резубцы,  а  из  трезубцев  ударяли
зеленые молнии, и зелеными молниями краснокожие люди дробили скалы.
   Лю Цин-чжен и индийский мудрец содрогались от страха, но боги  избавили
их от ударов молний. А когда много скал  было  избито  молниями  в  мелкий
щебень, краснокожие люди вынесли из пасти зверя свиток, развернули  его  и
превратили в дорожку, которая бежала сама собой,  оставаясь  на  месте.  И
хотели они кормить зверя битым камнем, но камень не давался им  в  руки  и
падал сквозь ладони, как вода сквозь решето. Тогда принесли они золотые  и
серебряные прутья и сделали из них клетку и поставили над кучей  щебня.  И
вытянули из тела зверя красные жилы и привязали их к клетке. И услышали Лю
Цин-чжен и его учитель долгий вопль дивного зверя и видели  сияние  вокруг
клетки, и ноздри их обоняли свежесть небесной  грозы.  Битый  камень  стал
послушен рукам краснокожих людей, и бросали они его на бегущую дорожку,  и
камни неслись в пасть зверя, и глотал зверь камни. А потом скрылись люди в
звериной пасти и унесли все прутья от клетки, и  страшно  рычал  зверь  от
удовольствия, переваривая камни. А потом отрыгнул зверь остатки  съеденных
камней, и были они черные и обожженные утробой его, и зеленый дым  шел  от
них. И с камнями изверг  зверь  железные  короны,  похожие  на  цветки  со
многими лепестками, и захлопнулась пасть его. И зверь  поднялся  на  хвост
свой, извергая огонь, взлетел вверх и, опираясь на огонь, долго стоял  над
горой.
   Лю Цин-чжен и учитель его пали на землю,  ибо  воздух  стал  горячим  и
тяжелым и палил их и угнетал. А когда они осмелились поднять глаза,  зверя
не было, лишь на дне ущелья лежали горелые камни - остатки его пищи.
   Долго сидели Лю Цин-чжен и индус, его учитель, и  молча  углублялись  в
себя, дабы познать происшедшее.
   И встал индус и хотел взять  руками  остатки  пищи  небесного  зверя  и
железные цветки, но пальцы его проходили сквозь них, и не держались они  в
руках его.
   И еще три дня углублялись они в себя. А  наутро  четвертого  дня  индус
сказал:
   - Неправы мы, считая окружающее за Майю, за кажущееся. Нет Майи, а есть
вещи - зримые или слышимые, или иные, но все - вещи. Взгляни на эти камни.
Были они ощутимы и зримы для нас, а для небесных пришельцев были зримы, но
не ощутимы. Но они имели знание, Знанием изменили  они  сущность  камня  и
ощутили его. Горе мне! Сколько лет потерял я на поиски познания! Не там  я
его искал! Человек властен над вещами. Он плавит руду и получает  металлы,
он рубит деревья и варит смолы. Нет Майи, есть вещи и власть человека  над
ними.
   И ушел. А Лю Цин-чжен был тверд духом. Он записал виденное и, освободив
ум свой, углубился в себя и вернулся к созерцанию. Вновь он обрел покой, и
вновь покой был нарушен: учитель его вернулся в ущелье.
   Был он богато наряжен и явился  со  многими  слугами.  Слуги  поставили
богатый шатер и осквернили воздух запахом пищи, а бывший учитель  прельщал
Лю Цинчжена, совращая его с пути. И Лю Цин-чжен,  чтобы  не  слышать  его,
читал на память сутру Прагна Парамита о небытии Явлений, Форм и Вещей.
   Индус опечалился и оставил Лю  Цин-чжена.  Слуги  поставили  перед  ним
черный  круг  с  золотыми  пластинками  и  долго   вращали   его   подобно
молитвенному колесу, и сыпались искры с круга, и далеко  пахло  свежестью.
И, подражая  посланцам  небес,  индус  ставил  над  камнями  и  железом  -
остатками пищи небесного зверя - золотую клетку  и  повторял  дела  их,  и
стали камни ему послушными, и он брал их руками.
   - Лю Цин-чжен, - воззвал он. - Некий знатный человек дал  мне  слуг,  и
пищу, и утварь, и буду я жить в доме его и искать Власть  над  Вещами.  Ты
следовал мне ранее, последуй же и сейчас.
   Но Лю Цин-чжен не слушал святотатца. Знал он, что индус, и слуги его, и
горы, все - Майя, мир призрачный.
   И индус ушел со слугами, унося камни и железо небесных пришельцев. А Лю
Цин-чжен долго еще оставался в горах, а потом спустился в долину,  в  храм
Воплощения. И, обретя святость, вернулся  на  родину,  чтобы  учить  людей
кротости и смирению, ибо мир чувствований - лишь Майя, кажущееся, небытие.
   А тот индус, как было слышно, войдя в дела земных владык, познал  нечто
тайное и потому был умерщвлен. И дух его  получил  дурное  перевоплощение,
уйдя вниз по Лестнице Совершенствования. И так будет  со  всяким,  кто  не
поймет, что чудеса и знамения неба нельзя истолковывать как  вещественное,
что такое  толкование  оскорбляет  богов,  ибо  мир  вещей  -  лишь  Майя,
кажущееся.


   Ли Вэй-сэн умолк. Он аккуратно сложил фотокопии  в  папку,  затем  снял
свои восьмиугольные очки и протер их платком.
   За окном медленно угасали последние отблески заката. Где-то в  сосновом
лесу крикнула птица. Наплывала синяя тишина подмосковного вечера.
   Странное очарование сказки овладело гостями Ли Вэй-сэна. Первым нарушил
молчание Багбанлы. Он встал, прошелся по комнате.
   - Индус из сказочки, - сказал он, -  смахивает  на  ученого  старца  из
матвеевских писаний. К какому времени относится ваша сказка?
   - Не раньше шестого века по европейскому  летосчислению.  Герой  сказки
читал книги, вывезенные Сюань-цзаном из Индии, а Сюань-цзан жил  в  шестом
веке.
   - Позвольте, в сказке упомянут год.
   - Да, Лю Цин-чжен пришел в Индию в год Металла и Тигра.
   - Что это значит?
   - По старой системе это  двадцать  седьмой  год  цикла,  а  в  цикле  -
шестьдесят лет. Первый год цикла - год Дерева и Мыши.
   - А если перевести на нашу систему?
   - Пожалуйста, - сказал китаец. - В  цикле,  в  котором  мы  живем,  год
Металла и Тигра был в 1951 году. Теперь возьмем интервал в шестьдесят лет.
Годы Металла и Тигра  приходятся,  следовательно,  на  1891,  1831,  1771,
1711...
   - Тысяча семьсот одиннадцатый? -  прервал  его  Привалов.  -  Этот  год
вполне вяжется с рукописью Матвеева. Сказочный Лю Цин-чжен мог встретиться
с ученым  индусом,  который  несколько  лет  спустя  сделал  нож  Матвеева
проницаемым.
   Ли Вэй-сэн улыбнулся:
   - Может быть, может быть...
   - А что?  -  сказал  Привалов  мечтательно.  -  Представьте  себе,  что
где-нибудь в Гималаях совершил вынужденную посадку космический корабль  из
далеких  миров.  Из  мира,  где  связи  вещества  носят  другой  характер.
Космонавтам  понадобилось,  скажем,  пополнить  запас  ядерного  горючего.
Земные горные породы оказались для них достаточно активными. Они  наломали
камня электроискровым способом...
   - По методу Лазаренко? [Б.Р. и Н.И.Лазаренко - создатели  промышленного
метода электроискровой обработки] - ехидно спросил Багбанлы.
   - По методу _своего_ Лазаренко...  Но  земные  предметы  были  для  них
проницаемыми. Тогда они собрали какую-то  установку  и  изменили  свойства
камня - сделали его непроницаемым для  себя,  -  значит,  проницаемым  для
земных людей, - и  по  ленточному  конвейеру  погрузили  его  на  корабль.
Потом... Потом они подремонтировались, заменили какие-нибудь  шестерни,  а
негодные выбросили - это и были "железные цветы" - и улетели, так сказать,
к месту назначения.
   - Тебе бы  научно-фантастические  романы  писать,  Борис,  -  засмеялся
Багбанлы.
   Григорий Маркович  помалкивал.  Он  рисовал  в  блокнотике  причудливую
голову бородатого старика с орлиным носом. Казалось,  ученый  был  всецело
поглощен рисованием. Вдруг он поднял голову и посмотрел на Багбанлы.
   - А почему бы и нет, Бахтияр Халилович? - сказал он. - Все возможно  на
этом свете. Самая дерзкая фантастика не может сегодня удивить науку.
   - Не спорю. Но космический корабль в Гималаях...
   - Индус случайно  оказался  в  горах,  -  спокойно  продолжал  Григорий
Маркович. - Он наблюдал за пришельцами из космоса. Вероятно, он  и  раньше
занимался  физикой.  Перестроенное  вещество  камней   он,   быть   может,
использовал как источник для переноса их свойств на другие предметы.
   - Для переноса свойств? - Привалов вскочил со стула. -  Какая  странная
мысль!
   - Отнюдь, - возразил ученый. - Если бы у нас был предмет из вещества  с
измененными связями, ну хотя бы этот легендарный матвеевский  нож,  мы  бы
прежде всего стали искать способ передачи его свойств.
   - Значит, мы идем неверным путем? - Привалов был взволнован. -  Значит,
"сукрутина в две четверти", описанная Матвеевым, была не кольцом  Мебиуса,
а чем-то иным?
   - Мы идем верным путем, Борис Иванович. Что до "сукрутины", то  кто  ее
знает?.. Просто какая-то деталь установки.  Важно,  что  самое  это  слово
навело вашего Потапкина на превосходную мысль. Впрочем, - добавил  ученый,
помолчав немного, - все это не более как предположения. Могло  и  не  быть
космического корабля, который  так  не  нравится  нашему  другу  Багбанлы.
Сказочка, привезенная нашим другом Ли, быть может,  просто  плод  богатого
воображения. Одно несомненно: в Индия начала восемнадцатого  века  работал
безвестный великий ученый. Он намного обогнал свое  время,  и  судьба  его
была трагичной.
   В наступившей тишине раздался голос Ли Вэй-сэна:
   -  Правильно,  коллега!  В  глубинах  истории  таится  много   подобных
трагедий. Я со  скорбью  думаю  о  мудрецах  моей  страны,  чьих  имен  не
сохранила история. Я с гневом думаю о том, сколько сил предоставило...  то
есть положило человечество на выдумывание религий, на  поиски  того,  чего
нет. Врата Полного Познания! Воистину мы должны  работать  как  одержимые,
чтобы распахнуть их.
   Китаец подошел к двери, щелкнул выключателем. Яркий  белый  свет  залил
комнату.
   Борис Иванович думал о Лю Цин-чжене и индийском мудреце. Его мысленному
взору предстали грозные  отроги  Гималаев.  Измученные  люди  приносили  с
горных вершин какие-то смолы... О  них  упоминал  Матвеев,  и  это  навело
Колтухова на мысль  о  мощно  заряженных  электретах.  "Недооценивают  еще
электреты", - всплыл в памяти скрипучий голос Павла Степановича...


   Он  вслушался  в  беседу  ученых.  Ли  Вэй-сэн  рассказывал  что-то  из
китайской истории. Воспользовавшись первой паузой, Привалов сказал:
   - Товарищи, а что, если "заткнуть" энергетический провал электретами?
   - Электретами? - Григорий Маркович удивленно посмотрел на  него.  -  Но
это очень слабенький, хотя и неиссякаемый источник.
   - Слабенький? А вот послушайте! - И Привалов рассказал  об  эпизоде  из
матвеевской рукописи и о предположении  Колтухова,  что  люди  Лал  Чандра
заряжали смолу космическими лучами.
   - Да, припоминаю этот эпизод, - заметил академик, - но, признаться,  не
приходило в голову... Ну-ну, продолжайте.
   Борис Иванович воодушевился и подробно рассказал об опытах Колтухова  с
электретными покрытиями для труб.
   Китаец быстро покрывал блокнот строчками иероглифов.
   - Это мысль, - сказал Багбанлы, когда Борис Иванович умолк.  -  Клянусь
аллахом,  неплохая  мысль!  Академия  располагает  самым  мощным  в   мире
электростатическим  генератором.  Давайте  зарядим  от   него   смолу   по
колтуховскому рецепту.
   - Мощная,  неиссякаемая  батарея  электретов,  -  задумчиво  проговорил
Григорий Маркович. - Хорошо, попробуем. В крайнем  случае  мы  свяжемся  с
нашей  высокогорной  станцией  на  Памире,  которая  изучает   космическое
излучение... - Он помолчал немного. - Частотный  режим  нам  ясен.  Теперь
займемся  энергетическим.  Вот  что  мы  сделаем.  Построим  вашу   модель
беструбного нефтепровода, Бахтияр Халилович, только без стеклянных трубок,
а в небольшом бассейне.
   - Как у Лал Чандра? - спросил Привалов.
   - Примерно. Только без театральных эффектов  вроде  горящей  воды.  Лал
Чандр,  очевидно,  разлагал  воду  в  бассейне  электролизом  и   поджигал
выделяющийся водород искрой. Нам это ни  к  чему.  А  вот  прокачка  масла
сквозь воду - ею мы и займемся. Мы оборудуем в бассейне кольца  Мебиуса  -
приемное и передающее. Поставим установку энергетического  луча.  Испытаем
электреты... Ну-с, и попробуем прогнать струю нефтепродукта  сквозь  воду.
Посмотрим, как поведет себя перестроенное  вещество  в  рамках  усиленного
поверхностного натяжения. Мне бы хотелось, товарищи южане,  задержать  вас
на месяц-полтора в институте. Не возражаете?
   - Со мной просто, - сказал Багбанлы. - Письмо президиума академии  -  и
все.  Но  вот  юноша,  -  он  кивнул   на   Привалова,   -   представитель
промышленности. С ним посложнее.
   - Завтра позвоню Лиде Ивановой, - сказал  Григорий  Маркович  и  сделал
пометку в записной книжке. - Она уладит это через главное управление.  Так
вот. Думаю, что осенью мы сможем перекинуться к вам,  на  Каспий.  Выберем
подходящий участок моря и поставим опыт уже в естественных условиях.
   - В промышленных, - заметил Привалов.
   -  Верно.  Кстати,  мне  нужно  побывать  на  Каспии   не   только   по
трубопроводным делам. Есть еще одна задача, не менее важная.
   - Не секрет? - спросил Привалов.
   - Вы, должно быть, знаете эту проблему: повышение уровня моря проливным
дождем.
   -  Наслышаны,  -  сказал  Багбанлы.  -  Кипятильник  на  Черном   море,
паропровод над Кавказским перешей ком, конденсация облаков над  Каспием  и
ливень вроде библейского. Не знал, что вы имеете отношение.
   - Частично. Там есть у вас Институт физики моря. Мы дали  им  некоторые
исходные данные для опытной установки по конденсации облаков. Они  собрали
установку  на  каком-то  необитаемом  островке.  Работу  эту  ведет  некто
Опрятин, кандидат наук.
   - Знаем Опрятина, - сказал Привалов.
   - Что-то затянул работу сей  муж,  -  продолжал  Григорий  Маркович.  -
Впрочем, я их не тороплю. У нас  тут  возникла,  видите  ли,  новая  идея.
Пожалуй, можно будет обойтись без ливня... Но это пока секрет. - Он встал.
- Итак, друзья, завтра с утра прошу ко мне. Займемся электретами.



