ртный, так она его про себя называла. Он тоже немало поплавал по морям, всякого на свете навидался, в разных землях со своими кораблями побывал. [Не "кораблем" - "кораблями". Стало быть, не простой офицер, а адмирал.] Как начнет рассказывать - заслушаешься. Понемножку привыкла она к Кащею, перестала его бояться, подружилась с ним. И когда он ей руку и сердце предложил - ну, это так говорят, если кто на девице пожениться захочет - она подумала: что ж, человек он добрый, умный, с царским семейством в родстве, и батюшка его любил. Лучше, чем с молодым дурачком венчаться, который еще не перебесился. Ну и согласилась. [Вот почему царица ее "свойственницей" называла - графиня Хавронская она по мужу, а Хавронские, всякий знает, императорскому дому родня.] И не пожалела. Жила, как при покойном батюшке, даже краше, потому что Кащей ее еще больше баловал, ничего для нее не жалел. Старые мужчины, они на любовь умнее молодых и знают, как женскому сердцу угодить. Ты для него разом и жена, и дочка, чем плохо? Только вот матерью стать Марья-царевна не поспела... Уплыл Кащей воевать в холодные моря, угодил в ужасную бурю и сгинул вместе с кораблем. Она его долго ждала; Думала, вернется, ведь он же бессмертный. Да, видно, переломилась иголка, не стало Кащея... Графиня тяжко завздыхала, а Митя тем временем прикинул: вдовствует она пять лет; тогда две войны было, с турками и со шведами, но раз "холодные моря", значит, адмирал Хавронский действовал против флота короля Густава III, там и голову сложил. Ясно. - Жалела себя Марья - страсть. Думала, ах я несчастная, и баба я не баба, и девка не девка. Одна-одинешенька, прислониться не к кому. А потом, как подросла и умнее стала, рассудила: зачем прислоняться-то? Слава Богу, не бедна, не больна, умом не скудна. Ну их, мужчин, вовсе. От них одна докука да слезы. Поглядишь вокруг - один над женой тиранствует, другой на нее вовсе не глядит. А случится чудо, попадется непропащий человек, кого полюбить можно, так беспременно пойдет воевать и сгинет там, разобьет тебе бедное сердце. Нет, право, одной куда веселей. - Павлина улыбнулась и потрепала Мите волосы. - Ишь, глазыньками хлопает, соображает. Что, скучна сказка? Я тебе сейчас другую какую-нибудь расскажу. Про Иван-царевича хочешь? Но сказку про Иван-царевича Мите услышать было не суждено, потому что в этот миг раздался отчаянный стук в заднее стекло. Лакей Левонтий кричал что-то, пуча испуганные глаза. Сначала было не разобрать - карета ехала в гору, и кучер щелкал кнутом. А потом донеслось: - Барыня! Беда! Разбойники! Хавронская кинулась открывать левое окошко, Митя правое. Высунулись с двух сторон. Сзади, быстро приближаясь, неслись пятеро конных: один впереди, четверо поодаль. И по первому было сразу видно, что он точно разбойник - лицо закрыто черной маской. Лихой человек скакал на огромном вороном коне, за спиной у него развевался черный плащ, треуголка низко надвинута. А вокруг пусто, ни души, по обе стороны густой лес. Графиня повернулась к кучеру, крикнула: - Гони! Что есть мочи! Всадники тоже до подъема доигрались, их бег замедлился, а дормез, наоборот, выбрался наверх и теперь пошел шибче. Слева деревья отступили, открылась широкая поляна с пнями - вырубка. На дальнем ее краю малая избушка, по виду охотничий домик. Из трубы вился дымок, там были люди. Как дать им знать? Кричать - не докричишься. Эврика! Выстрелить! Митя показал на избушку: - Пиф-паф! Павлина, умница, догадалась. Застучала в переднее окно: - Toy ко! Пали из ружья! - Пали! - огрызнулся чухонец. - А восси кто дерсать будет? Она рывком спустила раму. - Дай сюда! Пока кучер одной рукой оружье просовывал, пока графиня его тем же манером запятным переправляла, поляна с жильем позади осталась, с обеих сторон был только лес. Передний преследователь опять нагонял. Его конь шел галопом, ходко отмахивал широченными копытами в стороны. Глазищи у вороного были страшные, налитые, с вислых губ летели клочки белой пены, у всадника же вместо глаз белели две дырки, рта не было вовсе. Страх! - Стреляй в супостата! - приказала графиня. Фома приложился, пыхнул дымом и грохотом, да не попал. Только разозлил разбойника. Тот уж совсем близко был, саженях в пяти. Выдернул откуда-то пистолет с длинным стволом и как прицелится! - Мамушки! - охнул Фома, бросил ружье и присел, закрыв руками голову. Левонтий тоже весь скрючился, а Мите почудилось, что черное дуло метит прямо в него. Он схватил Павлину за руку, дернул на пол. Прижались друг к другу, зажмурились. Выстрел был не сильно громкий, много тише ружейного. И ничего, живы остались оба, пронесло. АН нет, не пронесло. Что-то шумнуло, скребнуло спереди по стенке, и через малое время карету повело из стороны в сторону. Донесся крик Левонтия: - Барыня! Чухна свалился! Пропадаем! Ах, это злодей поверх крыши пальнул, кучера Toy ко застрелил! Тут как хрустнет, затрещит, как лошади заржут, и дормез остановился, скособочился на сторону. Это ось подломилась, понял Митя. Когда с папенькой в Петербург ехали, тоже один раз было - полдня чинились. А графиня была молодец. Другая бы дама непременно принялась визжать или, того верней, рухнула бы в обморок, Павлина же не растерялась, прикрикнула на лакеев: - Рубите его саблями, пока те не подоспели! Рубите! Митя прилип носом к заднему стеклу. Видел, как сначала Левонтий, а за ним и Фома спрыгнули на снег, пошли на разбойника, размахивая саблями. Думал, тот отъедет назад, подмоги дождется, но злодей вздыбил коня, осадил. Убрал разряженный пистолет, вынул шпагу. Легко, будто играючи, звякнул клинком о Левонтиеву саблю, и тут же рубанул лакея пониже уха. Бедный повалился ничком, не вскрикнув. Фома попятился было, да поздно. Конник перегнулся, пырнул его шпагой. И Фома сразу заголосил, упал на снег и давай там барахтаться. Пропали! Митя сполз с сиденья на пол. Зубы стукались друг об дружку, этот дробный перестук отдавался по всему краниуму. Павлина тоже сидела на полу, дрожащей рукой взводила курок на пистолете. - Не бойся, - сказала, - маленький. Я стрелять умею, меня муж учил. А у самой в лице ни кровинки. Снаружи по снегу заскрипели шаги. Спешился, подходит! Она наставила дуло, зубами впилась в нижнюю губу, а Митю толкнула, чтоб под сиденье лез. Шепнула: - Уши заткни и глаза прикрой, рано тебе еще такое видеть. Он спрятаться-то спрятался, а глаза закрывать не стал, подглядывал из-за ее подола. Дверца распахнулась. Разбойник был сущий великан, заслонил. собою весь белый свет. - Христом-Богом! - попросила графиня, держа оружие обеими руками и целя ему прямо в лоб. - Бери что хочешь и уходи! Не доводи до греха! Он хрипло захохотал, глаза в прорезях от этого сузились в щелки. Тогда она взяла и выпалила. Карета наполнилась дымом, но еще до того Митя увидел, что лихой человек ловко присел, и пуля не причинила ему никакого ущерба. Павлина ударила его рукояткой по голове, но это великану было нипочем. Он отнял пистолет, швырнул на пол. Однако храбрая И тут не унялась. Вцепилась злодею в лицо, сорвала с него маску. Пикин! Митя забился под сиденье как можно дальше, и больше ничего не видел, лишь слышал голоса. - Что ж, значит, нечего и таиться, - сказал ужасный преображенец. - Только теперь придется ваших слуг того. Лишние доводчики мне не надобны. - Не надо! - взмолилась она. - Вам ведь, сударь, не они нужны, а я. Иль ваш господин нарочно велел вам душегубствовать? Капитан-поручик отрезал: - Сами виноваты. Нечего было маску срывать, лучше б в обморок пали. Что мне князь велел, то меж ним и мной останется. Только никакие это не душегубства, а преступления любви, безумства страстей. Посидите-ка. Хлопнула дверца. Жалкий голос - не поймешь чей, Фомы или Левонтия - попросил: - Мил человек, мил человек... Графиня все повторяла: - Боже, боже... И снова приблизились шаги, скрипнули петли. - Прекрасная Псишея, - объявил Пикин. - Имею приказ доставить вас в некой прелестное место, где вас ожидает бог сладострастия Амур. А еще ведено вам передать... - Откуда вы узнали, где меня искать? - перебила Хавронская. - Я никому не говорила. Пикин (по голосу слышно) ухмыльнулся: - Тише надо было перед дворцом кричать про Московский тракт. Ага, подоспели наконец, курьи дети. Это он про топот подъехавших коней сказал. Пошел навстречу своим гайдукам или кто там с ним был. Закричал на них, заругался. Павлина же опустилась на четвереньки, вытащила Митю из укрытия. - Быстрей, миленький, быстрей. Беги! Этот зверь и дитя малое не пощадит! Ну же! Береги тебя Господь! И насильно выпихнула в дверцу. Митя упал в снег, бесшуйно. Откола на обочину, где сугробы. К покривившемуся дормезу подошли пятеро. - Вишь, барин, ось треснула, - сказал один. - Тут возни дотемна. Пока в лесу подходящее дерево сыщешь, пока приспособишь. Каретища вон какая, осина или береза не пойдет, дубок нужен. Как бы ночевать не пришлось. - Ничего. - Пикин возвышался над прочими на полголовы. - Я в карете у печки, а вы костер разожгете. Что встали? Вы двое марш в лес! А ты и ты приберите здесь. Дохлятину в кювет киньте, снегом забросайте. Потом за кучером вернитесь. Живой - добейте. Уполз - догоните. И тоже заройте. Марш! Отдав приказание, гвардеец вернулся к дормезу. Поставил ногу на ступеньку, сдернул с головы шляпу, поклонился. - Мадам, кажется, нам предстоит романтическая ночь. Во избежание двусмысленности, положу меж нами обнаженный меч, как непреклонный Роланд. И загоготал, невежда. Это надо же Роланда с Тристаном перепутать! Пятясь по-рачьи, Митя пополз к лесу. За черными кустами, сплошь в красных капельках ягод, выпрямился и побежал. Одно слово, что побежал - не очень-то по рыхлому снегу разгонишься. Кое-как добрался до тропки, тогда стал думать. Они тут застряли до утра. Значит, Павлину еще можно спасти. Нужно привести людей - только и всего. Вопрос: где найти людей? Точное местонахождение неизвестно. Где-то между Чудовым и Новгородом. Какое тут ближнее поселение, сколько до него идти и в какую сторону - Бог весть. А охотничий домик? Не так уж далеко от него отъехали. Версту, много две. Это надо поворотить назад и держаться поближе к дороге, только и всего. День начинал меркнуть, но до темноты время еще было. "Я спасу вас, драгоценная Павлина Аникитишна", - сказал Митридат вслух и побежал по узкой тропинке, очень возможно, что вовсе не человечьей, а звериной. Где-то в той стороне должна быть вырубка и домик. По лицу били скорбные зимние ветки, и думы были тоже невеселые. Отчего злодейству в мире всегда широкая дорога, а добродетели узкая тропа, поросшая колючим терновником? И еще. Взять вот Павлину, Пашу. К чему такой красавице ниспослано бремя душевной тонкости, достоинства и свободолюбия? Ведь без этого груза ее жизнь была бы куда проще и приятнее. Сколько женщин девиц почли бы за великое счастье домогательства князя Платона Александровича. Что это за крест такой - благородство, мало того что влекущее человека к тяжким испытаниям, но к тому же еще оставляемое без всякого воздаяния за муку и вознаграждаемое за нее лишь несчастьем, или страданием? Глава девятая. МОСКВА И МОСКВИЧИ - Столько настрадалась, такие муки из-за него вынесла! - причитала разобиженная Валя. - Попробовали бы брови выщипывать - кошмар! Обрыдалась вся! Факинг миракл, что глаза не красные. О вас же заботилась, о вашей репутасьон. "Холестерин" такое место, кто только не таскается. Не хватало еще, чтоб подумали, будто вы замутили с трансвестишкой. Барби-дресс, бровки в ниточку, попсовый макияж - все ради вас, а вы поперли, как Буш на Талибан. Подумаешь, на полчаса опоздала. Я ж делом занималась, а не книжку читала! Нике уже самому было стыдно, что он накинулся на бедную девочку за опоздание. Она выпорхнула из такси такая счастливая, такая воздушная: золотистые кудряшки до плеч, платье в оборочку, сетчатые чулочки, на щеке приклеен китайский иероглиф - ну просто первый бал Наташи Ростовой, никому и в голову бы не пришло усомниться в половой принадлежности этой инженю. А он напустился с упреками. Нехорошо это, сексуальный шовинизм. Ведь настоящей девушке за опоздание он выговаривать бы не стал, верно? - Ну