нка была заполнена иномарками. Юркин показал на неброский автомобиль темносинего цвета. -- Это директорский. "СААБ-9600". Самая престижная машина года. И самая дорогая: безопасность, скорость, комфорт. Современные нувориши ее не берут -- им подавай суперэффектные тачки, все эти "мерсы", джипы, "Линкольны"... А здесь -- высший класс и вместе с тем скромность. Все тщательно продумано и показывает уровень... Между стоянкой и входом прогуливался молодой крепыш в камуфляжной форме. Еще двое стояли на дверях. -- Что вы хотели узнать? -- непривычно вежливо для людей его профессии спросил охранник. -- К Лейтину. Я с ним созванивался, -- ответил Юркин. -- Прошу, -- охранник распахнул стеклянную дверь. -- Третий этаж и налево. Там вас встретят. Каймаков обратил внимание, что у входа две медные, как были когда-то в МИДе, вывески: "Агентство "Инсек" и "Академия "Инсек". -- Что это значит? -- спросил он у Юркина, когда они поднимались по лестнице. -- Информэйшн и секьюрити: информация и безопасность, -- пояснил тот. -- А в Академии учатся на частного детектива и охранника. На площадке третьего этажа их ждал крепкий, коротко стриженный молодой человек в белой рубашке, черном галстуке, тонких черных брюках и начищенных черных туфлях. К карману рубашки была пристегнута личная карточка с фамилией и цветной фотографией. -- Здравствуйте. Есть ли у вас с собой какиенибудь документы? -- с любезной улыбкой осведомился он. Юркин достал редакционное удостоверение, а Каймаков -- паспорт. Молодой человек тщательно переписал данные в толстый журнал, лежащий здесь же, на небольшом столике, попросил их расписаться и, взглянув на часы, проставил время. -- Прошу. Третья дверь направо. Они прошли по ковролину между рядов черных дверей с замысловатыми желтыми ручками и вошли в нужную. Небольшая приемная, заставленная черной офисной мебелью, высокая девушка в вертящемся кресле за дисплеем компьютера. Они поздоровались. -- Вы Юркин? -- Девушка встала, и Каймаков увидел, что у нее длинные красивые ноги. -- Аркадий Александрович вас ждет. Кабинет генерального директора был просторен и шикарно обставлен. Черный кожаный гарнитур -- диван, три кресла, между ними столик с тремя бокалами, шестью банками пива и кокаколы. Огромный черный стол с полукруглыми выступами в торцах: на правом стоял компьютер, на левом -- сложная телефонная система, каких Каймаков никогда не видел. Хозяин, радушно улыбаясь, обошел стол и пожал каждому руку. Худощавый, с интеллигентным лицом и густыми вьющимися волосами, в модных массивных очках, он выглядел лет на тридцать пять, не больше, но Каймаков знал, что впечатление обманчиво, ибо биография Лейтина включала службу в МВД до звания подполковника и выслуги, дающей право на пенсию. -- Вижу, дела идут неплохо? -- подмигнул Юркин с фамильярностью старого знакомого. -- Пускаем пыль в глаза, -- рассмеялся хозяин. -- Мы же охраняем солидных людей, иностранцев... Значит, вид у конторы должен быть респектабельным. Присаживайтесь! Каймакову показалось, что моложавый улыбчивый человек не похож на генерального директора столь солидной фирмы. Они опустились на диван, Лейтин сел в кресло. Секретарша в ожидании стояла у двери. -- Чай, кофе? -- спросил хозяин и кивнул девушке. -- Позвони, пусть принесут. И на пятнадцать минут меня ни для кого нет. Ну, кроме... Сама понимаешь. Секретарша улыбнулась и вышла. Неизвестно почему, Каймаков подумал, что эту длинноногую девушку и удобный широкий диван объединяют не только официальные рабочие часы. -- Теперь рассказывайте, -- сказал Лейтин, мгновенно став деловито-серьезным и внимательно рассматривая Каймакова. Тот вздохнул и в очередной раз начал излагать свою запутанную историю. Директор по ходу задавал точные, острые вопросы, но, хватая смысл ответа на лету, взмахом руки обрывал дальнейшие объяснения и направлял Каймакова к продолжению рассказа. Тот понял, что обманчивость внешнего вида Лейтина касается не только возраста. Когда Каймаков заканчивал, женщина в белом халате принесла поднос с чаем и бутербродами, он вспомнил, что с утра ничего не ел, и сглотнул. Потом в тишине пили чай. Юркин предпочел пиво, предложил Лейтину, но тот отказался: -- Ты же знаешь... Иногда позволяю немного водочки -- и все! -- У него половины желудка нет, -- пояснил Юркин, открывая вторую банку. -- Нарвался в молодости на пулю. За... Сколько тебе тогда платили? -- Сто восемьдесят. -- А сейчас? Директор пожал плечами. -- Сейчас я сам хозяин. Сколько надо, столько и беру. -- Не жалеешь за боевой юностью в милицейских погонах? -- Страшно жалею, -- усмехнулся Лейтин. И с нажимом повторил: -- Жалею страшно! Он допил чай и официальным тоном обратился к Каймакову: -- Что бы вы хотели от нашего агентства? -- Ну... Чтобы меня оставили в покое. И выяснить: что происходит, кто за этим стоит... -- Иными словами, вы хотите от нас информации и защиты. -- Лейтин понимающе кивнул. -- И мы можем вам их предоставить, ибо это девиз агентства. Он снял очки и тщательно протер стекла кусочком мягкой замши. -- Но услуги наших специалистов стоят от пятидесяти до ста долларов за час. А в особых ситуациях эта сумма возрастает. -- В каких "особых"? -- спросил Каймаков. -- При условии опасности для жизни и здоровья сотрудника. Каждая такая ситуация оценивается самим исполнителем в пределах пятисот-тысячи долларов. -- А расчеты в натуре допустимы? -- поинтересовался Юркин. -- У него прекрасный радиомикрофон в пальто и, я уверен, еще парочка есть дома и на работе. Лейтин несколько минут подумал. -- Вообще-то мы такого не практиковали. Хотя почему бы и не начать? Техника агентству нужна, и все равно мы тратим на нее валюту. Правда, наш друг не является собственником микрофона и вряд ли может им распоряжаться... Лейтин улыбнулся и вновь стал похожим на мальчишку. -- Но, с другой стороны, собственники таких штучек никогда не объявляются... А присвоение находки -- не слишком большой грех, тем более когда находка тебе вредит! Лейтин улыбнулся еще шире. -- Конечно, мы не собираемся никого подслушивать, да и не имеем на это никакого права. Эта штучка пригодится для обучения курсантов. И только. -- Ясно, ясно! -- Юркин успокаивающе поднял руки. -- Другое нам бы и в голову не пришло! -- Значит, договорились. -- Генеральный директор агентства "Инсек" взглянул на часы и встал. -- Извините, у меня через две минуты связь с Лос-Анджелесом. Пройдите в комнату двадцать три, это этажом ниже, секретарь вас проводит. Там сотрудники, которые подойдут для этого дела лучше всего... Глава четырнадцатая Майор Межуев, как и многие его коллеги, а также большинство людей других специальностей, был недоволен своей карьерой и считал, что заслуживает больше того, что имеет. Недавно ему стукнуло тридцать девять, а комитетская выслуга составила восемнадцать лет. Если исключить время учебы, то уже четырнадцать лет он занимается оперативной работой контрразведывательной направленности. И все время ему не везло. В загранку угодил не в Штаты, Бельгию или Швейцарию, а в Гвинею. Вдобавок подцепил там желтуху и еле вычухался. Ценных вербовок у него не было, в операции по разоблачению крупных шпионов не попадал. В представления на поощрения его фамилию обычно включать забывали, в аттестациях Дронов постоянно указывал на "недостаточную глубину аналитического мышления и неумение прогнозировать многоходовые комбинации". Почти два срока он ходил в капитанах и только благодаря вербовке Асмодея и успешной операции с Робертом Смитом получил очередное звание. Изменения к лучшему наметились в последнее время. Когда искали фигуранта для "Расшифровки", он через Мальвину вышел на Кислого. Вообще-то толку от Мальвины было немного, но на этот раз результат превзошел ожидания. У Кислого не было близких родственников, практически не имелось друзей, он вел замкнутый образ жизни, страдал комплексом неполноценности и отсутствием способности к решительным действиям, поддавался чужому влиянию. Кроме того, он имел высшее образование и незащищенную диссертацию, умел работать со статистикой и делать обобщающие выводы, писал для газеты, обладал хорошей репутацией, являлся абсолютно аполитичным, не принадлежал к какимлибо группировкам и кланам. Воздействуя на Кислого через Мальвину, можно было добиться выполнения им действий, о подлинных целях которых он сам не подозревал. На профессиональном языке это называлось использованием "слепого" агента. Операция началась успешно, хотя и не без шероховатостей, интерес к ней ЦРУ придал делу совершенно другое значение, а внезапное появление Асмодея поднимало роль оперработника Межуева и выдвигало его в число ключевых фигур "Расшифровки". Успех операции должен был стать для него трамплином, забрасывающим на более высокий уровень служебной иерархии. Может быть, поэтому, а может, из-за чувства вины перед Асмодеем майор относился к нему, как к родному брату, вернувшемуся после многолетнего отсутствия. Пышно, с хорошей выпивкой, изысканной закуской и красивыми женщинами отметили встречу. -- Мне надо было настоять, заставить тебя уехать из Москвы, -- каялся опьяневший Валентин Сергеевич. -- Вся эта буча длилась полгода, ну восемь месяцев -- не больше! Отсиделся бы гденибудь, вернулся -- и все! Ни суда, ни колонии... -- Вы-то при чем, -- великодушно отвечал сильно нетрезвый Асмодей. -- Вы сказали, я не послушал... Сам дурак и виноват! -- Но где ты был после освобождения? Почему не звонил? -- Где был, там уже нету, -- уклончиво отвечал Асмодей. -- Да и какая разница... Он возбужденно смотрел на Ирку, с ногами забравшуюся на диван и медленно потягивающую "Амаретто" из пузатого бокала. Короткая, с разрезом юбка полностью открывала облитые блестящим нейлоном ноги. -- Сразу видно, когда колготки новые, -- бессвязно проговорил он, и майор ничего не понял. -- Тогда и класс другой... Только не знаю -- встанет или нет после зоны... У многих так и не получается... -- Вон ты о чем, -- майор похлопал агента по спине. -- Не бойся! Лучшего сексолога найдем -- все будет в ажуре. Да он тебе не понадобится: Ирочка и танку пушку задерет! Давай еще по одной... Контрразведчик всегда и в любой обстановке находится на службе. Майор незаметно принял таблетку спецпрепарата, нейтрализующего алкоголь, и сейчас "прокачивал" Асмодея. Потом за дело возьмется Ирочка: в постели выбалтываются даже самые важные тайны. А у агента, которому предстояло стать ключевой фигурой в ответственнейшей операции, не должно быть тайн от курирующего офицера. Но рюмка повисла в воздухе. Асмодей покачал головой. -- Мне хватит. С непривычки совсем одурею... Нетвердой походкой он направился в туалет, потом прошел в ванную. Вернувшись к столу, он выдавил в рюмку лимон, принес из холодильника яйцо и, отделив желток, смешал с лимонным соком, капнул водки и залпом выпил. -- Сделай кофе, Ириша, -- почти трезвым голосом сказал он. -- Значит, остановился? А я выпью! -- Майор продолжал избранную линию поведения. -- Пока девчонки нет, скажите, что от меня требуется? -- Асмодей пристально смотрел в глаза контрразведчика. -- И какое лекарство я получу от вас в этот раз? Межуев с силой провел ладонью по лицу, тряхнул головой, будто отгонял мутную пелену опьянения. -- Подробно поговорим завтра. А сейчас дай мне свой паспорт. Ты же не бомж, чтобы жить без прописки... Асмодей напрягся. -- Значит, раскопали... Ну бомжевал, а куда было деться? Если бы не поднялся, вы бы со мной никаких дел иметь не стали... -- Тут ты ошибаешься, -- искренне сказал майор. -- А что бы ты хотел от нас получить вместо лекарства? -- Отсутствие судимости -- раз! Гарантии безопасности -- два! Асмодей замялся. -- Газовый пистолет -- три! Разумеется, с разрешением. -- Газовый? -- переспросил контрразведчик. Асмодей пожал плечами. -- Боевой же вы не дадите. Мне нужна определенная модель -- "вальтер ППК", восьмимиллиметровый. -- Почему именно этот? -- удивился майор. -- Красивый. И носить удобно. С детства о таком мечтал. На кухне звенели чашки: Ирина разливала кофе. Асмодей пристально рассматривал контрразведчика. -- А