оно ведь может быть опасным, может затянуть неизвестно куда. Или разогнать корабль, как это мы делаем сейчас, или, наоборот, притормозить его. На все это нужна энергия. Включаем свои двигатели. Преобразователи немедленно подают в них порцию атомов. Двигатели их разжевывают, сжигают и получают энергию. И все это снова выбрасывают в космос. Что же получается? В обшивку врезаются остатки материи из космоса. Они, как аккумуляторы, заряжены атомной энергией. Космические остатки преобразуются в обшивке в нужные нам атомы, а то и молекулы, а потом эти остатки используются на получение новой энергии. И ты не спеши, Юра, я тебе сразу скажу: наша обшивка не вечная. Она все время то утолщается, то, наоборот, становится тонкой. Когда мы разгоняемся, вот как сейчас, то мы забираем очень много энергии, и, как ты видел, в дело вступили даже преобразователи внутри корабля. Они утончают пол, собирают лишние атомы с оболочек. А когда мы полетим по инерции, все это опять нарастет за счет космической пыли. - Слушай, но, когда вы сидели на земле, я видел, что на обшивке были прямо-таки настоящие шрамы от метеоритов. - Ну и что ж тут особенного? Конечно, мы можем встретиться с метеоритом. Если метеорит будет слишком большим, он может, вероятно, даже разбить наш корабль. Ну, это только в том случае, если не сработают защитные роботы. Но все дело в том, что нам страшны только метеориты, которые образовались при взрыве планеты или звезды. Они летят со скоростями, близкими к скорости света. У них огромные запасы энергии. Вот они и могут пробить наш корабль. Но таких метеоритов очень мало, я бы сказал ничтожно мало. Обычно летают самые обыкновенные неприкаянные метеоритики, которые если даже и попадают в нас, то расшибаются об обшивку в пыль, а пыль эту все равно мы же и поглощаем. - Ну а шрамы? - А шрамы - это удары крохотных метеоритов, которые образовались при звездных взрывах. Вот они-то и оставляют шрамы. Но и шрамы быстро затягиваются новыми атомами. Я уверен, что их уже нет. Они замолкли и задумались. Миро - о каких-то своих, космических делах, а Юрий думал о том, что голубые люди нашли, видимо, самый умный, самый простой и самый хитрый выход из положения. Они построили как бы вечный двигатель. Вечным его можно назвать потому, что он черпает свою энергию в космосе. А космос - вечен. Но с другой стороны, двигатель и не совсем вечный, потому что, если он работает слишком долго и не успевает пополняться запасами горючего, он выходит из строя. Значит, все правильно. Он вечен, как космос, но потому, что в самом космосе ничто не вечно, не вечен и двигатель... Но тут Юрий зашел уже в такой тупик, что не столько понял, сколько почувствовал: во всем этом нужно разобраться как следует, когда выпадет свободное время. Глава пятнадцатая. ПОВОРОТ СОБЫТИЙ Однако разбираться с вечным двигателем у него не хватило времени. И не только потому, что он по-прежнему чаще дремал, чем бодрствовал, - так легче было переносить угнетающую силу перегрузок. И не потому, что, когда космонавты менялись дежурствами, он старался запомнить все, что |они делали, - со временем это могло пригодиться и ему: впереди тот час, когда и он станет дежурным и поведет корабль к другим планетам. Разбираться с вечным двигателем не хватило времени, потому что события вдруг и очень круто развернулись и повели его и весь корабль совсем в другую сторону. Все началось с того, что Зет спросил: - Вам не кажется, что Шарик отсутствует слишком долго? - Надо бы пойти проверить, что он делает на кухне, - сказал Тэн. - Как же ты пойдешь на кухню, если... гравитация? - удивился вжатый в кресло Квач, а Юра тут же подумал, что Шарик, может быть, и не на кухне. Может быть, он бродил по кораблю и наконец заблудился. А потому что сила перегрузок действует и на Шарика, он, наверное, прикорнул где-нибудь в уголке и теперь мучается. Юра спросил: - И откуда это известно, что Шарик на кухне? - Показывают приборы. - Ну-ка, включи внутренний обзор, - как всегда, не посоветовал, а, скорее, приказал Квач, - посмотрим, как его самочувствие. Очередной дежурный, Зет, переключил тумблер, и на стене рядом с космическим экраном вспыхнул экран внутреннего обзора. Прямо на Юрия смотрели два огромных, умных и страдающих глаза. Сразу даже и не поверилось, что так может смотреть Шарик. Наверное, потому, что глаза эти были непривычно огромными, Юрий не смог выдержать его взгляда. Тогда он осмотрел всего Шарика и поначалу даже успокоился. Шарик был таким же, как всегда. Шерсть на нем теперь не лежала космами, а казалась причесанной, глянцевитой. Те мослаки - торчащие кости, что так старили и словно принижали ладную собаку, - исчезли: они обросли мясом с жирком. Исчезла щенячья угловатость и худоба. Словом, Шарик стал опять Шариком - ловкой, быстрой и сильной собакой. Так что как будто беспокоиться было не о чем. Перегрузки, силы гравитации сказались на собаке прямо-таки плодотворно. Но уже в следующую секунду Юрий понял, почему его так поразили огромные собачьи глаза. Их величина - не каприз внутреннего обзорного телевизора, не оптический обман. Глаза были именно огромны. В прямом смысле этого слова. Как блюдца. И короткие реснички на веках Шарика тоже были толсты, как хорошие шпагатины. Все в нем стало огромным. Неправдоподобно огромным и потому даже страшным. Разглядывая своего старого земного друга, Юрий с удивлением отмечал все новые и новые приметы этой огромности. А потом, когда соединил все приметы воедино, ужаснулся. Оказывается, Шарик занял собой, своим огромным, набравшимся сил телом все помещение космической кухни. Его черно-белая, могучая, как у слона, морда была уже не в кухне. Морда помещалась в коридоре корабля. И Юрка сразу оценил положение. Если бы собака даже захотела втянуть свою морду обратно на кухню - сделать этого она уже не могла. Ее тело, покрытое толстой и, наверное, крепкой, как броня, шерстью, боками прижало все шкафы и шкафчики, все колбочки и сосуды, которые висели по стенам кухни. Глядя на них, Юрий не мог не подивиться предусмотрительности голубых людей: они словно предполагали, что на невероятной химической кухне может случиться тоже что-нибудь невероятное, и поэтому заранее сделал все надстройки своего воздушного камбуза из небьющегося, эластичного материала. Надстройки эти теперь только расплющились, изогнулись, но не сломались и не треснули. - Шарик... - пролепетал пораженный Юрий. - Что с тобой, Шарик? Глаза Шарика потемнели и повлажнели. Но он, как настоящий мужественный космический пес, не стал выть или скулить. Он только горестно вздохнул, и этот могучий вздох, как порыв ветра, прокатился по всем отсекам и помещениям космического корабля: ведь система внутреннего обзора включала в себя и микрофоны и репродукторы. Поражен случившимся был не только Юрий. Молчали и, видимо, побаивались Шарика все космонавты. Они переглядывались и не знали, что нужно делать. Первым, как всегда, нашелся рассудительный Тэн: - Так вот почему следящие роботы предупредили об исчезновении запасов белков... - Конечно, - попытался подпрыгнуть Квач, но у него ничего не получилось. - Конечно, пока мы тут рассуждали и дремали, Шарик не терял времени и питался. - Включаю систему проверяющих роботов. Они не доложили о результате проверки, - принял решение дежуривший Зет. Но роботы молчали и на этот раз. Такого на корабле еще не случалось. Наверное, в этом случае Юрий бы растерялся: подумать только, послушные роботы не выполнили команды! Они взбунтовались или объявили забастовку. Они не желали слушаться своих малолетних голубых повелителей. Но голубые космонавты не растерялись. На их стороне были знания, и они, надо им отдать должное, немедленно использовали это знание в трудном положении. - Предлагаю включить резервных роботов, - предложил Миро. - Зачем сразу резервных? - весь напружи-нился Квач. - Нужно заставить работать этих. - Как же! - усмехнулся Зет. - Так ты их и заставишь. Просто нужно установить, почему они не выполняют команды. Миро, ты лучше всех знаешь схемы. Проверь. Миро с трудом поднялся со своего ложа и, тяжко переступая, добрался до стены, пошарил по ней и наконец нашел нужную ему кнопку. Он нажал на нее, и участок стены стал медленно растворяться, открывая не то нишу, не то шкафчик. Там лежали пачки книжечек. Миро взял одну из них и снова нажал на кнопку. Из глубины шкафчика выскочила длинная рука-захват, в которую Миро вложил книжечку. И почти сейчас же на вновь образовавшемся на стене и вспыхнувшем ярким светом экране появились сложнейшие, вычерченные разноцветными линиями и значками схемы. Они были похожи на схемы приемников или телевизоров, которые печатаются в их паспортах. И все стали внимательно рассматривать эти схемы. Смотрел на них и Юрий. Но конечно, понять в них ничего не мог. А голубые космонавты понимали. Они знали, что стоит за их значками, прекрасно разбирались в путанице разноцветных линий. Наконец Миро вынес свой приговор: - Роботы включены. Они работают. Но работают не на нас. И тут случилось необычное. Голубые люди начали медленно, но верно становиться серыми. Наверное, таким образом люди на их Розовой земле бледнели, когда стояли перед лицом опасности или узнавали о неминуемой неприятности. Несмотря на то что посерение голубых товарищей было действительно необычным - за все время космического путешествия Юрий ни разу не видел их в таком состоянии, - он принял это как должное. Он тоже побледнел и догадался, что происходит нечто чрезвычайно важное и, возможно, страшное. В крайнем случае, неприятное. - Ты думаешь? - робко спросил Квач, который был более серым, чем все остальные. - Да. Видите, перехвачены узлы предохранительных и дальних связей. Они просто не могут сейчас давать информацию нам. Им запрещено это делать. - Значит, они работают на... - А что ж вы хотите? - перебил Миро. - Рано или поздно, а это должно было произойти. - Да, но... - взмолился было Квач, но его перебил Зет: - Перестаньте ссориться. В конце концов, решили все. Все будем и отвечать. Терпеть неизвестность дальше Юрий не мог. Он взмолился: - Вы хоть расскажите, что случилось! - Случилась порядочная неприятность, - строго, но как-то безучастно ответил за всех Тэн. - Следящие роботы передают информацию на нашу Розовую землю. - Но что в этом страшного? - опять не понял Юра. - Ведь если бы это были враги, если бы... - Он не успел додумать. У него не было ни запаса нужных слов, ни, что самое главное, запаса мыслей. Ведь он еще так мало знал! - При чем здесь враги? - обиделся Миро. - С врагами, если они встретятся нам в космосе, нам не страшно. Для врагов у нас есть достаточно... Одним словом, от врагов мы всегда защитимся. В том-то вся беда, что роботы передают информацию руководителям. И, может быть, родителям. Этого Юрий не ожидал и несколько растерялся. Опять начинались не вполне ясные и не до конца понятные обычаи и привычки голубых людей. Врагов они, оказывается, не боятся. Они, оказывается, побаиваются руководителей. И даже родителей. Странно... Впрочем, как знал по собственному опыту Юрий, родителей иногда можно и должно побаиваться. Это такой народ, от которого можно ждать всяческих неприятностей. И чаще всего не потому, что родители враждебны или злы. А просто потому, что они очень непонятливый, подозрительный и не всегда доброжелательный народ. Так что понять голубых людей в этом вопросе Юрий мог. Родителей можно, а иногда даже нужно ну не то чтобы бояться, но, во всяком случае, быть с ними осторожным. Так он и сказал своим товарищам. -Что же, - вздохнул Зет, -придется объяснять. Давай ты, Миро. - А почему я? - Потому что я дежурный, а ты... ты единственный, кто был против нашего поступка. - Но я же потом согласился со всеми. Иначе не было бы поступка... - Правильно. Но вначале ты был прав больше нас. Поэтому ты и объясняй. - Это займет много времени, - уже сдаваясь, попробовал поупрямиться Миро. - А мы еще ничего не решили с Шариком. - Что же можно решить с Шариком, если мы еще не получили достаточной информации? - Когда-то она будет, а там живое существо... - Ничего с ним не случится, - вдруг разозлился Квач и стал голубеть, как