голосом посулил Асмодей. Мысль о ночлеге в одиночестве была невыносимой. А к Ире он испытывал необъяснимо сильное влечение. -- Очень щедрый подарок. -- Ну ладно, только ради тебя, -- согласилась она. -- Ты что, сдергиваешь? -- недовольно спросил Сергей. Ирочка стояла на четвереньках, а он пристроился сзади и, держась за бедра, ожидал окончания разговора, слегка покачиваясь взад-вперед. -- Да, дела. -- Девушка передала трубку Саше, который застыл на коленях прямо перед ее лицом и ждал еще более нетерпеливо, потому что, в отличие от товарища, вообще не мог предпринимать никаких действий, пока она болтала. -- Так что давайте по-быстрому... Потом она сбегала в душ, сноровисто, как солдат, оделась. -- У него баксы есть? -- лениво спросил развалившийся на кровати Сергей. -- Кажется, нет. А вообще -- он богатенький Буратино. Дает всегда новенькими бумажками по пятьдесят штук. -- Вытряси его, пока будет спать, -- посоветовал Саша. -- А что? Завтра вечером мы улетим, а когда еще вернемся... Компания собиралась в Турцию и планы имела грандиозные. Ирочка сразу подумала о Межуеве и Семене. Эти найдут везде... Но за границу из-за такого пустяка не сунутся, а когда вернется... Тогда видно будет! Ирочка не любила заглядывать далеко вперед и не умела этого делать. -- Можно попробовать... Она грациозно прошлась по комнате и взяла с полки видеокассету. -- Значит, надо его хорошенько расслабить... -- Ну ты там не очень, я ревную, -- сказал Сергей. В одиннадцатом отделе царил невероятный переполох. -- Как это получилось?! -- Верлинов был красен лицом и кричал так, что вздувались жилы на шее. Никто из сотрудников никогда не видел его в подобном состоянии. Межуев снова начинал пересказывать отчет бригады, контролировавшей передачу, но генерал не слушал. -- Как это получилось?! Почему убит Резцов?! Откуда оружие у Кислого?! Вы что, с ума все посходили? Кто так готовит операции?! -- Конечная цель достигнута, -- почтительно, но твердо вставил Дронов. -- Причем резко возросла достоверность передачи. У американцев там оказался агент, он доложил, что двое убиты... -- Так, может, весь отдел перестрелять, чтобы сильнее поверили? -- Верлинов стукнул кулаком по столу. -- Всем ожидать на местах. Готовность номер один! Оставшись один, он выпил две таблетки седуксена. Бешено колотилось сердце, головная боль свидетельствовала о поднявшемся давлении. Такой прокол всегда чреват неприятностями, но сейчас, когда все на грани: или -- или... Генерал нажал кнопку. Исполнительный начальник секретариата застыл на пороге. -- Принесите план операции "Передача"! -- приказал Верлинов. -- Есть! -- Седой подполковник являлся воплощением четкости работы, которую начальник одиннадцатого отдела так ценил в подчиненных. Через час прибывал самолет с остатками каракумской экспедиции. И с восемью гробами. Надо официально списывать потери, к ним можно добавить и Резцова с Григорьевым. Версия: налет моджахедов на таджикско-афганской границе. Там есть наши войска, и пребывание спецгруппы легко залегендировать. Верлинов набрал по "вертушке" номер. Один, второй, третий... Раньше трубку брал обязательно хозяин спецтелефона, лично. Теперь по двум ответили референты, спросили фамилию и... не соединили. Один бывший друг и покровитель оказался занят, второй якобы отсутствовал. Третий абонент ответил, но разговор получился короткий и сухой: дескать, правительство больше не занимается подобными вопросами. Все должно быть по закону и разрешаться в рамках ведомства. Никаких специальных решений и незаконных санкций отныне не существует. -- Етить их мать! Положив трубку, Верлинов протер вспотевший лоб. Дело плохо. Он достаточно знал коридоры власти, чтобы сообразить: подул совсем другой ветер. Отношение переменилось. Пока непонятно, к нему лично или к отделу в целом. -- Разрешите? Начальник секретариата занес план операции "Передача". В правом верхнем углу красовалась размашистая подпись генерала Верлинова. Этого было достаточно. За провал несет ответственность начальник, утвердивший негодный документ. В тонкости никто не вдается. Верлинов прошел в комнату отдыха, скомкал злополучный листок, щелкнул зажигалкой. Пламя быстро сожрало бумагу, осталось растолочь пепел, спустить воду и вымыть руки. Теперь -- задним числом -- приказ о командировке спецотряда в Таджикистан для проведения мероприятий по обеспечению безопасности российских воинских гарнизонов в приграничных районах. В список отряда вписать капитана Резцова и старшего прапорщика Григорьева. Договоренность с командованием российской дивизии, инструктаж оставшихся в живых людей. Торжественные похороны, награды погибшим, награды и лучшее лечение раненым, материальная помощь... Ровный поток мыслей оборвался. Подспудное беспокойство сформировалось в четкий вопрос: почему начальник секретариата отсутствовал так долго? Верлинов нажал клавишу интерфона. -- Где находился план "Передачи"? -- У подполковника Дронова. -- Когда он его взял? -- Час назад. Надо было что-то уточнить... Генерал съежился в кресле, как простреленный снайпером шар самоспасателя. Теперь предстояло падение. Страхуется не только он, но и подчиненные. И лучшей страховкой для Дронова является ксерокопия выполненного его людьми плана, утвержденного начальником одиннадцатого отдела. -- Зачем вы отдавали план? -- Голос генерала был спокойным и не выдавал владевших им чувств. -- Почему не спросили меня? -- Но операция разработана их отделом, -- удивленно оправдывался подполковник. -- Специальных указаний не поступало... -- Какие вам, долбоебам, специальные указания нужны? -- тихо и страшно спросил Верлинов. -- Операция привела к гибели сотрудников, значит, план становится строго подконтрольным документом, режим его обращения ограничивается... Ну ладно... Отправляйтесь в кадры! Выслуга есть, вот и оформляйте пенсию. Хватит штаны просиживать и всякой херней заниматься... -- Но я... Верлинов, не слушая, отключился, перещелкнул клавиши и отдал распоряжение своему заместителю по кадрам. В подобных случаях он действовал быстро, жестко и никогда не менял принятого решения. Асмодей встретил Ирочку широкой улыбкой, поцеловал в румяную свежую щеку, галантно помог снять шубу. Девушка осталась в полупрозрачной красной гипюровой кофточке, блескучих черных колготках и узких высоких красных сапогах на "шпильках". -- Нет слов. -- Асмодей подкатил