гие женщины вполголоса спорили  между собой,
вернее, даже не спорили, а упрекали друг друга и ушедшую^  Виктор проснулся.
Он  посмотрел на сидящих, осмотрел все  восемь углов комнаты и вздохнул. Обе
женщины покосились на него, а Виктор сел на кровати и вежливо поздоровался.
     - Скажи, - строго спросила вторая женщина, - сколько ты выпил молока?
     - Два стакана.
     - Почему два? Ты отобрал второй стакан у младшего?
     - Ничего  я не  отбирал...  - удивился Виктор: оказывается, и на  чужой
планете имеются взрослые, которые, ничего не зная, все сразу понимают.
     -  Но почему  же  ты выпил два стакана, если  у  каждого было только по
одному стакану? Значит, ты заставил кого-то отдать тебе молоко? Почему?
     - Да  никого  я не заставлял! - теперь  уже  обиделся Виктор.  - Просто
Андрей не любит молоко, вот он мне и отдал.
     - А что же любит Андрей? - ехидно улыбаясь, приставала женщина.
     - Андрей любит яблоки. И я поэтому ему отдал яблоко.
     - Значит, вы поменялись продуктами?
     - Н-ну... выходит.
     - А ты любишь яблоки?
     - Люблю...
     - Тогда мне  непонятно, почему ты отдал любимые тобой яблоки за то, что
у тебя уже есть? А может быть, ты любишь молоко больше, чем яблоки?
     Она  говорила  так непререкаемо-требовательно, так строго  смотрели  ее
темные глаза, а блестящее, но покрытое странными крапинками лицо - как будто
на хромированном бампере  автомобиля  выступили первые  признаки коррозии  -
казалось  таким  неприступным,  что  Виктора  оставила  серьезность,   и  он
загрустил.
     Ну как ей объяснишь, что он любит  все, кроме вареного  лука,  а Андрей
сам не знает, что он  любит сегодня и что будет  любить  завтра. Но если ему
сегодня  хочется яблок,  так почему не  уступить товарищу?  Пусть ему  будет
приятно. И зачем все это нужно этой тетке с крапинками на лице?
     Виктор,  конечно,  не  знал, что крапинки  эти всего лишь  обыкновенные
местные веснушки.
     Но  в  это  время  вошла  самая красивая  женщина  с  маленьким плоским
телевизором в руках. Она поставила его на стол и сказала:
     -  Вот полюбуйтесь и успокойтесь. Вполне нормальные  дети, которые  уже
нашли себе товарищей и подруг.
     На небольшом,  но  четком цветном экране Виктор увидел и разнофигурные,
разноцветные поля и сады, и странное, оранжеватое  небо и, главное,  лятуев.
Два  из них мирно  паслись  у  края  большого поля.  Потом появился домик и,
наконец,  комната,  в которой не то колдовали  над  приборами, не то спорили
Андрей и Крайс.
     Потом  показались Валя и Пепа.  Они подскакали  к полю, Пепа  лихо, как
цирковой  наездник,  соскочила  с  лятуя и помогла  сойти  Вале.  Та  смешно
поболтала ногами и с трудом спрыгнула на землю. Вдвоем они пошли к мальчикам
в дом, а потом все вышли из него.
     -  Это  ничего  не  значит,  - сказала самая  строгая  женщина. - Важно
другое. Мы провели тут кое-какие  исследования и установили, что наши гости,
к сожалению, не всегда могут мыслить вполне логично.  Например, этот мальчик
не  мог  нам объяснить, почему он отдал своему товарищу яблоко, которое он и
сам любит, в обмен на молоко, которое он тоже любит.
     - Что же  он должен объяснить? - удивилась  самая красивая. - И что  он
должен был сделать? Отобрать молоко и не дать яблока? Или  уж сразу отобрать
и яблоко, и молоко?
     - Ну этого я не говорю... - уклончиво повела плечами веснушчатая.
     Молчавшая до сих пор женщина махнула рукой и сказала:
     - А-а... Все  это ерунда. Отдал потому, что второму  сегодня захотелось
яблок.  Вот  и  все.  Д не  отдал бы - второй  наверняка  бы ныл.  Верно?  -
обратилась она к Виктору.
     - Может быть, он бы и не ныл,  но...  Он у нас вообще такой... - Виктор
повертел пальцами, - легкий...
     И все почему-то поняли его и рассмеялись. Самая красивая спросила:
     - Ну ты как? Поедешь к товарищам или займемся чем-либо иным?
     Виктор все время косился на телевизор и  следил, чем заняты на странном
поле ребята. А они там  о чем-то поспорили, потом посмеялись, потом  пошли в
домик. И ему очень захотелось к ним... Очень.
     Но женщина вкрадчиво сказала:
     - Что ты  скажешь,  если  мы, пока они там возятся на  поле,  слетаем к
экватору  и ты как  следует познакомишься с Мембой?  А  потом расскажешь обо
всем товарищам.
     Что  ж... Она  говорила  дело...  Если  Виктор  сейчас присоединится  к
товарищам,  то  они  наверняка  уже  знают нечто  такое, чего  Виктор  и  не
предполагал, и ему останется  только слушать. А если он и сам узнает кое-что
новое, то  при встрече  им  будет о чем  рассказать друг  другу. Они  станут
вровень.
     Но тут Виктор  слегка  смутился:  получалось, что он хочет узнать новое
только для того, чтобы оказаться не хуже других. Он как бы заранее собирался
соперничать с друзьями. Плохо это или хорошо, он  не  знал, а потому перевел
дыхание  и  подумал, что, когда они  вернутся на  Землю, важно  привезти как
можно больше знаний и наблюдений. И вот, если они будут все время вместе, то
знаний и наблюдений  будет в  три раза меньше, чем  если бы  они действовали
каждый в одиночку.
     Кажется, эта  мысль была верной...  Но  она тоже не слишком понравилась
Виктору.  Не  очень-то приятно разлучаться  с друзьями  даже ради знаний.  И
все-таки он кивнул. Уж очень ему хотелось полетать над неизвестной планетой.




        Глава десятая. ОКАЗЫВАЕТСЯ, НЕ ВСE НАОБОРОТ




     Трава  на  поле или  на  лугу  -  Андрей  еще не знал,  как  называется
по-мембски этот участок земли, на который они  прискакали,  -  была высокой,
почти в рост  ребят,  и очень  густой. Стебли  росли плотно  друг к  другу и
кончались розовато-синеватой метелочкой с соцветиями, а вся трава отдавала в
голубизну. Над полем вились тучи насекомых, похожих на земных шмелей - такие
же мохнатые и  большие. Только у мембских шмелей  на головке, кроме хоботка,
рос еще и рог. Они ловко  продирались этим  рогом среди  соцветий, стряхивая
ими цветочную пыльцу или раздвигая чашечки цветов, а уж потом запускали туда
хоботок.
     - Любишь мед? - спросил Андрей.
     -  Конечно!  -  засмеялся Крайс.  -  Только  его  много  не  разъешься:
начинаешь потеть.
     - Это точно! -  обрадовался Андрей. Все-таки и на Мембе многое походило
на земное. - Особенно живот потеет.
     Оба рассмеялись, и Андрей попросил:
     - Ну а теперь рассказывай, что тут нужно делать и как.
     Крайс вынес из дома приборчики и сказал:
     - Вот этой палкой мы сейчас определим влагонасыщенность почвы. Делается
это просто.  Втыкай палку  в землю  и следи за шкалой. Если синий столбик (а
вся шкала  была  похожа на обыкновенный  термометр,  только на  нем было два
столбика  -  красный  и  синий)  поднимается  выше  черты  -  значит,  влаги
достаточно. Если ниже - значит, нужно поливать.
     - Сколько поливать?
     -  А  вот видишь, тут  на  палке написаны  формулы.  Подставляй цифры -
результаты измерений - и решай, сколько  нужно  поливать.  Правда, для этого
следует  еще  знать  температуру почвы. Но  ее  тебе  сразу  покажет красный
столбик. И  еще нужно узнать, какая температура воздуха будет ночью и завтра
днем. Об этом справишься по телевиду. Пойдем.
     - А это еще что за штука? Крайс пожал плечами:
     - Ну, это  вроде  телевизора... Только телевизор -  развлекательный,  а
телевид - служебный. И - учебный. Набираешь  номер программы, включаешь и...
Но ты  еще узнаешь, как с ним  обращаться, когда я начну  зубрить геометрию.
Сейчас важно другое. Ты наконец понял, как нужно ухаживать за полем?
     - Да я-то  понял... почти... Но я  не понимаю, зачем тут нужен человек?
Ведь все  можно поручить автоматам.  Пусть  они определяют, пусть включают и
выключают.
     - На некоторых полях у нас так и сделано. А вот на таких, небольших или
засеянных капризными культурами, автоматика не подходит:  слишком она сложна
и  делать ее  очень  долго.  Быстрее  и надежнее  работать человеку. У  нас,
понимаешь ты,  прежде чем  применить автоматику, обязательно  прикидывают, а
удобно ли? А  стоит ли? Вот это поле - корм  для  лятуев. Нужно успеть снять
три его урожая. А  на следующий год здесь  будет хлеб для людей. Снять нужно
уже два урожая.
     Для выращивания корма важен  каждый час, а  для хлеба - и день потерять
не страшно. Значит, хлеб будет обслуживаться автоматикой.
     - Послушай, но ведь хлеб-то осыпется... Если перестоит хоть день.
     -  Не-а, -  беспечно ответил  Крайс. -  У нас такие сорта выведены,  не
осыпающиеся, хоть месяц будут  стоять... Ну вот... А после хлеба на этом  же
поле посадят овощи. И вот тогда тут будут работать, наверное, человек десять
ребят - нужно ведь ухаживать за  каждым растеньицем, следить и понимать, как
оно развивается и чего ему не  хватает. Тут  уж совсем автоматики не  будет.
Понимаешь?
     - Кое-как... - признался Андрей и погрустнел: он окончательно убедился,
что  все его знания  и догадки,  такие точные на  Земле,  на этой планете не
срабатывают. Здесь живут веселые, но умные  люди.  С  ними  думать  и думать
нужно.
     Вот так Андрей оказался  на Мембе в положении эксплуатируемого ребенка.
Он определял влажность, мучительно  вспоминая школьные уроки, рассчитывал по
формулам,  а   то   и  просто   с  помощью  алгебры,   как   нужно  поливать
голубовато-зеленое  поле, какие  микроэлементы  - марганец,  германий, серу,
железо, чуть  ли  н<  половину  менделеевской  таблицы  элементов  -,  нужно
растворить в воде перед поливом, а какие  распылить. Все оказалось совсем не
так просто. И, попыхтев как следует, Андрей показал свои расчеты Крайсу. Тот
бегло посмотрел на них, кое-какие пересчитал и внес поправки.
     -  А в общем  ничего...  Разбираешься. Теперь пошли  в  домик и  узнаем
расчетную погоду, а уж потом начнем поливать и распылять.
     Они вошли в домик.  На его стенах - небольшие пульты с приборами. И под
ними  -  машины:  насос,  распылитель.  Рядом -  два  экрана,  один большой,
телевизионный, другой поменьше - телевид. Возле них - что-то вроде телефона.
     Крайс  набрал  нужный  номер,  и  маленький  экран  осветился.  На  нем
появилась  карта,  перечеркнутая  линиями  изобар,  почти  таких  же,  какие
возникают и  на экранах земных телевизоров,  когда  передают прогноз погоды.
Крайс записал нужные цифры и решил:
     - Все в порядке. Существенных изменений не предвидится. Пойдем к пульту
и начнем полив.
     Он опять нажимал на кнопки и щелкал тум-блерочками. Насосы загудели,  и
за окнами  домика  зажурчала вода. Над  полем  встали веселые радуги. Совсем
такие же, как и на Земле, - семицветные.
     - А теперь ты мне не мешай. Займусь треугольниками.
     Крайс опять пощелкал кнопками, и телевид откликнулся приятным голосом:
     - Урок по требованию. Треугольники. Общие положения...




