х надежд. Ему всегда не везло; ему не повезло даже с этим проклятым даром, который пока что отнял у него все и ничего не дал взамен, даже шанса выиграть. Он вернулся в первый зал. Гул чужих жадных, молящих и торжествующих мыслей раздражал его, но он не мог не слышать его. - Что не играешь, приятель? - спросила его платиновая блондинка с густо наложенной на ресницах маскарой. - Или ты уже выиграл все деньги? Тогда ты мне нравишься. - Еще не все, - криво усмехнулся Дэвид и подумал: "По крайней мере, с этой проще и честнее, чем с Присиллой. Не будет говорить о любви и думать при этом о своем Теде". - Тебе должно повезти сегодня, - сказала блондинка и подмигнула ему. - Встретимся еще. - Обязательно, - ответил Дэвид. Он стоял у одного из столов и внезапно услышал чьи-то мысли, поразившие его своим спокойствием и даже ленивой, привычной уверенностью на фоне других - потных и молящих. Он поднял голову и понял, что это мысли банкомета. Он ловко и небрежно держал в левой руке колоду, а правой сдавал очередному игроку. Но про себя он говорил не просто: "Карту! Еще карту!" - а называл те карты, которые точно швырял очередному игроку. Он знал карты! Должно быть, они были краплеными, и банкомет точно знал, какую карту сейчас сдает своему сопернику. Дэвид почувствовал, как у него забилось сердце. Он посмотрел на лицо банкомета: равнодушное, скучное лицо. "Вон еще один ходит вокруг, как рыба около крючка. Сейчас клюнет", - услышал Дэвид его мысли и понял, что речь идет о нем. Он пошел к кассе и получил за сто долларов целую пригоршню разноцветных пластмассовых фишек с гербом казино. Дэвид сел за стол и принялся ждать своей очереди. Ему вдруг стало смешно. Он сидел прямо напротив банкомета и думал о том, что вряд ли кто-нибудь мог бы себе представить, в какую игру они будут сейчас играть. Банкомет знает, какие карты он сдает Дэвиду. Дэвид знает о том, что он знает, и знает, какую следующую карту получит. Шулер и телепат, дар приобретенный и дар нежданный. И все-таки у Дэвида, если он только не ошибался, должно быть преимущество. Если он знает о махинациях шулера и твердо намерен воспользоваться ими, то банкомет принимает его еще за одну безымянную рыбешку, подманенную блеском легкого выигрыша. - Десять долларов, - сказал Дэвид, стараясь унять биение сердца. В руках у него была тройка. "Сейчас я сдам ему восьмерку", - подумал банкомет, и Дэвид получил восьмерку. У него было одиннадцать очков. "Сдаю ему семерку. У него будет восемнадцать, Больше он не возьмет, - подумал банкомет. - А что там, интересно, он мне подкинет? Ага, двойка". - Еще одну карту! - сказал Дэвид, и ему показалось, что голос его охрип и дрожит от волнения. - Даю, - сказал банкомет и подумал: "Берет при восемнадцати, отчаянно играет..." Дэвид держал перед собой свои пять карт, и в голову ему пришла забавная мысль, что зря он так тщательно прячет их. Банкомет все равно прекрасно знает, что у него на руках. С таким же успехом они могли играть в открытую. - Девятнадцать, - механически пробурчал банкомет и ловко подвинул толчком к Дэвиду десятидолларовую фишку. "Пожалуй, второй раз лучше остановиться более традиционным образом", - подумал Дэвид. Банкомет сдавал карты с виртуозностью фокусника. Руки его мелькали, как спицы колеса. "Понятно, почему они получают в казино зарплату, большую чем профессора университета, - подумал Дэвид. - Чем быстрее они работают, тем больше оборот и больше доход казино". - Прошу! - сказал банкомет Дэвиду. - Десять, - сказал Дэвид и положил перед собой фишку. - Две карты. Теперь у него на руках было пятнадцать, и он услышал голос шулера, ощупывающего очередную карту: "Дама". "Дама, как и любая картинка, - десять очков, - подумал Дэвид. - У меня будет перебор, но так надо". - Еще одну карту, - сказал Дэвид и постарался изобразить на лице досаду, когда он бросил карты и подвинул банкомету фишку. Справа от него сидела не молодая уже женщина, и на лице ее была написана такая неприкрытая жадность, что Дэвиду стало неловко за нее. Он ощутил бы меньшее смущение, если бы вдруг она оказалась совершенно нагой. Должно быть, привезла свои жалкие сбережения и твердо намерена выиграть. Кто она? Учительница, мать семейства? Какое это имело значение? Один из ста тысяч агнцев, ежемесячно ритуально закалываемых здесь. Слева беспрестанно курил совсем еще молодой человек, лет, наверное, двадцати трех - двадцати четырех. Видно было, что курить ему совсем не хочется, но постоянными суетливыми движениями он пытается скрыть волнение и дрожь в руках. - Вам? - спросил банкомет Дэвида. - Двадцать пять, - ответил Дэвид. На руках у него была четверка. - Еще две карты. "Прибавляет, - подумал банкомет. - У него четверка, сдаю короля и тройку. Всего семнадцать. Вряд ли возьмет еще одну. А там снова четверка". Дэвид изо всех сил старался изобразить на своем лице борьбу. Он вытер лоб платком и закурил, сломав спичку. - Еще карту! - сказал Росс громче, чем предписывали правила хорошего тона. Он прижал карту к тем, что уже были у него, и принялся томительно медленно выдвигать ее. - Блэк-джек, очко! - крикнул он и, тут же спохватившись, добавил: - Простите... Шулер чуть заметно пожал плечами: он привык ко всему. Ежедневно перед ним проходила процессия человеческой обнаженной жадности. Респектабельные граждане, набитые громкими фразами о достоинствах добродетелей и зле порока, стучали кулаками по столу, плакали, смеялись, ругались, молились, скрежетали зубами. Через полчаса Дэвид уже выиграл около сотни долларов. Соседи с завистью поглядывали на него, а белокурая вечерняя охотница невесть откуда снова появилась около стола и улыбалась ему, заговорщически подмигивая. "Парень намесил теста, - подумала она, - надо не упускать его из виду. Новичкам всегда везет". Дэвид посмотрел на нее и улыбнулся в ответ. У него есть "тесто", у нее - желание прибрать это "тесто" к своим рукам. Все просто и ясно. Продажа газеты в розницу по-своему честнее подписки. Покупатель свободен: прельстит его первая полоса своим оформлением и заголовками - купит. Не прельстит - не купит. Подписка же, как и брак, - контракт, в котором одна из сторон уже заплатила деньги, а вторая вправе подсовывать за них все, что вздумается. Он решил играть крупнее и поставил семьдесят пять долларов. Валет и король дали ему двадцать очков. Банкомет взял себе три карты. "Пятнадцать, следующий идет туз, будет перебор. Надо передернуть", - подумал он, и Дэвид непроизвольно подался вперед, пристально следя за пальцами шулера. "Может заметить, черт с ним! Все равно все спустит". Когда у Дэвида было уже больше трехсот долларов выигрыша, он встал из-за стола. Больше ему сегодня играть не нужно, нельзя слишком привлекать к себе внимания. - Что я сказала? - кивнула ему блондинка и внимательно проследила взглядом путь бумажника, который Дэвид положил во внутренний карман пиджака. - В правом, в правом, - усмехнулся он. - Что в правом? - Бумажник. - А, вот ты о чем, - рассмеялась она. - Мог бы и не говорить, сама видела. - И я видел, что ты видела. - И я видела, что ты видел, что я видела... - Она снова рассмеялась. - Так мы никогда не кончим. Пойдем лучше в бар, выпьем. Меня, кстати, зовут Клер. - Хамберт Хамберт, - поклонился церемонно Дэвид. Клер расхохоталась. Видно было, что она смеялась часто и охотно. - Но я же не Лолита... Не то чтобы я хуже этой маленькой авантюристки из кинофильма, но лет мне больше. Да и ты еще пока не годишься на роль любителя маленьких девочек. - Ладно, зови меня... ну... Эрни. - Эрни так Эрни. Какое мне дело? Не под венец же мы идем, а совсем наоборот. - Мне так тоже показалось. Виски шевельнулось теплым мягким комком в желудке, и Дэвид почувствовал, как напряженность медленно выдавливается из него, вытесняемая алкоголем, выигрышем и близостью этого доступного веселого существа, не скрывающего своей заинтересованности в его "тесте". "По-моему, торговаться не будет... И парень ничего, похож на Кирка Дугласа..." - лениво подумала девушка, и Дэвид рассеянно кивнул ей. - Ты что? - А? - Ты что кивнул? - А... Просто приятно на тебя глядеть и гадать о том, о чем ты думаешь. За твое здоровье! Дэвид проглотил виски. Мир медленно нагревался, становился ярче и терял холодную враждебность. Капитан Фитцджеральд со своими отпечатками в сейфе отодвигался куда-то на второй план, терял резкость и реальность угрозы. Черт с ней, с Присиллой, с ее Тедом, с принципиальным мистером Барби и его неподкупным, принципиальным "Кларионом"! Черт с ними, с этими двумя трупами на тротуаре у ювелирного магазина Чарлза Майера! Что он, апостол Павел? Почему он должен думать о всех них? - Выпьем еще, Клер? - спросил он. - С удовольствием, - кивнула она и украдкой снова посмотрела на карман пиджака, откуда он вынимал бумажник. 8 Они сидели в ресторане и смотрели на эстраду, где знаменитая киноактриса и певица, раскинув руки над микрофоном, пела песенку о подушке, старательно наклонившись вперед так, чтобы грудь ее в глубоком вырезе платья была видна каждому. - Как ты думаешь, - спросила Клер, - если бы вдруг испортился микрофон, кто-нибудь бы заметил? - Пока она стоит в такой позе, вряд ли. Видишь ли, в каждой профессии есть свои приемы, которые облагораживают ее. Уважающий себя нищий не станет просто стоять с протянутой рукой. Он обязательно будет для приличия что-нибудь продавать - например, шнурки для ботинок или спички. Та, на эстраде, вместо шнурков поет. Главное же - вывалившаяся грудь. За грудь без пения платят меньше, вот и все. - Я-то по крайней мере не пою, - засмеялась Клер и наклонилась вперед, как певица на эстраде. - Может быть, и мне придумать себе какие-нибудь шнурки? - Не нужно, я за честную коммерцию, - ответил Дэвид. Он был немножко пьян, и зал со столиками медленно кружился, и Россу показалось, что он приобрел вдруг способность замечать вращение Земли. - Нельзя сказать, чтобы ты был очень любезен, - надула губки Клер и подумала: "Хорошо, что он пьян. Сейчас он отвернется на секундочку, и я подсыплю ему этой дряни. - Она мысленно вздохнула. - Жалко, конечно. Симпатичный парень, но не портить же с ними отношений... Ничего, поспит только покрепче - и все..." Дэвид вздрогнул, как от неожиданного удара. "Только не подать виду, только не подать виду!.. Вот ее шнурки... Кто это они?" Снова начинается охота, снова стены надвигаются на него. Он извинился и вышел из зала. Опьянение внезапно прошло, нейтрализованное чувством опасности. Он снова дичь. Он снова заяц, который мечется по полю, везде натыкаясь на охотников. Он