. Я проснулся. Опять те же мысли. Виктор! Какая ужасная, бессмысленная смерть! Гиви? Как доказать его невиновность? Как это сделать, прекратив разговоры о гибели Виктора в не получая новой информации? Когда я вышел к завтраку, почти все уже были на своих местах. Мне показалось, что климат лаборатории чуть-чуть потеплел. Возможно, это было следствием усилии Б. В. и Петровича. Быть может, разбушевавшаяся природа сблизила небольшую группу людей, затерянных в диких, пустынных горах. За столом шел не очень оживленный, но все же общий разговор об ураганах на Памире, о снежных лавинах - словом, безобидный разговор о погоде. И это уже было достижением по сравнению с предшествующими днями. Листопад, вероятно, знал, что вопрос о триконях на его ботинках теперь для всех ясен. Обычно молчаливый, в это утро он был оживлен и даже пытался шутить. Гиви же по-прежнему был угрюм и мрачен. Тетя Лиза подошла к нему, придвинула перец. Потом принесла из кухни кусок пирога, оставшийся со вчерашнего ужина, и положила на тарелку Гиви. - С вареньем. Попробуй, какой вкусный. Кажется, тетя Лиза подавала пример, как нужно себя вести. После завтрака я подошел к Гиви и спросил об усилителе, который он должен был отремонтировать. Трудно было рассчитывать на вполне дружелюбный разговор, но того, что произошло, я не ожидал. Гиви покраснел, его глаза стали совсем круглыми, усы топорщились. - Тебе зачем усилитель? Ты разве про усилители думаешь? - воскликнул он, все более повышая голос и энергично жестикулируя. - Если хочешь спрашивать, где я бил, что дэлал, сразу говори. Зачем притворяешься? Ты угадал - это я, я, Гиви Брегвадзе, подкрался к Бойченко сзади и ударил его! Теперь ты доволен, да? Гиви оттолкнул Олега, который во избежание худшего хотел встать между нами, и выскочил из столовой. Начало вашего разговора осталось незамеченным. Но возбужденный голос Гиви в жестикуляция привлекли к вам общее внимание. Последние слова "я, Гиви Брегвадзе, подкрался к Бойченко сзади и ударил его" слышали все. - Выходит, товарищ признался, - нарушил молчание Харламов. Эти слова, неожиданно прозвучавшие среди полной тишины, поразили всех, как удар грома. Вера и Б. В. недоуменно переглядывались. Петя смотрел на меня в ждал, что я скажу. Марина закрыла лицо руками. - Ничего он не признался, - громко сказал Петрович, - понимать надо человека. Да если б и признался, то надо еще доказать, что он и впрямь виноват. В этот день из-за урагана Б. В. запретил выходить из лаборатории. Работы на Альфе и Бете были отменены, и я поплелся в свою комнату. Мои невеселые мысли были прерваны появлением Пети. Он был возбужден, глаза блестели, на щеках розовел румянец. - Игорь! Я придумал. Надо проверить след. - Какой след? Сколько дней прошло. Давно все следы снегом замело. - Ты не повял. След на спине, синяки. Ведь ты фотографировал. Надо посмотреть, подходит ботинок Гиви или нет. Я представил себе все трудности. Пленка заперта в сейфе. Как ее получить? Потом надо увеличить изображение до натуральных размеров, раздобыть ботинки Гиви, сравнить... И тем не менее это была идея. Идея, которая имела хоть какую-то перспективу. Через несколько минут я был у Б. В. - Борис Владимирович, я, кажется, недостаточно тщательно обработал пленку с фотографиями. Понимаете, волновался, торопился. Боюсь, что к весне она станет некачественной, покроется пятнами. Хорошо бы сейчас сделать увеличенные изображения. Тогда к нам не будет претензий. Я говорил нарочито спокойным, деловым тоном, стараясь не выдать своих истинных планов. Б. В. с сомнением посмотрел на меня, потом, после недолгого колебания, все же пленку достал. - Только будьте предельно внимательны и аккуратны. Пленку вернете лично мне. Вскоре мы с Петей заперлись в фотокомнате, установили на столе увеличитель и заложили в него пленку. - Включаем? - спросил я. - Чего тянешь, включай. Раздался щелчок тумблера, и перед нами появилось негативное изображение: на темном фоне группа светлых пятен. Я отрегулировал фокусировку, начал менять увеличение. Изображение росло и сжималось, пятна расходились и сходились. Как получить изображение в натуральную величину? Если б я звал, что эти пятна так важны, то, фотографируя, положил бы рядом с ними линейку или хотя бы спичечную коробку. - Ничего не выйдет, - сказал я упавшим голосом, - нет масштаба. - Почему не выйдет? Постарайся. - Пойми, пятна расплывчатые. Меняя увеличение, я могу подогнать изображение почти под любой ботинок. Могу под ботинок Гиви, могу под твой или свой. Вновь я был один в своей комнате в снова думал. Все неприятное, связанное с Гиви, концентрировалось вокруг двух отметок времени: в одиннадцать двадцать он вышел из лаборатории; в одиннадцать тридцать пять кто-то столкнул Виктора. Где находился Гиви в течение этого промежутка? - Ну, что ж, - продолжал я думать. - Как поступают физики в таких случаях? Если экспериментальные данные приводят к сомнительным выводам, то эти данные снова и снова проверяют. Значит, и мне надо перепроверить время. Одиннадцать двадцать - это было указано по часам Марины. Олег, как он потом мне сказал, в тот момент также посмотрел на часы. Значит, это время не вызывает сомнений. Необходимо, следовательно, проверить цифру - одиннадцать тридцать пять. Это время показывали часы Виктора, остановившиеся, как мы решили, от удара при падении. А что если часы, испортившись при ударе, продолжали идти, например, минут десять и лишь потом остановились? В часовых механизмах среди нас разбирался только Петрович. Меня он понял с полуслова. - Сам думал об этом. Нет, у Бойченко часы были высшего класса, с противоударным механизмом. Если такие часы портятся от удара, то, значит, поломка серьезная, скажем, кончик оси сломался, тогда они чуть покачаются и станут. Десять минут они ходить не будут. Если сразу не стали, значит, будут продолжать нормально ходить. Какая-то смутная мысль родилась в моей голове. Она постепенно росла, крепла, расталкивала другие соображения, выходила на первый план... - И долго они будут идти? - спросил я, хотя ответ мне был уже известен. - Долго ли? Пока завод не кончится, - ответил Петрович, пожав плечами. - Но послушайте, Сергей Петрович! Завод мог кончиться ночью. Часы показывали одиннадцать тридцать пять ночи! Мы нашли Виктора после полуночи. Часы могли остановиться за час до нашего прихода. Как я раньше не сообразил?! Эти одиннадцать тридцать пять никакого отношения к моменту гибели Виктора не имеют! Надо сейчас же посмотреть, сломаны часы или нет, надо их вскрыть... Я говорил быстро, волнуясь, чувствуя, что появился какой-то проблеск, выход из тупика. - Погоди, не горячись. Говоришь, ночью остановились? Кончался завод, и остановились? Петрович растерянно улыбнулся. Видимо, ему было неловко, что он сам упустил такую возможность. - Но вскрывать часы не хотелось