        Глава одиннадцатая. ВСЕ ПОШЛО КУВЫРКОМ




     К  сожалению,  позаниматься  Крайсу не  пришлось - к  домику прискакали
девочки. Все  пошло кувырком. Пепа сейчас же затараторила с такой быстротой,
что автоматический переводчик стал попискивать: он не рассчитывался на такую
стремительность.
     Разговаривая, вернее,  болтая,  Пепа все время смотрела на Андрея. И  в
этом не было ничего удивительного: она в первый раз видела мальчика с другой
планеты и даже из иной солнечной  системы.  Но чем дольше она смотрела,  тем
надежней убеждалась, что инопланетянин почти такой же, как и мембяне. Только
кожа у него не серебряная, а смуглая от загара. И глаза у Андрея были совсем
такие  же, как и у  некоторых других,  знакомых Пепе, мальчишек -  серые,  с
несколькими коричневыми  точками на  радужке.  И  это показалось Пепе  таким
интересным и удивительным -  подумать  только! Мальчишка с другой планеты, а
почти  такой  же,  как и мембянские мальчишки!  Пепа почувствовала некоторую
неловкость: уж очень она  пристально  рассматривала Андрея.  Поэтому  щеки у
Пепы стали  золотиться, что, как известно, означало  на  Мем-бе, что человек
краснеет. Она стала говорить медленней, сбивчивей и золотилась все сильней и
сильней.
     Андрей, конечно, заметил, что его пристально  рассматривает  мембянская
девчонка.  Он  поначалу  тоже  слегка   покраснел   и  хотел  было  Украдкой
осмотреться: может, она увидела на нем что-нибудь смешное,  но вспомнил, что
он  в  костюме-скафандре и, значит,  ничего смешного быть  не может.  Только
после этого он кавв следует рассмотрел Пепу.
     Она оказалась... ничего  себе, с золотистыми пухлыми щечками и большими
голубыми  глазами. Андрей на Земле читал очень много  и давно заметил, что у
большинства  положительных  книжных героинь  бывают  голубые глаза. А вот  в
жизни ему  не  приходилось  встречаться  с  девчонками,  у которых  были  бы
действительно  голубые  глаза.  Карие,  желто-зеленоват  то-кошачьи,  серые,
голубоватые,  водянистые,  черные и даже в крапинку глаза он видел, а  чисто
голубые не встречались.
     А у Пены были голубые. И  ни на что не похожие. Можно  было бы сказать:
"как небо". Но ведь небо постоянно меняет свой цвет, а  на Мембе оно и вовсе
было не голубым, а скорее оранжевым.  Можно было бы сказать: "как васильки".
Но Андрей никогда  не видел цветов  сорняка под названием "василек". Словом,
Пепины глаза можно было  бы  сравнить со  многим, но Андрей  не делал этого,
потому что эти глаза были просто большими и  голубыми. Да еще и меняющимися.
Они то сужались и темнели, почти синели, то расширялись и светлели. Попробуй
сравни...
     Естественно, Андрей  не стал искать  сравнений.  Он  почувствовал, что,
если такие необыкновенные глаза смотрят на него с таким вниманием, он должен
сказать, сделать  или  совершить нечто  в высшей  степени  привлекательное и
замечательное.  От этого  у него слегка вздрогнули коленки, голова чуть-чуть
закружилась и во всем теле произошло странноватое ослабление.
     Но Андрей  недаром  был  мальчишкой с  далекой планеты Земля. Он сразу,
отчаянным  усилием  воли,  поборол  это  ослабление  и  понял,  что  сказать
что-нибудь  необыкновенное на этой планете, скорее всего, он не сумеет.  Это
на  Земле  можно было поражать знаниями своих  товарищей. А здесь все как-то
по-иному.
     Сделать нечто необыкновенное ему тоже не  придется, хотя бы потому, что
он  еще  не  знал,  что  здесь  обыкновенное,  а  что необыкновенное.  Могло
случиться и  так, что  то, что на Земле  посчиталось  бы необыкновенным,  на
Мембе оказалось бы самым заурядным и вызвало только усмешку. А быть  смешным
Андрей не хотел. Поэтому  он,  против обыкновения,  промолчал, уставившись в
удивительные, так никем и не описанные глаза Пепы.
     Пепа конечно  же  заметила это внимание, потупилась и опять стала не то
чтобы очень оживленной, а, скорее, деятельной. Ей, вероятно, тоже захотелось
сделать  что-либо  необыкновенное.  Но она  предпочла  что-нибудь сказать  и
потому напала на Крайса:
     - Ты опять не занимался геометрией? Голос ее звучал довольно противно и
в то  же время так, словно она имела некоторое право командовать  товарищем.
Андрей наверняка бы возмутился и в  ответ  сказал бы нечто ехидное. Но Крайс
только чуточку позолотел:
     - Ну понимаешь... мы тут... А тут как раз вы... И вот...
     - В конце концов, это твое личное дело! Но ты понимаешь, что  сегодня в
клубе... Ребята опять станут смеяться.
     Андрей и Валя переглянулись: какое отношение может  иметь  геометрия  к
клубу?  Но Крайс и Пепа этого не заметили. Они только! посмотрели друг другу
в глаза и кое-что  поняли, потому что  Крайс вздохнул и пошел в домик, чтобы
снова набрать номер повторной учебной программы "подобие треугольников".
     А Пепа посмотрела на Андрея и вдруг  поняла, что говорить ей совершенно
не о чем. А когда девочке не о чем говорить, она начинает спрашивать.
     Два лятуя в  это время подошли друг к другу и стали играть. Один из них
толкнул другого особенно сильно и при этом... нет, не заржал. И не  замычал.
Даже не заблеял и  не  захрюкал. Он  издал очень странный дребезжащий  звук,
похожий на тот, что  издает разладившийся громкоговоритель. Андрей  невольно
отшатнулся, Пепа засмеялась и спросила:
     - Как  тебе нравятся наши лятуи?  Но как  спросила! Глаза  у  нее стали
совсем  маленькими,  хитренькими и  засветились темно-синими огоньками,  она
улыбалась удивительной улыбкой превосходства.
     Андрей   даже   слегка   вспотел   под   комбинезоном-скафандром.   Еще
недоставало, чтобы мембянка подумала, что он испугался этого ишачьего  крика
шестиногого,  горбатого лятуя. И то желание, что родилось  в нем  -  сделать
что-нибудь необыкновенное, - окрепло. Он ощутил необыкновенный прилив  сил и
решимости, но, естественно, не подал и виду. Наоборот. Он небрежно сообщил:
     - Так себе... Бегают медленно.
     - А у вас быстрее?
     - У нас нет лятуев.
     - А лятуев ни у кого нет! - гордо ответила Пепа. Глаза у нее посветлели
и широко открылись. - И не может быть, потому что их вывели только на Мембе.
     - Ну и что? А бегают они все равно медленно.
     С  Пепой  что-то произошло.  Она  как  бы  подросла,  стала тоненькой и
отчаянной.  Глаза светились  пронзительно-голубым  и  жгучим  огнем.  В  них
мелькнуло нечто похожее на сожаление, а возможно, даже на презрение.
     - Что ты  можешь понимать в  лятуях, если их нигде нет  и сравнивать их
просто не с чем?
     - Ну и что?  - не сдавался Андрей. - Я же  здесь на нем  ехал?  Ехал. И
медленно ехал.
     - Так это ты с Крайсом ездил. А он боялся, что... растрясет тебя. Ты же
с другой планеты.
     Теперь не  только во взгляде, но  даже  в  ее тоне проскользнуло  нечто
презрительное,  и  стерпеть этого  Андрей,  конечно, не  мог.  Все  то,  что
требовало  в   нем  совершить   нечто  необыкновенное,   окрепло   и   стало
непреодолимым. Он  не мог  позволить, чтобы серебряная  девчонка вообразила,
что у них, землян, нет ничего получше этих шестиногих пушистых уродцев.
     - Ну и  что, что с другой планеты? У нас, знаешь... даже слоны есть! Не
то что лятуи... Горбатики.
     - Ну и что ж, что слоны? -  не сдавалась Пепа. - У них, у твоих слонов,
сколько ног?
     - Четыре.
     - А у лятуев - шесть! Значит, и бегают они... в полтора раза быстрее.
     - У нас есть еще сороконожки, а они... почти ползают.
     - Конечно! Сорок ног! Они же мешают друг другу! Запутаешься! А у лятуев
- шесть, и все в деле. Знаешь, как они быстро бегают?! По любой местности.
     -  Да знаю я! -  уже заражаясь Пепиным презрением, отмахнулся Андрей. И
вообще  глаза у  Пепы не казались ему красивыми  - обыкновенные  светленькие
глазки  цвета  полуденного  июльского неба,  ничего  интересного. Да  еще  и
задается.  - Ездил!  Бегать они,  как нужно,  не  умеют. Тоже... заплетаются
ногами.
     - Да ты просто не ездил как следует, - протянула Пепа и скривилась так,
что  показалась  Андрею прямо-таки  уродливой. Надо же, как может изменяться
человек! - Вот если бы ты хоть раз проскакал на лятуе как следует, вот тогда
бы...
     -  Ну давай... проскачем, -  не совсем уверенно,  но  довольно нахально
предложил  Андрей,  в  душе  надеясь,  что  Пепа,  как  настоящая  девчонка,
откажется.
     Но  Пепа  не отказалась.  Она  выгнулась  вперед,  как тростиночка  под
ветром,  необыкновенные  ее глаза  стали  совсем огромными,  в  пол-лица,  и
засветились отчаянным синим огнем.
     - Давай! Давай проскачем! Садись! - закричала  она,  подбежала к одному
из толкавшихся лятуев и легко вскочила в седло. - Давай. Ну же!'
     Что оставалось делать Андрею?
     Он  не  очень  уверенно  взялся за луку седла и,  высоко  задирая ногу,
попытался вдеть ее в стремя. Но стремя крутилось и отскакивало.?
     - Эх ты! Да ты вскочи! Вскочи  на лятуя! - кричала Пепа и  крутилась  в
седле, как веселый и безжалостный чертенок.
     Собрав все  свое мужество,  все силы  - а вот  силы почему-то оказалось
маловато:  она  как-то растерялась, растеклась, - Андрей уцепился  за седло,
подпрыгнул и стал карабкаться на лятуя. Лятуй оглянулся. В сизых, отдающих в
багрянец  его  глазах,  как  серпик  месяца,  обозначился  белок,  и  оттого
лятуевская морда стала хитрой  и насмешливой.  Он  даже  губы  растянул, как
будто посмеивался над Андреевыми стараниями.
     -  Андрей! -  сказала  Валя тем  самым  противным  тоном,  которым Пепа
спрашивала у Крайса о геометрии. - Мне кажется, что ты чересчур увлекаешься.
     Какое уж тут увлечение! Сплошной позор. Стояла  бы и  молчала, так нет.
Обязательно выскажется в самый неподходящий момент.
     Если бы Валя не окликнула его, Андрей, может быть, и вскарабкался бы на
лятуя. А то он невольно расслабился и стал сползать.
     - А тебе какое дело? - разозлился он. - Ну и пусть увлекаюсь!
     - Но  ведь  ты  действительно  никогда  не  скакал  на...  лошадках!  -
возмущенно сказала Валя. - И кому нужны твои дурацкие соревнования?
     Ее  самые обыкновенные земные глаза сверкали болью и обидой.  Но Андрей
не замечал этого сверкания.
     - Лошадка! - возмутился  он. - Нашла лошадок!  На лошадь  я  бы... Будь
здрав!
     - Андрей, - уже  чуть не плача, сказала Валя, - научись вести себя хотя
бы на чужой планете. Ты подумай, что о тебе подумают...
     - А-а! - отмахнулся  взбешенный  Андрей и,  собрав все силы, прыгнул на
лятуя. Прыгнул удачно. Стоило еще  чуть-чуть, самую малость, подтянуться,  и
он бы  сидел в седле.  Но лятуй опять насмешливо покосился на него  багряным
глазом и переступил всеми своими шестью ногами. Андрей стал сползать, и Пепа
радостно закричала:
     - Ха! Собрался скакать, а сам влезть не можешь!
     Простить такой насмешки, извинить жалкого  вида  Андрея Валя не смогла.
Она стала подталкивать Андрея снизу, и тот наконец утвердился в седле.
     -  Э-эй!  -  пронзительно  закричала  Пепа,  ударила  пятками  лятуя  и
помчалась по полевой дороге.
     Лятуй под Андреем еще раз оглянулся, убедился, что  седок  на месте,  и
потрусил следом.  Пепа  быстро  удалялась,  и  Андрей  стал  колотить  лятуя
пятками. Расстояние начало сокращаться.
     Пепа оглянулась, пришпорила  лятуя,  и тот, прокричав своим  противным,
непонятным голосом,  перешел не  то на  галоп, не  то на иноходь  и прибавил
скорости.  Лятуй  Андрея понял крик сотоварища по-своему. Он  тоже прокричал
положенное  и тоже перешел не то  на галоп, не то  на иноходь.  Где-то в его
мохнатом  нутре что-то заекало и забулькало. Седло  под Андреем то взлетало,
то проваливалось,  что  само по себе  было вполне  естественным. Каждый, кто
хоть раз скакал на лошади, подтвердил бы, что именно так и ведет  себя седло
под неопытным седоком.
     Но  вся беда состояла в том, что у лятуя было шесть ног. И  если земной
седок мог легко приспособиться к галопу, скачке лошади, который идет в ритме
та-та, то  седок  на лятуе  должен был приспособиться к  вальсовому  ритму -
та-та-та.
     Когда  в галопе-скачке  лятуй отталкивался и как  бы  взлетал  вверх  и
вперед, его седло тоже, как и у лошади, взлетало вверх.
     По закону  скачки лятую,  как  и  лошади, следовало бы приземлиться  на
передние ноги, а седлу опуститься.  И седло вместе с  Андреем и в самом деле
шло вниз. Но тут вмешивались средние - пятая и шестая - ноги лятуя. И седло,
вместо того чтобы опуститься вниз, вдруг опять взлетало вверх.
     Тряска получилась такая, что внутри у Андрея тоже заекало и забулькало.
Он еще пытался держаться казаком, но из этого ничего не получилось. И Андрей
сдался.  Он  перестал  сжимать бока  лятуя  шенкелями,  мысленно  плюнул  на
стремена,  обхватил  мохнатый  и мягкий  горб лятуя и решил: пусть будет как
будет. Удивить Пепу он не сумел.