вернулся на свое место. "Ну, выпей же, выпей", - молила его мысленно Клер, и он сказал: - Давай выпьем, Клер. - Он поднял стакан с вином и посмотрел на нее. - А знаешь, у меня идея. Давай обменяемся стаканами. Говорят, в таких случаях узнаешь чужие мысли. Ты хочешь узнать мои мысли? Клер смотрела на него широко раскрытыми глазами и чувствовала, что кровь у нее стекает куда-то вниз, в ноги. - Почему ты побледнела, радость моя? - криво усмехнулся Дэвид. - Или ты не хочешь узнать мои мысли. - Я просто испугалась за тебя, - пробормотала Клер. - Мне показалось, что ты очень пьян. - Так ты не хочешь выпить? Отличное вино... - Нет. - Ну и отлично! Эй, официант, счет, пожалуйста! Он расплатился и, крепко прижимая к себе руку Клер, подвел ее к лифту. Она не сопротивлялась. В голове ее вяло трепыхался один вопрос: что он сделает с ней? Она жила не первый день в Лас-Вегасе, и насилие, настоянное на сухом зное пустыни и лихорадочной алчности казино, было привычной частью окружавшего ее мира. Дэвид втолкнул Клер к себе в номер и запер дверь. "Неужели это конец? - подумала она. - Но откуда он узнал?" В ней не было ненависти. Ей даже было жаль этого похожего на Кирка Дугласа парня, такого странного и вместе с тем внимательного к ней. Но каждая профессия имеет свои правила, и игру нужно вести только по этим правилам. - Для чего ты сделала это, Клер? - спросил Дэвид и подумал, что не мог бы задать более глупого вопроса. - Что это? Я ничего не сделала. - Для чего ты подсыпала какой-то дряни мне в стакан? Кто заставил тебя сделать это? Она пожала плечами и ничего не ответила. У нее было ощущение, что он задает ей эти вопросы только потому, что не знает, что делать. "Сейчас он ударит меня", - подумала она и невольно подняла руки к лицу, словно защищаясь. Дэвид шагнул к ней, сжимая кулаки. Она опустила руки. Ей уже не было страшно, и она ни о чем не думала. Огромная скука приглушила все ее чувства, и она зевнула. Все это было уже, было, было! Пощечины, смущенный смех, похожий на кудахтанье, неохотно отсчитываемые деньги. Толстые и тощие, волосатые и лысые, молодые и дряхлые... Она снова зевнула. В Дэвиде вдруг шевельнулась нежность к этой девушке, которая думала о том, что сейчас он ее ударит, и судорожно зевала. Он обнял ее, и она инстинктивно уткнулась носом в его плечо. Клер не плакала, она только изо всех сил прижалась к нему, словно желая зарыться в его плечо, скрыться. Она сама не смогла бы объяснить, почему она вдруг уткнулась носом в плечо этого человека. Сентиментальность была ей чужда. Клер привыкла быть со своими клиентами настороже, ощетинившись, словно бездомная кошка. Она никогда не мурлыкала. Она всегда должна была быть наготове, не зная, с какой стороны последует удар. Но внезапно она почувствовала, что не боится этого человека. Она почему-то ощутила непривычное спокойствие, и неясное, незнакомое чувство слабо шевельнулось где-то в ней. Ей захотелось сказать ему правду. - Меня заставил подсыпать тебе сильного снотворного Билл Пардо - банкомет, за столом которого ты играл. - А... Я так и думал. - Он сказал мне, что, если я не выполню поручения, в городе мне больше делать нечего. - Что они собирались сделать со мной? - Не знаю. Думаю, что обобрать и избить. Вряд ли им было бы приятно возиться с трупом у себя в гостинице. Они ценят ее репутацию. - Очень мило, великодушные люди! - Знаешь что, - вдруг сказала Клер и посмотрела Дэвиду в глаза, - они ждут внизу, пока я не дам им сигнала. Через главный вход нам не выйти, но я знаю, как пройти через служебный ход в подвале. У меня на улице машина... Она ни о чем не думала, но Дэвид видел неясные картины, беззвучно вспыхивающие в ее мозгу. Какой-то человек в пижаме за столом, и женщина, смеясь, ставит перед ним завтрак. Господи, это же он. Он и Клер. Он быстро взглянул ей в глаза. В них застыла пугливая надежда, словно в глазах собаки, которая надеется на кусок мяса и вместе с тем ожидает удара. - Ты хочешь уехать со мной? - медленно спросил Дэвид. - Да, - просто сказала она. В дверь тихонько постучали. Клер с ужасом смотрела на него. Он кивнул ей на ванную и на цыпочках подошел к двери, прижался к стене и нащупал в кармане пистолет. Сердце его колотилось, и ему показалось, что вот-вот оно не выдержит. Общество, этот совершенный организм, снова посылало против Росса своих бактериофагов, чтобы расправиться с чужеродным телом. Осторожный стук повторился, и Дэвид вдруг услышал приглушенные мысли: "Наверное, спит. Хорошо все-таки, что я его так быстро нашел... Надо постучать чуть погромче". - Войдите, - сказал Дэвид и еще крепче прижался к стене. Дверь распахнулась, и он изо всех сил ударил рукояткой пистолета по чьей-то голове. Человек медленно покачнулся и упал назад, скользнув по двери спиной. На лбу проложила себе русло тоненькая струйка крови. Несколько сантиметров она текла к переносице, потом, словно решившись, круто повернула в сторону, на правый висок. На мгновение Дэвиду показалось, что он смотрит какой-то знакомый фильм, что все это происходит не с ним, а со знакомым актером по имени Дэвид Росс, что сейчас вспыхнет свет, он встанет с Присиллой и отправится домой, в привычную раковину привычного существования. "А здорово он его", - скажет он, и Присилла ничего не ответит, только фыркнет, как это она делала всегда, когда не соглашалась с ним. Но прошло мгновение, еще, и еще, а фильм не кончался. Глаза Фитцджеральда были закрыты. Дэвид наклонился над ним и прислушался. Капитан дышал. Дэвид запер дверь. Что там дальше, в этом фильме? Он огляделся. - Кто это? - прошептала Клер. Она тряслась. - Так... Один мой приятель... - Ты гангстер? - В голосе Клер звучал теперь не страх, а разочарование. "Гангстер... просто гангстер... И все... все..." - Нет, Клер, не гангстер, а урод. Понимаешь, урод? - Они могут быть здесь с минуты на минуту. - Сейчас. Дэвид с трудом приподнял капитана и положил на кровать, повернув лицом к стене, потом быстро вывернул лампочку из настольной лампы, вставил в патрон монетку и снова ввернул ее. Послышался легкий треск, и свет в номере погас. - Короткое замыкание, - сказал Дэвид, - теперь быстрее. Они выглянули в коридор - никого. Мягкий свет из длинных плафонов заливал коридор, наполнял его спокойствием, которое, казалось, исходило из зеленой ковровой дорожки. Лифт стоял на их этаже, и Дэвид плотно, стараясь не хлопнуть, закрыл дверцу. - Нажми сначала на второй, - сказала шепотом Клер, - а когда я выйду, нажми на подвал. Выйдешь и пройдешь направо, к выходу. Они тебя не ждут. Дэвид увидел ее в зеркале лифта. Копна платиновых волос, густо накрашенные длинные ресницы, вздернутый носик и напряженный взгляд больших серых глаз. Лифт, мягко вздрогнув, остановился. - Не бойся, - сказала Клер, - все будет хорошо. Они и сообразить ничего не успеют, как мы уже выедем из города. - А ты? Она ничего не ответила и лишь посмотрела на него. "Я уеду с ним, - услышал Дэвид ее мысли, - уеду. Все равно..." - Куда она запропастилась, эта шлюха? - спросил Билл Пардо у своего коллеги. Они стояли в холле и покуривали, то и дело поглядывая на часы. Наконец они заметили Клер. Она сбежала вниз по лестнице и быстро шепнула им, направляясь к выходу: - Все в порядке, дверь открыта. - Ладно, - буркнул банкомет и кивнул коллеге, - пошли. Дверь шестьсот сорок второго номера была приоткрыта. - Почему не горит свет? - спросил Билла его спутник. - Клер, наверное, погасила. Он спит так, что ему можно вырезать аппендицит, и он не проснется. Они оглянулись по сторонам - коридор был пуст - и осторожно проскользнули в номер. - Где здесь выключатель? - прошептал Билл. - Ага, вот он. Послышался щелчок, еще один, но свет не зажигался. Билл, выставив перед собой руки, подошел к столу и нащупал на нем лампу. Снова никакого результата. - Наверное, короткое замыкание. Черт с ним! Тем лучше. Он подошел к кровати и нащупал лежавшего на ней человека. - Иди сюда. Вот он. Билл привычно обшарил все карманы, вытащив их содержимое. - Ишь ты, сволочь, - шепнул он, нащупав пистолет, - с пушкой ходит. Давай. Они начали избивать спящего человека, работая то ногами, то руками. - Обожди, Билл, - сказал его спутник. - Дай-ка я его столкну на пол, удобнее будет. Он дернул за пиджак, и тело с глухим звуком ударилось о пол. Они наносили удары с яростью шулеров, которых не бьют, но которые бьют сами. Это были садистские удары. Они пинали безмолвное мягкое тело с остервенением людей, которые находят в насилии и в причинении ближнему боли наивысшее наслаждение, для которых удар ногой по лежащему человеку - венец их духовной жизни, тончайшая сублимация, эмоциональный пик. Они тяжело дышали и стирали руками пот с лиц. Они устали и чувствовали истому, которая всегда приходит на смену острому наслаждению. - Ладно, хватит, - сказал Билл. - Зажги-ка спичку, посмотрим, что от него осталось. Чиркнула спичка и осветила вздутую окровавленную маску на месте лица. Но эта была не та маска, которую Билл ожидал увидеть. - Иисус Христос! - пробормотал Билл. - В чем дело, Билл? Или мы перестарались? - Это не он. - Как не он? - Не он, я тебе говорю... Вот почему не горел свет... Что делать? - Давай посмотрим, что у него было в карманах. Приоткрой дверь, будет видно. Они подошли к двери и принялись рассматривать то, что вытащили из карманов. - Капитан полиции Эрнест Фитцджеральд, - пробормотал Билл, держа в руках документы. - Боже правый, что же делать? А это еще что за карточка? Смотри, это он, тот тип! Что вся эта чертовщина значит? - Ладно, разберемся потом. Сейчас давай решать, что нам делать. Оставить его просто в номере? - Может быть... В дверь тихонько постучали. Билл рукой зажал рот своему спутнику. - Мистер Росс... - Заходите, - сказал Билл, - я лежу. Заходите, сейчас я зажгу свет. Дверь приоткрылась, и в комнату проскользнул долговязый человек с глянцевым пробором на маленькой головке. Билл и его товарищ выскочили в коридор и захлопнули за собой дверь. Банкомет повернул ключ и перекрестился. - Не знаю, кто там, но для нас это дар божий. Значит, этого парня, что мы искали, зовут Росс. Ладно. Хорошо, что так все обернулось. Теперь надо сообщить в полицию. Мы проходили по коридору... Куда мы шли? Черт возьми, куда мы шли? Кто-то позвонил вниз с шестого этажа, что в шестьсот сорок второй комнате слышны крики. Мистер Лейнстер попросил нас подняться, посмотреть, в чем дело. Мы подошли к номеру. Нам показалось, что там драка. В двери торчал ключ. Мы повернули его и бросились звонить в полицию. Так? - Так, отлично. Полиция