аботать резидентом, но промолчал. Он прочел в глазах резидента нечто такое, что заставило его промолчать. Он выпил свой кофе и начал говорить: - Ваше предприятие как-то связано с поставками электротехнического оборудования для "Дженерал электрик"? - Нет, но мой тесть имеет хорошие связи с этой компанией. - По нашим сведениям, эта компания приступает к отгрузке нового оборудования для ЦРУ. Нам бы хотелось знать, куда и зачем пойдет это оборудование, - пояснил Питер. - Вы думаете, это так просто? Заказ наверняка сверхсекретный. А откуда вы выяснили про это оборудование. Может быть дезинформация. - Информация абсолютно точная, - возразил Питер, - это будет совместная акция ЦРУ и АНБ. Нам важно знать, какое именно это оборудование, его параметры, характер применения? Где оно будет использовано. - Понимаю, - кивнул Кемаль, - какой срок? - Калифорнийские предприятия компании начнут отгрузку через пять дней. У вас почти нет времени. - Кто официально заказчик этого груза? - Оформлено на Министерство Обороны, но получатели, по всей видимости, представители АНБ [Агентство Национальной Безопасности США]. - Пять дней очень короткий срок, - он удивлялся самому себе, что может еще рассуждать после такого известия о смерти Тома. - Мы получили эту информацию недавно. Кстати, мне поручено передать, что ваша акция по выявлению утечки информации признана руководство не совсем продуманной. С чего вы решили, что произошла утечка? Мне поручили выяснить это у вас. - Все, что я сообщил по Англии, стало известно другой стороне. Я лично не верю в подобные совпадения. - Я тоже не верю, - улыбнулся Питер, показывая свои крупные зубы, - но в Москве все проверили. Им кажется, что вы просто перестраховались. - Им, наверное, виднее, - мрачно произнес Кемаль, вспомнив Тома. Тот давно бы понял его состояние и никогда не позволил, бы себе такого нравоучительного тона. Но, видимо, и Питер понял по его лицу, как неприятен ему дальнейший разговор. - Я вас покину, - сообщил он, - вот моя визитная карточка, Можете звонить в любое время. Я юрисконсульт сразу нескольких крупных компаний, и ко мне довольно часто звонят и ночью. И еще. Мне поручено передать о вашей маме. Кемаль напрягся. Второго печального известия он может просто не выдержать. Но Питер не был таким садистом. - С ней все в порядке, - улыбнулся он. - Ей предоставили новую квартиру и она живет теперь со своей сестрой. Мы предполагали организовать вам телефонный разговор, но она немного болела и ей было трудно выехать за рубеж. А в Советский Союз, как вы понимаете, вам звонить нельзя. - Чем она болела? - тихо спросил Кемаль? - Ничего серьезного, - успокоил его Питер, - обычные старческие недомогания. Сейчас она здорова и собирается лететь в ГДР по туристической путевке. - Почему в ГДР? - он все время думал о Томе, а слова Питера отвлекали его от этих мыслей. - Чтобы вы могли позвонить в Западный Берлин. Она переедет туда на один день, - пояснил Питер, - увидимся через пять дней. Я вам позвоню, - он кивнул на прощание и вышел. Кемаль прислонился к спинке стула, закрыл глаза. Том погиб. Том Лоренсберг, чьи настоящие имя и фамилию он так и не узнал, погиб. Он даже не знает, как именно погиб его друг. Как все это глупо, подумал он с внезапно нахлынувшей болью. - Вам плохо? - услышал он испуганный голос официанта. - Нет, - открыл он глаза, - принесите мне еще кофе. Он вспомнил улыбку Тома, его светлые глаза, его сильное мужское рукопожатие. И даже застонал от нахлынувшей боли. Том был зримой ниточкой, связывающей его с домом, с родиной, с друзьями. Самодовольный, болтливый Питер никогда не сможет заменить ему друга. Тогда в Хьюстоне, он спас ему жизнь. Отстреливался от сотрудников ФБР? Это на него непохоже. Он не стал бы действовать подобным образом, хорошо зная, чем именно заканчиваются подобные ковбойские номера. Разведчик, доставший оружие, обречен. Это знали и Кемаль, и Том. Но тогда как он погиб? И почему вообще погиб? Теперь ясно, что и в доме, и на работе у Тома сидят сотрудники ФБР. Понятно, что там нет Патриции, всегда по смешному влюбленной в своего шефа. Наверняка прослушивается и ее телефон. Но вот телефон ее сестры? Он подозвал официанта и, не обращая внимание на дымящийся кофе в его руке, заплатил ему по счету, прибавив щедрые чаевые за разбитую чашку. Выйдя из ресторана он сел и поехал в сторон Гринвич-Виллиджа. И только там найдя на углу телефон, он проехал еще метров триста и оставив на другой улице свою машину, вернулся к аппарату. Теперь он действовал как профессиональный разведчик. Опустил монеты, набрал код и номер сестры Патриции. Кажется, ее звали... точно Олимпия. Отец девушек был преподавателем истории и помешался на древних именах. На этот раз ему повезло. Впервые задень. Трубку сняла сестра Патриции. - Олимпия, здравствуйте. Говорить следовало очень быстро. Вполне может быть, что все его расчеты неверны и телефон Олимпии так же прослушивается, как и телефон Патриции. И тогда его найдут довольно быстро. - Здравствуйте, - услышал он озадаченный голос девушки, - кто говорит? Он поколебался. Нужно рисковать, иначе ничего не узнает. - Это Кемаль Аслан, - наконец, решился он, - я искал или Тома, или Патрицию. А мне сообщили, что их нет на работе. - А вы разве ничего не знаете? - спросила Олимпия. - Нет, конечно. Я ведь давно уехал из Техаса. - Мистер Том Лоренсберг застрелился. Прямо в своем кабинете. А бедняжка Патриция попала в больницу, так это на нее подействовало. Представляете, какой ужас, мистер Кемаль. Алло, вы меня слышите? - Слышу, - сказал он непослушными губами. - Действительно, какой ужас, - произнес он вслед за ней, - извините меня еще раз. - Да, весь город говорит об этой трагедии. Мистер Томас был такой порядочный человек. Никто не знает с чего вдруг он стал стреляться. - Действительно, непонятно, - он почувствовал, что задыхается и просто не может продолжать эту игру, - извините меня, Олимпия, я очень тороплюсь. - Я понимаю. До свидания, мистер Кемаль. - До свидания. Привет вашей сестре. Скажите я ей очень соболезную, - даже в эту минуту он был больше разведчиком, чем другом, с горечью подумал Кемаль, вешая трубку. Он вернулся к своему автомобилю и сел за руль. Но не стал включать мотора. Склонившись над рулем, он вдруг громко, почти истерически разрыдался. Многолетняя связь с Томом в этот миг позволила ему понять какие именно чувства испытывал его связной, перед тем, как пустить пулю себе в голову. Видимо, его обложили со всех сторон и он не сумел найти выхода, подумал Кемаль. Или просто уже не захотел его искать. Том сознавал, что срок его пребывания в стране закончился. Впереди были почетная пенсия и преподавание в какой-нибудь разведшколе. Или американская тюрьма. Он решил отказаться и от того, и от другого. Ему не нужны были больше ни рай, ни ад. Его прохождение чистилища закончилось тупиком. И он поступил так, как подсказывала его совесть. - Господи, - неожиданно для себя прошептал Кемаль, - как мне все это надоело. 26 Он вернулся домой раньше обычного. Дверь открыла Марта. Вопреки всему она улыбалась. - Что случилось? - поинтересовался Кемаль. - Врачи говорят, с Марком все будет в порядке. Из спальной комнаты выбежал Марк. - Папа! Каждый раз, обнимая мальчика, он испытывал чувство вины. Однажды придет приказ покинуть страну или, еще хуже, - его разоблачат и арестуют. Что тогда будет с Марком, сумеет ли он это пережить? Если обычные американцы стопроцентные патриоты, то техасцы - патриоты чуточку больше. Имел ли он право на своего сына? Может, поэтому он до сих пор не решился окончательно оформить свой развод с Мартой, опасаясь нанести даже такую боль своему сыну. - Мы идем в радио-сити-мюзик-холл, - объявил он мальчику. Тот с криками радости побежал одеваться. - Ты пойдешь с нами? - спросил он у Марты. Она пожала плечами: - Если ты не возражаешь. Этот день они провели вместе. Это было впервые, не только после того как он переехал в Нью-Йорк, но и вообще за последние два года их совместной жизни. Марк смеялся, счастливый и радостный, крепко держась за руки обоих родителей. Ему нравилось в этот день все - игрушки, которые ему покупал отец, сладости, которые выбирала для него мать, и веселый мюзик-холл, куда его привели родители, сидевшие по разные стороны от него. Вечером они обедали в подземном ресторане на Рокфеллер-плаза, сквозь окна которого мальчик мог наблюдать за искусственным катком и скользящими по нему людьми. Он был необычайно возбужден и поминутно обращался к родителям. Кемаль обратил внимание на одежду и прическу Марты. Она распустила волосы, видимо вспомнив, что такая прическа нравилась Кемалю и одела какое-то особенно красивое темно-фиолетовое платье, так выгодно подчеркивающее красоту ее ног. Кемаль часто обедал в этом ресторане и метрдотель хорошо знал его в лицо. Когда он увидел Марту и Марка, он только поднял левую бровь, но Кемаль успел шепнуть ему, что это его сын и жена. Перед обедом подошедший метрдотель довольно громко спросил, что будет пить миссис Кемаль Аслан. Марта удивленно посмотрела на Кемаля, но ничего не сказала. Во время обеда они даже перекинулись несколькими фразами, вспомнив, как обедали здесь несколько лет назад, тогда они только поженились и Марта была беременна Марком. Они вернулись домой позже обычного, и когда раздевали мальчика, тот вдруг спросил. - А почему вы никогда не целуетесь? Марта посмотрела на Кемаля изумленными глазами. Кемаль наклонился к сыну: - А почему мы должны целоваться? - Все целуются, - упрямо сказал Марк, - и в кино, и по телевизору, и в мюзик-холле, даже на катке целовались. А вы никогда не целуетесь. - Это неприлично, целоваться на улице, - попытался объяснить Кемаль, - по этому мы с мамой никогда этого не делаем. - А здесь улица? - спросил Марк. Он не почувствовал подвоха в его вопросе. - Нет, конечно, здесь не улица. Здесь наш дом. - Тогда поцелуйтесь прямо сейчас, - потребовал сын. - Давай быстрее раздевайся и иди спать, - нахмурилась Марта, - такие вещи дети не решают. - Почему? - Потом объясню. Пожелай папе спокойной ночи. Марта, заметно комплексовавшая, увела ребенка спальную. Кемаль прошел в свою комнату, стал медленно раздеваться. Ребенок уже начал понимать характер их отношений. В дальнейшем вообще сложно будет что-либо скрыть от него. Нужно решиться, и рассказать ему правду об отношениях с Мартой, а еще лучше официально оформить развод. Может, поймет и простит. Если это будет единственной виной Кемаля к тому времени, когда Марк уже будет вполне сформировавшимся человеком. И Кемаль вдруг подумал, что мог бы остаться в этой стране еще на десять-пятнадцать лет. И увидеть, как взрослеет его сын. Переодевшись, он прошел в кабинет и сел за стол. Включил телевизор. Показывали ликование сторонников Рейгана, узнавших о его избрании на второй срок. Кемаль нахмурился, этот американский Президент пережил уже двух Генеральных секретарей, судя по всему, переживет и третьего. По телевидению все время передают о тяжелой болезни Черненко и показывают какого-то Горбачева, который станет его преемником. Когда он уезжал в семьдесят четвертом, не было никакого Горбачева. Он вообще не слышал такой фамилии. Впрочем, тогда он ничего не слышал и о Черненко. Оба они всплыли позже, после того, как он уехал к Турцию. Ему ничего не говорили эти фамилии. В семьдесят четвертом были совсем другие люди. Тогда еще на трибунах стояли Брежнев, Подгорный, Косыгин. Позже Подгорного сняли, и Леонид Ильич начал совмещать обе должности. А потом начался маразм с вручением наград. "Юджин" смотрел по телевизору, как вручают многочисленные ордена и медали престарелому Леониду Ильичу, как он покорно нацепляет все новые побрякушки и лобызается со всеми. Он не понимал, что происходит. Если даже ему, сидящему в Техасе понятен этот идиотизм, неужели его не видят там, дома? И почему молчит Юрий Владимирович Андропов, которого никак нельзя назвать идиотом? Когда Андропов стал, наконец, Генеральным секретарем, казалось, все изменится, будет по-другому. Он воспринял это как сигнал к переменам. Но Андропов быстро сдал. Уже через полгода стали появляться новости о его болезни, а еще через полгода он был тяжело и безнадежно болен. Сменивший его Черненко уже в день своего назначения