бы, - продолжал он, - да и Борис Владимирович не разрешит. Скажет, что трогать нельзя, вещественное доказательство, весной, мол, приедут специалисты, тогда и разберутся. - Но, Петрович, простите, Сергей Петрович, ведь нельзя оставлять до весны лабораторию в таком состоянии. Если часы Виктора спокойно шли почти до полуночи, то с Гиви снимается самое тяжелое. - Кажется, есть выход, - сказал Петрович минуту спустя. Можно, конечно, попробовать завести часы и посмотреть - пойдут ли? Но это не лучший способ. Во- первых, могут сказать: "Зачем крутили завод? Почему не оставили часы, как они были?". Во-вторых, пусть пойдут часы. Что это докажет? Когда они остановились, ночью или днем? Не ясно. Может, Виктор забыл их с вечера завести. А выход вот такой: помнишь, часы Виктора с календарем, через маленькое окошечко число показывают. Часовая стрелка за сутки два раза проходит циферблат, а число меняется только один раз - около двенадцати ночи. Что если, не вскрывая часов, чуть двинуть стрелки? Сдвинется число, значит, наверняка часы ночью остановились. Останется на месте - значит, днем. Потом стрелки можно вернуть в старое положение. Я готов был расцеловать Петровича. Через несколько минут мы уже были у Б. В., и я, волнуясь и немного путаясь, изложил ему суть дела. Б. В. выслушал меня, нахмурив брови, с явно недовольным видом пытался возражать, но в конце концов сдался. Он открыл сейф, достал часы. Мы подошли к окну. Б. В. выдвинул головку часов и начал медленно ее поворачивать. Минутная стрелка сдвинулась, а немного спустя дрогнуло - и сменилось число в окошечке. Часы остановились ночью! Никакого отношения к смерти Виктора их показания не имели. - Не понимаю, как можно было забыть, что часы дважды в сутки показывают одно и то же время, - сказал Б. В. - Такая элементарщина. Откуда вообще взялась идея определить момент гибели Бойченко по его часам? С совершенно невинным видом я заметил: - Но это же ваша идея, Борис Владимирович. Б. В. растерянно посмотрел на меня, потом на Петровича. Воспользовавшись замешательством, я выскользнул из комнаты. После "опыта" с часами момент гибели Бойченко вновь стал неопределенным. Предположим, что преступление произошло примерно в одиннадцать двадцать пять. Тогда никто не сможет утверждать, что Гиви ждал Виктора на дороге. В это время он попросту спускался по тропинке. Но если допустить, что Виктор погиб в одиннадцать тридцать пять или, скажем, сорок, то вновь возникает старый вопрос: где был Брегвадзе, что он делал в течение десяти - пятнадцати минут? Когда же погиб Виктор?.. Крик слышали несколько человек. Неужели никто не взглянул на часы? Да, конечно, никто! Чепуха! Зачем смотреть на часы, когда слышишь крик человека? Вечером я заглянул в радиорубку. Петя был за Своим любимым делом. Он часами просиживал у приемника, почти непрерывно меняя настройку, переходя от одного диапазона к другому. Поймать какую-нибудь дальнюю экзотическую станцию - вот что его прельщало! - Игорь, а я только что Бразилию поймал. Сначала музыка, а потом диктор сказал, вроде "иси радио Бразивиль". - Наверное, Браззавиль. Это не Бразилия, это Конго, Африка. - Конго? Ты уверен? Петя взял со стола тетрадку и что-то в ней исправил. - Смотри, - сказал он, протягивая тетрадь, - вчера вот Эквадор поймал. Тут уж без ошибок. Так и сказал диктор: "Радио Эквадор". Вот, смотри, записано: Эквадор, частота - 7,24 мегагерц, время - 22 часа 48 минут. Тут уж я не ошибся. Южная Америка, вот здорово! Я с любопытством листал тетрадь. Каждая страница была аккуратно разграфлена вертикальными линиями. Без труда можно было установить, какого числа, в какое время, на какой частоте Петя слушал ту или иную станцию. - Зачем ты такую бухгалтерию завел? - У нас, у радистов, закон: как установил с кем связь, так немедленно все запиши: когда начал, когда кончил, частоту, словом - все подробности. - А когда с Москвой или Хорогом связываешься, тоже все записываешь? - спросил я с интересом. - Конечно. Тут уж я обязан. Специальный журнал есть. - Покажи. Любопытно взглянуть. Петя протянул мне журнал. Я быстро перелистал страницы. В день гибели Виктора сеанс связи с Москвой начался в одиннадцать часов и кончился в одиннадцать тридцать три. Я смотрел на эту запись, не веря своим глазам. Петя слышал крик Виктора минуты через две после окончания сеанса. Значит все-таки Виктор погиб в одиннадцать тридцать пять?! Неужели круг замкнулся и все возвратилось к исходному положению? Снова проблема Гиви. Снова вопрос: где он был двенадцать минут? Я чувствовал себя как человек, который попал в глубокую яму, пытался выкарабкаться, почти достиг края и снова свалился на дно. - По каким часам ты определил время окончания сеанса? Часы были верные? Может быть, они спешили или отставали? Петя указал на большие часы, которые стояли на шкафу и весело тикали, как бы посмеиваясь надо мной. - Часы правильные, я их каждый день по московскому радио проверяю. Делать было нечего. Я вышел из радиорубки, не зная, что предпринять дальше. Какое удивительное совпадение! Часы Бойченко остановились ночью. Между их показанием и моментом его гибели никакой связи нет. И тем не менее часы показывают одиннадцать тридцать пять. Неужели они остановились ровно через двенадцать часов после падения, с точностью до минуты?! Нет, что-то здесь не так. Я вернулся в радиорубку. - Петя, послушай, ты действительно определил время окончания сеанса по своим часам? - А почему ты сомневаешься? Ведь вы же сами установили, что Бойченко погиб в одиннадцать тридцать пять, а сеанс я закончил минуты за две до того, как услышал крик. Вот и в журнале записано одиннадцать тридцать три. Что-то неестественное послышалось в голосе Пети. Я внимательно посмотрел на него. - Но тогда непонятно, почему ты никому не сказал о своей записи? Хотя бы тогда, когда мы еще не выяснили, что ты столкнулся с Петровичем. Покажи ты тогда журнал, и сразу было бы очевидно, что за две минуты до гибели Бойченко ты находился в своей радиорубке? - Мне бы не поверили. Могли сказать, что я подогнал время, сделал запись потом, вечером, на следующий день... - Что за чепуха! Ведь ты всегда можешь связаться с Москвой и попросить подтвердить твою запись. Раз есть правило вести журнал, то московский радист также записал, когда кончил с тобой говорить. Не так ли? Петя молчал, растерянно поглаживая хохолок на затылке. - Молчишь? - продолжал я. - Тогда слушай. Время гибели Виктора - одиннадцать тридцать пять - было определено неверно, произошла ошибка. Виктор погиб раньше. Выходит, что ты кончил сеанс связи после того, как услышал крик и побежал на дорогу. Как ты это объяснишь? "Виктор погиб раньше". Почему я так сказал? Не было никаких объективных данных. Но я не сомневался в невиновности Гиви, верил ему. А если так, то крик Виктора раздался через минуту-другую после ухода