ие тех, кто вне зоны! Все виноваты, все!
     Лишь одна мысль не пришла в голову карлику - что виноват и  он. Не надо
было бежать. Не надо было захватывать заложников. Не надо было прорываться с
боем. Надо было  тихо сдохнуть под плетьми и розгами андроидов-надзирателей.
Тогда  бы  всем было хорошо.  Но Цай не  сам  решил  бежать. И не огромный и
бесстрашный  викинг  Гуг-Игунфельд  заставил его бежать.  Нет. Цаю  ван  Дау
приказал бежать Синдикат. И об этом не знал никто.
     Цай подошел ближе к  распятому,  встал перед  ним на колени и прошептал
полузабытую умагангскую  молитву. Прямо перед ним была целая  лужа крови. Он
наклонился над  ней - и увидел свое искаженное  отражение: страшное, злобное
лицо  беспощадного, ожесточившегося сердцем  убийцы. Ну и пусть! Он тот, кто
он есть. И не надо лгать себе самому!
     Надо  уходить отсюда. Надо разыскать  этого  непонятного, сующего везде
свой нос землянина, Ивана. И если он мертв,  пора ставить точку на всей этой
истории. Пора.
     Цая вновь  прожгло адским огнем. Швырнуло куда-то во мрак и темень.  Не
сработало.  Видать,  и у них бывают сбои. В  такой темнотище  не может  быть
никого. Скорее всего, он просто ослеп.


     Но не оглох. Сырой и вялый сквознячок донес до ушей Цая ван Дау тяжелые
шаги. Шли двое, это можно было определить сразу. Оба тяжело дышали.
     - Давай передохшем, - предложил Кеша. И уселся на корточки возле  сырой
стены.
     - Давай, - согласился с ним Иван. Он был раздражен и зол.  Ему  впервые
за многие годы хотелось выговориться.  - Знаешь, Кеша - друг  любезный,  мне
вот  сейчас  стало ясно,  что жизнь  вся  моя  состояла  и состоит  из  двух
половинок. В  первой я  жил как  нормальный человек, учился,  любил, дружил,
покорял к геизировалаовые планеты, сражался со злом на них и насаждал добро,
отдыхая на  родимой земелюшке, короче, все  как у людей. А во второй - я все
время  брожу  по каким-то лабиринтам, ходам, норам,  ползаю  по подэемельям,
сигаю с уровня на уровень, чтобы вновь попасть в норы-лабиринты, чтобы вновь
блуждать до бесконечности - и конца края этим мытарствам не предвидится.
     А в Системе меня все время подвешивали за ноги на какихто ржавых цепях,
от этих процедур можно было сойти с ума ... Слушай, Кеша, может, я и сошел с
ума в харханских подземельях, а? Может, все остальное это уже один бред?!
     - Не берусь судить насчет всего остального, но что я не бред и не твоя,
Иван, галлюцинация, могу поручиться твердо,  -  Кеша  жевал какую-то корку и
говорил невнятно, с набитым ртом.
     Уродливый карлик возник перед ними неожиданно.
     -  Вот она - галлюцинация! - ткнул  в Цая железным пальцем рецидивист и
беглый каторжник Кеша Мочила. - Натуральная.
     -  Это  точно,  -  машинально  согласился  Иван,  -  подлинник сейчас в
Калифорнии солнечные ванны принимает. - Сказав это. Иван  встряхнул головой.
Перед  ним  стояла  никакая  не галлюцинация,  а  сам отпрыск  императорской
фамилии.
     Но этот отпрыск вел  себя странно. Он не  поздоровался, не обрадовался,
не  удивился, не изменился в  лице. Казалось,  он  полностью погружен  сам в
себя.  Иван  вытянул руку, обвитую  шнуром-поисковиком,  прибавил света - он
научился это делать, все было просто,  достаточно лишь пожелать света и чуть
напрячь мышцы на руке - и Цай ван Дау расстаял, будто его и не было.
     - Выруби прожектор! - сыронизировал Кеша.
     Иван убрал свет.  И почти сразу в темени  ясно и зримо  выступил карлик
Цай.
     - Не обращайте внимания, - прошепелявил он,  -  я тут кое с кем говорил
... э-э, по внутренней связи. Вы меня четко видите?
     - Ага! - ответил Кеша.
     - И я вас вижу! Попробуйте дотронуться до меня!
     Кеша заулыбался, наигранно отпрянул назад.
     - Еще долбанет  вдруг, -  проговорил  он с ехидцей,  - ты случайно не с
того свету, милый друг?
     Иван дотронулся до карлика. Тот был вполне осязаем.
     - Ну вот и прекрасно! - выдохнул Цай ван Дау. - Это восходящая струя.
     - Мы думали, ты из Д-статора сиганул на Землю, - сказал Иван.
     - Нет. Я сейчас  нахожусь внизу - в самом ядре Гиргеи. Меня вморозило в
огромный   кусище  льда,  который   выглядит  лучше  самого   высокосортного
хрусталя...
     - Хрустальный лед?! - чуть не выкрикнул Иван.
     - Да.
     - Это силовые поля, Цай. Это не простой лед.
     - Догадываюсь.
     - А кто ж тогда вот тут торчит, перед нами? - вклинился Кеша.
     - Двойник, - спокойно ответил карлик. - Почему вы не ушли?
     - Заряда не хватило, - сокрушенно ответил Кеша, - статор заглох.
     - Понятно. - Карлик Цай не особо расстроился.
     - Значит, они все-таки есть? - спросил Иван.
     - Кто это они? - уточнил Цай.
     - Довзрывники.
     - Первый раз слышу, - сознался Цай. И добавил: - Не в названиях суть. В
нашей  Вселенной сейчас  присутствует какая-то  всемогущественная  сила. Она
пришла Извне.  Она ни во что  не вмешивается. Понимаете? Я не  берусь судить
обо  всем.  Но,  по-моему,  каждая  из  наших  земных  группировок  пытается
заставить эту силу работать  на себя... и против своих  соперников. Больше я
ни черта не знаю!
     - Этого достаточно! - заключил Иван. Теперь  он был убежден  -  если  в
этом мире действует несколько соперничающих сторон, он  обязательно вырвется
наружу,  он  будет  пользоваться  их враждой, он сумеет проскользнуть  между
свивающимися  щупальцами затаившихся  перед битвой  монстров. Итак, каким-то
непонятным  образом  здесь  на   Гиргее  столкнулись   интересы   Синдиката,
"серьезных"  - кто же  они такие,  черт побери!  -  официально  существующей
Федерации или, как чаще ее принято называть, "мирового сообщества".  Системы
и  ...  довзрывников? Нет, последние  в  стороне ото всех, если они  есть на
самом деле.
     Черт  ногу  сломит!  Ну  что  такое  для  этих  сверхгигантов  какие-то
микроскопические мошки: Иван,  Кеша, каторжник Цай?! Ничто! У Ивана внезапно
пересохло  в  горле,  сердце  комком  подкатило  к  гортани, будто  задумало
совершить отчаянную попытку и выпрыгнуть из тепа. Кристалл! Это надо же быть
таким  круглым  идиотом!  Это  надо  же  - самому  вырваться  из  треклятого
Пристанища,  а  Кристалл,  в  котором  записано  ВСЕ, посеять!  Ивану  стало
нехорошо.  Нет, он  не  мошка.  Он стал  тем узелком,  не разрубив  которого
могущественнейшие  силы всех Мирозданий  непостижимого  конгломерата  Бытия,
никогда не смогут достичь своих целей. Он и  Кристалл!  В этом  единственная
отгадка  вопроса  вопросов  -  почему  он  до  сих  пор  жив!  Иди,  и  будь
благословен! Нет, он нужен не только силам зла. Значит, Кто-то и Что-то есть
и за ним?  Господи милосердный,  не дай сгинуть, не пройдя пути  своего! Как
больно!  Как страшно! Голова готова лопнуть. Она не вмещает вселенской жути,
она слишком мала  чтобы вместить в себя этот ужас! Ну да ничего, ну да ладно
... Иван пытался вернуть внутреннее равновесие. Глаза боятся, а руки делают.
Надо  просто  делать  свое  дело  -  по  крупице,  по  частичкам,  по крохам
складываются исполинские пирамиды. Есть дорога, которою нельзя перепрыгнуть,
пролететь, по этой Дороге надо пройти - шаг за шагом, метр за метром, версту
за верстой, пройти самому, глотая пыль,  обливаясь потом, падая от усталости
и  безнадежности, не видя ни  конца, ни края пути. Идти вперед ... Иди, и да
будь благословен! В этом разгадка. Его крест,  его схима - эта Дорога! Чтобы
когда-нибудь,  в бесконечном  далеке  пробиться к Свету, он  должен  пройти,
проползти на брюхе все эти черные лабиринты отчуждения.
     Он уже  прожил в этих блужданиях и странствиях целые жизни, он страдал,
изнывал  в   черных   темницах,  "дозревая"  по  чьей-то   черной   воле  до
бесконечности, до  безумия.  Но он  всегда находил  силы, чтобы  отдышаться,
зализать  раны, прогнать страхи и немочи... и ползти вперед. Иди, и да  будь
благословен!  И он  шел, шел, шел.  И  стучало в  ушах:  "Животворящий Крест
Господень хранит тебя в муках  и испытаниях, ты падал в адские бездны, но ты
и поднимался вверх, твой дух  побывал везде ... и он не ослаб. Это тело твое
устало!" Тело лишь вместилище Духа, его покров и одеяние.
     Одеяния изнашиваются. Нет вечных покровов.
     - Ну, Ваня, это не дело, -  прервал вдруг его мысли ветеран  аранайской
войны,  -  мы  ежели  нюни  будем  распускать,  никогда из  этой  задницы не
выберемся, понял, браток?
     Иван  провел ладонью  по  щеке  - ладонь намокла.  Неужели  он  плакал?
Предательская слеза сама выкатила из глаза. Нет,  не годится,  Кеша прав, не
время слезы лить и себя жалеть.
     - Здесь поблизости есть черная нить? - спросил Иван у Цая.
     Карлик замялся.
     - Я не знаю, где вы точно находитесь.
     - Зато _о_н_и_ знают, - вкрадчиво вставил Кеша.
     Из  незаживающей раны  на лбу у бедолаги  Цая выкатилась капля  мутной,
почти черной крови, лицо сморщилось грецким орехом.
     - Все верно, - согласился он. - Сейчас я запрошу координаты. - И тут же
ответил: - Здесь нет черной нити.
     - Это точно?! - Кеша готов был схватить карлика за грудки.
     - Точно. До ближайшего крюкера семьдесят четыре мили.
     - День ходу! - обрадовался ветеран.
     - Это если есть ход!
     - Запроси!
     - Шнур и без запросов найдет дорогу, - предположил Иван.
     - Пока он найдет, мы сдохнем в этих лабиринтах.
     Кеша вцепился  в рукояти парализаторов, висящих у него  на  поясе.  Ему
явно  не  терпелось пустить в  ход оружие,  он  жаждал действия. Но врага не
было. Были мрак, пустотам и неизвестность.
     - Проход есть, -  мрачно изрек карлик Цай, - но там чья-то база.  Ее не
обойти.
     - Чья?!
     - Это не Синдикат, точно. И не административный пост каторги.
     Кеша не выдержал.
     - Вы все охренели! - завопил он.  - Откуда в этой дыре базы?! Я вот щас
пойду и разберуся там! Я их там разбазирую,  Гадов! Они  мне уже  все  нервы
повымотали!
     Иван  подождал,  пока  измученный   каторгами   и  застенками   ветеран
выдохнется. А потом сказал по-деловому:
     - Это  хорошо, что  база. Разживемся оружием, скафами, провиантом. Нам,
друг мой Булыгин, сопутствует удача и надо это ценить.
     С Цаем  ван  Дау  что-то  происходило  -  он  начал  светиться  жутким,
загробным свечением,  потом  свечение  это  перешло  в  мерцание. Глаза  его
потухли, а бельма наоборот, стали полупрозрачными.
     - Мне  тяжело здесь оставаться, -  прохрипел карлик, - огонь, огонь,  я
весь в огне, ох,  как жжет!!! Идите. Главное - направление!  -  Он махнул во
тьму скрюченным пальцем. - Это настоящий ад! Погасите ого-онь...
     Цай ван Дау исчез, словно его и не было.


        x x x


     Когда  с головы сияли  черную  повязку,  Лива  невольно  зажмурилась от
ослепительного света.  И лишь спустя немного времеии поняла, что горят всего
лишь два семисвечных шандала по бокам от нее.
     Ей было хорошо. Истома и нега переполняли молодое красивое тело. Оиа не
могла   припомнить,  чтобы   когда-нибудь   в   жизни   испытывала  подобное
наслаждение.  Прямо нирвана какая-то! Лива  млела и томно закатывала большие
синие глаза. И если бы ее спросили, сколько времени прошлое тех пор, как она
визжала,  кусалась,  ругалась  похлеще  пьяного  матросами  пиналась  своими
прекрасными, но очень сильными ножками, Лива не смогла бы ответить.
     А прошло лишь около часа.
     Говард Буковски,  этот холеный джентльмен  в  дорогом костюме, вел себя
словно последвий мерзавец. Мало того, что он чуть не сломал ей руку, так еще
и общупал  всю с  ног до головы в полутемной утробе "Форда-Лаки", только что
не изнасиловал! Лива все выжидала момента, чтобы врезать седому хорошенечко.
И когда такой миг настал, не оплошала.
     - Получай, сволочь! - выкрикнула она, лягая обидчика в пах.
     Лива  не  промахнулась.  Зато  всю  дорогу  от  машины   до  крохотного
палисадничка Крежень тащил ее за ногу, волочил словно старую ненужную куклу.
Европа!  Она  давненько  мечтала о  путешествии  в  Европу.  Но  не  о таком
путешествии.
     Потом ее били сразу трое: Крежень, какой-то скелет в джинсах  и пижон в
юбчонке. Били  с любовью, по-родственному,  не  калеча,  не оставляя видимых
следов, но причиняя  дикую, невыносимую  боль.  Били, оглаживали, ощупывали,
хохотали и снова били.
     Потом она потеряла сознание.
     А  очнулась в комнатушке, задрапированной черным бархатом. Сидела она в
большом кресле  с  резными деревянными подлокотниками. И  колдовала  над ней
какая-то старуха-уродина: вытворяла что-то непотребное с волосами. У старухи
было мертвецки  белое  лицо.  Оно  ничего  не  выражало.  Холодными  тонкими
пальцами старуха  втирала  в кожу мулатки тягучие, неприятно пахнущие  мази.