ясно показал, что тоже не жилец на этом свете. Его задыхающийся, сухой голос астматика слышал весь мир. И все понимали, что скоро в Москве появится новый хозяин. Впервые Кемаль увидел Горбачева в одной из передач. Молодой, симпатичный, лысый, с какими-то пятнами на лбу. Некоторые астрологи утверждали, что подобные пятна означают конец "империи зла" и начало большой мировой войны. Почему им нужна именно эта продукция "Дженерал электрик" подумал Кемаль, вспомнив о словах Питера Льюиса. Куда они собираются ее поставлять? Нужно будет поискать среди своих знакомых, кто может ему помочь. Кажется, сам мистер Саймингтон был связан с компанией. Нужно будет ему позвонить. Хотя, после провала Тома, лучше было бы вообще не вспоминать о Техасе. У Саймингтона там хорошие связи, нужно будет попросить его о помощи. За пять дней он, конечно, не управится, это глупо и нереально. А вот дней через пятнадцать он, пожалуй, сумеет раздобыть нужные документы и все-таки попытаться выяснить, какую именно продукцию заказали у компании АНБ и ЦРУ, и куда они собираются ее поставлять. А потом все можно будет быстро передать через Тома. Господи, как же он все время забывает! Ведь Тома уже нет, он уже просто не существует. Какого друга он потерял! Даже сегодня, сидя рядом с сыном, он помнил о Томе. Как все это глупо и страшно, в который раз подумал Кемаль. Подойдя к бару, он достал бутылку виски. Даже обычную водку он не покупал, опасаясь ненужного любопытства и подозрения в излишнем пристрастии. Плеснув в стакан виски, он прошел на кухню и добавил несколько кусочков льда. Виски он пил обычно неразбавленным, так напиток больше похож на водку. Он сидел за столом, когда в его кабинет вошла Марта. Она была в легком домашнем халате. - Марк уже заснул, - сказала она. - Хорошо, - кивнул он. - Ты стал много пить, - сказала она, - раньше не позволял себе этого. - Раньше я многого не позволял, Марта, - мрачно заметил он. - Мы уедем через три дня. - Вы же хотели остаться на неделю, - он по-прежнему не предлагал ей сесть. А она по-прежнему стояла в дверях. Слишком свежи были в памяти их постоянные скандалы и ссоры. - Думаю, нам лучше уехать пораньше, - сказала она, уклоняясь от ответа. Он посмотрел ей в глаза. - Выпить хочешь? Нужно было видеть ее изумленное лицо. - Может, быть, - сказала она, входя в комнату. Он налил виски во второй стакан. Сходил на кухню за льдом. Она села в кресло напротив него. Взяла стакан. - За тебя. - За тебя, - как эхо повторил он. - Как ты живешь, Кемаль? - спросила Марта. - Ты сегодня был какой-то не такой, как всегда. - У меня неприятности, - проворчал он, не говорить же ей о смерти Тома. - Бизнес? - Да. - Мой отец может тебе чем-то помочь? - Нет. - А я? - Тоже нет. - У тебя есть постоянная женщина? Какой плавный переход, подумал он. - У меня нет постоянной женщины, - ответил он почти честно. Разве можно считать Сандру постоянной партнершей, подумал он. - Но женщины у тебя были? - Да, были. Она помолчала. Потом с вызовом сказала: - Ты не спрашиваешь, были ли мужчины у меня? Он закрыл глаза. Сегодня это волновало его менее всего. - У тебя были мужчины? - спросил он, выдавив из себя вопрос. - А как ты думаешь? - горько спросила она. - Разве ты не знаешь моего отца? Он всегда говорил о репутации Саймингтонов. Разве в нашем Хьюстоне можно сделать что-нибудь такое? Об этом сразу будет говорить весь город. Нет, Кемаль, о нашей семье и так слишком много говорят после твоего отъезда. У меня никого не было. - В этом тоже виноват я? - Отчасти. Все знают, что я пока замужем и никто не решается ко мне подкатить. - Ты хочешь оформить развод? - Думаю, так будет лучше, - прямо сказала она. - У тебя кто-то появился? - Нет. Просто так будет честнее. А Марк уже не ребенок. Он начинает все понимать. Ему трудно будет объяснить, почему мы не живем вместе. - Думаешь, ему будет лучше, если мы разведемся? - Нет. Он тебя очень любит. Но так будет более правильно. Ты сможешь с ним видеться, когда захочешь. - Поступай, как считаешь нужным, - выдохнул он. Она встала, направилась к двери, потом решительно повернулась. - Извини, - сказала она, поговорить не только об этом. - О чем еще? - мрачно спросил он. - Ни о чем, - ей не понравился его тон. - Спокойной ночи. Она вышла слишком быстро, чтобы он не почувствовал ее настроения. Вздохнув, он встал из-за стола и пошел в спальню, где оставались Марта и Марк. Ее там не было. Он услышал приглушенные звуки из другой спальни и направился туда. Марта лежала на кровати и плакала. Это было так неожиданно, что он замер. Неужели он чем-то обидел ее? Он подошел ближе, сел рядом на кровать. Осторожно дотронулся до ее волос. - Что произошло, Марта? - Уходи, Кемаль. Все в порядке. - Объясни, что случилось? Она лежала, ничего не говоря. - Я тебя чем-то обидел? - спросил он. Она подняла голову, вытерла слезы: - Ничего, все уже в порядке, все хорошо. - Мне не нравится твое настроение в эти дни. - Мне оно не нравится самой, - вздохнула женщина, - так глупо все получилось. Честно говоря, я думала, мы помиримся, а вместо этого... В общем, знаешь, как плохо я живу... Все время одна. Никого нет рядом. Мужчины боятся появляться на нашем ранчо. Отец не разрешает мне слишком часто оставлять Марка одного. Мы просто очень разные люди, Кемаль. Отец предупреждал меня тогда, но я не послушалась. Он погладил ее волосы. - Мы оба виноваты, что так произошло, - шепотом сказал Кемаль, - ты думаешь у нас получится? Мы сумеем все склеить? - Раньше я думала, что получится. Теперь - вижу, нет. У тебя своя жизнь, у меня своя. Ты слишком восточный человек, Кемаль. Тебе нужна жена-хозяйка. А я такой никогда не смогу стать. Нам нужно разводиться, - твердо сказала она. - Да, наверное, ты права. Но мы ведь останемся друзьями? - спросил он. Она улыбнулась. - Иногда я хотела тебя убить. - А я тебя, - признался он. Она засмеялась. - Помнишь, когда мы впервые обедали в этом ресторане на Рокфеллер-плаза? - спросила она. - Конечно, помню, ты тогда ждала Марка. Она поднялась. - Ты меня извини, я кажется, немного разволновалась. Эта история с Марком, его сегодняшний вопрос о поцелуях. - Спокойной ночи, - поднялся и он. - Спокойной ночи, - пожелала Марта, первой выходя из комнаты. Ночью он почувствовал, как осторожно она вошла в его комнату, как прошла к его постели и легла рядом с ним. Он повернулся на бок и увидел ее глаза. И вдруг он понял, что если сейчас ее прогонит, то совершит нечто большее, чем просто оскорбит женщину. Он унизит ее, опозорит, нанесет самую страшную рану в ее жизни. И он протянул к ней руку, чувствуя себя в душе подлецом. Это была фактическая измена Сандре. Измена со своей собственной женой. Ведь изменяют только любимым. Нелюбимых обманывают. Утром Марта ушла от него и больше за три дня ни разу не приходила в его спальную. Очевидно, это был некий эмоциональный шок, который требовал своего выхода. Еще через три дня они улетели с Марком в Хьюстон. На прощание в аэропорту она пожала ему руку и, заглянув в глаза, прошептала: - Спасибо. Он понял, это была благодарность за ту единственную ночь, которая нужна была ей для обретения равновесия и необходимой устойчивости. Нужна для веры в саму себя. И он дал ей эту веру, не оттолкнув в эту ночь. Еще через несколько дней он улетел в Калифорнию. Поездка была удачной, уже через четыре дня он знал, что компания "Дженерал электрик" по заказу АНБ и ЦРУ отправляет свое оборудование на Аляску. Оборудование было специально приспособлено для прокладывания кабеля по дну моря и подключению к другим системам. На следующий день он передал все документы Питеру Льюису. А еще через неделю получил уведомление о бракоразводном процессе с Мартой Саймингтон. Истцом по делу выступала сама Марта. 27 - Весь советский народ идет на выборы, демонстрируя несокрушимое единство партии и народа. За единый блок коммунистов и беспартийных идет отдавать свои голоса трудовая Москва, - радостно сообщил диктор, Крючков, поморщившись, подошел к телевизору, убрал звук. Несмотря на то, что это был кабинет руководителя советской разведки, телевизор в нем стоял старый, отечественный, и никакого дистанционного управления не было. Крючков вернулся за стол. В кабинете кроме него сидели генералы Грушко, Голубев, Дроздов и полковник Грибин. Несмотря на это, хозяин кабинета, не любивший фамильярностей, не стал просить никого из присутствующих убавить звук. Он прошел суровую школу дипломатической и партийной работы и не любил выставляться. И тем более проявлять нескромность. Это была не поза - это было его правилом жизни. Из веселого, общительного парня с годами он превратился в жесткого, сухого, педантичного руководителя, строго требовавшего с подчиненных и не прощавшего им ни малейшей небрежности. Телевизор он включил, чтобы посмотреть как Гришин уговорит уже смертельного больного Черненко выйти к мониторам телевидения для участия в голосовании. Черненко не мог ни ходить, ни говорить, ни соображать. Но его безжалостно подняли из постели и заставили стоять у камеры, демонстрируя всему миру явственную печать смерти, лежавшую на лице обреченного генсека. Крючков, просмотрев эту программу еще раз, убедился, что Черненко не жилец на этом свете. Слухи ходили давно, но в КГБ все всегда знали лучше. Здесь знали, например, что их руководитель - Председатель КГБ Чебриков не скрывает, что в грядущей схватке за власть будет на стороне андроповской команды. Все понимали, что симпатии на Политбюро могут разделиться между Гришиным или Романовым с одной стороны и Горбачевым, которого поддержат андроповские выдвиженцы, с другой. При любом раскладе поддержка такой организации, как Комитет Государственной Безопасности, отвечавший в том числе и за организацию охраны членов Политбюро и их семей, стоила очень многого. Крючков знал, что за Горбачева собирается выступать Громыко, когда-то мечтавший стать первым и теперь собирающийся выдвигать свою кандидатуру на паритетных началах. При этом, по взаимной договоренности, Горбачев получал высший пост в партии, а Громыко высший пост в государстве. Крючков сел за стол и начал совещание. - Докладывайте, - разрешил он генералу Грушко, своему заместителю по европейскому направлению. Тот привычно нахмурился, посмотрел коллег и начал говорить: - В прошлом году к нам стали поступать сигналы о ряде провалов нашей агентурной сети по линии третьего отдела. Особенно показательным было сообщение нашего агента в США "Юджина" о том, что его сообщение по базам подводных лодок в Великобритании стало известно английской и американской стороне. Тогда мы провели проверку, но ничего не обнаружили. Крючков слушал молча, глядя куда-то в сторону. Было заметно, как сильно он нервничает. - Мы продолжали наши оперативные мероприятия совместно с внутренней контрразведкой и руководством третьего отдела. Но затем произошла эта история в Америке. "Юджин", не получивший от нас подтверждения и случайно потерявший второго связного в Чикаго, вышел на связь через первый канал, уже заблокированный американцами и отправил очередное донесение. Как потом объяснял сам агент, он хотел таким образом установить, где именно происходит утечка информации при переправке его донесений. Благодаря этому нам удалось проверить всю линию и сделать однозначный вывод, что утечка могла произойти только в Англии, среди нашего персонала местной резидентуры. Грибин, сидевший рядом с Грушко, выглядел особенно измученным и уставшим. Он понимал, что в случае любой неудачи оргвыводы будут делать, начиная именно с него. - "Юджин" подверг себя ненужному риску, потерял одного из своих связных, но помог нам точно установить и очертить возможный район поиска. На сегодняшний день проверяются все офицеры нашей резидентуры в Англии, - продолжал Грушко, - мы старались производить проверку своими силами, не привлекая для этого Второе Главное Управление. Поменяли нашего резидента в Англии еще в середине прошлого года, когда Гука [Гук Аркадий Васильевич - резидент ПГУ КГБ в Лондоне с 1980 по 1984 годы] сменил Никитенко [Никитенко Леонид Ефимович - исполняющий обязанности резидента с мая 1984 по май 1985 года], но по предложению руководства отдела на эту вакансию в январе был рекомендован полковник Олег Гордиевский. В настоящее время