не будет слишком придираться. - Билл поправил галстук и пошел к лифту. Партнер частного сыскного бюро "Донахью и Флисс" Юджин Донахью услышал голос Росса и вошел в номер. В комнате было темно, и он остановился, ожидая, пока вспыхнет свет. В этот момент кто-то прошмыгнул мимо него, дверь захлопнулась, и он услышал, как щелкнул замок. - Мистер Росс! - позвал он. - Что за шутки? Никто не отвечал. Темнота, казалось, давила его, и лишь драпри на окне каждые несколько секунд то чуть светлели, выступая в черноте смутным пятном, то вновь исчезали. "Должно быть, рекламные огни на улице", - подумал машинально сыщик. Он стоял в комнате, погруженный в плотную, густую тьму, и боялся пошевельнуться. Снова призрачно выступили из ничего занавески, и он осторожно двинулся в их направлении, чтобы хоть как-то сориентироваться в комнате. Внезапно он обо что-то зацепился ногой и громко вскрикнул. Он нагнулся и ощупал руками чьи-то ботинки. Но они не просто лежали на ковре. Носки их торчали кверху! Прежде чем его пальцы коснулись брюк, он уже понял, что на полу лежит человек. Он отскочил, словно схватился за обнаженный электрический провод. Он бросился в сторону и больно ударился о стену лбом. Он ощупывал руками стену и жарко молился, чтобы случилось чудо, и он нашел выключатель. Вот он, вот он! Он судорожно нажал кнопку, но темнота не шелохнулась. Он почувствовал, что сходит с ума. Испуганные мысли метались в голове с такой силой, что казалось, еще одна секунда - и они вдребезги разобьют его черепную коробку. В комнате труп Росса, а у него в кармане его фото. Дверь заперта. Как он докажет, что он не убийца, что все это чудовищная провокация? Нет, напрасно сенатор Трумонд и Пью призывают минитменов готовиться, пока что и ждать. Если бы они начали стрелять, страна пошла бы за ними. Он не был бы больше нищим частным детективом и не попал бы в эту похожую на преисподнюю ловушку. Будь оно все проклято, трижды проклято! Спалить всю эту заразу, что разъедает страну, всю эту мразь, что лезет из всех щелей! Внезапно у него мелькнула мысль: позвонить Барби или Трумонду. Но тут же погасла. Что они могут сейчас сделать, чем могут помочь? Он задыхался под тяжестью темноты, она затыкала ему рот и нос, давила на глаза и уши. Он дернул за галстук, но дышать легче не стало. Внезапно ему почудилось, что он слышит слабый стон. Он опустился на четвереньки. Стон повторился. Слава всевышнему. Росс жив! Он подполз к телу, вытянул руку и в ту же секунду ощутил что-то липкое под ней. Сейчас сюда войдут, а у него на руках кровь. Он принялся лихорадочно тереть пальцы о ковер, так что рука у него тут же нагрелась. Щелкнул замок, и он вскочил на ноги. Тонкий луч электрического фонарика, физически ощутимый в темноте, скользнул по лежавшему на ковре телу, прочертил причудливую траекторию и остановился на нем. - Кто вы? - спросил голос, и тут же вспыхнул второй фонарик. За ними угадывалась полицейская форма. - Юджин Донахью, совладелец частной сыскной фирмы "Донахью и Флисс" из Аплейка. - Что вы здесь делаете? - Я разыскивал человека по имени Дэвид Росс. - Видно, вы были так рады встрече, что превратили его в лепешку, - саркастически сказал полицейский. - Я всегда говорил, что эти частные сыщики... - Он жив, ему нужна помощь, но это не я. Луч фонарика остановился на лице лежавшего человека. - Боже правый! - крикнул Донахью. - Это не Росс. - Но, надеюсь, это тоже ваш знакомый? Отделать так незнакомого было бы просто невежливо. - Это капитан полиции из Аплейка Эрни Фитцджеральд! - Ну, - сказал полицейский, - может быть, вы сразу расскажете, как и за что вы его так отделали, или вам нужно для этого нормальное освещение? - Сержант, клянусь вам, это не я! - Странно было бы, если вы поклялись, что это вы. Впрочем, от частного сыщика можно ожидать всего. Давайте валяйте... 9 Дэвид открыл глаза и потянулся. - Клер, - позвал он. - Я здесь, милорд и повелитель, - послышался голос из ванной, и Клер, плавно сгибаясь в поклонах, подошла к кровати с чашкой кофе в руках. Платиновые ее волосы были откинуты назад, на ресницах темнела вчерашняя маскара, но губы были не накрашены, и ее лицо казалось сочетанием двух лиц: того, вечернего, из казино, и другого, более молодого, утреннего. На ней была пижама Дэвида, и ей пришлось закатать рукава и брюки. Она улыбалась. - Простите, милорд, что ваш утренний кофе недостаточно горячий, но я ждала, пока повелитель соизволит открыть глаза. У Дэвида мелькнуло ощущение, что все это уже было, что он уже видел когда-то этот гостиничный номер, пятна солнца на вытертом ковре и это улыбающееся лицо со следами вчерашней краски на ресницах. С самого детства в разных местах его вдруг иногда охватывало такое же тревожное чувство уже виденного, знакомого, но он никогда не мог найти потайную дверь в воспоминания. Но сейчас он мгновенно вспомнил. Он видел это утро в мыслях Клер, тогда, когда они стояли в его номере в Лас-Вегасе. Он прислушался, но не мог разобрать ее мыслей. Они лениво мурлыкали в ее голове, словно сытые котята, то сворачиваясь клубком, то томно потягиваясь. Он выпил кофе и протянул ей чашку. - Благодарю вас, моя добрая Клер, и разрешаю сесть рядом с собой. Она обняла его за шею и уткнулась носом в его плечо, как тогда там, в Лас-Вегасе. Он погладил ее волосы с уже начавшими темнеть корнями. - Клер, - тихо сказал он, - тебе хорошо со мной? Она едва заметно вздрогнула в его руках. "Хорошо? Это я всегда спрашивала, хорошо ли им со мной... Это не может продолжаться..." - подумала Клер. - Почему? - спросил Дэвид. - Почему не может? Она снова вздрогнула и испуганно посмотрела на него, садясь на кровати. - Что "почему"? Что не может? - Мне показалось, - сказал Дэвид, проклиная себя за то, что снова спутал мысли со словами, - что ты подумала о нас... Котята в голове у Клер вскочили и выгнули спины, воинственно шипя. Она говорила то, что думала. - Да, я подумала, что это не может продолжаться. Да, тебе хорошо со мной, я хорошая любовница, мне это все говорили, и ты этого не забудешь. Я не смогу жить с тобой, каждую минуту ожидая попрека. Может быть, ты и хороший парень, но ты же нормальный человек, ты не святой. Святые не играют в блэк-джек, не бьют ближнего пистолетом по голове и не думают о том, сколько запросит эта девка с крашеными волосами. - Из ее подведенных глаз выкатились слезинки, которые казались странно прозрачными рядом с густо накрашенными ресницами. Голос звучал враждебно. - Нет, я ни в чем не хочу упрекнуть тебя, я даже не знаю, кто ты и что ты. Я злюсь только на себя: дура, сентиментальная шлюха! Черт с тобой! Я думала о нас всю ночь, и я не хотела этой истерики. Двадцать пять долларов с вас, мистер, по таксе. Только наличными, кредита не даем. Ничего не поделаешь, я молода. Приходите через десять лет, будет дешевле. А еще лучше через двадцать, будет почти совсем задаром. Она повалилась лицом на кровать, и плечи ее в полосатой пижаме Дэвида вздрагивали в такт всхлипываниям. На простыне около ее лица расплывались маленькие влажные пятнышки. Дэвид почувствовал, как его подхватывает теплая мощная волна нежности и тянет, несет к ней. - Не плачь, - сказал он и, чуть прикасаясь пальцами, погладил ее затылок. - Может быть, тебе особенно и нечем гордиться, но и мне нелегко. Я урод, понимаешь, урод. Не поднимая головы, она пробормотала сквозь слезы: - Я этого не замечала. - Нет, Клер, я урод. Я не такой, как все. - "Зачем я ей все это говорю?" - пронеслось у него в голове, но он уже не мог остановиться. Нежность опьянила его, и он продолжал говорить. - Я слышу чужие мысли так же явственно, как слова, даже еще яснее. Я не хочу этого, но не могу заткнуть свои мысленные уши. Не знаю, как это у меня получается, но я слышу звук чужих мыслей, вижу образы, плывущие в чужих головах, и, честное слово, это не так приятно, как я думал вначале. Ты не представляешь, что это такое - вечно слышать жадные, лживые, трусливые, похотливые, глупые слова, которые, словно зловонная жижа, переполняют черепные коробки. Ты первый человек в мире, которому я рассказываю все это. Клер смотрела на него широко раскрытыми глазами, и в них мерцал благоговейный страх. - Значит, ты поэтому узнал о снотворном? - прошептала она. - Конечно, - сказал Дэвид. - Я вышел из зала специально, чтобы ты смогла подсыпать мне в стакан этой дряни. Мы квиты. Клер. Сначала ты хотела угробить меня, потом спасла. Но дело не в этом. Конечно, я знаю, что ты потаскуха, но, как тебе сказать? У тебя и жадность какая-то непосредственная, детская. - И ты знаешь, что я сейчас думаю? - спросила Клер. - Конечно. Ты думаешь: странное дело, он несет какой-то бред, а я верю ему. - А еще? - А еще ты думаешь: черт с ним, с будущим, хорошо бы он прижал сейчас меня к себе. - Почему же ты не делаешь этого? - Я буду делать только то, о чем ты попросишь меня словами. - Я прошу тебя. - О чем? - Чтобы ты прижал меня к себе. Он обнял ее за плечи и медленно притянул к себе. Ее рот был прижат к его груди, и голос ее звучал приглушенно: - И я не смогу прятать от тебя никаких мыслей? - Нет. - Но так же нельзя жить. - Только так и можно жить. - Ты глуп. Ты должен был бы быть священником. А если у меня появятся плохие мысли? - Ты придешь и скажешь: "Дэвид, у меня плохие мысли". - Дэвид? - Она засмеялась. - Значит, тебя зовут Дэвид? Я ведь до сих пор не знала твоего настоящего имени. - Дэвид Росс. - Дэвид Росс, пока у меня нет плохих мыслей, кроме мыслей о завтраке. Кроме того, мне нужно кое-что купить себе. Мы ведь удирали в такой спешке, что я даже забыла свою пижаму и зубную щетку. - Возьми деньги, но зубную щетку я хочу преподнести тебе сам в качестве подарка. - Благодарю, милорд, но у меня есть деньги. По крайней мере те, что я честно заработала у вас. Она смеялась весело и беззаботно, как тогда, в первый вечер их знакомства. Небо за окном было пасмурным, и в комнате было сумрачно. Юджин Донахью встал и зажег свет. Человек, сидевший в кресле напротив его стола, вдруг засверкал, как новенький автомобиль под дождем. Свет отражался от его отполированной лысины, от стекол очков в роговой оправе, от наманикюренных ногтей, от зеркала черных туфель. - Позвольте представиться, - нервно сказал он. - Руфус Китинг. Мне рекомендовал обратиться к вам сенатор Трумонд, мой хороший друг, и... я думаю, вам можно доверять? Во всяком случае, сенатор считает, что можно... Частный сыщик торжественно кивнул головой. - Если вас послал ко мне сенатор... - Да, да, - поспешно согласился отполированный человек. - Я думаю, что можно