        Глава двенадцатая. ПРОРЫВ ОТАРИЕВ




     Женщины совещались,  а  Виктор  не знал,  куда  себя деть. Собираться в
поездку к мем-бинскому экватору ему  не требовалось:  все его  было на  нем.
Напоминать   о   себе  -  неприлично.  Тем  более,  что  женщины   обсуждали
действительно важный вопрос: как  добираться к экватору - по воздуху или  по
земле. Каждая  отстаивала свой вариант, и поэтому договориться им  оказалось
не так легко.
     Чтобы не скучать, Виктор смотрел на включенный телевизор. Он видел, как
спорили  Пепа с  Андреем,  видел, как изменялось  лицо Вали. А когда  Андрей
карабкался на лятуя, Виктор  даже засмеялся. И  этот смех  привлек  внимание
женщин.
     Они тоже заглянули в телевизор, и одна из них воскликнула:
     - Только этого не хватало - устраивать скачки!
     - Ну а что в этом особенного? - удивилась самая красивая. - Ведь они же
ребята, а скачки на лятуе хоть и не слишком удобны, но зато безопасны.
     - Ну, знаете... - попыталась возразить первая, но осеклась,
     Как  раз в  этот момент  оба лятуя понесли  во весь опор. Мимо мелькали
разноцветные  поля,  иногда  проплывали   синие  кустарники   и  отдающие  в
розоватость деревья. Местность стала постепенно изменяться.
     Стали   появляться  необработанные  участки,  среди  которых  виднелись
глубокие,  залитые  водой  воронки.  Потом полевая  дорожка  обогнула  не то
рощицу, не то сад и устремилась к далекому лесу. Справа от  нее металлически
поблескивала широкая река  в  пологих  покойных берегах, на которых  ровными
рядами  выстроились сады:  на ветвях  деревьев зеленели, желтели и  краснели
всяческие плоды.
     Скачка проходила в  острой спортивной  борьбе.  Лятуй  Андрея,  закусив
удила и высоко выбрасывая задние ноги, не только догнал своего соперника, но
и стал его  обходить. Чтобы  не зацепиться седлами, Пепа, быстро взглянув на
Андрея, приняла чуть вправо и дала дорогу.
     Лятуй  Андрея поднял  морду  и  приоткрыл  пасть - вероятно, он победно
заржал - и рванулся вперед к небольшой лощинке, что неожиданно выросла среди
уже  бескрайних полей, засеянных  какими-то низкими, но колосистыми злаками.
Поле тихонько переливалось под легким ветром и  походило  на  уже остывающую
кузнечную поковку: в ней еще сохранился багряный отсвет огня, воздух над ней
еще струился и всю ее перебегали синевато-багряно-фиолетовые волны.
     Все было так необычно красиво, так захватывающа была скачка, что Виктор
да, наверно, и  женщины невольно увлеклись ею. Виктор даже не заметил, что у
лятуев шесть ног. Вернее, он заметил, но в азарте скачки, в смене красок это
шестиножье не показалось ему чем-нибудь невероятным.
     И   именно  в  момент  наибольшего,   захватывающего  азарта  навстречу
вырвавшемуся  вперед  Андрею  бросилось  нечто  синевато-багрово-фиолетовое.
Словно это ожило поле и протянуло свои извивающиеся щупальца.
     Собственно, поначалу Виктор увидел именно щупальца. Огромное количество
все  прибывающих  откуда-то  из  недр  поля,  из  покатой  лощинки  нервных,
струящихся щупалец с  розовыми кругляшами-присосками на тыльной стороне. Они
обволакивали лятуя, опутывали его ноги, стали  добираться к его морде. Лятуй
вскинул ее  и оскалил зубы. Наверное, он  ржал  из  последних  сил,  звал на
помощь.
     Виктор видел, как Андрей откинулся назад  от горба, попытался  отбиться
ногами и руками от струящихся, подбирающихся к нему щупалец. Видел и то, как
Андрей, спасаясь, вскочил на седло  ногами.  Но в это  время лятуй  под  ним
рухнул   на   передние   колени,  и   голова  его  скрылась   под  сплошным,
переливающимся переплетением щупалец.
     Над ними - Виктор это ясно увидел - заблестели холодные выпуклые глаза.
И  только теперь  он  понял, что на Андрея напала целая рать отвратительных,
похожих на осьминогов или каракатиц стремительных чудовищ.
     И когда он  понял это, то уже не увидел Андрея,  которого, как и лятуя,
обволокли щупальца и скрыли из поля зрения.
     - А-а-а! - закричал Виктор  и рванулся к дверям: друг был в  опасности,
друга следовало спасать.
     Его перехватила  самая красивая женщина. Она уже стояла у  стены, возле
телевизионного экрана и протягивала руку к красной кнопке в стене.
     - Подожди! - властно сказала она. - Там не только твой друг.  Там и моя
дочь.
     Виктор  дернулся   и  остановился.  Он  совсем  забыл,  что  в  скачках
участвовало  два  лятуя и  на  одном  из  них  скакала  тоненькая серебряная
девчонка.  Он бросился к телевизору. Женщина нажала на красную кнопку. Сразу
же выс-ветился экран на стене, и на нем показалось мужское лицо.
     - Из  океана  через  Неа  прорвались отарии.  Они напали  на  детей.  И
главное, на инопланетянина.
     Лицо мужчины сразу стало озабоченным.
     - Он в костюме? - спросил мужчина.
     - Да. Но наша девочка...
     -  Понятно.  Сейчас  вылетаем.  Полагаю,  что с инопланетянином  ничего
страшного  не случится.  Разве  только  помнут.  Перевожу  слежение на  нашу
девочку.
     Виктор  слышал этот разговор и теперь клял себя, что  сорвался с места.
Нужно было смотреть. Нужно  было держать себя в руках, может быть,  он понял
бы что-нибудь, может, придумал бы, как помочь неизвестной девочке.
     Только  потом  он  узнал,  как  все  произошло. Когда  отарии напали на
Андрея, лятуй  под Пе-пой  взвился на задние ноги, развернулся - хорошо, что
Пепа пропускала Андрея, и  поэтому скорость лятуя  замедлилась - и,  заржав,
бросился назад. Он подскочил к деревьям сада,  остановился у самого высокого
и  встал как  вкопанный,  беспрерывно  издавая такие неприятные  для  Андрея
крики. Пепа вскарабкалась на дерево и полезла  к вершине. Лятуй, беспрерывно
подавая сигналы  бедствия, бросился назад,  к месту схватки.  Вот  в  это-то
время Виктор снова подбежал к телевизору.
     На  том  месте,  где  копошащаяся  куча мала  отариев  погребла  лятуя,
виднелись  лишь холодные бездумные глаза. К куче со стороны  реки подползали
или  даже подлетали все  новые  и  новые чудовища. Они теснили  друг  друга,
продвигая свои щупальца меж синевато-багрово-фиолетовой шевелящейся массы.
     Теперь Виктор рассмотрел отариев как следует. Они оказались удивительно
симметричными.  Плоское,  мягкое   тело  с  волнистыми   складками-крыльями.
Покатая, как  шляпка у гриба поганки, спина,  на  которой бугорками высились
четыре глаза. Восемь щупалец.
     Когда  отарии выбирался из  воды, он делал несколько шагов...  впрочем,
даже  не шагов, а как бы переползаний,  на щупальцах, потом подбирал их  под
себя  и  прыгал, расправляя  боковые складки.  Они  превращались в крылья, и
несколько метров  отарий  летел, планировал,  потом судорожно,  волнообразно
дергал этими  складками и пролетал еще некоторое расстояние. Приземляясь, он
повторял движения и снова переползал, прыгал и летел.
     Все новые  и новые  отарий  появлялись из воды  и устремлялись к  месту
свалки. Большинство из них  бросалось  в беспрерывно растущую кучу  малу над
лятуем, но некоторые прыгали на кучу, которая покрыла Андрея.
     Андрей явно  не сдавался. В беспорядочном переплетении щупалец мелькали
его  руки  и ноги.  Иногда появлялась  голова, и  казалось, что  он  вот-вот
вырвется, вывернется из этой отвратительной кучи. Но отарий снова валили его
на землю и  перекатывали, стараясь  найти хоть одно уязвимое  место.  Однако
костюм-скафандр  надежно  защищал  Андрея от  розовых  присосок-блюдечек  на
щупальцах. И когда  Виктор  понял  это, он как-то сразу  успокоился  и  даже
обрадовался. А чтобы поделиться своей  нечаянной радостью, обернулся к самой
красивой женщине.
     Она  стояла, прижав  стиснутые руки  к  груди, и  неотрывно смотрела  в
телевизор. Лицо у нее было светло-светло-серебряным, словно полированным,  а
глаза  -  страдающие.  Виктор подвинулся  к  ней и, чтобы успокоить  ее хоть
как-нибудь, хоть  чем-нибудь помочь или хотя<sup>[  ]</sup>бы отвлечь, мягко
погладил ее  по руке.  Она  быстро  оглянулась,  обняла  Виктора  и  прижала
его<sup>[ ]</sup>к себе совсем так, как это делала когда-то мама.
     Но то была  мама... И хоть  Виктор и  понимал, что  серебряная  женщина
просто ищет в нем  поддержки, ему все-таки было  неудобно, но что делать, он
не знал. И он стал смотреть в телевизор.
     Отарий все вываливались  из реки и многие  из них  стали  искать  новой
добычи. А поскольку лятуй все кричал, все  звал  кого-то  на  помощь, то они
начали  было окружать его, а потом  увидели на дереве Пепу. Вероятно, увидел
ее какой-нибудь один отарий, но он какими-то непонятными способами сейчас же
передал сигнал другим.
     Отарий стали  медленно,  словно примериваясь,  окружать дерево. Женщина
прижала Виктора.
     Пепа  попыталась   подняться,  но  ветки  оказались  тонкими  и  опасно
качались. Пепа только поджала ногу...
     Один из отариев  сжался и прыгнул на дерево, зацепился за ствол и начал
быстро-быстро  перебирать щупальцами,  разыскивая  лазейку между ветвями. Но
по-видимому, ствол показался ему слишком колючим,  потому что, как только он
обвивал щупальцем  какую-нибудь  ветку,  он почти сейчас  же отдергивал его.
Трудно сказать, нашел  бы отарий подходящее  место для  захвата,  но  только
лятуй  тоже увидел  эти  опасные  для  Пепы  движения,  подскочил  и  ударил
передними ногами отария. Тот медленно сполз с  дерева  и,  корчась, пополз в
сторону. К лятую подползло и подлетело сразу несколько отариев. Один  из них
изловчился и обвил  щупальцами задние ноги лятуя. Горбатик дрыгнул ногами, и
отарий  полетел  далеко  в сторону.  Лятуй немедленно встал уже на дыбы и  с
силой упал передними ногами на следующего отария.
     Они подползали и подлетали, а лятуй, раскачиваясь на средних ногах, бил
их то передними, то задними. Когда отариев собралось слишком много и кое-кто
стал  присасываться к средним ногам лятуя,  он отскочил в  сторону и стал  с
налета бить тех, кто поближе.
     Однако  все,  кто  сидел  за  телевизором,  понимали,  что   долго  так
продолжаться  не  может - отарии  все прибывали.  Вдруг, как игрок во  время
передачи хоккейного матча, в кадр телевизора влетел еще один лятуй.  Яростно
оскалив зубы, он бросился на отария и стал его топтать.
     Пепа все  стояла на ветке,  поджав ногу,  как  озябшая птица. А  в кадр
телевизора вбежал еще один  лятуй,  за ним сразу два.  Они прыгали,  топтали
отариев, лягались и ржали, ржали...
     - Ох, молодцы! - наконец сказала женщина  и  отпустила Виктора. - Какие
они молодцы!
     Разбитые отарии  корчились, извивались, но  им на  смену прибывали  все
новые и  новые, лоснящиеся  от непросохшей воды. И  вдруг  Виктор  явственно
увидел,  как один  из отариев,  корчившийся так,  словно  ему вот-вот придет
конец, стал разделяться надвое. Его шляпка треснула и стала разрываться, как
раз там, куда угодил своими копытами лятуй. Когда обе половинки разделились,
они самостоятельч но поползли к реке, помогая щупальцами и одним крылом. Они
ползли медленно, отвра<sup>[ ]</sup>тительно извиваясь и корчась.
     - О, твари! - воскликнула женщина с веснушками. - Вот гадость.
     И почти сейчас же стали разделяться два других отария, но уже не вдоль,
а поперек.
     А четвертый  разделился наискосок. И у каждой  половинки оставалось два
жестоких,  холодных,  хоть  и  несколько  замутненных  глаза,  и  по  четыре
щупальца.
     Откуда-то сзади раздался спокойный мужской голос:
     - Оэта, у вашего подъезда машина. Вы поедете к Неа?
     -  Да!  Да-да! Конечно!  - словно  очнулась  красивая женщина, и Виктор
узнал, что ее зовут или ее фамилия - Оэта.
     Оэта рванулась к двери, а Виктор бросился за ней.
     - Возьмите меня с собой! - закричал он. - Ведь там еще и Валя!
     Оэта на секунду  остановилась и, видимо, увидела в глазах Виктора нечто
такое, что ей очень понравилось. Она кивнула и сказала:
     -  Правильно! В беде нельзя  оставлять  товарищей, а тем более  подруг.
Побежали.
     Но тут вскочили две другие женщины и заголосили:
     - Он никуда не поедет!
     - Вы не имеете права рисковать ребенком! Виктор на ходу ответил:
     - Я же в костюме! Мне  ничего не будет! Вместе с Оэтой они выскочили на
лужайку,  прямо к похожей на микроавтобус на гусеничном ходу длинной машине.
Прозрачная  дверь открылась, и  Виктора  подхватили заботливые  руки. Кто-то
спросил:
     - Оэта, вы без скафандра? Это опасно...
     - Ничего! Надеюсь, что  вы не допустите положения,  в котором он бы мне
понадобился.
     И  она  тоже  вскочила в машину. Виктор осмотрелся.  Вдоль стен  сидели
молодые широкоплечие мужчины.  За спинами у  них  были рюкзаки или  ранцы, в
руках палки с белыми концами  и металлическими блестящими деталями. Они были
очень похожи на земные флейты, а сами  мужчины - на парашютистов-пожарников,
которых сбрасывают с самолета в глубину горящей тайги.
     Машина  тонко завибрировала и помчалась.  Виктор узнавал те  поля  и те
деревья,  которые  видел  по  телевизору,  когда  следил  за  скачкой  и  за
удивительным боем.
     У  садового  домика машина притормозила.  Из дверей  выскочил  Крайс  и
спросил:
     - Что-нибудь случилось?
     -  Да!   -  ответили  ему  из  кабины.  -  По  Неа  прорвались  отарии.
Девочка-инопланетянка у тебя?
     - Здесь. В домике.
     - На всякий случай  запритесь и включите ионную защиту.  Ты знаешь, как
это делается?
     - Конечно. Мы тренировались в клубе.
     - Ну, держись мужчиной. А мы - вперед. И машина снова понеслась к месту
сражения с отариями. Мужчины натягивали шлемы  скафандров  и  проверяли, как
прилегают к шее маленькие катушечки лорингофонов. Они готовились к бою.
     Виктор ждал, что они сейчас врежутся  в стаи отариев и начнут их давить
и утюжить,  но вместо этого машина обогнула уже целое стадо  рассвирепевших,
беспрерывно  атакующих своих врагов, лятуев  и затормозила  только на берегу
реки. Мужчины один  за другим  с разгона бросались в реку  и  скрывались под
водой. Виктор тоже хотел было выскочить, но Оэта придержала его:
     - У нас другая задача. Не спеши. Машина стала медленно разворачиваться.
Виктор  увидел, как над словно металлической поверхностью воды вздувались  и
опадали огромные пузыри, будто кто-то вскипятил речную воду.
     - Сейчас  они  очистят реку и  погонят отариев  до  океана. А  мы  пока
займемся уже вылезшими.
     Машина  помчалась  прямо  к  той  куче  мале, что  еще  копошилась  над
сраженным  лятуем.  Водитель   на  мгновение   включил  фары,   и  несколько
ослепительно алых лучей  врезались в копошащиеся тела,  прошлись  по  ним  и
словно  подняли отариев в воздух. Они подскакивали на всех восьми щупальцах,
расправляли крылья, пытались улететь, отскочить. Как будто это им удавалось.
Одни, те, что  были вверху, отскакивали метров на десять.  Но  те,  что были
внизу,  уже  наелись до отвала  и поэтому не могли подпрыгивать. Они  только
перекатывались, как колобки.
     Постепенно стал вырисовываться дочиста обглоданный скелет лятуя. Он  не
удивил Виктора. Он ужаснул его, потому что он представил, что же осталось от
Андрея. Виктор закричал:
     - Скорее! К Андрею!
     -  Успеется, - буркнул  водитель  машины  и снова  включил  лезвия алых
лучей.
     Теперь машина стояла на месте, и водитель  рычагом направлял излучающий
алый  свет фонарь  то на одного, то  на другого отария. Как  только чудовище
попадало под луч, оно корчилось, извивалось, а водитель, поворачивая фонарь,
исчерчивал его лучом вдоль и поперек.
     И уж когда чудовище испускало дух, луч перескакивал на следующее.
     Виктор  смотрел то  на чудовище, то на водителя. У того  все  сильней и
сильней   оттопыривалась   нижняя   губа,  а  глаза   сужались,  становились
пронзительными и... жалкими. Наконец он не выдержал и обратился к Оэте:
     - Не могу... Противно.
     Оэта молча приняла из его рук рычаг управления лучом. Она не так  ловко
и  не  так  быстро,  как  водитель,  но,  пожалуй,  точней,  чем  он,  стала
расправляться  с отариями.  Их  становилось все  меньше.  Пополнение из реки
перестало прибывать. Люди в скафандрах делали свое дело.
     Виктор не понимал только одного: как можно так спокойно вести себя в то
время, когда в опасности находятся люди. Больше того - близкие люди. Ведь за
спиной Оэты спасается на дереве ее родная дочь! А мать  даже не оглядывается
и борется с общей опасностью!
     Пусть у  нее  упрямо  и  скорбно  сжаты губы, пусть  она кажется уже не
серебряной,  а   просто  бледной,  и  в  уголках  ее  покрасневших  глаз  то
навертываются,  то пропадают  слезы. Конечно, она  волнуется,  конечно,  она
переживает, но ведь вот -  дерется  с  отариями, прежде  всего  заботится об
общем  благе, об общей безопасности, а потом уж  о... Впрочем, почему "потом
уж"? Вместе с тем она дерется и за безопасность своей дочери.
     Ведь  если разобраться спокойно, Пепе пока что ничто непосредственно не
угрожало.  Она  сидела на дереве,  нападавших  на  нее  отариев  отогнали  и
искромсали  копытами  подоспевшие  лятуи.  Наконец, люди в  скафандрах  тоже
дедали свое дело под  водой. Они били врага  в воде, не давая ему  выползти.
Так что можно было и держаться.
     И  все-таки...  Все-таки  это здорово.  Как  смелы  и организованны эти
серебряные люди, как  они умеют подчинить  самих  себя, свои чувства  общему
делу. Тому самому, которое в равной степени важно для всех.
     Все это очень  нравилось Виктору. Не нравилось  только то, что  Оэта не
спешила  на   помощь  Андрею.   Погребенный   под   грудой   копошащихся   и
перекатывающихся чудищ, он,  вероятно, десять раз уже мысленно умер. И пусть
серебряные  люди  такие сознательные и  выдержанные. Но  ведь должны же  они
понять, что подобное Андрей переживает впервые. Он же наверняка испугался. И
хотя,  как  уверяют  все, ему ничего  страшного  не грозит, его  защитит  от
страшных  щупалец костюм-скафандр  -  страх-то  все  равно  дело  не слишком
радостное.
     И  Виктор  уже хотел было сказать об этом Оэте, но она сама поняла, что
не  дело  так  долго  испытывать  мужество  инопланетянина, и  обратилась  к
водителю:
     - Боюсь, что парнишке приходится туго. Нужно начинать разгонять и  этих
гадов. Только осторожно... Чтобы не задеть комбинезона.
     Водитель словно нехотя оттолкнулся от спинки сиденья и включил еще один
фонарь. Его  свет оказался  уже  не  пронзительно-алым,  а желтым, ядовитым.
Водитель осторожно  подвел рычагом этот  луч к самому  крайнему из атакующих
Андрея отариев и  быстро  полоснул  его по  глазам. Чудовище  подпрыгнуло  и
отскочило в сторону.  Если бы у него было не четыре глаза,  то можно было бы
сказать, что оно озирается, стараясь  понять, откуда пришелся такой удар. Но
отарий только вращал выпуклыми глазами и растерянно шевелил щупальцами.
     Оэта быстро  перенесла алый  луч и  перечеркнула им крест-накрест бурую
спину  ота-рия.  Тот  скорчился,  перевернулся  и   затих.  Так  повторялось
несколько раз,  пока из-под  шевелящейся  груды  не  показался  яркий костюм
Андрея.
     Потом между щупалец просунулась его  нога. Она поерзала по земле, нашла
точку  для  упора и явственно  напряглась.  Водитель провел желтым  лучом по
спинам  двух  верхних отари-ев.  Они,  конечно,  подпрыгнули и  отскочили, а
другие не успели занять их  место. И, видимо, Андрей сразу уловил ослабление
давления. Он рванулся и  встал на  колени. Отарий  опять навалились на него:
известно, что на лежачего нападать легче всего.
     Андрей уже поднялся. Пусть на колени, но поднялся, и  поэтому  выдержал
натиск. Он выпростал руки и стал бороться  со щупальцами,  стараясь  уловить
момент, когда можно будет рвануться еще раз и встать наконец на ноги.
     Голодные  отарий,  вероятно, поняли,  что  они могут  упустить,  как им
казалось,  верную  добычу,  и засуетились. А в суете  какая  уж  драка?  Они
переплетались, переползали друг  через друга, соскальзывали и даже  боролись
друг  с  другом, потому что щупальца одних попадали' на  щупальца  других  и
наверняка жалили их.
     Этой   неразберихой   умненько   пользовался   водитель.   Как   только
какой-нибудь слишком настырный гад.оказывался на плечах и голове Андрея, его
тут же "ласкал" ядовитый желтый луч.  Отарий отпрыгивал и дергался в шоке. А
уж потом его настигал алый луч, и он затихал...
     В один из таких моментов Андрей все-таки успел встать на одно колено. И
тут случилось непредвиденное. Огибая машину, прямо на Андрея помчались сразу
три лятуя.  Их  яростные, с оскаленными крупными зубами морды, развевающиеся
хвосты и вставшие торчком  горбы делали их  страшными. Виктор закрыл глаза -
вот уж эти чудища наверняка разорвут Андрея.
     Но  чудища повели себя как настоящие бойцы.  Два из них зубами ухватили
за противоположные  щупальца  крайнего отария и оттянули  назад,  растягивая
одновременно и в стороны  так, что остальные шесть  щупалец просто  не могли
дотянуться до лятуевых морд - им не хватало самую малость, чуть-чуть.
     Оттащив свою добычу в сторону, они опустили ее под ноги третьему лятую,
и  тот  стал  топтать ее копытами.  Два  других  добавили. Потом вся  тройка
взялась за  следующего  отария, и Андрей встал  наконец на ноги и вступил  в
настоящую борьбу со щупальцами остальных.
     Он был похож  на  укротителя  или  на того  героя древности - Лаокоона,
который  боролся со  змеями. Но Лаокоон  и его  сыновья  не смогли  победить
страшных змей, потому что они были одни. А Андрея поддерживали другие.
     Но в это время в  дверцу машины кто-то забарабанил.  Водитель не  глядя
нащупал  запор и  приоткрыл дверь. В нее, свешиваясь со  своего  оседланного
лятуя, заглянула Пепа и закричала:
     - Мама! Мамочка! Ты не беспокойся. Все в порядке!
     Она развернула лятуя  и  помчалась  прямо к Андрею,  который  боролся с
последними, тремя-четырьмя...
     Лятуй заплясал  перед  ними, но  три  других  стали  хватать зубами  за
щупальца  врагов,  и  не  столько  Пепа,  сколько   сам   лятуй  уловил  тот
единственный  момент,  когда  Андрей  почти  освободился  от  щупалец.  Пепа
протянула ему руку,  и  Андрей  схватился  за  нее.  Пепа покачнулась  и  на
какое-то мгновение показалось,  что она  вот-вот упадет  на отариев.  Но она
удержалась  в седле и  помогла  Андрею  вскарабкаться  на  лятуя.  Теперь  -
вероятно,  потому,  что он уже приобрел  некоторый  опыт, а может, просто от
страха - Андрей проделал это очень быстро. Лятуй взбрыкнул  - щупальца стали
обвиваться вокруг  его  ног  - и заржал. Три  других  лятуя копытами  отбили
товарища  и продолжили  свою  схватку  с ота-риями. Пепа и Андрей  поскакали
прочь. Оэта закрыла лицо руками и разрыдалась.
     - Противная девчонка! До чего же противная! - Рыдания душили ее, но она
произнесла сквозь слезы: -А все-таки молодец.
     Виктор подумал, что на Мембе есть справедливые взрослые.




