Евгений Войскунский, Исай Лукодьянов. Экипаж "Меконга"

   -----------------------------------------------------------------------
   М., Детгиз, 1962.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 15 December 2000
   -----------------------------------------------------------------------

   <b>Книга о новейших фантастических открытиях</b>
   <b>и старинных происшествиях, о тайнах вещества</b>
   <b>и о многих приключениях на суше и на море</b>


                                     Я умру, если не увижу Каспийское море
                                                               А.Гумбольдт



        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РТУТНОЕ СЕРДЦЕ

                   Чтобы воздействовать на неведомое вещество, которое  вы
                хотите подчинить неведомой силе, мы должны сначала изучить
                это вещество.
                                              О.Бальзак, "Шагреневая кожа"


        1. СТРАННОЕ СОБЫТИЕ НА БОРТУ ТЕПЛОХОДА "УЗБЕКИСТАН"

                      - Знаете, не  надо  кораблекрушений. Пусть будет без
                   кораблекрушения. Так будет занимательнее. Правильно?
                               И.Ильф, Е.Петров, "Как создавался Робинзон"

   Приятно начать приключенческий роман с кораблекрушения. Допустим, так:
   "Раздался страшный скрежет, и трехмачтовый  барк  "Аретуза",  шедший  с
грузом  копры  с  Новых   Гебрид,   резко   накренился.   Бушующие   волны
перекатывались через..." - и так далее.
   Преодолев столь естественное  искушение,  авторы  решили  иным  образом
начать свое правдивое  повествование.  Однако,  желая  во  всем  следовать
хорошему тону, они торжественно обещают устроить в ходе дальнейших событий
небольшое кораблекрушение.
   А теперь - к делу.
   Итак, в один  прекрасный  летний  день  теплоход  "Узбекистан"  шел  по
Каспийскому морю, приближаясь к крупному приморскому  городу.  Время  было
послеобеденное,  прогулочная  палуба  пустовала.  Лишь   двое   сидели   в
шезлонгах, защищенных тентом  от  палящего  солнца:  мужчина  в  клетчатом
костюме зеленоватого цвета и пожилая дама в пенсне, углубившаяся  в  томик
"Военных приключений".
   Не  будем  тревожить  пожилую  даму.  Давайте  поближе  познакомимся  с
Николаем Илларионовичем Опрятиным, которому предстоит сыграть немаловажную
роль в нашем повествовании.
   Это подтянутый сухощавый человек лет под сорок. У него энергичное  лицо
с высоким лбом, переходящим в тщательно замаскированную лысину, с  тонкими
губами и костистым подбородком. Гладко  выбритые  щеки  и  запах  тройного
одеколона  создают   впечатление,   будто   он   только   что   вышел   из
парикмахерской.
   Николай Илларионович не  имел  пагубной  привычки  спать  после  обеда.
Развалясь в шезлонге, он смотрел  на  широкую  пенную  дорожку  за  кормой
теплохода. Справа тянулся берег - желтовато-серая полоска над синей водой,
- и уже был виден длинный холмистый остров, прикрывавший вход в бухту.
   Опрятин подумал о том, что каких-нибудь двадцать лет назад этот  остров
был куда меньше. А впереди, почти по курсу теплохода, - Опрятин знал это -
из воды торчат каменные стены древнего караван-сарая; лет  двадцать  назад
они были скрыты под водой. Когда-то здесь стоял  большой  торговый  город.
Море, медленно поднимаясь, заставило людей  покинуть  его  и  отступить  к
новым берегам.
   На протяжении многих веков море  наступало  и  отступало,  его  уровень
часто менялся, причем амплитуда колебаний уровня доходила до  восьмидесяти
метров. А в последнее время древнее Хозарское море сильно обмелело. Потому
и вылезли из воды стены караван-сарая,  а  остров,  лежащий  при  входе  в
бухту, разросся в длину и ширину.
   Вода уходила.  И  люди  не  захотели  мириться  с  этим.  Так  возникла
труднейшая проблема  повышения  уровня  Каспия.  Предлагали  прежде  всего
отрезать от моря залив Кара-Богаз-Гол, где жаркое солнце пустыни  ежегодно
испаряет четырнадцать кубических километров воды.  Родился  смелый  проект
поворота северных рек в Каспийское море - проект "КВП": воды Камы, Вычегды
и Печоры должны были, по этому проекту, перевалить старые  водоразделы  и,
устремившись на юг, через Волгу напоить Каспийское море.
   Но если отрезать Кара-Богаз-Гол, повернуть северные реки и  добавить  к
их водам воды Аму-Дарьи, то даже и тогда уровень моря поднимется до нужной
высоты - на три метра - только к будущему веку.
   Так долго ждать нельзя. Ведь, в сущности, требуется  в  течение  одного
года добавить в Каспий всего одну тысячу кубических километров воды.
   Легко сказать: всего! Чтобы перекачать, например,  из  Черного  моря  в
Каспийское такое количество воды за год, понадобилось бы  несколько  тысяч
самых мощных насосов, а  чтобы  снабдить  их  энергией,  -  электростанция
мощностью в десятки миллионов киловатт.
   Кандидат технических наук Опрятин хорошо знал  эти  цифры,  потому  что
работал в Институте физики моря. Как раз сейчас в институте  разрабатывали
новый проект  повышения  уровня  Каспия,  с  учетом  последних  достижений
отечественной науки. Предстояла большая, интересная работа, и Опрятину был
поручен один из самых ответственных ее участков.
   Итак, теплоход "Узбекистан" шел по Каспийскому  морю,  которое  хотя  и
обмелело, но  не  до  такой  степени,  чтобы  по  нему  не  могли  плавать
теплоходы. Медленно приближался город, вставший над синей  бухтой,  -  уже
можно было  без  бинокля  различить  заводские  трубы  и  тонкий  чертежик
телевизионной антенны.
   Прогулочная палуба понемногу наполнилась пассажирами. Здесь было  много
отпускников, возвращавшихся из поездки по Волге. Они наперебой  вспоминали
шлюзы и каналы, храм Димитрия-на-крови, домик Кашириных и дружно сходились
на том, что камышинский закат солнца куда красивее,  чем  восход  того  же
светила над Казанью.
   Несколько знатоков морского дела, облокотившись на  поручни,  наблюдали
за белой яхтой, которую догонял теплоход. Они обсуждали ее  достоинства  и
спорили, к какому классу она относится:  к  "драконам"  или  "звездникам".
Впрочем, некий обладатель бинокля установил, что это "сорокапятка" [яхта с
площадью парусов в 45 квадратных метров].
   Парни и девушки в голубых майках с белыми номерами на спине беспрерывно
фотографировали друг друга.
   Был  здесь  и  мужчина  атлетического  сложения,  в  полосатой  рубашке
навыпуск. Он чинно прогуливался под руку  со  своей  дородной  супругой  и
время от времени давал молодым фотографам советы относительно  выдержки  и
диафрагмы.
   - Как жаль, что отпуск  кончился,  правда,  Толя?  -  произнес  высокий
женский голос за спиной у Опрятина.
   -  Хорошо,  что  кончился,  -  ответил  голос,  показавшийся   Опрятину
знакомым. - Сколько времени потеряно!
   Николай Илларионович оглянулся и увидел  молодую  изящную  блондинку  в
красном сарафане. Рядом с  ней  неторопливо  шел  мужчина  средних  лет  в
измятом чесучовом костюме. У него было крупное полное  лицо  с  припухшими
веками и буйная грива каштановых волос.
   Они остановились у борта, неподалеку от шезлонга Опрятина, и  о  чем-то
заговорили между собой.
   Опрятин встал, одернул пиджак и подошел к ним.
   - Добрый день, товарищ Бенедиктов, - сказал он негромко.
   Чесучовый костюм вскинул на Опрятина не очень приветливый взгляд.
   - А, уважаемый рецензент! - проговорил он. От него пахло коньяком.
   -  Заметил  вас  еще  за  обедом,  в  ресторане,  -  продолжал  Николай
Илларионович, - но не решился побеспокоить... Опрятин, -  представился  он
спутнице Бенедиктова, вежливо наклонив голову.
   - Матвеева, - ответила блондинка. - Слышала о вас.
   Опрятин улыбнулся уголками губ:
   - Не сомневаюсь. Отзывы были, конечно, не слишком лестные.
   Он сказал это полувопросительно-полуутвердительно, и блондинка в  ответ
только слегка  пожала  плечами.  Солнце  освещало  ее  лицо,  карие  глаза
казались теплыми и прозрачными. И в то же время было и этих глазах  что-то
невеселое.
   - Вы тоже ездили по Волге? - спросила она.
   - Нет. Я сел на  теплоход  сегодня  ночью  в  Дербенте.  Ездил  туда  в
командировку. Кстати, любопытное происшествие случилось  со  мной  в  этом
Дербенте...
   Опрятин посмотрел на Бенедиктова. Тот  стоял  со  скучающим  видом,  не
выказывая ни малейшего интереса к любопытному происшествию.
   "Они  изволят  сердиться,  -  подумал  Опрятин.  -   Злопамятный   тип,
однако..."
   Прошлой весной редакция научного журнала  предложила  Опрятину  дать  с
энергетической  точки  зрения  рецензию  на   статью   некоего   биофизика
Бенедиктова. Статья  была  примечательная.  Вначале  в  ней  шла  речь  об
ионофорезе  -  явлении,  известном  еще  с  1807  года,  когда  московский
профессор Рейсс открыл, что капли одной жидкости  могут  проходить  сквозь
другую. Автор статьи разбирал это явление с  позиций  современной  физики:
взаимопроникание связано с наличием свободных зарядов - ионов - на границе
жидкостей, то  есть  на  границе  двух  противоположно  заряженных  полей.
Ионофорез широко применяется в медицине: ионизированные  жидкие  лекарства
вводятся сквозь кожу больного без ее повреждения.
   Далее  автор  статьи  излагал  свои  наблюдения  над  рыбами,  имеющими
электрические органы.  Он  приводил  интересные  сведения  об  этих  живых
генераторах. К примеру, электрический скат Torpedinidae дает 300 вольт при
восьми амперах. Электрический угорь  Electrophorus  Electricus  -  до  600
вольт.  Рыбы  семейства  Gimnarchus  дают  незначительное  напряжение,  но
способны к локации: они посылают около  300  импульсов  в  секунду.  Автор
утверждал: рыбы,  являясь  наиболее  сильными  энергоносителями  из  живых
существ, создают вокруг себя  электрическое  поле,  и  под  его  действием
окружающая вода проходит через их наружные покровы  внутрь  организма.  Он
вживлял в  тело  рыб  контакты  и  измерял  разность  потенциалов  кожи  и
внутренних органов. И пришел к выводу, что в известных  электростатических
условиях жидкость диффундирует, проникает сквозь  живые  ткани.  В  статье
выдвигалась гипотеза: будто  бы  скоро  станет  возможно  подвергнуть  рыб
особому облучению и сделать их проницаемыми и проницающими в нужных зонах.
Чтобы они свободно проникали, например, сквозь бетонные плотины на реках.
   Опрятин написал рецензию, в которой отдавал должное интересным опытам с
рыбами, но высмеял - впрочем, вполне вежливо - фантастическую  гипотезу  о
проницаемости. В редакции его познакомили с автором статьи,  Бенедиктовым.
Произошел короткий разговор. Бенедиктов не пожелал согласиться с  доводами
Опрятина, назвал рецензию "узколобой",  а  свою  статью  вовсе  забрал  из
редакции, заявив, что не хочет ее публиковать.
   С тех пор прошло три с лишним месяца. И вот  они  встретились  снова  -
автор статьи и рецензент.
   - Зря вы на меня тогда обиделись, товарищ Бенедиктов,  -  мягко  сказал
Опрятин. - В вашей статье было  много  интересного,  и  я,  если  помните,
отметил...
   - Я не обижаюсь, - прервал его Бенедиктов. - Просто считаю,  что  вы...
м-м... не совсем компетентны в вопросе о биотоках.
   Опрятин вытащил носовой платок, промокнул потный лоб.
   - Не будем спорить, - сказал он сдержанно. - Вы  разбираетесь  лучше  в
одном, я - в другом. Не так ли?
   - Вот и занимались бы своим делом. А в мое...
   - Толя!.. - Блондинка предостерегающе тронула мужа за рукав.
   "Напрасно  я  затеял  разговор,  -  подумал  Опрятин.  -   Он   слишком
возбужден..."
   - Успокойтесь, - сказал он, - я не собираюсь вмешиваться в  ваши  дела.
Надеюсь, вы и сами поймете, что гипотеза ваша беспочвенна.  От  ионофореза
до взаимной проницаемости тел бесконечно далеко. До свиданья.
   Опрятин с достоинством повернулся, но не успел сделать и двух шагов.
   -  Послушайте!  -  окликнул  его  Бенедиктов.  -  Хотите,  покажу   вам
проницаемость?
   - Толя, перестань! - сказала блондинка. - Прошу тебя...
   Бенедиктов отмахнулся.
   - Смотрите! - Он сунул руку за пазуху и вдруг выхватил нож.
   Опрятин невольно сделал шаг назад.
   -  Эй,  гражданин!  -  Атлет  в  полосатой  рубахе  быстро  подошел   к
Бенедиктову. - Вы чего безобразничаете? Что за шутки с ножиком?
   Бенедиктов не обратил на него внимания.
   - Вот вам проницаемость! - С этими словами  он  задрал  на  левой  руке
рукав и полоснул ее ножом.
   Кто-то из пассажиров ахнул. Вокруг стала собираться толпа.
   - Видали? - Бенедиктов еще раз всадил нож в руку.
   Узкое лезвие с дымчатым узором легко прошло  насквозь,  не  оставив  на
руке ни царапины.
   Толпа оторопела.
   Бенедиктов засмеялся и хотел было спрятать нож, но  тут  к  нему  снова
подступил атлет.
   - А ну, давай сюда! - сказал он. - Я тебе покажу, как людей пугать.
   Он схватился  за  лезвие  ножа  и  почувствовал,  что  зажал  в  кулаке
пустоту...
   - Прочь! - крикнул Бенедиктов.
   Но атлет вывернул ему руку, и нож упал на палубу в опасной  близости  к
борту. Сразу несколько человек бросились к нему...
   В следующий миг из  самой  гущи  свалки  вынырнул  красный  сарафан  и,
мелькнув под  поручнями  бортового  ограждения,  полетел  с  шестиметровой
высоты в воду.
   - Человек за бортом! - закричал кто-то.
   Плюхнулись  в  воду  спасательные  круги.  Заскрипели  тали  шлюпбалок.
Теплоход начал описывать циркуляцию, возвращаясь к месту падения человека.
Но этот маневр был уже не нужен. Белая яхта,  которая  оказалась  в  сотне
метров от теплохода, сделала бешеный  поворот  фордевинд,  накренилась  и,
чертя по воде концом грота-гика, понеслась к мелькавшей в волнах голове.
   Все увидели, как высокий загорелый парень кинулся  с  яхты  в  воду,  и
через несколько минут сарафан уже пламенел на борту маленького суденышка.
   "Узбекистан" подошел к яхте с подветра.
   - Помощь нужна? - крикнул с мостика вахтенный помощник.
   - Не надо! - донесся снизу женский голос. - Меня довезут.
   Пассажиры взволнованно обсуждали  происшествие,  нацеливались  на  яхту
фотоаппаратами. Бенедиктов, белый как молоко, стоял в сторонке, вцепившись
в поручни, и смотрел за борт.
   Опрятин оглядел палубу и убедился, что  ножа  нет.  Подняв  голову,  он
встретил пристальный взгляд атлета.
   - Интересный ножик, - сказал атлет. - Жаль, рыбам достался.
   Опрятин отвернулся и посмотрел на яхту.
   Там все было в порядке. Загорелый яхтсмен сидел на руле. Другой парень,
с красной косынкой на голове, возился у мачты. Он быстро перебрал  руками,
и на мачту взлетел красный сарафан, поднятый на спинакерфале, -  очевидно,
для просушки.
   Обладательница сарафана скрывалась в каюте.
   Яхта отставала. Оттуда доносилась песня.  Слова  амбулаторных  плакатов
чередовались в ней с популярными рекламными текстами, и все это пелось  на
разудалый мотив:

   Когда на стройке кончается смена,
   Эх, я под душ становлюсь непременно.
   Моюсь водой, закаляюсь водой -
   Бодрый всегда и всегда молодой!
   Пейте пиво заводов "Главпива",
   Курите сигары "Главтабака"...



