еще больше, чем когда я писал письмо. Прямо позарез. А жара -- вот, -- он указал на небольшую, кабинетного типа электронно-вычислительную машину, стоявшую у письменного стола. -- Эта портативная машинка не рассчитана на тридцать часов непрерывной работы. -- Зачем же ты так терзаешь ее, несчастную? -- Муратов быстрым внимательным взглядом окинул кабинет. Пол был засыпан огромным количеством полиэтиленовых пластинок -- программ. Они валялись всюду: у самой машины, на ковре, застилавшем середину комнаты, даже у двери. Видимо, хозяин кабинета бросал их куда попало. Одежда Синицына также была разбросана по креслам и дивану. Окна наглухо закрыты тяжелыми портьерами. Горела люстра и несколько настольных ламп. Красноречивая картина. Наверное, Сергей даже не знает, что сейчас день, а не ночь. -- Ничего не получается? -- насмешливо спросил Муратов. -- Проклятая загадка! Прямо хоть волосы рви от отчаяния . -- Я вижу, что ты пытался это делать. Послушай, дорогой мой, я тебя не узнаю. Неужели ты рассчитываешь добиться успеха в таком состоянии? Я не спрашиваю, спал ли ты сегодня ночью, ясно, что нет. Но ты хоть ел что-нибудь? -- Кажется. -- Вот именно, кажется. А мне не кажется. Который час? -- Что -- который час? -- Приехали! -- Муратов пожал плечами. -- Ставлю ультиматум: ты немедленно примешь ванну, позавтракаешь и ляжешь спать. Немедленно! -- Спать? -- Синицын фыркнул. -- Нашел время. Садись и слушай. -- Ничего не буду слушать. Охота мне разговаривать с таким чучелом. На кого ты похож? Жаль, тут нет зеркала. Муратов подошел к окну и поднял портьеру. Лучи солнца ворвались в кабинет. Он настежь открыл окно. -- Вот именно! -- Встретив удивленный взгляд друга, Муратов усмехнулся. -- Сейчас два часа дня! Дня, а не ночи, как ты, несомненно, думаешь. -- Два часа? -- Да, по местному времени. Синицын как-то сразу сник. -- Хорошо, -- сказал он, -- принимаю твой ультиматум. Выходит, -- прибавил он, улыбаясь, -- что я "терзаю" машину не тридцать часов, а более чем пятьдесят. То-то она так нагрелась. -- Еще того лучше. Двое суток без сна и пищи! И этот человек хочет решить сложную математическую задачу! Да тут не только твоя машинка, а и электронно-вычислительный мозг Института космонавтики не поможет. -- Он и не может помочь. Ничто не поможет, если я сам или ты не дадим правильной предпосылки. Сто двадцать семь вариантов! -- воскликнул Синицын. -- Сто двадцать семь! И все впустую. -- Одевайся! -- Муратов поднял вторую портьеру, выключил машину и погасил свет. -- Не пойдешь же ты домой так. Здесь не пляж. Синицын стал медленно одеваться. Что-то вроде сожаления или досады шевельнулось в душе Муратова. Сергей ляжет и проспит часов десять, не меньше. А что же делать ему все это время? -- А если совсем коротко, -- нерешительно спросил он, -- в общих словах? В чем дело? Синицын удивленно взглянул на друга, и оба рассмеялись. Над континентом Южной Америки звездным покрывалом раскинулась ночь. Луны не было. В окно кабинета хорошо виден блестящий Южный Крест. Непривычные созвездия мерцают в бархатно-черной бездне. Где-то там, между ними, но близко, совсем близко от Земли, проплывает, быть может именно сейчас, таинственная загадка. Муратов медленно шагает по кабинету, в несчетный раз пересекая его наискось. Окна раскрыты настежь. Горит только одна настольная лампа, освещающая часть стола и панель вычислительной машины. В кабинете образцовый порядок. Программные карточки, разбросанные Синицыным по всей комнате, собраны и тремя аккуратными стопками лежат на краю стола. На другом краю возвышается порядочная стопка новых, использованных уже самим Муратовым. Все тщетно! Загадка остается загадкой. Сто двадцать семь вариантов Синицына и семнадцать Муратова. А воз и ныне там! Днем они проговорили два часа. К Сергею вернулось спокойствие и присущая ему точность. Подробно и обстоятельно он познакомил Муратова со всей проблемой. Теперь Виктор знает столько же, сколько Сергей, Конечно, можно обратиться за помощью в Институт космонавтики. Но Сергей не хочет, и Виктор хорошо понимает друга. Сам начал, сам доведи до конца. В институт обратиться все равно придется, но одно дело явиться с законченным открытием, и совсем другое -- с пустыми руками. Сознаться в своей беспомощности всегда неприятно. Сергей прав! Он, Виктор, не в счет. Друг от друга у них никогда не было секретов. Если загадку разгадает Виктор, это все равно что сам Сергей. Но как разгадать ее? Внешне Муратов спокоен. Но внутри него клокочет буря. Вот уже десять часов, как Сергей непробудно спит. А он все топчется на одном месте и ни на шаг не приблизился к разгадке. Такого еще не бывало. Правда, и с такой задачей он встречается впервые. А кажется, все так просто. В течение одной недели радиолокатор восемь раз показал в пространстве неизвестное тело. Восемь точек орбиты! А ведь и трех достаточно, чтобы быстро и точно рассчитать любую. Но расчеты неизменно заходят в тупик, вступают в вопиющее противоречие с законами небесной механики. Может быть, тело не одно? Может быть, их два, три или больше? Но Сергей считает, и Муратов согласен с ним, что это невероятно. Несколько тел вблизи Земли, и ни одно не попало до сих пор в поле зрения телескопа, Немыслимо! Скорее всего, тело все же одно. Сергеем рассчитаны всевозможные орбиты для одного и двух тел во всех мыслимых сочетаниях известных восьми точек. Ни одна не подошла. Муратов начал было производить расчеты для трех, но вскоре оставил эту затею. К разгадке надо подходить другим путем. Муратов знает: задача проста. Иначе быть не может. Она только кажется трудной. Стоит напасть на верную мысль, и расчеты не составят труда. Но где она, эта верная мысль? В чем тут дело? Муратов садится на диван, откидывается на мягкую подушку, закладывает руки за голову. Так лучше думается. Из окна веет приятной прохладой. Тропический зной ушел вместе с Солнцем на другую половину планеты. Часы показывают девять. Но это для меридиана Москвы. По местному времени сейчас два часа ночи. Муратов вспоминает рассказ друга... Первый намек появился еще в двадцатом веке. В 1927 году К. Стермер заметил необъяснимое отражение радиолуча от какого-то тела, находившегося недалеко от Земли. Какого? Это осталось неизвестным. Тогда почему-то не обратили внимания на сообщение Стермера. Через пятьдесят лет история повторилась. И снова никто не заинтересовался странным явлением -- радиолуч отражается как будто от пустого места. Оба факта объяснили ошибкой наблюдателя. В самом конце двадцатого века произошел едва не ставший трагическим случай с рейсовым звездолетом "Земля -- Марс". В двухстах тысячах километров от Земли звездолет встретился с неизвестным небесным телом, приближение которого к кораблю не было своевременно замечено очень точными и чувствительными приборами штурманской рубки. Что-то скользнуло по борту, оставив след в виде глубокой вмятины. По счастью, все обошлось благополучно, звездолет не успел еще развить полной скорости. "Естественное" объяснение нашлось и здесь -- метеорит, неисправность локаторов. И вот совсем недавно появился четвертый факт. И снова это случилось на звездолете. Грузовой корабль взял старт на Венеру. На борту находились строительные материалы и научное оборудование для сооружаемой на планете станции службы Солнца. Экипаж состоял из командира, штурмана и радиста. Почти сразу после вылета поступило сообщение, что локаторами обнаружено какое-то тело, диаметром в сорок метров, летящее наперерез курсу корабля. Скорость опять-таки была еще незначительной, и это дало возможность вовремя затормозить звездолет и избежать столкновения. Штурман успел направить имевшийся на борту небольшой телескоп точно по лучу локатора, но ничего