        Глава тринадцатая. ПОСЛЕ БОЯ




     От  сердца,   как  говорится,  отлегло,   и  Виктор  впервые  за   этот
стремительный   час   вздохнул  посвободней   и,  хотя  ему  очень  хотелось
встретиться со своими и с  новыми товарищами и  проверить, как они перенесли
передрягу,  он все-таки прежде всего  осмотрелся.  Оказывается, прибыло  еще
несколько  машин,  оснащенных  губительными  для отариев  лучами,  и  другие
машины,  которые  деловито  занялись тем,  что  осталось на  поле  боя.  Они
аккуратно подбирали распластанные или  истоптанные тела отариев и складывали
в свои кузова.
     -  Зачем это? - спросил Андрей у водителя,  который  сидел поближе. Его
нижняя губа встала на место и уже не оттопыривалась.
     - Белок! Животный белок. Переработают на  корм. - Он  подумал и почесал
за ухом: - Да и кожа у отариев вполне приличная.
     - Послушайте, а откуда они тут... появились?
     - Из океана.
     - И... много их там?
     - Когда как.
     Оэта перестала всхлипывать и сердито - должно быть, оттого, что злилась
на слабость, - вмешалась в разговор:
     - Отарии живут в океане,  но они находятся на том уровне биологического
развития, когда почти уже созрели для выхода на сушу. Вот они и  прорываются
на материк.  - Она  запнулась и решила: -  Что ж. Придется рассказывать все.
После  того  как наши  первые  поселенцы прилетели со своей планеты сюда, на
Мембу,  мы освоили только ее  южную, нижнюю, часть.  Здесь  более подходящий
климат. Кое-что соорудили на экваторе. А северную часть  еще не осваивали. И
вот  там еще живут и  те животные, из которых  мы вывели  лятуев,  и отарии.
Потомки  тех,  что  выползли из океана и освоились на суше. Они и ползают, и
летают, и нападают на других животных -  словом,  они самые страшные хищники
нашей планеты. На южной половине мы их уничтожили. Но они плодятся в океане,
и когда...  Впрочем, мы  еще  не  знаем, по  каким  причинам, но иногда  они
страшно плодятся и тогда стремятся огромными массами выползти на сушу. Чтобы
этого не случилось,  мы загородили устья рек, создали укрепления вдоль всего
океанского  побережья.   Но  иногда   отарии   находят  лазейки  и  пытаются
прорваться. Вообще они страшные создания, эти отарии. Помучились мы  с  ними
очень много и сейчас; еще далеко не все знаем о них.
     -  А... почему? - задал Виктор довольно глупый вопрос. Но ему  хотелось
узнать о мембинских чудовищах как можно больше.
     - Живыми они не даются,  в неволе не размножаются, а близко к  себе  не
подпускают.  Мы  точно знаем одно: если отария разрубить пополам или даже на
четыре части, лишь бы  на этой части остался хоть один глаз, каждая частичка
поболеет, поболеет и вырастет в настоящего отария со всеми четырьмя глазами.
Кроме глаз и щупалец, всех остальных  органов у них... по одному. Почему так
происходит, мы  только догадываемся. И еще - мы толком не знаем,  чем же они
все-таки  питаются. Иногда они, хищники,  едят только теплокровных животных,
иногда рыб, а иногда лишь растения. Становятся вегетарианцами.
     - Но если они приносят больше вреда, чем...
     - В том-то и беда, что и это еще не установлено точно. В глубинах наших
океанов есть более страшные хищники, чем  отарии. Но именно  отариев  они  и
боятся.  Вот  как  все  хитро  устроено:  совсем  изведи  отариев  -  Другие
размножатся... - Оэта  задумалась, потом  улыбнулась. - А вот  лятуи  нас не
удивляют. У них осталась в  памяти клеток ненависть к отариям, и это спасает
их и помогает нам... Однако где же все-таки Пепа?
     И они  поехали  искать  Пепу и  Андрея. Сделать это оказалось не так уж
трудно.  Они  сидели в  домике. Вернее,  все  сидели,  только  Андрей  стоял
посредине комнаты и, размахивая руками, рассказывал о  том, что и как с ними
произошло. Собственно, он уже давно  все рассказал, а теперь только повторял
некоторые детали, потому что Пепа то и дело вставляла свои подробности.
     Когда Оэта и Виктор  вошли  в домик, Андрей бросился им навстречу  так,
словно это они подвергались нападению отариев.
     - Ты где был? Как ты сюда попал? - радостно кричал он Виктору и  весело
размахивал руками.  - А  у  нас  тут  знаешь что было?! - И  он  опять  стал
пересказывать все события, а его то и  дело поправляла и дополняла Пепа. Оба
они  в  эти  минуты  были  страшно  похожи  друг  на друга,  и  именно  это,
по-видимому, не понравилось Оэте. Она довольно строго сказала:
     - Мы все видели, Андрей. Виктор ведь был рядом с тобой.  - Она не стала
наблюдать  за изменениями Андреева лица, а обернулась к  Пепе:  -  Послушай,
дочка, мне понравилось, как ты себя вела во  время нападения, но сейчас... В
конце концов, ведь это  ты устроила скачки,  хотя и знаешь, что для  лятуев,
особенно молодых, это не слишком здорово.
     И вдруг  сразу стало  понятно, что  все,  что произошло -  все  беды  и
волнения,  опасности  и  страхи,  -  все это  лишь  последствия обыкновенной
шалости. Не  будь  ее  -  ничего  бы  и не произошло. Это  показалось  очень
странным, но  в  то же время  справедливым. Виктор  невольно переглянулся  с
Валей и Крайсом, которые все время сидели скромненько в уголочке и  время от
времени переглядывались.  Валя  уловила этот взгляд,  неопределенно  пожала,
вернее,  передернула  плечиками   и   ужасно  противным,   взрослым  голосом
произнесла:
     - Вы извините Андрея. Он и  у нас на Земле... С ним и там такое бывало.
Как говорит наша классная руководительница, его заносит.
     Похоже, что она  в чем-то мстила Андрею, а потому, как она предательски
скромненько  потупилась,  можно  было  подумать,  что она,  может быть, даже
безмолвно ссорится  с ним. Крайс  промолчал, он только "позолотился"  и стал
смотреть в окно.
     Виктор  подумал, что  она права. Очень  жаль, но права.  Ведь Андрею, в
сущности, ничто не угрожало. Его надежно прикрывал костюм, его  передаточные
антенны  исправно  излучали  нужную  информацию   с  помощью   его   личного
передатчика, и  о  том,  что  он попал в беду, жители Мембы узнали  бы очень
быстро. И Пепу тоже не дали бы в обиду не только люди, но и  лятуи. Ведь они
сбежались  со всей  округи. Значит, никакого  особенного  героизма ребята не
проявили.   Просто   они  расплатились  страхами   и  волнениями   за   свое
легкомысленное  поведение. Хуже  того,  они доставили волнения взрослым. Так
что...
     И  ребята,  видимо,  поняли  это.  Андрей вздохнул и отправился в самый
дальний уголок, а Пепа, посмотрев на него, метнула недобрый взгляд в сторону
матери и  прикусила нижнюю губу. Они казались  не  то что  жалкими, а просто
несправедливо обиженными. Это Виктор не столько понял, сколько почувствовал.
И он  не пожалел их,  нет.  Просто он не  любил несправедливости  и поэтому,
прежде чем обдумать все на свете, сказал:
     - А его извинять не за что.
     - Ты так думаешь? - с интересом спросила Оэта и повернулась к Виктору.
     - Да. Все-таки они попали в такую переделку, что...
     -  Какая же это переделка? - опять передернула  плечами Валя. - Всем же
было известно, что с Андреем ничего страшного не произойдет, потому что он в
костюме.
     - Ну и что?
     - А то, что, когда Крайс хотел было бежать им на помощь, мы решили, что
делать этого не стоит.
     Крайс вдруг  съежился и  даже  засветился от  позолоты,  выступившей не
только на его щеках, но даже на шее.
     - Ты права, Валя, - сказал Виктор. - Но Андрей-то этого не знал.
     - Чего он не знал? - спросила Валя.
     - А того, что ему не страшны отарии.
     - Ну и что?
     - А  то,  что, даже  не  зная, он поступил,  как  настоящий  парень. Он
боролся с ними до последнего.
     - Ну и много ли он наборолся? - усмехнулась Валя.
     -  Сколько  бы  ни наборолся, а - боролся.  Кстати,  Андрей,  - спросил
Виктор, - что бы ты сделал, если бы сразу вырвался от отариев?
     - Не  знаю... Вначале я ничего не понял. Потом очень испугался, а потом
усек, что они меня сквозь костюм не...  укусят.  И тогда... тогда я подумал,
что Пепа... без костюма. Вот я и...
     Он вдруг  сбился  и  растерянно  посмотрел  на  товарищей.  Во  взгляде
светился  какой-то новый Андрей - совсем не такой, каким он был  на  Земле и
первое время на Мембе. Он как  будто  вступал  в новую  жизнь и спрашивал  у
товарищей: так ли он поступал? Правильно ли он думал?
     Виктор  понял его и, успев все обдумать  по-новому (впрочем, все  мысли
пришли к нему как бы сами по себе, а не в  результате специального,  мудрого
обдумывания), собрался  сказать какие-то очень важные  слова. Но он взглянул
на Пепу. Ее прекрасные голубые глаза  светились так  ясно и радостно, она. с
таким восхищением смотрела на Андрея, что Виктор даже несколько смутился.
     Этот взгляд заметил и Андрей  и забеспокоился. Он попытался  почесать в
затылке,  но, пошарив по гладкому шлему, так и не добрался до нужного места.
Поэтому он и вовсе растерялся:
     - Ну конечно... А как же  иначе... Ведь: Пепа, когда прискакала спасать
меня, она же тоже не думала, что... вот так... Она же считала...
     Тут он окончательно сбился, хотел было вытереть нос, но опять наткнулся
на шлем и беспомощно опустил руки.
     И тут все  почувствовали, что  хотя  все произошло из-за шалости, из-за
геройства друг пер ред другом, но над  этим нельзя  смеяться. Потому что это
было самое  хорошее,  что есть в человеке,  и именно  это  хорошее заставило
Андрея  думать  о Пепе  и стремиться ей помочь, а Пепе - броситься на помощь
Андрею. И не так уж важно,  настоящие  ли опасности грозили  ребятам. Важно,
что сами ребята смогли думать прежде  всего  не  о  себе, что  новые чувства
оказались сильней и опасностей, и собственной  жизни... А такие чувства надо
уважать.
     Никто ничего не  сказал.  Все просто  это поняли.  Крайс исподлобья,  с
каким-то особым, острым и радостным интересом вглядывался в притихшую  Валю,
которая, гордо вскинув голову, ни на кого не смотрела. И вероятно, правильно
делала,  потому что Виктор да и все  другие наверняка понимали, что она была
не права.
     Но  как это  часто  бывает  в  жизни, и  на Земле и на Мембе,  взрослые
женщины,  даже учительницы иногда совершенно неправильно  берут сторону явно
неправой  девочки.  Так  поступила  и  Оэта.  Улыбаясь  какой-то   странной,
блуждающей  и  чуть  торжествующей улыбкой, она  медленно  подошла  к  Вале,
положила ей руку на плечо и заглянула в глаза.
     Оэта ничего не сказала. Она только взглянула Вале в  глаза.  И та вдруг
потупилась, стала  щипать складку  костюма,  потом разглаживать  ее и  вдруг
пролепетала: .
     - Я же не могла отпустить Крайса... Он же без костюма.
     Крайс после этих  слов  обалдело  улыбнулся, а  Пепа и  Андрей радостно
переглянулись.  Оба  вскочили,  стали  теребить  Валю  с  такими  идиотскими
улыбками,  словно   именно  она   была  их  спасительницей  или  самой-самой
задушевной подругой, которой удалось совершить для всех нечто очень приятное
или героическое.
     Всего этого Виктор совершенно не понимал. Он  еще не знал, что в  жизни
может быть так, когда все совершенно неправильное и даже, кажется, вредное и
есть самое-самое лучшее. И  он не мог знать всего этого, потому что  в своей
жизни ему еще никто никогда не нравился, хотя он всегда дружил с Валей. Даже
в детском саду.
     Оэта, все с той же странной улыбкой, смотрела на ребят и вдруг сказала:
     - Ладно.  Кажется, все кончилось хорошо.  Надо ехать  обедать,  а потом
подумаем, что мы будем делать дальше.




        Глава четырнадцатая. БОЛЬШОЕ КОЛЬЦО




     Пока ребята объясняли Виктору, как  на Мембе выращивают корм для лятуев
и как ухаживают за  полями, пока  они  учили его вскакивать и  соскакивать с
лятуя, Оэта разговаривала по  телевиду  с  какими-то  серьезными мужчинами и
женщинами.  Когда  окончились, по-видимому,  очень сложные  переговоры,  она
вышла к ребятам и сообщила:
     - Обедать  будем  все  вместе,  у нас. Но  перед обедом  нам  разрешено
сделать прогулку над Мембой. Сейчас прилетит вездеход.
     Пепа  и  Крайс  очень  обрадовались  прогулке,  а  трое  землян  только
переглянулись - они понятия  не имели, что  может  им принести эта прогулка.
Интересно, конечно, полетать над  чужой  планетой, но...  но не случится  ли
нападение еще каких-нибудь отариев?
     Не успели они посомневаться, как над домиком появился довольно странный
летательный аппарат. Прилетел как-то бесшумно, завис над площадкой,  а потом
стал медленно  втягивать в  себя  крылья. И  когда крылья  почти исчезли, он
аккуратненько  сел  на  свои  мягкие  резиновые  гусеницы  у  самого домика.
Открылись двери, как в каком-нибудь такси, и Оэта пригласила:
     - Садитесь. Только быстрее - у нас не так уж много времени.
     Землянам уступили место  у окон, и машина  взлетела.  Водитель  включил
обдуватель, в салоне стало прохладней. Внизу поплыли поля, сады, потом стали
появляться  пустыри. Они  походили  на огромные воронки. Некоторые  из  этих
воронок были  заполнены  водой. Вода отражала небо и  потому казалась слегка
оранжевой, как разбавленный абрикосовый сок. Потом пошли леса, а на пустырях
появилось все больше мелких воронок и борозд.
     - Вот это  и есть следы встречи нашей Мем-бы с метеорным  потоком...  -
Оэта показала на  воронки  и  борозды.  - Осколки метеоритов перепахали  всю
Мембу и сильно сократили  ряды  ее обитателей.  А  мы постепенно заравниваем
следы этой напасти и возвращаем нашу планету к хорошей жизни.
     Там, внизу, паслись лятуи и еще какие-то четвероногие животные.
     - А это дальние родственники  лятуев. Они очень похожи на них, но имеют
всего четыре ноги.
     Обдув  в  салоне набирал силу, небо становилось все  оранжевей, а земля
под крыльями все безжизненней - исчезли леса, воронки и борозды чернели, как
обугленные. Из-под  крыла вездехода  вынырнула  прямая,  широкая, ярко-синяя
лента.
     Валя спросила:
     - Это канал?
     - Нет, - сказал водитель, - одна из космических дорог.
     - Чего-чего? - переспросил Андрей, но в это время Виктор крикнул:
     - А это... что? Река?
     К  машине  приближалась  вторая полоса, изогнутая  желобом, широченная,
должно  быть  в  несколько километров в  ширину  -  ее противоположный  край
терялся  в красноватой дымке, сама  она была голубоватая, слегка  ребристая,
как  море под легким ветром.  И как  раз в это время  чей-то властный  голос
предупредил:
     - Внимание всех у экватора и седьмой дороги. Внимание всех у экватора и
седьмой дороги! Внеочередная посадка! Внеочередная посадка!
     Водитель передвинул рычажки тумблеров,  и вездеход завис. Пропал легкий
свист  встречного ветра, слышались  только урчания  и перестуки мотора. Оэта
озабоченно спросила:
     - Что бы это могло значить?
     - Может быть, отарии? - неуверенно предположил водитель.
     - Не думаю... Ради такой мелочи  Планета не пошлет специальный корабль.
Что-то другое... - Она как-то по-новому, внимательно оглядела ребят и словно
вспомнила о вопросе Виктора. - Это, Виктор, не река. Это главная космическая
взлетно-посадочная полоса. На нее садятся космические корабли, прилетающие с
той Планеты,  с которой  прибыли наши предки.  С нее уходят  на Планету наши
космические корабли. Как видишь, от нее идет дорога. Перед нами - седьмая. А
всего их  двадцать  пять. Корабль садится на  полосу,  разворачивается и  по
дороге следует туда, куда ему нужно.
     - Вон! - вмешался водитель. - Идет на посадку!..
     К  полосе  из-за  оранжево-синеватого  горизонта  приближался  огромный
корабль.  Он  мягко  поблескивал  на солнце  - розовато-зеленый, тупоносый и
какой-то очень добрый, домашний.
     В его корме  пульсировало  голубое пламя. Оно стало изгибаться книзу, и
корабль  заметно  снизил скорость. Теперь  он  хорошо был  виден  пассажирам
вездехода.  Земляне смотрели на него  с особенным  интересом. Они  надеялись
увидеть нечто необычайное, а увидели самый обыкновенный космический корабль,
точно  такой, какой они видели и  на рисунках и  в макетах.  Он был длинным,
круглым, толстым  и,  кажется,  даже неуклюжим.  Вот поэтому он  и показался
издалека домашним. Сзади у него торчали суживающиеся  двигатели и  несколько
рулей.
     Над самой посадочной полосой  он выбросил  боковые крылья, а из брюха у
него,  как  из  тяжелого самолета,  медленно, словно  нехотя, выползли  ряды
маленьких  колесиков. Он плюхнулся  на посадочную полосу,  покачался,  убрал
крылья  и медленно  поплелся  к  седьмой  дороге.  В кабине  раздался  голос
диктора:
     "Внимание!  Только что  прибыла специальная комиссия  с  Планеты. В  ее
состав входят... - Диктор стал  перечислять какие-то очень странные, певучие
имена,  и  чем больше он  их перечислял,  тем  чаще  и чаще Оэта, а  потом и
водитель  посматривали  на  землян.  -  Главной  задачей  комиссии  является
знакомство с известными вам нашими гостями и изыскание мер их своевременного
возвращения".
     Конечно, никто из ребят  толком не понял, что  именно говорил диктор, а
кто и  понял, тот не придал его  словам  никакого значения.  Потому что, как
только диктор стал  перечислять совершенно  незнакомые имена и  фамилии, все
ребята смотрели только на корабль, который, словно  отфыркиваясь, катился по
голубой полосе,  а потом  стал разворачиваться, чтобы  выйти на дорогу.  Это
было  совсем неподалеку  от  вездехода,  и только сейчас ребята поняли,  что
космический корабль  и в самом  деле - корабль. Таким  огромным  он выглядел
вблизи.  И  он уже не  казался  добродушным  и домашним.  Он казался  просто
могучим.
     Оэта долго смотрела на ребят и, когда корабль свернул на дорогу, подала
знак водителю. Тот  щелкнул тумблерочками, и  вездеход  медленно  полетел  к
дороге.   Он   почтительно   приблизился  к  кораблю,  облетел  его,  словно
приветствуя, и двинулся к посадочной полосе. Оэта хлопнула в ладоши:
     -  А   теперь  послушайте.  Под   вами  не  только   взлетно-посадочная
космическая полоса. Это еще и главное  энергетическое  кольцо планеты Мемба.
Да-да!  Вся полоса покрыта  особыми кремниево-титановыми  кристалликами. Они
как бы впитывают в  себя  свет  от  нашего солнца и  тепло  от  самой Мембы.
Впитывают и перерабатывают их в электрический ток.
     Один вид энергии преобразуют в другой. Электрическое кольцо по экватору
охватывает  всю  Мембу.  Ведь  круглые  сутки  какой-нибудь  участок  всегда
освещает солнце,  а тепло и без солнца - тепло. Поэтому  наше энергетическое
кольцо  работает  всегда,  и с одной и  той же отдачей. Добываемую из ничего
энергию  мы  используем  для  своих нужд,  а ее  избыток отправляем  на нашу
главную  Планету. Для  этого в космосе, между нами  и Планетой,  установлены
огромные зеркала. На них - в разное время на разные - падает поток энергии с
Мембы. Зеркала отражают  этот поток в нужном направлении, и энергия попадает
на Планету. И наоборот. Когда нам на Мембе требуется  энергии больше, чем ее
дает  энергетическое кольцо, Планета перебрасывает нам часть своей  энергии.
Единая космическая энергетическая система.
     - Мам, - вмешалась Пена, - а с Планеты к нам энергия идет, только когда
стартуют грузовые корабли?
     - В основном да. Но иногда, например при подземных работах, нам тоже не
хватает энергии... Кстати, ребята, вам никому не показалось странным, что мы
так быстро прилетели к экватору?
     Земляне  переглянулись. На Земле им как-то еще не приходилось летать из
своего  города  на  земной  экватор.  Как  люди  достаточно  образованные  и
начитанные, они,  конечно,  понимали,  что экватор расположен посередине как
Земли, так и Мембы и, значит, где-то довольно далеко. Может быть, даже очень
далеко. Но  сколько до  него  нужно лететь, они не знали.  То  ли в школе не
проходили, то ли самим им пока не требовались такие знания. И Оэта поняла их
и улыбнулась:
     - Понятно. Сказали экватор  - вы и успокоились. И правильно. Ведь вы не
знали, далеко ли от экватора стоит то место, из которого вы вылетели.
     - Вообще мы даже вашего... глобуса не видели, - сказал Андрей.
     - Или хотя бы карты, - подхватил Виктор.
     - Что ж вы, мембяне,  - строго спросила Оэта у Пепы и Крайса, - даже не
познакомили гостей со своей родной планетой? Некогда было?
     - Мам, мы же не думали, что так получится. Вот пойдем в клуб, тогда...
     - Ладно. Договорились. Но в клубе, боюсь, не на все хватит времени. Так
что кое-что я скажу сейчас.  Наша Мемба довольно странная планета. Она раз в
десять меньше и нашей старой Планеты, и вашей Земли. Но у нее  необыкновенно
тяжелая сердцевина.  Наши  ученые еще не до  конца разгадали ее загадку,  но
полагают,  что некогда,  в какой-то космической  катастрофе,  ее  сердцевина
образовалась  только  из  атомных  ядер.  А  уж   потом  на  них  налипли  и
обыкновенные, не ободранные в катастрофе атомы. Вот почему...
     -  Простите, - вежливо перебила Валя, - у нас еще  не  все проходили...
насчет атомов.
     - Ах, вот что! Ну, это просто... Атом состоит из плотного  ядра, вокруг
которого вращаются электроны.  А  между  электронами  и ядром  огромные,  по
понятиям микромира конечно,  расстояния. Если  все  частицы,  что  вращаются
вокруг  ядра, удалить,  сорвать, то  ядра  атомов  соединятся  в чрезвычайно
тяжелый элемент.
     Вот почему, хоть Мемба и мала, сила ее  притяжения, сила  ее гравитации
почти такая же, как и у нас на старой Планете и как у вас на Земле.
     - А вы откуда это знаете? - спросил Андрей.
     - Это же очень  просто! - засмеялась Оэта.  - Раз вам  на Мембе ходится
так же,  как  и нам, значит, у вас на  Земле такая же сила  притяжения, сила
гравитации,  как и  у нас. А  если бы  она была больше,  вы бы  не ходили, а
ползали и  страдали бы от перегрузок. Если бы она  была  меньше, вы бы у нас
прыгали, как молодые лятуи.
     - Как земляне на Луне, - сказал Виктор.
     - А что это такое - Луна? - сразу посерьезнела Оэта.
     Виктор  рассказал  о  Луне  и о том,  как на  ней  побывали  и  люди, и
автоматические аппараты. Оэта сказала:
     - Все понятно. У нас, вернее, у нашей Планеты,  тоже есть спутник. Даже
два. И  они тоже  бесплодны,  и мы решили их не осваивать. Мемба же дает все
необходимое. Очень хорошая планета. Ну,  да вы еще познакомитесь поподробней
с нею. - Она что-то вспомнила и не очень уверенно добавила: - Надеюсь...