        2. ЧИТАТЕЛЮ ПРЕДЛАГАЕТСЯ СОВЕРШИТЬ ПРОГУЛКУ НА
        ЯХТЕ ВМЕСТЕ С ГЛАВНЫМИ ГЕРОЯМИ НАШЕГО ПОВЕСТВОВАНИЯ

                             Затем он сходил на набережную Железного лома,
                          чтобы подобрать новый клинок к своей шпаге.
                                                   А.Дюма, "Три мушкетера"

   Теперь нам придется перенестись во времени на несколько часов назад,  а
в пространстве  -  с  палубы  "Узбекистана"  на  толкучий  рынок  большого
приморского города.
   По случаю воскресенья рынок был так  густо  наполнен  людьми,  что  его
можно было смело уподобить плотному веществу, элементы которого  находятся
в непрерывном движении. Продавцы и покупатели, обладая противоположными по
знаку зарядами спроса и предложения, тяготели друг  к  другу,  преодолевая
противодействующие силы расхождений в ценах.
   Сдержанные возгласы продавцов, лихие  выкрики  мороженщиц,  разноязыкий
говор, яркие краски модных товаров, сложная смесь запахов пота,  одеколона
и мясокомбинатских пирожков обрушивались лавиной на органы чувств.
   К толкучке быстрым шагом приближались двое  долговязых  молодых  людей.
Один из них, белобрысый светлоглазый парень в тенниске  огненных  тонов  и
брюках цвета "беж", взглянул на часы и сказал:
   - Четверть девятого. Валька, наверное, уже ждет на яхт-клубе.
   - Подождет. В крайнем случае  получишь  вздрючку,  -  отозвался  второй
парень.
   У него было крутолобое, скуластое лицо  и  шапка  темных  волос;  серые
глаза смотрели спокойно и чуточку насмешливо:  из-под  засученных  рукавов
белой рубашки торчали длинные и крепкие волосатые руки.
   Молодые люди с ходу врезались в толпу у  ворот  и  попытались,  подобно
жестким гамма-квантам, проскочить сквозь нее прямолинейно, но на первых же
метрах их скорость заметно снизилась.
   Они остановились возле киоска с газированной водой. За киоском высились
ворота с черно-золотой табличкой:  "РЫНОК  РЕАЛИЗАЦИИ  НЕНУЖНЫХ  НАСЕЛЕНИЮ
ВЕЩЕЙ".
   - Странное дело, - заметил Юра (так звали парня в тенниске), - на одних
вывесках "продажа", на других - "реализация". Почему  такой  разнобой,  а,
Колька?
   - Реализация, - вдумчиво сказал Николай, - приведение  к  реальности...
Когда-то этим делом идеалист Платон занимался, а теперь - торговая сеть.
   - Значит, есть еще  идеалисты  в  торговой  сети!  -  Юра  захохотал  и
протянул Николаю ладонь, и тот, смеясь, хлопнул по ней.
   - Налейте нам, пожалуйста, водички, - обратился Николай  к  молоденькой
продавщице.
   Юра залпом выпил стакан, поставил его на мокрый прилавок и спросил:
   - Девушка, а вы реализуете или продаете воду?
   - Воду мы отпускаем, - серьезно  ответила  продавщица.  -  Воду,  хлеб,
мясо, картошку - это все отпускают. А  готовое  платье  -  продают.  Есть,
конечно, другие вещи - их реализуют. Вот у вокзала - видели? - "Реализация
головных уборов".
   - Здорово! - восхитился Юра. - Как вы только не запутаетесь?..  Налейте
еще.
   Он мелкими глотками пил воду и перешучивался с девушкой,  пока  Николай
не взял его решительно за руку и не уволок прочь.
   Друзья прошли под аркой ворот и миновали вернисаж картин,  писанных  на
крафт-бумаге, клеенке и полиэтиленовом  пластикате.  Такие  картины  можно
видеть  только  на  толкучих  рынках.  Преобладал  один   сюжет:   толстые
розово-фиолетовые  красавицы,  лежащие  на  поверхности  ярко-синей  воды.
Каждой красавице придавался ослепительно белый лебедь.
   - Ну и ну! - сказал Юра, останавливаясь перед одним из полотен. - Какое
богатство красок!
   - Леда и лебедь, - бросил Николай. - Классический сюжет.
   - Эта толстая дама - спартанская красавица Леда? - Юре стало смешно.  -
Мама Елены Прекрасной и Клитемнестры? Теща царей Менелая и Агамемнона?
   - А ты посмотри, как она лежит, - начал было Николай.
   Но тут к ним подошел седоватый загорелый человек лет сорока с лишком. У
него были мягкие щеки, крупные роговые очки, округлый животик.
   - Нехорошо, - сказал он тихо. - Очень нехорошо.
   Молодые инженеры разом обернулись.
   - Борис Иванович! - воскликнул Юра.
   Это был Борис Иванович Привалов, руководитель  отдела,  в  котором  они
работали.
   - Нехорошо, - повторил Привалов. - Нашли, на что глазеть!
   - А вы посмотрите, Борис Иванович, - сказал Николай. -  Дама  лежит  на
воде и не тонет. Как на диване.
   - Гм! - Привалов всмотрелся в фиолетовую  красавицу.  -  Действительно.
Сверхмощное поверхностное натяжение воды.
   Юра сказал:
   - Если иголку смазать маслом, она тоже лежит на воде. Еще в школе такой
опыт делали.
   - А вы, собственно, что здесь ищете? - спросил Привалов. -  Не  картину
же покупать пришли?
   - Мы были на яхт-клубе, - объяснил Юра. - Стали прибирать яхту, смотрим
- на стаксельфале надо менять  блочок.  Поискали  в  шкиперской  -  ничего
хорошего. Боцман Мехти  рассердился  и  говорит:  "Разборчивый  стал,  как
болонский собачка. Не нравится - иди на толкучку, там ищи". Вот и пришлось
бежать сюда. А вы что здесь делаете, Борис Иванович?
   Привалов огляделся по сторонам:
   - Да так... Ничего особенного.
   - Борис Иванович, а можно искусственно усилить поверхностное натяжение?
- спросил Николай.
   - Усилить?
   - Да. - Николай ткнул пальцем в синюю поверхность воды  на  картине.  -
Чтобы как здесь - лечь на воду и лежать.
   - А зачем?
   - Не знаю. - Николай пожал плечами. - Просто пришло в голову.
   Привалов снова оглянулся.
   - Вопрос интересный, - сказал он, помолчав немного. - Но  прежде  всего
надо задать другой: что такое поверхность вообще?
   Он посмотрел сквозь очки сначала на Николая, а потом на Юру.  И  начал:
уравновешенность  внутренних   сил   внешними...   Энергия,   направленная
внутрь... Двойкой электрический слой... Борис Иванович любил поговорить  о
научных проблемах.  Если  его  "заводили",  он  мог  рассказывать  сколько
угодно.
   Возле них стали собираться прохожие: то один остановится послушать,  то
другой.
   - Борис! - раздался  вдруг  взволнованный  женский  голос.  -  Куда  ты
задевался?
   Привалов запнулся на полуслове.
   - Я здесь,  Оля,  -  сказал  он  круглолицей  полной  женщине,  которая
протиснулась к нему сквозь толпу.
   - Прямо наказание! - тихо сказала она, разводя руками.  -  Вдруг  исчез
куда-то... Целую толпу собрал...
   - Извини, Оля. - Борис Иванович смущенно  снял  очки  и  протер  их.  -
Понимаешь, встретил сотрудников...
   - Я вижу. - Женщина кинула гневный взгляд на картину. -  Стоишь  тут  и
глазеешь на эту гадость!
   - Доброе утро, Ольга Михайловна, - сказал Юра, сердечно улыбаясь. - Это
мы виноваты, честное слово...
   - Здравствуйте, - сухо ответила женщина. -  Идем,  Борис.  Я  видела  в
одном месте босоножки, как  раз  твой  номер.  Если  их  уже  не  продали,
конечно.
   Привалов с грустью кивнул сотрудникам  и  двинулся  за  женой.  Но,  не
пройдя и нескольких шагов, он вдруг остановился и присел на корточки перед
грудой металлического старья.
   - Молодежь!  -  позвал  он.  -  Идите-ка  сюда.  Вы  блок  искали?  Вот
подходящий.
   Николай взял блок, осмотрел, сказал:
   - Пойдет.
   - Борис! - позвала Ольга Михайловна.
   - Сейчас.  -  Привалов,  сидя  на  корточках  и  подняв  очки  на  лоб,
разглядывал ржавый металлический брусок, постукивал по нему ногтем.
   Николай расплатился за блок. Ржавый брусок продавец  отдал  в  придачу,
махнув на него рукой. Привалов завернул его в обрывок  газеты  и  сунул  в
карман.
   - Зачем вам эта железяка? - спросил Юра.
   - Понравилась. Ну, сиамские близнецы, до свиданья.
   - Борис Иванович, - сказал Николай, понизив голос, - мы хотим  выйти  в
море на яхте. Думаем на стройплощадку заглянуть.
   - А! Это идея. - Привалов  оживился.  -  Прекрасная  идея!  Я  как  раз
собирался... Одну минуточку.
   Он подошел к жене и тихо заговорил с ней.
   - Ну нет! - возмутилась Ольга Михайловна. - В кои  веки  вытащила  тебя
сюда! Какой может быть трубопровод в воскресенье? Все люди отдыхают.
   - Там по воскресеньям работают, потому что лучше с электроэнергией...
   - Борис, ты  опять  хочешь  остаться  без  босоножек?  Я  все  магазины
обегала, нигде нет сорок пятого номера! Только здесь можно...
   - Не нужны мне босоножки, -  твердо  заявил  Привалов.  -  Обойдусь.  В
общем, Оля, извини и не сердись... Я пошел. Вернусь к обеду.
   Ольга Михайловна вздохнула и укоризненно посмотрела ему вслед.
   Покинув рынок, Привалов и его молодые сотрудники сели  в  троллейбус  и
минут через двадцать добрались до яхт-клуба.
   На краю бона сидела черноволосая девушка в белой блузке и пестрой юбке.
Она болтала загорелыми ногами и читала книгу.
   Увидев ее, Юра быстрее зашагал по решетчатой палубе бона.
   - Валя-Валентина, привет! - крикнул он.
   Девушка захлопнула книгу и легко вскочила на  ноги.  Лицо  у  нее  было
смуглое, нежно округленное - и сердитое.
   - Безобразие! - сказала она, снимая защитные очки  и  строго  глядя  на
Юру. - Договорились на восемь, а уже десятый час.
   - У нас было  срочное  задание  от  Мехти,  -  объяснил  Юра.  -  Борис
Иванович, вы знакомы? Это Валя.
   - Очень рад, - сказал Привалов, пожимая Валину руку. - Я знаком с  вами
по телефону. Ведь это вы звоните Юрию Тимофеевичу?
   - Да, - заулыбалась Валя. - Но, может быть, не только я?
   - Можешь не сомневаться, - заверил  ее  Николай.  -  Полгорода  звонит.
Главным образом девушки.
   Привалов усмехнулся:
   - Ну-ну, не преувеличивайте, Коля.
   - А что? - сказал Юра. - К чему скрывать: я популярен.
   Валя засмеялась и ущипнула его за руку.
   Они спустились  на  белую  яхту,  причаленную  к  бону.  На  ее  бортах
красовалось название - "Меконг".
   Почему каспийская яхта носила  название  великой  реки,  на  протяжении
четырех с половиной тысяч километров несущей свои воды через Китай, Бирму,
Лаос, Таиланд, Камбоджу и Вьетнам?
   Яхтсмены - любители  звучных  названий.  Их  не  удовлетворяют  избитые
"Финиш", "Старт" и "Ураган". Им больше по душе "Вега",  "Орион",  "Арктур"
или новомодное "Спутник".
   Бывший командир белой яхты дал ей звонкое имя "Меконий",  которое,  как
ему казалось, имеет отношение к греческой мифологии. На следующий день его
встретили непонятными намеками и не совсем приличными шутками. Он заглянул
в энциклопедию, узнал, что слово это действительно греческое, но совсем не
мифологическое, и больше на яхт-клубе не появлялся.
   Яхта досталась после него Николаю и Юре. Будучи рационалистами, они  не
стали ломать  голову  над  новым  названием,  а  переделали  только  конец
старого, превратив неприличный "Меконий" в могучий "Меконг".
   ...Блочок на стаксельфале уже заменен новым, и  "Меконг",  накренившись
на правый борт, идет полным бакштагом, пересекая широкий залив.
   - Шкоты на утки! - скомандовал Николай. Здесь он был командир.
   Привалов формально входил - уже второй год -  в  экипаж  "Меконга".  Но
была у Бориса Ивановича могучая страсть - в выходной день поваляться  дома
с книжечкой на диване.  Вот  почему  он  не  слишком  часто  появлялся  на
яхт-клубе, хоть и любил парусный спорт.
   Закрепив стаксель-шкот, Привалов растянулся на горячих  досках  палубы.
Хорошо было лежать, ни о чем не думая, подставив  голую  спину  солнцу,  и
смотреть, как уплывает, уплывает город с его шумом и вечными  заботами,  и
слушать, как перешучиваются парни и смеется девушка.
   Хорошо бы ни о чем не думать...  Но  в  голову  упорно  лезли  мысли  о
трубопроводе.
   Уже немало времени прошло, с тех пор как в "НИИТранснефти" - институте,
в котором работал Привалов, - родился смелый проект  прокладки  подводного
трубопровода с материка до Нефтяных Рифов -  знаменитого  нефтепромысла  в
открытом море. Пока что оттуда нефть доставляли танкерами.
   Проект был таков: намотать на  гигантское  колесо,  лежащее  в  воде  у
берега,  сорокакилометровую   "нитку"   десятидюймовых   труб,   а   потом
буксировать эту "нитку", разматывая ее с колеса, прямо до Нефтяных Рифов.
   Приваловский проект многим казался рискованным, но все же был принят.
   Последнюю неделю Привалов был очень занят в, институте  и  ни  разу  не
смог съездить на строительную площадку. Весьма кстати подвернулись сегодня
ребята со своей яхтой.
   ...Легкий северный ветерок тянулся с берега,  яхта  шла  ровно,  плавно
покачиваясь. Свесив голову, Привалов задумчиво  смотрел,  как  вода  двумя
упругими бурунами с силой обтекала белую обшивку. Казалось, будто яхта  не
режет, а только прогибает зеркало воды.
   Вода сопротивляется. Натяжение поверхности...
   Странная мысль вдруг пришла Привалову в голову.
   Он приподнялся на локтях и, щурясь, посмотрел на Николая, сидевшего  на
руле.
   - Вот что,  -  медленно  сказал  Привалов,  -  усиленное  поверхностное
натяжение жидкости может заменить трубу.
   - Не понял, Борис Иванович, - сказал Николай.
   А Юра, который сидел с Валей на другом борту, высунул  из-под  стакселя
голову в красной косынке и с любопытством уставился на шефа.
   - Не поняли? - Привалов потянулся к своим брюкам и вытащил портсигар. -
Возьмите подводный нефтепровод, - продолжал он, закурив. -  Перекачиваемая
жидкость  отделена  от  моря  стенкой  трубы,   так?   Теперь:   усиливаем
поверхностное натяжение жидкости. Нефть будет удерживаться в струе как  бы
пленкой собственной натянутой поверхности. Труба станет  ненужной.  Теперь
понятно?
   - Черт возьми! - сказал Николай. - Беструбный трубопровод... А  как  вы
усилите натяжение?
   Но Привалов лег на спину, зажмурился и сказал:
   - Впрочем, все это фантастика.
   - Фантастика?
   - Да. У поверхности особые свойства.  Никто  не  умеет  ими  управлять.
Выкиньте из головы. Вздор.
   Привалов умолк и до самого конца пути не сказал больше ни слова.
   Яхта обогнула желтый язык мыса и пошла к берегу. В ста метрах  от  него
пришлось стать на якорь:  подойти  ближе  не  позволяла  осадка.  Привалов
из-под ладони внимательно оглядел  песчаный  пляж,  на  котором  виднелись
какие-то сооружения, огороженные колючей проволокой.
   - Как в пустыне, - проворчал он. Затем снял очки,  прыгнул  за  борт  и
неторопливыми саженками поплыл к берегу.
   Юра и Николай тоже кинулись в воду и поплыли наперегонки.
   Выйдя на пляж, все трое огляделись.
   В   берег   врезалась   небольшая   бухточка,   обработанная   плавучим
экскаватором до точной круглой формы. В бухточке лежало  колесо  диаметром
больше двухсот метров; его двойной обод был сварен из труб. Втулкой колеса
служили десятиметровые кольца, тоже сваренные из  труб.  В  центре  торчал
куст свай. Обод соединялся с втулкой множеством тросов.  Казалось,  что  в
прозрачной воде бухты лежит гигантское велосипедное колесо.
   Трубы были подобраны таким образом, что все сооружение ничего не весило
в воде.
   На колесо было навернуто несколько километров  готового,  сваренного  и
покрытого антикоррозийной изоляцией трубопровода. Конец "нитки" тянулся по
роликовой дорожке к автоматической контактно-сварочной  машине.  От  обода
колеса на берег шел трос, прикрепленный к крюку трактора:  после  приварки
очередной трубы трактор,  подтягивая  трос,  слегка  поворачивал  огромное
колесо, освобождая на сварочной машине место для следующей трубы.
   Возле машины на стеллажах лежали трубы, покрытые  изоляцией,  дальше  -
штабеля неизолированных труб, над которыми уныло свесил  шею  автокран.  В
стороне стояли под навесом трансформаторы, к ним  шагала  временная  линия
электропередачи. Были тут и котлы для варки битума, и чего только  еще  не
было! Не хватало одного: людей.
   Впрочем, неподалеку от сварочного автомата стоял грузовик, и  несколько
человек затаскивали на него что-то тяжелое.
   Привалов быстро пошел к грузовику, молодые инженеры последовали за ним.
Но путь преградил человек в форменной фуражке, выцветшей майке  и  брюках,
засученных по колено. Ноги его были босы, за плечами болталась винтовка.
   - А ну, давай назад! - закричал он. - Не видишь - проволока?
   - Мы из "НИИТранснефти", - сказал Привалов.
   - Это автор проекта трубопровода, - добавил Юра. - Не  узнаешь?  Мы  же
сто раз сюда приезжали, правда пешим путем и в штанах.
   Охранник недоверчиво  посмотрел  на  автора  проекта,  чью  грузноватую
фигуру украшали только синие трусы.
   Тут подошел один из хлопотавших  возле  грузовика  -  человек  в  синей
спецовке, из всех карманов которой торчали бумажки.
   - Здравствуйте, товарищ Привалов, - сказал он. - В чем дело?
   - Вот именно, в чем дело? - резко сказал Привалов. - Почему  прекращены
работы?
   - Есть указание форсировать другой объект.
   - Чье указание?
   - У меня одно начальство - СМУ.
   - Вы что же, намерены снять площадку?
   - Пока снимаю компрессор. Мне за простой денег не дают.
   - А вы знаете, что за срыв срока по  трубопроводу  вас  по  головке  не
погладят? - с холодным бешенством сказал Борис Иванович.
   - Мне не привыкать, -  невозмутимо  ответил  прораб.  -  Я  вас,  Борис
Иванович, давно знаю. Вашей книгой о трубопроводах пользуюсь. Нравится мне
ваш проект, но у меня положение такое: мне прикажут - я завтра это  колесо
автогеном порежу. Хотя знаю, что интереснее этой стройки у меня не было.
   Он повернулся и пошел, увязая в песке, к грузовику.
   Привалов близоруко щурился ему вслед.
   - Третьего дня, - доверительно сказал вдруг охранник.  -  Третьего  дня
приезжали на ЗИЛе. Вокруг колеса ходили, головами  качали...  На,  закури,
белобрысый. - Он протянул Юре папиросы. - Мне-то что, я давно в должности,
всего навидался. Только как трубы на колесо накручивают, первый раз вижу.
   - Ты, мушкетер, с нами дружбу заимей, - сказал Юра, - тогда и не  такое
еще увидишь.
   Было уже далеко за полдень, когда яхта пустилась в обратный путь.
   Николай полулежал рядом с Приваловым, зажав  в  руке  стаксель-шкот,  и
задумчиво смотрел на большой белый теплоход,  который  нагонял  яхту.  Юра
теперь сидел на руле, а Валя примостилась возле него.
   - Юрик, -  сказала  она  шепотом,  -  а  у  Коли...  Он  встречается  с
кем-нибудь?
   - А ты спроси у него самого.
   - Что ты! - Валя засмеялась. - Он такой серьезный, я его побаиваюсь.  -
Немного погодя она добавила: - Помнишь Зину, мою подругу? Давай познакомим
их.
   - Лучше не надо, - сказал Юра. - Он очень требовательный.
   - Подумаешь! - Валя надулась и замолчала.
   Юра затянул  песню,  и  Николай  подхватил  ее.  Слова  для  песен  они
придумывали сами или просто распевали  какие-нибудь  стихи  на  популярный
мотив.
   Между  тем  теплоход  поравнялся  с  "Меконгом".  Экипаж  яхты  обратил
внимание на толпу пассажиров под тентом прогулочной палубы.
   - Драка там, что ли?  -  сказал  Николай,  всматриваясь  в  беспокойную
людскую массу, столпившуюся на палубе. - Смотрите!
   С высокого  борта  теплохода  сорвалась  тонкая  фигурка  в  красном  и
полетела в воду.
   - Поворот фордевинд! - крикнул Николай.
   Юра навалился на румпель. Завизжали блоки, и грота-гик перебросился  на
другой борт, описав широкую дугу. Яхта мгновенно развернулась и полетела к
теплоходу, до рубки уйдя правым бортом в воду. Корпус задрожал,  зазвенели
штаги.
   - Держи, Валя! Ногами упирайся! - Николай передал девушке стаксель-шкот
и, сильно оттолкнувшись, прыгнул в воду.