глаза. -- Так и иди, не разувайся... Изящно покачивая бедрами, девушка прошла в комнату. Не вполне трезвый Асмодей жадно рассматривал высокую стройную фигурку. "Взять ее с собой, что ли, -- мелькнула шалая мысль, явно подсказанная чувственностью и алкоголем. -- Вдвоем веселей, надежней и вообще..." Но остатки трезвого разума подсказали, что элементарной чистоплотности и хорошего исполнения сексуальных упражнений недостаточно для посвящения в план, от успеха которого зависит собственная жизнь. -- Где же подарок? -- капризно спросила Ирочка, осматриваясь. Асмодей выложил на стол заранее приготовленные пять купюр. -- Очень большая щедрость! -- Девушка скривила накрашенные бледной помадой губы. -- Я тебе такое принесла... Из маленькой красной сумочки, переброшенной через плечо, она достала картонную упаковку. -- Знаешь, сколько стоит эта кассета? Не меньше миллиона долларов! Я тут такое вытворяю... Но раз ты скупердяй... Она спрятала кассету обратно. -- Я ухожу... -- Нет, нет, нет. -- Асмодей поспешно бросился в спальню, вытащил из-под кровати сумку. Кроме тугих розовых блоков с "куклами", там россыпью лежало несколько десятков купюр. Он отобрал с десяток и вернул сумку на место. Наблюдавшая сквозь щель в портьерах, Ирочка бесшумно шагнула назад. -- Вот добавка. -- Асмодей оттянул черные колготки и вложил туда десять пятидесятитысячных бумажек. -- Ты -- душка! -- Тонкие руки обвили его шею, горячее гибкое тело плотно прижалось, длинная нога легла на поясницу. Ирочка так умело выполнила почти цирковой номер, что Асмодей не удержался и поцеловал ее в губы, хотя обычно старался этого избегать. Когда он проснулся, Ирочки уже не было. На зеркале трюмо помадой был нарисован мужской половой орган в возбужденном состоянии. На столике лежала записка. "Мой дорогой! Каждый из нас выполнил свои обязательства, я -- так даже сверх договоренности. Больше не увидимся. Извини, если что не так. Оставляю память о себе. Пока". Подписи не было. -- Что она выполнила сверх договоренности? -- пытался вспомнить Асмодей, но никак не сумел. А вот и сувенир на память: кассета, на которой Ирочка в течение сорока минут изощренно и самозабвенно занимается сексом сразу с двумя парнями. Подчиняясь шестому чувству, Клячкин заглянул в сумку и обнаружил, что "куклы" исчезли. Граната по-прежнему находилась на месте, завернутая в рубашку. -- Ну что ж, Ириша, счастливо тебе погулять... Асмодей позвонил Межуеву. -- Вчера он оставил пакет, сегодня заберет. -- Где? -- Я должен позвонить. -- Ага... Асмодей понял, что телефон прослушивается, впрочем, он и раньше это подозревал. -- Мне нужен адрес жены и паспорт с выездной визой в США. Желательно сегодня. -- У нас большая запарка, сам понимаешь. Не раньше, чем через два-три дня. "Хотят подержать на крючке, -- подумал Асмодей. -- Может, зачем-то понадоблюсь..." Он созвонился со Смитом, договорился о месте встречи, почти физически ощущая, как каждое слово записывается на магнитную ленту. Вдруг от неожиданной мысли Асмодея бросило в пот. Что, если его схватят во время передачи пакета американцу? Разоблачение иностранного шпиона и своего, отечественного, предателя -- хороший показатель работы контрразведки, им можно прикрыть любые проколы. Да, похоже, именно этим дело завершится... Он сыграл нужную роль в чужой игре. Роль пешки. А пешку легче всего принести в жертву. Клячкин, он же Фарт, он же Адвокат, он же Таракан, он же Асмодей и он же Проводник, хотя о присвоенном резидентурой ЦРУ псевдониме он ничего не знал, собрал весь опыт своей многогранной натуры и погрузился в сложные и запутанные размышления о том, как выбраться невредимым из чужой игры, ведущейся по неизвестным ему правилам. И в конце концов придумал. В два часа тридцать минут в проходном подъезде одного из старых арбатских домов Асмодей передал идущему навстречу человеку пакет, взамен взяв конверт из глянцевой белой бумаги. Они даже не остановились и не замедлили движения. На языке профессионалов такая передача называется "моменталкой". Роберт Смит был заметно напряжен, Асмодей, наоборот, -- совершенно спокоен. Он был готов к тому, что во дворе у мусорных баков ему закрутят руки за спину, однако ничего не произошло. Асмодей глубоко, с облегчением вздохнул и перестал существовать. Тут же исчез и Проводник. Из узкого сквозного дворика вышел Виктор Клячкин, только что обманувший сразу две специальные службы. Что делать! Когда играешь по чужим правилам, приходится страховаться. За передачу американцу прощальной записки Ирочки не упрячут на пятнадцать лет в тюрьму, как за совершенно секретный отчет. Правда, Роберт Смит удивится несколько фривольному подтексту письма, возможно, посчитает, что "что-то не так" и не извинит за это, несмотря на "оставленную память". Хотя, если верить Ирочке, "память" тянет не меньше, чем на миллион долларов. Клячкин шел по маршрутам Фарта и Адвоката, и на этих маршрутах его ждали. Серая "Волга" оперативного отдела ГРУ остановилась у дома Каймакова. -- Вот телефоны. -- Карл протянул белый квадратик бумаги. -- Если нас нет на месте, позвоните дежурному и передайте все, что надо. Франц тем временем нырнул в подъезд и вскоре вернулся. -- Все чисто. -- И без всякой связи с предыдущим добавил: -- Вымойте руки спиртом. Тогда парафиновый тест на продукты выстрела будет отрицательным. "Волга" сорвалась с места. -- Ну как? Из темноты вынырнул Вовчик с клеенчатой сумкой в руках. -- Я давно тебя поджидаю. Если что... Он похлопал по сумке и тут же сунул туда руку: высветив их ярким светом фар, скрипнул тормозами "Фольксваген". -- Не надо, -- сказал Каймаков, разглядев Морковина. Сыщики поднялись с Каймаковым в квартиру. Он привычно хотел провести их на кухню и включить воду, но Морковин отрицательно покачал головой. Они с Сергеевым зашли в комнату, извлекли микрофон из телефона, потом отодвинули шкаф и вытащили "клопа" из стены. Когда приборы были спрятаны в металлические коробочки. Морковин вздохнул. -- Откуда у вас оружие? -- Нашли во дворе после перестрелки, -- шепотом ответил Каймаков. -- Можете говорить нормально. -- Морковин взглянул на Сергеева. -- Что скажешь? -- Меня не было ни там, ни здесь. -- Это понятно. А по сути дела? Сергеев задумался. -- В любой оперативной разработке убийство исключено, возможна только инсценировка. -- Он застрелил его! -- тонким голосом сказал Каймаков. -- Я видел