он уже ознакомлен с личным шифром резидента для связи с Центром. Никитенко должен улететь из Лондона через два месяца и тогда Гордиевский станет новым резидентом в Лондоне. Пока он не знает о нашем поиске, но, думаю, что его нужно ввести в курс дела, очертив круг подозреваемых, которых мы проверяем в первую очередь. Грушко перечислял все это несколько напряженным голосом. Ему было неприятно говорить об этом при Дроздове, уже давно и упорно доказывающем, что среди его нелегалов нет предателей, что утечка информации идет из местных резидентур третьего отдела. Теперь приходилось признавать правоту начальника управления, занимавшегося нелегалами. Юрий Иванович Дроздов четыре года работал в Нью-Йорке резидентом ПГУ КГБ - с семьдесят пятого по семьдесят девятый и обладал колоссальным опытом разведывательного дела. Грушко было неприятно, что Дроздов оказался прав, но, как дисциплинированный человек, он перечислял все, ничего не упуская. - Что думаете делать? - спросил Крючков. - Анализ показывает, - ответил Грушко несколько напряженным голосом, - что в подобных случаях привлечение сотрудников местной резидентуры и их агентов оказывается недостаточным. Если источник информации англичан и американцев сидит в нашей резидентуре, то, значит, все известные связи по всем направлениям оказываются под угрозой. В связи с этим руководство третьего отдела и управление внутренней контрразведки считают правильным задействовать других агентов, не связанных напрямую с нашей резидентурой в Лондоне. - А вы что думаете об этом? - хмуро спросил Крючков у Дроздова. - Я согласен, - мрачно ответил Дроздов, - но считаю, что для подтверждения наших предположений нужно использовать внутренние резервы в самой Англии. Это быстрее и проще, чем подставлять кого-то из нелегалов, к тому же, возможно, известных "кроту". Он был в плохом настроении. Подтверждались его мысли о наличии чужого "крота" среди сотрудников английской резидентуры. Но он не чувствовал особой радости, понимая, что основная нагрузка по проверке данных Грушко ляжет на его управление. Все поняли, о чем говорил Дроздов. Это была так называемая линия "ОЦ". Особо ценные агенты подчинялись напрямую управлениям ПГУ, минуя резидентуры на местах. Это делалось для дублирования информации и проверки сообщений, независимо друг от друга. Кроме того, таким образом агентура предохранялась от провалов в случае неожиданной измены и была надежно защищена. Такая цепь была продумана после ареста и разоблачения Рудольфа Абеля, работавшего много лет нелегалом в Америке и выданного своим связным, работавшим на местную резидентуру. Наиболее ценные агенты шли по линии "ОЦ" и были известны лишь немногим лицам в руководстве ПГУ. Именно о них теперь и говорил Дроздов. - Согласен, - быстро сказал Крючков, - мы обязаны, наконец, установить, почему у нас был ряд провалов в Великобритании. И самое главное - почему англичане так последовательно и быстро высылали наших резидентов. Мне дали справку, и я убедился, что за последние десять лет они выслали семнадцать наших сотрудников. Ни в одной другой стране такого не было. Это говорит о многом. - Мы все проверяли, - вмешался Голубев, - за это время вся местная резидентура практически поменялась, все офицеры прошли проверку. Скоро будет назначен новый резидент. Мы делаем все возможное. - Видимо, не все, - сухо сказал Крючков, видимо, не все. Начальник третьего отдела Грибин сидел, стараясь не вмешиваться в разговор генералов. Все равно, крайним будет он, в который раз с горечью думал Грибин. - Все свободны, - разрешил Крючков. - Юрий Иванович, вы задержитесь, - попросил он Дроздова. И только когда вышли участники совещания, спросил: - Как дела у "Юджина"? - Слава богу, - ответил Дроздов, - после провала его связного мы очень беспокоились за него. Но пока ничего страшного. Он работает нормально. - Сколько лет уже он там? - Больше десяти, - ответил генерал. - Да, - сказал, вспоминая Кемаля, Крючков, - никогда не думал, что он сумеет так удачно закрепиться. - У него хорошая легенда. Редкое сочетание комбинаций. Такое бывает очень редко, Богатые родственники за границей и практически никто из них не знал его в лицо. Тогда была проведена большая работа. - Это заслуга Юрия Владимировича, - вспомнил своего покойного шефа Крючков. - Под его руководством мы проводили тогда подготовку всей операции. - У "Юджина" теперь новый связной. Все его данные по прошлому году оказались удивительно точными. И насчет возможной утечки информации в Великобритании, и насчет этого подводного кабеля. Мы тогда представили его к ордену Ленина. - Он об этом знает? - Мы ему сообщили. - Как там с кабелем? - спросил Крючков. - Работает, - ответил Дроздов, - этим занимается сейчас шестнадцатое управление. Я специально интересовался. Они говорят, что наши сообщения им очень помогли [шестнадцатое управление КГБ отвечало за радиоперехват и электронную разведку]. Ведь вы помните, что мы получили сообщение от нашего информатора в АНБ, но не могли установить, для чего именно АКБ и ЦРУ заказали эту продукцию в "Дженерал электрик". Только после сообщения "Юджина" о том, что кабель будет морозоустойчивым, мы смогли определить конкретный район поисков. Иначе бы никогда не узнали о том, что американцы планируют подключиться к нашему подводному кабелю в Охотском море. - Да, "Юджин" сумел неплохо проявить себя, - согласился Крючков. - В его устах это была высшая похвала. Он не любил хвалить своих сотрудников, выполнявших, по его мнению, свой воинский долг. - Но главное для нас - это утечка информации. - Нам задействовать кого-нибудь из нелегалов в Англии? - спросил Дроздов. - Нет, о них может быть известно этому "кроту". И тогда они будут под наблюдением английских спецслужб, - жестко отрезал Крючков. Дроздов молчал. - Вы можете поручить это вашему "Юджину"? - вдруг спросил Крючков. - Он ведь вне подозрений. - Но он никак не связан с этими кругами, - удивился Дроздов. - Вы знаете сферу его деятельности. Это военная промышленность, поставки вооружений. Он не сможет выйти на английскую разведку. - Я не это имел в виду, - хмуро ответил Крючков, - может повторить то, что он уже однажды сделал в Балтиморе? - Проверить снова всю линию связи? - понял Дроздов. - Да, снова проверить всю линию. Но на этот раз не американскую, а английскую. Об операции будет знать только наш резидент в Лондоне. Вы можете продумать такой план? - Я понял, - кивнул Дроздов, - послать в Лондон какое-нибудь срочное сообщение "Юджина", чтобы англичане заволновались. И начали немедленную проверку в подтверждение этого сообщения вместе с американцами. А потом уточнить, кто именно знал об этом сообщении. - Правильно. - Но это очень рискованно, Владимир Александрович, - немного подумав ответил Дроздов, - а если в Лондоне сумеют разгадать нашу игру? - Сделайте так, чтобы они не разгадали. Свяжитесь с другими управлениями. Продумайте все в деталях. И никто, ни один человек, кроме резидента в Лондоне, не должен знать о нашей операции. Вы меня понимаете? - Да, - обреченно сказал Дроздов, - конечно, понимаю. Смертельно больной Черненко нервировал всех, понимал генерал Дроздов. Крючкову нужен успех, ему нужно обязательно найти этого "крота" и отчитаться перед новым руководством. Именно сейчас. И ради этого он готов поставить на карту даже "Юджина". Впрочем, нет, Крючков не стал бы делать этого из чисто эгоистических мотивов. Скорее другое. Его просто выводит из себя наличие "крота" в собственном ведомстве. И он готов идти на любые жертвы, стараясь найти этого человека. Как педантичный бухгалтер, проверяющий многомиллионный отчет в надежде разыскать пропавший пятак. Он не успокоится, пока не найдет этого "крота". Дроздов встал. - Я все понял, Владимир Александрович. Сообщение "Юджина" будет передано в Англию. 28 В этот апрельский день Кэвеноу впервые после самоубийства Тома Лоренсберга снова приехал в ЦРУ. На этот раз его пригласил туда новый начальник отдела Александр Эшби. Шервуд был отправлен на пенсию, и аналитик Эшби стал руководителем отдела. Кэвеноу помнил, при каких обстоятельствах они встречались до этого несколько раз, и не очень желал снова встретиться с Эшби, живым напоминанием его провалов по розыску "Вакха". Но все эти месяцы он продолжал свои упорные поиски. Кэвеноу словно дал себе слово - не успокоиться, пока загадочный "Вакх" не будет вычислен и задержан его службой. И вот, сегодня утром ему позвонил Эшби, намекнув наконец, что может помочь в его безуспешных поисках. И поэтому Кэвеноу приехал в Лэнгли. Но войдя в кабинет и обнаружив там еще двух посетителей, он нахмурился. В кабинете находились резидент английской разведки в Вашингтоне Блант и вновь приехавший из Лондона Хэшлем. - Добрый день, господа, - весьма недружелюбно сказал Кэвеноу, - я думал, мы с вами никогда больше не увидимся. - Это было бы большим огорчением для вас, мистер Кэвеноу, - сразу парировал Хэшлем. - Мы, наоборот, горели желанием вас увидеть и оказать помощь. Ведь в последний раз вы так и не смогли завершить свои поиски чем-то конкретным. - Мы нашли тогда связного, - прохрипел Кэвеноу. - Простите, мистер Кэвеноу, - возразила эта маленькая шипящая змея Хэшлем, - но вы получили только труп. Бесполезный труп. А это, как вы понимаете, совсем разные вещи. - Не будем начинать с этого, - примирительно сказал Эшби, - наши английские друзья снова приехали к нам, чтобы провести совместную операцию. - Будем надеяться, что она будет результативнее предыдущей, - решил вернуть свое очко Кэвеноу, - а то я могу подумать, что им просто нравится летать за океан. Хэшлем усмехнулся: - В этот раз мы прилетели, имея более определенные результаты. Блант, хранивший молчание, презрительно отвернулся. Как настоящий аристократ и разведчик, он не любил "ищеек" типа Кэвеноу ни в полиции, ни в контрразведке и относился к ним с видимым презрением. - Господа, - строго сказал Эшби, - мы собрались ради общего дела. Давайте не будем забывать об этом. Итак, мистер Кэвеноу, кажется, у нас есть определенные результаты, которыми мы даже готовы поделиться с ФБР. Но, предупреждаю вас, что все, что сегодня будет произнесено в этих стенах, является строго секретным и не подлежит оглашению без нашего согласия. Поэтому мы и пригласили наших английских друзей. - Согласен, - кивнул Кэвеноу. Хэшлем просто наклонил голову. - Разумеется, - сказал Блант. - Мы сумели вычислить этого "Вакха", - почти торжественно объявил Эшби, - мы сумели подобраться к нему вплотную. Кэвеноу весь превратился во внимание. Это было его самое уязвимое место. - После смерти Тома Лоренсберга ФБР и мы провели большую работу, - начал Эшби. - Проверяли всех, кого мог знать Лоренсберг, кого он мог знать или кто мог знать его, с кем он встречался за последние годы. Мы проверяли всех и все. Наши коллеги из ФБР, и в этом большая заслуга мистера Кэвеноу, сумели установить, что вся предыдущая жизнь мистера Тома Лоренсберга была настоящей фикцией, легендой. Такого человека просто не существовало. Мы и раньше предполагали, что он нелегал, слишком явно прорисовывалась его специальная подготовка, умение уходить от наблюдения, контакты с окружающими. Но ФБР убедилось в этом абсолютно. Мистер Том Лоренсберг был советским офицером, нелегалом, сумевшим закрепиться в нашей стране и работать на резидента. Эшби чуть отдышался, оглядел всех троих и продолжал рассказывать. - Нам казалось важным не только очертить непосредственный круг подозреваемых, но и продумать концептуальный подход к розыску "Вакха". И мы такой подход нашли. Тогда, приехавший в Балтимор, резидент закрепил конверт с посланием в "Мак-Дональдсе". Помощники мистера Кэвеноу справедливо искали либо людей, видевших самого резидента, либо машину, из которой он выходил. Но никто этого не видел, за исключением одной случайной свидетельницы, которая помнила только конверт и никак не могла вспомнить даже роста незнакомца, во что именно он был одет. - Нужно отдать должное нашим аналитикам, - продолжал Эшби, - они прокручивали практически все варианты, пытаясь обнаружить зацепку, благодаря которой мы могли бы выйти на нашего резидента. И такую зацепку найти нам удалось. - Он сделал эффективную паузу и затем сказал: - Но сначала я хочу обратить ваше