        3. ОПРЯТИН СООБЩАЕТ ПРИВАЛОВУ ОДНИ СВЕДЕНИЯ
        И ПОПУТНО ВЫВЕДЫВАЕТ ДРУГИЕ

                   - Полагаю - ты не надеялся найти здесь епископа. Однако
                почему эти кости так странно лежат?
                   И действительно, скелет лежал в неестественной позе.
                                            Р.Стивенсон, "Остров сокровищ"

   К концу занятий в  кабинет  Привалова  зашел  его  старый  друг,  Павел
Степанович Колтухов, главный инженер "НИИТранснефти".
   - Ну, Борис, - сказал он, присаживаясь  к  столу  и  вытягивая  длинные
ноги, - уладили: завтра возобновляются работы на стройплощадке.
   - Слава те господи! -  Привалов  откинулся  на  спинку  стула.  -  Руки
пооборвал бы этим  экономистам!  Тоже  мудрецы!  Подают  докладную,  будто
выгоднее возить нефть танкерами, чем качать по трубопроводу. А  возвратные
рейсы порожняком -  это  экономисты  не  учитывают?  А  приемка  и  выпуск
балластной воды? А число штормовых дней на Каспии?
   Колтухов согласно кивал лысой головой. Затем он вставил в рот  папиросу
и остренько взглянул на Привалова из-под мохнатых бровей:
   - Ты меня в преимуществе трубопровода не убеждай -  сам  знаю.  Ты  мне
скажи: куда будем вести первую нитку?
   - В проекте два варианта. Я предлагаю - к северной эстакаде.
   - А Маркарян уверяет, что лучше к восточной. Позвони ему, пусть зайдет.
   Вошел инженер Маркарян, маленький, подвижной, небритый.
   - Вот что, голубчики, - сказал Колтухов, окутываясь дымом. -  Посмотрел
я ваши варианты и вижу: равноценные они. Технически и экономически. Вы что
же, не можете между собой договориться? Нянька нужна? Наставница?
   - С этим упрямым человеком разве договоришься? - проворчал Привалов.
   - Ты упрямый! - Маркарян вскочил со стула, забегал  по  кабинету.  -  Я
сколько раз тебе говорил: восточная эстакада...
   - Сядь! - махнул ему рукой Колтухов. -  Про  Буриданова  осла  слышали?
Который не знал, какую из двух одинаковых охапок сена выбрать  и  подох  с
голоду.  Так  я  вам  не  Буриданов  осел.  -  Он   вытащил   из   кармана
двадцатикопеечную монету.
   - Так нельзя, Павел Степанович, - запротестовал Маркарян.
   -  Можно.  Практическое  приложение   теории   вероятности.   Чистейшая
кибернетика, только без электроники. "Орел" - восточный вариант, "решка" -
северный.
   - Это, полагаю, не серьезно? - сказал Привалов.
   - Тебе  не  нравится  уличная  терминология?  Ладно,  применим  термины
Монетного двора. Не "орел" и "решка", а "аверс" и "реверс".
   Колтухов раскрутил монету, она зажужжала по настольному стеклу и упала.
   - Принят вариант Маркаряна, - объявил Колтухов.
   Маркарян радостно хохотнул, потер руки и вышел.
   - Нелогичное решение! - сердито сказал Привалов.
   - В этом его ценность, - возразил Колтухов. -  Задачу  выбора  из  двух
равных не может решить только электронно-счетная машина. А человек  может.
Способность к нелогичным решениям, когда нет решения логичного, - в  этом,
если хочешь, преимущество человечьего мозга над электронным.
   Он подошел к большой карте  Каспийского  моря,  висевшей  на  стене,  и
немного постоял перед ней.
   - Сорок километров труб, - проговорил он. - Да еще три нитки - это  сто
шестьдесят.  А  на  очереди  Транскаспийский  трубопровод  -  еще   триста
километров... Устилаем дно Каспия металлом.
   - Миллионами рублей, -  добавил  Привалов,  тоже  подходя  к  карте.  -
Двадцатый  век  на  дворе,  а  мы,  как  в  первом,  без  труб  не   умеем
транспортировать жидкость.
   Колтухов пожевал губами, спросил:
   - Последнюю статью Аршавина прочел?
   - Не успел. Но про его работу знаю. Предлагает буксировать нефть  через
море в огромных мешках  из  тонкой  пленки.  Конечно,  выгоднее  танкерных
перевозок.
   - Ты прочти статью,  -  посоветовал  Колтухов.  -  Аршавин  разработал,
понимаешь, целую теорию автоматического приспособления длины мешка к длине
волны. Энергия на преодоление трения о воду  черпается  из  энергии  самой
волны. Занятная штука. - Колтухов налил из графина стакан  воды  и  выпил;
кадык на его худой, морщинистой шее ходил при этом вверх-вниз, как поршень
в цилиндре. - Так вот, - продолжал он,  -  для  аршавинских  мешков  нужна
очень прочная и тонкая пластмассовая пленка.
   - Ну, это по твоей части, - сказал Привалов.
   - Забросал я, Борис, статейку на этот  счет.  Кое-какие  соображения  о
пленке. Зайди вечерком - почитаю.
   - Пластмассовая пленка - та же труба, - задумчиво проговорил  Привалов.
- Принципиально ничего нового...
   - Ничего нового? - Колтухов язвительно  хмыкнул.  -  А  ты  что  нового
предлагаешь?
   - Засела у меня в голове одна мыслишка, - признался Борис  Иванович.  -
Из области физики поверхности. Любая поверхность обладает  энергией,  так?
Представь себе, что  будет  найден  способ  управлять  этой  энергией  для
изменения свойств поверхностного натяжения...
   - Постой. Есть вещества, которые прекрасно воздействуют на поверхность;
их так и называют: ПАВ - поверхностно-активные вещества. Моющие  средства,
разжижающие...
   - ПАВы уменьшают натяжение, - возразил Привалов, -  а  я  имею  в  виду
усиление. Такое усиление, чтобы, скажем, нефтяная струя  держалась...  ну,
что ли, в коже собственной поверхности...
   - Где это ты подхватил такую идею?
   Привалов улыбнулся:
   -  На  толкучке.  -  Он  коротко  рассказал  о  разговоре  с   молодыми
инженерами.
   - Старый фантазер! - Колтухов засмеялся дребезжащим смешком. - Молодежь
сбиваешь с толку. Поменьше бы читал на ночь Жюля Верна.
   - Ладно, ладно.
   - Не тот уже возраст, Борис.
   - Возраст? При чем тут возраст? Я  читаю  и  перечитываю  то,  что  мне
нравится. Жюль Верн меня освежает.
   Зазвонил телефон. Привалов снял трубку.
   - Да... Здравствуйте... Пожалуйста, заходите. - Он  положил  трубку.  -
Опрятин из "Физики моря" звонил.
   - А, старый знакомый, - сказал Колтухов. - Часто у тебя бывает?
   - Нет. Я чаще встречаюсь с  изыскателями  из  "Физики  моря",  они  нам
трассу помогают выбрать.
   Колтухов посмотрел в окно.  Институт  физики  моря  был  расположен  на
другой стороне улицы. Из его широкого подъезда вышел сухощавый  человек  в
соломенной шляпе и быстро пересек улицу.
   - Торопится сосед, - сказал Колтухов. - Дельный  мужик,  говорят.  Могу
поручиться, что он с детских лет не беспокоил  Жюля  Верна...  Войдите!  -
крикнул он, услыхав стук в дверь.
   Вошел Опрятин, снял шляпу, поздоровался.
   - Как здоровье, Павел  Степанович?  -  сказал  он,  приглаживая  жидкие
волосы. - Давно вас не видал. Что поделываете?
   - А ничего  такого.  -  Колтухов  любил  в  разговорах  с  посторонними
прикинуться  этаким  простоватым,  как  он  сам  выражался,   "воронежским
мужичком"; он и в самом деле происходил из воронежских  крестьян.  -  Хожу
вот, руковожу... Споры всякие разрешаю, если кто  не  может  двум  свиньям
корм разделить...
   Опрятин вежливо улыбнулся.
   - А как ваши смолы и пластмассы? - спросил он. - Все увлекаетесь?
   - Какое там! - Колтухов развел руками.  -  Руководство  много  отнимает
времени. Верно, есть у меня чуланчик - мешалка там, термостатики, пресс...
Иногда поймаю в коридоре кого из молодежи за  неслужебными  разговорами  -
ну,  тут  уж  изволь,  голубчик,  отправляйся  в  чулан,  отпрессуй   пару
образчиков из пластмассы. В виде наказания. А то  ведь,  знаете,  от  смол
какой запах нехороший... А с вами, говорят, приключение было? - спросил он
неожиданно.
   - Какое приключение? - Опрятин насторожился.
   - Директор ваш рассказывал. Ездил, говорит, мой Опрятин  в  Дербент,  в
какую-то яму угодил, командировку пришлось продлить.
   - Да. - Тень сбежала с лица Опрятина. - Была маленькая неприятность...
   - Ну ладно, - сказал Колтухов, взглянув на часы, - не буду вам мешать.
   Он кивнул и неторопливо пошел  к  двери,  ставя  длинные  ноги  носками
внутрь.