все вблизи! -- Одно из двух, -- упрямо повторил Сергеев. -- Или это не убийство, или это не разработка. -- Есть и третий вариант, -- медленно проговорил Морковин. -- Операция вышла из-под контроля. Но в любом случае... Замолчав, он рассматривал Каймакова. -- Почему вы сняли микрофоны? -- нервно спросил он. -- В любом случае наступает стадия "зачистки". Ликвидируются вещественные доказательства и.. Есть у вас место, где можно переночевать? Таких мест у Кислого было целых два. Квартира Верки Носовой и Вовчика. Но у Верки место вполне могло оказаться занятым. -- А что будет завтра, послезавтра? Не просижу ведь я всю жизнь в чужих квартирах? -- Главное, пережить сегодняшнюю ночь. В спешке, сумятице могут быть приняты самые острые решения. А завтра можно собрать журналистов, пригласить адвоката. Словом, обстановка разрядится... Каймаков немного подумал и позвонил Верке. Если уж прятаться, то лучше делать это дальше от дома. К счастью, у нее никого не было. -- Что, зацепило? -- довольно засмеялась девушка. -- Давай приезжай... "Фольксваген" провез Кислого через половину Москвы, а частные сыщики сопроводили его до дверей Веркиной квартиры. -- Завтра в восемь мы за вами заедем. Без нас не выходите, -- сказал Морковин на прощание. Васильев подходил к своему дому, предвкушая горячую ванну, ужин со стаканом водки и крепкий, успокаивающий сон. За прошедшие дни он похудел, появились мешки под глазами, на нижней челюсти справа расцветал желтым большой кровоподтек от автоматного приклада. Он уже знал, кто погиб: самолет прилетел вчера, и он его встречал. Первым из раздутого брюха транспортника выпрыгнул старший десятки "альфовцев". Они обнялись. -- Слушай, как тебя зовут? -- спросил Васильев. -- Юра. -- На грубом, словно из обожженной глины, лице появилась улыбка, будто кто-то сидящий внутри расстегнул "молнию" защитной маски. -- А тебя? -- Борис. Из самолета выходили уцелевшие и легко раненные участники экспедиции, потом вынесли шесть носилок. Джека, дублера Чена, Богосова и его ассистентов, двух водителей и повара Вовы Васильев не увидел и все понял. В бою, как правило, погибают наименее подготовленные к нему люди. Погруженный в размышления, майор открыл дверь подъезда и направился к лифту. С двух сторон к нему устремились крепкие парни, каждый держал в руке обнаженный ствол. Третий держал его под прицелом с безопасной дистанции, контролируя каждое движение. -- Стоять спокойно, есть разговор, -- сказал Гена Сысоев, который командовал захватом. Васильев замер. В случайности он не верил, да и на обычных грабителей нападающие не были похожи. -- Мы из Юго-Западной группировки. А ты входил в квартиру Васьки Зонтикова. Так? Майор молчал. Нападение в связи со службой, в собственном доме! И не иностранных диверсантов, а обычных бандитов! Такого в практике одиннадцатого отдела никогда еще не было! -- Короче, деньги надо отдать! Хоть вы из солидной фирмы -- все равно. Так решили на самом верху, иначе бы мы не пришли. На самом верху! Три дня сроку, полтора арбуза -- на бочку. "Накидка" Божеская. -- А на кол сесть не хочешь? -- спокойно спросил Васильев. -- Ты, видно, шизоид! -- Три дня сроку, -- повторил Сысоев. -- Найдете, куда принести. Нас все знают -- мы не прячемся. Не чужое требуем -- свое! Васильев вздохнул. "Стереть" всех троих прямо сейчас! Не получится... Но уж позже... -- Ты хоть соображаешь, что делаешь? -- печально сказал майор, будто обращаясь к мертвому. -- Это ты ничего не соображаешь. Знаешь, что сказали там, наверху? Что вы откололись и представляете только самих себя. А ваш Верлинов всем надоел! Последняя фраза потрясла Васильева до глубины души. Потому что бандит не мог, никак не мог знать того, что он сейчас сказал! Не мог знать ни фамилии генерала, ни о самостоятельности отдела, ни о недовольстве его начальником в высших сферах. И если он все же знает все это, значит, напрямую связан с самым верхним эшелоном! Хлопнула дверь. Васильев стоял в вестибюле один и тряс головой, точно получил по ней сильнейший удар. Так оно, собственно, и было. Глава двадцать пятая Руководитель акционерного общества "Страховка" принимал посетителя. Настолько важного, что выставил из офиса телохранителей -- до сих пор такого не случалось ни разу. Рассматривая несколько небольших фотографий и ксерокопию документа, Седой так разволновался, что не мог усидеть на месте: дело требовало немедленных и решительных действий, хотя он совершенно не представлял -- каких именно. Отперев собственный сейф, он достал деньги из личного фонда и вручил посетителю. -- Мы оформим еще беспроцентную ссуду в одном из банков и сами ее погасим. -- Седой старался не показывать волнения. -- Давайте держать связь, вот мои телефоны. Посетитель взял плотный прямоугольник солидной визитной карточки с золотым обрезом. -- Мне пока лучше не звонить, -- сказал он. -- А я буду пользоваться автоматом. Но по телефону -- ничего конкретного. Посетитель встал. Седоголовый, в штатском костюме, он выглядел старше своих лет и был похож больше на пенсионера, чем на подполковника госбезопасности. Многолетний начальник секретариата одиннадцатого отдела всегда мечтал о доме в Подмосковье. Верлинов строил дома многим, но в данном случае на него вряд ли можно было рассчитывать. Поэтому отставной подполковник рассчитывал на себя. Оставшись один, Седой позвонил заклятым врагам -- Крестному, Антарктиде, Клыку. Впервые за все время борьбы между ворами и "новыми" собиралась совместная сходка не для разбора взаимных претензий, а для защиты от общего врага. Верлинов думал, что неприятности достигли пиковой величины, но он ошибался. Звонок по защищенной линии буквально уничтожил его. Генерал только слушал и слабым голосом задал несколько вопросов, тихо поблагодарил информатора, сохранившего верность в критический момент. Он хорошо знал, что такое случается нечасто. Мысли метнулись к изящному "маузеру" на поясе и к комнате отдыха, но срикошетировали в родную квартиру, к жене и внуку, оборвавшись без формирования окончательного решения. По экранированной связи он соединился с директором института. -- Сколько еще нужно времени? -- Немного, -- отозвался Данилов. -- Два-три дня. Мы бы успели раньше, но там оказались вкрапления гранита... В распоряжении Верлинова было не более суток. -- Работы прекратить, -- приказал генерал. -- Шахту законсервировать, вход в