ет с дядей в банк для солидных клиентов. Значит, он солидный клиент? -- Про него, шалопая, в газете писали, -- вмешалась жена. -- Бросил школу, хулиганит, стекла бьет... Какой же он солидный? Хулиган, и все! -- А я солидный клиент? -- Сейчас ты еще мальчик, -- ответил Верлинов. -- Учись хорошо, тогда из тебя толк выйдет. -- Деда, а вы с бабой акции МММ купили? -- спросил Борька, уплетая сардельку и запивая томатным соком. -- А зачем? -- Так разбогатеть! Ты что, не видел? Их все покупают и радуются... -- Помнишь, как лиса Алиса и кот Базилио посоветовали Буратино посадить золотые монеты? Борька, не переставая жевать, кивнул. -- И что получилось? -- Обманули. Они же были жулики. -- Здесь -- то же самое. -- Да-а-а? -- Глаза у внука широко раскрылись. -- Значит, по телевизору жуликов показывают? Бабушка погладила Борьку по голове. -- Сейчас жулья хватает. Везде расплодились. Верлинов промокнул губы салфеткой и встал. -- Скоро мы им хвосты прижмем! Он обошел стол, клюнул Борьку в макушку и на миг задержался, ощущая, как теплые биоимпульсы от детского тельца живительно промывают его энергетические каналы, зашлакованные подозрительностью, жесткостью и теми крупицами, которые неизбежно образуются при постоянном противостоянии злу и являются не чем иным, как точно таким же злом. Пройдя в кабинет, генерал надел темно-серый костюм, голубую рубашку и синий галстук, привычно повесил на брючный ремень слева мягкую замшевую кобуру и отработанным жестом вставил в нее изящный, совершенной формы "маузер H-S", выпущенный по лицензии в Италии несколько лет назад и подаренный римским резидентом ПГУ. Табельный "Макаров" так же, как и приготовленный на случай боевых операций "стечкин", лежал в большом сейфе служебного кабинета, и их Верлинов носил еще реже, чем генеральскую форму. Семь сорок пять. Предстояло приступать к выходу из дома и переезду на службу, что для генерала не являлось столь обыденным делом, как для миллионов москвичей, потому что именно на этом отрезке его могли убить. Дом принадлежал Второму главку КГБ СССР и охранялся, но при нынешнем уровне терроризма это мало что значило. Поэтому в назначенное время телохранитель в лифте поднимался на последний -- шестнадцатый -- этаж и спускался пешком, а водитель, наоборот, пешком поднимался. Они встречались на седьмом и звонили условным сигналом. Выглянув в "глазок" двери из легированной стали, генерал выходил и пешком спускался к выходу. Три охранника "держали" прилегающую территорию, пока он садился на заднее сиденье бронированной, с форсированным мотором "Волги". Водитель занимал свое место, телохранитель прыгал рядом, и машина срывалась с места, следом шла "Волга" сопровождения. Иногда она вырывалась вперед, а так как внешне машины не различались, то определить, в какой едет генерал, было невозможно. Только эта нехитрая предосторожность вдвое снижала шансы на успех покушения. Меры безопасности были разработаны давно, когда угроза могла исходить от внешнего врага, задумавшего обезглавить советскую контрразведку. Поскольку подобная возможность существовала чисто теоретически и ни разу за всю историю не пыталась стать реальной, ухищрения охраны превратились просто в почетный церемониал. В последние годы положение резко изменилось. Улицы и дороги Москвы, как, впрочем, и всей России, заполонили откровенные бандиты, ездящие по купленным правам на краденых машинах, набитых к тому же оружием. И вероятность столкновения лоб в лоб с пьяным водителем выскочившей на встречную полосу иномарки либо автоматной очереди из "мерса", которого ты обогнал на светофоре, была настолько велика, что охрана ориентировалась на них больше, чем на происки засланных ЦРУ террористов. Откинувшись на мягкую спинку сиденья, генерал, как и всегда, думал о делах. Ночное происшествие на конспиративной квартире настолько обеспокоило его, что еще неделю назад он бы отказался от использования агента с сомнительными историями о подмененных бумагой деньгах и с вполне конкретными неприятностями. Но сейчас давать обратный ход поздно, и этот чертов Асмодей подлежал всяческой охране и защите как ключевое звено важной операции. Придется перевести его на другую квартиру и обеспечить постоянное физическое прикрытие. Но какая наглость у новых гангстеров! Готовы назначить "разборку" могущественному ведомству, одного названия которого в прежние времена оказалось бы достаточным, чтобы они намочили штаны! И хотя времена изменились и нет уже того могущества, на что они надеются? Ударная группа разнесет в клочья любое их "войско"! В душе генерала шевелилось еще какое-то неприятное чувство, и, сосредоточившись, он понял, что это осадок от разговора с внуком. Из детей и подростков целенаправленно делали болванов! Идиотами считали и старшее поколение, весь народ в целом. Круглые сутки молодцы с рожами пройдох убеждают сограждан доверить им свои деньги для приумножения. Мастерски сделанные клипы открывают путь к процветанию, мужественности и силе: курите сигареты, жрите "сникерсы", жуйте жвачку -- и все будет у вас о'кей! С убедительностью и настойчивостью наперсточников сотни фондов, акционерных обществ и банков приглашают покупать абсолютно неликвидные акции. Советскому человеку, привыкшему, что его приглашают в дело только для того, чтобы обмануть, сулят баснословные доходы, которых можно добиться быстро и, самое главное, ничего не делая. Как? Дело десятое, только дайте нам свои денежки! Самое удивительное, что, приученный десятилетиями промывания мозгов доверять официозу, простой человек неспособен перестроиться и, воспринимая кривляющегося на экране проходимца как представителя государства, послушно несет ему горбом добытые тысячи, а государство и пальцем не шевелит, чтобы помешать мерзавцу их при -- карманить. Где, на какомуровне сомкнулись интересы государственных чиновников и аферистов всех мастей против интересов среднего россиянина? Верлинову мало что было нужно лично для себя, а необходимое вполне позволяли иметь генеральская зарплата и занимаемое положение. Но он хотел, чтобы Борька и сотни тысяч его сверстников росли не в королевстве кривых зеркал среди шутов, мошенников и бандитов, а в нормальном, правильном мире. Именно это все более убеждало его в необходимости окончательно принять решение, которое уже созрело. За размышлениями Верлинов чуть не забыл о важном. Сегодня выходила в свет статья Кислого. -- Остановите на перекрестке, у киоска! -- приказал он. Водитель сбавил скорость. Телохранитель поднес ко рту микрофон: -- Плановая остановка возле киоска... Верлинов сам вышел из машины и подошел к металлической будочке. Недовольные охранники окружили его кольцом, встревоженно осматриваясь по сторонам. Они не терпели нарушений графика движения. Генерал купил две хрустящие, пахнущие краской газеты, не торопясь, вернулся к машине. Материал должен был располагаться на четвертой полосе, внизу. Так и оказалось. Броская рубрика: "Газета ведет расследование", жирный заголовок: "Мыло для подземной войны", солидная, гораздо более солидная, чем в штатном расписании института, типографская подпись: "А. Каймаков, социолог". Набранный мелким шрифтом редакционный комментарий, мнение военных экспертов. Бомба! Верлинова удивляло только одно: Министерство обороны и ГРУ не чинили появлению статьи никаких препятствий, хотя не могли не получить заблаговременную информацию о ее содержании. Генерал нашел кнопку, и толстое стекло отделило его от водителя и телохранителя. Он взял радиотелефон, набрал номер. -- Здравствуйте, Верлинов. Вы уже читали газеты? Прочтите, есть очень интересная статья: "Мыло для подземной войны". Да. Да. Хватит на два парламентских расследования. Послезавтра? А чего ждать? Ах так... Ладно, до связи... "Волга" генерала въехала на огороженную территорию штаб-квартиры одиннадцатого отдела. В то же утро на одной из правительственных дач собрались восемь человек, чьи лица были хорошо известны в руководящих кругах канувшего в Лету Союза. Они входили в костяк рухнувшего режима, представляя собой симбиоз партийной номенклатуры и ответственных работников КГБ СССР. Периодические перетасовки перемещали их из кабинетов на площади Дзержинского в апартаменты на Старой площади и наоборот. И хотя ЦК КПСС и КГБ СССР перестали существовать, все они сохранили персональные машины, дачи, охрану, сановитый вид и возможности. Возможности даже расширились, потому что раньше требовалось соблюдать правила игры и при определенных обстоятельствах мог наступить спрос, зачастую довольно строгий. Теперь же все барьеры и ограничения сняты, и на смену использованию как собственного государственного добра пришло откровенное и почти неприкрытое превращение государственного в свое. -- Откладывать больше нельзя, нас опередят другие, -- начал высокий плотный мужчина с обрюзгшим лицом. -- Я зондировал вопрос на всех уровнях и почти уверен, что мы найдем полное понимание. -- Почти? -- Похожий на колобка толстячок с блестящей лысиной вытянул вперед пухлый пальчик. -- Почему "почти"? -- Потому что у многих наш дурачок вызывает активное неприятие. Они не хотят связывать себя со столь одиозной фигурой. -- Но ведь ясно, что он всего лишь фигура прикрытия, марионетка! -- Колобок пошевелил растопыренными пальцами. -- Это не столь однозначно, -- возразил высокий. -- Есть мнение, что, сев на трон, он поведет свою игру. -- Ерунда, -- вмешался коренастый брюнет, напоминающий в профиль хищную птицу. -- С его сомнительной национальностью... -- Она как раз несомненна, -- хохотнул Колобок. -- Но, если еврей выгоден антисемитам, они считают его русским! -- Кхе, кхе, -- деликатно покашлял маленький аккуратный человек в очках с тонкой золоченой оправой, и все почтительно замолчали. -- Он был у меня вчера. И, как хотите, я не поверю, что он попытается порвать пуповину. Он просто не знает, что ему делать. Зато готов стать знаменем борьбы и уверен в победе. -- Чуть-чуть выждем. Василий Александрович гениально придумал с водкой. -- Какой водкой? -- удивился брюнет. -- Ты как раз был в Париже. Скоро появится водка, названная его именем. И портрет на этикетке. И цена -- ниже "Столичной". Это самая убойная, неотразимая пропаганда. -- Кстати о водке. -- Высокий открыл портфель и извлек бутылку "Смирновской". Человек в очках отрицательно качнул головой. -- У меня встреча в Администрации Президента. Может, проведут к самому. -- Ну дохнешь на него, большое дело. -- Высокий налил водку в складной стакан, выпил, глубоко втянул носом воздух. -- Хорошо! Кому еще? Больше желающих не нашлось. Он завинтил пробку, с треском сложил стакан и спрятал все в портфель. -- Значит, я через своих людей в Думе будирую вопрос о досрочных выборах. Так? Ориентировочный срок -- осень этого года. Может, зима. Что еще? -- У меня вот какое предложение, -- проговорил толстячок. Совещание продолжалось. Резо Ментешашвили находился в плохом настроении. Похоже, он впервые в жизни не разобрался в ситуации и совершил серьезную ошибку. Московская община осталась недовольна его последним разбором. Поговаривали о сборе всеобщего сходняка, чтобы дать ему по ушам. За всем этим стоят Крестный и Антарктида. И, конечно. Клык. Змей оказался пустышкой: когда вопрос встал ребром, выяснилось, что авторитета у него-то и нет. Многие прямо так и сказали: "Кто есть Змей? Я такого вора не знаю!" А Крестный с Антарктидой по всему бывшему Союзу малявки разослали, и им поверили, того и гляди вправду сходку соберут. Клык по зонам весть прогнал, там у него вес большой, уже пошел хипиш, что Очкарик ссучился. С Клыком сегодня должны решить, рваный его выманит, а Змей выстрелит в голову. Еще недавно Резо считал, что это будет хорошо: сам он рук не пачкает, а одним серьезным противником меньше. Сейчас он засомневался: а не рубит ли сук, на котором сам сидит? И не казалось уже, что убирать Клыка полезно и правильно. Резо вздохнул. Он стоял у окна "люкса" гостиницы "Аэрофлот", напротив, метрах в трехстах, возвышался такой же стеклянный параллелепипед служебного здания. "Гладиаторы" жили в соседнем