ведь я вам очень сильно нужен, -- констатировал он. -- Что же вы задумали? -- Завтра поговорим, завтра... Майор кивнул на входящую с подносом девушку. Но Межуев не был осведомлен о конечной цели операции "Расшифровка" и потому ничего не мог о ней рассказать. Выполняя указания и распоряжения руководства, он видел только залегендированную цель и к ней изо всех сил стремился, не подозревая, что это лишь промежуточная точка на пути к великим переменам. Таким образом, он сам являлся "слепым" агентом генерала Верлинова. Верлинов, Карпенко, Борисов и Черкасов медленно шли по бетонированной дорожке огороженного крепким забором полигона одиннадцатого отдела. С момента их дружеского обеда на даче Верлинова прошло три с половиной месяца. Тогда они только раскрыли друг перед другом карты, теперь значительно продвинулись как в игре, так и в доверии другу к другу. -- Полное убожество, -- рассказывал Верлинов. -- Хотят всего, но не знают, как сделать хоть что-нибудь! Апломб, отсутствие логики, никакой твердости, будто у них хребты повыдирали. Не мужики, а бабы! Один идиот больше всего обрадовался в конце, когда я выключил глушитель и у него опять пошли часы... Карпенко мрачно усмехнулся. -- Все это видно по их физиономиям. Причем невооруженным глазом. Новая генерация политиков... -- Нет, ребята, они если и не хуже, то уж точно не лучше нынешних. И очень быстро скурвятся окончательно, -- продолжал начальник одиннадцатого отдела. Начинающее пригревать солнце подсушило дорожку, но на двухметровой запретной полосе внутреннего периметра еще лежал серый ноздреватый снег, и часовые, зажатые между плитами забора и колючей проволокой, были обуты в тяжелые, подшитые кожей валенки. Когда генералы проходили мимо, они принимали стойку "смирно" и вскидывали ладони к шапкам, что при положении оружия "на грудь" по строевым правилам являлось неверным. Повторение ошибки пунктуального Верлинова раздражало, хотя если бы товарищи об этом узнали, они бы обязательно подняли его на смех. -- Ты помнишь, Валера, наш разговор у тебя на даче? -- спросил Борисов. -- Не надо бояться принимать на себя ответственность. Не надо! Если эти "пиджаки" не могут ничего для страны сделать, а мы можем -- зачем им место уступать? Ну стану я министром охраны порядка, а они будут за руки держать -- и какая получится от меня польза? -- Кстати -- да! -- Верлинов поднял палец. -- Когда я огласил программу борьбы с преступностью, они чуть в штаны не наложили! Как так: ускоренное судопроизводство -- это нарушение демократических принципов! Единовременная ликвидация преступных авторитетов -- воров в законе, руководителей организованных группировок, рецидивистов -- нарушителей режима... Тут вообще хай подняли: беззаконие, методы тоталитарных режимов! Верлинов в сердцах сплюнул. -- Я им говорю: а зачем же вы, господа, завели охрану и требуете себе оружия? По государственной вашей службе стрелять вроде не в кого! А мне этот, который в вице-президенты метит: не разводите демагогию, наш статус -- совсем другой вопрос... Демагогию очень в ЦК любили да в обкомах -- первейшие демагоги! -- Пусть они никуда не годятся, но других у нас нет, -- сказал Черкасов. Ему было жарко, и он расстегнул не только пальто, но и рубашку до пояса. -- Что же делать? Сесть на жопу и сидеть, ждать, куда вынесет? -- Вы меня не дослушали, -- непривычно мягко сказал Верлинов. -- Все должно идти по плану. Разоблачительные статьи, парламентское расследование, скандал. Главное -- зажечь запальную трубку! И вывести из игры вояк! А там... Народ сам разберется, за кого голосовать. Думаю, ему идея уничтожения преступности в течение месяца не покажется антидемократической. Тем более что тут же улучшится экономическая обстановка. И на этой волне нам ничто не мешает изменить тактику и претендовать на первые посты! Даже если у наших славных депутатов будут пистолеты -- ну и что? Появится возможность застрелиться, а мы их с почестями похороним. Или без почестей, посмотрим! -- Выборы выборами, демократия демократией, а возможность силового противостояния тоже следует просчитать, -- вмешался Карпенко. Он был большим специалистом в данной сфере и знал: при открытой атаке необходим трехкратный перевес над противником, при задержании -- двукратный. Когда используются специальные силы и методы -- арифметика другая. -- Вот ты и просчитай, -- сказал Борисов. Бывший командир группы "А" вопросительно посмотрел на Верлинова и, лишь когда тот кивнул, отвел взгляд, посчитав вопрос решенным. -- К силе прибегать бы не хотелось, -- рассуждал вслух начальник одиннадцатого отдела. -- Но... -- Что "но"? Три пары глаз устремились на человека, который незаметно становился лидером генеральской четверки. -- Ничего, -- ответил он. -- Пока ничего. Верлинов вспомнил составленную руководителем темы "Сдвиг" Даниловым сетку точек инициирования и точек проявления, увязанных с возможными целями в городе "X". Сетка была исполнена в одном экземпляре, имела гриф "Совершенно секретно", хранилась в кейсе с пиропатроном в личном сейфе начальника одиннадцатого отдела. Несведущий человек не смог бы в ней ничего понять. Только Данилов и Верлинов знали, на одномасштабную карту какого города следует наложить совершенно секретную сетку, чтобы точки проявления совпали с целями. Город назывался Москва. Решения толковища выполняются куда точнее и четче современных законов и правительственных постановлений. Да и в былые времена так было. Только решения Политбюро приближались к ним по силе, потому что наказание за неисполнение и тех и других одинаковое -- смерть. Если не физическая, то гражданская, многие руководители разницы не делали -- организмы у них на снятие, исключение и строгач инфарктами отзывались. На рынках столицы и во многих коммерческих ларьках пятидесятитысячные купюры принимать отказывались -- себе дороже обойдется. И в катраны с ними соваться избегали: меняли где-нибудь тайком, будто и впрямь краденые. Официальные ночлежки на дезинфекцию закрылись от греха, притоны дешевые опустели. Клык через нового порученца пригласил к себе участкового, про жизнь спросил, результатами экспертизы поинтересовался. -- Никак у нашего криминалиста руки не дойдут, -- объяснил Платонов. -- Столько краж, он на куски разрывается. Клык сочувственно покивал. -- Работа, конечно, на первом месте быть должна. А за сверхурочные отдельно платить надо. Пусть он сегодня ночью сделает... Порученец повертел пачку десятитысячных купюр, чтобы можно было оценить ее толщину, и ловко вложил в карман милицейского мундира. Сам пахан избегал оставлять свои отпечатки на чем бы то ни было. -- Раз срочно, я скажу... -- Тут еще вот какое дело. -- Клык доверительно наклонился вперед. -- Когда вся эта заваруха шла, в подъезде какие-то люди были. Не наши, не ихние, не ваши. Кто такие, куда делись? Может, они нас и обворовали? Как бы ваших ребят расспросить, которые первыми приехали? Порученец приготовил еще одну пачку, но Платонов отгородился ладонью. -- Не, с теми говорить бесполезно. Они злые, как волки. Чуть что -- в глотку вцепятся. Участковый подумал. -- В дело бы можно заглянуть, да оно в прокуратуре... Клык ждал. -- Знаете, я сейчас по квартирам пройду, поспрашиваю. Может, кто дома был и чего слышал... -- Правильно, лейтенант, -- одобрил Клык. -- Здорово вас учат! У меня на площадке бабка живет, матери-покойницы подруга. Она всегда дома и подглядывает, подслушивает, вредная карга! Через несколько минут, с большими предосторожностями впущенный в квартиру "карги", участковый беседовал на кухне с хозяйкой. -- Фроська тоже непутевая была, -- рассказывала высокая, высушенная годами старуха, часто моргая блеклыми, слезящимися глазами. -- Мы с ней рядом еще в деревне жили, а когда Москва пришла, снесли все -- совсем соседи стали. Когда мужа зарезали, она с рельс сошла: и пьянка, и мужики... И Васька рос непутевым, я же в школе работала, хоть не в его классе, да все знали... -- Жалобы на соседа есть? -- официально спросил лейтенант, прерывая поток воспоминаний. -- Да так он безвредный. -- Старуха пожала плечами. -- Только балбесы его на лестнице околачиваются, плюют, окурки бросают... -- Выгоним. -- Лейтенант сделал пометку в блокноте. Старуха схватила его за руку. -- Боже упаси! Пускай стоят! Сюда же никто чужой не идет! Весь соседний подъезд позассали, пьют с утра до вечера. А как квартиры грабят! А у нас все тихо. Пускай стоят! -- Ну раз так. -- Платонов вычеркнул пометку. -- Вы им только скажите, чтоб не плевали и не мусорили. -- Скажу. -- Участковый сделал еще одну пометку. Явно выраженная готовность оказать содействие размягчает не избалованных внимательным отношением граждан и делает их верными друзьями участкового, даже если реальное содействие и не оказано. -- Говорите, тихо у вас, а какая пальба была! -- приблизился к нужной теме лейтенант. -- Страх Господний! Я за дверью стояла, так чуть не оглохла, они совсем рядом бухали! Она всплеснула руками. -- Ты скажи, они мою дверь прострелят насквозь? Дверь была из железа, "четверки". -- Могут. Смотря из чего садить будут. -- А я, дура, не береглась, на нее надеялась... -- Чего же стояли, когда стрельба шла? Старуха вытерла слезящиеся глаза. -- Так в "глазок" смотрела. Дома-то скучно одной, я и смотрю. Как разведчица -- кто пришел, кто ушел. И вы сюда часто ходите, его проверяете, негодника. В тот день тоже были. Вначале незнакомый человек пришел, потом Федор, царствие ему небесное, туда-сюда бегал, потом три каких-то бугая с чемоданом, а уж потом вы подождали немного и Ваську увели, я уж думала -- насовсем. А потом стрелять начали, как в кино, только ничего непонятно -- кто, в кого, почему... В кино все видно, а здесь не разберешь! Вначале бандиты дверь открыли, тут как загрохочет, и они попадали, еще один подбежал -- тоже свалился... Потом приличный человек, но с пистолетом, в квартиру зашел, а милиция приехала и автоматом в него -- тык. Только он из госбезопасности оказался. -- Как вы узнали?! -- резко выдохнул лейтенант. -- А у него документы проверили. И фамилию называли. -- Не запомнили? -- почему-то шепотом спросил участковый. -- Так я ж все записываю! -- гордо сказала старуха. Платонов оторопел. Через несколько минут он держал толстую тетрадь, содержание которой привело бы в ужас Клыка и, безусловно, стоило жизни старухе. Аккуратным учительским почерком в ней описывались результаты наблюдения за соседней квартирой. Схематично давались приметы посетителей: отвратительная рожа, два бандита, верзила со шрамом. "Майор милиции Еремкин из уголовного розыска МВД, капитан госбезопасности Васильев", -- нашел он наконец то, что искал. -- Так их двое было? -- Говорю же: непонятно ничего. Раз две фамилии, значит, двое! Платонов пролистнул еще несколько страниц. Единственной фигурой, обозначаемой безошибочно, являлся он сам. "Приходил участковый, выходил, вернулся... Снова участковый, заходил три раза..." Неслужебные контакты с поднадзорным рецидивистом Зонтиковым задокументированы предельно точно. Несколько минут он размышлял, механически переписывая в свой блокнот фамилии интересующих Клыка людей. -- Вот что, бабушка, эту тетрадь я заберу. Дело тут государственное, секретное, спасибо, что помогли. Но рассказывать ни о чем никому не надо. И новых записей лучше не делать. Получив нужные фамилии. Клык явно обрадовался, хотя вида старался не подавать. Порученец засунул в карман мундира вторую пачку купюр. Платонов ждал этого и воспринял как должное. -- Как бы узнать про них подробней? -- Клык помахал листком с записями. Платонов помолчал. Одно дело -- опросить соседей на своем участке или попросить о небольшом одолжении сослуживца-эксперта, а другое -- устанавливать сотрудника МВД или госбезопасности. А вообще-то -- чего бояться? Многие на стороне подрабатывают: кто частную палатку охраняет, кто грузы сопровождает, кто с рэкетирами разбирается, да мало ли как еще... И ничего им не делается, хотя закон и приказы такой бизнес категорически запрещают. Но сейчас принцип простой: что урвал -- твое, кто не успел -- тот опоздал! И в карманах ощущалась приятная тяжесть -- за час работы тысяч триста отхватил! А что незаконного сделал? Да ничего. -- Про нашего попробую разузнать, -- наконец проговорил он. -- Про чекиста -- вряд ли. Похоже, Клык был уверен в его согласии. Он кивнул. -- Что сможешь. За нами не заржавеет. И неожиданно спросил: -- Как там бабка? Лишнего не болтает? "Сколько бы он отстегнул за ее тетрадку?" -- мелькнула подленькая мысль, и Платонова как жаром обдало. -- Что ей болтать, она одной ногой в могиле. Наоборот, хвалила: порядок в доме и все такое. Только просит не курить и не плевать. Участковый встал. -- С экспертом реши побыстрее, -- сказал Клык, и было непонятно -- просьба это или указание. На пустыре участковый сжег бабкину тетрадь. "Совсем обнаглел пес лагерный, -- возмущенно думал он. -- Решил, что я ему стучать буду! Соучастника нашел, сука! Надо его на расстоянии держать. А бабки пусть платит, если есть лишние..." Придя в отделение, он насел на эксперта и вырвал обещание немедленно разобраться с пальцами на кружке. Потом зашел к себе в кабинет, взял телефонный справочник МВД России, нашел номер секретариата Главка уголовного розыска. Через час пора забирать дочку из садика, да и пообедать он не успел, сосало под ложечкой, начинала болеть голова, мелькнула мысль отложить поручение на завтра... Но все же Платонов придвинул телефон и набрал номер. Продумывая обоснование причин своего интереса к сотруднику Главка, он подыскал совершенно невинное и очень правдоподобное объяснение. К нему, участковому инспектору Платонову, обратился человек, разыскивающий майора Еремкина из угрозыска МВД. Поскольку контакт мог быть важным как для гражданина, так и для оперативника, он решил помочь им встретиться. Гражданин вышел покурить и обещал скоро зайти. Если товарищ майор разрешит, он даст его телефон или сделает по-другому, как лучше для старшего коллеги. Версия была непроверяемой и неуязвимой: хороший опер знакомится каждый день с таким количеством людей, у него столько связей, прямых и опосредованных контактов по начатым, оконченным и продолжаемым делам, что ничего странного, если его кто-то разыскивает, нет. Совершенно естественно для разыскивающего обратиться в ближайшее или первое попавшееся отделение милиции к любому сотруднику. Платонов считался неплохим участковым. Но одно дело поквартирные обходы, документирование административных правонарушений, дознание по несложным делам, оформление алкоголиков в ЛТП, а совсем другое -- оперативная работа, о которой лейтенант имел только самое общее представление. И хотя версию он придумал обоснованную и добротную, она совершенно не подходила к вымышленному, не существующему в реальном мире лицу. Так шахматист-любитель, делая в матче с гроссмейстером отточенный и многократно апробированный в дворовых играх ход, попадает в ловушку, о существовании которой не только не подозревал, но даже не мог подозревать. Дилетанту не следует тягаться с профессионалами. Пытаясь на всякий случай обезопасить себя, лейтенант подумывал о том, чтобы назваться чужой фамилией, но по характерному сигналу понял, что телефон секретариата имеет автоматику и его номер зафиксировался в электронной памяти, а потому отказался от подобной мысли. -- Как я могу переговорить с майором Еремкиным? -- представившись, спросил он. -- Одну минуту. Такого сотрудника в ГУУР не было, но секретарь открыла спрятанную в сейф алфавитную книжку, между собой ее называли "списком мертвых душ", и нашла названную фамилию, против которой стояла фамилия подполковника Аркадьева. Все стало ясным, и она ответила в соответствии с инструкцией: -- Майор Еремкин недавно перевелся в другое подразделение. Позвоните подполковнику Аркадьеву, он вам поможет его найти. Одновременно женщина записала фамилию Платонова, высветившийся на зеленом табло номер телефона и время звонка. Ничего не подозревающий лейтенант соединился с Аркадьевым и изложил заготовленнную историю. -- Да, Еремкин предупреждал, что его могут искать, -- ответил подполковник. -- Он в командировке. Направьте этого человека ко мне, я сделаю все, что нужно. -- А когда он вернется? -- не удержался Платонов. -- Послезавтра. Ему нужно оформить коекакие бумаги и забрать свои вещи, поэтому целый день он будет на этом телефоне. Можете ему позвонить. И спасибо за помощь. Удовлетворенный Платонов положил трубку. Придется повторить попытку с какой-нибудь другой правдоподобной историей. Его не насторожило, что разыскиваемый майор предупредил коллегу о несуществующем человеке. Не обратил он внимания и на то, что Аркадьев, пригласив звонить послезавтра, не поинтересовался, какая в том нужда, и не предложил своей помощи. Впрочем, если бы Платонов что-то и заподозрил, это дела не меняло. Судьба лейтенанта была предрешена. Заглянув в свою книжку, отвечающий за связь с госбезопасностью Аркадьев определил, кому принадлежит документ прикрытия, выданный на имя Еремкина, и набрал номер капитана Васильева, но того на месте не оказалось. Тогда он позвонил начальнику отдела Дронову и подробно рассказал о происшедшем. Дронов немедленно отдал необходимые команды, и машина обеспечения конспирации сотрудников госбезопасности раскрутилась на полную мощность. Майор Межуев вначале оформил прописку гражданина Клячкина В. В, по адресу конспиративной квартиры на проспекте Мира, а затем занялся уничтожением следов судимости Асмодея. Лучше бы он действовал в обратной последовательности, потому что за десять минут до того, как начальник отдела информационного центра убрал из картотеки карточку Клячкина и стер соответствующую запись в памяти компьютера, дежурный сотрудник ИЦ провел поиск по факсограмме пальцевых отпечатков, поступивших из тридцать второго отделения, и дал развернутый ответ об их владельце. Лейтенант Платонов сбегал в ближайший коммерческий киоск и купил эксперту две литровые бутылки абсолютно чистой и недорогой голландской водки "Сильвестр". Сам он пить отказался, и довольный эксперт сунул водку в портфель, так как через два дня у его жены наступал день рождения. Платонова время поджимало: когда начинали забирать других детей, Настя пугалась, что за ней не придут вообще, нервничала, капризничала и плакала. Она была впечатлительным ребенком, потому родители старались уводить ее из садика в числе первых. Сегодня жена пошла к гинекологу: задержка, как бы не пришлось делать аборт, она очень боялась, и Платонов тоже переживал. Насколько затянется визит к врачу, неизвестно, там всегда очереди, поэтому девочка на нем: забрать, покормить, погулять, развлечь. Но хотелось успеть сделать еще одно дело... Платонов выпросил у дежурного машину, подъехал к дому поднадзорного Зонтикова, быстро взбежал на пятый этаж, грозно сказал охранникам: "Смотрите мне, не курить и не мусорить", -- специально для бывшей учительницы, отдал Клыку записку эксперта, рассказал о звонке в МВД и пообещал послезавтра прояснить все окончательно. Гражданин Зонтиков был доволен, по его знаку порученец вдвое увеличил денежную стопку, которую с умелой деликатностью засунул в боковой карман мундира. Предыдущие поступления Платонов устроил во внутренних карманах. Выходя, участковый подумал о бабке за стальной дверью -- как бы опять не стала записывать, может, лучше сказать... Но тут же отогнал эту мысль, решив, что сам переговорит со старухой. Веселый от того, что все складывается так удачно, лейтенант сбежал по лестнице, прыгнул в машину и ровно в пять подкатил к детскому саду. Он оказался первым родителем. Настя сияла, целовала его и гладила по голове, растроганный водитель за счет своего обеденного времени довез их до дома. Пересчитав деньги, Платонов узнал, что заработал за один день пятьсот тысяч. Всего за последнюю неделю он получил от Клыка восемьсот пятьдесят. Можно купить цветной телевизор, справить обновки девчонкам. И даже... Если иметь такой приработок, то можно завести второго ребенка, избавив Наталью от мучительной процедуры! Но жена вернулась обрадованной: проблема разрешилась сама собой, даже к врачу не пришлось идти. Столь удачный день следовало отметить. Платонов побежал за шампанским, ликером и хорошей закуской. Клык позвонил Рваному. -- Где Дурь со Скокарем? -- спросил он, разглаживая нетерпеливо подрагивающими пальцами клочок бумажки с установочными данными фуфлыжника, посягнувшего на святое святых -- казну братвы. -- По своему делу поехали, к свидетелям. Должны уже быть, да что-то задерживаются. Рваный прикрыл трубку ладонью и одними губами обозначил имя собеседника сидящему в комнате человеку. -- Как появятся -- ко мне! -- приказал Клык. Рваный положил трубку. -- Все командует? -- спросил гость. -- Недолго ему осталось... Гостем был Змей. Отношение к Змею в мире воровских авторитетов сложилось различное. Многие не признавали, что он "в законе", а те, кто не оспаривал правильности решения принявшей его сходки, старались близко не сдруживаться и имели с ним дело только в случае необходимости. Даже кличка вызывала опасение: с одной стороны, она означала хитрость и мудрость, а с другой -- на зонах так зовут коварного и подлого зека. -- Скоро ему конец, -- продолжал Змей. -- "Таганцы" на него зуб заимели, да и Седой не простит... Опять же -- общак потерял, на первой крупной сходке обязательно по ушам дадут и на пику посадят! Рваный молчал. По рангу Змей равен Клыку, по авторитету -- чуть поменьше, но и пахану последние события власти не добавляют. -- Он уже мертвый. Кому его Законы нужны? Сам не живет и другим не дает! Это было чистой правдой. Аскетизм пахана не нравился многим, но выступать против него не рисковали. Угрюмый недавно попробовал, и уже весь блатной мир обсуждал его ужасный конец. К тому же в зонах имя Клыка имело большой вес. А каждый блатной или приблатненный знает, что рано или поздно может попасть за проволоку и тогда, в случае чего, спросят с него на всю катушку. -- Седой обещал на его место тебя поставить. Теперь можно без сходки обойтись. И дела вести по-другому... На хера нам эти скоки, гоп-стопы, мокрухи? Будем валюту менять, банки держать, игральные автоматы... Бизнесом заниматься куда выгодней, и никто на тебя не жалуется, менты не давят... -- У меня на это ку-ку не хватит. -- Рваный постучал себя по мощной лобной кости. -- Я всю жизнь по карманам работал да по квартирам. -- Они научат! -- успокоил Змей. -- Ничего хитрого нет, у меня один жулик уже навострился валюту менять... -- И что надо? -- спросил Рваный после некоторого раздумья. В конце концов, Клык ему не отец и не мать. И так за него на толковище мазу тянул, вполне мог башку потерять. А жизнь так устроена -- каждый за себя. Змей одобрительно похлопал его по руке, будто жаба прикоснулась. -- Все расскажем, когда время придет. А пока отдыхай да держись от него подальше. На всякий случай... Глава пятнадцатая Асмодей был доволен собой. Он не дал чекисту себя напоить, лишнего не болтал, держался достойно и просьбы выдвинул серьезные. Пусть знают: Асмодей не за бабки работает, не дешевка какая-нибудь... Это очень важно. Когда агент деньгами не интересуется, к нему следует другие подходы искать, уступок больше делать. А то кинут "хрусты", и готово: закрой пасть, виляй хвостом, служи! И еще одна причина для довольства: с Иркой все получилось отлично! Первый раз, правда, быстро разрядился, как только дотронулся, но она молодец, высокий класс, на сегодня опять пригласил. Если придет, конечно. Она ведь по указке майора работает. Но он ее подкормил, не обидел, значит, и свой интерес должна иметь... Асмодей с удовольствием побрился "Жиллеттом", протер лицо терпким, щиплющим раздраженную кожу французским одеколоном. Пожарил яичницу с гренками, всыпал в чашку ложку растворимого кофе, смешал с сахаром, капнул воды, взбил густую массу добела. Когда залил ее кипятком, поднялась желтоватая пенка. Такие завтраки он готовил еще до женитьбы. Да и после... Ольга к хозяйству особой любви не испытывала. К дрючеву -- другое дело, тут хоть с утра до вечера и всю ночь, как