не увидел. Радист корабля сообщил, что по мере того как неизвестное тело приближалось к звездолету, ослабевал сигнал на экране локатора, а в момент наибольшего сближения совсем исчез. Это было уже никак необъяснимо, "Отделаться" ссылкой на метеорит или на неисправность приборов на этот раз было совершенно невозможно -- факт подтверждали записи автоматов. В Институте космонавтики встревожились. Неведомое тело, грозящее безопасности межпланетных путей, надо найти во что бы то ни стало. Обсерватории приступили к поискам. Синицын включился в них с самого начала. В его распоряжении находилась очень мощная новейшая радиолокационная установка, с помощью которой на обсерватории велись работы по "лунному профилю". Круглые сутки, днем и ночью, невидимый луч прощупывал пространство в радиусе четырехсот тысяч километров от Земли. И вот неделю тому назад, придя утром на работу, Синицын увидел на ленте самопишущего прибора долгожданный сигнал. В три часа пятьдесят девять с половиной минут на высоте в двести восемнадцать тысяч километров пролетело какое-то тело СОРОКА метров в диаметре. Оно двигалось с востока на запад, то есть навстречу вращению Земли. Через двое суток, но уже днем, на том же участке неба, но на другой высоте, локатор вновь "увидел" что-то того же размера, что и первый раз, но летящее с другой скоростью. И так восемь раз. Все наблюдения сходились в отношении размеров, но расходились в высоте и скорости. Ни одного полного совпадения. Попытки увидеть, наконец, таинственное тело в визуальный телескоп не привела ни к чему, его не удалось обнаружить. Это никого не удивило: телескоп направляли приблизительно, да и тело было очень мало. К тому же его орбита неизвестна. В Институте космонавтики уже знали, что первый успех достигнут, и там ждут от Синицына подробного донесения. Неужели придется все-таки расписаться в своей несостоятельности?.. Муратов больше часа сидит не меняя позы и напряженно думает. Первоначальное убеждение, что тел не может быть несколько, постепенно бледнеет, заменяясь уверенностью, что их именно несколько. И не три или четыре, а два. К такому выводу приводит мысленный анализ всей работы, проделанной Сергеем и им самим. Два, только два! Они вращаются вокруг Земли, находясь всегда напротив друг друга по обе стороны планеты. Но ведь такое предположение приходило в голову и Сергею. И он занимался вычислением возможных орбит. И пришел к бессмыслице. Усомниться в правильности вычислений друга Муратов не может, такая мысль даже не возникает. У Сергея все правильно, все, кроме... Муратов вскакивает с дивана и подходит к столу. Да, надо проверить и такой вариант, даже если он выглядит фантастическим. Сергей исходил из предпосылки, что они имеют дело с двумя естественно возникшими телами, движущимися по законам тяготения. Тогда, конечно, ни одна из мыслимых орбит не будет соответствовать фактическому движению тел, если они... искусственные... А в пользу подобного предположения говорит многое. Во-первых, тела невидимы в визуальный телескоп даже с близкого расстояния (случай на грузовом звездолете). Это можно объяснить тем, что они окрашены в абсолютно черный цвет и не отражают лучей Солнца. Естественные тела не могут иметь такой окраски. Во-вторых, локаторы "видят" их издали и не "видят" вблизи. Это объяснить труднее, но можно предположить (фантазировать, так до конца), что те, кто запустил их, хотели затруднить людям нахождение этих тел. Как это сделано, -- вопрос другой. И, в-третьих, тела движутся навстречу движению планет, навстречу вращению Земли. Такое явление встречается в природе редко. Итак, искусственные спутники Земли, запущенные откуда-то со стороны! Цепкая память Муратова услужливо напоминает, что такая гипотеза была высказана в двадцатом веке. Когда-то он читал о ней. Как фамилия автора? Муратов напрягает память. Да, Брейсуэлл. "Но ведь искусственные спутники, созданные людьми, движутся по законам тяготения, -- думает он. -- Да, но только потому, что они летят по инерции, не имеют двигателей. При наличии посторонней силы орбита может принять самые причудливые очертания". Облегчает ли задачу эта новая предпосылка? Нет, скорее затрудняет. Как угадать траекторию, если совершенно не известна ее цель? Но все же надо попытаться. Известно восемь точек. Они принадлежат двум орбитам. Какие какой -- неизвестно. Но комбинаций восьми точек по четыре не так много. А если одной орбите принадлежат три, а другой -- пять? Или как-нибудь иначе? Неожиданно возникает еще одна мысль. Муратов даже вздрагивает, настолько она проста и очень, очень важна. Ведь если предположить, что тела искусственные, то естественно вытекает и другое соображение: они не сплошные, а полые. Это сильно изменяет массу, а следовательно, и все расчеты. И, конечно, не каменные, а металлические. Тогда может случиться и так, что одна из орбит, вычисленных Сергеем для двух тел, правильна, если внести в нее поправку на массу. Муратов начинает просматривать все записи Сергея сначала. Как ни нервничал Синицын во время работы, а записи и выводы предельно ясны, лаконичны и точны. Укоренившаяся привычка действует бессознательно... В тропиках рассветает быстро. Лучи поднявшегося Солнца разгоняют мрак в углах кабинета. Лампа светит уже тусклым желтым пятном. Но Муратов не замечает этого. Пластинки-программы исчезают в машине одна за другой. На маленьком экране четко выступают результаты вычислений. Электронный математик хорошо помогает живому. Орбиты, орбиты, орбиты! Только о них может думать Муратов, только они одни в его сознании. Ни для чего другого нет места! Ровно в девять утра Синицын, свежевыбритый, тщательно причесанный, в легком белом костюме, оживленный и даже веселый на вид, подошел к двери своего кабинета. Но веселость только внешняя, на душе тревожно и смутно. Удалось ли Виктору хотя бы отчасти, хоть в чем-нибудь подойти к разгадке? Возникла ли у него какая-нибудь новая мысль, могущая пролить немного света в потемки космической тайны? Открыв дверь, Синицын в изумлении остановился на пороге. Портьеры опущены, в комнате полумрак. Заложив руки за голову (знакомая поза!), на диване безмятежно спит Виктор! Но изумление сразу же сменяется сильнейшим волнением. Неужели?! И радость, безмерная радость наполнила все существо Сергея. Он стремительно кинулся к столу, не сомневаясь, что найдет там что-то бесконечно важное, решающее! Разве мог Виктор заснуть, не найдя разгадки! И действительность не обманула его ожиданий. На небольшом листке бумаги, вырванном из блокнота, Синицын прочел: "Сережка, кричи ура! Сегодня вечером получим фотоснимок твоего "объекта". А завтра утром -- второго. Орбита на экране. Любуйся! Вторую вычисляй сам. Что я тебе -- верблюд? Устал, как собака! Спокойной ночи! .... Виктор. Так и быть, подскажу! Оба "объекта" имеют одну и ту же массу. Учти!" 2 Ведущие ученые Института космонавтики не были расположены терять время. Слово сразу было предоставлено Синицыну. Он доложил коротко: -- Вокруг Земли, вероятно очень давно, обращаются два искусственных спутника неземного происхождения. Оба одного размера, полые внутри. Форма продолговатая. В продольном сечении -- эллипс, в поперечном -- круг. Длина сорок метров. Но это может оказаться не совсем точным. Орбиты спиральные. Оба тела то приближаются к Земле, то удаляются от нее. Вывод, подтвержденный наблюдениями с помощью локатора, -- скорости все время меняются. Среднее расстояние от центра Земли: первого спутника -- двести восемнадцать тысяч километров, второго -- сто восемьдесят шесть тысяч. Спутники, вероятно, металлические, но удельный вес материала определить нельзя: неизвестно, что находится внутри. Средняя скорость первого спутника -- пять с половиной километров в секунду, второго -- семь. Полученные данные дают все основания предполагать, что на обоих спутниках все еще работают какие-то двигатели, хотя их появление вблизи Земли надо отнести к 1927 году или раньше. При движении по спиральным орбитам по инерции они давно бы упали на Землю или на Луну. Орбиты вычислены известным математиком Виктором Муратовым и частично -- мною. Положение обоих спутников на их орбитах точно отмечено на ноль часов сегодняшних суток и может быть легко вычислено для любого момента. Но увидеть их непосредственно в визуальный телескоп до сих пор не удалось, хотя диаметр -- сорок метров -- вполне достаточен для этого. Муратовым высказано предположение, что они абсолютно черные и потому невидимы, так как не отражают лучей Солнца. Мы сделали попытку получить фотографию в инфракрасных лучах. Ведь если они черные, то должны быть сильно нагреты солнечными лучами. Но изображения не получилось, несмотря на многочасовую выдержку. То же произошло с применением пластинок, чувствительных к ультрафиолетовым, а также рентгеновым лучам. Мне лично кажется, что спутники не абсолютно черные, а как раз наоборот -- абсолютно белые. Здесь труднообъяснимая загадка. Вот все, что я могу доложить совету в данный момент. На нашей обсерватории работы по наблюдению за спутниками с помощью радиолокатора продолжаются. -- А фотографию в гамма-лучах вы не пытались получить -- спросил кто-то. -- Таких пластинок у нас не было, но мы их затребовали. Как только получим, сделаем и такую попытку. -- Мы не можем ждать и спокойно производить опыты, -- сказал председатель научного совета Института космонавтики -- профессор Генри Стоун. -- Все звездолеты Земли бездействуют, все работы в космосе остановлены. Такое положение нетерпимо. Мы должны точно знать, и как можно скорее, что представляют собой "эти тела. Основывать безопасность межпланетных сообщений на гипотезах и непроверенных данных невозможно. Если тела невидимы по какой бы то ни было причине, то нет уверенности в том, что орбиты вычислены правильно... -- И я, и Муратов уверены в этом, -- вставил Синицы и. -- Если тела невидимы, -- повторил Стоун, мельком взглянув на Синицына, -- то остается одно -- отправиться к ним и, так сказать, ощупать их руками. Прошу товарища Синицына не обижаться. Он сам доложил нам, что, по его мнению, спутники имеют работающие двигатели и что скорости все время меняются. Где гарантия, что орбиты не изменятся? Это может случиться в любой момент. Мы не знаем, кто и как управляет ими. Люди? Это маловероятно. Но не исключен электронный мозг. А его программа нам не известна. Споры и дискуссии отложим до более подходящего момента. Первый вопрос: можно ли полностью доверять полученным данным? -- Имя Муратова нам известно, -- ответил молодой с виду, но в действительности шестидесятилетний профессор Метьюз. -- Синицына мы тоже хорошо знаем. По-моему, можно считать, что орбиты спутников в настоящее время соответствуют их вычислениям. Скажите, -- обратился он к Синицыну, -- ваши траектории совпадают со всеми восемью ранее известными точками? -- Да, совпадают. Радиолокатор три раза засек более далекого спутника и пять раз более близкого. -- А другие комбинации вы пробовали? Например, четыре и четыре? -- Пробовали все возможные сочетания. Кроме того, сегодня утром локатор вновь "поймал" близкого спутника. И его местонахождение совпало с вычисленным. -- Это достаточно убедительно. -- Какое мнение остальных? -- спросил Стоун. Все десять присутствующих согласились с Метьюзом. -- Тогда ставлю второй вопрос: нужно ли посылать корабли на поиски этих спутников? И если да, то сколько -- один, два или больше? Совет высказался за посылку двух кораблей, к обоим спутникам одновременно. -- И, наконец, -- сказал Стоун, -- третий вопрос: является ли такая экспедиция безопасной? Синицын встрепенулся. Стоун затронул вопрос, который они с Виктором обсуждали сегодня утром. -- Разрешите слово! -- Прошу вас, товарищ Синицын. -- Я хочу познакомить вас, -- начал Сергей, -- с мыслями, возникшими у меня и Виктора Муратова по вопросу о безопасности приближения к спутникам земных звездолетов. Мы имеем дело с двумя ракетами-разведчиками, посланными учеными другого мира для изучения нашей планеты на расстоянии. Несомненно, что оба спутника как-то передают информацию тем, кто их к нам послал. Все это, хотя и достаточно необычайно но, в конце концов, естественно и нам понятно. Странно и даже таинственно другое. Сделано все, чтобы мы люди Земли, как можно дольше не знали о существовании этих спутников. Спиральные орбиты, меняющиеся скорости, окраска, а может быть, и самый материал, делающий их невидимыми визуально, и, наконец, помехи, безусловно искусственные и преднамеренные, мешающие локации этих тел, особенно с близкого расстояния. Столько предосторожностей сразу не случайны, а намеренны. И самое интересное, все эти меры рассчитаны на технику, бывшую на Земле в первой половине двадцатого века, то есть тогда, когда спутники, надо думать, и появились возле Земли. Это говорит за то, что разведка не первая! Те, кто послал к нам непрошеных гостей, хорошо знают нашу планету, знают, что она населена разумными существами, знают уровень нашей науки и техники. Вернее, знали сто лет назад. Но возможно, что они знают и современную Землю. Недаром они так затруднили поиск и нахождение своих разведчиков. О чем все это говорит? Допустим, что мы сами послали бы таких разведчиков в соседнюю солнечную систему, к какой-нибудь планете этого солнца. Стали бы мы принимать меры к тому, чтобы обитатели этой планеты не заметили бы наших посланцев? Конечно, нет! Наоборот, мы сделали бы все от нас зависящее, чтобы их заметили, потому что мы рассматривали бы их как средство общения с разумом иного мира, как средство дать им знать о нашем существовании. Так и только так должны поступать разумные существа любого мира. Но мы видим совсем другую картину. Не с целью начать общение с нами посланы эти разведчики. Цель другая. И мы, люди Земли, не должны знать этой цели. Члены совета с большим вниманием выслушали Синицына. -- Выходит, -- сказал после долгого молчания профессор Метьюз, -- что мы встретились с тем, что всегда отрицалось в деле общения миров. Первая встреча с чужим разумом и... злые намерения! -- Нет, почему же? -- Синицын с трудом заставил себя возразить. Они с Виктором пришли как раз к такому же выводу, что и Метьюз. -- Не обязательно злые. Можно допустить даже, что намерения самые дружеские. Например, так: разведчики опасны, с ними надо быть очень осторожными... Ведь уровень развития, которому доступны такие эксперименты, исключает низкие побуждения! -- воскликнул он, видя сомнение на лицах слушателей. -- Они могут быть опасны для нас! Предосторожности, принятые теми, кто их послал, могут означать: "Внимание! Опасность!" А если они из антивещества? Это уже мое личное заключение, -- упавшим голосом заметил Синицын. -- Вы от него откажетесь сию же минуту, -- улыбнулся Стоун. -- Вспомните случай с рейсовым звездолетом "Земля -- Марс". Неизвестное тело коснулось борта корабля. Теперь мы знаем, -- это был один из спутников. Коснулось, оставило вмятину, но никакой аннигиляции не произошло. -- Верно, я забыл об этом, -- согласился Синицын. -- То, что мы сейчас слышали, -- продолжал Стоун, -- верно это или неверно, подтверждает обоснованность моего вопроса: является ли намеченная экспедиция безопасной? Я только что опроверг поспешную выдумку Синицына. Мы все хорошо понимаем, что побудило его срочно искать объяснение. Теперь я хочу опровергнуть самого себя. Я недавно говорил, что присутствие на спутниках людей или вообще разумных существ сомнительно, маловероятно. Но я упустил из виду, что эти спутники находятся здесь уже сто лет, а может быть, и больше. Живые существа исключаются. Даже если обитатели того мира очень долголетни, все равно нет смысла запираться в тесном помещении на сто лет. Если есть управление, то оно или осуществляется со стороны, или это электронный мозг. Тогда, может быть, не следует рисковать? Может быть, просто уничтожить оба спутника -- и дело с концом? Я склоняюсь к мнению, что злого намерения нет и не было. Но все равно свою роль для тех, кто их послал, эти спутники давно выполнили. -- Этого мы никак не можем знать, -- возразил член совета Станислав Лещинский. -- Если двигатели работают до сих пор, значит, они были рассчитаны на это время и, следовательно, еще нужны. Но не в том дело, нужны эти спутники тем, кто их послал, или не нужны. Уничтожить их мы имеем полное моральное право. Их хозяева с нами не считаются и нас не спрашивают. Они о нас даже не думают. Не могут же они не понимать, что невидимые тела по соседству с планетой, на которой техника дошла до межпланетных сообщений, представляют собой большую опасность. Мне кажется, что вопрос можно ставить только о том, нужны ли эти спутники нам самим. Нужно ли нам познакомиться с их конструкцией, двигателями, установленной на них аппаратурой? Если это желательно, надо не только найти их, но и проникнуть внутрь. Если нет, тогда уничтожить. -- Здесь вряд ли будут два мнения, -- сказал Стоун. -- Техника двух миров не может быть совершенно идентичной. Что-нибудь полезное обязательно найдется. Например, методы локационных помех, "невидимость", способ передачи информации через бездну пространства, разделяющую соседние системы. К тому же мы не знаем -- соседние ли? -- Значит, и говорить не о чем. Нужно, и точка. -- Лещинский решительно "отрубил" это слово, ударив ребром ладони по столу. -- Но раз мы знаем, что возможна опасность, то не следует посылать два корабля к обоим спутникам, как мы решили. Пошлем один, сначала к первому, потом ко второму. -- Я прошу доверить мне руководство экспедицией, -- сказал Стоун. -- И включить в нее меня и моего друга Муратова. По-моему, мы заслужили это право, -- прибавил Синицын. -- Муратова здесь нет. -- Это не играет роли. Я говорю за него. -- С его согласия? -- Нет, мы с ним не говорили об этом. Но я ручаюсь... -- Хорошо. Значит, уже трое. Я думаю, что достаточно четырех-пяти человек. Виктору Муратову до сих пор не приходилось покидать Землю. Как-то так случилось, что даже в годы обучения, сперва в школе, а затем в институте, он не принял участия ни в одном предусмотренном программой полете на Луну. Он не помнил, болел ли он тогда или была другая причина. Когда друг детства и юности зачислил его в состав экспедиции, отправлявшейся на поиски таинственных спутников Земли, Муратову даже в голову не пришло, что его ожидает что-то необычайное, выходящее из рамок обыденной жизни. Он отнесся к предстоявшему ему полету в пространство, как мог бы отнестись человек первой половины двадцатого века к предложению совершить путешествие на ледоколе в Арктику. Это было непривычно, но не заключало в себе ничего, что могло бы вызвать особое волнение. Мысли Муратова были заняты не полетом, а его целью. Чем больше думал он об этой цели, тем слабее становилась его уверенность в успехе экспедиции. Десятки возможных препятствий приходили ему в голову, и каждого из них было вполне достаточно, чтобы свести на нет все усилия. Он нисколько не сомневался, что спутники действительно являются разведчиками другого мира и что те, кто направил их к Земле, сделали все, чтобы обеспечить их неуязвимость. Удастся ли преодолеть трудности? Сомнения Муратова разделялись всеми членами научного совета Института космонавтики. И они оправдались. Задача, вставшая перед экспедицией, оказалась гораздо сложнее, чем могли думать... Как ни странно, но самый факт, что возле Земли обнаружены два искусственных спутника -- порождение иного разума, иного мира, нисколько не поразил воображение не только ученых, но и широкой общественности. Люди давно привыкли к мысли, что рано или поздно будут получены прямые доказательства существования разума вне Земли. И когда это действительно случилось, никто не удивился. Реакция человечества выражалась одним словом: "Наконец-то!" Предположение, что хозяева спутников могут оказаться не братьями, а врагами, решительно отвергалось подавляющим большинством. Это было чудовищно, нелепо, невозможно! Разум, способный послать разведчиков в чужую систему, способный создать таких разведчиков, не мог быть заражен чувствами вражды или ненависти к другому разуму. "Но почему же тогда они так затруднили нам знакомство с этими спутниками?" -- спрашивали сомневающиеся. "Этого мы не знаем, -- отвечали им. -- Но узнаем потом. Не следует забывать, что спутники были посланы в эпоху, когда на нашей Земле существовали такие явления, как вражда народов и войны. Ведь - все указывает на то, что Земля давно и хорошо знакома им. А зная людей того времени, они не хотели знакомить нас с техникой, могущей быть использованной во зло. Например, с атомной техникой, которой сто лет назад еще не было у нас". Это звучало вполне правдоподобно. Но в узком кругу работников космонавтики, в кругу тех, кто должен был во что бы то ни стало войти в непосредственный контакт с разведчиками, не могли пренебречь, пусть маловероятной, но возможной гипотезой "враждебности". Ее надо было учитывать. Корабль был оборудован всеми способами защиты от любой опасности, которую могли только предвидеть. И в назначенный день, памятный всем людям Земли, экспедиция началась. Прошло сорок два часа. Звездолет "Герман Титов" -- летающая лаборатория Института космонавтики -- находился на параллельной орбите к ближайшему от Земли спутнику-разведчику, держась от него на незначительном расстоянии. Наземные обсерватории, наверное уже в пятнадцатый раз, передавали, что координаты корабля и спутника совпадают, что оба они фиксируются локаторами в одной и той же точке и, следовательно, находятся на одной прямой, по "лучу зрения" локационной установки. Но спутник никак не удавалось обнаружить. Многочисленные приборы, расположенные на огромном стенде, занимавшем большую часть рабочего помещения корабля, упорно бездействовали. Только гравитонный определитель, или, как его чаще называли, гравиометр, показывал присутствие какой-то значительной массы в близлежащем пространстве, которое глазу казалось совершенно пустым. Спутник, несомненно, находился где-то тут, совсем рядом. К несчастью, показаний одного только гравиометра было недостаточно, для того чтобы подойти к невидимому телу. Необходимо было нащупать его другими приборами, которые показали бы не только массу, но и точное направление на нее, а также расстояние. А этих данных все еще не было. Спутник явно не изъявлял желания легко "даться в руки"... Сначала все шло гладко. Командир "Титова", опытный астролетчик Юрий Вересов, уверенно вывел свой корабль на нужную траекторию и, пользуясь указаниями с Земли, "пристроился" к спутнику, что называется, вплотную. Тогда же поступило первое сообщение о совпадении координат. Казалось, что цель достигнута и остальное просто: пришвартоваться борт к борту и начать обследование "гостя". Но так только показалось... Медленно и осторожно приближался корабль к цели. Никто не знал, что ожидает людей в непосредственной близости к "чужеземцу", как встретит он земной звездолет, какие средства "защиты" установили на нем неведомые хозяева. Было вполне возможно, что они решили ни при каких обстоятельствах не позволить людям Земли ознакомиться со своим разведчиком, не зря же были приняты столь многочисленные меры предосторожности. В