---------------------------------------------------------------------
     Книга: К.M.Станюкович. Избранные произведения. В 2-х т. Том 2
     Издательство "Художожественной литературы", Москва, 1988
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 9 ноября 2002 года
     ---------------------------------------------------------------------




     Лев Сергеевич Озорнин только что закончил утренний туалет основательной
отделкой  ногтей,  удовлетворенно  взглянул  на  свои  красивые  смугловатые
большие  руки  с  длинными  пальцами  и  стал  пробегать газету,  отхлебывая
маленькими глотками чай из стакана и попыхивая папироской.
     Когда часы на письменном столе пробили десять,  он поднялся с  кресла и
легкой походкой вышел из своего небольшого,  недурно обставленного кабинета,
весело  напевая  какой-то  мотив  и,  по-видимому,  находясь в  том  хорошем
расположении духа, в каком бывают люди, которым жизнь улыбается.
     Это  был  высокий,  статный,  красивый брюнет  лет  тридцати с  коротко
остриженными волосами и небольшой остроконечной бородкой, свежий, цветущий и
элегантный в  своем  щегольски сшитом  темно-синем  вестоне* с  ослепительно
белыми стоячими воротничками,  загнутыми у  горла,  и  в мягких ботинках без
каблуков.
     ______________
     * пиджаке (фр. veston).

     В гостиной,  убранной не без претензий на роскошь,  к Озорнину подбежал
хорошенький мальчик лет пяти с  распущенными по плечам волнистыми волосами и
весело воскликнул:
     - А елку уж принесли, папа!
     - Принесли? - улыбнулся Озорнин и, приподнимая ребенка, поцеловал в его
обе пухлые щеки.
     - Она в кухне. Няня видела... Мама говорила, что завтра ее зажгут...
     - Завтра,  Володя.  И  она  будет очень красивая,  когда ее  уберут,  -
отвечал Озорнин.
     И,  опустив мальчика на  пол,  он  обратился к  молодой пригожей няне в
большом белом,  с  закинутыми назад  лентами,  чепце,  какие носят парижские
бонны,   и  внушительным,   слегка  строгим  тоном,  каким  Озорнин  говорил
обыкновенно с  прислугой,  спросил,  скользнув взглядом по хорошо развитому,
крепкому бюсту свежей и румяной няни:
     - Барыня встала?
     - Встали-с.  Сейчас выйдут!  -  отвечала няня и  вся  вдруг вспыхнула и
потупила свои бойкие и лукавые карие глаза.
     Озорнин приблизился к  опущенной портьере и,  раздвинув ее,  постучал в
двери.
     - Можно!  - раздался из-за дверей необыкновенно мягкий, нежный и слегка
певучий голос, низкий и грудной.
     Лев  Сергеевич вошел  в  уютную,  устланную ковром комнату,  убранную с
тонким  вкусом  и  изящным  кокетством женщины,  любящей  комфорт  и  хорошо
понимающей значение и обаяние уютного женского гнездышка.
     Расписанные по  белому фону  атласа цветами низенькие изящные ширмочки,
скрывавшие пышную двуспальную кровать,  комод, умывальник и маленький киот с
образами,  отделяли роскошный кабинет-будуар с мягкой мебелью, обитой шелком
нежно-голубого цвета,  с  массой  дорогих безделок на  этажерке,  письменном
столике, на нарядном туалете, с фонариком и несколькими пейзажами на стенах.
     В комнате было свежо и пахло какими-то вкусными духами.
     - Это ты, Лева?