хочешь, куда хочешь -- пожалуйста, отказа не будет, только полное понимание и содействие. Зеркало против дивана повесила, а второе в постель брала, устанавливала старательно, чтобы видеть, как там плоть в плоть заходит. Все это он в зоне вспоминал, когда гусю шею точил -- здорово помогало. Только этим помощь женушки и ограничилась. Как он о длительной свиданке мечтал -- трех днях вкусной жратвы и Гусю шею точить -- заниматься онанизмом. круглосуточного сладостного харева! И руках, ногах, губах ее -- любил ведь суку! Ни разу не приехала, ни одной дачки не принесла. По зоновским меркам -- подлянка серьезная, многие в побег уходили, чтобы разобраться, на запретке падали с пулей в башке, на колючке повисали... У кого-то получалось -- возвращались с новой статьей уже на строгий режим. Он ведь ей "капусты" много оставил -- и "деревянных", и "зеленых", и рыжевья... Все мало, даже хату продала и хвост винтом завернула, как последняя шалава. Ищи-свищи, дорогой муженек! А ведь через Валентина Сергеевича вполне можно и найти! От этой мысли Клячкин замер с приоткрытым ртом. Вполне! И спросить: "Что же ты, прошмандовка, так по-черному мужа кинула? Разве мало с него имела? Или не из-за тебя он сел?" И маслину в лобешник! Клячкин не собирался мстить. Но сейчас испытал острое желание увидеть страх в красивых распутных глазах бывшей жены. Завтрак оказался скомканным. Вымыв посуду, Клячкин сел к столу, положил на лист бумаги пятидесятитысячную купюру и несколько раз обвел карандашом. Вырезав получившиеся прямоугольники, тщательно сложил их и спрятал в карман. Затем прошел в спальню, где смятые простыни напомнили об Ирине. Захотелось, чтобы девушка была рядом. Набрать жратвы, выпивки, запереться дней на пять... "Как на длительном свидании", -- мрачно подумал он. Сумка с деньгами была самым уязвимым местом. Именно из-за нее он не позволил себе напиться и плохо спал ночью, крепко прижимая Ирину и просыпаясь, когда она пыталась высвободиться. Носить ее с собой нельзя, оставлять здесь -- тем более. Внезапно в Клячкине пробудился Таракан. Он выскользнул из квартиры, поднялся без лифта на последний этаж, гвоздем открыл навесной замок и оказался на чердаке. Сильно пахло пылью, из слуховых окошек струился рассеянный свет, слабо освещая огромное помещение, тут и там перегороженное дымоходами, вентиляционными каналами, трубами и задвижками отопительной системы. Здесь можно было спрятать что угодно: пулемет, расчлененный труп, чемодан с наркотиками. Правда, Фарт, Адвокат или Асмодей вряд ли сумели бы найти подходящие места, зато Таракан справился с задачей без труда. Через час Клячкин вышел со станции метро "Лубянка" и зашел в "Детский мир". В отделе детского творчества он набил опустевшую сумку десятками пачек хрусткой, чуть розоватой бумагиВ подвальчике на Неглинной располагалась переплетная мастерская, здесь бумагу нарезали по размеру прямоугольных шаблонов. Клячкин пояснил, что на симпатичных розовых листочках золотом будут отпечатаны билеты в новое казино. -- Ну их к черту, эти казино, -- в сердцах сказал старый переплетчик. -- Племяннику в "Медведе" гранатой ногу оторвало. Поиграл... С черными там чего-то не поделили. Клячкин охотно поддержал тему о засилье кавказцев в Москве. За время беседы переплетчик, для удобства переноски, спрессовал розовые прямоугольники в плотные блоки и перехватил бечевой. Получилось очень аккуратно и компактно. Поблагодарив и расплатившись, Клячкин ушел. -- Смотри, чтоб никто в сумку не заглянул, -- напутствовал его переплетчик. -- Подумают -- деньги и дадут по башке. Уж больно похоже... На Кузнецком мосту, у метро, находился хозяйственный магазин, здесь Клячкин купил сотню полиэтиленовых пакетов и прибор "Молния" для электрической сварки пластика. Оставалось сделать еще одно дело. Он нырнул под прозрачную полусферу телефона-автомата, набрал номер. -- Вас слушает автоответчик, после короткого сигнала оставьте ваше сообщение, -- раздался в трубке незнакомый голос. -- Привет, Металлист, это Фарт, -- вальяжно проговорил Клячкин. -- Я на пару дней заскочил в Москву, есть к тебе дело. Времени мало, поэтому приеду прямо сейчас. Пока. Он положил трубку. Металлист отличался крайней осторожностью, никогда не открывал дверь без предварительного звонка и даже на автоответчик записал чужой голос. Впрочем, по нынешним временам это невредно. Тем более при его профессии. Металлист жил в Китайском проезде, неподалеку от Москворецкой набережной. На обшарпанном фасаде старого четырехэтажного дома выделялись новые переплеты рам и узорчатые решетки его квартиры. Он давно собирался сделать капитальный ремонт и раз сумел исполнить задуманное, значит, дела идут хорошо. Первый этаж занимала какая-то фирма, она захватила подъезд, поэтому пришлось обходить здание через тесный, загроможденный строительным хламом двор, протискиваться между заляпанными побелкой козлами и бочками с краской. По широкой, со стертыми каменными ступенями лестнице Клячкин поднялся на третий этаж и позвонил у стальной, задрапированной деревянными планками двери. Раз, второй, третий... -- Кто здесь? -- раздалось наконец из динамика переговорного устройства. -- Металлист, открывай! -- нетерпеливо сказал Клячкин. После томительной паузы где-то в глубине защелкали запоры, послышался скрип тяжело отворяющейся двери, и вновь наступила тишина -- Клячкина внимательно рассматривали в "глазок". "Японский, -- отметил Клячкин. -- Обзор -- сто восемьдесят градусов". Очевидно, Металлист не нашел ничего подозрительного, потому что замки щелкнули совсем рядом, повернулась ручка, извлекающая запирающие стержни из дверной колоды, и обшитый деревом стальной лист распахнулся наружу в полном соответствии с требованиями безопасности. -- Здорово, Фарт, откуда ты взялся? Быстро заходи, -- скороговоркой выпалил невысокий, с тонкими чертами лица человек в изящных очках с тонированными стеклами. Клячкин прошел сквозь армированный сталью тамбур. Металлист тщательно запер двери -- внешнюю и внутреннюю -- тоже стальную, обитую планкой изнутри. Что-то коснулось бедра, Клячкин опустил голову. Громадный ротвейлер с красными глазами настойчиво обнюхивал его, чуть приоткрыв клыкастую пасть. Второй такой же зверь стоял неподалеку в позе готовности к атаке. -- Убери псов, -- сдавленно сказал Клячкин. -- Не бойся, -- усмехнулся Металлист. -- Главное -- не делай резких движений и не пытайся меня обидеть. Разорвут в клочья, ахнуть не успеешь! Чувствовалось, что он не шутил. Из просторной высокой прихожей они прошли в кухню. Клячкин заметил, что дверь в комнату тоже сделана из стали. Такого он никогда еще не видел. Ротвейлеры шли следом. -- Тебе что, отстреляться не из чего? Зачем столько дверей нагородил? Металлист не обратил внимания на его слова. -- Выпить хочешь? Клячкин прислушался к себе. -- Пожалуй. Вермута со льдом и лимоном. Или хорошей водки с маринованным огурчиком. И какой-нибудь бутерброд не помешает... -- А девочку? -- подмигнул Металлист. Он был похож на научного сотрудника, художника или поэта. И кухня обставлена с фантазией и вкусом. Услышав шаги, Клячкин повернулся. -- Здрасьте. На пороге стояла симпатичная девушка с подносом в руках. Поднос был уставлен бутылками. Но Клячкин не смотрел на выбор спиртного -- только на девушку. На ней были красные туфли на "шпильках", красные бусы и черные колготки, надетые прямо на голое тело, так что волосы лобка кое-где вытарчивали сквозь нейлон. Металлист всегда любил эффекты. Когда он занимался валютой, то, оттягиваясь вечером в кабаке, засовывал червонцы в золоченые раструбы саксофонов. А наряд! Зеленый велюровый пиджак, кирпичного цвета рубашка, ярко-красный галстук, желтые мокасины и замшевые в мелкий рубчик штаны. Завершала картину крохотная кожаная кепочка ярко-желтого цвета. Суровость и конспиративность нынешнего бизнеса, очевидно, компенсировалась домашними эффектами. Но ему всегда нужны были зрители. Хотя бы один зритель. -- Хорошая заготовка, -- похвалил Клячкин. -- Ну-ка, милая, пройдись... Целая ночь общения с Ириной сделала свое дело: голос его звучал уверенно и чуть снисходительно, ни дрожи, ни хриплости. Девушка поставила поднос на стол. Конической формы груди упруго качнулись. У нее была не слишком выраженная талия, сглаженная линия бедер, "шпильки" выгодно удлиняли крепкие ноги. Клячкин вспомнил пыльный просторный чердак со спрятанным в разных местах, но уязвимо-бесхозным богатством, и мысли переключились с опасного курса. -- У меня к тебе дело. -- Дела подождут. Лариса обожает групповуху. Девушка улыбнулась. Похоже, Металлист не шутил и в этот раз. -- Такие партнеры меня не вдохновляют. -- Клячкин указал на ротвейлеров. Псы сидели в двух метрах сзади и не сводили с него глаз. -- Нужна железка. Металлист прищурился. -- Откуда ты свалился? И сразу -- быка за рога... Так дела разве делают? Клячкин хотел ответить, да запнулся и посмотрел на девушку. -- Лара, подожди меня в спальне. Девушка скривила губы и вышла. -- Ты знаешь, что я оттянул четыре года. Сейчас вошел в серьезный бизнес, нужен ствол. Сколько лет мы с тобой знакомы? То-то! Зачем же ходить вокруг да около? Металлист плеснул в два стакана виски, чокнулся, выпил. -- Какие параметры тебя интересуют? Размеры, вес, условия применения? Я посоветую, что выбрать. -- Я и так знаю. "Вальтер ППК", семь шестьдесят пять. -- Ты меня успокоил. -- ?! -- Подставной не просит конкретную модель. -- Ты шизанулся? -- Клячкин испытующе посмотрел на собеседника. -- Жизнь изменилась. Ничего не поймешь. Кто угодно может подлянку сделать. Ну да насчет тебя я пошутил. -- Правда? А непохоже. -- Я всегда непохоже шучу. Сам понимаешь, дома ничего не держу. Зайдешь завтра. -- Правильно. Твои друзья дадут мне по башке и заберут деньги. -- Это ты шизанулся! -- Нет, просто тоже пошутил. Завтра я уезжаю. Металлист задумался. -- Кажется, я еще не отдал одну штучку... Знаешь, сколько стоит? -- "Макар" -- "лимон". -- Сравнил! Полтора... -- С "маслятами". -- Шутишь? Это большой дефицит. Пятьдесят за каждый. А в счет полутора дам хорошую кобуру. Клячкин молчал. -- ...И гранату. -- Зачем мне граната? -- "РГД-5" -- отличная вещь! Бросишь в окно машины и стой спокойно рядом -- ничего тебе не сделается. А как здорово на психику действует! Только покажи -- любая "крутизна" отскочит. -- Уговорил. -- Сколько "маслят"? -- Металлист деловито и привычно уточнял детали сделки. -- А запасная обойма есть? -- Размечтался. -- Тогда семь. -- Хватит? -- Мне не воевать. -- Ладно. -- Металлист встал. -- Для порядка -- покажи деньги. С тебя один восемьсот пятьдесят. Клячкин усмехнулся и извлек из внутреннего кармана стопку банкнот. Металлист кивнул и вышел. Псы остались и, как показалось Клячкину, стали еще внимательнее. Он хотел немного выпить, но не рискнул делать лишние движения. Из глубины квартиры доносились какие-то звуки -- будто двигали мебель. Потом наступила тишина, в которой отчетливо слышалось тяжелое дыхание ротвейлеров. -- Заждался? -- Металлист появился совершенно бесшумно. -- Вот твои железки... На стол, между стаканом и подносом, легли изящный вороненый пистолет и округлая, напомнившая Клячкину плод киви граната. Из кожаной, опутанной ремнями кобуры Металлист высыпал блестящие латунные цилиндрики, заканчивающиеся белыми головками пуль. -- Раз, два, три... Семь! Все, что заказывали. Прошу. Клячкин вынул из стопки три банкноты, остальные положил на поднос. -- Считай. Шевеля губами. Металлист сноровисто перебрал купюры. -- Тридцать семь... Все правильно. Только... Где ты их получал? -- А где ты получал эти штуки? Металлист пожал плечами. -- Ладно, замнем... Пользоваться умеешь? -- Напомни. -- Клячкину не понравилась любознательность оружейника. -- Значит, так, тебе в соревнованиях не участвовать, на дуэль не выходить. Потому запомни: главное -- успеть его достать и выстрелить. Отсюда обязательные правила: всегда держи патрон в стволе -- это раз. И второе -- перед заварухой он должен быть в кармане. Когда видишь, что пахнет жареным, не жди... Сдвинул