        Глава пятнадцатая. ОБЕД ПО-МEМБЯНСКИ




     Обедали  в  семье  Оэты. Все было  как  обычно:  стол, стулья, салат из
всяких пахнущих морем штук, салат  из  каких-то  кисло-сладко-солено-вкусных
овоще?, первое, второе... И все как-то необычно.
     Когда  они  вошли,  как  им  показалось,  в  самый  обыкновенный  дом -
двухэтажный с  двумя верандами  по бокам и широкими зашторенными окнами, - с
самого  обыкновенного  дивана  поднялся  мужчина, отложил  в  сторону не  то
журнал, не то книгу и сказал:
     - Здравствуйте.
     И все ему  ответили: "Здравствуйте", а Пепа, подскочив,  еще и чмокнула
его в щеку. Следовательно, этот  мужчина был самым обыкновенным  папой Пепы.
Оэта посмотрела на мужа, и тот, кивнув, сообщил:
     - Все на плите.
     Следовательно,  на Мембе было  далеко не все обыкновенно. Обед  готовил
папа. И именно  он  ждал  маму. На Земле, как  известно, чаще  всего  бывает
наоборот.  И тут все  стали садиться за стол. Тоже самый  обыкновенный  - на
четырех ножках, под веселенькой скатертью. И стулья довольно обыкновенные...
     Хотя... На  вид-то они были обыкновенные, а вот когда на них  садились,
стулья вели  себя как-то странно - они автоматически  и совершенно незаметно
изменялись. Одни становились  чуть ниже, и головы всех сидящих за столом как
бы  уравнялись, и  поэтому  все  сразу показались  как  бы  одного возраста.
Создалось впечатление равенства. Потом стулья немножко изменили свою  форму.
Спинка Пепиного  стула несколько изогнулась  и придержала  тоненькую Пепу за
плечи. А вот стул под ее отцом, наоборот, немного раздался вширь.
     Пока  длились эти  превращения, Пепин  папа  поколдовал  над  костюмами
землян, и в их скафандрах, вернее, в шлемах образовались отверстия.  Значит,
можно было есть.
     Оэта нажала кнопку под столом, и  рядом с ней в стене открылась дверца.
Из нее выглянули салаты на подносе. Она расставила их перед каждым обедающим
и тут же раздала вилки. А когда морские салаты были съедены (впрочем, салаты
съели  не все. Валя только поковырялась в тарелке, Андрей съел наполовину, а
Виктор подчистил салат полностью: он вообще любил море и все  морское), Оэта
собрала тарелки и вилки на поднос и отправила их за дверцу в стене.
     И тут появились те  самые кисло-сладко-со-лено-вкусные  овощные салаты,
которые очень понравились и Андрею,  и Виктору, и всем остальным, опять-таки
кроме Вали. Она  поковыряла  вилкой пахучую  разноцветную снедь  и отставила
тарелку вместе с новой  вилкой. И  опять  этому  никто не удивился: не хочет
есть человек - пусть не ест. Не  было этих противных разговоров: "Ах,  да вы
попробуйте! Ах, вы нас обижаете!"
     Какая уж тут обида? Не хочется -- вот и все.
     Но поскольку  Крайс, поглядывая на Валю, несколько задержался над своей
тарелкой, а Виктор справился с салатом быстро, он и присмотрелся к тарелкам.
Они оказались легкими  - легче, чем алюминиевые  или пластмассовые, и  очень
тоненькими. И вилки  были такими же. Но цвет у них оказался совсем не такой,
какой был у тарелок с морским салатом, - розоватый с прожилками.
     И вилки и тарелки отправились в окошечко в стене.
     Виктор, как и все земляне, искоса  и  потому вполне прилично поглядывал
на это окошечко, ожидая, когда из него появится еще что-нибудь. Но из окошка
ничего не появлялось. Оэта  выразительно  посмотрела на Пепу, и та выскочила
из-за стола. Оэта обратилась к Крайсу:
     - Крайс, по старой памяти...
     Она  не  успела  закончить  фразу,  потому  что Андрей каким-то  новым,
появившимся на  Мембе  чутьем  понял,  что она  хотела  сказать, и сейчас же
попросил:
     - Разрешите, я ей помогу.
     Оэта переглянулась с мужем и кивнула:
     - Разумеется...
     И  Андрей выбежал  вслед  за  Пепой.  Валя  едва  заметно  вздохнула  и
оглянулась на Край-са, который  смотрел  на нее  во все глаза. И тогда  Валя
снисходительно улыбнулась:  дескать, что  возьмешь с  такого легкомысленного
человека, как Андрей.
     Однако Виктор всего этого не замечал. Он думал.  Дома  у него тоже были
свои  обязанности:  ходить за  хлебом  и  молоком  в магазин, управляться  с
пылесосом. Но ни он, ни отец  на  кухню не  допускались. Там владела всем  и
царствовала  мама. Точнее, и отец, и Виктор иногда  допускались на кухню как
обязательные, но  не слишком  желанные гости. Там они все  вместе ужинали, а
обедали и завтракали тоже на кухне, но порознь. И каждый раз выяснялось, что
и  папа, и Виктор сделали на  кухне нечто  такое, что  не нравится маме.  То
посуду сложили не туда, куда нужно, то не вытерли за собой стол, то вытерли,
но не той тряпкой или неправильно. Бывало и так, что они разогревали то, что
нужно было съесть холодным, и ели холодным то, что требовалось разогреть.
     А вот  в семье  Оэты  все шло по-другому. Отец  что-то там сготовил  на
кухне, а Пепа должна  принести все  это, а потом, вероятно, помыть посуду...
Впрочем, посуду, может быть, моет Оэта?..
     Прикидывая, как  все-таки устроен быт в этой семье, Виктор  думал, что,
когда  все  в семье  делают  нечто такое,  что  нужно  всем,  это,  пожалуй,
интересней. А то сидишь и ждешь, когда тебе подадут, когда от тебя уберут...
А тебе только  и  остается, как похвалить то, что  ты  съел  или... Впрочем,
"или" здесь не бывает. Ты должен похвалить. Если не похвалишь, мама обидится
и начнет ворчать: "Готовишь-готовишь, стараешься-стараешься, а они еще и нос
воротят!"
     А ведь  никто не воротит.  Просто иногда  что-то там не нравится. Вот и
все. А обижать маму не стоит.
     И тут появилась Пепа. Вернее, в начале появился столик на колесиках, за
ним  - Пепа, а  уж  за Пепой -  Андрей.  Пепа  расставила перед каждым очень
красивые, расписные  тарелки, совсем как на  Земле,  и  разложила  ложки,  а
Андрей, поднатужившись,  поставил  перед Оэтой,  но  посреди стола  какой-то
сосуд.  "Супница",  -  вспомнил его название Виктор" И Оэта стала  разливать
суп.
     Пепа и Андрей расставили стаканы и кувшины с красной и синей жидкостью.
И   все   ели   суп,   пили   красную    солоновато-сладко-кислую   воду   и
кисловато-перечно-ванильную синюю воду. И хотя все было совершенно необычно,
но вкусно.
     Крайсу не хватило супа, и  он сам  долил  себе в тарелку. Потом  Пепа и
Андрей собрали посуду, погрузили на  столик  и  отвезли  на кухню. А  оттуда
привезли жаркое и новые напитки:
     цвета   недозревшего  лимона,   неопределенно-остренький   на  вкус,  и
темно-бордовый, очень  похожий  на наш томатный сок. И снова каждый ел и пил
ровно столько, сколько он хотел.
     Когда обед окончился. Валя первая поднялась и попросила:
     - Можно и я пойду помогу мыть посуду? Оэта рассмеялась:
     - Она уже помыта. Впрочем... впрочем.. Вам все-таки нужно показать нашу
кухню. Может быть, у вас не все так, как у нас.
     И все отправились на экскурсию в кухню. Она ничем не отличалась от тех,
к которым  привыкли ребята. Те же  шкафчики, чистенький стол, мойка, плита -
не то газовая, на то электрическая. Ну,  правда, кое-какие приборы... А  так
все обычно. А посуды и в самом деле нигде не было видно.
     - Пепа, объясни, как у нас все это делается!
     - А  что  тут объяснять? -  удивилась  Пепа.  - Все  всем ясно. Андрей,
например, все понял.
     - А другие не поняли.
     - Ну  ладно.  Вот на  столе -  видите?  -  лист испещренный  номерами и
надписями. Здесь вся написано.
     Виктор добросовестно, как  в  музее, наклонился над листом на  кухонном
столе и... ничего не понял. Ведь он не знал мембянскоги языка. Разговаривать
и понимать мембянам  помогал автомат-переводчик.  Впрочем, мембяне  понимали
землян точно так же.
     Но  ни цифр,  ни букв  мембянского алфавита Виктор  не знал,  не  успел
узнать.
     Вероятно, он не сознался  бы  в этом.  Пепа была так уверена, что все и
всем  понятно,  что  обижать  ее  не  хотелось. Вернее,  было  бы  как-то...
неудобно. Но все спутала Валя.
     -  Прости меня, Пепочка, - произнесла она приторным голосом, - но лично
я ничего не понимаю в этих... закорючках.
     Пепа  с  удивлением,  а Крайс с уважением взглянули  на нее.  Крайс уже
открыл рот, чтобы немедленно начать обучение Вали, но девчонки, по-видимому,
прекрасно  поняли  друг  друга,  потому  что  переглянулись,  покосились  на
смущенного Виктора  и  беспечного Андрея и рассмеялись так,  словно они были
закадычными подругами.
     -  Ах  да! - воскликнула Пепа. - Я  же совсем забыла, что вы  не знаете
нашего языка и нашего алфавита! Но впрочем, все это чепуха. Можно обойтись и
без  алфавита.  Важна  суть.   А  суть   такая.  На  этом  листе  напечатано
наименование шестисот  сорока  семи продуктов  и готовых  стандартных  блюд:
салатов, супов, жарких, компотов и всякого такого. И вот, представляете, вам
нужно приготовить обед, а стандартные блюда вам надоели. Вы  придумали свое,
шестьсот сорок восьмое.  Тогда вы нажимаете вот на эту кнопку. - Пепа нажала
на  кнопку,  и из  стены  выдвинулся  диск,  очень  похожий на  обыкновенный
телефонный диск. - И начинаете набирать... Ну, во-первых, вы набираете номер
своего дома  и  квартиры,  потом  час  и  минуты,  в которые вы  собираетесь
готовить ваш обед. А  уж потом номера нужных вам продуктов. Набрали и нажали
на кнопку.
     Ровно в тот час и в ту  минуту, когда  вам потребуется набор продуктов,
они вынырнут вот из этой дверцы - тут сработает пневдо-ставка.
     - Понятно, - решил  Андрей. - На главной фабрике-кухне дежурная  примет
заказ, подберет нужные продукты и перешлет вам.
     -  Ну...  примерно  так.  Только  не дежурная,  а  специальная  машина.
Дежурная может  ошибиться, может  задержаться, а  машина всегда будет точна.
Ну,  вот   вы   и  готовите   свое  шестьсот  сорок  восьмое  блюдо   вполне
самостоятельно.  Ведь,  как у нас говорят, приготовление  пищи, кулинария  -
самое увлекательное, самое  вкусное, хотя и самое недолговечное искусство. А
какой же человек равнодушен к искусству?
     - Есть и такие... - усмехнулась Оэта.
     - Мама намекает на меня. Я и в самом деле не очень люблю готовить. Да и
зачем, если  есть  почти пятьсот  уже готовых блюд. Набираешь их номера -  и
пожалуйста: хоть обед, хоть ужин, хоть праздничный стол на дому. Ставишь все
на плиту, и все будет готово в нужную минуту. Просто и удобно!
     Виктор все-таки вспомнил мысли во время обеда и поэтому спросил:
     - А как быть с грязной посудой?
     - Списочные блюда присылаются прямо с посудой. Когда мы  их  съедим, то
отправляем  остатки  с  посудой  на  наш  городской  пункт  питания.  Посуду
там/переплавляют  на  новую,  а остатки  продуктов  идут  на  комбикорм  для
животных.  А вот когда ты готовишь свое, особое блюдо, так посуда тоже своя,
домашняя.  А  моется  она, наверное,  как и у вас на  Земле - в обыкновенной
моечной машине. Все очень просто. -  Пепа едва заметно вздохнула. - Впрочем,
для нас с мамой это  не  всегда  просто. Мы слишком  заняты, и  поэтому  все
делает папа. Он очень  любит придумывать новые кушанья и  особенно пирожные.
Он же химик. Вот и проверяет на нас и гостях все, что он выдумывает.
     И скромный, незаметный папа мягко улыбнулся, незаметно щелкнул каким-то
тумбле-рочком, и из печки на  стол выдвинулся поднос с печеньем, пирожными и
чашечками с темным, похожим на шоколад напитком.
     Конечно, все  было очень вкусно, но не очень обычно. И кажется, впервые
Валя  ничего  не  оставляла  на  тарелке,   а  ела   в   полную  силу.   Они
переглядывались и пересмеивались с Пепой.
     - Андрюша, - ангельским голоском вдруг пропела Валя, - поскольку ты все
понял  на  этой  кухне, пожалуйста, набери  номерочек и попроси,  чтобы  мне
прислали... знаешь, той, зеленой... воды.
     Андрей  ринулся было к столику, но вдруг остановился.  Кажется, впервые
за все последние годы своей жизни он стал краснеть не от мороза  или жары, а
просто так...
     Валя  опять переглянулась  с Пепой, обе улыбнулись, и Валя обратилась к
Крайсу:
     - Ты знаешь, здесь все-таки жарко. И она первая вышла из кухни. За  ней
пошел тихий  и  скромный  Крайс.  Они как-то забыли  поблагодарить хозяев за
угощение.  По-видимому, у них объявились  какие-то свои, очень важные  дела.
Поэтому за десерт благодарил Виктор.