   Здесь  будет  уместно  рассказать  о  дербентском  приключении  Николая
Илларионовича.
   В Дербент, древний город Железных Ворот, некогда охранявший самое узкое
место  караванного  пути  между  горами  и  морем,  Опрятин  ездил,  чтобы
осмотреть остатки старинных крепостных стен и уточнить сведения о  древнем
уровне моря. Неведомые мастера сложили когда-то эти стены из корытообразно
выдолбленных  огромных  камней,  залитых  для   тяжести   свинцом;   камни
прикрепляли к надутому воздухом бурдюку и  вплавь  буксировали  туда,  где
искусные водолазы выкладывали подводную часть стен.
   В последний день командировки Опрятин забрел в древнюю  каменоломню  на
пустынном берегу. Оступившись, он попал ногой в расселину - и вдруг камень
под ногой  ушел  вниз.  С  оборвавшимся  от  страха  сердцем  он  пролетел
несколько метров и плюхнулся в жидкую грязь.
   Опрятин встал, отдышался. Только что  над  головой  было  синее  жаркое
небо, а теперь со всех сторон обступила затхлая мгла... Он вытащил  ручной
фонарик. Дрожащий желтый лучик прошелся по замшелым сырым стенам.
   Опрятин понял, что провалился в  подземный  ход,  соединявший  когда-то
крепость Нарын-кале с морем. Об этом ходе сохранились легенды, но  сам  он
до сих пор не был найден.
   Луч света скользнул вниз... Опрятин всегда умел владеть собой,  но  при
виде останков человека его охватил ужас. Ноги сами понесли его прочь... Он
попал в холодную лужу, это его отрезвило. Бежать  бессмысленно.  Да  и  от
кого?
   Он заставил себя вернуться к трупу и осмотреть его.
   Это был человек небольшого роста, в рваном  городском  костюме.  Видно,
провалился бедняга в  проклятое  подземелье  и  был  придавлен  камнями...
Опрятин еще  посветил  вокруг.  Возле  трупа  лежал  полуистлевший  мешок.
Опрятин пхнул его ногой, и оттуда вывалился пистолет.
   "Немецкий парабеллум, - подумал Николай Илларионович. - Странно..."
   Он решительно разворотил остатки  мешка  и  увидел  портативную  рацию,
несколько  плиток  взрывчатки,  позеленевшие  патроны.  Из  грязи   торчал
металлический баллон с гофрированным шлангом - очевидно, акваланг.
   Типичное снаряжение диверсанта...
   Он снова посветил на  человека.  В  разорванном  вороте  рубахи  что-то
блеснуло. Опрятин всмотрелся: это было маленькое распятие, а рядом с ним -
толстая железная пластинка  на  блестящей  цепочке.  Какие-то  буквы  были
вырезаны на пластинке.  Опрятин  протер  ее  куском  мешковины  и  прочел:
"AMDG".
   Ниже шли буквы помельче, тоже латинские.
   Совсем странно... Только католик может таскать на себе распятие...
   Сколько же он пролежал здесь, в  подземелье?  Но  черт  с  ним.  Он-то,
Опрятин, не собирается составить ему компанию...
   Николай Илларионович поднял  пистолет.  С  сомнением  покачал  головой.
Потом  потянул  большим  и  указательным  пальцем  за   боковые   пуговки.
Коленчатые рычаги  затвора  углом  поднялись  кверху  и  с  сухим  треском
вернулись на место. Парабеллум был в исправности.
   Опрятин  выстрелил  в  светлевшее  над   головой   "окошко"   -   дыру,
образованную провалившейся каменной плитой. Подземелье наполнилось  гулом.
И снова - тишина.
   Текли минуты, а может быть, часы. Опрятин стрелял,  подземелье  гудело,
как  разбуженный  вулкан,  но  ни  звука  не  доносилось  с   поверхности.
Расстреляв все патроны, Опрятин, тяжело дыша, прислонился к мокрой  стене.
Отчаяние охватило его...
   Вдруг он услышал встревоженные голоса там, наверху.  Опрятин  закричал.
Он кричал, срывая голос и задыхаясь от смрада и пороховой гари.  Отверстие
закрылось: чья-то голова заслонила свет.
   - Кто стрелял? - спросили сверху.
   Прошло еще какое-то время, и вот наконец спустили  веревку  и  вытащили
Опрятина наверх.
   Пришлось  отложить  отъезд,  давать  показания  представителям  местных
властей, подписывать акты.
   А терять время Опрятин не любил.


   Две головы склонились над розовым  листом  светокопии:  Николай  и  Юра
сверяли отметки глубин на плане трассы трубопровода.
   Молодой лаборант Валерик Горбачевский,  взглянув  на  часы,  подошел  к
зеркалу и принялся расправлять свои черные бачки и  усики.  Зимой  Валерик
три недели проболел гриппом и за это время  отрастил  бакенбарды,  которые
придали его круглому мальчишескому лицу нагловатый вид. В отделе эти бачки
называли "осложнением после гриппа".
   Расчесывая усики крошечным гребешком, Валерик напевал песенку о  некоем
Чико, который приехал из Пуэрто-Рико.
   - Друг мой Валерий, - ласково сказал Юра,  -  где,  по  твоему  мнению,
находится Пуэрто-Рико?
   - Да знаю я! - Лаборант дернул плечом.
   - Кажется, недалеко от Мадагаскара?
   - Кажется, - неуверенно подтвердил Валерик.
   Инженеры засмеялись.
   - Вот видишь, друг мой, сколь пагубно...  -  начал  было  Юра,  но  тут
зазвонил телефон, и он снял трубку. - Николай, тебя шеф вызывает.  Захвати
план трассы и отметки.
   Николай, прыгая через две ступеньки, поднялся этажом  выше  и  вошел  в
кабинет Привалова. Там сидел незнакомый сухощавый  человек  в  зеленоватом
костюме. Он внимательно посмотрел на Николая, слегка кивнул и назвал себя:
   - Опрятин.
   Николай тоже представился и сел напротив Опрятина.
   - Так вот, Николай Сергеевич, - Привалов посмотрел на него сквозь очки,
- товарищ Опрятин - наш сосед из Института физики  моря.  Он  сообщил  мне
интересные сведения, которые нам придется взять в расчет. Э-э...  -  Борис
Иванович поднял очки на лоб и нагнулся над листом с трассой  трубопровода.
- Вот мель, где мы собираемся взрывать грунт.
   Опрятин посмотрел и сказал:
   - Излишне.
   - Но мы  заглубляем  трубопровод,  -  возразил  Николай,  -  исходя  из
перспективного понижения уровня моря.
   - Видите ли, - сказал Опрятин, закидывая ногу на ногу и приглядываясь к
Николаю, - я уже сообщил вашему руководителю: года через три уровень  моря
подымется. Следовательно, не стоит заглублять трассу.
   - У вас точные данные?
   Опрятин усмехнулся:
   - Точнее, чем у меня, вы ни у кого не найдете.
   Привалов откинулся на спинку стула, и очки его сами собой опустились на
переносье.
   - Ну-с, - сказал он, потирая  лоб,  -  ничего  не  поделаешь,  придется
пересмотреть отметки. Прошу вас, Николай Сергеевич, завтра  же  сходите  в
Институт физики моря. Можно будет, Николай Илларионович?
   - Пожалуйста, - кивнул Опрятин. - Во второй половине дня.
   - Вот и отлично. Вы не представляете себе, сколько нервов выматывает  у
нас трубопровод. Чересчур  осторожные  люди  тормозят  работу.  В  прошлое
воскресенье мы были на площадке и... А, да что говорить.
   - Понимаю, - сочувственно сказал Опрятин. - Кстати, Борис  Иванович,  я
не знал, что вы увлекаетесь парусным спортом.
   - А что?
   - Я видел вас в воскресенье на красивой белой яхте.
   - Позвольте, откуда вы видели?
   - С теплохода "Узбекистан".
   - Вон что, - сказал Привалов. - Как же вы уронили с теплохода женщину?
   Тонкие губы Опрятина чуть растянулись в улыбке.
   - Лично я не ронял, - ответил он. - Был какой-то скандал. Столкнули  ее
за борт в свалке или сама она свалилась, право, не знаю. Кажется, в  руках
у нее был какой-то металлический предмет.
   - Металлический предмет? - Привалов взглянул на Николая.  -  Вы  видели
что-нибудь, когда вытаскивали ее из воды?
   - Кроме пряжек на босоножках, ничего металлического не видел.
   - Ну, бог с ней. - Опрятин встал. - Между прочим,  Борис  Иванович,  то
место любопытно не только спасением утопающей. Я  заметил  там  пузыри  на
поверхности воды. Не газовыделение ли?
   - Вполне возможно. Сообщите нефтеразведчикам.
   - Как я сообщу,  не  зная  точно  места?  Это  же  не  суша,  где  есть
ориентиры.
   - Помнится мне, - сказал Николай, - что в тот момент прямо по  курсу  у
нас  была  телевизионная  вышка,  а  на  правом  траверзе  -  холодильник.
Восемнадцатый буй фарватера был метрах в ста  к  северу.  Этих  ориентиров
вполне достаточно.
   - Благодарю, - сказал Опрятин. - Итак, я жду вас завтра.
   Он попрощался и ушел.
   Николай принялся складывать светокопии.



        4. ПРО КАПЛЮ, ИМЕЮЩУЮ КАПЛЕВИДНУЮ ФОРМУ

                               Привычка вместе быть день каждый неразлучно
                               Связала детскою нас дружбой; но потом
                               Он съехал...
                                                А.Грибоедов, "Горе от ума"

   Они вышли из института и зашагали по улице, залитой ярким солнцем.
   - Ух, жарища! - вздохнул Юра. - Зачем вызывал тебя шеф?
   Николай коротко рассказал.
   - Интересно, каким образом они собираются поднять уровень  моря?  -  Не
дождавшись ответа, Юра заглянул в  лицо  друга:  -  Ты  о  чем  задумался,
старик?
   - Юрка, - сказал  Николай,  -  как  ты  думаешь,  почему  она  упала  с
теплохода?
   Юра ухмыльнулся:
   - Вот оно что! Бойся женщин, которые  падают  с  теплоходов.  На  твоем
месте я бы не спасал их.
   - Довольно звонить! - буркнул Николай и ускорил шаг.
   Не то чтобы он много думал об  этой  женщине  в  красном  сарафане,  но
что-то в ее лице, темноглазом и узком,  обрамленном  белокурыми  волосами,
вызывало в нем смутную тревогу. Как будто он уже видел когда-то это лицо.
   Странная, в общем, женщина. Когда он, Николай, подплыл  к  ней,  то  не
увидел ни тени испуга на ее лице. Она, только что свалившаяся с порядочной
высоты, выдохнула по всем правилам - в воду, одновременно носом и ртом - и
быстро сказала: "Не надо меня спасать, я хорошо плаваю". Тут подошла яхта.
Юра так круто привелся к ветру, что правый  борт  лежал  на  воде  и  ему,
Николаю, даже не пришлось помочь незнакомке взобраться на яхту. Потом  она
вежливо поблагодарила, обращаясь не то к Борису Ивановичу, не то к  мачте,
встряхнула обеими руками мокрые волосы и скрылась в  каюте.  Валя  вынесла
для просушки ее сарафан. А когда подошли  к  яхт-клубу,  незнакомка  ловко
прыгнула на бон и сказала: "Не беспокойтесь, я доберусь  домой  сама".  Ее
сарафан мелькнул среди деревьев Приморского бульвара и исчез. Вот и все...
   Друзья свернули с людной улицы  в  тихий  переулок,  который  назывался
"Бондарный". На  узеньком  тротуаре,  в  чахлой  тени  акации,  сидели  на
табуретках два старичка в бараньих шапках и с  яростным  стуком  играли  в
игру, известную на Западе под названием "трик-трак", а на  Востоке  -  под
названием "нарды", - древнюю игру, сочетающую умение переставлять шашки со
случайностью - количеством выпавших очков.
   - Здравствуйте, дядя Зульгэдар и дядя Патвакан! - громко сказал Юра.
   Бараньи шапки враз кивнули.
   - Зайдешь? - спросил Николай, останавливаясь возле арки, которая вела в
глубину двора.
   - А почитать что-нибудь дашь?
   - Есть "Улица ангела" Пристли.
   - К чертям ангелов!
   - Есть "Шерпы и снежный человек".
   - Снежный человек? Другое дело. Для такой погоды - в самый раз...
   Они вошли во двор и пересекли его по диагонали.