внимание на тот балтиморский вариант. Ведь тогда мы не стали задерживать этого шведа... - Сюндома, - подсказал Кэвеноу. - Благодарю вас, Сюндома, который благополучно передал конверт в резидентуру советской разведки. Позже, через своих людей мы выяснили, что проявивший выдержку мистер Кэвеноу оказался абсолютно прав. Конечно, это была дезинформация и мы ее пропустили. Но наши английские друзья были встревожены, что мы, узнав от них об утечке информации по базированию наших подводных лодок, повернули их обратно в Южную Америку. Обе лодки тогда шли в Великобританию и наши друзья, передавшие нам эту информацию, были шокированы, узнав о нашем решении. Признаюсь, не лучшем решении. Но такие вещи, как вы понимаете, господа, решаю не я, и даже не наше руководство. На таком решении настояло тогда военное ведомство, а у них всегда бывают свои резоны. Как бы там ни было, мы фактически подвели наших английских друзей. Ведь сообщение об их направлении мы получили от Сикрет Интеллидженс Сервис, которых в свою очередь, информировал, как мы предполагаем, их наиболее ценный агент в советской разведке. - Наконец, в ЦРУ начали работать аналитики такого масштаба, как вы, мистер Эшби, - довольным голосом заметил Блант, - старина Шервуд был слишком консервативен. И не имел такого планетарного мышления, как вы. Он больше думал о своей стране, чем об интересах союзников, об общих интересах. Он сказал это намеренно, чтобы его услышал и понял Хэшлем. Старики часто бывают консервативны, понял Хэшлем, который был другом Шервуда. Но посланец из Лондона ничем не выдал своего отношения к словам молодого коллеги. Он был для этого достаточно умен. - Речь идет не о планетарном мышлении, - возразил сам Эшби, - мы говорим сейчас о розыске этого "Вакха". Уже тогда было ясно, что по лодкам мы имеем очень ценного агента, внедренного в нашу военную промышленность. - При чем тут промышленность? - не понял Кэвеноу. - Обе лодки получали одновременно некоторые технические детали с одного из калифорнийских заводов, - пояснил Эшби, - совпадение исключено. Мы проверяли все подводные лодки и смогли установить, в чем наличие общих черт именно у этих двух подводных лодок. Вы меня понимаете? - Вы хотите сказать, что агент "Вакх" знал, куда должны пойти технические детали этих лодок, - понял Хэшлем. - Конечно. Он знал, где в Англии находился пункт назначения и вычислил базу НАТО. Остальное было совсем нетрудно. Но, повернув обе лодки, мы приняли непродуманное решение. Советская разведка поняла, что мы имеем своего информатора среди ее сотрудников. Эта была наша большая ошибка и я официально приношу свои извинения английским коллегам. - Дело прошлого, - сказал весьма довольный Блант. Не часто ему приходилось слышать подобные слова от жесткого, упрямого Шервуда. - Вы говорили о зацепке, благодаря которой вышли на "Вакха", - раздался нетерпеливый голос Кэвеноу. - Минуту терпения, мистер Кэвеноу, - улыбнулся Эшби. Он разыгрывал свою партию по всем законам драматического жанра, оставив финал на самый конец. - Теперь, самое важное для нас - это не про сто вычислить "Вакха", но и постараться хоть как-то компенсировать вред, причиненный нашим прошлогодним решением. Если мы просто возьмем "Вакха", то русские, и без того очень сильно подозревающие об успехе наших коллег, сделают все чтобы вычислить английского агента. А нам не хотелось бы, чтобы вы теряли такого человека. Хэшлем насторожился. Ему очень не нравился сегодняшний почти извиняющий тон Эшби. За этим обязательно будет какая-нибудь пакость, которую янки не раз подкладывали своим заокеанским друзьям-союзникам. И он не ошибся. Эшби улыбнулся и высказал, наконец, свое предложение: - Мы обязуемся не трогать "Вакха", чтобы не подводить информатора английской разведки, но и наши друзья обязуются помочь нам. - В чем помочь? - не понял Хэшлем. - Две недели назад ваша разведка совместно с нашим АНБ начала проверку всех систем электронной связи. Но затем неожиданно проверка была приостановлена. - Откуда вы знаете? - не выдержал Хэшлем, вставая со стула, - или ваше ведомство имеет своих агентов и в нашем ведомстве? Блант удивленно смотрел на него Он никогда не слышал об этом Его даже не поставили в известность. - Вы работали вместе и в Канаде, - спокойно пояснил Эшби, - а это уже чужое государство, в котором есть и наши люди Хотя они наши союзники, но все таки. Согласитесь, мы должны были знать, чем занимаются в Канаде такие мощные службы, как ваша и АНБ. Иначе мы просто зря тратим деньги налогоплательщиков. Блант сжал губы. Когда они останутся одни, он выскажет свое недовольство этому старикашке из Лондона. Хэшлем был доволен. Он явно отомстил своему молодому коллеге за его слова о "консерватизме" старшего поколения. - Ладно, - буркнул он, - будем считать, что я вам поверил. Хотя, наверняка вы держите на всякий случай своих людей и в нашей разведке. И в канадской. Интересно, в АНБ вы тоже имеете своих людей? - Как и вы в нашей, - парировал, улыбаясь, Эшби, - тем не менее, вы меня перебили. - Извините, - сказал Хэшлем. - Ничего, я понимаю ваше негодование. Я снова делаю наше предложение - мы обязуемся пока не трогать "Вакха", а вы гарантируете нам вашу помощь. - В чем именно? - Та операция, которую вы приостановили, - пояснил Эшби. - Дело в том, что мы сами собирались проверять совместно с АНБ всю систему электронной разведки. - Почему? - удивился Хэшлем. - По нашим сведениям, "Вакх" был связан с промышленным производством различных компаний, в том числе и с поставкой некоторого специфического оборудования "Дженерал электрик". Мы продумывали одну операцию, которую с огромным трудом осуществили. Но теперь нашим аналитикам кажется, что русские все время просто дурачили нас. Они заранее знали о нашем плане. Хэшлем быстро взял листок бумаги и, не обращая внимания на продолжавшего злиться Бланта и ничего не понимавшего Кэвеноу, написал несколько слов, протянул листок Эшби. Тот прочел следующие слова Хэшлема: "Операция "Айви Беллз". Подводный кабель в Охотском море". Он нахмурился и быстро разорвал записку. Затем посмотрел на всех троих и мягко произнес: - Простите, господа. Это, конечно, не из-за недоверия к вам. Вы правы, мистер Хэшлем, речь идет об этой операции. Так вы о ней слышали? - Они обо всем знают, - тихо сказал Хэшлем, - они все знают. - Так я и думал, - кивнул Эшби. - Тогда я снимаю наше предложение, все правильно. - Вы можете, наконец, рассказать нам про "Вакха" - взорвался Кэвеноу, - или по-прежнему будете обмениваться друг с другом записками? - Да, конечно, - согласился Эшби. - Мое руководство поручило мне официально заявить вам, мистер Кэвеноу, что этот человек не должен быть задержан ни при каких обстоятельствах. Нам важно начать игру против русских. Вы меня понимаете? - Вы не сказали, кто это? - чудовищным усилием воли Кэвеноу сдерживался. - Так вот в чем была наша зацепка, мистер Кэвеноу. Мы привлекли несколько бывших советских граждан и попросили рассказать о своих впечатлениях после переезда в Америку. Это специальная программа Ай-Си, по которой работают наши аналитики и разведчики. Некоторые русские написали об удививших их автомобильных правах, которые в каждом штате свои. А в Советском Союзе они единого образца по всей стране. Вы понимаете? Кэвеноу молчал. Он уже начал догадываться, но молчал, верный своим принципам дать возможность собеседнику высказаться. - Мы сначала не обратили внимание на этот момент, а потом поняли, что зря не обратили. В Балтимор на своем автомобиле не смог бы въехать человек, не зарегистрировавшийся в штате Мэриленд. Значит, оставалось провести компьютерную проверку. Кого из людей мог знать Том Лоренсберг, кто был среди его окружения, пусть даже не самого близкого. И водительские права в штате Техас, и в штате Нью-Йорк. Мы уже тогда смогли установить, что резидент должен находиться в районе Нью-Йорка, куда прилетел и связной, чтобы позвонить в балтиморский отель "Тревел Плаза" Сюндому. Но, кроме этого резидент должен был иметь водительские права Мэриленда и Пенсильвании. Мы проверили все и вышли наконец, на этого человека. Он действительно связан с промышленными поставками вооружений, являясь одним из крупнейших производителей электротехнического оборудования. Теперь наша задача уточнить - является ли он настоящим резидентом советской разведки. Сейчас мы проверяем его биографию и она не вызывает у нас особого энтузиазма. - Значит, вы его все-таки смогли вычислить, - понял Кэвеноу. - Надеюсь, вы не забыли о моих словах, - напомнил Хэшлем, - даже если он резидент советской разведки, он должен оставаться на свободе еще как минимум месяца два-три. Потом можете делать все, что вам вздумается. - Не беспокойтесь, - заверил его Эшби, - мы сдержим слово. - Может, мы все-таки назовете его имя? - спросил Кэвеноу. Вместо ответа Александр Эшби достал из своего стола фотографическую карточку. Посмотрел на нее, затем протянул карточку Кэвеноу. - Знакомьтесь. Это тот самый "Вакх", которого вы искали. Его зовут Кемаль Аслан. Мы нашли его, мистер Кэвеноу. 29 Бракоразводный процесс, к его радости закончился довольно быстро. Очевидно, сказались связи отца Марты и уже к началу года они были свободны от всяких обязательств. Имущественных споров не возникло, так как, благодаря предусмотрительности мистера Саймингтона, во время заключения брака были четко оговорены права и обязанности сторон в случае развода. И теперь Кемаль мог встречаться с Сандрой совершенно свободно, но привычка находить удивительные места в американских провинциях и проводить там редкие часы отдыха так понравилась обоим, что они по-прежнему съезжались в маленьких городах и останавливались в уютных небольших отелях. Эти встречи с Сандрой были по-прежнему праздником души для обоих. Тем редким наслаждением, которое не просто удовлетворяет партнеров, а заряжает их на дальнейшую жизнь, позволяет существовать и вспоминать эти дни с благодарностью к Судьбе. Прожив столько лет в этой Великой стране, он с удивлением начал замечать, что начинает не просто понимать и осознавать значение такого культурного и общечеловеческого феномена, как Соединенные Штаты. Он полюбил эту удивительную страну, так осязаемо представлявшую весь срез современной цивилизации. И если Нью-Йорк был действительно столицей постиндустриального мира, то почти вся остальная часть страны, за исключением нескольких крупных городов, была океаном провинции, в котором жили и трудились простые американцы - немного доверчивы, любопытные, трудолюбивые, честные и до само забвения любящие свою родину, свою семью и свою свободу. Развивавшаяся по своим особым законам Америка показывала всему миру, как можно жить в едином сообществе людей, отвергая расовые, национальные, этнические, межплеменные предрассудки. Свобода и демократия, начертанные на знаменах американского образа жизни, становились понятны при более близком знакомстве с Америкой. И хотя здесь, как и в любом обществе, было много проблем и много несправедливостей, он видел, как эта страна пытается приспосабливаться к окружающему миру. Его не посещали сомнения в верности избранного пути. Советская система воспитания, ее идеалы и принципы сидели в нем на уровне подсознания, но, как разумный человек, он не мог не видеть и положительных сторон американского образа жизни. После смерти Константина Устиновича Черненко генеральным секретарем был избран сравнительно молодой Михаил Горбачев, по возрасту годившийся в сыновья "старцам", прежним правителям огромной страны. Его стали чаще показывать по телевизору, американцы с изумлением обнаружили, что советские лидеры умеют не просто изображать манекенов, стоя на трибуне мавзолея, но и нормально говорить, общаться с людьми, вести беседы на улицах. Поначалу Горбачев был слишком неординарной фигурой, не вписывающейся в старый ряд прежних руководителей государства. Его появление было подготовлено самим ходом истории. И, когда он, наконец, появился, мир дрогнул. После загадочно-страшного Сталина, эмоционального Хрущева, после желчных старцев, десятилетиями поржавших мир в страхе, после маразматиков и инвалидов, вдруг впервые появился молодой, уверенный в себе, даже рассуждающий на людях, Генеральный секретарь. Мир дрогнул и началась эпоха "горбомании". В этот апрельский теплый день у Кемаля была назначена встреча с Питером Льюисом. Иногда, встречаясь с ним на приемах, он удивлялся, как умно и толково был подобран связной - неизменно доброжелательный, разговорчивый, веселый юрист Питер Льюис. Весь его облик - полноватого, несколько рыхлого господина с тройным подбородком, лучше всего свидетельствовал и о его образе жизни, и об отношении к людям. Он был немного циник, как все юристы, жуир и гурман. Это был настоящий эпикуреец в высшем смысле этого слова, наслаждавшийся жизнью и получавший от нее все удовольствия. Кемаль всегда удивлялся, как точно психотип подобранного образа его связного соответствовал внешнему облику мистера Льюиса. Обычно сам Питер никогда не звонил. Просто по факсу в офис Кемаля приходило сообщение о времени встречи. При этом факс указывал совсем другое число и другое время. Но Кемаль помнил, что от предполагаемых чисел нужно каждый раз отнимать цифру четыре. Факс приходил от какой-нибудь несуществующей фирмы, обычно из Арканзаса или Вайоминга. Место, как правило, оговаривалось особым шифром. Кемаль, зная, как важно в таких случаях выполнять все рекомендации связного, действительно приезжал через четыре дня и четыре часа повторно в те же места, встречаясь с кем-нибудь из своих партнеров. Сообщение по факсу, пришедшее в этот раз, было не совсем обычным. В нем указывалось предполагаемое место встречи - Центр мировой торговли в Даунтауне и время через пять дней. Кроме того в сообщении стояло слово "торговые сделки", что соответствовало высшей степени срочности и важности. На следующий день Кемаль поехал в Центр, пересчитав также время по заранее условленному шифру. Всю дорогу в Даунтаун он проверял, нет ли за ним наблюдения, но ничего не обнаружил. Подъехал к Центру за полчаса до назначенного времени. Строящийся более десяти лет Центр мировой торговли представлял собой два больших одинаковых стодесятиэтажных здания, соединенных между собой. В него входили здание Таможни, сорокасемиэтажная центральная башня, два здания на Плазе. Это был целый комплекс со своими службами, складскими помещениям, стоянкой на несколько тысяч автомобилей и даже зданием железнодорожного вокзала. Сама встреча с Льюисом должна была состояться в баре на сто седьмом этаже одного из зданий Центра, откуда открывалась удивительная панорама города. Кемаль оставил свой автомобиль на стоянке и вошел в здание. Проходя к многочисленным лифтам, он вспомнил, что обещал встретиться с японским бизнесменом, прилетевшим из Токио. Достав ручку, чтобы записать поручение своему секретарю, он вошел в лифт. Следом вошло еще несколько человек. Неожиданно ручка выпала у него из руки, и задетая чьей-то ногой, вылетела в вестибюль. Он шагнул поднять ее. Почти сразу кто-то выскочил из лифта и, замерев на секунду, побежал к одному из магазинов. Кемаль нахмурился: ему не понравилось подобное совпадение. Он пошел по вестибюлю. Затем оглянулся, и убедившись, что рядом никого нет, вошел в лифт совершенно один. На этот раз следом никто в лифт не вошел. Нажав кнопку, он с некоторым смутным ощущением тревоги ждал, пока, наконец, кабина закроется. Лишь когда створки лифта сомкнулись, он вздохнул более спокойно. Может, ему все это просто показалось? В этот дневной час после ленча, когда большинство американцев уже съели свой "второй завтрак" и не приступили еще к обедам, в баре находилось лишь человек двадцать. Кемаль огляделся. Он выбрал наиболее удаленный от других столик, жестом подозвал официанта. - Рюмку мартини, - попросил Кемаль, - и чашку кофе. Официант бросился выполнять заказ. Кемаль обратил внимание на парочку, появившуюся в кафе уже после него. Как и положено влюбленным, они также выбрали самый отдаленный столик, который оказался рядом с Кемалем и, принялись что-то весело обсуждать. Непонятно почему, но ему не понравилась эта парочка. Он не мог отделаться от гнетущего чувства тревоги. Снова достал ручку, положил ее на столик и спросил у подошедшего официанта: - Где у вас туалеты? - В той стороне мистер, - показал официант, - с левой стороны. Войдя в туалет, он долго смотрел на себя в зеркало. Небольшая щеточка усов, он начал носить их совсем недавно, многие, в том числе и Сандра, уверяли его, что он стал похож на молодого Омара Шарифа. Крупный нос, под глазами мешки, чисто выбритое лицо, короткая стильная прическа, очки, как всегда, от "Валентино". Почему именно сегодня он так тревожится? Или ему не понравилось сообщение Льюиса? Непонятно, что происходит. Может, он просто не выспался? Он наклонился и, разбрызгивая воду, стал умываться. Открылась дверь и в туалете оказался тот самый парень, пришедший в кафе со своей возлюбленной. Или они только делали вид, что любят друг друга? Парень встал спиной к нему, но Кемаль, глядя на его спину, чувствовал как напряженно стоит молодой человек. Он покачал головой и, вытерев руки, вышел из туалета. Льюиса он ждал целый час. Пока, наконец, понял, что тот не придет. Кемаль рассчитался с официантом, дав щедро на чай и вышел к лифту. Рядом с ним стояло человек пять. Уже не обращая ни на кого внимания, он шагнул в лифт и встал боком к людям, вошедшим после него. "Кажется, всему приходит конец", - почему-то подумал он. Спустившись вниз и пройдя коридорами в вестибюль, он вышел к автостоянке. Все было спокойно. Или у него действительно пошаливают нервы? Он открыл ключом свой автомобиль и уже садился в машину, когда увидел записку, лежавшую на полу. Незаметно подняв бумажку, не разворачивая, положил ее на соседнее сиденье. Вполне возможно, что за ним наблюдают с использованием специальной техники. Нельзя показывать, что он читает записку. Когда его машина выехала со стоянки, он развернул листок. В нем было всего несколько слов. "На месте первого свидания, телефон-автомат напротив, слева". Едва скользнув глазами, он понял смысл написанного. Льюис имел в виду небольшой итальянский ресторанчик на Милбери-стрит. Пальцами правой руки он стал рвать ее на мелкие части и, за неимением ничего лучшего, просто отправлял в рот эти частички бумаги, пытаясь сжевать их. Непонятно, подумал Кемаль. Если за ним следят, то почему не берут. Ведь они все равно его не отпустят. А если не следят, тогда почему Льюис выбрал такой необычный способ оповестить его? Все-таки, видимо, следят. Льюис правильно все рассчитал. Следят именно за Кемалем, а не за его автомобилем. Поэтому, пока Кемаль ждал его наверху на сто седьмом этаже, в кафе, Льюис или кто-то из его людей, сумели беспрепятственно подложить эту записку в его автомобиль. Он выехал на Барклай-стрит и направился в сторону Литтл Италии - "Маленькой Италии". Никакого "хвоста" за собой он не заметил. И все же теперь он уже не сомневался, что наблюдение ведется, и наблюдение весьма умелое и квалифицированное. Подъехав к ресторану, он действительно увидел телефон-автомат, и, кажется, не сломанный. Несколько в стороне еще два автомата. Какой же тогда из них? Он вышел из автомобиля и неспешно прошел к телефонам. Кажется, в записке было написано "слева". Интересно слева от чего, от ресторана или если смотреть с другой стороны улицы. Наверное, все-таки, от ресторана. Он вздохнул и подошел к левому телефону. И в этот момент телефон зазвонил. Он поднял трубку. - Кемаль, это я, - услышал он быстрый голос Льюиса. - У нас очень мало времени. Запоминай, что я тебе скажу. Несколько месяцем мы не будем встречаться. Ты ничего не знаешь. Оборви все связи. - Может, мне нужно уходить? - спросил Кемаль. - Нет. У них нет ничего, кроме того случая в Балтиморе. Принято решение о твоей консервации. Пока не ясно, на какой срок. Но будь готов ко всему. Каждого первого и пятнадцатого жди нашего сигнала, в семь вечера в твоем офисе. Насчет времени ты помнишь. О встрече мы тебе сообщим. До свидания. Кемаль повесил трубку. Огляделся. Улица была пуста. Он пожал плечами и пошел к своему автомобилю. Сидевшие в конце улицы в автомобиле сотрудники ЦРУ переглянулись. Со стороны казалось, что Кемаль просто куда-то позвонил. Жаль конечно, что им не удалось узнать, куда именно. Но их ведь предупреждали: максимальная осторожность во время наблюдения за агентом. 30 Получив сообщение из Нью-Йорка, Дроздов просто не поверил. Он снова и снова вчитывался в текст, пытаясь осмыслить его. И только когда он, наконец, дошел до его сознания, он нажал кнопку вызова селекторной связи: - Полковника Трапакова ко мне. Срочно. Сотрудник его управления Трапаков был одним из тех, кто одиннадцать лет назад готовил операцию по переброске Кемаля на Запад. За прошедшие годы он стал полковником и одним из руководителей управления "С", перейдя сюда из восьмого отдела, где раньше работал. Трапаков вошел в кабинет Дроздова, чуть прихрамывая. Генерал удивленно посмотрел на него. - В чем дело? Что с вашей ногой? - По-моему, просто растянул мышцу, - ответил Трапаков. Ему шел сорок четвертый год, он выглядел достаточно молодо для своих лет, по-прежнему проводя довольно много времени на разного рода тренажерах, словно бравируя своей хорошей формой. Многим старшим офицерам в КГБ, давно отпустившим животы и потерявшим былую форму, это не очень нравилось. - Читали сообщение насчет "Юджина"? - спросил Дроздов. - Американцы на него вышли, - мрачно подтвердил Трапаков, - мы слишком активно использовали его в последнее время. Правда, наши аналитики разработали ему легенду на случай дальнейшего ухудшения ситуации, но это очень опасно. Американцы могут проверить всю его жизнь, начнут копаться в его биографии и тогда наша легенда начнет давать трещины. Правда, мы предупредили наших болгарских коллег, но все может произойти. - Нужно послать кого-нибудь из наших сотрудников в Болгарию для координации совместных действий, - предложил Дроздов, - нам придется держать под контролем все узловые моменты легенды "Юджина". - Конечно, - согласился Трапаков, - но "Юджину" будет очень тяжело. Связному удалось передать ему наши предложения по дальнейшему поведению. Но все это достаточно проблематично. А отозвать его мы не могли: иначе провалили бы всю игру в Англии. - Да, - недовольным голосом произнес Дроздов и не было понятно, то ли это согласие, то ли это просто констатация факта. Генерал помнил, как настаивал Крючков подключить к этому делу "Юджина" и не хотел рассказывать об этом Трапакову. - Может, нам все-таки отозвать "Юджина"? - тихо предложил Трапаков. - Нельзя, - жестко ответил Дроздов, - не имеем права. Мы передали его сообщение в Англию о проверке всех кабельных линий, в том числе и в Северном море. В Охотском море американцам удалось подключиться к нашему кабелю благодаря "Юджину", мы об этом теперь знаем. После нашего сообщения в Англию началась проверка всех подводных кабелей в Канаде, США и Англии. Так сообщили наши источники. А значит, информатор англичан сидит среди наших офицеров в Лондоне. - Кто-нибудь знает, что это блеф и мы уже давно дурачим американцев? - уточнил Трапаков. - Только наш резидент в Лондоне. - Значит, "Юджин" должен сидеть в Америке, находясь под наблюдением ЦРУ и ФБР до тех пор, пока мы не найдем "крота" в нашей английской резидентуре, - подвел итог Трапаков. - А если мы его никогда не найдем? - Задача "Юджина" - максимально продержаться, - недовольным голосом ответил Дроздов, - он как бы вызвал огонь на себя. И теперь вынужден сносить последствия своей хорошей работы. - Вот именно, хорошей, - пробормотал Трапаков. Зазвонил прямой телефон начальника ПГУ КГБ. Дроздов быстро снял трубку. - Слушаю вас, Владимир Александрович. Хорошо, сейчас зайду. - Он меня зовет, - поднялся генерал, - зайдете ко мне позже. Мы должны продумать варианты по облегчению участи "Юджина". Но в любом случае он должен сидеть там, в Америке. Трапаков больше не посмел возражать. Дроздов, пропустив его вперед, вышел следом, спеша в кабинет начальника советской разведки. В кабинете Крючкова находились Грушко, Голубев и Грибин. По их застывшим лицам Дроздов понял, что произошло нечто неприятное, возможно даже провал одного из его агентов. Успокаивало правда то, что в кабинет не были вызваны другие заместители Крючкова, в том числе курировавшие американское направление. Грушко курировал Европу, Голубев был из внутренней контрразведки, Грибин возглавлял