предохранитель, вынул -- и нажимай крючок. Расстояние должно быть небольшим -- два-три метра, целься в корпус -- тогда не промажешь. Бой здесь резкий и сильный, одной пули вполне достаточно, поэтому не повторяйся, переноси огонь. За три секунды можно уложить семерых. Недавно в мотеле на Можайке... Металлист прикусил язык. -- С гранатой еще проще. Эти проволочки свел вместе и вытаскивай кольцо. А рычаг держи! Отпустил -- запал загорелся, и через четыре секунды -- взрыв! Лучше, если в тот момент она не будет у тебя в руках. Он говорил очень доходчиво, и Клячкин подумал: "Сколько подобных инструктажей провел он за свою жизнь? И как они аукнулись в десятимиллионном городе?" -- А вообще-то она совершенно безопасна, не то что "лимонка". Можно в соседнюю комнату кидать! Так же сноровисто, как считал деньги. Металлист снарядил обойму, ловко передернул затвор, щелкнул предохранителем. -- Владей! Немного театрально он протянул пистолет Клячкину. Оружие удобно легло в руку. Пластмассовый треугольник внизу магазина, оказывается, удлинял короткую рукоятку. Пистолет сидел как влитой. Удивляясь продуманности конструкции, Клячкин любовался грозной игрушкой. -- Знаешь, почему я про деньги спросил? -- внезапно заговорил Металлист. -- У Юго-Западной группировки вертанули общак. Они всех предупредили -- осторожней с пятидесятиштучными купюрами... Москва на ушах стоит! Я вообще-то их на баксы меняю, но сейчас не сунешься... -- Не боись. -- Клячкин постарался, чтобы голос звучал обыденно, равнодушно. -- Эти из дагестанского банка, получены позавчера. -- Сам понимаешь, при моем бизнесе ссориться с ними нельзя. -- В голосе Металлиста звучала озабоченность. Клячкин выключил предохранитель, глянул на собак. -- Говоришь, за три секунды семерых? А как ты страхуешься в момент передачи? -- Лара! -- позвал Металлист и, глядя через плечо Клячкина, улыбнулся. -- Обернись! Но очень медленно. Металлист не только любил эффекты, но и умел мастерски их организовывать. Для устойчивости широко расставленных ног девушка сняла туфли. Двумя руками она держала огромный пистолет, нацеленный в спину Клячкина. Такое он видел в крутых боевиках. -- Думал, она только трахаться может? Лара -- мой компаньон. А стрелять я ее выучил хорошо... Металлист был явно доволен произведенным впечатлением. Он улыбался. Клячкин перещелкнул предохранитель на место. -- А ты очень впечатлителен. Неужели подумал, что я могу тебя замочить? -- Нет. Но порядок есть порядок. -- Металлист улыбнулся еще шире. -- Страховка должна быть всегда. Улыбка исчезла. -- И еще один бесплатный совет. Пока не наловчишься вынимать его из кобуры -- носи в кармане. Или в сумке, под рукой. Спускаясь по каменной лестнице, Клячкин подумал, что и железные двери, и ротвейлеры, и страхующая Лара с огромной пушкой не помогут Металлисту, если его всерьез захотят списать. Подъезд и захламленный двор -- самое подходящее для этого место. Металлист тоже не обольщался насчет собственной безопасности. Связи и уважение в определенных кругах защищали надежней, чем запоры, свирепые псы и оружие. Значит, не надо ссориться с группировками и делать вид, будто их проблемы тебя не интересуют. Он набрал нужный номер телефона. -- Только что у меня был парень с двумя "лимонами" по полтиннику. Бумажки новые, хрустят. Фарт когда-то занимался валютой, потом сидел. Клячкин... Эвакуатор номер двадцать пять функционировал исправно, только перекосилась крышка щитка управления лифтом. В критической ситуации оперативник мог потерять из-за этого решающие минуты. Капитан Васильев сделал соответствующую запись в журнале обхода и прикинул свой дальнейший путь. Следующий эвакуатор находился в полутора километрах по прямой. Если подниматься наверх, придется возвращаться назад, петлять и проделать втрое больший путь. Васильев решил двигаться под землей. По инструкции в этом случае следовало приготовить специальное снаряжение. Ввиду простоты и непродолжительности маршрута Васильев решил было не затеваться с лишними предосторожностями, но потом вспомнил, что именно пренебрежение инструкцией стоило жизни его напарнику, и изменил решение. В каждом эвакуаторе имелся специальный подземный комплект. Васильев надел тонкий прорезиненный комбинезон, не пропускающий влаги, каску с фонарем, еще один фонарь сунул в сумку, повесил на пояс нож, газоанализатор, прихватил комплект для отпугивания крыс. Газоспасатель все же решил не брать, дав себе страшную клятву не сходить с маршрута и не соваться в катакомбы. Эвакуатор номер двадцать пять выходил не в туннель метро, а в бетонный коридор с линиями правительственной связи. В принципе здесь должны были функционировать вентиляция и периодически проверяться состав воздуха. Некоторые эвакуаторы выходили в штольни старой Москвы, но передвигаться по ним разрешалось только в случае самой крайней и настоятельной необходимости с соблюдением мер повышенной предосторожности. Захлопнув за собой дверь шахты, Васильев оказался в кромешной темноте. Когда вспыхнула лампочка, желтый рассеянный свет выхватил бетонные плиты, которыми был облицован узкий, менее двух метров шириной, коридор, уходящий в бесконечность. Капитан отправил наверх лифт. В следующей точке предстояло оставить снаряжение и сделать запись об этом в журнале, чтобы ремонтная бригада водворила все на место. Раньше подобные перемещения осуществлялись очень четко. Сейчас Васильев не был уверен, что такое положение сохранилось. Коридор был сухим, пол -- ровным. Васильев шел, почти не сгибаясь. Слева вдоль стены тянулись несколько десятков бронированных, экранированных и в простой свинцовой оплетке кабелей, пучки разноцветных жил и разномастные по толщине и фактуре провода. Дышалось легко, ощущался даже легкий ток свежего воздуха -- вентиляция работала исправно. И все же назвать подземный переход прогулкой Васильев бы не решился. Бесконечная чернота сзади, в которой дробились и множились звуки шагов, нервировала, все время хотелось оглянуться: не подкрадывается ли кто со спины. И впереди непроглядный мрак. Кто или что поджидает там непрошеного гостя? И хочется непрерывно светить под ноги, потому что не оставляет глупая мысль о возможности в любой момент провалиться в преисподнюю. А крысы! Бр-рр... Капитан нажал клавишу небольшой коробочки, и акустическая система испустила ультразвуковой свист, отпугивающий громадных грызунов. Васильеву были неприятны злые, размером с собаку, твари, но ему приходилось встречаться с ними, одну он сумел подстрелить. У многих же коллег они вызывали просто первобытный ужас. Тот же Семен Григорьев из-за них никогда не спускается под землю, а уж какой лихой и рисковый парень! Несколько лет назад сведения о мутантах просочились наверх, в Москве чуть не началась паника. Специально проведенной пропагандистской кампанией удалось убедить людей, что в основе слухов -- обычная газетная "утка", мистификация охочих до розыгрышей журналистов. Труднее всего было убедить в этом машиниста, своими глазами видевшего разрезанную поездом крысу величиной с поросенка! По инструкции систему отпугивания следовало включать в условиях реальной возможности встречи с мутантами, но все, кто ходит под землей, предпочитают сажать батарейки, лишь бы не увидеть чудовищную тварь. Под ногами захлюпала вода: пятидесятиметровый отрезок коридора оказался подтопленным. Раньше это явилось бы чрезвычайным происшествием, причину немедленно бы обнаружили и устранили, туннель осушили. Сейчас двухсантиметровый слой воды в системе секретных коммуникаций считается мелочью... "Скоро все придет в упадок", -- подумал Васильев. Он смотрел под ноги, на черную, отражающую свет фонаря поверхность, и отвлекся от того, что находилось на высоте его роста. Внезапно что-то живое ворохнулось перед лицом, он резко остановился и вскинул голову, чувствуя, как шевельнулись волосы на затылке и ледяная дрожь облила загривок и ямку между лопатками. В следующий миг он шарахнулся назад. От невысокого потолка сантиметров на сорок вниз коридор был заплетен паутиной. Или это тонкая бечевка, образующая правильный геометрический узор? Нет, ни одно живое существо не способно так искусно заплести бечеву. Только паук, выпускающий жидкие, затвердевающие на воздухе нити из собственного тела и руководимый вековыми инстинктами, природа которых не разгадана до сих пор. Но какого же размера должен быть этот зверь! Лучом фонаря капитан тщательно обшарил бетонные плиты потолка и стен. Ствол пистолета следовал синхронно с желтым пятном, хотя сам Васильев не смог бы сказать, когда он извлек оружие. Сработал инстинкт, заложенный глубоко-глубоко, на уровне подкорки. Хозяина паутины видно не было. В левой стене, под провисающим температурным напуском проводов и жил, раскрошился стык бетонных плит, образовав глубокую расщелину. Самое подходящее место, чтоб спрятаться. Васильев наклонился, но свет туда не проникал. Можно попробовать потрясти паутину, он должен выбраться и проверить: кто попался в ловчую сеть... Но у капитана не было желания искать или выманивать чудовищного паука. Он с трудом подавил порыв, идущий от сердца: пригнуться, поднырнуть под паутину и уйти своим путем. Вместо этого контрразведчик ножом располосовал преграду, держа пистолет наготове. Нити достигали двухтрех миллиметров в диаметре, пружинили и плохо поддавались клинку. Наконец лохмотья ловчей сети повисли вдоль стен. Васильев медленно двинулся дальше. Несколько раз он оборачивался, что было плохим признаком. Шахта эвакуатора номер двадцать шесть относилась к коротким и обходилась без лифта. Васильев поднялся по крутой винтовой лестнице к стальной двери и вдруг замер: за ней слышались какие-то звуки. Подвергшиеся испытаниям нервы сыграли с капитаном дурную шутку: ему померещилось, что в эвакуатор забрались крысы. Но, постояв, вслушиваясь, несколько минут, он понял, что ошибся. Сдвинув узкую полоску металла, он заглянул в щель и увидел двуногих особей с уголовными физиономиями. Васильев облегченно вздохнул. Помещение эвакуатора номер двадцать шесть представляло собой бетонную коробку с квадратным стальным ящиком посередине. Вдоль одной из стен подвала располагались панели приборов, упрятанные в узкие стальные шкафы. При определенной направленности воображения и полном скудоумии их можно было принять за хранилища денег или ценностей. Поскольку Скокарь вот уже полчаса безуспешно возился с замками, его заблуждение заметно укрепилось. -- На хрен такие запоры ставить, если там ничего нет, -- вытирая пот со лба, внушал он Дури. -- Только я все равно открою... Перекурю немного... -- Дать огонька? -- доброжелательно предложил сзади незнакомый голос. От неожиданности "быки" шарахнулись в разные стороны. -- Тю, черт, напугал! Повернувшись, они рассматривали неизвестно откуда взявшегося мужика в черном комбинезоне и каске с фонариком. -- Мы с тебя за испуг имеем, -- сказал Дурь. Но минутный испуг прошел. Не милиция, работяга какой-то. А хоть и милиция... ничего не взломано, ничего не украдено. Подумаешь, в подвал зашли, так тут открыто было... Проникновение в спецсооружение являлось серьезнейшим посягательством на режим секретности и допускало использование любых мер, вплоть до применения оружия. Но Скокарь и Дурь этого не знали. -- Станьте в угол, руки за голову! -- скомандовал Васильев. Пистолета он не доставал, поэтому они не приняли команду всерьез. Легкий наркотический кайф способствовал мгновенному переходу от добродушной расслабленности к дикой злобе. -- Ах ты, сука! Скокарь сунул руку за пазуху, Дурь, растопырив пальцы, устремился к горлу оборзевшего мужика. В следующую секунду мир для них перестал существовать. Шампанское закончилось, и ликер подходил к концу. Супруги Платоновы находились в расслабленном умиротворении. Настя уже спала, и глава семейства подумал, что если бы не нездоровье супруги, то было бы очень своевременно заняться любовью. В конце двадцатого века препятствия подобного рода легко обходятся, но консервативная Наталья с предубеждением относилась к нетрадиционным, хотя и получившим