рассказать вам все. Сенатор несколько дней тому назад получил конфиденциальные сведения о том, что в Хорс-Шу, в Юте, намечено строительство секретного полигона. Естественно, что мы тут же решили купить там несколько земельных участков. Как только о строительстве будет объявлено официально, а это дело дней, цена их подскочит раз в двадцать. И вот вчера я узнаю, что земля уже куплена кем-то. Вы понимаете, что это такое? Я не скажу семьсот тысяч долларов, но полмиллиона уже практически лежали в кармане у сенатора и у меня. Что вы на это скажете? - Гм, это бывает. - "Бывает, бывает!" Этого не бывает. О планах строительства не знал никто! Единственный человек в Пентагоне, который ведает этим делом, - близкий приятель сенатора. К тому же он сам, гм... финансово заинтересован. - Да, но все-таки кто-то мог узнать. - Исключается! Вопрос был решен всего три дня тому назад. - Вы кому-нибудь говорили об этом деле? - Абсолютно никому. - Мистер Китинг, постарайтесь вспомнить, с кем вы виделись с того момента, как узнали о решении. Может быть, вы сами, не сознавая того, намекнули кому-нибудь о сделке? - Намекнул! Матери своей я не намекнул, не говоря уже о жене. Намекнул! Кто это намекает, что на улице валяется полмиллиона долларов, которые нужно только поднять? Я финансист, мистер Донахью, а финансисты не бывают сумасшедшими. - Я не говорю, что вы сумасшедший, мистер Китинг. - Говорите! Вы пытаетесь убедить меня, что я, Руфус Китинг, отдал кому-то пятьсот тысяч долларов! - Не волнуйтесь. Давайте вспомним все-таки, с кем вы виделись. - Ладно, давайте, делать нечего. Утром в тот день сенатор позвонил мне по телефону, и мы уговорились встретиться в три часа. Мы разговаривали в моей машине; и если только никто не прятался в цилиндрах или коробке скоростей, ни одна живая душа не могла подслушать наш разговор. Через час я вылетел в Нью-Йорк, у меня там кое-какие дела. Вечером я никого не видел, а утром разговаривал с одним знакомым. - Кто он? - Некто Пол Голдберг. Не имеет ни малейшего значения. Разговор у нас совершенно не касался дел. - Но о чем вы все-таки говорили? - О чем? Ах да! Он взахлеб мне рассказывал об одном прорицателе из Лонг-Айленда. Видит все насквозь и так далее. Некто синьор Габриэль Росси, первый прорицатель папского двора в Риме. Я решил съездить к нему. Я человек не суеверный, но чувствуешь себя спокойнее, когда уверен. О, тут, видите ли, все было не так уж просто. Сенатор предложил, чтобы я тут же выплатил его приятелю из Пентагона ровно пятьдесят тысяч. Я, разумеется, доверяю сенатору, он мой друг и достойнейший человек. Но пятьдесят тысяч сразу. Короче говоря, я поехал к этому самому Габриэлю Росси и спросил его, следует ли мне пускаться в финансовые операции. Нет ли, так сказать, противопоказаний свыше. Разумеется, я ему и слова не сказал, о чем идет речь. Минут десять он сидел с закрытыми глазами, будто прислушивался к чему-то, потом говорит: безусловно, не пускаться. Он видит подвох. Признаюсь честно, он меня очень разочаровал. С другой стороны - все бывает. Я двое суток колебался, потом все-таки связался с агентом по недвижимости в Хорс-Шу. Тот меня и оглоушил: вчера участки, о которых шла речь, были куплены кем-то за двадцать пять тысяч. Ровно за столько, сколько я собирался заплатить. Черт его знает, совпадение ли это или... - Или что? - Не знаю, мистер Донахью. Поэтому-то я и пришел к вам. - А кто купил участки? - Некто Клер Манверс из Нью-Йорка. - С кем вы еще разговаривали? - Абсолютно ни с кем. Во всяком случае, о делах - ни слова. Я хочу, чтобы вы выяснили, кто такая эта Клер Манверс и откуда она узнала про Хорс-Шу. - Это будет стоить тысячу долларов и тридцать долларов в день на расходы. - Валяйте, Донахью. 10 Средневековые астрологи, наблюдая расположение звезд в самодельные телескопы, не думали о том, что их потомки через несколько сот лет будут аккуратно платить членские взносы в профсоюз прорицателей. Древние авгуры, угадывая будущее по птичьим внутренностям, видели в смещенной печени все, что угодно, но только не роскошные кабинеты ясновидящих во всех столицах западного мира. Но прогресс остается прогрессом, если даже он не был вовремя предсказан недальновидной гадалкой, и сейчас семьдесят пять тысяч современных американских прорицателей, астрологов, ясновидящих, предсказателей и гадалок совсем не похожи на своих древних неорганизованных коллег. Не то, впрочем, чтобы изменился характер и технология их работы. Они по-прежнему украшают свои кабинеты скелетами крокодилов и любят держать на рабочих столах волшебные хрустальные шары. Они все так же обещают родившимся под знаком Скорпиона коммерческий успех в феврале и предостерегают от поспешных решений в первой неделе мая. Но теперь они объединены в мощную организацию и готовы лишить американское общество своих советов, если только астрологическое руководство даст команду забастовать. Но поводов для забастовок земные обстоятельства им не дают, а к звездам для получения советов для самих себя астрологи, как правило, не обращаются, разве что к звездам юридического мира. Да и для чего беспокоить звезды по своим личным делам, если современная цивилизация с каждым годом приводит в кабинеты прорицателей все больше и больше посетителей - от несчастных влюбленных и биржевых спекулянтов до сенаторов и генералов. Безработица может достигать пяти миллионов человек, но у предсказателей наблюдается острая нехватка квалифицированных кадров, и каждый, кто хочет посвятить свою жизнь ответам на вопросы: "Покупать или не покупать акции "Проктер энд Гэмбл"?" или: "Когда начнется спад?" - найдет себе работу. Дэвид Росс открыл пухлый телефонный справочник и, полистав желтые страницы с полминуты, легко нашел адрес мистера Абдурахмана Али Сулеймана, президента Ассоциации прорицателей. Он уже не первый день напряженно думал над тем, как заработать деньги. Он знал, что мог бы загребать кучи долларов, пойди он в любую крупную компанию и докажи там свои необыкновенные способности. Он мог бы служить им живым детектором лжи, проверяя служащих на предмет обнаружения предосудительных, с точки зрения совета директоров, мыслей, мог бы быть мощным инструментом экономического шпионажа. Но он знал, что стоит им поверить в его дар, как жизнь его не застраховала бы ни одна компания, даже гигант вроде "Мьючуэл иншуранс". Слишком бы был неприятен для некоторых человек, знающий их мысли. Он мог бы пойти в Федеральное бюро расследований, и уж, будьте спокойны, он пробился бы к самому шефу в Вашингтоне. Но и там нечаянная пуля вскоре задела бы его, смертельная доза синильной кислоты случайно оказалась бы в его желудке, или на его автомобиль случайно наехал бы на полном ходу двадцатитонный грузовик. Люди не любят тех, кто знает их мысли; и если нельзя спрятать свои мысли, то можно раз и навсегда спрятать того, кто их знает. Вот почему в конце концов Дэвид оказался перед элегантной секретаршей мистера Абдурахмана Али Сулеймана. Она заученно растянула отполированные губы в улыбке и сказала: - Простите, мистер Сулейман сегодня не принимает. Он погружен в созерцание будущего. Если бы вы заранее позвонили, вам не пришлось бы напрасно приезжать, Очень жаль, но ничем не могу вам помочь. - Видите ли, я не ищу у него совета, мне нужно просто поговорить с ним. - Очень жаль, но ничем не могу помочь вам. - "Господи, почему так жмет правая туфля? - подумала она. - Левая не жмет, а правая жмет. В магазине как будто не жала, а сейчас жмет. Шестнадцать долларов! Черт их подери!" - А вы ее растяните, - сказал Дэвид, улыбаясь. - Кого растянуть? - удивленно вскинула брови секретарша. - Кого вы хотите, чтобы я растянула? - Правую туфлю. Шестнадцать долларов на улице не валяются. Знаете, иногда это бывает. В магазине примеришь - как будто впору. Потом наденешь - жмет. Тонкие брови секретарши все поднимались и поднимались, заставляя ее маленький лоб прорезаться несколькими непривычными складками. Они казались на ее лице такими же неуместными, как на целлулоидной кукле. - Вы, вы... - Она не могла выговорить фразы, и ее округлившиеся глаза смотрели на Дэвида с восторженным удивлением ребенка, который в первый раз в жизни увидел заводную игрушку. Она выскочила из-за стола, забыв надеть правую туфлю, и исчезла за дверью. Через несколько минут она выскочила обратно и молча кивнула на дверь. У президента Ассоциации прорицателей мистера Абдурахмана Али Сулеймана не было в кабинете ни одного джинна и ни одного духа. Вместо них на столе лежала раскрытая на биржевой странице "Нью-Йорк тайме". Сам президент был одет в респектабельный дакроновый костюм преуспевающего служащего, и его скептически настороженный взгляд из-под кустистых бровей быстро и ловко ощупал Дэвида. - Добрый день, мистер... - Дэвид Росс. - ...Росс. Мисс Пибоди тут рассказывала о вас настоящие чудеса, - сказал мистер Абдурахман Али Сулейман с чисто бруклинским акцентом. Он смотрел на Дэвида с брезгливостью врача, которому часто приходится иметь дело с шарлатанами. "Фокусы... Знаем мы эти фокусы..." - думал он, и мысли его звучали ворчливо и недовольно. - Конечно, фокусы, и конечно, вы их знаете, мистер Сулейман, - вежливо сказал Дэвид, - но другого способа привлечь ваше внимание, мэтр, у меня, поверьте, не было. Президент Ассоциации прорицателей смотрел на Дэвида и ничего не говорил. "Но этого же не может быть. Я-то это знаю", - думал он. - Конечно, не может, - сказал Дэвид, - у меня просто развита способность анализировать выражение лица. Разумеется, я еще не профессионал и не могу рассчитывать сравниться с вами в даре прорицания, но я подумал: не смогу ли я найти у вас какую-нибудь работу в нашей общей области? Мистер Сулейман вдруг решительным жестом отодвинул от себя "Нью-Йорк таймс" и сказал: - Расскажите мне о себе. Вы же понимаете... - Да, разумеется, сэр. Я из Аплейка. Кончил Калифорнийский университет. Журналист. Холост. В Нью-Йорк приехал всего несколько дней тому назад, специально чтобы поговорить с вами. Вас, конечно, интересуют мои способности... Видите ли, моя матушка долгое время была парализована, не могла произнести ни слова, и я как-то незаметно научился по выражению ее глаз угадывать ее мысли. Потом я без устали тренировался как только мог. Короче говоря, я бросил работу в газете и приехал к вам. - Гм, будущее мы, во всяком случае, предсказываем не хуже газет, но технология примерно та же. Итак, вы обязаны своим даром матушке? "Врет, наверное", - подумал при этом глава прорицателей. - Вы, очевидно, думаете: врет, наверное? - улыбнулся