будто в летний день ветер разогнал дождевые тучи и выступило ясное, голубое-голубое небо. - Ничего с ним не случится. Верно, Шарик? Шарик покивал, и все успокоились. Что бы там ни говорили, а решать что-либо, тем более судьбу безголосого друга, без достаточной информации, вслепую было бы неразумно. Можно только повредить и себе и ему. Получить же информацию от роботов, которые передавали эту самую информацию на далекую Розовую землю, сейчас было невозможным. Значит, оставалось ждать. Так лучше ждать с пользой. Глава шестнадцатая. ИСПОВЕДЬ КОСМОНАВТОВ - Понимаешь, Юрий, - начал Миро, после нескольких лет полета нам до чертиков надоел и собственный корабль, и даже мы сами. И нам очень захотелось немного размяться. А программа полета не предусматривала никаких посадок. Она требовала одного - лететь в заранее намеченную солнечную систему. А нам очень хотелось припланетиться. Понимаешь? Юрий кивнул. Он понял, когда что-нибудь очень хочется, так что уж тут думать о программе. Ему тоже иной раз хотелось удрать в лес, или на речку, или даже просто в кино, а нужно было сидеть на уроках. Чаще всего он, конечно, не удирал. Но иногда случалось... Особенно в те дни, когда уроки почему-то не учились и ему угрожала не то что тройка... Тройка была бы спасением. Ему угрожала самая чистокровная двойка. Вот тогда как-то само по себе получалось, что и в кино шла очень интересная картина, на которую вечером ни за что не достанешь билета, и что рыба в такие дни обязана была клевать особенно хорошо... Поэтому пропускать такую рыбалку казалось прямо-таки невозможным... Да, Юра отлично понимал голубых космонавтов. И он не осуждал их. Наоборот, голубые космонавты стали как будто еще понятней и ближе. - Ну и что же вы сделали? - для порядка и для того, чтобы подзадорить ребят, спросил он. Он прекрасно знал, что ответят ему голубые космонавты, потому что, если им действительно захотелось нарушить программу, они могли сделать это только одним способом. И Бойцов не ошибся. Все получилось именно так, как он и предполагал и как бы сделал сам, очутившись на их месте. В тот самый день, когда всем на корабле стало понятно, что жить так, как жили до сих пор, невозможно, Квач предложил высадиться на симпатичную Голубую планету. Запросили справочных роботов. Те быстренько и умненько ответили: "На основании спектральных анализов, радиооблучений и облучений мощных лазеров установлено, что Голубая планета значится в каталоге как планета, способная создать свою собственную цивилизацию. Состав ее атмосферы и сила тяжести на ее поверхности, магнитные пояса, пояса радиации и система гравитационных линий оптимальны и похожи на те, с которыми голубые космонавты встречались на родной планете". Однако имелись и трудности. В излучениях солнца, вокруг которого вращалась Голубая планета, были вредные для голубых людей лучи. А так как планета могла быть обитаема не только разумными или полезными существами, но и вредными, особое внимание следовало обратить на биологическую и лучевую защиту. Ребят с корабля все это не очень волновало. У них были достаточно надежные легкие комбинезоны, на их страже стояла мощная и проверенная система биологической защиты. Смущало ребят другое - необходимость нарушить программу. Нет, они, конечно, никого не боялись. Кто может в космосе, на огромном удалении от родных и близких, помешать им сделать то, что нравилось? Никто! И все-таки они не решались нарушить программу. Она была рассчитана на них, сделана для них, как и все вокруг них. И они не решались нарушить ее. Честно говоря, Юра этого не понимал. Ведь если все сделано для них, так можно и распоряжаться этим так, как хочется самому. А вот у голубых людей все получалось по-другому. "Сознательные какие!" - не без ехидства подумал Юра, но тут же вздохнул. Что бы ни говорили ребята на родной Земле, как бы они ни смеялись, а сознательность - все-таки хорошая и нужная вещь. От скольких бед она спасает - прямо диву даешься. Правда, иногда она мешает, но потом, помешав, опять становится совершенно необходимой и желанной. И даже жалеешь, что вовремя не был сознательным. Поэтому Юрию было очень интересно узнать, как голубые люди справились со своей сознательностью. Оказалось, очень просто. Квач предложил высаживаться. Остальные не решались, хотя всем очень хотелось этого. Тогда поставили вопрос на голосование, и тут оказалось, что сознательность сознательностью, а все проголосовали за высадку. Они высадились, размялись и вот прихватили с собой Юрия и Шарика. Таким образом, личная сознательность у космонавтов оказалась более высокой, чем коллективная. Это показалось очень странным - до сих пор Юрию всегда говорили, что по-настоящему правильно и сознательно может поступить только коллектив. А отдельный ученик должен уметь подчинять свои личные интересы и поступки коллективным. Чтобы не позорить класс. Или отряд. А тут получилось все наоборот. Правда, Юра тут же вспомнил, что в дни, когда ему приходилось удирать с уроков, делать это в одиночку было не то что невозможно, а как-то неинтересно. Несподручно. Получалось как бы противопоставление себя коллективу. А вот когда удирали хотя бы вдвоем, а еще лучше вчетвером или вшестером, тогда все получалось как нельзя лучше. В крайнем случае можно было ответить: "А что, я один,-что ли?" Был у них случай, когда с уроков удрал весь, класс. Даже девчонки. И тогда никто не побаивался и все казались друг другу настоящими товарищами, а класс - коллективом. Правда, потом, когда их ругали, коллектива не получалось - все начинали упрекать друг друга, и выходило, что виноваты все, кроме того, кто оправдывался. Так что, может быть, и у голубых людей были какие-то свои законы, о которых на Земле, в ее не во всем совершенной цивилизации, еще ничего не знали. Юрий еще не понимал, почему его товарищи по космосу так близко принимают все это дело к своему голубому сердцу. Ведь теперь они исправляют ошибку, нагоняют скорость и, значит, время. Есть надежда, что впереди все будет в порядке. - Я не понимаю, почему вы так волнуетесь? - пожал сдавленными гравитацией плечами Бойцов. - Мы тоже так думали, - печально ответил Миро, - но вся наша беда в том, что мы не знали, что следящие роботы имеют прямую, нам неподвластную связь с нашей Розо[ ]вой землей. - Ну и что? Наверное, такая связь нужня... - Она-то, конечно, нужна... - нехотя согласился Квач. - Мало ли что может случиться с нами, с аппаратурой. А эта прямая связь-а всегда расскажет нашему космическому центру, что с нами произошло. Но мы не знали, что роботы сообщат о нашем приземлении... Они, по-моему, не должны были этого делать. Это нечестно. - Чего уж тут честного! Растрепаться на целую галактику, что корабль нарушил программу. Ну, что же теперь будет? - осведомился Юрий. - Хорошего, конечно, не жди... - вздохнул Зет, и все замолчали. Юрий хорошенько обдумал создавшееся положение и, как настоящий мужчина, взвесил все возможные варианты. А когда взвесил, то спросил о том, о чем он не думал: - А как же вы узнали, что роботы сообщили о приземлении? А может, они не сообщали? - Сообщали... - Но вы же сами сказали, что у ваших роботов независимая линия связи с вашей Землей. Как же вы узнали, что они передали? Выходит, эта линия не такая уж независимая. - Не в этом дело, Юра. Не в этом дело... - А в чем же? - Да вот... Ну, словом. Зет перепутал тумблеры и нечаянно включил обрывки записей из передач на Розовую землю. - Ну и что же? Почему же вы тогда не удивлялись, не беспокоились, а теперь... вот... - Ах, Юрий... Тогда мы подумали, что это просто путаница в электронной схеме. Какое-нибудь короткое замыкание, и роботы сами его исправят. А теперь мы точно знаем, что роботы самостоятельно, без нашего на то согласия, держат с^язь с Розовой землей и... и передают все, что делается на корабле. - Вот ябеды! - в сердцах ругнулся Юрий. - Ну а вы! Вы-то как это допускаете? Неужели вы не можете сделать так, чтобы роботы вам подчинялись? - Послушай, Юра, ты как будто не слушаешь, что мы тебе говорим,- вдруг обиделся Квач. - Мы же тебе объясняли: мы летим и учимся. А этих систем нашего корабля мы еще не проходили. Вот потому и не знаем. - Что же будем делать? - Вот то-то и оно. А тут эта путаница белковыми запасами. Ведь нам лететь нельзя, если нет запасов питания. - Наконец, Шарик... - вздохнул Зет. Что с ним случилось?.. Все некоторое время удрученно молчали. Роботы-доносчики преподнесли явную и очень, может быть, опасную неприятность. Какую, Юрий еще не знал. И, жалея товаршцей, но не зная, как им помочь, решил выяснить главное: а что может быть самое плохое и опасное, если на Розовой земле примут сигналы роботов? - Ничего особенного... - пожал плечами Миро. - Ничего особенного... Дадут команду на возвращение. Вот и все. - То есть как это... дадут команду? - пролепетал Юрий, и все внутри у него почему-то сжалось еще сильнее, чем от гравитации, даже руки похолодели, а по спине побежали мурашки. - Очень просто. Как не оправдавшим доверия, - мрачно буркнул молчавший все время Тэн. - Это космос. И если люди в самом начале пути нарушают дисциплину... Он не договорил. Всем было ясно, что космос - это космос, а дисциплина есть дисциплина. И если ее нарушишь, хорошего ждать нечего. Хоть в школе, хоть в космосе. В космосе, пожалуй, еще и покрепче завернут. Так завернут, что останется только хлопать глазами и робко лепетать: "Я никогда не буду так делать. Я исправлюсь и буду хорошим-прехоро-шим". Юрий мрачно усмехнулся: лепетать-то ты можешь сколько хочешь, а вот услышат ли твой лепет или нет - неизвестно. Ведь в школе провинишься - ну выругают, ну в газете протянут, родителей вызовут. Неприятностей, конечно, будет много. Может даже достаться как следует дома. Но учиться все равно нужно, и поэтому в школу все-таки пошлют. А здесь? Вряд ли... Ох, вряд ли... Люди, которые не сумели приучить себя к дисциплине, в космосе не нужны. Это ясно каждому первокласснику. И будет такой человек лепетать или не будет, в сущности, ничего не изменится. Он не выдержал испытания - значит, доверить ему корабль нельзя. Таков суровый закон космоса. Суровый и справедливый. И сделать тут что-либо уже, пожалуй, невозможно. В отсеке стояла гробовая тишина. Только в недрах корабля по-прежнему натужно гудели двигатели. Но от этого уже привычного гудения тишина стала еще более полной и еще более гнетущей, потому что все невольно прислушивались к этому гулу и думали: "Вот сейчас, сию минуту сквозь все глубины и широты космоса прорвется сигнал рассерженной Розовой земли и космический корабль развернется и полетит обратно. И что-нибудь сделать, предпринять будет невозможно, потому что все космонавты еще не проходили всех тонкостей управления кораблем. Они еще не знают всех тайн техники, которой он начинен. Они еще мало, слишком мало учились. Когда-то они потеряли время, и вот теперь оно мстит им. Они нарушили дисциплину, программу полета, а теперь должны будут расплатиться за это". Все было правильно, и расплата казалась неотвратимой. Глава семнадцатая. ЧТО ТАКОЕ "НАДО" И именно потому, что все было правильно и расплата надвигалась действительно неотвратимо, Юрий задумался не столько о себе, сколько о своих новых товарищах. Ему было искренне жаль вначале их, а потом уж себя: ему ведь тоже хотелось как следует попутешествовать в космосе. А если вернут их, то вернется и он. И тут он со всей ясностью понял. Что если вернутся они, то он вернется совсем не туда, куда собирался, - не на свою милую Голубую землю, а на неизвестную, но, по-видимому, очень интересную Розовую землю. Вначале Бойцов растерялся, потом немного испугался, а затем решил: "Куда бы я ни попал, что бы я ни увидел и ни узнал - все равно, когда я вернусь на свою Землю, я принесу пользу всем людям, потому что я привезу с собой самое главное, что есть на свете, - новые знания. Такие, каких у нас еще никто не имеет. Значит, дело не во мне. Значит, дело не в том, куда лететь; мне, может быть, даже лучше, если я полечу на Розовую землю. Дело в товарищах". Да, он всегда был настоящим товарищем и прежде всего думал о товарищах. Наверное, именно