номере, через стенку, один из них постоянно находился с Резо или в коридоре у двери "люкса". Осторожность никогда не бывала излишней, особенно сейчас. Недавно к нему обратились чеченцы -- у них намечалась разборка с москвичами: чего-то там не поделили в одном из казино. Они просили братьев-кавказцев помочь. Резо предпочел сохранить нейтралитет, чтобы не осложнять и без того неспокойную обстановку. Земляки его вроде согласились, а сейчас аукнулось большим недовольством. Вроде он потому отказал, что чечены абхазцев поддерживают, на их стороне воюют. Но здесь, в Москве, свои дела, свои расклады, земляки вместе с чеченцами фальшивые авизовки обналичивают, оружие от них получают, деньги в нефть да бензин вкладывают, а он, выходит, такой чудесной, выгодной дружбе помешал! И на родине, в Грузии, когда узнают, как он спор Клыка с Седым решил, тоже будут недовольны: Клык деньгами помог народному делу, в святой войне поддержал, а потому ответной помощи и поддержки заслуживал. Вот и получается: у воров авторитет пошатнулся, земляки и здесь, и дома недовольны, а может человек без корней жить? Нет, не может! Надумай его сейчас чечены замочить, кто заступится? Эти двое за стеной против организации не устоят. А кто еще? Седой? У него свои проблемы. Да и не самый главный он оказался: обещал под него, Резо, банк открыть, да что-то не заладилось, видно, не разрешили. Эти банкиры с ворами дел иметь не хотят, они с "новыми", тюрьмой не запачканными, дружбу водят! Честно говоря, он уже решил в Москву дергать, дома совсем никакой жизни не стало: ни законов не признают, ни правил, ни авторитетов. Все обвешались автоматами, гранатами и шныряют по селам, городам, на дорогах -- каждый сам себе авторитет! Вот и нацелился на переезд, только вышло так: старые корни ослабил, а новые пустить не может. Значит, засыхать? Нет, надо к своим корням возвращаться! Резо подошел к телефону, набрал номер. Трубку снял порученец. Ментешашвили представился и попросил хозяина. На восьмом этаже служебного здания, в запертом на ремонт кабинете, сидел снайпер и, положив на упор диковинного вида оружие с толстым стволом и мощным оптическим прицелом, вглядывался в глубину "люкса". Цель мутно просматривалась, словно рыба в неосвещенном аквариуме. Можно достать и так, но твердой уверенности нет, а профессионал не работал на авось. Значит, надо ждать. -- Алло, -- рыкнул Клык. -- Это Резо, -- повторил Очкарик. Клык настороженно молчал. -- Тебя Рваный куда-нибудь звал сегодня? -- Ну? -- За ним стоит Змей. Они тебя замочить хотят. И пропажей общака прикроются. Клык проворчал что-то неопределенное. -- Я знаю, у тебя людей много побили, -- сочувственно сказал Резо. -- Я своих "гладиаторов" пришлю. Прямо сейчас отправлю. Змей тебе мешает, а Рваный заодно с ним. Пусть уедут, без них лучше будет. Понял? Пусть уедут! Мои люди проводят, прямо сегодня. Понял? -- Понял, -- после паузы ответил Клык. Голос его звучал глухо и неуверенно. Это было непривычно, но Резо истолковал по-своему. -- Не бойся, сердце у меня чистое. А на толковище я для вида на тебя наехал. Так было надо. Потом объясню. Сегодня убедишься, что я друг. А завтра встретимся и поговорим. Очкарик положил трубку и дважды стукнул в стену. Мгновенно "гладиаторы" явились на зов. Резо дал им краткие инструкции, и они ушли. Он запер дверь, придвинул к ней стул и, наклонив, упер под круглую ручку. Если кто-то попытается войти -- стул упадет. Из прикроватной тумбочки он вынул заряженный "ТТ" и засунул за ремень сзади. Несколько раз прошелся по номеру, затем зашел в туалет помочиться. Струя была слабой, и он подумал, что надо опять пройти курс лечения. Помыв руки, он вернулся в комнату, налил стакан красного полусладкого вина, сделал два больших глотка. Потом подошел к окну и, потягивая терпкую ароматную жидкость, смотрел на кишащую у аэровокзала толпу. Снайпер слился с оружием воедино. Это была новейшая бесшумная автоматическая винтовка "вал". Ею оснащались боевые спецподразделения МВД, МО, ФСК, и еще не во все она поступила. Винтовка дернулась, и в трехстах метрах у Резо Ментешашвили исчезла голова. Девятимиллиметровый патрон обладал ужасающей разрушительной силой. Отработанными движениями снайпер разобрал винтовку: отделил оптический прицел, магазин, аккуратно выщелкнул патрон из патронника, снял приклад. Прицел уложил в кожаный чехол и застегнул застежку, сунул в специальный чехол ствол, приклад и магазин просто замотал куском простыни. Детали спрятал в замызганную клеенчатую сумку. Поискал и нашел гильзу, закрыл оконную раму, осмотрелся. Все было в полном порядке. Он снял тонкие резиновые перчатки, взявшись резиной за ручку, открыл дверь и вышагнул в коридор. Маленький человечек с бледным сморщенным лицом в заляпанном мелом рабочем комбинезоне и грязных строительных ботинках. Не привлекая ничьего внимания, он прошел к грузовому лифту и спустился вниз. Клык тяжело задумался. Приговоренный Очкарик вроде бы заслужил право на жизнь. Ему давно не нравился Рваный, и сегодняшний вызов внушал неясную тревогу, но, если бы не звонок, он бы пошел. И умер. Но раз приговор вынесен, он должен быть исполнен. Тем более машина запущена, заказ сделан и аванс уплачен. В таких делах обратного хода нет. Да и с чего Очкарик вдруг стал таким хорошим? Просто понял, что очень много косяков упорол. И попытался выкрутиться. Но поздно! Клык испытывал что-то похожее на угрызения совести. Все же Очкарик спас ему жизнь. И послал своих людей подавить бунт. То есть помог навести порядок в хозяйстве Клыка... Как же будет правильно, по Закону? Дядя Петя говорил: "Вор должен добром платить за доброе, злом за злое". И вздыхал: "Правда, добро и зло всяк норовит по-своему понять..." Может, изменить голос и сказать коротко: "К окну не подходи!" Мысль была глупая. Клык это прекрасно понимал. Но он набрал номер, еще не зная, что будет делать, когда Очкарик ответит. И если Очкарик ответит. В трубке бесконечно повторялись длинные гудки. Это тоже было ответом. Пожалуй, именно такого ответа Клык и ждал. Тульский оружейный завод стал в последние годы очень популярным местом, как и все предприятия, производящие оружие. Раньше плановые оптовые поставки осуществлялись по утвержденному десятками инстанций графику и не вызывали ни малейшего интереса у населения, разве что изредка приедет какой-нибудь военный: срочная нужда ускорить отгрузку, поспособствуйте... Сейчас все подъезды забиты транспортом: легковушки, пикапы, фургончики, микроавтобусы, "КамАЗы"... В административном здании толчется разношерстный люд с заявками, запросами, ходатайствами от президентов никому не известных республик, правительств малых народов, администраций краев и областей, министерств, ведомств, полугосударственных организаций и частных фирм. Оружие нужно всем и исключительно в законных, гуманных и благородных целях. Пулеметы, автоматы, ручные гранаты и гранатометы -- для вооружения национальных гвардий и независимых армий, снайперские винтовки Драгунова, самозарядные карабины Симонова, нарезные "лоси", "барсы", "тигры", "медведи" -- для охоты на крупную дичь, пистолеты Макарова -- государственным и частным охранникам для защиты влиятельных должностных лиц и богатых персон, а также самим этим лицам и персонам для самозащиты, гладкоствольные ружья -- для охоты на животную мелочевку и для охраны человеческой мелочи. Уладившие формальности с визами, подписями и оплатой счастливцы грузят покупки в "Волги" и "Мерседесы", "Нивы" и "Ниссаны", забивают под завязку фургоны, микроавтобусы и "КамАЗы". Стволы разъезжаются по растерзанной на кровоточащие куски стране. Оружейный бум, как и следовало ожидать, породил теневой рынок. Со строго охраняемой территории выносили в плавках, за пазухой, в карманах, ботинках, за обшлагами брюк, в бюстгальтерах, сумках, портфелях, банках с борщом и компотом, вывозили в мусоре, фальшивых бензобаках, двойном дне кузовов, в сиденьях персональных легковушек возвратные и боевые пружины, стволы, выбрасыватели, бойки, курки, спусковые скобы, шептала, подаватели, рамки, щечки, спусковые крючки, затворы -- словом, всю производимую номенклатуру, которая в подпольных цехах собиралась и доводилась до кондиции. Если какая-то группировка или отдельный клиент не обладали достаточными связями, возможностями и деньгами, чтобы обзавестись разрешающей бумажкой, они могли приобрести потребное количество стволов без лишних формальностей и за доступную цену, которая впоследствии многократно увеличивалась, пропорционально расстоянию от завода и числу сменившихся посредников. Нелегальная торговля -- дело опасное для обеих сторон: покупатель вместо товара может получить по голове и отдать деньги "за так", не исключено, что аналогичным образом "кинут" и продавца. Поэтому суются сюда только серьезные люди, с многократной системой подстраховок и весомых гарантий. Все же выстрелы гремят почти ежедневно, и местные оперативники едва успевают документировать трупы. Все это рассказал командированному в Тулу начальнику уголовного розыска Котову старший опер, курирующий завод, пока они добирались до места. В приемной толпилось много народа, но местный оперативник разрезал толпу, как ледокольный буксир нетолстый прибрежный припай. Перед огромным полированным директорским столом стоял толстый неряшливый мужчина явно южного вида, с плешивой головой и двухдневной щетиной. -- Интересно, зачем такой маленькой республике пятьсот "СКС"? -- спрашивал директор, представляющий в отутюженном костюме, свежей рубашке и идеально повязанном галстуке полный контраст внешности посетителя. -- Охотиться! -- горячо воскликнул плешивый. -- У нас горный баран, кабан, медведи... Охотников много. И президент просит, и МВД ходатайствует! Все бумаги в порядке! И вообще... Он обернулся на вошедших и досадливо поморщился. -- Все документы собрали, президент подписал, министр, как по закону положено, -- просительно забубнил покупатель, делая двусмысленные движения рукой то в сторону хозяина кабинета, то к своему карману. С усталым вздохом директор расписался и толкнул бумаги по гладкой поверхности. Плешивый подхватил их и, не прощаясь, выскочил из кабинета. -- Так с утра до вечера, -- сказал директор оперу. -- Зачем на пятьсот тысяч населения пятьсот карабинов? Продадут в Закавказье -- и все дела! Он снял массивные очки, помассировал переносицу. -- Что на этот раз? Оперативник представил Котова. -- Из Москвы? -- переспросил хозяин кабинета. -- Опять автоматы? -- Специальные пистолеты с приборами бесшумной стрельбы. Сразу три штуки. Имеют заводские номера. -- Это ничего не значит, -- отмахнулся директор. -- Они сейчас и самосборку клеймят. Чтоб вид естественный был. Но... Он задумался, грызя дужку очков. -- Из этого цеха ничего не выносят. Ничего! Там, кроме прочего, режим секретности... О нем мало кто знает, даже на заводе! Он еще подумал, прикидывая различные варианты. И совершенно уверенно повторил: -- Невозможно! Ни изделия, ни самосборка оттуда не уходят! -- Тем лучше. Давайте мы посмотрим на месте. Наступила неловкая пауза. -- Видите ли, -- директор отвел взгляд в сторону. -- Для этого нужно иметь режимный допуск. Специзделия являются секретными... Котов усмехнулся. -- Эти секретные специзделия лежат у меня в сейфе. А до того ими пользовались бандиты, причем заметьте -- без всякого допуска. И поубивали из них около десятка наших сограждан. Представьте на минуту, что они украдены-таки из особо режимного цеха, в который нельзя пустить майора милиции... Он подобрал убедительные аргументы. В специальном цехе изготовляли особое оружие. Стреляющие бесшумным патроном ножи разведчика, выбрасывающие на расстояние обоюдоострый клинок ножи "матадор", замаскированные под бытовые предметы смертоносные устройства, многозарядные "стрелки", автоматы и пистолеты для стрельбы под водой, несколько разновидностей бесшумных пистолетов. Котова не интересовали двух -- и четырехствольные "МСП", компактные, с непропорционально широкой рукоятью "ПССы", поэтому он предметно интересовался только участком производства "Макарова-особого". Рукоятка и половина затвора этого специзделия выглядели, как в обычном, хорошо всем известном пистолете, но потом привычный затвор переходил в неподвижный цилиндр, имеющий в торце прорези для присоединения прибора "ПБС" и фиксирующую защелку. -- Сколько случаев недостач комплектующих частей выявлено за прошлый год? -- спросил майор у сопровождающих. -- Ни одного, -- уверенно ответил мастер участка, и начальник специального цеха подтверждающе кивнул. Ни уверенность, ни подтверждение ничего не значили, но тройная линия рубежного контроля, металлоискатели и полное, до белья, переодевание на выходе убедительно свидетельствовали о максимальной затрудненности хищений. Из плоской папки Котов извлек листок с номерами, восстановленными экспертами на оружии бандитов. -- Куда ушли эти изделия? -- Это очень легко установить. У нас есть специальный журнал. Пройдемте ко мне. В кабинете начальника цеха действительно имелись журналы движения всех производимых специзделий. -- Так, так... Вот они, -- палец мастера уперся в нужную строку. -- Отпущены одной партией в феврале 1990 года Министерству обороны СССР. -- Число наших заказчиков очень ограниченно, -- пояснил начальник цеха. -- КГБ, МВД, МО. Именно центральные аппараты. С отдельными учреждениями и подразделениями мы дел не имеем. Распределение производится непосредственно в ведомстве. Котов немного подумал. -- Мне нужна справка: кто, по какой доверенности получил изделия. Кто подписал доверенность. Какой документ предъявил получатель. -- Это не составит труда. У нас очень строгая отчетность. Действительно, через полтора часа майор Котов получил официальную справку. Специзделия восьми наименований в количестве пятидесяти трех штук, среди которых находились и "макаровы-особые", лежащие у него в сейфе, получил 15 февраля 1990 года лейтенант Иванченко по доверенности Министерства обороны СССР N 1205, подписанной генерал-лейтенантом Тимошкиным. Лейтенант Иванченко предъявил служебное удостоверение старшего инспектора по вооружению Центрального склада вещевой и материально-технической комплектации МО СССР за номером 972. Вернувшись в Москву, Котов официально запросил Министерство обороны России о пути движения специзделий. Ответ был обескураживающим: в связи с упразднением Министерства обороны СССР и утратой соответствующих документов МО Российской Федерации не имеет возможности осветить интересующий уголовный розыск вопрос. -- Вот суки, -- прокомментировал ситуацию Котов. -- Те же люди, сидят в тех же кабинетах, роются в тех же архивах, а осветить, видите ли, вопрос не могут! По большому счету майору Котову было глубоко плевать на этот, да и на все другие вопросы, связанные со службой. Хотя он и являлся фанатиком сыска, любил идти по едва видимому следу, состыковывать нити, торчащие из различных клубков жизненных ситуаций, выслеживать, преследовать и заламывать наконец самую хитрую, изворотливую и опасную на свете дичь, но заниматься тем, во что сейчас превратилась работа уголовного розыска, ему окончательно осточертело. Он никогда не романтизировал свою профессию и считал себя охотничьим псом на государственной службе. А коль так, значит, его дело -- преступника установить, разоблачить и задержать, а дело хозяина -- его за то поощрить, накормить, если надо -- защитить. Более-менее так и было: зарплата -- не разжиреешь, но и с голоду не сдохнешь, премии получал, звезды -- до майора вот дослужился... Квартиру пятнадцать лет ждал, получил недавно в новом районе у черта на рогах, ладно, зато своя. И служба удовлетворение приносила: власть, авторитет, сила и постоянный интерес в жизни, острота, азарт, риск... Только в последнее время вишь как пошло: гонишь ты его, гада, гонишь, догнал, свалил, ножпушку отнял, в глотку вцепился, а хозяин -- бац по морде -- а ну отпусти! Иди других ловить! Вон работяга через забор родного завода лезет, что у него за пазухой? Так подождите, дорогие эшелон целый по липовым документам отправляют, вон где хищники матерые заседают! Это не твоего ума дело, тот уже перелез, хватай его -- и по всей строгости закона! Или жену побил, нос сломал, клю -- чипу вывихнул -- давай его в камеру! Как так, вот рэкетиры, целая банда, под подпиской ходят, разбойную группу под залог освободили, насильника выпустили! То суд, прокурор решили, нам их дела не обсуждать, им виднее! Как же виднее, если крупные звери безбоязненно на свободе обретаются, а мелочевкой всякой, шелупонью зоны под завязку забиты! Разве ж это правильно?! Опять не наше дело, пока еще законов хороших нету, законодатели над ними думают, политики, а тебе голову забивать лишним не нужно: кого скажут -- кусай, кого скажут -- не трожь! Нет, в рот вам ноги, тогда сами, без меня! Старики, кто с характером, уходят, другие приспосабливаются: мельтешат, гавкают, вид делают... И ничего, нормально! А молодые приходят, думают -- так и надо... Это особенно противно. Хотя, конечно, еще противнее, когда начинают тем служить, кого душить обязаны, из грязных, рук сахарные косточки брать... Кстати, дохода больше, а риска меньше, потому что если схлестнешься с крупняком по-настоящему, то как-то незаметно получится, будто это твое личное дело: сам кашу заварил, сам и расхлебывай... А то, что заваривал ты как представитель государственной власти, а расхлебываешь как гражданин Котов, эту самую власть не интересует, хотя ясно: другие смотрят, на ус мотают, выводы делают и завтра усердствовать не будут, а без их усердия и самой власти конец. А ей вроде как все равно, она, похоже, сегодняшним днем живет. А Котову и о завтрашнем дне думать надо, двое детей, как-никак и выпить нужно, и заработать впрок, потому что образование теперь -- платное, жилье -- платное, и врачи, да все, за что ни возьмись. А на этой собачьей службе капиталов не заработаешь, только нож или пулю, если, конечно, хорошо вести себя не станешь да сахарные косточки из окровавленных рук принимать... Нет, хватит! Выслуга имеется, и работа подвернулась по нему: в частное охранно-сыскное бюро зовут, там за один день можно больше заработать, чем здесь за месяц. Так что, как ответили вояки, так и ответили! Что, ему больше всех надо? Но многолетний инстинкт сыскаря не позволял бросить след. Чертыхнулся Котов сам на себя, созвонился с Аркадьевым из Главрозыска и подъехал в назначенное время. Спецслужбы, а раньше у нас один КГБ и был, всегда от милиции дистанцировались, себя элитой считали, белой косточкой. И дела, мол, у них поважнее, и работа потоньше, и результаты погосударственнее. Хотя, если разведку и контрразведку отбросить, все остальные главки, управления, направления и отделы почти такими же, как угрозыск или ОБХСС, делами занимались, методы, бывало, куда топорнее применяли, а о результатах и говорить нечего: дел-то в суды почти не направляли, "на корзину" работали. А когда люди в одном и том же дерьме копаются, руки то и дело сталкиваются, надо спросить друг друга, уточнить -- чьи пальцы что держат, значит, без взаимодействия не обойтись. Но раз Комитет выше -- любой их опер свободно в райотдел или управление придет, вопросы задаст и ответы без проблем получит. А наоборот -- так просто не получится. Тут вопросы можно лишь через "контактного офицера" центрального аппарата задавать и через него же ответы получать, чтоб утечку информации предотвратить. Таким посредником в Главке уголовного розыска и являлся Аркадьев. За долгие годы контактов с "соседями", как называют в милиции комитетчиков, он приобрел внешность и манеры сотрудника госбезопасности: респектабельность, подчеркнутая вежливость, властная солидность. Выслушав начальника УР, он покачал головой. -- Никто ничего по этому поводу не скажет. Сто процентов! Там любят выносить сор из избы еще меньше, чем везде. Но кое-чем я вам помогу. Аркадьев еще раз прочел справку оружейного завода. -- Генерал-лейтенант Тимошкин в девяностом году был начальником Главного разведывательного управления Генерального штаба. -- Ага, -- кивнул Котов. -- Движение оружия по центральному складу могла бы отследить только военная контрразведка. Пли военная прокуратура. Но они этим заниматься не станут, можете мне поверить. В лучшем случае получите еще одну отписку. -- Ясно. А вы можете установить этого лейтенанта Иванченко с центрального склада? Установочные данные, адрес? Аркадьев подумал. -- Пожалуй, можно попробовать. Отдельных людей сдают с большим удовольствием, чем тайны ведомства. Но ведь он ничего не скажет. -- А если правильно спросить? -- улыбнулся Котов и подмигнул. Длительная работа "контактным офицером" не вытравила из Аркадьева сыщика. Он улыбнулся в ответ. -- Составь запрос: "В связи с подозрением в краже специального оружия, использованного для совершения преступления, прошу установить..." Ну и так далее. Я постараюсь сделать все быстро. Попробую даже выяснить его слабости. Аркадьев, в свою очередь, подмигнул. Сыщики прекрасно понимали друг друга. Добиться от человека того, чего хочешь, легче всего тогда, когда используешь его недостатки. А они имеются практически у каждого. Слабостью командира группы немедленного реагирования Кабанова была страсть к выпивке. Низменный порок в данном случае имел некоторое оправдание. Когда изо дня в день ходишь на ножи, обрезы, пистолеты и автоматы, дерешься, стреляешь и уворачиваешься от выстрелов, нервы превращаются в туго натянутые и постоянно вибрирующие струны. Эта вибрация пронизывает все тело: мелко стучат зубы, дрожат руки, подергиваются веки и губы, а главное -- постоянное напряжение внутри и тонкий, на грани ультразвука, звон в голове. И постоянно хочется оглянуться: не стоит ли кто за спиной, не подкрадывается, не набросит ли на шею удавку? Никаких таблеток от этого дела не выдумали, ну, пропишут доктора седуксен или корень валерианы -- толку чуть, и всю жизнь сидеть на них не будешь... Психофизиологическая разгрузка, гипноз, смена вида работы, щадящие режимы службы -- все это в далеких от жизни приказах да методических рекомендациях. Да и как ее сменишь, работу, какой щадящий режим придумаешь, если больше делать ничего не умеешь -- только ждать часами в прокуренной дежурке или машине, срываться по сигналу и мчаться, преследовать, подползать, прыгать, лезть по пожарной лестнице, выбивать двери, влетать сквозь стекло и опять: лицо в лицо с озверевшим бандитом, кулак в кулак, ствол в ствол. Опять воля против воли, нервы против нервов, сила против силы. Ну сломал его, поехал он в камеру, или в больницу, или в крематорий, а тебя уже следующий ждет, и еще один, и опять, и снова... Много их, а с каждым месяцем все больше и больше. Их много -- а ты один... Вот и наливаешь после службы сто граммов -- раз! -- и потеплело внутри, расслабилось, и струна та самая дрожать перестала, и мышцы не дергаются. Хорошо! Жить можно. Только потом сто граммов не помогают, добавить надо, потом еще... В общем, дорога известная. Хотя мотив пьянства Кабанова оправдание имел, последствия его были такими же мерзопакостными, как у любого подзаборного забулдыги. Когда сержант Перцов -- тип подозрительный и скользкий -- предложил после смены принять "по чуть-чуть", он согласился без охоты, только чтоб напряжение снять, но бутылки, как обычно, оказалось мало, взяли еще, в конце концов, вместе работают, коллеги, одно дело делают. Потом друг Перцова присоединился, Кабанов посторонних людей не любил, но это парень хороший, спортсмен, да и сержант за него поручился. Втроем крепко загудели... И за жизнь говорили, и на судьбу жаловались, и обнимались, и целовались. Спортсмен работой группы интересовался. Кабанов рассказал, как на прошлой неделе обрез от самого живота отбил, как армянских террористов повязал, много всякого рассказал, чтоб знал, каково в ментовской шкуре приходится... На другой день вспоминал -- не болтнул ли лишнего, но не вспомнил. Успокоил себя тем, что никаких особых секретов он и сам не знает. Но на Перцова смотрел с еще большей неприязнью, чем обычно. А Гена Сысоев доложил шефу, что на хате у Клыка были кагэбэшники, фамилия одного -- Васильев. -- Значит, точно они деньги забрали, -- резюмировал Седой. -- И бомжа они подставили. Да и не бомж он никакой, видно, маскировался для дела... Надо этого Васильева за вымя брать... -- Где ж его искать по Москве? -- резонно поинтересовался Сысоев. -- Вызовем спеца, проконсультируемся. За двести "зеленых" полный расклад получим. Спецом оказался майор из окружного управления с одутловатой физиономией пройдохи и наглыми выпуклыми глазами. Выслушав задачу, он покачал головой. -- По адресному -- бесполезно, в кадры к ним руку не засунешь. -- Найди какого-нибудь чекиста, ему проще разузнать, -- подсказал Седой. Мордастый усмехнулся. -- У них с этим сложно. Там друг за другом слежка идет: то телефоны слушают, то "наружку" кидают... Каждый под колпаком, потому они всего боятся и на контакт не идут. -- Не идут, говоришь? -- переспросил Седой, и губы его скривились. -- Как правило, нет, -- повторил майор. Он немного подумал. -- Есть один способ... -- Это другой разговор. -- Седой поощряюще похлопал его по плечу. -- У нас тоже адрес и телефон черта с два получишь. А в поликлинике на каждого карточка, в ней и адрес, и члены семьи, и телефон. Кстати, там хоть и вахтер на входе, а войти можно свободно. Я могу десять способов подсказать. -- Достаточно одного, -- процедил Сысоев. Поликлиника КГБ СССР никогда не имела вывески, поэтому ничего не приходилось менять в ходе сотрясающих ведомство реорганизаций, тем более что обслуживаемый контингент не менялся, даже если служба отделялась и становилась самостоятельной. Сысоев остановил "Ауди" в ста метрах от массивных дверей подъезда с аккуратными шторками на стеклянных проемах. Морщась, полоснул по пальцу ножом, обмотал платком и быстро подошел ко входу. Здесь он убрал платок и открыл дверь. Отставник-вахтер привстал с места, но кровоточащий палец поставил его в тупик: как быть? Вход разрешен сотрудникам по удостоверениям и членам семьи по пропускам. Окровавленная рука пропуском не является, но выталкивать раненого, который уже видит мельтешащие тут и там белые халаты, тоже неловко. Он быстро снял трубку внутреннего телефона и соединился с заведующим. -- Оказать неотложную помощь в вестибюле, дальше не пускать, -- распорядился тот. -- В случае необходимости вызвать "скорую". Гена, не дожидаясь разрешения, прошел к регистратуре, показывая рану молоденькой санитарке, стоящей за стойкой. -- Сейчас, -- пискнула та, вытаскивая из стола вату и кусок бинта. -- Где йод? Сверху уже спускалась медсестра с сумочкой, в которой имелось все необходимое. Через несколько минут порез был обработан и забинтован. Не сказав ни слова, медсестра ушла. Молоденькая санитарка смотрела с сочувствием. -- Как это вас угораздило? -- Колесо в машине менял. -- Гена обаятельно улыбнулся. -- Как вас зовут? Дальше все пошло по плану: вечером он отвез ее домой, на другой день они сидели за столиком в ресторане, а потом лежали в постели. Поскольку Гена разыскивал армейского товарища, который вроде бы служил в системе ГБ, девушка нашла медицинскую карту Васильева, списала адрес и телефоны и передала новому другу. Гена сразу же позвонил. -- Васильев будет в конце недели, -- ответили на службе. -- Он в командировке, -- прояснила дело жена. Глава двадцатая -- Знаете, когда я окончательно убедился в том, что вы не связаны с КГБ? -- Смит улыбался одними глазами, и уголки губ чуть подрагивали. -- Когда узнал, что вы сидели в тюрьме! КГБ не позволяет сажать своих людей... -- Похоже, вы защитились на КГБ, -- деланно-небрежно сказал Асмодей. Он думал о том, что они поторопились уничтожить карточку в информационном центре ГУВД. Если ЦРУ решит проверить его еще раз и пойдет по этому пути, то отсутствие официальных сведений о судимости вызовет серьезные подозрения. -- Еще одним доводом явилось то, что за нами никто не следит. Уже час Смит прогуливал его вдоль Москвыреки, они дошли до Кропоткинской набережной, и, очевидно, кто-то внимательно контролировал обстановку вокруг, передавая разведчику нужную информацию. Или наоборот -- не передавая сигнала тревоги. -- К тому же я проверил наличие у вас радиопередающих и следящих электронных устройств... Асмодея бросило в жар. В правой руке он держал полученный от Межуева "дипломат" с встроенным диктофоном. Увидев своего больничного друга, он сразу же нажал замаскированную кнопку, включая запись. Каждое слово их диалога фиксировалось на тончайшей намагниченной проволоке. -- Результат отрицательный... Пот тек из подмышек, струился вдоль позвоночника, рубашка прилипла к лопаткам. Межуев сказал правду. Переносные контрольные приборь! фиксируют только активные электронные средства, именно поэтому при подобных контактах радиомикрофоны, передатчики и тому подобные штучки никогда не используются. -- Единственное, что меня смущает, -- продолжал Роберт Смит, -- металлический предмет массой в пятьсот девяносто граммов, закрепленный на теле слева, предположительно под мышкой. Обычно там носят оружие, судя по размерам, пистолет небольшого калибра: шесть тридцать пять или семь шестьдесят пять. -- Тут вы ошиблись, Роберт! -- Асмодей заставил себя непринужденно улыбнуться. -- Восемь миллиметров! Он полез в карман за разрешением. Разведчик внимательно изучил документ. -- Хорошо, что власти разрешили самооборону. В Москве очень неспокойно. Ужасный случай, о котором вы рассказали, -- тому подтверждение. Смит протянул документ обратно. -- Но дам вам совет -- не особо полагайтесь на газовый пистолет. Он может помочь против мелкого хулигана, но не защитит от бандита. Лично я предпочел бы четырнадцатизарядный "смит и вессон" тридцать восьмого калибра. По-вашему -- девять миллиметров. Весит он всего на триста граммов больше этой пукалки, -- американец небрежно ткнул пальцем в левую подмышку Асмодея, -- но эффект несравним! -- Вы хорошо разбираетесь в оружии. -- Да, у меня есть такой. -- Здесь? -- Нет, дома. Почему вы так внимательно смотрите? -- Итак, из нас двоих ошибся только один. -- То есть? -- Вы думали, что я работаю на КГБ, я считал вас сотрудником ЦРУ. Вы убедились в своей ошибке и привели доводы, подтверждающие мои подозрения. Они медленно шли навстречу легкому, пахнущему весной ветерку, и, когда Асмодей остановился, Смит сделал еще несколько шагов. Полы его длинного незастегнутого пальто взлетели, открыв на миг клетчатую подкладку. -- Почему вы это сделали? -- сказал Асмодей в настороженную спину. -- Зачем дали мне понять, что являетесь разведчиком? Вы не боитесь быть настолько откровенным? Смит обернулся. Он был на полголовы выше Асмодея, худощав и улыбчив. Но в данный момент выглядел совершенно серьезным. -- Откровенность -- залог доверия, -- тихо сказал он. И улыбнулся. -- Видите ли, Виктор, разведчик никогда не признается в том, что он разведчик. Бывают, конечно, особые обстоятельства: иголки под ногти, электроразряд в мошонку, пентонал натрия или скополамин... Я знаю об этом исключительно как журналист. Мне приходилось писать о ЦРУ, кстати, и о КГБ тоже. Так что фактурой я владею. А что касается страха... Наступило время открытости, эпоха свободы информационного обмена. Свобода убивает страх. К тому же вы не являетесь носителем государственных секретов. В чем же меня можно обвинить? Или даже заподозрить? -- То есть вы обвешались приборами радиоконтроля и суперсовременными металлодетекторами вовсе не из страха, а из обычной журналистской любознательности? -- Ради Бога, без шпионской терминологии, -- улыбнулся Смит. -- У нас это обычный ширпотреб, продается в каждом квартале. А осторожность нужна не только шпиону. За вторжение в частную жизнь, диффамацию с меня могут взыскать огромные суммы. Сейчас и в России завели моду предъявлять миллионные иски! -- Вы собираетесь вторгаться в чью-то жизнь? В Москве? Смит покаянно склонил голову. -- Да. Причем хочу просить вас о помощи. -- Интересно. -- Давайте зайдем куда-нибудь пообедать. Там и поговорим. Асмодей был голоден, но сразу же подумал о чемоданчике: удастся ли как следует разместить? Межуев сказал, что микрофон очень чувствительный и берет разговор в радиусе полутора метров. И все же... Вдруг придется поставить его под стол... -- Извините, Роберт, хотя вы и убедились, что за мной не следят, но я не уверен, что не следят и за вами. В прежние времена у нас очень любили слежку за иностранцами. А в моем положении, согласитесь, совершенно излишне наживать неприятности с властями. "Образцовый сотрудник ЧК, -- мелькнула ироничная мысль. -- Хоть жрать охота, но дело прежде всего". Он действительно вел себя так, как будто полученное задание вытеснило все остальное в жизни. Но объяснялось это отнюдь не осознанием своего общественно-служебного долга. Просто цели Асмодея и Клячкина сейчас совпадали. Смит глянул удивленно. -- Если нас засекли, то обед не добавит вам неприятностей. Если нет... Конечно, можно учесть риск нарваться на засаду. Но он практически равен нулю. Ну откуда КГБ мог знать, что мы зайдем в это кафе? Он взял Асмодея под локоть и увлек к небольшому павильончику с яркой вывеской и расписанными иностранными словами витринами. Одна из многочисленных точек по превращению второсортных продуктов, поддельных ликеров, самодельных водки и коньяка, контрабандных сигарет, одуряющей музыки в деньги, обязательно обмениваемые на доллары и укрепляющие фундамент благосостояния владельца, тешащего ущемленное самолюбие вчерашнего троечника огромными буквами собственного имени, вынесенного в название заведения. Эта точка называлась "Пицца-бар "Александр". Кроме пиццы, симпатичная, вульгарного вида девица разносила деликатесные закуски: бастурму, икру, маринованные грибы, оливки с перцем. Смит с Клячкиным сели у окна, и Асмодей поставил чемоданчик на подоконник, порадовавшись, что проблем с этим не возникло. За обедом они говорили на общие тьмы: о сравнительной стоимости жизни в России и других странах, о политических и экономических перспективах, о криминальной обстановке в Москве. -- Да, совсем забыл. -- Смит извлек из дорогой кожаной папки две яркие коробочки. -- Препарат, поддерживающий внутриклеточный обмен в печени. Очень рекомендую. Нам с вами не следует забывать о здоровье. -- Спасибо. Давайте за него и выпьем. В больнице мы были лишены такой возможности. Они допили остатки водки из плоской, как фляжка, бутылочки с яркой этикеткой "Смирнофф". Асмодей удовлетворенно отметил, что водка настоящая. -- Вы внимательно читаете газеты? -- поинтересовался Смит, когда принесли кофе. -- Скорее нет, чем да. -- Асмодей отхлебнул горячей черной жидкости без вкуса и запаха. Американец медленно открыл папку. "Наверное, у него там тоже диктофон", -- подумал Клячкин. -- Просмотрите две статьи. -- Смит положил на стол газеты. -- Вот здесь: "Куда же делось мыло? ". Он указал пальцем. -- И вот: "Мыло для подземной войны". -- Похоже, вы всерьез заинтересовались мылом, -- пробормотал Асмодей, приступая к чтению. Роберт Смит неторопливо прихлебывал скверный кофе, незаметно рассматривая сидящего напротив человека. Гладко выбрит, пахнет хорошим одеколоном, достаточно уверенно держится, одет в неплохой по здешним меркам костюм. Он образован, грамотен, коммуникабелен, охотно идет на контакт. Словом, подходит по всем статьям. Если только он не работает на КГБ. Как и все его коллеги, Смит внимательно следил за изменениями в организационно-штатном устройстве российской контрразведки и знал о происходящих переименованиях, но называл ее исключительно по аббревиатуре, известной в мире на протяжении многих десятилетий. Пока все проверки дали отрицательный результат, но это ничего не значит. В разведке всегда подозревается худшее. Исходя из подобного принципа, Смит не исключал, что гражданин России Клячкин выполняет задание властей, а в демонстративно выставленном на подоконнике "дипломате" находится записывающее устройство. Хотя так грубо и примитивно, конечно, никто не работает. А с другой стороны -- чем проще, тем надежней. Не попросишь же доброго товарища, к которому расположен всей душой: "Открой чемодан, проверим, что там внутри!" Какие, после