тко. Рыжий Бутс, напротив, был спокоен и сосредоточенно молчал, мечтая о золотых россыпях. К утру шторм усилился настолько, что волны сзади нагоняли "Динору" и все чаще и чаще вливались верхушками через корму. "Динора" отставала от волны. Приходилось или привести в бейдевинд, или рискнуть на опасную меру: прибавить площадь парусности, чтобы бриг помчался скорее, удирая от волны. И капитан Блэк решился на последнее и повелительно крикнул в рупор: - Рифы у фока отдать! Все ахнули. В первое мгновение никто не тронулся с места. - Оглохли, что ли? - раздался гневный голос Блэка. Несколько человек кинулось отдавать рифы. Большой нижний парус, надувшийся теперь во всю свою площадь, прибавил ходу, и бриг понесся с большей быстротой, весь вздрагивая от быстрого хода и скрипя всеми своими членами. Но волны уже не догоняли судна. Зато бриг зарывался носом, и бак обливался водою. Фок-мачта, казалось, нагибалась чуть-чуть под тяжестью парусов. Опасность от оплошности рулевых увеличивалась еще более. Могла и треснуть фок-мачта. Но капитан словно бы ничего не боялся, и что-то дерзкое до наглости было в его лице. И он улыбнулся, как бы торжествуя победу над свирепым штормом, которым воспользовался, и только по временам перегибался с высоты юта и кричал вниз, где у штурвала стояли рулевые: - Не зевайте, Гаук... Дело серьезное. - Вижу, капитан. - Лупим отлично. - Превосходно, капитан. - Можем прямо и к дьяволам попасть... Как вы полагаете, Гаук? - Весьма легко, капитан! - А я этого не хочу, Гаук. Еще не время! - самоуверенно крикнул Блэк. И снова смолк, посматривая вперед. - Отчаянный человек этот капитан... Не правда ли, Чайк? - проговорил рыжий Бутс. - Да... Много в нем храбрости... - Терять ему нечего... В Сан-Франциско у него все потеряно: и деньги, и репутация, и женщина, которую он любит... К полудню шторм стал "отходить", и все повеселели. - Спустите, Гаук, эту испанскую каналью с марса. Теперь уж он не будет своею трусостью смущать других. - Есть, капитан. - Становитесь на мое место, а я посплю час-другой... И Чайку хочется, верно, спать? Пусть его сменят! С этими словами он спустился вниз, сопутствуемый своим бульдогом, и, войдя в каюту, запер ее и проговорил, обращаясь к собаке: - Сторожи меня, пока я буду спать! Собака весело мотнула хвостом и легла у двери. Блэк выпил рюмку рома и, бросившись на диван, моментально заснул. А набравшийся на марсе страху, голодный и невыспавшийся Чезаре в это время посылал втихомолку проклятия капитану. Спустившись вниз и забравшись в койку, он долго не мог заснуть, придумывая, как бы пожесточе расправиться с предателем Самом и как бы потом взбунтовать команду и выбросить за борт этого дьявола-капитана, прежде чем тот прострелит его, Чезаре, голову. ГЛАВА VII 1 Прошло после шторма восемь дней. Погода все это время стояла прелестная. Ветер дул ровный, но не свежий, и "Динора" подвигалась вперед узлов по пяти в час, грациозно поднимаясь с волны на волну и слегка раскачиваясь. С полуночи до шести часов утра на вахту вышли штурман Гаук, Чезаре, Сам, рыжий Бутс, Чайкин и старый ирландец Маквайр. Чайкин и Бутс стояли на руле, а так как править было легко, то они коротали свою вахту в разговорах. Говорил, впрочем, больше Долговязый, а Чайкин слушал, изредка вставляя замечания или обращаясь за пояснениями, когда не понимал слов. Другие вахтенные дремали, пользуясь спокойною вахтой и уверенностью, что Гаук и рулевые не проглядят опасности, если такая встретится в виде ли шквала, или встречного судна, с которым надо разойтись. Великан негр, сбитый с толку вполне приятельским отношением к себе Чезаре за эти три дня, несколько успокоился и думал, что ночное посещение его капитанской каюты не было замечено испанцем и, следовательно, ему не предстоит суда Линча, жестокость которого он узнал по опыту, когда служил на другом купеческом корабле. Тогда за воровство, свершенное им у товарища, его до полусмерти отодрали плетьми в глубине трюма, чтобы ни капитан, ни штурман не слышали отчаянных его криков. А узнай матросы о том, что он шпион, ему, разумеется, грозила бы смерть. Это Сам хорошо знал, так как давно уже служил на купеческих кораблях и знал суровые обычаи моряков. И он, исполняя теперь обязанности часового, который должен смотреть вперед, беспечно заснул, сидя на носу брига, у самого бугшприта. Чезаре не спал и, словно тигр, сторожил намеченную им жертву. Во избежание огласки он решил без суда Линча расправиться самому с негром. Что же касается до плана Чезаре убить капитана и завладеть судном, то исполнение его Чезаре решил отложить, ввиду того что капитан теперь предупрежден и, следовательно, удвоит бдительность. И Чезаре рассчитывал, что лучше завладеть "Динорой" на обратном пути из Австралии. Тогда добычи будет больше, так как капитан получит деньги за груз. Все матросы, за исключением боцмана, Чайкина и Бутса, были посвящены в дело, задуманное Чезаре, и вполне ему сочувствовали, предоставив только Чезаре главное: убить капитана. И Чезаре почти не сомневался, что это дело увенчается успехом, если только удастся как-нибудь подсторожить капитана и напасть на него врасплох, всадив ему в живот нож. А штурман Гаук под угрозой быть выброшенным за борт, конечно, примет на себя управление "Динорой" и доведет бриг к берегу, чтобы, потопивши судно, можно было безопасно добраться на шлюпках. Мысли об исполнении этого плана не покидали Чезаре с самого выхода "Диноры" из Сан-Франциско, а в последние дни владели им еще сильней, и он злился, что благодаря Саму надо отложить свое намерение. Но в эту ночь Чезаре занят был главным образом Самом. А ночь была чудная теплая и нежная. Мириады звезд ласково мигали сверху. В такую ночь всякого человека охватывает доброе, хорошее настроение, и преступные мысли, казалось, не могут закрадываться в голову. Но Чезаре давно уже очерствел сердцем и, ожесточенный за свои личные неудачи, давно уже озверел и, подобно зверю, жил инстинктами. И он чуть слышно подкрался к Саму. Тот сладко всхрапывал во сне. Тогда Чезаре сильным ударом руки хотел столкнуть Сама за борт. Но Сам внезапно проснулся и каким-то чудом удержался. Повернув голову, он увидал Чезаре, понял в чем дело и, в свою очередь, уцепился своими могучими руками за горло испанца. Несколько секунд между ними шла глухая борьба, и вслед за тем Чезаре полетел за борт... Через минуту за кормой раздался отчаянный крик о помощи. Чайкин вздрогнул от ужаса. Рыжий Бутс сказал: - А ведь это Чезаре за бортом! Гаук уже командовал убирать фок и обстенить фор-марсель, чтобы лечь в дрейф. Крики раздавались сильнее и жалобнее. Они потрясли до глубины души Чайкина, и он, весь охваченный внезапно каким-то необыкновенно сильным чувством, не рассуждая, что и зачем он делает, подбежал к борту и бросился в океан спасать человека. Все только ахнули. Всегда хладнокровный Бутс изумленно пожимал плечами. А Гаук проговорил: - Чайк спятил с ума! И с этими словами сам побежал помогать матросам убирать паруса и спускать на воду большой ял. Капитан Блэк уже был наверху со своей собакой. Когда он узнал в чем дело, то направил бинокль за корму и не отрывал глаз. Луна светила вовсю, и Блэк разглядел быстро плывущего Чайкина и в некотором отдалении черную голову Чезаре. Когда ял был спущен и под управлением боцмана отправился в направлении, указанном капитаном, Блэк проговорил, обращаясь к Гауку: - Если бы не этот дурак Чайк, не стоило бы останавливаться и спускать шлюпки из-за этого мерзавца Чезаре. - И я того же мнения, капитан. Но из-за Чайка можно и остановиться, сэр. Хороший матрос Чайк... - Только дурак... Нашел, кого спасать. И как тот упал за борт... Кажется, трусливая каналья. - Верно, заснул, капитан, и как-нибудь со сна... - Странно... Позовите Сама! Когда явился Сам, капитан по его испуганной физиономии догадался, что тут не без его участия дело, и спросил: - Ты не видал, как упал Чезаре? - Не видал, капитан. И капитан более не спрашивал, рассчитывая узнать причину падения Чезаре потом, когда Сам явится тайно в его каюту. А Чайкин, бывший хорошим пловцом, не спеша плыл "саженками", рассекая небольшие волны, на крик, не перестававший раздаваться среди тишины беспредельного океана. Наконец он был в нескольких саженях от Чезаре и как раз вовремя. Испанец, плохо плававший и, кроме того, от испуга совсем растерявшийся, видимо, уже терял силы и отчаянно барахтался в воде, не переставая кричать. - Hallo! Hallo! - крикнул Чайкин, желая подбодрить Чезаре. - Сейчас помогу вам! Этот крик, раздавшийся совсем близко, пробудил в Чезаре надежду на спасение, и он старался разглядеть, кто это мог броситься в океан, чтобы спасти его. Он вполне был уверен, что ради него не спустят даже шлюпки, что капитан рад будет отделаться от него и оставит его на съедение акулам, и вдруг нашелся человек, который рискнул жизнью, чтобы спасти такого человека, как он. "Ужели это правда... Но где же, где же этот спаситель?" - Ну, вот и я, Чезаре! - воскликнул, подплывая, Чайкин. - Вы? - выговорил Чезаре, изумленный, что человек, которого он не терпел и которого чуть было не задушил, не заступись Бутс, его же спасает. Ничего подобного ведь он не видел в жизни, и сам он не рискнул бы ничем для другого... А этот тщедушный матрос... - Я самый. Не бойтесь, Чезаре... Ложитесь на спину, а я вас буду поддерживать, пока не подойдет шлюпка. - И шлюпка... Значит, я буду жив?.. И на лице Чезаре вместе с выражением радости мелькнуло что-то мягкое, заменившее жестокость его лица. Он послушно лег на спину, а Чайкин, держась около, его поддерживал, взглядывая на бриг с обстененными парусами, покачивавшийся недалеко. - Вот и шлюпка отвалила! - проговорил Чайкин. - Отвалила?.. Идет сюда?.. - Сюда. - Кричите, Чайк... Кричите, прошу вас... Будем кричать вместе, а то... И Чезаре стал дико кричать. - Чего вы боитесь?.. Со шлюпки заметили нас... - А акулы... Вы их разве не боитесь, Чайк?.. При мысли об акулах и Чайкин пришел в неописуемый ужас. И он начал кричать, думая криком поторопить шлюпку, и, охваченный страхом, ждал, что вот-вот его за ногу схватит акула и увлечет в глубину. "Господи, спаси!" - мысленно молился он. Шлюпка приближалась. Это увидел Чезаре и смолк. Смолк и Чайкин. - А Сам в шлюпке? - спросил вдруг Чезаре. - Сама нет... - Большой мерзавец этот Сам! Знайте это, Чайк. После я расскажу... А вы... вы, Чайк, спасли мне жизнь, а я хоть и большой негодяй, никогда этого не забуду... Верьте этому! - прибавил Чезаре, и голос его чуть-чуть дрогнул. В эту минуту подошел ял, и обоих матросов подняли на шлюпку. Гребцы с удивлением смотрели на Чайкина. А боцман сказал, подавая ему фляжку с ромом: - Выпейте, Чайк... Оно полезно после ванны... И тихо прибавил, крепко пожимая Чайкину руку: - Вы вполне джентльмен, Чайк! Чайкин отпил из фляжки и передал ее Чезаре. Тот жадно прильнул к ней. - Счастливый вы, Чезаре! - насмешливо обратился к нему боцман, отнимая у него флягу... - Какое счастье, когда вы не дали сделать нескольких глотков. - Будет с вас, я не про то хотел сказать. - А про что? - Не будь на "Диноре" вот этого молодца, - указал боцман на Чайкина, - не пить бы вам никогда рому... Впрочем, кому быть повешенным, тот не утонет... Вы - живое доказательство! - смеясь прибавил боцман. Засмеялись и другие. Когда ял вернулся к бригу и был поднят, Чезаре сконфуженно вышел на палубу и был встречен следующими словами капитана: - Если вы опять доставите мне удовольствие упасть за борт, то знайте, что шлюпки за вами не пошлю... И, обратившись к Чайкину, прибавил: - А вам, Чайк, не советую впредь спасать таких джентльменов, как Чезаре. Он еще покажет вам свою благодарность, эта испанская собака! Ну, тогда уж я с ним сам рассчитаюсь. Пусть он это знает! А теперь переоденьтесь, и к своему делу! Через несколько минут "Динора" снова плыла прежним курсом, и капитан спустился к себе. Разошлись и подвахтенные. Внизу они еще несколько минут толковали о происшествии. Удивлялись, как