Дэвид. - Гм, у вас есть способности. Ладно. Я деловой человек, мистер Росс, - сказал Абдурахман Али Сулейман, - и я люблю деловой разговор. У нас только что умер один прорицатель. Отличный кабинет, отличная клиентура. В прекрасном районе на Лонг-Айленде. Не менее пятидесяти долларов за визит. Наши условия таковы: вы работаете на свой страх и риск. Если клиент недоволен и вы чувствуете, что он может доставить неприятности, выкручивайтесь как хотите. С другой стороны, у нас в ассоциации есть отличные юристы, которые всегда могут помочь вам. Но лучше, повторяю, до скандала дела не доводить. Рекомендую вам незаметно включать магнитофон и записывать беседу с каждым клиентом. Это может помочь вам в случае претензий. Удачная формулировка всегда достаточно гибка. За членство в ассоциации и нашу помощь вы отчисляете двадцать процентов гонорара. Вы должны понять, у нас огромные расходы на обработку прессы и общественного мнения... - Благодарю вас, сэр. - Итак, мисс Клер, - сказал Дэвид таинственно и властно, - вы пришли к известному прорицателю Габриэлю Росси, чтобы узнать будущее. Будущее, - он сделал широкий жест рукой, - сокрыто непроницаемой завесой от взоров непосвященных, но синьор Габриэль Росси, первый прорицатель папского двора в Риме, сумеет приоткрыть за пятьдесят долларов эту завесу. - Синьор Росси, - жалобно сказала Клер, - пятьдесят долларов - это куча денег для бедной невинной девушки. К тому же я не знаю, что увижу в будущем. Если вы мне предскажете одни долги, то это будет плохим бизнесом. Отдать пятьдесят долларов за долги... - Мисс Клер, - надменно сказал Дэвид, - с судьбой не торгуются. Ее кротко вопрошают и ждут приговора с покорностью и смирением. Думайте о вашем самом затаенном желании, думайте напряженно и сосредоточенно, и я увижу в мерцающем мраке будущего, сбудется ли оно. Так, думайте, думайте, еще, еще... Я вижу, мисс Клер, я вижу. Ваше желание исполнится, но не сейчас, а после того, как мы вернемся из ресторана. Человек, проникающий в будущее, не может в то же время обнимать бедную невинную девушку... Они сидели в маленьком ресторанчике, и Дэвид рассказывал Клер о первых днях работы. - Понимаешь, - объяснял он ей, - люди так поражаются, когда я говорю им о том, о чем они думают, что уже не слышат никаких предсказаний, которые я, кстати, делаю достаточно обтекаемыми. Ты бы только послушала, о чем они все думают! Мне приходится выбирать самые деликатные выражения, чтобы не заставить их краснеть. И то они чувствуют себя как на иголках. Сегодня у меня была одна дама, ты бы посмотрела на нее - передвижная выставка добродетелей и драгоценностей. И те и другие фальшивые. Спрашивает меня, долго ли продлится ее нынешний трудный период в жизни, а сама думает: скоро ли подохнет ее милый муженек, лежащий с инфарктом... Я говорю ей: "Мадам, мне горестно читать в книге судеб о тех невыносимых страданиях, которые выпали на вашу долю. Но мужайтесь, избавление придет раньше, чем вы думаете". Ты знаешь, она с такой благодарностью совала мне деньги, а внутри у нее все пело: "Помрет, помрет!" Я уверен, что с радости она готова была бы тут же придушить его подушкой. Я не ханжа, но ты не представляешь, как мне хотелось вышвырнуть ее. Ты знаешь, о чем я подумал? - О том, что я тоже придушу тебя подушкой, - сказала Клер и засмеялась так раскатисто, что заставила оглянуться людей с соседних столиков. - Ты меня пугаешь, Клер, - сказал Дэвид. - Ты теперь начинаешь читать мои мысли. - О, это совсем не так трудно, как я думала. Я просто выбираю самую глупую мысль, которая может прийти в голову мужчине, и попадаю прямо в цель. Ты глупец, Дэви, самый настоящий телепатический глупец. Дэвид было улыбнулся, но тут же нахмурился. - О чем ты? - О, просто так. Я вспомнил одну женщину, которая тоже любила называть меня глупцом. Самое забавное, что вы обе скорей всего правы... 11 Юджин Донахью сидел в "боинге" и смотрел в иллюминатор. Облака внизу, освещенные солнцем, казались розовой ватой, из которой какой-то шальной мальчишка пытался соорудить горы, долины, ущелья. Но старший партнер фирмы "Донахью и Флисс" не любовался ватным ландшафтом. "Что за жизнь, - думал он с горечью, - то я попался в дурацкую ловушку с этим проклятым Россом, и два дня пришлось доказывать, что я - это я и не я обработал до полусмерти Энри Фитцджеральда. То ищи в Нью-Йорке какую-то Клер Манверс. Прорицатель синьор Росси... Росси... Росс... Свет, что ли, клином сошелся на Россах и Росси!.. Росси и Росс... Росс и Росси... папский прорицатель... А я частный детектив его сиятельства шейха кувейтского... Но что-то в этом есть чересчур много совпадений. С другой стороны, этот Китинг клянется, что не говорил прорицателю ни слова..." - Мы подлетаем к Нью-Йорку. - Стюардесса улыбалась жестяной профессиональной улыбкой. - Будьте любезны, застегните свои привязные ремни. Наш самолет приземляется в аэропорту Кеннеди. Прямо из аэропорта Донахью позвонил по телефону, который ему дал Китинг, и секретарь синьора Росси назначила ему прием на два часа. Он тут же отправился на поезде в Лонг-Айленд. В приемной его встретила красивая крашеная блондинка, одетая не то в японское, не то в китайское платье. Потолок темного цвета был расписан звездами и знаками зодиака, а на стенах, под стеклянными витринами, белели распластанные скелеты неведомых птиц. - Как вас записать? - улыбнулась секретарша Донахью. - Чарлз... Пратт, Нью-Йорк, - сказал сыщик. - Вы хотите получить совет у синьора Росси? - Да. - Пятьдесят долларов, мистер Пратт. "Черт с ними! - подумал Донахью. - Все равно плачу не я". - Прошу вас сюда, мистер Пратт. Синьор Росси ждет вас. Сыщик вошел в кабинет и несколько раз закрыл и открыл глаза. Стены и потолок комнаты были выкрашены в чернильно-синий цвет, и на этом фоне, словно освещенные изнутри, светились звезды и планеты. "Должно быть, какая-то особая краска", - подумал Донахью и услышал голос синьора Росси, который вошел в кабинет из боковой двери. На нем была широкая мантия из синего бархата. - Прошу вас, мистер Пратт, садитесь. Донахью обернулся и увидел лицо, которое сотни раз видел на фотографии, которое видел во сне, которое заставило его сжать кулаки и сделать шаг вперед. Но он сдержал себя и подумал: "Вот это удача! Искать Клер Манверс и найти Дэвида Росса, самая большая удача за существование фирмы "Донахью и Флисс". Спокойнее, Юджин! Он не знает, кто я, а я знаю, кто передо мной". - Здравствуйте, синьор Росси. - Добрый день, мистер Пратт. Чем могу быть вам полезен? - спросил папский прорицатель и машинально нажал на кнопку спрятанного магнитофона. Президент Ассоциации прорицателей настаивал, чтобы все разговоры с клиентами записывались на пленку, и у Дэвида это уже вошло в привычку. - Хочу узнать, что сулит мне будущее, - сказал Донахью и ухмыльнулся про себя: "Такая удача! По крайней мере, сенатор Трумонд будет доволен. Минитмены не дремлют. Пожалуйста, сенатор, вот вам этот розовый подонок, который вздумал разоблачить вашу связь с минитменами. Точно, сенатор скажет: "Благодарю вас, Донахью. Вас ждет великолепное будущее. Наберитесь терпения, не все нам выжидать, придет и наше время". Прорицатель сидел, прикрыв глаза, словно погруженный в транс. Одной рукой он поглаживал огромный хрустальный шар, стоявший на столе, другой перебирал четки. "Думайте, думайте, мистер Росс. Прорицателем-то оказался я, а не вы со всеми вашими звездами. Вы не знаете моего будущего, а я ваше знаю. Сенатор уж как-нибудь найдет способ заткнуть вам глотку - может быть, даже навсегда. Вы еще вспомните у меня этот фокус в Лас-Вегасе, когда меня заперли в вашем номере с Фитцджеральдом... И эта история с Китингом... Уверен, что Росс имеет к ней какое-то отношение. Клер Манверс... Какое-нибудь его подставное лицо. А может быть, эта шлюха в приемной?" - Благодарю вас, мистер Донахью из "Донахью и Флисса", - сказал прорицатель. - Что? Что вы сказали? - подскочил сыщик. - То, что вы слышали, Юджин Донахью. Жаль, что вам все-таки удалось выпутаться в Лас-Вегасе. Я бы с удовольствием посылал вам в тюрьму на рождество поздравительные открытки. - Ах ты, мразь! - крикнул сыщик и вскочил на ноги. Но тут же снова рухнул в кресло, увидев в руках у Росса пистолет. - Не поможет, ублюдок! Все равно мы найдем способ... - Хватит пугать меня своим сенатором и всей этой вашей бандой сумасшедших минитменов! У вас в головах желчь! Играйте, играйте пока что в свою организацию! Ярость заставила Донахью забыть о пистолете. Перед ним был человек, на котором можно было сконцентрировать всю злобу и ненависть неудачника, готового убивать и сжигать; чтобы доказать себе свою силу и свою значимость. Сыщик выбросил вперед кулак, и весь его вес, вложенный в удар, заставил перегнуться через стол. Дэвид откинулся назад и изо всех сил дернул Донахью за вытянутую руку. Тот перелетел через стол и тяжело упал, ударившись о стену. Он попытался было встать на ноги, но Дэвид угрожающе поднял пистолет. - Ничего, - прохрипел сыщик, и в голосе его клокотала ненависть, - ничего. Не беспокойся, сволочь: если минитмены за кого-нибудь возьмутся, они уж не выпустят его из своих рук. А для сенатора Трумонда вся наша организация сделает все, что нужно. Он решил обезвредить тебя, и мы тебя сотрем в порошок! - Я вижу, вы сами взялись предсказывать будущее, - зло усмехнулся Дэвид. - Мы не только предсказываем его, мы его создаем, - сказал Донахью, все еще лежа на полу. - Тебе повезло сегодня, падаль, ты раньше меня вытащил пистолет. Не знаю уж, как ты меня узнал, дело не в этом. Но раньше или позже мы возьмем оружие, мы, минитмены, - и тогда посмотрим! - Убирайтесь, - сказал Дэвид. - Убирайтесь, пока я не нажал на спуск. Сыщик вскочил на ноги и ринулся к двери. В комнату вбежала Клер. - Дэвид, что случилось? - Ничего, - ответил Дэвид, тяжело дыша. Рухнула еще одна крепость анонимности, стремления уйти от этой своры высунувших языки гончих. Общество не забывает о прокаженных. О святая наивность - думать, что они оставят его в покое. С одной стороны, шакалы сенатора Трумонда, которые каким-то дьявольским чутьем узнают в нем врага, угрозу себе. Угрозу? Но он же никому не грозил. Все равно они угадывают в нем угрозу. А где-то по его следу снова пойдет страж порядка и законности Эрни Фитцджеральд, обезумевая при мысли, сколько сейфов смог бы открыть для него человек, умеющий читать чужие мысли! - Что случилось, Дэвид? - снова прошептала Клер, глядя на него широко раскрытыми глазами. - Ничего, Клер, - ответил Дэвид. - Тебе