этого, к черту, психологический контакт и взаимное доверие! Тем более если устройство и есть, его так просто не распознаешь: какая-нибудь пластинка с нанесенными микросхемами, зашитая в кожвинил -- надо кромсать ножницами на куски. Смит допил кофе и вздохнул. И вообще, если его "водит" КГБ, то записать могут как угодно. Зайдут со стороны кухни, прикажут официантке -- русский народ на эти дела дисциплинирован, -- она и засунет магнитофон в передник или поставит микрофон в салфетницу на соседний столик. Разведчик прощупывающе осмотрел карман на переднике приближающейся официантки. Та поняла взгляд по-своему и слегка улыбнулась. -- Еще два кофе и сигареты. Теперь американец осматривал ее сзади, но уже по-другому: обычная мужская оценка талии, бедер, ног. Смит знал, что мания преследования и патологическая подозрительность -- профессиональная болезнь разведчиков. Очень важно уметь переключаться. Если не получается -- надо уходить в отставку, иначе окажешься пожизненным клиентом психиатрических лечебниц. Или осужденным на пожизненное заключение. Здесь пока сверхдолгих сроков не ввели, но десять-пятнадцать лет в российской тюрьме -- вряд ли более мягкая мера. Смит вздохнул еще раз. Ему ничто не угрожает. Он не получает секретных сведений, не подрывает обороноспособность страны пребывания. То, о чем он собирается просить, даже записанное на десять пленок, не способно послужить основанием для обвинения в шпионаже. А дальше, по ходу дела, подлинное лицо больничного сотоварища обязательно проявится. -- Ваш кофе. -- Официантка откровенно строила глазки, но он не обратил на нее никакого внимания. "Сам себя пугаю, сам себя успокаиваю, -- подумал разведчик. -- Надо уходить с оперативной работы". Он давно собирался сменить "поле" на уютный кабинет руководителя регионального сектора ЦРУ. Африка, Монголия, Россия... Он хорошо знал тамошние условия, резидентуры, агентурную сеть. Решение вызрело. Но... Для того чтобы уйти красиво и с почестями осесть в Лэнгли, следовало под занавес добиться хорошего результата. Землетрясения в Сан-Франциско и Лос-Анджелесе дали пищу не только для бульварной прессы. Сенатский комитет по разведке и национальной безопасности рассматривал вопрос о "руке Москвы" и направил соответствующее задание Центральному разведывательному управлению. Подтвердить или опровергнуть подозрения о причастности к катастрофам советских спецслужб должен был специальный агент по особым поручениям Роберт Смит. Причем успех возможен только при положительном результате. Никто не запомнит человека, сказавшего: "Джентльмены, это ошибка. Москва не имеет к землетрясениям ни малейшего отношения! Да и зачем им это нужно? Придумать такое мог только полный идиот, страдающий паранойей со времен "холодной войны". Другое дело -- герой, разоблачивший злодейские происки. Или хотя бы подтвердивший их возможность, пусть и не сумевший добыть полных и неопровержимых доказательств. А когда речь идет о глубоко спрятанных секретах, почти всегда вместо доказательств довольствуются вероятностью, особенно когда она достаточно высока. Оценку же степени вероятности дает добывающий информацию сотрудник. Даже если эти умники из Совета по надзору за разведкой поставят выводы агента под сомнение, -- ну и что? Сами они не сунутся "на холод", и послать некого. Последней инстанцией остается вернувшийся оттуда офицер -- вызовут и устроят перекрестный допрос. А Роберт Смит знал, что ответить. -- Интересно. -- Асмодей отложил прочитанные газеты. -- А какое отношение все это имеет ко мне? Разведчик внимательно смотрел на сидящего напротив человека. Успех специального агента Роберта Смита зависел от него во многом. Если не во всем. -- В России сейчас много сенсаций. -- Смит аккуратно сложил газеты и спрятал в свою папку. -- То сообщают о заговоре против Президента, то о миллионных счетах членов правительства в швейцарских банках... Асмодей пил остывший кофе и слушал. Межуев не говорил ему, о чем поведет речь Роберт Смит. Асмодей был уверен, что контрразведчик этого и не знает. -- Я не хочу лезть в политику и скандалы. А вот возможность "подземной войны" не оставит читателей равнодушными. Даже если статьи правдивы только наполовину. Или на четверть. Или вообще не содержат правды! Одним словом, тема беспроигрышная, и я хочу за нее взяться... Асмодей молча ждал продолжения. -- Вас я прошу выступить в роли репортера. У русских газетчиков это называется "нештатный корреспондент" или "корреспондент на гонораре". Я плачу гонорар, вы помогаете собирать материал для статьи. -- Фотографировать секретные военные объекты? -- Избави Бог! Вы встретитесь с социологом Каймаковым и попросите разрешения ознакомиться с собранными им материалами. Узнаете фамилию бывшего солдата, которого он обозначил только буквой Б. Спросите, что не вошло в текст. Поинтересуетесь источниками его осведомленности. Может, имеются какие-то документальные материалы, в одном месте он на это намекает. За оказание содействия заплатите ему, сколько скажет. Все совершенно законно и легально. -- А как я объясню свой интерес? -- Согласитесь, вам это сделать легче, чем мне. Скажете, что тоже пишете статью, или диссертацию, или принадлежите к пацифистам и хотите разоблачать военщину. Мне же надо двое суток доказывать, что я не агент ЦРУ. И довольно много шансов за то, что он мне не поверит. Асмодей сделал вид, что задумался. Смит опустил на скатерть узкий конверт. -- Здесь аванс. Две тысячи долларов. Асмодей посмотрел на него. -- Прогуляемся? Здесь ужасно накурено. Конверт он небрежно сунул в карман. "Правильно говорится: деньги идут к деньгам", -- подумал он, поднимаясь из-за стола и подхватывая "дипломат". Межуев сказал, что пленки хватит на два с половиной часа записи. Время на исходе. Асмодей нажал замаскированную кнопку выключения аппаратуры. Это логически мотивировано и не должно вызвать подозрений. Но ничего не произошло: запись продолжалась. Замаскированная кнопка выполняла Две функции: выключала бдительность Асмодея и фиксировала момент, с которого он считал нужным закончить запись. -- Хорошо, Роберт, -- сказал Асмодей, когда они вышли на улицу. -- Я окажу вам помощь и даже готов считать ее обычной репортерской работой. Но мне нужна ответная услуга, более существенная, чем деньги. -- Рад помочь. Смит действительно обрадовался. Когда агент проявляет заинтересованность, обычно он работает на совесть. -- Выезд в США, минуя таможенный контроль. Например, через Прибалтику. И гражданство США по прибытии. Ваша газета может это устроить? Смит весело рассмеялся. -- У вас хорошее чувство юмора, Виктор. Думаю, мы сможем это устроить. Наша газета имеет очень большое влияние. Смит продолжал смеяться. Он испытывал облегчение: раз агент решает свои личные, "шкурные" вопросы с подозрительным чемоданчиком в руках -- значит, никакого магнитофона на интегральных схемах в нем нет. Потому что каждый разведчик знает: у этих штучек очень большой ресурс записи и они никогда не выключаются. Отпечатанная в одном экземпляре, копия звукозаписи имела ряд пометок. Читавший первым Межуев просто отчеркнул карандашом наиболее интересные места. Дронов черными чернилами на полях наложил свои резолюции. Теперь Верлинов зеленой пастой накладывал свои. Против диалога о газовом пистолете Дронов написал: "Изъять к чертовой матери!", Верлинов начертал: "Не обижая А., разъясните, что на операции его лучше не брать". Упоминание Смитом двух газетных статей сопровождалось черным восклицательным знаком и двумя зелеными. Задание, данное Асмодею, Дронов оценил большим "плюсом", а Верлинов написал: "Поощрить инициатора разработки". Наконец, все, что шло после имитации отключения записи, сопровождала черная линия и нервная фраза: "Разработать мероприятия противодействия. Вот гадюка!" Зеленая резолюция выглядела более лаконичной: "Т. Межуев. Прошу переговорить". Отложив документ, Верлинов задумался. Его человек в правительстве сообщил, что новый начальник Федеральной службы контрразведки не намерен мириться с автономией одиннадцатого отдела. И при нынешней расстановке политических сил противостоять ему вряд ли удастся. Почтительно постучав, в кабинет вошел начальник секретариата. По лицу было видно, что он принес не самые лучшие новости. -- Факс на ваше имя, -- доложил он, не глядя в глаза. -- "В трехдневный срок подготовить документы для аттестации сотрудников бывшего одиннадцатого отдела упраздненного КГБ СССР. В связи с предстоящей реорганизацией отдела представить материалы для ревизии финансовохозяйственной деятельности, которая поручена финансово-плановому управлению ФСК Российской Федерации. Подготовить оперативные дела и материалы для проверки комиссией, назначенной руководством ФСК РФ. Подпись: директор Федеральной службы контрразведки... ". "Это конец!" -- подумал Верлинов, а вслух сказал: -- Сколько раз нас подмять пытались, не помните? И я не помню. Как работали, так и будем работать! Обоснование для Президента я сам подготовлю! На лице генерала не дрогнул ни один мускул, голос был уверенный, как и всегда. Начальник секретариата вышел успокоенным, а через полчаса весь личный состав узнал, что грозная депеша -- всего-навсего очередная попытка прибрать отдел к рукам, обреченная, как и все предыдущие, на провал. Когда Государственная дума переходила к обсуждению вопросов, выделенных в повестке дня в раздел "Разное", на трибуну прорвался депутат Чесноков, известный как сдержанный центрист. Сейчас он был возбужден и нервно потрясал газетами. -- В обстановке полной бесконтрольности военные проводят чудовищные эксперименты, вызывая искусственные землетрясения! Журналисты и социологи провели специальные исследования и привели убедительные факты! Есть свидетели, документы, заключения экспертов. Нет только одного: реакции со стороны власти! Два обоснованных газетных выступления не привлекли ничьего внимания! Я предлагаю создать специальную комиссию по расследованию изложенных здесь фактов! После Чеснокова выступили еще четыре депутата. Все они читали статьи "Куда же делось мыло?" и "Мыло для подземной войны", слушали передачи зарубежных радиостанций и были очень озабочены, а потому требовали парламентского расследования. Обычно идеи расследований поддерживают все депутаты, независимо от политической окраски. Возражают лишь те, против кого эти расследования могут обернуться. Наученный горьким опытом предшественников, спикер проявил мудрость и предложил заслушать мнение представителей Министерства обороны. По случайному стечению обстоятельств в зале оказался заместитель министра, которому тут же предоставили трибуну. К удивлению присутствующих, генерал-полковник сказал, что военные заинтересованы в поддержании незапятнанной репутации армии и в разоблачении враждебных наветов, а потому полностью поддерживают идею создания парламентской комиссии, которая сумеет установить объективную истину. Проголосовали почти единогласно, против были всего четыре депутата, которые всегда голосуют против, демонстрируя таким образом свою самостоятельность и самобытность. Когда Верлинову позвонили и сообщили, что комиссия создана, он отреагировал довольно сдержанно. -- Если проверка затянется, никакого смысла в ней уже не будет, -- сухо сказал генерал и положил трубку, вернувшись к подготовленному оперативным отделом плану ликвидации преступных сообществ. Покойные Лепешкин и Медведев назвали сорок два активно действующих преступника, имеющих солидный вес в криминальном мире, и несколько десятков более мелких фигур, совершающих, однако, тяжкие преступления. Кроме того, они засветили восемь притонов, четыре катрана и шесть мест укрытия лиц, находящихся в розыске. Оперативный отдел рассчитал, что для проведения операции требуется двадцать групп захвата из трех бойцов каждая, пятнадцать легковых автомобилей, два крытых грузовика и четыре микроавтобуса. Для приема и сортировки задержанных требовалось десять сотрудников и пять помещений площадью по тридцать квадратных метров. Необходимы также четыре группы документирования из