одном только можно было быть вполне уверенным: спутник не из антивещества! -- Он может взорваться, если мы подойдем к нему слишком близко, -- предположил Стоун. -- Не пора ли послать вперед робота? -- Пожалуй, рано, -- ответил Синицын. -- Надо подойти ближе. -- А кто может сказать, близко мы или далеко? -- отозвался Вересов. -- Во-первых, об этом говорит гравиометр. Его показания еще не достигли вычисленной нами массы спутника. Значит, он еще далеко. А во-вторых, должны же проснуться другие приборы. Какая бы защита ни была установлена на спутнике, земные локаторы пробивают ее. Значит, и мы можем нащупать спутник, будь он хоть трижды невидим. Инфракрасный... -- Синицын осекся на полуслове. Стрелка гравиометра резко качнулась влево. И почти в тот же момент несколько наземных обсерваторий сразу сообщили, что спутник отделился на экранах локаторов, ушел вперед, увеличив скорость. Невольно явилась мысль -- случайно ли? -- Словно почуял нас, -- сказал Муратов. Вересов включил ускорение. Примерно через час положение снова стало прежним. Стрелка гравиометра пошла вправо. Муратов не отрывал глаза от окуляра телескопа. Ему было поручено визуальное наблюдение, но до сих пор он еще ничего не увидел. И вот ему показалось, что сплошная россыпь звезд, окружавшая звездолет со всех сторон, заслонилась в одном месте чем-то непрозрачным. Точно призрак чего-то большого и темного закрыл немерцающие точки светил, образовав черный провал в глубину космоса. Но видение мелькнуло и пропало. Удалось ли, наконец, увидеть таинственный спутник, или это было обманом уставшего зрения?.. Муратов ничего не сказал товарищам о своем наблюдении. Это все равно не могло ничем помочь им. Вересов снова начал осторожное приближение, руководствуясь только стрелкой гравиометра, которая медленно ползла вправо. Неведомая масса приближалась. Стоун уже протянул руку к кнопке. Легкое нажатие -- и от корпуса корабля отделится маленькая, но мощная ракета космического робота-разведчика. Направляемая портативным гравиометром, она устремится к соседней массе, чтобы плотно прижаться к ней, посылая на борт корабля сигналы чутких приборов, способных услышать "неслышимое" и увидеть "невидимое". Что-то мелькнуло на инфракрасном экране... И... снова резкий рывок стрелки влево. Минута ожидания -- и голос с Земли сообщил: спутник опять отделился, затормозил, отстал! Это уже походило на сознательное действие. Вересов включил тормозные двигатели. -- Так может продолжаться до бесконечности, -- сказал он как бы про себя, но достаточно громко. На этот раз Синицыну удалось заметить отрывистый сигнал радиопеленгатора. На сверх ультракоротких волнах прошла передача. Она не могла иметь земное происхождение. Все коротковолновые станции Земли молчали в эти часы, выполняя просьбу Института космонавтики. Источник сигнала явно имел связь со спутником. Было ли это излучением его собственного передатчика или, наоборот, его приемник принял сообщение со стороны, осталось неизвестным. -- Может быть, эхо передачи, которую мы только что приняли? -- высказал предположение Стоун. -- Например, от Луны. -- Совершенно в другом диапазоне, -- ответил Синицын. -- Эхо от Луны могло прийти гораздо раньше, но не в этот момент. Она слишком близко. На этот раз прошло свыше двух часов, пока удалось снова приблизиться к спутнику. И в третий раз все повторилось сначала. А затем в четвертый... в пятый... в шестой... Спутник "метался". Он то увеличивал, то уменьшал скорость, как только "Титов" приближался к нему на какое-то определенное расстояние. Предугадать эти маневры было невозможно, в них не было никакой последовательности. Иногда спутник уходил несколько раз подряд, потом неожиданно тормозил. И снова уходил вперед. Трудно было отделаться от впечатления, что это не механизм, а живое существо, стремящееся скрыться, уйти от беспокоящей его погони. Так прошло сорок два часа. Ни участники экспедиции, ни ученые, наблюдавшие с Земли за ходом операции, уже не сомневались, что спутником управляет чья-то сознательная воля. "Кто-то" или "что-то" заметило корабль, разгадало его намерения, и желание воспрепятствовать встрече становилось очевидным. Кто же управлял им? И откуда осуществлялось это управление? С самого спутника или... Но мысль, что управлять могли с планеты, находящейся вне Солнечной системы, казалась слишком фантастичной. -- Электронный мозг, -- утверждал Стоун. -- И он находится на спутнике. -- Только не на спутнике, -- возражал Муратов. -- В этом случае не нужны радиосигналы. -- Они могут поступать от одного спутника к другому. Ведь их два. -- Им не о чем "говорить", если на них нет разумных существ. Управление идет с Луны, или... с Земли -- С Земли? -- А разве это невозможно? -- вопросом на вопрос отвечал Виктор. И действительно, такое предположение, выглядевшее на первый взгляд довольно странным, имело реальное основание. Если обитатели соседнего мира (соседнего ли?) давно знакомы с Землей, а этот факт казался уже несомненным, то разве не могли они, тайно от людей, посетить нашу планету и оставить на ней, в хорошо укрытом месте, свой электронный мозг? В эпоху, когда не существовало еще "Службы космоса" и никто не следил за прилегающим к Земле пространством, чужой звездолет, при желании его хозяев, мог посетить планету и улететь с нее никем не замеченным. Муратов был прав. И еще легче было посетить Луну, на которую тогда еще не ступала нога человека. Да и теперь тайны спутника Земли разгаданы еще не полностью, поверхность Луны исследована не вся. -- Если существует этот электронный мозг, -- сказал Вересов, -- и в него заложена программа не допускать приближения земных предметов, то мы его, то есть спутник, никогда не догоним. -- Похоже на то, -- уныло согласился Стоун. Погоня настойчиво продолжалась, но надежда на успех давно уже была потеряна. Спутник не мог "устать". Если заключенной в нем энергии хватило на сто или даже больше предыдущих лет, то не было никаких оснований ожидать, что она истощится именно сейчас. Никто не мог предполагать, что экспедиция так затянется. На борту не было второго пилота. Водители-автоматы были бессильны в условиях непрерывного изменения режима полета, им невозможно было дать программу действий. И после двух с половиной суток преследования "Титов" вернулся на Землю. Усталые, раздраженные полной неудачей, вышли из него Стоун, Муратов, Синицын и Вересов. -- Думать, думать, думать! -- сказал Стоун. -- Неразрешимых задач не существует. Выход должен быть, и мы его найдем! 3 Прошло несколько дней. Юрий Вересов снова занял свое место у пульта управления. Экипаж его звездолета составляли те же три человека. Но на этот раз "Герман Титов" был не один. Вместе с ним вылетали еще два корабля из технической эскадрильи Института космонавтики -- "Валентина Терешкова" и "Андриан Николаев". Все звездолеты этой эскадрильи носили имена первых космонавтов Земли. Начиналась вторая экспедиция, с той же целью, но с другими методами, найденными в тиши кабинетов. Спутники вели себя спокойно все эти дни. Ближайший из них "успокоился", как только "Титов" прекратил погоню и взял курс к Земле. Виток за витком, по своим спиральным орбитам, оба разведчика невозмутимо кружились возле Земли, изредка меняя скорости в соответствии с расстоянием и законами физики. Локационные установки следили за ними без всякого труда. Сигналы на экранах были странно слабы, но не пропадали. Наблюдения велись круглые сутки. По просьбе Института космонавтики один из звездолетов, возвращавшийся на Землю с Венеры, подлетел близко к более далекому спутнику, чтобы проверить, как он поведет себя. Разведчик номер два подпустил корабль почти вплотную и, так же как и первый, ушел от