ладно, ладно, извини, - сказал Николас. - Ты сегодня просто красавица. И Валя, не избалованная комплиментами начальника, моментально утешилась и даже просияла. Развернулась к водителю всем корпусом, похлопала длиннющими ресницами, поправила фальшивый бюст, оперлась локтем о спинку сиденья. Страстно проворковала: - Вот стою я перед вами, простая русская баба. Такая в ее кругу была мода - к месту и не к месту сыпать цитатами из допотопных советских фильмов. Что привлекательного находят в замшелых соцреалистических поделках эти дети солнца, первые подснежники XXI века? Ведь обычная пропагандистская дребедень. Николас просмотрел пару кассет из принесенных Валей - "Чапаев", "Веселые ребята", еще вот эту самую, как ее, откуда про простую женщину, и бросил. Он, выросший под антисоветские филиппики сэра Александера, никогда не сможет воспринимать искусство эпохи тоталитаризма как нечто стильное или экзотическое. - Вон там налево, в сайдлейн, - показала Валя, как бы ненароком кладя Николасу руку на плечо. - Потом направо, и будет "Холестерин". - Странное название для ресторана. - Фандорин вертел головой, высматривая место для парковки - улица была сплошь заставлена дорогими автомобилями. - Ведь холестерин вреден. - Зато приятен, - жарко шепнула на ухо чаровница. Николас строго сказал: - Так, Валентина. Мы, кажется, раз и навсегда договорились... - Каин проблем, - отпрянула она. - Понимаю: хороший дом, хорошая жена, что еще нужно человеку, чтобы спокойно встретить старость? Ну уж, голубушка, покачал головой Николас, сорок с маленьким хвостиком - какая ж это старость? Напротив сияющей вывески в виде бесшабашного поросенка освободилось место - тъехала красная "ауди", и Фандорин вознамерился ввинтиться в брешь, но Валя надула губки: - Шеф, отъедем подальше, а? Ну как я буду вся такая воздушная, на глазах у пипла вылезать из этой галошницы? Я вот о вашей репутации забочусь, а вам на мою наплевать. Николас безропотно отогнал свою "четверку" за угол. В свое время он приобрел этот неказистый автомобиль из неофитского патриотизма - хотел поддержать кампанию "Покупаем отечественное!". Стоически сносил скверный нрав железного уродца, лечил его многочисленные хворобы, без конца заменял отваливающиеся ручки и зеркала, а главное - изо всех сил старался не завидовать жене, раскатывавшей на слоноподобном "лендровере". Бескомпромиссный Эраст именовал папино транспортное средство "пылесосом" и ездить на нем отказывался, зато сентиментальная Геля "четверку" жалела и ласково называла Мишкой, имея в виду стихотворение "Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу, все равно его не брошу, потому что он хороший". Идя по темному переулку к горящему разноцветными огнями клубу, Фандорин вдруг испытал давно забытое волшебное чувство: предвкушение радости и праздника - как во времена студенческой юности, когда шел с подружкой потанцевать или потереться локтями в тесной, насквозь прокуренной забегаловке. И пускай это было не Сохо, а Дмитровка, пускай рядом стучала каблучками не настоящая девушка, а не поддающееся ясной дефиниции существо, все равно ощущение было такое, словно с плеч разом слетело двадцать лет, и. походка от этого сделалась пружинящей, голова звонкой, а легкие наполнились веселящим газом. "Фьюжн", оказывается, подразумевал полную терпимость и братство (а может быть, сестринство) всех сексуальных ориентации. В клубе "Холестерин" привечали всех. Для начала Валя устроила своему кавалеру небольшую экскурсию по залам. - Здесь гоняют лайв, - орала она на ухо Николасу в темном, битком набитом зальчике, где выступала хард-рок-группа. - Сегодня жуткий дренаж, просто анкруайаблъ. Это "Зачем?". - Что "зачем"? - не понял Фандорин. - Команда так называется: "Зачем?". Если полностью - "Зачем арапа своего младая любит Дездемона?" У них солист - блэк из Буркина-Фасо. Сейчас не видно, они все в черный цвет покрасились. - Зачем? - Да, ник дебильный, - кивнула Валя, в свою очередь не поняв вопроса. - Давайте жать на экзит, пока не стошнило. В другой комнате, где перед сценой стояли ряды стульев, наоборот, горел яркий свет. Публика почти сплошь состояла из мужчин, а на подиуме у микрофона подбоченилась плечистая размалеванная мадам. При более внимательном рассмотрении мадам оказалась мужчиной в пышном женском платье и рыжем парике. - Трансвести-шоу, - объяснила Валя, снисходительно разглядывая эту карикатуру на прекрасную половину человечества. - Лола, конферансье. Он кул. Поглядим? Господин Лола послал публике воздушный поцелуй и визгливым голосом объявил: - Куклы мои, как я рада всех вас видеть на нашем междусобойчике! Вы все такие желанные, такие эротичные, я чудовищно возбуждаюсь, прямо вся обтекаю! С этими словами он сдернул парик, и стало видно, что по абсолютно лысому черепу стекают ручейки пота. Все засмеялись, зааплодировали, а Лола подмигнул двухметровому Фандорину, сложил толстые губы бантиком и подвигал ими вверх-вниз. - Обожаю длинных мужчин. Особенно если у них правильно соблюдены все пропорции. Снова смех и аплодисменты. Николас ощутил на себе множество любопытствующих взглядов и поневоле ссутулился. Валя успокаивающе взяла его под руку, и на сей раз он не отодвинулся - так было как-то спокойней: со стороны посмотреть - обычная гетеросексуальная пара. Лола попудрил сизый нос и торжественно объявил: - А сейчас, целки мои, перед вами выступит божественная Чики-Чики-сан, звезда японского стриптиза. Заиграла подвывающая восточная музыка, и на эстраду, мелко семеня, выбежала хорошенькая раскосая девушка в белом кимоно. Она грациозно закружилась, обмахиваясь веером. Уронила с плеч белое кимоно, под ним оказалось алое. Танцовщица раздвинула полы, выставила вперед стройную голую ногу. Зал восторженно засвистел, заулюлюкал. - Пойдем отсюда, - потянула Фандорина за рукав Валя. - Никакая это не японка, а один шитхед из Улан-Удэ. И чего их всех от него прет? - Ревнуешь? - засмеялся Николас, протискиваясь к выходу. - Выступила бы сама. Валя фыркнула: - Буду я танцен-шманцен перед всякими педерастами. Но видно было, что успех псевдояпонки задевает ее за живое. В третьем зале, самом большом из всех, располагались ресторан и, в дальнем углу, дансинг, откуда доносилась однообразная музыка, несколько напоминающая скрежет дворников по сухому стеклу. - Супер! - прижала руки к груди Валя. - Вот это музон, вот это драйв! Как вставляет! Пройдет двести лет, и про нас скажут: лаки бэстардз, они были современниками великого ди-джея Кавалера Глюка. - Разве эта музыка имеет что-то общее с Глюком? Фандорин напрягся, вслушиваясь, но никакого сходства не обнаружил. - А то нет? - полуприкрыла затуманенные глаза Валя. - Я сейчас, у меня колл оф нейча. Отлучилась в туалет - на каких-нибудь две минуты, но когда вернулась, ее было не узнать: в расширенных зрачках посверкивали шальные искорки, рот расползался в блаженной улыбке, а все тело так и вибрировало в такт музыке. - Шеф, аванти! Оторвемся в астрал! - Она схватила Николаса за руку и потащила к танцплощадке. - Не то сейчас сдохну! Там гром, а я молния! Успела глотнуть или нюхнуть какой-то дряни, догадался Фандорин. То ли экстази, то ли кокаина. А может, и "молнии" - кажется, есть такое зелье. Он знал по опыту, что сейчас вправлять Вале мозги - пустое занятие. И все же не сдержался. Сердито сказал: - Пойди, пойди, растрясись. А когда из тебя дурь выйдет, потолкуем всерьез. Но Вале сейчас все было нипочем. Видимо, уже оторвавшись от земной поверхности, она крикнула бредовую фразу: - Фитилек-то прикрути, коптит! И, пританцовывая, двинулась в направлении дансинга. Ника остался один. Тянул через соломинку слабоалкогольный коктейль "текила-санрайз", неспешно разглядывал беззаботных обитателей третьего тысячелетия христианской эры и размышлял о том, как изменились Москва и москвичи с тех пор, как он впервые приехал в этот город. Всего-то шесть лет прошло, а город не узнать. Вне всякого сомнения Москва - существо женского пола. У нее ослаблено чувство времени, поэтому в отличие от городов-мужчин она равнодушна к прошлому и живет исключительно настоящим. Вчерашние герои и вчерашние памятники для нее мало что значат - Москва без сожаления расстается с ними, у нее короткая память и несентиментальное сердце. Это у мужчины сердцебиение и слезы умиления на глазах, когда он встречает возлюбленную прежних лет. Женщине, во всяком случае большинству из них, такая встреча неинтересна и даже неприятна, поскольку никак не связана с ее нынешними проблемами и сегодняшней жизнью. Вот и Москва точь-в-точь такая же, обижаться на нее за это бессмысленно. Как поется в одной хорошей песне, она как вода, принимающая форму сосуда, в котором находится. Когда Фандорин увидел ее впервые, она была бедной замарашкой, жадной до пестрых иностранных наклеек и завистливой на чужое богатство. Но с тех пор поправила материальное положение, обрела исконную дебелость и вернулась в свое природное амплуа. Больше всего Москва напоминала Николасу любимый чеховский типаж: красивую, но чуть перезрелую барыньку, немного циничную и пресыщенную, не слишком счастливую в любви, все на свете перевидавшую, но все еще жадную до жизни. Днем эта Аркадина-Раневская-Войницева хандрит, ходит в затрапезе, но к вечеру, как соберутся гости, припудрится, расфуфырится, нацепит бриллиантовое колье из огней, подвесит серьги из прожекторов и превратится в такую светскую львицу, что ослепнуть можно. - Эй вы, stranger in the night{Странник в ночи (англ.)}, - раздался вдруг певучий женский голос. - Что, тяжелая оказия быть взрослой дочери отцом? Николас обернулся и увидел, что за соседним столиком, который еще недавно был пуст, сидит женщина. Лицо в полумраке было видно неотчетливо, но в том, что это красавица, сомнений быть не могло - так уверенно звучал голос, так лениво светились глаза, так победительно блеснула сквозь сигаретный дым влажная полоска зубов. В первый момент показалось, что это материализовалась сама Москва, сотканная его собственной фантазией, тем более что на шее у незнакомки посверкивало ожерелье, а в ухе безошибочным радужным сполохом вспыхнул бриллиант. И лишь потом до Николаса дошел смысл странного вопроса: это она про Валю. Решила, что он пришел в клуб с дочерью. Неужели разница в возрасте так бросается в глаза? Хотя, собственно, что ж удивляться. Сколько Вале? Двадцать два, двадцать три. Женщина негромко рассмеялась. - Что, задело за живое? Ладно, пошутила. Какой отец станет водить дочурку в этот вертеп? Разве что кровосмеситель какой-нибудь. Но вы не похожи на кровосмесителя. У незнакомки была стильная прическа - черные волосы лежали на щеках двумя загнутыми клиньями. Под скулами - впадинки, как сиреневые тени. Или как омуты, подумал вдруг Фандорин. Еще подумал: "Незнакомка" и есть. Дыша духами и туманами. - А на кого я похож? - спросил он, невольно поддаваясь ее тону, своему бесшабашному настроению и колдовству мгновения. Она чуть повернула стул, чтобы лучше его видеть, но осталась сидеть за своим столиком. Немного помолчав, сказала: - На мужчину, который выходит из возраста, когда нравятся неожиданности. И, соответственно, перестает быть мужчиной. А еще... - Огонек сигареты из бледно-красного стал алым и на секунду осветил ироничный изгиб тонких губ. - А еще вы похожи на океанский лайнер, ползущий по каналу имени Москвы. - Из-за моего роста? - спросил Николас. - Нет. Из-за того, что в повседневной жизни вы вынуждены прикидываться речным пароходпшкой, а это не очень у вас получается. Она меня клеит, дошло вдруг до Фандорина. Раньше в ресторане к женщинам приставали мужчины. Самые нахальные - улучив момент, когда спутник дамы отлучится потанцевать. А теперь гендерная революция, роли меняются. Уверенная в себе хищница вышла на ночную охоту. Заморочит голову пьянящими речами, подпоит, покатает на машине, а утром скажет: "Ну пока, золотце. Я тебе позвоню". - Чему вы улыбаетесь? - Незнакомка снова затянулась. - Слишком грубо работаю? - Есть немного, - засмеялся он. - А с мужчинами так и нужно, - хладнокровно заявила она. - Знаете, бисер перед свиньями. Да и времени у нас немного, того и