Гиви с Альфы. Не позже. - Ошибка? - Петя был явно смущен. - Ладно, Игорь, скажу по честному, все как было. Я забыл тогда записать время окончания сеанса, понимаешь? Принял последнее сообщение и попросил московского радиста позвонить моим, домой. А потом и задумался - вспомнил мать, сестренку... Услышал крик, выбежал... Дальше все знаешь. Остался у меня пропуск в журнале. Нельзя так: это - нарушение. Когда вы установили, что крик Бойченко раздался в одиннадцать тридцать пять, я отсчитал две минуты и написал в журнале одиннадцать тридцать три. Виноват я, сам понимаю. Петя стоял красный и пристыженный, как школьник, которого педагог уличил в неблаговидном поступке. А я не мог сдержать радость. Разгадка была близка. Я встал, подошел к смущенному парню, хлопнул его по плечу. - Ладно, подними нос. Свяжись побыстрее с Москвой и запроси; когда окончился тот сеанс. - Можно только завтра, в одиннадцать. - Ну, завтра, так завтра. И как узнаешь, сразу мне сообщи. На следующее утро время тянулось невероятно медленно. Я сидел за своей установкой на Альфе, делая вид, что готовлю опыт, а в действительности чуть ли не каждую минуту поглядывал на часы. Наконец появился Петя. Он с таинственным видом подошел ко мне и зашептал на ухо: - Одиннадцать двадцать. Москвич ручается. Точная запись в журнале. Я почти предугадывал этот ответ и все же почувствовал огромное облегчение, будто гора с плеч свалилась. Собрался с мыслями, потом подозвал Олега и Марину и все им рассказал. Собственно, рассказывать было не так уж много: Виктор погиб в одиннадцать часов двадцать две, двадцать три минуты. Гиви в это время, уйдя с Альфы и нигде не задерживаясь, спокойно спускался по тропинке. Марина сначала смотрела на меня, ничего не понимая. После переживаний последних дней до нее с трудом доходило, что все кончилось, что неприятности уже позади. Потом она расплакалась, неожиданно поцеловала меня, Петю, потянулась было к Олегу. Затем бросилась к Гиви, обняла его и, одновременно плача и смеясь, стала что-то сбивчиво объяснять. Наконец и до Гиви дошла суть дела. Он подошел ко мне, обнял и взволнованно сказал: - Спасибо, друг. Прости, я неправильно тебя понимал. Через несколько минут, когда возбуждение немного улеглось, Марина захлопала в ладоши: - Мальчики, идея. Предлагаю устроить сюрприз. Скоро обед. Вначале никому ни слова. После обеда Гиви подойдет к Игорю, обнимет его. Они сядут рядышком на диване и будут мирно беседовать. Представляете эффект! К началу обеда мы с невозмутимыми лицами сидели на своих местах. Однако деланное безразличие нам не удалось. Б. В. посмотрел на меня, затем на Гиви с Мариной, улыбнулся и сказал: - Ну, Игорь, видимо, кое-кому вы уже сообщили про "опыт" с часами. Вероятно, это всем интересно... Я встал и рассказал об ошибке с часами Виктора. - Вот н хорошо, - прервал меня Б. В. - Теперь все обстоятельства полностью прояснились. Никто из нас не может быть в чем-либо заподозрен. Но успех сегодняшнего дня, видимо, подстегнул сидевшего во мне чертика. - Я не вполне согласен. Если часы Бойченко не указывают, когда он погиб, то вопрос этот не снимается, отпадает лишь первый, ошибочный ответ. А вопрос ведь крайне важен, - сказал я спокойным голосом. Б. В. хотел было меня перебить, но в ярости не находил слов. - Вы что, снова... - только и сумел он произнести. - Борис Владимирович, мне кажется, что Игорь не кончил, пусть договаривает до конца, - вмешался Петрович. Вот тут дошла очередь до записи в радиожурнале и до запроса в Москву. - Теперь все действительно ясно. Гиви вышел из Альфы чуть позже одиннадцати двадцати. Спустя примерно минуту, когда раздался крик, он спускался по тропинке. Никаких вопросов к нему быть не может. Что касается остальных, то новое время гибели Виктора для них ничего не меняет. Они по-прежнему вне подозрений, - кончил я. Кажется, все вздохнули с облегчением, когда я кончил свои рассказ. Б. В. успокоился, вышел из-за стола и крепко пожал мне руку. Потом он вернулся на свое место, постоял с минуту, собираясь с мыслями, и попросил внимательно его выслушать. Он говорил о трагической гибели Виктора, о трудных днях лаборатории, о необходимости полностью включиться в работу и наверстать упущенное. - Нет сомнения, что Виктора столкнул в пропасть какой-то неизвестный, который пробирался в горах, боясь быть замеченным. Завтра я свяжусь с Хорогом и сообщу обо всем милиции. Пусть принимают меры. Вас, Игорь, прошу возможно быстрее подготовить подробное и последовательное изложение всех фактов, всей аргументации. ГЛАВА XI Вечером я сел писать. Надо было дать сжатое, последовательное и беспристрастное изложение фактов и доказательств. Вместо этого на бумаге появлялись обрывки рассуждений, сомнений, переживаний. Я начинал писать, зачеркивал, рвал написанное, снова писал и снова зачеркивал. Из столовой впервые за последние недели слышались оживленные голоса. Я направился туда и в коридоре столкнулся с Гиви. - Игорь, зайди ко мне. Маринэ хочет тебе кое-что рассказать. Мы зашли. - Маринэ, расскажи Игорю, что ты хотела... - Может быть, не стоит, - сказала нерешительно Марина, - ведь все уже уладилось. - Нет, нет, расскажи, не надо скрывать. Я с недоумением смотрел то на Гиви, то на Марину. Что может она скрывать? О чем речь? - Понимаешь, Игорь, Виктора я знаю, то есть знала, давно. Еще когда я училась, он встречался с моей подругой. Ирка - чудесная девчонка, добрая, отзывчивая. Мы жили с ней в одной комнате и... - Маринэ, ты разве про Иру хочешь рассказать? - Да, то есть нет, не про Ирку. Но я хотела сказать, что мы с Виктором дружили и, когда он совсем неожиданно приехал, я очень обрадовалась. Ведь здесь очень тоскливо, в особенности когда начинается зимовка. Чувствуешь себя оторванной от всего мира. А Виктор такой веселый, остроумный. Марина виновато посмотрела на Гиви и продолжала: - За два дня до его гибели мы гуляли. Виктор рассказывал о Москве, об общих друзьях. Потом я его спросила, как ему нравится у нас - природа, работа, товарищи, А он как-то странно ответил, что нравится, но не все люди хорошие. - Это все? - спросил я. - А что, собственно, скрывать? Кто-то Виктору больше нравился, а кое-кто меньше. Это естественно. Вероятно, он Гиви невзлюбил. Ну и что? - Нет, - покачал головой Гиви. - Виктор не про меня говорил. Пусть Марииэ подробно расскажет. - Ну, слушайте. Я спросила, как ему у нас нравится. Помню, что сказала: "Правда, какие хорошие люди здесь собрались?" А Виктор стал серьезным, помрачнел в так задумчиво ответил: "Хорошие, да не все..." Я тоже сначала подумала, что он Гиви имеет в виду, в разозлилась: "Тебе что, Гиви не по душе?" А он в ответ: "При чем тут твой Гиви? Не о нем речь, о другом... Только я не вполне уверен". Потом помолчал и добавил: "Давай не будем больше об этом. Не было этого разговора". Марина умолкла. Молчали