Потом вдруг начинала сдавливать ей виски  - и ледяные руки сразу становились
обжигающе горячими. Ливадия Бэкфайер Лонг,  в просторечии Лива. Стрекоза, не
могла ни  встать, ни  повернуть головы, ни шевельнуться. Она  была в  полной
власти странного существа.  Ощущение  блаженства стало приходить постепенно,
по  капельке - после того, как старуха влила  ей  в рот горькое  снадобье из
трех  крохотных пузырьков.  И  тогда  Ливе  открылось, что  сидит  она перед
высоким старинным  зеркалом, а за  спиной  ее  ворожит  и  колдует совсем не
старая,  а напротив,  молодая, но безглазая  красавица  с высоким  оголенным
лбом.  Глазницы  ворожеи не были пусты,  в них стояла чернота,  в них застыл
мрак  - слевно  в  провалы черепа  плеснули  остывающей,  утрачивающей блеск
смолой.
     Лива совершенно четко осознавала, что этого не должно быть, что все это
страшно и невозможно. Но  она уже плыла в теплых и убаюкивающих волнах чужих
грез, она растворяясь в огромном и недоступном ее пониманию.  И это не  было
наркотическим сном. Она много чего испытала, могла сравнивать. Нет, это было
иное, совсем иное! Она подняла глаза - и не увидела потолка  комнаты, черные
бархатные  стены  уходили  ввысь,  в  ночь,  в  темень.  А  пальцы  колдуньи
продолжали то  леденить, то обжигать. Безглазая вонзала крохотные иголочки в
каждый ноготок на руках  и  на  ногах  мулатки,  ввинчивала  что-то колючее,
распирающее,  пришептывала  ...  лишь  один ноготок  ей не  поддался, и  она
вонзила иголочку в мяготь пальца. Лива  увидела капельку собственной крови -
живой,  дрожащий  шарик.  Но  это  была  не ее кровь. У  нее  не могло  быть
изумрудной зеленой  крови! Она хотела  спросить, потребовать объяснений.  Но
язык не послушался ее. И желание тут же угасло. Снова ее подхватили волны. И
понесли,  понесли,  понесли  ... Она ощущала легкое  прикосновение тончайших
одежд к  коже, слышала  их шелест. Но  она уплывала  все дальше из  комнаты,
обитой черным бархатом  - и зеркало,  струящейся  и осыпающей брызгами рекой
уносило ее в свои глубины.
     Сколько она была вне себя, Лива не помнила.
     Свет свечей пробудил ее.
     И не так  уж ярок  и ослепителен  был этот свет.  Два семисвечника  еле
разрывали беспросветный мрак, заставляя его отползти лишь на несколько шагов
от основания высокой и ажурной стойки, увенчанной  крохотным сиденьицем  без
спинки и подлокотников. Матово поблескивающим изваянием застыло тело мулатки
под уходящими  в  ночь  сводами.  Лива видела  себя  со стороны, будто некая
незримая сила  даровала  ей  второе зрение. И ей не было страшно  за  себя -
столь  хрупкую и  одинокую во  мраке. Юна  не знала страха, ибо  она все еще
плыла ... Тело казалось невесомым, не  требовалось ни малейших усилий, чтобы
держать спину прямой. Руки застыли двумя тонкими крылами, раскинутыми словно
для предстоящего оолета. Полета в никуда.
     Она была беззащитна и открыта  в свете  колеблющихся язычков пламени. И
она не  сразу поняла, что свечи освещают именно ее и только ее.  Когда-то  в
Бич-Дайке  она выступала на  сцене-вертушке  в  прожигающих  насквозь  лучах
голографического кольцевого спектратора, она раздевалась на глазах у сотен и
тысяч полупьяных  юнцов-дебилов.  Она была одной из  лучших шок-стриптизерок
Побережья. Но она не ощущала себя до такой степени выставленной напоказ, как
сейчас.  Внизу,  во  тьме кто-то  был.  Она  слышала  сдерживаемое  дыхание,
перекатывающееся  волнами, разбегающееся, затихающее и вновь  накатывающее -
так  мог  дышать  исполинский  зрительный  зал,  подчиненный  чьей-то  воле,
замерший в предвкушении небывалого зрелища.
     Сколько  их  было, невидимых  глаз,  поднятых  на  нее  из  тьмы  и  не
отражающих света свечей?!  Она не  знала. Она плыла.  И уже - полулетела, не
делая ни единого взмаха  руками. Шесть шандалов вспыхнули внезапно, будто не
свечи  загорелись, а включили ток  и шесть  шестиламповых люстр одновременно
дали  свет  -  спереди,  сбоков,  сзади. И тут  же  зажглись еще  тринадцать
семисвечников,  удаленных  от  нее  на  сто  шагов  -  кольцами,  световыми,
мерцающими  кольцами вырвали они из  мрака тысячи голов в черных островерхих
капюшонах. Да, они все собрались  смотреть  на  нее, Лива в упоении закинула
голову   назад,  потрясая  тяжелыми,  скрученными  в   спирали  волосами,  и
расхохоталась. Ей было приятно, что столь огромное множество людей собралось
поглазеть на нее  -  красивую,  бесподобную,  сверкающую  в  вышине, над  их
головами, над свечами, надо всем миром.
     Голос прогрохотал неожиданно - из-под самых сводов.
     Да и не голос это был, а получеловеческий-полузвериный  рык, в  котором
сплелись неожиданным переплетеньем грохочущие слова старонемецкого и иврита,
латяни  и тайного языка  египетских фараонов... Рык рокотал под сводами, а в
голове у  Ливадии  Бэкфайер-Лонг  звучал сладчайший  баритон,  растекающийся
патокой по полусонным полушариям.
     И она уже не знала, кого слышит.
     -  Во  имя  Отца  Мрака,  порождающего  Черное  Благо,  и  Сына  его  -
низринутого ввысь,  и Духа отмщения, воамите, посвященные, и падите ниц пред
шевестом непроизвесенного имени Владыки вашего!
     Десятки тысяч застывших черных фигур одновременно с грохотом опустились
на колени, отбрасывая назад капюшоны и устремляя глаза вверх.
     - Ибо сказано в Черном Писании, что не  в  земле царствие  низринутых и
отвергнутых, а в  небесных сферах, сокрывающих Землю. И оттуда приидет к нам
Черное Благо!
     И оттуда  вопиет  Дух  мщения!  А в  глубинах подземных -  лишь двери в
Преисподнюю,  и  не всякий в них допущен  будет, а  лишь обагрившийся кровью
семижды  семи  жертв  ваших и  ввергший в путь истинный  тринадцать  прочих,
рекомых при нем сатаноапостолами! Посвящение есть спасение во Черном Благе!
     Лива ничего не понимала. Но ее возносило в выси неведомые, ее кружило и
влекло. Она уже летела...
     - Вздымите руци своя!!!
     С  гулким  громовым выдохом десятки тысяч  рук взмыли  вверх. Они  были
черны от запекшейся крови: Они были алчны и неистовы.
     -  Семижды семь жертв принял  ныне от нас Отец наш. И возрадовался  аки
видящий  чад своих, насыщающихся мраком истинного знания и истиной мертвящей
любви.
     - Семижды семь непосвященных искупительными пытками и молениями введены
в путь истинный и готовятся к принятию  посвящения. Умножается Черное Благо,
непришедшее  еще на Землю,  но воплощающее в ней  сыновей своих и дочерей. И
осталась  одна  жертва  -   жертва  венчающая  подлунную  панихиду,   жертва
избавления  от  страданий  во  имя  Страдания  тысячеликого  и  неизбывного,
изомщающегося   истинными   на   неистинных,   подлиииыми   на  неподлинных,
блуждающими  в  свете  Мрака  сорок миллионов лет на  застывших  под  лучами
тленного мира сего!
     - Вознесем ли ее к стопам Отца нашего и тринадцати апостолов его?!
     Гробовое молчание взорвалось еще более устрашающим, многоголосым рыком:
     - Воз-знес-се-мм!!!
     Эхо шесть  раз  прокатилось  под  гигантскими сводами,  отталкиваясь от
незримых  стен. Лива летела,  парила. Снова тысячи вожделенных, сияющих глаз
были устремлены к ней. Она купалась в этом сиянии, блаженствовала.
     Она не заметила, как из мрака выступили тринадцать черных высоких фигур
в  балахонах,  как  они подошли  ближе, к  самому  подножию  ее  высоченного
одноногого трона, как  полыхнули синим мертвящим ппаменем кривые зазубренные
ножи.
     - Ибо причащающиеся кровью жертвы своей вбирают силы ее тысячекратно, и
отдают их Отцу своему! Так вознесем же?!
     - Воз-знес-се-е-е-ем!! - прогрохотало еще сильнее и грознее.
     -  И  приятно  будет   отринутым   от   нас  в  глубинах  Пустоты,   но
присутствующим  с нами  всегда и повсюду! И возрадуются они радостям нащим и
радостям Отца своего, и воспылает в них Дух отмщения, и приидут они до ухода
нашего, и воцарится во мраке сокрушения наша праведность!
     - Так вознесем же?!
     Экстаз собравшихся достиг степени самоотрешения.
     Они зарычали, заорапи, завопили в чудовищном остервенении, граничащем с
буйным и неудержимым безумием:
     -  Воз-зне-е-ес-се-е-ем!!!  Воз-знессе-е-ем!!  Крови-ии!   Крови-и-и!!!
Крови-ии!!!
     - И падете  жертвами сами! - возвестил  рыкающий  глас. - Ибо возжелали
пожрать избранницу Отца вашего! Не смогли побороть в себе алчнсисти и смрада
греховного!!!  Ибо  не  узрели  ту,   что  готова  споспешествовать  приходу
странников наших в мир наш!!! И да пусть свершится должное! Пусть искупят за
вас грехи ваши собратья ваши! Крови!!!
     Тринадцать  жрецов скинули  свои черные балахоны и  остались совершенно
нагими. И  сверкнули в их левых руках петли железные - полетели на тончайших
цепочках в толпы  поклоняющихся, захлестнули тринадцать шей. И взмыли  вверх
тринадцать иззубренных ножей.
     Лива все видела  - как волокли несчастных на помост,  ей  под ноги, как
ломали  им руки, ноги,  ребра,  как  перешибали хребты,  выдавливали  глаза,
раздирали  рты, как рвали их  на  куски  пилообразными ножами и расшвыривали
кровоточащее мясо алчущим крови и жертв. Она видела весь этот ужас. Но она и
на долю мига не пожалела истязаемых и убиваемых. Она хохотала - беспрерывно,
страшно, громко, заражая всех безумным сатанинским хохотом-воем.
     Смеялись  дико, злобно и  оглушительно  все  тысячи  участников  черной
мессы, тысячи посвященных. Не смеялся  лишь рыкающий из-под сводов глас. Его
не было слышно.
     Расправа продолжалась долго, не  принося страждущим  насыщения, алчущим
успокоения. И не смолкал бесовский хохот, ни на миг не стихал.
     И  она  ощущала  себя  огромной  черной  птицей,  парящей над  мелкими,
вертлявыми людишками, то падающей на них камнем,  убивающей железным  клювом
очередную жертву, то взмывающей, вверх и уносящей к  неведомым  пределам еще
горячее  мясо  жертв. Не было  в этой  птице ни  жалости,  ни  усталости, ни
сострадания.  Было лишь  упоение  силой  и  властью,  дарованными  на  малое
мгновение жизни, но дарованньпми и потому столь прекрасными.  И вместе с тем
Ливадия   Бэкфайер-Лонг,   бывшая   стриптизерка,   мокрушница,   наводчица,
содержанка  черного  притона, каторжница,  беглянка,  ощущала  себя собой  -
красавицей-мулаткой, прошедшей сквозь огни и воды, любимой и любящей, доброй
и нежной, нетерпимой и верящей.
     Рычание прекратило  кровавый пир  сразу.  Будто  по  мановению властной
невидимой руки истерически-ритуальный хохот стих. Оцепенение охватило всех.
     - Время начинать и время класть пределы началам! - прорычало  сверху. -
Взгляните же на нее, избранницу  свершения, взгляните, чтобы забыть навсегда
и никогда не вспоминать!
     И  вот  тут Лива словно проснулась. Она застыла  в  таком непреходящем,
сатанинском  ужасе, что  ощутила  в  груди  вместо  сердца  лед, обжигающий,
колючий, страшный.  Она  хотела  закричать. Но  не смогла. Судороги  сдавили
горло.
     Тело оцепенело и налилось  свинцовой тяжестью: Она увидела  все  таким,
каким оно  и было на самом деле. Увидела свои черные полупрозрачные одеяния,
забрызганные чужой кровью. Увидела тысячи злобных, остервенелых от жажды зла
безумцев. Увидела брошенные жрецами страшные  ножи  ...  Она увидела все! Но
она не успела ничего предпринять.
     Сверху, без какой-либо поддержки опускалась  серебристая сфера - совсем
маленькая, чуть больше ее головы. Она опускалась  и медленно, и быстро. И от
нее некуда  было  деться. Лива  хотела  спрыгнуть вниз,  но не  смогла  даже
сдвинуться с крохотного сиденьица - тело не принадлежало ей.
     - Возблагодарим  же приявшего нас под  свой  черный Покров!  -  гремело
из-под сводов.  - Принесем  ему  наши  мольбы  о  процветании  его! И  пусть
пропитается она  волей его, и  пусть идет по пути, намеченному им,  и  пусть
свершит  то,  что угодно ему,  ибо нет  ничего выше  воли  Отца нашего, Отца
Мрака, и Духа его отмщения, и  Сына его, низринутого  ввысь и отмщающего  за
нас!!!
     Сфера обхватила голову, лишила света, звуков. Но Лива уже после первого
соприкосновения  с ней перестала быть  Ливадией Бэкфайер-Лонг. Она перестала
вообще  ощущать себя. Но  она с животной ясностью и остротой  почувствовала,
как вытекают из глазниц черепа ее  прекрасные синие глаза и  как заполняются
опустевшие провалы тягучим, всевидящим мраком.


        x x x


     - Больше всего на свете я люблю брать штурмом всякие базы, - совершенно
серьезно,  поводя выцветшим  глазом,  проговорил Кеша,  - на  Аранайе я брал
двадцать восемь баз этих ублюдков, понял?!
     Кеша явно сам себя заводил, ему претило бездействие.
     Ох  как хорошо  понимал  его  Иван. Броситься, очертя голову, на врага!
Смять! Разбить! Или погибнуть... Но почему, собственно, на врага? Может, там
и не враг вовсе. Тут ломай - не ломай голову, а надо топать вперед. И потому
Иван сказал:
     - Пошли!
     Шнур-поисковик  сдавил  запястье,  вытянулся  вперед,  весь  подрагивая
словно собака-ищейка, замерцал тускло. Он явно уловил направление.
     Иван  вытащил из Гугова мешка полушлем-гипноусилитель,  водрузил его на
голову - шлем угрожающе  завибрировал  и... пропал из виду. Теперь его можно
было только нащупать. Иван не собирался никому давать щупать свою голову. Он
снова сунул руку  в мешок, наугад вытащил чуть теплящийся  шарик "зародыша".