это заставило Юрку относиться к создавшемуся положению особенно серьезно. Прежде всего он, конечно, прикинул, как бы поступил на их месте настоящий мужчина. Поскольку самым настоящим мужчиной, несмотря на всяческие оговорки, Юрка считал отца, интересно было знать, что сказал бы отец. Но что могло быть известно настоящему мужчине? Что голубые люди виноваты? Ладно.. Каждый человек время от времени бывает в чем-то виноват. Но иногда он совершает проступок умышленно, а иногда случайно. В этом все и дело... Ошибиться может каждый. И если за каждую ошибку наказывать, так, пожалуй, и наказаний не хватит. "Человек, который понимает и исправляет ошибки, заслуживает прощения, - говорил отец, когда Юрка, получив двойку, исправлял ее на четверку. - Такой человек, даже ошибаясь, достоин уважения. А вот если он врет, пытается выкрутиться, списать свои ошибки на других - на товарищей, на учительницу, на погоду, - такому человеку грош цена". Значит, нужно исправить ошибки. Но сколько и какие сделаны ошибки, Юрий не знал. Не знали, видимо, и голубые космонавты. А это нужно знать. Обязательно. Потому что иначе не исправишь ошибки. Без этого же не могло быть и речи о продолжении путешествия. Юрка так и сказал своим товарищам. Они согласились не сразу. Посовещались, повздыхали, и, наконец, Квач кисло ответил: - Ошибку мы исправляем. Мы и раньше думали, как ее исправить... Да вот... - Не хнычь! - впервые очень строго сказал Зет. - Нам действительно нужно подумать, какие ошибки мы совершили и как их исправить. Первая - это приземление. Мы исправляем ее тем, что увеличиваем скорости разгона. Значит, время, которое мы потратили на торможение и прогулки по Голубой земле, будет возмещено. Ошибка вторая. Взяли пассажиров... Все при этих словах покосились на Зета с хитрым интересом: как он выкрутится? А Юрий посмотрел обиженно и даже несколько тревожно. "Незачем было приглашать, если знаешь, что делаешь ошибку, - это раз. А два... Что ж, два... Не высадят же они меня посредине космоса?" Наверное, Зет угадал мысли Юрия, потому что он еле заметно улыбнулся и продолжал: - Исправить эту ошибку невозможно - назад не вернешься, из корабля наших гостей не выбросишь. И потом, золотое правило нашей Земли - гостеприимство. - Здесь - больше, - вмешался Миро. - Здесь передача знаний. А это прямо записано в кодексе космонавта... - Что это за кодекс? - перебил Юрий. - Правила поведения космонавтов. И в этом кодексе записано: "Всемерно способствовать передаче знаний местным жителям, при условии, если они не пойдут им во вред. Получать знания от местных жителей - вторая обязанность космонавта". - Ну вот, - вмешался Зет, - если подумать как следует, то окажется, что второй ошибки, в сущности, нет. Ведь мы не только взяли с собой товарища, чтобы передать ему наши знания, но и в какой-то степени спасали его от неприятностей... - Ну, это как сказать, - усмехнулся Квач. - Ладно... Я согласен. Но все равно особой ошибки в этом я не вижу. Юрий сам решил лететь с нами. Мы его не заставляли и не принуждали. Верно? - Факт... - Значит, вторая наша ошибка не очень и ошибка. Если бы не белки. Вернее, не исчезающие запасы питания... - Я не вижу связи между гостями и питанием, - задиристо сказал Квач. - А я вижу... к сожалению, - ответил Зет. - Стоит только посмотреть на Шарика, и каждый поймет, куда ушли продукты. Зет взглянул на товарищей. Ему очень не хотелось, чтобы кто-нибудь подумал, будто он. жалеет продукты. Но факт оставался фактом, и он говорил о нем. - Впрочем, мы так и не знаем истинного положения с продуктами, - поправился он. - Контролирующие роботы не доложили о результатах проверки. Миро, попробуй заняться. И пока Миро, кряхтя от напряжения, щелкал тумблерами, Тэн задумчиво спросил: - Скажи, Юра, у вас на Земле бывали такие случаи? - Какие? - Ну вот когда... живое существо вдруг ни с того ни с сего начинало невероятно расти? Юра задумался и решительно ответил: - Я такого не видел. И не читал. Я тоже не могу понять, что произошло с Шариком. Может, космические облучения? Или какая-нибудь особая космическая болезнь? - Нет. Облучений нам бояться нечего - защита надежная. Болезней таких тоже нет. Тут что-то другое. Все опять помолчали, и Зет задумчиво произнес: - Ведь Шарик, кажется, понимает наш язык? - Похоже. Но ведь он не может говорить. Для разговора у него не приспособлен язык. - Послушайте! - обрадованно воскликнул Зет. - Послушайте!.. Но ему не удалось окончить: металлический голос робота ворвался в помещение. Он звучал ровно, размеренно и оттого не очень приятно: "Повторная проверка продовольствия показывает, что запас молекул животных белков, жиров и частично углеводов доведен до критического. И тем не менее их расходование продолжается. Хотя запасы витаминов, растительных белков и гормонов несколько выше, но даже введение в действие химических синтезаторов не обеспечивает выполнение расчетной программы". Космонавты тревожно переглянулись. "Таким образом, - продолжал робот, - общий анализ запасов показывает, что команде, необходимо как можно скорее принять меры для их пополнения, так как соотношения компонентов не позволяют продолжать полет". - Рэт это да!.. - вздохнул Миро. - Такого, кажется, еще не бывало ни в одном полете. - Влипли! - коротко отметил Квач. "Однако следует принять во внимание, - робот сделал паузу, - что в результате работы анализаторов установлено, что тот продукт, который был предложен для анализа и размножения, исследован. Выявлены его высокие питательные качества. Группа анализирующих и запоминающих машин отмечает, что рецепта такого продукта питания не отмечалось ни в одном из космических путешествий, и, следовательно, посадка на Голубой планете для приобретения этого рецепта вполне оправданна. Анализаторы приступают к размножению дрожжевых грибков, способствующих созданию этого продукта из растительных белков. Возможно, команда сможет пользоваться этим продуктом, и тогда общее печальное положение с продуктами питания облегчится, хотя и не снимет опасности". Раздался легкий щелчок, и роботы выключились. Космонавты переглядывались и не совсем понимали, что же это за продукт открыли анализаторы. И поскольку все новое с неизвестной планеты могло прийти либо с Шариком, либо с Юрием, все смотрели на Юрия. Он тоже думал, потом все вспомнил и завопил: - Хлеб! Анализаторы изучили хлеб! Мы можем изготавливать в космосе хлеб. - Какой хлеб? - недоуменно спросил Тэн. - При чем здесь хлеб? - Ты помнишь, когда мы создавали землянику? - все еще кричал Юрий. - Ну... помню. - А помнишь, как мы передали на анализ... ну... то самое... что осталось у меня в кармане? А потом еще роботы сообщили, что анализ сложен и затруднителен? - Да, но при чем здесь хлеб? Ведь речь идет о продукте питания... Там даже грибки какие-то... Дрожжевые. - Так это ж хлеб! Понимаешь - хлеб! А грибки... - не совсем уверенно уточнил Юрий, - грибки - это в дрожжах. Эту неуверенность уловил Квач. Он насмешливо спросил: - При чем здесь грибки? Ведь речь идет о хлебе? - Давайте уточним, - поморщился Тэн, что такое хлеб. - Но ты же видел, - почему-то взмолился Юрий. - Я видел у тебя на руке какую-то размазню, которую ты выудил из кармана. Мне такой хлеб как продукт питания не нравится. - Но ведь это же не хлеб, Тэн. Это только его остатки. А хлеб... Хлеб - это... Юрий запнулся. Вся радость, гордость и очень многие иные хорошие чувства, что владели им после объявления роботов, стали меркнуть и отступать. Оказывается, он мог рассказать, какой хлеб, описать его вкус, внешний вид. Даже сколько он стоит и в каком магазине продается. Но рассказать, что такое хлеб, он не мог. Он не знал, что такое хлеб. Он молчал, мычал и мялся. Голубые космонавты, озабоченные невероятным, крайне серьезным и даже опасным сообщением роботов, были настроены мрачно и критически. Но, наблюдая за Юрием, они понемногу стали отходить и даже улыбаться. - Послушай, Юра, что ты не знаешь его формулы, - пришел на помощь Зет, - это мы понимаем. У вас ее не проходили так, как у нас не проходили систему независимой связи. Миро и Квач быстро переглянулись и слегка полиловели. Юрий не мог не оценить дру-даеской поддержки Зета. Он почувствовал себя уверенней. "В самом деле, каждый должен знать, что задаваться нечего. Вы не знаете одного, а я - другого. Вот и все. И нечего, понимаешь..." - Но, может быть, ты нам расскажешь, из чего состоит хлеб и как он приготовляется? Может быть, тогда мы поймем, что к чему. С таким делом и не справиться? В это же никто не поверит. И Бойцов бойко затараторил: - Хлеб у нас бывает разный - ржаной, пшеничный, пеклеванный, ну и так далее. Его выпускают в булках, батонах, потом... это... сайках. Сдобах... Бублики тоже, в сущности, хлеб... Вообще видов хлеба очень много. Оказывается, тараторить о том, чего не знаешь твердо, наизусть, очень трудно. Тем более, что, если честно говорить, сдоба или бублики - это же все-таки не хлеб. А может, хлеб? Но тогда и пирожки, и печенье, и пряники - тоже хлеб... Дело явно усложнялось. А тут еще вспомнились макароны, рожки, лапша, вермишель... И чтобы поскорее уйти от опасности, Юра уже не так быстро и, значит, не так уверенно проговорил: - Он еще бывает серый, белый... и черный. Сладкий или солоноватый... Ну, потом... потом, если хорошо пропечен, то он пышный. А если плохо пропечен, то... не очень. - Постой, постой. Выходит, хлеб пекут? - Ну да! - обрадовался Юра. - Сначала делают тесто, а потом пекут. - Из чего делают тесто? - Ив чем и как пекут? - В этих... в печах, - немного поостыл Юрий, потом, вспомнив, как бабушка печет сдобные булочки и ватрушки и жарит пирожки, уточнил: - На листах таких... А то еще жарят. А тесто? Тесто - это так. Берут муку, разводят ее водой, добавляют дрожжей и ставят в теплое место. - А что такое мука? - Ну, зерна мелют мелко-мелко... Получается мука. - А при чем здесь дрожжевые грибки? Они же вызывают брожение, а брожение преобразует в конечном счете растительный белок в сахар и спирт. Выходит, что хлеб пьяный? В конце концов был задан самый прямой и откровенный вопрос: - Скажи, ты знаешь разницу между органической и неорганической химией? О какой там уж разнице говорить, если Юрка, как он ни выкручивался, почти ничего не знал о хлебе. О том самом хлебе, который, как записано во всех учебниках, является основным продуктом питания, который каждый день держишь в руках, без которого, кажется, не прожить и дня. Юра горестно помотал головой и промолчал. В коллективе не разбираешься, о хлебе ничего не знаешь - ужас какой-то. Может быть, космонавты и стали бы смеяться над товарищем, но, наверное, они вспомнили, что и сами-то они знают далеко не все из того, что они должны были бы знать. Поэтому некоторое время все молчали и думали. Наконец Зет мягко спросил: - Ты помнишь, что сказал робот, ссылаясь на мнение многих машин? - Не помню... - Он сказал, что за рецептом приготовления хлеба стоило лететь на вашу Голубую землю. Понимаешь, наша ошибка обернулась открытием. Все промолчали, но, кажется, вздохнули посвободнее. А Зет продолжал: - Но об этом нашем открытии еще не знают на нашей Розовой земле. Сигналы идут туда очень долго. Но там знают, что мы нарушили программу, и в наказание могут вернуть нас из путешествия. И вот представь, мы прилетаем на нашу Землю и привозим бесценный секрет. Но в секрете нет главного - как готовить ваш хлеб. - Но я же сказал! - воскликнул Юрий. - Его нужно печь. - А как печь, в чем печь, сколько времени - ты знаешь? - И, перебивая Юрия, закончил: - Нет, не как ты знаешь, а точно, чтобы можно было сделать все так, как делается у вас. Знаешь ты? - Но у вас же есть машины... - слабо сопротивляясь, ответил Юра. - Да, есть! Но машины потому и машины, что они делают то, чему их научит человек. Они сделали землянику, потому что ты им дал образец. По образцу они изготовили продукт. Вместо образца можно было передать формулу. Но формулу ты не знаешь. Сейчас ты передал машинам, оказывается, не самый хлеб, а только его полуфабрикат. Тесто. Вот наши машины и изготовят нам тесто. А что с ним делать? - Я... я попробую вспомнить, - пролепетал