   Это  был  старый  двор  их  детства.  Двухэтажный  дом  опоясывал   его
застекленными  галереями.  На  второй   этаж   вела   открытая   лестница,
поддерживаемая зелеными железными столбами, по которым было так  удобно  и
приятно съезжать вниз. В подвале можно было искать клады  и  прятаться  от
погони, отстреливаясь из лука. Узкий и крутой лаз вел на крышу, и  оттуда,
с высоты крепостной  стены,  велось  наблюдение  за  коварными  команчами,
которые в любую минуту  могли  выйти  на  тропу  войны.  С  многочисленных
бельевых веревок свешивались разноцветные флаги белья и паруса простынь...
   Старый добрый двор! Двор-прерия. Двор-фрегат.
   Здесь они родились и выросли, Юра Костюков и Коля Потапкин.  Здесь  они
придумывали свои первые игры и прочли свои первые книжки. Они носились  по
двору, стреляли из лука и накидывали лассо  на  фикусы,  выставленные  для
поливки, и не раз их хватала цепкими  пальцами  за  ухо  старая  ворчливая
Тараканша, владелица фикусов (ее настоящая фамилия была Тер-Авакян).
   А на первом этаже жил моряк.  Мальчишки  с  почтением  взирали  на  его
черную фуражку с золотым "крабом" и золотые, с изломом нашивки на рукавах.
Он плавал на пароходе и подолгу не бывал дома. А дома у  него  были  живая
черепаха и дочка - худенькая веснушчатая девочка с желтыми косичками.
   Девчонок в индейские игры Юра и Коля не допускали, но для дочери моряка
сделали исключение. Желтая  Рысь  (такую  ей  дали  кличку)  умела  быстро
бегать, перелезать через лестничные перила и съезжать по столбам вниз. Она
не ревела, когда ее дергали за косы, а смело кидалась в драку,  царапалась
ногтями и тонким голосом кричала: "Полундра!" Вообще девчонка внесла в  их
игры  немало  морских  словечек,  заимствованных  из  папиного  лексикона.
Двор-прерия постепенно превращался в двор-фрегат. Теперь подвал  назывался
крюйт-камерой, балкон на втором этаже - капитанским мостиком,  лестница  -
трапом.
   Иногда Желтая Рысь показывала фокус. Она втягивала живот под ребра и не
дыша стояла так минуту и  даже  больше.  Это  внушало  уважение.  Ни  один
мальчишка с их двора не был способен на такую штуку.
   В квартире моряка, кроме черепахи, были и другие  интересные  вещи.  На
одной стене висел настоящий морской кортик, на  другой  -  барометр.  Рысь
иногда подходила к барометру, стучала по нему пальцем и говорила: "Падает.
Будет шторм". На письменном столе, рядом с бронзовым чернильным  прибором,
всегда лежали два металлических бруска.  На  них  были  вырезаны  какие-то
замысловатые буквы. Рысь сообщила мальчишкам,  что  бруски  очень  ценные.
Почему они такие ценные, она и сама не  знала,  но  буквы,  вырезанные  на
брусках,  определенно  хранили  тайну.  Рысь  и  мальчишки   решили,   что
когда-нибудь обязательно докопаются до этой тайны.
   Ранней  весной  1941  года  моряк  уезжал  вместе  со  своей  семьей  в
Ленинград. Коля перерисовал из книги "Сказки Пушкина" картинку: к пристани
подходит старинный корабль  с  огромным  выгнутым  парусом;  на  парусе  -
изображение солнца; с пристани люди в длинных  кафтанах  палят  из  пушек.
Рисунок он подарил Желтой Рыси на прощанье. Им не было тогда и девяти лет.
   Вскоре  в  квартиру  моряка  въехал  новый  жилец  -  молодой   человек
атлетического сложения. У него был голубой мотоцикл, на котором он  иногда
катал дворовых мальчишек. Кроме того,  он  учил  их  приемам  классической
борьбы. В комнате у дяди Вовы - так звали атлета  -  красовалась  цирковая
афиша. Дядя Вова был  изображен  на  ней,  среди  других  артистов,  очень
красивым и мускулистым, с грудью колесом, в черном трико.
   Когда началась война, дядя  Вова  забил  свою  дверь  гвоздями  и  ушел
воевать. Колин отец, мастер вагоноремонтного завода, тоже был мобилизован.
Отцу Юры, инженеру нефтеперерабатывающего завода, дали "броню", да он и не
смог бы воевать, так как был невероятно близорук.
   Теперь мальчишки играли в разведчиков и  партизан.  Жилось  им  трудно,
особенно Коле и его матери, день и ночь работавшей в госпитале.  Она  была
медицинской сестрой.  Отец  Коли  не  вернулся  с  войны  -  он  погиб  на
днепровской переправе.
   Закончив семилетку, Коля заявил матери, что теперь будет работать. Мать
убеждала продолжать учение, но он был упрям. Юрин отец устроил Колю у себя
на заводе, в ремонтном цехе, учеником слесаря, и заставил его поступить  в
вечернюю школу.
   Вскоре Юриному отцу дали квартиру в новом доме. Двор совсем опустел, но
теперь у Коли и времени-то для игр не оставалось.
   Юра считал, что обижен судьбой, заставившей его всю войну  корпеть  над
учебниками, вместо того чтобы  драться  с  фашистами.  А  тут  еще  Колька
задается и тычет под нос руки, плохо  отмытые  от  масла  и  металлической
пыли. Так или иначе, после восьмого класса Юра очутился в том же цехе, где
работал Николай. Они вместе окончили вечернюю школу и поступили в институт
на вечернее отделение.
   Вскоре после  окончания  институтского  курса  молодые  инженеры  стали
работать в "НИИТранснефти", в отделе, которым руководил Привалов.


   Друзья пересекли двор, прошли мимо фикусов, выставленных для поливки, и
стали подниматься по  лестнице.  Двое  мальчишек,  размахивая  деревянными
пистолетами и возбужденно крича, обогнали их, перемахнули через  перила  и
съехали вниз по столбам.
   - Видал? - Юра  проводил  мальчишек  любопытным  взглядом.  -  До  чего
похоже!
   Через застекленную галерею они прошли в комнату. Здесь было  прохладно.
Над письменным столом Николая громоздились полки с книгами. В углу  стоял,
как цапля на одной ноге, фотоувеличитель.
   Юра взял со стола самодельное ружье для  подводной  стрельбы,  осмотрел
его.
   - Пружина туговата.
   - В самый раз, - сказал Николай. - Слабее нельзя.
   - Давай заканчивай к воскресенью. Постреляем.
   - В воскресенье гонки. Забыл?
   - А, верно! - Юра бросился на койку и блаженно потянулся. - Летний план
выполнен, а, Колька? -  Он  стал  загибать  пальцы  на  руке.  -  Акваланг
сделали. Цветную фотопленку освоили. Ружье  почти  готово.  Скоро  я  свой
магнитофон закончу. - Он поцокал языком. - Зверь, а не  магнитофон  будет.
Увеселительный агрегат.
   - Юрка, - сказал Николай, вытаскивая из ящика стола листки, испещренные
эскизами и расчетами, - посмотри-ка, что я набросал.
   Юра взглянул на листки.
   - Какие-то груши. - Он протяжно зевнул. - Убери. Неохота вникать.
   - Ты послушай сперва. Помнишь разговор о поверхностном  натяжении?  Шеф
интересную мысль кинул.
   - Шеф велел ее из головы выкинуть.
   Николай разозлился:
   - Кретин! С тобой невозможно стало говорить  на  серьезные  темы!  Одна
Валечка у тебя в голове!
   - Сам кретин, - благодушно отозвался Юра. - Ну ладно. Излагай.
   Николай включил вентилятор.
   - Ответь, - сказал он, закуривая, - какую форму имеет жидкость?
   Юра вскинул брови:
   - Форму  сосуда,  в  который  она  налита.  Об  этом  догадывались  еще
первобытные люди...
   -  Обожди.  Теперь  берем  каплю.  Что  удерживает  жидкость  в  капле?
Натяжение поверхности. Без всякого  сосуда.  Идеальная  форма  минимальной
поверхности - шар. Но  капля  не  круглая:  земное  тяготение  придает  ей
грушевидную форму.
   - Каплевидную, - поправил Юра.
   - Именно. Слушай дальше...
   Но  тут  в  дверь  постучали.  В  комнату  вошел  крупный,  атлетически
сложенный мужчина в белой майке и  синих  пижамных  брюках.  У  него  было
щекастое лицо, мощная  нижняя  челюсть  и  веселый  рыжеватый  хохолок  на
макушке. Из-под майки выпирали мускулы, несколько заплывшие жиром.
   - Наконец-то поймал! - сказал атлет густым хрипловатым голосом.  -  Где
ты шляешься, Коля? Никогда дома нету! - Он сел на  стул,  и  стул  жалобно
заскрипел под его тяжестью.
   - Чего тебе, дядя Вова? - спросил Николай.
   - По научной части пришел. Вот. - Атлет протянул Николаю листок бумаги.
- Силомер хочу сделать, новой конструкции. Здесь все  нарисовано.  Ты  мне
силу пружины рассчитай. И размеры...
   - Срочно нужно?
   - А чего тянуть? Ты науки знаешь, у тебя на линейке быстро получается.
   - Завтра, дядя Вова. Хорошо?
   - Ладно, потерплю, - согласился Вова. - Теперь еще дело есть.  Акваланг
дашь? На пару дней.
   - Акваланг? - переспросил Николай.
   - Не бойся, ничего я  ему  не  сделаю,  -  сказал  атлет,  заметив  его
колебания. - Я потом снова заряжу баллоны воздухом.
   - Ладно, бери.
   Вова взял из рук Николая акваланг, маску, пояс с грузами, осмотрел их и
щелкнул языком:
   - Вещь! Ну, спасибо.
   - Ты когда приехал? - спросил Николай. - Уезжал ведь куда-то?
   - В воскресенье приехал. Между прочим, видел я, как ты  девицу  вытащил
из воды. Ловкач! - Гора мускулов затряслась от смеха.
   - Черт побери, весь город, кажется, видел! - сказал Николай.
   - А что? - насторожился Вова. - Еще кто видел?
   - Целый теплоход видел. Ты разве тоже был на "Узбекистане"?
   - Ну, на теплоход-то я плевал, - неопределенно сказал Вова  и,  кивнув,
вышел из комнаты.
   - Надоел со своими  силомерами!  -  проворчал  Николай.  -  Так  слушай
дальше...
   Тут он заметил, что Юра спит, мерно дыша и свесив с койки длинные ноги.
Николай потряс его за плечо - Юра дернул ногой и, не открывая глаз,  рукой
отпихнул друга.
   - Сейчас же проснись! - заорал Николай. - Душу вытряхну!
   Юра открыл глаза.
   - Я, кажется, немного вздремнул, - сказал он, дружелюбно улыбаясь.
   - Мне тоже показалось. Слезь с койки.
   - Мне так удобней. Да ты излагай дальше. Мы остановились  на  том,  что
капля имеет каплевидную форму. Очень интересно.
   - Иронизируешь, скотина?
   - Нисколько.
   -  Ну,  слушай.  Размер  капли  зависит  от   величины   поверхностного
натяжения. Для воды оно составляет... - Николай заглянул в свои записи.  -
Для воды поверхностное натяжение - семьдесят два и восемь десятых эрга  на
квадратный сантиметр. Для спирта - двадцать два с мелочью...
   - А ртуть? - спросил Юра.
   - Ртуть?  Сейчас.  -  Николай  достал  с  полки  толстый  справочник  и
перелистал его.  -  Ртуть...  Ого!  Четыреста  семьдесят  эргов.  Вот  это
натяжение!
   - Оно еще увеличится, если через  ртуть  ток  пропускать.  Помнишь,  мы
читали про старинный опыт - "ртутное сердце"?
   - Верно! Молодец, что напомнил, Юрка! Это то, что нужно...
   - Не стоит благодарности. - Юра сделал рукой царственный жест.
   - Насчет ртути еще подумаем, - сказал. Николай. - Теперь  такая  мысль.
Ты видел, как во время дождя вода бежит по провисшим проводам?
   - Видел. Захватывающее зрелище.
   - Она бежит струйкой  каплевидного  сечения,  -  продолжал  Николай.  -
Представь, что провод  мы  заменили  каким-то  энергетическим  лучом.  Луч
создает  поле.  Поле  усиливает  поверхностное  натяжение,  сечение  струи
увеличится...
   - Не трогай поля, старик. По части поля мы с тобой малограмотны.
   - А мы в дебри не полезем. Нужен только генератор высокой частоты.
   - Дай-ка твои бумажки, - сказал Юра, помолчав. - Это что за схема?
   Николай подсел к нему на койку и начал объяснять:
   - Смотри. Протянем проволоку. Наклонно. Сверху пустим воду, внизу банку
подставим. Зная время и количество воды,  подсчитаем  скорость.  Определим
сечение капли, вычислим поверхностное натяжение.  Это  для  начала.  Потом
окружим проволоку спиралью...
   - Понятно: резонансная схема, наложенные частоты... -  Юра  соскочил  с
койки. - Тащи проволоку!
   В серых глазах Николая мелькнула улыбка. Юрку надо только раскачать,  а
дальше - лавинообразное проявление энергии...
   Юра стянул с  себя  рубашку,  рывком  головы  отбросил  со  лба  мягкие
белобрысые волосы и вытащил из кармана отвертку. Отвертка была не простая:
еще в студенческие времена Юра сделал для нее наборную рукоятку из цветной
пластмассы, а внутри рукоятки  поместил  неоновую  лампочку-индикатор.  Он
никогда не расставался с любимой  отверткой.  Подобно  мечу  Роланда,  она
имела собственное имя - "Дюрандаль".
   - Сейчас немножко распотрошим твой приемник, - сказал Юра. - Не  бойся,
только входной контур используем. И гетеродин. - Он повалил  радиоприемник
набок и начал вывертывать болты крепления  шасси.  -  Выпустим  ему  кишки
наружу... Чего ты стоишь, Колька? Иди на галерею, растяни проволоку.
   Он бойко орудовал отверткой, приговаривая:
   - Кто-то из великих сказал - истинный  экспериментатор  поставит  любой
опыт,  имея  три  щепки,  кусок  резины,  стеклянную  трубку  и   немножко
собственной слюны...
   Через час,  когда  пришла  с  работы  мать  Николая,  Вера  Алексеевна,
эксперимент был в полном разгаре.
   - Мама, не задень проволоку, - предупредил Николай.
   Вера Алексеевна осторожно обошла проволоку и неодобрительно  посмотрела
на лужу воды на полу галереи.
   - Опять мастерская! - сказала она. - Вы, конечно, не обедали? Кончайте,
буду вас кормить.
   - После!
   Вера Алексеевна прошла в  комнату.  Она  давно  привыкла  к  тому,  что
галерея была то механической  мастерской,  то  площадкой  для  настольного
тенниса, а когда Юра притаскивал гитару, то и эстрадой. Это была  хорошая,
удобная галерея, вполне достойная великих дел, которые должны были  в  ней
произойти. Только - не сегодня.