широкое распространение способам и соответствующее предложение с большой долей вероятности могло обернуться обидой и слезами. С другой стороны, количество выпитого и общее настроение оставляли значительные шансы на успех, тем более что прецеденты изредка случались. -- Давай еще выпьем. В рюмки булькнули остатки ликера. -- Давай. Как думаешь, Ваня, квартиру за нами закрепят? Сейчас две небольшие комнатки в цоколе считались служебной жилплощадью, но, если хорошо жить с начальником и районной властью, вполне реально получить ордер. -- Обязательно! Ваня Платонов придвинулся к разрумянившейся Наталье, обнял за плечи, скользнул рукой по груди. Она не воспротивилась, а прижалась теснее, что было хорошим знаком. Рука скользнула под халат... В это время в дверь постучали -- сильно, уверенно, так стучит власть. И лейтенант Платонов много раз стучал так же в двери чужих квартир. "Видно, происшествие на участке или общая тревога, -- подумал он. -- Черт, как не вовремя! Ладно, скажу -- чуть позже приеду..." Но вместо внештатника, милиционера-шофера или сержанта -- помощника дежурного на пороге стояли трое сугубо официального вида мужчин, причем помнил он лицо только одного, да и то смутно. -- Отдел по борьбе с коррупцией ГУВД. -- Его оттеснили в комнату, и он уже четко вспомнил майора с Петровки, работавшего по личному составу и курирующего их отделение. -- Госбезопасность, -- представился второй вошедший. -- Военная прокуратура, -- отрекомендовался третий. "Почему военная?" -- мелькнула отстраненная мысль. Время остановилось, и он видел собственную квартиру глазами вошедших: жалкий, потерявший речь предатель и обязательные атрибуты предательства -- стол, бутылки, рюмки, раскрасневшаяся симпатичная баба в расстегнутом на верхнюю пуговицу халате. Во всех отечественных поучительных фильмах предательство всегда шло рука об руку с пьянством и развратом. Но надо было объяснить, что это только видимость, совпадающая с привычным штампом, что на самом деле нет ни пьянства, ни разврата -- обычная семейная вечеринка, отдых после работы и как непоколебимое свидетельство чистоты и правомерности происходящего -- вот, в кроватке, девочка, дочь -- Настенька... Лейтенант Платонов гулко, навзрыд, заплакал. Испуганно вскочила Наталья, до сих пор не понимавшая, что это не обычный визит сослуживцев, и мгновенно вспомнившая все, что рассказывают в милицейской среде про отдел по борьбе с коррупцией, госбезопасность и прокуратуру. -- Раньше надо было плакать, иуда! -- сказал майор с Петровки, и хотя в голосе звучало презрение, но и обыденность проскальзывала: не впервые задерживал и слова такие произносил много раз. -- Постановление о производстве обыска. Ему дали бумагу, текст он был осознавать не в состоянии, только "санкционирую" в левом верхнем углу разобрал и на оттиске гербовой печати прочел: "Военный прокурор". "Почему военный?" Наталья дала ему воды, зубы лязгали о чашку, как в плохих фильмах и в действительной жизни. -- Предлагаю вам добровольно выдать деньги, ценности и документы, добытые преступным путем... В комнате появились тетя Вера и Александр Михайлович из третьей квартиры. "Понятые", -- сквозь туман дошло до него. Подойдя к серванту, он засунул в глубину руку. -- Только без глупостей! -- рыкнул майор и настороженно стал рядом. Вынул деньги, теперь они лежали в полиэтиленовом пакете вместе -- грязные зонтиковские восемьсот пятьдесят тысяч и чистые, свои пятьдесят, сложил вместе для "крутости", чтоб сумма была внушительней и приятней. Надо бы это объяснить, да какая разница... Бухнул пакет на стол, майор с чекистом переглянулись. -- Еще что-нибудь есть? Он покачал головой. -- Посмотрим! Они быстро и сноровисто прошерстили квартиру: мебели-то всего -- сервант да шкаф. В Настину кроватку не полезли, будить не стали. Платонов знал, что тем они нарушили правила, и был благодарен за это нарушение: значит, доверяют, не считают закоренелым, который под ребенка улики прячет. Чекист нашел на подоконнике папку, развязал тесемки, перебрал стопку бумаг. -- "Муж меня избивает каждый день... ", "Когда я пришел, брюк на веревке не было... ", "Прошу принять меры к соседу..." -- на выборку прочитал он и хотел бросить папку на место, но майор не дал. -- Подожди, подожди, -- оживившись, он осмотрел содержимое папки и аккуратно положил на стол, рядом с деньгами. -- Это заявления, укрытые от учета, -- весело пояснил он. -- Еще одна статья. И, повернувшись к Платонову, укорил: -- А говорил, ничего нет! Тот хотел объяснить: заявления укрывают все участковые, это мелочевка, не убийства, не изнасилования, не грабежи... Нарушение, конечно, но мелкое, на него обычно закрывают глаза, в крайнем случае выговор влепят -- и все! Зачем же их к уголовному делу приобщать? Но ничего объяснять не стал. Никому здесь его объяснения не были интересны: майор на часы смотрит, понятые зевают... Им скорей оформить, подписать -- и по своим делам. Сколько раз он сам бросал задержанных в клетку, писал рапорт -- и в детский сад за Настей или дальше по участку. Кому нужно слушать, что тот бормочет, с ним другие разбираться будут. Когда протокол обыска был оформлен. Платонова вывели из дома и посадил в машину. Зажимая на груди халат, Наталья стояла на промерзшей земле в тапках на босу ногу. Машина резко взяла с места. Работать надо издали и наверняка -- охранникпорученец Седого Гена Сысоев размещал очередной "заказ". Как всегда, обстоятельно, подробно оговаривая детали. -- По первоначальным прикидкам, с трехсот метров, через окно, на прямой линии. -- Куда выходит окно -- запад, восток? Гена почесал затылок и сразу потерял важный вид. -- Не знаю... А зачем это? -- Если против солнца, стекло будет отсвечивать и ничего не увидишь, -- пояснил низкорослый щуплый человечек, глубоко утонувший в огромном кожаном кресле. -- Нужно еще знать время и толщину стекла. Кстати, у вас есть оружие? Малокалиберка здесь не подойдет. -- Автомат? Человек в кресле качнул головой. -- "Сайга"? -- Это же не охота... -- Может, гранатомет? Человек сморщил и без того морщинистое лицо. -- Придется работать своим. Это будет стоить дороже. Но зато отпадают проблемы с толщиной стекла. Кстати, вы делаете поправки на инфляцию? -- Доллар только растет. -- Неважно. Жизнь дорожает. И... смерть тоже. На бледном лице промелькнула улыбка. -- Я думаю, что сумма составит... Как сейчас принято говорить -- от пяти тысяч "зеленых". Конкретно -- в зависимости от всего комплекса условий и обстоятельств. Кстати, о ком идет речь? -- Это приезжий. -- Кто? -- Резо Ментешашвили, кличка Очкарик. Если исполнителю это имя что-то и говорило, то вида он не подал. Впрочем, Гена был уверен -- через день-два он разузнает об Очкарике все и учтет его авторитет и вес в криминальном мире при определении конечной суммы. Значит, связи у него действительно крутые... И специалист отличный. С этим мнением согласился бы и подполковник Голубовский. Хотя он и недолюбливал начальника подотдела физических воздействий, но отдавал должное его профессионализму. -- План операции я хотел бы получить за два дня, -- сказал майор Плеско. Он слыл педантом. Глава шестнадцатая Каймаков уже столько раз рассказывал свою историю, что выучил наизусть и употреблял одни и те же слова и обороты. Частные сыщики слушали внимательно, но без особой заинтересованности. Их было двое -- мрачноватые мужики с крупными головами, широкоплечие и ширококостные. К их облику подошла бы военная форма или диверсионный камуфляж, как на охранниках у входа, гражданские костюмы с галстуками казались нарочитой маскировкой под обычных чиновников. Кабинет выглядел весьма заурядно: тесный, с обшарпанными, голыми стенами, кое-где прикрытыми глянцевыми календарями, типовыми канцелярскими столами, раздолбанными стульями. Вообще, второй этаж "Инсека" сильно отличался от директорского: ни толстого ковролина, ни черных дверей с необычными желтыми ручками, ни шикарной офисной мебели. Видно, сюда не забредали богатые заказчики и не имело смысла тратиться на подобную роскошь. -- Вы не ощущали, что за вами наблюдают? Детектив постарше, на вид ему было под пятьдесят, обошел стол и, присев на самый край, навис над Каймаковым. Теперь ему приходилось задирать голову, что создавало физический и психологический дискомфорт. Поза сыщика была не случайной, она отрабатывалась десятилетиями и имела целью оказать именно такое воздействие на собеседника. Потому что сотрудник отдела внутренней безопасности КГБ СССР Морковин двадцать пять лет службы беседовал с предателями -- реальными, потенциальными или просто подозреваемыми в этом самом страшном для чекиста грехе, всевозможными оборотнями, подбиравшимися к секретам госбезопасности, кадровыми офицерами иноразведок и должен был добиться от них полной искренности, которая вообще-то совершенно несвойственна подобной публике. -- Ничего я не замечал. -- Каймаков отодвинулся, уходя из зоны давления, и это ему удалось, потому что сейчас стул не был привинчен к полу. -- Продолжайте рассказывать. -- Второму сыщику через месяц исполнялось сорок пять, и он подлежал увольнению с военной службы по возрасту и выслуге лет. "Инсек" должен был стать второй жизнью отставного майора, и он уже сейчас пытался пустить здесь корни, хотя официально продолжал службу в оперативном отделе ГРУ, где отвечал за обеспечение режима секретности. Каймаков находился в кабинете один: Юркина вежливо, но настойчиво отправили ждать в машину. -- ...Оказалось, что кастет и шило исчезли, вместо них в свертке оказалось вот это, -- он показал кафельную плитку и гвоздь. -- Интересно... Сыщики переглянулись. -- Кто мог это сделать? -- Не знаю. -- Посчитайте. Ваш приятель Левин, эта девица, кто еще? -- На них я не думаю. -- Распространенное заблуждение. Дескать, орудует чужой, явный враг в черной маске, -- улыбнулся Морковин. -- Многие так считают. А вы слышали поговорку: "Предают только свои"? Как правило, "крот" оказывается близким человеком: друг, родственник, сослуживец, сосед. Иногда -- жена. -- Кто еще мог подменить пакет? Подумайте. И потом: как я понимаю, больше вещественных доказательств у вас нет? -- Нет, -- кивнул Каймаков. Но тут же вспомнил: -- В сейфе есть отпечатки пальцев с кастета! -- Это хорошо. Правда, не исключено, что они тоже исчезли. -- ?! -- Похоже, что вы находитесь в самом центре оперативной разработки. У вас не появлялось чувство, что вами манипулируют? -- На фиг я кому нужен? -- жалобно проговорил Каймаков. -- Ну богач, ну сын министра -- понятно... -- Это мы и постараемся выяснить, -- перебил Морковин. -- От вас требуется одно: полностью держать нас в курсе дела и выполнять наши рекомендации. Вначале избавьтесь от микрофона в одежде. Вечером мы осмотрим вашу квартиру... Возвращаясь с работы. Каймаков, следуя инструкции, сел в самый переполненный вагон метро. Он знал, что за ним должны следить, но он втиснулся в дверь последним, значит, наблюдатель находится на некотором удалении и контролировать каждое его движение не сможет. Чего и требовалось достигнуть. -- Не толкайтесь, пожалуйста! -- сказал он толстой женщине с объемистой сумкой. -- Тебе надо в такси ездить! -- ядовито ответила та. -- Подвиньтесь, я ключи уронил, -- попросил Каймаков и попытался присесть, хотя плотность толпы и проклятая сумка делали это крайне затруднительным. -- Да куда ж ты лезешь! Каймаков запустил руку под воротник и нащупал крохотную металлическую бусину. -- Вы мне сейчас воротник оторвете! -- заорал он и сильно рванул. Бусина на двухсантиметровом "хвосте" оказалась у него в руках. В следующую секунду микрофон-передатчик был заперт в стальной коробочке, экранирующей радиопеленг. Каймаков выпрямился. -- Женщина, разве так можно! -- А чего ты под ноги лезешь! Какой-то парень поддержал Каймакова, две приятельницы толстухи тоже не остались нейтральными. Скандал разгорался и выглядел очень естественно. В отчете бригады наружного наблюдения по этому поводу говорилось: "... аудиоконтроль объекта Кислый прерван из-за потери в толчее метро радиомикрофона, который, по