двух человек, снабженных достаточным запасом "сыворотки правды", резервные группы захвата для выезда по новым фактам, конвой и охрана задержанных. В случае ликвидации преступников своими силами следовало создать три группы исполнителей, при передаче их традиционным органам правоохраны такой необходимости не возникало. Аналитики просчитали более высокую эффективность первого варианта. В противном случае восемьдесят процентов задержанных окажутся на свободе через трое суток, еще шестнадцать -- через десять. По существу, операция тогда не имела смысла. Первый вариант обещал снижение уровня тяжких преступлений на девяносто пять процентов, что должно ощутимо изменить криминальную обстановку. Благодарным жителям останется проголосовать за того, кто умеет наводить порядок. Верлинов откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Сейчас для одиннадцатого отдела наступил крайне опасный момент, противнику нельзя давать ни малейшего повода. Поэтому чистку Москвы от преступных элементов придется отложить до начала работы переходного правительства. А этот момент следует максимально приблизить, значит, надо форсировать "Расшифровку", важнейшим элементом которой являлась начатая вчера операция "Пески". Верлинов поднял трубку высокочастотной правительственной связи и соединился с министром национальной безопасности Туркменистана. -- Салям алейкум, дорогой! -- радостно отозвался тот. Но Верлинов не слишком обольщался доброжелательным тоном. Четыре-пять лет назад, когда КГБ был всесоюзным монолитом, -- тогда да... А сейчас готовность помочь могла ровным счетом ничего не значить. -- Встретили твоих людей на узбекской границе, все решили как положено... Точка проведения операции находилась на юго-востоке Туркмении, в треугольнике между Узбекистаном и Афганистаном. По прямой линии от Ашхабада до нее было семьсот двенадцать километров, от Ташкента -- четыреста девяносто, от Душанбе -- двести шестьдесят. Поэтому борт, выполняющий спецрейс с группой и техникой для операции "Пески", приземлился в душанбинском аэропорту. Но суверенность республик не способствовала беспрепятственному движению даже по кратчайшему пути. Генерал Верлинов задействовал старые связи в министерствах безопасности Таджикистана, Узбекистана и Туркмении, однако до последнего не был уверен в успешном прохождении двухсотшестидесятикилометрового маршрута. Сложнее всего пришлось в Таджикистане, раздираемом клановыми междуусобицами. Помощник президента по делам национальной безопасности и старый приятель Дайр заверил, что все будет хорошо, однако Верлинов подстраховался, подкрепив полученное обещание российским мотострелковым батальоном, оцепившим место разгрузки военно-транспортного самолета и сопроводившего группу до границы. В Узбекистане их встретили сурхандарьинские чекисты и без происшествий провели по своей территории. Теперь старый знакомец, улыбчивый рыхлый Ашур, подтвердил прибытие специальной группы на место. -- Спасибо, -- сказал Верлинов. -- Я твой должник. -- Какие счеты, дорогой! -- заливался Ашур. -- Приезжай в гости, барана резать будем, плов делать будем, все как положено... На Востоке принято улыбаться. Приветствовавший гостей на таджикской земле Дайр -- сухощавый, в аккуратном европейском костюме, золоченых очках, наблюдая за разгрузкой, все время улыбался. Он умел определять номенклатуру военных грузов даже в ящиках, брезентовых чехлах и под маскировочной сетью. Вечером, за богатым дастарханом, он ел белый плов с горохом и жареную баранину, улыбаясь, поднимал наполненный водкой стакан, адресуя учтивые слова сотрапезнику -- бородатому крепкому человеку в национальной одежде с обветренным, обожженным солнцем лицом. -- Много пулеметов, -- деловито докладывал он в перерывах между здравицами. -- Больше десяти. Снайперские винтовки, "стингер", еще какая-то труба, вроде гранатомета... Пистолеты двадцатизарядные, гранаты... Машина под брезентом, что-то непонятное в ящике, бурильная установка, тоже замаскированная... Улыбаясь, Дайр произнес очередной тост, на этот раз -- за победу, за освобождение Таджикистана. -- Генерал, что мне звонил, большая шишка в КГБ. Вел секретные военные проекты. И сюда он неспроста людей послал. Что-то затевает на границе... Сотрапезником улыбчивого Дайра был один из руководителей движения Исламское освобождение Таджикистана. Движение объединяло боевиков оппозиции, оставшихся на территории республики, и вооруженные отряды, укрывшиеся в Афганистане, поддерживало тесные контакты с моджахедами генерала Дустума. В случае свержения нынешнего правительства сидящий за дастарханом человек становился видной фигурой в новом руководстве страны. Пока же он обдумывал материальные, военные и политические выгоды от нападения на дерзко проникших в их края неверных. И улыбался в ответ Дайру. Глава двадцать первая Весть о новых людях разносится в пустыне довольно быстро. Ответственный за контакты с местным населением Сайд на родном языке охотно рассказывал всем желающим, что экспедиция ищет воду. Такое объяснение очень правдоподобно и легко принимается за правду: там, где страдают от жажды, свято верят в чудо -- бьющий из песка фонтан бесценной жидкости. Все, что поддерживает надежду, принимается без особых размышлений. Только туркменские чекисты вряд ли поверили в легенду, особенно после того, как Васильев перед расчехлением грузов настоял на их возвращении в город, благодарно уверив, что необходимости в дальнейшей помощи нет. Если бы житель ближайшего населенного пункта -- поселка Мукры подошел к лагерю "искателей воды", он подумал бы, что снимается кино: буровая установка с иностранными надписями, потрепанный "Додж" с номерами штата Калифорния, два человека -- высокий рыжий европеец и сухощавый азиат в явно ненашенском облачении: ярко-оранжевых касках и синих полукомбинезонах -- центральные фигуры происходящего, именно вокруг них суетились то ли ассистенты режиссера, то ли операторы. Единственное, что не вписывалось в версию киносъемки, -- отсутствие кинокамер и большой отряд охраны, по численности почти вдвое превосходящий основную группу. Бойцы в камуфляжных спецкомплектах "Пустыня-92" кольцом окружили лагерь, контролируя подходы к нему. Сами они оставались практически незаметны даже с десятка метров, но у аборигенов не было никаких шансов увидеть происходящее возле буровой установки. -- Так тоже не пойдет. -- Богосов устало оторвался от блестящего цилиндрика, окуляр которого имитировал видоискатель видеокамеры. -- Саксаул в кадре, а его никак не спутаешь с креозотовым кустарником. -- Можно вырубить, -- сказал Васильев. Он был в светлом пустынном камуфляже, на голове широкополая шляпа с пробковой прокладкой и вентиляционными отверстиями, темные очки, лицо успело обгореть. Пистолет он носил скрытно, под комбинезоном, карман над коленом оттягивала граната. Богосов покачал головой. -- Там еще характерный рельеф. В задачу специалиста инсценировок входило не допустить в кадр ни одного идентификационного признака. Угол падения тени, приметный бархан или такыр, промелькнувшая кобра могли выдать подлинное время и место действия. Поэтому Богосов работал очень кропотливо. До вылета он замучил рыжего "геолога" расспросами о приметах и характерных особенностях "Доджа", типе шин, одежде, погоде в этот сезон. Уже два дня инсценировщик не мог подобрать безупречную композицию. Бывший нелегал начал нервничать и сменил излюбленный напиток. Всю дорогу и первый день он пил только чай. -- Передвинем буровую на семь метров вправо, а снимать будем отсюда, тогда нормально! -- крикнул помощник Богосова, и тот направился апробировать своим окуляром новую точку. "Иван Петрович Иванов" прошел в палатку, достал из аккумуляторного холодильника бутылку, плеснул в пластиковый стакан и быстро выпил. Гипнотизер Верлинова за несколько дней привел его в норму, он спокойно перенес перелет и суточное продвижение через территории трех республик. Внезапно вновь накатила мутная волна страха и душевных переживаний. Он знал: всему виной возвращение туда, куда возвращаться нельзя. Ведь то, что остальным казалось инсценировочной площадкой, для него являлось куском прошлой жизни. Это его машина стояла неподалеку от буровой. Этот номер он получал в дорожной полиции штата Калифорния. И пески вокруг были песками Мохаве. Но если машина специально сделана похожей, а номер искусно изготовлен в лаборатории КГБ, если за тентом палатки вовсе не Мохаве, а тщательно подобранный уголок на противоположной стороне земного шара, то кто есть он сам? За несколько минут водка успела согреться, и очередная порция прошла с трудом. Еще труднее оказалось удержать ее внутри. Кто есть он сам? Кто стоит в двадцати футах, улыбаясь неизвестно чему? Ведь Чен мертв. Он сам убил Чена. Пусть без умысла -- это дела не меняет. Чен не был кадровым сотрудником Центра, значит, его жизнь не шла ни в какое сравнение с жизнью майора Свиридова. Он удивился, что помнит свою фамилию. За десять лет блужданий по пустыням Большого Бассейна он привык к другому имени и здесь представлялся им. Нет, он предупредил Чена! Тот вернулся сам, видно, надеялся успеть... Значит, крови товарища на нем нет... Он убил только того парня, который пришел за их жизнями. Самооборона. Обычная самооборона. А с Ченом -- несчастный случай. Да. Он допил водку. Теперь она стала почти горячей, и удержать ее внутри он не смог. Только успел выбежать из палатки. Вытерев рукавом рот, огляделся. Двое громил из "Альфы" смотрели на него с нескрываемым презрением. -- Знал я одного такого героя, -- нарочито громко сказал один другому. -- Он сделал дойной коровой ближайший бар и пил там с утра до вечера. А заодно сдаивал молочко -- слухи и сплетни, которые передавал в Центр как агентурную информацию. -- Это вы про меня? -- Он подошел к ним вплотную и поманил пальцем. -- Моей дойной коровой был атомный полигон в Неваде, -- почти прошептал он. -- А молочком -- дейтериевая бомба с лазерной накачкой. Ясно? Только сами понимаете... Он приложил палец к губам. -- Хотите выпить? Кстати, вы не знаете: если человека разорвало на куски, он может ожить? Хотя откуда вам знать! Безнадежно махнув рукой, он направился к китайцу. -- Ты же настоящий Чен! Помнишь, я сказал: сейчас взорвется, отойди подальше? Я сказал это! Почему ты вернулся? Почему? Он вцепился во влажную рубашку, китаец недовольно высвободился и отошел в сторону. -- Дружище, Джек! -- Васильев обнял его за плечи. -- Тебя разморило на солнце, надо немного отдохнуть. И больше ни капли... Джек-Иванов-Свиридов протестующе замычал. -- Да, ни капли! -- твердо повторил Васильев, увлекая его в палатку. -- Богосов нашел нужный ракурс, завтра будем заканчивать. Поэтому надо держаться в форме... -- Знаешь что? -- Бывший разведчик нервно оглянулся. -- Я чувствую -- мне отсюда не выбраться. -- Не ерунди... -- Чутье... Оно никогда не подводило. Я и там почему живым остался? Как толкнуло что -- заглянул в сумку к этому парню... А там взрывчатка с часовым механизмом! Я и передвинул стрелки назад. Но Чена предупредил! -- Сейчас отоспись и придешь в норму. -- Я еще в Москве чувствовал, никак не хотел лететь, ваш генерал уговорил... И мне конец, и всем... Васильев затащил его в палатку. -- Отдыхай. Некоторые еще и чертей видят... Буровую и "Додж" закрыли брезентом. Васильев уменьшил количество постов. Теперь охрану несли четыре снайпера, нацелившие "СВД" во все стороны света, их подстраховывали два автоматчика. Все остальные собрались под огромным брезентовым навесом, где молодой парнишка -- единственный в группе рядовой срочной службы накрывал сдвинутые в ряд складные столы. -- Что на обед, Вова? -- Борщ сварил, -- весело отозвался повар. -- Сайд лепешки свежие привез. На второе, извиняйте, консервы. Топлива не хватило, когда саксаул запасал, не рассчитал... Зато компот есть! Тридцать две ложки ударили об алюминиевые миски. Кроме находящихся в дозоре, не хватало двоих: Джек тяжелым сном забылся в палатке, старший десятки "альфовцев" поехал за тридцать километров на погранзаставу. Границу