гляди ваша пионерка вернется. Неужели вам с ней не скучно? Трахнули малолетку, доказали себе, что вы еще ого-го, ну и пусть возится в песочнице со своими ровесниками. Обычная дурочка. Может быть, когда-нибудь станет настоящей женщиной, но еще не скоро. - Уверяю вас, Валя не совсем обычная. И даже совсем необычная. Незнакомка откинулась назад, обхватила себя за локти. - Она меня не интересует. Слушайте - повторять не буду. Времени на раздумья тоже не дам. Мы сейчас встаем и уходим отсюда. Никаких прощаний, брехни про срочное дело и прочее. Я хочу, чтобы девчушка вернулась и обнаружила пустой стул. Стоп! Говорю я, а вы пока помалкивайте. Не думайте, что я каждый день так забавляюсь - лишь под настроение, когда вожжа под хвост попадет. Считайте, что это каприз. Итак: да или нет? А у самой голос ленивый, нисколько не сомневающийся в ответе, и это манило больше всего. - Нет, - сказал Николас. - Спасибо, но нет. - Неужели из-за этой финтифлюшки? - не столько оскорбилась, сколько поразилась женщина. - Да вы посмотрите на нее. Фандорин обернулся, посмотрел. Валя парила в свободном полете: по-сестрински поцеловалась с какой-то огненно-рыжей девицей, сразу же вслед за этим подсела к двум юным мачо кавказской наружности, оживленно принялась им что-то рассказывать, зажестикулировала. Ничего, за эту барышню можно было не тревожиться. Ника знал, что в обиду она себя не даст. Впечатление эфемерности и хрупкости было обманчивым. Кроме современного танца Валентина занималась еще каким-то восточным мордобоем (что-то квохчущее, кончается на "до"). Однажды, в самом начале совместной работы, когда Фандорин еще не успел ознакомиться со всеми талантами своей ассистентки, ему пришлось заступаться за нее в кафе. Агрессор был в полтора раза ниже Николаса, зато вдвое плечистей, и шансы на победу выглядели нулевыми. Но деваться все равно было некуда - конфликт (между прочим, самой Валей и спровоцированный) неминуемо устремился по вектору физического насилия. Пока Ника, бледнея, лепетал, что сейчас позовет милицию, Валентина выскользнула из-за его спины, чуть вздернула мини-юбку, исполнила подобие фуэте и свалила бугая на пол хлестким ударом ноги. Потом достала зеркальце и стала пудрить нос. - Нет, дело не ней, - сказал Николас. - И не в том, что я нахожу вас непривлекательной. Совсем наоборот... Незнакомка хмыкнула, будто он сказал что-то смешное, но не очень пристойное. - Смотри, дурень. - Она жалеюще покачала головой. - Локти потом искусаешь. Такие приключения бывают раз в жизни. И далеко не у всех. Оскорбилась, что и понятно. А обижать даму, которая сделала ему, в конце-то концов, чертовски лестное предложение, Николасу совсем не хотелось Отец говорил: "Джентльмен, Николка, это человек, который никогда не обижает тех, кого он не собирался обидеть". - Понимаете, - сказал Фандорин, обезоруживающе улыбаясь. - Я люблю женщин и, как писал Карл Маркс, ничто человеческое мне не чуждо. Но женился я по русским меркам довольно поздно, так что у меня было достаточно времени удовлетворить любопытство по поводу многообразия женских типов. Я долго выбирал и выбрал ту, в лице которой могу любить всех женщин мира. А насчет моей спутницы вы заблуждаетесь, между нами ничего такого нет. - Так сильно любишь жену? - с серьезным видом спросила незнакомка, словно услышала необычное и важное известие, нуждающееся в подтверждении. А когда он кивнул, раздраженно всплеснула узкой кистью. - Ну и люби, мне-то что? Я же тебя не венчаться зову. Покувыркаемся и разбежимся. Я про тебя потом и не вспомню, и ты тоже меня выкинь из головы. - А предательство? - тихо сказал он. - Жена не узнает, но я-то про себя все равно буду знать, что я предатель. Женщина раздавила окурок в пепельнице, презрительно усмехнулась. - Все, кончили. Как я, дура, сразу не разглядела? Знаю я таких принципиальных. Привык жену мочалить, а других баб боишься. Боишься, что ни с кем другим у тебя не получится, вот и вся твоя верность. Резко встала, скрежетнув стулом, и пересела к стойке бара. Все равно обиделась, сокрушенно подумал Фандорин. Теперь незнакомка сидела далеко, но видно ее было лучше, чем вблизи, потому что бар весь сиял огнями. Глядя на стройный силуэт соблазнительницы, на точеную ножку, небрежно покачивающую полуснятой туфелькой, Николас попытался представить, как все могло бы у них получиться. Представил - безо всяких затруднений и до того явственно, что заерзал на стуле. Настроение испортилось. Во-первых, было совестно перед Алтын за послабку, данную воображению. Кажется, это называется "прегрешение помыслом"? А еще совестнее было за шевельнувшееся внутри (нет, в нутре) сожаление. Как она сказала: "Локти потом искусаешь"? Что я вообще тут делаю, разозлился на себя Фандорин. Тоже еще выискался любитель запретных наслаждений! Дома бы лучше сидел, с детьми, радовался, что жив остался. Он положил на стол деньги, бросил последний взгляд на Валю, отправившуюся танцевать с одним из кавказцев. И она, и ее кавалер заливисто хохотали. Незнакомка права, подумал Николас. Пусть Валя играет со своими сверстниками, у них собственные игры, они разговаривают на одном языке. Она не из тех девушек, которых нужно провожать до дома. Да и вряд ли Валя проведет эту ночь одна. Проходя мимо бара, чуть сконфуженно кивнул роковой женщине - та болтала по мобильному и небрежно помахала пальчиками с длинными алыми ногтями. Вышел на ночную улицу, вдохнул чудесный московский запах - дождя, асфальта и гнилой листвы, с приправой выхлопного газа. Сесть за руль, включить музыку (ностальгическую, подростковой поры: еще не опопсовевшие "Би джиз", диск "Одесса"), ехать по пустой магистрали домой, где спят дети. Что может быть лучше? Недалеко от входа в клуб припарковался огромный джип. Дверь автомобиля была нараспашку, гордый владелец никелированного чудища стоял в картинной позе, оперевшись одной ногой на откидную ступеньку, и разговаривал по телефону. Кажется, Москва побивает все рекорды по количеству сотовых аппаратов на душу населения, мимоходом подумал Фандорин. - Проблем нет, - говорил хозяин джипа, молодой мужчина в дорогой кожаной куртке и дымчатых очках (это ночью-то!), своему невидимому собеседнику. - Сейчас сделаем. И вдруг властно придержал проходившего мимо Фандорина за рукав. - Николай Александрович, садитесь в машину, сказал он негромко - сквозь стекла блеснули очень спокойные, но неприятно сосредоточенные глаза. - С вами хотят поговорить. Надежда на то, что все обошлось, рассыпалась в один миг. Вот оно! То самое! Сердце сжалось в черносливину, и тем не менее Николас сделал вид, будто ничего не понимает, ни о чем не догадывается. - Со мной? - преувеличенно удивился он, сам чувствуя неестественность своей интонации. - Но кто? И зачем? Сказал бы и сакраментальное: "Вы меня с кем-то путаете", да вот беда - обратились по имени и отчеству. Оглянулся назад, увидел, что двое клубных вышибал смотрят в эту сторону. Немного приободрился. - Никуда я с вами не поеду! - объявил он и попытался высвободиться. Тщетно. Очкастый держал его за рукав двумя пальцами, но пальцы эти были стальными. Сзади раздались тихие шаги, и в спину Фандорина уперлось что-то твердое, круглое, небольшого диаметра. Он сразу догадался, что именно, хотя никогда прежде ему не приставляли к позвоночнику дуло пистолета. - Без драматизма, уважаемый, - произнес все тот же мужчина. - Садимся, едем, сцен и хэппенингов не устраиваем. Грамотная, даже интеллигентная речь бандита почему-то напугала Нику больше всего. Он в панике оглянулся. Увидел, что сзади стоят двое: у одного лицо сонное и нос уточкой, второй совсем молодой и, кажется, рыжеволосый, хотя в свете фонаря можно было и ошибиться. Хуже всего было то, что, увидев оружие, вышибалы как по команде отвернулись. Очевидно, поняли, что тут не обычная потасовка, а серьезный разговор. И все же садиться в машину к этим головорезам не следовало, кто бы они ни были - сообщники Шибякина или его убийцы. Хрен редьки не слаще. "Хотят поговорить"! Значит, убьют не сразу. Знаем, читали: прикуют к батарее, станут бить, задавать вопросы, на которые у тебя нет ответа. Или, если это "Неуловимые мстители", устроят какой-нибудь фарсовый суд над "гадом и обманщиком". - Не заставляйте меня прибегать к сильнодействующим средствам, - все так же спокойно сказал мужчина в темных очках, очевидно, бывший у похитителей за главного. - Вы ведь знаете, что один раз это уже привело к летальному исходу. Он поднял правую руку, в которой теперь был не мобильник, а что-то тонкое, металлическое - кажется, игла. А "летальный исход" - это он про Шибякина. Значит, не "Неуловимые" - наоборот. Сейчас сделает усыпляющий укол, а очнусь в наручниках, в каком-нибудь подвале, обреченно подумал Николас. Потом, как тот несчастный псих, буду лежать в луже, с разинутым ртом и остекленевшими глазами. - Эй, шеф! - раздался сзади яростный вопль. - Куда это вы? Са не марш па! А я? Валя! Выбежала из клуба, стуча каблучками. Лицо сердитое. Человек со шприцем прошелестел: - Скажите, чтоб ушла. Целее будет. Вздрогнув от зловещего смысла этих слов (значит, он-то уж точно "целее" не будет), Николас срывающимся голосом сказал: - Валя, я знакомых встретил. Поговорить надо. Ты подожди меня за столиком. - Бьен сюр, знакомых, - горько усмехнулась она, упиваясь ролью соблазненной и покинутой. - Я видела, как вы с той фамм-фаталь ворковали! Сговорились, да? Все МэМэ расскажу, так и знайте! Злобно дернула очкастого за руку, чтоб отпустил Никин рукав. - А ну хэндз офф! Не твое - не лапай. - Девочка, - убедительно попросил тот. - Сделай одолжение, поживи еще. Даю тебе две секунды, чтоб добежать до Садового кольца. Ну, сейчас будет дело под Полтавой, содрогнулся Николас и поспешно сказал: - Валя, не надо, у них ору... Не успел предупредить про пистолет. Однако никакого дела под Полтавой не получилось - все произошло в те самые две секунды, которые презентовал Вале незадачливый преступник. Бешено взвизгнув, обидчивая барышня двинула его лбом в нос и одновременно выбросила в стороны обе руки: правой ударила по горлу Утконоса, левой по переносице Рыжего. Зрелище было эффектное и даже величественное, отчасти напоминающее взлет космического корабля: мгновение назад он еще стоял в окружении стальных опор, потом вдруг включил двигатели, окутался облаком дыма и огня, а опоры разлетелись в стороны, оставив звездный лайнер в гордом одиночестве. Валя шумно выдохнула, сложила на груди руки и продолжила обвинительную речь: - Значит, верный супруг, да? Фэмили мэн, да? Я, как дура, ему верила, пальцем не касалась! А тут первая попавшаяся пута пальцем поманила - и пожалуйста. Куда это вы все мылились? На групповуху, да? А я, значит, вам "олвиз" юзаный, да? К Николасу пока еще не вернулся дар речи, поэтому он лишь молча показал на мостовую, где валялся выпавший у Рыжего пистолет. Валя присвистнула, села на корточки. - Вот это базука! Уау! Шеф, что это за пипл? Главный бандит, сидевший на асфальте у колеса, захлопал глазами. Темные очки поползли вниз по обильно кровоточащему носу. Утконос застонал и приподнялся на локте. Ожили и вышибалы: один убежал в клуб, второй кричал что-то в рацию. - Брось ты эту дрянь! - в ужасе возопил Николас, увидев, что Валя подняла пистолет и с любопытством его разглядывает. Бежим, пока они не очухались! Схватил секретаршу за руку, уволок в темноту. - Ты с ума сошла! - задыхаясь, выкрикивал Фандорин. - Ты хоть понимаешь... что ты... натворила? Теперь точно убьют! И меня, И тебя! Господи, где тут метро? Где-то рядом была станция - эта, как ее, "Охотный ряд". Он твердо знал это, но от потрясения совершенно потерял ориентацию и заметался по перекрестку, беспомощно повторяя: - Где "Охотный ряд"? Где же "Охотный ряд"? Глава десятая. ЛЕКАРЬ ПОНЕВОЛЕ А охотничий домик где? - спохватился Митя, пригорюнившийся от печальных раздумий. Он уже давно не бежал, а шел, потому что не хватало дыхания, вырубки же все не было и не было. Тропинка, и поначалу-то не шибко торная, сделалась совсем узкой. Если приглядеться, человеческих следов на ней не наблюдалось вовсе, а лишь кружковатые, с когтями, причем