него, увеличив скорость. . Оба спутника вели себя совершенно одинаково. Сопоставление результатов этого опыта с тем, что наблюдалось во время первой экспедиции, привело к появлению новой теории, почти противоположной первой. Синицын и Стоун, независимо друг от друга, пришли к выводу, что спутниками никто не управляет, вернее, не управляют люди, живые разумные существа. Приборы-автоматы реагируют на приближение посторонней массы и дают сигнал двигателям, которые так же автоматически включаются, направляя спутник вперед или назад, причем направление это случайно. Никакой разумности в действиях спутников нет. -- Точно так же, -- заметил Стоун, -- эти приборы реагируют на приближение спутников к Земле или Луне. Этим можно объяснить спиральность орбит. И вполне естественно, что они чувствуют массу Земли или Луны на значительно большем расстоянии, чем массу "Титова". Такой взгляд как будто объяснял все. Он имел такое же право на существование, как и любой другой, поскольку истина оставалась неизвестной. Но был один факт, который вносил существенное основание сомневаться в правильности всей гипотезы. Это был сигнал радиопеленгатора, замеченный Синицыным при втором подходе "Титова" к спутнику. Правда, сигнал этот был единственным и ни разу больше не повторился. И если бы не лента самопишущего прибора, неоспоримо доказывающая, что сигнал действительно был, Синицына могли бы заподозрить в ошибке. -- Ничего не доказывает, -- упрямо стоял на своем Генри Стоун. -- Сигнал поступил от одного спутника к другому. Это просто означало: "Внимание!" Предупреждение, вполне доступное кибернетическим установкам. На очередном заседании научного совета Муратов внес конкретное предложение. -- Мы имеем, -- сказал он, -- два исходных пункта для дальнейших действий. Первый -- спутники ощущают приближение к ним посторонней массы, причем чувствительность установленных на них приборов невелика. Второй -- наличие радиопередач. Оба эти обстоятельства можно использовать для получения информации. Как? Это я сейчас скажу. Начну со второго пункта. Если товарищ Стоун прав и спутники предупреждают друг друга об опасности, то они должны будут сделать это вторично, когда мы снова приблизимся к одному из них. Я обращаю ваше особое внимание на то, что сигнал пеленгатора появился только при втором подходе "Титова", а не при первом, что было бы более логично. Почему же это так случилось? Разве мог кибернетический автомат "прозевать" первое наше приближение? Я вижу одно объяснение этому факту. Так могло произойти исключительно только тогда, когда этот сигнал был послан не автоматом, а живым существом. Но в этом случае он послан не со спутника, а извне. Вижу, что некоторые из вас хотят что-то возразить. Погодите немного, я докончу свою мысль, и тогда... Я предлагаю: раз и навсегда установить, откуда пришел сигнал. Сделать это можно с помощью пеленгации. Разумеется, имея дело с передатчиком, расположенным в пространстве, нам недостаточно обычных двух линий, нужны три. Значит, надо послать три корабля, которые зафиксировали бы один и тот же сигнал. Кстати, единственная линия, которую мы уже имеем, по моим расчетам, не проходила через точку, где в тот момент находился второй спутник. Теперь перейдем к первому исходному пункту. Мы убедились, что спутники подпускают звездолет очень близко к себе и только тогда уходят от него. Повторяю еще раз: это доказывает небольшую чувствительность их приборов. Так не будем же беспокоить их такой крупной массой, как звездолет. Подойдем к спутнику на безопасное расстояние, а остальное поручим людям, одетым в скафандры. Можно с уверенностью сказать, что эти приборы не почувствуют приближение такой малой массы, как человек. -- Какую роль вы предназначаете этим людям? -- спросил Метьюз. -- Обследовать спутник, выяснить, из чего он сделан, почему невидим, и, наконец, попытаться проникнуть внутрь. -- Вы считаете, что такая попытка может удаться? -- Не очень верю в это. -- И вы думаете, что приближение к спутнику вплотную безопасно? -- Вот уж на это, -- Муратов пожал плечами, -- ничего не могу ответить. Очень возможно, что опасно. Если мне доверят, я попытаюсь это сделать. -- Вы сами? -- Ну конечно. Я не стал бы предлагать то, к чему не готов сам. -- Из того, что вы нам сказали, можно сделать вывод: лично вы уверены, что спутниками управляют люди, в смысле "разумные существа", -- сказал Синицын, который на официальном заседании, в присутствии многочисленных ученых и корреспондентов печати, не счел возможным обращаться к своему другу на ты. -- Тогда чем вы объясняете, что спутник, который мы преследовали, менял направление полета столь беспорядочным образом? Почему он сразу не ушел от нас на большое расстояние? Ведь мы убедились, что он может лететь быстрее "Титова". Зачем он ожидал нашего приближения и только тогда уходил? Разве это не более похоже на реакцию бездумного механизма? Если мы имели дело с разумным существом, получается что-то вроде игры в кошки-мышки. -- Я мог бы ответить на это тем, что люди, управляющие спутником, не хотели, чтобы мы заподозрили их существование. Тогда кажущаяся неразумность действий простая маскировка. Но я отвечу иначе. На спутнике установлен прибор, который включает двигатель при приближении посторонней массы. Вперед или назад -- безразлично. К нему приближаются, он уходит. Но ведь приблизиться могли и сами хозяева спутника. Вот здесь, по-моему, и таится причина странного факта, что сигнал поступил только при нашем втором подходе. Это был приказ -- продолжать уклоняться от встречи. Если бы подходил звездолет "хозяев", сигнала бы не было и спутник остался бы на месте. Ну, а все остальное объясняется по-вашему: реакция бездумного механизма, -- усмехнувшись, закончил Муратов. -- Где же находятся эти самые "хозяева"? -- Для того чтобы это узнать, я и предлагаю произвести пеленгацию. Но мне хотелось бы, чтобы меня правильно поняли. Я не утверждаю категорически, что сигнал дан живым существом. В данном случае "хозяином" мог быть и электронный мозг. Просто мне кажется, что где-то близко, сравнительно, конечно, находится "живой хозяин". -- Для наших целей это, в конце концов, безразлично, электронный или живой, -- сказал Стоун. -- Предложение товарища Муратова -- исследовать спутник людьми -- выглядит заманчивым. Так же, как и он, я готов сделать это. Разумеется, мы сначала пошлем робота. После непродолжительной дискуссии, касавшейся преимущественно технических деталей, оба предложения Муратова были приняты. Когда обсуждался вопрос, какие именно приборы для пеленгации в столь необычных условиях надо установить на трех кораблях, сама собой появилась еще одна идея. Никто даже не заметил, кому первому пришла она в голову, настолько идея была проста и естественна. Поскольку длина волны, на которой был передан сигнал спутнику, точно известна и нет оснований думать, что эту волну могут заменить при втором или третьем случае, то нельзя ли помешать передаче и этим заставить спутник "не услышать ее", остаться на месте? Техническое осуществление радиопомехи не представляло собой никакой трудности. -- Итак, -- подытожил Стоун в конце заседания, -- наш план сводится к следующему. Окружаем спутник тремя кораблями, "Титов", так же как и в первый раз, будет приближаться к нему до тех пор, пока не появится сигнал. После того как пеленгация будет осуществлена, посылаем робота-разведчика, и если его приближение к спутнику пройдет благополучно, вслед за ним отправятся двое людей. Если же спутник уйдет и в этом случае, -- делаем перерыв на несколько дней. В третьей экспедиции применяем радиопомехи. В крайнем случае, если все усилия окажутся бесплодными, уничтожаем оба спутника, послав к ним