охраняли смешанные российско-туркменские погранвойска. Офицеры в основном -- русские, солдаты -- местные. Замкомандира заставы тоже оказался русским. -- Вороненков, -- начинающий тяжелеть мужик лет сорока, с кирпичным, как у туркмена, лицом протянул руку. -- Мне вчера сообщили: целая армия прибыла, с оружием, -- улыбаясь, рассказал он. -- Звоню в округ -- никто не знает. В министерство национальной безопасности -- они в курсе. Москвичи, говорят, воду ищут. Ну, насчет воды не поверил, но успокоился: свои как-никак... Распив с земляком бутылку водки, руководитель десятки через два часа вернулся в лагерь. -- Граница спокойная, -- пересказал он Васильеву полученную информацию. -- На той стороне несколько лагерей таджикских беженцев -- километров семьдесят -- сто ближе к востоку. Сюда они не лезут, контрабандисты изредка проходят, но стараются в бой не ввязываться. Там на заставе всего тридцать солдат, меньше, чем нас... Но он свою частоту дал, позывной: если что, мол, вызывайте -- поможем. -- Обойдется, -- сказал Васильев. -- Завтра закончим -- и домой. Никогда нельзя загадывать благополучный исход рискованного предприятия, а уж если это делаешь, надо обязательно постучать по дереву. Васильев не придавал значения приметам, к тому же и дерева под рукой не было. Возможно, именно поэтому все так и получилось. А может, роль детонатора сыграла политическая ситуация на прилегающей территории Афганистана. В лагерях беженцев из Таджикистана, или "оппозиции", как сами они себя называли, хотя на самом деле являлись незаконными вооруженными формированиями проигравшего клана Бобо Сайгака, моральный дух падал с каждым днем. Надежды на быструю победу и захват власти не оправдались, не они вылавливали и резали скрывающихся врагов, наоборот -- враги торжествовали, а самим приходилось отсиживаться на чужой рыже-коричневой каменистой земле, покрытой уродливыми синими пятнами палаток. И уничтожить границу не удалось, потому что предатели договорились с неверными -- новые силы, оружие и техника потекли на заставы из могучей России. Вертолеты, БТРы, легкие орудия... Каждый налет обходился теперь большой кровью, а если сидеть без дела в убогих, наполовину зарытых в землю лагерях, боевой дух угаснет совсем. К тому же генерал Дусту м, контролирующий северную часть Афганистана, выражает недовольство скоплением на его территории крупных вооруженных отрядов. Он терпелив, пока существует вероятность, что беженцы победителями вернутся на свою землю, сохранив теплые чувства к приютившему их соседу. Но стоит надежде исчезнуть -- и они мгновенно превратятся в нерегулярные боевые силы, дестабилизирующие обстановку на подконтрольных территориях. Поэтому штаб Исламского освобождения Таджикистана решил воспользоваться удобным случаем и провести операцию в приграничье Туркмении. Российская группа как нельзя лучше олицетворяет собой образ врага, к тому же они в шпионских целях бесцеремонно вторглись на священную исламскую землю. Захватив документы, технику, пленных, можно раздуть большой скандал... К тому же трофеи, оружие. И самое главное: возвратить ощущение победы сникшим, растерянным бойцам, встряхнуть все лагеря оппозиции -- слухи разлетаются быстро. А для укрепления дружбы с моджахедами привлечь к операции когото из полевых командиров. "Директору Федеральной службы контрразведки Российской Федерации. Реорганизация Министерства безопасности России в Федеральную службу контрразведки резко сузила круг вопросов, относящихся к ведению последней. Задачи, решаемые одиннадцатым отделом, не входят в компетенцию ФСК. В связи со спецификой деятельности одиннадцатый отдел в системе КГБ СССР обладал фактической самостоятельностью, которая сохранилась до настоящего времени и выражается в целевом финансировании и материально-техническом обеспечении. Нами подготовлено и внесено Президенту России и в Правительство РФ обоснование о придании одиннадцатому отделу правового статуса самостоятельного органа и реорганизации его в Министерство внутреннего контроля РФ. С учетом изложенного "Ваши предписания об аттестации сотрудников отдела, проверке его оперативной и финансово-хозяйственной деятельности являются неприемлемыми и не могут быть выполнены. Генерал-майор госбезопасности Верлинов". Размашистая подпись черными чернилами выглядела солидно. Еще внушительнее она бы смотрелась в обрамлении другого печатного текста -- например: "Министр внутреннего контроля России Верлинов". Или: "Премьер-министр Верлинов". Или... Верлинов вручил документ начальнику секретариата. -- Отправьте немедленно. -- Есть! -- Как те два письма? -- Доставлены вчера вечером. Вручили лично премьеру, а второе -- первому помощнику Президента. -- Хорошо, идите! -- Есть! -- Седой подполковник, как всегда, четко развернулся кругом. Верлинов встал из-за стола и прошелся по кабинету. Итак, бунт начат. Мятежный корабль вышел из кильватерной колонны, поднял собственный флаг и высказал свои требования. И хотя они обоснованны и продуманны, а предложения логичны и полезны, хорошо бы восставшим, кроме справедливости и правильности, иметь на борту мощную артиллерию. Крупный калибр действует куда убедительней самых верных и безошибочных аргументов. Генерал нажал клавишу селектора. -- Машину к подъезду. А оказавшись в бронированном салоне, уточнил маршрут следования: -- В институт. Он никогда не оповещал о своих планах заранее, ибо слишком хорошо знал цену излишней осведомленности даже самого близкого окружения. Бывший руководитель темы "Сдвиг" Данилов исполнял обязанности начальника института. Впрочем, он по-прежнему курировал подземные исследования. -- Пойдем посмотрим хозяйство, -- сказал генерал, дружески поздоровавшись с ученым. -- Что есть наиболее эффективное и реальное? -- Пожалуй, менталка. -- Данилов пропустил начальника одиннадцатого отдела в дверь перед собой. А когда они прошли половину длинного коридора в лабораторный корпус, добавил: -- И "Сдвиг" практически полностью отработан. "Отменная интуиция", -- подумал генерал. За несколько лет Данилов проделал стремительный путь вверх: от рядового, пусть и талантливого разработчика до практически руководителя мощного, с широкими финансовыми возможностями и уникальными, хотя и специфическими, научными задачами института. Он получил квартиру, служебную дачу, имел возможность купить по доступной цене машину, но отказался, довольствуясь "персоналкой". Он был умным человеком и понимал, что продвижением обязан Верлинову. Через месяц бывший начальник института, проходящий госпитальное обследование, уйдет на пенсию, и он станет полноправным руководителем, избавившись от неопределенной приставки "и, о. ". Значит, их интересы совпадали. И все же Верлинов не на сто процентов верил в успех предстоящего разговора. В лаборатории ментальных исследований за толстым стеклом был смонтирован в натуральную величину пульт запуска стратегических ракет, используемый в вооруженных силах стран НАТО. -- Покажем оба варианта, -- сказал Данилов начальнику лаборатории -- маленькому, чернявому, похожему на грача человечку. -- Дистанция? -- коротко спросил тот. -- Неважно. Но вне пределов прямой видимости. "Грач" сказал несколько слов в маленький передатчик. -- Вариант один -- несанкционированный запуск, -- пояснил он генералу. -- Давайте подойдем ближе к стеклу. Верлинов смотрел на пульт. Вспыхнула синяя лампочка, еще одна, еще... Стальная поверхность покрылась россыпью разноцветных огоньков. Особого впечатления это не производило. Но когда сдвинулась и медленно поползла в сторону предохранительная заслонка, появилось ощущение чуда: будто кто-то невидимый сидел в кресле оператора и с усилием обнажал пусковую кнопку. Со щелчком перекинулся небольшой рычажок, затем еще один. Качнулась вправо стрелка на градуированной шкале. -- Еще две операции, -- напряженно произнес начальник лаборатории. Он заметно волновался. Невидимый оператор с трудом провернул контрольный ключ. -- Смотрите за кнопкой, -- сказал Данилов. Большая красная кнопка в стальном углублении медленно опустилась. Зазвенел звонок. -- У них ревун -- это единственное отступление... Над пультом вспыхнула надпись по-английски. "Пуск произведен", -- машинально перевел Верлинов. Огни погасли. Лаборант в белом халате вернул все ручки и рычажки в исходное положение, сел в кресло оператора. -- Вариант два -- срыв запуска. -- "Грач" вновь склонился к передатчику. Лаборант включил пульт. Теперь лампочки загорелись после щелканья тумблеров и нажатия кнопок. Внезапно разноцветные огоньки погасли. Вспыхнуло аварийное табло. -- Перебои в сети питания, -- перевел Верлинов. -- Сейчас он перейдет на дублирующую систему... Огоньки вновь расцветили серую поверхность. Но теперь заело предохранительную заслонку, потом отказал один из тумблеров. -- Контрольное время безнадежно просрочено. Этого может оказаться достаточно. Ну а если нет, -- начальник лаборатории потер ладони, -- мы в состоянии решить вопрос радикально. Лаборант возился с упрямым тумблером, но победить не смог и задействовал резервную цепь. Однако контрольный ключ наглухо заклинило и сдвинуть его с места не удавалось. А тут из пульта появилась струйка дыма, вспыхнуло табло аварийной ситуации. -- Запас резервных систем надежности исчерпан. Запуск невозможен. -- Впечатляет, ничего не скажешь. Какова предельная дистанция? -- поинтересовался Верлинов. -- Девяносто пять процентов успеха с километра, дальше эффективность падает прямо пропорционально расстоянию. Двумя-тремя индукторами можно работать с семи-десяти... -- У нас запланирован поиск более сильных индукторов, отработка методик увеличения ментальной мощности имеющихся, -- вмешался Данилов. -- Что ж, хорошо... А покажите мне его самого. -- Индуктора? Верлинов кивнул. Через несколько минут перед ним стоял самого обычного вида человек, ничем не примечательный, в затрапезном костюме и нечищеных ботинках. Он явно смущался начальства и чувствовал себя неловко. -- Покажите это вблизи. -- Генерал взял с ближайшего стола коробок спичек и подкинул вверх. Индуктор поднял голову. Коробок резко, как от удара, изменил траекторию и отлетел на другой конец большой комнаты. -- А пулю? Человек покачал головой. -- Нет. Нож отклонял, гранату. Генерал выставил перед собой раскрытую ладонь. -- Попробуйте что-нибудь сделать... И тут же отдернул руку. Ему показалось -- сейчас он ее лишится. Индуктор едва заметно улыбнулся. -- Это и есть воздействие? -- Да, самое простое. Можно причинить ожог, физическую боль, удар током... Когда, закончив обход института, они вернулись в кабинет начальника, Верлинов спросил: -- Вы не пробовали отработку менее глобальных операций, чем запуск межконтинентальных ракет? Например, открыть газовый кран с полусотни метров, оборвать тормозной шланг в движущейся машине, погрузить в воду купающегося в ванне человека? Данилов развел руками. -- Дело в том, что индуктор не способен причинить непосредственный вред человеку. Газовый кран -- пожалуй... Остальные варианты исключены. -- Ну ладно. Вы слышали, что наш отдел собираются упразднить? -- без всякого перехода спросил генерал. -- Был такой слух. Насколько обоснован -- не знаю. -- Пришло требование на аттестацию сотрудников, проверку оперативной и финансовой деятельности. -- Вот даже как... -- Я отказал. Представил наверх обоснования, предложения, программу действий. Но знаешь, как сейчас решаются вопросы? Верлинов впервые обратился к подчиненному доверительно, на "ты". Тот кивнул, сохраняя молчание. -- Сейчас время силы. И если ее у тебя нет, никто с тобой не будет считаться. Но у нас сила имеется -- "Сдвиг"! Данилов не отреагировал. -- Назревает катаклизм, дело не в нашем отделе -- разваливается страна. И неизбежна большая драка! Если ученый и понимал, к чему клонит Верлинов, то никак не обозначал своего понимания. -- Мы можем переломить ситуацию, для этого есть все предпосылки, разработаны соответствующие политические планы... Но необходим и силовой вариант. Поэтому... Верлинов внимательно посмотрел подчиненному в глаза. -- Надо подготовить операцию "Сдвиг" в городе "X". -- В городе?! Исключено! При плотности застройки, многоэтажных зданиях... Тысячи жертв... -- Никто не собирается ее проводить! Но если выдвигаешь ультиматум, то под ним должна быть козырная карта, а не блеф! Данилов надолго задумался. Он знал, что если пушку зарядить, то в конечном счете из нее придется стрелять. Но он понимал, как расценивается отказ от столь деликатного предложения. Кто не с нами -- тот против нас. Надо определяться -- с кем ты в принципе. А учитывая, что в белых перчатках не действует никто... -- Сетка точек при вас? -- наконец спросил он. -- ...