        5. ЧИТАТЕЛЬ БЛИЖЕ ПОЗНАКОМИТСЯ С БЕНЕДИКТОВЫМ,
        А ТАКЖЕ УЗНАЕТ НЕКОТОРЫЕ ПОДРОБНОСТИ БИОГРАФИИ ВОВЫ

                                   Идите и гладьте -
                                   Гладьте сухих и черных кошек!
                                       В.Маяковский, "Владимир Маяковский"

   Бенедиктов  включил  электромотор.  Зашуршала  ременная   передача,   и
стеклянный диск электростатической машины  начал  вращаться.  Потрескивали
голубые искорки.
   Бенедиктов заглянул в круглый аквариум, обмотанный проволокой, а поверх
нее - спиралью  из  толстой  медной  трубки.  Над  аквариумом  параллельно
поверхности воды был подвешен  медный  диск.  Зеленоватую  воду  аквариума
чертила в разных направлениях мелкая рыбешка. В стороне стояли еще два-три
аквариума.
   Поглядывая на стрелки приборов, Бенедиктов покрутил рукоятки  лампового
генератора. Потом, медленно вращая рукоятку винта, приблизил к воде медный
диск.
   Рыбки вдруг начали останавливаться. Они будто засыпали на ходу,  носами
к стенкам аквариума. Бенедиктов  взглянул  на  часы,  тяжело  опустился  в
кресло, прикрыл глаза припухшими веками.
   - Ты уже в сотый раз ставишь этот опыт, - сказала Рита;  она  сидела  в
углу дивана, закинув ногу на ногу.
   - И в тысячный поставлю, - ответил Бенедиктов.
   В комнате было полутемно. Пыльные лучи солнца пробивались сквозь штору,
закрывавшую широкую балконную дверь. Черный кот сидел у ног Риты и щурился
на рыбок в аквариуме.
   - Толя, - негромко сказала женщина, - мне кажется,  нужно  бросить  эти
опыты. Ты взвалил на себя непосильную ношу.
   - В этом виновата ты и твой проклятый нож.
   - Да, я знаю... Мне так хотелось, чтобы ты... Чтобы о тебе  -  во  всех
газетах, и вообще... Но теперь я вижу, ты только губишь здоровье. Эти твои
нервные вспышки...
   - Поздно. Я не брошу работу.
   Они помолчали. Потрескивало электричество. Спали рыбки в аквариуме.
   - Послушай, Толя, - сказала Рита, подавшись вперед, - почему ты  упорно
ставишь опыты на живой материи? Ведь тот старинный результат  был  получен
на неорганической.
   - Сама знаешь: живая материя дает мне то, чего не может дать  деревяшка
или кусок металла, - биотоки.
   - Но теперь, когда нож... Разве ты сможешь продолжать работу без ножа?
   - Не знаю. Нож все время нужен. - Бенедиктов  помолчал  немного.  -  Ты
сама видела, как он упал за борт? Может, его схватил кто-нибудь в свалке?
   - Я же говорила тебе: он упал за борт. Я прыгнула  сразу,  но...  Разве
найдешь? Нож утонул.
   - Угораздило же меня!.. - Бенедиктов яростно поскреб лохматую голову. -
Ладно. - Он встал и подошел к аквариуму.
   Кто-то позвонил у двери. Рита вышла  открыть.  На  лестничной  площадке
стоял рослый здоровяк в синей спецовке и кепке, надвинутой на глаза.
   - Монтер из горсети,  -  деловито  сказал  он.  -  Разрешите  проверить
проводку.
   - Пожалуйста. - Рита впустила монтера в коридор. - Вот счетчик.
   Монтер выкрутил пробки, осмотрел их и строго сказал:
   - Пробочки у вас с жучками, гражданка. Менять нужно.
   - Рита! - крикнул из кабинета Бенедиктов. - Почему ток выключили?
   - Сейчас! Вворачивайте пробки, - скомандовала Рита. - Побыстрее.
   - Побыстрее и оштрафовать можно, - проворчал монтер, однако  же  пробки
ввернул. - Это у вас кухня?
   Он пошел по квартире, задрав голову  и  осматривая  проводку.  Войдя  в
первую комнату, прислушался, спросил:
   - Мотор, что ли, работает? Разрешение есть?
   - Рита! - нетерпеливо позвал Бенедиктов.
   - Подождите минутку, - сказала Рита монтеру и побежала в кабинет.
   Монтер слышал, как она объясняла, в чем дело.
   - Ну и черт с ним, пусть смотрит, - сказал мужской голос.  -  Приготовь
несколько формочек для парафина.
   Монтер подошел к полуоткрытой двери кабинета, прислушался.
   - Возьми эту рыбу, - услышал он тот же мужской голос.
   - Ай! - вскрикнула женщина.
   Монтер заглянул в дверь и увидел, как женщина выронила что-то  из  рук.
Тут же к ней подскочил большой черный кот...
   - Брысь! - крикнул Бенедиктов.
   Монтер отпрянул от двери. Черный кот, окруженный роем  голубых  искр  и
отчаянно мяукая, выскочил из кабинета.  Шерсть  его  стояла  дыбом,  искры
трещали. Кот ошалело метнулся монтеру под ноги, получил пинок  и  крупными
скачками помчался в коридор.
   Монтеру стало не по себе.
   - Пронька подумал, что я для него кинула,  -  смеясь,  сказала  Рита  и
вышла из кабинета. - Вы кончили осматривать? - спросила она.
   Бенедиктов вышел вслед за ней и уставился на монтера.
   - Кто вы такой? - сказал он встревоженно. - Что вам надо?
   - Штрафовать надо... за такие штуки... - хрипло буркнул монтер,  глубже
надвигая кепку.
   Он быстро пошел к выходу и с силой захлопнул за собой дверь.


   Вова Бугров с  юных  лет  отличался  незаурядной  физической  силой  и,
уразумев это, не слишком усердствовал в науках.
   После седьмого класса он решил, что с  него  достаточно,  и  с  размаху
кинулся в бурные житейские волны, не будучи  оснащен  ни  логарифмами,  ни
биномом Ньютона.
   Некоторое время Вова работал в  морской  нефтеразведке,  мотористом  на
катере. Однако вскоре в нем пробудился дух  стяжательства.  Юный  моторист
стал совершать дальние рейсы на один  из  необитаемых  островков.  Там  он
собирал яйца морских  птиц  и  сбывал  их  на  базаре.  Однажды  диспетчер
подстерег  Вову  после  очередного   похода.   Моторист   и   не   пытался
оправдываться: рейс был на  редкость  удачным  -  катер,  набитый  яйцами,
говорил сам за себя. Кинув на яйца прощальный взгляд, Вова  высморкался  и
пошел в контору получать расчет.
   С тех пор он никогда не работал больше под знаком табельного учета.
   Знакомый киномеханик снабжал его кадрами из кинолент, и Вова печатал  и
продавал открытки популярных актрис и актеров. Попутно он  где-то  добывал
этикетки  номерных  грузинских  вин  и,  войдя  в  контакт  с  двумя-тремя
продавцами, украшал этикетками бутылки с дешевыми низкосортными винами.
   На этикетках Вова чуть было не попался и решил переменить род  занятий.
Через некоторое время на арене городского цирка появился  новый  борец  со
звонкой фамилией Ринальдо. Именно в это время он  поселился  в  доме,  где
жили Коля и Юра, и обзавелся голубым мотоциклом.  Это  была  золотая  пора
афиш, тур-де-тетов и шумной славы среди городских мальчишек.
   Началась война, и Вова был призван в армию. Недолго провоевав, он после
ранения остался в полевом госпитале в качестве  шофера.  До  самого  конца
войны он крутил баранку и дослужился до старшего сержанта.
   После демобилизации Вова возвратился в родной город и поселился в своей
старой  квартире  в  Бондарном  переулке,  где  еще  висела  над  кроватью
пожелтевшая цирковая афиша.
   Вскоре в квартире  появилась  Клавдия  Семеновна,  дородная  женщина  с
решительными манерами. Она запрятала афишу в нижний ящик комода, разложила
повсюду подушечки с вышивкой и коврики, а у  дверей  повесила  картонку  с
надписью: "Ремонт капроновых чулок".
   Военкомат направил Вову на работу в автоинспекцию, но там он  прослужил
недолго.  Раздобыв  справку   об   инвалидности,   он   занялся   домашним
производством пружинных  силомеров  для  артели  инвалидов.  Это  невинное
занятие служило прикрытием для других, куда более  предосудительных.  Вова
спекулировал обувью, тканями, граммофонными пластинками.
   Если какое-нибудь большое учреждение переезжало с места на место,  Вова
немедленно  сколачивал  артель  грузчиков   и   сам   умело   перетаскивал
несгораемые шкафы. Он любил таскать тяжести. В  эти  волнующие  минуты  он
начисто забывал про справку об инвалидности.
   Вова любил разнообразие. Он был одним из  организаторов  "международной
игры молодежи". Помните? Простаки получали письма и высылали  в  указанный
адрес пять рублей, да еще вовлекали своих знакомых, так как в письмах было
сказано, будто бы "игра" основана на геометрической  прогрессии  и  каждый
участник, вложив пятерку, в течение трех месяцев обязательно получит  6725
рублей.
   Из других игр Вова больше всего любил  футбол.  Ему  ничего  не  стоило
слетать в  Москву  на  выдающийся  матч  и  вечерним  самолетом  вернуться
обратно. Вообще, надо сказать, Вова был не жаден и легко тратил деньги. Он
берег здоровье, избегал спиртных напитков и каждый год выезжал с женой  на
курорт. Отдыхая и  развлекаясь,  он  подрабатывал  при  этом  моментальной
фотографией.
   На "Узбекистане" Вова возвращался из увеселительной поездки  по  Волге.
Увидев загадочный нож Бенедиктова, он смекнул,  что,  показывая  фокусы  с
таким ножиком, можно недурно заработать. Когда нож исчез, Вова  хорошенько
приметил место падения женщины в красном сарафане.  Прямо  с  пристани  он
отправился на такси вслед за машиной, увозившей биофизика, и  узнал  таким
образом, где тот живет.
   Несколько дней Вова колебался: узнает его Бенедиктов или нет,  если  он
нанесет ему визит под личиной водопроводчика  или  монтера.  У  него  были
основания полагать, что, узнав его, Бенедиктов  не  кинется  с  радостными
криками к нему в  объятия.  Но  Вове  позарез  нужно  было  выяснить,  что
случилось с ножом: уцелел он или затонул. И, будучи  человеком  нахальным,
он решил идти напролом.


   ...Он вышел из подъезда и зашагал к остановке.
   "Зря время потерял, - хмуро думал Вова. - Ни черта не узнал про  ножик.
Только с котом познакомился..."
   И, вспомнив черного кота, обсыпанного искрами, он со злостью сплюнул.
   Вова не знал, что кошки обладают  хорошими  электрическими  свойствами.
Правда,  серьезным  источником  электричества  они   служить   не   могут:
подсчитано,  что  для  получения  пустяковой  мощности  в  15  ватт   надо
одновременно гладить полтора миллиарда кошек.
   "А  может,  не  зря  я  сходил?  -  продолжал  размышлять  Вова  уже  в
троллейбусе. - Этот... хозяин кота... не в духе он был. Ругался,  на  жену
кричал... Утонул, наверное, ножик, потому и  нервничает  гражданин.  Ясное
дело, утонул. Эх, не схватил вовремя!..  За  ручку  надо  было  хватать...
Ладно, поищем на морском дне. Уж больно занятный он, ножик этот самый..."
   И, развалившись на сиденье, Вова размечтался о неслыханном аттракционе.
Вот он приезжает в небольшой городок. По заборам - афиши. На афишах -  он,
Вова, в красном... нет,  в  зеленом  халате.  На  голове  -  чалма,  горло
проткнуто ножом. Надпись: "Знаменитый факир..." Фамилию  потом  придумаем.
Вечером клуб битком набит. Он, Вова, выходит на сцену в зеленом... нет,  в
черном халате...
   Надо у соседа акваланг взять и понырять как следует в  том  месте.  Ила
там нет, чистый песок. Поищем!
   Вова сбил кепку на затылок и подмигнул своему отражению в стекле.