Бойцов. - Надо вспомнить, - твердо сказал Зет. - Если нас вернут, то, когда ты ступишь на нашу Землю и расскажешь, как делают этот замечательный, по всему видно, продукт питания, вся наша Розовая земля будет уважать и тебя, и цивилизацию всей вашей Земли. Понимаешь, Юра, ты сейчас как бы в ответе за всю вашу Землю. Тебе обязательно нужно вспомнить все, что ты знаешь о хлебе. Это легко было сказать. Но сделать... Что было делать, если о производстве хлеба он знал примерно столько же, сколько и многие люди. А этого мало, чтобы передать драгоценное открытие земной цивилизации народам других планет. Может быть, впервые в этот день и в этот час Юрий Бойцов понял, как важно человеку знать то, что его окружает. Знать и понимать. И ясно себе представлять, как и что делается. Пусть даже кажется, что эти знания никогда не пригодятся и что они никому не нужны. Всегда может случиться так, что как раз они-то и пригодятся, как раз они-то и потребуются. Ребята долго молчали, каждый по-своему прикидывая и общее положение, и свою судьбу. И вдруг в тишине, под натужный и ровный шумок двигателей корабля, по отсекам прокатился жалобный, тонкий, с сипотцой вой. Даже не вой, а плач. Он был так неожидан и так жалобен, что и Юра, и Зет, и даже, кажется, суровый Квач вздрогнули и огляделись по сторонам. - Опять Шарик! - вздохнул Юра и с грустью спросил: - Что же с ним произошло? Почему он так невероятно вырос? Глава восемнадцатая. ШАРИК РАССКАЗЫВАЕТ О СЕБЕ Все задумались, и Зет закричал второй раз. - Послушайте! - кричал Зет, и его доброе, с оттопыренными ушами лицо, кажется, порозовело. - Послушайте! Если Шарик не умеет говорить, потому что у него не так устроен язык, то ведь думать-то он умеет? - То есть как это - думать? - не понял Миро. - Ну так. Очень просто. Думать Шарик обязан? Пусть плохо, пусть кое-как, но думать-то он обязан? Все опять на мгновение примолкли, и Тэн солидно согласился: - Обязан. Потому что если он не будет думать, так он даже не поест... Тэн хлопнул себя по лбу и сурово сдвинул брови: - Кстати, вам не кажется странным, что Шарик живет, невероятно растет, а его, в сущности, никто не кормит. Квач расхохотался. - Здорово! Выходит, Шарик сам себя питает? Неужели он знает формулы? - Он, наверно, не формулы знает, - буркнул Тэн. - Он знает, где хранятся карточки, и умело пользуется ими. - Недаром он все время сидит на кухне. - Послушайте! - опять закричал Зет. - Но раз он умеет пользоваться нашей кухней, значит, он мыслит! Так ведь? - Выходит, - милостиво согласился Миро. - А раз он мыслит, значит, мы можем с ним разговаривать. Ведь он знает наш язык. Он понимает язык, но сам говорить не может. Но если он может думать на нашем языке, то... - Точно! - крикнул Квач. - Пожалуй, это идея, - сказал Миро. - Можно попробовать, - решил Тэн. Юра молчал. Получалось невероятное. Шарик не умеет разговаривать потому, что у него не так устроен язык и он не может произносить нужных слов. И в то же время с ним можно разговаривать, потому что он мыслит. Но ведь нельзя же свою мысль передать другому без слов. Ведь слова для того и существуют, чтобы передавать мысли. Но если Шарик не может разговаривать, то он не может и передавать свои мысли. В чем же дело? Теперь Юрий не спешил высказывать свои мысли и недоумения. Жизнь среди голубых людей научила его поспокойней относиться к кажущимся на первый взгляд несуразностям. Мало ли чего напридумывали ученые с далекой Розовой земли! Бойцов привычно посмотрел на Зета, но тот уже поднялся со своего кресла-кровати и медленно, как будто на спину и плечи ему повесили непомерный груз, продвигался к коридору. У двери он обернулся и медленно, с трудом улыбаясь, сказал: - Сейчас все сделаем. Квач тоже поднялся и тоже медленно пошел вслед, но остановился у дверей. Юрий внимательно следил за ними, но ничего удивительного заметить не мог, пока Зет не передал Квачу четыре блестящих легких шлема - точно таких, какие были надеты на космонавтах в те часы, когда они бродили по земляничной полянке на Голубой земле. Квач, все так же медленно, натруженно шагая, вернулся к креслам и раздал шлемы товарищам. Юрий повертел шлем и вопросительно посмотрел на Квача. Тот недовольно поморщился: - Все забываю, что ты с другой Земли и тебе все приходится объяснять. Это... Слушай, Миро, объясняй, у тебя получается лучше. Миро несколько минут глубокомысленно молчал и морщил лоб. Потом отрывисто и подозрительно спросил: - Ты знаешь, что при всякой работе выделяется энергия? Ну, это-то хоть немного Юрий проходил и смело ответил: - Не совсем так. Для производства всякой работы необходима энергия. - Правильно! Тогда мне легче. Ну так вот, когда мы мыслим, наш мозг тоже работает и, значит, вырабатывает энергию для производства этой работы. А ты знаешь, что всякую энергию можно так или иначе уловить? - Факт... знаю, - не очень уверенно ответил Юрий, но, подумав, уже смело подтвердил: - Факт, знаю. - Ну так вот, энергия, которую вырабатывает мозг, в общем-то мала. Для работы клеток мозга и, следовательно, для мышления ее, правда, достаточно, но улавливать ее трудно. Еще и потому, что в процессе мышления участвуют многие участки мозга. Вот... А наши шлемы улавливают эту энергию, усиливают ее и передают в пространство. Другие шлемы на других людях ловят эту энергию, тоже усиливают, и другой человек может знать, что думает его сосед. Понимаешь? Ну, сказать, что Юрий все сразу понял, - значит соврать. А когда понимаешь не все, то задаешь вопрос самый простой, который может помочь понять более сложный. - Из чего сделан этот шлем? - не очень уверенно спросил Юрий, опасаясь, что над ним могут посмеяться. Но ребята не смеялись. - Это очень сложный состав - мы и сами его еще не знаем. Но ты ведь понимаешь главное? - А чего ж тут не понимать! - с долей гордости пожал плечами Юрий. - Надеваем шлем, начинаем думать. Мозг вырабатывает энергию... - Совершенно верно,.- с уважением поддакнул Тэн, но Юрий не обратил на него внимания. - Шлем из неизвестного сплава усиливает ее и передает дальше. Другой человек улавливает... Вернее, не человек, а другой шлем улавливает эту энергию... - Опять улавливает, - назидательно вставил Миро. - А как же иначе? - непритворно удивился Юрий. - Обязательно улавливает и передает человеку, который носит шлем. И тот понимает первого человека. - Слушай, ты здорово схватываешь принципы действия. - А что тут сложного? - уже совсем искренне удивился Юрий. - Это же как радиопередачи. Певица поет, станция усиливает и передает радиоволны в воздух" вернее, в пространство. Приемник ловит волны, усиливает и преобразует в звуки. А люди слушают. Вот и все. - Да, но тут... - Знаю, - перебил Юрий. - А тут биотоки. Читал. По радио слышал. Но принцип тот же самый. А детали я еще узнаю. Когда включим обучающих роботов, тогда и узнаю. - Юрка, - воскликнул Тэн, - ты все-таки настоящий парень! Скорее бы кончался разгон и мы начали бы заниматься как следует. Зет, видимо, добрался до Шарика и пристроил на его голове шлем для усиления биотоков мозга - на экране появилась растерянная, страдающая морда Шарика. Его умные глаза заглядывали, кажется, прямо в душу, и каждый, а Юрий в особенности, понял, что с Шариком творится нечто ужасное. Космонавты поспешно надели свои шлемы, и первое, что услышал Юрий, было странное скрежетание и повизгивание, словно где-то рядом быстро вращался несмазанный подшипник и его шарики скрежетали и повизгивали. И первое, что подумал Юрий, было: "Неужели у Шарика в мозгу действительно что-то отказало?" Но он сейчас же рассердился на себя: нельзя переносить дурацкую поговорку на серьезные дела. В мозгу нет шариков. В мозгу - клетки. А они не могут скрежетать или повизгивать. И в эту секунду ворвался не то голос, не то биоток Зета: - Система отстроена от помех. Можно начинать беседу. Вот тогда-то и полились удивительно странные, отрывочные не то слова, не то мысли, перемешанные с повизгиванием и рычанием. Юрий даже не знал, как их определить. - Хочу есть... есть хочу... и-ио-ой, как хочу!.. хр-р-р. Больно... всему больно... что со мной делается, что делается!.. вот попал так попал... никто... ни один не хочет помочь... есть хочу... хр-р-р... - Шарик, милый! - забыв обо всем на свете, закричал Юрий. - Что с тобой? Морда Шарика на экране склонилась набок. Он словно прислушивался, но еще не понимая, откуда звучит голос и чей он. Глядя на Шарика, Юрий понял, что биотоки не имеют признаков голоса. Кто бы ни говорил с их помощью, они звучат совершенно одинаково - все зависит от того, на какую частоту звука настроены шлемы. Пусть у самого думающего будет пискливый голос, пусть он будет простужен и говорит голосом разбойника - все равно у всех голос будет одинаковым: чистым и свежим. Однако понять все это Юрий мог - ведь ему было уже тринадцать лет. А Шарик этого не понимал - ему шел всего третий год. И потом, он был собакой. Поэтому он беспомощно шевелил своей огромной головой и косил глазами по сторонам. Но Шарик не знал, что все его мысли - хочет он того или не хочет - все равно усиливаются и передаются. И каждый может их услышать. Поэтому все услышали, что думает Шарик: - Странно... если бы я сам знал, что со мной случилось. Есть хочу. И кто это говорит? Как хочется есть - кажется, все бы съел, даже кошку. И голос какой-то незнакомый. Как все болит, и особенно левая задняя лапа! Она, наверно, затекла и теперь зудит. Как хочется есть и пить! Пить даже больше, чем есть. Он еще долго рассуждал, пытаясь понять, что же с ним происходит. Но космонавты уже поняли главное: Шарик совершенно незаметно, или, как говорили на Голубой земле, втихаря, разросся до таких размеров, что его тело уже не вмещалось в кухне. Тело все росло, а кухня оставалась прежней, и кости Шарика упирались в стены. Шарик не мог развернуться, чтобы напиться или поесть. Он стал пленником и жертвой собственного обжорства, того еще неизвестного космонавтам недомогания, которое привело космическую собаку на край гибели. Он, пожалуй, этого еще не понимал. А космонавты поняли. Если его не освободить, то Шарик так разрастется в тесной кухне, что задушит сам себя. - Нужно что-то делать! - взмолился Юра. - Что делать? - мрачно вмешался Квач. - Придется расширять стены. - А... а разве это возможно? - удивился Бойцов. - Все возможно, - опять буркнул Квач. - Но это и неудобно, и... может быть, даже опасно. - Ты думаешь, что кухонное и синтезирующее биохимическое оборудование придется опускать к двигателям? - деловито осведомился Миро. - А куда еще? - Да, но там необходима дополнительная радиоактивная защита. - Вот в том-то и дело, - причмокнул Квач. Голубые космонавты задумались. Юрий мог только гадать, как они собираются решать,. хотя он понимал, что раз на корабле установлены атомные или ядерные двигатели, значит, они могут выделять вредные излучения. Если облучения попадут на продукты или их полуфабрикаты, они станут непригодными для питания. А если учесть, что с продуктами и так дело швах, то... И тогда, впрочем, как всегда в трудные моменты, прозвучали мысли Зета: - А зачем нам нужно опускать кухню к двигателям? - А куда же ты ее денешь? - Давайте потеснимся сами - это и проще и безопасней. Решение и в самом деле было таким предельно простым, что все переглянулись. Обо всем думали космонавты, но вот только Зет сумел подумать правильно. Почему? Наверное, потому, что он всегда умел думать не столько о себе, сколько о других. Больше того, думая о других, он всегда был готов поступиться собственными удобствами. И хотя, как заметил Юрий, все космонавты отличались этим качеством, но Зет почему-то всегда делал это первым. - Решено! - согласился Миро. - Тэн, начинай перестройку. Тэн, кряхтя, поднялся с кресла и подошел к стене. Он долго присматривался к ритму мигающих и блуждающих огоньков, потом быстро и решительно начал нажимать на какие-то одному ему заметные кнопки. - Что он делает? - тихонько, чтобы никому не помешать, спросил Юрий. Но он забыл, что теперь все, что он говорил, все, что думал, слышали все остальные. Поэтому все обернулись и посмотрели на него. Даже Шарик с экрана посмотрел на