     С этими словами маленькая женщина с роскошными белокурыми,  отливавшими
золотом волосами,  надевавшая у  туалета блестящие кольца  на  тонкие пальцы
своих  маленьких белых  рук,  повернула головку и  улыбнулась,  открывая ряд
мелких жемчужных зубов,  нежной и  в  то  же время властной улыбкой женщины,
сознающей свою  обаятельность.  Улыбались и  эти  большие голубые глаза  под
густыми,  искусно подведенными бровями, глаза с тем светлым, кротким и будто
загадочным взглядом,  который  называется "ангельским" и  служит  источником
многих заблуждений,  -  улыбалось и это свежее лицо с ослепительной белизной
кожи рыжеватой блондинки,  отливавшее нежным,  розоватым румянцем и дышавшее
здоровьем.
     - Здравствуй, Лина...
     - Здравствуй, Лева...
     Она  поднялась с  табуретки -  молодая,  стройная,  грациозная,  хорошо
сложенная,  с тонкой талией и с роскошными формами груди,  вырисовывающимися
из-под  шерстяной  ткани  безукоризненно сидевшего  платья,  -  вся  свежая,
выхоленная, благоухающая, - протягивая свои алые, сочные и пышные губы.
     Муж  поцеловал сперва  маленькую руку,  душистую и  атласную,  и  затем
поцеловал жену в губы.
     - Экая  ты  хорошенькая,  Лина!  -  проговорил он,  оглядывая  жену,  и
прибавил: - Недаром ты всем так нравишься!
     - Будто уж и  всем?  -  улыбнулась маленькая женщина,  видимо довольная
комплиментом, и снова поцеловала мужа долгим поцелуем.
     Назвать ее  красивой было нельзя,  -  черты лица Лины были неправильны:
вздернутый нос не отличался красотой, лоб был мал, губы слишком крупны, - но
и  в этом лице,  и во всей ее роскошной фигурке было что-то привлекательное,
что-то  вызывающее  и  чувственное,  несмотря  на  ее  "ангельские" глаза  и
сдержанно-строгий вид,  и она нравилась мужчинам,  особенно юнцам и господам
"второй" молодости.  Ей было двадцать восемь лет,  что,  впрочем,  тщательно
скрывалось,  тем  более что  на  вид  ей  можно было дать не  более двадцати
двух-трех.
     Маленькая  женщина   отлично  понимала  исключительный  характер  своей
красоты и  своего  обаяния на  мужчин и  недаром холила свое  тело,  возведя
заботу о  нем в  какой-то  культ и  предусмотрительно заботясь о  сохранении
своих чар на  возможно долгое время.  Она решительно отказалась иметь детей,
кроме  единственного своего первенца,  и  соблюдала строжайший режим  жизни:
брала ежедневно ванну,  гуляла каждый день  пешком,  избегала есть  мучное и
сладкое, чтобы не пополнеть, и не любила засиживаться поздно.
     - А ты вчера, Лева, верно, поздно вернулся?
     - Поздно, Лина, в третьем часу.
     - У Волковых был?
     - Да,  в  карты  играл...  Вернулся  и  не  хотел  тебя  будить,  чтобы
поделиться приятным известием... Ты так сладко спала...
     - Каким известием?..
     - Я получил вчера наградные деньги.
     При   слове  "деньги"  лицо  Лины  вдруг  приняло  серьезное,   деловое
выражение, и она с живостью спросила:
     - Сколько ты получил?
     - Много, Лина... Я и не ожидал: четыреста рублей.
     - Очень рада за тебя,  Лева! - радостно промолвила Лина. - Твою службу,
значит, ценят.
     Озорнин едва заметно улыбнулся глазами и шутливо промолвил:
     - Ну, милая, служба тут ни при чем...
     - Как ни при чем?.. Ты ведь такой усердный чиновник...
     - Положим,   работаю,   как  и   другие...   Но   все-таки...   спасибо
Ветвицкому...  и твоим прелестным глазкам...  Ведь из-за них, Лина, мне дали
такую награду.
     - Ты вздор говоришь!  -  промолвила,  краснея,  жена. - При чем тут мои
глаза? Ветвицкий просто расположен к нам: и к тебе и ко мне одинаково.