и мы. Потом я спросил Гиви: - Почему ты попросил Марину рассказать об этой беседе? Ты связываешь слова Виктора с его гибелью? И почему сейчас, а не раньше? - Ничего я не связываю. Не мое дело связывать. Но такие вещи скрывать не надо. Зачем только мы про этот разговор должны знать? А почему раньше просил не рассказывать? Не понимаешь? Вы могли подумать, что Маринэ хочет меня чистым сделать, на другого тень бросить. В словах Гиви была известная логика, но от этого легче не становилось. - Мне кажется, что придавать особое значение словам Виктора не надо, - сказал я, подумав. - Кто-то ему не понравился. Ну и что? Может быть, он имел в виду Листопада? Во всяком случае, к его гибели они отношения не имеют. Из столовой доносились громкие голоса и смех. - Пойдемте, там что-то веселое происходит, - предложила Марина. Мы направились в столовую. В углу в кресле сидел Петрович. Его глаза оживленно поблескивали из-под кустистых бровей. Он читал, нет, не читал, а скорее рассказывал о Теркине: Только взял боец трехрядку, Сразу видно - гармонист. Для началу, для порядку Кинул пальцы сверху вниз. ............... Но в моих ушах звучали другие слова "Хорошие люди, да не все... Только я не уверен..." Кого имел в виду Виктор? Листопада? Я невольно поискал его глазами. Он стоял, прислонись к стене, и с явным удовольствием слушал стихи. Встретив Листопада, Виктор, естественно, вспомнил злополучную защиту. Хорошим человеком он Листопада считать не мог. Но в чем он сомневался? В чем он не был уверен? Что Листопад - тот самый Листопад? Нет, не о Листопаде он думал, когда говорил с Мариной. И от той гармошки старой, Что осталась сиротой, Как-то вдруг теплее стало На дороге фронтовой. Тетя Лиза сидела против Петровича. Она наклонилась вперед, как бы боясь пропустить строчку и даже слово. За нею, облокотясь о спинку стула, стояла Вера. "Хорошие люди, да не все..." Петрович, Вера, тетя Лиза - они тогда были на кухне. Плясуны на пару пара С места кинулися вдруг. Задышал морозным паром, Разогрелся темный круг. Петя стоял у окна. Он так увлекся, слушая Петровича, что двигал руками, как будто сам играл на гармони. А когда пошел пляс, то он начал притоптывать ногами. Казалось, он сам вот-вот затанцует. Б. В., посмотрев на Петю, не смог удержать улыбки и что-то шепнул Вере. "Хорошие люди, да не все... Только я не уверен..." Петя был на базе. Б. В. небольшого роста. Отпадают. Петрович умолк. Раздались бурные аплодисменты. - Сергей Петрович, еще что-нибудь. - Еще отрывок... Неслось со всех сторон. - Петрович, давай про переправу, - попросил Харламов. - Про медаль, про медаль, - требовал Листопад. "Хорошие люди, да не все..." Харламов и Кронид были вместе на Бете. Олег подошел к Гиви и что-то ему сказал. Олег в тот день был со мной на Альфе. Гиви? Но тогда зачем он настаивал, чтобы Марина мне передала разговор с Виктором. Теперь, когда уже все улеглось. Нет, все это чепуха, явная чепуха. Скорее всего Марина, сама того не желая, исказила разговор с Виктором. Когда тучи над Гиви стали сгущаться, она непроизвольно придала словам Виктора такой оттенок, такой смысл, который защищал любимого человека. И все же слова "Хорошие люди, да не все... Только я не уверен..." вопреки всякой логике продолжали звучать. Слова, сказанные за день до гибели, почти последние слова Виктора. Дверь в комнату Виктора была заперта, но Олег легко открыл ее своим ключом. Затхлый воздух, пыль. Очевидно, после похорон сюда никто не входил. На крючке сиротливо висела модная лыжная куртка и рядом - яркая вязаная шапочка. Как давно это было - последний приезд Миршаита, Виктор, стоящий у "газика" в этой куртке и в этой шапке. Потом песни под гитару, стихи... На столе были разбросаны листы исписанной бумаги. Я стал перебирать страницу за страницей. Формулы, выкладки, расчеты и почти никаких слов. Местами попадались рисунки - женские головки, кораблики. Пошла серия мужских лиц с бородой и усами. Видимо, у Виктора была привычка рисовать в минуты раздумья. - Посмотри, что за странная идея разрисовывать самого себя, - сказал Олег, протягивая полоску неразрезанных фотографий. На одной из них Виктор пририсовал себе бороду и усы. - Действительно, чудно. Может быть, собирался отпустить бороду и хотел посмотреть, как будет выглядеть? Никогда не думал, что борода так меняет человека, - добавил я, разглядывая фотографии. Мы просмотрели исписанные листы, порылись в ящиках стола, перебрали книги на столе. Ничего интересного. Ничего, что можно было бы связать с последними словами Виктора. Я вернулся к себе. "Хорошие люди, да не все..." Нет, к черту. Надо сесть писать. Все выяснено, все. И время гибели точно установлено, и непричастность каждого из нас доказана. Я мысленно перебрал все доводы, аргументы. Лишь одна маленькая деталь, мелочь, оставалась непонятной. Стоит ли придавать ей значение? Не слишком ли я педантичен? А если...? Утром я посоветовался с Олегом, потом извинился перед Б. В., сказав, что не успел написать, что мне нужен еще день. После обеда, снова все обдумав, я вышел из дома. Протон лежал у крыльца и возился с большой обглоданной костью. Увидев меня, он заурчал и в то же время энергично замахал хвостом, показывая, что урчание не надо принимать всерьез. - Протон, пошли гулять! "Гулять" было любимым словом. Протон оставил кость и побежал передо мной, поминутно оглядываясь, чтобы убедиться, что я иду следом. Мы дошли до тропинки, ведущей к Альфе, и пошли дальше по дороге. Я остановился там, где предположительно погиб Виктор, лег и осторожно подполз к краю дороги. Хотелось увидеть сверху небольшой обломок скалы, вблизи которого мы нашли Виктора, и таким способом уточнить место, откуда его столкнули. Неожиданно Протон зарычал, схватив меня за штанину, стал дергать и тащить от обрыва. Я встал. По дороге шел Харламов. - Так и свалиться недолго. Что рассматриваете? - спросил он. - Да так, ничего особенного, уточняю детали. Ведь Б. В. просил все описать, - ответил я. - А, понятно. Уточняйте, уточняйте, чтоб все было ясно. Вот пес чертов. Вечно рычит на меня, - сказал Харламов и пошел в сторону Беты. Примерно часа через три и мы с Олегом пришли на Бету. - Кронид Августович, - начал Олег, - Б. В. придает большое значение эксперименту, который вы ведете. Он предложил кому-либо из нас, мне или Игорю, перейти работать на вашу установку. Не могли бы вы рассказать поподробнее об эксперименте, возможно, одному из нас этот опыт больше придется по душе. Как всегда в разговоре с Кронидом, Олег говорил громко, с тем чтобы тот без труда его слышал. - Конечно, с удовольствием, - ответил Кронид. - Нам вдвоем с Алексеем Тихоновичем очень трудно. Кронид пригладил бороду, закурил трубку. Мы сели и приготовились слушать. Рассказывал он интересно, с огоньком. Чувствовалось, что сам увлечен новым экспериментом. Минут через