Будь  что будет! Пальцы сжались,  из  кулака потекла желеобразная  масса, на
ходу  превращаясь  в нечто вытянутое,  широкое, длинное,  поблескивающее,  с
удобной витой рукоятью.
     Кеша не выдержал и громко выругался.
     - Да это ж меч! - выдохнул он с удивлением.
     Иван и сам видел, что это меч. Он вскинул руку и рассек воздух "тройным
веером" - меч пропал из виду и снова появился, стоило Ивановой руке застыть.
Пристанище!  Он  сразу вспомнил Пристанище,  именно там пригодился бы  такой
помощничек  -  послушный,  полуживой,  сверкающий  ослепительными  алмазными
гранями, меч - чудо XXV-го века ...а может, и не XXV-го!
     Иван разжал руку, поднес ладонь к глазам - на ней  лежала витая  теплая
рукоять,  и  ничего  более.  Тогда  он  снова  сжал пальцы -  широкое лезвие
вырвалось из кулака лазерным лучом и застыло.
     Кеша облизнул пересохшие губы.
     - А ну, поищи-ка там еще чего, - тихо попросил он.
     - В дороге  поищем,  нечего время терять,  - ответил Иван,  -  сам ведь
спешил. Пошли!
     И они пошли.  Быстрым шагом, похожим скорее на бег.  Теперь у них  была
цель.  База.  Семьдесят миль  одним  махом  не перемахнешь.  Да  и  сил надо
оставить  немного.  Ни  один,  ни другой  не верили,  что  на базе  их будут
дожидаться друзья-товарищи.
     Шнур освещал путь узким,  почти не рассеивающимся лучиком. Главное, что
под ногами была почва, что спертым и холодным воздухом подземелья можно было
дышать. Все остальное приложится. Иван не сомневался в своих силах.
     Несколько раз он внезапно  останавливался, подходил  к стенам  туннеля,
осматривал их, прощупывал -  ему  мерещились  следы рук  человеческих, следы
проходчиков.  Но  каждый  раз  он ошибался - стены  были изъедены временем и
вполне естественны, скорее всего здесь текла когда-то подземная река, она-то
и проложила ход,  текла  по трещине  в  породах, век от века  расширяя  свое
русло. Может, так, а может, и нет. Какая разница! Кеша каждый раз нервничал,
ему было  плевать  на  такие  мелочи.  Его  больше  интересовало  содержимое
заплечного мешка. Он  все  время напоминал Ивану.  И тот дважды, перебарывая
самого  себя, доставал "зародыши". Первый, раздавленный в кулаке, в один миг
превратился в несуразную  черную большую  птицу  без  головы и  лап, напугал
обоих  гортанным  истерическим  клекотом, скрежетом ... и исчез  в  Темноте.
Второй,  выпал  из  ладони  сгустком  живой  посверкивающей ртути,  упал  на
шершавый гиргенит, прожег его, проел, ушел  вниз -  в неведомые внутренности
Гиргеи.
     - Хватит экспериментировать, - сказал Иван.
     Он понимал - с мечом просто повезло, случайность. Витая рукоять была со
странностями,  она  уползла  с  ладони  вверх  по  руке,  до  локтя,  там  и
прилепилась рыбой-прилипалой.  Как  она  держалась, было непонятно, но когда
Иван  пытался отодрать рукоять от металлопластиконовой ткани комбинезона,  у
него ничего  не получилось. Зато стоило только подумать  о мече - и  рукоять
соскальзывала  в   ладонь.  Невродатчики?   Психопроцессоры?  Иван   уже  не
сомневался, что эта штуковина оттуда же, откуда и яйцо-превращатеяь.
     Само  волшебное "яичко" лежало у  него за пазухой, грело дущу и вселяло
надежду, несмотря на то, что пока на Гиргее так и не  выручило не разу. Все!
Хватит  психовать!  Надо  преодолевать  этот комплекс  "голого  беззащитного
человека", он вооружен, он  оснащен,  он силен и искусен в рукопашном бою, у
него  седьмая степень  боевого  гиперсенса плюс уникальная школа рос-веда, у
него,  в   конце  концов,   меч,  гипноусилитель  ...  да  еще  два  Кешиных
парализатора. Да они  просто непобедимы!  А тревоги и неуверенность, так это
всегда  после длительного  ношения  скафандра,  это  проходит  на вторые или
третьи  сутки.  А  сейчас  надо идти вперед и не  растекаться чувствительиым
слизнем по гиргениту.
     - Погоди ты малость, - просил задыхающийся Киша.
     Дыхалка,  видно,  у  ветерана  тридцатилетней  аракайской  войны,  была
основательно подпорчена каторгами и рудниками, - погоди!
     -  Две   минуты   отдыха,  -  сказал   Иван.  И  сел  прямо  на  камень
поблескивающего пола.
     - Я тебе вот чего хотел сказать, - начал Кеша с  ходу, будто для того и
просил передышки, - помнишь,  ты говорил,  что у меня,  дескать,  чего-то не
так, не такой какой-то?!
     - Не помню, - солгал Иван.
     Кеша поглядел на него недоверчиво и продолжил.
     - Точняк, чего-то случилось со мной, - выговорил он проникновенно, - то
ли не хватает  во мне чего-то, толи  отмерло внутри - было, а  потом взяло и
отмерло, и я не чувствую.
     - Ветеран войны, а рассуждаешь как баба сентиментальная, - сделал вывод
Иван.
     - Я ведь не жалуюсь, - зло прохрипел Кеша, вставая, - я понять не могу.
Слушай, Иван, а может, тогда в пещере,  помнишь, когда нас давило  вусмерть?
Может,  тогда мне башку придавило?  Или, может, я в клинической  смерти был?
После  нее  иногда,  говорят,  мозги  набекрень,  отмирает,  говорят,  часть
мозговых клеток, и  человеку кажется,  что от него половинка осталась, а  то
еще меньше?! Я не плачусь тебе в жилетку,  мне разобраться надо! Ведь сон-то
был?
     - Был, - согласился Иван.
     - Значит, и  случилось что-то, - Кеша  вдруг замолк. А после некоторого
замешательства произнес как-то значительно и  отрешенно: - А вдруг они  меня
на самом деле отпустили?!
     Иван  понял,  еще  немного  и  железный ветеран,  неустрашимый  боец  и
видавший виды каторжник-рецидивист скиснет, тогда пиши пропало - бросить его
не  бросишь, а возиться с ним, значит, самому  погибнуть. И  он  поднялся на
ноги.
     -  Пошли. Нечего нюни распускать, это не ты,  что  ли, грозился  базу с
налету взять, а?
     - Я, - сознался Кеша. Решимость и воля возвращалась к нему.
     - Осталось миль пятнадцать. Это последний бросок, понял?
     Иннокентий  Булыгин  угрюмо покосился на  Ивана. Он все  понимал. И был
готов ко всему. И несмотря на это ему казалось вполне определенно, что он не
весь здесь, в проклятом  гиргейском  подземелье, что он и  еще  где-то. Кеша
видел на войне и в  Космосе множество всяких  психов, не выдерживавших боев,
прорывов, тягот "окопной" жизни. Насмотрелся!  А теперь что-то происходило с
ним самим, неужели заклинило в мозгах? неужели он, заматеревший в испытаниях
и лишениях сошел с ума - по-тихому сверзился? Опыт и знание жизни говорили -
а чем он, собственно, лучше других.


        x x x


     Карлик Цай вернулся в толщу хрусталя с такими адскими болями  и жжением
во  всем теле,  что поклялся, если  выживет - никуда больше  не  отправится,
хватит с него, он здесь по заданию Синдиката,  Синдикат  знает, чего делает,
его серые стражи  всегда на страже,  а  дело  исполнителей  -  помалкивать и
терпеливо  тянуть  свою   лямку,  не  убили,  жилы   не   повыдергивали,  на
квазитронный пыточный стул не посадили - и слава Богу! все остальное мелочи.
Он еле отошел, и теперь ему было холодно.  Встреча  с Иваном, вернувшим свой
собственный  облик  и рецидивистом  Кешей, представлялась  ему полуреальной,
сном каким-то странным - был он или нет?! черт ногу сломит. Когда он немного
пришел в себя, сразу задал вопрос:
     - Долго ли мне пребывать здесь?
     Ответа не последовало.
     - Связь прервана? - поинтересовался он.
     - Связь есть, - немедленно прозвучал ответ.
     Цай ван  Дау вздохнул  с облегчением. Хуже  всего  остаться  совершенно
одному в этом  хрустальном льде, тогда  пиши  пропало, тогда он не  выдержит
больше  суток, голова его не  шар  свинцовый и  не  булыжник  каменный.  Они
забыли, что  он тоже человек!  что и ему есть предел! что и  ему надо давать
хоть немного отдыха!.
     - Поступает ли информация  о  моих вопросах и моих перемещениях  к тем,
кто использует  меня в качестве ретравслятора? - спросил он то,  о чем давно
хотел спросить.
     Ответ был обезнадеживающ:
     - Да.
     Ну и плевать, пусть все знают. Им и так все известно. Ведь помимо серых
стражей существуют информаторы и инфодатчики,  вживляемые в тела всех членов
Синдиката.
     Где в нем сидит этот доносчик: в мозгу, в  левом пальце  правой ноги, в
нижней челюсти?!  Если  бы Цай  знал  ответ на  этот вопрос, он бы выковырял
инфостукача  безжалостно,  как  выковырял  из   собственного  лба  каторжные
приемодатчики, выковырял, по выражению Гуга Хлодрика, ржавым кривым гвоздем.
Прежде чем ковырять, надо знать - где ковырять! Хоть бы они  все  сдохли!  И
пусть они знают,  что он о них думает!  Плевать! Вот сейчас они  выуживают с
его  помощью   из  сверхъестественной  кладовой  информацию,  которая  стоит
баснословные, невообразимые  деньги, что  там  деньги, эта информация  стоит
большего -  она дает власть над не  знающими ее, надо всеми смертными! А что
получит   он?  Передышку  на  очередной   каторге?  Жизнь  в   искалеченном,
страдающем, полузамененном на биопротезы теле?!  Цай ван Дау знал, что он не
получит ни черта, кроме обязанности и дальше вкалывать на Синдикат.
     - Я хочу уйти от них! - простонал он.
     -  Вопроса  нет. Принимаются только конкретные вопросы,  - прозвучало в
мозгу.
     - Могу ли я выйти из-под власти приславших меня?! - заорал он. - Можете
ли вы мне помочь в этом, спасти меня?!
     -  Нет.  Мы  не  вмешиваемся  в  ход  событий  Вселенского  бытия.   Мы
наблюдатели.
     - Тогда будьте и вы прокляты! - сорвался Цай.
     Ответа не последовало.  Скорее  всего  проклятия  карлика  не имели для
"наблюдателей" абсолютно никакого значения.
     Трижды мимо него в незримо-хрустальных силовых полях проплывали хищные,
клыкастые  рыбы. Они смотрели на Цая жутко  и кроваво - будто был он  им  не
посторонний уродец, а враг. И это казалось совершенно непонятным.
     Бесстрастие ...и вдруг лютая злоба. Почему?
     - Я снова хочу видеть то, что идет через меня! - потребовал Цай.
     И опять ему  никто не ответил, опять мозг пронизал ярчайший свет. Но на
этот  раз он почти сразу погас, не причинив больших страданий. И Цай ван Дау
очутился в  кромешной  мгле.  Далеко-далеко  впереди, за десятки  тысяч миль
помигивала красная, нет, он разглядел, не красная, а ярко-малиновая точка. И
больше ничего.
     Прошло достаточно времени, прежде чем Цай понял - точка очень медленно,
но  с завидным  постоянством увеличивается в  размерах, это уже  неточка,  а
маленький малиновый кружочек, кружок. И мгла вркруг  - это не мгла вовсе,  а
полутемная  бездна,  бешенный  водоворот  космической  Тьмы   из  миллиардов
звездных миров, вращающихся в ней.
     Возникло   ощущение    сначала    полета,    а   потом   непостижимого,
противоестественного  парения  в Пустоте, посреди  всего  этого  гигантского
водоворота,      исполинской     космической      спирали,     в     которой
завертелись-закружились   сонмы  звезд,  туманностей,  созвездий,  галактик,
пульсаров, коллапсаров, квазаров и прочих порождений Мироздания. И он уже не
висел, он падал в эту Пропасть. Падал аавстречу малиновому кругу, и он видел
множество языков малинового пламени, вырывающихся  из круга - Круга, который
превратился  в пылающую чудовищную  воронку,  пожирающую пространство.  И  в
голове  вдруг  вспыхнуло  -  Барьер! Какой  барьер? почему? зачем?! Никто не
отвечал на  его  вопросы,  связь,  судя  по всему, прервалась... Уже не было
вокруг ничего: ни  галактик, ни коллапсаров, ни межзвездной тьмы, был только
бескрайний океан  ревущего, гудящего, беснующегося  малинового пламени.  Цай
приготовился к смерти. Она должна была когда-то придти. И вот она пришла! Он
закрыл  глаза.  Но  малиновый огненный  океан  не  пропал  -  он  полыхал  и
бесновался все  так  же  яро и  безумно. Барьер! Но почему языки  пламени не
сжигают его?! Почему тело бьется в ледяных судорогах?! Почему огонь полыхает
только в голове и глазах, не обжигая и не превращая в пепел?! Барьер! Потому
что это Барьер! Ответ не  пришел  Извне, он был в самом мозге  Цая. Но какой
Барьер?!
     Все погасло в один миг. И ничего не было.
     Цай  сидел,  скрючившись и обхватив трехпалыми руками колени,  сидел на
замшелом  пурпурном  йалуне,  сидел  с  закрытыми  глазами, все  видя и  все
понимая.  Он уже знал,  где он. Это  могла  быть только родная  Умаганга. Он
открыл глаза  - валун был и  вправду пурпурным. И две луны висели  в дневном
небе. Но не это было важным сейчас.
     Цая  ван  Дау  сковал  смертельный  страх.  Он  ощутил  себя младенцем,
обреченным  на жуткую смерть  - голым, беззащитным, ничтожным, жалким. И все
потому...
     Потому что  в  сорока метрах от  него  возле сломанного желтого  ствола
агубаба стоял огромный и могучий, заросший почти до  глаз черной с  проседью
бородой его отец - Филипп  Гамогоза  Жестокий, звездный рейнджер и последний
властелин  Умаганги.  Глаза  Филиппа  были  холодны,  но  его  верхняя  губа
подергивалась  в нервической улыбке, обнажая желтые прокуренные  зубы.  Отец
был гол до  пояса,  и от  этого выглядел  еще  более  устрашающим.  Набухшие
красные шрамы  бороздили  кожу, будто  кровавые реки, текущие  по  бугристым
горам  гипертрофированных  мускулов. Руки  у Филиппа дрожали.  Он опять  был
пьян,  смертельно   пьян  от   своей   нарколпеской,   дьявольской   отравы.