своего старшего товарища. - Н-ну как тебе объяснить... - пожевал губами Миро, но сейчас же оживился: - Впрочем, ты кое-что знаешь и умеешь схватывать самую суть. Ну а всех деталей и подробностей мы, наверное, тоже еще не знаем. Не проходили... Все засмеялись, и даже Шарик, кажется, улыбнулся. - Так вот, как ты знаешь, всякий материал составлен из молекул. А молекулы - из атомов. Чем крепче связь между атомами, тем крепче и материал. Так вот, у нас на корабле все сделано так, что мы можем ослаблять или, наоборот, усиливать связь атомов и, значит, молекул между собой. Как только Тэн настроит систему, начнется ослабление внутримолекулярной связи. Те стены, где будет ослаблена эта связь, станут текучими и переместятся туда, куда нам хочется. Вот и все. - Так, значит, вы и мебель так делаете? - Конечно! Ослабляем связь между атомами и молекулами материала и заставляем принять их форму кресла, или дивана, или кружки с водой. - Миро быстро поправился: - Конечно, не мы лично, а наши роботы. Это настолько сложно, что ты даже себе не представляешь. Мы даем им команды, а они уже рассчитывают, насколько нужно расслабить связи, чтобы сделать тот или иной предмет. Сейчас Тэн передает такие команды. - И это можно сделать в любом месте корабля? - Конечно! В каждом отсеке есть места, где сходятся кнопки управления роботами. А когда нас нет на корабле, или когда мы спим, или просто недосмотрим, например, если какой-нибудь невероятный метеорит врежется в корабль, роботы сами сделают необходимые расчеты и перестановки. Залатают пробоину. - Точно! - прошептал Юрий, вспоминая, как его вышвыривали из корабля неумолимые роботы. - Точно! - Значит, понял? - Факт, - решительно ответил Юрий и уже не так уверенно подтвердил: - Факт. Стены, которые были ближе к входу в ведущий на кухню коридор, начали медленно надвигаться и как бы суживаться. Все центральное помещение неумолимо уменьшалось. Юрию вдруг показалось, что медленное, неотвратимое снижение потолка, наступление стен никогда не прекратится, что они раздавят космонавтов. Он уже начинал привыкать к тому, что его мысли могут быть услышаны другими, и поэтому усилием воли заставлял себя не пугаться. Но подумать о том, что должен делать в подобном случае настоящий мужчина, он не успел. Потолок и стены все надвигались, и Юрий наконец спросил: - А куда же девается лишний материал? - Какой это лишний? - не понял Миро. - Ну вот... всего же становится меньше. - Ах этот... Уплотняется. Переходит в запас - это же наше атомное горючее. Вот оно и переходит в резерв. - Так... понятно... в резерв, - тянул Юра, посматривая на потолок. И вдруг все услышали вздох. Счастливый вздох освобождения и избавления. Он был гулким и веселым, как будто кто-то очень большой, очень усталый и огорченный весело сказал: "Ух! Наконец-то!" И все посмотрели на экран. Морда у Шарика была прямо-таки блаженная. Он даже прикрыл глаза от счастья и высунул кончик розового языка. Таким он казался довольным и в чем-то по-мальчишески легкомысленным, что его непомерный рост совсем забылся: Шарик казался веселым и лукавым щенком. Но уже в следующую секунду шлемы приняли и усилили мысли этого веселого щенка-великана. - Пить! Как хочется пить. И еще бы повернуться. Хоть немного повернуться. Есть! Хочу есть. С этой секунды Шарик вел себя очень невоспитанно. Он так дергался, так скулил и вымаливал есть и пить, что казалось, весь корабль ходит ходуном. - Дело плохо, - сказал невидимый, потому что он не мог попасть в экран, озабоченный Зет. - Нормального общения с собакой не получается. Она как будто сошла с ума. - Ничего! - бодро и уверенно ответил за всех Миро. - Подождем, пока она удовлетворит свои потребности. - Хорошенькое дело! - возмутился Квач. - "Свои потребности"! Эти потребности и так опустошили все наши запасы. А сейчас она доест все, что мы наготовили в дорогу. Не согласиться с Квачем было невозможно. Угроза над кораблем нависла немалая. Продукты питания приходили к концу, а Шарик мечтал только об одном: есть, как можно чаще и больше есть! И если он буквально за несколько дней разросся так, что пришлось расширять кухонное помещение, чтобы вызволить его из плена, что же будет дальше? Наверное, поэтому у каждого первым делом мелькнула мысль: пора прекратить это обжорство. Оно не доведет до добра. Ни Шарика, ни весь экипаж. - Нельзя давать Шарику пить или есть! - в отчаянии подумал Юрий. - Ни в коем случае нельзя. Но его мысль, принятая товарищами, которые всего секунду назад, может быть, могли бы подумать точно так же, теперь не была понята ими. - Нет, Юрий, - грустно и мягко отозвался Зет, - если человек или животное хочет есть или пить - тут уж ничего не поделаешь... Он не стал продолжать, но каждый понял: да, тут уж ничего не поделаешь. Отказать живому существу - дружественному, доброму - в еде или питье не мог ни один. Это было выше тех сил, которые в свое время воспитывали в голубых космонавтах на Розовой земле и белого мальчишку из маленького городка Голубой земли. Они думали одинаково. И это было так приятно и так радостно, что у Юрия от счастья даже слегка защипало глаза. Но он сейчас же подумал... Нет, пожалуй, не подумал, а, скорее, почувствовал, что настоящий мужчина обязан уметь сдерживать свои, даже самые замечательные и самые трогательные, чувства. Особенно теперь, когда его мысли стали достоянием всех. И он посмотрел на товарищей. Но они не заметили его мыслей. И это очень удивило Юрия. Получалось, что не каждую мысль можно было передать с помощью усиленных биотоков. Выходило, что какие-то мысли, чувства и ощущения оставались недоступными для других. Какие? Припомнилась старая загадка: что самое быстрое на свете? Мысль! И если она самая быстрая, так, может быть, шлемы-усилители просто не успевают сработать и перевести мысль в усиленные биотоки? "Может быть, и так. Может быть, и так", - глубокомысленно решил Юрий. И сейчас же Миро спросил: - Что - может быть и так? Юрий покраснел и не сразу нашел ответ. Тысячи мыслей толпились у него в голове. Состояние походило на то, в каком он не раз оказывался у доски, когда не мог ответить на вопрос учителя. И вопрос вроде бы знакомый, а в голову лезла всякая ерунда, и попробуй угадать, что из нее годилось для ответа. Причем самым смешным было то, что среди этой ерунды копошились и совсем не относящиеся к делу веселые мыслишки. Почему-то, например, думалось: а пробежит ли учитель стометровку? Что произойдет, если на первой парте вдруг окажется медведь? Такие чепуховые мысли как-то сами по себе вызывали не то что глупую, а прямо-таки идиотскую улыбку, и учитель, свирепея, вкатывал двойку значительно раньше, чем сквозь всю эту сумятицу пробивался нужный, облеченный в знакомые слова ответ. И, убедившись, что никто из ребят не удавливает этой творящейся в его голове сумятицы, Юрий обрадованно подумал: - Значит, все дело в словах! Если мысль обернулась в слова, она может быть усилена. А если она еще не в словах, а так... в обрывках, значит, шлем ее не усилит. И никто ее не узнает. - Конечно, - подтвердил Миро, - ты сам догадался? - Да. Сам! Но дело не в этом. Дело в другом - как быть с Шариком? - Подождем, когда он расскажет, что с ним произошло. Пока что мы слышали от него только отрывочные, потребительские слова. Они отмечали лишь самые простейшие и жгучие его желания. Но ничего связного Шарик еще не думал. И они принялись ждать. Стены корабля все еще сжимались и передвигались, и вскоре стереофонические общие связи принесли новые звуки. Это были не то стоны, не то выражения восторга. Зет комментировал так: - Шарик наконец повернулся и теперь пьет. О том, что Шарик действительно развернулся в раздвинувшемся помещении, свидетельствовало изображение на экране. Обрубленный, куцый, но теперь огромный хвост Шарика крутился, как пропеллер. Это показывало, что Шарик в восторге. Потом хвост перестал вращаться, и явственно донеслось чавканье и мерное рычанье. Зет сообщил: - Он ест. Ест все подряд. На этот раз шлемы не усиливали мыслей. Все молча, сцепив зубы, ждали. Правда, иногда появлялись отрывочные подобия мыслей, но уловить их смысл было трудно - все они были об одном и том же: как поступить с Шариком и, главное, как выяснить, что с ним случилось? Последнее было особенно важным. Ведь если Шарик заболел неизвестной болезнью, которую можно назвать болезнью гигантизма, то можно ожидать, что и все остальные космонавты тоже могут заболеть такой же болезнью. Тогда они тоже сразу начнут есть огромными порциями, пить ведрами и расти не по дням, а по часам, как герои самых древних сказок. Могло произойти и нечто еще более опасное: корабль попал в какие-то необыкновенные Районы Вселенной, материя или лучи которых неожиданно повлияли на рост живых существ. Если это так, то следовало немедленно приступить к изучению этой необыкновенной материи, сразу же передавая результаты изучения и на свою Землю, и на записи запоминающим роботам. Если этого не сделать, то следующие за ними корабли могут попасть в такое же нелепое положение. А положение и в самом деле может оказаться невероятным. Конечно, каждому мальчишке и девчонке очень хочется вырасти как можно скорее и стать сильным и умным. Но что произойдет, если рост будет продолжаться так же неудержимо, как у Шарика? Ведь можно разрастись до такого состояния, что корабль окажется тесным. Что тогда? Ведь если можно изме-. нять очертания и назначения помещений в самом корабле, то ведь весь корабль не резиновый. Он имеет свои, раз и навсегда определенные размеры, габариты. Если их изменить, то нужно изменять и двигатели, и астронави-гационные приборы, и все такое прочее. Нет, как ни говорите, а такой неудержимый рост, без границ, без остановок, - дело очень опасное. Прямо-таки страшное... И пока космонавты думали, что делать. Шарик ел, мычал и сопел. Сколько это продолжалось, сказать было трудно. Время словно остановилось. Оно было как бы связано с Шариком и его едой, словно зависело от него. Наконец он наелся, облизнулся, вздохнул и улегся. Его одолела дремота. - Нельзя давать ему спать. Если он заснет, пройдет слишком много времени, и мы опять ничего не узнаем. - Тормоши его. Зет, - решил Квач. - Да...тормоши... Если и так еле-еле ноги двигаются... Все было правильно - перегрузки космического разгона тяжким грузом лежали на плечах всех, и особенно у Зета: ведь он не лежал в кресле-кровати, а выполнял работу. Но он сам вышел из положения. - Я подключу ему электровозбудитель. Голубые космонавты переглянулись, а потом решили: - Валяй! Зет присоединил к загривку Шарика две тоненькие проволочки. Шарик вздрогнул и вскочил на ноги: - Что такое? Что меня подтрясывает? И тут вмешался Миро: - Не волнуйся, Шарик. Тебя подтрясывает электровозбудитель. - Зачем он мне нужен? Я спать хочу. Очень хочу спать. - Ты не уснешь, пока не расскажешь, что с тобой... Некоторое время шлемы молчали. Наконец Шарик ответил: - Если бы я знал, что со мной произошло... Если бы я знал! Шлемы не передавали окраски голоса, и поэтому неясно было, с гордостью или, наоборот, с печалью подумал это Шарик. Но на помощь пришли громкоговорители. Они и разнесли по кораблю горестный и тяжкий вздох собаки. Сразу можно было понять, как грустно Шарику, как он искренне сожалеет о случившемся. - Тогда давай разберемся вместе. Они честно пытались разобраться, но те отрывочные ответы, которые давал Шарик, не помогали общему делу, и Квач рассердился: - Все-таки он очень... несообразительный. И ненаблюдательный. Юрий жалел собаку и в то же время злился на нее - она могла испортить так хорошо начавшееся дело. И все-таки он должен был заступиться за нее. И он в сердцах подумал: - Тебе хорошо так говорить! Тебе уже четырнадцать лет. А ему всего лишь два года. Идет третий. Ты в его возрасте был более сообразительный и наблюдательный? - Неужели ему только два года? - удивился Тэн. - Всего два года? - донеслась мысль Зета. - Раз это так, ребята, значит, с ним нужно обращаться совсем по-иному. На него даже сердиться нельзя, - решил мудрый Миро. - Не сердитесь на меня, ребята, - подумал и сейчас же завыл Шарик. - Честное собачье слово, я