        6. ОПРЯТИН БЕРЕТ БЫКА ЗА РОГА

                                    ...И перестанем размазывать белую кашу
                                 по чистому столу.
                                             И.Бабель, "Одесские рассказы"

   Теперь, читатель, заглянем в одну из лабораторий Института биологии.
   Это большая, светлая комната, заставленная стендами и термостатами.  На
белых  столах  -  электроизмерительная  аппаратура,  микроскопы,  колбы  и
батареи  пробирок  с  цветными  жидкостями.  И  повсюду  -  белые   кубики
парафиновых блоков  с  залитыми  в  них  препаратами  для  гистологических
исследований.
   Опрятин открыл дверь лаборатории и сразу увидел  Бенедиктова.  Грузный,
взлохмаченный, биофизик стоял возле  стенда,  окруженного  толстой  медной
спиралью, и расстегивал ремешки, на которых висела  подопытная  собачка  -
белая, в рыжих пятнах. Выйдя из стенда,  она  отряхнулась  и  неприязненно
обнюхала ноги экспериментатора.
   Опрятин подошел, поздоровался.
   - Что вам угодно? - сухо спросил Бенедиктов.
   - Я к вам по делу.  Нужна  небольшая  консультация  по  поводу  рыбного
хозяйства.
   - Обратитесь к кому-нибудь другому. - Бенедиктов отвернулся.
   - Я сожалею о нашей ссоре на теплоходе, - негромко сказал Опрятин. -  Я
готов взять свои слова обратно, товарищ Бенедиктов.
   Биофизик помолчал. Затем он мотнул головой на  стеклянную  загородку  в
глубине лаборатории, бросил отрывистое: "Прошу".
   Они сели друг против друга у стола,  заваленного  бумагами  и  кубиками
парафиновых блоков.
   - Видите ли, - начал Опрятин, -  мы  работаем  над  проблемой  поднятия
уровня Каспия. Намечаются широкие опыты. В  море  появится  ионизированная
вода. Так вот: как отразится это на самочувствии рыбы?
   Бенедиктов откашлялся и ничего не ответил.
   - Разумеется, наш институт официально свяжется  с  вашим,  -  продолжал
Опрятин, не спуская взгляда с лица Бенедиктова,  -  но  я  хотел  бы,  так
сказать, предварительно...
   - Каковы показатели ионизации? - спросил Бенедиктов, придвигая  к  себе
спиртовку, на которой стояла никелированная ванночка.
   Завязался скучноватый разговор. Бенедиктов отвечал нехотя,  односложно.
Он кашлял, ерзал на стуле, глаза у него были красные, неспокойные.
   Вдруг Бенедиктов встал и, пробормотав  извинение,  вышел  из  кабинета.
Опрятин рассеянно оглядел стол, потрогал парафиновые кубики. Внимание  его
привлекла пустая стеклянная ампула с отломанным кончиком. Он прочел  синюю
латинскую надпись, и его тонкие губы слегка покривились в усмешке.
   Вернулся Бенедиктов. Его будто подменили: теперь  он  выглядел  свежим,
бодрым, глаза его блестели.
   - Продолжайте, - бросил он, подходя к столу. - Я вас слушаю.
   - Послушайте, - тихо сказал Опрятин, - вы пробовали намагничивать  этот
нож?
   Бенедиктов так и замер на месте. Бледно-голубые глаза гостя в упор,  не
мигая, смотрели на него. Биофизику стало не по себе.
   - А вам какое дело? - пробормотал он.
   Несколько мгновений длился молчаливый  поединок,  потом  Бенедиктов  не
выдержал, отвел взгляд.
   - Сядьте, - сказал Опрятин. - Я спрашиваю не из пустого любопытства.  Я
много думал о вашем ноже и кое о чем догадываюсь. Так намагничивается  нож
или нет?
   - Ну, допустим, намагничивается. Дальше что?
   - Это очень важно, Анатолий Петрович. Не смотрите, пожалуйста, на  меня
волком. Я хочу помочь вам.
   - Вы мне не нужны.
   Опрятин пропустил это мимо ушей.
   - Электрическое сопротивление ножа вы  измеряли?  -  спросил  он.  -  В
качестве сердечника электромагнита испытывали?
   Нет, этого Бенедиктов не делал.
   - На вольтову дугу пробовали?
   Бенедиктов задумчиво покачал головой.
   - С химическими веществами нож вступает в реакцию?
   Он сыпал вопросы, Бенедиктов нехотя отвечал. Конечно,  он  не  делал  и
половины тех опытов, о которых спрашивал незваный контролер.
   - Так, так... - Опрятин погладил  себя  по  жидким  волосам.  -  Должен
сказать вам, милейший Анатолий Петрович, что  вы  пошли  по  неправильному
пути. - Он взглянул на столик,  на  котором  стоял  микротом  -  прибор  с
тяжелым и острым, как бритва, ножом для тончайших срезов препаратов.  -  И
техническая оснастка у вас неподходящая. Или дома  занимаетесь?  На  живой
материи?
   - Это мое дело, - проворчал Бенедиктов, - каким путем идти...
   - Разумеется. - Опрятин побарабанил пальцами по столу. - Вы  биолог,  я
физик. Не кажется ли вам, что вместе мы быстрее придем к цели?
   Бенедиктов молчал.
   - Я не посягаю на ваши  лавры.  Я  пришел  к  вам  как  помощник.  Меня
интересует только  научный  результат.  -  Опрятин  испытующе  смотрел  на
Бенедиктова. - Итак?
   Биофизик отвернулся к окну.
   - Черт бы вас побрал! - сказал он глухо.



        7. О ПАРУСНЫХ ГОНКАХ, КОТОРЫЕ ПРИВЕЛИ ГЕРОЕВ
        ИМЕННО ТУДА, КУДА ПОЖЕЛАЛИ АВТОРЫ

                                        Шлифованный обломок янтаря,
                                        В моей руке он потеплел и ожил,
                                        И в нем плывет холодная заря
                                        Тех дней, когда Земля была моложе.
                                                       А.Лебедев, "Янтарь"

   Ранним  воскресным  утром  Николай  Потапкин,  помахивая  чемоданчиком,
сбежал по лестнице во двор. Рукава его белой рубашки были высоко закатаны,
ворот распахнут во всю ширь, обнажая коричневую грудь. Николай поглядел на
безоблачное небо, покачал головой. Его  окружили  мальчишки,  играющие  во
дворе.
   - Дядя Коля, вы на гонки? - спросил вихрастый подросток лет двенадцати.
   - Ага.
   - А ветра совсем нет.
   - Сводка обещала слабый  до  умеренного,  -  сказал  чернявый,  смуглый
мальчик.
   - Жди! Про погоду всегда ошибаются, - возразил вихрастый. - Дядя  Коля,
мы выучили все, что вы объясняли. Курсы и повороты. Проверьте!
   - Некогда, ребята.
   - Проверьте, дядя Коля! - закричали мальчишки.
   Николай посмотрел на часы.
   - Ладно, - сдался он. - Только не галдите, соседей  перебудите.  Алька,
сделай ветер.
   Вихрастый Алька побежал в дальний угол двора и мелом провел на асфальте
большую стрелу. Это был "ветер", вернее - направление ветра.
   - Иди ко мне курсом фордевинд, - скомандовал Николай.  -  Стой,  сперва
скажи, что такое фордевинд.
   - Когда ветер дует в  корму,  -  отчеканил  Алька.  Глаза  его  азартно
блестели.
   - Ну, давай.
   Алька прижал одну руку к боку, а другую широко  отставил  в  сторону  и
побежал к  Николаю,  оглядываясь  и  проверяя,  точно  ли  стрела  "ветра"
направлена ему в "корму".
   - Теперь пройди бакштагом. Шурик, что такое бакштаг?
   - Это когда ветер сзади, но не совсем с  кормы,  а  немножко  сбоку,  -
скороговоркой ответил чернявый мальчик.
   - А каким галсом идет Алька?
   - Левым.
   Действительно, "ветер" был направлен на Альку слева, а  сам  он  бежал,
откинув в сторону правую руку, изображавшую парус.
   - Значит, как Алька идет?
   - Бакштаг левого галса.
   - Хорошо, -  сказал  Николай.  -  Теперь  ты,  Генка.  Что  такое  курс
галфвинд? [галфвинд - по-голландски буквально: полветра]
   - Это когда ветер дует поперек дороги, - тоном первого ученика  ответил
паренек с круглой, наголо остриженной головой.
   - Верно. Теперь так: ветер прямо на нас, а тебе надо в тот конец двора.
Против ветра. Каким курсом пойдешь?
   - Бейдевинд! - крикнул Алька, подбегая к Николаю.
   - Ты молчи, старина. Не тебя спрашиваю.
   - Я сам знаю, - обиженно сказал Генка. - Бейдевинд -  это  когда  ветер
спереди, только, конечно, не прямо в нос, а немножко сбоку.
   И Генка, откинув правую руку, пошел через двор наискось,  под  углом  к
"ветру". Дойдя до стены, он повернул, прижал правую руку, откинул левую  и
снова пошел под углом к "ветру". Сделав несколько таких зигзагов  и  дойдя
до стрелы, он оглянулся на Николая:
   - Правильно, дядя Коля?
   - Ничего не скажешь. А как называются повороты, которые ты делал?
   - Оверштаг! - выкрикнул Генка, боясь, что Алька его опять опередит. - Я
пересекал  носом  линию  ветра.  Я  выбирался  против  ветра...  это...  в
лавировку!
   - Молодец, Генка! -  усмехнулся  Николай.  -  Только  помните,  ребята:
оверштаг при  малой  скорости  не  всегда  выходит.  Это  поворот  хоть  и
медленный, но зато безопасный; А если надо быстро повернуть?
   - Поворот фордевинд! - наперебой закричали мальчишки.
   - Правильно. Шурик, покажи.
   Чернявый мальчик побежал боком к  "ветру",  потом,  не  останавливаясь,
повернул, оказавшись спиной к "ветру". При этом он резким  взмахом  сменил
руку, изображая парус, перекинувшийся с борта на борт.
   - Так, - сказал Николай. - А если сильный ветер и  рулевой  зазевается,
вместо поворота фордевинд что получится?
   - Поворот оверкиль, - сказал Алька. - Вот так... - Он стал  на  руки  и
ловко перекувыркнулся.
   Мальчики засмеялись и тоже принялись кувыркаться.
   - Ну, хватит, - смеясь, сказал Николай.  -  Молодцы,  ребята!  Усвоили.
Будете яхтсменами.
   Он быстро пошел по переулку. Под акацией, несмотря на ранний  час,  уже
сидели со своими нардами два старика в бараньих шапках. Они бормотали, как
заклинание,  древние  слова  счета  выпавших  очков:  пянджучар,   дубара,
шеш-и-беш, и со стуком передвигали шашки.
   А ветра все не было. Между тем на сегодня были назначены классные гонки
для швертботов "М-20", яхт "звездного" класса и яхт класса "Л-4" [швертбот
- легкая яхта с выдвижным стальным килем - швертом; "шверт" - по-немецки -
"меч"; на старинных яхтах выдвижные кили  были  мечевидными  и  опускались
через швертовый колодец вертикально; теперь шверты  имеют  форму  сектора;
яхты "звездного" класса и класса "Л-4" - килевые яхты].
   Николай ступил на бон яхт-клуба. Он не  увидел  обычного  предгоночного
оживления. Правда, команды легких "эмок" и "звездников" возились на яхтах,
причаленных к бону. Они еще надеялись: для них достаточно даже  маленького
ветерка.
   Новички твердили "семь заповедей гонщика", каждая из которых начинается
словами: "Если не  уверен  в  своем  праве  -  уступай".  Уступай,  будучи
обгоняющим и будучи  наветренным,  уступай,  идя  левым  галсом,  уступай,
уступай... Ты можешь прийти к вожделенному финишу первым, но штрафные очки
по "протестам" отбросят тебя назад. Мало быть хорошим мореходом на  хорошо
настроенной яхте -  надо  тонко  знать  правила  парусных  соревнований  и
комментарии к ним, которые по своей сложности не уступают  комментариям  к
священному Писанию.
   Экипажи яхт класса "Л-4" отчаялись дождаться ветра, подходящего для  их
крупных судов. Собравшись в кают-компании яхт-клуба у  телевизора,  они  с
увлечением смотрели утреннюю передачу "для самых маленьких".
   А вот и Юра. Он сидел на краю бона в одних плавках,  обхватив  длинными
руками колени, и унылым ямщицким голосом напевал "Бродягу".
   Николай подошел к нему, сел рядом и с полуслова включился в  "Бродягу".
Они пели, пока боцман Мехти не высунулся из шкиперской  и  не  крикнул  им
свирепо:
   - Где находишься? Тебе здесь Евгений Онегин или яхт-клуб?
   - Зря ты отдал Вове акваланг, - сказал Юра немного погодя.  -  Понырять
бы сейчас.
   - Если гонки отменят, поедем ко мне. Попробуем  изменить  шаг  спирали.
Слышь, Юрка?
   - Слышу, но не поеду.
   - Почему? - Николай посмотрел на друга. - Ах, ну да, Валечка. Понятно.
   - Валечка ни при чем.
   - Так какого же дьявола...
   - Ничего у нас  не  получится,  Колька.  Поверхность  вещества  -  дело
темное. Если мировые ученые не знают, как с  ней  обращаться,  то  где  уж
нам...
   - Не хочешь - не надо. Обойдусь без тебя.
   - Не обойдешься. Я хоть в электронике кое-что смыслю, а ты - слабачок.
   - Все равно не брошу, - упрямо сказал Николай. - Должно  быть  поле,  в
котором натяжение поверхности усилится.
   - "Поле"! - насмешливо  подхватил  Юра.  -  "О  поле,  кто  тебя  усеял
мертвыми костями?"
   Подошел Привалов.
   - Доброе утро, мальчики, - сказал он. - Зря  я,  кажется,  приехал.  Не
отменены гонки?
   - Пока нет, - ответил Юра. - Ждем. Садитесь, Борис Иванович.
   Они сидели втроем, свесив ноги с бона, и  солнце  жарило  их  спины,  и
ветра все не было и не было.
   - Борис Иванович,  -  сказал  Николай  решительным  баском,  -  помните
разговор о поверхностном натяжении?
   - Ну? - Привалов поблестел на него стеклами очков.
   - Так вот...  -  И  Николай  коротко  рассказал  про  опыт  с  водой  и
проволокой, и про спираль, и про поле, которое должно же существовать...
   Привалов выслушал все это, щурясь и морщась, а потом сказал:
   - Кустарщина... Без солидной подготовки за такие дела не берутся.  Есть
книга - "Физика и химия поверхности". Автор - Адам.  Могу  дать  почитать,
если хотите... А вообще, - добавил он,  помолчав,  -  у  нас  своих  забот
хватает. На очереди огромная работа: Транскаспийский нефтепровод.
   - Уже который год говорят о Транскаспийском! - сказал Юра. -  Мы  уж  и
верить перестали.
   - Напрасно... Вчера не успел спросить вас, Коля: были вы у  Опрятина  в
институте?
   - Был. А мог бы и не  ходить:  у  них  подготовлена  информация  насчет
повышения уровня моря. Для всех заинтересованных организаций. На днях и мы
получим.
   - Что видели там интересного?
   - Ничего особенного. По-моему, они собирают крупную  электростатическую
установку.
   - Вон как! Электростатика... - Привалов задумался.
   - Давно пройденный этап, - заметил Юра. - Дофарадеевские дела.
   - Слишком категорично, - сказал Привалов. - Оно конечно, после  Фарадея
наука отвернулась от электростатики и прочно занялась  электромагнетизмом.
Но вот теперь снова вспомнили об электростатике, и оказалось, что старушка
еще может сослужить службу диалектическая спираль развития...
   Миллионы лет пролежали под  землей  куски  янтаря  -  окаменелой  смолы
хвойных деревьев третичного периода, - прежде чем, пройдя долгий и сложный
путь межплеменного обмена, попали с хмурых балтийских берегов в  солнечную
Элладу.
   Древние греки очень ценили глубокую прозрачность  и  теплый  желтоватый
цвет _электрона_ - так назвали они янтарь. От этого  слова  они  произвели
красивое женское имя "Электра", то есть "Янтарная", - имя, прославленное в
античных трагедиях. Но не только красотой и прозрачностью привлекал янтарь
внимание греков. Один из семи мудрецов, прославивших древнюю Грецию, Фалес
из  Милета,  упорно  пытался  разгадать,  почему  кусок  янтаря,  натертый
шерстью, притягивает к  себе  соломинки  и  пушинки  так  же,  как  магнит
притягивает железные опилки.
   Что за неведомая сила таилась в янтаре? Позднее ученые, обнаружили, что
не только янтарь обладает этим свойством. Но в память первооткрытия Уильям
Гильберт в 1600 году увековечил янтарь-электрон в названии, которое он дал
неведомой силе: электричество.
   Это было статическое электричество - возникающее при трении.
   Люди  искали  способы  применения  новой  силы.  Появились   громоздкие
электростатические машины.  В  1785  году  некий  Ван-Марум  построил  для
Гаарлемского музея машину с двумя дисками диаметром 1,65 метра. Она давала
искру длиной в 610 миллиметров.  В  Парижском  музее  искусств  и  ремесел
хранится  машина  с  диском  диаметром  в   1,85   метра;   в   Лондонском
политехническом институте  -  машина  более  чем  с  двухметровым  диском,
которая приводилась в действие от паровой машины.
   Однако широкого практического применения электростатические  генераторы
не получили: они, правда, давали высокое напряжение,  но  сила  тока  была
слишком мала, чтобы производить полезную работу. Впрочем, история  техники
сохранила любопытные сведения о попытках использования  электростатики.  В
1795  году  испанский  инженер  Сальва   построил   пятидесятикилометровую
телеграфную линию между Мадридом и Аранхуэсом. В телеграфе было столько же
проводов, сколько букв в испанском  алфавите;  каждый  провод  оканчивался
шариком. Заряд от  электростатической  машины  передавался  по  проводу  и
притягивал к шарику бумажку с наименованием буквы, подвешенную на нитке. И
этот телеграф работал!
   Паровые  машины  надолго  отбросили  электричество  на  обочину  дороги
познания. Но вот появились химические источники электричества - они давали
значительную силу тока при небольшом напряжении. Тогда-то сын  лондонского
кузнеца Майкл Фарадей воодушевился великой идеей единства сил природы.  Он
поставил  перед  собой  задачу:  раскрыть  связь  между  электричеством  и
химическими процессами, между электричеством и магнетизмом.
   Электромагнетизм! Сколько чудес, связанных с этим  явлением,  открылось
людям!  В  проволоке,  движущейся  между  полюсами  магнита,  сама   собой
возникала таинственная электродвижущая сила - возникала  без  трения,  без
химического воздействия. Первые электромагниты Фарадея - железные стержни,
покрытые лаком,  на  которые  навивалось  несколько  витков  голой  медной
проволоки,  -  превращали  неуловимую  электрическую  силу   в   привычную
механическую. До практического использования оставался один шаг...
   Этот шаг сделал в 1831 году американский  физик  Джозеф  Генри,  именем
которого впоследствии была названа единица самоиндукции.
   Генри задумал  создать  электромагнит  с  большим  количеством  витков.
Первым в  мире  он  изолировал  медную  проволоку,  обмотав  ее  шелковыми
нитками. Эффект многовиткового индуктора был колоссален.  Появился  первый
бытовой прибор - электрический звонок, который без изменений служит нам до
сих пор.
   Через пять лет  после  открытия  Генри  русский  ученый  Павел  Львович
Шиллинг  уже  испытывал  в  Петербурге  первый  в  мире   электромагнитный
телеграф. Прошло еще два года - и вот сентябрьским днем 1838 года по  Неве
промчался катер с электрическим двигателем Якоби.
   А  вскоре  московская  фабрика  галуна  и  металлической  канители  для
золотого шитья на мундирах освоила новый  вид  продукции  -  изолированный
провод  (впоследствии  на  базе  этой  фабрики   вырос   кабельный   завод
"Электропровод").
   Электромагнетизм начал свое победное шествие. В царстве  электромоторов
старая электростатическая машина была забыта почти начисто. Ее  загнали  в
шкафы школьных физических кабинетов.
   Но вот начался грозный век атомной техники. Для  штурма  атомного  ядра
потребовались высочайшие напряжения, и электростатические генераторы  были
извлечены  из  могильного  склепа.  Наивный  стеклянный  диск,   оклеенный
станиолевыми   лепестками,   вырос   в   огромные   колонны    генераторов
Ван-де-Граафа - неизменных спутников ускорителей заряженных частиц.
   Так электростатика восстала из праха. Она  оказалась  мощным  средством
для проникновения в глубь вещества.