неприятно большие. День почти совсем померк, и кусты с деревьями сомкнулись тесней. Заблудился, понял Митридат. И еще понял, что здесь, в зимней чаще, прочитанные книги и мудрые максимы не помогут. Глупей всего, что вдруг вспомнилась песенка, которой мучила глупая нянька в первые, молчаливые годы Митиной жизни: "Придет серенький волчок и ухватит за бочок". Так и увидел наяву, как за тем вон кустом вспыхивают два фосфоресцических огонька, а потом на тропинку бесшумной тенью выскакивает и сам Canis lupus, столь распространенный на русской равнине, подпрыгивает на своих пружинных лапах и впивается острыми зубами прямо в бок. Куст взял и вправду шевельнулся. Ойкнув, Митя шарахнулся в сторону, потерял эквилибриум и упал. Никакой это был не волк, а большая птица. Видно, сама напугалась - заполоскала серыми крыльями, вспорхнула кверху, заухала. Нога! Ой, больно! Потерпел немножко, снегу пожевал, вроде полегче стало. Но когда попробовал встать, закричал в голос. Ступить на ногу не было никакой возможности. Сломал, не иначе. Кое-как дополз до ближайшего дерева, сел спиной к стволу. Это что же теперь будет, а? Вот когда следовало испугаться - не по-младенчески, серого волчка, а по-настоящему, по-взрослому, ибо скорое окончание собственной жизни обрисовалось перед Митиным рассудком во всей строгой и логической очевидности: идти невозможно, надвигается ночь, и если не загрызет волк или рысь, все одно часа через два замерзнешь насмерть. Но, может, оттого, что смертная погибель выглядела такой неминучей, страха Митя не ощутил. Скорей для очистки совести, нежели для проверки, попробовал подняться еще раз, убедился, что ни идти, ни даже стоять не может. Подумал - не поползти ли назад? Отверг. Больно долго бежал, а потом шел, столько не проползешь. Да и к чему? Ну, выберешься к тракту, так в темное время по нему все равно никто не ездит. Замерзнешь на обочине. Единственное утешение, что не лисы с воронами сожрут, а подберут люди и похоронят. Что Мите, жалко для лис и воронов своего мертвого мяса? Пускай едят. А чем попусту пресмыкаться, последние силы тратить, не лучше ль на манер римского мудреца Сенеки или премудрого Сократеса подготовиться к разгадке земного бытия с достоинством? Смерть от холода, описывают, нисколько не мучительна. Станет клонить в сон, и уснешь, и боле не проснешься. Вот когда мудрые книги-то пригодились. Жизнь себе с их помощью, может, и не спасешь, зато умирать легче. И Митя повернулся на спину, стал умирать - вдыхать лесной воздух, подводить итог. Лежать было мягко, удобно и пока что, с разогрева, нехолодно, а мысли текли плавно и даже не без некоей приятности. Что ж, прожил Митридат-Дмитрий Карпов на земном яблоке недолго, семь лет без одного месяца. Но все же дольше, чем большинство нарождающихся на свет человеков, из коих каждый третий помирает в первую неделю, а каждый второй в первые два года младенчества. Выходит, Митя против большинства еще и счастливец. Опять же, прошел свой путь не в сумраке пробуждающегося рассудка, а при ярком свете полного разума, что и вовсе удача почти неслыханная. Столько узнал, столько для себя открыл, столько передумал, постиг законы природоустройства. Когда понимаешь сии естественные установления, то и страшиться особенно нечего. Вначале, согласно законам физики, текущие по твоим жилам жизненные ликвиды под воздействием низкой температуры остановят свой ток, что разлучит душевную субстанцию с телом. Потом в действие вступят законы химии, и организм, прежде именовавшийся Митей, начнет разлагаться на элементы. Но, вероятно, еще прежде того проявят себя законы биологии, приняв вид зубов и клювов лесной живности. По насту неслась легкая пороша, понемногу присыпала валенки и тулупец. Митя сначала стряхивал, после бросил. Зачем? Начали стынуть ноги, а некоторое время спустя вроде бы и перестали. Мысли утратили четкость, но от этого сделались еще приятнее, как бывает перед погружением в сон. Было тихо-тихо, только поскрипывали ветки да шуршала ленивая поземка. Митя поднял глаза. В промежутке меж серыми кронами чернело небо. Что там, за ним? Вдруг показалось, что, если получше всмотреться, непременно увидишь. Только надо поторопиться, пока из замерзающего тела не отлетела душа. Он прищурился, и небо качнулось ему навстречу. Митя сначала удивился, но обнаружил, что удивляться тут нечему. Оказывается, он уже не лежал на земле, а парил в воздухе, меж острых верхушек елей, и это было замечательно хорошо. Посмотрел вниз - там, на снегу, вроде бы и в самом деле кто-то лежал, но смотреть на него было неинтересно, небо манило куда больше. Митя повернулся к нему лицом, и оно стало стремительно приближаться. Странно, оно было все такое же черное, даже еще черней, но вовсе не темное. Он понял: просто в небе таится такой яркий свет, что смотреть больно, от этого на глазах пелена. Поразительно, как он раньше этого не замечал. Чем выше поднимался Митя, тем больше глаза привыкали к этому сгущенному сиянию, и вот уже он летел не через черноту, а через янтарный свет, и что-то начинало просвечивать там, впереди - не то круг, не то некое отверстие. Митя сделал усилие, чтоб лететь еще быстрее, так ему не терпелось побыстрей разглядеть, что это за штука. И он услышал голос - скрипучий, древний-предревний. Голос произносил что-то неразборчивое, но явно звал его, Митю. Однако именовал не Митей, а каким-то другим, не известным ему прозванием. - Маалой, - взывал голос. - А, Маа-лой! Стало быть, такое здесь, на небе, у него будет имя? Сначала был Дмитрий, потом Митридат, а отныне Маалои? Он раскрыл глаза пошире и увидел: то, что издали представлялось ему кругом или отверстием, на самом деле - лик. Вглядевшись в это лицо, он задрожал - такое оно было страшное: сморщенное, с косматыми седыми бровями, загнутым носом, а посередь носа бородавка. И чудесный свет вдруг померк, снова стало темно. Митя заклацал зубами от холода и увидел, что вовсе он не на небе, а на снегу, под черными елями, а над ним склонилась жуткая старуха, вся замотанная в грязные платки. - Малой, эй, малой, - проскрипела она своим дребезжащим голосом. - Ты чего? Примерз? Ну-тко, ну-тко. - И потянула к нему свои костлявые пальцы. Это Баба Яга, понял Митя, нисколько не удивившись, однако перепугался сильно, еще больше, чем давеча волка. Костяная нога, седые усищи, железны зубищи. Еще премудрый Д'Аламбер писал (или барон Гольбах? - голова промерзла, утратила ясность), что не все в народных преданиях суеверие и вымысел. Сказочные драконы, к примеру, суть воспоминание о старинных пресмыкающихся, некогда населявших планету, и ныне остовы тех чудищ в разных местах откапывают. Вот и Баба Яга, выходит, не суеверие, а всамделишная лесная ведьма. Сил сопротивляться злым чарам не было. И когда Баба Яга, кряхтя, взвалила Митю себе на закорки, он только жалобно захныкал. Она же тащила его куда-то - должно быть, за темные леса, за синие озеры, в черные болота, в глубокие норы - и ворчала: - Ишь чижолый. Куды чя? До мельни? Не шдюжу, не молодайка. А вот я чя к Даниле-угоднику, ага. Пушкай он, Данила. Ага. Смысла ее заклинаний он не понимал, ибо от холода, слабости и страха мозг совсем перестал источать мыслительную эманацию. Осталось только дикое, темное, из самого раннего детства: сейчас Баба Яга приволочет добычу в свою избушку на курьих ножках и сожрет, а косточки выплюнет. Уйти на достойный, античный манер не получилось. Жизнь оканчивалась как-то очень по-русски, очень по-детски и ужас до чего страшно. Митя тихо заплакал. Хотел маменьку позвать и даже увидел ее будто наяву - всю розовую, пахнущую фиалковой эссенцией, но маменька сидела перед зеркалом и не оглянулась на свое злосчастное чадо. Ведьма положила пленника на снег посреди небольшой поляны. Приподнявшись, он увидел бревенчатый сруб с крошечным слюдяным оконцем, в котором горел противоестественно яркий свет. Курьих ног под избушкой Митя не разглядел - наверно, их снегом засыпало. Старуха громко постучала в дверь железным кольцом, потом вдруг подхватила подол и с нежданной прытью припустила в чащу. Миг - и ее не стало, исчезла во тьме. От диковинного поведения ведьмы Митя перепугался еще больше, хотя, казалось, куда уж больше-то? Это она меня в подарок принесла, в подношение, догадался он. Некоему чудищу, которое над ней властвует, а стало быть, еще страшней ее. Кто там у няньки Малаши из лесной нечисти был кроме Бабы Яги? Лесной Царь, вот кто. Который к людям, проезжающим через лес, сзади тихонько в телегу садится и малых деточек крадет. Как она напевала, Малаша-то? "Царь Лесной подсядет, Митеньку покрадет". Лязгнула дверь, и Митя увидел перед собой Лесного Царя. Он был вовсе не похож на маскарадную фигуру, какую вчера изображал Наследник. Настоящий Лесной Царь оказался высок и худ, прям как палка, с длинной седой бородой и седыми же волосьями до плеч, а брови черные. И глаза тоже черные, блестящие. Они сурово воззрились сверху вниз на съежившегося Митю. Голос, звучный и вовсе не стариковский, грозно произнес: - Это еще что за аппариция? Подкидышей мне только недоставало! Что я вам, Воспитательный Дом? Перешагнул через Митю и как был, в одной черной, перепоясанной кожаным шнуром рубахе, выскочил на поляну. Повертел головой туда-сюда, но Бабы Яги, как уже было сказано, и след простыл. Тогда Лесной Царь обернулся к Мите и излил свой гнев на него: - А ну говори, чертенок, чей ты и из кадкой деревни! Из Салтановки? Иль из Покровского? Все равно дознаюсь и назад отведу! Ах, что удумали, плебеи неблагодарные! Сердито топнул ногой в коротком войлочном сапоге. - Ну, что разлегся? Холод в избу напустишь! Заходи, не здесь же тебя оставлять. Но утром, так и знай, отведу тебя к попу в Покровское. Пускай он с тобой возится! Ну, вставай! - прикрикнул так свирепо, что Митя попробовал подняться, вскрикнул. - Что там у тебя такое? С ногой что? Легко поднял мальчика, внес в избу. Жилище на первый взгляд было самое простое: сколоченный из досок стол, вместо стула долбленый пень, небеленая печь, но на стене висели полки с книгами, а единственная свеча горела невиданно ярким, немигающим огнем. Вон как Лесной Царь живет. Может, не такой он страшный, как пугала Малаша? Властитель леса снял с Мити тулуп, хотел снять и валенки, но Митя заверещал: - Ай! Больно! - Ага, значит, говорить ты умеешь. Ладно, после потолкуем. Хозяин посадил Митю на лавку, вынул из сапога ножик и разрезал валенок. Пальцы у него были сухие, длинные, с коротко стриженными ногтями. Осторожно потрогал лодыжку. - Поня-ятно. На-ка, закуси. - Сунул в зубы сушеную баранку. - Зубами в нее, крепче. И как дернет! Митя от боли баранку, что была тверже камня, пополам перекусил, слезы так и брызнули. Но дед уже перетягивал ногу тряпицей, и боль отступила. - Встань-ка. Осторожно, еще не веря, Митя встал. Нога держала! - Завтра похромаешь, а послезавтра будешь с горки кататься. Ерунда, обычный вывих, luxatio, - сказал старик. Никакой он, разумеется, был не Лесной Царь, это Мите с холоду и страху такая чушь в голову взбрела, теперь сам устыдился, но услышать латинское слово из уст знахаря было удивительно. Образованный человек, ученый книжник проживает один, посреди дикого леса! Это ль не чудо? Митя воскликнул: - Сударь, вас послало мне само провидение! Я вижу, что вы добродетельны и милосердны! Помогите мне спасти из рук злодеев одну благородную особу! Но прежде дозволено ли мне будет спросить, кто вы и отчего обитаете в сей пустыне на отдалении от людей? Знахарь отпрянул, воззрился на Митридата с изумлением. Потом прищурился, помахал рукой у себя перед глазами, словно отгонял наваждение. Когда оно не исчезло, сложил руки на груди в позе древнего стоика. Ответил медленно, не отводя взгляда от Митиного лица: - Кто я, желаете вы знать? Сие труднейший из вопросов, какие можно задать человеку. Всю свою жизнь я положил на то, чтоб найти ответ. Волей случая имею российское подданство и православную веру. Волей родителей ношу имя Данила. Нынешнее мое занятие - лекарь поневоле. А теперь, когда я, согласно законам учтивости, ответил на ваш вопрос, ответьте и вы мне, странный