сам ничего не понимаю. Мне очень плохо. Очень. Вы помогите... И он начал так скулить, что динамики на корабле задребезжали, а мудрый Миро мысленно приказал: - Замолчи! Успокойся. Сосредоточься и отвечай на вопросы. Что произошло, когда ты пришел на корабль? Чего тебе больше всего хотелось? - Есть! И пить. - Но ты же поел за общим столом. - Я стеснялся есть много, - ответил Шарик, и все видели, как виновато закрутился его обрубок хвоста. - Мне и сейчас очень стыдно. Но что я могу поделать? - М-да... Положение... Что же ты сделал? - Когда все заснули, я пошел на кухню. - А как ты узнал, где у нас кухня? - По запаху. Я же очень хорошо знаю запахи. Лучше, чем вы. - Это верно! - подтвердил Юрий. - Точно-точно. Есть по-вашему я тогда еще не умел, и поэтому я только напился... чего-то горького... и противного. - Что и где ты пил? - вдруг сурово подумал Миро и даже подался вперед. Похоже, его осенила какая-то очень важная мысль. - Сейчас же покажи, что именно и откуда ты пил. На экране было видно, как Шарик поднялся и попробовал повернуться, но это ему удалось не сразу - даже расширенная кухня была ему тесновата. Но он все-таки повернулся, загородив собой всю кухню. И тогда послышался крик Зета: - Товарищи, он выпил полколбы биостимулятора! Все, кроме Юрия, так и обмерли. Шлемы работали на полную мощность, но они ничего не усиливали, потому что у голубых космонавтов не было мыслей. Они были не то в ужасе, не то в оцепенении. Но так или иначе, они все-таки кое-что поняли, а Шарик еще ничего не понял. И от этого ему стало страшнее. - Я же очень хотел пить... а ничего жидкого... не было... И я тогда не знал, как нужно открывать кран... - отрывисто думал Шарик и скулил на весь корабль противным, прерывающимся басом. - Я же ведь тогда не знал, что уже умею разговаривать по-человечески. Простите меня... - Тут ему, наверное, стало очень страшно, и он заголосил навзрыд: - Спасите меня! Помогите мне! Я не хочу больше расти. У меня все косточки ломит. Помогите! Вы же люди! Вы все знаете! А я же простая собака. Да еще и маленькая. Это я только с виду большая собака. А на самом деле я маленькая. Мне всего-то третий годик. Шарик скулил и плакал огромными слезами. Эти слезы видел только Зет, потому что он был зажат огромной тушей Шарика на кухне. Именно Зет и прикрикнул на собаку: - Перестань реветь! Нужно экономить даже воду. А ты ревешь вон какими слезищами! Уже на целый обед наплакал. Шарик покорно перестал плакать, но еще тихонько, басом скулил. - Итак, все ясно, - наконец подумал Миро. - Что же будем делать? Как ты думаешь, Юра? Ведь это прежде всего твой друг. - Да. Это мой друг. И мне кажется, что если есть биостимулятор, то ведь, наверное, есть... и какой-нибудь другой, который действует наоборот. - Почему - наоборот? - не сразу понял Квач. - Ведь биостимулятор способствует росту. - Правильно. Способствует. Но ведь есть, наверное, и такой, который задерживает рост. Или даже заставляет расти... Ну, вниз, что ли. Вон бабушка у меня всегда говорит: "Стара стала, расти вниз начала". Вы такого не знаете? Космонавты переглянулись, и Миро неуверенно подумал: - Нет... такого антибиостимулятора мы не знаем. - Это вы не'знаете. А может, роботы знают? Как их зовут - запоминающие или информирующие? Давайте запросим. Но запрос ничего не дал. Вещества, которое заставляло бы живой организм уменьшаться, на корабле не было. Не было его, наверное, и на Розовой земле. До сих пор оно не требовалось. Поэтому, что нужно было делать, как поступать с Шариком, никто не знал. А он скулил и молил о помощи. Ему не хотелось расти. Он хотел быть маленьким. И во всем этом не было ничего удивительного. На каждой Земле все люди всегда хотели быть больше, умнее и сильнее, чем до сих пор. Того же они хотели от животных, от растений, от рыб. Ведь чем больше корова, тем больше она даст молока и мяса. Чем крупнее растение, тем больше оно принесет зерна, корнеплодов или волокна. А чем больше рыба - и говорить нечего: икра будет крупнее и вкуснее и балыки сочнее. Но ни на одной Земле не думали как сделать картошку или яблоко помельче, корову величиной с кошку, а всю рыбу превратить в мальков для аквариумов. Вот люди и не придумывали таких веществ, которые бы замедляли рост. Шарик нарушил правила, посамовольничал и вот теперь плачется. И помочь ему трудно. Пока будет действовать проглоченный стимулятор его роста, он будет расти и, значит, очень хотеть есть и пить. Потому что без еды и питья никакого роста быть не может. И наблюдающие роботы корабля будут с тревогой извещать: "Запасы белков на грани катастрофы. Экипажу грозит голод". "Воды не остается ни грамма. Экипажу грозит смерть от жажды". Да, здорово придумали люди Розовой земли - изобрели такой могучий стимулятор роста, который прямо-таки на глазах может превратить обыкновенную маленькую дворняжку в слона. Наверное, с таким стимулятором очень просто выращивать мясо и молоко и на Розовой земле, и на любой иной планете. Но голубые люди никогда не думали, что может произойти, если этого стимулятора выпить слишком много. Что ж делать?.. Люди на двух планетах - Голубой и Розовой - оказались одинаковы еще в одном: они не думали, что хорошее может породить плохое. А вот тут получилось именно такое положение. И как из него выходить, еще никто не знал. - Зет, сними с него электровозбудитель. Пусть спит. Мы пока ничего придумать не можем. Шарик вскоре захрапел, а Зет вернулся в уменьшившийся командный отсек и лег в свое кресло отдыхать. Ребята сняли шлемы и теперь думали в одй ночку. Но пока что никто ничего путного при думать не мог. Роботы молчали: они тоже не сталкивали^ с подобным положением. Ведь сами роботы мыслить по-новому не могли. Они могли думать только о том, что уже было и что можно приспособить к случившемуся. Такого еще не случалось, и они растерялись. Такое мо] ли решить только люди. Мыслящие существа Способные изобретать. А эти люди - четыре голубых и один белый - лежали и думали. А роботы - противные и сейчас бесполезные - бесстрастно сообщали, что положение с питанием на корабле катастрофическое. Такое, что продолжать полет просто опасно. Глава девятнадцатая. ЖИЗНЬ ТРЕБУЕТ РЕШЕНИЙ Да, жизнь требовала решений. И когда - после обеда или ужина, все рав но, - ведь время на корабле шло по другим космическим законам - ребята опять стал думать, Квач почему-то печально сказал: - Все равно... Все равно его не съешь. - Кого? - тревожно спросил Зет. - Н-ну... его... Шарика... - Ты что? Заболел? - приподнялся Зет. - Ты думаешь, что говоришь? - Ладно тебе. Я же сказал, его не съешь. Юрий прислушивался к этому разговору, и сердце у него сжималось. Но когда он как следует обдумал слова Квача, то решил, что ничего противоестественного с точки зрения науки в них нет. Ведь если все на свете состоит из атомов и молекул, а живые существа состоят еще и из особых, очень сложных белковых молекул, то, значит, из них же состоит и Шарик. И если Шарик, потребляя в химической кухне эти самые молекулы, так невероятно растет, то стоит заложить его самого в химическую машину, как они извлекут из него те же самые белковые молекулы. И порядок. Лети и ешь до отвала эти самые молекулы, в каких хочешь сочетаниях. Химическая кухня по твоему заказу сделает из них все, что угодно, хоть землянику. Все было так просто и так правильно, что у Юрия пробежали мурашки по спине. Шарик - молекулы животного белка! Шарик - атомы всяческих металлов и металлоидов, без которых не приготовишь котлет на химической кухне! Страдающий и взывающий о помощи Шарик - причина срыва космической экспедиции и, может быть, причина их гибели в черных глубинах космоса! Все поперепуталось, перемешалось, и разбираться во всем этом Юрию было страшно: ведь так можно додуматься до того, что правы людоеды - они тоже только и делают, что потребляют эти самые чертовы молекулы и атомы, которые накопили их сородичи. Ужас до чего можно додуматься! И Юрий закричал: - Братцы! На вашей Земле понапридумали столько умнейших вещей. Даже химическую кухню. Неужели на этой Земле не могут придумать что-нибудь такое, что может спасти нашего... ну, пусть не товарища, но все-таки... Голубые космонавты молчали, и Юрию начинало казаться, что они в душе уже решили, что Шарика нужно пропустить через химические анализаторы и разложить на удобные для приготовления пищи составные части. Все протестовало в Юрии, но в то же время он понимал и другое. Допустим, на Розовой земле ученые найдут антибиостимулятор. Выдумают. Синтезируют. Но как они пришлют его на корабль? Допустим, они пошлют вдогонку ракету. Но ей нужно догонять корабль несколько лет. За это время от всех путешественников не останется и косточек... Есть другой вариант - вернуться на Розовую землю. Но и на это потребуется опять-таки несколько лет. Значит, результат тот же. Как ни думай, куда ни кинь - везде клин. Везде одно и то же: погибнуть должны либо космонавты, либо Шарик. Это было неотвратимо и так логично, что Юрий даже не возмущался молчанием друзей. Он, как подсудимый, ждал их приговора. Ждал и дождался. - Юрий прав! - сурово сказал Тэн. - Нужно немедленно телеграфировать на Землю о создавшемся положении. Высший ученый совет нашей планеты что-нибудь придумает. - А если он запоздает? - спросил Миро и почему-то улыбнулся. - Что тогда? - Но нельзя же ничего не делать! - возмутился Зет. - Сидеть, думать и ждать, пока либо мы погибнем от голода, либо нам действительно придется пустить на молекулы... ну, не то чтобы товарища, но все-таки... - Не нужно прикидываться. Зет. Именно товарища. Шарик летит с нами. Он с нашей помощью научился, может быть... Ну, пусть еще не мыслить по-настоящему, но, во всяком случае, выражать некоторые свои мысли. Он почти мыслящее существо. А если учесть, что по сравнению с нами он очень молод, то можно представить, что с ним будет, когда он вырастет в нашей среде, когда он вместе с нами будет обучаться. Ведь такого случая в нашей истории науки еще не было. Как же мы можем лишиться нашего младшего и потому беспомощного товарища, который, в сущности, по нашему недосмотру попал в беду и просит нашей помощи. Зет кивнул и мрачно буркнул: - Ты прав, Миро... Нам должно быть стыдно, что в голову могли прийти такие мысли. - А чего ж тут стыдиться? - спросил Тэн. - Положение на самом деле отчаянное, и нам нужно сообща найти выход. Первым выход нашел Юрий. Нужно сообщить на Розовую землю. Второй подсказывает Зет - нельзя сидеть сложа руки и только ждать. Нужно делать еще что-то... - Что именно - вот вопрос, - усмехнулся Квач. - Что происходит на нашей планете, когда нужно поесть? - Как - что? Идут в столовую или пользуются доставкой на дом. Или сами делают то, что им нравится. - А что делаем мы, когда нам нечего есть? - все так же сурово допытывался Миро, и между его светлых бровей залегли тоже суровые складки. - Да, но здесь космос! - искренне возмутился Тэн. - Да, но у нас космический корабль, начиненный самой современной техникой. И все опять замолчали. Зет вздохнул и, как всегда, мягко протянул: - Миро прав. Снова прав. Для того чтобы нам добыть пищу и, значит, продолжить полет, нам нужно... - Понятно! - перебил Квач. - Но куда высаживаться - вот вопрос. - Вот это уже деловой вопрос, - улыбнулся Миро и опять стал суровым. - Значит, есть два предложения: немедленно послать телеграмму на Розовую землю. И в ней ничего не скрывать. И честно просить помощи. И второе. Немедленно пошевелить электронно-навигационную память нашего корабля и установить ближайшую к нашему курсу планету, на которой может быть жизнь. - И что тогда? - спросил Тэн. - А тогда мы высадимся на этой планете и пополним запасы молекул животных белков, жиров и... ну, чего именно, нам подскажут роботы. Предлагаю: полчаса на размышления, и тогда решаем. Но предварительно - кто за телеграмму на Розовую землю? Все четверо по очереди легонько стукнули по подлокотникам своих кресел-кроватей. И это можно было понять - когда на тебя навалилась гравитация, руки поднимать трудно: они как свинцовые. А звук при гравитации распространяется так же, как без нее. Стукнул - и проголосовал. - Кто за