     - Ну, ну, не сердись, Линочка... Ведь я шучу...
     - Глупые шутки!
     - Не  буду  больше,  моя  хорошенькая  женушка!  -  с  виноватым  видом
промолвил Левушка,  целуя руку жены.  -  Ведь я знаю,  что Ветвицкий...  ну,
одним словом... я нисколько не ревную тебя к нашему директору.
     - Еще бы ревновать к такому уроду!  - весело рассмеялась Лина, глядя на
своего  красивого молодого  мужа  нежным  взглядом.  -  Пусть  ходит  к  нам
изредка... Знакомство с ним для тебя же полезно...
     - Да разве я что-нибудь говорю?  Конечно, пусть ходит... Было бы совсем
глупо его не принимать...  Он такой милый, Иван Александрович... Ну, получай
деньги, моя хозяюшка. Вот тебе триста рублей, а сто я оставлю себе.
     - Оставь себе двести, Лева... Мне довольно двухсот... Я справлюсь.
     - Справишься?!  Что ж,  я очень рад... Спасибо тебе... Ты у меня просто
золото...  Самый  настоящий министр финансов!  -  говорил Озорнин,  пряча  в
бумажник две сотенные бумажки.  -  Я только восхищаюсь твоими хозяйственными
талантами...  право...  Как это ты  только справляешься на  двести пятьдесят
рублей в  месяц?..  Живем мы прилично,  едим хорошо,  бываем в театре...  Ты
всегда одета прелестно...  Долгов у нас нет... Даже мой портной не надоедает
мне, как прежде... И все это благодаря тебе...
     - Во все вхожу,  потому и справляюсь,  -  скромно отвечала Лина.  - Ну,
иногда у мамы возьму, мама дает... вот и сводим концы с концами, - прибавила
Лина и  втайне порадовалась,  что ее Левушка совсем наивный человек,  хоть и
считает себя умным.
     В свою очередь и Левушка,  отлично знавший, что у тещи, кроме маленькой
пенсии, ровно ничего нет, с самым невинным видом прибавил:
     - Я так и думал... Твоя мать такая добрая... такая любящая, Лина... Ну,
однако,  мне  пора...  Надо  покупать  подарки...  Кстати,  Лина,  что  тебе
подарить?..  Я  присмотрел уж  у  Фаберже  хорошенькое кольцо...  Ты  любишь
кольца... Я тебе куплю.
     - Кольцо?!  Не  надо,  не надо,  Лева!  Видишь ли:  у  меня были старые
кольца, еще мама их подарила - и я отдала их ювелиру, и сегодня у меня будет
хорошенький брильянтовый кабюшон* на мизинец...  Спасибо за желание, Лева...
Спасибо, голубчик...
     ______________
     * Драгоценный камень,  отшлифованный соответственно его природной форме
(искаж. фр. cabochon).

     - Ну так не хочешь ли серьги?
     - У  меня  есть...   Не  траться...   Что-нибудь,  какой-нибудь  пустяк
подари...
     - Ну я уж на свой вкус выберу...  До свидания... Обедать меня не жди...
Я сегодня обещал обедать у Зотова, а потом...
     - Но как же, Лева... Сегодня к нам хотел прийти Ветвицкий обедать...
     - Ну что ж...  Пообедаете вдвоем... Ты извинись за меня, а я не могу...
дал честное слово...
     И Озорнин, поцеловав руку жены, вышел из комнаты.
     "Бедный!  он  ни  о  чем не догадывается!"  -  подумала Лина и  вышла в
столовую пить кофе.