человечек, что вы такое? Инкуб? Гомункулус? Плод моего одичавшего воображения? Иль сам Сатана, принявший вид крестьянского мальчонки? - Нет-нет, - поспешил рассеять его естественное сомнение Митя. - Я самый обыкновенный смертный. Хоть я и молод годами, но много читал и размышлял, отчего мой ум развился быстрее, чем это обычно бывает. Зовут же меня Дмитрий Карпов. Он поклонился, и человек, назвавшийся Данилой, ответил ему не менее вежливым поклоном. - Клянусь Разумом! - воскликнул он. - Я читал о подобных случаях, но всегда почитал эти рассказы преувеличением. Теперь же вижу, что и в самом деле встречаются разновидности рассудка, созревающие быстрее обычного, как бамбук набирает высоту много быстрее прочих деревьев. Могу ли я спросить, сколько вам в точности лет, уважаемый господин Карпов? - Шесть лет и одиннадцать месяцев без одного дня. Данила поклонился еще почтительней. - Для меня истинное счастье познакомиться со столь редкостной персоной. В бытность мою студентом Московского университета у нас был один юноша много моложе и смышленее нас, ему едва сравнялось тринадцать, а всем нам, прочим, было кому шестнадцать, а кому и двадцать с хвостом. Но говорить так осмысленно и складно в неполные семь лет! Поистине это достойно восхищения! - Благодарю. - Митя опять поклонился, подумав, что средь бревенчатых стен убогой избушки эта церемонность выглядит престранно. - Но у меня совершенно неотложное... - Он умер, бедняжка, - вздохнул старик, печально покивав каким-то своим воспоминаниям. - От мозговой горячки. Так и не достиг четырнадцатого дня рождения. А какой мог вырасти талант, сколько бы пользы принес отечеству и, быть может, даже всему людскому роду! Дождавшись паузы, Митя открыл рот, чтобы объяснить про пикинское злодейство и отчаянное положение Павлины Хавронской, но Данила снова заговорил: - Жаль, что я не остался в стенах университета и не посвятил себя науке с ранних лет. Сколько времени потеряно попусту. Увы! Родитель с рождения записал меня в Семеновский полк и терпел мое учение лишь до тех пор, пока не открылась вакансия при дворе. Только тут он спохватился, что не дает гостю и рта раскрыть. Виновато улыбнулся, а улыбка у лекаря поневоле (как он сам себя аттестовал) была мягкая, славная. - Прошу покорно простить, что болтаю без умолку. Одичал тут, отвык без образованной беседы. Ко мне сюда заглядывают разве что местные поселяне, а какой с ними разговор? Вы уж, любезный господин Карпов, потерпите мою словоохотливость некое время. Вскоре я наговорюсь вдосталь, и умолкну. Что ж, рассудил Митя, так и в самом деле будет резонней. Известно, что невыговорившийся человек и слушает менее внимательно, а до утра дормез с дороги никуда не денется, времени довольно. - И какова была вакансия, которую при дворе сыскал ваш батюшка? - спросил Митя на правах знатока. - Благодарю. Последнее относилось к предложенному угощению - хозяин налил из котелка пахучего ягодного взвару, придвинул хлеб, туесок с медом. Ох, как, оказывается, есть-то хотелось, после холодования, после страхов! Данила сел напротив, отщипнул кусочек от каравая, но до рта так и не донес. - По тем временам должность была не из завидных, письмовником к великой княгине Екатерине Алексеевне. Она почиталась при дворе фигурой малозначительной и даже достойной жалости, при этаком-то супруге. Это уж после все узнали, какова она - Catherine Le Grand{Екатерина ВеликИЙ (фр.) }! - Это Вольтер ее так назвал, да? - вставил Митя. Надо же было показать ученому человеку, что он не только "говорит осмысленно и складно", но еще и чтит великих людей современности. - Да, старый льстец выразился именно так. Он думал, что ведет переписку с мудрейшей из женщин, а на самом деле письма составлял я, ибо Екатерина не гораздо знала письменный французский, да и собственных мыслей имела немного. Я же в ту пору состоял при ней камер-секретарем. - Сказал и смутился - видно, подумал, что его слова звучат хвастовством. - Ах, друг мой, камер-секретарь - не Разум весть какая значительная должность, и высокого чина к ней не полагается. Хотя, с точки зрения многих, состоять при монархе уже само по себе есть высочайшее из званий. Бедные мотыльки! Сколько их опалило крылышки о языки сего ложного пламени и, хуже того, сожгло свои души! Если б вы когда-нибудь увидели Екатерину вблизи, для вас с вашим умом и проницательностью не составило бы труда разглядеть ее внутреннюю суть. Это не глупая, но и не умная, не злая, но и не добрая женщина, единственный талант которой заключается в безошибочном нюхе. Она умеет угадывать чаяния активной фракции еще прежде того, как эта часть общества сама о них догадается. Вот в чем состоит истинный дар прирожденного властителя. О том, что государыню он видел ближе, чем любой камер-секретарь, Митя благоразумно промолчал, на неизвестно чем вызванную убежденность в своей проницательности скромно потупился, но последнее суждение диковинного лекаря заставило его наморщить лоб. - В самом деле? - спросил он. - Вы полагаете, что вся суть власти в умении угадывать желание подданных? А что это за активная фракция, о которой вы помянули? - Властителю довольно угадывать чаяния не всех подданных, а лишь той их части, от которой что-то зависит. Я называю это сословие активной фракцией общества. В разных странах и в разные времена количество и состав сей когорты неодинаковы. В позднем Риме, к примеру, бывали времена, когда к активной части следовало отнести лишь преторианскую гвардию императора. Да и у нас в России влиятельная фракция общества не больно велика: дворянство, чиновники, богатые негоцианты, высшее духовенство. Истинный правитель чувствует устройство и настроение активной прослойки лучше, чем она сама, и никогда не позволяет волне событий опередить себя - всегда удерживается сверху, на самом ее гребне. Иные ученые мужи, начитанные в истории, недоумевают, как могли гнусные тираны вроде Тиберия или Иоанна Грозного долго править, не будучи истреблены своими подданными. А секрет прост - сии кровопийцы делали лишь то, чего в глубине души желала активная часть общества, иначе им бы ни за что не удержаться. Митя задумался над сказанным, и сразу же возникли возражения, но Данила уже перескочил на другое. - Я постиг эту истину еще в молодости и видел для отечества благой путь лишь в одном: всемерно расширять численность активной фракции, для чего надобно включить в ее состав сословия, никогда прежде к государственным решениям не допускаемые. Когда молодая государыня повелела созвать Уложенную комиссию, мне помнился в том прообраз российского Парламента. Я льстился, что Екатерина слушает мои доводы и внимает им благосклонно. - Говоривший горько усмехнулся. - Смешной мечтатель! Путь к рассудку Екатерины лежит не через уши, а через иное отверстие. Другие умники, которых я в своей наивности полагал ничтожествами, досконально постигли сию истину много раньше меня. Днем Екатерина могла слушать своих ученых советчиков, к числу коих принадлежал и я, но ночью ей пели иные соловьи, и их голос звучал убедительней. Сколько раз, ценя мои труды, она предлагала мне награды и богатства, я же отказывался, счастливый уже тем, что причастен великому делу. Другие были не столь щепетильны... Лесной житель рассказывал небылицы, но не верить ему было нельзя - так просто и печально он говорил. Нет, на враля и досужего хвастуна он не походил. Видно, и в самом деле была в его жизни пора, когда он витал в горних высях государственной власти. - Кто-нибудь из фаворитов навлек на вас опалу? - спросил Митя, почти не сомневаясь, что догадка верна. - Орловы? Или князь Таврический? Данила гордо покачал головой. - Нет, я удалился сам, когда понял, что мои прожекты не более чем химеры. Потом я много странствовал. Смотрел и слушал, хотел узнать и понять природу и людей. Узнал многое, особенно про природу. Понял же значительно меньше, особенно про человека. Ну, а когда вернулся в родные Палестины, случились Обстоятельства, после которых я удалился в сии глухие леса. Слово "обстоятельства", само по себе мало что значащее, старик произносил, словно некое нарицание. По тону можно было предположить, что именуемое таким образом событие было не из веселых. Повздыхав, Данила продолжил: - Вижу, господин Карпов, что вы не только образованны и умны, но еще и обладаете утонченной душой, которая удерживает вас от расспросов. Ценю и благодарю. Нечто подсказывает мне, что в будущем мы с вами, возможно, сойдемся ближе, и тогда я расскажу вам о своем несчастье. Пока же вам довольно будет знать, что я бежал людского общества не как отшельник, ищущий святости. Просто из-за Обстоятельств человеческие лица сделались мне невыносимы. Однако и в сих кущах я не нашел полного уединения! В годы странствий, желая постичь тайну, имя которой Человек, я изучал в Падованском университете медицину. К тайне, разумеется, так и не приблизился, ибо она заключена не в телесном нашем устройстве, но врачеванию обучился. Как-то раз, тому два года, по глупости вправил кости одному местному жителю, который спьяну угодил под собственную телегу. И с тех пор не стало мне покоя. Потянулись болящие, увечные, и всех их я лечу, по собственной глупости и безволию. А поскольку платы никакой не беру, то туземные жители вбили себе в голову, будто я - угодник и святой старец. Ходят, глазеют, враки про меня плетут, еду носят, хоть мне и не надобно. Грибов с ягодами да трав для пропитания вполне довольно. Бывший камер-секретарь и путешественник, а ныне лекарь сердито плюнул, поправил пальцами фитилек своей замечательно яркой свечи, которая от прикосновения запылала еще пуще. Митя заметил, что за все время беседы воска на ней нисколько не оплыло. - Это мое изобретение, - пояснил Данила, поймав взгляд своего маленького гостя. - Добавляю в пчелиный воск экстракцию одуванчика и еще некоторых растений, тогда свечки хватает на целую ночь и еще на полдня, а свету она дает, будто целая люстра. Одна беда, препятствующая повсеместному использованию сего светильника: когда фитилек изгорает до конца, накопившиеся испарения вырываются наружу, и происходит подобие взрыва. Но я до конца свечу никогда не жгу, заливаю особым раствором. - Он показал на пузырек с белесой жидкостью, помолчал. Сконфуженно улыбнулся, развел руками. - Ну вот, накинулся на вас с разговорами, как отпостившийся на скоромное. Расскажите теперь вы мне, что вас привело в лес - одного, да еще после темноты. Тут ведь и волки водятся. Внезапно Данила нахмурился. - Постойте! Вы вначале стали говорить что-то про злодеев и благородную особу, нуждающуюся в спасении? А я в смысл слов не вник и поразился лишь неожиданной складности речи! Ради Разума простите меня, друг мой! О, как я суетолюбив и глухосердечен! Что за беда с вами стряслась? Вот и правильно, что дал человеку выговориться, понял Митя. Теперь он и выслушает внимательней, и отнесется добрее. - Да-да! - заговорил Митридат, с каждым словом все больше волнуясь. - Случилось ужасное несчастье, подлое преступление! Я путешествовал из Санкт-Петербурга в Москву, сопровождая даму, достойную самого уважительного отношения. Не только из-за своей знатности - а Павлина Аникитишна принадлежит к одному из наисиятельнейших семейств империи, - но главным образом из-за своих несравненных достоинств. Несчастье ее жизни - редкостная красота, из-за которой... - Стойте! - Старик поднял ладонь. - Мой юный друг, по вашему волнению я догадываюсь, что вы повествуете о чем-то чрезвычайно важном, однако слова проистекают из ваших уст с недогонимой ретивостью, и я половины сказанного не понимаю. Будьте милосердны к тем, кто не наделен, подобно вам, сверхъестественной скоростью языка и мысли, ибо... Митя понял, что по всегдашней дурной привычке глотает слова. Данила же, наоборот, изъяснялся столь неспешно и по старомодному витиевато, что пришлось и его, в свою очередь, перебить. - Хорошо хорошо! - нетерпеливо махнул рукой Митя и постарался выговаривать слова медленней. Это было и правильней, потому что на ходу надо было еще соображать, о чем говорить, а о чем лучше умолчать. К примеру, имя светлейшего князя Зурова