это Чезаре мог свалиться за борт, и еще более удивлялись поступку Чайкина. Ни одна душа не знала о столкновении Чезаре и Сама, и Чезаре всем объяснял, что свалился за борт, бывши сонным. Сам тоже ничего не рассказывал. Вахтенные снова задремали. Заснул и Чезаре, примостившись у марса-фальной кадки. Но сидевший на носу Сам не смыкал глаз. Он, видимо, находился в большом беспокойствии и при малейшем шорохе пугливо озирался. Чайкин опять занял свое место у штурвала рядом со своим подручным Бутсом. Несколько времени рыжий Долговязый молчал и наконец сказал: - Знаете ли что, Чайк? - Что? - Вы большой чудак, я вам скажу, и я вас очень уважаю, но только я согласен с капитаном. - Насчет чего? - А насчет того, что рисковать жизнью за такого негодяя, как Чезаре, очень глупо. - Да ведь и он человек... Как вы полагаете, Бутс? - спросил Чайкин. - То-то, что очень мало похож на человека. Помните, Чайк, как подло он дрался с вами? - Помню. Душил было... И если бы не вы... - Он бы вас задушил... Это весьма вероятно. Так какой же это человек, Чайк? - Такой или другой, а все-таки... жалко человека! - с каким-то упорством добродушия настаивал Чайк. - Так вы спасли бы и вашего старшего офицера, который вас драл на вашем клипере и заставил остаться в Америке? Чайкин на секунду задумался и потом уверенно ответил: - Я думаю, спас бы. - Чтобы он вас, Чайк, снова порол? - насмешливо спросил янки. Этот вопрос несколько смутил Чайкина. - Это, верно, у русских такая нелепая доброта, Чайк! А все-таки я вас за это люблю, Чайк, хотя бы не выбрал вас в президенты... И знаете ли что? - Что, Бутс? - Непременно бросайте "Динору" и пойдем вместе искать золото... Тут на "Диноре" просто-таки страшно и быть... И Чезаре, и Сам, и другие... И этот Блэк... Поверьте, что тут что-нибудь да случится... Матросы взбунтуются, и кончится дело тем, что выбросят Блэка за борт или Блэк застрелит одного-двух... Мне уж давно кажется, что Чезаре что-то замышляет... Так лучше бросить "Динору"... Так, что ли, Чайк? Но Чайкин колебался. Ему не нравилось на "Диноре", но и заниматься совсем незнакомым ему делом было страшновато. И он рассчитывал, вернувшись в Сан-Франциско, поискать "сухопутного" места, где-нибудь около земли, по крестьянскому делу, которое больше всего манило его. - Страшно, Бутс! - ответил он. И Долговязый стал снова убеждать Чайкина, обещая ему, что через несколько месяцев они вернутся во Фриски не матросами, а пассажирами I класса на отличном пароходе и богатыми людьми. Тогда Чайк может купить ферму и делать на ней что ему будет только угодно... Начинало рассветать. Солнце медленно и торжественно выплывало из своих пурпурных риз, заливая небосклон переливами самых нежных красок. Все вокруг вдруг осветилось радостным светом наступившего чудного утра. Океан словно бы потерял свою ночную таинственность и тихо и ласково рокотал, покачивая на своей мощной груди маленькую "Динору". Чайкин и Бутс любовались восходом, и оба почти одновременно проговорили: - Как хорошо! А Гаук в эту минуту всматривался в горизонт, не отрывая бинокля от глаз, и вдруг проговорил, обращаясь к рулевым: - Поздравляю вас, Чайк и Бутс! - С чем? - спросили оба. - С берегом. - А разве виден? - То-то сейчас открылся, и, если ветер не переменится, завтра будем на якоре в Сиднее. Только вы, Чайк, берега не увидите. - Почему? - Едва ли капитан кого-нибудь отпустит. Нам предстоит много работы. 2 На следующий день перед заходом солнца "Динора" пришла в Сидней и стала на якорь в порядочном расстоянии от берега. К вечеру пароход подвел на буксире баржи, и тотчас же началась спешная выгрузка. Капитан действительно объявил, что никого не отпустит на берег. Только Бутс, как нанявшийся исключительно на один переход, имел право оставить бриг по окончании выгрузки. Бутс не переставал сманивать Чайкина остаться в Сиднее, чтобы потом отправиться в глубь страны искать золота, и Чайкин наконец решился просить рассчитать его и отпустить с брига. Причиталось ему около пятидесяти долларов, и с этими деньгами он рассчитывал обернуться первое время. Но штурман, к которому Чайкин обратился с этою просьбой, решительно объявил ему, что капитан Блэк не отпустит Чайка. - Но я не подписывал бумаги! - старался объяснить Чайкин. - Все равно. Не отпустит и не даст расчета. У него, видите ли, уже готов давно новый груз. Он торопится взять его и уходить. Будем грузиться день и ночь. И то мы запоздали. А надо еще вытянуть такелаж. Он ослаб после шторма. Работы по горло, и некогда искать нового матроса. - А куда мы отсюда пойдем? - Я и сам не знаю!.. А вы напрасно хотите оставаться в Австралии. Верно, Бутс золотом сманивает. Так ведь он сумасшедший, и вы ему не верьте, что скоро сделаетесь богачом. Уж если хотите быть миллионером, то подождите, пока "Динора" вернется домой, во Фриски. Там и оставите бриг, если здесь вам не очень нравится... Только уж шельму Абрамсона комиссионером не берите. Поняли, Чайк? Все поняли? - засмеялся штурман. - Все не все, а понял, сэр! - У нас в Северной Америке можно разбогатеть, если у вас хорошая башка. Только вам, Чайк, не разбогатеть. Вы даже из-за Чезаре готовы бросаться в воду! Это, впрочем, не мое дело... А если вы настаиваете уйти с "Диноры" с Бутсом, то я скажу капитану. Хотите? - Скажите. - Ладно. Как только он выйдет, скажу и посмотрю, что из этого выйдет. Капитан Блэк только раз съезжал на берег и пробыл на берегу целый день. Все остальное время он оставался на бриге и нередко выходил на палубу и поторапливал выгрузкой. Чезаре всех уверял, что капитан получил деньги и за груз и за фрахт и что у него в каюте такая изрядная сумма денег, что хватило бы на всех матросов. Чайкин в числе других матросов подавал из трюма мешки, когда боцман сказал ему, что его требует капитан. - Где он? - На юте. Идите скорей, Чайк. Чезаре подозрительно взглянул на Чайкина. - Зачем он вас зовет? - спросил неожиданно Чезаре. - Хочу уходить с "Диноры". - Так он вас и пустил! - засмеялись многие. Когда Чайкин, поднявшись на ют, приблизился к капитану, тот спросил довольно мягко: - Хотите уходить, Чайк? - Да, сэр! - ответил Чайкин. - Вы не вправе, Чайк. Должны были предупредить при найме. - Я не знал этого. - Верю вам, Чайк, и рассчитал бы вас, но тогда я должен отпустить и других, если они захотят. Вы понимаете? - Понимаю, капитан. Блэк помолчал и, оглядывая с ног до головы Чайкина любопытным взглядом, продолжал: - И знаете ли, Чайк, послушайте моего совета: не ищите вы золота в Австралии. Мне Гаук говорил... И вообще не идите в золотоискатели. Это - игра, а для игры нужны деньги, которых у вас нет. Потерпите-ка на "Диноре"... А когда вернемся во Фриски, я охотно помогу вам приискать порядочное место. Вы стоите этого, Чайк! Стоите, Чайк! - повторил Блэк. И его, обыкновенно суровый, голос звучал мягко и ласково. Чайкин поблагодарил капитана. - Поблагодарите, когда дело будет сделано, а пока скажите Гауку, что с первого числа вы получаете, как рулевой, двадцать пять долларов в месяц. Понимаете, что я вам сказал, Чайк? - Понимаю и... - Не благодарите, Чайк, а скажите от меня Бутсу, что он спятил с ума. Откуда это он слышал, что в Австралии есть золото? - Не знаю. - Он, этот Бутс, решительно безумный человек, если воображает найти золото... Жаль, что он уходит... Он тоже порядочный парень... Можете идти, Чайк... Да смотрите, остерегайтесь Чезаре! - тихо прибавил он. Чайкин ушел от капитана, очень довольный прибавкой жалованья. О таком заработке он никогда и не мечтал. - Ну что, Чайк? Как ваше дело? - спросил его штурман. - Остаюсь. Но капитан прибавил мне жалованье и велел вам сказать. - Сколько он вам назначил? - Двадцать пять долларов. - Очень рад за вас, Чайк, и рад, что вы остаетесь на "Диноре". Когда Чайкин спустился в трюм, чтобы снова приняться за работу, со всех сторон посыпались вопросы: - Ну что, очень вас ругал капитан? - Обещал плетей, собака? - Грозил размозжить голову? И когда Чайкин стал объяснять, медленно выговаривая слова и путаясь в них, что капитан не ругался, а, напротив, прибавил жалованья, то решительно все были изумлены. И даже боцман воскликнул: - Вот так штука! Чем вы укротили этого человека? - Положим, вы стоите прибавки, Чайк, - вкрадчиво проговорил Чезаре, - а все-таки... удивительно. Впрочем, у капитана теперь много, много денег. - Откуда? - спросил кто-то. - А за груз получил! - Вы видели, как он получил? - спросил насмешливо боцман. - Этого не видал, но кое-что другое видел, когда капитан с берега вернулся... У него, должно быть, столько денег, что всем нам было бы довольно! - значительно продолжал Чезаре, когда боцман ушел. Сообщение Чезаре, видимо, произвело впечатление. Выгрузка была окончена в двое суток, и Бутс уехал с брига. Прощаясь с Чайкиным, Бутс крепко пожал ему руку и сказал: - Жалею, что вы не хотите быть миллионером, Чайк. Надеюсь, встретимся еще... Вот адрес моей матери в Фриски. Через нее вы узнаете, где я. Чайк, в свою очередь, благодарил Бутса за все, что он сделал для него, и когда Бутс уехал с "Диноры", чувствовал, что остается теперь одиноким. Нагрузка шла спешно. Чезаре уверял, что ящики, которые грузили на "Динору", были полны ружьями и предназначались для южан, которые в это время вели войну с северянами... ГЛАВА VIII 1 По окончании спешной нагрузки "Динора" снялась с якоря и взяла курс на мыс Горн. Куда именно направлялся бриг, никто не знал. Не знал этого и штурман Гаук и, по-видимому, не особенно интересовался знать, в какой порт идет "Динора". И когда боцман как-то спросил его, куда бриг идет, штурман пожал плечами и, смеясь, ответил: - А может быть, к самому черту. Не все ли равно? Не интересовал его, казалось, и груз. По корабельным книгам было записано, что груз "Диноры" - железные изделия, а что там было, его не касалось, так как расписки в приеме груза выдал не он, а капитан. Гаук подозревал только, что железные изделия едва ли могли иметь сбыт в Америке, да и слыхал, что из Австралии железных изделий не возят, но благоразумно помалчивал и, разумеется, не задавал по этому поводу никаких вопросов капитану. Его только озабочивало, и сильно озабочивало, то обстоятельство, что бриг на этот раз был сильно перегружен, так что борты его слишком мало возвышались над водой. Таким образом, при шторме бригу угрожала большая опасность быть залитым водой. И Гаук однажды даже решился обратить на это внимание капитана. Но Блэк, конечно сам отлично понимавший, какой опасности подвергается судно, слишком нагруженное, лаконично процедил сквозь зубы: - Не беда! И действительно, беды, казалось, не предстояло. Погода стояла превосходная и вполне благоприятная для счастливого плавания. Ветер был попутный, не крепкий, а ровный, "брамсельный", как говорят моряки, и "Динора", имея на себе все паруса, какие только можно было поставить, подвигалась к мысу Горну, делая в сутки от ста до ста двадцати миль. Но, несмотря на это, Блэк, видимо, был чем-то озабочен и в течение дня почти не сходил с палубы и сам внимательно посматривал в подзорную трубу, особенно когда на горизонте белели паруса встречных судов или чернел дымок. Однажды, завидя на горизонте судно, по мачтам и оснастке несомненно военное, Блэк немедленно скомандовал поворот "овер-штаг" и направил "Динору" по такому курсу, чтобы избежать встречи с военным судном под флагом Северо-Американских Штатов. И только, когда военное судно скрылось из виду, "Динора" снова повернула на прежний курс. - Заметили, господа, в чем штука? - говорил потом внизу Чезаре матросам. - Боится встречи с военным кораблем, потому что мы везем военную контрабанду. Захвати нас северяне янки, - пропал и груз и "Динора". Он этого и боится! А между тем сам дьявол получит большие деньги, а нам платит черт знает как... Надо бы с этим покончить... Как вы думаете, господа? Могли бы и мы сами сообща продать груз южанам и поделить денежки... - Конечно, могли бы! - отвечали многие матросы. - А Гаук довел бы "Динору" в