   - Товарищи! - Юра вскочил на ноги. - Товарищи, ветер!
   И вправду, легкий южный ветер моряна  прошелся  над  бухтой,  расправил
флаг главного судьи, зашелестел в ветвях деревьев Приморского бульвара.
   Раздался мелодичный звон рынды, и на мачту взлетел флаг класса "М".
   - Швертам готовиться! - возбужденно сказал Юра.  -  Если  еще  на  балл
раздует - и килям можно будет гоняться. Пошли на яхту!
   После  швертботов  стартовали  яхты  "звездного"  класса  -  маленькие,
легкие, с огромной парусностью: для них ветра хватало.
   А через полчаса ветер набрал силы,  и  настала  очередь  класса  "Л-4".
Частая рында возвестила, что до старта осталось пять минут.
   Ах, эта предстартовая пятиминутка! Надо всячески  изощряться,  чтобы  в
конце пятой минуты быть поближе к старту, но не выскочить раньше времени.
   Четыре удара рынды - осталось четыре минуты. Три, две, одна - и  частая
дробь разрешила старт. Яхты, выбираясь в лавировку против ветра, вышли  на
первую часть пятнадцатимильной дистанции.
   Парусные гонки! Упругой ветровой силой налиты полотнища, и  вздрагивают
шкоты, зажатые в крепких ладонях,  и  вода  говорит,  говорит  под  гулким
днищем, и все вокруг синее и золотое от солнца.
   Футбол - всегда на виду у тысяч зрителей. Иное дело -  парусные  гонки.
Массовый зритель может увидеть только старт и финиш, но  самое  главное  -
редкое  по  красоте  и  напряженности  зрелище  того,  что  происходит  на
дистанции, - ему недоступно. Если  вы  хотите  по-настоящему  оценить  всю
прелесть парусных гонок, сделайтесь их участником, другого способа нет.
   Еще в 1718 году, за два года до создания английского яхт-клуба в Корке,
Петр Первый организовал первый в мире яхт-клуб - "Невскую  флотилию".  Сто
сорок одно судно было роздано "служилым людям разного ранга" с характерным
для Петра живописным приказом: "На тех судах  ничего  тяжелого,  а  именно
кирпичу, извести, дров и протчего, от чего может маратца, не возить... ибо
сии суды даны, дабы их употребляли, как на сухом пути кареты и коляски,  а
не как навозные телеги..."
   К поворотному знаку "Меконг" выбрался одним из  первых.  Обогнув  знак,
пошли выгодным курсом - галфвинд, вполветра, - и Николай  стал  "дожимать"
яхту, идущую  впереди.  "Меконг"  приблизился  к  противнику  параллельным
курсом с наветра и завязал с ним ожесточенный лувинг-матч.


   Давно ушли в вечность морские бои времен Ушакова и Нельсона, но  многие
их приемы еще живут в тактике парусных гонок, в частности - лувинг.
   ...Фрегат догоняет врага с  наветра.  Дюйм  за  дюймом,  фут  за  футом
громада его парусов заслоняет противника, "отнимает ветер".  У  противника
обвисают паруса, он не может маневрировать, ему не уйти от абордажа.
   Короткая команда: "Марсели и крюйсель - на стеньгу!"
   Паруса разворачиваются так, что ветер наваливает фрегат на противника.
   В пушечных палубах - крики, топот. Залп всех орудий подветренного борта
обрушивается на врага. Заброшены абордажные крючья. Интрепель  -  в  одной
руке, кортик - в  зубах,  тяжелые  пистолеты  -  за  поясом,  и,  хватаясь
свободной рукой за что попало,  разъяренные  бойцы  прыгают  на  вражескую
палубу...
   Но противник не позволит так проста отнять у себя ветер. Как только  вы
станете его догонять, он начнет приводиться к ветру, чтобы  стать  поперек
вашего невооруженного носа, угрожая всеми бортовыми пушками.  Это  и  есть
лувинг - мера против обгона с наветра.
   Вам приходится  тоже  привестись  к  ветру,  но  вы  теряете  при  этом
скорость, а противник снова уваливает на старый курс,  и  все  повторяется
снова и снова...


   "Меконг" жал противника, противник лувинговал, и команды  обеих  яхт  в
азарте забыли об остальных участниках гонок. И,  когда  "Меконг"  вырвался
наконец вперед, почти все другие яхты, обогнав их, уже огибали второй знак
и  выходили  на  фордевинд,  поднимая  белые  "пузыри"  огромных  овальных
спинакеров - специальных парусов для прямого курса.
   - Препятствие на курсе! -  крикнул  Юра,  привстав  на  одно  колено  и
вглядываясь вперед. - Две шлюпки по носу стоят без хода!
   "Меконг", покачиваясь, сближался с двумя шлюпками. В  одной  из  них  -
моторном катере - сидел человек в соломенной шляпе. Оттуда доносился  звук
работающего мотора, но катер не двигался с места.
   Вторая шлюпка, стоявшая поодаль, была пуста.
   - Эй, на моторке! - заорал Юра, перегибаясь через борт. - Дорогу!
   Но человек в соломенной шляпе не слышал.  Он  встал,  прошел  на  корму
катера и резко взмахнул рукой, будто отгоняя кого-то, хотя  вокруг  никого
не было видно. Потом  быстро  взглянул  на  приближающуюся  яхту  и  снова
отвернулся. Моторка резко качнулась, и тогда он  сердито  закричал,  и  до
ушей экипажа "Меконга" донеслось:
   - Прекратите, или я...
   В этот  момент  произошла  неприятность.  Иногда  можно  поверить,  что
природа активно враждебна человеку. "Иначе  -  чем  объяснить,  что  ветер
"издыхает" в середине воскресного дня, в самый разгар парусных гонок?..
   Паруса заполоскали и  безжизненно  обвисли.  Пробежав  еще  немного  по
инерции, "Меконг" остановился в полукабельтове [кабельтов -  одна  десятая
морской мили, 185 метров] от моторки.
   - Все! Команде загорать, - сказал Юра. - Сплошной кабак сегодня,  а  не
гонки!
   Посвистывая, он поскреб  ногтями  гик,  потом  бросил  за  борт  десять
копеек, но и эти освященные столетиями средства не вызвали ветра.
   - Прошу засвидетельствовать: я сделал все, что мог, - официальным тоном
сказал Юра. И, растянувшись на баке, заунывно запел:

   Речка движется и не дви-жется,
   Хуже не было в жизни дня.
   Неудобно мне громко высказать
   То, что на сердце у ме-ня...



        8. ВОВА ОПЯТЬ РАССЕРДИЛСЯ НА ЭЛЕКТРИЧЕСТВО,
        НО УСПОКОИЛСЯ, ПОДУМАВ О ЗЕРНИСТОЙ ИКРЕ

                                  Кто сыщет во тьме глубины
                                  Мой кубок, и с ним возвратится безбедно,
                                  Тому он и будет наградой победной.
                                                         Ф.Шиллер, "Кубок"

   Николай поглядел на далекий берег, на вписанный  в  голубое  небо  брус
холодильника и сказал негромко:
   - А ведь это то самое место, где мы женщину подобрали. Помните?
   - Нет, - сказал Юра, - мы не помним. И место не то. И  женщины  никакой
не было.
   Николай скосил глаз на друга и ничего не ответил.
   - Надо бы нам, товарищи, четвертого человека в  команду,  -  проговорил
Привалов. - Одному на стакселе  и  бакштагах  трудно  работать.  Потому  и
отстали.
   - Валерка Горбачевский набивался однажды, -  сказал  Николай.  -  Взять
его, что ли?
   Вдруг стало очень тихо: на катере остановился мотор.  Оттуда  донеслись
обрывки странного разговора:
   - ...Первый сюда пришел... Все, что найду, мое.
   - Глупости! Море принадлежит не вам, а всем...
   - А вот я тебе покажу, кому принадлежит...
   Моторка снова закачалась, человек в соломенной шляпе замахал руками.
   - С кем он  там  разговаривает?  -  Николай  внимательно  посмотрел  на
моторку. Затем принес из каюты бинокль и навел на соломенную шляпу. -  Так
и есть! Чувствую, что знакомый голос. Борис Иванович, это Опрятин.
   - Передайте ему привет, - проворчал Привалов.
   - Ах, черт! - воскликнул Николай. - Юрка, ты горевал о нашем  акваланге
- на, полюбуйся на него.
   Юра взял бинокль и отчетливо увидел крупную голову  Вовы,  торчащую  из
воды рядом с бортом моторки. Маска  была  сдвинута  на  лоб,  рука  атлета
лежала на транцевой доске моторки.
   - Верно. - Юра опустил бинокль. - Акваланг в опасности.  По-моему,  они
хотят утопить друг друга.
   - Хотел бы я знать, что они тут  делают,  -  сказал  Николай.  -  Борис
Иванович, вы не возражаете, если я немного поплаваю?
   - Только недолго. Ветер может вот-вот...
   - Я недолго. - Николай бросился в воду и поплыл к моторке.
   Привалов закурил и, щуря глаз, выпустил дым из ноздрей.
   - А ну-ка, Юра, расскажите еще раз о ваших опытах,  -  негромко  сказал
он.


   В  то  утро  Опрятин  больше  часа  провозился  на  маленькой  пристани
Института физики моря. На борту одного из институтских катеров он закрепил
вьюшку  с  тонким   кабелем,   на   конце   которого   помещался   сильный
электромагнит.
   Бенедиктов сказал, что но