третий отдел. Все-таки, опять из-за нашей английской резидентуры, с облегчением подумал Дроздов. Но уже первый жест Крючкова ему не понравился. - Садитесь быстрее, - как-то нервно сказал Крючков, - мы все вас ждем. Дроздов послушно опустился на стул рядом с Грибиным. - Начинайте ваш доклад, - разрешил Голубеву Крючков. - Смысл разработанной нами операции, - начал говорить Голубев - был выход на агента английской разведки, сумевшего внедриться в наши ряды. Анализ провалов последних лет, особенно эпизод с подводными лодками НАТО доказывал, что мы имеем дело с агентом, глубоко внедренным в наши ряды. Это было сообщение "Юджина". И когда мы узнали об этом, вернее узнали об этом наши люди в Англии, обе лодки повернулись назад, в Америку, что исключало возможность совпадения. Тогда было решено вновь задействовать "Юджина" для проверки всей агентуры в Англии. Точнее, эту игру начал сам "Юджин", решивший проверить свою линию связи в Америке и убедившийся, что она функционирует исправно. Крючков поморщился, он не любил многословия, тем более своих подчиненных. Но ничего не сказал, продолжая слушать генерала. - Полгода назад "Юджин" сообщил нам о продаже специфического оборудования компании "Дженерал электрик". Поставщиками значились АНБ и ЦРУ. Тогда нам удалось выяснить, что они подключились к нашему кабелю и прослушивают разговоры. В результате мы целых шесть месяцев вели широкомасштабную дезинформацию через этот кабель. Месяц назад было принято решение использовать эту информацию для проверки нашей резидентуры в Англии. Мы передали сообщение "Юджина" в Англию о том, что в Канаде, США и Англии необходимо проверить все линии кабельной связи, так как и мы подключаемся к их линиям. И наши агенты подтвердили - началась проверка всех линий, в том числе и в Охотском море. Проверяют они и свои "подключенные" кабели. "Это мы все знали и без его доклада, подумал генерал Дроздов, - зачем они меня позвали?" И вдруг Голубев произнес нечто такое, чего он никак не ожидал услышать. - Вчера американцы и англичане полностью прекратили проверку всех линий. Из этого мы делаем два вывода. Во-первых, они все-таки узнали об этом. Во-вторых, их предупредили, что это блеф. В самой Англии об этом знал только наш резидент. Утечка исключена. А кто, кроме "Юджина" мог предупредить американцев и англичан? Все посмотрели на Дроздова. Тот в свою очередь встал. - Простите, Владимир Александрович, - твердо заявил он, - но это просто невозможно. "Юджин" не знал, как именно мы используем его сообщение. Сейчас он вообще в очень сложном положении, почти на правах арестанта. Правда, у американцев против него ничего нет и мы рекомендовали ему оставаться в Америке, опасаясь, что в случае его бегства американцы или англичане сумеют просчитать нашу игру. - Они и так все выяснили, - неприязненно сказал Грушко. Если утечка шла через управление "С", то это не имело никакого отношения к его отделам и сотрудникам. И в корне меняло дело. Но упрямый Дроздов не сдавался. - Я прошу вас снова все проверить как можно более тщательно, - настойчиво сказал он. - Наш нелегал не знал об этой операции, он не имел к ней никакого отношения. Просто мы использовали его сообщения для игры с англичанами и американцами, для выяснения почему именно идет утечка информации из Лондона. И наш "Юджин" не имеет к прекращению проверок никакого отношения. Кто-то просто сообщил им о том, что мы начали игру. Крючков задумчиво смотрел на обоих генералов, стоявших друг против друга. - Садитесь, - разрешил он и, обращаясь к Грибину, спросил: - Кто знал о том, что мы проводим такую проверку? - В Лондоне никто, - твердо сказал, сразу вставая со своего места, Грибин, - только резидент. Потом открыл лежавшую перед ним папку и растерянно посмотрев по сторонам, поправился: - Два резидента, Владимир Александрович. - Что значит, два резидента? - сурово спросил Крючков. - Что у вас там за разгильдяйство? Как это - два? - Никитенко пока исполняет обязанности, а назначение Гордиевского уже согласовано. Мы решили сообщить обоим, - напряженным голосом ответил Грибин, - но больше никто. - Никитенко и Гордиевский, - повторил фамилии Крючков. Потом, посмотрев на Голубева и Грушко, очень тихо сказал: - По-моему, вы имеете теперь конкретные фамилии. - Мы все проверим, - заверил его Голубев. - Все свободны, - разрешил Крючков. Дроздов вернулся в свой в кабинет в плохом настроении. Снова позвонил Трапакову: - Михаил Матвеевич, зайдите ко мне. Когда Трапаков, вошел он мрачно сообщил: - Американцы уже поняли, что мы их дурачим. Они прекратили проверку всех кабелей и, видимо, больше не будут доверять нашей дезинформации. Они уже знают о нашей информации об операции "Айви Беллз". - Я знаю, что ты знаешь, что и знаю, - усмехнулся Трапаков, - типичная ситуация, - все-таки "крот" сидит в нашей резидентуре в Лондоне. При существующих тесных связях английской и американской разведок это неудивительно. - Кроме наших резидентов в Лондоне никто не знал, что мы блефуем. И об операции "Айви Белла" никто не знал. Но они прекратили проверку повсеместно. - Почему резидентов? - не понял Трапаков, - их разве несколько? - Один исполняющий обязанности, а другой уже назначенный, - пояснил Дроздов, - пусть это волнует контрразведку. Нас должна беспокоить судьба "Юджина". - Если бы удалось выйти на этого "крота", - сказал Трапаков, - если мы его вычислим, трогать его не надо. - Это ты расскажешь контрразведчикам, - махнул рукой Дроздов. - Нас в любом случае слушать не будут. - Будут, - убежденно сказал Трапаков, - теперь судьба "Юджина" зависит от судьбы этого "крота". Как только мы арестуем "крота", они сразу арестуют "Юджина". Игра будет окончена. - Но "крот" работает на англичан. А "Юджина" будут брать американцы. - Товарищ генерал, - развел руками Трапаков, - вы ведь знаете, как они связаны. Арест "Юджина" будет означать немедленный провал "крота". Это в ЦРУ должны понять. От этого "крота" пользу получали не только англичане, но и американцы. - Я попробую поговорить с Владимиром Александровичем, - осознал наконец, волнение своего сотрудника Дроздов. - Но заранее предупреждаю, что ничего не смогу обещать. Ровно через три дня на стол Крючкову положили досье одного из сотрудников. - Кто? - не открывая досье, спросил руководитель советской разведки. Одна мысль, что это был его офицер, приводила Крючкова в дикую ярость. - Мы все проверили, - доложил генерал Грушко. - Никитенко ничего не знал о подводных лодках, о наличии базы НАТО полгода назад. Никитенко не знал о подводных кабелях и о наших играх. Это было известно только одному человеку - нашему новому резиденту в Лондоне полковнику Олегу Гордиевскому. Крючков открыл досье. И первый раз в жизни, не сдержавшись, произнес какое-то ругательство. 31 Советский посол в Лондоне держал в руках телеграмму. Только недавно состоялся апрельский Пленум ЦК КПСС, на котором Председатель КГБ СССР Виктор Михайлович Чебриков был единогласно избран членом Политбюро. И вот теперь в Лондон пришла телеграмма в которой указывалось, что один из сотрудников посольства должен вылететь в Москву для встречи с самим Виктором Михайловичем. Советский посол хмуро почесал затылок. Он уже знал, что этот новый сотрудник должен быть назначен новым резидентом советской разведки в Лондоне. Советский посол Виктор Иванович Попов был последним послом в Лондоне, представляющим еще ту, доперестроечную страну. После него в туманном Альбионе появляются не просто послы, а политики со сложившимися именами - Замятин, Панкин, Адамишин. Но Попов - упрямый, своевольный, с четкими представлениями о двухполярном мире, не любил явного выскочку, "интеллектуала" Гордиевского, который в свою очередь точно так же относился к послу. Сейчас, читая телеграмму, Попов подумал, что впервые встречает ситуацию, когда будущий резидент должен встретиться с самим Председателем КГБ. Раньше достаточно было встречи с руководителем советской разведки. Попов позвонил своему секретарю: - Найдите мне Гордиевского. - Хорошо, Виктор Иванович. Через минуту раздался звонок: - Его нигде нет. - Найдите, - жестко велел посол, - свяжитесь с его домом, если нужно. Сегодня пятница и мне нужно с ним встретиться. Закажите для него билет на воскресенье на девятнадцатое мая. Он должен лететь в Москву. Кстати, где он живет? - На Кенсингтон Хай Стрит. - Потом положите мне на стол его адрес и телефон. Через полчаса Гордиевского нашли, наконец, и Попов, вынужденный ему улыбаться, долго рассказывал о своей молодости и о той большой перспективе которая открывается перед новым Резидентом. Гордиевский слушал молча. В отличии от Попова, ему - профессиональному разведчику, уже столько лет работавшему в разведке, не понравилась эта телеграмма. Слишком все было расписано. И зачем нужно было упоминать фамилию Чебрикова? Достаточно было просто прислать приказ - вернуться в Москву. Но послу он своих опасений не высказывал, и, спокойно слушая, даже соглашался со своим собеседником о своих перспективах. Полковник Олег Антонович Гордиевский был кадровым офицером советской разведки. Более того, он всегда работал на самых элитарных направлениях ПГУ. Окончив в 1962 году Московский институт Международных Отношений, он через некоторое время попал на работу в ПГУ КГБ, где сумел пробиться в Управление "С", занимавшееся разработкой нелегалов. Затем был послан в Данию по линии политической разведки, работал в третьем отделе ПГУ и, наконец, стал заместителем резидента в Лондоне, где и провел последние три года с 1982 по 1985. Он был прекрасный аналитик, отличался большим кругозором, начитанностью. Довольно быстро делал карьеру и никто не подозревал, что последние одиннадцать лет он одновременно работал и на английскую разведку. Это была своеобразная месть англичан за Кима Филби и Гордона Лонсдейла, известного как Конан Молодый. Англичанам удалось сделать почти невозможное. В результате точно продуманной игры, которую вела английская разведка на протяжении более десяти лет, они не только оберегали своего очень перспективного агента, но и фактически расчищали ему путь, поочередно высылая из страны всех известных разведчиков, пытавшихся закрепиться в Лондоне. Нужно отдать должное руководству английской разведки - оно заботились о репутации своего агента не только в Лондоне. В Вашингтоне и Москве, Стокгольме и Копенгагене, все представители английской разведки в той или иной мере подыгрывали Гордиевскому, даже не подозревая о его существовании. Игра стоило того. К началу восемьдесят пятого стало ясно, что новым резидентом советской разведки в Лондоне станет Олег Гордиевский. Это был триумф МИ-6 и личный триумф предателя. По сей день не прекращаются споры - правомерно ли разделение мира на черные и белые тона, на "наших" и "не наших". Правомерно ли деление мира на наших разведчиков и чужих шпионов. Однозначно можно отметить лишь, что любой нелегал - это выдающееся достижение и подвиг того человека, который идет на дело. Рихард Зорге, Рудольф Абель, Конан Молодый - примеры героического самопожертвования и потрясающего мастерства. Но как назвать людей, изменяющих своей стране, переходящих на сторону врага, работающих него? Кто они - герои или предатели? Речь не идет об идеологических мотивах, ради которых работали Ким Филби, Гай Берджесс и их товарищи, искренне поверившие в возможность построения справедливого общества и готовые идти до конца во имя торжества своих принципов. Но речь идет о крупных офицерах разведки, вставших на путь предательства ради корыстных целей, продающих по существу секреты своей родины. И, независимо от того, на кого они работали, будь это американцы Джонни Уокер или Олдридж Эймс или русские Олег Гордиевский и Олег Пеньковский - они самые настоящие предатели. Никакие высокие мотивы не могут оправдать предательство своей страны. В истории шпионажа даже самые громкие имена будут именами предателей, перебежчиков, изменивших родине. Подобное не прощается ни в одной стране и ни при каком режиме. Мерзкая сущность предателя, даже оказавшего неоценимую услугу другой стороне, от этого не становится менее мерзкой. Они все равно отвратительны и жалки в своем падении. В этот день Гордиевский ушел как обычно. Посол не знал, что новый резидент