        Глава шестнадцатая. ШКОЛА ИЛИ КЛУБ?




     Вскоре  ребята  уехали  в  свою  странную многоугольную  комнату  -  им
предстояло  отдохнуть. Но хотя все и устали,  им не  лежалось. Они, конечно,
уже привыкли к своим спасительным костюмам, но лежать в них все-таки было не
совсем  удобно. Но снимать костюмы они  еще не могли:  кто  ж его знает, как
поведут  себя  всякие  микробы  или  вирусы.  Они могут  так  навалиться  на
непривычных к  этим напастям землян,  что от них останутся рожки  да  ножки.
Хуже, чем после нападения отариев.
     Они ворочались, ворчали про себя, но ничего поделать не могли. И  никто
не знал  и даже не предполагал, что в  эти самые  минуты решаются их судьбы,
что ученые уже изучили все их  анализы  и, в сущности, отменили обязательное
ношение спасательных костюмов по  вечерам и в помещении. Днем костюмы должны
по-прежнему  оберегать  их от  палящия  лучей мембянского  солнца.  А  самым
главным ради  чего ученые прилетели на Мембу, была  отправка ребят на Землю.
Вот  над  этим  и  ломали  многомудрые  головы  молодые  и  старый   ученые,
прилетевшие на  Мембу тем самым кораблем, посадку которого на энергетическое
кольцо видели земляне.
     Но ничего  этого  они  не  знали  и  потому ждали  совсем другого. Всем
хотелось  поскорее попасть в клуб. Ведь на  какой бы ты планете ни очутился,
хочется не только испытать приключения, хорошо поесть и отдохнуть, но  еще я
развлечься. А для этого, как известно, прежде всего существует клуб.
     Вот почему,  когда  к ним зашли  Оэта,  Крайс и  Пепа, земляне сразу же
вскочили  на  ноги,  и  вскоре  все шестеро пошагали  к  центру  городка,  к
двухэтажному  приземистому  зданию,  со  всех сторон  окруженному  садами  и
полями, на которых работало немало ребят разного возраста.
     Когда они переступили  порог клуба,  то невольно  запнулись: все вокруг
странным  образом  напоминало  привычную  школьную  обстановку.  В  огромном
вестибюле,  между кадками с  цветами и деревьями, шныряли  малыши - пожалуй,
даже поменьше,  чем первоклашки в земной  школе. Они визжали, сталкивались и
разлетались в  разные стороны.  Конечно, парами и  тройками  гуляли  девочки
постарше, а  их сверстники-мальчишки гонялись друг за  другом  или боролись.
Ребят постарше почти не было видно, а взрослых и не предвиделось...
     Вдоль  стен  вестибюля  стояли  похожие на  автоматы для  продажи газет
ящики,  над  которыми, на  стенах,  висели  уже привычные  экраны.  Время от
времени к этим ящикам подбегали ребята и, в одиночку и группочками, нажимали
на кнопки, и тогда вспыхивали экраны то с буквами на них, то с чертежами, то
с  целыми  картинами.  Ребята  работали   кнопками  и  тумблерочками,  ящики
поощрительно гудели, на экранах менялись и буквы, и цифры...
     Кто-то с  кем-то спорил,  кто-то  над  кем-то посмеивался, но все  были
азартны и веселы.
     Оэта покосилась на землян и остановилась возле одного из ящиков.
     -  Это  проверочные автоматы по  разным отраслям  знаний -  математике,
родному  языку,  географии  и так  далее.  На  них  всегда  можно  проверить
собственные знания...
     - Мама, проверять свои не всегда интересно, - вмешалась Пепа. - Гораздо
интересней поймать на какой-нибудь ерунде другого.
     - Я в этом не уверена, - ответила Оэта, - но... пусть будет  по-твоему.
Кроме того, на этих автоматах можно решить задачу, доказать теорему и многое
другое.
     Она рассказывала еще немало технических подробностей, но Виктору больше
всего понравилось замечание Пены. В самом деле, в школе  иногда  бывает так,
что гораздо интересней доказать своему соседу или приятелю, что он не  знает
материала, чем, выучив этот же самый материал самому, зарабатывать на ответе
пятерку или четверку.  Есть в этом что-то... такое... не совсем понятное, но
в  общем-то  интересное.  Как  бы  спортивное.  Ведь  всегда  приятно  выйти
победителем, хоть на спортивной площадке, хоть в счетном споре с соседом.
     Пока он раздумывал над  этим, они минули  вестибюль и пошли коридором -
длинным,  чинным, ну точь-в-точь таким, каким был коридор в той самой школе,
в  которой учились земляне. Только дверей  в нем было  гораздо больше и  они
довольно часто открывались.
     За дверями виднелись небольшие комнаты с партами  или столами, шкафы  с
приборами, какие-то таблицы и картины и конечно же привычные классные  доски
- матово-черные и солидные. А по бокам - экраны.
     В этих комнатах, за этими столами или партами сидел самый разнообразный
народ: то малыши, то средние по возрасту ребята, а то и почти взрослые парни
и девушки. И в каждой группочке был кто-нибудь постарше.
     - Так  это же самые обыкновенные классы!- воскликнул Андрей и обернулся
к Крайсу: - А ты говорил, что у вас не учатся.
     - Н-ну... я говорил не совсем так. Учатся, конечно...
     Крайсу было не по себе. Он стал часто оглядываться по  сторонам, словно
опасаясь какой-то нерадостной встречи.
     Оэта внимательно посмотрела на ребят и едва заметно усмехнулась:
     - Видишь ли,  Андрей, ты прав в  одном.  Мы  идем  по бывшей школе.  Но
теперь она у нас как клуб. Другое дело - чем  в этом клубе занимаются... Вот
поэтому-то мы и идем не спеша, поэтому, наверное, так волнуется Крайс.
     -  Обыкновенное  явление,  - передернула  плечами  Пена, -  Крайс,  как
всегда, наобещал своим малышам и ничего не подготовил. Ведь так, Крайс?
     -  Нет,  почему  же  ничего...  Кое-что  я  подготовил...  -  Он  вдруг
разозлился:  - И потом, когда  бы я,  интересно, готовил? То,  понимаешь,  в
поле, то опять-таки эта отариевая война... Вот времени и не хватило.
     - Раньше нужно было думать.  А  то  ты вечно все  делаешь  в  последнюю
минуту.
     - А знаешь, Крайс, - сказала  Оэта, - я бы начала с того,  что вместе с
Пепой  рассказала бы  малышам, как проходило сражение. По-моему,  это и есть
самое интересное. А все остальные занятия ты проведешь завтра.
     Виктор только покосился на Крайса, а Андрей, конечно, не выдержал:
     - Так ты что, сам проводишь занятия?
     - А как же иначе? - пожал плечами Крайс. - Я  ж тебе говорил, что у нас
так: ребята работают, а взрослые учатся. Вот и мы - каждый обязательно еще и
учитель.
     - И сколько ж у тебя учеников? - почти с уважением спросила Валя.
     - Четверо...  сейчас. А иногда  даже двое. Как когда... смотря по каким
предметам.
     Андрей кое-что начинал понимать и потому спросил:
     -  Значит,  тебе  сегодняшняя  геометрия  нужна  была  для  того, чтобы
позаниматься со своими ребятами?
     - Не-а...  Геометрия  для  меня  нужна.  У меня и у  Пены знаешь  какой
старший товарищ! И геометрию, и математику, да и физику сплошь знает.  С ним
очень интересно.
     - Выходит,  и  у  тебя  есть учитель?  -  слегка  разочарованно спросил
Андрей.
     -  Подождите,  ребята,  - остановила  их Оэта. -  Я попробую  объяснить
землянам главное. Как вы думаете, зачем нужны знания?
     - Н-ну-у... это... - начал было Андрей, но примолк.
     Вступил Виктор:
     - Чтобы жить.
     Оэта внимательно и уважительно посмотрела на него:
     -  Правильно! Знания нужны для  того, чтобы жить. Без знаний просто  не
проживешь. Ведь  даже сев  за  накрытый стол, ты без знаний  можешь остаться
голодным  -  не будешь  знать,  что можно и  нужно есть, а чего нельзя.  Это
только  так кажется, что  можно прожить без знаний.  А на  самом деле знания
везде, всегда  и во всем. И чем их больше, тем интересней жизнь. Но у знаний
есть  одна  печальная  особенность:   если  они  становятся  ненужными,  они
забываются. Что делаете вы, когда что-нибудь забываете?
     - Как что? Повторяем! Выучиваем! - сказала Валя.
     - А это очень интересно - повторять и выучивать?
     - Не знаю... Пожалуй... не очень...
     -  Ну  вот! У нас на Планете  это поняли. Поэтому старшие ребята всегда
занимаются и играют с  младшими. И конечно, старшие чему-то учат  младших. А
когда  учат,  то  невольно повторяют  забывающиеся знания. И  всем от  этого
хорошо. И тем,  кого учат, и тем, кто учит. Знания закрепляются. Вот и Крайс
и Пепа  работают с малышами, а  с ними работают старшие ребята.  И так у нас
все.
     Кое-что начинало проясняться. Такая школа землян очень заинтересовала и
постепенно увлекла. Ведь пока они шли, кругом бурлила и кипела жизнь. Кто-то
пробегал, откуда-то слышался смех, кто-то стоял  у экрана и  решал задачу, а
где-то рядом о чем-то спорили.
     У одной  из дверей Крайс остановился и с  мольбой посмотрел на Оэту. Та
кивнула и улыбнулась:
     - Не бойся. Попроси Пепу рассказать, что сегодня произошло.  Только все
по  порядку  и  все  честно.  А ты  поможешь Пепе. А потом... Потом  вы сами
поймете, что нужно делать. Не трусь.
     Крайс   нерешительно  кивнул  и  стал   медленно   приоткрывать  дверь.
Оказалось,  что  комнатка  была  битком  набита ребятами.  Все  закричали  и
завопили:
     - Давай, Крайс!
     - Пела, рассказывай!
     - Что там случилось?!
     - Какие земляне?
     Оэта повела ребят дальше:
     -  Не нужно им  мешать.  Видите, сколько у  них сегодня слушателей! Они
будут очень заняты.
     Потом  земляне  шли по  странной  школе-клубу  и  смотрели,  как ребята
работают  в мастерских и даже на кухне - разделывают продукты и приготовляют
полуфабрикаты. Валя сейчас же отметила:
     - Это, наверное, отсюда продукты и поступают на склады, а уж со складов
по квартирам?
     -  Совершенно верно. Ведь ребята должны  научиться  всему,  что  должен
уметь делать взрослый человек.
     -  Да... -  вздохнул  Виктор. -  Выходит, нужно не  только знать,  но и
уметь.
     - Вот именно! - кивнула Оэта. - Знать  и уметь! В этом и есть настоящее
счастье.
     Школа-клуб  жила  своей  жизнью.  В  спортивных  залах  и  на  открытых
площадках  шли сражения, в  музыкальных комнатах играли  и пели. Взрослые  -
учителя или воспитатели  - как-то  не попадались,  хотя иногда  и мелькали в
окружении  ребят.  Здесь  жила  и действовала  своя, ребячья  республика, со
своими  законами и со своими обычаями, которые все больше и больше нравились
землянам.
     Уже на обратном пути они зашли за Край-сом  и Пепой. Дверь в их комнату
была приоткрыта, но в комнате царила мертвая тишина. Пепа сразу увидела мать
и вышла в коридор.
     -  Знаешь,  ма,  мы  решили написать  сочинение.  Тема такая:  "Как  бы
поступил я, очутись  на  месте..." - Пепа покраснела  и быстро прошептала: -
Нет, ма, я, честное слово, не хвалилась. Я просто дополняла Крайса. Так вот:
     "Как бы поступил я на месте Крайса, или Андрея, или...  меня..." Мам! -
взмолилась Пепа. - Я знаю, что я тут неправильно сказала. Нужно было точнее.
Но это  же такое... Представляешь - ребята пишут сочинения и думают, как они
поступили бы на моем месте. Оэта погладила дочку по голове и сказала:
     - Хорошо.  Хорошо придумали. Об этом сочинении будут долго и  интересно
говорить и обсуждать его.
     К   Оэте  подбежал  шустрый  мальчик  в  яркой,  даже,  можно  сказать,
пронзительной рубашке и сказал:
     - Из океана передали, что к вам едут гости.
     - Спасибо, -  ответила  Оэта  и  задумалась.  Потом она  усмехнулась  и
предложила землянам: - Знаете, в клубе мы еще побудем, а вот познакомиться с
нашими гостями вам будет очень интересно.
     - Крнты приезжают? - спросила Пепа.
     - Скорее всего.
     - Мама, тогда я с вами.
     - Нет, Пепа. Ты и Крайс останетесь - вас ждут. И грши уедут не сразу...
Раз уж выбрались...