какой-нибудь порт южан не хуже этого дьявола!.. - Отчего не довести! - А Блэк и умереть мог бы, не правда ли? Стоит только показывать всем одно и то же. А кто не согласен, тот мог бы раньше уйти с "Диноры"... Да и не станут в военное время особенно расспрашивать, куда девался капитан и чей груз. Верно ли я говорю, господа? Этот разговор между пятью матросами происходил внизу. Сама не было. Все, по-видимому, находили предложение Чезаре очень заманчивым. Но старый ирландец сказал: - Догадается ли отправиться на тот свет капитан, вот в чем штука? - Это уж мое дело! - отвечал Чезаре. - А если твое, то мы очень были бы рады... Такой случай не скоро приходит... - Только Горн обогнуть, и тогда я займусь этим делом! - сказал Чезаре. - А пока ни гугу! - прибавил он. Обыкновенных бурь, встречающих суда у мыса Горна, на этот раз не было, и ветер хоть и был свежий и волны поднимались большие, но "Динора" благополучно обогнула мыс и вошла в Атлантический океан. - Везет капитану! - заметил по этому случаю Гаук, обратившись к Чайку. Казалось, и сам Блэк сознавал, что ему "повезло" миновать Горн с перегруженной "Динорой" так счастливо, и он, видимо, повеселел. Вдобавок погода в Атлантическом океане стояла чудесная, а когда бриг вошел в тропики и получил пассат, то капитан Блэк с каким-то дерзким самоуверенным видом сказал однажды штурману: - Видите, Гаук... Я выиграл ставку без больших козырей! - Выиграли, капитан, пока... И можно сказать, без одного козыря! - отвечал Гаук. А про себя подумал: "Плаванье еще не окончено!" - Теперь уж Горна впереди нет... Значит, не "пока". Вы, Гаук, разве никогда не рисковали? - Случалось. - Ну и я рискнул. Но если капитан Блэк был вполне доволен благоприятными условиями плавания, то это, однако, еще не успокоивало его. И чем больше к северу поднималась "Динора", тем нервнее и беспокойнее становился он, хотя и тщательно это скрывал. К северу чаще попадались навстречу суда, что не особенно приятно было Блэку. И он почти все время находился наверху, сторожа их, и только, когда ночи были темные, высыпался часа четыре крепким сном. Он хорошо знал, что американские крейсеры северян шныряют в этих местах, осматривая подозрительные суда, а "Динора", сильно нагруженная, была очень подозрительна. Но зато, в случае благополучного прихода в один из портов южан, он наживет сразу хорошие деньги, так как груз был взят Блэком за свой страх и ружья куплены за его счет. "С этими деньгами можно попробовать снова счастья и..." Обыкновенно на красивом и энергичном лице Блэка появлялось угрюмое выражение, когда он думал вслед за "счастьем" о той особе, ради которой он добивался "счастья", то есть денег, всеми средствами и портрет которой был в его каюте. Недаром же этот человек, казалось ничего не боявшийся, с каким-то восторженным благоговением смотрел на портрет, припоминая черты лица, которые напрасно старался забыть. Недаром же он решил, что эта особа должна быть его женой, хотя она не только не обещала ему этого, но, казалось, со страхом смотрела на Блэка и холодно отвечала на его привязанность, зная по опыту бешеную ревность этого человека, благодаря которой она чуть не была им убита. Казалось, судьба покровительствовала Блэку. До сих пор "Динора" плыла счастливо и ловко скрылась при двух встречах с американскими крейсерами. "Динора" уже огибала Антильские острова, нарочно в далеком расстоянии, и теперь взяла курс на Нью-Орлеан. Но именно здесь, недалеко от берегов, и предстояла большая опасность встречи с крейсерами. И Блэк в эти дни был в особенно нервном настроении. 2 Озабочен был и Чезаре. Заботы эти вызывались его упорным желанием отправить на тот свет ненавистного ему капитана Блэка. Испанец лелеял эту мысль. Он обдумывал с упорством маньяка, как бы незаметно подкрасться к капитану сзади и всадить ему нож между лопатками. Словно тигр, сторожил он капитана по ночам, притаившись у выхода из капитанской каюты, но ни разу не представлялось удобного момента, чтобы напасть сзади. Чезаре, разумеется, был слишком трусливым человеком, чтобы напасть открыто, и знал, чем рискует. А между тем "Динора" уже была недалеко от цели плавания. Еще дней пять-шесть попутного ветра - бриг войдет в порт, и груз, на который так рассчитывал Чезаре, минует его рук. Не достанутся ему и деньги, которые, по расчетам Чезаре, должны были находиться в капитанской каюте. И Чезаре негодовал, точно у него отнимали его собственность. Убедившись наконец, что капитан так осторожен, что его никак не поймать врасплох, Чезаре жадно ухватился за мысль, которая внезапно осенила его. Мысль, казалось, действительно была превосходная, и капитан будет в его руках. И Чезаре весело улыбался в тот темный теплый вечер, когда его осенила идея, казавшаяся ему великолепной. Он вышел наверх и направился к Саму, который, свернувшись, лежал на баке. Заметив Чезаре, негр вскочил. - Не бойся, Сам! - прошептал Чезаре. Но Сам подозрительно вращал своими белками. - Говорю: не бойся! У меня в руках ничего нет, а ты, скотина, сильнее меня... Пойдем вниз. Мне надо с тобой поговорить! - Если ты пойдешь вперед, я пойду за тобой. - Ладно. И Чезаре двинулся. Сам осторожно пошел за ним. Когда они спустились вниз, в маленькой матросской каюте не было никого. - Хорошенько слушай, Сам, что я тебе скажу. - Буду хорошо слушать, Чезаре. - Я знаю, что ты предатель... Я видел, как ты выходил тогда ночью от капитана. За это я и хотел отправить тебя к акулам. Это не удалось, но я могу рассказать всем, что ты предатель, и ты знаешь, что значит суд Линча!.. Знаешь, чем это пахнет?.. Сам вздрогнул. - Но я этого не сделаю, если ты захочешь. - Не сделаешь? - радостно воскликнул негр. - Не сделаю, но, разумеется, если ты устроишь со мною одну штуку. - Какую? - Дать мне случай всадить нож капитану. Тогда груз будет наш, и деньги капитанские наши. Деньги за груз разделим между всеми поровну, а деньги - с тобою пополам. Хочешь сразу разбогатеть и жить джентльменом со своей семьей?.. Хочешь, Сам? - Но как это сделать, Чезаре? - спросил Сам, радостно оскаливая зубы. - Ничего нет проще... Сегодня же ночью постучись в капитанскую каюту. У тебя ведь условленный стук... Не так ли? Сам мотнул головой в знак согласия. - И когда ты войдешь, я шмыгну за тобой, и мы в одну секунду покончим с Блэком. - А собака? - испуганно прошептал Сам. - Ты всади ей нож в горло, а с капитаном прикончу я... Дельце будет хорошее. В несколько минут все будет сделано чисто... И ты, Сам, искупишь этим свою вину и наживешь деньги... - Дело хорошее, Чезаре, но... - Жалко тебе, что ли, этого дьявола? - Его не жалко, я сам задушил бы его, а страшно. - Чего? - Как бы капитан не прикончил нас самих, Чезаре, - вот чего страшно. Чезаре набожно перекрестился и промолвил: - Он не будет ждать смерти, и она придет... Он не успеет вскочить с места, как нож будет в его сердце... Понял, Сам? - Понять-то понял... - И согласен? Сам в нерешительности молчал. - Или ты находишь более выгодным попасть в наши руки, Сам, как шпион? - О нет, нет... не хочу. - Стало быть, согласен? - Согласен. - Вот это умная игра, Сам... Ты не такой дурак, как я полагал. - Когда же сделать эту штуку, Чезаре? - Сегодня ночью, после полуночи, как вступим на вахту. - Так скоро?.. - Чего же ждать?.. Ждать, когда придем в порт, что ли? - засмеялся Чезаре. - Нельзя ждать! - согласился и негр. - Так дело сделано? - Сделано. - Но только смотри, Сам, от меня не отходи... Мы до окончания дела не расстанемся ни на минуту... Понимаешь? - Понимаю, Чезаре. - А чтобы нам не было скучно, сыграем в карты... Хочешь? - Давай... - И по доллару партия... - А на какие деньги? - На настоящие... Надеюсь, после полуночи будет чем расплатиться проигравшему! - значительно проговорил Чезаре. С этими словами он вынул из кармана штанов засаленную колоду карт. Негр увлекся игрой, горячился, проигрывал и удвоивал ставки, и когда пробило восемь склянок (12 часов), Чезаре имел на Саме сто долларов. - Ну, теперь пойдем другую игру играть! - проговорил Чезаре и тихо прибавил: - Остер ли нож у тебя? Возьми лучше мой! И Чезаре подал негру хорошо отточенный нож. - А ты с чем, Чезаре? - Вот с этой игрушкой! - ответил с жестокой усмешкой испанец, вынимая из кармана штанов другой нож, длиннее и уже того, который дал Саму. - Хорошенькая игрушка! - почтительно прошептал негр. - Особенно если после удара повернуть ее в чужом сердце! - сказал Чезаре, опуская игрушку в карман. - Ну, идем! 3 Капитан Блэк спал тем тревожным сном, каким нередко спят моряки в море, особенно когда есть какая-нибудь опасность для судна. А для "Диноры" опасностей было немало, и они казались еще страшнее ввиду близости порта назначения. Вероятно, капитану "Диноры" снились американские военные крейсеры, потому что по временам он вскрикивал, ругался и командовал к поворотам. Однако он не проснулся, когда в первом часу ночи раздался тихий и осторожный стук в двери его каюты. Зато Тигр, лежавший у порога, поднял уши и тихо заворчал. Стук повторился, а капитан Блэк громко храпел на диване в своем желтом халате. Тогда собака поднялась, подошла к дивану и осторожно коснулась лапой ноги своего хозяина. Блэк мгновенно проснулся и, нащупывая в кармане револьвер, вскочил с дивана. В двери постучали снова три раза. Капитан, оторванный от сна, был раздражен. "Чего этому мерзавцу надо?" - подумал он и, прежде чем отворить двери, отдернул занавеску с одного окна, выходившего на палубу, и прислушался. На бриге все, казалось, было благополучно. Царила тишина. Только раздавались шаги Гаука над каютой. Блэк задернул занавеску и, подойдя к двери, повернул ключ и тихо сказал: - Входи, Сам! И с этими словами быстро отскочил к дивану и, обращаясь к Тигру, прошептал: - Смотри хорошенько, Тигр! Негр вошел и, поклонившись, стал у дверей, испуганный и растерянный. Тигр продолжал глухо ворчать. - Запри двери, скотина, и говори, зачем пришел! Едва капитан произнес эти слова, как из-за громадной фигуры негра нырнула маленькая, приземистая фигура Чезаре с ножом в руке и бросилась на Блэка. Блэк едва успел отскочить в сторону и, не теряя хладнокровия, выстрелил в испанца. Тот с проклятием упал, пораженный в голову. Сам между тем старался избавиться от Тигра, который вцепился зубами в ногу негра и не пускал его. - Простите, капитан! Это Чезаре... заставил меня... Он уговорил... - Я тебя прощу! - промолвил капитан. И с этими словами в упор выстрелил в негра. Сам, шатаясь, опустился на пол. Тогда капитан отворил двери и крикнул: - Эй! На вахте! Выбросить этих двух мерзавцев за борт! - Я... жив... я не хочу за борт! - прохрипел Чезаре. - И я... жив... я поправлюсь... Пощадите, капитан! - простонал негр. Боцман и два матроса стояли в нерешительности. - Боцман! Слышали приказание? - холодно проговорил Блэк. - Или вам жаль этих двух негодяев, которые хотели убить меня и не сумели? Боцман и матрос подняли Чезаре. Он уже был мертв. Через минуту труп его был за бортом. Сам продолжал молить не бросать его в воду. Он лучше умрет на бриге, где-нибудь в трюме... Он никому не будет мешать... - Берите этого предателя и в море его!.. - О капитан... сжальтесь... Ради миссис Диноры сжальтесь! - вдруг сказал негр. - Бросить его в трюм! Пусть околевает на бриге! - вдруг переменил решение Блэк, услышав имя невесты. Негра унесли в трюм. Блэк поднялся на ют и несколько минут ходил взад и вперед, не роняя слова. По временам он всматривался в мрак ночи и взглядывал на белевшуюся за кормой ленту воды. Бриг шел хорошо при свежем ветре. "Завтра придем!" - подумал Блэк. И в голове Блэка роились радостные мысли о благополучном окончании плавания и о хорошем дельце, которое даст ему немало денег. И тогда он уедет немедленно в Сан-Франциско... И там он снова увидит свою невесту... "Знал, чем тронуть меня!" - пронеслось в голове у капитана, когда он вспомнил о негре. И, вспомнивши о нем, он сказал Гауку: - Мне очень жаль, что я не прикончил сразу Сама. Это животное