то, чтобы немедленно дать задания роботам? - Какие задания? - уточнил Зет. - Розыск подходящей планеты. Кстати, Юра, ты что, против первого предложения? - Нет, почему же... - смутился Юра. - Но я думал... Я как бы гость... Космонавты переглянулись, и Зет, вздохнув, махнул рукой. - Э-эх... Миро укоризненно посмотрел на него и покачал головой. Как ни растерян был Юрка, но он вдруг почувствовал, что в эту минуту Миро на корабле самый главный. Наверное, не только потому, что самый умный: Тэн, например, никак не глупее Миро. И не потому, что он самый смелый и решительный. Самым смелым и решительным, только, может быть, более грубоватым, чем нужно, хотя, кстати, именно это начинало нравиться Юрию, - настоящий мужчина все-таки должен быть чуточку грубоватым в своей смелости и решительности, - на корабле был, конечно, Квач. Миро казался самым старшим и самым умным, и не потому, что он был самым заботливым и самым добрым. Таким был, безусловно, Зет. И все-таки, хотя у Миро, кажется, и не было каких-то особых достоинств, именно он в эту минуту был капитаном корабля. Тем настоящим капитаном, слово которого было законом. Да что там слово! Жест, взгляд, намек - все могло быть законом, потому что он понимал всех и все понимали его. Но почему он понимал всех - это было неясно. Ведь все были разные, и среди этих разных Миро был тоже разным, но равным. А вот поди ж ты, в эти минуты он был капитаном. Хотелось даже встать со своего кресла-кровати, вытянуться и отдать салют. А потом решительно произнести: "Есть!" Но Юра, конечно, не сделал этого. Он только покраснел. А Миро начал говорить - медленно и задумчиво, как будто обращаясь не к Юре, а ко всему экипажу, и так, словно взглядом искал его одобрения и поддержки. И удивительно, ведь если он просил поддержки и одобрения, значит, он был как бы слабым, он как бы не решался безо всех что-нибудь сказать или сделать. Все это Юрий отлично видел и вместе с тем понимал: даже проявляя, кажется, настоящую слабость. Миро при этом становился еще более умным и сильным капитаном. Как это получалось, Юрий не понимал. Но получалось именно так. - Понимаешь, Юра, все, что ты рассказывал о своей Земле, заставляет меня думать, что ты какой-то отсталый. Ты только не сердись - я ведь не сказал, что я так думаю. Я только сказал, что меня заставляет так думать. Почему? А вот почему. Ведь ты рассказывал, что в той стране, в которой ты живешь, люди решают свои дела коллективно, сообща. А ты стоишь в стороне. Не то как наблюдатель, не то... - Да нет же! - перебил Юра. - Честное слово, нет! Я просто... - Нет, это не просто. Сейчас мы решаем самое главное, что только можно решать: сможем ли мы жить и, значит, выполнять свое задание' или не сможем. Вот в чем вопрос. А ты чувствуешь себя гостем. Что же получается? Ты милостиво предоставляешь нам ломать головы, принимать решения, рисковать, а сам сидишь и гадаешь, что у нас получится. И если не получится, то ты не будешь виноват - ты-то вместе с нами решений не принимал. Ты хороший. Значит, ты не несешь ответственности за неудачи. Но если у нас все получится, ты наравне со всеми будешь пользоваться этой Удачей - ведь ты же гость. С тобой обязаны обходиться как можно лучше. Так ведь получается? - Да нет же, нет... - простонал Юрка. Он был в отчаянии оттого, что его не поняли как следует. - Мы верим, что ты так не думаешь. Но ты так делаешь. - Но я же не знал... Мне же было просто неудобно... Я думал, скажут: вот, ничего еще не знает, а туда же... лезет. Кажется, еще два слова - и Юрка заревел бы. Космонавты опять понимающе переглянулись, и Тэн отметил: - Он прав. - Да. Так вот, Юра, - продолжал Миро. - Давай договоримся сразу - ты полноправный член экипажа. И ты не обращай внимания, что сегодня я вдруг как бы старший. Это произошло, наверное, потому, что, пока ты приспосабливался к обстановке, переживал за Шарика, Зет и Тэн дежурили, а Квач еще не отдохнул от посадки на вашу Голубую землю, я ничего этого не делал. Я просто спал и отдыхал. Вот, наверное, поэтому мозг у меня сегодня работает лучше, чем у других, и сегодня я как бы старший. А перед посадкой на вашу Землю таким старшим был Квач. Но заметь, Юра, раз и навсегда: в любой момент, а особенно вот в таких. отчаянных случаях у нас решает не тот, кто в эту минуту как бы самый главный, а обязательно все. Таков закон космонавтов. Конечно, большинство может принудить меньшинство. Говорят, что раньше так и делали. Больше того, на Земле так и нужно делать. А в космосе - нельзя. И ты знаешь, почему? - Откуда же... - А потому, что в космосе каждый должен быть уверен, что поступить по-другому не мог ни тот, кто почему бы то ни было стал старшим, ни сам космонавт. Каждый из нас должен быть до конца уверенным: то, что решили сделать, - единственно правильное решение. Без этого не будет настоящего сознательного отношения к делу. Без этого в каждом может появиться червячок сомнений. "А может, и не нужно так делать? А может, по-моему будет лучше?" И в самую трудную минуту, когда на него надеются все остальные, такой космонавт может упустить мгновение, подвести и погубить всех. Нет! Один из законов космоса прост: один за всех, все за одного! Предлагает один, а решают все. Без настоящей, сознательной дисциплины в космосе делать нечего. - Ну а вдруг я еще не все понимаю... Вдруг окажется, что я проголосую со всеми... за компанию, а в душе я все еще не уверен. - Тогда ты бесчестный человек! - жестко и презрительно сказал Миро. - Значит, голосуя, принимая решения, от которых зависит и твоя жизнь, и жизнь твоих товарищей, и все дело, которое поручено всем, ты кривишь душой. Скрываешься. В космосе это нетерпимо. У нас есть все, чтобы принять правильное, единственно правильное решение. Нужно только думать. Но если ты сомневаешься, сомневайся до конца! До тех пор, пока сам не поймешь: твои сомнения ничего не стоят. Вот расчеты, которые их опровергают. Или докажи другим, что твои сомнения правильны. Ты все понял, Юра? - Да, - твердо ответил Юра. - Ведь закон космоса и есть закон моей Земли. Только... Только мы не всегда его умеем выполнять. - А здесь мы будем выполнять его точно. Нерушимо. Значит, ты голосуешь за первое предложение? - Ну ясно. Я ж его и предложил.- - А как насчет второго предложения? Кто "за"? Все стукнули по подлокотникам, и только Юра воздержался. И все опять с недоумением и неодобрением посмотрели на него. - Я просто прослушал второе предложение, - сказал он. - Дать задание роботам... -Вспомнил, - перебил Юра, - подобрать планету. Я - "за". Он тоже стукнул по креслу, но ему уже не хотелось, как несколько минут тому назад, вскинуть ее в салюте и сказать: "Есть!" Теперь он знал, что Миро - как все. И если он сейчас капитан, то в другое время капитаном может стать каждый. Для этого нужно только одно - быть как все. Но даже в самых гордых своих мечтах, промелькнувших в эти секунды, у Юрия не было самой сокровенной: придет время - и я тоже стану капитаном. Юра уже понимал, что ему вначале нужно стать как все. А эти все ушли от него очень далеко - они больше знали. Но знания - дело наживное. А поэтому, хотя мечта даже не мелькнула, она все-таки жила в Юрии. - Полчаса на размышления, - сказал Миро и смежил глаза. Дежурный Тэн пошел отправлять телеграмму и давать задание роботам. На корабль нахлынула тишина. Такая полная, такая раздумчивая, что даже гул двигателей и тот уже не слышался, как в ночной степи не слышится звон кузнечиков - он становится частью огромной торжественной тишины. Наконец, как показалось Юрию, смущенно откликнулись запоминающие роботы - астронавигаторы. В их бездонной электронной памяти, конечно, нашлись планеты, на которых были жизнь и даже цивилизация. В свое время их открыли космические путешественники Розовой земли и вложили в электронную память роботов. Но вся беда в том, что все эти планеты были на расстоянии десятков, а то и сотен световых лет пути от курса корабля. Ничего подходящего поблизости роботы не знали. - М-да, - покачал головой Квач, - поло-женьице. - Подождем, что скажут следящие и анализирующие астророботы, - решил Миро. Эта группа роботов сработала быстро. Они доложили, что в сфере их наблюдения нет ни одной планеты, на которой возможна цивилизация, - на это указывают беспрерывно производящиеся радио- и спектральные анализы. Нет также и планет, на которых существовала бы простейшая или сложная жизнь доцивили-зационного периода. Пока они докладывали свои неутешительные данные, ребята молчали, и Юрий, грешным делом, опять подумал о Шарике - неужели его все-таки придется превратить в молекулы? Он даже вздрогнул от этой мысли и заставил себя думать о чем-нибудь другом. "Ведь есть же запас растительных белков. Может, продержимся? Выживем? А там придет ответ с Розовой земли, и Шарик будет спасен". И тут роботы доложили, что несколько в стороне и, главное, уже позади корабля промелькнула довольно подходящая планета, на которой имеется атмосфера, сходная с атмосферами Голубой и Розовой планет. Больше того, солнце, вокруг которого она вращается, дает ей достаточное количество тепла и прочих излучений. На самой планете, безусловно, имеется вода, существуют и многие газы, хотя, к сожалению, содержание углекислого газа, по крайней мере в верхних слоях ее атмосферы, несколько увеличено. Это дает основание думать, что на планете существует или простейшая жизнь, или, что более вероятно, уже появились животные. -Так что... Решайте сами... - Итак, - медленно сказал Миро, - решать действительно нужно самим. Прикинем. Возвращаясь, мы потеряем несколько дней. Двигаясь дальше, рискуем очень многим. Может быть, всем. Думайте. Думали честно. Думали много. Думали и молчали. Пожалуй, труднее всех думалось Юре, потому что перед ним все время стоял Шарик. И еще нечто, что он хотел вспомнить - и не мог. Оно, это нечто, все время крутилось в мозгу, сверлило его, а в руки не давалось. И вдруг совершенно неожиданно пришло главное. - Товарищи! - сказал Юра. - Если есть растительные белки, значит, можно делать хлеб! Космонавты поняли Юрия не сразу, и он подсказал: - Но ведь вы же помните, как все восхищались анализами хлеба. Ведь информацию о нем передали на Розовую землю. - Ну и что? - Как это - что? Если у нас есть запас белковых растительных молекул... - А ты вспомнил, как нужно печь хлеб? - Нет... Но ваши химические роботы обещали развести дрожжевых грибков вдоволь. Неужели мы не научимся? Голубые космонавты задумались. Мудрый этот час Миро заговорил первым: - Это все правильно. Но... Но дело еще том, что мы не знаем, как наши организмы будут усваивать хлеб Голубой земли. - Но ведь землянику эти самые организмы усваивают. - Это не одно и то же. Земляника - ягода, плод. А дрожжевые грибки - совсем другое. Юрию уже казалось, что Миро нарочно сомневается, нарочно не хочет принять его предложение, которое, если посмотреть на него без предубеждения, яснее ясного. И поэтому Юрий почти закричал запальчиво и даже обиженно: - Сомневаться можно в чем ты хочешь! Но если сомневаешься, нужно попробовать. - Проверить можно, но... - протянул Тэн. - Вот именно, - кивнул Миро. - Проверить можно, но... ведь на проверку нужно хотя бы несколько дней. Это даже в том случае, если ты научишься печь этот самый хлеб. Понимаешь - мы проверяем все на себе, а корабль летит. И мало того что летит, но еще и набирает скорость. Продолжает разгон. И вдруг оказывается, что наш организм усваивает хлеб плохо. Или даже больше того: дрожжевые грибки, которые мы никогда не употребляли в пищу, нам просто вредны. - Ну а если... - перебил Юрий. - Давай проверим одно "если". Так вот, что произойдет в том случае, если хлеб не окажется таким подспорьем нашему путешествию, как надеешься ты? Что тогда? - Поворачивать назад, - жестко сказал Квач. - Верно, значит, опять терять несколько дней да плюс еще денек-другой на торможение. Ты знаешь, что будет с Шариком? Если он так вырос за несколько дней, что может произойти позже? Есть важное правило космических путешествий: все замечай, запоминай, исследуй, но попусту не рискуй. Вот почему рецепт хлеба мы прежде всего передали на Розовую