нее взорвать. Карту целей и координатную сетку доставить ко мне, немедленно. Рука нащупала выпуклость на поясе, под рубашкой. Стреляться нельзя. С мертвыми не считаются, их не боятся, значит, семья остается беззащитной. К тому же мертвые не могут возвращаться к прерванной битве и доводить ее до победного конца. Надо было действовать. Сутки -- это много, но и дел предстояло немало. Верлинов отдал команды начальнику компьютерной группы, лично побывал на складе специального оборудования и вооружения, передал несколько шифровок, подписал приказы о награждениях и материальной помощи семьям погибших, распорядился об организации похорон. Вызвал с отчетом Дронова и Межуева, выслушал, не поднимая глаз от стола и ощущая бешеную ненависть к ничтожным тупоголовым идиотам, прооравшим выигрышное дело. -- Где сейчас Асмодей? -- по-прежнему глядя в стол, спросил генерал. Дронов молчал. Межуев поерзал на стуле. -- На квартире его нет: телефон не отвечает. Но встреча со Смитом прошла, передача состоялась... Он у нас на поводке -- ждет паспорта с выездной визой и адреса жены. Значит, никуда не денется! Верлинов поднял голову, и страшные, с расширенными зрачками глаза повергли подчиненных в смятение. Дронов понял, что генерал знает про снятую им ксерокопию. Межуев просто ощутил смертельную угрозу и не ошибся: Верлинов прилагал огромное усилие, чтобы не пристрелить его на месте. -- Немедленно проверить квартиру! -- сквозь зубы процедил генерал, и Межуева словно ветром вынесло из кабинета. Примчавшись на конспиративную квартиру, майор обнаружил на зеркале трюмо изящный рисунок Ирины, под ним лежал сверток с подлежащими передаче Смиту документами. На свертке Асмодей скопировал рисунок, только выполнил его ручкой и с меньшим профессионализмом. Однако смысл изображения не допускал двояких толкований. "Особой важности. Начальнику морского отделения, подполковнику госбезопасности Сушнякову. Приказываю Вам подготовить и осуществить боевую операцию по типовому плану "Переход". Для проведения операции необходимо 14 апреля 1994 года к 19 часам 30 минутам выдвинуть подводную лодкуноситель, имеющую на борту СПЛ, комплект легководолазного снаряжения и буксировочный скуттер, в квадрат "С-II", на створ маяка и скалы "Перо". В период с 20 до 03 часов принять на борт человека с письменными полномочиями от меня лично. В дальнейшем действовать по его указанию. Дополнительные условия: 1. Местоположение ПЛ обозначить мигающим белым и ровным зеленым огнями. В случае пониженной видимости зрительные сигналы дублировать радиопеленгом на волне... 2. Уведомить начальника погранрайона о выходе в нейтральные воды в период с 20 до 03 часов по курсу от точки приема. Начальник одиннадцатого отдела генерал-майор Верлинов". Подполковник госбезопасности Сушняков, одетый в морскую форму капитана второго ранга, несколько раз перечитал шифротелеграмму и сжег ее, как предписывал вид примененного шифра. Типовой план "Переход" означал заброску агента на территорию другого государства и последние десять лет не задействовался ни морским отделением, ни одиннадцатым отделом в целом. Высокий, сухопарый, как все боевые пловцы, Сушняков озабоченно посмотрел на хронометр. База располагалась в Камышевой бухте на мысе Херсонес, неподалеку от Севастополя, из двух лодок-носителей на рейде находилась лишь одна, и он прикидывал этапы: заправить топливом под завязку, загрузить снаряжение, проверить агрегаты сверхмалой подводной лодки, провести регламентные работы, обогнуть полуостров и достигнуть квадрата "С-II" под Новороссийском. Времени оставалось в обрез. Сушняков включил систему внутренней связи и принялся отдавать команды. До конца дня Верлинов встретился с соратниками, коротко рассказал о происшедшем и подвел итоги: -- ГРУ нас переиграло. Вернее, меня. Из-за моих идиотов. Про вас никто не знает, а я ухожу. Пока... Генералы молчали. -- Мне нужен вертолет. Завтра в девятнадцать, в Краснодаре, -- сказал Верлинов, ни к кому не обращаясь. Он знал жизнь и не удивился бы, если бы у присутствующих вдруг объявились срочные дела и они разошлись, оставив его один на один с проблемами. -- Вертолет будет, -- сказал Черкасов. -- Что еще требуется? Верлинов пожал плечами. -- Ждать. Я думаю, ситуация изменится. И довольно скоро. Только... Он внимательно осмотрел каждого. -- Чтобы не было хамства к семье. Проконтролируйте... Я, правда, заготовил одну психологическую штучку... Но все равно... -- Сделаем, -- кивнул Карпенко. -- Я могу выделить людей для охраны, -- подтвердил Борисов. -- Если до этого дойдет... Ну, прощаемся! Похороны начались в десять, в это же время открылось заседание Государственной думы. Отчет специальной следственной комиссии стоял в повестке дня третьим вопросом. Процедура погребения была обставлена скромно. Участок земли выделили на окраине кладбища, сотрудники одиннадцатого отдела и в штатской одежде отличались от родственников и друзей погибших. Верлинов в парадной генеральской форме произнес прощальную речь. Он всегда хорошо говорил, но сейчас превзошел себя -- слезы появились даже на глазах крутых и отнюдь не сентиментальных мужиков. Десять гробов одновременно опустили в сырую землю, грянул общий залп. Мемориальный комплекс тоже планировался один, генерал уже утвердил архитектурный проект и надпись: "Героям, павшим в бою за Родину". Смета расходов также была подписана. Межуев стоял сзади и, слушая надрывный плач и глухие удары комьев земли о дерево, подумал: ведь эти десять гробов -- цена той кассеты, которая сейчас лежала в его сейфе, украшенная непристойным рисунком. Страшная цена оказалась уплаченной напрасно, и он ощущал в этом свою вину, хотя ощущение было смутным и неопределенным. Он видел лицо Верлинова, и казалось, генерал выделяет его в толпе и прожигает ненавидящим взглядом. На душе было тяжко. Когда отгремел залп комендантского взвода, почти все присутствующие в скорбной толпе мужчины извлекли из-под пиджаков пистолеты и трижды выстрелили вверх. Пример подал генерал, первым обнаживший оружие. Вернувшись в штаб-квартиру одиннадцатого отдела, Верлинов доделал срочные дела и разобрался с личными бумагами. Вспомнив о дубоголовом Межуеве, секунду подумал. Оставлять безнаказанным срыв грандиозной операции и крушение личной судьбы он не собирался. Следовало только найти подходящий способ. И, конечно же, он его вскоре нашел. К