Всклокоченные  седые  космы выбивались  из-под  алмазного  двурогого  венца,
придавали лицу страниое, нехорошее выражение.
     Да,  это  был  именно он -  отец,  убийца,  мучитель,  садист,  изверг,
чудовище. Имевно  таким запомнил  его  маленький  Цай  в тот  страшный  год.
Неужели  время его не берет?  Неужели он  совсем  ве изменялся за эти годы?!
Непостижимо. Цай  ван  Дау не  мог стряхнуть  с  себя  оцепенения. Он  сидел
сиднем, безводьиой жертвой,  сидел на  пурпурном  валуне под двумя  дневными
лунами.
     - Вот мы и встретились, малыш! - злобно  оскалился властитель умагов. И
из  угояка  рта,  схривившегося  в дьявольской  улыбке,  выкатилась капелька
крови. - А у меня есть для тебя маленький сюрпризик, совсем маленький.
     Филипп  Гамогоза  медленно завел  руку  за  спину  и столь же  неспешно
вытащил  оттуда  черный трезубец величиной  с  детскую ладошку. Трезубец был
усеян  искрящимися  острыми  шипами  - легкое свечение расходилось от  него,
будто  лучилось маленькое черненькое  солнышко. Видя, какой эффект  произвел
"сюрприз" на сына-выродка, Филипп расхохотался во все горло, до судорожного,
нечеловечьего лая, до хрипатой волчьей икоты. Он  предвкушал славную охоту и
редкостную потеху, и это было написано на его глумливо-сладострастном лице.
     -  Не-е-ет!!! - истерически завопил  Цай. Он не мог совладать  с собой.
Ужас  тех лет вонзился острой стрелой  в его  изболевшееся  сердце. -  Я  не
хочу-у-у!.
     Цай сорвался с валуна и  бросился бежать. Он бежал обхватив скрюченными
руками  свою  уродливую, огромную голову,  бежал долго,  бежал,  спотыкаясь,
дадая и снова поднимаясь, бежал от неминуемой смерти.  Он уже  не помнил про
Малиновый  Барьер,  про хрустальный лед,  про  Синдикат. Страх,  безумный  и
слепящий страх гнал его вперед.
     Он рухнул под желтой, пеноянтарной стеной дворца, уходящего под облака.
Он уже  не мог бежать, силы покинули его, сердце билось судорожно и неровно,
в легких сидела тупая игла.
     - Ты хорошо бегаешь, сынок! - прогремело совсем рядом, метрах в пяти. -
Но ты бежал-ко мне, малыш!
     Преодолевая  ужас, Цай оглянулся. Филипп Гамбгоза Жестокий стоял у того
же желтого ствола высохшего агубаба, все было тем же, лишь расстояние методу
отцом и сыном сократилось во много раз. Это было непостижимо!
     -  Иди ко мне,  мой дружочек,  -  ласково поманил  Цая его  свирепый  и
безжалостный папаша, - иди скорее, я верю, ты меня любишь, ты сам подползешь
ко мне, малыш, чтобы я  мог выковырять тебе глазик этим стебельком, верно  я
говорю, ха-ха?
     Убийца поигрывал  трезубцем,  будто  примериваясь,  как бы  его бросить
поточное,  как  бы  не промахнуться. На широком кожанном поясе  у  Филиппа в
здоровущей позвякивающей  связке  висели пыточяые  инструменты:  иглы, ножи,
щипцы,  сверла,  электровибраторы,  клещи  ...  Палач  забавлялся  со  своею
жертвою,  он оттягивал начало  пыток,  он играл  с несчастным  сыном-уродцем
будто кошка с обреченной мышью.
     Цай ван Дау понял - бежать нехуда, он в лапах садиста. Он убежал тогда,
много  лет  назад,  тогда ему посчастливилось.  Он думал,  что  убежал раз и
навсегда, бесповоротно и окончательно. Но вышло иначе. Проклятый Синдикат!
     Проклятый хрустальный лед!
     Он вскочил на ноги, чтобы встретить смерть лицом в лицо.
     И тотчас его огромный  отец оказался рядом. Он был втрое  выше карлика,
он был в стократ  сильнее.  Безумным, хохочущим циклопом  навис издевающийся
изверг над несчастным  Цаем. Трезубец опустился, раздирая левое ухо, вырывая
его ошметками, клочьями, причиняя острую боль.
     Нет!  Он не умрет овечкой, не отдастся в волю  палача! Цай стремительно
выкинул вперед  правую  руку  - металлопластиконовая трехпалая  кисть-протез
вонзилась в нависающий живот, прорвала мышцы и ушла в глубь тела.
     - А-а-а!!!
     Дикий  вой  лишил  слуха.  Цай  выдернул  руку   -  следом   вывалились
окровавленные кишки. Он еле успел отскочить.
     Но  трезубец  уже  вонзился  ему в плечо,  раздирая мясо,  ломая кости.
Огромная,  дико орущая  и извергающая  хмельной  смрад рожа оказалась у  его
лица, забрызгала слюной.
     Одним ударом левой Цай перешиб  древко трезубца. Отпрыгнул назад. Упал.
Ноги не слушались его.
     А кровоточащий, рычащий получеловек-полузверь,  не обращая  внимания на
вываливающиеся кишки,  полз на  него.  И  не было уже  ни боли,  ни  ужаса в
заросшем  щетиной  лице. Лишь  сладострастие  и безумие. Лишь  вожделение  и
жаяэда кром!  Это был монстр. Издыхающий адский монстр. Но  он тянул  руки к
живому - искалеченному, обессиленному карлику,  тянул,  зная, что  жертва не
уйдет, не денется никуда. И Цай тоже это понимал. Он не  мог убежать. И куда
тут убежишь,  если позади желтая стена, а впереди он - отец-убийца! И  тогда
Цай,  собрав  остатки сил,  бросился вперед.  Он  вцепился  своими железными
руками-кручьями в это  зверское лицо, вцепился, чувствуя, как уже ломают его
тело огромные волосатые лапы, как трещит хребет, как лопаются глаза и хлещет
из них  кровь, его кровь. И все  же  он рвал дикую и злобную плоть, раздирал
мышцы, пробивал кости, выдирая жилы, он добирался до  мозга, чтобы отключить
это туловище, навеки сокрушить его, навсегда, умереть, и его убить!
     Но  в  какое-то миг  чудовище поднялось, встало на колени, а затем  и в
полный рост. И отшвырнуло Цая от себя, бросило его со всей силы наземь. И он
снова видел этого зверя,  он  видел занесенную  над ним  огромную  когтистую
лапищу, всю в черных  волосах и рыжих  пятнах. Он  извернулся,  уклоняясь от
удара. Но лапа вновь нависла над ним, окатило кровавой слюной, желтой пеной.
Еще миг... когти, какие  большие  нечеловеческие когти!  разве  это руки его
отца?!   разве  это  человеческие  руки?  В  долю  мгновения  в  голове  Цая
промелькнуло  множество мыслей. Он уже  не  чувствовал,  как вонзаются в его
грудь дьявольские  острия он уже  ощутил конец своего бытия на этом жутком и
омерзительном свете.
     И вот тогда, сквозь оплывшие, уродливые бельма он узрел взмах алмазного
лезвия, взлет  ослепительного луча  света.  И увидел  падение взлетевшего. И
увидел  голову  зверя, отделившуюся от  туловища  и с грохотом  покатившуюся
вниз, к подножию холма. Голова скалила зубы и безудержно хохотала ... Цай не
смог выдержать подобного зрелища, сознание покинуло его.


        x x x


     - Они нас засекли! - с остервенением прошептал Кеша. - Все, крышка!
     Пулеметная очередь стальным веером прошла над  головами. Иван  вжался в
землю, если можно землею  назвать  смесь  глубоководного  ила  и крошева  из
гиргенита. Вторая очередь прошила воздух двумя вершками выше.
     -  Автоматика,  -  шепнул он Кеше. - Обычное пугало от  диких  зверей и
всякой  незванной живности -  работает по движущейся цели, человека поражает
только  после рубежной черты. Мы сейчас можем идти в  полный рост  - ни одна
пуля не коснется нас.
     Кеша ухмыльнулся с сомнением.
     - Не шибко верится, - просипел он. - И где ж эта рубежная черта?!
     - Сейчас проверим!
     Иван встал  и сделал два шага вперед, потом еще два. Пули не брали его,
словно он был заговоренным, они свистели над головой, справа и  слева, но ни
одна не зацепила даже краешка его одежды.
     - Ложись! - кричал хриплым, приглушенным шепотом Кеша Мочила, только он
умел так кричать. - Доиграешься, ложись!
     Иван  продвинулся вперед еще на семь  шагов -  и  вот  тут первая  пуля
зацепила  плечевой  манжет  комбинезона,  взвизгнула  почти  как  живая.  Он
добрался  до  этой  самой черты, после которой автострелки начинают поражать
любую цель, в  том  числе  и двуногую,  разумную.  Иван  прижался  к  стене,
распластался  за  небольшим  неровным  выступом.  Автоматика  допотопная, во
лишняя дырка в теле ему не нужна. Если они пойдут дальше, будет  срабатывать
система за  системой, сигнал оповещения уйдет  в центр  базы - вот тогда ими
могут  заняться  всерьез.  Они  специально  не поставили  силовых полей,  не
преградили напрочь дороги.
     Комплекс  последовательно включаемых защитных  систем - вот ловушка для
самонадеянного путника! Он все сразу понял.  Упал наземь, попытался отползти
назад, к Кеше - и уперся в непреодолимую преграду. Силовое поле!
     - Не ползи ко мне! - закричал он - Лежи! Не дергайся!
     -  Ты  меня  чего,  за  падлу  держишь? -  спокойно  просипел  Кеша. Он
подползал все ближе.
     - Да стой же ты! - сорвался Иван. - Тут ловушка!
     Кеша оставался невозмутимым.
     - Вся наша жизнь ловушка, -  назидательно изрек он,  - я уж скоро сорок
лет из ловушки  в  ловушку переползаю да  перепрыгиваю. Надоело, браток.  Да
только куда ж деваться?! И в ловушках люди живут.
     Иван давно подметил, что в обычных, спокойненьких  обстоятельствах Кеша
психовал, нервничал,  нудил  и зудил,  но надвигалась опасность,  и  ветеран
становился  совсем  другим,  превращался в  кусок стали,  изрекающий  всякие
житейские мудрости и обладающий феноменальной реакцией. Вот и сейчас  - Кеша
уже  лежал рядом, в его дыхании  не  было заметно ни малейшей одышки, он был
готов к бою, осаде, засаде, к пыткам, казням, к черту с рогами!
     -   Влипли?   -  вопросил  он  с  какой-то  необоснованной  радостью  и
предвкушением серьезной драки.
     - Влипли, -  понуро ответил  Иван. - Что делать-то будем. Ни вперед, ни
назад. Сухой воды осталось на пять суток, а автоматика работает без проверок
столетиями, иногда и дольше.
     - Не  мы  первые, не мы  последние.  - сказал  Кеша,  поднимая  с земли
высохший, почти окостеневший плавник.
     Иван огляделся - ил с крошевом были усеяны  чьими-то давними останками,
чего  только небыло тут:  и полуистлевшие непонятные скелетики, то ли рыбьи,
то  ли  принадлежавшие  ящерицам  средних  размеров,  кости,  раздробленные,
переломанные,  наверное, пулями, хрящи,  ребра... метрах в двенадцати  узкий
лучик шнура-поисковика высветил  человеческий  череп  с  характерной  черной
отметицой во лбу  - беглый каторжник, и каким дьяволом его сюда занесло,  за
тысячу  верст  от  ближайшей  зоны?! Положение  было  несладким.  Иван  даже
невольно погрешил  на  карлика  Цая  - а  не специально ли  послал он  их на
смерть,  не захотел  ли избавиться от  свидетелей  своих преступлений? Каких
преступлений,  собственно   говоря?  Они   все,   по  определенным   меркам,
преступники, они все преступили  какуюто черту, потому что не  преступить ее
было бы еще большим преступлением. Вот и сейчас, перед ними черта!
     - Так и будем лежать? - спросил он у Кеши.
     Тот сунулся вперед, вытянул руку  - пуля  ударила ему  в  металлическую
кисть, высекла искру, отскочила. Он сразу отдернул протез.
     - Метко бьют,  собаки! - сказал он,  осматривая руку. На среднем пальце
осталась чуть приметная тускленькая вмятина. - Щас бы парочку гранат. Может,
поищем, поскребем по сусекам, а?!
     Иван понял, на что намекает Кеша. Это было наивно. Но это был выход. Он
сунул  руку в мешок -  в  левом, потайном  отсеке Гугова супермешка-скраденя
было еще не меньше полуторы дюжины биозародышей, тепленьких  и чуть влажных.
Сейчас можно загубить их  всех - и ничего абсолютно не добиться! Но с другой
стороны,  ежели они  их  сохранят-сберегут,  а  сами тут  костьми  полягут в
назидание будущим пришлецам, это лучше, что ли?!
     Иван вытащил черный  шарик.  Сдавил его, швырнул вперед. Шарик полежал,
пошипел, потом выпустил из себя облачко белого пара и сморщился, ссохся.
     Сдох, - вынес заключение Кеша. - Давай еще!
     - Погоди! Надо приготовиться, если из зародыша вылупится что-то путное,
раздумывать будет некогда.
     -  Я  готов,  -  ответил  без  размышлений  Кеша.  - Хоть бы  вылупился
бронеход! И два спаренных плазмомета! И еще...
     -  Кончай  болтать! - Ивану вдруг пришла  в  голову простая, но хорошая
мысль. - А может, выпустим поисковика, пускай ищет щель?!
     Кеша поглядел на Ивана почти со злостью.
     - Ну нет, - сказал он, - я больше по щелям лазить не согласный. Надо на
прорыв!
     - Черт с тобой!
     Иван  сунул  руку в меток. Зародыш растекся в кулаке слизью,  но тут же
улетел  во тьму  - Иван бросил  его со  всей силы, прижался  к  земле.  И не
напрасно - вдалеке  ухнуло, загрохотало,  повалили  клубы  зловонного  дыма,
что-то засвистело пронзительно и лихо.
     - Вперед! - завопил как резанный Кеша. И рванул во тьму.