хватит собственных мыслей и собственных страхов. Ты думаешь, я не знаю, о чем ты думаешь по ночам? Мне порой даже снятся твои сны! - Уедем отсюда. - Куда? - Куда-нибудь. - Некуда, Клер. Они везде найдут меня... Вот разве когда получим эти деньги, и то я начинаю сомневаться в удаче. С другой стороны, они ничего не решатся нам сделать, пока земля на твое имя... - Но как он узнал вас, Донахью? - спросил сенатор Трумонд, неуклюже поворачиваясь к сыщику всем телом. - Не знаю, сэр. Я уверен, что он меня никогда не видел раньше. - А как вы думаете, Китинг? Руфус Китинг потер пластмассовую лысину. - Черт его знает, сенатор, как у него это получается, но я начинаю верить, что он каким-то таинственным способом узнал о полигоне в Хорс-Шу. - Дернуло вас идти к прорицателю! - Кто мог знать, сенатор? К ним ходит куча народа, но кто мог подумать о такой вещи? Что он, мысли читает, что ли? - "Мысли, мысли", - проворчал сенатор, - слова этого слышать не могу... - Его можно было бы просто убрать, сэр, - почтительно сказал Донахью. - Организация будет счастлива оказать вам небольшую услугу. - Убрать? - сенатор пожал плечами. - Убрать, конечно, можно. Это покончило бы с угрозой разоблачения наших связей... Но, с другой стороны, полмиллиона долларов - это куча денег. Если мы избавимся от него, прощай все надежды аннулировать контракт этой Клер Манверс в Хорс-Шу. - Послушайте, у меня идея. - Руфус Китинг даже присвистнул от возбуждения. - Я подаю на него в суд за разглашение профессиональной тайны. Я докажу в суде, что рассказал ему о сделке с землей в Хорс-Шу и что он воспользовался этими сведениями в корыстных целях. Само собой разумеется, мы и слова не скажем, что это за земля и для чего она нужна нам. - А если он это знает? - Никто ему не поверит. С одной стороны, мы упрячем его в тюрьму, с другой - аннулируем сделку. - Черт его знает, может быть, в этом что-то есть, - проворчал сенатор. - Уверяю вас, это отличнейший план. - Ну ладно, давайте обмозгуем детали. Донахью, вы тоже послушайте. Может быть, нужна будет и ваша помощь. Вы уверены, что имя секретаря Клер Манверс? - Я еще должен в этом убедиться, но внутренне я уверен, что это она. - "Внутренне, внутренне"! Займитесь ею. Посмотрите, нельзя ли ее зацепить на чем-нибудь. - Хорошо, сэр! 12 - Я рад, что вы пришли сюда, мисс Манверс, - сказал Донахью, приглашая Клер за столик. - Здесь, в баре, спокойно и никто нам не помешает. - Он посмотрел на Клер и улыбнулся. - Вы красивая женщина, и ваш муж, наверное, гордится вами. - Вы очень любезны, мистер Донахью. Настоящий джентльмен. Пригласить незнакомую женщину в бар только для того, чтобы сделать ей комплимент, - а еще говорят, что галантность умирает. - Не только для комплиментов, мисс Манверс. Не только. Что вы пьете? - Ничего, благодарю вас. - Ну, ну, мисс Манверс, не стоит так сразу надувать свои прелестные губки. У нас же деловой разговор. - Я вас слушаю. - Ваш муж, будем считать его для удобства мужем, Дэвид Росс купил на ваше имя несколько участков земли в Хорс-Шу. Не вдаваясь в причины, я хочу, чтобы вы уступили эту землю Руфусу Китингу. Он уплатит вам ту же сумму, что истратил на покупку Росс, и кое-что еще добавит. Для вас так будет лучше, поверьте мне. - А почему, собственно, я должна уступить эту землю вашему Руфусу Китингу? - Потому что так вам будет лучше. Вы меня понимаете? - Нет. Когда вы сказали, что я красивая женщина, мне было понятно. А все остальное для меня - темная вода. - Ах, мисс Манверс, вы огорчаете меня! У меня такое прекрасное настроение. Я только что вернулся из Лас-Вегаса... - Что вы говорите! И много вы выиграли? - Кое-что, кое-что, мисс Манверс. Правда, не наличными, а в виде информации, но она стоит денег. Во всяком случае, она стоит этих участков в Хорс-Шу. - Вы меня интригуете, мистер Донахью. Я просто изнемогаю от любопытства. - Хватит валять дурака! Если вы не передадите землю, Дэвид Росс узнает о вашей репутации в Лас-Вегасе. - Вы меня пугаете. Неужели мне платили меньше других? - Что? - Ничего. Дэвид Росс прекрасно все знает. - Он знает, что вы зарабатывали на жизнь, торгуя собой? - Конечно же. Он даже знает мне цену. Он сам платил. Юджин Донахью посмотрел на Клер и пожал плечами. Сумасшедший мир! Шлюха, гордящаяся своей профессией. До какой степени могут пасть нравы, если порядочный человек даже не может шантажировать проститутку из казино... - Ну что ж, - сказал он, вставая, - пеняйте на себя... - Адвокат истца, - сказал судья и поудобнее устроился в кресле. - Ваша честь, господа присяжные, леди и джентльмены, - начал свое выступление адвокат обвинения. Он был маленького роста и, говоря, то и дело подымался на цыпочки, подскакивал задорным петушком. - Поверьте, мне неловко даже занимать ваше время - настолько очевидно дело, которое вы рассмотрите сегодня со всем тщанием и беспристрастностью нашего правосудия. Что же произошло, ваша честь? Мой клиент, почтенный финансист Руфус Китинг, человек кристальной честности и высоких принципов, отец семейства и трогательный в своей верности друзьям товарищ, мой клиент решает приобрести несколько участков земли в Хорс-Шу. Его инстинкт финансиста подсказывает ему, что когда-нибудь, возможно, эта земля сможет быть использована для блага общества. Но, ваша честь, как и у каждого человека, у моего клиента есть маленькие слабости. Руфус Китинг сомневается, он боится, он трепещет при мысли, что должен отнять деньги у своих детей. Он хочет еще раз убедиться, что эти деньги будут вложены надежно. Он идет к прорицателю, к некоему синьору Габриэлю Росси, о котором ему рассказал знакомый. Ваша честь, господа присяжные заседатели! Леди и джентльмены! Вас, вероятно, удивит, что мой клиент пошел на такой шаг. При слове "финансист" вы, наверное, представляете себе решительного, безжалостного человека, человека, уверенного в себе. Нет, мистер Руфус Китинг не таков. Это кроткий, добрый человек, подверженный постоянным сомнениям и колебаниям. Да, это, быть может, звучит и смешно, но в своей трогательной беспомощности он решает пойти к прорицателю. Мой клиент приходит к нему и рассказывает о предполагаемой сделке. Ему неловко и немножко стыдно, ибо он глубоко религиозный человек, и он стесняется своих предрассудков, но он рассказывает о своих планах прорицателю. Он верит людям. С открытым сердцем он ждет совета, веря и не веря. "Ни в коем случае, - говорит ему прорицатель, - ни за что не впутывайтесь в эту сделку". Но через два дня мой клиент узнает, что участок в Хорс-Шу куплен некой мисс Клер Манверс, секретарем и сожительницей этого самого прорицателя. - Я протестую против инсинуаций в адрес мисс Манверс, - сказал Дэвид. - Протест отклонен, - сказал судья, - продолжайте. - Итак, ваша честь, налицо самое гнусное преступление, которое можно только себе представить, - использование профессиональной тайны в своих корыстных целях. Представьте себе, ваша честь, во что превратится мир, если не будет существовать профессиональной тайны: врачи будут шантажировать своих пациентов, исповедники начнут обирать свою паству... Я содрогаюсь при одной только мысли... Ваша честь, господа присяжные поверенные, обвинение просит примерно наказать Габриэля Росси, он же Дэвид Росс, за использование профессиональной тайны в корыстных целях и аннулировать контракт на покупку земли в Хорс-Шу. Обращаю ваше внимание, ваша честь, что обвиняемому приходится самому защищать себя, ибо ни один уважающий себя юрист... - Я протестую против намека адвоката обвинения, как клеветнического и не относящегося к делу. Я предпочел защищать себя сам, хотя многие... - Хорошо, протест принят, - сказал судья. - Обвинение кончило? - Да, ваша честь. - Защита, ваша очередь. - Ваша честь, господа присяжные заседатели! Я не буду повторять все то, о чем говорил адвокат обвинения. Я не буду даже защищаться сейчас. Я ограничусь заявлением, что мистер Руфус Китинг ни слова не говорил мне о своем намерении купить землю в Хорс-Шу. - Ложь! - крикнул с места Китинг, вытирая платком сияющую лысину. - Выступает защита, - сухо сказал судья. - Пока у меня все, ваша честь. Я готов ответить на все вопросы обвинения. - Вопросы к обвиняемому, - сказал судья. Адвокат вскочил на ноги и приподнялся на цыпочки. Казалось, в своем азарте он вот-вот закукарекает, захлопает крыльями и взлетит. - Вы знали о продаже земли в Хорс-Шу до визита к вам мистера Руфуса Китинга? - Нет, не знал, - спокойно ответил Дэвид. Адвокат оторопело захлопал глазами и опустился на пятки, но тут же снова подался вперед. Голос его звучал торжествующе и ехидно: - Значит, тем самым вы признаете, что мой клиент рассказал вам о предполагавшейся сделке? - Нет, не признаю. - От кого же вы узнали о ней? - От Руфуса Китинга. - Защита, - сказал судья, - суд - это не место для парадоксов и упражнений в остроумии. Выражайтесь яснее. - Я выражаюсь предельно ясно. Руфус Китинг не делился со мной своими секретами, и тем не менее я узнал о сделке именно от него. "Хватит, - вертелось у Дэвида в голове, - хватит. Хватит мне прятаться от них по всем углам. Все равно они меня достанут, куда бы я ни забился". Загнанный в угол, он торжествовал при мысли, что заставит их всех затрястись от страха, запрыгать, словно рыбешки на сковородке. Пусть они боятся его, хватит! - Может быть, вы соизволите объяснить свое столь остроумное, сколь и темное высказывание? - Адвокат сочился торжествующей вежливостью победителя, готовностью кошки поиграть со своей добычей. - Ваша честь, - сказал Дэвид, - дело в том, что я умею слышать чужие мысли. Руфус Китинг действительно думал о сделке в Хорс-Шу, о том, что ему сообщил о намечаемом там строительстве военной базы сенатор Стюарт Трумонд... - Я протестую! - крикнул адвокат. - Протест отклонен. - ...