стоило того. - Я думаю, капитан, все это дело - штука Чезаре. - Разумеется. Он захотел меня отправить на тот свет. А затем отправил бы вас и Чайка... - Без сомнения! - ответил штурман. - Но только Чезаре плохо рассчитал. Все дело в хорошем расчете, не правда ли? Завтра будем, Гаук, в Нью-Орлеане и убедимся, хорошо ли я рассчитал! Крейсеров что-то не видно... - До завтра еще часть ночи, капитан. - И штормы здесь разыгрываются быстро. Вы это хотите сказать, Гаук? - Именно. И "Динора" перегружена, капитан. - Верно. Но зато и ваши карманы, Гаук, я перегружу долларами... Только бы завтра скорей наступило! - И не было неожиданностей, капитан. В эту минуту на ют поднялся боцман и доложил: - Молодец в трюме, капитан. - Жив? - Живехонек. Зубы скалит от радости. Рана оказалась у плеча... Когда боцман ушел, капитан сказал Гауку: - Ужасно трусливое животное этот Сам и ужасно любит жить. - У него жена и дети в Потомаке, и он их любит, капитан. - Любит? Разве он может любить? Блэк помолчал и после паузы проговорил: - Я думаю, можно перевязать рану этому скоту... - Не мешает, капитан. Я аболюционист. - И дать, пожалуй, по этому случаю подушку? - С подушкой удобнее спать, капитан. - Так велите перевязать ему рану и дать подушку. - И, быть может, одеяло, капитан? - Это ваше дело, Гаук. - Так я все это сам сделаю, если вы постоите вместо меня наверху. - Идите, Гаук... И знаете ли что? - Что, капитан? - Покажите, что вы не только добрый человек, но и хороший хирург! - с необычной ласковостью в тоне голоса промолвил капитан. - Человека-то я немножко пропил! - шутливо ответил Гаук и спустился вниз, чтобы перевязать негра и устроить его получше в трюме. Его зачерствелое сердце еще доступно было состраданию. Потрясенный всем только что виденным, стоял наш беглый матросик Чайкин на руле и думал о том близком дне, когда он оставит "Динору". Что будет он делать потом, Чайкин еще не решил, но, во всяком случае, он постарается найти себе другую работу вместо матросской службы. Очень уж страшно было ему снова попасть в такую же компанию товарищей, в какой он очутился благодаря еврею в Сан-Франциско. И он снова вспомнил с благодарностью о доброй Ревекке. Без нее закабалили бы его на три года и дали бы пять долларов жалованья, а теперь он вольная птица и у него уже скоплено сто долларов жалованья благодаря тому, что ему дали прибавку: вместо десяти - двадцать пять. Есть, значит, запас на черный день, и можно будет выбрать работу по душе. А душе его ближе всего была земля. И от своего приятеля Долговязого и от Гаука он слышал, что на Западе хорошо платят хорошим работникам и что там можно очень дешево приобрести кусок земли и сделаться самому хозяином. Работай только! "Прийти бы только скорей!" - мысленно проговорил Чайкин. Он знал, что бриг нагружен ящиками с ружьями, - об этом осторожно говорили между собою матросы, - и хотя не вполне понимал, отчего это капитан и Гаук избегают встречи "Диноры" с военными судами под американским флагом, но чувствовал, что капитан делает что-то нехорошее, и боялся, как бы из-за этого не вышло чего-нибудь скверного и для него. Правда, благодаря Долговязому он уже знал права американского гражданина, знал, что без суда ничего с ним не сделают, и настолько свободно уже говорил по-английски, что не боялся очутиться в беспомощном положении на чужой стороне. Да и вообще за это время плавания на "Диноре" и дружбы с Долговязым наблюдательный Чайкин присмотрелся и к людям, многому научился и многое понял в нравах и обычаях страны, в которую невольно попал, и уже далеко не был похож на того "зелененького", как обзывают американцы всякого вновь прибывшего в их страну. Он сумел бы за себя постоять. - Чайк! - кликнул капитан с юта. - Что угодно, капитан? - Небось рады, что завтра доберемся до берега! - Рад, сэр! - И с "Диноры", конечно, уйдете? - Уйду. - То-то. И отлично сделаете... Вы слишком порядочный человек, чтобы плавать в такой компании. Да и вообще вы простофиля на редкость, Чайк! Удивительный. И вам трудно будет в Америке, если вы останетесь таким простофилей. Кстати, где спрятаны ваши деньги? - В сундуке. - Как сменитесь с вахты, положите их лучше в карман. - Зачем, сэр? Капитан рассмеялся. - А затем, чтобы у вас остались деньги. Завтра ведь берег. Поняли, Чайк? - Понял. - Так не забудьте, что и вам нужны деньги, тем более собственные. Можно полюбопытствовать, сколько их? - Сто долларов. - Я думаю, у первого матроса на "Диноре" такой капитал! - усмехнулся Блэк. - В монетах? - Да. - Так придите утром ко мне в каюту. Я вам обменяю их на ассигнацию. Ее удобнее спрятать... Положим, на груди. Не так ли, Чайк? - Благодарю вас, капитан. Я и то думал, что неудобно иметь в кармане так много монет. - Именно неудобно. Их так легко вытащить оттуда. Капитан помолчал и спросил: - А что вы думаете с собой делать, как уйдете с "Диноры"? - Хотел бы найти береговое место... На земле работать. - Вы отличный матрос и рулевой... Только надо выбрать получше судно... А если желаете быть фермером, - поезжайте на Запад. Я вам дам рекомендательное письмо к двоюродному брату. У него ферма около Фриски... Завтра поговорим еще об этом. Я очень хотел бы быть вам полезным, Чайк. Знайте это! - Благодарю вас, капитан. Вы очень добры ко мне. - Не благодарите, Чайк! - остановил его капитан. - Мне вас надо благодарить. - Меня? За что, капитан? - А за то, Чайк, что вы заставили меня снова поверить в человека еще тогда, когда бросились спасать Чезаре... Оставайтесь всегда таким простофилей, Чайк! Это, пожалуй, лучший способ прожить, не желая пустить себе пулю в лоб! - прибавил Блэк, и Чайкину показалось, что безнадежная нота прозвучала в словах капитана. Через несколько минут вернулся Гаук и доложил капитану, что устроил негра. - Пожалуй, и тюфяк ему дали? - То-то, дал. - И, пожалуй, стакан рому дали? - И рому дал... И рану перевязал... И уж не сердитесь, капитан: я негра перевел из трюма, чтобы крысы его не пугали. - Куда? - В шкиперскую каюту. Там нашлось местечко... И... - Что еще? - И, с вашего позволения, сказал ему, что вы его простили, капитан. - А вам, Гаук, идти бы в пасторы! - весело рассмеялся Блэк. - Боюсь, капитан, что одним пьяным пастором будет больше в Америке и одним недурным штурманом меньше... Надо играть в карты, имея козырей... А ветер что-то свежеет, капитан! - беспокойно прибавил Гаук. - Разве? - Наверное. - Надеюсь, до шторма будем на месте. Хорошей вахты, Гаук! Разбудите, если увидите огни... А в четыре часа я вас сменю. И с этими словами Блэк спустился в свою каюту и, заперев ее на ключ, лег на диван. Тигр устроился около. ГЛАВА IX 1 К следующему утру ветер засвежел до того, что пришлось взять два рифа у марселей, и то перегруженная "Динора" с трудом поднималась с волны на волну, и верхушки их часто попадали на бак. Но Блэк, по-видимому, не беспокоился. До Нью-Орлеана оставалось всего шестьдесят миль, и он рассчитывал быть в порте до того времени, как разыграется шторм, который мог бы грозить серьезною опасностью "Диноре". Успокоился, казалось, и Гаук, стоявший с восьми часов на вахте. Он только особенно внимательно посматривал в бинокль и опытным морским глазом оглядывал рангоуты встречных судов, белевшихся на горизонте. Ни одно из них не возбуждало опасений ни Гаука, ни Блэка. - Плохо северяне блокируют! - весело усмехнулся он. - Нас раньше прозевали! Теперь крейсеров бояться нечего. Они держатся мористее. Ну, пойду напьюсь кофе, а вы, Гаук, все-таки не зевайте... Да пусть часовые на марсах смотрят в подзорные трубы... Капитан спустился на палубу и, увидав Чайка, кивнул ему головой и сказал: - Ну, Чайк, несите свои деньги. - Они со мной, капитан. - Так идите ко мне! Молодой матрос вошел вслед за капитаном в его каюту и, удивленный роскошью ее убранства, осматривал красивую мебель, ковер и стены, увешанные ружьями и фотографиями. Тигр не ворчал на гостя. Напротив, он соблаговолил даже подойти к нему и, вильнув хвостом, лизнул его руку, после чего улегся на полу. Блэк между тем открыл железный ящик, в котором Чайк увидел много золота. - Сколько у вас, Чайк, денег? Сто долларов ровно? - Сто десять, капитан. И Чайкин стал вынимать из карманов доллары и разложил их кучками, по десяти долларов в каждой, на круглом большом столе перед диваном. - Да вы садитесь, Чайк! - пригласил капитан. - Я вас позвал как гостя, а не как матроса! - Я постою, капитан. - Как хотите, но удобнее сидеть, и тем более что вы, Чайк, я полагаю, не прочь будете напиться со мною кофе... Что вы на это скажете? Хотите? - Благодарю вас. - Да вы не благодарите, а отвечайте, хотите или нет. - Хочу, капитан. - Ну, вот это ответ... Эй, бой! В каюту вошел негр лет пятнадцати. - Дай нам кофе. Вы с коньяком? - Нет, капитан. - Вовсе не пьете? - Совсем не пью. - Решительно вы удивительный человек, Чайк, и не будь вы таким доверчивым ротозеем, я сказал бы, что вы наживете деньги. Ну, вот вам банковый билет... Советую вам спрятать его на грудь. Оно будет верней. И с этими словами капитан подал матросу билет и, взяв со стола сто долларов, положил их в железный ящик и, замкнув его, сел на диван. - А десять долларов спрячьте. Еще вам за месяц жалованья придется получить от Гаука, - у вас и хватит на переезд во Фриски, если вы в самом деле хотите сделаться фермером... Хотите?.. Но Чайкин не отвечал и смущенно повертывал в руке банковый билет. - Вы, верно, ошиблись, капитан, - проговорил он, кладя билет на стол, - это билет не в сто, а в пятьсот долларов. - Я не ошибся, Чайк. Я в деньгах не ошибаюсь, Чайк. Вы можете спокойно взять этот билет и спрятать так, чтобы у вас не вытащили его добрые ребята. Четыреста долларов прошу принять в награду за вашу службу. Вы по совести заслужили их. Лучшего рулевого я не видал. - Очень вам благодарен, капитан. Дай вам бог всего хорошего! - благодарно и взволнованно проговорил Чайкин. - Ну, бог едва ли пошлет что-нибудь хорошее такому, как я... А вам, Чайк... наверное, будет в жизни много хорошего. И вот что я вам еще скажу, Чайк. Если вам в Америке - вы ведь простофиля! - плохо придется, если вам нужны будут деньги, - напишите мне. Я вам дам после адрес. Ну, а теперь возьмите свои деньги и давайте пить кофе. И ни слова больше об этом!.. Чайкин благодарно глядел на этого странного человека, наводившего трепет на всех матросов и на него, Чайкина, и теперь казавшегося далеко не таким страшным. И Чайкин никак не мог понять, что это за человек, но чувствовал более, чем понимал, что он находится в какой-то "отчаянности", и пожалел его. И эту-то невысказанную жалость, вероятно, и прочел Блэк в необыкновенно добром взгляде серых глаз, и от нее и сам Блэк словно почувствовал себя смягченнее и добрее. И он, видимо заинтересованный Чайкиным, подробно расспрашивал об его прошлой жизни, о службе, о том, как он остался в Америке. - Еще чашку кофе, Чайк? - Благодарю. Не хочу... И Чайкин поднялся с места. Поднялся и капитан, крепко пожал руку Чайкина и проговорил: - Письма вам дам, как придем в Нью-Орлеан. Вы в день прихода можете уходить. Разгружать будут негры, и, следовательно, вы не нужны. А чем скорее вы уберетесь с "Диноры", тем лучше... И никому не говорите, что у вас пятьсот долларов. - Я не скажу. - А вечером сегодня зайдите ко мне в гостиницу "Юг". Я туда переберусь с брига... Там я вам дам рекомендательные письма. И знаете, Чайк, что надо вам сделать, когда съедете на берег? - Что, капитан? - Купить себе новый костюм, а этот выбросить... Чайкин вышел из капитанской каюты. Шутка ли сказать - пятьсот долларов! Таких денег он и не думал иметь когда-нибудь, а между тем банковый билет у него в кармане, и он крепко держит его. А капитан Блэк в отличном расположении духа допивал вторую чашку кофе, заедая его маленькими галетами и предвкушая получку сегодня же крупной суммы за доставленные ружья, как вдруг над его головой раздался звонок. Это Гаук звал капитана. В одну минуту он уже был около Гаука, который внимательно