     Иван бросился  за  ним. Он слышал треск очередей, шум  разрывов. Но  ни
одна  пуля не  попадала в  него-значит,  есть заслон, значит,  этот  зародыш
сработал,  из  него  вылупилось  нечто  большое,  прикрывающее. Вперед!  Они
пронеслись  сотню  метров  живыми  торпедами.  И снова вжались в землю.  Луч
прожектора  шарил  по  гиргениту, по  илу,  по  крошеву,  по  человеческим и
нечеловеческим  останкам, костям,  черепам,  ребрам. Этот луч  выискивал их.
Откуда он взялся!
     Кеша  лупил вперед  из обоих парализаторов.  Но,  видно, ничего  живого
впереди  не было,  а  для  металла, пластика и камня  лучи  парализатора  не
страшнее солнечного зайчика.
     - Вот суки! - хрипел он и норовил подняться, прыгнуть вперед.
     - Не спеши, - шипел ему Иван. - Не дергайся!
     Луч  нащупал их.  И в тот же миг нечто  серое,  прежде  невидимое стало
надвигаться,   не  оставляя  ни  прохода,  ни   лазейки.  За  этим  серым  и
неопределенным по-прежнему визжали пули, гремели разрывы.
     - Сами напросились! - лихо и обреченно выдохнул Кеша.
     Будто в подтверждение  его  слов из  серой  массы, открывая  светящиеся
внутренности, высунулся  плоский, шевелящийся  "язык", подполз к ним, загреб
обоих, затащил внутрь ... Все это произошло не  столь уж  молниеносно,  было
время, чтобы сделать хоть что-то, отскочить,  уползти, извернуться, но обоих
будто парализовало.
     Внутри было  светло и удобно. Кабина! Как  они не поняли сразу - это же
кабина! Вот три креслица, будто три живых полипа выросли из живого пола. Вот
пульт - непонятный, полужидкий, медузообразный, но все же пульт!
     - Это зародыш!!! - закричал опомнившийся Кеша.
     - Похоже, нам повезло, - не веря  своим глазам, заключил Иван. - Сейчас
поглядим. - И, положив обе руки на пульт, точнее, погрузив их в желеобразную
подставку, сказал: - Полный обзор!
     Ничего не изменилось.
     -  Надо сесть  в  кресло, -  посоветовал  Кеша, озирающийся  в  поисках
оружия.
     Иван  послушно сел на  полип,  и тот содрогнулся  под  ним, потек живым
стволом по хребту, выгнулся мягким изголовьем, обтекая невидимый гипношлем.
     - Полный обзор! - повторил Иван резче.
     И опять ничего не изменилось.
     -  Сломанный попался зародыш,  - заключил  Кеша  с досадой. - Теперь из
него и не вылезешь!
     Иван сорвал шлем, сунул  в  мешок.  Изголовье шевелящимся  живым языком
облепило затылок.
     - Полный обзор!
     И  тут  они  все  увидели.  Будто  рухнула передняя стенапанель.  Будто
высветилось все  вперед на километр. Не  менее  тысячи стволов вели огонь по
ним - ураганный огонь, это была просто  стена смертоносного железа, огненный
ад.
     Допотопная автоматика!
     - Вперед! - скомандовал Иван.
     Они не видели себя со стороны. Они могли только представить, как "серая
масса" поползла вперед. У нее не было  ни колес, ни суставчатых механических
лап, ни гусениц. Она  не вздымалась над поверхностью подобно антиграву - она
ползла, перемещалась, но делала это очень быстро. Палящие стволы, изрыгающие
смерть, приближались.
     Иван  напрягся.  Сейчас самым  важным  было понять  принцип действия  и
систему вызова  команд. Это штука непроста,  ох, как непроста!  Он  знал все
новинки биотехники XXV-го  столетия, он видел и кое-что из ХХХ-го,  там,  на
планете Навей. Но подобного он не видал.
     Надо было  сосредоточиться.  Слишком мало времени.  И никаких  рычагов,
кнопок, никаких  "гашеток"  и  спусковых  крюков, никакой  видимости боевого
вооружения. Но оно должно быть!
     - Какие средства защиты есть на борту? - вопросил он.
     И не получил ответа.  Нет,  тут должна быть команда,  никаких вопросов.
Этот  живоход  рассчитан  на  управление  и  действие,  а не  на  проведение
дискуссий.
     - Меню боевых средств! - резко выкрикнул Иван.
     Перед  его глазами четко и  зримо возникли  двенадцать строк. Ни одного
слова,  ни  одного знака,  ни одной  строки  он  понять  не  мог,  это  была
абракадабра. Наугад! Надо наугад! Он сосредоточился на третьей сверху. И она
сразу высветилась.
     - Пуск! - скомандовал Иван.
     Будто  смерч   пронесся   в  туннеле,  сворачивая  стволы,  сметая  их,
разбрасывая, превращая в жалкое  и никчемное железо. Огонь стих почти сразу.
Лишь откуда-то издалека, отрывисто и нервно бил последний пулемет.
     - В стену лупит, - пояснил глазастый Кеша, - вот тебе и автоматика.
     - Вперед!  - выкрикнул  Иван.  Сейчас нельзя  было  останавливаться.  -
Вперед!
     И они уперлись в каменную, гиргенитовую стену.
     - Вот  тебе и вперед! - Кеша сокрушенно ударил себя по  колену. - Может
это тупик, ложная база, подманка для дураков?
     Иван покачал головой.
     - Непохоже.
     Живоход сам пополз  вверх, видно, действовала команда "вперед," и он ее
понимал как движение без остановки. Вверх! Значит, там ход?! Иван заорал:
     - Полный обзор с постепенным увеличением во все стороны - выполнять!
     Но со всех сторон был мрак.  Высветился  лишь верхний  ствол шахты. Это
была именно шахта  - скобы,  крепления, округлые,  обработанные проходческой
техникой стены.
     Чьи шахты?!  И чья  база?! Может, они сейчас лезут головой в пекло?!  К
черту на рога?!  Если это правительственная база,  почему ее нет ни на одной
из  схем-карт  Гиргеи?! Если  тут  логово Синдиката, одно  из  бесчисленного
множества,  разбросанных  по Вселенной, почему допотопная  автоматика и  эта
пальба. Синдикат  не любит  шума,  он  любого придавит тихо  и спокойненько.
Довзрывники  ... с земной автоматикой?  Исключено!  "Серьезные"?  Навряд ли!
Обманка!
     Это ложная база! Но ведь значит, где-то должна быть настоящая.
     Иван не  успел  додумать -  живоход  вздрогнул от  сильнейшего внешнего
удара.  Взрыва не  было,  вспышки не  было. Это включили защитное поле!  Что
делать?! Решение родилось мгновенно!
     -  Приказываю!  -  закричал  Иван,  понимая,  что  нет  нужды  кричать,
достаточно просто  четко поставить задачу  мысленно,  и  все! -  Приказываю!
Переключиться  на  полное самообеспечение, на саморегулирование  и нанесение
боевых  ударов всеми силами,  всей мощью! Вперед! На  прорыв!  Вперед! -  Он
командовал бессвязно. Он сам не понимал, какая команда выполняется сразу,  а
какая проскальзывает  мимо "ушей" внутреннего  мозга живохода. Но он попал в
точку. Живоход  содрогнулся ... и уверенно  попер вперед и вверх по  стволу.
Впереди  бушевало   пламя,  и  потому  разобрать  что-то  было   невозможно.
Расплавленный  металл  ручьями лился  сверху, не причиняя  вреда живоходу  и
сидящим  в нем,  металл не  успевал застывать  на  стенах,  светился,  ручьи
сливались в реки, в водопады, пока совсем не заслонили породу и крепления.
     - В этой штуковине я чувствую себя как у Христа за пазухой, - признался
Кеша  с  самодовольной улыбкой. - По-моему,  пора давать  команду наверх, на
поверхность! Как ты считаешь?!
     - Не богохульствуй! - ответил Иван.  Он ничего  не считал.  Он не знал,
какой боезапас в этом живоходе, вылупившемся из крохотного зародыша. Сколько
в  нем сил?! Надолго ли его хватит?!  Может,  через минуту они  все сварятся
живьем в этом аду?! А до поверхности Гиргеи ох как далече!
     Их вынесло  в огромный сферический зал  с серебристыми стенами. Посреди
зала стоял огромный, непривычного вида гиперторроид и натужно, тяжело гудел.
Ни  огня,  ни  пальбы в зале  не было. Значит, они  прорвали силовой заслон?
Значит, пробились? Рано еще делать выводы.
     - Ваня,  да это  ж статор! -  обомлел  Кеша.  -  Безуха! Земля! Майями!
Пляжи!  Девочки! Ваня, я так давно не лежал на  горячем песочке! - Кеша  вел
себя  как  курсант-первогодок,  но  Иван  видел  его  ледяные серые глаза  и
понимал, это все слова, слова, слова - сам Кеша не верит в них, он заклинает
себя и его.
     - На статор не очень-то похоже, и  кабины нет, - мрачно изрек Иван. - В
любом случае выходить из живохода опасно, понял?!
     - Наша все-все понимай! - дурашливо ответил Кеша. - Наша умная!
     Иван сидел и  крутил головой.  Ни души. Ни  человека, ни  андроида,  ни
подвижных систем. Может, это брошенная база, может, они воюют с призраками и
оставленными  ими стражами?! И почему, дьявол их побери,  повсюду разбросаны
эти  торроиды?!  Ему вспомнилось Пристанище, все эти  предварительные миры и
сферы,  все эти "тамбуры". Кто понапихал везде и повсюду статоры?! И  почему
они  срабатывали  даже  по непроложенным  путям?! Ивана  просто обожгла  эта
простенькая  мысль, которая почему-то  не пришла  к  нему тогда, на  планете
Навей.  Да, ведь он запросто  переместился  в подземелье  к  Лане, к жертве,
которую  готовили  тамошние  вурдалаки  для  приношения  своим   сатанинским
божествам, к любимой, брошенной им. Почему?!
     Ни  один земной  Д-статор не  работал  в подобном  режиме.  Значит, все
врали,  значит,  эти кабины  вовсе  не предназначались для  путешественников
будущего, которым надоела "большая игра"  и которые решили убраться восвояси
или  еще  куда-нибудь подальше от  жути  безумных миров?! Кто тут  замешан?!
Слишком много игроков!  Слишком  много  непонятного!  Но почему он  тогда не
удивляется живоходу, в котором сидит?! А кто  его создал, запрограммировал и
свернул  в  биозародыш? Он  всегда верил  Гугу. Но  Гуг  сам  толком  не мог
объяснить.  Весь его  треп насчет сверхсекретных лабораторий на каких-то там
судах, треп  о прорыве во времени  и прочем, это еще не основание  для того,
чтобы  верить  на  все  сто!  Где   факты?!  Где  хоть  что-то  объективное,
доказуемое... И почему живоход вдруг застыл столбом, ведь ему был дан приказ
все  время вперед?! Значит,  здесь уже нет "переда"  и "зада", значит, здесь
начало, точка отсчета?
     Или он просто выработался? Сломался?! Гадать некогда.
     - Открыть выход! - приказал он.
     Что-то хлюпнуло, чавкнуло  - и  образовалась  маленькая  дыра-клапан  -
только-только пролезть. Кеша сунулся было к дыре, но Иван остановил его.
     - Шнур! - сказал он. - Ищи, дружок! - И выбросил наружу шнур-поисковик.
Тот моментально скрылся из виду, принялся за работу.
     - Вверх! - скомандовал Иван. Он не очень-то надеялся.
     И потому даже немного удивился, когда  живоход взмыл вверх, застыл  над
полом на высоте десяти метров.
     Они медленно проплыли над гиперторроидом, зависли над ним. Теперь Ивану
стало ясно - это неземная вещь. И потому с ней лучше не связываться. Отгадка
базы  проста, как  просто все на белом  свете  -  это  база  переброса.  Она
работает и на вход, и на выход. Вот только вопрос - кто оставил тут эту базу
...  круг замыкался, ответов на вопросы не было. В сердцевине  гиперторроида
проглядывалось почти непроницаемое черное пятно -  это и есть "дверь".  Нет,
не "дверь",  а  целые  "ворота"  -  огромные,  широченные. Ворота  из иного,
наверняка чуждого мира. Голова болела  от множества  догадок.  Но ни одна из
них не поддавалась анализу и проверке. Почему он, собственно, решил, что все
делалось одними  руками? Ведь могло быть и так: нашли земляне, Синдикат, или
Восьмое Небо, заброшенную инопланетную базу, наложили  лапу,  поставили свои
защитные  системы, закодировали? А  могло быть и прямое сотрудничество,  все
могло быть! Не фантазировать надо, а действовать!
     - Меня так  и подмывает выбраться наружу, - приговаривал Кеша, - теряем
золотое времечко! Провороним миг  удачи,  Иван.  Сбежится охрана, припрыгают
вертухаинам и живоход не поможет.
     - Не  придут и не припрыгают! - уверенно ответил Иван. Он сам  не знал,
почему так думает, но  интуиция  подсказывала - не тот  случай, здесь  не на
силу все рассчитано, а на потаенность, никто и нигде не знает про  базу, это
лучше  любой  охраны...  а  "наблюдателям"  все  до лампочки, на  то  они  и
наблюдатели. - Никто сюда не сбежится!
     Через полчаса живоход опустился на серебристый пол.
     И почти сразу же в  фильтровый клапан-дыру  вполз шнурпоисковик. Он еле
доползло Иванова запястья, вяло обвил его и замер мертвой холодной змейкой.
     - Ни щелочки, ни дырочки! - доложил за него Кеша.
     -  Точно,  - согласился с ним Иван, - даже ту,  из которой мы выбрались
затянуло ... может, дать команду на прорыв?
     - А толку? - засомневался ветеран, - для чего мы сюда прорывались, чтоб
потом обратно в подземелье, не-ет, надо  туда! - Он выразительно посмотрел в
черноту сердцевины торроида.
     - Иди! -  коротко отрезал Иван. - Ежели попадешь на песочек, погрейся и
за меня!
     - Вдвоем надо.
     - Не можем мы рисковать, Кеша, не можем, понимаешь?
     Иннокентий Булыгин удивился.
     - Мы с тобой, что это, только-только рисковать начали?!  - вопросил он.
- А дотоле в игрушки играли?
     - Хорошо! Ты остаешься, а я иду!
     Кеша  не  успел  возмутиться. Иван усадил его на креслополип, вдавил  в
изголовье.
     - В  случае чего ты знаешь, как обращаться с этой штукой. И не суетись.
Жди меня!
     Он  выскользнул в  клапан-дыру.  Опробовал пол  под  ногами, притопнул,
присел  зачем-то,  встал,  развернул  плечи -  и  быстро  пошел  к  гудящему
гиперторроиду. Только вблизи он сумел разобрать, что сам статор ни на чем не
держится, он не закреплен, он висит над серебристым полом.  Это было странно
- в  нерабочем положении,  и столько энергозатрат на  одни антигравы?! А кто
сказал, что он не работает, что он не включен, что он не перекачивает сейчас
чего-то такого из  одного места  в  другое,  из одного  созвездия  в  другое
созвездие, из одной  Вселенной ... И все  же в сердцевину должен быть особый
проход. Иван пошел вдоль ребристого влажного, гудящего бока гиперторроида.