десять после нашего прихода послышался отчетливый протяжный крик. Крик человека. Как раз в этот момент Кронид умолк и сделал глубокую затяжку. Он, видимо, ничего не слышал и, выпустив мощный клуб дыма, как ни в чем не бывало продолжал излагать основную идею своего эксперимента. Харламов вздрогнул, посмотрел на нас, но, увидев невозмутимые лица трех человек, ничего не сказал и продолжал работать. Минут через пять снова раздался крик. На этот раз значительно громче. Видимо, кто-то кричал с более близкого расстояния. И снова Кронид не прервал свой рассказ. Харламов резко повернулся к нам. В его глазах была заметна полная растерянность. И вновь он увидел спокойные лица. Кронид кончил. Мы задали несколько вопросов и обещали на следующий день решить, кто из нас перейдет на Бету. - Рабочий день, кажется, кончился. Вы собираетесь идти или задержитесь? - спросил я Кронида, глядя на часы. - Да задержусь минут на двадцать. - Если не возражаете, мы подождем вас и по дороге еще поговорим. Шли мы вместе - Кронид, Олег и я. С нами весело бежал Протон. Немного отстав, шагал Харламов. Пока что все шло по намеченному плану, хотя, признаться, результат был неожиданным. Теперь следовало избежать преждевременных вопросов, в особенности со стороны Б. В. Но я знал, что Б. В. не будет что-либо спрашивать в присутствии сотрудников лаборатории, и поэтому пришел в столовую с опозданием, когда ужин уже начался. После ужина я встал и попросил меня выслушать. - Товарищи, извините, что я вновь возвращаю вас к трагической гибели Виктора Бойченко. Я заранее продумал каждое слово своего заявления и вопреки обычному говорил очень последовательно и, кажется, даже немного по-книжному. - Как вы знаете, Борис Владимирович просил меня подробно изложить в письменном виде все обстоятельства гибели Виктора. Одна деталь остается для меня совершенно непонятной. Петрович хотел что-то сказать, но я протестующе поднял руку. - Непонятно следующее. Во время гибели Виктора Кронид Августович и Алексей Тихонович были на Бете и слышали крик. Нам всем известно, что Кронид Августович плохо слышит. Остается неясным, мог ли Кронид Августович расслышать крик Виктора? Тут вмешался Б. В. - Что вы опять затеяли? Кронид Августович слышит плохо, но он не абсолютно глух и вполне может услышать крик. - Минуточку, Борис Владимирович. В физике сомнение решается экспериментом. Где-то я читал, что эксперименты применяются и в следственной практике. Так вот, сегодня к концу рабочего дня Олег и я находились на Бете. В это время раздался крик. Быть может, кто-либо из присутствующих его слышал. Закричал по нашей просьбе Петя. Кричал он с дороги, с места гибели Виктора, кричал так же, как в тот день Виктор. Этот крик слышал Олег, слышал я и, кажется, Алексей Тихонович. - Ничего я не слышал, - воскликнул Харламов. - Тем хуже, - бросил реплику Олег. - Но Кронид Августович, - продолжал я, - не расслышал крика Пети. Более того, через несколько минут Петя, как мы заранее договорились, подошел значительно ближе к Бете и снова закричал. На этот раз крик был слышен много сильнее. И вновь Кронид Августович никак на него не реагировал. Должен признаться, что мы пошли на этот эксперимент не без колебаний. Крики Пети могли быть услышаны на базе. Это вызвало бы ненужные волнения. Поэтому я просил Петю сразу же вернуться на базу и, если понадобится, успокоить товарищей, сказав, что вечером я все объясню. - Ну, а теперь, Кронид Августович, разрешите вопрос, - я повернулся к нему и, кажется, все присутствующие сделали то же. - Как вы могли расслышать крик Виктора, если сегодня не слышали значительно более громкий крик Пети? Лицо Кронида покрылось красными пятнами, на виске вздулась и пульсировала жилка. Он встал, обвел взглядом присутствующих. Все молчали и напряженно ждали его ответа. Кажется, Харламов хотел что-то сказать, но Петрович его остановил. Наконец Кронид заговорил. - Я должен признаться, что стеснялся, что я глухой. Глупо было, конечно. Если правду сказать, я и тогда не слышал крик. - Почему же вы не сказали сразу? Почему? Почему?.. - Эти "почему" прозвучали со всех сторон. - Дело было так, - продолжал Кронид - Алексей Тихонович вышел из лаборатории. Потом пришел обратно. Через несколько минут он послушал и сказал: "Кто-то кричал! Слышали?" Я стеснялся признавать, что не слышу и сказал: "Да, слышу. Кто может кричать?" "Наверно, козел сорвался со скалы", - ответил Алексей Тихонович. Потом был сигнал тревоги, и мы пошли на базу. - Никуда я не выходил, это вы отлучались! - воскликнул Харламов, вскакивая со своего места. - Что? Я уходил? - Кронид резко повернулся к Харламову. - Да, уходили, забыли, что ли? - А потом пришел? - Ну, пришли. - А потом Виктор кричал, и вы это услышали? - Слышал, мы вместе слышали. Сами подтвердили. - Значит, я был на Бете. - Кронид торжествующе посмотрел на меня, потом на Б. В. - Все слышали. Харламов сказал, что, когда Виктор кричал, я был на Бете. Это правда. Правда потому, что я не уходил. Уходил Харламов. Около двадцати минут он уходил. Только я не понимаю. Когда Харламов сказал: "...вы слышали крик", - это, кажется, было после одиннадцати тридцати, а Игорь сказал, что раньше... - Вы уверены? - мгновенно отреагировал Олег. - Я не очень уверен, мне показалось... - Подождите, товарищи, - прервал Кронида Петрович. - Хочу спросить Алексея Тихоновича. Что же это получается? Кронид Августович утверждает, что вы отлучились на двадцать минут. Вы отрицаете. Крик Виктора он не слышал. Как это все понять? - Никуда я не отлучался, может, вышел на минуту по своим надобностям. И чего вы не даете людям работать? Устраиваете дознание! Мальчишки следствие ведут! Черт знает что происходит! Это - безобразие! - почти кричал Харламов, направляясь к двери. - Минуточку, Алексей Тихонович, - остановил его Олег. - Один вопрос. Вы бывали в Чернигове? Во время войны? Харламов оглянулся, посмотрел на Олега какими-то дикими глазами и, ничего не ответив, вышел из столовой. Этот последний эпизод, кажется, никто не понял. При чем тут Чернигов? - Что за странный вопрос вы задали Харламову? - спросила Олега Вера. - Да так. Ничего особенного. Просто хотел разрядить атмосферу, и, кажется, неудачно. Олег подмигнул мне, мы поднялись и вышли. Ночь я провел беспокойно. Маленькая деталь, которая меня вчера смущала, превратилась в большой вопрос. Алиби Кронида и Харламова рухнуло. Что же произошло? Ошибка, случайность или сознательное искажение событий? На следующий день было воскресенье. Завтрак начинался на час позже. Когда мы с Олегом вошли в столовую, почти все уже были в сборе. Вслед за нами появились Вера и Б. В. Не было только Харламова. Тетя Лиза подошла к Б. В. и что-то тихо ему сказала. Б. В. удивленно на нее посмотрел. Потом вышел вместе с нею. Через несколько минут Б. В. вернулся, сел, задумался, потом