смотрел на горизонт в подзорную трубу. - Что такое? - отрывисто спросил Блэк, взглядывая по тому же направлению, по которому глядел штурман, и не видя ничего невооруженными глазами. - Подозрительный рангоут, капитан... - С марсов кричали? - Нет. Подозрительный, говорю, рангоут... Издали и не отличишь. - Вы думаете, военное судно? - А вот посмотрите сами! И Гаук передал трубу капитану. Тот так и впился в горизонт. На голубом фоне неба выделялся силуэт трехмачтового судна, одетого во все паруса и шедшего наперерез курса "Диноры". - Это "Вашингтон"! - дрогнувшим голосом проговорил Блэк, и тень омрачила его лицо. - "Вашингтон"? - упавшим голосом повторил и Гаук. - Лучший крейсер северян! Уверены ли вы в этом, капитан? Пораженный неожиданной встречей, Блэк, казалось, не слыхал, что говорит штурман. Так прошла секунда, другая. - Я им живой не дамся! - проговорил Блэк. - Вызовите всю команду наверх и будьте готовы к повороту. Будем жарить прямо к берегу и выбросимся на мель. Там "Вашингтон" нас не поймает, если это он. И с этими словами капитан спустился на палубу и полез на грот-марс. Несколько минут прошло, а капитан все смотрел в трубу. Наконец он спустился с марса и поднялся на ют. - Отдавайте рифы! Попробуем удрать сперва, а если нет... - Как бы не залило нас волнением, капитан... - Выбросим часть груза... Живо отдавать рифы! Через несколько минут рифы были отданы, и "Динора" полетела скорей. Капитан не спускал глаз с судна, которое так напугало его. Теперь уже ясно были видны в трубу три высокие мачты клиперского вооружения. Не было сомнения, что это был знаменитый парусный ходок и вместе с тем имевший сильную паровую машину - клипер "Вашингтон", перехвативший немало судов, направлявшихся к южанам. Волны начинали захлестывать "Динору" сильнее; "Вашингтон" уже был виден простым глазом. Расстояние между ним и "Динорой" постепенно уменьшалось. А ветер крепчал. - Не бросать ли груз? - Подождите... Еще, может быть, мы успеем добежать раньше до какого-нибудь военного судна южан... И, может быть, "Вашингтон" повернет!.. - говорил Блэк, стараясь утешить себя и не отрывая глаз от красивого "Вашингтона", который, чуть-чуть накренившись, летел тем же курсом наперерез "Диноры". Прошло еще четверть часа. Расстояние видимо уменьшалось. - Кидайте часть груза за борт! - наконец приказал капитан, полный злобы, что приходится кидать в воду большие деньги. Гаук пошел на бак. В скором времени тяжелые ящики полетели за борт. Облегченная "Динора" понеслась быстрее. - Сколько выбросили, Гаук? - Триста... - Это пять тысяч долларов, Гаук... Но больше они не возьмут у меня... Глядите... Подняли флаг... - Какой нам поднять, капитан? - Поднимите французский. На гафеле "Диноры" взвился французский флаг. - Поставьте брамсели, Гаук! - крикнул капитан. Гаук только пожал плечами и послал людей ставить брамсели. "Динора" оделась верхними парусами. Через минуту и на "Вашингтоне" взлетели брамсели. - За нами гонятся... Ясно! - сказал капитан. - Сигнал на "Вашингтоне"! - объявил Гаук. Гаук справился в сигнальной книге и доложил капитану. - Требуют уменьшить парусов. - Не отвечать!.. Минуты три висел на "Вашингтоне" сигнал и был спущен. Вслед за тем раздался выстрел. - Сколько до Нью-Орлеана, Гаук? - Миль двадцать пять... - А близко ли до мели южнее? - Миль пятнадцать, капитан! В эту минуту снова раздался выстрел, и ядро шлепнулось в воду в значительном расстоянии от "Диноры". - Не долетело! - усмехнулся Блэк. Прошло с четверть часа. Снова раздался выстрел. На этот раз ядро шлепнулось в воду невдалеке от кормы "Диноры". Блэк взглядывал назад на красавца "Вашингтона", измеряя расстояние между ним и "Динорой" сверкающими злыми глазами, словно зверь, преследуемый охотником. До Нью-Орлеана не удрать, он это видел. Одна надежда на крейсеры южан. И он сказал штурману: - Гаук! поднимитесь на марс с подзорной трубой. Не видать ли дымка или паруса? Скоро Гаук спустился и доложил, что не видать. - Ну, так лупим к берегу. Спускайтесь, Гаук! Не зевайте на руле, Чайк, при повороте! - Слушаю, капитан! - отвечал Чайкин, ставший на руль. Матросы обрасопили реи, Чайкин положил право руля, и "Динора", повернувши влево, понеслась перпендикулярно к берегу, в полный бакштаг, то есть имея ветер сзади себя. При новом курсе ход у "Диноры" значительно прибавился. Этот маневр был тотчас же замечен на "Вашингтоне". Спустился и он в том же направлении, что и "Динора", и несся за ней, пуская по временам ядра. Они падали все ближе и ближе от "Диноры". Тогда Блэк решился еще прибавить парусов. - Лиселя с обеих сторон! - крикнул он. Гаук только взглянул на капитана и скомандовал ставить лиселя. "Динора" помчалась еще скорей, вся вздрагивая от быстрого хода и зарываясь носом в воде. Волны перекатывались через бак. Брам-стеньги гнулись в дугу. Все матросы замерли в страхе ожидания, что бриг зароется в волнах и пойдет ко дну. Чайкин с двумя подручными едва справлялся на штурвале, правя рулем в разрез волн и не допуская нос "Диноры" бросаться к ветру. Сам Гаук, видавший виды, бледный и серьезный, смотрел вперед, ожидая гибели. Один только Блэк стоял на юте в вызывающей дерзкой позе и, казалось, не думал об опасности. Он обернулся назад и усмехнулся. На "Вашингтоне" не решились ставить лиселя. А ядра стали летать чаще и падали по обеим сторонам "Диноры". Ясно было, что "Вашингтон" все-таки нагонял "Динору". - Гаук! Где мы находимся теперь? Принесите-ка карту! Гаук принес из своей каюты карту. Блэк внимательно поглядел на нее. - Через полчаса будем у банки. Не так ли, Гаук? - Полагаю, капитан. - А у начала банки пятнадцать фут на две мили. "Динора" пройдет, а "Вашингтон" не может: он сидит пятнадцать фут. Верно, Гаук? - Верно, капитан. - А от того места, где глубина будет двенадцать фут, всего три мили до берега. И если счисление наше верно, то мы будем в пяти милях южнее Нью-Орлеана, и, следовательно, небольшой пароход оттуда спасет наш груз... - Если не разыграется штормяга, капитан... - Не думаю... Ветер силен, но до шторма еще далеко! - Все-таки на шлюпках трудно добраться до берега. - Все же лучше этот риск, чем отдать "Динору" этому дьяволу... - Или... Гаук остановился. - Попасть раньше к рыбам... Глядите, как нос зарывается! - "Динора" вывезет! - уверенно сказал капитан. Ядра участились. - Торопится пустить нас ко дну! - засмеялся капитан. - Скорей бы отмель... И Блэк нетерпеливо взглянул на часы. "Еще двадцать минут. В этот промежуток времени "Вашингтон" не догонит!" - подумал Блэк. Ядра начинали падать впереди брига, перелетая с шипящим свистом через головы моряков. Но пока ни одно ядро не попало в "Динору". Расстояние между судами уменьшалось все более и более. "Если отмель дальше, чем я считаю, то..." Блэк не окончил своей мысленной речи и, радостный, смотрел на "Вашингтон". На крейсере убирали паруса. - На лот! Как глубина? Один из матросов пошел бросать лот. - Пятнадцать! - крикнул он. - Мы на банке, Гаук! - весело проговорил Блэк. - На банке, капитан! - "Вашингтон" в дураках! - Но смотрите: он бросил якорь и поворачивает к нам лагом. - Хочет дать залп... Но пока крейсер поворачивался, "Динора" еще убежала вперед. Раздался оглушительный залп. Блэк повернулся к "Вашингтону" и низко раскланялся. - "Динора" нас вывезла, Гаук, она не изменила нам в трудную минуту. Эй, на лоте! Кричать глубину! - Пятнадцать! - Отлично. Вот и берег виден. Действительно, полоска низкого берега виднелась на горизонте. - Тринадцать с половиною! Блэк взглядывал на гнущиеся брам-стеньги и все еще медлил убирать паруса, желая быть по возможности дальше от "Вашингтона" и ближе к берегу. Прошло еще минут десять. Лотовой выкрикивал ту же глубину. "Динора" мчалась как бешеная. - Тринадцать! - Лиселя долой! Фок и грот на гитовы! И живей, черти! - командовал капитан. Минут через пять паруса были убраны. Но и под марселями и брамселями "Динора" бежала узлов по десяти. - Двенадцать с половиной! - во все горло крикнул матрос, бросавший лот. - Марса-фалы и брам-фалы долой! И когда "Динора", остановленная в своем беге, пошла тихо, Блэк скомандовал отдать якорь. Вся команда "Диноры" облегченно вздохнула. Чайкин перекрестился. - Счастливо вывернулись из беды! - промолвил Гаук. - "Динора" вывезла! - весело ответил капитан. - Ну, а теперь надо послать шлюпку на берег, Гаук, и немедленно дать знать в Нью-Орлеан о нашем приходе. - Шлюпку зальет, капитан. - По сто долларов каждому, кто поедет, и пятьсот рулевому! Скажите им, Гаук... В эту самую минуту Блэк посмотрел в подзорную трубу на "Вашингтон", и лицо его мгновенно омрачилось... - Черти! - произнес он. Взял трубу и Гаук и увидел, что на "Вашингтоне" спускают баркас. - Хотят взять нашу "Динору" баркасом! - Так я им и дал!.. Так я их и подпущу! И капитан крикнул боцману собрать всю команду. Все пятнадцать человек собрались перед ютом. - Джентльмены! - начал капитан, - на нас собираются напасть и отнять бриг. Я думаю не отдавать его и встретить баркас пулями... Но так как я вас не нанимал защищать "Динору" с ружьями в руках, то считаю долгом узнать, кто желает сражаться и кто нет. Кому угодно, тот получит по сто долларов, а кому не угодно, тот на время битвы будет заперт в трюме, чтобы не мешал нам... Когда дело окончится так или этак, не желающие получить по сто долларов будут, конечно, выпущены из трюма или нами, или матросами с "Вашингтона", если они перестреляют всех нас... Выходите, джентльмены, не желающие кутнуть в Нью-Орлеане. Надеюсь, вы верите моему слову? Выходите же, джентльмены, боящиеся пуль... Выходите! Ни один из матросов не вышел. - Мы хотим заработать сто долларов! - раздались голоса. - Очень рад... Сейчас вы получите ружья... Гаук, посмотрите, отвалил ли баркас, и много ли на нем людей? Гаук посмотрел в трубу и ответил: - Баркас у борта, под парусами... Сажают людей... Пятьдесят человек... Маленькое орудие... - Ладно. Через час баркас подойдет... Мы встретим его как следует! С этими словами Блэк вместе с Гауком и Чайкиным пошли в капитанскую каюту и вынесли оттуда штуцера и заряды. Вслед за тем матросы стали укладывать на бортах брига койки, круги запасных тросов, парусов и мешки с водой, чтобы иметь прикрытие от пуль. Гаук распоряжался всеми этими приготовлениями и назначал места матросам. Блэк в это время писал что-то у себя в каюте. Окончив писание, он спрятал на груди банковые билеты, наполнил карманы золотом, лежавшим в железном шкапе, и, взяв с собою свой штуцер и нащупав в кармане своего короткого пиджака два револьвера, поднялся наверх. - Послушайте, Чайк! - сказал капитан, подозвавши к себе русского матроса. - Если меня убьют, достаньте с груди конверт с банковыми билетами и письмом и доставьте конверт в Сан-Франциско по адресу. Я вам верю. Вы его доставите. - Доставлю, капитан. - И скажите на словах этой леди все, что было. Писать теперь некогда. - Слушаю, капитан. - А золото в карманах - после раздачи по сто долларов каждому - завещаю, в случае смерти, вам... В карманах есть насчет этого две записки: одна вам, другая Гауку... А теперь по местам. Становитесь около меня, Чайк! С этими словами Блэк стал у борта на шканцах, за двумя большими кругами очень толстого белого манильского троса, служившего отличным прикрытием против выстрелов. По обеим сторонам капитана стали Гаук и Чайкин. Баркас под парусами, шедший среди волн, был уже виден простыми глазами. Блэк не спеша зарядил свое ружье. То же сделал и Гаук. Медленно заряжал и Чайкин. Он был, видимо, взволнован. "Неужели придется стрелять в людей? И за что?" - думал Чайкин, и лицо его омрачилось выражением недоумения и тоски. - Готовы ли, джентльмены? - крикнул Блэк. - Готовы, капитан! - отвечали матросы. - Стрелять не раньше, как я прикажу. И целиться хорошенько! И капитан обошел вдоль борта и вернулся на свое место, осмотревши, хорошо ли прикрыты стрелки. - А вы, Чайк, что нос повесили? Трусите? - Да, капитан! - ответил Чайкин. - Боитесь, что вас убьют? - Людей убивать страшно, капитан! - Но тут игра в открытую. Если вы не убьете, вас убьют! - То-то я и думаю, что лучше не быть убитым и не убивать! - Так идите вниз, Чайк. - Нет, капитан, я не пойду. И то нас немного. И я не оставлю вас в беде. Я добро ваше ко мне помню и не забуду! - горячо проговорил молодой матрос. Блэк взглянул на это простодушное лицо, на эти добрые проникновенные глаза Чайкина и в каком-то раздумье произнес: - Вы редкий экземпляр человеческой породы, Чайк!.. И, проговорив эти слова, примолк и задумался. 