всей вероятности, растоптан толпой, так как радиопеленг исчез. Визуальный контроль объекта осуществлялся до самого дома, при этом ничего подозрительного обнаружено не было". Когда Кислый переступил порог своей квартиры, он сразу же почувствовал, что тут кто-то побывал. И хотя в данный момент опасность не ощущалась, он привычно схватил топорик и тщательно осмотрелся. Никаких следов, все вещи на местах... И все же... Биологические поля чужих людей нарушили привычную атмосферу. Особое беспокойство вызывал участок пола возле стола. Став на колени. Каймаков зачем-то понюхал потертые доски. Как будто запах химиката... И скатерть вроде сдвинута... И лампочка стала ярче... Или, наоборот, тусклее? Он набрал номер Вовчика. -- Выпить есть? -- Сашка, куда ж ты, гад, пропал?! Есть, поднимайся! -- Давай ты ко мне. -- Каймаков взглянул на часы. Сыщики не сказали, во сколько их ждать, поэтому лучше не покидать квартиру. Он невидящим взглядом уставился в стену перед собой. Кастет и шило могли подменить на работе. Димка, Верка, любой сотрудник, зашедший в незапертый кабинет, когда Верка по соседству "снимала стресс", или кто-то специально посланный той же Веркой, умело отвлекшей его на себя. Могли подменить у Верки дома -- она сама или кто другой, пока он спал. Если не усложнять картину, то либо Димка, либо Верка, либо кто-то из сослуживцев. Невозможно понять, зачем им это понадобилось?.. В дверь позвонили. -- Ты? -- Я, я, а кто же! Давай открывай быстрее! Нервно подпрыгивающий Вовчик держал перед собой бутылку "Особой". -- Намагниченная! Для здоровья полезно, вот придумали, сволочи! То все вредно и вредно было, а теперь полезно стало! Ты где ночевал, небось у бабы? А знаешь, что тут случилось? Вовчик поиграл желваками. -- Какая-то пьяная сволочь как выстрелит среди ночи! Весь дом перебудил! Милиция, хрениция! Из соседей никто не вышел. Я тоже не вышел -- знаю, как по ночам выходить... Сволочи! Он разлил водку, подцепил вилкой кружок очерствевшей колбасы. -- Ну, давай! Откривившись и открякавшись, Вовчик улыбнулся одобрительно: -- Ну ты сегодня и пьешь! Научили все-таки, сволочи! Учил Каймакова выпивать по полстакана залпом сам Вовчик, но сегодня тот впервые послушал "учителя". Через несколько минут ощущение того, что в квартире побывали чужие люди, прошло. -- Новости вчера слушал? -- с аппетитом уминая недельной давности колбасу, спросил Вовчик. -- Ну сволочи! На квартире семерых убили и в шашлычной двоих! Нет, надо вооружаться! У меня есть обрез, патроны гвоздями набил, гайками -- если полезут -- кишки повырываю! Еду назад в электричке, держу руку в сумочке и смотрю по сторонам: зырк-зырк! Вовчик изобразил, как именно он зыркает в поисках потенциальных врагов. -- Но хочу пистолет купить! Не газовое говно, а настоящий, чтоб в карман положить и ходить спокойно... Сволочи! -- Спокойно? А посадят? -- возразил Каймаков. Слова Вовчика помогли сформироваться мыслям, шевелившимся в подсознании с момента покушения. -- Это они запросто, -- охотно согласился сосед и налил еще по полстакана. -- Бандитов не садят, а меня -- запросто! Сволочи! Он поднял стакан. -- Ну и что? Посижу. Я ведь уже сидел: моя устраивала, еще когда вместе жили. Ну и что? Человек для того и создан, чтобы работать, выпивать, сидеть, если понадобится. Это не беда. Главное, перед Богом и людьми чистым остаться! А на сволочей -- начхать! Будем живы! Стаканы ударились, пролилась по пищеводам обжигающая жидкость. -- А меня убить хотели, -- пожаловался Каймаков. -- Прямо в подъезде. Заехал по чеклану кастетом, хорошо, я "дипломатом" прикрылся. А я его сдуру шилом ткнул. Помнишь, ты видел: мужика "скорая" забрала... Вовчик смотрел остановившимися глазами. Беспризорное детство научило его чрезвычайно серьезно относиться к подобным сообщениям. -- За что? -- предельно конкретно спросил он, и Каймаков уже готов был все рассказать, но сквозь расслабленность опьянения пробилось вдруг осознание реальной ситуации с микрофонами и вездесущими врагами. -- Не знаю... -- Он шмыгнул носом. -- Может, перепутали, может, в карты проиграли... -- Ну-у-у, сволочи... -- выдохнул Вовчик, и выражение лица его изменилось: оно стало хищным, жестким и недобрым. Сейчас он был похож не на работягу, всю жизнь вкалывающего у станка и с безмерной притерпелостью переносящего козни цехового, заводского и более высокого начальства, а на отпетого уличного урку, которым по всей логике бродяжного детдомовского детства и должен был стать. -- Это, наверное, тот твой дружок -- пахан кодлы, -- с угрозой процедил он. -- Зря ты к нему тогда пошел, черт бы с ней, с получкой. С ними только на равных можно, когда за тобой сила. Иначе как кролик удава просишь... Он сейчас поможет, а завтра заглотнет... Снова булькнула водка. Каймаков прикрыл свой стакан, Вовчик не настаивал. -- Не боись, я тебя охранять буду. Я этих гадов хорошо знаю... Сволочи! На этот раз любимое ругательство имело совершенно иную эмоциональную окраску, чем обычно, и выражало крайнюю степень ненависти. Коротко прозвонил телефон и тут же смолк. -- Сорвалось. У меня тоже часто так бывает, -- прокомментировал Вовчик и выпил. Звонок повторился. Каймаков поднял трубку. Как он и ожидал, никто не отозвался. Детективы проверяли линию. Через двадцать минут они должны быть здесь. -- У тебя картошка и яйца есть? -- спросил Каймаков, хотя наверняка знал ответ. -- Конечно. Хочешь, идем, я пожарю. -- Идем. Осточертела мне сухомятка. Выпустив Вовчика на лестничную клетку. Каймаков остановился. -- Подожди, газ проверю. Вернувшись в комнату, он записал Вовчиков телефон на листке бумаги и приписал: "Сосед сказал -- ночью стреляли". Записку придавил коробочкой с радиомикрофоном. После чего захлопнул дверь и поднялся наверх. Ровно через двадцать минут, прыснув маслом на петли и легко открыв замок, в квартиру абсолютно бесшумно вошли Морковин и его спутник, который до момента оставления официальной службы скрывал от клиентов свою фамилию, пользуясь той, что была записана в документе прикрытия, -- Сидоров. На ногах у обоих были специальные тапки на войлочной подошве, которые выдаются в некоторых музеях для сохранности ценного паркета. С поисковыми приборами наперевес они быстро обследовали квартиру, Сидоров осмотрел коридор, кухню и санузел. Как и следовало ожидать, здесь все было "чисто". Когда он прошел в комнату, напарник показал на стену за шифоньером и телефонный аппарат, продемонстрировал микрофон-передатчик и записку. Достав из оперативной сумки аэрозольную упаковку, Морковин обработал струей люминала пол и, погасив свет, включил ультрафиолетовый фонарик. Возле стола люминесцировало довольно большое пятно неправильной формы. У двери проявилась россыпь мелких брызг. Он сделал соскобы, уложив их в специальные пластиковые капсулы, каждая из которых имела номер -- крупную черную цифру на выпуклом сером боку. Оперативные сумки "Инсек" закупил в Германии. Следователи прокуратуры и МВД на местах происшествий пользовались следственным портфелем образца 1947 года, правда, модернизированным. Морковин и его коллега пробыли у Каймакова не больше десяти минут. Они не оставили ни одного следа, не сдвинули ни одного предмета, очень тщательно собрали свои приборы и инструменты, всосали вакуум-щеткой пыль от соскобов. Если бы кто-то наблюдал за их работой, то решил бы, что они не впервые негласно проникают в чужую квартиру. И был бы прав. Вовчик с Каймаковым только собирались приниматься за яичницу, как прозвонил телефон. -- Видишь! У них линии перегружены, у сволочей, -- добродушно буркнул Вовчик. А Каймаков понял: сыщики ушли. Он понемногу стал привыкать к тайнам, слежке, конспирации, условным сигналам. Больше того, почувствовал притягательность новой жизни -- необычной, насыщенной и острой, выгодно отличающейся от пресного и унылого повседневного существования. А быстротечное происшествие в подъезде воспринималось сейчас как поединок, в котором он без помощи милиции, профсоюза и трудового коллектива победил сильного, тренированного и вооруженного противника. Конечно -- везение, несомненно -- случайность, но... Дрессировщики сторожевых псов и командиры спецподразделений знают, какое значение для дальнейшей судьбы их питомцев имеет победа в самой важной -- первой схватке. Тут не грех и подыграть -- от этого зависит карьера бойца. И Каймаков не думал о случайности победы. Из происшедшего он вынес один, но очень существенный урок: его хотели убить, но он сумел убить врага. А значит, сумеет сделать это еще. Даже без украденного шила. -- Что ты там говорил про пистолет? Вовчик опасливо зыркнул глазами и понизил голос. -- У нас в цеху один парень делает... Навострился, сволочь! Маленькие, под мелкашку. Доску, "сороковку", насквозь лупит... -- И сколько? -- Дорого, сволочь! Пол -- лимона" просит! -- Вовчик подмигнул. -- Но ему лоджию сварить надо. Баш на баш, и договоримся. -- Мне бы тоже пушка нужна... Жаль, бабок нет... Вовчик удивился. -- Зачем нам два? Ты ж еще вот про что забыл! Повозившись в кладовке, бывший детдомовец извлек на свет Божий обрез старой, изрядно проржавевшей двустволки. -- Ну-ка, дай... -- Не взводи, заряжена. -- Вовчик протянул оружие деревянной частью вперед. С новым, не испытанным ранее чувством Каймаков взял его, прикинул в руке и несколько раз вскинул, прицеливаясь. Он не просто забавлялся опасной игрушкой, а представлял, как выстрелит и поразит врага. Оттого оружие внушало ему ощущение уверенности и силы. Мстителю, вскидывавшему пистолет-пулемет "скорпион", это чувство было хорошо знакомо, потому что он часто стрелял в людей. Сейчас он просто тренировался, привыкая к незнакомому автомату. -- Хватит время терять, пошли! -- в третий раз сказал Герой. Он уже давно томился в прихожей у железной двери и от нечего делать выглядывал в "глазок". -- Пора, -- согласился Смелый, и Арсен загремел ключами, готовясь наглухо запереть свое гнездо. -- Что за парни тут бегают? -- неожиданно спросил Герои. -- Живут здесь, что ли? -- Какие парни? -- насторожился Арсен. -- Молодые, спортивные штаны, кожанки, -- как мог, объяснил Герой. -- Трое. Один наверху остался, двое вниз спустились. Арсен подбежал к окну. Его взгляд сразу же зацепился за красный автомобиль без номеров, который его хозяева даже не посчитали нужным оставить где-нибудь в стороне. -- Что?! -- Смелый впился взглядом в помертвевшее лицо земляка. -- Они! -- выдохнул Арсен. -- Те, что в шашлычной стреляли. -- Точно? -- Больше некому! Смелый лихорадочно размышлял. У земляка в Москве свои дела, личные, национальных интересов они не касаются. Но в данной ситуации попробуй разделись по интересам! Если в квартире зажали и убить хотят, то у всех интерес один -- выйти живыми! К тому же за одним столом сидели, хлеб-соль кушали... Он привычно схватился за пояс и досадливо поморщился. -- Кинжал, финка есть? И веревку давай... Арсен суетливо бросился на кухню. -- Финки нет, вот ножи. Смелый перебрал несколько хозяйственных ножей, отложил один, провел пальцем по лезвию. -- Сойдет! В верхней квартире есть кто? От мотка бельевой веревки он отхватил трехметровый кусок, привязал к нему стальной крюк, извлеченный из дорожной сумки. -- Сейчас никого, ты что хочешь? -- Арсен непонимающе следил за приготовлениями, в то время как Мстителю и Герою все было совершенно, ясно. -- Станьте у двери и готовьтесь! -- приказал Смелый, выходя на балкон. -- Не вздумайте стрельбу поднимать, тут вам не Карабах, -- вякнул Арсен в сосредоточенные спины, но на него уже никто не обращал никакого внимания. Скинув куртку. Смелый зажал в зубах нож, которым хозяин дома любил чистить картошку, и ловко забросил крюк на перила верхнего балкона. Мускулистая фигура на миг зависла на фоне неба и в несколько движений поднялась наверх. В верхней квартире никого не было. Смелый воспринял это как должное. Он не проходил специальной подготовки и действовал всегда по наитию, доверяясь интуиции, опиравшейся, правда, на солидный боевой опыт. И сейчас он не смог бы объяснить, что заставило его снять рубашку