     "Лева"  был  одним  из  тех  молодых  людей,  которые смотрят на  жизнь
"трезво",  как  они выражаются,  и  отлично понимал и  причину хозяйственных
талантов жены,  и  того благополучия,  которое совсем неожиданно снизошло на
него вскоре после знакомства его патрона, директора департамента Ветвицкого,
с  его Линочкой...  И эта внезапная дружба с ним,  и повышение по службе,  и
новая обстановка квартиры,  и  появление брильянтов у жены,  и эта особенная
внимательная заботливость,  которою окружала его Линочка в течение последних
двух  лет,   и  эти  страстные  ласки,   какими  дарила  она  его,  точно  в
вознаграждение за обман,  и  эти горячие уверения в  любви,  в горячей любви
вместе с допросами:  любит ли Лева ее так же,  как и она его,  -  все это не
оставляло в  нем  сомнения,  что она,  Лина,  с  ее  "ангельским" взглядом и
страстным темпераментом,  -  близкая  подруга  его  превосходительства Ивана
Александровича Ветвицкого,  довольно некрасивого господина второй молодости.
Не  из-за  поцелуев же  одних рук в  самом деле дарит он ей брильянты,  дает
деньги и протежирует супруга.  Не такой он дурак, тем более что, несмотря на
свои пятьдесят три года,  его превосходительство еще крепок и бодр и смотрит
молодцом.
     Надо отдать справедливость обоим.  Они вели себя с осторожностью. Связь
их сохранялась в  тайне,  и в департаменте об этом не знали.  Таким образом,
апарансы*  были  соблюдены,   и   Лина  в  глазах  всех  родных  и  знакомых
пользовалась  по-прежнему   репутацией  недоступной  женщины,   преданной  и
влюбленной в мужа, и имя его не трепалось с обидной кличкой.
     ______________
     * Здесь: приличия (от фр. apparence - видимость, внешность).

     Было  бы  совсем глупо ревновать к  Ветвицкому.  Пусть себе пользуется,
каналья,  пока он сам не оперился... Благодаря этому он сделает карьеру... С
такими  соблазнительными и  осторожными женщинами легко  сделать  карьеру...
Досадно только,  что Лина все заботится более о брильянтах и все получает их
от  маменьки,  вместо того  чтобы  поскорей устроить ему  повышение.  Вот  и
теперь...   дали  к  празднику  только  денежную  награду,  а  между  тем  в
департаменте открывается вакансия начальника отделения...  Уж  он говорил об
этом  жене,   но  она,  по-видимому,  не  довольно  настойчиво  просила  эту
"обезьяну"...  Он вчера виделся с  Ветвицким,  и тот ни полслова...  А таким
случаем не воспользоваться грешно. Когда еще откроется новая вакансия?!
     Такие трезвые мысли пробегали в  голове Льва Сергеевича,  когда он ехал
на Невский...
     И вдруг голову его осенила блестящая мысль.  Он весело улыбнулся, велел
остановиться у Милютиных лавок и потел есть устрицы.




     Часов в десять вечера Озорнин подъехал к дому и поднялся к дверям своей
квартиры.  Отперев ее  своим ключом,  он  снял с  себя пальто,  увидал,  что
черно-бурый медведь Ветвицкого висит на вешалке,  и, весело улыбаясь, прошел
через  гостиную,  остановился у  дверей  спальни и  приложил ухо.  Ничего не
слышно. Лев Сергеевич не решался войти - это не входило в его расчеты. Тогда
он  заглянул в  замочную дырочку и  увидал картину,  вызвавшую улыбку на его
лице.   Прямо  против  дверей,  на  маленьком  диванчике  ("надо  непременно
переставить диванчик!"  -  подумал Лев  Сергеевич) сидел  Ветвицкий и  рядом
Лина... Лампа освещала ее лицо, улыбающееся обычной кроткой ангельской своей
улыбкой,  в то время как его превосходительство жадно целовал ее руки из-под
широких рукавов капота.
     И Озорнин тихо отворил двери и вошел.
     Его превосходительство,  красный как рак и  несколько растерянный,  уже
сидел в низеньком кресле и слегка сопел, не то от испуга, не то от волнения,
а Лина, чуть-чуть побледневшая, откинулась в уголок дивана.