ракету, заряженную антигазом. Все повторилось в точности. Когда Вересов, так же медленно и осторожно, как и в первый раз, подвел корабль близко к невидимому спутнику, стрелка гравиометра начала движение вправо, показывая присутствие его массы. Как и несколько дней назад, дойдя до того же самого деления шкалы, она, словно в нерешительности, остановилась и... резко упала влево. Наземная станция подтвердила -- спутник стремительно ушел вперед! Он вел себя так же, и это давало надежду на успех задуманного плана. -- Начинайте второй подход! -- приказал Стоун. Муратов должен был признаться самому себе, что волнуется. Согласно его теории, радиосигнала надо ожидать именно при втором подходе. Если он появится при третьем или четвертом, придется сознаться в своей ошибке. Ничего позорного в этом нет, но все же это будет очень неприятно. Виктор предчувствовал иронический взгляд Сергея и морщился. Прошел час, и стрелка гравиометра ожила. Снова где-то близко летел загадочный разведчик чужого мира. Волновался не один Муратов. Тщательно скрывая это друг от друга, волновались все. Неужели могучая техника Земли не в силах преодолеть упорство чужой техники, не желавшей открывать свои секреты? Неужели люди бессильны заставить ее это сделать? Хотя и было решено уничтожить оба спутника в случае повторной неудачи, каждый, про себя, не верил, что это действительно будет сделано. Нет! Надо искать и искать! До тех пор, пока не будет одержана полная победа! "Мы хотим узнать, что они собой представляют, -- значит, мы должны добиться этого!" Эти слова, никем еще не произнесенные, владели мыслями всех, кто так или иначе соприкоснулся с космической тайной. Корабль приближался к спутнику, вернее, к тому месту, где он должен находиться, еще медленнее, чем раньше. Было необходимо выдерживать равномерную скорость, которую потом, при обработке данных пеленгации, придется учесть, чтобы не ошибиться на десятки километров. Ведь источник передачи мог оказаться очень и очень далеко. Малейшая неточность, и три линии-направления сойдутся совсем не там, где находится передатчик. На кораблях экспедиции были установлены очень точные аппараты. Даже если передача идет с расстояния орбиты Марса, то и в этом, по общему убеждению крайнем, случае нужное место будет определено в пределах не более одного кубического километра. Стоун, Синицын и Муратов не спускали глаз со шкал гравиометра и пеленгатора, расположенных на пульте управления близко друг к другу. И все трое одновременно заметили долгожданный сигнал. -- Есть! -- воскликнул Стоун. Муратов облегченно вздохнул. Догадка верна! Сигнал пришел в тот же самый момент, что и прошлый раз. И сразу же спутник затормозил и отстал. Опять-таки, как в прошлый раз. -- Его действия однообразны, это плюс в нашу пользу, -- заметил Стоун. -- Лишнее доказательство, что там не живое существо, а электронный мозг, -- сказал Синицын. Теперь, когда первая цель экспедиции была достигнута, не нужно было соблюдать "тишину". Заработало радио. Со вспомогательных звездолетов сообщили, что и у них сигнал был принят и зафиксирован. -- Возвращайтесь на Землю, -- приказал Стоун. -- А мы приступим ко второму пункту нашего плана. -- Желаем удачи! -- ответили оттуда. Корабль уменьшил скорость, поджидая отставший спутник, и вскоре оба снова летели рядом. -- Держитесь на пределе показаний гравиометра, -- сказал Стоун. -- Чтобы стрелка не стояла на нуле... Вересов молча кивнул. -- А достаточно ли этого будет? -- спросил Синицын. -- Найдет ли робот свою цель? -- Найдет, -- уверенно ответил Стоун. -- Никаких других масс в этом направлении нет. Двигатели смолкли. Теперь оба тела двигались по инерции с одинаковой скоростью. Но спутник мог в любую минуту изменить режим своего полета, медлить было нельзя. Стоун нажал на кнопку. На обзорном экране появился силуэт робота -- удлиненная сигара с короткими отростками щупальцев. Позади ее тянулся длинный шлейф белого пламени. Несколько секунд робот висел в пространстве рядом со звездолетом, словно не зная, куда ему направиться. Потом начал отдаляться все быстрей и быстрей. -- Почуял! -- сказал Вересов. -- А он не ударится о поверхность спутника? -- спросил Муратов, не знакомый с устройством космических роботов. -- Нет, он затормозит у самой цели. Белое пламя дюз превратилось в точку. -- Далеко! -- заметил Стоун. Голубоватым светом вспыхнул экран на пульте, заработала телевизионная камера робота. И Муратов снова увидел то, что мелькнуло перед его глазами в окуляре телескопа несколько дней назад, во время первой экспедиции. Неясное темное пятно закрыло блестящую россыпь звезд. Призрачный контур огромного яйца (видимо, робот находился совсем рядом со спутником), точно черный провал в бездну космоса, колебался, дрожал, вибрировал. По экрану часто-часто мелькали полосы, временами покрывавшие весь экран сплошной сеткой. Но характерного треска помех не было слышно. -- Спутник мешает телевизионной передаче, -- сказал Стоун. -- Но как и чем? И вдруг... нестерпимо яркое белое пламя вспыхнуло на том месте, где только что виднелась крохотная точка огня из дюз робота. Ослепительный свет с обзорного экрана залил всю рубку управления, и люди невольно закрыли лица руками, боясь ослепнуть. -- "Титов"!.. "Титов"!.. Что случилось?.. Что случилось?.. Отвечайте!.. -- зазвучал из динамика тревожный голос с Земли. Вспышка была так сильна, что ее увидели в блеске дня на безоблачном небе. -- Еще не знаем, -- машинально ответил Стоун, осторожно раскрывая глаза, перед которыми в бешеном хороводе кружились разноцветные пятна. -- Звездолет цел. Похоже, что уничтожен робот, а может быть, и сам спутник. -- Спутник на месте. -- Значит, один робот. После чудовищного света помещение казалось погруженным во мрак. Они ничего не видели -- ни пульта, ни друг друга. Только яркие плафоны на потолке смутно различались как желтые пятна. -- Не открывайте глаз, товарищи, -- посоветовал Стоун. -- Дайте им отдых. Но сам он не последовал своему же совету. Нетерпеливое желание узнать, что же случилось с роботом, заставляло его напряженно всматриваться в то место, где находился экран телевизора. Через несколько минут зрение восстановилось почти полностью. -- Мы были на волосок от слепоты, -- сказал Синицын. Экран погас -- это означало, что телекамера робота не действует. -- Хорошо, что послали робота вперед, а не сразу человека, -- сказал Стоун. -- Видимо, к этому спутнику нельзя приближаться. Придется его уничтожить. -- Попробуйте! -- каким-то странным тоном произнес Вересов. -- Что вы хотите этим сказать? -- А вы разве не поняли? Произошла аннигиляция. -- Спутник не из антивещества. Это установлено точно. -- И все же произошла аннигиляция, уничтожившая наш робот. Они окружили своего разведчика облаком антигаза. -- Почему же не произошло аннигиляции при встрече этого спутника со звездолетом "Земля -- Марс" в конце прошлого века? Вересов пожал плечами. -- Этого я не знаю, -- сказал он, -- но в том, что случилось сейчас, невозможно сомневаться. -- Я согласен с Юрием, -- сказал Муратов. -- Возможно, что облако антигаза не всегда окружает спутник. Да и облако ли это? Может быть, он выбросил что-то навстречу роботу. Может быть, именно радиосигнал включил защитную установку. Стоун вторично нажал на кнопку управления роботом. Если он цел, то должен вернуться к кораблю. Но робот не вернулся. И никакими приборами не удалось обнаружить его присутствие. Ракета-разведчик исчезла бесследно. -- Идем на посадку, -- решил Стоун. -- И попробуем осуществить третий вариант нашего плана, -- прибавил Синицын. -- Да, конечно. Но потребуется тщательная подготовка. 