сказал: - Товарищи, прошу внимания. Крайне неприятное происшествие. Кто-то проник в кладовую и унес несколько банок консервов, колбасу и другие припасы. В чем дело? Кто мог это сделать? Мы переглянулись с Олегом и вышли из столовой. В комнате Харламова царил полнейший беспорядок. Одежда была разбросана, на полу лежал раскрытый чемодан, повсюду валялись окурки. Кровать была застелена, но примята так, как если бы на ней лежали поверх одеяла. Теплой куртки, шапки, горных ботинок нигде не было видно. Мы стояли, потрясенные случившимся, в глубине души все еще не веря, что развязка наступила. - Сбежал. Не выдержали нервы, - сквозь зубы произнес наконец Олег. - Надо связаться с Хорогом, сообщить в управление милиции. ГЛАВА XII Нас было тринадцать, потом - двенадцать, и вот теперь - только одиннадцать. Обед только что кончился, но никто не хотел уходить. Харламов сбежал. Сомнений больше не было. Среди нас жил преступник, убийца. Первая вспышка гнева, возмущения сменилась ощущением огромной тяжести, и каждый искал опору в соседе, в товарище. - Игорь, вы можете наконец толком объяснить, что произошло, как вам удалось разоблачить Харламова? - спросил Б. В. - Подумать только, больше года жили вместе с таким негодяем и не замечали. - Пусть лучше расскажет Олег, Харламова разоблачил он. Олег сидел рядом, о чем-то глубоко задумавшись, поглаживая мочку левого уха. "Никак не может избавиться от нелепой привычки", - подумал я и подтолкнул его локтем. Олег вздрогнул и смущенно улыбнулся. - Право, не знаю, с чего начать, - сказал он. - Прежде всего я не согласен с Игорем. Он преувеличил мою роль. Главное принадлежит ему. - Кому принадлежит главное - это не самое главное, - попыталась пошутить Вера, - может быть, кто-нибудь из вас начнет рассказ - Олег встал. Он всегда предпочитал говорить стоя, полагая, что так у него более представительный вид. - Видите ли, Игорь очень наблюдателен. У него весьма развито логическое мышление. Сопоставив факты, он пришел к неумолимому выводу: Бойченко погиб не случайно, он убит. Помню, как Игорь разбудил меня среди ночи, потрясенный этим открытием, измученный безуспешными попытками найти ошибку в своих рассуждениях. Что было делать дальше? Скрыть? Никому ничего не говорить? Здесь могут быть разные мнения. Я лично считаю, что Игорь не мог, не имел права взять на себя такую ответственность. Но, рассказав, надо было сделать и следующий шаг. Было ясно, что весной приедет следователь, опергруппа милиции. Люди с опытом и профессиональной подготовкой сразу же обратят внимание на странные обстоятельства гибели Бойченко. Следствие через полгода после преступления? Я в таких вопросах не искушен, но думаю, что это сложно и неприятно. Многие мелкие факты были бы забыты. Ну, например, можно ли через полгода установить, какие ботинки были на Андрее Филипповиче? Скорее всего нет. Следовательно, надо было сразу же, не теряя времени, выявить все факты, все детали, даже самые незначительные. По существу, Игорь вел дознание. Но он не искал среди нас преступника. Им руководило лишь одно стремление: вывести из-под возможного подозрения всех сотрудников лаборатории, всех до единого. Многие не понимали Игоря, и это доставило ему немало горьких минут. Время шло, а терять его было нельзя. Атмосфера в лаборатории становилась тяжелой. Я пытался в меру своих сил помочь Игорю, но это мало что могло дать. Ни опыта, ни подготовки у нас, разумеется, не было. Поэтому сплошь и рядом допускались грубейшие ошибки и промахи. Вспомните хотя бы историю с часами Виктора. Б. Н. слушал очень внимательно и временами в знак согласия даже кивал головой. Когда Олег упомянул о часах, Б. В. прервал его н с виноватой улыбкой сказал: - Должен покаяться: идею с часами выдвинул я. - Пусть так, Борис Владимирович, но приняли эту идею все. Думаю, что весной следователь изрядно посмеется и над эпизодом с часами и над другими нашими промахами. Тем не менее Игорь постепенно продвигался к цели. Настал день, когда все сотрудники лаборатории, все без исключения, могли быть спокойны. Строгие доказательства подтверждали непричастность каждого из нас к гибели Бойченко. Напомню, что основной вывод был таков: в расположении лаборатории оказался посторонний, который, скрываясь от людей, столкнул Бойченко в пропасть. Никаких следов его присутствия не было. Вывод основывался только на безупречности доказательств невиновности каждого из нас. Подчеркиваю: на безупречности доказательств. И тут Игорь обратил внимание на то, что в одном пункте имеется слабость. Речь шла об алиби Кронида Августовича и Харламова. Именно в связи с этим и была задумана проверка, следственный эксперимент, о котором вы знаете. Да, совсем забыл, в тот же вечер Марина но настоянию Гиви рассказала о разговоре с Виктором за день до его гибели. Разговор был странный. Виктор на вопрос Марины о сотрудниках лаборатории ответил что-то вроде: "...Хорошие люди, да не все", - н добавил: "...нет, не Гиви, другой, только я не уверен...". Марина и Гиви допускали, что эти слова как-то связаны с последовавшей вскоре гибелью Виктора. Однако Игорь отказался от этой мысли, решив, что Марина, может быть, неправильно поняла Виктора. На всякий случай мы побывали в комнате Виктора. Среди его бумаг могла найтись заметка, фраза, связанная с непонятными словами, которые он произнес за день до смерти. Ничего заслуживающего внимания, ничего необычного мы там не нашли, если не считать его собственной фотографии с пририсованными усами и бородой. Надо прямо сказать, что тогда ни Игорь, ни я не подозревали Харламова. Следственный эксперимент, который мы затеяли, имел в виду своего рода шлифовку выполненной работы. Надо было доказать, что Кронид мог услышать кряк Виктора. Отложить проверку до весны было нельзя. Весной снег вблизи Беты стает и акустика изменится. К концу дня мы пошли на Бету. Петю оставили на дороге, на месте преступления, и попросили минут через пятнадцать воспроизвести крик Виктора. Петя слушал Олега буквально с открытым ртом. Еще бы! Преступление, убийство, разоблачение преступника - и все это на его глазах. Когда же Олег упомянул о его участии в следственном эксперименте, то Петя просто расцвел. - Эффект оказался неожиданным, - продолжал Олег. - Кронид Августович остался невозмутимым, даже когда Петя закричал во второй раз. Он не слышал или быть может, делал вид, что ни чего не слышит. Харламов же вел себя крайне странно. Сейчас я думаю, что, видя безмятежные лица трех человек, Харламов вначале решил, что крик убитого, крик жертвы ему просто почудился. Кода же Петя закричал повторно, Харламов явно начал нервничать. Все это было весьма подозрительно. Невольно вспоминался разговор Виктора с Мариной. Мы решили не оставлять Кронида Августовича наедине с Харламовым и все вместе вернулись на базу. Что произошло потом, всем хорошо