     Он  шел до черной отметины  на полу  -  от этого пятна начинался желоб,
ведущий в черноту сердцевины. Надо идти туда.
     Иван обернулся и помахал Кеше рукой. Самого Кешу он не видел. А живоход
выглядел  со   стороны  малопривлекательно  -  серый,  подрагивающий  ком  с
одноэтажный сельский  домик, даже поменьше -  ни колес, ни ламп, ни  рук, ни
дверей, ни глаз, ни  окошек,  ни дырочки,  ни хвостика  -  у создателей этой
полуживой машины было странное представление о красоте и гармонии.
     Пора!
     Он скользнул в желоб. И понял, что не ошибся - поверхностные  антигравы
подхватили его,  приподняли и повлекли в черноту и неизвестность. Иван знал,
что  в  любой  системе  существует  "сторож", который никогда  не  пропустит
разумное, живое существо туда, где ему грозит опасность.
     Но  это  в  земных  системах. А здешняя?  Она почему-то не казалась ему
земной. Но и не казалась инородной. Она была каким-то невообразимым гибридом
своего и чужого. А потому могла и не иметь "сторожей". Поздно. Его втянуло в
черноту - фильтр! опять эти фильтры! они везде! Ему настолько надоело тонуть
и  вязнуть  во  всевозможных фильтрационных  "болотах",  что  сама  мысль  о
просачивании через фильтр вызывала  тошноту. Ну до каких пор! Горло сдавило,
дышать стало  тяжелее. Месиво,  вязкое месиво!  А вдруг на  этот раз оно  не
отпустит его?! Ведь существуют же и  поглощающие фильтры. Они не церемонятся
с чужеродными  телами,  проникшими  в  них. Нет! Его  уже выбросило ... тьма
кромешная, но болота нет, он просочился, он в сердцевине.
     Прежде,   чем   он   встал   и  выпрямился,  перед  глазами   замаячила
ускользающая, мерцающая красная точка. Иван  тряхнул  головой.  Сейчас  надо
сосредоточиться, надо прогнать видения ... и представить вполне определенное
место, если не сработает, значит, это  не перебросчик, не Д-статор, а что-то
другое, похожее, но другое. Точка  не пропадала.  Наоборот,  она становилась
все больше, превращаясь в малиновый кружок.
     - Не может быть... - невольно прошептал Иван.
     Он глазам  своим не верил. Все Мироздание бешенным  хороводом кружилось
вокруг малинового круга.  Он сходит с ума! Ему мерещится старое, десятки раз
виденное,  но  невозможное здесь. Невозможное! Вся Вселенная  сошла с  ума в
своем бешенном круговом танце.  Это сумасшествие! Малиновый Барьер! Но он же
стоит  на  месте!  Он  не  несется  в  межзвездном пространстве  со световой
скоростью!  Почему же  вдруг  Малиновый  Барьер?! Галактики  и метагалактики
посходили  с  ума,  они  вращаются  обезумевшим  волчком. И океан малинового
пламени! Боже! Дай силы! Сохрани и направь! Ивана трясло, и  он не мог унять
дрожи. На долю  мига  из тьмы выплыли двое, прикованные к поручням  корабля.
Почему  они здесь?! Корчащиеся фигуры пропали. Это все  галлюцинации!  Опять
память  выкидывает свои штучки. Опять! Сто  океанов малинового  пламени! Это
конец ... или начало? Дальше  только Осевое. Он абсолютно точно знал, что за
Малиновым Барьером нет  ничего, даже  пустоты, вакуума, там только столбовая
дорога Вселенной - Осевое измерение!
     Океан пламени поглотил его. И пропал.


        x x x


     Иван лежал на каменистой  поверхности. Он  видел свои  руки, изъеденный
камень. Чуть выше, над головой полз низкий, давящий белесый туман. Он именно
полз, словно гонимый ветром. Но  никакого ветра, даже малейшего дуновения не
было.
     Неподалеку кто-то тяжело дышал, сопел, всхлипывал.
     Женщина?  Здесь?!  Иван не  шевелился.  Он  знал,  что в Осевом  нельзя
привлекать к  себе внимания. Он  знал, что чем больше ты будешь дергаться  и
суетиться, тем больше тебе же и достанется. И вообще  - в  Осевом нет ничего
реального, там лишь призраки, фантомы твоей же памяти. Последний раз  он был
в Осевом, когда шел на капсуле-развалюхе в Систему.  Да! Он почти ничего  не
помнил. Да что  там  почти! Он  ни  черта  не  помнил. Лишь  ощущение  своей
страшной вины. Лишь оставшиеся на коленях, прилипшие к  пластику комбинезона
длинные  женские  волосы ...  волоски, три или четыре. Она хотела,  чтобы он
забрал ее из Осевого Но разве там есть  жизнь? Осевое - это сквозная дорога,
это измерение, гипертрофирующее память,  рождающее фантомов, и ничего более!
Светка! Она погибла при входе в Осевое. Она навсегда осталась в нем. Это она
приходила  к  нему,  она мучила его, терзала  в  образе  жуткого, кошмарного
упыря. Это она сидела у него на коленях и просила, чтобы он Прижал ее к себе
крепко-крепко, чтобы он не отдавал ее  никому ... Он начинал все вспоминать.
"Спаси меня, я умоляю  тебя, мне больше некого  просить, не оставляй,  спаси
меня!
     Забери с собой!  Прижми к  себе, сильно-сильно, накрепко прижми...  и я
вырвусь отсюда с тобой! Я верю, что  вырвусь, только бы ты этого хотел!" Она
растаяла. А он вышел из Осевого. И все забыл. Он не смог ее вытащить оттуда,
не смог.
     Всхлипывания  стали отчетливее. И громче; Иван зажал уши ладонями. Нет!
Только  не это! Самый настоящий бред! Он же вошел в приемо-передающий сектор
гиперторроида. Он  все сделал правильно. Почему он оказался в Осевом?! И как
теперь  выбираться отсюда? Из  белесого  тумана  выплыла  маленькая дрожащая
рука. Он узнал бы эту руку среди тысяч женских рук. Это была ее рука.
     - Уходи! - прошептал он бессильно. - Уходи, призрак!
     Он знал, что нельзя  смотреть на эту руку, что нельзя затевать беседы и
вообще говорить  чего-либо, он притягивал к себе призрака сам.  Но он не был
полностью в своей власти.
     - Ты пришел за мной, - еле пробился через плач ее голос. - Ты пришел за
мной,  но  почему ты не  хочешь  взять меня за руку? Почему ты  отталкиваешь
меня?!
     Иван заскрипел  зубами. Он уткнулся  лицом в камень, сжал веки. Но было
поздно. Рука, нежная и легкая, опустилась на его плечо.
     - Я знала, что ты вернешься.
     Горячая слезинка прожгла комбинезон, растеклась по коже.  Нет, это была
сущая пытка, это было чудовищное, невыносимое наваждение.
     - Тебя нет! Ты погибла! - стонал Иван. - Не мучь меня, уходи!
     - Как  же я  уйду, если ты  пришел ко мне,  если ты  ради нашей встречи
преодолел столько препятствий, если ты не жалел жизни своей, чтобы придти ко
мне,  мой  любимый?! Ты просто устал. Твой путь  тяжек  и долог. Ты безмерно
устал,  я все понимаю. Но  не гони меня.  Это ведь я. Света. Не верь  своему
рассудку, не верь себе и тем, кто тебе рассказывал про  Осевое. Это я. А это
- ты. И мы оба живы. Ты пришел, чтобы забрать меня. Но ты не знаешь, как это
сделать. И я не знаю.
     - И потому  ты хочешь, чтобы я  остался в  царстве теней  в  Осевом?! -
просипел Иван. - Да, ты этого хочешь?!
     - Нет! Здесь  страшно,  Иван.  Это не место  для  людей.  Я  бесконечно
измучилась здесь. Я хочу выбраться отсюда  ... Тут были ваши, но  они ничего
не могут, они заняты только своим.
     - Кто это наши? И почему ты так говоришь?!
     Иван перевернулся на спину, открыл глаза.
     Страшный  и  мерзкий  упырь-оборотень сидел  перед  ним  на  корточках,
прожигал ледяным русалочьим взглядом и  поглаживал слизистой дрожащей лапкой
рукав комбинезона.
     Терпеть. Все перетерпеть! Не подать виду! Не смотреть в глаза!
     -  Ваши  - это те,  кто  пытается  отгадать  тайны  Осевого  измерения.
Семьдесят восемь из  них остались  тут, - продолжил упырь Светкиным голосом.
Скользкая,   гадкая   гадина   -  фантом,   порожденный  его  же  памятью  и
материализованный Осевым измерением. - Больше сотни ушли через Осевое...
     - Куда?!
     - Этому нет названия на земных языках, Иван. Они ушли сами, они ощутили
возможность стать большим, чем просто люди, они не захотели оставаться среди
смертных ... и они ушли!
     - Секретный проект в Осевом?! - вскрикнул Иван.
     - Я не знаю, как это у  вас  там называется. Просто они пришли с Земли,
они пришли с белого света  к нам. Пришли не так, как приходил ты. Но в  этот
раз и ты пришел не так. Дай мне руку.
     Перед Иваном сидела его Света - Светик, лапушка, любимая, жена. Никакой
это не  фантом, это она! Она и тогда была с ним.  Это она сидела  у  него на
коленях,  прижималась,  просила  не  отпускать,  забрать  с  собою.  Что  же
происходит?! С проклятущей  планеты-каторги  он  прямиком  попал  в Осевое?!
Этого не может быть - потому что этого не может быть никогда!
     -  Я заберу  тебя  отсюда, - прошептал Иван, сам веря своим словам. - Я
заберу тебя!
     Он  обнял  ее  и  прижал к  себе. Он знал, что  в  любую  минуту  может
произойти   превращение   и   в    его   объятиях   окажется   омерзительный
упырь-кровосос, мокрый, гадкий, зудящий, прилипчивый и очень опасный, именно
такие  губят людей  во  сне, высасывая из них... не кровь,  но  душу.  Он не
понимал  в  чем  симбиоз двух совершенно разных  существ. Но так было в этом
гнусном и подлом, жестоком и обманчивом Осевом измерении.
     -  Расскажи мне  все, что  с тобой было  после моей смерти, - попросила
вдруг она.
     Иван вздрогнул.
     - После твоей смерти?
     - Да, ведь я погибла - погибла, по вашим понятиям. Что было потом?!
     Иван  обнял ее  еще крепче,  уткнулся носом в русые волосы. Он те хотел
ничего рассказывать. Да и что он мог рассказать - сейчас все его злоключения
казались пустыми и ненужными, ведь он так ничего и не добился, ведь пока еще
ничего толком  и  не  сделал для спасения  человечества,  обреченного  и уже
погибающего. Ему нечего было рассказывать. И потому он ответил:
     - Ничего особенного, Светик. Ничего! Я долго тосковал без тебя. А потом
я смирился. Есть вещи, с которыми надо смиряться.
     - Я слышала от ваших, что из Осевого есть выход.
     - Ты разговаривала с ними?
     - Нет. Я их слышала. Но они меня не могли слышать. Меня могут слышать и
видеть только те, кто знал и любил меня. Или не любил!
     Иван оторвался от волос. Заглянул в большие, теплые глаза.
     - Вот поэтому  ты и есть призрак,  ты  появляешься лишь  в моей памяти.
Тебя нет!
     Она улыбнулась странно и невесело.
     -  Меня нет в вашем  мире. Но здесь  я  есть. Ты  же обнимаешь меня, ты
можешь поцеловать меня ...
     Ивану  вспомнился привкус крови  на  губах, острые клыки, впивающиеся в
рот, в язык, в  шею и щеки. Упырь!  Это было страшно. Он не хотел повторения
тех ужасов.
     - Я сама уйду от тебя, если ты не веришь мне.
     Иван  гладил ее плечи, спину, пытался утешить ее, шептал  что-то нежное
на  ухо.  А  метрах в восьми  от них сидел дрожащий унырь,  глядел  на  него
алчными  русалочьими  глазами, потел, всхлипывал  и мелко трясся. Они всегда
порознь! Всегда! Почему он внушил себе, что это она, меняющая свое обличие?!
Как он обманывался!
     - Я поцелую тебя. Ты моя любимая!
     Он припал к ее губам, теплым и нежным, живым губам.
     И  они  не превратились  в липкие губы  вампира. Это была  она, Светик,
любимая, самая дорогая на свете, единственная ... живая.
     - Вот видишь, ты поверил мне,  - шепнула она  на  ухо, когда их поцелуй
оборвался. - А  теперь  ты должен придумать, как забрать меня отсюда, ты все
знаешь, ты обязательно найдешь дверцу из этого мира теней! Мне  нужно уйти с
тобой! Мне нужна эта дверь!!!
     Иван невольно отпрянул.  Дверь?! Авварон Зурр  бан-Тург?!  Пристанище?!
Система?! Им всем  нужна  дверь  в его мир!  И  ей  тоже?!  Нет, он  слишком
мнительный, слишком подозрительный, так нельзя! Они ищут какую-то дверь?  Но
у Авварона уже  был  в  руках Кристалл  с кодом и  дешифровкой  координат  -
записанный блок памяти, закрытый сектор?  Он потерял его. Но он знает - где.
Или не знает?! Уже невозможно далее терпеть эту  путаницу, он  все смешал  в
одну кучу, заподозрил ее, Свету! Иван сжал ее виски ладонями и  отодвинул от
своего лица.
     Лучше  бы  он  этого  не делал - прямо  в глаза ему алчно и дико взирал
трясущийся, скользкий упырь.
     - Не-е-ет!!! - закричал Иван во всю глотку.
     Отпихнул  от себя  чудовище.  Вскочил  на  ноги  ...  и,  пробив пелену
белесого  ползучего тумана, вырвался куда-то в  непонятное, под две ущербные
луны в лиловых небесах.
     Пристанище? Сонный мир? Нет! Он никогда не бывал здесь,  так почему  же
он оказался в этом мире?
     Вдогонку  неслось:  "Не  бросай  меня!  Не   уходи!  Я  не  могу  здесь
оставаться,  Иван, не  уходи-и-и!"  Он  не слышал  ничего. Он  бежал,  сломя
голову,  не чуя ног под собой.  Он знал, что потом будет проклинать себя  за
слабость и трусость,  но  ничего не мог поделать - бежал, не  разбирая пути.
Лишь высоченная желтая стена маячила впереди. Если это  Осевое  - так почему
здесь луны,  которых он никогда  не  видел,  почему  желтые стены  в лиловых
небесах? Эх,  лучше бы он  остался с Кешей! Живоход  -  это единственное  их
спасение!