        5. ЭКИПАЖ "МЕКОНГА" ОСВАИВАЕТ НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ

                                       Не хочешь ли жениться во синем море
                                       На душечке, на красныя девушке?
                                             Былина "Садко, богатый гость"

   <b>Первый день</b>

   Руки вверх-вниз, вверх-вниз... Стоя на  коленях  возле  Юриной  головы,
Николай ожесточенно бросал его руки вверх-вниз...
   Валя стояла рядом. Ее трясло. Прижав ладони к щекам, она бормотала  как
помешанная:
   - Нет... Нет...
   Вдруг Юра коротко простонал. Валя припала к нему, всхлипнула.
   - Отойди! - крикнул Николай, с новой силой набрасываясь на Юру.
   Вверх-вниз, еще... еще...
   Юра дернулся, открыл глаза. Вздохнул. Его стало рвать.
   А буря неслась над островом, дико завывал ветер, и грохотал, разбиваясь
о  камни,  прибой.  Ложбину  заносило  песком.  Песок  скрипел  на  зубах,
забирался в уши.
   - Жив, - сказал Николай и без сил повалился на песок.
   - Голова трещит,  -  пробормотал  Юра,  вглядываясь  в  темные  фигуры,
обступившие его. - Два, три, четыре, - сосчитал он. - А Рекс? Ага,  тут...
- Он закрыл глаза.
   Валя крепко держала его за руку.
   - Об кнехт головой ударился, - сказал он немного погодя. -  Когда  меня
стакселем сшибло...
   - Коля тебя из воды вытащил, - сказала Валя.
   Крупные  слезы  бежали  у  нее  по  щекам.  Юра  промычал  что-то,   ей
показалось: "Правильно сделал".
   Когда рассвело, экипаж "Меконга"  поднялся  на  увал.  Увидели  полоску
пляжа, заваленную круглой галькой. Кое-где торчали из песка пучки  высокой
и жесткой травы бурого цвета. На каменистой отмели боком  лежал  "Меконг".
Без мачты он казался мертвым, обезглавленным. Волны  перекатывались  через
него. Море было темно-серое, злое, в белых барашках. Юра негромко сказал:
   - Раздался  страшный  скрежет,  и  трехмачтовый  барк  "Аретуза"  резко
накренился...
   Длинный, в трусах и неизменной красной косынке, он стоял рядом с Валей.
Он заметно осунулся и побледнел за  ночь  и  время  от  времени  морщился:
голова мучительно болела.
   - Посмотреть, что с яхтой, - сказал Николай и сбежал на пляж.
   Юра двинулся было за ним, но Николай оглянулся и крикнул:
   - Тебе нельзя. Валерка, пошли!
   Вдвоем с Валеркой они побрели по отмели против тяжелых, холодных  волн.
Дно было усеяно крупными обломками песчаника.
   Яхта плотно засела килем между  подводными  камнями.  Сломанная  мачта,
державшаяся на форштаге, билась о белый борт.
   Николай и Валерка вскарабкались на  палубу  "Меконга"  и  пробрались  в
каюту, до половины залитую водой. Все здесь было неузнаваемо: иллюминаторы
выбиты, на поверхности плавали чья-то туфля,  несколько  бубликов,  связка
лука. В правом борту, скрытом под водой, зияла пробоина шириной  в  четыре
доски: Николай обнаружил это, угодив в нее ногой.
   - Плохо дело, - проворчал он. - Застряли мы здесь...
   Он  нырнул  и  зашарил  руками  в  затопленном  углу   каюты.   Вытащил
брезентовый мешок с инструментом.
   - Теперь на душе полегче, - сказал он отфыркиваясь.
   - И спиннинг уцелел! - воскликнул Валерка.  Ночью  он  был  молчалив  и
немного  напуган,  а  теперь  повеселел.  -  Рыбу  будем  ловить,  заживем
робинзонами!
   Они вытащили наверх все, что не унесла вода через пробоину.  Освободили
стлани и решетки, собрали из  них  плотик,  погрузили  на  него  спасенное
имущество. Груз крепко привязали веревками и потащили на берег.
   - Эй, сухопутная партия! -  крикнул  Николай.  -  Разбирайте  и  сушите
имущество!
   По пляжу с веселым гавканьем носился  Рекс.  Должно  быть,  он  начисто
позабыл о ночном приключении.
   Николай с Валеркой совершили второй рейс к яхте и  вернулись,  сгибаясь
под тяжестью намокших парусов. Затем они притащили на берег мачту.
   Разостлали для просушки паруса, придавив по  углам  камнями,  чтобы  не
унесло ветром.  Разложили  на  прибрежной  гальке  спасенное  имущество  -
одежду, продовольствие. Валерка озабоченно осмотрел патефон, вылил из него
воду, вынул из мокрой коробки чудом уцелевшие  пластинки.  Юра  порылся  в
карманах своих брюк, с которых ручьями бежала вода, и извлек отвертку.  Он
любовно оглядел ее, подбросил и поймал за цветную рукоятку. Впервые за это
утро на его бледных губах появилась довольная улыбка.
   Шторм не утихал. Ветер с воем гнал  на  остров  низкие  косматые  тучи,
кружевной пеной закипала на отмели беснующаяся вода.
   Клочок невзрачной, неуютной земли среди яростного  моря.  И  пятеро  на
берегу. Пятеро, не считая собаки.
   Рита, осторожно ступая босыми ногами по гальке, подошла к Николаю:
   - Что будем делать, коммодор?
   - Завтракать, - сказал он. - Прежде всего - завтракать.
   Они перешли в ложбинку между увалами -  здесь  было  тише.  Юра  вскрыл
ножом три банки мясных консервов, позвал:
   - Товарищи робинзоны, прошу к столу.
   - А разогреть их нельзя? - спросила Валя.
   - Ты сможешь зажечь примус без керосина и спичек?
   - Неужели спички исчезли? Как же теперь без огня?..
   - Огонь будет, - пообещал Юра. - Не в каменном веке живем.
   Ели молча. Два ножа, две отвертки и Юрин "Дюрандаль" заменяли  столовые
приборы.
   - Закурить бы теперь, - сказал Николай, отбрасывая пустую банку.  -  Да
весь табачный запас смыло за борт... Ну ладно.
   Он коротко доложил экипажу "Меконга" обстановку:
   - Яхта разбита, посему дальнейшее плавание отменяется. Придется немного
пожить на острове.  В  архипелаге  часто  бывают  рыбаки  и  суда  морской
нефтеразведки, так что беспокоиться нечего. По ночам будем жечь сигнальный
костер. Продовольствие придется взять на строгий учет...
   - Зачем же дали псу целую банку? - спросила Валя.
   - Потому что пес ничего не читал о кораблекрушениях и не поймет, почему
он должен страдать, - возразил Юра. - Давайте подсчитаем, что у нас  есть.
Уважающие себя робинзоны всегда начинали с этого.
   Из  продовольствия  уцелело:  девять  банок  мясных  консервов;  четыре
коробки сардин, жестяная банка с сухарями; три пачки концентрата "суп-пюре
гороховый" в бумажных расползающихся обертках; двадцать  семь  картофелин;
шесть  пачек  печенья  "Привет",  раскисшего   в   тесто;   связка   лука.
Безвозвратно исчезли мука, сахар, пшено и  сливочное  масло.  Сохранились,
правда, две бутылки подсолнечного.
   - А как с водой? - спросила Рита.
   - Воды хватит. - Николай ткнул ногой  в  деревянный  анкерок.  -  Здесь
литров тридцать, хватит на добрых десять дней. Да еще ионообменная смола -
она даст литров двадцать опресненной  морской  воды.  Вот  с  едой  у  нас
похуже.
   - Рыбу будем ловить, - сказал Валерка.
   - Верно. Устроим рыбный стол. Консервы побережем на крайний  случай.  В
общем, не пропадем.
   - Мы-то не пропадем, а  вот  соль  пропала,  -  заметил  Юра,  роясь  в
продовольственных запасах. - Уплыла в герметичной банке.
   - По крайней мере, она не промокнет, - вставил Валерка.
   Юра ухмыльнулся:
   - Малыш делает успехи.
   Валерка просиял: не часто он удостаивался похвалы.
   Еще уцелели: Ритин сарафан, одна Валина босоножка на правую ногу и одна
Валеркина  туфля  -  на  левую,   одеяла,   примус,   патефон,   акваланг,
фотоаппарат, спиннинг, бинокль и компас. Из книг  -  лоция  и  "Исполнение
желаний" Каверина; ветер равнодушно листал их  страницы.  Размокшая  карта
сушилась на берегу, обложенная камешками. Из посуды - котелок, кастрюля  и
брезентовое ведро. В инструментальном мешке, кроме двух ножей и  отверток,
оказались: топорик,  плоскогубцы,  зубило,  ножовка,  гвозди,  жестянка  с
нитками и парусными иглами и банка  с  пастой  "Нэдэ"  для  чистки  медных
частей  яхты.  Этикетка  извещала,  что  паста  предназначена  для  чистки
драгоценностей, зубных протезов, унитазов, самоваров, духовых  музыкальных
инструментов и троллейбусов.
   - Самое смешное, - сказал Николай, повертев банку в руках,  -  что  все
это правда. Жаль, у нас нет ни троллейбусов, ни драгоценностей.
   Часы были у всех, но шли только у Риты и Валерика. У  Николая  они  шли
только при раскачивании, а пылевлагонепроницаемые противоударные часы  Юры
не реагировали даже на раскачивание.
   - Это в соответствии с паспортом, - объяснил Юра. - Там сказано: беречь
от ударов и попадания влаги.
   Он принялся изучать карту, водя пальцем по  еще  не  просохшему  листу.
Николай подсел к нему, спросил:
   - Куда нас выбросило?
   - По-моему, это остров Ипатия, -  сказал  Юра.  -  Нас  снесло  к  югу,
крутились мы вот здесь... Да, остров Ипатия. - Он  полистал  лоцию.  -  Он
всего сто пятьдесят лет, как вылез из воды. Раньше  здесь  была  мель,  ее
называли Чертовым Городищем.
   - Почему? - спросила Валя.
   - Видишь, остров состоит из ряда параллельных гребней и  ложбин?  Когда
он был подводной мелью, промеры показывали резкое чередование глубин.  Вот
и решили, что это дома и  улицы  затонувшего  города.  Ходили  слухи,  что
кто-то в тихую погоду видел этот город  сквозь  воду  и  слышал  плач  его
жителей.
   - Юрик, а теперь остров необитаем?
   - Теперь! - усмехнулся Юра. - Да, Валечка, мы первые обитатели  Чертова
Городища.
   К полудню ветер утих,  и  стало  теплее.  Робинзоны  принялись  строить
жилье. Мачту уложили на гребне увала так, чтобы  конец  ее  метра  на  три
выступал над ложбинкой. Основание мачты завалили  камнями,  а  выступающий
конец подперли скрещенными баграми. Этот каркас покрыли  спинакером,  края
его привязали к колышкам, вбитым в грунт.  Часть  палатки  отгородили  для
женщин штормовым стакселем. Сложенный грот служил "полом", вход в  палатку
завесили ходовым стакселем.
   - Вигвам получился что надо. -  Юра  поцокал  языком.  -  Я,  может,  с
детства мечтал пожить в таком уютном вигвамчике.
   - Так, - сказал  Николай.  -  Следующая  проблема  -  огонь.  Вроде  бы
проясняется малость. Как только  выглянет  солнце,  будет  огонь.  А  пока
давайте соберем дровишек для костра.
   - Можно подумать, что  для  нас  тут  припасли  дрова!  -  Валя  пожала
плечами.
   - Море припасло. Учти,  что  к  северу  от  острова  -  материк,  густо
населенный людьми. Господствующие  ветры  -  северные.  Наш  лагерь  -  на
северном берегу острова. Значит, дрова есть.
   Валерке поручили выбрать место  потише  и  попытать  счастья  в  рыбной
ловле. Остальные пошли по берегу.
   - Дрова номер один, - воскликнул  Николай,  поднимая  с  песка  старую,
потрескавшуюся шлюпочную решетку.
   Потом  стали  попадаться  ящичные  доски,  обломки  брусьев,   балберки
рыбачьих сетей. Была здесь рамка от форточки, кусок  шлюпочного  транца  с
полустертыми  буквами  и  рулевой  петлей,  спинка  стула  и  даже  резное
деревянное блюдо с надписью: "ХлЪбъ-соль Ъшь, а правду рЪжь". Чего  только
не нанесло море за многие годы!
   Когда, нагруженные дровами, возвращались  к  лагерю,  в  просветах  туч
проклюнулась голубизна. Робко выглянуло солнце и тут же  снова  нырнуло  в
тучу.
   Валерка притащил первый улов: несколько  тощих  бычков  и  здоровенного
сазана. Юра осмотрел сазана и сказал:
   - Это тот самый, за которым мы тогда гонялись с ружьем.
   - Узнал приятеля? -  засмеялась  Рита  и,  забрав  сазана,  начала  его
чистить.
   Туча сползла  с  солнца.  Юра  вывернул  из  фотоаппарата  объектив  и,
направив его на солнце, поджег нащипанные волокна веревочной пеньки. После
энергичного  раздувания  занялись  щепки.  И  вот   в   ложбинке,   весело
потрескивая, запылал костер.
   - С вами не пропадешь, - заулыбалась Валя.
   Она налила в кастрюлю воды из анкерка.
   - Стоп! - вмешался Николай. - Много льешь.
   Несмотря на  Валины  протесты,  он  подмешал  в  пресную  воду  немного
морской.
   - Во-первых, экономия пресной воды, - говорил он. - Второе - у нас  нет
соли, а в морской воде она есть. Рыбу  будем  есть  вареную  -  она  лучше
насыщает и меньше будет хотеться пить. Воду будем пить в  горячем  виде  -
это лучше утоляет жажду.
   Наточив ножи  на  плоской  гальке,  парни  вырезали  из  балберок  пять
предметов, более или менее похожих на ложки.
   Обедали с большим аппетитом.
   - В жизни не ела более вкусной ухи! - призналась Рита. - Просто стыдно:
не ем, а жру...
   После  обеда  стало  клонить  ко  сну:  давала  себя  знать  бессонная,
тревожная ночь.
   - Залезайте в вигвам, - распорядился Николай. - А я посижу, мне неохота
спать.
   Он долго сидел один, подбрасывая доски  в  костер.  Под  боком  у  него
дремал Рекс.
   Николай был рад тому, что женщины не проявляли беспокойства,  полностью
доверяя ему и Юре. Но сам-то он понимал, что нельзя особенно  рассчитывать
на помощь извне: вряд ли кто-нибудь посещает этот  островок.  Надо  что-то
придумать...
   Глухо ворчал прибой в первобытной тишине. На западе небо  очистилось  и
стало золотым и оранжевым от закатного солнца.
   Надо что-то придумать...
   Он задремал. И вдруг вскинул  голову,  услышав  шорох.  Рита  вышла  из
палатки, зевнула, села рядом.
   - Коля, - сказала она, пересыпая песок  сквозь  пальцы,  -  мы  надолго
здесь застряли? Мне важно знать.
   - Не знаю. Что-нибудь придумаем... Ты  жалеешь,  что  пошла  с  нами  в
поход? - спросил он, помолчав.
   - Нет. Но мне надо поскорее вернуться в город.
   - Что-нибудь придумаем, - повторил он. - Нет безвыходных положений.
   - Придумай, пожалуйста. - Она улыбнулась ему.
   Вечером Валерка завел патефон. Потом пели хором. Покатываясь со  смеху,
разучили  подходящую  к  обстоятельствам  папуасскую   песню,   вычитанную
Николаем у Миклухо-Маклая. Несколько однообразный  текст  песенки  излагал
технику приготовления пищи из сердцевины саговой пальмы. Юра  дирижировал,
и все пели, взявшись за руки и приплясывая вокруг костра:

   Вам, бам, мараре,
   Мараре, тамоле.
   Мара, мара, мараре,
   Бам, бам, мараре.