известно. Разве что вопрос о Чернигове, который я задал Харламову, остается непонятным. Попробую объяснить ход своих мыслей, для чего вернусь немного назад. Мне казалось, что Игорь подходит к событиям несколько односторонне. Я пытался ему помочь, дополняя его рассуждения психологическим анализом, что ли... В этом плане я считал необходимым рассмотреть три рабочие гипотезы, или, иначе, три версии преступления. В комнате раздался гул удивленных голосов. - Нет, нет, товарищи. Вы неправильно меня поняли. Я так же, как и Игорь, был далек от мысли, что среди нас имеется преступник. Рабочие гипотезы должны были помочь разобраться в фактах, понять их, систематизировать. Итак, первая версия - непреднамеренное, чисто случайное убийство. Ну, например, кто-то поскользнулся и при этом нечаянно столкнул Виктора. Это предположение сразу же отпало. Против него говорила прежде всего отдаленность места падения от подножия обрыва. Толчок должен был быть очень сильным. Трудно себе представить, чтобы толчок такой силы был нечаянным, я тем более толчок ногой в поясницу. Вторая версия - непреднамеренное убийство во время ссоры, драки. Круг лиц, которые могли быть виновными, согласно этой гипотезе, резко сужался. Признаюсь, в этом плане я в первую очередь беспокоился о Гиви. Однако Марина привела превосходный психологический аргумент в защиту Гиви: "Он не мог ударить ногой сзади, в спину", насколько я знаю характер Гиви, такой поступок - удар сзади - действительно исключается. Но человек, плохо знающий Гиви, мог отбросить этот аргумент. К счастью, Игорь с помощью Пети установил время гибели Виктора и тем зачеркнул сомнения. Марина и Гиви сидели рядышком на диване, тесно прижавшись, держа друг друга за руки. Они почти не слушали Олега и спустились с заоблачных высот, лишь когда он назвал их имена. Воспользовавшись паузой, Гиви встал и под общий смех сказал: - Ничего не понимаю. Зачем так много говорить? Выпить надо. Хороший стол накрыть надо. Вот тогда я про каждого из вас скажу такие красивые слова, какие вы в жизни никогда не слышали. А самые красивые слова скажу про Игоря. - Выпить действительно было бы кстати, - заметил Олег, - но позвольте мне все же кончить. Осталась еще третья возможность - предумышленное, заранее задуманное убийство. Такое преступление могли породить только очень серьезные, очень веские мотивы. Я понимал, что никакие события, происходившие на наших глазах, не могли служить основанием для убийства. Сцены ревности, которые мы наблюдали, разумеется, в счет не шли. Следовательно, если разрабатывать третью версию, надо было искать побудительную причину преступления в прошлом, в прежней жизни Бойченко и предполагаемого преступника. Должен покаяться, что в рамках третьей версии я думал о вас, Андрей Филиппович. Не сердитесь на меня, но обстоятельства вашей неудачи с защитой диссертации, роль Бойченко в этом прискорбном событии были таковы, что я имел на то основания. При последних словах Олега Листопад опустил голову и еле слышно сказал: - Чего уж там. Сам во всем виноват. - Когда была установлена непричастность к гибели Виктора всех, за исключением Гиви и Андрея Филипповича, - продолжал Олег, - я, увы, еще более укрепился в своих подозрениях. Тогда и был задан вам, Андрей Филиппович, вопрос о ваших прежних встречах с Бойченко. Зачем я задавал этот вопрос, если все знал? Было ясно, что если Андрей Филиппович и виновен, то прямых доказательств его вины нет в не будет. Будут подозрения, но доказательства и подозрения вещи весьма разные. Вот я и попытался сыграть на нервах, на психологии, допуская, что Андрей Филиппович, если, разумеется, он виновен, не выдержит и выдаст себя или, может быть, просто признается. Но вслед за тем Игорь точно установил, что в тот день Андрей Филиппович ботинок с триконями не надевал. Я попытался оспаривать этот вывод, но безуспешно. Игорь действовал очень четко, и факты были за вас, Андрей Филиппович. Еще раз прошу меня извинить. Настал день, когда Игорь, установив точное время гибели Виктора, защитил от возможных подозрений последнего из нас - Гиви. Преступником мог быть только посторонний. Однако сразу же после следственного эксперимента, когда алиби Харламова и Кронида Августовича явно рухнуло, я вновь задумался. Предположим, что оба, и Кронид и Харламов, - рассуждал я, - слышали крики Пети, но лишь сделали вид, что не слышат. Зачем? В чем идея? И к тому же такое согласованное поведение могло быть лишь результатом предварительной договоренности между ними. Это отпадало, так как предвидеть нашу проверку они не могли. С другой стороны, Харламов не мог не слышать криков Пети. Слух у него нормальный. А если он слышал, то почему не реагировал? Если бы Харламов был спокоен, если бы у него была чистая совесть, то он, слыша крик человека, наверняка прервал бы нашу беседу. Однако, нервничая, он мог допустить ошибку и допустил ее. Делая вид, что ничего не произошло, он, по существу, выдал себя. Кстати, позже, уже здесь, он свою ошибку повторил. Игорь, как мы потом выяснили, рассуждал примерно так же. Но какой мотив преступления мог быть у Харламова? Встречался ли он ранее с Бойченко, а если да, то при каких обстоятельствах? Всю дорогу от Беты я думал об этом. Продолжал думать и тогда, когда мы вернулись. Я перебирал в памяти все, что знал о Харламове и о Бойченко. Когда и где пересеклись их жизненные пути? Харламов, насколько я знал, был одинок, работал в Сибири, потом воевал. Бойченко провел юность в Чернигове, потом учился и работал в Москве. Единственное, что мне пришло в голову, было связано с Черниговом. Допустим, что Харламов не Харламов, а кто-то другой. Предположим, что во время войны он совершил в этом городе преступления против Родины. Учтите, что подобные типы зачастую совершали преступления на глазах у тысяч советских граждан. Тысячи людей знали их, презирали и ненавидели. Те немногие, что скрылись от возмездия, забились в щели и живут в постоянном страхе быть узнанными. И тут приезжает Бойченко. Выясняется, что Виктор жил в оккупированном Чернигове. Он сам об этом здесь рассказывал и притом в присутствии Харламова. Предположим, что Виктор узнал Харламова, ведь у него была превосходная память на лица. Не так ли, Вера Львовна? И он любил этим похвастаться. Узнал или почти узнал. Возможно, не был уверен еще до конца, как сказал Марине. Допускаю, что там, в Чернигове, Харламов не носил бороды и отрастил ее лишь потом, чтобы изменить внешность. А Виктор сомневался - тот или не тот. Вот он и рисовал бородатых мужчин, пририсовал усы и бороду к своей фотографии, пытался себе представить, насколько борода меняет человека, как выглядел бы Харламов без бороды. Легко понять состояние Виктора. Сказать? А если ошибка? Виктор колебался. Вероятно, он попытался прощупать Харламова, задал необдуманный вопрос. Харламов