поминать не следовало. Кто ж осмелится идти против самого Фаворита? - Мы ехали в карете, я и госпожа Хавронская. И настиг нас некий страшный человек, который слуг умертвил, а Павлину Аникитишну пленил. Такое ему было приказание от некого значительного лица, одолеваемого сладострастным безумием... Вот так, не пускаясь в излишние подробности, все и рассказал. Данила слушал нахмурясь. Сначал сидя, потом вскочил, стал расхаживать по горнице. Закончил Митя словами: - Надо в деревню бежать, за подмогой. А еще лучше солдат. Этих-то пятеро, и все с оружием. К исправнику нужно. Хозяин яростно подергал себя за седую бороду. - Исправник в Вишере, это двадцать верст. Да и знаю я его - дурак, ничего не сделает. Не нужно нам никого. За ночь они никуда не денутся, а перед светом пойдем на дорогу, посмотрим, что за Пикин такой. Разберем это дело сами. Митя так и ахнул. Хороши разбиральщики, старый да малый! - Сударь, вы же не рыцарь Ланцелот, а лекарь! - попробовал он образумить расхрабрившегося деда. А тот только ногой топнул: - Рассердили вы меня, Дмитрий Карпов, своей историей. Вижу, пока я в лесу от людей спасался, жизнь еще подлей, чем прежде, сделалась, а я подлость никогда сносить не умел. Вы правы, я нынче человек мирный и смирный, ремеслом врач, но, клянусь Разумом (и можете мне верить, ибо Данила Фондорин никогда не лжет), гнев лекаря - штука куда более опасная, чем полагают некоторые. Глава одиннадцатая. ЧЕЛОВЕК-НЕВИДИМКА - Шеф, вы что, больной? Врача вызвать? - Валя дернула Николаса в противоположную сторону. - Какое метро? Вы болван, Тюбинг! Во-первых, ночь-полночь, а во-вторых, мы же на вашем панцервагене приехали! Побежали к припаркованной за углом машине, сели, но отъехали недалеко. Клубные вышибалы оказались ушлыми: не только вызвали милицию, но еще, оказывается, запомнили, на каком автомобиле приехали долговязый мужчина и его эффектная спутница - приметили их еще, когда Фандорин собирался встать перед клубом, а потом отчего-то передумал и отъехал подальше. Машина ГНР, группы немедленного реагирования, была неподалеку. Буквально через минуту после того, как Николас сел за руль, и через пятнадцать секунд после того, как он с третьей попытки завелся, "жигуленку" перегородил дорогу милицейский "уаз". - Ты пистолет выкинула? - нервно спросил Фандорин, вылезая из машины и суя руку в карман за документами. Ах, как неудачно! Объясняйся теперь, что да почему. А бандиты тем временем очухаются и примут меры. Выйдешь из отделения - тут тебя и встретят. - Вынул руку, завалю! - бешено заорали на магистра из темноты. Лязгнул затвор автомата, и Николас испуганно вскинул руки кверху. Ну конечно, их принимают за мафиози, пытающихся скрыться после "разборки". Изрешетят, и будут правы. - Руки, ..., на капот! Оперся ладонями о холодный металл. Валя встала рядом. - У тебя документ какой-нибудь есть? - шепнул Фандорин. Валя не ответила. Щурясь на свет фар, оглянулась через плечо. Действительно, что толку от документа, если бы он и имелся? Там будет написано "Валентин Сергеевич Тлен". И начнется цирк шапито. - Пардон, шеф, я катапультируюсь, - шепнул человек будущего. Легко, прямо с места, Валя вскочила на капот, спрыгнула по ту сторону "жигулей" и метнулась из луча в темноту. - Стой, застрелю! Саня, за ней! - заорали милиционеры, но дробный стук каблучков доносился уже из подворотни, так что стрелять было некуда. Один (очевидно, тот самый Саня) кинулся было вдогонку, но передумал: - Ну ее. Нашли пацана по дворам бегать. Другой, матерясь, наскоро обшарил Фандорина, безо всяких на то оснований двинул дубинкой по бедру. Николас только ойкнул, протеста заявлять не стал. Полиция любой страны мира при подобных обстоятельствах вела бы себя точно так же. - ... нам этот ... расскажет, как эту спортсменку зовут, - сказал третий, светя фонариком в Никины права. - Правда, гражданин Фандорин? И дубинка еще раз стукнула его по бедру - не слишком сильно, как бы предупреждающе. - Девушку я подобрал на улице, она голосовала. Знаю только, что зовут Марго, - на ходу сочинил Николас, зная, что ложь звучит вполне правдоподобно - по ночному времени таких "голосовальщиц" в Москве сколько угодно. - Да не в ней дело. Возле клуба на нас напали трое, из джипа. Это бандиты, идемте скорей. Да уберите вы свою палку! Я президент фирмы "Страна советов", вот карточка! Бог знает, что больше подействовало на защитников правопорядка - звучное слово "президент" или солидное название фирмы, но руки позволили опустить и отвезли ко входу в "Холестерин". Но джипа след простыл, лишь на тротуар ре осталось несколько капель крови - у очкастого из носу натекло. Наблюдательность вышибал оказалась избирательной. Фандоринскую "четверку" они запомнили, а вот номер роскошного джипа и даже его цвет у них в памяти не отложились. Хуже того, оба в один голос утверждали, что Фандорин и его "полоумная девка" сами накинулись на приличных молодых людей и избили их чуть не до полусмерти. - Поедем в отделение, разбираться, - решил старший группы, а Николасу сказал. - Если от потерпевших не будет заявления, утром выпущу. Само собой, штраф заплатишь. Покраснев, Фандорин шепнул: - А давайте я вам прямо сейчас штраф заплачу. В двойном, даже тройном размере. Зачем вам меня держать? Личность мою вы уже установили, а? Никогда в жизни Николас А. Фандорин не позволил бы себе подкупать офицера милиции, да еще находящегося при исполнении обязанностей! Да он даже от гаишника за какое-нибудь нарушение рядности ни разу не откупался - каждый раз, как последний идиот, вместо того чтоб сунуть полсотни, тратил по два часа на оформление штрафа через сберкассу и еще гордился этим. Но тут дело шло о жизни и смерти. Пока будешь сидеть в милиции, "приличные молодые люди" успеют подготовиться к новой встрече. Лейтенант подумал над Никиным предложением. Поманил одного из вышибал. - ... с ним, с цветом и номером. Марка-то какая? - У джипуськи? "Брабус". Милиционер взял Фандорина за локоть, повел к "уазу". Миролюбиво объяснил: - Не, не получится. Лохи на "брабусе" не ездят. На кой мне лишние заморочки? Посиди до утра, не рассыпешься. В машину Нику усадили без наручников и не в "кошелек", как какого-нибудь пьянчугу, а на заднее сиденье. Думай, думай, лихорадочно повторял Николас. Что-то надо делать, но что? Позвонить капитану Волкову, вот что! Лучше пусть сомнительный, но все-таки знакомый и вменяемый милиционер, чем эти ночные охотники с автоматами и дубинками. Он выудил карточку оперуполномоченного, стал набирать номер. - А ну убрал живо, - сказал сидевший рядом сержант. - Один звонок - имею право! - Щас будешь иметь и справа, и слева, - пригрозил служитель закона. Это был явный и грубый произвол. В другое время Фандорин непременно пошел бы на принцип, но не сейчас, не сейчас. - Лейтенант, - наклонился он вперед, к офицеру. - Я все-таки заплачу вам штраф. Если позволите сделать телефонный звонок. Тот подумал, шмыгнул носом. - Ладно. Гони сто баксов и звони. - Тысячу рублей, - сказал Фандорин упавшим голосом. - Больше не могу. - Давай. Кажется, лейтенант согласился бы и на пятьсот, да ладно, не до этого. Набирая номер, боялся только одного - услышать в трубке: "Аппарат абонента выключен или временно недоступен". Как-никак третий час ночи. Даже пошептал: "Господи, Господи!" - Аюшки, - откликнулся Волков бодрым, нисколько не сонным голосом. - Это Фандорин. У меня новости. Срочные. Я... - Вы где? - перебил капитан. - В милицейской машине. Меня арестовали... - Не арестовали, а задержали, - поправил старший группы. - Меня задержали. Милиционеры. Везут в отделение. - Какое? - спросил оперуполномоченный. Следовало отдать ему должное - разбуженный среди ночи, он соображал быстро и вопросы задавал только самые необходимые. Фандорин покосился на каменные лица соседей. Лучше не спрашивать. - Не знаю. Я недалеко от Охотного ряда. - Ясно. Буду. И в трубке раздались гудки. x x x Пока составляли протокол, пока задержанного "пробивали по ЦАБу и ЗИЦу" (Николас так и не понял, что это означает), пришлось сидеть в "обезьяннике" - зарешеченной конуре. Прямо на полу спали двое пыльных мужчин и одна дама, еще более неопрятного вида. За "обезьянником" находились две двери с маленькими окошечками. Судя по голосам, там тоже кто-то сидел - видимо, нарушители посерьезней, чем хулиган Н.А. Фандорин и его товарищи по клетке. Собственно говоря, магистр не сидел, а ходил. Дело даже не в том, что сесть было не на что - в конце концов, соседи отлично устроились прямо на полу. Взвинченные нервы отвергали статичность, требовали мышечной активности. Перемещаясь из угла в угол, Николас преодолел расстояние, превышающее длину Тверской улицы. Волков появился, когда усталый магистр был уже на виртуальном подходе к улице Правды, если не к стадиону "Динамо". Освобождение произошло на удивление просто, без каких-либо формальностей. Волков пошептался с дежурным, и Фандорин тут же получил назад изъятые при задержании вещи: телефон, документы, ключи, бумажник, металлическую расческу. - Где можно с человеком поговорить? - спросил Волков. - Да где хочешь, кабинеты все пустые, - ответил дежурный. - На тебе ключ от зам-полиса, там сидалы мягкие. Поднялись на второй этаж, в комнату с табличкой "Заместитель начальника по работе с личным составом". Сели в потертые кожаные кресла, должно быть, помнящие еще времена Народного комиссариата внутренних дел. - Ну? - спросил капитан, доставая сигареты. - Потолкуем без фуфла? - Без фуфла так без фуфла. - Николас яростно потер пульсирующий висок, отгоняя головную боль - она сейчас была совершенно ни к чему. - Скажите, капитан, какая у вас зарплата? Волков вопросу нисколько не удивился. - Две восемьсот. А что? Зато удивился Фандорин. Оперуполномоченный уголовного розыска, человек общественно значимой, да еще и опасной профессии, получает меньше трех тысяч рублей в месяц? Но в Москве содержать на эти деньги семью совершенно невозможно! - А ваша "нокиа" стоит шестьсот долларов. Это вам что же, на Петровке такие выдают? - На Петровке нам выдают хрен с бантиком, - усмехнулся Волков. - Намек понят и принят. Сейчас последует чистосердечное признание. Я, гражданин Фандорин, подрабатываю на стороне. - Чем же, позвольте узнать? - Как все нормальные люди - тем, что умею. Врач из поликлиники после работы бегает по частным пациентам, так? А у меня другая профессия. И пациенты другие. Волкова ноги кормят. - Капитан оскалился. - Что рот разинули? У нас Россия, а не Европа. Испокон веку так заведено: государство дает служивому человеку должность, а кормить себя он должен сам - как говорится, в меру своей испорченности. Да вы не пугайтесь, я честный мент, а не отморозок, я за кровь бабок не беру. - А за что берете? В моем случае вы явно трудитесь не за страх, а за совесть. Я вас среди ночи разбудил - и ничего, сразу примчались. Фандорин ждал чего угодно, только не прямого и ясного ответа. И ошибся. - Мой мирный сон прервался минут за десять до вашего звонка. Дурная привычка - не выключать на ночь мобилу. - Кто звонил? - Вам имя сказать? Я его не знаю. Только голос. Добудь, говорит, нам Англичанина. Больно шустрый и охрана у него крутая. Премию гарантируем. Так что, когда вы позвонили, я уже был, как огурчик. Ломал репу над тремя вопросами. Первый: как вас добыть. Второй: почему у вас такое погоняло - Англичанин. Все про меня выяснили, тоскливо подумал Николас. Хорош корифей мудрых советов - сам прибежал к волку в лапы. - А третий вопрос такой, - продолжил милиционер после паузы. - Не послать ли их в слово из пяти букв. - Какое? - широко раскрыл глаза Фандорин. - То есть нет, я не то хотел спросить. Я не понимаю, вы на них работаете или нет? - Работаю, - спокойно ответил Волков. - Если они не бандосы. А если они хотят человека накрячить - я в такой хоккей не играю. - Накрячить? - Слово такое, новое. Недавно появилось. Можно по-другому сказать: грохнуть, замочить, завалить, закопать... - А Шибякин? - прервал Ника жуткий синонимический ряд. - Его-то ведь накрячили тоже ваши "пациенты". - Не думаю. Зачем им? Они с парашютистом потолковать хотели, да что-то у них