   Рекс добросовестно подвывал, задрав морду. Ему  было  все  равно,  чему
подвывать. Он был хороший, вежливый пес.
   Распределили дежурства на ночь -  по  два  часа.  Дежурный  должен  был
поддерживать огонь сигнального костра на гребне увала.
   Юра вызвался дежурить первым. Валя села  рядом  с  ним.  Отблески  огня
пробегали по их лицам.
   - Сильно болит голова? - спросила Валя.
   - Нет. Меньше.
   - Подумать только: если бы не Коля... - Она замолчала,  придвинулась  к
нему. Он обнял ее за плечи.
   Костер - одинокий светлячок в безбрежной ночи. Двое у костра. Вдвоем  в
целом мире...
   Юра сказал незнакомым ей голосом:
   - Валька, знаешь что?.. Давай поженимся.
   Он не видел, как вспыхнуло ее  лицо.  Сыпались  из  костра  искры.  Юра
подался вперед, бросил в огонь обломок доски.
   Валя тихо засмеялась:
   - Надо еще выбраться отсюда...
   - Ты согласна?
   Она быстро поцеловала его и встала.
   - Спокойной ночи, Юрик.
   И пошла к палатке, счастливо улыбаясь в темноту.


   <b>День второй</b>

   Утром шторма как не бывало. Море синее  и  гладкое  -  ни  морщинки.  В
голубом небе - редкие белые паруса облаков.
   Первым проснулся Валерка. Он взял  спиннинг  и,  насвистывая  вчерашнюю
песенку, отправился удить рыбу. Валерка был доволен приключением и заранее
предвкушал, как будет рассказывать о нем своим городским приятелям.
   Затем из палатки вылезли Юра и Николай. Они пошли по отмели к "Меконгу"
и, тщательно осмотрев его, убедились, что своими силами заделать  пробоину
и поднять яхту с камней не удастся.  Нужны  два  понтона  и  катер,  чтобы
отбуксировать ее на яхт-клуб.
   Они вернулись на берег. Николай медленно оглядел в бинокль горизонт.
   - Глянь-ка туда. - Он передал Юре бинокль.
   В окулярах обозначился  ажурный  чертежик,  будто  тушью  сделанный  на
голубом шелке неба. Это была верхушка буровой вышки.
   Выпуклость земного шара  позволяет  наблюдателю,  стоящему  на  берегу,
видеть на расстоянии около двух с половиной миль.  Скрытая  за  горизонтом
часть вышки с основанием имела  высоту  около  сорока  метров:  значит,  с
поверхности моря ее можно было бы увидеть за тринадцать  миль.  Тринадцать
миль, да еще две с половиной, - пятнадцать с половиной миль открытого моря
отделяло вышку от наших наблюдателей.
   Юра сбегал в палатку за  картой  и  компасом.  Ориентировав  карту,  он
убедился, что видит одну из  разведочных  морских  буровых  возле  острова
Черепашьего.
   - Ну, правильно, - сказал он. - Мы на острове  Ипатия.  Если  плыть  по
прямой к Черепашьему,  миль  пятнадцать  будет.  Ориентир  есть  -  вышка.
Рискнуть, а?
   - Нет. Далеко, и течение встречное... Вот что: надо строить плот.
   - Плот?
   - Ага. С парусом и выдвижным килем вроде  "Кон-Тики".  Выберем  день  с
южным ветром - при северном на плоту  бейдевинд  не  пойдешь...  Часов  за
восемь дойдем до Черепашьего. А  там,  может,  геологи  работают,  значит,
будет рация. Сообщим в город, с яхт-клуба моторку пришлют.
   - А если геологов не будет?
   - Пойдем дальше. От острова к острову.
   - Ладно, - сказал Юра. - Плот так плот. Сегодня и начнем.  Видел  вчера
бревна на той отмели?
   - Ага. И  еще  знаешь  что,  Юрка?  Ни  слова  женщинам  о  серьезности
положения. Держим такую линию: мы  потерпели  кораблекрушение  не  посреди
Тихого океана, а на Каспии, в десяти милях от ближайшей бухгалтерии.
   - Ну, потонуть на Каспии  -  удовольствие  не  большее,  чем  на  Тихом
океане. Но я согласен: настроение - веселое!
   После завтрака  наши  робинзоны  отправились  в  обход  острова,  чтобы
исследовать свои новые владения и поискать материал для постройки плота.
   Среди босоногой команды "Меконга" одна Валя была обута: на правой  ноге
у нее была босоножка, на левой красовалась Валеркина туфля.  Она  спокойно
шагала по галечному пляжу, в то время как другие робинзоны  спотыкались  с
непривычки на обломках песчаника.
   Северный берег  острова  был  богат  плавником.  Попадались  и  бревна,
оторванные штормами от "морских сигар", - в них торчали  крепежные  скобы.
Парни выкатили на берег повыше те бревна, которые годились для плота.
   Через полкилометра пологий берег свернул к югу и сделался круче.  Здесь
вода-была голубовато-серая, и  в  ней  бурлили,  лопаясь  на  поверхности,
крупные газовые пузырьки.
   - Опять грифон! - воскликнул Юра.
   - А вот его сухопутный брат, - добавил Николай.
   Действительно, на берегу, в десяти метрах от  воды,  что-то  бурлило  и
фыркало. Вершина небольшого бугра была покрыта теплой, полужидкой  грязью,
медленно сползавшей вниз. Временами на вершине бугра возникал  и  с  шумом
лопался грязевой пузырь.
   Николай поднялся к кратеру,  скинул  рубашку  и  наложил  в  нее  серой
плотной глины.
   - Зачем, Николай Сергеевич? - спросил Валерка.
   - Печку сложим.
   - Ты испортишь рубашку, - сказала Рита.
   - Наоборот. У этой глины хорошие моющие свойства.
   - Никогда бы не подумала...
   Южный  берег  оказался   крутым,   обрывистым,   окаймленным   узенькой
прибрежной полосой. Мелкая галька, валуны. Песка здесь совсем не было.
   - Хорошее место - с моря подходить, - заметил Николай, когда они  вышли
к маленькой бухточке. - Смотрите, глубина прямо от берега,  можно  подойти
вплотную.
   - Да сюда и подходят, - подтвердил  Валерка,  показывая  на  забитую  в
береговую гальку причальную трубу.
   Молодые  инженеры  осмотрели  трубу  и   обнаружили   на   ней   клеймо
Южнотрубного завода и ряд понятных им цифр: размер,  номер  плавки,  марку
стали и год выпуска.
   - Прошлого года! - воскликнул Юра.
   - Значит, здесь бывают геологи. - Николай посмотрел на  Риту.  -  Я  же
говорил, что долго не засидимся.
   - Но плот все равно будем строить? - спросил Валерка.
   - Будем. На всякий случай.
   Обход  острова  не  занял  много  времени:  длина  береговой  линии  не
превышала трех километров.
   - Теперь, товарищи, за работу, - сказал Николай, когда экипаж "Меконга"
вернулся в лагерь. - Валерка, забрасывай  спиннинг.  Пошли,  Юрка,  бревна
таскать.
   С помощью женской  половины  экипажа  Юра  и  Николай  скатили  бревна,
найденные на северном берегу, в воду, связали их веревками и отбуксировали
к лагерю. Попутно Николай прихватил короткий обрубок бревна,  полусгнивший
и покрытый толстым налетом соли.
   - Зачем тебе эта гниль? - спросила Валя.
   - Потом узнаешь.
   Наскоро выкупавшись,  парни  сложили  из  обломков  песчаника  печку  и
обмазали ее вулканической глиной.
   - Оно конечно, костер романтичнее, - говори!  Юра,  -  но  КПД  у  него
поганый, и дров много жрет. В конце концов, мы не первобытные люди...
   Пришел Валерка со  свежим  уловом.  За  ним  бежал  Рекс,  с  интересом
обнюхивая рыбьи хвосты, волочившиеся по гальке.
   Пока варилась уха, Юра скрутил фитилек из расщипанной веревки, сунул  в
пустую консервную  банку  и  налил  подсолнечного  масла.  Поднес  горящую
головешку - фитилек слабо вспыхнул.
   - На случай пасмурной погоды, - объяснил Юра. - Пусть горит, чтоб дрова
зря не жечь.
   - Масло тоже надо экономить, - заметила Валя.
   - Коптилка много не  съест.  А  вы,  между  прочим,  знаете,  товарищи,
историю подсолнечного масла?
   - Расскажите, Юрий Тимофеевич, - попросил Валерка.
   Юра развалился на песке и начал со вкусом:
   - Родина подсолнуха -  древнее  Перу.  Перуанцы  называли  его  цветком
солнца...
   - Неужели инки лузгали семечки? - засмеялась Валя.
   -  Наоборот.  Они  поклонялись  божественному  цветку,  который  всегда
смотрит солнцу в глаза. Потом Перу завоевали испанцы. Вместе с  золотишком
они вывезли в Европу и золотой цветок. В Россию подсолнух ввез Петр Первый
из Голландии. Его  сажали  в  садах  для  красоты.  Позднее  люди  открыли
свойство жареных подсолнечных  семян  -  способствовать  тихому  душевному
разговору... - Юра воодушевился:  -  Это  дивное  лакомство  стало  лучшим
украшением летних вечеров. А в 1835 году воронежский  крестьянин  Бочкарев
первым начал давить из подсолнечных семян масло.  Прекрасное,  золотистое,
как  солнце,  масло,  нужное  и  для  пищи  и  для  приготовления  мыла  и
красителей...
   - Откуда ты знаешь все это? - удивленно спросила Валя.
   - Я хожу по жизни с открытыми глазами, - гордо ответил Юра и повернулся
с живота на спину.
   Он не пожелал признаться,  что  еще  недавно,  занимаясь  пластмассами,
прочитал под нажимом Колтухова несколько  книг  о  естественных  смолах  и
маслах.
   Между тем Николай поджег гнилую деревяшку и, когда она сгорела,  собрал
золу в консервную банку.  Попробовал  на  вкус,  удовлетворенно  кивнул  и
высыпал щепотку золы в кастрюлю с поспевающей ухой.
   - Что ты сделал? - в ужасе закричала Валя. - Сумасшедший!
   - А ты попробуй. - Николай протянул ей банку.
   - Стану я всякую гадость пробовать!
   Рита сунула палец в банку, лизнула, изумленно сказала:
   - Соль!
   - Опять же Миклухо-Маклай помог, - серьезно сказал Николай. - Он писал,
что на Новой Гвинее едят золу дерева, долго пролежавшего в морской воде.
   - Я читала Маклая, но совершенно не помню этого. - Рита  засмеялась.  -
Да, с вами не пропадешь...
   После обода вскипятили  воду,  и  каждый  получил  свою  порцию.  Рексу
налили, как обычно, в банку воды из анкерка.  Но  пес  не  стал  пить.  Он
растянулся в тени палатки и вывалил язык на передние лапы.
   Юра и Николай переглянулись.
   - Что с ним случилось, Колька? С утра пес не пил...
   - А вдруг он взбесится? - забеспокоилась Валя. - Что тогда?
   Николай повернулся к Рите:
   - Может, посмотришь его? Ты же биолог.
   Рита  подозвала  Рекса,  взяла  его  голову  обеими  руками,  тщательно
осмотрела глаза и нос, раскрыла ему пасть.
   - Более здорового пса я не видела. - Она ткнула Рекса носом в банку.  -
Пей, собачка. Ну пожалуйста.
   Но Рекс осторожно высвободился и убежал.
   - Не нравится мне это, -  сказал  Юра.  -  Где  он  там  бегает?  Пойду
посмотрю.
   Он направился в глубь острова. Остальные робинзоны последовали за  ним.
Поднялись на возвышенность и увидели еще один грифон. У его подножия росла
бурая скучная трава. Поблизости, между невысокими  параллельными  увалами,
стояли лужи воды. А между ними бродил Рекс.
   - Вот оно что! В бочонке вода несвежая, а он, видно,  еще  утром  нашел
источник. Ну-ка... - Юра горстью зачерпнул из лужи немного воды.
   Валя подскочила к нему:
   - Не смей пить!
   - Это чистая вода, Валентина. Она вместе с глиной выходит из грифона  и
фильтруется через гальку. О мудрейший из псов! О почтеннейший! Дан  пожать
твою честную лапу!
   Рекс с достоинством протянул лапу.
   - Хороши робинзоны! - продолжал Юра. - Обошли берег, а середину острова
не осмотрели. Хорошо, хоть Рекс за нас думает.
   Робинзоны обогнули грифон и вышли к увалу, за которым синела  та  самая
бухточка с причальной трубой. И  тут  они  увидели  железобетонный  купол,
выступающий из  серой  глины.  Рядом  торчал  бетонный  вывод  вентиляции,
забранный железной решеткой. По другую сторону купола  из  земли  выходила
труба, покрытая окалиной.
   Николай потрогал ее шершавую поверхность, сказал:
   - Очень похоже на выхлопную трубу двигателя.
   В склоне бугра было  углубление,  которое  вело  к  массивной  стальной
двери. На двери висел большой замок, завернутый в промасленную  тряпку.  В
ушках засова болталась свинцовая пломба.
   - Дело серьезное,  -  сказал  Юра,  осмотрев  пломбу.  -  Что  все  это
означает, хотел бы я знать...
   -  Посмотрите  на  Рекса!  -  воскликнула  Рита.  -  Почему  он   такой
беспокойный?
   Пес кружил возле  двери,  обнюхивая  песок,  и  тихонько  рычал.  Потом
отбежал в сторону, стал разгребать лапами гальку.
   - Это сооружение похоже на дот, - задумчиво сказал Николай. - Может, во
время войны здесь была зенитная установка. А теперь дот  приспособили  для
чего-то другого... Склад, что ли...
   - Идите сюда! - крикнул сверху Валерка. - Здесь локатор!
   Действительно, метрах в двадцати от купола высовывалась  из  небольшого
углубления решетчатая металлоконструкция - шаровой сегмент  со  срезанными
краями. Решетка держалась на телескопической тумбе; видимо, ее можно  было
изнутри поднимать вверх.
   - Не похоже на локатор, - сказал Николай, потрогав решетку.  -  Она  не
вращается. Ее можно только выдвигать и опускать.
   - Пойдемте-ка, братцы, отсюда, - сказал Юра. - Здесь что-то  секретное.
Не нашего ума дело.
   - Почему собака все время рычит?  Рекс,  ко  мне!  -  позвала  Рита.  -
Успокойся. Пойдем домой, собачка.
   Вернулись в лагерь. До вечера парни обсуждали, как лучше строить  плот,
спорили, чертили щепками на песке.
   После ужина  зажгли  сигнальный  костер,  расселись  кружком.  Это  уже
начинало входить в обычай - вечерняя беседа  у  костра.  Валерка  притащил
брезентовое ведро с морской водой для мытья  того,  что  женщины  называли
"наша посуда". На плече он  нес  подобранный  на  берегу  обломок  старого
весла.
   - Что за лопату несешь на блестящем плече, чужеземец?  -  спросил  Юра,
придерживаясь декламационной школы Сурена Кочаряна.
   - Это не лопата, а весло, - ответил Валерик несколько удивленно.
   - Вернемся в город - дам тебе Гомера почитать, - сказал Юра. -  Старика
надо знать.
   - Подумаешь, запомнил одну строчку из "Одиссеи" и бахвалится! - сказала
Валя, ополаскивая кастрюлю.
   - Ах, одну строчку? - У Юры в глазах  появился  охотничий  блеск.  -  А
можно, товарищ филолог, задать вам один маленький вопросик на классическую
тему?
   - Хоть двадцать один.
   Юра подмигнул Николаю и сказал медленно и немного в нос:
   - Тогда,  будь  добра,  скажи  мне,  как  в  "Одиссее"  освещен  вопрос
термической обработки инструментальной стали.
   - Вот еще! - Валя озадаченно посмотрела  на  Юру.  -  У  Гомера  ничего
подобного нет.
   - Ах, нету? - Юра был страшно доволен. - А ты  вспомни  то  место,  где
Одиссей вонзает горящий кол в глаз  циклопа  Полифема.  -  И  он  прочитал
нараспев:

   Так расторопный ковач, изготовив топор иль секиру,
   В воду металл, на огне раскаливши его, чтоб двойную
   Крепость имел, погружает, и звонко шипит он в холодной
   Влаге - так глаз зашипел, острием раскаленным пронзенный...

   Несколько мгновений длилось молчание. Валя  сердито  вытирала  кастрюлю
обрывком Юриной рваной рубахи.
   - Еще можно спросить? - ласково осведомился Юра.
   - Спрашивай.
   - Подожди, Юрка, теперь моя очередь, - сказал Николай.  -  Ты  "Мертвые
души" хорошо помнишь, Валентина?
   - Конечно. - На сей раз Валин голос прозвучал менее уверенно.
   - Тогда ответь: что  говорит  Гоголь  о  способах  защиты  строительных
сооружений от коррозии?
   - Я недавно перечитывала "Мертвые души", но ничего подобного не  помню,
- сказала Рита улыбаясь.
   - Эти черти  такое  выкапывают...  -  отозвалась  Валя,  морща  лоб  от
напряжения.
   - Во втором  томе,  -  уточнил  Николай.  -  Чичиков  едет  к  генералу
Бетрищеву. Ну?
   - Ничего там нет о коррозии.
   - Есть. Помнишь, Гоголь описывает резной  фронтон  генеральского  дома,
опиравшийся на сколько-то коринфских колонн? И дальше - дословно: "Повсюду
несло масляной краской, все обновляющей и ничему не  дающей  состариться".
Вот тебе и защита от коррозии.
   - Ну, так ставить вопрос нельзя, - заявила Валя.
   - Почему нельзя? - возразил Николай.  -  Просто  мы  по-разному  читаем
книги. Ты следишь за психологией и прочими душевными переживаниями,  а  мы
читаем по-инженерному, на детали обращаем внимание.
   - А ну-ка, еще вопросик! - Юра развеселился. - Уж "Евгения-то  Онегина"
все знают, верно? Я спрашиваю: что сказал  Пушкин  о  текущем  ремонте  на
транспорте? И  что  он  считает  причиной  выхода  из  строя  транспортных
средств?
   Валя опять задумалась. Она шевелила губами, перебирая в уме  пушкинские
строки. Юра был в восторге. Он собрал в ладонь  загривок  Рекса  вместе  с
ушами и трепал его, приговаривая:
   - Не знаешь классиков, собачье мясо! Я тебя!
   Рекс жмурился от удовольствия.
   - Пушкин про транспорт не писал, - несмело сказал Валерка. - У него про
любовь...
   - Пушкин про все писал, - отрезал Юра. - Ну, хватит вам томиться. Читаю
это место:

   ...Меж тем, как сельские циклопы
   Перед медлительным огнем
   Российским чинят молотком
   Изделье легкое Европы,
   Благословляя колеи
   И рвы отеческой земли.

   Валерка засмеялся:
   - Три: ноль в пользу "НИИтранснефти"!
   - Юрик, -  сказала  Валя  неожиданно  задушевным  голосом.  -  Напомни,
пожалуйста, как написано в "Онегине": "Любви все возрасты  покорны",  -  а
дальше?

   Ее порывы благотворны
   И юноше в расцвете лет... -

   не задумываясь, продолжил Юра и вдруг осекся.
   - Ага, попался! - радостно закричала Валя. - Это  в  опере  поют,  а  у
Пушкина совсем другое:

   Любви все возрасты покорны,
   Но юным девственным сердцам
   Ее порывы благотворны,
   Как бури вешние полям!

   - Да знаю я, - оправдывался Юра. - Просто машинально  сказал.  С  языка
сорвалось...
   - Проиграл, Юрочка, проиграл! - Рита захлопала в  ладоши.  -  И  нечего
оправдываться.
   - Попался, всезнайка хвастливый! - вторила ей Валя.
   Литературная викторина продолжалась почти до полуночи.  Было  весело  и
интересно спорить и вспоминать  прочитанные  книжки,  сидя  у  сигнального
костра на необитаемом острове, и смотреть, как костер выстреливает золотые
искры в огромное черное небо, а небо роняет в ответ падающие звезды...
   Рекс тоже сидел у костра. Собачья этика не позволяла ему  спать,  когда
люди сидят и оживленно беседуют. А спать  чертовски  хотелось.  Иногда  он
ронял голову на грудь, но тут же рывком подымал ее, зевал  и  потягивался,
изо всех сил тараща закрывающиеся глаза.
   Наконец люди утихомирились и пошли в палатку спать.  Рекс  еще  слышал,
как Николай негромко сказал Юре:
   - А островок у нас заковыристый...



        6. ПОЯВЛЕНИЕ НЕЖДАННЫХ ПРИШЕЛЬЦЕВ КЛАДЕТ КОНЕЦ РОБИНЗОНАДЕ

                   В конце концов я решил подстеречь  дикарей,  когда  они
                высадятся на остров, предоставив остальное  случаю  и  тем
                соображениям, какие будут подсказаны обстоятельствами.
                    Д.Дефо, "Приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка"

   Прошла неделя. Безоблачно было небо над островом  Ипатия  и  -  увы!  -
пустынно море вокруг. Ни дымка, ни паруса в синем  пространстве.  Коммодор
Потапкин не расставался с биноклем - он висел у  него  на  шее  или  лежал
рядом на песке, когда коммодор работал  на  постройке  плота.  То  и  дело
Николай поднимался на увал, оглядывал в бинокль горизонт.
   По ночам несли вахту у сигнального костра.
   Было  похоже,  что  там,  на  Большой  земле,  люди  начисто  забыли  о
существовании архипелага...
   Между тем жизнь на острове шла  своим  чередом.  Был  уже  основательно
налажен робинзоновский быт.
   Утро начиналось с  зарядки.  Валерка  наскоро  повторял  упражнения  из
"Гимнастики по радио". Валя занималась по женскому календарю, Николай - по
системе Анохина, а Юра был верен системе "хатха-йога". К общему удивлению,
оказалось, что Рита тоже сторонница индийской гимнастики. Правда,  Юре  до
нее было далеко: гибкое тело Риты вытягивалось и сгибалось  так,  будто  у
нее не было костей. Проделав сложный комплекс упражнений, она ложилась  на
песок и полностью расслабляла мышцы - это была "савасана", "поза  мертвого
тела".
   - Где ты научилась индийской гимнастике? - спросил Юра,  когда  Рита  в
первый раз проделала свои упражнения.
   - Меня с детства приучил к ней отец, -  отвечала  она.  -  По-моему,  в
нашей семье это повелось с Федора Матвеева, моего далекого предка. Ведь он
был женат на индуске.
   - Вспомнил! - закричал Юра. - Ты  еще  в  детстве  всех  нас  во  дворе
удивляла: втягивала живот до самого позвоночника, помнишь?  Правда,  тогда
мы не знали, что это называется "хатха-йога".
   - Название я сама только недавно узнала, когда про йогу стали писать  в
журналах.
   - А "раджа-йогой" ты, случайно, не занималась? - спросил Николай.
   - Это же мистика. - Рита пожала плечами.
   - А я знал одного балбеса, - продолжал Николай  серьезнейшим  тоном,  -
"раджа-йога" была его любимейшим занятием. Он достиг  бы  в  ней  высокого
совершенства, если бы его не соблазнили куском колбасы.
   - Ладно, ладно, - проворчал Юра.
   - Так это был ты, Юрочка? - Рита засмеялась. - Зачем тебе  понадобилась
"раджа-йога"?
   Юра ухмыльнулся, махнул длинной рукой:
   - Пройденный этап...
   - И тебя отвадили от нее  колбасой?  -  Рита  смеялась  от  души.  -  Я
вспомнила записки Гумбольдта.  Ты  не  читал  их?  Прочти  обязательно.  В
Астрахани, на индийском  торговом  дворе,  он  видел  факира.  Этот  факир
несколько лет  неподвижно  сидел  на  месте,  но  охотно  принимал  в  дар
нюхательный табак.
   Валерка захохотал. Юра сердито показал ему  палец.  Смешливый  лаборант
залился еще пуще.
   - Табак! - вздохнул Николай.
   После утренней ухи  и  кипятка  с  сухарями  робинзоны  принимались  за
работу.
   Сооружение  плота  из-за   разнокалиберности   бревен   и   неопытности
строителей подвигалось не очень-то быстро. После долгих  трудов  и  споров
удалось подобрать бревна и накрепко связать их по  всем  правилам:  кольцо
троса охватывало два смежных бревна, огибалось через поперечную ронжину  и
закреплялось деревянным клином, вбитым между ронжиной  и  бревнами.  Много
возни было с выдвижными килями, сделанными из обломков досок.
   Мачтой плота служил яхтенный гик,  укрепленный  веревочными  вантами  и
штагом. В кормовой части сделали рулевое весло из двух  длинных  шестов  и
сиденья стула - и то и другое было найдено в числе прочих даров моря.
   С утра до вечера с отмели, на которой покачивался плот, неслись тюканье
топора, визг ножовки и удалые песни.
   Валерка, по просьбе женщин, стал обучать  их  технике  спиннинга.  Рита
быстро овладела этим несложным искусством.
   - Все хочу спросить вас,  Валерик,  -  сказала  она  однажды,  забросив
спиннинг с прибрежной скалы. - Еще перед отплытием, помните, Коля  сказал,
что я должна была вас узнать. А я никак  не  могу  вспомнить,  где  я  вас
видела раньше?
   Валерка залился краской.
   - Не дергайте! - буркнул он. - Рыбу напугаете... - И  вдруг  решительно
добавил: - Вы  на  бульваре  сидели.  Прошлым  летом...  А  мы  подсели...
Приставали, в общем...
   Рита изумленно посмотрела на него:
   - А!.. Это были вы? - Она тихонько засмеялась. - Ну, что было, то было.
Забудем.
   Она вспомнила тот давний вечер - и погрустнела, задумалась.
   Когда дело дошло до оснастки плота, Юра стал  обучать  женщин,  как  он
выражался, благородному боцманскому делу.  Они  довольно  легко  выучились
делать сплесни и огоны [сплесень - соединение  концов  веревки  без  узла;
огон - плетеная проушина: петля на конце веревки]. Валя  удивилась,  когда
Юра показал ей, как вязать рифовый узел:
   - Так просто? Я думала, что морские узлы такие, что трудно  завязать  и
невозможно развязать.
   - Наоборот! Они рождены тяжелой морской практикой  парусного  флота,  -
сказал Юра. - Морской узел рассчитан на  то,  что  его  вяжет  или  отдает
человек, висящий на огромной высоте  под  ветром  и  снегом,  в  кромешной
темноте. Иногда у него к тому же свободна только одна рука.
   - Завтра, ребята, садимся за шитье,  -  сказал  Николай.  -  Для  плота
придется перешить паруса.
   - Что ж, шитье - это наше, женское дело, - заметила Рита.
   Юра посмотрел на нее, прищурив глаза:
   - А знаешь, как боцман Мехти говорит, когда  кто-нибудь  плохо  наложит
латку на парус?
   - Откуда мне знать?
   - Он говорит... Только не обижайся. "Эх, ты! - говорит он. - Баба и  та
шить умеет!"
   Рыба  ловилась  хорошо.  На  всякий  случай  ее  заготавливали   впрок,
развешивая на веревках. Солнце и  ветер  -  вот  все,  что  требуется  для
изготовления  этого  древнейшего  вида  консервов.  Кроме  вяленой   рыбы,
заготовили копченую. Для этого сложили из камней конуру и жгли в ней щепки
и водоросли, дающие много дыма.
   Но питаться одной рыбой...
   - Это полезно, ребята, -  говорила  Рита,  глядя,  как  Юра  отбрасывал
недоеденный кусок. - В рыбе много фосфора, а он полезен для мозга.
   - Лучшая рыба - это колбаса, - вздыхал Юра.
   Пробовали  приправлять  осточертевшую  рыбную   похлебку   водорослями,
которых было  немало  на  отмелях;  некоторые  из  них  были  сравнительно
съедобны. Впрочем, решили просто ограничиться признанием этой возможности.
Зато водоросль эостера, известная под названием "морская трава", сослужила
другую службу: ее собрали, промыли, просушили на солнце - и  в  палатке  у
всех появились мягкие постели.
   От сухопутной растительности толку не было никакого. В  жесткой  траве,
что росла на склонах большого  грифона,  наши  робинзоны  нашли  множество
гнезд чаек, но яиц в гнездах не оказалось: не сезон.
   Однажды Валерка, сияя, приволок с западного берега черепаху.  Она  была
невелика, не более тридцати сантиметров в диаметре, но панцирь ее оказался
необычайно крепким. Вскрыли панцирь с  трудом,  но  уж  зато  полакомились
черепашьим супом всласть.
   Рексу тоже надоела рыбная диета.  Он  бегал  по  острову,  охотился  за
ящерицами и водяными змеями -  отчасти  из  спортивного  интереса.  Будучи
хорошо воспитанным псом, он не раз приносил в  зубах  ящерицу  и  клал  ее
перед Юрой.
   - Убери эту гадость! Скорее! - кричала Валя.
   И Рекс с недоумением и грустью смотрел, как ящерица, подхваченная  Юрой
за хвост, плюхалась в море.
   Иногда Рекс кружил возле железобетонного  купола  и  раскидывал  лапами
гальку - всегда на одном и том же месте. Николай  и  Юра  заинтересовались
странным поведением собаки. Они углубили яму, выкопанную Рексом. Почти  на
метровой глубине в глинистой почве обнаружили труп собаки.
   - Вот так штука!" - Юра присвистнул. - Ее вскрывали!
   - Необитаемый остров - и опыты на собачках, - сказал Николай.  -  Хотел
бы я знать, кто здесь экспериментирует...
   Они расширили  яму  и  убедились,  что  там  похоронено  еще  несколько
собачек. Рекс то рычал, то жалобно  скулил,  жался  к  Юриным  ногам.  Яму
засыпали и утрамбовали.
   Когда Николай, вернувшись в лагерь, рассказал о странной находке,  Рита
немного переменилась в лице.
   - Опыты на собаках? - переспросила она.
   Весь день Рита была молчалива. А вечером, оставшись вдвоем с Николаем у
сигнального костра, она сказала:
   - Больше не могу. Мне нужно в город.
   - Плот готов, - отозвался Николай. - Как только будет южный ветер...
   - А если его не будет еще неделю?
   Николай не ответил. Что он мог сказать? Дни  стояли  безветренные.  Вон
даже пламя костра какое-то ленивое, почти неподвижное...
   Ни разу за все эти дни ни  единым  словом  не  вспомнили  они  Анатолия
Петровича. Но Николай знал, что Рита думает и беспокоится  о  нем.  И  это
было так. Он держался с Ритой по-товарищески,  даже  суховато  немного,  и
полагал, что ему удается скрыть от нее свое безнадежное  чувство.  Но  это
было не так. Его отношение давно уже не составляло секрета для  Риты.  Она
сознавала, что привыкла к нему. Подсознательно она начинала  беспокоиться,
когда он в маске и  ластах,  бывало,  надолго  уходил  под  воду.  Лежа  в
палатке, на "женской половине", она, закрыв глаза, представляла себе,  как
Николай в эту минуту стоит на гребне увала, длинный, коричневый от загара,
давно не бритый, и медленно оглядывает в бинокль  пустынный  горизонт.  Ей
было спокойно, когда  он  рядом  сосредоточенно  возился  со  снастью  или
обтесывал бревно. Спокойно - и в то же время тревожно.
   В красном свете костра лицо Николая  казалось  замкнутым,  отчужденным.
Рита тоскливо огляделась. Ночь, привычный шорох слабого прибоя...
   - Он тоже ставил опыты на собаках, - тихо сказала она.
   - Тоже?.. - Николай взглянул на Риту и быстро  отвел  взгляд.  Странная
мысль мелькнула у него. А что, если...
   Рита тоже думала об этом "если".  Анатолий  Петрович  часто  и  надолго
уезжал в какую-то секретную лабораторию, но никогда он не говорил, где она
находится...
   Николай сказал, глядя в костер:
   - Рита, ты взяла с меня слово, и я молчу. Но это неправильно! Нужно обо
всем рассказать. Привлечь их обоих к нашей совместной работе. Или хотя  бы
одного Анатолия Петровича...
   Она долго не отвечала.
   - Должно быть, он сам это сделает, - сказала она наконец. - Я больше не
могу здесь сидеть. Ты обещал что-нибудь придумать - так придумай же!
   Николай хотел сказать, что южного  ветра  он  не  может  придумать,  но
промолчал.
   Южный ветер! Все ждали  его  с  нетерпением.  Теперь,  когда  плот  был
готов... В городе, наверное, уже беспокоятся о них. Валя с ужасом думала о
переживаниях матери. Парни гадали, вернулся ли уже из Москвы Привалов и  с
какими новостями. Строили планы будущих опытов. Николай,  развалившись  на
песке, снова и снова рассказывал об Институте  поверхности,  о  московском
академике...
   - Новый источник энергии! Представляешь, Юрка? Любую поверхность  можно
будет заставить отдать энергию.
   - Даже этот камень?
   - Ага.
   - Это еще не скоро, - говорил Юра задумчиво. - А вот нефть сквозь  воду
скоро погоним... Надоело торчать здесь...
   Николай не ответил. Ему тоже хотелось  быстрее  вернуться  в  город,  к
работе, но... Это значило, что опять он месяцами не будет видеть  Риту.  А
может,  оно  и  к  лучшему,  что  не  будет  видеть...  Да,  надо   скорее
возвращаться. Где же ты, южный ветер?..
   Робинзонада затягивалась.
   Каждое утро из-за моря вставало равнодушное солнце и превращало  остров
Ипатия в раскаленную жаровню. По галечному пляжу можно было ходить, только
приплясывая. Чуть ли не весь день экипаж "Меконга" плескался в воде.
   А ветра все не было - ни южного, ни какого другого.
   На исходе одиннадцатого дня, после ужина,  когда  жара  немного  спала,
Валя оглядела парней и расхохоталась.
   - Какие вы небритые, чумазые, прямо  пещерные  люди!  -  Она  потрогала
пальцем мягкую рыжеватую бородку Юры.
   Юра мотнул головой и щелкнул зубами. Валя отдернула палец.
   - Ты совсем одичал! - воскликнула она.
   - Мы, Валечка, выглядим не лучше, - заметила  Рита,  взглянув  на  свои
руки в ссадинах и царапинах, на обломанные ногти.
   - Да. - Валя пригорюнилась. -  Ах,  хорошо  бы  вымыть  голову  горячей
пресной водой! И чуть-чуть надушиться...
   - А знаешь что? Давай завтра прогоним ребят, согреем воду и помоемся.
   - Рита, ты гений! - вскричала Ведя. - Так мы и сделаем. Закатим мытье и
грандиозную стирку.
   И настал двенадцатый день. День, в который на острове Ипатия  произошли
важные события.