     Туман под ногами рассеялся, обрывки его словно клочья ваты цеплялись за
сапоги, отставали. Иван бежал во всю прыть.  И двигало им в эти минуты нечто
большее чем  страх. Дверца? Канал?! Они поразному называли проход  из  своих
миров  в мир  земной. Но суть-то  была ясна. Доступ для всей этой нежити  во
Вселенную  человека был закрыт,  заблокирован,  закодирован, заговорен - они
даже не знали, как к нему  подступиться. И он им невольно помогал. Он всегда
нес добро, но по его следам ползло зло. Он прокладывал путь этому злу, пусть
не  сам, пусть  по чьей-то  недоброй воле  - но ведь он, а не кто-то другой!
Нет! Слишком круто! Если бы  он  сидел  и  ничего не  делал,  было бы  хуже,
неизмеримо хуже. И все же он  виноват! И все же это Осевое измерение, это не
просто  бунт  его  подсознания,  выверты памяти.  Это  реально  существующая
область  Бытия.  Нечего  внушать  себе, что  все  происходит  в  воспаленном
мытарствами мозгу!
     С огромного  пурпурного валуна  на Ивана бросился  шестиногий зверюга с
тремя  рогами  на носу и серповидным хвостом. Реакция  сработала  -  рукоять
скользнула  в  ладонь,  -  заискрился  алмазный  меч  -  и  хищник,  огласив
окрестности истерическим рыком,  рухнул  в высокую алую траву. Иван  не  мог
остановиться. Он бежал. Будто за ним гнались. А в ушах стонало  и  выло: "Не
оставляй  меня-я-я!" Нет, это все самое, настоящее, оно есть.  Недаром здесь
ведут исследования ребята из закрытого сектора. Исследования в Осевом! Почти
никто о них  и слыхом  не слыхивал. Загадка XXV-го  века! Иван несся вперед,
начиная осознавать, что его гонит некая  сила, что  он не  совсем цодвластен
себе. Он  это  понимал и раньше ...  но забыл. Почему?  Почему?!  Он  должен
спасать  Свету,  вытаскивать  ее из адского измерения. А  его несет куда-то.
Только бы самому выбраться отсюда. Он тогда прижмет этих парней из закрытого
сектора, он их возьмет за шкирку и потрясет хорошенечко, он выколотит из них
все секреты! И он вернется тогда! Он вытащит отсюда Светку!
     Пронзительный  крик  на  миг остановил его. Но  только  на миг.  Причал
кто-то знакомый. У желтой, уходящей в небеса стены кого-то убивали. От крика
закладывало уши.
     Цай! Это вопил обезумевшим зверем карлик Цай ван Дау.
     Раздумывать  было  некогда,  Иван рванулся  к стене.  В три  прыжка  он
подскочил  к  огромному  уродливому  монстру, заросшему  черной  с  проседью
щетиной,  вскинул  меч - хохочущая, скалящая зубы голова покатилась  вниз по
склону алого холма.
     Только тогда Иван увидел истерзанного, жалкого Цая.
     - С этой тварью покончено! - сказал тихо.
     Цай всхлипнул, вытер кровь со щеки и пробурчал:
     - Эта тварь - мой родной папаша.
     - Ну извини тогда, - опечалился Иван, - не знал.
     - Спасибо тебе,  - захрипел Цай, -  ты меня  спас.  Он давно хотел меня
убить. Он преследовал меня повсюду. Правда, во снах и кошмарах. А теперь вот
добрался наяву. А ведь я думал, что он давно уже сдох.
     Вид  у Цая  был отвратный, будто его грызла  целая стая гиен и шакалов,
грызла не меньше суток. Но руки-ноги,  голова  были целы. У Ивана давно глаз
приметался:  кто в  яму глядит  из раненных и увечных, а  кому  еще  жить да
гулять.
     Но откуда он взялся в Осевом?!
     - Как ты попал на Умагангу? - спросил карлик.
     -  По-моему,  ты немного ошибаешься, - ответил Иван, -  это никакая  не
Умаганга.
     - Значит, я не могу узнать своей планеты? Значит, я совсем  трехнутый?!
- занервничал Цай, заматывая раны на руке какими-то обрывками.
     Голова в  овраге  продолжала хохотать  и  скалиться. Зато съеживающееся
тело  "папаши" было похоже на  выброшенную волной медузу,  оно  растекалось,
превращалось в нечто бесформенное.
     - У вас  бывает так? - спросил  Иван тихо, но  твердо,  кивая в сторону
головы.
     - Нет, - ответил карлик, бледнея еще больше.
     - Приглядись - все ли вокруг тебе знакомо? - настаивал Иван.
     Цай ван Дау приподнял бельмастые веки, повернул голову.
     -  Я  давно  не  был  на  Умаганге,  очень  много  лет,  здесь  кое-что
изменилось, - сказал  он.  - Но не могла  же луна Угага стать вдвое  меньше,
верно?  А стена?!  - Он подполз к  стене и ковырнул ее металлическим ногтем,
посыпалась  крошка. - Это не агайский пенный янтарь, а какая-то дрянь.  Куда
они подевали  настоящую стену?! И  трава  ...  она  же ненастоящая! - У  Цая
словно заново открывались глаза.
     Он  ничего  не мог  понять.  Он  тер виски, озирался,  бледнея смертной
бледностью, до зелени, до синевы.
     - Здесь нет ничего настоящего, Цай,  - сказал Иван. - Потому что это не
Умаганга. Это Осевое измерение.
     - Неправда!
     - Ты видел Малиновый Барьер?
     - Да.
     - Мы в Осевом измерении, Цай. Сюда редко попадают  живые. Но мы с тобой
попали.
     На минуту Цай погрузился в мрачные  размышления, на  него стало страшно
смотреть.  Это  был  самый  настоящий  труп  -  труп  маленького,  корявого,
большеголового уродца;  труп, скорчившийся,  перекореженный, жалкий. Наконец
он шевельнулся, ожил.
     -  Наверное, ты прав, Иван. Это не Умаганга. -  Помолчал. Завел иное: -
Вы с Кешей пробились на базу, так?
     - Пробились.
     - Ты нашел там...
     -  Там  ничего  не  надо  было  искать.  Гиперторроид  торчал в  центре
огромного зала, открыто.
     Цай усмехнулся.
     - Открыто -  на  глубине  в  сотни  миль, в толщах гиргенита,  в слоях,
которые никто  и  никогда не исследовал,  потому  что  там гиблое, ненужное,
пустое место?! Это перевалочная база. Понял? Я давно догадывался, что Гиргея
не просто  планета-каторга, не только ридориум притягивает к  ней словно мух
всякую сволочь! Теперь я убедился в этом, Иван.
     Иван присел на траву. Он глядел на скалящуюся голову.
     Он не хотел видеть это  уродство,  но оно приковывало его взгляд словно
магнитом.  Сидел и  слушал Цая. Тот говорил все  верно.  В недрах  проклятой
Гиргеи нашли себе приют многие: и  довзрывники, если это не  галлюцинации, и
Синдикат, и чужие... планета освоенная, прочно занятая каторгами, рудниками,
на нее доступ закрыт, никто не полезет ковыряться в ее нутре, ядро остывшее,
сверхтвердое,  удобные  ходы-выходы,  какие-то связи и инфраструктуры  еще с
прежних времен, стародавних,  исчисляющихся  миллионолетиями. Так где же еще
создавать перевалочные базы?! Где ставить  статоры и гиперторроиды?! Сам Бог
велел на Гиргее! Или сам дьявол! Значит, эти устроители баз и  перебросчиков
имеют свободный  доступ на  Гиргею? Они не боятся системы  заслонов, силовых
полей и кодированных гипносетей на орбите? Или для них эдаких мелочей просто
не существует? Слишком много вопросов.
     - Мы никогда не разберемся в этом болоте! - сказал Иван Цаю.
     - У Синдиката есть свои интересы в Осевом, - неожиданно выпалил карлик.
- Понимаешь?
     - Нет.
     - Я  сюда попал  только  потому, что Осевое нужно Синдикату! Я щуп этой
гнусной  мафии! - Цай ван Дау вскочил на свои кривые, изуродованные  ножки и
заорал  во всю мочь: - Я  не боюсь их!  Пусть все слышат!  Пусть  все видят!
Не-бо-юсь!!!
     Иван догадался  в чем дело, ему не  надо было  разжевывать мелочей. Они
оба здорово влипли.
     - Хватит кричать, - сказал он, - там нас Кеша ждет.
     - Кеша? - ошалело переспросил Цай ван Дау.
     - Угу.
     Цай сразу успокоился.  Если кто-то и где-то их может ждать, значит, еще
не все потеряно. Вот только шли они в Осевое через разные дверцы, так где  ж
гарантия, что выберутся через одну?
     - Знаешь, когда я  понял, что Осевое не мираж? - спросил Иван у карлика
Цая. И не дождавшись ответа, заявил: - Когда увидел, что ты не признак! Если
в каком-то  измерении или  пространстве оказались  двое и оба ощущают в  нем
присутствие другого, значит, это реальное пространство.
     - Ну и что? - удивился карлик.
     - Для меня это был очень важный вопрос.  Теперь вопроса нет, -  пояснил
Иван.
     - Для меня вопрос  - как отсюда выбраться, - карлик усмехнулся. Усмешка
на изуродованном, разодранном лице промелькнула жуткой гримасой.
     После  ухода  Ивана  ветеран  аранайской войны  и  каторжник-рецидивист
Иннокентий Булыгин не долго предавался унынию.  Сказано было ждать,  значит,
надо ждать.  Теперь он верил, что вертухаи не припрыгают, не прискачут и  не
приползут. Потому как нет здесь никаких вертухаев - база брошенная, работает
по привычке, в авторежиме. Ну и хрен с ней, пускай работает.
     Он в несколько приемов овладел живоходом - поползал по стенам и потолку
зала,  полетал над огромным гудящим  бубликом, который все звали слишком  уж
торжественно и научно, гиперторроидом. Вернулся на прежнее место. И заснул.
     Кеша был немолод, к тому же он страшно устал и от  жизни,  и от войн, и
от  каторги.  Последние  события -  побег, тряска, пытки  взбодрили его.  Но
сколько же можно без сна? Он провалился в глубочайший полусон-полуобморок.
     Сколько он  спал, не знал никто  кроме помалкивающего бортового "мозга"
живохода. Перед самым пробуждением, как это и бывает  часто, Кеше приснилось
нечто странное.
     Ему приснилось,  что он проснулся. Проснулся в удобном, обтекающем тело
кресле. Откинутая на большое и мягкое изголовье голова была Легка, невесома.
Невесомым казалось и тело. Он славно отдохнул! Кеща уставился вперед - прямо
на пульт живохода. Больше смотреть  было не на что,  обзор  он вырубил перед
тем, как заснуть. Он не узнал пульта.  И зажмурил глаза. Потом  снова открыл
их. Рабочий пульт  боевой  десантной  капсулы невозможно спутать  с любым из
других пультов. Кеша чуть не вывалился из кресла.
     - Полный обзор! - закричал он, цепенея от догадки.
     И догадка подтвердилась.
     Он висел  посреди  черного, усеянного  звездами неба, висел в  страшной
космической пропасти, в  которую падало все на свете и никак не могло упасть
- падение было бесконечным.  Он  вырвался с  Гиргеи?! Когда?!  Как?!  И  где
живоход?
     - Где мы?! - закричал он снова. - Координаты?!
     Мозг капсулы  выдал  на прозрачном  невидимом табло перед ним два  ряда
мигающих цифр  и для понятности одно коротенькое  предложение: "нестабильная
орбита 1089  - Гиргея".  Это означало:  до  поверхности  планеты  ровно одна
тысяча восемьдесят девять километров, но расстояние меняется каждую секунду,
вместе  с направлением  и  скоростью  капсулы.  С огромным  трудом  их можно
засечь.
     Но сбить капсулу, уничтожить ее практически невозможно.
     По Кешиной небритой щеке поползла предательская слеза.
     Свобода!!! Он столько лет мечтал о свободе. И там, на чертовой Аранайе,
и  здесь, на трижды  проклятой гиргейской  подводной  каторге.  И  вот  она,
дорогуша! Он  свободен!  Он  может  сигануть  сейчас  на  капсуле куда  душе
пожелается.
     Боевая капсула! Это предел мечтаний! Это сказка, фантастика!  Его  ждут
девочки на Гавайях, как они его ждут!  Он не обманет их  ожиданий! Он сию же
минуту рванет к ним!
     Жаль,  что у  него нет  на  борту термосаллиевой  бомбы в  полмиллиарда
мегатон, он с огромным  удовольствием  хлопнул бы напоследок дверью - разнес
бы в  клочья  эту  поганую планетенку со  всеми  ее  вертухаями и  ...  Кеша
приуныл, - каторжанами. Нет,  хотя среди них и было много всякой сволочи, он
не желал им ни погибели, ни зла. Сразу вспомнился Иван. Потом коротышка Цай.
Нет, девочкам придется обождать немного.
     - Эй ты, умник! - рявкнул он, обращаясь к бортовому большому мозгу. - А
ну слушай меня. Боевые коды...
     Закрыв глаза, он по памяти отбарабанил все ряды цифр, которые выдал ему
Иван, там, в хрустальной клетке. Хе-хе, они отпустили его! Здорово он провел
этих лохов! Ай, здорово,  будет чего порассказать на старости внучатам. Хотя
какие  у  него  внучата  -  пули  да  гранаты! Кеша сокрушенно вздохнул.  На
невидимом экране загорелся зеленый нолик,  кругленькое колечко.  Это хорошо,
большой мозг  признал его и  готов выполнять все команды без исключения. Ну,
Иван, спасибо!
     Кеша  разогнал капсулу,  поймал  в радарную сеть сразу  четыре охранных
спутника: два сверху, один снизу и один слева. Все они были далеко-далеко, и
не видели капсулы. Но она их видела.
     -  Малый  огонь, - вяло скомандовал Кеша и вырубил полную прозрачность.
Теперь он хотел видеть, что произойдет с "шакалами"  на экране,  при большом
приближении. Ничего душещипательного  не произошло  - четыре  поблескивающие
шарика,  ощитиненные радарами и боевыми  ракетами,  почти одновременно будто
лопнули, разлетелись  осколочками,  ни одна  из блокированных  боеголовок не
разорвалась. Кеша  зевнул. Работает! Ну  и хорошо. Ей  и придется поработать
немного. Через  сколько  он  там  пообещал барьеров  пройти -  через три или
четыре? Да будь их хоть пять!  Он перепрыгнет через них, только пыль  стоять
будет!
     Неужели  его еще не  засекли? Должны засечь  вот-вот. Ну  что же, пора.