там не заладилось. То ли случайно свалился, то ли сам сиганул. С вами дело другое. Грохнут они вас, точно. Этот, который звонил, прямо трубку зубами грыз, а раньше всегда такой культурный был, вежливый. Должно быть, тот молодой человек в темных очках, подумал Фандорин и поежился. - Сергей... простите, не запомнил отчества... - Да какое, блин, отчество. Просто Серега, - буркнул оперуполномоченный. - Сергей, я вас очень прошу. Если вы в самом деле не наживаетесь на крови, расскажите мне все с самого начала, - тихо попросил Николас, глядя Волкову в глаза. - Что вы знаете про этих людей? Кто они? Чего от меня хотят? Капитан отвел глаза, пустил из носа струйку дыма. - Надо было, конечно, их сначала покрутить, разобраться, что за лоси такие, - сокрушенно сказал он. - Я всегда так делаю. Но очень уж впечатлительно подъехали. Позвонил с проходной дежурный, говорит: Серый, тебе пакет. Разворачиваю - мобила, вот эта. С вип-контрактом: болтай сколько хочешь. Оформлена на мое имя, честь по чести: адрес, паспортные данные. Ну, я намек понял: люди серьезные, заходят капитально. Ладно, думаю, поглядим, что дальше будет. Только я в кнопочках разобрался, мотивчик подобрал - машинка и зазвонила. Мужик какой-то, вежливый. Ну как, спрашивает, игрушка? Я ему: игрушка хорошая, дальше что? Он говорит: это ведь вы представляете шестнадцатый отдел в оперативно-следственном штабе по делу "Неуловимых мстителей"? А дело-то закрытое, я вам рассказывал. Молчу, жду. Этот говорит: предлагаю временную работу по совместительству. Никакого криминала. Интерес у нас общий, мы этих уродов тоже ищем. Давайте помогать друг другу. Что мы узнаем - я буду вам сообщать, это вам для карьеры пригодится. А вы, пожалуйста, извещайте меня. Плачу три сотни в день плюс премиальные за результативность. Я, как лох, спрашиваю: триста рублей? Он смеется: американских. Ничего, а? - развел руками Волков. - У меня сын, еще дочка в Ногинске от первого брака, на юридический поступать хочет. Там знаете сколько платить надо? Репетиторы, шмепетиторы, туда-сюда. А тут три центнера баксов в сутки! И, главное, дело чистое: человек свою жизнь защитить хочет. - Который? - быстро спросил Фандорин и прикусил язык. Про список приговоренных капитану знать было пока незачем. - В смысле? - не понял капитан. - Что за человек? Не знаю, но какой-то крутой шишкарь, это уж точно. Я неделю на них работаю, так? Две сто получил повременки, плюс штуку за копию экспертизы по парашютисту, плюс еще штуку за знакомство с вами. Четыре тысячи сто долларов - не хрен собачий. Да еще благодарность по отделу за то, что личность трупняка установил, Шибякина этого. Думаете, я от вас это узнал? - Нет, не думаю. - И правильно. Это мне вежливый слил: и имя, и адрес, и даже подъездный код. Мы, говорит, там провели изыскания, ничего интересного не нашли. Теперь пускай ваше ЭКУ поработает. - Кто-кто? - Экспертно-криминалистическое управление, это на Колобках. Мужики свое дело знают. Ну вот, сижу я, кумекаю, как бы начальству объяснить, откуда я парашютиста вычислил, а тут аккурат вы звоните, и тоже про Шибякина. Все и сложилось. Докладываю: так, мол, и так, по собственной инициативе провел по Останкину литерное мероприятие номер семь (это у нас так по-официальному "Николай Николаич" называется, наружное наблюдение), который вывел меня на нужный адрес. - А почему по Останкину? Ведь дом на улице Лысенко? Волков засмеялся. - Это вы у нас проходите как Останкин. Ну, из-за роста. К вам большой интерес, вы ведь у нас единственный из установленных "кандидатов" - тех, кого "Неуловимые" приговорили, но еще не шмякнули. От крошечного, шипящего по-змеиному словечка "еще" Николас передернулся. Так передать Волкову список или нет, заколебался он и тут же вспомнил древнюю максиму: если колеблешься, воздержись от действия. Воздержался. - Другой "кандидат" - хозяин моего вежливого нанимателя, - продолжил капитан. - Умный, видать, человек. Сообразил, что приговор - не туфта. Вот и нервничает теперь. Что-то у него со вчерашнего дня переменилось. Когда я про ваш приговор им рассказал - ну, тот, что в кармане у парашютиста нашли, вежливый просто велел к вам наведаться, понюхать, чем вы пахнете. Я доложил: интересный господин, по виду - ботаник, но, похоже, прикидывается. Ладно, говорят, разберемся. А сегодня вдруг такой на вас наезд. Узнали они про вас, Николай Александрович, что-то такое, чего мне вы не рассказываете. Оперуполномоченный выжидательно уставился на Фандорина, а тот лишь вздохнул. Что за детский сад - снять маркировку с факса и на том успокоиться. Для серьезной структуры не бином Ньютона и даже не правило буравчика. Получили предостережение и в два счета установили отправителя. Эх, надо было Валю хотя бы на почту послать... - И я их понимаю, - заметил оперуполномоченный, так и не дождавшись ответа. - Вы в натуре загадка, всякий напугается. Как вы парашютиста-то раскололи, а? Суток не прошло. И про телохранительницу вашу мне тоже рассказали. Не быки с бритыми загривками, как у всех, а Никита. Круто! - Никакая я не загадка. И действовал я в одиночку, - хмуро сказал Николас, отлично понимая, что милиционер уже нарисовал себе картинку, от которой так просто не откажется. - Ага. А чудесная барышня со своим теквондо к вам на помощь с небес слетела, и туда же потом упорхнула. Может вы, Николай Александрович, шпион? Нет, правда, чего они вас Англичанином называют? Фандорин поморщился. Этого еще не хватало! С его-то биографией и нынешней российской шпиономанией! - Если б я был шпион или, как вы говорите, "крутой шишкарь", я бы не обращался за помощью к вам. Волков обдумал сказанное. Качнул головой с видом принца Датского, произносящего: "Есть многое на свете, друг Гораций..." - Ладно, мое дело теперь сторона. Разбирайтесь с ними сам. Я что? Когда снова позвонят, пошлю их в столицу Херсонской области. И предупрежу, конечно: если с гражданином Фандориным случится бяка, МУРу известно, кого искать. Только хрен они меня послушают. Вас позвал на беседу серьезный человек. Хорошо позвал, не по-детски. От таких приглашений не отказываются. А вы отказались. Да еще обидным образом. Теперь он вас еще больше бояться будет. А серьезные люди бояться и обижаться плохо умеют. У них на такие заморочки ответ один. Капитан чиркнул большим пальцем по шее. - Что же мне д-делать? - воскликнул Ника, заикнувшись от волнения. - Поверьте, Сергей... Ну хотя бы просто представьте, что я самый обыкновенный человек, никем и ничем не защищенный! Жил себе обыкновенной жизнью, и вдруг ни с того ни с сего обрушился какой-то кошмар, какая-то жуткая бредятина! - Бывает, конечно. Волков посмотрел на Фандорина скептически, но, кажется, внезапно разглядел в лице собеседника нечто для себя новое. Глаза капитана сощурились, в них мелькнула искорка. Может быть, это даже было сочувствие. - Тогда караул. У тебя что, никакой крыши нет? - спросил оперуполномоченный, жалостливо морщась. - И разрулить некому? Ника помотал головой. - Ну, если не врешь... - Волков пожал плечами. - Исчезни. Вообще исчезни. Превратись в человека-невидимку. Кино смотрел? Нет? Это про одного чувака, который... - Я читал роман. Как это - "исчезни"? У меня семья, работа! - Какая, блин, семья? Домой и в офис ни ногой. Где обычно бываешь, не появляйся. Никому не звони. Мобильник свой выкинь. Сейчас я тебя отсюда выведу и, как говорится, растворись в ночи. - И... и сколько это будет продолжаться? Милиционер только вздохнул. - Если плохо спрячешься - недолго. Ладно, запиши номерок. Звать - Танька. Позвони через денек-другой - только из автомата, понял? Скажешь... скажешь: из телецентра, мол. Если будет что новое, Танька тебе скажет. - Жена? - спросил Фандорин, доставая ручку. - Нет, шалава одна подследственная. Но девка хорошая. Не продаст. Исчезнуть? Спрятаться? Но как, куда? x x x - Имэджин, два дня подряд в мужском - прямо поголубела вся! Сегодня с утра так ломало, шреклих! День-то ван хандред персент розовый. Смотрюсь утром в зеркало: май гош, ну нельзя быть красивой такой! Сейчас бы красное афро, сапожки бисерные (помнишь, такие, с бантиком на щиколотке), шарфик шелковый, чтоб развевался по ветру, да пройтиcь по Тверской-штрассе - все мужики бы попадали. А нельзя, ферботен. Что я, дура, что ли, не понимаю? Твои киднэпперы девушку ищут. Найдут - сделают ей абтрайбунг, без наркоза. Ужас, до чего надоели бутсы и лысая башка! Как бомж, как бомж! Только здесь, на даче, релакснулась. Ничего, что я не накрашена? Валя отвернулась от плиты, на которой доходил до кондиции какой-то особенный, замысловатый омлет, цапнула со стола зеркальце. Повертела головой, поправила кудряшки. - Альпентраум! - вздохнула она. - Парик неудачный - сунула в сумку первый попавшийся. Про наряд я вообще молчу... Ладно, кантри-хаус есть кантри-хаус. Будем проще, да? За два дня, проведенных в убежище, Фандорин так устал от одиночества и страшных мыслей, что голос Вали казался ему ангельской музыкой. Ассистентка привезла из Москвы еды и газет, а главное - вывела узника из мерзкого, выморочного состояния, когда явь путается со сном и непонятно, какой из этих кошмаров хуже. Расставшись с капитаном Волковым, Николас все-таки сделал один звонок - с Центрального телеграфа, Вале. Нужно же было выяснить, добралась ли беглянка до дому. Оказалось, что отличным образом добралась. Мало того - выслушав сбивчивую скороговорку шефа ("срочно исчезнуть... не знаю, куда... звонить нельзя... придумай что-нибудь для Алтын" и прочее), фандоринская помощница проявила недюжинное присутствие духа. Можно сказать, вытащила из бездны отчаяния. - У вас сольди есть? - перебила она начальника. - Сколько? Ника полез за бумажником. - Полторы тысячи. И мелочь. - Генуг. Берите тачку, гоните к нам в кантри-хаус. Помните, вы там были - на аниверсэре у Мамоны. По Рублевско-Никольскому до сорок третьего километра, там указатель. В доме сейчас никого, пусто. Я звякну на проходную, у них дубликат ключей. Сидите там, ждите. Во фридже должна быть еда. Ну, фромаж там, сосиссоны. Как-нибудь перетопчетесь до моего приезда. Телефонирен не буду. Они знают, что я ваш секретарь - могут прослушивать. К бэйбиситтеру вашему заеду, скажу, чтоб задержалась. Ну у кого еще есть такой чудесный ассистент? От Валиного здравомыслия, хладнокровия, четкости Фандорин чуть не прослезился. И паника сразу отступила, потому что ближайшее будущее обрело логику и стройность. Первый же остановленный таксист согласился увезти ночного путешественника за город. Требовал сначала две тысячи, но согласился и на полторы - Фортуна добрела к жертве роковых обстоятельств прямо на глазах. Загородный дом у Валиной родительницы был шикарный, расположенный в знаменитом коттеджном поселке "На горах". Шесть спален, садик с беседкой и фонтанчиком, в подвале биллиардная, наверху солярий - в общем, новорусский парадиз в ассортименте. Одна беда: Николас так и не понял, как включается отопление, и оттого очень мерз. Для тепла ходил в стеганом, расшитом павлинами халате Мамоны и ее же овчинных тапочках (хозяйка была гренадерского телосложения, так что и халат, и тапочки пришлись впору). Свет включать остерегался, чтоб не вызвать ненужного интереса со стороны обитателей поселка. Поэтому новости по телевизору не смотрел, питался колбасой, от нечего делать разглядывал близлежащую территорию: с трех сторон соседние дома, примерно такие же, как этот; с четвертой - трехметровый дощатый забор со спиральной колючей проволокой. Привольно живут в России богатые люди, ничего не скажешь. Наконец, на исходе второго дня заточения, появился Валя. Примчался на мотоцикле, весь забрызганный грязью. На ходу крикнул: - Ой, не могу! Сил больше нет! Побежал снимать мужскую одежду. И вот теперь, переодевшись в цветастый халатик, колдовал у плиты, готовил горячий ужин. Николас сидел у кухонного стола и наслаждался Валиным щебетанием. Как хорошо! Жив, не один, скоро нагреются батареи, а когда стемнеет, можно зажечь свет. Смущало лишь то, что Валя как-то уж очень быстро и решительно начала злоупотреблять ситуацией. Во-первых, сразу перешла на интимное "ты". Такая