землю. Там его изучат, и, может быть, мы и возьмем его на вооружение. Но только после проверки. Все понятно? Что ни говори, а Миро опять оказался самым мудрым в этот день. Конечно, было очень обидно и неприятно. Если говорить честно, Юрий уже забыл о своей первой неудаче и был уверен, что хлеб, одно из лучших изобретений Голубой земли, поможет голубым людям преодолеть трудную минуту, спасет Шарика и вообще все перевернет вверх дном. А если пойти дальше и заглянуть в Юркину душу поглубже, то можно выяснить, что он при этом как-то затаенно даже от самого себя мечтал, что при такой победе этого лучшего изобретения в космосе он тоже кое-что приобретет. Станет как бы старше, умнее и, значит, уважаемей. И вместо уважения он сел в лужу - так и не сумел вспомнить, как же нужно печь хлеб. Да, оказалось, что в жизни далеко не все так просто, как это кажется на первый взгляд. Даже самое лучшее изобретение нужно не только изучить и освоить, но и применять, подумав. И как это ни неприятно, как это ни пахнет бюрократизмом или старческой осторожностью, приходится соглашаться - Миро прав. Мало знать, нужно еще и уметь. Чего ж удивляться, что через полчаса он тоже постучал о подлокотник и утвердил общее решение - возвратиться и приземлиться на неизвестной планете. Это тоже был риск. А вдруг на этой планете ничего нет и приземление окажется бесполезным?! Но даже в этом случае оно сможет принести кое-какую пользу: сигналы Розовой земли догонят их быстрее; космонавты смогут точнее обследовать окружающие планеты и, может быть, все-таки найти такую, где есть хотя бы самая скромная жизнь; наконец, на планете есть много газов и, значит, имеются и многие элементы Периодической системы. Может быть, даже все. В этом случае химическая кухня корабля хоть и с трудом, но сможет изготовить необходимый запас молекул растительных белков и углеводов, а потом превратить все это в тот же самый хлеб. Нет, высаживаться им необходимо. Без продуктов далеко не улетишь. Глава двадцатая. ПЛАНЕТА КРАСНЫХ ЗОРЬ Команды были отданы. Астронавигацион-ные роботы рассчитали траекторию и режим полета. А когда рассчитали, то выключили все двигатели. Корабль теперь летел по инерции, медленно разворачиваясь по огромной кривой. Где-то далеко впереди, а скорее, даже сзади, потому что кривая, на которую выходил корабль, в конечном счете приводила его назад, должна произойти встреча корабля и планеты. Расчеты показывали, что на это потребуются по крайней мере земные сутки: уточненные данные, которые представили роботы, показывали, что планета движется вокруг своего солнца по слабо вытянутой орбите. - Значит, на планете, - сказал Миро, - короткая зима и не очень жаркое лето. Такие условия могут создать очень интересные формы жизни. Посмотрим. Чтобы смотреть на эту неизвестную жизнь во все глаза, прежде всего решили как следует выспаться. Высадка на планеты всегда сопряжена с риском. Возможны всякие неожиданности и приключения, и, значит, нервы должны быть в полном порядке. Вот почему спали все долго и очень сладко. Юрка даже снов не видел - так хорошо ему спалось. Да иначе и не могло быть. После того как корабль прекратил разгон, исчезли перегрузки. На земных космических кораблях в эти минуты наверняка наступило бы состояние невесомости. А на этом корабле невесомости не было: роботы включили гравитационные установки, и в отсеках установился облегченный гравитационный режим. Режим, когда нет ни сильных нагрузок, ни невесомости. Так - серединка наполовинку. Тело было легким и как бы раскованным. Дышалось необыкновенно свободно. Когда Юрий проснулся, у него было такое состояние, словно сегодня большой праздник, который он встретил достойно - отличными отметками, выигрышем в футбол или хоккей. Ему казалось, что его ждут новый костюм и какие-то очень интересные и нужные ему подарки. И в то же время это необыкновенное настроение нельзя было назвать праздничным, потому что в праздник всегда хотелось поваляться в постели, подумать о том, как он ничего не будет делать... В этот день все было как раз наоборот. Юрию очень хотелось заняться чем-то очень важным, сложным и интересным. Причем заняться немедленно, не теряя ни минуты. И, ощущая в себе заряд этой веселой и в то же время сосредоточенной энергии, он вскочил с кресла-кровати и, не рассчитав прыжка, сразу очутился у дверей в коридор, который вел на кухню. - Ты что? - усмехнулся Зет. - Дружка дошел проверить? - Да нет... просто... - Учти, после перегрузок такой переход у нас обязательно кончался тем, что мы набивали себе шишки и синяки. Так что осторожней. Но особенно осторожничать не пришлось - проснулись остальные. Быстро позавтракали, посуда и столы растворились в полу, и Квач с неожиданным диким криком повалил на пол Тэна и Миро. Представить себе, что голубые люди могут просто баловаться, Юрий почему-то не мог и поэтому с тревогой посмотрел на Зета. Но тот тоже закричал, гортанно и воинственно, и лихо, как наездник, вскочил на Квача. Сам не зная почему, наверное, потому, что и его тоже распирала накопленная в вынужденном безделье энергия, Юрий ринулся в кучу малу. Все пятеро визжали, сопели, катались и выкатывались, а потом разбежались, и тут Миро бросился к стене. Он нажимал на все кнопки подряд, и разноцветные огоньки на стенах заметались как сумасшедшие. Стены дрогнули и поползли, образуя длинные коридоры. Вероятно, все помещения, которые были так или иначе свободны в этот момент, выжимались этими движущимися стенами, освобождая все большее и большее пространство. Зет бросился куда-то в отсеки и вскоре вернулся с теми самыми луками и стрелами, которые Юрий видел у него на Голубой земле. - Послушайте, откуда у вас луки и стрелы? - спросил Юрий. - У вас охотятся с луком? - Тумус! У нас об охоте можно прочесть только в старых книгах. - Ладно, пусть я тумус. Но откуда же у вас луки? Из старых книжек? - Нет, когда мы снижались над вашей Землей, то через телеобзорную систему увидели, как на одном из островов почти голые люди стреляют из луков. Нам понравилось, и вот... - Значит, с нашей Земли вы везете два изобретения - луки и хлеб. - Выходит, - рассмеялся Миро. - Поэтому есть предложение - открыть соревнование. - Подожди! - крикнул Квач. - Нужно размяться. Сотворим горку? - Валяй, - решил Миро, и Квач прыгнул к стенам. И тут же произошло нечто совершенно новое - пол стал горбиться, а в конце все удлиняющегося и расширяющегося помещения круто, как гребень волны, взметнулся к самому потолку. Квач разбежался и, прыгая по горбам-волнам, с разбегу взлетел на гребень почти к самому потолку, но не удержался и покатился вниз. За ним ринулись остальные. Юрий тоже прыгал, как и все, с горба на горб, ощущая необыкновенное, как во сне, замедленное и очень плавное движение. Когда, отталкиваясь от горба, он взлетал вверх, ему удавалось поболтать ногами в воздухе, а когда опускался, то очередной горб приближался медленно, и у Юрия оставалось время, чтобы рассчитать свой следующий прыжок. Наверное, поэтому он дальше всех взбежал на гребень. Он был так крут, что Юрий наверняка опрокинулся бы и покатился вниз, но он успел поднять руки и прижаться ладонями к потолку. Стоять в таком положении было очень неудобно и все-таки очень приятно: как-никак, а он оказался единственным, кто сумел добраться до самого верха. Наверное, это понял коварный Квач, потому что он крикнул: - Юрка! Сзади! Что было сзади. Юрка не знал. Он резко повернулся, чтобы посмотреть назад. Равновесие было потеряно, и Юрка покатился вниз. Конечно, если бы он падал с такой кручи на Земле, он наверняка набил бы себе синяки и шишки. Но тут сила тяжести была ослаблена, и он мягко и весело перекувырнулся через голову, на спине влетел на очередной горб-волну и остановился на его верхушке. Космонавты хохотали. Не обидно, но хохотали - лицо у Юрия и в самом деле было огорченным, растерянным и в то же время ожидающим. Это, наверное, оттого, что, падая, он ожидал, что стукнется по-настоящему. Но этого не случилось. Только теперь он понял, что самым приятным в этом соревновании было не то, чтобы взобраться как можно выше и как можно дольше продержаться на гребне, а чтобы мягко и не больно, как в полете, скатиться вниз. Игра опять научила его, что на корабле, даже в шутку, даже на минутку, нельзя резко. выделяться среди других, подчеркивать свою победу. Не победа важна. Важно общее настроение. Наверно, поэтому во время стрельбы из лука Юрка поначалу действовал без особого удовольствия и даже с осуждением косился на голубых товарищей, которые, увлекаясь, спорили, чья стрела попала в центр круга-мишени; ее нарисовал прямо на стене Тэн. А потому, что стена была или металлическая, или биометаллическая, деревянные наконечники стрел не оставляли на ней следов. Юрке это казалось не важным: важно было общее настроение. Но постепенно и он увлекся и тоже начал спорить, доказывать, что именно он попал прямо в центр круга. И тут поднялся такой шум и гром, какой бывал только на расчищенном льду реки, когда встречались хоккейные команды соседних классов. Сразу забылось общее настроение - очень важным стало личное положение в соревновании. Наверное, поэтому в конце концов было установлено, что в мишень Юрий попадал чаще других. И гордился он этим не меньше, чем в свое время победой на ледяном поле. - Здорово, -задумчиво протянул Квач и обратился к Зету: - Придется теперь ему заниматься... - Придется, - вздохнул Зет. - Такие уж правила. И видно было, что правила эти ему не очень нравятся, но он подчинится. Вздохнув, Зет протянул Юрке лук и стрелы. - Держи. Раз ты стреляешь лучше всех - держи и заботься как следует. Юрка, конечно, взял лук и стрелы - раз правила, значит, правила. Но не подивиться этим правилам не мог. Выходило, что победитель в соревнованиях получал не приз или какое-нибудь облегчение, а, наоборот, новые обязанности. Стоило ли стараться? Но с другой стороны, ведь если человек лучше всех овладел луком, то кто же надежней будет ухаживать за ним? Выходило, что даже в соревновании главным все-таки было общее настроение, в конечном счете все та же забота одного обо всех, как и всех об одном. И хотя не все было привычно в этих правилах, в самой их основе Юрию опять услыпп лось то знакомое, о чем он не раз слышал своем маленьком городке. И он взял лук и стрелы - первые вещи на космическом корабле, за которые он отвечал перед всеми. Пожалуй, в этом и в самом деле было что-то настоящее, от чего веяло большой дружбой. Но как это часто бывало во время путешествия, обдумать случившееся Юрий не успел - металлический голос роботов оповестил космонавтов: "Объект приземления появляется в поле прямого зрения". Ребята посмотрели на экран внешнего обзора. В левом его обрезе, как лампочка в карманном фонаре со слабой батарейкой, багровела недобрая загадочная звезда. В стороне от нее светилась маленькая, но необыкновенно яркая и потому голубоватая звездочка. И хотя роботы молчали и ничто на экране не могло подсказать решения, Юрий сразу понял: недобрая, мутно-красная звезда - это и есть планета, объект приземления. Голубоватая от яркости звездочка - то самое солнце, вокруг которого вращается планета. Почему он это понял? Трудно сказать... Но, наверное, потому, что хотел он этого или не хотел, а он все время думал о космосе. Космос незримо присутствовал в Юрке, жил в его мыслях и чувствах. Чего ж удивляться, что в конце концов в Юрии проснулся космический инстинкт. И как всякий инстинкт, он не требовал особых объяснений. Он срабатывал как робот - вовремя, безотказно и точно. И, повинуясь этому новому для него космическому инстинкту, Юрий прикинул, сколько времени им еще лететь до планеты. Но он не успел сделать этого, потому что Зет решил; - Пора готовиться к посадке. И никого это не удивило. Квач решил: - Беру на себя вездеходы и оружие. - За мной приборы и оборудование, - сказал Тэн. - Хорошо, - согласился со всеми Зет, - Миро - в резерве, Юрий - наблюдение за нами. И все поняли - сегодня самым главным, самым старшим является Зет. Почему? Кто ему дал право? Об этом никто не спросил. Даже Юра. Просто Зет сам чувствовал, что сегодня он сп