насторожился. На него надвигалась опасность. Грозило разоблачение, а за ним и суровая кара. В страхе Харламов мог пойти на преступление. Разумеется, было в этом много фантазии. Прошлое Харламова оставалось неизвестным. Но почему он сделал вид, что не слышит крика Пети? Он же не мог не слышать! А помните, когда Гиви в гневной запальчивости сказал: "Я подкрался к Бойченко сзади и ударил". Никто из нас не принял это всерьез и лишь Харламов поспешил подчеркнуть, что Гиви, дескать, сознался. Конечно, это деталь, но деталь красноречивая. Когда Кронид сказал, что Харламов как раз во время гибели Виктора отлучался, я мгновенно представил себе, как он, зная, что Виктор должен к двенадцати прийти на Бету, ждет его у обрыва и сильным ударом ноги сталкивает в пропасть. Харламов достаточно высокий и крепкий, чтобы нанести мощный удар в поясницу. Затем он быстро возвращается на Бету и, помня о глухоте Кронида Августовича, создает себе ложное алиби: "Вы слышали крик?", а крика в этот момент не было. Виктор закричал раньше, когда Харламов столкнул его в пропасть. Вот почему Крониду показалось, что Харламов услышал крик Виктора после одиннадцати тридцати. Подняться по крутой тропинке с дороги на Бету, отдышаться - минут десять на это нужно. - Но позвольте, - перебил Олега Б. В., - почему вы поверили Крониду Августовичу, а не Харламову. Каждый из них утверждал, что другой отлучался с Беты. Где же логика? - С логикой все в порядке. Судите сами. Предположим, мы верим Харламову, но что он сказал? Что Кронид уходил, потом вернулся, и лишь тогда раздался крик Виктора. Значит, в момент гибели Виктора Кронид был на Бете. И ничего другого Харламов сказать не мог. Он цеплялся за свое алиби и ради него охранял алиби Кронида. Итак, улики, правда, лишь косвенные, были против Харламова. И тут я решился задать вопрос о Чернигове. То, что не имело последствий в случае Андрея Филипповича, у которого совесть была совершенно чиста, сработало в отношении Харламова. Он понимал, что сфабрикованное алиби рухнуло. Разоблачение надвигалось. Остался последний шанс - бежать и постараться скрыться или, быть может, достичь границы. Нервы у Харламова не выдержали, и он решил этот шанс использовать. Вот, собственно, и все. Олег сел, вынул платок и вытер вспотевшее лицо. - Послушай, Олег, а почему вы решили, что Харламов военный преступник? - спросил Б. В. - Как почему? - возмутился Олег. - А сфабрикованное алиби, а поведение Харламова во время следственного эксперимента, наконец, его бегство после вопроса о Чернигове. - Нет, вы меня не поняли. Харламов - преступник, сомнений нет. Но почему именно военный? Мало ли что могло быть в прошлом у Харламова. А Бойченко мог встретиться с ним где угодно, в любом городе, в Москве, наконец. А вы уверены, что Харламов не бывал в Москве? Ваш вопрос о Чернигове просто вспугнул его, показал, что его прошлым заинтересовались. Чернигов, военный преступник - это же фантазия. Можно строить гипотезы, но зачем фантазировать. - Я догадалась, я вспомнила, - воскликнула Марина, - Виктор был заседателем, он мог встретить Харламова в суде... - Подожди, Марина, - вмешался в спор Петрович, - что Харламов преступник - сомнений у меня нет. Игорь и Олег его разоблачили, и за это им большое спасибо. А вот что толкнуло его на преступление, догадками не решить. Тут надо разобраться в прежней жизни и Харламова и Бойченко. Думаю, через некоторое время и в этом будет ясность. Есть другой вопрос: более года жили вместе, работали, ели-пили и не разглядели негодяя. Как же так? Нелегкий это вопрос. У Харламова, видимо, была одна задача - отсидеться у нас. Вот он и старался - вел себя скромно, трудолюбие показывал, фронтовые эпизоды сочинял. Не знаю, не вижу сейчас, как его можно было разоблачить... Ну да ладно. Все это уже позади, и сегодня у нас особый день. Давайте это отметим и заодно по доброму русскому обычаю помянем Виктора. - Борис Владимирович, что если на сегодняшний вечер отменить сухой закон? - закончил он при общем одобрении. Наступила весна, дорога очистилась от снега, и вскоре приехала опергруппа милиции. Познакомились они с медицинским актом, описанием гибели Бойченко и последующих событий, побывали на Альфе и Бете и даже спустились к подножию обрыва, где мы нашли тело Виктора. Фотографировали, измеряли расстояния, беседовали с каждым из нас и через два дня отбыли. А в середине сентября приехал товарищ из областной прокуратуры. Вечером все сотрудники лаборатории собрались в столовой. Прокурор сообщил, что летом один альпинист провалился в расселину скалы километрах в двадцати от нашей базы. Спасательная партия опустилась на дно и обнаружила в сугробе не растаявшего снега замерзшее тело Харламова. По фотографии из личного дела и по дактилокарте трупа было установлено, что под этой фамилией скрывался опасный преступник, который бежал из заключения и вновь совершил тяжкое преступление. - Военный преступник? - спросил Б. В., подмигнув Олегу. - Нет, почему военный? - удивился прокурор. - Уголовник, бандит. Вас, конечно, интересует, что общего Могло быть у Бойченко с уголовником? Ведь корни трагедии, которая разыгралась на ваших глазах, действительно уходят в их прошлое. Так вот, этот вопрос тщательно выяснялся. Никаких связей с преступным миром у вашего товарища не было. Произошла случайная встреча. Три года назад человек, которого вы знали под фамилией Харламов, был арестован. Судебное разбирательство происходило в Москве. В составе суда был народный заседатель Бойченко. - Я говорила, я говорила про заседателя, - воскликнула Марина. - Вот видите, девушка оказалась самой проницательной среди вас, - пошутил прокурор. - Ну, а дальше все легко себе представить, - продолжал он. - Бойченко приезжает в лабораторию и среди сотрудников узнает преступника. Узнает и не верит. Мучается сомнениями. Пытается выяснить и выдает себя. Возможно, что Харламов первый узнал заседателя. Ведь Бойченко мало изменился за четыре года. Так или иначе Харламову грозило разоблачение и суровое наказание. Может быть, самое суровое. Вот он ж решился убрать Бойченко. Такие, как Харламов, не останавливаются перед новым преступлением. Несколько слов о правовой основе вашей деятельности. Здесь все в порядке. Транспортные связи с вашей зимовкой были прерваны до весны. В этих условиях, согласно уголовио-процессуальному кодексу, вы обязаны были провести самостоятельное дознание. Тут нет вопроса. Но как вам удалось столь успешно завершить его! Я поражен. Преступник был опытный, хитрый, ложное алиби себе создал. Право, я удивлен. Жаль, молодые люди увлечены физикой. А то я бы посоветовал им пойти на юридический. Утром прокурор уехал, а мы направились на Альфу, на Бету, к своим приборам, счетчикам, усилителям. Так закончилась трагическая история, участником которой я был в дни своей молодости.