О том, что ему нужно заплатить одному генералу пятьдесят тысяч долларов. О том, что через несколько дней за эту же землю можно будет взять не двадцать пять тысяч - сумма, которую он намеревался уплатить, - а полмиллиона. - Я протестую! - Адвокат вытер платком багровый лоб. - Здесь суд, а не конференция писателей-фантастов. Все знают, что никто не может читать чужие мысли. Это ложь! - И тем не менее вы только что подумали о том, что надо не забыть принять таблетку серпазила. У вас, очевидно, повышенное кровяное давление и не в порядке нервы. - Ложь! - Жилы на лбу адвоката надулись, и казалось, они вот-вот лопнут. - Балаган! Фокусы! - Обвинение, - сказал судья, - не увлекайтесь. У вас есть еще вопросы к защите? - Есть, ваша честь. Только что мы выслушали самое фантастическое утверждение за всю мою тридцатилетнюю практику. Утверждение, повергающее меня в изумление своей очевидной лживостью, достойной только ребенка. Может ли мистер Росс хоть как-нибудь доказать то, о чем он говорил? - Разумеется, - сказал Дэвид. - Я предлагаю, чтобы обвинение написало какую-нибудь фразу на листке бумаги, так, конечно, чтобы я не видел ее. Затем листок должен быть вручен судье или присяжным. Это очень просто. Типичный судебный эксперимент. Дэвид сидел с завязанными глазами и прислушивался к гулу мыслей в зале. Они жужжали, словно потревоженные пчелы. Он вдруг подумал, что не сможет услышать мыслей адвоката в этом хаосе бесплотных, прозрачных звуков, и почувствовал, как под повязкой на лбу у него выступает пот. "Спокойнее, спокойнее, - умолял он самого себя, заклинал и упрашивал, - сосредоточься, Дэвид". Фразы гудели, звенели в чужих черепных коробках, заставляя их резонировать, как пустые бочки. Он лихорадочно пропускал их сквозь свой мозг, надеясь, что в конце концов в сети останется то, что он искал. Внезапно он увидел под прижатыми повязкой веками листок чистой бумаги и успокоился. Мысли адвоката скакали в тревожном, испуганном танце: "А может быть... А если он действительно?.. Что написать? Надо что-то написать..." Он достал из кармана "паркер" и нацарапал на листке: "Рыжая лисица перепрыгнула через забор. Шесть плюс три - девять. Янки вчера проиграли Кардиналам". - Все? - спросил Дэвид. - Да, - ответил адвокат. Голос его потерял торжествующую уверенность и слегка дрожал. - С вашего позволения, ваша честь, я не стану даже снимать повязку. На листке бумаги написано: "Рыжая лиса перепрыгнула через забор. Точка. Шесть плюс три - девять. Точка. Янки вчера проиграли Кардиналам". Добавлю только, что я благодарен обвинению за то, что оно сообщило мне результат вчерашнего матча. Я не читал газет и огорчен, что нью-йоркская команда снова проиграла. Зал затаил дыхание, потом ахнул. Дэвиду показалось, что гул мыслей вдруг приобрел странную неподвижность, как будто содержимое всех этих голов застыло, загустело и потеряло способность рождать новые слова. Дрожащими руками судья близоруко поднял листок бумаги к глазам и, не веря своему голосу, прочел запинаясь: - "Рыжая лисица перепрыгнула через забор. Шесть плюс три - девять. Янки вчера проиграли Кардиналам". Удивительно, - пробормотал он после томительной паузы. - Ничего подобного я никогда не видел. Обвинение, у вас есть еще вопросы? Адвокат уже в который раз вытер пот со лба и взглянул на Руфуса Китинга. Тот сидел, наклонившись вперед, и хлопал глазами. "Как можно вести процесс, - крутилось в голове у адвоката, - если противник знает, что ты думаешь? Он знает все, что я думаю, что думает Китинг. Чудовищно! Но надо что-то говорить..." - Но тем не менее, - пробормотал он, - защита воспользовалась своей странной способностью, чтобы прочесть мысли моего клиента. Разве это не кража? - Голос его окреп. - Разве мысли даны человеку для того, чтобы их узнавали другие? Разве наши головы чем-нибудь отличаются от наших сейфов? Что произошло бы, если бы мы узнали мысли друг друга? - Вы набожный человек? - спросил Дэвид. - Да, но... - Разве вы не помните заповеди "Не обмани"? Прятать свои мысли - значит говорить не то, что думаешь, лгать. Вы считаете, что невозможность солгать представляет угрозу для самого существования нашего общества, не так ли? Значит, мы живем ложью и держимся ложью, и все наше правосудие призвано защищать эту ложь! Конечно, я нарушил профессиональную тайну. Технически говоря, я украл мысли Руфуса Китинга. Но генерал, выдавший секретные планы Пентагона за пятьдесят тысяч долларов... - Я протестую! - крикнул Китинг. - Ваша честь! - повысил голос адвокат. - Протест принят. Защита, говорите по существу дела. - Вот вы, ваша честь, подумали сейчас с ужасом, что я могу узнать, о чем вы думаете. - Дэвид испытывал ощущение, будто это говорит не он, а кто-то другой, и за этого другого он чувствовал гордость. - А ведь вы - совесть страны, ее неподкупные судьи. - Защита! Я лишаю вас слова. - Кончаю, ваша честь. Я знаю, о чем вы сейчас думаете: "Как замять скандал, как не впутать в это дело сенатора Трумонда и Пентагон?" Я даже знаю, о каком приговоре вы думаете. - Мистер Росс, я настаиваю, чтобы вы замолчали. Вы будете обвинены в неуважении к суду! Адвокат, наклонившись к Руфусу Китингу, о чем-то шептался с ним. - Ваша честь, - сказал он, - в виду странных обстоятельств этого дела обвинение просит отложить процесс. - Просьба принимается, - сказал судья, и Дэвид услышал, как паническая карусель его мыслей начала замедлять вращение. "Слава всевышнему, - подумал судья, - еще минута, и я бы рехнулся... Кто бы мог вообразить такое?" 13 На следующий день после процесса Дэвид возвращался домой на Лонг-Айленд. Возбуждение схватки уже давно прошло, и его осаждали тревожные мысли. Он чувствовал вокруг себя какую-то зловещую пустоту, угрожающий вакуум, но не знал, откуда последует удар. Уже темнело. Он не спеша шел мимо аккуратных особняков и думал: "Все это бессмысленно. Клер права. Мне нужно было бы быть проповедником. Великий реформатор Росс! Обличитель пороков Дэвид Росс! Обличитель пороков!" Дэвид знал, что он обыкновенный человек, не созданный для подвигов и самопожертвования. Он знал себе цену, цену заурядного журналиста с заурядными идеалами заурядного успеха. Но Клер... Он не знал почему, но боялся предстать перед ней во всей своей заурядности! Он хотел казаться ей больше, необычнее, отчаяннее. Куда бежать, куда скрыться от враждебной пустоты? Кто теперь набросится на него, с какой стороны? Человек, читающий мысли! Он видит вас насквозь! Ату его, господа! Сохраните свои мысли в безопасности! Отстоим наше святое право на ложь! Держи его, держи! - Эй, приятель! - услышал он чей-то голос и поднял голову. Из черного "бьюика" вылезли двое. - У вас не найдется огонька? Нечем прикурить. - Пожалуйста, - машинально сказал Дэвид, доставая зажигалку и в то же мгновение услышал взорвавшуюся в его сознании мысль человека: "Сейчас. Правая рука у него в кармане. В лицо". Прежде чем Дэвид успел сообразить, что он делает, он уже отскочил в сторону и резким ударом правой руки сбил человека с ног. Росс почувствовал, как под его кулаком хрястнули тонкие косточки носа. Второй, нагнув голову, бросился на Дэвида. Дэвид ударил его ногой в лицо, и тот, падая, увлек его за собой. В этот момент тяжелый удар оглушил его, и он смутно почувствовал, как его вталкивают в машину. "Вот и все", - вяло и безразлично подумал Росс и вдруг на мгновение пришел в себя от тонкой, пронзительной боли. "Сейчас он успокоится", - услышал он чью-то мысль и подумал, что ему сделали укол. Дэвид быстро проваливался куда-то во мрак, и темнота все густела и густела вокруг него, пока он не перестал ощущать и ее. Дэвид очнулся от ощущения невыносимой жажды. Язык, сухой и распухший, с трудом помещался во рту; и когда он попытался облизнуть губы, ему показалось, что он провел языком по наждачной бумаге. Голова не болела. То, что Дэвид чувствовал, никак нельзя было назвать головной болью. Для того чтобы ощущать боль, необходимо быть здоровым человеком. Боль в какой-нибудь части тела только тогда воспринимается как боль, когда не болят остальные. Дэвид же весь состоял из боли, он был набит ею, как чучело птицы тряпьем. Она не набегала короткими толчками вместе с ударами сердца, не вгрызалась в него тупой бормашиной, не ворочалась и не кусалась. Она жила в нем спокойно и уверенно, словно знала, что не собирается расставаться с ним, и поэтому не торопилась. Мысль о том, чтобы повернуться на другой бок, согнуть руку или ногу, даже не возникала в его мозгу. Он не мог даже заставить себя открыть глаза. И снова забыться он тоже не мог. Дэвид пытался было сообразить, где он и что с ним произошло, где Клер, но вялые, спотыкающиеся мысли, словно дряхлые старики, присаживающиеся отдохнуть через каждые несколько шагов, никак не могли выстроиться в шеренгу умозаключений. Он надеялся, что снова забудется, он жаждал спасительного покоя, но боль поддерживала его спасательным жилетом на поверхности сознания. Дэвид не знал, сколько часов, дней или лет он провел в оцепенении ожидания. Но, наконец, он почувствовал, как жизнь потихоньку возвращается в его тело. Она вливалась в него через тонкую ниточку - единственную ниточку, связывающую его с миром. Вернее, эта ниточка была шлангом. И этот шланг наполнял его ненавистью. Переливание крови спасло не один десяток тысяч людей, переливание же чувств не менее важно. В отличие от переливания крови, которое обозначено точной ценой в прейскурантах больниц, общество переливало Дэвиду Россу чувства бесплатно. Оно выкачивало у него остатки доброты, благородства, чуткости, любезно заменяя их ненавистью, злобой, жаждой мести. Он открыл глаза. Слабая лампочка без рефлектора висела под самым потолком - жалкое пятно в полумраке комнаты. Впрочем, это был скорей сарай с дощатыми стенами и без каких бы то ни было признаков мебели, без окон. Дэвид лежал на полу. "Ах, как заботится сенатор Трумонд о своих избирателях! - подумал Дэвид. - Привезти за свой счет скромного человека за город и предоставить в его распоряжение целый сарай - да здравствует наш верный старый Стью!" Огромным усилием воли Дэвид заставил себя встать на колени. Тошнота душащим ватным тампоном тут же поднялась по пищеводу, и Дэвида вырвало. Рвота снова обессилила его, и он упал на пол. "Как они все заботятся о моем сне, - подумал он, - там, в Лас-Вегасе, в казино, и теперь здесь. Наверняка это были ребятки сенатора, надежные патриоты с пистолетом в одной руке и шприцем с наркотиком в другой. Как они все хотели бы, чтобы я крепко спал, желательно даже вечным сном..." Он подполз к двери и прислушался. Дверь была толстой, и звуки внешнего мира не проникали сквозь нее, но вскоре Дэвид уловил звуки чьих-то мыслей. Мысли были ленивыми, они еле ворочались в неторопливом ритме коровьей жвачки. "Надо было бы ей... это... по морде врезать... меньше бы ломалась... сука..." Дэвид стукнул кулаком в дверь. "А... очухался, - подумал тот, за дверью, - что-то быстро он... Здоров, собака. Пускай побьется об дверь... Хоть головой, хоть задом... Ха-ха..." "Да, пожалуй, это они умеют, - подумал Дэвид, в сотый раз окидывая взглядом свою тюрьму. - Мухе отсюда не выбраться, не то что человеку". Он прислонился спиной к стене и опустил голову на колени. Стоило ли Клер связываться с ним?.. Семейный уют и чувство безопасности после пьяных