должен был передать пять тысяч фунтов стерлингов одному из нелегалов, работавших на советскую разведку. Деньги были вставлены в полый кирпич, который Гордиевскому следовало уронить у определенного места на Грейт Ормонд Стрит. Для конспирации рядом с местом встречи находилась детская больница, куда Гордиевский планировал отправиться вместе со своими девочками. Новый резидент КГБ действительно уронил кирпич, передавая деньги нелегалу, давно находившемуся под контролем английской разведки. Но советский посол не мог увидеть даже в страшном сне, что отправив семью домой, полковник советской разведки, будущий новый резидент КГБ отправится на свидание с представителем английской разведки. Правда, и Гордиевский не подозревал, что каждый его шаг с этого момента будет находиться под контролем специально прибывшей в Лондон особой группы. Гордиевский встретился с англичанином в небольшом пабе, пивном баре, где они встречались и раньше друг с другом. На свидание приехал сам Холдер, известный Гордиевскому под другим именем. - Вы просили о срочной встрече? - спросил Холдер. - Меня вызывают в Москву. Вчера я встречался с послом. Ему пришла телеграмма. Вечером пришла еще одна с подтверждением вызова. - Мотивы указаны? - нахмурился англичанин. - Да. Меня хотят назначить новым резидентом в Лондоне. Они вызывают меня для встречи с Чебриковым и Крючковым. - Очень хорошо, - ответил Холдер, - я только не понимаю, что именно вас беспокоит? - Сам тон телеграммы. Он какой-то слишком праздничный. Никогда раньше таких телеграмм не приходило. - Это ничего не значит, - немного подумав сказал Холдер, - новый лидер Советского Союза говорил на апрельском Пленуме о большей гласности. Новью времена - новые нравы. - Но люди старые, - возразил Гордиевский, - нет, мне решительно не нравится эта телеграмма. - Мы проверяли и по своим каналам. И просили американцев. В Москве все чисто, - успокоил его Холдер, - иначе мы бы знали. Может, ваше столь быстрое назначение зависит и от самого Горбачева. Гордиевский понимал, что имеет в виду Холдер. В конце прошлого года, еще не будучи Генеральным секретарем ЦК КПСС, Михаил Сергеевич Горбачев посетил Великобританию, где впервые встречался с Маргарет Тэтчер. Встреча, как известно, получилась историческая, и Тэтчер поверила в молодого, перспективного, трезво мыслящего Михаила Горбачева, отныне оказывая ему поддержку на всех этапах его руководства. Об этой встрече позднее будут написаны сотни книг, сняты кинофильмы, о ней будут рассказывать оба участника переговоров - Маргарет Тэтчер и Михаил Горбачев. Но ни советский лидер, ни премьер Великобритании, так никогда и не узнают, что документы для встречи Горбачева с Тэтчер готовил... Олег Гордиевский, заместитель резидента ПГУ КГБ по политической разведке в Лондоне. То есть, готовил даже не он, а английская секретная служба. Горбачев на переговорах с Тэтчер получил "шпаргалку" от разведки англичан и именно поэтому произвел на проницательную "железную леди" такое большое впечатление [учитывая, что оба участника переговоров в Лондоне находятся в полном здравии, автор несет полную ответственность за сказанное (прим.авт.)]. - Я не думаю, что такая телеграмма послана под диктовку самого Горбачева, - ответил Гирдиевский. - Вы не хотите лететь в Москву? - понял Холдер. - Я считаю, что мне пора переходить к вам вполне легально. И забрать свою семью. Если мы вернемся в Москву, их уже не выпустят. Холдер задумался. Потом поинтересовался. - Вы летите один или вместе с семьей? - Пока один. Ведь это срочный вызов. - Они бы вызвали вас вместе с семьей, если бы в чем-то подозревали, - предположил Холдер. - Там сидят не дураки, - впервые за время разговора улыбнулся Гордиевский, - они бы такого никогда не сделали. - Вы хотите остаться? - переспросил Холдер. - Я не совсем уверен, - признался Гордиевский, - меня могут арестовать сразу, как только я сойду с самолета. - Тогда оставайтесь, - решился Холдер, - вы можете уйти прямо сейчас? - Это не выход, - Гордиевский был достаточно опытным разведчиком, - так нельзя поступать. А если это всего лишь мои собственные страхи? Что тогда? - Я вас не понимаю, мистер Гордиевский, - вконец запутался Холдер, - вы все-таки хотите лететь? - У меня нет другого выхода, - вздохнул Гордиевский, - пока кроме этой телеграммы нет ничего, что говорило бы об обратном. Я должен лететь. - В таком случае, мы свяжемся с вами в Москве по обычному каналу, - успокоился Холдер, - если произойдет нечто неординарное, вы всегда сможете связаться с нашим представителем. Вы его знаете. Он будет ждать вашего звонка. - Да, конечно, - хмуро ответил Гордиевский, - я вылетаю завтра. Ни он, ни мистер Холдер даже не подозревали, что за их встречей внимательно следят сотрудники советской разведки. Они не могли слышать, о чем именно говорят эти двое, но фотографии мистера Холдера в разных ракурсах они сделали. На следующий день утром, в воскресенье, 19 мая 1985 года по личному указанию Попова посольский "форд" "Гранада" отвез полковника в аэропорт. Вскоре самолет, в котором сидел Гордиевский, приземлился в Москве. И, пока еще не утвержденный, новый резидент Олег Гордиевский ехал к себе домой, сам Крючков получил известие о его прибытии в Москву. На столе у него уже лежали фотографии Холдера. Он несколько минут рассматривал документы, внимательно читал донесение особой группы из Лондона. Закончив читать, все аккуратно сложил в одну папку, немного подумал, постучав пальцами по столу, поднял трубку прямого телефона самого Председателя КГБ СССР. - Виктор Михайлович, - разрешите к вам зайти. Получив разрешение, он положил трубку на рычаг телефона и, тяжело вздохнув, с ненавистью посмотрел на лежавшую перед ним папку. - Сукин сын, - громко сказал он. 32 Наблюдения он почти не чувствовал. Даже удивлялся, неужели его связной ошибся и в Центре просто решили перестраховаться? Или его "консервация" имела еще какое-то непонятное ему предназначение? Но иногда ему казалось, что он все-таки замечает повышенный интерес к своей персоне со стороны посторонних людей, и каждый раз это вызывало у него внутренний протест, словно на подсознательном уровне атрофирующееся чувство страха перерождалось в чувство сомнения и бессилия перед надвигающейся катастрофой. Он пытался анализировать свои прошлогодние действия, стараясь осознать и найти ту единственную ошибку, в результате которой теперь он стал бояться собственной тени и фактически оказался отстраненным от работы. Тщательный анализ своих ошибок вкупе с гибелью Тома наводил на неутешительный вывод, что в Балтиморе им все-таки не удалось полностью переиграть ФБР и ЦРУ, неведомым образом американцы все-таки поочередно вышли и на Тома, и на него. Значит, их расчеты в Балтиморе и последующее отправление донесения через Сюндома были той роковой ошибкой, из-за которой погиб Том. Он понимал, что "консервация" и состояние неопределенности не могут продолжаться слишком долго. Либо американцам это надоест и его арестуют, либо - второй вариант был менее вероятен - они поймут, что он не представляет для них должного интереса и тогда наблюдение будет снято. В этот вариант верилось с трудом еще и потому, что наблюдение за самим Кемалем, очевидно, основывалось на каких-то первичных данных. Его связи с Питером Льюисом проследить не смогли, это стало ясно уже через неделю, когда они церемонно раскланялись с Питером на одном из приемов. Какими именно данными они располагали, для Кемаля оставалось загадкой. Но проводить свой рабочий день в постоянном ожидании ареста было невыносимо. От этого можно было сойти с ума. И тогда он принял решение. Но сначала нужно было решить вопрос с Сандрой. Она и так была обижена на него за отмену последней встречи. Кемаль, зная, что все разговоры прослушиваются, позвонил ей в офис. - Мадам Лурье. Скажите, что звонят из Нью-Йорка. - Кто звонит? - спросила секретарь. - Скажите, Кемаль Аслан. - Как вы сказали? - удивилась девушка, - он никогда не назывался этим именем. Через несколько секунд трубку взяла Сандра. Голос у нее был встревоженный. - Кемаль, здравствуй. Что произошло? - Здравствуй, Сандра. Ничего. Просто позвонил сказать тебе, что я развелся со своей женой. Долгое молчание, затем, наконец, Сандра выдавила: - Поздравляю. Ты позвонил только из-за этого? И решил, что теперь можешь называться своим именем? - Нет, я позвонил попрощаться. - Попрощаться? - в ее голосе прозвучало удивление, смешанное с обидой. - Я улетаю в Европу, - коротко сказал он, проклятые слухачи и так фиксируют весь разговор. - Что-нибудь случилось? - У меня важные дела, - уклонился он от ответа. - Ты летишь надолго? - Пока не знаю. - Куда именно? - Наверное, сначала в Турцию, я давно там не был. - Надеюсь, ты будешь звонить? - Обязательно. Ей очень не нравился его тон. И его односложные ответы. Но она была гордой женщиной. И поэтому больше ничего не спросила. - Удачи тебе, - сухо сказала она на прощание. Она была права, подобную вещь он мог бы сказать и при личной встрече. Но при одной мысли, что эта встреча будет под контролем наблюдателей, его передергивало. Они запишут все - каждый их вздох, каждый поцелуй, каждую фразу. Наверняка установят микрофоны даже под кроватью, или, еще хуже, поставят скрытые камеры и запишут всю встречу на пленку, чтобы потом обсуждать, смакуя подробности. Он не хотел и не мог этого допустить. - До свидания, - сказал он и заставил себя положить трубку. Трижды в этот день он направлялся к телефону, чтобы позвонить ей и трижды заставлял не делать этого. А она, обиженная и оскорбленная его поведением, уехала в этот день с работы раньше обычного и весь вечер просидела одна. Нет, она не плакала. Просто сидела и смотрела телевизор. И, кажется, ощутимо старела, просто стремительно старела, как стареют одинокие брошенные женщины. У разведчиков не должно быть непродуманных решений. Они, как высококлассные шахматисты, должны видеть не на один ход вперед, а по крайней мере, на десять, предугадывая при этом реакцию и противной стороны. И видеть развитие всей партии, зависящее порой от самой ничтожной фигуры, какой может быть пешка. Принятое Кемалем решение было не только невероятно дерзким и опасным, но и настоящим вызовом американским спецслужбам. Это была дуэль, в которой он получил право выбора оружия, но первый выстрел при этом оставался за другой стороной. И, понимая, что обратного пути уже не будет, он постарался завершить основную часть своих дел за неделю. Затем объявил опешившим сотрудникам, что уходит в отпуск, оставляя вместо себя Тадао Имацу, в компетентности и здравомыслии которого он был уверен. Понимая, что в случае его ареста акции компании неизбежно пойдут вниз, Кемаль постарался сделать все, чтобы смягчить столь жесткий удар по предприятиям. Имацу получил все полномочия для почти диктаторских действий. Только убедившись, что его компания будет находиться в надежных руках, Кемаль наконец, заказал билет на авиалайнер в Хьюстон. Он даже не подозревал, что его "вели" одновременно сотрудники сразу обоих ведомств ФБР и ЦРУ. И Томас Кэвеноу, и Александр Эшби получали ежедневный доклад о каждом его продвижении, о маршрутах его поездок, обо всех его встречах и знакомствах. Уже сознавая, что за ним следят, он испытывал почти садистское удовольствие, встречаясь ежедневно с массой людей и понимая, какие колоссальные средства и силы тратят спецслужбы на проверку личности каждого общающегося с ним человека. Прилетев в Хьюстон, он сразу отправился в дом семьи Саймингтон. Несмотря на развод с его дочерью, сам мистер Саймингтон по-прежнему сохранял уважительное отношение к отцу своего внука и даже не разорвал деловые контракты с компаниями своего зятя. Бизнес есть бизнес, любил говорить мистер Саймингтон, к нему не должны примешиваться личные чувства и политика. Два дня Кемаль провел с сыном и два дня следившие за ним офицеры следовали за ним по пятам, ожидая от него то ли похищения собственного сына, то ли иного непонятного эксцесса. Но все прошло нормально. Однажды даже состоялся семейный обед, - если можно таковой назвать "семейным", когда разведенные супруги и их сын находились в ресторане под пристальным наблюдением по крайней мере пяти посторонних наблюдателей. И, наконец, на третий день