2 - Капитан! баркас поворачивает назад! - воскликнул вдруг Гаук. Блэк взглянул перед собой. Действительно, баркас поворачивал назад. Капитан поднялся на ют и направил подзорную трубу на "Вашингтон". На фор-брам-стеньге крейсера подняты были позывные, призывавшие шлюпку к борту. Блэк недоумевал. Но скоро недоумение его рассеялось, и радостная улыбка озарила его лицо, когда он обвел трубой горизонт и увидел дымок со стороны Нью-Орлеана. Через несколько минут обнаружился силуэт монитора, державшего курс на американский крейсер. - Спасены! - прошептал Блэк, не отрывая глаз от трубы, и облегченно вздохнул. Прошло несколько минут. В подзорную трубу видно было, что на "Вашингтоне" разводили пары и ставили паруса. - Гаук! Отберите ружья и снесите в каюту. Теперь мы спокойно пойдем в Нью-Орлеан. И скажите нашим джентльменам, что по сто долларов они все-таки получат! Громкое "ура" раздалось на "Диноре", когда Гаук сообщил эту новость матросам. - Ну, Чайк, радуйтесь! Никого убивать не придется! Баркас пристал к борту "Вашингтона" и тотчас же был поднят. Вслед за тем "Вашингтон" пошел в море. Монитор, весь купаясь в воде, с одной небольшой мачтой погнался за ним. Послышался звук выстрела с монитора. "Вашингтон" не отвечал. - С якоря сниматься! - весело крикнул Блэк. Через десять минут "Динора" уже держала курс на Нью-Орлеан. Ни монитора, ни "Вашингтона" не было видно на горизонте. Ветер заметно стихал, и на "Диноре" были поставлены все паруса, какие было можно поставить. Чайкин стоял на руле, действительно радостный, что не придется стрелять в людей и что близок час, когда он оставит "Динору" с изрядным запасом денег. Теперь у него бродили мечты о том, чтобы вызвать мать из России. Деньги на это есть. Но приедет ли она? Не побоится ли она, никуда не выезжавшая из деревни, одна ехать за океан? И где он поселится? Во всяком случае, Чайкин решил воспользоваться покровительством капитана и взять у него рекомендательные письма, которые тот предлагал. Его тянуло к земле. Там он спокойно заживет. Такие мысли бродили в голове Чайкина, когда он стоял на руле в этот день, полный для него тревог и неожиданностей. Ветер стихал. Солнце поднялось уже высоко на голубом высоком небе, подернутом белоснежными перистыми облачками, и порядочно подпекало. Но ветер умерял зной, и не чувствовалось томительной жары. На "Диноре" прибирались по случаю близости порта. С борта были убраны разные вещи, положенные для прикрытия, подметали палубу и чистили медь. И на всех лицах этой разноплеменной команды светилась радость при мысли, что скоро берег и можно будет после долгого плавания загулять на те сто долларов, которые обещал капитан. И его теперь не так уже ненавидели. Его даже хвалили, но все-таки никто почти не хотел больше оставаться на "Диноре". Слишком опасно плавать с таким дьяволом. Ему все нипочем! При этом вспомнили и о том, как поплатился Чезаре. А Чайкин вспомнил про Сама и сказал Гауку: - А что Сам?.. О нем и забыли сегодня, мистер Гаук. - Вы правы, Чайк... Эй, боцман! Боцман подошел, и Гаук попросил его дать Саму поесть и велел сказать ему, что скоро Гаук сделает ему перевязку. Боцман скоро вернулся и доложил, что Сам просится наверх. - Пусть выйдет! Великан негр вышел испуганный и подставил свою спину под лучи горячего солнца. Скоро, впрочем, он уже радостно ворочал белками, устремленными на берег. О, как жадно он его ждал и как он хотел поскорее уйти с "Диноры"! - Из-за чего вышло это дело, Сам? - спросил его один из матросов. - Сам был дурак. - Отчего дурак? - Послушался Чезаре. Капитан Блэк - настоящий дьявол. И с ним нельзя шутить! - с каким-то суеверным ужасом проговорил негр. - А как же ты хотел пошутить? Сам рассказал то, что произошло в каюте, умолчав, конечно, какую предательскую роль играл он, бывши доносчиком. - Его никто не убьет! - прибавил шепотом негр. - Он заколдованный. И он все видит в человеке. Он знал, что Чезаре подговаривал нас к бунту и что мы согласились. - Знал?.. Но как же он мог знать? - Не знаю. Но он знал. И Чезаре ему перед смертью признался... И как он меня велел кинуть за борт... Я слово сказал... Оно меня спасло. - Какое слово? - Миссис Динора... Леди в Сан-Франциско. Она одна может околдовать капитана... Я слышал... Она была его невеста... Вдруг Сам смолк, и его блестевшее глянцем чернокожее лицо исказилось ужасом. Из каюты вышел капитан Блэк и увидал негра. Чайкин взглянул на капитана и обратил внимание на грустное выражение его лица. "Казалось бы, ему радоваться... "Динора" уже приближается к рейду, а он вдруг заскучал!" - подумал Чайкин. А Блэк поднялся на мостик и, обращаясь к Гауку, сказал: - Как станем на якорь, объявите команде, что она мне более не нужна. Раздадите им деньги, и они могут убираться к черту. До выгрузки пусть останутся только боцман, плотник и вы, Гаук... - Разве "Динора" больше не пойдет в плавание? - Я больше не пойду... Я сегодня же переберусь на берег и завтра же вечером уеду во Фриски! - А "Динору" поручите продать? - "Динора" ваша, Гаук! Я зарабатывал на контрабанде, а вы по чести заслужили долю барыша. И бриг - ваш барыш. Ни слова больше. Сегодня же вступайте во владение и, когда груз будет сдан, набирайте экипаж и идите куда хотите. Только я отдаю вам бриг с одним условием... - С каким? - Перемените его название... Надеюсь, вы согласитесь? - Разумеется... Гаук, как настоящий янки, не рассыпался в благодарностях и только сказал: - Вы мне предложили очень выгодное дело, капитан. И, стараясь скрыть радостное волнение, протянул Блэку руку и крепко ее пожал. - Судовые бумаги сегодня же получите от меня! - сказал Блэк и прибавил: - Я пойду укладываться... А вы становитесь на якорь поближе к пристани! Между тем "Динора" входила на рейд, полный судов, и ровно в четыре часа дня бросила якорь. Через полчаса началась выгрузка. Блэк тотчас же съехал на берег и немедленно отправился на телеграф. ГЛАВА X 1 Очутившись на берегу, Чайкин испытывал радостное чувство человека, вырвавшегося на свободу после долгого плена. Вид садов с роскошною зеленью, эти диковинные фрукты, продававшиеся на улицах, - все говорило ему о земле и в первые минуты заставляло забывать, что он один как перст в незнакомом городе. И все его интересовало: и американцы-южане, совсем непохожие на тех янки, которых он видел в Сан-Франциско, и множество военных на улицах, и еще большее количество негров. На первых же порах его удивило обращение с ними белых людей. Он видел, как надсмотрщик рабочих, рывших какую-то канаву, подхлестывал бичом по их голым спинам и осыпал ругательствами, и Чайкин только на другой день узнал о том, что негры находятся в рабстве и что война между северными и южными штатами идет именно из-за отмены рабства. Нащупывая по временам на груди спрятанные в мешочке банковые билеты, наш молодой матрос дошел до одной из больших улиц, имея маленький узелок в руке со всем своим имуществом, и, увидав магазин с готовым платьем, зашел туда. Через полчаса из магазина вышел совсем другой Чайкин, непохожий на прежнего. В новой пиджачной серой паре, с широкополой сомбреро на голове, в накрахмаленной рубашке с отложным воротником, повязанным цветным галстуком, в крепких, на двойной подошве, башмаках, Чайкин имел вполне джентльменский вид, и когда взглянул в магазине на себя в зеркало, то в первую минуту сам себя не узнал - до того изменил его костюм. В том же магазине, в котором можно было купить решительно все, Чайкин купил дешевые часы в пять долларов, две смены белья, чемодан и револьвер. Засунув револьвер в карман, он в лавке уложил все свои вещи в чемодан и, расплатившись, вышел на улицу, чувствуя себя словно бы независимее и свободнее, снявши свое матросское отрепье, полученное им от господина Абрамсона. "То-то удивились бы наши ребята с "Проворного", если б меня увидали!" - подумал молодой матрос, заглядывая в витрины магазинов, отражавшие щеголевато одетого господина. И он чувствовал себя господином. Вспоминая ребят, Чайкин словно бы жалел их, что и они не такие же вольные птицы, как он сам, и даже не знают, как приятно быть вольной птицей и не знать над собой гнета. Он понял это всем своим существом и не раз благодарил господа бога в горячей молитве, что он сподобил его сделаться человеком. И вся его жизнь на клипере, где он вечно чего-то боялся, где боцман мог бить его и где сам он казался себе таким ничтожным и в чем-то виноватым, - эта жизнь представилась ему теперь далекой и чужой, хотя тоска по родине временами и заставляла его тосковать и, стоя на "Диноре" у руля, напевать вполголоса свои родные песни. Чайкин направился в ресторан. Ему очень хотелось есть. Он увидал скромный ресторан, на дверях которого крупными буквами было написано: "Обед за 50 центов", и вошел в двери. Из дверей коридор вел в небольшой сад, где за столиками сидели обедавшие, и Чайкин уселся за один из свободных столиков. Тотчас же бой-негр подошел к нему. - Какое вино будете пить, сэр? - Дайте пиво. Обед очень понравился Чайкину, и он после солонины и свинины, которые давали на "Диноре", с удовольствием съел тарелку супа, какой-то рыбы, зелени и мяса. И когда ему подали вазу, полную груш, яблок и персиков, он жадно набросился на них. - Кофе прикажете, сэр? - снова спросил бой. - Давайте и кофе! - решительно приказал Чайкин. Бой принес кофе и подал газету. - Вечернее прибавление, сэр! Чайкин взял газету и вспомнил "Долговязого", говорившего, что всякий человек должен читать газету. И на первой же странице он прочитал напечатанное крупными буквами: "Бой "Потомака" с "Вашингтоном". В заметке описывалось, что "Потомак" обратил в бегство "Вашингтон" и что только свежая погода помешала "Потомаку" пустить ко дну крейсер. У всех посетителей были газетные листы в руках, и на всех лицах светилось радостное возбуждение. Поднялись шумные разговоры, требовали вина, говорились патриотические речи. - А вы чего не радуетесь? - вдруг обратился к Чайкину высокий плотный американец с большой бородой, в кожаной куртке и в красном поясе, из-за которого торчал револьвер. Красное лоснившееся лицо его, масленые глаза и заплетающийся язык свидетельствовали в достаточной степени, что этот господин пьян. - Чего вы не радуетесь, спрашиваю я вас? - вызывающе продолжал американец, схватывая Чайкина за плечо. Только тогда Чайкин понял, что обращаются к нему. - Чего мне радоваться? - ответил Чайкин. - Вы иностранец... извините... А я думал, вы янки... Тогда я вздул бы вас, а теперь могу только сожалеть, что вы не радуетесь тому, что "Вашингтон" позорно бежал от "Потомака". Вы, верно, недавно в нашей стране? - Сегодня только. - Немец? - Русский... На "Диноре" пришел. - На "Диноре"!.. Привезли нам ружья... Эй, бой! две рюмки рома!.. Пью за ваше здоровье!.. Незнакомец подсел к Чайкину, внимательно разглядывая его новый костюм и новый чемодан. Чайкин выпил рюмку рома. Незнакомец велел подать бутылку и налил Чайкину еще рюмку, но Чайкин решительно отказался и, уплативши по счету, вышел из ресторана. Едва прошел он несколько шагов, как американец его нагнал. - Вы ищете гостиницу... недорогую, конечно? Я вам охотно покажу недорогую. Я сам в ней стою. Хотите? Там очень хорошо, и, если у вас есть деньги, не бойтесь. Отдайте их хозяину, и дело в шляпе. Я отдал свои пять тысяч. Чайкин несколько струсил. Гаук, прощаясь с ним, предупредил его, чтобы он был осторожен и первым делом купил револьвер, иначе того и гляди