     - Здравствуйте,  Иван Александрович...  Очень рад,  что  вас застал!  -
проговорил  самым  любезным  и  добродушным тоном  Озорнин,  пожимая  слегка
вздрагивающую руку  его  превосходительства.  -  Спасибо,  что  не  оставили
скучать Лину одну...  А я, Линочка, - обратился он к жене, целуя ее руку, на
мизинце которой сверкал новый кабюшон,  -  рано уехал от Зотовых... И голова
болела,  и,  главное,  карта  не  шла...  И  то  тридцать рублей проиграл...
Вообразите,  Иван  Александрович,  два  раза  без  трех  остался на  большом
шлеме...
     - Неужели?! - поспешил удивиться его превосходительство.
     - Уж такое несчастье... Видно, Лина меня уж очень любит... Хоть бы одна
игра...
     - Это,  Лев  Сергеич,  бывает...  Уж  если  не  повезет,  то  ничего не
поделаешь...  Однако пора...  Одиннадцатый час...  И  то я  заговорил Полину
Николаевну... Уж вы простите... Старики - болтливый народ.
     - Куда вы, Иван Александрович?.. Еще рано...
     - Нет, пора...
     И  его  превосходительство,  торопливо простившись,  вышел из  комнаты,
провожаемый Львом Сергеевичем.
     - Не  забывайте же нас,  ваше превосходительство...  Мы с  женой всегда
рады вас видеть! - говорил Озорнин, крепко пожимая руку Ветвицкому...
     - И я...  поверьте... Я вас так уважаю и люблю, Лев Сергеич! - повторял
его превосходительство и улыбался как-то жалко и растерянно.
     - А  ты  что,  Лина,  такая печальная...  Или Ветвицкий тебя усыпил?  -
говорил Озорнин,  возвращаясь в  спальню.  -  Ну,  пора спать,  моя милая...
Пойдем?
     И он привлек ее к себе и нежно поцеловал.
     Безмолвная и смущенная, она горячо прильнула к губам мужа и прошептала:
     - Лева... Лева... Ведь я тебя одного люблю... Одного тебя...
     - А то кого же?
     - Ты, может быть, думаешь...
     - Ничего  я  не  думаю...  Полно,  Линочка,  -  перебил Озорнин готовое
сорваться признанье.  -  Отчего и не позволить Ветвицкому поцеловать руку...
Пусть целует...  и  даже дарит за  это  такие прелестные кольца...  Я  не  в
претензии... А ты и мне устрой подарок завтра на елку... Попроси Ветвицкого,
чтобы  он  назначил меня  начальником отделения...  Он  ведь  для  тебя  все
сделает... особенно теперь! - подчеркнул Озорнин.
     - Я ему скажу! - робко прошептала Линочка.
     - Да знаешь ли что?..  Ужасно неудобно стоит у тебя этот диван... Прямо
против дверей... Как-то не к месту...
     - Я велю переставить.
     - То-то переставь, милая... И какая же ты хорошенькая! - проговорил Лев
Сергеевич, любуясь женой. - Просто прелесть...
     И он стал целовать жену...
     Изумленная, та отвечала горячими поцелуями.


     На другой день вечером зажжена была хорошенькая елка.  Маленький Володя
был в восхищении,  но едва ли не в большем восхищении Лев Сергеевич,  только
что   получивший  от   его  превосходительства  записку  о   назначении  его
начальником отделения.
     - Милая...  Спасибо тебе!  -  говорил Лев Сергеевич,  целуя хорошенькую
ручку Лины и надевая на ее мизинец рядом с брильянтом красивую бирюзу...
     Лина,  в  свою очередь,  поблагодарила мужа нежным поцелуем,  и оба они
чувствовали себя бесконечно счастливыми.



Популярность: 10, Last-modified: Tue, 03 Dec 2002 18:37:44 GMT