Основной функцией Министерства внутреннего контроля будет являться выявление фактов коррупции, злоупотребления служебным положением и оказания содействия организованной преступности должностными лицами высших органов власти и управления, а также принятие мер профилактического, пресекательного и репрессивного характера к виновным. Основными посылками Министерства внутреннего контроля, исходя из которых предполагается проведение специальных оперативно-поисковых мероприятий, являются следующие: 1. Деятельность Правительства РФ, отраслевых министерств охраны порядка является неудовлетворительной на всех уровнях, причем вышестоящие органы не выполняют присущих им контрольно-корректирующих функций, чем способствуют усугублению обстановки. 2. Бесконтрольность и бездеятельность вызваны следующими основными причинами: а) превалированием личных интересов государственных чиновников над служебными, которые они обязаны отстаивать по занимаемой должности... Читающий ксерокопию документа вальяжный господин с холеным барским лицом, хорошо известным как в России, так и за ее пределами, снял очки, оторвался от текста и добродушно оглядел аудиторию, состоящую из достаточно популярных политиков и чиновников высшего уровня. Всего в комфортном зале резиденции Совмина для приема иностранных гостей собрались десять человек. То, что они оставили свои дела и внимательно слушали читающего, показывало: документу придается очень большое значение. -- Прямо про тебя написано, Архипыч, -- насмешливо проговорил он. -- Сколько ты триллионов рвешь из государственной казны на "сельское хозяйство"? Интонации явственно обозначили кавычки. -- Я что, для себя? Народ кормить надо... -- Хоть здесь не надувайся. Народ как раз накормлен, и не благодаря тебе. А заботишься ты о себе и всей рати своих чинуш. Ввозные пошлины пробьешь -- вот тогда народу действительно жрать нечего станет. А ты со своими дармоедами опять распределять начнешь, опять как сыр в масле кататься! Да? Голос уже был не добродушным и насмешливым, а требовательным и строгим. -- Только хрен так выйдет! На фонарях вас вешать станут! И нас вместе с вами! Наступила напряженная тишина. -- Читаем дальше. -- Очки вернулись на место. -- ...б) прямой корыстной заинтересованностью ответственных должностных лиц, находящихся на содержании преступных организаций... "Барин" вновь прервал чтение. -- А это о ком? Зал настороженно молчал. -- Что с ним сегодня? -- обиженно прошептал седовласый Архипыч на ухо соседу, тот хотел ответить, но через секунду ему стало не до этого. -- Не о Иване ли Павловиче? За пошлины на ввоз иномарок тольяттинская группировка, по слухам, пятьсот тысяч долларов отдала. А продающие фирмы будто бы полгода по десять процентов со скачка цен отчисляли. А?! -- Не знаю, не слышал, -- угрюмо отозвался сосед седовласого -- высокий представительный мужчина с вытянутым худощавым лицом. -- А народ слышит! Ему-то отдуваться за вашу экономическую политику приходится! Вальяжный господин вернулся к тексту документа: -- ...в) некомпетентностью, леностью и недобросовестностью основной чиновничьей массы... Не отрываясь от чтения, он обвел рукой собравшихся, как бы распространяя данный пункт на всех присутствующих. -- А вот предлагаемые меры: проверить доходы и расходы чиновников высшего эшелона управления, освободив от должностей всех, чье финансовое положение вызывает подозрение, с одновременным возбуждением уголовных дел, расследуемых Министерством внутреннего контроля. В ходе следствия применять "детекторы лжи" и "сыворотку правды", завершать дознание в течение месяца и передавать дела Специальному трибуналу Министерства внутреннего контроля. Исполнение приговоров широко освещать в средствах массовой информации. Так... Полная конфискация имущества... Смертная казнь за наличие денежных счетов в иностранных банках... По завершении чистки верхнего эшелона власти и управления новые руководители проводят аналогичные мероприятия в нижестоящих органах и так до низовых звеньев. Учитывая высокий общепревентивный эффект начального этапа операции, можно ожидать лавинообразного процесса разрушения коррумпированной системы и ее самоочищения... Человек с барским лицом отложил ксерокопию документа. -- Основное я зачитал, там есть еще частности, но не в них дело. -- Куда дошли эти предложения? -- мрачно спросили из зала. -- Почти до самого верха. -- Читавший слегка улыбнулся. -- Почти. Думаю, наши люди не пропустят их к адресатам. Хотя... Холеное лицо стало серьезным. -- Наверняка есть подстраховка, дублирующие каналы... Есть, наконец, газеты... -- После "утки" про заговор они действуют осторожней, -- произнес тот же голос. -- Вы знаете, что это была не "утка". И газеты нам многое испортили. Так же, как портите вы -- жадностью, своекорыстием, несдержанностью. Читавший предложения Верлинова встал из глубокого кресла и прошелся взад-вперед, разминая ноги. -- Если вы верите в успех задуманного, то почему хватаете такие куски, что вывихиваются челюсти? Или боитесь, что завтра для вас уже не будет? Похоже на то... Он остановился у низкого полированного столика. -- Но если наше завтра не наступит, то те куски, что вы успели ухватить, отберут! Вырвут вместе с желудками! Он взял ксерокопию и помахал ею. -- Здесь все правильно и дельно описано. И меры предложены толковые. Готовьтесь получать свою порцию "сыворотки правды"! Она так и называется, Михаил Петрович? И действительно способствует правде? -- Это родовое название специальных психотропных препаратов, развязывающих язык. Скополамин, пентонал натрия... Гарантия почти стопроцентная. Черноволосый, с ровным пробором мужчина вытащил из кармана бумажник, извлек оттуда темную ампулу и показал всем, профессионально придерживая двумя пальцами за донышко и игловидный носик. -- Хорошо, что вы это знаете, -- раздраженно сказал Иван Павлович. -- Но почему вы не знали о подготовке этого документа? -- Несправедливо, -- прогудел господин с холеным лицом. -- Ксерокопию мы получили благодаря Михаилу Петровичу. Черноволосый невозмутимо спрятал ампулу обратно в бумажник, а бумажник положил в карман. -- И что дальше? -- спросил обиженный первым Архипыч. -- Должны же быть разработаны контрмеры, дезавуирующие опасный документ. -- "Контрмеры", "дезавуирующие", -- передразнил вальяжный господин. -- Сумеем быстро взять власть -- и грош цена этой бумаге! -- К тому же эффективней бороться не с бумагами, а с теми, кто их пишет, -- по-прежнему невозмутимо сказал черноволосый и бережно провел ладонью по пробору. -- Мы не первый раз говорим о генерале Верлинове, он опасен уже тем, что умен, что правильно все написал, а главное -- что он в принципе за другой кабинет, и я не удивлюсь, если он сам захочет его сформировать... -- Или уже сформировал, -- озабоченно бросил "барин". -- Слухи кой-какие ходят, но очень смутные, он хорошо конспирируется! -- Иван Павлович обещал решить вопрос. -- Михаил Петрович повернулся к длиннолицему. -- Но вместо того, чтобы похвастать успехами, обвиняет меня в мнимых неудачах. Их взгляды скрестились. Было ясно, что эти люди ненавидят друг друга. -- Я обращался к трем специалистам, которым посильна данная задача, -- снова раздраженно сказал Иван Павлович. -- Как только они узнавали, о ком идет речь, -- наотрез отказывались. Боятся. -- Потому что вы имели дело с бандитами, -- улыбнулся черноволосый. -- Они привыкли стрелять в беззащитных банкиров. И не хотят рисковать. Нужен профессионал, ценящий свое ремесло. -- Вот и найдите такого профессионала. -- В голосе Ивана Павловича не убавилось раздражения. Михаил Петрович улыбнулся еще шире. -- Я его уже нашел! В этом "теневом" правительстве он являлся министром безопасности и хорошо справлялся со своими обязанностями. Каймаков пил сладкий яд славы. Хрустящие экземпляры газет со второй статьей лежали на столе, несколько сотрудников уже поздравили с серией ярких публикаций, многие, напротив, старательно делали вид, будто ничего особенного не произошло, что было верным признаком тщательно скрываемой зависти. Говорили, что директор внимательно читал очерки, отчеркивая что-то красным карандашом. В былые времена он давал принципиальную оценку каждому номеру стенгазеты, но выступление в центральной печати -- дело совсем другое, да и времена не те... Словом, начальственной оценки журналистские эксперименты Каймакова не получили. Может быть, еще не получили. В обеденный перерыв Каймаков надел пальто и вышел в коридор. -- Ты что, уходишь? Верка будто специально ждала под дверью. Новый вязаный костюм плотно облегал ее выпуклости. -- Хочешь стресс снять? Если не знать, что стоит за этим вопросом, можно подумать, будто речь идет о сеансе массажа или психологической разгрузки. -- Не сейчас, -- сухо ответил Каймаков. -- Может, попозже... -- А куда ты идешь? Верка взяла его под локоть и пристроилась рядом. -- В кафе. -- Давай я оденусь и пойду с тобой! А когда вернемся... Каймаков высвободил руку. -- Меня ждут, извини. -- Да-а-а, -- разочарованно протянула она. -- Ладно. Я у себя. "Она, больше некому", -- думал Каймаков, спускаясь по лестнице. То, что Верка может оказаться "кротом", никогда бы не пришло ему в голову. И если бы не пропажа в ее квартире кастета и шила, он бы продолжал находиться в неведении. "Вот работают, сволочи!" -- ругнулся он про себя и усмехнулся, поняв, что перенял Вовчиков лексикон. Каймаков прошел три квартала, зашел в неказистый универмаг, по служебному переходу беспрепятственно проник в отсек администрации и постучал в дверь с табличкой "Товаровед". -- Войдите. Морковин сидел на краешке стола, Сидоров на подоконнике. -- Защелкните замок. Сыщик извлек из папки несколько машинописных листов. -- Вот наш отчет по результатам проведенного расследования. -- И... что там? Каймаков словно боялся дотронуться до отчета, и бумаги легли перед ним на стол. -- Вы не интересовались, где ваши соседи по лестничной площадке? -- задал Морковин неожиданный вопрос. -- Да как-то нет... -- Супруги Симонян получили льготную путевку в санаторий, Егорова положили на обследование в Центральный кардиологический институт. Заметьте -- они добивались этого много лет, и вдруг так неожиданно повезло, причем одновременно! -- И что? -- туповато спросил Каймаков. -- Ничего, -- сыщик пожал плечами. -- В стене за шифоньером установлено радиопередающее устройство, еще одно в телефоне. Работают в разных диапазонах частот, причем второе близко примыкает к волне "клопа", находившегося в пальто. Каймаков опять чуть не спросил "ну и что? ", но в последний момент сдержался. -- Значит, "клопы" установлены как минимум двумя разными службами, -- ответил Морковин на незаданный вопрос. -- Какая же вторая? -- растерянно проговорил Каймаков. -- А какая первая? -- нарушил молчание Сидоров и улыбнулся, причем Каймакову эта улыбка активно не понравилась. -- На полу обнаружены следы крови, -- продолжал Морковин. -- У стола побольше -- второй группы, у двери поменьше -- четвертой. Кровь тщательно замыта. Каймаков только приоткрыл рот. -- Это не я... -- Отпечатки пальцев с кастета принадлежат офицеру Главного разведывательного управления, погибшему недавно при невыясненных обстоятельствах. Во всяком случае, о причинах гибели говорилось очень невнятно. Еще один офицер ГРУ недавно получил легкое ранение, и тоже при невыясненных обстоятельствах. Кровь у него четвертой группы. А сам он -- лучший друг убитого. -- Но как... Как вы все это узнал