4 Третья экспедиция не состоялась в намеченный день. Она вообще не могла больше состояться. Спутники исчезли. Сначала было замечено их удаление от Земли. Впервые, достигнув апогея своей орбиты, они не изменили скорости. Спираль развертывалась все шире и шире. И настал момент, когда и без того слабый сигнал на экранах локаторов окончательно "погас". Что послужило причиной их ухода? Явилось ли это следствием охоты за спутником земных звездолетов или выполнялась ранее намеченная программа? Была высказана догадка, что спутники не все время вращались вокруг Земли, а делали это периодически. Этим можно было объяснить, что они не были обнаружены гораздо раньше. А может быть, они удалились на свою базу для зарядки энергией. Как бы то ни было, но разведчики чужого мира временно, а возможно, и навсегда покинули небо Земли. Но если их хозяева хотели "замести следы", то было уже поздно. В руках людей находилась надежная нить, которая должна была привести их к самому центру тайны спутников. Этой нитью были результаты пеленгации. На этот раз разум Земли восторжествовал над разумом неизвестного мира. Обработка записей пеленгаторных установок трех кораблей указала точный адрес, откуда поступил радио сигнал или куда он был направлен со спутника, что тоже было возможно. Этим адресом было: Луна, район кратера Тихо. Вот где находился загадочный "руководитель" разведчиков! Вот откуда получали они приказы своих хозяев или опять - таки куда направляли сами полученную информацию. Что же находилось там? Электронный мозг, как думали все, или живые представители иного человечества, как думал один только Муратов. Это должно было выясниться в ближайшее время. Исследование извечного спутника Земли проводилось уже давно и систематически. Но все же огромные пространства дикой лунной поверхности ни разу никем не посещались. Но как раз район кратера Тихо был хорошо уже известен. Именно там размещалась одна из лунных баз, строилась стартовая площадка для звездолетов, помещалась астрономическая обсерватория. Этот район был обжитым. Получалось, что долгие годы люди Земли жили и работали в непосредственной близости к установкам, привезенным с другой планеты, по соседству с базой, построенной другим человечеством. Жили и даже не подозревали, что стоит только "протянуть руку" -- и откроются заманчивые тайны чужого мира. Почему же эти тайны до сих пор не попались на глаза? Скорее всего потому, что они находились под лунной почвой, упрятанные в глубину горного массива кратера. Это вполне соответствовало "стилю" тех, кто послал к Земле обоих разведчиков. Они сделали все, чтобы люди не могли нащупать их посланцев; естественно, что и свою базу они тщательно скрыли. Но раз местонахождение этой базы стало известно, найти ее было вопросом времени. Подготовка шла полным ходом. И, совсем уже неожиданно, мир облетела еще одна сенсационная новость. Опять прозвучали по всей Земле имена двух скромных рядовых ученых, которые один раз уже заставили всех говорить о себе. Синицыну и Муратову пришла в голову простая как будто, но оказавшаяся очень ценной мысль: проверить, куда же ведет спираль, по которой удалились от Земли оба спутника-разведчика? Что эта мысль пришла именно им, было легко объяснимо. Оба близко соприкоснулись с тайной спутников, естественно, что их мысли все время вращались вокруг этой тайны. Результат вычислений привел к сенсации. Если спутники не изменили своей траектории, если они продолжали удаляться по одной и той же спирали, то на их пути оказывалась Луна! Больше того, -- спиральная линия полета обоих спутников упиралась в кратер Тихо! Это можно было легко предвидеть, но почему-то никто не подумал о такой возможности. Значит, спутники не удалились из Солнечной системы, не ушли туда, откуда их прислали, -- на неведомую родину. Они просто вернулись на свою базу. И находятся теперь именно там. Опуститься на Луну, не замеченными малочисленной колонией людей, составлявших персонал научной станции кратера Тихо, было совсем не трудно, поскольку оба тела были невидимы глазу. Значит, если удастся найти базу, то в руки людей попадет не только "руководящий центр", но и оба спутника, казавшиеся потерянными навсегда. Это заставило торопиться еще больше. Счастливый случай нельзя было упускать. В любую минуту спутники могли снова отправиться в полет вокруг Земли, где, как уже убедились люди, "достать" их будет куда труднее. Если гипотеза периодического появления спутников возле Земли верна, то они могли провести на своей базе очень долгое время, а если они отправились туда только для зарядки, то это время могло оказаться совсем кратким. Ученые обрадовались, получив неожиданную и заманчивую возможность "поймать" спутники, но эта же самая возможность внесла и дополнительные трудности в подготовку экспедиции. Судьба робота-разведчика служила грозным предостережением. Ее нельзя было забывать. В полете или на базе, но спутники могли одинаково "защищаться" от попыток приблизиться к ним. В самом срочном порядке на заводах кибернетических машин конструировались и создавались специальные роботы, могущие выдержать атаку антивеществ. Изготовлялись защитные костюмы для людей. Громоздкие установки для создания вихревых магнитных полей старались уменьшить до предела возможного. Эта групповая защита считалась наиболее надежной. Вся Земля участвовала в подготовке экспедиции, которая обещала стать самой знаменательной в истории человечества. Ведь дело шло о первом соприкосновении с иным разумом! -- Значит, ты твердо решил не участвовать? -- спросил Синицын. -- Не вижу, какую пользу я могу принести в экспедиции, -- ответил Муратов. -- Мы с тобой тесно связаны с этой тайной, -- пытался переубедить друга Синицын. -- Мы нашли спутники, мы вычислили их орбиту, мы, наконец, раскрыли загадку их ухода. Вполне естественно, что именно мы и должны принимать участие до конца. -- Не убедительно. Одно дело вычисления, это моя область, и совсем другое -- поиски. Здесь нужны не математики, а ученые. -- И инженеры. -- Да, но другого профиля. -- Значит, ты хочешь, чтобы я отправился на Луну без тебя? Но ведь это еще опаснее, чем первая экспедиция, -- Синицын пустил в ход последний козырь. -- Там мы можем найти твоих "хозяев". Разве тебе не интересно их увидеть? -- Увижу, как все другие люди. Вы привезете их на Землю. Если они захотят, конечно, -- прибавил Муратов. Он сидел в кресле, устремив задумчивый взгляд в потолок. -- Знаешь, Сережа, я что-то перестал верить в их пребывание на Луне. Что им там делать? Без воздуха, без воды, замурованные в недра лунной горы! И так годами! -- Почему же ты так настойчиво защищал эту гипотезу? -- Вот именно, почему? Сам этого не знаю. Мне казалось... Да и теперь все еще кажется, -- вырвалось у него. -- Никак не могу представить себе, что информация, которую собирали спутники, передавалась в соседнюю планетную систему. Такое исполинское расстояние! Зачем это? Кому это может быть нужно? А если они сами сидят на Луне, сидят десятилетиями? Это еще более непонятно. Все наши теории кажутся мне зыбкими, туманными, лишенными смысла. Здесь что-то другое, а не сбор информации о нашей Земле. Что-то такое, чего мы даже не подозреваем. И, пусть я буду анахроничен, -- недоброе. Да, недоброе! Ты помнишь историю шестидесятых годов прошлого века? Тогда запускались в небо спутники-шпионы... Представь себе, что мы все ошиблись, что спутники не собирали никакой информации, что они предназначены не для научных целей. Ведь тогда гораздо легче понять причины тщательной маскировки этих спутников. Не правда ли? -- Хорошо, допустим, -- ответил Синицын. -- Но тогда окончательно бессмысленно их вращение вокруг Земли целый век, а может быть, и больше. -- Что значит век? Это для нас, для людей, век -- целая жизнь. А с точки