        Глава семнадцатая. СТОЛКНОВЕНИЕ ВО ВСЕЛЕННОЙ




     На  пороге  школы-клуба  все  невольно  остановились.  Со  всех  концов
необъятной равнины, окружавшей поселок, не торопясь шествовали в одиночку, а
больше группами усталые лятуи.  Они останавливались  неподалеку  от доилен и
нетерпеливо переминались с ноги на ногу.
     - На  дойку  собираются,  - сразу определил Андрей.  -  Значит, в школе
будет перерыв...
     -  Нет, перерыва  не будет, - покачала головой Оэта. - Переменки каждая
группа делает, когда она хочет. Просто на дойку придут дежурные ребята, кому
доверена эта работа.  А с ними,  может  быть, и младшие, те,  с которыми они
работают.
     Андрей переглянулся с Виктором,  и оба вдруг почувствовали, что им тоже
хочется  повозиться  с  такими  замечательными  животными, как  лятуи. Но  к
сожалению,  они  были только гостями  в  этом несколько странноватом мире. А
гостям далеко не всегда предоставляется такое почетное право -  поработать в
свое удовольствие!
     И они пошли к дому Оэты. Валя спросила:
     - А почему бы нам  не  воспользоваться  машиной? У вас же они не личные
или, как у нас говорят, частные. Они же у вас принадлежат всем.
     - Разумеется, можно! Если вам хочется. Но я подумала, что в такой вечер
приятно пройтись...
     Конечно,  каждый  из  землян  мог  сказать, что  ему  гораздо  приятней
пройтись... Особенно в порядком  надоевшем костюме, а не ехать  в машине,  в
которой они,  кстати, так  и  не  покатались. Но  они ничего не сказали. Они
только вздохнули и пошли вместе с Оэтой по цветным дорожкам.
     А вечер и в самом деле был необыкновенен. Темно-оранжевое небо, смутные
купы  деревьев,  лучащиеся  светом  свободно разбросанные  дома  поселка или
маленького  городка,  и над  всем этим  -незнакомая суровая россыпь странных
звезд  и  созвездий.  Они  не  походили  на земные  - светлые до  голубизны,
перемигивающиеся и как бы робкие.
     Здесь  они  были  крупные,  разноцветные  -  алые,  зеленые,  багровые,
пронзительно-голубые  и  еще  какие-то.  Но  самое  главное, здешние  звезды
казались  не то  что большими или солидными, а  как бы даже нахальными.  Они
словно  вышли из  общих  рядов,  распустили  мохнатые крылья-лучи и  закрыли
всякую иную звездную мелочь.  И висели  они так  близко  друг к  другу,  что
казалось, будто они связаны своими разноцветными лучами.
     А над  горизонтом  висело великое  скопище  больших  и  малых  звезд  и
звездочек.   Их   лучи   переплетались   в  сплошную   светящуюся  дымку   -
разноцветно-трепетную.  В  этой  массе  не виделось,  а  ощущалось  какое-то
огромное  небесное  тело,  которое  притягивало, держало и  в  то  же  время
освещало и отталкивало все это лучащееся скопище.
     Такого земляне никогда  не видели, поэтому они приостановились и уже не
обращали внимания  ни на  лятуев,  ни на темно-оранжевое небо, а смотрели на
удивительную, словно живую,  звездную  дымку  над горизонтом.  Она влекла  и
волновала, заставляла  всматриваться  и  тревожно угадывать, что там,  в  ее
глубине...
     Оэта посмотрела  на притихших  ребят и тоже стала задумчиво  глядеть на
горизонт, потом встряхнулась и сказала:
     - Знаете, долго смотреть туда не следует.
     - Почему? - удивилась Валя, хотя она и  чувствовала, что  к этой  дымке
привлекает  не  только   ее  красота,  но   и  еще   нечто   необыкновенное,
неиспытанное, чего, вероятно, не испытывал никто на оставленной Земле.
     -  Мы еще сами не знаем,  что именно нас, как  и  вас, влечет туда,  но
только смотреть  в  этот  центр  соседней галактики не  только приятно, но и
опасно.
     - Почему же опасно, если приятно?
     -  Не  знаю...  Ни  я  не  знаю,  ни   наши  ученые...  Есть  различные
предположения,  но...  все они  пока  что  не точны. Просто... просто, когда
долго смотришь на этот центр, начинает  кружиться голова, путаются мысли, не
хочется ни спать,  ни  двигаться,  а только  смотреть и смотреть... Вначале,
когда  мы  сюда  прилетели...  Вернее,  не  мы,  а  наши  предки, было много
случаев...  психических  отклонений.  Потом привыкли, научились  не смотреть
подолгу, и все обходится.
     - Значит, это центр нашей Галактики? - спросил Виктор.
     -  В том-то  и дело, что не нашей. Это  соседняя галактика, и, кажется,
край  нашей Галактики постепенно врезается почти в ее середину. Мы,  то есть
наша  Солнечная система, находимся  очень  далеко от центра нашей Галактики,
можно сказать, на самой ее окраине. Вот почему у нас старое солнце - оно уже
догорает, и свет у него не белый, как...
     -  Как у нас! -  сейчас же  вмешался Андрей.  -  Но  у нас, правда, нет
центра Галактики, но зато есть Луна. И когда она полная, если долго смотреть
на  нее, так  тоже...чувствуешь себя странно...  Говорят,  что,  если  долго
смотреть на нее, можешь стать лунатиком.
     - А это что такое, - удивилась Оэта, - лунатики?
     - Это такая болезнь. Человек спит,  а может ходить по карнизам,  лазить
по деревьям и ничего не чувствовать и потом ни  о  чем не помнить. И болезнь
эта появляется только в полнолуние.
     - Ну что ж... - кивнула Оэта. - Может  быть. Это показывает, как близки
мы, мембяне, и вы, земляне.
     Они  помолчали,  и  Виктор,  оглянувшись на  звездную дымку,  задумчиво
произнес:
     - А еще у нас есть Млечный Путь...
     - А это что такое - Млечный Путь? Пришлось объяснять, что такое Млечный
Путь. Оэта кивнула:
     - Да. Так и должно быть. Ваш Млечный Путь  - это одна из ветвей нашей с
вами общей Галактики.  Но мы, наша Мемба, находимся в стороне  от этой ветви
и, значит, от вашей Земли.
     - Значит, мы не врежемся в чужую галактику? - с надеждой спросила Валя.
     -  Не  знаю...  -  очень серьезно  ответила  Оэта.  -  Но  если даже  и
врежетесь, то это произойдет через много-много тысяч лет.
     Они помолчали, потому что никто из них не  представлял себе, что значит
много-много тысяч лет и каким образом Галактика может врезаться в соседнюю.
     Разумные  существа  в  конце  концов  могут многое понять,  высчитать и
определить. Но представить себе, соразмерить  с  ним свою  жизнь  они  умеют
далеко не всегда. Что-то мешает этому в самом человеке.  Виктор обратился  к
Оэте:
     - Вы начали говорить о нашем солнце.
     - Да-да... Вы ведь,  наверное, знаете, что галактики образуются оттого,
что где-то в глубине Вселенной собираются сгустки материи огромной величины.
Сила  притяжения,  гравитация  вынуждает  материю сжиматься  все  сильней  и
сильней,  пока  не  происходит  взрыв. Материя  не выдерживает напряжений  и
разлетается в разные стороны мельчайшими частичками, огненным туманом. И вот
когда  они  теряют  энергию,  замедляют  разлет,  то постепенно собираются в
атомы, потом  в молекулы и так далее, пока не образовывают солнце, планеты и
прочее.  Но, как вы сами  понимаете,  первыми начинают собираться те частицы
материи,  которые первыми  вылетели из места взрыва  и улетели  дальше всех.
Значит, и  первые планеты,  и первые солнца, и  их системы образовались не в
центрах  галактик,  а на  их окраинах.  Наша Солнечная система  образовалась
раньше  вашей, и у нас цивилизация - наука, техника,  искусство  - несколько
выше,  чем у вас. Когда-то наши  ученые разыскивали братьев по разуму вокруг
себя. Потом  стали  искать только  на окраинах Галактики и  нашли  их.  Есть
цивилизации  и повыше  нашей,  они  многое передают нам.  Правда, сейчас они
очень заняты -  их Солнечная система врезалась в соседнюю галактику.  А есть
цивилизации и послабее нашей и даже вашей. Они еще будут учиться у нас или у
вас...
     -  А тем,  которые... в чужой  галактике,  почему им  сейчас трудно?  -
спросил Виктор.
     - Они  опасаются, что  их может притянуть к себе  какая-нибудь  другая,
более мощная планета или солнце, и тогда цивилизация может погибнуть...
     - И что же они делают?
     - Готовятся  к борьбе за существование своей планеты. Они и научили нас
заранее готовиться к этой  борьбе. Вот почему мы  перестроили свою жизнь. Вы
уже заметили,  что у нас работают с самых  малых лет. Все организовано  так,
чтобы даже дети, постепенно овладевая  знаниями  и умением, могли обеспечить
жизнь.  А  взрослые  учатся.  Точнее, стараются разгадать все  новые и новые
тайны природы. Вот и ваш неожиданный прилет задал загадку нашим ученым. Мы с
вами  беседуем,  а   наши  ученые   уже  наверняка   связались  со   Старшей
Цивилизацией, консультируются у нее, стараются сами  разобраться, как, каким
образом  вас  занесло  на Мембу. Вот  так мы и  живем  - учимся, работаем, а
главное, готовимся к тем дням, когда всем нам придется  потрудиться над тем,
чтобы  спасти  свои обжитые планеты. И может быть, для  этого  нам  придется
поменять Солнечную систему.
     - То есть как это поменять Солнечную систему? - опешил Андрей.
     - А просто...  Впрочем, на  словах очень просто. Когда дойдет наш черед
втянуться  в  чужую, более молодую,  чем наша, галактику, мы, вероятно,  уже
сможем  в нужный момент  изменить орбиту своей планеты  так, чтобы она стала
спутницей нового  молодого  солнца. Тогда  наша цивилизация  будет  жить еще
многие миллионы лет. А может быть, и миллиарды...
     Оэта  сказала  это так мечтательно  и уверенно,  что все земляне  очень
захотели поверить в это, но представить себе, как это можно сменить солнце и
прожить еще миллиард лет, они не могли...
     Оэта заметила их смущение и рассмеялась:
     - Это  действительно трудно,  а иногда  и  невозможно представить  себе
такое. Умом эту механику еще кое-как понять можно, но вот представить... Вот
почему, ребята, на  Мембе  у нас такая  система обучения.  Дети с малых  лет
сталкиваются  не столько с книжными знаниями, сколько с  практическими.  Они
учатся не только знать и уметь, но и, что самое главное, понимать. У нас уже
пришла такая жизнь. Нет  сомнения,  что когда-нибудь будет  такая жизнь и  у
вас. Ведь человечество, если  оно постоянно развивается,  всесильно. Оно все
поймет,  и все сумеет, и все сделает. Например,  сменит свое солнце. А может
быть,  даже  создаст его заново.  Но  для этого  нужно  уцелеть в гигантской
борьбе космических сил - в данном случае в борьбе двух галактик.
     Они медленно шли по слабо светящимся разноцветным  дорожкам, фонари  на
улице не горели - небо  лучилось так  ясно, что все было видно, как видно на
Земле в рассвет. И тут,  из этих словно рассветных сумерек, появились четыре
довольно  странные  не  то  автомашины, не  то  вообще  неизвестно  что. Это
"что-то"  катило  по дороге  и вскоре поравнялось  с Оэтой и землянами. Оэта
вдруг всплеснула руками и бросилась наперерез этим странным аппаратам.




        Глава восемнадцатая. НОВЫЕ ЗНАКОМЫЕ - ГРШИ




     -  Всем  семейством!  Как это  здорово!  - закричала  Оэта,  и аппараты
остановились.
     Земляне рассмотрели  их. Обтекаемые, блестящие, похожие  на  торпеды на
маленьких колесиках, они  ехали потому, что  те,  что сидели... или лежали в
них,  отталкивались от  дороги  ластами  или плавниками.  Словом,  это  были
самокаты.
     Их было  четыре, этих  самоката: два больших и два поменьше. И в каждом
из  них сидело  по  рыбе.  Самой  обыкновенной  рыбе  - с  длинной мордой, с
передними не то плавниками, не  то ластами,  которыми рыбы отталкивались  от
дороги. Боковыми плавниками  рыбы  держались... Нет,