   Валерка только что сфотографировал Юру в эффектной позе  -  в  маске  и
ластах, с пружинным ружьем наперевес.  Затем  Юра  сбросил  доспехи,  взял
фотоаппарат и посмотрел на счетчик кадров.
   - Последние полпленки остались, - сказал он озабоченно. - Побережем для
отплытия с острова.
   Утром, после завтрака, парни натаскали  к  очагу  водорослей  и  нажгли
целую кучу золы.  Они  принесли  пресной  воды  грифонного  происхождения,
наполнив всю посуду. Затем мужская часть экипажа была изгнана  из  лагеря.
Рита и Валя принялись за  мытье  и  стирку,  используя  вместо  мыла  золу
водорослей и вулканическую глину.
   А парни купались на южной оконечности острова,  ныряли,  упражнялись  в
подводной стрельбе.
   Последним  вылез  из  воды  Николай.  Все  трое  разлеглись  на  берегу
бухточки. Рекс погнался за ящерицей вверх по склону увала.
   - Я заплыл за тот мысок, - сказал Николай, - там вода в глубине здорово
бурлит. Сильное газовыделение.
   - Живем на вулкане, - проговорил Юра. Он лежал на  спине,  закрыв  лицо
выгоревшей красной косынкой. - Ох, и печет сегодня зверски! - добавил  он.
- Не к перемене ли погоды?
   Они лежали, разморенные жарой и долгим купаньем. Вдруг в мертвой тишине
полудня до слуха донесся слабый оборвавшийся звук.
   - Что это? - Николай сел, прислушался. - Вроде мотор стучит.
   Через минуту звук снова повторился - и снова умолк.
   Николай прихватил бинокль  и  вскарабкался  на  гребень  увала.  Юра  и
Валерка последовали за ним.
   С запада к острову шла лодка. Она была еще далеко. В  светло-фиолетовом
поле линз рисовались три фигуры. Одна  из  них  равномерно  наклонялась  и
откидывалась назад.
   - Не пойму: вроде бы, моторная  лодка,  а  идут  на  веслах,  -  сказал
Николай.
   - Дай-ка. - Юра забрал у него бинокль. - Сюда идут... Провалиться  мне,
если это не дядя Вова сидит на веслах! - пробормотал он.
   Николай выхватил у него бинокль.
   Да, это  был  Вова.  Он  сидел  спиной  к  наблюдателям,  но  раза  два
оглянулся, и Николай узнал его. Сильными  гребками  Вова  гнал  моторку  к
острову. Теперь Николай разглядел и двух других пассажиров. В корме  сидел
Опрятин. На нем была тенниска салатного цвета и соломенная шляпа.  Третий,
грузный, лохматый, сгорбился на носу лодки. Николай  видел  только  спину,
обтянутую белой рубашкой, но узнал его сразу: это был Бенедиктов.
   Николай молча передал бинокль Юре.
   - Понятно? - спросил он.
   - Вот кто орудует здесь! - проворчал Юра. - Ничего не скажешь,  хорошее
местечко нашли для своих опытов... Объявимся?
   Николай ответил не сразу. "Дать знать Рите?" - подумал он.  Из  лагеря,
расположенного в ложбине на  северо-восточном  берегу,  женщины  не  могли
видеть шлюпку, приближающуюся с запада. Пожалуй,  не  следует  торопиться.
Лучше понаблюдать немного. А уж потом...
   - Подождем, - сказал он. - Посмотрим, что они будут делать.
   Юра кивнул.
   - Верно. Неспроста они здесь  уединились.  Пошли,  ребята,  на  большой
грифон, там трава высокая и видно хорошо...
   Кликнули  Рекса  и  залегли  на  склоне  грифона.  Солнце  жгло  спину,
царапалась жесткая, колючая трава, но зато позиция для наблюдения  была  -
лучше не найдешь. Маленькая бухта лежала внизу как на ладони.
   Лодка вошла в бухточку. Рекс вдруг напрягся, задвигал  ноздрями,  глухо
зарычал.
   - Молчать! - зашипел Юра. - Лежать смирно!
   Между тем лодка подошла к приглубому берегу, Вова выпрыгнул и  закрепил
носовой фалинь за кольцо на причальной трубе.
   Опрятин и Бенедиктов сошли на берег. Бенедиктов сразу  полез  на  увал,
тяжело дыша и часто останавливаясь. Опрятин немного поговорил с Вовой.
   - Хорошо еще, что возле острова скис, - донесся грубый Вовин  голос.  -
Придется зажигание разобрать...
   Опрятин  что-то  ответил   и   двинулся   вслед   за   Бенедиктовым   к
железобетонному куполу. Вот они скрылись из виду - спустились в углубление
перед  дверью  дота.  Лязгнул  засов,  заскрипела  и  тяжело  захлопнулась
массивная дверь.
   Вова закрепил кормовой конец за большой камень и плотно прижал лодку  к
берегу. Затем вывалил из нее стальную бочку и покатил вверх по откосу. Его
обнаженная спина блестела от пота,  вздулись  бугры  мышц  на  плечах,  на
мощных татуированных лапах.
   - Вот машина! - прошептал Юра не без восхищения.
   Неподалеку от входа в дот Вова расшвырял гальку, поискал что-то,  потом
вывернул из бочки  пробку  и  начал  сливать  остро  пахнущую  жидкость  -
казалось, прямо на землю.
   - Соляр, - шепнул Юра, потянув носом. - Подземный бак у них...
   Вылив соляр, Вова пхнул бочку ногой, и она, грохоча, покатилась с увала
вниз, на узенькую полоску пляжа.  Он  спустился  и  закатил  пустую  бочку
обратно на лодку. Затем он занялся мотором, вынес на  пляж  распределитель
зажигания и положил на расстеленный брезент.
   Некоторое время робинзоны наблюдали, как Вова возился  с  мотором.  При
этом он напевал, отчаянно фальшивя:

   Как у нас в садочке, как у нас в садочке
   Роза расцвела...

   Томительно текло время. У робинзонов  затекли  руки  и  ноги.  Хотелось
пить.
   С пляжа неслось:

   Красную розочку, красную розочку
   Я тебе дарю...