морд ее поклонников в Лас-Вегасе... Прекрасный он для нее муж, за ним она как за каменной стеной, ничего не скажешь! Он поймал себя на том, что впервые подумал о Клер как о жене, а о себе как о ее муже и пожал плечами. Но помимо его воли он почувствовал шевельнувшуюся где-то в грудной клетке томящую нежность к ней, которую никогда не испытывал к Присилле. Он попытался представить, как вела бы себя Присилла, знай она обо всем, что приключилось с ним, но не мог. Она легко возникала в его воображении в кокетливом передничке на кухне, со стаканом мартини где-нибудь в гостях и даже в объятиях какого-то Теда, шепчущая: "Осторожнее, не помни мне прическу". Но увидеть ее в том мире, где был он с Клер, он просто не мог, она была слишком респектабельна для этого. Спать с Тедом и говорить с Дэвидом о свадьбе - пожалуйста, это респектабельно, но удрать с ним в машине, даже не захватив зубной щетки, как Клер, - фи, как в дурном фильме!.. Бежать нужно с зубной щеткой, с целым чемоданом зубных щеток и с чемоданом Тедов. В одном - зубные щетки, в другом - Теды. Дэвид не заметил, как задремал и сполз на пол. Едва войдя в номер "Стэтлера" в Вашингтоне, Клер открыла телефонную книжку. Трамберт, Трекли, Тримбо... Ага, вот он! Трумонд Стюарт, сенатор Соединенных Штатов Америки от... Она сломала две спички, прежде чем прикурила сигарету, и, лишь затянувшись, набрала номер. - Секретарь сенатора Трумонда, - послышался в трубке низкий мужской голос. - Чудесно, - сказала Клер, - у вас замечательный голос, секретарь сенатора Трумонда... - Простите... - Надеюсь, в один прекрасный день вы сами станете сенатором... - Что вам угодно? - Передайте сенатору, что его ждет в "Стэтлере" Клер Манверс, жена Дэвида Росса. Я склонна думать, что он не преминет нанести мне визит. Если он стесняется женщин, пусть захватит вас. Клер положила трубку. Сердце билось, словно она только что закончила марафонскую дистанцию. Она несколько раз глубоко вздохнула и вошла в ванную. Она лежала в теплой воде, и ей казалось, что сейчас, именно сейчас войдет Дэвид и скажет: "Мисс Манверс, мне кажется, вы думаете вовсе не о том, что бы хотелось прорицателю папского двора синьору Габриэлю Росси..." "Господи, сделай, чтобы Дэви был цел и невредим! - думала она. - Я знаю, что не заслужила того, чтобы ты мне помог. Я никогда ни от кого не ждала помощи. Но пусть он будет цел, прошу тебя, господи". Она не была набожной, но, кроме бога, ей некого было просить. По крайней мере он не подмигнет ей и не скажет: "Хэлло, беби, поговорим сначала совсем о другом деле". Драться, царапаться, обрушивать поток ругательств - это она могла, но просить... Пора вылезать, вполне может быть, что эта тварь скоро заявится. Она следила, как вытекает из ванны вода, наливая тело прохладной тяжестью, и думали о предстоящем разговоре. Сенатор Трумонд приехал со своим секретарем - бесцветным человеком средних лет с медленными движениями, словно синхронизированными с движениями шефа. - Мисс Манверс? - спросил сенатор, не здороваясь, и опустился в кресло. - Чем могу быть вам полезен? Он бросил короткий взгляд на секретаря, как будто предупреждая его, чтобы он был начеку. - Вы необычайно проницательны, сенатор, - сказала Клер. - Вы даже догадываетесь, наверное, для чего я пригласила вас. Вы, очевидно, ждете, что я сейчас стану на колени и буду молить вас вернуть мне Дэвида Росса. - Мне некогда, мисс... Манверт. - Манверс, сенатор. - Манверс. - Вначале я хотела рассказать вам, что всю ночь мне пришлось скрываться в городе. Как только Росс не вернулся домой вовремя, я догадалась, что его пригласили куда-то в гости - скорей всего, с кляпом во рту. Я не раз видела, как это делается. Я знала, что эти же джентльмены пожалуют и ко мне. Сенатор исподлобья смотрел на Клер, возвышаясь в кресле подобно каменному идолу. Клер заметила, как несколько раз рот его чуть приоткрывался и снова захлопывался. Должно быть, сигналы мозга шли по его нервам медленно и неуверенно, и лишь с третьей или четвертой попытки он сказал: - Что вы хотите мне сказать? Я уже вышел из того возраста, когда мужчина может слушать все, что бы ни говорила хорошенькая женщина, если у нее есть на что посмотреть. - Как вы галантны, сенатор! По-моему, я говорю именно то, что вам должно быть интересно. Итак, одинокая, беззащитная женщина просит могущественного сенатора помочь ей найти некоего Дэвида Росса. - Я не знаю никакого Росса. Будьте здоровы, мисс Манверт... - Манверс. - Манверс. Сенатор слегка нагнулся вперед, положив руки на подлокотники кресла, но Клер видела, что он и не думает встать. - Вы ожидаете, мистер Трумонд, что я возвращу вашему приятелю эту землю. Так вот, сэр, я и не подумаю этого сделать, и вы доставите Дэвида Росса сюда, в "Стэтлер", не позднее завтрашнего дня. Где-то в самой глубине утробы сенатора послышалось слабое бульканье. Подымаясь по пищеводу, оно в конце концов превратилось в скрипучий смех. - Вы глупая баба, Манверт, или как там вас. Вы были шлюхой, и ею вы всегда будете, на большее у вас не хватит ума. Послушайте мой вам совет: возвращайтесь в Лас-Вегас и зарабатывайте себе на кусок хлеба своими прелестями, пока они у вас еще есть. Вам не видать этой земли, поверьте уж мне. У нас, слава богу, пока еще есть порядок, и сенатор стоит побольше уличной девки. Трумонд встал и направился к двери. - Вы настоящий джентльмен, сенатор. Я в восторге от вашей речи, и я рада, что нашу мораль блюдут такие законодатели, как вы. Да, чуть не забыла, вы умеете пользоваться магнитофоном? Сенатор медленно, как корабль, развернулся к Клер всем телом. Шея у него была неподвижна, и когда он поворачивался к собеседнику, всегда казалось, что мысленно он командовал своим мышцам: "Лево руля!" - Это еще что? - Магнитофон. Маленький "сони" за семьдесят четыре доллара девяносто девять центов. Купила сегодня утром специально к вашему визиту. Надо же развлекать гостя... - Послушайте... - Послушайте вы. Клер сняла крышку с маленького магнитофона и нажала кнопку. Медленно поползла тоненькая пленка, перематываясь с одной бобины на другую. Внезапно послышался голос Дэвида - и в ответ ему - Юджина Донахью. - Узнаете? Это Юджин Донахью, ваш частный сыщик, поверенный и, конечно, убежденный минитмен. Подождите, подождите, он это скажет сам и про вас расскажет, и про ваши планы. Он ведь не знал, бедняга, что папский прорицатель, он же Дэвид Росс, имеет обыкновение записывать свои беседы с клиентами на пленку. На всякий случай. На этот, например, случай. Я совершенно случайно вспомнила об этом. Впрочем, что я, вы же слушаете... Аппарат изрыгал хриплые проклятья Юджина Донахью, и имя Трумонда, казалось, наполняло, гостиничный номер. Сенатор снова опустился в кресло, молча глядя прямо перед собой. Когда магнитофон умолк, он медленно проговорил: - Это у вас единственная пленка? Клер рассмеялась: - За кого вы меня принимаете? Я скопировала еще одну запись, и она спрятана в надежном месте. Если я не позвоню завтра по телефону туда, где она хранится, завтра же она будет передана вашему сопернику на выборах. Пресс-конференцию и заявление о том, что почтенный сенатор Трумонд - минитмен, сделает он сам. С другой стороны, если завтра Дэвид Росс будет здесь, обе пленки будут уничтожены. И еще одно условие, на которое вы, я уверена, с радостью согласитесь. Подготовьте все документы. Я подарю купленный мною участок в Хорс-Шу вашему приятелю, а он мне подарит ровно сто тысяч. - Это грабеж! - Вы и так хорошо заработаете, сенатор Трумонд. Можете ничего не говорить, завтра я жду вас... Машина свернула с шоссе на узкую боковую дорогу и, попискивая рессорами, направилась к гряде невысоких плавных холмов. - Клер, - сказал Дэвид, глядя на ее смуглые руки, лежавшие на руле, - ты ведь до сих пор не сказала мне, куда мы едем. И даже в мыслях ты скрываешь это от меня... Клер посмотрела на него. Синяк под глазом Дэвида был изжелта-зеленым. "Боже, - подумала она, - сделай так, чтобы нам было хорошо!.. Прошу тебя, боже!.." Дэвид положил ей руку на плечо. Он хотел улыбнуться, но почувствовал боль в разбитой губе. Минитмены сенатора не зря отказывают себе по субботам в гольфе или партии-другой в кегли. Что-что, а обрабатывать физиономии они научились. Чем не политическая программа? Для хорошего политика важно не столько ловко говорить самому, сколько ловко заткнуть рот другому. Примеров в истории сколько угодно. Он представил себе, как сенатор с клинообразной головой на одеревеневшей шее выступает сейчас, должно быть, с неподдельным пафосом: "Наш священный патриотизм... Защита свободы..." Настоящие филантропы! Они готовы бесплатно раздавать всем свой патриотизм, даже вбивать его вместе с зубами... Машина последний раз качнулась и остановилась. Дэвид открыл глаза. - Смотри, - сказала Клер, показывая на небольшой домик в лощинке, - я здесь родилась. Мать еще жива. Я ей ничего не сообщила. Я не знала, захочешь ли ты... - Какая разница, Клер... Ты пока переговори с ней, а я подойду потом, позже. Прости меня, Клер. Я никого не хочу видеть. Не могу. Не могу слышать эти бесконечные копошащиеся мыслишки, будь они прокляты! Будь проклята мысль, если она лжива! - Дэвид... - Не могу, понимаешь, не могу я больше. Я ловлю себя на том, что мечтаю о вымершем мире. Ни одного человека, ни одной мысли. Пустые, чистые города, пустые, чистые дома, поезда, машины... Никого. И мы идем с тобой, и сквозь асфальт начинает прорастать трава, и в открытые окна машин влетают птицы. И я слушаю, слушаю - и ни одной мысли. Иди, Клер. - Дэвид... ты придешь? - Приду. Дэвид растянулся на траве. Теплый ветерок лениво скатывался с холма. Он нес с собой запах приближающегося вечера, травы и нагретой земли. На мгновение ему показалось, что сейчас он услышит мысли земли и зелени - спокойные, честные мысли о дожде, об облаках, о скорой осени. Но все вокруг молчало в сытом, удовлетворенном покое летнего вечера, и казино "Тропикана", и капитан Фитцджеральд, и минитмены, и сенатор Трумонд, и сам предсказатель папского двора Габриэль Росси начинали казаться Дэвиду чудовищной химерой. Он задремал, а когда открыл глаза, солнце уже садилось за пологий холм. Он оглянулся. Вдалеке, на той дороге, по которой они приехали, ярко вспыхнул зайчик. Должно быть, машина. Сейчас она покажется из-за поворота. Но зайчик не двигался. Машина стояла. "Следят, - равнодушно подумал Дэвид. - В конце концов, какая разница, кто там сейчас смотрит на меня в бинокль, Донахью или Фитцджеральд?.. Круг замкнулся". Сутулясь, он побрел к домику в лощине.