ограбят. И Чайкин, желая отделаться от навязчивого незнакомца, ответил: - Благодарю вас. У меня уже взят номер в гостинице. - Взят? - недоверчиво спросил высокий господин в куртке, взглядывая на чемодан. - Взят. - В какой же гостинице, позволю себе спросить? Здесь надо держать ухо востро, и мне не хотелось бы, чтобы иностранец составил неправильное представление о нашем городе, если его обкрадут... Я сам моряк и уважаю моряков. Я капитан Джиксон... Мой катер стоит на рейде... грузится. Вот моя карточка... И с этими словами капитан дал Чайкину карточку. - Меня нечего обкрадывать. У меня нет денег! - проговорил сухо Чайкин. - А разве капитан Блэк, привезший контрабанду, не наградил вас?.. Разве новенький костюм, который так хорошо сидит, куплен в долг и вы не знаете, чем заплатить за номер? - насмешливо продолжал капитан. И с этими словами он подхватил Чайкина под руку и хотел было свернуть с ним в глухой переулок, но Чайкин быстро повернулся и пустился бежать по улице. Громкий хохот раздался вслед за ним, и капитан кричал вдогонку: - Джон!.. Джон!.. остановись, дружище! Чайкин остановился около небольшой площади, обсаженной деревьями, где было много народа. Остановился и присел на скамейке. Никто не обратил внимания на его бегство. Теперь, когда "капитана" не было близко, Чайкину самому сделалось совестно, что он так струсил. Следовало бы проучить этого мазурика и позвать на помощь вместо того, чтобы позорно бежать. Но Гаук его напугал рассказами о смелых грабителях. И теперь, когда на скамейку присел какой-то господин с бронзовым лицом, Чайкин как-то подозрительно взглянул на него и отодвинулся подальше. Как-то быстро настали сумерки, и площадь осветилась огнями. Заиграл военный оркестр, и публика наполнила площадь и окаймлявшую ее аллею. "Однако не пора ли и к капитану Блэку?" - подумал Чайкин и хотел взглянуть на часы, но в жилетном кармане их не оказалось. "Ах мазурик!" - вырвалось по-русски у Чайкина, и он со страхом нащупал грудь. Билеты там, на месте. Затем он ощупал карман штанов. Слава богу! И кошелек с несколькими золотыми и серебряные доллары целы. И Чайкин облегченно вздохнул и решил быть еще осторожнее и избегать по возможности разговоров с незнакомыми людьми наедине. Прелестный вечер опустился над городом, и месяц томно глядел с высокого звездного неба. Толпы народа высыпали на улицу и сидели у кофеен, у домов. С разных сторон долетали звуки музыки. В воздухе стоял душистый аромат от цветов. "Славно как!" - шепнул Чайкин, вздыхая полною грудью, и встал, чтобы идти в гостиницу "Юг", к капитану Блэку. Полисмен, к которому обратился Чайкин, указал на высокое, ярко освещенное здание, бывшее в нескольких шагах. 2 Чайкин вошел в подъезд пятиэтажного отеля. В большом, ярко освещенном вестибюле, сквозь стеклянные двери которого, против входа, темнела листва большого сада, на большом кресле, за барьером, важно восседал старый негр швейцар в красной ливрее и в обшитой галунами красной высокой шляпе-цилиндре. Чайкин решил обратиться к негру и спросил: - Позвольте узнать, капитан Блэк дома? Негр посмотрел на Чайкина, потом на доску, висевшую на стене, покрытой объявлениями, и ответил: - Ключа третьего номера нет. Верно, третий номер дома. Если вы войдете в первый этаж и повернете в левый коридор, то, постучавшись в дверь, узнаете, дома ли третий номер и захочет ли он вас видеть. - Благодарю вас. - Вы, конечно, иностранец? - Я русский. - И с "Диноры"? - С "Диноры". - Нехороший груз привезла "Динора", нехороший! - тихо проговорил старик негр. Чайкин поднялся в первый этаж и постучал в двери третьего номера. - Войдите! Капитан Блэк полулежал на диване в большой, роскошно убранной комнате, покрытой ковром. На столе перед диваном стояло несколько графинов, бутылка и стаканы. Чайкин заметил, что Блэк был мрачен. Тигр воркнул, но тотчас же смолк. - Здравствуйте, Чайк. Очень рад вас видеть! Вы - молодцом! - сказал капитан, крепко пожимая матросу руку и оглядывая его костюм. - Совсем джентльмен. Садитесь! Чего хотите? Содовой воды с коньяком? Бренди? Шерри-коблера? Наливайте себе! - Благодарю, капитан. Я ничего не хочу. - Как знаете. Ну, куда решили ехать? - В Сан-Франциско, капитан! - ответил Чайкин, осторожно присаживаясь на кресло, обитое бархатом. - Значит, остались при прежнем намерении поступить на ферму? - Да, капитан. - А Гаук хотел предложить вам быть боцманом на бриге. Пятьдесят долларов в месяц. Он только что был у меня и хотел завтра утром переговорить с вами. Вы где остановились? - В "Матросе". - Напрасно. Это скверная гостиница. Там вас могут обчистить. Перебирайтесь сюда и будьте моим гостем. Не отказывайтесь и не благодарите. Мне хочется быть полезным вам, Чайк! С этими словами капитан Блэк позвонил и, когда вошел слуга, приказал ему приготовить номер в этом же коридоре для Чайкина и немедленно послать в "Матроса" за вещами джентльмена. - Напишите на моей карточке свою фамилию. И приложите доллар за уплату за номер. Вот так. Ну, теперь все в порядке. Садитесь, Чайк, и выпейте шерри-коблера... Он не крепок. И Блэк налил из графина в стакан питье, полное мелкого льда, и, подавая соломинку, проговорил: - Опустите ее в стакан и тяните. Очень вкусно. Чайкин покорно исполнил приказание капитана и нашел, что это питье действительно вкусно. А за что с ним так ласков этот странный человек, он этого решительно не понимал. - Так подумайте, Чайк, о предложении Гаука. А рекомендательные письма вам готовы. Вот они! Блэк вынул из бумажника два письма и подал их Чайкину. - Вас охотно возьмут на ферму. Вы - добросовестный работник, Чайк. Я это видел. И боцман были бы недурной, если только экипаж на бриге будет не такой, какой был при мне. Гауку таких и не нужно. Он не будет возить рискованного груза... - Я в боцмана не пойду, капитан! - решительно заявил Чайкин. - Почему? - Не по мне. Надо быть строгим с людьми. А я не умею. Жалко людей... Блэк удивленно посмотрел на Чайкина. - Вы говорите: жалко... А вас самих разве жалели? - Может быть, от этого и жалко! - промолвил Чайкин. - Чудак вы, Чайк, большой. Редкий экземпляр человеческой породы. Еще стакан шерри-коблера? - Благодарю. Довольно. - И, пожалуй, вы правы, что в боцмана не идете... Поезжайте лучше во Фриски и поступайте на ферму. Осмотритесь и, конечно, свою ферму заведете. Хотели бы? - Чего лучше? И лицо Чайкина просияло. Недавний мужик, еще чувствовавший над собою власть земли, сказался в нем и на чужбине. Блэк видел это радостное сияние. Оно, казалось, производило на него успокаивающее впечатление. - Ну, хорошо. Положим, Чайк, вы купили земли и построили дом. А потом что? - Чего ж еще мне, капитан? - И у вас нет других, больших желаний, Чайк? - удивленно и с видимым любопытством ожидая ответа, допрашивал Блэк, потягивая через соломинку шерри-коблер. - Мало ли чего человек хочет, капитан. - Например? Чего бы вы еще хотели, Чайк? - Мать выписать бы из России, если уж самому нельзя на родину. Только едва ли мать поедет. - Отчего? - Побоится. Далеко очень. - А больше у вас нет желаний?.. - Прожить хорошо. - Что вы называете: хорошо? - По совести. Людей не обижать, злого не делать. - И только?.. А разбогатеть разве не хотите? - Я и так богат, - добродушно промолвил матрос. - И никогда не забуду как вы наградили меня, капитан! - с чувством прибавил Чайкин. - Я говорю: разбогатеть по-настоящему, иметь много-много денег. - Бог с ними, с деньгами. Что с ними делать? Я в бедности вырос и никогда не думал о богатстве. - Я первого встречаю, как вы, Чайк. Счастливый и хороший вы человек! - с необыкновенною задушевностью проговорил капитан Блэк и примолк. А Чайкин смотрел на бледное, мрачное лицо капитана и про себя пожалел его и подумал: "Верно, совесть оказала себя!" И в голове Чайкина невольно пронеслись воспоминания и о жестокости капитана в плавании, и об убийстве Чезаре, и о приказании выбросить за борт живого негра Сама, и о ненависти экипажа "Диноры", и вообще о дурной жизни Блэка, про которую, бывало, на вахтах рассказывал приятель Чайкина - Долговязый. Наш простодушный матрос чувствовал скорее, чем понимал, что этот человек страшен именно потому, что ничего не боится, не зная удержа своей воле, но что в нем вместе с дурным и злым есть хорошее и доброе, которое теперь заговорило в нем и доводит его до "отчаянности", как про себя определил Чайкин мрачное настроение капитана Блэка. И Чайкин весь как-то притих, смущенный, что мешает капитану своим присутствием, злоупотребляя его добрым отношением. Как раз в эту минуту вошел слуга и доложил, что вещи мистера Чайка привезены и что шестой номер для него готов. И Чайкин поднялся с кресла. - Вы куда, Чайк? Спать разве хотите? - Нет, капитан. Но я боюсь помешать вам... - Напротив, я рад, Чайк, что вы здесь. Я по крайней мере не один... Тоска, Чайк... Вот я и выгодное дело сделал... нажил сегодня хорошие деньги на ружьях, которые мы привезли и из-за которых я рисковал быть повешенным, если бы не размозжил себе голову раньше, чем попасться в руки капитана крейсера, который вчера заставил нас стать на мель... Тут у меня чек на пятьдесят тысяч долларов, Чайк, - говорил Блэк, хлопая рукой по боковому карману. - С этими деньгами можно начать какое-нибудь дело, чистое дело, - и все-таки... тоска... И знаете ли отчего, Чайк? - Отчего, капитан? - Во-первых, оттого, что я до сих пор не получаю телеграммы из Фриско... А во-вторых... Блэк на секунду остановился и с горькой усмешкой прибавил: - Оттого, что я и не получу ее, если особа, от которой я жду телеграммы, узнала из газет, какой груз привезла "Динора" и какой негодяй капитан брига. Не все, как вы, Чайк, жалеют людей, особенно таких, как я... Выпейте еще шерри. Не бойтесь, Чайк, не будете пьяны. Вам и не надо быть пьяным. Вам забывать нечего, Чайк. Он налил Чайкину шерри-коблера, а себе содовой воды, наполовину разбавленной коньяком. Отхлебнувши половину стакана, Блэк неожиданно проговорил: - И знаете, что я вам скажу, Чайк? - Что, капитан? - Если бы я раньше встречал таких людей, как вы, Чайк, то, наверное, получил бы телеграмму, которую жду! Чайкин решительно не мог понять, какое отношение может иметь получение телеграммы к знакомству с ним, но почувствовал, что он, скромный и простой человек, нужен капитану в эти минуты его тоски и отчаяния. И, полный участил к нему, он с какой-то уверенностью, вызванною добротою его сердца, проговорил: - Вы ее получите, капитан! - Почему вы так думаете, Чайк? - с тревожным любопытством воскликнул Блэк. - Так мне кажется... Надо получить! - ответил Чайкин и смутился. А смущение его вызвано было тем, что он не решался сказать капитану, что думает так потому только, что жалеет капитана и всем сердцем хочет, чтобы телеграмма была. - Вы, Чайк, верно сказали: мне надо получить! - подчеркнул капитан. - И если я ее получу, то весьма возможно, что я попробую развязаться с дьяволом и не стану больше ставить все паруса в попутный шторм, рискуя отправить и себя и других ко дну... Помните, Чайк, тогда на "Диноре", на пути в Австралию... страшно было, а?.. - Очень, капитан. - Вот так, Чайк, я всю свою жизнь жарил под всеми парусами в попутный шторм с тех пор, как пятнадцатилетним мальчишкой ушел из дома с десятью долларами в кармане. Тогда я был не такой, Чайк... Тогда мать не плакала из-за меня, как потом, Чайк... Тогда она не думала, что ей придется краснеть за сына... И сын не думал, Чайк, что он больше не покажется на глаза матери, чтобы не причинять ей лишнего горя. Не думал, что через других известит о своей смерти. Пусть она лучше думает, что ее любимый сын умер. Это лучше для нее, чем знать, каков у нее сынок. А она похожа на вас, Чайк... Она тоже бросилась бы спасать врага, как бросились вы, Чайк, спасать Чезаре, рискуя жизнью... И тогда, когда вы это сделали, Чайк, вы заставили вспомнить старушку и заставили вспомнить, что и я когда-то был человеком... Вы меня удивили, Чайк, и заставили посмотреться в зеркало... А я