   - Мне надоел концерт, - тихо сказал Юра. - Хватит в кошки-мышки играть.
Давайте объявляться, братцы.
   - Подожди, - упрямо сказал Николай.
   - Тогда перейдем в тень. Я сварился совсем.
   - Вон туда, - поддержал Валерка,  указав  на  скупую  полоску  тени  от
бугорка позади дота.
   Николай приподнялся на локтях, измерил взглядом  расстояние.  Посмотрел
на Вову - тот сидел к ним спиной.
   - Ладно, побежали...
   Пригнувшись, они бесшумно обогнули грифон и перебежали в тень,  к  тому
месту, где торчал бетонный вывел вентиляционной шахты. Здесь было  не  так
жарко. Из темного,  забранного  решеткой  окошка  шахты  тянуло  прохладой
подземелья. Слышались неясные шорохи.
   Вдруг донесся голос Бенедиктова, да так отчетливо, что парни вздрогнули
и невольно пригнули головы.
   - Обойдетесь без меня, - вот что сказал Анатолий Петрович. - А я  знаю,
что надо делать.
   - К Багбанлы пойдете? К Привалову? - Голос Опрятина звучал глуше.
   Николай и Юра еле различили его. Они придвинулись к решетке, обратились
в слух...
   - Да, пойду. Передам им все материалы, вместе будем работать.
   Спокойный голос Опрятина:
   - Вы не вправе этого делать без моего согласия.
   - А вы  вправе  использовать  служебную  лабораторию  и  заказывать  на
государственные средства дорогое оборудование для посторонних целей?
   Небольшая пауза.
   - Вот как ставите вопрос, - сказал Опрятин. - Очень мило. Почему же  вы
считали возможным работать здесь? Где была раньше ваша щепетильность?
   Бенедиктов что-то проворчал, закашлялся.
   - И потом учтите, - продолжал Опрятин.  -  Важен  результат.  Никто  не
поставит нам это в вину, когда  мы  заявим  о  крупном  научном  открытии.
Победителей не судят.
   - Пока заявлять не о чем. Открытия нет.
   - Открытие есть. Проницаемость в наших руках.
   - Да, как граната в руках ребенка. Стабильности нет,  сути  явления  не
познали...
   - Еще месяц, два, и мы добьемся стабильности эффекта.
   - Самообман! - рявкнул Бенедиктов.
   Рекс тихонько рявкнул в ответ и получил тумак от  Николая.  К  счастью,
там, внизу, ничего не услышали.
   - Мы зашли в тупик, - говорил Бенедиктов. -  Топчемся  на  месте.  Надо
вылезать из этого проклятого погреба и писать  в  академию.  Давно  я  это
понял, только упрямился...
   - Не имеете права, - жестко сказал Опрятин. - Мы работали вдвоем.
   - Хорошо. Я умолчу о вашей схеме, можете ею  подавиться.  Но  мысль  об
"установке заражения" принадлежит мне. Я заберу нож и подготовлю сообщение
о своей работе...
   Юра сделал большие глаза и ткнул Николая локтем. Нож!..
   - Вы забываете, Анатолий  Петрович,  что  нож  достал  я,  -  сдержанно
заметил Опрятин.
   - Она отдала вам нож не ради ваших прекрасных глаз, а  ради  меня...  И
вообще, если б я ее раньше послушался... Э, да что говорить!.. Послушайте,
чего вы упираетесь? -  продолжал  он,  помолчав.  -  Работу  мы,  конечно,
проделали огромнейшую. Идемте и честно скажем: вот это сделали, а  это  не
можем, давайте теперь навалимся сообща...  Почестей  и  славы  от  вас  не
убудет...
   - Довольно! - прервал его Опрятин.  -  Надоело  нянчиться  с  вами.  Вы
жалкий наркоман!
   - Мерзавец! - закричал Бенедиктов.  -  Не  вы  ли  снабжали  меня  этой
отравой? Вам было выгодно... чтоб держать меня в  руках...  Но  Бенедиктов
еще не конченный человек! Я лягу в клинику и... И подите к чертям.  Можете
прихватить с собой ваш "ключ тайны"!
   - Ступайте наверх! Мы возвращаемся в город.
   - Ну нет! Мне нужно завершить  последний  опыт.  Сейчас  спущусь  вниз,
отдохну немножко в прохладе, а потом...
   - Я отстраняю вас от работы.
   - Вы - меня? - Бенедиктов невесело  засмеялся.  -  Не  валяйте  дурака.
Уходите, а завтра пришлите за мной катер...
   - Я пришлю приказ о вашем увольнении.
   Голоса смолкли. Видимо, оба ученых перешли в другое помещение.
   - Ты слышал? Ты слышал? - жарко зашептал Юра. - У них матвеевский нож и
"ключ тайны"... Мы не ошиблись: это они стащили из музея "ключ тайны"...
   - Молчи!
   Некоторое время они выжидали, прислушивались.
   - Колька, нужно вмешаться! Здесь уголовщиной пахнет.
   - Пока что пахнет озоном...
   - Озоном? - Юра  принюхался.  Из  шахты  потянуло  свежим  предгрозовым
запахом. - Высокое напряжение... - пробормотал он.
   По ту сторону дота заскрипела и хлопнула дверь.
   Николай, пригнувшись, побежал к  грифону,  Юра  и  Валерка  -  за  ним.
Ползком добрались до своего прежнего укрытия.
   Они увидели, как Опрятин с черным чемоданчиком в руке спустился с увала
на пляж и подошел к Вове.
   - Чего вдруг? - донесся снизу Вовин голос. - На три дня приехали ведь.
   Опрятин что-то тихо ответил.
   - А он остается? - спросил Вова.
   - Да.
   - Ну, обождите немного. Сейчас мотор соберу.
   - Поживее!
   Опрятин принялся нервно расхаживать по пляжу.
   - Что будем делать, Колька? - прошептал Юра. - Ждать, пока они вернутся
за Бенедиктовым?
   - А черт их знает, когда они вернутся. Ждать нельзя.
   - Тогда - делать нечего - пошли к ним. Пусть  хотя  бы  одного  из  нас
подбросят в город.
   - Не хочу, чтоб Опрятин узнал, что мы здесь.
   - И я не хочу, а что поделаешь?
   -  Раздует  еще,  будто  мы  шпионим  за  ним.  Лаборатория-то  у  него
секретная.
   - Слышал? Он ее не по назначению использует...
   - В том-то и штука, - сказал Николай. - Он переполошится, если нас  тут
увидит, и Бенедиктову какую-нибудь пакость устроит...
   - Знаешь что? Пусть  Валерка  спустится,  скажет,  что  потерпел  здесь
крушение. Валерку ведь Опрятин не знает...
   - Нет. Мы сделаем по-другому. Он ничего не узнает.
   Юра посмотрел на друга, недоуменно помигал.
   - Валерка, не в службу, а в дружбу, сбегай  в  лагерь,  возьми  баллоны
акваланга, - сказал Николай. - И  подсолнечное  масло  захвати.  Мы  будем
ждать вон там.
   - Ты что задумал? - сказал Юра. - Ты хочешь...
   - Да, - кивнул Николай. - Прицеплюсь к моторке под водой и...
   - Не сходи с ума!
   - Беги, Валерка, быстрее! Только женщинам ни слова. Ни слова, понятно?
   - Есть! - пробормотал юнга немного растерянно.
   Он юркнул за склон грифона и, спустившись к восточному берегу,  побежал
к лагерю.
   - Не будь идиотом, - зашипел Юра. - До города пятьдесят миль!
   - Знаю. Воздух в баллонах почти не израсходован. Я привяжусь под  носом
моторки, буду дышать через шноркель.
   - Ты замерзнешь на полдороге.
   - Маслом натрусь.
   - Все равно не пущу! - Юра приподнялся на локтях. - Пойду  к  Опрятину.
Черт с ним...
   Николай с силой надавил на его плечо:
   - Слушай, старик, все будет в порядке, за  меня  не  беспокойся.  Когда
уплывем, ты пойди к Бенедиктову, поговори с ним. И  Рита...  пусть  с  ним
встретится. А я сегодня же вечером пришлю за вами яхтклубовский  катер.  В
крайнем случае, завтра утром. Все.
   Спорить было бесполезно: Юра хорошо знал упрямство друга.
   Они переползли на противоположный склон большого грифона - здесь  текли
теплые грязевые ручьи - и спустились к пляжу восточного берега.
   Прибежал Валерка.
   - Ничего не спрашивали? - сказал  Николай,  забирая  у  него  спаренные
баллоны.
   - Валя спросила, зачем масло понадобилось.
   - А ты что?
   - Сказал - потом объясню. Они стирают там...
   Николай налил из бутылки на ладонь янтарной жидкости и начал втирать ее
в кожу. Тело его  стало  блестящим  и  скользким.  Посмотрел  на  манометр
акваланга: сто сорок  атмосфер,  почти  полный  запас.  Затем  он  закинул
баллоны за спину, Юра помог ему застегнуть  ремни  и  пояс  со  свинцовыми
грузами.
   - Ну... - Николай стиснул Юрину ладонь, потом пожал руку Валерке. -  До
встречи, ребята.
   - Смотри, Колька...
   Только это и смог сказать Юра.  Вид  у  него  был  несчастный.  Николай
хлопнул его по спине, улыбнулся.
   Он смочил в воде маску и взял в зубы загубник, от которого к  легочному
автомату шли два гофрированных шланга, а  вверх  отходила  трубка-шноркель
для обычного дыхания. Натянул маску, закрывшую нос и глаза. Затем, укрепив
на поясе кусок веревки, он, неуклюже переступая ластами, вошел в воду.
   Когда вода дошла до подбородка, Николай переключил дыхание на  баллоны,
нырнул и поплыл над самым дном, усеянным мелкими ракушками.
   Он  обогнул  обрывистый  берег  мыска  и  оказался  в  южной  бухточке.
Медленно, экономно расходуя воздух, он плыл вдоль берега, пока  не  увидел
над собой темное,  обросшее  зеленью  дно  моторки.  Тогда  он  подвсплыл,
осторожно повел рукой по скользкому днищу.  В  носовой  части  он  нащупал
спасательный леер, свисавший с правого борта.
   Вдруг моторка закачалась, грузно осела на корму: видимо, те двое  вошли
в нее.
   "Только  бы  пузырьков  не  заметили",  -   подумал   Николай,   крепко
ухватившись за леер.



        7. НА ОСТРОВЕ ИПАТИЯ ПРОИСХОДЯТ ВАЖНЫЕ СОБЫТИЯ

                        Я уже сказал и должен повторить еще раз - это было
                     непостижимо и чудовищно.
                                               Д.Лондон, "Рейс на "Снарке"