и майку, обнажив густо заросший мускулистый торс. Просто где-то в позвоночнике зародился первобытно-хитрый, а потому беспроигрышный план, руководивший каждым его движением. Мусорное ведро стояло под мойкой. Смелый подцепил ручку средним пальцем правой руки, той, в которой держал нож. На миг прильнув к дверному "глазку", он сразу увидел парня в кожаной куртке, следившего из-за поворота лестницы за третьим этажом. Парень был довольно крепким, но это большого значения не имело. Распахнув дверь, Смелый спиной вперед вышел на площадку. -- Хорошо смотри, а то сгорит все! -- крикнул он невидимому собеседнику и, повернувшись, сбежал вниз. Он допустил ошибку: между третьим и четвертым этажами не было люка мусоропровода, но Смелый, естественно, об этом не знал. Поскольку чем проще план, тем меньшую роль играют отдельные просчеты, ошибка не имела последствий. Парень в кожанке отодвинулся, пропуская полуголого мужика, бегущего с мусорным ведром неизвестно куда, и не успел ничего понять, когда холодная сталь пробила ему гортань и глубоко застряла в шейных позвонках. Подхватив падающее тело. Смелый бесшумно опустил его на бетон, извлек из-под куртки "ПМ" с прибором бесшумной стрельбы, после чего сильным рывком вырвал нож, предусмотрительно отодвинувшись, чтобы не запачкаться струей выплеснувшейся из раны крови. Направив алый густой поток в щель между лестничными маршами, он вернулся в квартиру, собрал свои вещи, сбросил на балкон Арсена и спустился сам. Дежурившие ниже третьего этажа боевики слышали, как открывалась и закрывалась дверь, как покатилось ведро. Больше никаких звуков не раздавалось до тех пор, пока что-то не капнуло на кожаную куртку, потом на перила, ступеньку, капли слились в струйку... Двое в кожанках и спортивных штанах обнаружили, что это льется кровь, и, охваченные безошибочным предчувствием, бросились наверх. Труп умело зарезанного сотоварища оказал на них шокирующее воздействие, единственным правдоподобным объяснением могло стать то, что они ошиблись этажом и заблокировали не ту квартиру. Операция сорвалась, следовало уходить. Когда они тащили тело мимо "ошибочно блокированной" квартиры, дверь распахнулась, и они поняли, что ошибка допущена еще большая, чем предполагалось: на пороге стоял молодой кавказец, уверенно наводивший на них удлиненный глушителем ствол. Глаза кавказца блестели. Смелый легко застрелил обоих двумя выстрелами. Закутав головы трупов модными "рэкетирскими" куртками, Смелый и Мститель погрузили их в лифт и вскоре затащили на чердак. Герой вылил на лестничной клетке несколько ведер воды: не успевшая свернуться кровь смывается очень легко. -- Вах-вах, у самого дома, -- причитал Арсен. Он находился в прострации. -- Хорошо, жены нет, а завтра их найдут, что мне делать? -- убито вопрошал он. -- Не бойся. -- Смелый осматривал трофеи. -- Ты ничего не делал, ты ничего не знаешь. Кроме пистолета с глушителем, у убитых изъяли два автомата "узи", три тысячи долларов и ключи от красной "Вольво", терпеливо стоящей у дома. -- А в Москве выгодно дела делать, -- отметил Герой, и Мститель согласно кивнул. -- Они к войне непривычны, потому нам тут легче... Арсен понемногу приходил в себя. -- Оставайтесь здесь, -- предложил он. -- На меня работать будете. Знаете, как развернемся! -- А что! -- дернулся было Герой, но тут же сник под тяжелым взглядом Смелого. -- У нас на родине работы много, -- отрезал он. -- Мы сюда зачем приехали? Задание старших выполнить. Сейчас передохнем немного -- и вперед! Ты дорогу покажешь. Через полчаса красная "Вольво" без номеров повезла новых хозяев на Ленинский проспект. "Торпеды" Седого Эдик и Рудик прибыли к дому Каймакова на десять минут раньше боевиков AHA. Наслушавшись о странных происшествиях вокруг этого заурядного человечка, они решили проявить осторожность и тщательно осмотреться. Ничего подозрительного у подъезда не замечалось, и вообще между домами не было ни одной живой души. Но их это не успокоило. -- Если его прикрывают как положено, то мы ничего не увидим, пока нам не отвертят бошки, -- сказал Эдик. -- Кому он вообще нужен, я не пойму, -- ответил подельник. -- Больше понта... -- Забыл, как нас застопорили? А трупы со всех сторон? И к бабкам пропавшим он руку приложил... -- Эдик тяжело вздохнул. -- Похоже, на него, как на живца, кто-то ловит... -- Кто? -- Кто, кто! Может, безопасность, может, менты. Или воры. Или другая группировка. Я так скажу: раз вокруг него такая каша варится, надо снайпера нанимать! -- Это же сколько "капусты" отвалится! -- Шкура дороже! Рудик усмехнулся. -- Твоя шкура дороже чужих денег. Но если деньги свои, а шкура чужая -- чего ее жалеть! А вон, смотри, -- бригада Опанаса! Между домами медленно катилась красная "Вольво" без номеров. -- Что им здесь делать, у них свое задание, -- встревоженно сказал Эдик. -- Не нас же их послали "зачистить"... -- Брось! Не из-за какого-то хмыря своих "зачищать". -- Но голос Рудика звучал не менее напряженно. "Вольво" подкатилась ближе. -- Это вообще не они! Рудик щелкнул предохранителем. -- Ну-ка, мигни. "Вольво" остановилась. "Ниссан-Патрол" дважды мигнул дальним светом. Свои должны были ответить троекратным включением фар. Но ответа на условный сигнал не последовало. -- Да, не они. -- Эдик извлек пистолет. -- Неужели ребят побили? И за нами пришли? В "Вольво" тоже напряженно совещались. -- Дом правильный, подъезд, а кто там мигает? -- Обознались, -- уверенно сказал Герой. -- Давайте подойду разберусь! -- А вдруг это его охрана? -- Чего охране в машине сидеть! А хоть и охрана, я ж ни на кого нападать не собираюсь! Прикройте на всякий случай... Арсен тяжело вздохнул. -- Давайте лучше отъедем и издали посмотрим. Чует мое сердце -- не к добру все! -- Потому что ты к опасностям не привык, -- пояснил Мститель. -- Нас здесь четыре мужчины, бойца. Три автомата, граната, пистолет. Кто нам что сделает? Если что -- разнесем всех в куски и уйдем! -- Ладно, сходи. -- Решающее слово всегда оставалось за Смелым. -- Спроси закурить, посмотрим -- сколько их, что за люди. И спокойно возвращайся. Герой хлопнул дверцей и вразвалку направился к вездеходу. Между машинами было метров тридцать. Автомат под курткой приятно оттягивал плечо. Жаль, что сверстники из боевой ячейки не видят, как уверенно чувствует он себя в Москве. Правда, ничего оправдывающего прозвище совершить не успел... Смелый -- тот показал, что мужчина! Он просил пистолет с глушилкой пристрелить тех двоих -- не доверили. Может, и правильно -- оружие незнакомое, а промахнуться нельзя... Зато сейчас он себя покажет, пусть эти московские засранцы в штаны напустят! Герой сквозь куртку поправил "узи", и характерный жест заметил Рудик. Если у него оставались какие-то сомнения, то они исчезли окончательно. Синеватое стекло вездехода медленно заскользило вниз. Герой сделал последний в своей жизни шаг. В кабине ярко сверкнуло, немыслимый грохот ударил в голову, разрывая ее на части. В следующий миг Мститель нажал спуск "скорпиона". Маленький, будто игрушечный пистолетпулемет по скорострельности мало уступает прославленному "узи", которым работал Смелый, перегнувшись с водительского сиденья и вытянув руку с оружием мимо лица съежившегося от ужаса Арсена. Тридцать пуль, извергнутых двумя стволами в несколько очередей, изрешетили "Ниссан-Патрол". Некоторые расплющились о двигатель, несколько со свистом отрикошетировали от сварного уголка капота, но с полтора десятка пронизали просторное пространство салона. Рудик ойкнул, схватившись за колено, Эдик открыл дверцу и вывалился на землю, ожидая неизбежной боли и мгновенной смерти, но болел только ушибленный локоть. Чтобы уберечься от града свинца, следовало заткнуть стволы противника, и он начал быстро разряжать "ПМ", жалея, что нет автомата. Из "Вольво" вывалился и отполз в сторону Арсен, освободив сектор обстрела Смелому, тот оперся локтями о сиденье и дал несколько коротких очередей. Затвор израсходовавшего боезапас "Макарова" застыл в заднем положении, запасной магазин Эдик под пулями искать не стал. Отбросив бесполезное оружие, он на четвереньках бросился прочь. -- Стой, сука, куда! А я?! -- заорал вслед Рудик. В тот же миг пуля "скорпиона" угодила убегающему чуть ниже ягодицы, перебив бедренную артерию. Раненый страшно закричал. Поняв, что надеяться не на кого, Рудик выбил простреленное лобовое стекло и, положив "беретту" на упор, выстрелил десять раз подряд, делая паузы и восстанавливая прицел. "Скорпион" лязгнул о землю. -- Уходим, -- просипел Мститель, зажимая простреленную грудь. Смелый выпрямился. -- Арсен, сюда! -- крикнул он, включая зажигание. На счастье, двигатель завелся сразу, Арсена не было. "Вольво" с открытыми дверцами сорвалась с места. -- Уйдут, сволочи! -- подпрыгивал у окна Вовчик. В руке он держал обрез со взведенными курками. Каймаков уже дважды звонил в тридцать второе отделение и один раз -- дежурному по городу. "Группа выехала", -- сообщали в ответ. -- Дай пальну в сволочей! -- неистовствовал Вовчик, размахивая обрезом. -- Брось! -- устало сказал Каймаков. -- Бесполезно. Все бесполезно... -- Жди, я сейчас! -- Рванувшись к двери, бывший детдомовец выскочил на лестницу и понесся вниз. Каймаков опять набрал номер тридцать второго. Занято! Красная "Вольво" резко свернула в проезд между домами, дверца захлопнулась. -- Как ты? -- спросил Смелый. Мститель не отвечал. Смелый сделал еще поворот и еле успел нажать на тормоз: навстречу неслась "шестерка" группы немедленного реагирования с мигающим синим маячком на крыше. -- Стоять!!! -- заревели на всю округу двадцативаттные динамики. -- Выйти измашины!!! Смелый включил заднюю передачу. Из правого окна "шестерки" высунулась рука с пистолетом. Резко ударили выстрелы: бах! бах! бах! "Вольво" осела на переднее колесо. -- Черт! Перегнувшись вправо. Смелый пытался нащупать "узи". Секунды уходили, он понимал, что наступает конец, но собирался прихватить нескольких ментов с собой. Вот он! Отлично сцентрованное оружие удобно легло в руку. Он выпрямился и наткнулся на бешеный взгляд подбегающего бойца в камуфляже, бронежилете и каске. -- А ну!!! Я тебя по земле размажу!!! Не бронежилет и не нацеленный в упор автомат, а этот рык командира спецгруппы парализовал Смелого. Тело стало ватным, пальцы разжались, но подбежавший этого не видел, а потому сделал выпад прямо через стекло, угодив стволом ему в челюсть. Кость хрустнула, террорист на сутки потерял сознание. Вовчик вернулся быстрее, чем ожидал Каймаков. -- Трое готовы. Кровищи... Вовчик смотрел в сторону и озабоченно хмурился, было заметно: его распирает желание чтото рассказать. Вынув из-за пояса обрез, он потер руки, прошелся по комнате, зачем-то заглянул под скатерть. -- Гля, что есть. -- Он сунул руку за пазуху. -- Жалко, заклинило... Ничего, починим! За пазухой оказался пистолет с застрявшим в заднем положении затвором. -- На земле валялся, -- пояснил Вовчик. -- Ничейный. И, распаляя сам себя, закричал: -- Зачем я буду всякой сволочи лоджию варить за бесплатно! -- Дай сюда. -- Каймаков гфотянул руку, взял увесистый механизм, нажал затворную задержку. Лязгнул металл. -- Ух ты, починил! -- восхитился Вовчик. -- Теперь от кого хошь отобьемся! Насчет числа убитых он ошибся. В морг отвезли Героя с пулей в голове и Эдика, скончавшегося от острой кровопотери. Мститель после сложной операции выжил, хотя потерял одно легкое и способность участвовать в лихих операциях. Так же, как и Рудик, которому по колено ампутировали ногу. Смелому лечили сломанную челюсть и сотрясение мозга, состояние его оставалось тяжелым. Арсен отделался испугом и несколькими ушибами. Выпав из машины, он отполз как можно дальше в сторону и, пригибаясь, побежал между домами. Пистолет с глушителем он бросил по дороге. Добравшись до своего очага, Арсен сделал одно за другим четыре дела: выпил стакан коньяка, отправил жену к сестре в Чертаново, дал телеграмму в Ереван: "Племянники заболели, вернуться не могут" и, позвонив Ашоту, курировавшему цветочную торговлю столицы, попросил прислат