третьему вопросу Государственная дума приступила после обеда. Костолицый депутат с растрепанными кустистыми бровями -- председатель комиссии -- основательно расположился на трибуне, водрузил на нос очки с дымчатыми стеклами и хорошо поставленным голосом начал оглашать стопку машинописных листов отчета: -- Поводом к проведению специального расследования послужили неоднократные выступления в отечественной и зарубежной печати, депутатские запросы и обращения граждан... Верлинов сел в служебный автомобиль и поехал на полигон одиннадцатого отдела, располагавший взлетно-посадочной полосой, позволяющей принимать и отправлять почти все типы самолетов. Телохранители перегрузили в арендованный "Як-40" две брезентовые сумки армейского образца, генерал крепко пожал каждому руку. -- Когда вас встречать, Валерий Антонович? -- спросил старший группы охраны. Верлинов молча смотрел ему в глаза, и было во взгляде генерала нечто такое, что вызвало в душе главного телохранителя смутную тревогу. -- Я сообщу, Виталий, -- тихо сказал он наконец. И, прокашлявшись, повторил уже громче и увереннее: -- Я обязательно сообщу. Ступив на трап, генерал обернулся. -- Будьте ближе к моим, пока я в отъезде. Телохранители пронаблюдали, как самолет взлетел, развернулся и взял курс на юг. Серебристый силуэтик хорошо выделялся на фоне голубого весеннего неба. -- ...Проверкой опубликованных в печати сообщений бывшего военнослужащего срочной службы Борули установлено, что, согласно документам, он служил в войсковой части 9210, но на самом деле проходил службу в подразделении 0087, принадлежащем одиннадцатому отделу бывшего КГБ СССР... Докладчик на миг оторвался от бумаг и оглядел настороженно слушающих депутатов. В ложе правительства заместитель министра обороны шептал что-то незнакомому генералу. Оба улыбались. -- Операция "Бумеранг" проведена блестяще, -- говорил замминистра. -- Всех причастных представьте к поощрению. Незнакомый председателю комиссии генерал являлся заместителем начальника Главного разведывательного управления. -- Списки уже подготовлены, -- уважительно доложил он. -- Но Верлинов -- крепкий орешек. Теперь надо выдержать откатную волну. Главный свидетель под круглосуточной охраной, ему установлена пенсия. Доволен! -- А этот... Социолог или кто он там... Который писал... Он под контролем? -- Конечно. Ведь они с Борулей идут в одной связке. Он... вспомнил: Каймаков -- железная подпорка для главного свидетеля! Внезапный отъезд генерала насторожил Дронова. Когда он узнал, что Верлинов улетел в неизвестном направлении, подозрения усилились еще больше. Подполковник вызвал к себе Межуева и, ожидая майора, анализировал сложившуюся ситуацию. Операции "Пустыня" и "Передача" провалились, что ставит под угрозу и "Расшифровку". Погибли люди -- десять человек. Перестрелка у Крымского моста вошла в милицейские сводки и угрожает непредсказуемыми последствиями. Обстановка в правительстве и вообще в верхних эшелонах изменилась не в пользу Верлинова. Уничтожение генералом плана "Передачи" и увольнение начальника секретариата -- признаки слабости. Значит, скорей всего ему не усидеть в кресле. Поэтому надо действовать решительно, залатывать допущенные пробелы, устранять недочеты. Одним словом, проявлять себя как возможного преемника. -- Разрешите? Майор Межуев вошел с видом побитой собаки. -- Где Асмодей? -- сурово спросил подполковник. -- Пропал бесследно. Но никуда он не денется... -- Что Кислый? -- Завел себе охрану -- частных сыщиков из "Инсека". Не знаю от кого... Межуев хорохорился, изображая, что дела идут совсем не так плохо, как кажется, и ситуация контролируется. -- Надо проводить "мягкую зачистку", -- сказал Дронов. -- У Асмодея -- контакты с американским шпионом... -- Если разворошить эту историю, он такого наболтает! И конспиративные квартиры знает, и на Пушкинской набережной был... Дронов не тянул на гения оперативной работы и обескураженно замолчал. Действительно... Он разозлился сам на себя. -- Значит, раскопайте что-то другое! Разговоры про миллиард возникли же не на пустом месте! Кража, соучастие... Важно спрятать его на несколько месяцев, пока все уляжется. -- Хорошо. -- Межуев кивнул, но без особой уверенности. -- С Кислым проще. Он убил человека. Есть вещественные доказательства, он сам заявлял об этом. Передайте все, что нужно, в прокуратуру, а я организую звонок для подкрепления. -- Есть! -- На этот раз майор знал, как надо действовать. -- И ищите Асмодея! -- приказал Дронов. В спальном вагоне Ростов-Берлин ехал респектабельный высокий мужчина, чей багаж состоял из небольшого кожаного чемоданчика. Мужчина был хорошо выбрит, благоухал модным французским одеколоном и читал испещренную пометками и разбухшую от закладок Библию. Пересекая границы Украины, он предъявлял паспорт на имя Юрия Петровича Трегубова, следующего в Германию и имеющего все необходимые визы. Паспорт не вызывал ни малейших подозрений, да и не мог вызвать, потому что был сделан лучше настоящего: частное индивидуальное производство выгодно отличается от массового государственного. Майор Межуев, конечно, узнал бы Асмодея, но мужчина на это прозвище вряд ли бы отозвался. Шкура Асмодея помогла ему на определенном участке жизненного пути, но сейчас она была сброшена без всякой жалости, даже с облегчением, как грязное Тараканье тряпье. Сущность его теперешнего существования определяли прозвища Фарт и Адвокат, знакомые многим достаточно серьезным людям, которые и проложили ему тропу за рубеж. То, что с Фартом произошло, стало известным в специфических кругах и резко подняло его акции. Не всякий сумеет подняться со дна жизни, вырвать у воров общак, уцелеть и вложить куда-то огромные деньги. Да еще замочить тех, кто хотел их отобрать. Теневой бизнес постоянно расширяет сферы влияния и требует определенных навыков, способностей, кругозора. Трегубов ехал открывать филиал одной солидной фирмы в Магдебурге. Но не собирался оседать там навечно. Ему больше нравились Канада или США. Правда, и в Европе имеется немало представительств Центрального банка США. Поезд приближался к Бресту. Каймакова задержали утром, по пути на работу. Произошло это просто и буднично: милицейский "УАЗ", двое в штатском, сержант в форме за рулем. -- Уголовный розыск. -- Штатский показал удостоверение вначале почему-то Морковину, тот изучил внимательно, угрюмо буркнул: -- И что дальше? -- У нас постановление следователя прокуратуры на доставление Каймакова Александра Ивановича... Морковин так же внимательно изучил листок машинописного текста с подписью и оттиском печати внизу. Каймаков стоял в стороне, как будто речь идет о ком-то другом и второй штатский держит его под локоть просто так. -- Все правильно, -- вздохнул Морковин, возвращая документ. И повернулся к клиенту. -- Придется ехать. А я сейчас подключу наш юридический отдел. Консультации, адвокаты -- это по их части. Каймаков обреченно вскарабкался в машину. Со злым лязгом дверца захлопнулась. Документы, представленные Седым, произвели на сходку впечатление разорвавшейся бомбы. Воры в полной тишине рассматривали, передавая друг другу, маленькую -- девять на двенадцать -- фотографию. Почти все знали Дуря и, видя его сидящим на колу, мгновенно представляли в этом положении себя. Затем зачитали верлиновский план очистки Москвы от криминальных элементов. Там фигурировали хорошо знакомые ворам имена, клички, фамилии, адреса. Никто из "новых" в список не попал, но они прекрасно понимали -- стоит захватить того же Гену Сысоева, Ивана или кого-либо еще, уколоть развязывающим язык препаратом -- и этот пробел будет восполнен. -- Как это "внесудебные методы"? -- спросил Крестный. -- Сразу шлепать будут? -- Очень даже просто, -- сказал Клык. -- Мне дядя Петя рассказывал -- после войны так и было! -- Здорово расписано! -- Антарктида грубо выругался. -- Так они нас за неделю перемочат! -- Да, братва, -- выдохнул Клык, и взоры собравшихся устремились на него. После того как в пригородном лесочке нашли Рваного и Змея с аккуратно перерезанными шеями. Гвоздодер и остальные мгновенно уверовали в силу пахана и вернулись под его крыло. К тому же люди освобождались из зон, по разосланным малявкам приезжали беглые со всех концов России. Когда похоронили Резо, его "гладиаторы" добровольно предложили услуги Клыку, ведь такова была последняя воля их хозяина. Словом, Клык восстановил и силу, и авторитет, начал наступление на "новых", но покончить с ними помешала общая опасность. Сейчас все внимательно ждали, что он скажет. -- Когда мы беспредельничаем, а с нами -- по закону, это одно. А если менты беспредел учинят -- деваться некуда, хана! -- Они уже начали, -- как можно авторитетней сказал Седой. -- Общак кто взял? Разве такое когда-то было?! Или на кол сажать без всякого следствия! Его тоже выслушали внимательно, не перебили, что он посчитал хорошим признаком. Клык помолчал, давая понять, что размышляет. -- Любой человек умирает: и блатной, и мужик, и мент. Я думаю, нам смерти ждать нечего. Надо первыми мочилово начинать... Он, как обычно, пожевал губами, гоняя лезвие от щеки к щеке. -- Ведь эти менты не по закону делают. Они свой закон установили, как и мы. Смогут -- получится, не смогут -- умрут... Пусть умирают! Мнение было единодушным. Впервые сходка приняла беспрецедентное решение: учинить "разборку" с сотрудниками одиннадцатого отдела КГБ. Другого выхода не было. Общая угроза объединила воров и группировщиков: попрощались за руку. На выходе Седой взял Сысоева под локоть. -- Помнишь, ты Опанасу пушки с глушилками доставал? Так тот майор всех сдал. И парень со склада раскололся, который их списывал. Но тебя пока не назвали. Соображаешь? Гена кивнул. Через день капитан Иванченко был застрелен возле своего дома, когда садился в машину. Расчет Седого оправдался: Гена научился лить кровь. Сейчас группировке это было очень необходимо. -- ...Таким образом, несомненно установлено, что испытания сейсмического оружия действительно имели место и проводились они одиннадцатым отделом бывшего КГБ СССР... Докладчик особенно подчеркивал слово "бывшего". -- Не исключена причастность этого подразделения к землетрясениям в некоторых республиках Средней Азии и Закавказья. По залу прокатился шум -- депутаты оживленно переговаривались. Председатель комиссии снял очки, помассировал переносицу, отхлебнул минеральной воды из хрустального стакана. Наконец наступила тишина, и он вернулся к отчету. -- Установлено также, что после реорганизации КГБ СССР одиннадцатый отдел не вошел организационно в Министерство безопасности России или другое ведомство и продолжал функционировать без какой-либо правовой основы, то есть незаконно... Вновь возникла волна шума, докладчик повысил голос. -- Незаконная деятельность юридически не существующей специальной службы направлялась и инспирировалась начальником отдела генералом Верлиновым... "Як-40" приземлился в Краснодарском аэропорту около девятнадцати часов. К борту, выполнявшему литерный рейс из Москвы, мгновенно подрулил армейский "УАЗ". Капитан с крылышками в петлицах козырнул показавшемуся на трапе единственному пассажиру. -- Начальник отдела военной контрразведки авиаполка капитан Шевцов! Прибыл в ваше распоряжение! Солдат-водитель перегрузил в машину брезентовые сумки. "УАЗ" пересек летное поле и подрулил к асфальтовым пятачкам вертолетных площадок. -- Вот ваш аппарат, -- капитан указал на "вертушку" с бортовым номером "777". "Счастливое число", -- подумал Верлинов. Счастье сейчас ему просто необходимо. Было жарко, генерал расстегнул пальто, несколько раз глубоко вдохнул откровенно весенний воздух. Он ощущал струящуюся по мышцам молодую силу и чувствовал себя тридцатилетним. -- Прикажете вас сопровождать? -- спросил капитан. -- Не надо. Каков радиус действия вертолета? Километров шестьсот? -- Здесь резервный бак -- девятьсот пятьдесят. Маршрутом капитан не интересовался. "Молодец, Черкасов, -- одобрительно подумал Верлинов. -- Держит порядок в своей епархии..." В девятнадцать пятнадцать вертолет взмыл в почерневшее небо и набрал высоту. Только тогда Верлинов назвал пилоту конечную точку полета. Отчет специальной комиссии заранее осведомленные сотрудники оперативного отдела ГРУ слушали с самого начала, снимая информацию с сетей внутренней трансляции Государственной думы. -- Не рой другому яму! -- комментировал подполковник Голубовский и по ходу дела извлек из ситуации воспитательный момент. -- Сделайте выводы: разработка должна идти точно по плану, никакие отклонения, даже в благоприятную сторону, недопустимы! Если бы они не лопухнулись с инициативником и навели эту свору на нас -- сейчас мы бы и были именинниками! Ясно? -- Так точно, товарищ подполковник! -- отозвался за всех майор Синаев. В одиннадцатом отделе отчет слушали с середины: информация о происходящем в Думе дошла с опозданием. Услышав в столь неблагоприятном контексте фамилию Верлинова, Дронов понял, что его выводы относительно дальнейшей судьбы начальника были верными. -- ...