давно этого не делал, Чайк... Очень давно... Понимаете ли, что я вам говорю, Чайк, и почему я, страшный капитан Блэк, с вами именно об этом говорю?.. Никому я не сказал бы того, что сказал вам, беглому русскому матросу. И я знаю, что один вы на "Диноре" старались найти и мне оправдание в вашем добром сердце. Не правда ли, Чайк? - Правда, капитан. - А все-таки очень боялись меня? - Боялся. - Больше, чем своего русского капитана? - спросил Блэк. - Нет. Своего я по-другому боялся... На своем судне я боялся, что меня будут наказывать линьками, а на "Диноре" я вас боялся, пока вы не показали своей доброты ко мне, капитан... Блэк налил себе еще коньяку с водой. Он начинал слегка хмелеть и, мрачный как туча, примолк. Так прошло несколько минут. - Слушайте, Чайк, о чем я буду просить вас, - наконец заговорил он. - Останьтесь здесь еще три дня. Можете? - Сколько вам угодно, капитан. - Всего три дня... Если я в течение трех дней не получу телеграммы, то попрошу вас передать собственноручно письмо одной особе во Фриско. Письмо и в нем чек на пятьдесят тысяч долларов на предъявителя. И, кроме того, попрошу вас, Чайк, рассказать обо мне то, что вы видели и что слышали теперь... Исполните, Чайк? - В точности исполню, капитан. - Если особы этой не будет во Фриско, вы узнаете от ее матери, куда дочь уехала, и немедленно поедете туда, где она находится, чтобы лично передать письмо и сказать обо мне. Деньги на расходы по поездке получите, разумеется, от меня. Сделаете это, Чайк? - Будьте уверены, капитан. - А если эта особа умерла, то письмо сожгите, а из пятидесяти тысяч десять возьмите себе, а сорок отправьте матери - адрес я вам дам. Хотя мать и не нуждается, имея капитал, тем не менее кому, как не ей, принадлежат эти деньги? Она их хорошо употребит, я знаю. Чайк поблагодарил Блэка, изумленный его распоряжением оставить себе десять тысяч, но решительно отказался от этого подарка. - Я вам возвращу тогда деньги, капитан! - сказал он. - Мне трудно будет возвратить, Чайк. - Отчего? - Оттого, что если в течение трех суток, считая с этого часа, - теперь десять часов, Чайк, - если я не получу телеграммы, то ровно в десять часов в субботу я пущу себе пулю в рот. Поняли, Чайк, почему я вас прошу остаться и быть исполнителем моих последних распоряжений... Чайкин в страхе смотрел на Блэка. - Что вы так смотрите, милый мой Чайк? Вы думаете, что так страшно расстаться с жизнью?.. У меня рука не дрогнет... Не бойтесь. Когда последняя надежда рухнет - жить будет скучно! - прибавил с грустной улыбкой Блэк. Чайкин не сомневался, что капитан приведет свое намерение в исполнение, и, охваченный чувством ужаса и жалости, воскликнул: - Нет, нет, капитан, не делайте этого!.. - Вам жаль будет меня, Чайк? - Жаль! - с необыкновенной искренностью проговорил Чайкин. - И убивать себя грех. Бог дал жизнь, бог и возьмет ее. Надо терпеть, капитан... И теперь уже вам не так тяжело будет жить, хотя бы вы и не получили телеграммы... - Почему вы, Чайк, думаете, что мне будет легче жить? - А потому, что бог вам сердце смягчил... заставил мучиться за то, что вы не по правде жили... - Да, совсем не по правде, Чайк! - усмехнулся капитан Блэк. - А теперь вы стали другим человеком и будете по совести жить... Нет, не делайте этого греха, капитан... Я... Вы извините, что говорю так с вами... я - матрос, а вы - капитан, но я любя говорю! - застенчиво прибавил Чайкин. И эти простые немудрые слова, согретые любовью, произвели магическое действие на Блэка. Он смотрел на Чайкина, и мало-помалу лицо его прояснилось, брови раздвинулись и что-то бесконечно нежное засветилось в его глазах. Казалось, этот страшный капитан готов был расплакаться. И, по-видимому, чувствуя это и стыдясь такой слабости, он дрогнувшим от волнения голосом проговорил: - Довольно, довольно об этом, Чайк... Еще у нас три дня впереди... А вы... вы, Чайк, славный человек, и вас я никогда не забуду! И с этими словами Блэк крепко стиснул руку Чайкина. Чайкин тотчас же повеселел и вдруг проговорил: - А наши матросики как терпят... Ах, как терпят... А все-таки живут, надеясь, что лучше будет. И непременно будет! - решительно прибавил он. Блэк улыбался и стал расспрашивать Чайкина о прежней его жизни. В двенадцатом часу капитан провел своего гостя в номер, показал ему, как действовать электрическими звонками, посоветовал Чайкину утром взять ванну, которая помещалась в маленькой комнате, рядом с номером, и с вечера выставить сапоги и Платье, чтобы их вычистили, и, пожелав спокойной ночи, ушел, оставив молодого матроса несколько ошалевшим при виде роскошной обстановки и большой, застланной ослепительно белым бельем кровати, которая была в его распоряжении. Первый раз в своей жизни он, привыкший к курной избе и кубрику на судах, будет спать на такой кровати. И Чайкин чувствовал некоторое смущение, когда, раздевшись, осторожно улегся после молитвы на прямую пружинную кровать и, прикрывшись легким пикейным одеялом, задернул кисейный полог "мустикерки". Смущение скоро сменилось приятным чувством удовлетворенности уставшего тела. Обрывки мыслей путались в голове Чайкина, и он никак не мог их поймать. Полусонный, он затушил свечку и через минуту-другую уже храпел во всю ивановскую. ГЛАВА XI Когда на следующее утро Чайкин проснулся, он не без изумления протирал глаза, находясь еще под впечатлением последних сновидений. Во сне он видел себя на клипере, и боцман его ругал, обещая "начистить зубы". На этом обещании молодой матрос проснулся и... несколько секунд не мог сообразить, почему он лежит на мягкой постели и через тонкую ткань полога видит роскошную обстановку номера. Наконец он освободился от чар сна, вспомнил, что боцман уже не может "начистить ему зубы", и, нащупавши на груди фланелевую маленькую сумочку, в которой хранились деньги, быстро вскочил с кровати, прошел в соседнюю комнату и пустил воду в ванну. Освежившийся после ванны, он вымылся в мраморном умывальнике и, окончив свой туалет, позвонил. Вошел слуга-негр и почтительно спросил, чего желает "масса" (господин). - Нельзя ли кофе напиться, милый человек? - ласково спросил Чайкин. - Сюда угодно? - А разве можно в другом месте? - Идите вниз... Там готов завтрак. Я вас проведу. Слуга провел Чайкина на веранду, на которой стоял длинный стол, накрытый скатертью. На столе стояли приборы и большие чашки, хлеб, масло, разные сыры и блюдо горячей ветчины. Один старый господин, весь в белом, уже сидел за столом и пил кофе. Перед верандой был роскошный цветник, а за цветником шел сад, густой тропический сад, полный разных пальм, тамариндов, банановых деревьев и хлопчатника. Чайкин замер от восторга при виде этой роскоши и жадно вдыхал аромат цветов. "Экая благодать!" - подумал он, любуясь цветами и темной листвой сада. Слуга принес кофе, и Чайкин сел за стол, с удовольствием поглядывая на блюдо с ветчиной и на миску с большим картофелем. Он оказал честь и ветчине, и сыру, и хлебу с маслом, запивая эти яства вкусным кофе с горячим молоком, и когда есть уже больше не мог, пошел с веранды в сад. Несмотря на восьмой час утра, солнце палило невыносимо, и в саду было так душно, что Чайкин скоро вернулся в свою уже прибранную комнату. Звуки музыки привлекли его к окну, и он увидел полк солдат, мирно шагающий сзади музыкантов. Вокруг шла целая толпа. Многие женщины плакали. "На войну, верно, идут!" - подумал Чайкин, слышавший, что в Америке идет междоусобная война, и, сравнивая выправку американских солдат с русскими, нашел, что американцы не такие бравые, как наши, и только впоследствии убедился, что отсутствие выправки не мешало американцам быть необыкновенно выносливыми и не хуже русских оказывать чудеса храбрости и отваги. Полк прошел, улица опустела, и Чайкин принялся за газету, которую купил на веранде у газетного разносчика, вспомнив совет Долговязого непременно читать газету. Газета была в руках у Чайкина первый раз в жизни, и он добросовестно и усердно штудировал ее, но, незнакомый с американскими делами, понимал очень мало в передовых статьях и заинтересовался только тогда, когда начал читать описание недавнего сражения, в котором южане описывались как победители. Чайкин только что одолел рассказ о битве и хотел перейти к следующей по порядку статье, имея намерение одолеть всю газету с начала до конца, как раздался стук в двери и вошел Гаук. Он был очень весел и, поздоровавшись с Чайкиным, произнес: - Вам говорил вчера капитан Блэк о моем предложении? - Говорил. - А говорил он вам, что я заново перекрашу бриг и переменю оснастку... То-то будет красивое суденышко - бриг "Блэк". Уж я переменил название. Теперь бриг не "Динора", а "Капитан Блэк"... - Почему переменили? - Капитан подарил мне бриг с условием, чтобы я перекрасил его. - Он разве подарил вам? - удивился Чайкин. - А вы разве не знали? Подарил в награду за последнее плавание. По-джентльменски поступил. Как вы находите, Чайк? Так ведь редко награждают! - Он и меня наградил, капитан Гаук. При расчете пятьсот долларов дал. - Вы их стоили, Чайк. Ну, так как же, Чайк?.. Идите боцманом. Чайкин наотрез отказался: и должность не по нем, и хочется ему на земле пожить, заняться землей... - Очень жалею, Чайк! А я было думал, что вы будете на "Блэке" боцманом... Пятьдесят долларов в месяц и продовольствие... Желаю вам всего хорошего, Чайк! Не будь вы таким простофилей, вы скоро сделались бы настоящим янки и нажили бы деньги... Но на берегу вас непременно облапошат... Берегите свои карманы, Чайк, и не верьте всякому... В море куда лучше, Чайк, особенно если подобрать команду... А вы были бы с хорошими матросами отличный боцман... И после года я, куда ни шло, прибавил бы вам еще двадцать пять... Семьдесят пять в месяц и продовольствие, ведь это не дурно, а? - неожиданно вставил Гаук и, весело подмигнув глазом, похлопал Чайкина по плечу. - Не подходит? Видно, решились быть кротом, а не морским волком, Чайк? - Да, капитан. С малолетства я был на земле. Люблю землю. А за приглашение благодарю и за то, что вы, мистер Гаук, были добры ко мне на "Диноре", благодарю! - задушевно промолвил Чайкин. - С вами я охотно стал бы служить, если бы не искал другой работы! - прибавил он. Гаук поднялся и, крепко пожимая руку, сказал: - Помните, Чайк, если захотите быть у меня боцманом, я к вашим услугам. Запомните, что через пять месяцев я буду в гавани Фриско. Там меня найдете на "Блэке". Кланяйтесь капитану. Я стучался сейчас к нему. Верно, спит... отсыпается после плавания. С этими словами Гаук ушел, а Чайкина охватило беспокойство за Блэка. Вчерашний разговор припомнился молодому матросу, и он вышел из комнаты и, подойдя к дверям номера Блэка, прислушивался. Все было тихо. Наконец Чайкин решился постучать. - Капитан Блэк давно ушел, - проговорил слуга-негр, появившийся в коридоре. - А нет ли капитану телеграммы? - Есть... Он только что ушел, как пришла телеграмма! - отвечал негр, ласково скаля зубы. - Слава богу! - вырвалось из груди обрадованного Чайкина, и он перекрестился. Негр во все глаза глядел на Чайкина и, любопытный, как все негры, спросил: - Вы, масса, друг капитана? - Я очень благодарен ему. Он был добр ко мне. - А к нам он не добр, масса. Он привез оружие на своем бриге... Он, значит, не хочет, чтобы нас освободили от неволи, если помогает южанам... Но им все-таки плохо. Недавно их поколотили... Я слышал от верных людей! - тихо проговорил негр. - Ведь вы, наверное, за наших заступников... Не правда ли?.. Вы не хотите, чтобы негры были невольниками?.. Чайкин сам был из крепостных и понимал, что значит неволя. И он ответил негру: - Дай вам бог быть вольным... Правда свое возьмет. - Я так и знал, что вы за нас... Вы так ласково говорите со мной, масса... Вы не американец, должно быть? - Я русский... - Русский?.. О, я читал в газетах, что ваш царь освободил народ из неволи и потому желает, чтобы и нас освободили... И ваша эскадра недавно пришла в Нью-Йорк. Эти слова негра были очень приятны Чайкину.