Пришло время вспомнить, как  он ходил в десант, как он бросался вниз головой
на дьявольские, кипящие смертным варевом планеты. Вперед!
     -  Большая  воронка. Левое горло. Кратер  А2147,  -  затараторил  он  с
нервическим  придыханием, - траектория 14-08-422-11. Полный  вперед! Полный!
Антигравы до отказа давай! Пошла, родимая!
     Капсулу не надо было учить, это ее большой бортовой мозг мог бы поучить
многих. Но Кеша орал во всю глотку, ему доставляло огромное удовольствие все
это,  он  шел в  атаку с криком, с ором, с боевыми  кличами,  будто  пытался
устрашить незримого противника.
     Тело превратилось в свинцовую болванку. Ветеран не  боялся  перегрузок.
На  полном ходу  мало кто  врезался в  планету,  любителей  рисковать  своей
собственной шкурой  почти  не было  -  но  когда  уходили  от преследования,
годилось все. Капсула черной молнией пробуравила пакостную атмосферу Гиргеи,
выжгла  вглубь  пятьсот метров  воды под  собой, обратила их в ревущий  пар,
рвущийся  к небесам. И не дав ему вылететь из  воронки, ушла в океан. Первые
двенадцать миль капсула опускалась под водой на крейсерской скорости. Дальше
надо  было  выбирать  маршрут.  Радар  нащупал три большие подводные пещеры.
Избрать  лучшую должен был бортовой мозг. Но Кеша  уверенно повел корабль  к
самой  большой и  глубоководной. Он  был абсолютно  уверен, что первый  этап
лихой операции прошел на славу  -  зажравшиеся и ленивые вертухаи остались с
носом.
     Им никогда не засечь капсулы. Никогда!
     Черные, свинцовые воды Гиргеи! Безбрежный, безмерный океан! Что для вас
семидесятитысячетонный  кораблик,  погружающийся в  вас -  песчинка,  кроха,
капелька, ничто! Исполинский, на три четверти водяной шар - и спресованный в
каплю ураган, сжатый в песчинку огонь целого созвездия, сконцентрированные в
малой крохе ум и воля цивилизации. Боевая десантная капсула!  Как правило их
оставляли на орбите и шли на штурм в десантном боте.
     Но обстоятельства бывают разные. Иногда нужно рискнуть.  Для  Кеши риск
был не только его профессией, он был для  него частью сложной и неоднозначно
воспринимаемой окружающими  натуры. Непрост  был Иннокентий Булыгин.  Может,
поэтому и выжил он там, где простому смертному надлежало трижды распрощаться
с белым светом.
     Про аранайскую войну на Земле почти никто не знал.
     Это была тайная война. Добровольцев вербовали по всей  Вселенной - кого
добром, деньгами  и посулами, кого силой. Тридцать  лет продолжалась одна из
жесточайших в истории Мироздания войн,  тридцать лет лилась кровь людская  и
нелюдская.  Аранайя была  одним из нелепейших миров: в центре системы висела
огромная звезда - Арана, голубой  гигант. В смутные, доисторические времена,
сразу после рождения солнц, она умудрилась каким-то  образом урвать  в сферу
своего  притяжения двенадцать светил первой звездной величины, семь  красных
карликов, одиннадцать желтых карликов и три псевдоквазара. Все они вращались
по  сложнейшим орбитам  вокруг гиганта, увлекая  за  собой в  этом  вращении
двести сорок шесть планет, три тысячи пятьсот  крупных астероидов и не менее
сорока пяти тысяч боевых и гражданских спутников, станций, космолабораторий.
Все  это называлось  Аранайей. И  обитало в  ней полтора миллиарда  людей  и
восемнадцать с половиной миллиардов аборигенов-гуманоидов. Бодяга началась с
того,  что  аборигены  разделились  на  три  лагеря  и  по  каким-то  своим,
необъяснимым  для  людей  причинам  объявили  друг другу  войну  до  полного
истребления противника. Иной войны у них  и не могло быть,  потому  что  три
лагеря были  тремя  крупными  родами, состоящими  из  множества родов  более
мелких.  Кровная месть в  каждом из родов была смыслом  жизни и чуть  ли  не
религией. Именно поэтому  аборигены  никогда  не  воевали  друг с  другом  -
слишком сильным было  кровное "оружие  устрашения",  они разрешали все споры
мирно  и  полюбовно.   Земная  Федерация   поступила  как   всегда  мудро  и
осмотрительно,  она  прислала  своих наблюдателей в  количестве  шестидесяти
космодивизий.
     Одновременно  при  каждом роде  был создан  Центр советников.  Все  три
центра набирали добровольцев  независимо друг от друга, стремясь  обеспечить
превосходство своим подопечным и тем самым положить конец Кровавой бойне.
     В аранайскую войну были вложены  триллиарды, она сжирала  уйму энергии,
предназначавшейся  для  иных  целей,  десятки  тысяч  наемников  и  миллионы
аборигенов гибли ежемесячно, в этой адской  воронке сгорало до четверти всех
боезарядов  Федерации в  год ... и тем не менее, несмотря  на  глобальные по
своей мощи усилия войну никак не удавалось сдержать и остановить. Злые языки
поговаривали,  что  кое-кому на Земле и в Федерации  выгодна эта бойня -  на
Аранайе таких провокаторов и паникеров расстреливали на месте без сожаления,
они  подрывали дух миролюбия  и  невмешательства. Это было явной ложью,  ибо
Федерация  для  того,  чтобы  погасить военный  конфликт в системе  голубого
гиганта отдавала все,  не  жалела даже сверхновейших  образцов вооружения  и
техники, беспрестанно отправляемых на Аранайю. Жесток и злобен Дух Войны!
     Иннокентий Булыгин  испытал  его прикосновение на собственной шкуре. На
этой войне он  был  рядовым, и потому  вволю  понюхал пороху.  Его семь  раз
контузило,  шрамы  от двенадцати  ранений украшали  тело, руки  оторвало  на
семнадцатом году войны - но  за последующие тринадцать Кеша настолько свыкся
с  металлобиопротезами,  что  считал их  своими  руками без всяких поправок,
восемь лет в  общем счете он мыкался по аранайским  лагерям, в которых почти
никто не выживал. Кеша был дьявольски живуч!
     Он выжил в кромешном  аде тридцатилетней аранайской войны. Он выживет и
сейчас! Надо только не жалеть себя!
     Надо  пробиваться  вниз,  вглубь!  Прорывать десятки, сотни  километров
гиргенита,  базальта, черного мрамора, толщи  свинцовой жижи. И капсула!  Он
поставил  капсулу   на   полную  круговую  оборону,   на  уничтожение  любой
приближающейся цели. Он знал,  что делает. Он врубил полную  Д-прозрачность,
сигмапроницаемость и на всякий случай, если начнут прощупывать по старинке -
абсолютную  радиопрозрачность.  Он  знал  все   тонкости   ведения  войны  -
настоящей,  жестокой,  беспощадной  и  не  имеющей  правил. Он  работал  как
андроид,  как  автомат,  с застывшей на тонких губах кривоватой улыбкой.  Он
знал,  что  идет напролом нагло, хитро, мощно, бесповоротно. Он знал, что на
такой прорыв никто не решился бы - никогда! Эх, Иван, Иван!
     Не  та в тебе закваска! Хоть и крутой малый, десантник-смертник  ... но
тебя  никогда  не  били  так,  как  били  Иннокентия  Булыгина,  ветерана  и
рецидивиста, ты  никогда  не ожесточишься сердцем так.  Слабо! Ты никогда не
рискнул бы  вонзить  в чрево гадины  Гиргеи боевую капсулу, ты  ее заботливо
оставил на орбите, пожалел.  А Гиргея тебя не пожалела - вот и  гниешь  в ее
поганом брюхе! Кеша погасил улыбку. С капсулой все  в порядке - она разнесет
в клочья всю эту паршивую планетенку, только сунься сюда! Пора!
     Пещера блокирована. Все шито-крыто. Он нырнул в люк  боевого десантного
шлюпа. Утонул в глубоком кресле.
     Вспомнил на  миг  Марию, оставшуюся  навсегда на  семнадцатом  спутнике
Аранайи, ее растерзанное гератами прекрасное  тело. Скривился, скрючился. Но
мозг работал в заданном режиме, сам по себе - вперед! Шлюп вырвался из мрака
глубоководной пещеры, ослепил тонким лучом исполинского бронеголового ската,
парализовал его на время, чтоб не мешался на дороге. И черным  камнем  пошел
вниз.



     Часть третья

        ТРЯСИНА


     Карлик Цай  старательно  заматывал свои  раны какими-то обрывками,  при
этом сопел и кряхтел.
     -  Зря стараешься,  -  не  выдержал Иван,  -  меня в  Осевом  на  куски
раздирали. А как обратно выныривал  -  ни  одного  шрама. Это все видимость.
Ведь боли нет?
     Цай подумал, покрутил головой, наморщил лоб.
     -  Совсем  не  болит,  - признался он, - но поначалу  жуткая боль была,
какая там видимость!
     - Любая рана должна  болеть. А  если нет боли -  одно  из двух: или она
обработана и введен препарат, или никакой раны нет.
     - Есть еще  и третий вариант, - добавил Цай, - отключены болевые центры
в мозгу.
     Иван усмехнулся.
     - Выходит, когда  брюхо  протыкали  или  по черепу долбили,  центры  не
отключали, а потом  взяли  да и отключили, чтобы  не  мучился? Нет, в Осевом
действуют странные законы. Нам их все равно не понять.
     Законы  в этом мире и впрямь были странные. Иван  сидел на пригорочке и
смотрел, как пытается взобраться к ним под желтую стену отрубленная голова -
она   очень   старалась,   хватала   огромными   оскаленными  зубами  траву,
перехватывалась рывками, рычала, роняла желтую  пену изо рта, поднималась на
два-три  метра  выше... и  снова  скатывалась вниз. От самого тела  осталось
несколько лужиц слизи.
     - Погляди на нее! - он дернул Цая за рукав.
     Но тот не обернулся.
     - Отстань!  - просипел нервно.  -  Я нутром чую, нельзя смотреть,  хуже
будет.
     Иван удивился догадливости карлика.
     -  Верно,  -  подтвердил  он,  -   чем  ты  больше   к  этим  призракам
присматриваешься да прислушиваешься, тем реальнее они становятся, ты как  бы
сам их притягиваешь...
     -  Ну  вот, дошло,  - обрадовался Цай ван Дау, - а дальше вывод сможешь
сделать?
     - Какой еще вывод? - не понял Иван.
     - Простой. Раз ты притягиваешь  призрака исключительно своим вниманием,
значит, его нигде нету, понял?!
     - Нигде?!
     - Нигде, кроме твоей башки! - ответил карлик. - Осевое только усиливает
Твои же  внутренние  фантомы, оживляет их, дает  им силу. Но  ты  можешь  их
убить, не пошевелив пальцем - резко переключись на другую мысль, и все!
     - А подсознание? Ты им умеешь управлять?
     - С подсознанием хуже.., - Цай обернулся, глянул вниз, в овраг. - И все
же я прав. Нет там никакой головы!
     Иван четко видел  оскаленную голову. И он  также четко  знал, что  этот
фантом родился не в его мозгу. Карлик чегото путал, он искал слишком простых
объяснений, а Осевое было сложным миром.
     - Стена...
     - Что - стена? - переспросил Иван.
     - Она полая! - воскликнул Цай.
     Забыв  про  свои раны  и  тряпки,  карлик  вскочил  на  ноги,  вцепился
трехпалыми  изуродованными руками  в  желтый  нарост, отодрал его, потом еще
отодрал  пласт... Иван бросился помогать. Через десять  минут  они полностью
очистили большой черный экран, напоминавший что-то недавнее. Откуда в Осевом
может взяться экран?!
     - Надо поискать управление.
     - Ничего нет,  я все обшарил, - сказал Цай. И уставился вниз. Теперь он
снова видел голову - она была маленькой, будто высохла и сжалась до размеров
грецкого  ореха, но она  все  еще  продолжала скалить  зубы.  Бедный  Филипп
Гамогоза! Прах его наверняка уже сгнил на подлинной Умаганге, сколько прошло
лет!
     Иван вырвал Цая из сумерек воспоминаний.
     - А ну погляди-ка, -  нервно,  отрывисто произнес  он, - что  ты видишь
сейчас? Отвечай быстро и четко!
     - Бледный старик с тонкими губами. Он говорит, но я ничего не слышу. Он
только шевелит губами...
     - Значит, не видение! Достали, гады! - озлобился Иван.
     Он  четко  видел  на экране  знакомое  старческое лицо.  Но  как  могли
"серьезные"  попасть сюда, в Осевое?! Антарктика. Земля.  Гиргея. А теперь и
Осевое?! У них длинные лапы!
     Губы ожили, голос будто прорвался с экрана:
     - Ты думал, сбежал от нас? Нельзя быть таким наивным. Это просто глупо.
Ну да ладно, скажи спасибо своим старым друзьям, мы вытащим тебя из Осевого.
И этого тоже вытащим, передай ему.
     Карлик ткнул Ивана в плечо.
     - Что он говорит?
     - Говорит, что вытащит тебя отсюда.
     -  Нет!  Он  с ума  сошел. Синдикат никогда не  простит мне!  Они  меня
разыщут и убьют. Я не могу уйти по другому каналу! - Цай ван Дау не на шутку
разволновался. - Они не посмеют.
     Старческое лицо  ехидненько и меленько  засмеялось, морщины изуродовали
лоб, щеки, даже нос.
     - Еще как  посмеем!  Этот  малыш очень  много знает, мы давно следим за
ним. И мы непременно окажем ему дружескую услугу. Мы ценим знающих людей.
     - Что он говорит?! - снова закричал Цай. Он ничего не слышал.
     - Говорит, что ты им пригодишься, я так понял!
     От бессилия у Ивана дрожали  руки. В голове гудело. Он ощущал, что  это
существо на экране почти всемогуще, что он  в его руках, и бессмысленно даже
делать попытку вырваться из этих рук. Достали!
     За спиной кто-то стоял и взволнованно дышал. Иван боялся обернуться. Он
вглядывался  в  старца,  будто  гипнотизировал  его,  будто  хотел  взглядом
уничтожить изображение.
     - Не уходи с ними, - тихо раздалось из-за спины.
     Иван вздрогнул.
     - Они погубят тебя!
     За спиной стояла Света. Совсем не призрачная, с живыми грустными, вовсе
не русалочьими глазами. По ее щекам текли слезы.
     - Иван, не отвлекайся на каждый фантом, -  вкрадчиво попросил  старец с
экрана, -  их здесь слишком  много, они заморочат тебе голову  и ты окончишь
жизнь в психушке... если выкарабкаешься.
     - А ты сам-то не фантом?! - с ехидцей спрос