По распоряжению генерала Верлинова или с его молчаливого согласия совершались действия, грубо нарушающие правопорядок, права и свободы граждан, допускалось недопустимое вторжение в компетенцию других служб, гибли люди... -- доносилось из небольшого динамика. Дронов протер ладони платком, набрал внутренний номер. -- Свяжитесь с пилотом самолета, уточните, где генерал. Доложить немедленно! Внимание его вновь переключилось на решетчатую сетку динамика. -- В комиссию поступила информация о похищении подчиненными Верлинова сотрудника Министерства обороны майора Плеско, применении к нему недозволенных методов воздействия и передаче в милицию, чем нарушены статус военнослужащего и юрисдикция военной прокуратуры. Есть и другие серьезные сигналы, которые подлежат проверке в ходе расследования компетентными органами... Вертолет летел над поросшими лесом горами на высоте полутора километров. Кое-где виднелись тусклые огоньки пустующих в это время года турбаз. Грохот двигателя усиливался гулким резонансом в пустоте десантного отсека. "Возбудят уголовное дело, навешают собак, объявят главным виновником всего..." -- думал Верлинов. Он переоделся в шведский гидрокостюм с вентиляцией и подогревом, документы прикрепил к телу в водонепроницаемом пакете. Гражданскую одежду свернул в узел, перетянул ремнем. Внутрь вставил пиропатрон, поджег шнур и выбросил узел за борт. В непроглядной темноте вспыхнул огненный шар. Затем генерал влез в подвесную систему самоспасателя, защелкнул замки. Кажется, все. Он проверил снаряжение. Нож на голени правой ноги, на поясе справа -- двуствольный подводный пистолет, часы и компас пловца на запястьях, сигнальный фонарь на животе, под самоспасателем. Микропередатчик, радиопеленгатор. Водонепроницаемый вещмешок лежит на вибрирующем железном полу. Ласты... Как тридцать лет назад, когда молодой Верлинов сдавал экзамен на классность в отделе подводных пловцов. И тогда, и сейчас он мог рассчитывать только на собственное тело, навыки, силу, рефлексы. Помощи ждать не приходилось, но тогда по крайней мере никто не мешал. И провал экзамена ничем серьезным не грозил... "Завтра с утра заявятся с ордером, -- размышлял генерал. -- Вряд ли станут шить политику: злоупотребление должностью, неисполнение приказа, кража оружия и снаряжения..." Все, что он взял с собой, оценивалось при приобретении отделом в пятьсот рублей, но это роли не играло: вот он -- генерал-расхититель, о которых так любят писать газетчики. И смотрите -- караем мы его по всей строгости! Верлинов надел переговорное устройство. -- Сколько до моря? -- Сейчас будем, -- ответил пилот. -- Километров двадцать пять. Генерал откинулся на жесткое сиденье. "Организатор чудовищных экспериментов и катастроф!" -- представил он газетные заголовки. Одиннадцатый отдел провел три учебных испытания, боевое использование осуществляли военные. Но в такие нюансы никто вдаваться не станет. "Идиот!" -- подумал он про Межуева, но уже без прежней ненависти. "Может, инициативника подставил Голубовский? Или слишком тонко для него?" Впрочем, все это не имело сейчас никакого значения. Следовало переключаться от прощлого на будущее. У него не было с собой денег и ценностей, отсутствовали и счета в зарубежных банках. Немалую ценность представлял он сам -- знания, способности, опыт, специфический профессиональный талант с удовольствием купит любое государство. Но в мире разведки служба у нового хозяина обязательно начинается с выдачи секретов старого. Со всеми вытекающими последствиями: провалом агентурных сетей, засвечиванием резидентур, скрытыми или демонстративными скандалами, судебными процессами... Конечно, есть немало способов успокоить свою совесть. Можно не проваливать живых людей, а торговать техническими секретами. За радиокод, подрывающий ядерное устройство, с 1989 года замурованное в сто восьмой штольне Семипалатинского полигона, можно получить немалые деньги. Причем не причинив вреда, ибо кому нужен атомный взрыв на территории Казахстана? Но есть логика предательства: выболтавший одну тайну, неизбежно сдаст и другие. А Верлинов презирал предателей и начисто исключал такой путь. -- Море, -- сообщил пилот. -- Углубитесь на два километра и двигайтесь на восток вдоль береговой линии! Сохраняйте скорость без изменений! Генерал внимательно всматривался вниз, в черноту, где желтыми точками выделялись редкие фонари разбросанных по побережью поселков. Скоро начнется Птичий залив: горы вдавливаются в береговой рельеф, впуская море между двумя хребтами. На одном выветривания создали из скалы огромное перо, на другом возвышался маяк. В следующий миг Верлинов действительно увидел яркий, протянувшийся на добрый десяток километров луч. И больше ничего. Светящийся циферблат показывал девятнадцать пятьдесят девять. Он напряг зрение. "А вдруг Сушняков консультировался с кем-то по шифрограмме? -- мелькнула тревожная мысль. -- Или на него вышли каким-то образом?" Тогда лодки не будет, задуманный маршрут оборвется и останется только восемьсот километров вертолетного ресурса... Повисший в неизвестности между небом и землей, генерал Верлинов, напрягая зрение, искал сигнальные огни подводной лодки. Следователь прокуратуры Ланский в очередной раз похвалил себя за безошибочную интуицию, позволяющую не связываться с "гнилыми делами". Уголовный розыск пытался настойчиво "впарить" ему какого-то Плеско, снабжавшего оружием преступную группировку, он сопротивлялся, доказывая Котову, что организованными группами занимаются РУОП и городская прокуратура. Прокурор держал нейтралитет, время шло -- оно и к лучшему, все зачастую решается само собой. Так получилось и на этот раз: Плеско оказался военнослужащим, вокруг него поднялся скандал в Государственной думе, прошел слушок, будто за этим стоит ГРУ... "Ну на фига козе баян?" -- довольно подумал Ланский. Плеско забрала военная прокуратура, все материалы у Котова изъяли, а самому начальнику УР дадут по заднице. Если бы он влез, то получил бы за компанию. Теперь следовало развязаться с остальными "гнилушками", что-то их много подвалило. Перестрелка