Кемаль сделал то, ради чего он, собственно, и приехал в Хьюстон. На своем автомобиле он отправился в Бейтаун. Это было невероятно, невозможно. Такого не могло быть. Ни один, даже очень плохо подготовленный агент, а тем более многолетний агент-нелегал никогда, ни при каких обстоятельствах не мог, не должен был приезжать на могилу другого агента, застрелившегося в результате своего провала. Такое посещение кладбища было не только важнейшим свидетельством против другого агента, но и должно было вызвать повышенный интерес любой спецслужбы мира. Не понимать подобного мог только абсолютно далекий от разведки человек. Но Кемаль ехал в Бейтаун. Когда Кэвеноу доложили, что агент "Вакх" едет в Бейтаун, он не поверил. Он просто не имел права верить в такую глупость профессионального разведчика. Когда об этом доложили Александру Эшби, он прикусил губу, подумав, что они имеют дело либо с гением, либо с дилетантом. Но когда через час Кемаль Аслан, раздобыв букетик цветов, отправился на скромную могилу Тома Лоренсберга, Эшби было уже не до определений качеств агента. Он позвонил Кэвеноу. - Вы знаете, что происходит в Бейтауне? - Знаю, - мрачно ответил Кэвеноу, - он поехал на могилу своего связного, возложить цветы. Я всегда был против того, чтобы советского агента хоронили бы на обычным городском кладбище. Вот видите, что из этого вышло? - Но почему он туда поехал? - изумился Эшби, - Он ведь должен понимать, что мы обязательно возьмем под контроль место захоронения Лоренсберга. - Может, он решил, что прошло слишком много времени, - нерешительно предположил Кэвеноу. - Вы сами в это верите? - Вообще-то нет. - Он придумал какую-то новую игру. Мы должны понять, что это за игра. Ни один разведчик никогда бы так не поступил. Это такое явное доказательство своей причастности к делам Лоренсберга, что после этого нам остается только арестовать мистера Кемаля Аслана. - Очень хорошо, - сразу отозвался Кэвеноу, - мы давно хотели его брать, но вы каждый раз придумывали тысячу причин. Теперь мы его возьмем. - Черт возьми, - закричал Эшби, - вы ничего не хотите понимать, Кэвеноу. А если он сделал это специально, чтобы мы его арестовали. - Это меня уже не касается, - разозлился Кэвеноу, - он сам приехал в Бейтаун. Сам пошел на могилу своего связного. Если мы его не арестуем и после этого, значит, мы самые настоящие идиоты. Слышите, Эшби, я не разрешу ему вернуться в Хьюстон. Мои люди получат приказ на задержание. В конце концов, нельзя позволить этому типу все время смеяться над нами. Эшби раздраженно отключился. Может, он прав, подумал с Эшби. Если они сейчас его не арестуют, это будет означать только одно - они начали игру против русских и им выгодно держать на свободе мистера "Вакха". Но почему этот тип сам полез в петлю? Почему? Эшби чувствовал, как нарастает в нем раздражение от сознания собственного бессилия. Кемаль, довольно быстро найдя могилу Тома, положил цветы и минут сорок стоял молча, словно отдавая дань уважения своему многолетнему другу и напарнику. В этот момент он меньше всего думал о той игре, которую начал по собственной инициативе и которая могла завершиться для него весьма плачевно. Он вспоминал годы, проведенные вместе с Томом в Америке, вспоминал его мужество и находчивость, его самоотверженность и терпение, пунктуальность и исполнительность. Только сейчас он мог признаться себе, что его единственным другом все это время был Том. С его гибелью словно что-то оборвалось в душе самого Кемаля, как будто порвалась ниточка, связывающая его с прежней жизнью, с ее радостным детством, с его матерью, со школьными друзьями, со всем, что было дорого и памятно. И только когда начался дождь, он, словно опомнившись, последний раз поклонился могиле товарища, подлинного имени которого так и не узнал, и вернулся к своей машине. С кладбища он сразу поехал к Патриции, бывшему секретарю Кемаля и целых два часа сидел у девушки, выслушивая ее горестный рассказ о последних минутах жизни ее бывшего шефа. Глубоко в душе она была убеждена, что Том покончил с собой из-за неразделенной любви именно к ней, ведь его последнее "прости" было особенно трогательным и волнующим. Для себя она уже сделала выбор, решив никогда не выходить замуж, оставаться верной памяти так нелепо погибшего Тома Лоренсберга. Правда, при этом она как-то упускала из виду то обстоятельство, что желающих взять в жены эту великовозрастную девицу в Бейтауне вообще не находилось. Легко сохранить девственность, когда на нее никто не покушается. Легко быть высокоморальным человеком, будучи импотентом или кастратом. В этих случаях для сохранения своего целомудрия не приходится прикладывать те титанические силы, которые почти всегда оказываются безрезультатными. И старая дева Патриция могла легко давать обеты безбрачия и примерного поведения, не искушаемая никем в радиусе двадцати пяти миль. Кемаль пил хороший кофе и слушал Патрицию. Он сознавал, что в это время уже решается вопрос о его задержании и терпеливо выжидал, надеясь, что их решение будет верным. Он, собственно, на это и рассчитывал. Кэвеноу в этот момент разговаривал с Биллом Хьюбертом, находившимся в самом Бейтауне. Даже после разговора с Эшби, он все еще сомневался, все еще пытался убедить себя в правильности подобного решения. Хьюберт держал в руках телефонный аппарат и ждал приказа. Кэвеноу по-прежнему колебался. Именно в этот момент к снова позвонил Эшби. - Мы проанализировали ситуацию, - коротко сказал он, - его нужно брать. - Вы тоже? - опешил Кэвеноу. - Он решил идти в открытую. Наверное у него есть какой-то план, не понятный нам всем. Нам всегда трудно бывает понять этих русских шпионов. - Он турок, - напомнил Кэвеноу. - Может, быть. Тогда скорее, болгарский турок, если, конечно, его легенда соответствует действительности. В любом случае, его нужно будет вести сюда в Вашингтон. - Спасибо. Я думал, вы захотите забрать его к себе в Лэнгли. - Во-первых, к нам нельзя, иначе его руководство поймет, что к этому делу подключены и мы. А во-вторых, он американский гражданин и довольно известный. У него обязательно будут адвокаты и боюсь, что не один. А мне не хотелось бы с самого начала подставляться. Ребятам в Бейтаун передайте, чтобы действовали очень аккуратно, без лишних осложнений. И сразу сообщите его адвокатам, если он захочет. В-третьих, не забывайте, он все-таки зять самого Саймингтона. - Бывший зять, - уточнил Кэвеноу. - Не обольщайтесь. Мистер Саймингтон вступит в борьбу, как разъяренный лев. Его прямой наследник - Марк Саймингтон, сын Кемаля Аслана. Вы думаете, он так легко смирится с тем, что мальчик будет сыном врага американского народа? Будьте очень внимательны. - Может, мне его вообще лучше не трогать? - зло спросил Кэвеноу. - Берите его, - выдохнул Эшби, - он загнал нас в угол своим приездом. Теперь мы просто обязаны его арестовать. Кэвеноу передал в Бейтаун Хьюберту: - Задержите его. Учтите, что при аресте возможны любые неожиданности. Будьте осторожны и вежливы. - Что? - удивился Хьюберт, не расслышав последнего слова. - Вежливы, черт вас возьми! - заорал Кэвеноу. Кемаль посмотрел на часы. Был уже пятый час вечера. Он тепло поблагодарил Патрицию за ее рассказ. - Том был хорошим человеком и моим другом, - с чувством сказал он. Прости нас, старина Том, но даже твою смерть приходится использовать в интересах дела, - я сам узнал об этом случайно от вашей сестры Олимпии. Это был очень важный момент. Ради этого он и пришел сюда, потратив два часа своего времени. Важно было узнать, помнит ли сестра Патриции о его звонке. - Она мне все рассказала, - всхлипнула Патриция, - вы ведь тогда искали меня. Он кивнул. Все, что он хотел, он уже получил. Теперь оставалось уйти. - Всего вам хорошего, Патриция, - сказал он на прощанье. Она провожала его до улицы. Стояла удивительная летняя погода. Было по-вечернему прохладно, сказывалась близость моря. Он вдохнул полной грудью воздух и сел в машину. Его автомобиль остановили в двух милях от Бейтауна. Сразу несколько полицейских и других машин перекрыли ему дорогу и из первого автомобиля к нему кинулись двое мужчин. Он открыл дверь и, не выходя из машины, следил, как они приближаются. Один из них наклонился к дверце. - Вы мистер Кемаль Аслан? - Да. - Я сотрудник ФБР Билл Хьюберт. Вам придется проехать с нами. - Хорошо, - сказал он невозмутимо, - только пусть кто-нибудь сдаст мой автомобиль. Я брал его в прокате. - Вам зачитать ваши права? - спросил стоявший рядом шериф. - Разумеется, - улыбнулся он. Все было в полном порядке. 33 Известие об аресте "Юджина" Центр получил на следующий день. И сразу стало ясно, что Гордиевского нужно брать. Но стало ясно и другое. Если Гордиевский будет арестован и расстрелян, а американцы свяжут его гибель с донесениями "Юджина" - тот обречен. Обречен окончательно и бесповоротно. По приказу Крючкова дело Гордиевского должны были вести его первый заместитель генерал Грушко и представители контрразведки генерал Голубев и полковник Буданов. Еще не зная, как окончательно построить допрос полковника, его пригласили на дачу и, попытавшись споить, начали задавать вопросы. Но Гордиевский, уже поняв, что в Центре о нем знают нечто гораздо более страшное, чем могли предполагать англичане, держался довольно уверенно. Попойка продолжалась всю ночь и, как писал впоследствии сам Гордиевский, ему в алкоголь добавляли специальные наркотические вещества, подавлявшие волю. На самом деле никаких наркотических средств никто не добавлял, а грандиозная пьянка была, к сожалению, обычным делом среди сотрудников разведки, которым пришлось смириться с "трезвенником" Крючковым и сделать для себя серьезные выводы. Но тогда нужно было для дела. Тогда, конечно, строгий запрет начальника ПГУ не действовал. По личному указанию Владимира Крючкова в Англии были свернуты все тайные операции. Нелегалов, известных Гордиевскому, начали отзывать домой. "Законсервировали" всех агентов, не известных Гордиевскому, если таковые еще имелись. Английская разведка и контрразведка с ужасом следили за действиями резидентуры КГБ в Лондоне. Особенно неистовствовал Холдер. Он понял, что Гордиевский был прав, когда не хотел возвращаться обратно в Москву Арест полковника означал потерю самого ценного агента английской разведки в СССР после Сиднея Рейли и Олега Пеньковского. Семья полковника была отозвана из Лондона и англичане не решились даже пикнуть Учитывая, что Гордиевский был все еще на свободе, любая попытка узнать о причинах выезда семьи была бы прямой уликой, подтверждающей связь полковника с МИ-6. И семья Гордиевского вернулась на Родину, в Москву. Но к большому удивлению самого полковника и всей английской разведки с арестом Гордиевского не спешили. Его прямо спрашивали о работе с англичанами, даже показывали фотографии некоторых английских дипломатов, но никаких явных улик не предъявляли. А многочисленные фотографии Гордиевского, где он был заснят во время несанкционированных встреч с представителями английской разведки даже не фигурировали в его деле Похоже контрразведку больше интересовали только книги Солженицына, найденные в доме полковника. И даже после того, как специальным приказом по управлению полковник Олег Гордиевский был отстранен от оперативной работы в ПГУ, ему официально разрешили уйти в отпуск и выехать на отдых в санаторий КГБ в Семеновском. Это был неслыханный, немыслимый либерализм КГБ и советской разведки. Это непонятное поведение руководства ПГУ долго потом обсуждалось и в Англии, и в Америке. Сам Гордиевский позднее напишет, что против него не было никаких улик и руководство советской разведки вынуждено было держать его на свободе. Явно издеваясь над генералами и полковниками КГБ, вступавшими с ним в это время в контакт, Гордиевский пишет о том, как он не только несколько месяцев в Москве обманывал и водил за нос руководство, но даже, находясь под наружным наблюдением КГБ, несколько раз встречался с представителями английской разведки в Москве, обговаривая с ними свой побег. По Гордиевскому, все окружавшие его офицеры, все руководство КГБ, включая Чебрикова, Крючкова, генералов Грушко, Голубева, Дроздова, полковников Грибина и Буданова [все фамилии высших офицеров КГБ подлинные, как и занимаемые ими должности (