уж, видно, тенденция образовалась в окружающем Николаса социуме: нынче никто с ним особенно не церемонился, что, вне всякого сомнения, свидетельствовало о понижении его общественного статуса. Глава фирмы, солидный человек превратился в невидимку, в тень. К тени на "вы" не обращаются. Откуда это: "Тень, знай свое место"? Во-вторых, Валя слишком беззастенчиво воспользовалась ролью связной между узником коттеджного гетто и внешним миром. На вопрос, удалось ли связаться с Алтын, коварное существо с невинным видом ответило: - Положила ей в мэйл-бокс записку. Звонить-то было нельзя. Подпись твою подделывать я умею, а текст настучала на компьютере. Мол, прости, любимая, что-то я устал от фэмили-лайф, хочу некоторое время побыть ганц аляйн. Ника аж застонал, а Валя покровительственно заметила: - Она тебя только больше ценить станет. Это я тебе как женщина говорю. А может, и к лучшему, мрачно подумал Фандорин. Пускай лучше обижается, чем психует. Завтра утром вернется из Питера, откроет почтовый ящик... И что подумает? Что у меня завелась другая женщина? - Вот что, - сказал он вслух. - Заедешь туда еще раз. Свое письмо вынешь, другое положишь. Я сейчас напишу. И написал. "Алтынка, я на пару дней уехал. Срочное дело, даже Лидию Петровну не предупредил. Поздравь меня: наконец подвернулся солидный клиент - помогла твоя реклама. Правда, ехать нужно далеко, в Архангельскую губернию. Пробовал тебе дозвониться, но не получилось. Боюсь, что и оттуда позвонить не смогу. Жуткая тьмутаракань, вряд ли роуминг достает. Вернусь - расскажу. История просто фантастическая. Баронет" Вроде бы тон выбран правильный: шутливый, немножко азартный. Должно сработать. Валя вполне могла бы положить записку в карман халата, но вместо этого медленно задрала подол и засунула сложенный квадратик за резинку кружевных трусиков. Николас, страдальчески вздохнув, отвернулся. - Не знаю, кого больше бояться - этих мафиози или Мамону, - стрекотала коварная, накладывая Нике большую порцию омлета с трюфелями. - Если она пронюхает, в какую я истуар вляпалась, церемониться не станет. Отправит под конвоем куда-нибудь на острова Туамоту, от греха подальше. А с этими козлами, значит, так... Ты кушай, кушай. Хлеб маслом намазать? Села напротив, по-бабьи подперла щеку. Ну просто семейная идиллия. - Вчера позвонили, домой. Говорят [здесь Валя перешла на мужской голос]: "Господин Глен? Извините, что тревожим вас дома. Нигде не можем найти Николая Александровича, а у нас к нему срочное дело. Не могли бы вы..." Я говорю: "Не мог бы. У меня отгулы. Сами его ищите". И трубку шмякнул. Что интересно: у Мамоны установлена аппаратура хитрющая, любые звонки сканирует, а тут не срисовала - значит, там у них антисканер. Догоняешь? Э бьен. Сегодня утром ездила в офис цветочки поливать. Там-то они, наверно, мне на шванц и сели. И ловко сели, я ничего не заметила. Заехала в "Пьер-Паоло", это такое особенное место, тебе бы не понравилось. Сижу у бара, треплюсь с Марго (бармен тамошний), пью капучино. Вдруг входят те трое, ну, которых я возле "Холестерина" уронила. Ты что есть перестал? Невкусно? Николас опустил вилку. - Что... что они тебе сказали? Они к тебе подошли? - Только один, рыжий такой. Двое остались у дверей. Я сижу вся на нерве, думаю - вдруг узнают. Па дю ту! Этот подходит, шлепнул меня по макушке, фамильярно так, потной лапищей, и говорит: "Ну, скинхед, где твой шеф?" Жуткий гопник! Я ему опять про отгулы. Типа шеф мне позавчера ночью позвонил, сказал, что срочно уезжает и что я могу пока гулять. Думала, не поверит, кошмарить начнет. А Рыжик ничего, только подмигнул, и все трое сделали веггеганген. - Что сделали? - наморщил лоб Фандорин. Трудней всего в речи Вали ему давались германизмы. - Ну, в аут отправились, ушли. Только не совсем. Минут через пятнадцать Макс подходит, он там работает гардьеном. Эти твои квадраты, говорит, сели в джип и сидят. Они, говорит, тебя достают или что? Понимаешь, в "Пьер-Паоло" геи кучкуются, самые крутые. Чужих не любят. А ко мне ничего, привыкли, я им вроде как свой геноссе. Макс говорит, я сейчас выйду, уроню им под шину досточку с гвоздями. Так что езжай спокойно, Валюха. Я вышла, села на свой чоппер, как дам газу. Джип за мной рванул, только недалеко уехал... Так что докатила я сюда чистенько, безо всякого хвоста. И Валя засмеялась, очень собой довольная. - А если они тебя за эту шалость подстерегут и пристрелят? - покачал головой Николас. - Это страшные люди, ты про них всего не знаешь. - Это еще кто кого пристрелит, - воинственно объявила неустрашимая девица. - Гу к маль! Сорвалась с места, притащила сумку. Оттуда достала пистолет - тот самый, подобранный возле клуба. - Я бы им устроила файнал каунтдаун! - Валя вскинул руку с пистолетом. - Ба-дах! Ба-дах! - Ты его не выбросила! - ахнул Фандорин. - Идиотка! Дай сюда! Отобрал у полоумной оружие, хотел сунуть в карман халата, но замер, поневоле завороженный матовым блеском и элегантностью страшного инструмента. Почему оружие всегда красивое, подумал Ника. Как произведение искусства. И ответил себе: а потому, что оно, как и искусство, несет в себе тайну жизни и смерти. Одно легкое сокращение мышц указательного пальца, и тайна разгадана. Все, все, что гибелью грозит, для сердца смертного таит... Из прихожей донесся звонок - музыкальный, даже вкрадчивый, но Николас все равно вздрогнул, заполошно сунул пистолет в глубокий карман халата. Вскочил. - Кто это может быть? Валя улыбнулась: - Спокойно, Дункель. Мы же на Горах, тут чужие не ходят. Я попросила гардьенов нарвать рябины. Поставлю в вазу - будет вунд ершен. - И засеменила в коридор, певуче крикнув. - Иду-у! Вытирая салфеткой губы, Николас потянулся за чайником. Раздался лязг засова. Валя восторженно взвизгнула: - Ой, какая пре... А потом в прихожей громыхнуло - то ли что-то обрушилось, то ли кто-то упал. Фандорин кинулся на шум, даже салфетку не бросил. Выбежал в коридор, застыл как вкопанный. Валя лежала навзничь. Руки раскинуты, по лицу в два ручья льется кровь, глаза закрыты. А в дверном проеме стоял тот самый мужчина, что остановил Николаса возле ночного клуба. Сегодня он был без темных очков, вместо кожаной куртки костюм с галстуком. В левой руке большой букет из рябиновых веток, правая (она была в перчатке) потряхивает пальцами. - А вот и мистер Фандорин, - будничным тоном сказал страшный человек. - Что и требовалось доказать. И отшвырнул букет в сторону. Когда Николас попятился, мужчина быстро шагнул вперед и зацокал языком. - Хватит, сэр, набегались. Только создаете всем лишние проблемы, и в первую очередь самому себе. Устыдившись своего малодушия, Ника двинулся было в обратном направлении - посмотреть, что с Валей. Бандит снова поцокал. Звук был негромкий, но парализующий, как пощелкивание гремучей змеи. И Фандорин парализовался. Замер. - Что вы с ним... с ней сделали? - спросил он слабым голосом. - Ничего страшного. Стукнул вашего гермафродита по носу, как он меня. Чтоб под ногами не путался. - Поглядел вниз на заголившиеся гладкие ноги оглушенного Вали. Иронически заметил. - А вы человек с фантазией. И прикид у вас прямо заглядение. Ника запахнул на груди халат с павлинами. Пускай этот тип думает про их с Валей отношения что хочет, сейчас не до этого. Но откуда он здесь взялся? - Как вы его выследили? Ведь он говорил, что хвоста не было! - Хвосты, мистер Фандорин, вчерашний День. Забава для дилетантов, у которых недостает технических возможностей. Мужчина нагнулся, сдернул с Вали фальшивые волосы, похлопал его по бритому черепу. - Мой человек вот так же шлепнул его по тонзуре, а перчатка была смазана особым раствором, вроде клея. Оттуда идет сигнальчик на радар. И все, проще простого. Как и предполагалось, гермафродит привел нас куда нужно. - Но как вы попали на территорию поселка? Ведь проходная! - Обижаете, Николай Александрович, - укоризненнно покачал головой мужчина. - Я вам только что продемонстрировал неограниченность наших технических возможностей, чтоб вы наконец перестали валять дурака и начали относиться к нам серьезно. А вы про ерунду спрашиваете. У меня есть удостовереньице, с которым не то что в дачный поселок - в Кремль войти можно. Обернулся к открытой двери, подал кому-то знак. Николас заглянул поверх его плеча, увидел, что возле дома стоит знакомый джип. Оттуда вышли двое, тоже знакомые. Рыжий двинулся к крыльцу, Утконос остался около машины. Посмотрев, как Фандорин вытирает салфеткой выступившую на лбу испарину, главный бандит улыбнулся: - Что, потовые железы секретируют? Это нервное. - Слушайте, что вам нужно? Зачем вы меня преследуете? Я про вас и про ваши дела ничего не знаю! Клянусь вам! Это прозвучало так жалко, так безнадежно, что Ника устыдился и попытался взять себя в руки. В такой ужасной ситуации самое важное - не терять чувства собственного достоинства. Все что угодно, только не это. Досадливо сунул салфетку в карман пальцы коснулись твердого, холодного. Пистолет! Как он мог забыть?! Ладонь сама сомкнулась на рукоятке, указательный лег на пусковой крючок. Теперь помянутые главарем железы засекретировали еще пуще - пот выступил на лбу крупными каплями. Нет, не смогу, понял Ника. Какой-нибудь Джеймс Бонд или дед Эраст Петрович пальнул бы прямо через карман, не задумался. А я не смогу. Ну, палить, конечно, дикость, убийство. Но что если выхватить и бешеным голосом заорать: "Ста-ять! Ррруки на затылок!" Нащупал рычажок предохранителя и даже сдвинул, но отлично знал, что сам себя дурачит - нет, не выхватит и не закричит. И уж тем более не выстрелит. Магистр сжал зубами нижнюю губу. - Ну, милорд, - сказал мужчина. - Снимайте своих замечательных павлинов, надевайте пальто, и милости прошу. Карета подана. Человек, который желает с вами побеседовать, не привык приглашать дважды. Тут в прихожую вошел Рыжий. Увидел лежащую Валю, Фандорина. Присвистнул. - Я же говорил, - самодовольно покосился на него главарь. - Фирма гарантирует. Пробегись по дому - так, на всякий случай. Мы с сэром Николасом пока в машине посидим. Повелительно взял Фандорина за локоть, подвел к вешалке. - С этим что? - кивнул Рыжий на Валю. Главный жестко обронил: - Он ударил меня по лицу. Или ты забыл? - Ясно. Сдернув с вешалки пальто, ужасный человек потянул Нику к двери. На пороге тот обернулся и увидел, как Рыжий достает пистолет с глушителем и приставляет его к Валиному лбу. Бедняжка открыла мутные глаза, но, кажется, так и не поняла, зачем у ее лица чернеет стальная трубка, - снова смежила веки. То, что случилось в следующее мгновение, произошло словно само собой, безо всякого участия Николасова рацио - совсем как в прежние баскетбольные времена, когда рефлекторное движение опережало приказы, подаваемые мозгом. Полувсхлипнув-полувсхрипнув, Фандорин вырвал левый локоть из пальцев конвоира и всем корпусом толкнул главного бандита, так что тот вылетел за дверь и грохнулся с крыльца. Правую же руку с зажатым в ней оружием Ника наставил на Рыжего - прямо через карман, отчего халат оттопырился и стал несколько похож на цветной ярмарочный шатер. Рыжий дернулся, его взгляд скакнул на угрожающе вздыбившийся халат, моментально УСВОИЛ значение этого феномена, и в ту же секунду крепкая, в мелких веснушках рука качнула черную трубку в сторону Николаса. В тот миг, когда трубка превратилась в черную дырку, Фандорин что было сил сжал правый кулак. Златотканный павлин на кармане оглушительно изрыгнул пламя, и Рыжего отшвырнуло к стене. Он сполз на пол, оставив на обоях блестящую красную полосу. Николас стремительно повернулся, чтобы не видеть лица застреленного им человека. Зато увидел, что происходит во дворе. Упавший бандит подняться еще не успел, но его рука нырнула под мышку. Утконос скрылся за джипом, из-за капота высунулся ствол. Дальше Ника смотреть не стал. Хлопнул дверью, дернул засов. Взглянуть на Рыжего все-таки пришлось. Он лежал, привалившись затылком к стене, голова свесилась на плечо. На совсем молодом, покрытом бледными веснушками лице застыло обиженное выражение. Как у мальчишки, которому не дали досмотреть интересное кино, мелькнуло в голове у Фандорина.