   Некоторое время Юра молча стоял на берегу, глядя на  пузырьки  воздуха,
отмечавшие путь Николая под водой.
   Валерка тронул его за локоть:
   - Ветерок поднимается, Юрий Тимофеевич.
   Юра послюнявил палец, поднял его вверх.
   - Верно, - сказал он тусклым голосом. - Есть небольшой. Только, похоже,
северный.
   - Он ведь хороший пловец, правда?
   - Угу.
   Тишина взорвалась: в бухточке застучал мотор.
   Юра встрепенулся и полез вверх на увал. Галька шуршала пол  его  босыми
ногами, сыпался песок.
   Они взобрались на склон большого грифона и увидели, как моторка выходит
из бухточки. Вот она скрылась за мыском. Снова появилась.  Мотор  застучал
чаще, лодка задрала нос и быстро стала удаляться от острова.
   Юра прилип к биноклю. Вова и  Опрятин  сидели  в  корме.  А  под  носом
моторки торчала над самой водой голова в маске.
   - Ловко пристроился, - пробормотал Юра.
   - Ау! Мальчики! - донесся из глубины острова Валин голос. - Где вы?
   Она и Рита появились на гребне соседнего песчаного  увала.  Юра  встал,
помахал им рукой.
   Женщины вскарабкались на склон грифона.
   - Какой-то звук, - выдохнула Рита. - Мы услышали, будто мотор стучит...
   Валерка молча показал на моторку - темный штришок на синей воде.
   - Это шлюпка? - воскликнула Валя. - Она идет сюда?
   - Наоборот, - сказал Валерка.
   - Так почему же вы не сигнализировали?
   - И где Николай? - добавила Рита.
   - Слушайте! - И Юра коротко рассказал  о  событиях,  которые  произошли
сегодня на острове.
   - Так Анатолий здесь?.. - Рита сорвалась с места  и  побежала  вниз,  к
железобетонному куполу.
   Он на острове!.. Это он экспериментировал тут - она сразу  подумала  об
этом, когда узнала о зарытых трупах собак...
   Рита спрыгнула в углубление  перед  входом  в  дот  -  и  остановилась,
переводя дыхание. Страшная бледность проступила сквозь загар на ее  щеках.
Стальная дверь была заперта на замок, в ушках засова  болталась  свинцовая
пломба...
   Прибежали остальные.
   - Заперто! - изумился Валерка. - Как же так?..
   - Значит, он передумал и ушел с теми. Мы же не видели, как они садились
в моторку, - сказал Юра.
   - Как садились, не видели, - сказал Валерка, - но...
   Юра перебил его:
   - Наверное, он прилег отдохнуть на дне моторки.
   - Ты уверен? - Рита беспокойно посмотрела на Юру.
   - Куда ж еще ему деваться?
   - А вдруг Опрятин запер его здесь?  -  Рита  забарабанила  кулачками  в
стальную дверь.
   - Не выдумывай! - сердито сказал Юра. - Они  ругались,  это  верно,  но
запереть его... Чепуха!
   - Где вы слушали их разговор?
   - Там. - Юра мотнул головой. - С той стороны.
   Они обогнули купол и подошли к шахте вентиляции.
   - Толя! - крикнула Рита сквозь решетку в темный провал шахты. - Толя!
   Гулко откликнулось эхо. Тишина...
   - Я говорю тебе, он уехал, - сказал Юра.
   "Бенедиктов мог выйти из лота позже,  -  лихорадочно  соображал  он.  -
Когда мы обряжали Кольку на берегу. В моторке его, правда, не видно  было,
но он действительно мог прилечь на дно..."
   - Юра, я должна попасть сюда.
   - Пломбу срывать нельзя.
   - Я не успокоюсь, пока не посмотрю сама.
   В темных глазах Риты была тревога. Юра  отвел  взгляд.  Потрогал  рукой
ржавую вентиляционную решетку. Постоял в раздумье.
   - А, была не была!..
   Юра огляделся, взгляд его упал на обломок старого весла. Он вставил его
меж прутиков и стал их  расшатывать.  Решетка  заскрипела  и  подалась.  С
помощью Валерки он вывернул расшатанные прутики из  бетона  и  отогнул  их
кверху. Теперь в шахту можно было пролезть...
   Юра чувствовал за спиной напряженное дыхание Риты.
   - Я полезу! - азартно сказал Валерка.
   - Нет. Полезем я и Рита, - ответил Юра. - Конечно, и  ей  не  следовало
бы, руки и плечи обдерет, но раз она настаивает...
   - Мы все полезем, - заявила Валя. - Нам тоже интересно. И не  командуй,
пожалуйста!
   - Все с ума посходили сегодня! - проворчал  Юра.  -  Ладно...  Валерка,
тащи веревку.
   Он привязал веревку к бетонной трубе и спустил ее в шахту.
   - Лезть будете по  моему  сигналу,  -  сказал  он.  -  Валерка  полезет
последним.
   Он протиснулся  в  отверстие  и,  перебирая  руками  веревку,  полез  в
прохладную тьму. Он сразу ободрал плечи и локти о  шершавый  бетон.  Мешал
фотоаппарат, висевший на шее. Шахта оказалась неглубокой  -  метра  два  с
половиной. Дальше она поворачивала горизонтально. Прижимаясь к бетону, Юра
пополз ногами вперед.  Ползти  пришлось  недолго,  ноги  ощутили  пустоту.
Согнувшись и держась за веревку, он выполз из шахты и спустился  в  темное
помещение. Ага, вот и пол. Юра стал на ноги, вытер тыльной стороной ладони
пот с лица.
   - Юра! - услышал он взволнованный Валин голос. - Почему ты молчишь?
   - Все в порядке! - крикнул он. - Сейчас осмотрюсь!
   Глаза  немного  привыкли  к  темноте.  В   слабом   сумеречном   свете,
проникавшем сюда сквозь вентиляционную шахту, проступили неясные очертания
приборов на полках. Юра осторожно шагнул и ударился босой ногой обо что-то
твердое. Чертыхнулся. Нащупал стол,  зашарил  руками.  Бумаги...  Книги...
Кубики какие-то... Ага, настольная лампа! Он нажал кнопку. Вспыхнул  свет.
Юра живо огляделся...
   - Ты зажег свет? - донеслось сверху. - Ну, можно наконец?
   - Лезьте! - крикнул Юра и, подойдя к отверстию шахты, которое зияло под
низким потолком, объяснил, как нужно ползти.
   Первой приползла Рита. Он помог ей выбраться из шахты.
   - Ты все уже осмотрел? - спросила она, оглядываясь.
   - Нет. Подожди немного.
   Приползла Валя, а за ней Валерка.
   Все были исцарапаны, на загорелых руках и ногах белели полоски ссадин.
   Осмотрелись.    На    стеллажах,    вделанных    в    стену,     стояли
электроизмерительные и оптические приборы, банки с химикатами,  катушки  с
сердечниками  и  без  сердечников   ("бессердечные",   как   их   называют
лаборанты), панели  электронных  приборов  и  множество  других  предметов
лабораторного обихода. Длинный стол был завален книгами, белыми  кубиками,
свертками миллиметровки,  исчерченной  графиками.  Раскладное  парусиновое
кресло довершало убранство помещения.
   - Вот что, - сказал Юра. - Прошу ничего не трогать.
   Он был  серьезен  и  озабочен,  сознавая,  что  взял  на  себя  большую
ответственность. Никому не дозволено совать нос в  секретные  лаборатории.
Даже если они используются не по назначению...
   Узкий проем вел в другое, темное помещение. Рита решительно направилась
туда.
   - Подожди, - сказал Юра. - Первым иду я.
   Он осторожно спустился в проем - здесь  было  несколько  ступенек  -  и
нащупал на  стене  выключатель.  Сильные  лампы  вспыхнули  под  сводчатым
перекрытием - очевидно, тем самым куполом, что выходил  наружу.  Посредине
круглого каземата стоял двигатель внутреннего сгорания, соединенный  через
муфту с электрическим генератором.
   Юра наклонился к фирменной табличке генератора: ого, шесть тысяч вольт!
   Дальше узкий длинный коридор вел к  лестнице,  упиравшейся  в  стальную
наклонную дверь - ту, что снаружи была запломбирована. В  коридоре  стояли
стеллажи с аккумуляторами - вот откуда свет!
   - Да, - сказала Рита, - его здесь нет.
   "Спущусь вниз", -  вспомнил  Юра  подслушанные  слова  Бенедиктова.  Он
вернулся в круглый каземат, поискал взглядом. Так и есть: люк  в  бетонном
полу! Он решительно потянул за кольцо, крышка люка откинулась. По  скобам,
вделанным в стену, Юра спустился в нижнее помещение. Здесь горел свет.
   - Спускайтесь! - крикнул он и стал осматриваться.
   За низкой перегородкой высились две белые колонны изоляторов.  Верхушки
колонн уходили в перекрытие и там, в особой камере, увенчивались  большими
металлическими шарами. Внизу, в глубокой яме, у основания колонн, виднелся
электромотор с валиком, через который  была  перекинута  широкая  шелковая
лента.
   Мотор работал, слышался слабый шелест бегущей ленты. В помещении  пахло
озоном.
   - Это Ван-де-Грааф? - почему-то шепотом спросил Валерик.
   Юра кивнул.
   Электростатическая машина Ван-де-Граафа построена на принципе, открытом
Фарадеем: электрические  заряды  всегда  скапливаются  только  на  внешней
поверхности проводника.
   Электромотор  приводил   в   движение   бесконечную   шелковую   ленту,
вертикально растянутую на двух валиках.  Верхний  валик  помещался  внутри
большого   полого   металлического   шара.   Напряжение   от   генератора,
расположенного   наверху,   в   круглом   помещении,   подавалось    через
металлическую щетку на шелковую ленту, которая несла заряды вверх,  внутрь
шара. Так между внешней поверхностью шара, где собирается заряд, и  землей
создается разность потенциалов в несколько миллионов вольт.
   - Не подходить близко! - крикнул Юра. - Ничего не трогать!
   "Странно,  странно,  -  думал  он.  -  Уехали,  а  генератор   оставили
включенным. Даже свет не погасили... А это что?"
   Рядом  с  генератором  Ван-де-Граафа  на  подставке  из  высоковольтных
изоляторов  возвышалась  стопка  толстых,  по  виду  пластмассовых  дисков
диаметром около метра. На верхнем диске  лежал  медный  лист,  от  него  к
белому щиту управления шел кабель невиданной толщины.
   - Ах, черт! Смотрите! - Юра  протянул  отвертку  "Дюрандаль".  Неоновая
лампочка-индикатор в ручке отвертки светилась розовым светом. - Ничего  не
трогать! - повторил он. - Кажется, это батарея электретов  с  колоссальным
зарядом от Ван-де-Граафа. Здесь все под током.
   - Электреты? - спросил Валерка. - Это которыми Колтухов занимается?
   Юра не ответил. Он был необычно молчалив и озабочен.
   "Ничего себе! - думал он. - С каким напряжением дело  имеют.  Серьезная
установочка. Опрятин, кажется,  занимается  конденсацией  облаков.  Должен
заниматься! Ну да,  снаружи  антенна  торчит,  похожая  на  локаторную,  -
наверное,  для  этой  самой  конденсации.  Для  отвода   глаз,   вернее...
Проницаемость у них в руках... Где же самое  главное?  Пока  что  сплошная
энергетика..."
   Он  подошел  к  белому  щиту  с  приборами  и  рукоятками   управления.
Поблескивали  донышки  электронно-лучевых  трубок.  Рядом  на   изоляторах
помещалась спираль. Внутри спирали был подвешен  нож  среднего  размера  с
желтоватой ручкой.
   - Мой нож! - Рита шагнула к спирали, протянув руку...
   - Назад! - заорал Юра. - С ума сошла? Смотри!
   Лампочка в рукоятке "Дюрандаля" светилась "не своим голосом".
   "Вот он, главный узел, - подумал Юра. - А эти провода куда ползут?"
   От спирали провода тянулись к большой  клетке  из  вертикальных  медных
трубок. Клетка была пуста, только из бетонного  пола  торчали  две  палки,
соединенные перекладиной. Через перекладину  был  перекинут  кусок  не  то
брезента, не то парусины.
   Юра поднес отвертку к одной из  трубок  клетки  -  индикатор  продолжал
светиться.
   - Что это? - Валя указала на полуоткрытую картонную коробочку,  которая
лежала возле клетки.
   Юра поднял коробочку. В ней поблескивали стеклянные  ампулы.  Не  успел
Юра прочитать латинское название на синей этикетке, как Рита  выхватила  у
него из рук коробку. Посмотрела - и отшвырнула. Губы у нее задрожали.  Она
отвернулась. Валя и Валерка, ничего не понимая, удивленно смотрели на нее.
   И один только Юра увидел, куда упала  отброшенная  коробочка.  Пролетев
между трубками, она упала на пол внутри клетки и... исчезла.  Провалилась,
утонула в бетоне, будто и не было ее...
   Юра оторопело смотрел на  место  ее  падения.  Так  вот  оно  что!  Да,
проницаемость у них в руках...
   - Я хочу забрать нож, - услышал он Ритин голос.
   Юра обернулся к ней.
   - Нет. Брать ничего не будем.
   - Но это мой нож! - Рита повысила голос. - И потом, ты сам сказал,  что
Анатолий решил порвать с Опрятиным и забрать нож.
   - Хотел, но не забрал же...
   - А я заберу.
   Юра пожал плечами. В конце концов, это ее право...
   - Ладно, - сказал он. - Но сперва я сделаю снимки.
   Он нацелился фотоаппаратом и несколько раз снял  загадочную  клетку,  и
торчащие из пола деревяшки, и щит управления с ножом и спиралью.
   Затем он внимательно  осмотрел  установку.  Из  рукоятки  ножа  выходил
провод со штепселем, вставленным в гнездо щита  управления.  Прежде  всего
Юра выдернул штепсель. Почитав надписи над кнопками, он нажал одну из них,
в центре белого  щита.  Осторожно  выключил  магнитный  пускатель.  Поднес
отвертку к спирали - теперь индикатор не светился.
   - Ну, так...
   Волнуясь, он освободил рукоятку ножа из зажимов и вынул его из спирали.
   Валерка жарко дышал Юре в плечо.
   - Это и есть матвеевский нож? - прошептал он.
   Матвеевский нож! Так вот ты какой... Пожелтевшая  от  времени  слоновая
кость рукоятки, дымчатый булатный узор  клинка.  Клинок,  который  поразил
Бестелесного в храме богини Кали...
   Юра провел ребром ладони по лезвию. Рука свободно прошла сквозь  сталь.
Валерка попытался схватить клинок, но зажал в кулаке  пустоту.  Глаза  его
сияли.
   - Дай-ка мне. - Валя потрогала нож.  -  Значит,  все  правда?..  -  Она
тихонько и радостно засмеялась, захлопала в ладоши, потом обняла Риту.
   - Здорово! - сказал Валерка. - А как же он с проводом соединен?
   - А вот смотри, - ответил Юра.  -  Проницаемость  лезвия  кончается  за
сантиметр от рукоятки, чувствуешь? А рукоятка  насажена  на  хвостовик  из
обыкновенного вещества. Они, должно быть, сняли рукоятку, просверлили ее и
пропустили провод. Припаяли его к хвостовичку, потом рукоятку посадили  на
место - и пожалуйста... Возьми. - Он протянул Рите нож. - Смотри не  теряй
больше... Теперь ты успокоилась?
   - Да, - сказала Рита. - Он был здесь и уехал. Пойдемте отсюда.
   - Как только вернемся в город, отдай нож Анатолию Петровичу,  -  сказал
Юра, - а то неприятностей не оберешься.
   - Хорошо.
   - Смотри не забудь.
   - Я же сказала. - Только теперь Рита вспомнила о Николае.
   - А Коля... Это очень рискованно -  висеть  так  долго  под  лодкой?  -
спросила она.
   - Доберется.
   Они поднялись на верхний этаж лаборатории. В помещении, откуда выходила
вентиляционная шахта, Юра задержался  у  стола,  разглядывая  кучки  белых
кубиков, разбросанных возле микроскопа.
   - Что за кубики, не пойму, - сказал он.
   - Это гистологические препараты, - объяснила Рита.  -  Кусочки  тканей,
вырезанные из организма и залитые в парафиновые блоки.
   - Понятно. Иначе говоря - детали тех бедных собачек, которых  оплакивал
Рекс...
   Юра еще раз  оглядел  стол.  Его  взгляд  задержался  на  полуприкрытой
бумагами небольшой плоской железной коробочке.  Одна  из  ее  стенок  была
снята,  и  коробочка,  казалось,  злобно  скалилась  шипами  "ласточкиного
хвоста".
   Юра схватил коробочку.
   - Так и есть! - крикнул он. - "Ключ тайны"!
   Да, это был последний из трех ящичков, эскизы которых некогда сделал де
Местр на  последнем  листе  матвеевской  рукописи.  Ящичек,  похищенный  с
московской выставки! Вот и знакомая гравировка на крышке: "AMDG", "JdM".
   - Товарищи! - сказал Юра немного  торжественно.  -  Это  "ключ  тайны".
Здесь должен быть  какой-то  документ,  объясняющий  загадку  матвеевского
ножа.
   - Так чего же ты тянешь? Давай посмотрим.
   - Я не имею права пройти мимо этого "ключа", поскольку...
   - Юрка, не тяни! - воскликнула Валя.
   - Хорошо. Будьте свидетелями, товарищи.
   И Юра, бледный от волнения, вынул из коробочки плотный желтоватый лист,
сложенный несколько раз.
   Лист не шуршал.
   - Пергамент!
   - Правильно, - подтвердила Валя, пощупав лист. - Телячья кожа, да какой
тонкой выделки! Такую употребляли для очень важных документов...
   Юра развернул лист. Его выгоревшие  добела  брови  недоуменно  поползли
вверх.
   Странный чертеж: семиугольная звезда,  обведенная  кругами,  радиальные
линии, цифры, рисунки...
   - Знаки зодиака, что ли, - пробормотал Юра.
   - Ну-ка, - Валя забрала у него пергамент. - Ой, это гороскоп!
   - Гороскоп? - изумился Юра.
   - Да, самый настоящий. Наверно, гороскоп важного вельможи. Как чудесно!
   - А зачем он? Какое имеет значение... - начал было Валерка.
   Валя уничтожающе посмотрела на него:
   - То есть как это - какое значение? Это же  великолепный  документ  тех
времен. Любой специалист по истории научных заблуждений с  ума  сойдет  от
восторга, когда увидит его.
   Юра вдруг захохотал.
   - Чего ты? - спросила Валя.
   - Гороскоп... - простонал Юра. - Вот за чем гонялись... -  Новый  взрыв
хохота. - Всех... Всех обманул старый прохвост...
   Валерка тоже заливался, хотя не совсем понимал,  в  чем  дело.  Он  был
компанейским парнем.
   - Какой прохвост? - спросил он сквозь смех.
   - Жозеф де Местр... - Юра немного успокоился. - Это он назвал  гороскоп
"ключом тайны"...
   Валя не разделяла их веселья.
   - Перестаньте гоготать! - сказала  она.  -  А  вдруг  здесь  что-нибудь
зашифровано? Видите? Латинский текст внизу.
   Объяснительный текст под Гороскопом  начинался  словами:  "Anno  Domini
MDCCCXV".
   - Это значит: год тысяча восемьсот пятнадцатый, - сказала Валя. -  А  в
середине  текста  еще  цифры:  "MCMXV"  -  тысяча  девятьсот  пятнадцатый.
Какой-то столетний срок.
   - Ты можешь перевести латынь? - спросил Юра.
   - Со словарем - пожалуй.
   - Здесь и на обороте какой-то  чертеж,  -  сказала  Рита,  рассматривая
пергамент. - Что это? - воскликнула она. - Моя фамилия...
   Оборотная   сторона   пергамента   была   густо   испещрена   кружками,
соединенными линиями. В  верхнем  кружке  было  четко  написано:  "Theodor
Matvejeff + 1764" [умер в 1764].
   А в самом нижнем кружке стояло: "Marguerite Matvejeva".
   - Генеалогическое дерево семьи Матвеевых, -  задумчиво  сказал  Юра.  -
Начиная от флота поручика и кончая тобой...
   Рита встревоженно посмотрела на него:
   - Иезуиты столько лет следили за нашей семьей?..
   - Разберемся. - Юра забрал у нее пергамент,  сложил  его  и  засунул  в
железную коробочку. Затем закрыл ее крышкой и постучал по ней, чтобы  шипы
стали на место. - Семь бед - один ответ, - сказал  он.  -  Я  забираю  эту
штуку. Она украдена из музея.
   Он обмотал  цепочку,  к  которой  была  прикреплена  коробочка,  вокруг
ремешка фотоаппарата. Еще раз огляделся.
   - А теперь - лезем наверх. Иди первым, Валерка.
   - Больше ничего смотреть не будем?
   - Нет. Хватит с нас.
   Валерка ухватился за  веревку,  подтянулся  и  исчез  в  вентиляционной
шахте. Вслед за ним полезла Валя. Рита подошла к стене, взялась за веревку
и вдруг оглянулась. Ее поразило выражение Юриного  лица  -  растерянное  и
напряженное. Глаза у него были остановившиеся. Рита проследила направление
его взгляда, но ни увидела ничего, кроме раскладного кресла.
   - Что с тобой, Юра?
   - Лезь наверх, - ответил он негромко.
   А смотрел Юра именно на раскладное кресло. Две  палки  с  перекладиной,
обернутой парусиной... Там, внизу, в клетке, торчит из бетонного пола верх
спинки такого же кресла. Кресло утонуло в бетоне! Так же, как коробочка  с
ампулами, только не до конца...
   Что за страшная мысль! Юра даже зажмурился и помотал  головой  Нет!  Не
может быть...
   Ему стало жутко. И душно. Душно в этом холодном подвале.
   - Юра! - донесся из шахты Валин голос. - Юра!
   Он опомнился. Погасил свет, медленно подошел к стене, нащупал веревку.
   Наконец он выбрался наверх.
   Солнце висело уже над самым горизонтом. Длинные тени увалов  лежали  на
песке.
   - Какие мы грязные, исцарапанные! - сказала Валя.  -  Зря  мы  с  тобой
купались, Рита.
   - Коля уже добрался, как вы думаете? - спросила Рита.
   - Наверное, - отозвался Валерка.
   - Почему он пошел на такой риск?
   - Он сильный пловец. И выдержка у него знаете какая?
   Рита благодарно посмотрела на Валерку.
   Пошли к лагерю. Обеденный час давно прошел, впору было  ужинать.  Вдруг
Юра остановился:
   - Где Рекс? - Он свистнул в два пальца. - Рекс!
   Собаки нигде не было видно.
   - Ладно, вы идите, готовьте ужин, - сказал  Юра,  -  а  мы  с  Валеркой
поищем.
   Они нашли Рекса на берегу южной бухточки. Пес сидел у  самой  воды.  Он
лишь на мгновение обернулся, когда Юра  позвал  его,  беспокойно  перебрал
лапами и снова уставился в воду.
   Юра и Валерка сбежали с увала на пляж - и остановились пораженные:  вся
бухта кишела водяными змеями. Подняв над  водой  головы,  они  уплывали  в
открытое море. А с берега сползали еще десятки, а может быть, сотни  змей.
Они торопились, свивались а клубки, мешали друг другу.
   Водяные ужи - отличные пловцы. Они часто кочуют с острова на  остров  в
поисках птичьих яиц  и  могут  проплывать  большие  расстояния.  Но  такое
массовое переселение...
   - Странное бегство, - сказал Юра. - И Рекс какой-то неспокойный.
   Он лег на песок рядом с  Рексом  -  и  вдруг  ощутил  слабые  и  редкие
подземные толчки. Юра вскочил на ноги. Чертов островок!..
   - Пошли на большой грифон, - сказал он. - Рекс, за мной!
   Обычно из кратера грифона ползла,  медленно  переваливаясь  через  край
воронки, серая и теплая вулканическая грязь. Сейчас она застыла: выделение
прекратилось.
   - Грифон закрылся, - сказал Юра. - Привет!
   - А это плохо? - спросил Валерка.
   - Плохо. Пошли посмотрим тот, что поменьше.
   Второй грифон тоже не пульсировал. Юра  лег  и  приник  ухом  к  пласту
застывшей грязи. Он услышал глухой рокот: будто глубоко в недрах земли шла
танковая колонна.
   Они сбежали к восточному берегу - здесь всегда бурлила  вода,  лопались
пузырьки газа. Теперь поверхность воды была спокойной и гладкой:  закрылся
и подводный грифон.
   - Дело дрянь, - бросил Юра.
   Вернулись в лагерь. Женщины возились у очага; Валя рассказывала  что-то
о гороскопах, Рита слушала, наблюдая за тем, как поспевает уха.
   "Они спокойны,  -  подумал  Юра.  -  Тем  лучше.  Не  стоит  их  пугать
преждевременно. Может быть, еще обойдется. Во всяком  случае,  до  прихода
катера... Катер сегодня вряд ли придет.  Скорее,  завтра  утром.  Как  там
Колька? Упрямый, дьявол!.. Ну и денек, однако!.."
   Ели осточертевшую рыбью похлебку.
   - Что с Рексом? - спросила вдруг Валя. - Не ест, и  вообще...  какой-то
бледный, если так можно выразиться о собаке.
   - Он немного переутомился, - сказал Валерка.
   Валя засмеялась:
   - Не иначе. - Она оглядела компанию. - Да что вы все  скисли,  товарищи
робинзоны? Завтра мы будем дома!  Подумать  только:  горячий  душ,  чистые
простыни, еда, не пахнущая рыбой...
   - Подожди, Валюша... - Рита  напряженно  выпрямилась,  прислушиваясь  к
чему-то. - Не знаю, может у меня галлюцинация, но, по-моему, земля дрожит.
   Некоторое время у очага было тихо.
   Юра прервал молчание.
   - Послушайте, ребята, - сказал он, ковыряя рыбьей костью в зубах. - Нет
смысла скрывать от вас...
   И он коротко изложил обстановку. Что-то произошло  в  недрах  земли,  и
грифоны - отдушины для  газа,  сжатого  огромным  пластовым  давлением,  -
закрылись. Теперь в глубине газ клокочет и ищет выхода...
   - И где он найдет выход? - спросила Валя.
   - Если бы знать, где!..  И  когда...  Может,  еще  сто  лет  ничего  не
случится, а может - каждую минуту. - Юра встал. - В общем, так,  -  сказал
он, помолчав. - Забираем шмотки и  перебираемся  на  плот.  Оно  спокойнее
будет.
   Через полчаса лагерь был свернут.  Население  острова  Ипатия  со  всем
своим имуществом перекочевало на плот.
   Дул легкий северный ветер.  Море  было  спокойное,  чуть  колыхался  на
отмели плот. В  сгустившейся  темноте  неподалеку  от  плота  слабо  белел
"Меконг".
   - Давай отплывем, Юрик, - тихо сказала Валя.
   - Подождем. Ветер с севера, на плоту против ветра  не  попрешь.  Да  ты
ложись, спи. До утра, пожалуй, ничего не случится. А утром катер придет.
   Медленно текло время.
   Подземный рокот вдруг резко усилился. Рекс прижался  к  Юриной  ноге  и
заскулил. Во время стихийных бедствий самые смелые собаки падают духом.
   Страшный удар потряс остров. Из развороченной земли  с  ревом  вымахнул
призрачно-белый столб газа. Дождь гальки и  кусков  глины  забарабанил  по
плоту. Свирепым жаром опалило лица. Полыхнуло огнем...
   Гигантский ревущий огненный факел взметнулся в небо.



        8. ПРО ВОДУ И ОГОНЬ

                     Я стоял с сигарой у левого борта,  наблюдая,  как  за
                  оконечностью Апшеронского полуострова исчезает бакинский
                  порт. От моей сигары остался  лишь  окурок.  Затянувшись
                  последний раз, я бросил его за борт. И в  ту  же  минуту
                  корпус "Астры" окружила огненная пелена.
                     Ж.Верн, "Клодиус Болебарнак"

   Когда моторка осела на корму,  Николай  подождал  немного  и  осторожно
высунул голову у самого форштевня. Он знал, что сидящие на корме не  могли
его заметить.
   Концы уже были отданы; с кормы доносилось железное позвякивание: должно
быть, Вова сажал на место распределитель зажигания.
   Николай услышал ворчливый Вовин голос:
   - Рыбку хотел половить - так нет!.. Вечно горячку порете!.. Здесь рыбки
полно. Видали, сколько пузырьков на воде?
   Жесткий голос Опрятина:
   - Меньше разговаривайте.
   Так. Они ничего не подозревают. "Не  теряй-ка  времени,  -  скомандовал
себе Николай. - Надо получше устроиться под форштевнем".
   Он тихонько  пропустил  один  конец  захваченной  с  собой  веревки  за
спасательный леер, свисавший с правого борта моторки. Затем проделал то же
самое с леером на левом борту. Связав под водой  концы,  он  пролез  между
днищем и веревкой. Она пришлась на уровне груди. Теперь заспинные  баллоны
акваланга уперлись в дно моторки так, что килевой брус вошел в  промежуток
между ними.
   "Удобно  получилось,   -   подумал   Николай,   взявшись   за   веревку
полусогнутыми руками. - Меньше будет болтать".
   Несколько раз "чихнул" мотор. Николай вдруг испугался: а  что,  если  с
мотором все еще неладно и они опять вылезут на берег?
   Но вот мотор ровно загудел.  Лодка  пошла  -  сперва  тихо,  потом  все
быстрее. Проплыл и исчез мысок.
   Теперь, когда мотор работал на полных оборотах, нос лодки  задрался,  и
Николая чуть ли не по грудь подняло над водой. Он дышал через  трубку,  не
расходуя воздуха из баллонов. Он испытывал чудесное, ни с чем не сравнимое
ощущение полета над водой. Ему пришла в голову забавная мысль:  он  сейчас
выглядит,  должно  быть,  как  аллегорическая  фигура,  какие  во  времена
парусного флота помещали у  княвдигеда  [княвдигед  -  деревянная  наделка
форштевня под бушпритом], под бушпритом корабля...
   Николай проделал в уме небольшой расчет:  до  города  около  пятидесяти
миль. Часов за пять моторка дойдет. В баллонах акваланга около двух  тысяч
литров воздуха. Когда он добирался до моторки под водой,  он  израсходовал
примерно двести литров. Акваланг работает, пока  давление  в  баллонах  не
опустится до тридцати атмосфер, -  значит,  еще  четыреста  литров  нельзя
использовать. Вблизи города придется отцепиться и плыть минут  десять  под
водой. Итак, на дорогу останется  около  тысячи  литров  -  иначе  говоря,
немного больше тридцатиминутного  запаса  воздуха.  Это  на  случай,  если
встречная волна не даст дышать через шноркель. Надо держаться неподвижно и
экономить дыхание: меньше чем на тридцать литров воздуха в минуту  человек
не проживет.
   Вначале все шло хорошо. Николай, идя бреющим полетом над гладкой водой,
получал только удовольствие от водяных струй, с силой обтекавших его тело.
Ноги, поддерживаемые широкими ластами,  волоклись  по  воде.  Спина  через
баллоны плотно упиралась в киль.
   Но вскоре пошла встречная волна. Моторка ритмично плюхала по волне,  то
опускаясь, то поднимая нос. Пришлось приноровиться и делать вдох только  в
момент подъема носа. Но все-таки вода попадала в шноркель,  и  Николай  не
всегда успевал продуть трубку.
   В один из моментов,  когда  нос  моторки  высоко  поднялся  над  водой,
Николай увидел слева черные камни, окруженные белым кружевом прибоя и ярко
освещенные солнцем.
   Камень Персианин!
   Казалось, он бесконечно долго несся под килем, захлестываемый  волнами,
- а пройдено всего пять миль! Десятая часть пути...
   Нет, он не жалел, что затеял это дело. Знал, что потребуется предельное
напряжение сил. Но только теперь он представил  себе,  что  предстоит  ему
вынести...
   Волна была небольшая, но корпус моторки гнал перед собой высокий бурун.
Скорость шлюпки складывалась со встречной скоростью ветра. Он  притерпелся
к ударам волны, но тело его,  непрерывно  омываемое  волной  и  обвеваемое
потоком воздуха, быстро теряло тепло. Масло, впитавшееся в  кожу,  видимо,
начало смываться. Николай мерз. Веревка, за которую  он  держался,  резала
ладони. И ветер свистел в ушах.
   Николай потерял чувство времени.
   Резкая боль скрутила большой палец левой ноги и быстро перекинулась  на
икру. Переменить положение!.. Николай с трудом повернулся на  правый  бок.
Сгибая и разгибая ногу, он отчаянно боролся с судорогой.
   Дышать, лежа на боку; было легче - трубка шноркеля реже  захлестывалась
водой, но положение было неустойчивым, приходилось сильно напрягать  руки,
а судорога в руках - самое страшное...
   Он начал устраиваться по-старому, как вдруг услышал: такты мотора стали
реже. Нос опустился, и Николай погрузился под воду. Моторка остановилась.
   Дыхание сразу стало свободным, а неподвижная  вода  показалась  теплой.
Николай осторожно высунул голову из воды.
   - Что за прихоть? - услышал он раздраженный голос Опрятина.  -  Неужели
нельзя потерпеть?
   - А чего терпеть, если жарко?  -  возразил  Вова.  -  Да  я  быстренько
окунусь. Видите, слева остров Булла? Значит, полдороги.
   - Полдороги? Что-то очень медленно сегодня.
   - Медленно, - согласился Вова. - Не пойму почему.
   Снова раздался голос Опрятина:
   - Между прочим: где к вам сел в городе Бенедиктов?
   - Как я с ним сговорился, у шестнадцатой пристани, - ответил Вова. -  А
потом за вами пошли, на двадцать четвертую.
   - Там никого больше не было, на шестнадцатой? Видел вас кто-нибудь?
   - Вроде нет. А что?
   - Ничего. Быстрее купайтесь.
   Моторка накренилась, раздался всплеск -  это  Вова  прыгнул  в  воду  с
кормы. Николай высвободился из-под веревки, переключил кран на баллоны  и,
перевернувшись головой вниз, нырнул поглубже.
   Вова плескался возле кормы. Николай держался в стороне, на трехметровой
глубине. Из-за того, что этому бегемоту  жарко,  приходилось  растрачивать
драгоценный воздух. Впрочем,  нет  худа  без  добра:  можно  хоть  немного
размять затекшие руки и ноги. Согреться немного. Вот только не обратили бы
они внимание на пузырьки... Не опоздать бы  занять  свое  место.  Впрочем,
будет  слышно,  когда  он  станет  заводить  мотор:   с   полуоборота   не
заведется... Пить хочется. С утра не пил и не ел ничего. Во рту мерзостно:
наглотался соленой воды... Полдороги  еще.  Часа  два?  Это  немного.  Это
страшно много... Горячего  бы  чаю  сейчас!  Как  у  Мехти  на  яхт-клубе.
Крепкого горячего чаю...
   В шлюпке что-то загремело. Николай, сильно работая ластами, подвсплыл и
ухватился за свою веревку. Бочку, что ли, перекатывают? Да, наверное, Вова
переложил пустую бочку из-под соляра поближе к носу.
   Затарахтел мотор. Николай занял свое  место  и  переключил  дыхание  на
шноркель.
   Теперь, после перекладки бочки, нос моторки не  так  высоко  задирался.
Над водой торчала только макушка Николая  да  дыхательная  трубка.  Дышать
стало труднее: бурун, идущий перед форштевнем, и встречные волны все  чаще
заливали трубку. Он не успевал вовремя продувать  ее  и  опять  наглотался
воды. Несколько раз Николай переключался на баллоны,  чтобы  хоть  немного
передохнуть.
   С  каждой  минутой