группировщиков с армянскими террористами. Те не скрываются, так и говорят: за нами мощная организация -- Армянская национальная армия, нас не оставят, за нас отомстят... И правда, приехали трое -- небритые, глаза блестят, рожи разбойничьи... Просят вежливо, но чувствуется: откажешь -- кишки выпустят... Дали немного, всего два "лимона", да тут не в бабках дело -- лишь бы отделаться... Освободил под подписку по состоянию здоровья -- одному-то легкое вырезали, второму при задержании морду разворотили... И группировщика освободил -- тоже по здоровью -- ногу ему по колено оттяпали. Ясное дело, показаний они давать не будут, скроются. Тем проще -- приостановить следствие, и пусть лежит папка, дожидается своего часа... Рядом с приостановленным делом о бойне возле квартиры Зонтикова. А Зонтиков опять здесь, ждет очной ставки, лучше его не злить... Ланский выглянул в коридор. -- Заходите, Василий Иванович, сейчас я вас быстренько отпущу... От неказистой фигуры Клыка в кабинете повеяло холодком опасности. -- Сколько можно таскать... Пахан без приглашения опустился на стул. Когда ввели Платонова, Клык уперся в него тяжелым взглядом. Бывший участковый сильно сдал: лицо сине-желтое, отеки под глазами, одежда висит мешком. Увидев Зонтикова, он замер на пороге, и конвоир толчком вогнал его в кабинет. -- Повторите показания о своих взаимоотношениях с присутствующим здесь гражданином Зонтиковым, -- предложил следователь после выполнения необходимых формальностей очной ставки. Платонов молчал, не поднимая глаз. Теперь он был мертвенно-белым. Клык чуть подался вперед и впился в арестанта высасывающим взором. -- Повторите показания, -- настаивал Ланский. -- Это... все... неправда... -- выдавил Платонов. -- И денег от Зонтикова вы не получали, и услуг не оказывали? -- Нет. Ничего не было. Ничего... -- Видно, его на испуг взяли, -- сочувственно сказал Клык. -- Знаете, какой сейчас беспредел в тюрьмах! Бывает, и до специальных камер достают. На прогулках могут кровь пустить, в бане... тут каких только глупостей не наболтаешь! Подписав протокол, Зонтиков удалился. Платонов постепенно приходил в себя. -- Так если взятка не доказана, значит, и меня выпускать надо! -- Скажешь тоже! -- Ланский широко улыбнулся. -- А укрытие заявлений граждан вопреки интересам службы? Нет, годика полтора придется посидеть. А то и два! Платонов вновь обмяк. -- Мне сидеть, а особо опасному гулять? Справедливо... И дружка его небось тоже выпустите... -- Какого дружка? -- Мы с ним сейчас внизу в клетке сидели. Для вас доставили. Каймаков. Лучший друг Клыка, по часу с ним заседал... "Вот так штука", -- Ланский сделал знак конвоиру, и бывшего участкового увели. Выходит, он чуть не вляпался в очередную "гнилушку". Дело верное: акт судмедэкспертизы гласит, что гражданин Вертуховский убит шилом в сердце. И шило имеется, причем на острие -- ткани сердечной мышцы, а на рукоятке -- отпечатки пальцев Каймакова. И сам Каймаков заявил, что ударил шилом какого-то человека, но вроде случайно... Вначале все Так говорят! Убьют -- и надеются выкрутиться... Но против доказательств не попрешь! Чистое дело, хотя и с душком: материалы из госбезопасности поступили, и те намекнули -- мол, лучше бы его под стражу взять. Он и собирался. А Каймаков, оказывается, -- друг Клыка! А он Клыка уже несколько раз дергал -- допросы, очные ставки... Теперь друга арестует... Что подумает Клык? Только одно: обкладывает его Ланский, все ближе подбирается... Нет уж, дорогие товарищи чекисты, за свои дела свои головы и подставляйте! Приказав доставить Каймакова, следователь подробно допросил его, потом написал постановление: "... Учитывая, что в действиях гражданина Каймакова усматриваются признаки необходимой обороны, избрать в отношении его в качестве меры пресечения подписку о невыезде". Вот так-то лучше! Не спешить, а по ходу дела подкорректировать в ту или иную сторону. И все будет в порядке! Правда, надо давать показатели... Ну ничего, разоблаченный участковый -- достаточно весомое дело, его он и направит в суд как итог многотрудной работы. Но и дело Платонова Ланскому пришлось прекратить за смертью обвиняемого. Бывший участковый повесился в камере на разорванной простыне. Дронову доложили, что в Краснодарском аэропорту генерала Верлинова встретили военные и он уехал с ними. "Куда? -- ломал голову подполковник. -- Может, у него там поддержка армии? Если сможет найти точку опоры, то сумеет раскрутить все в обратную сторону... Значит, надо подождать, как развернутся события..." -- Готовится большая "разборка", причем воры и группировщики будут заодно, -- сообщил надежный информатор оперуполномоченному РУОП Диканскому. -- С кем, где, когда? -- Пока не знаю. Может, с чеченами? А по месту и времени -- позвоню, когда прояснится. Диканский кивнул. Возвратившись с места встречи, он установил наблюдение за Клыком, Седым и Крестным. Они появились неожиданно: мигающая белая и зеленая точки. Верлинов опустил руку на хронометр и, когда вертолет проходил над ними, нажал кнопку отсчета. Огни остались позади. Сердце колотилось учащенно: время наступило и организм требовал необходимых действий, к которым был готов. Тактические затяжки его не интересовали. Верлинов закрыл глаза. В сплошной тьме он видел оставшиеся на сетчатке сигнальные огни, подтверждающие, что все идет по его плану. Йоговским дыханием успокоил нервы и привел сердцебиение к норме. -- Разворот на обратный курс, -- приказал он и, когда маневр был выполнен, переключил хронометр: начался обратный отсчет. -- Следуйте до Новороссийска, при отсутствии дополнительных команд возвращайтесь на базу, -- сказал он. -- Спасибо. Верлинов снял переговорное устройство, надел вещмешок и распахнул люк. Вместе с тугой струей встречного воздуха ворвался рев двигателя. Он надел ласты и шапочку. Вертолет шел по прямой. Конечно, пилот засечет момент, когда он спрыгнет. Но принятые меры предосторожности позволяют ему в том не признаваться: летели над берегом полчаса, люк был открыт -- разве уследишь... Впрочем, мысли, обращенные в прошлое, становились все слабее и слабее -- генерал переключился на то, что ему предстоит. Самоспаеатель -- очень ненадежная штука: один из шести не срабатывает. Ему предстояло начать дальний путь с "русской рулетки", хотя семизарядный "наган" предоставлял лихим офицерам на один шанс больше. Выдвинувшийся из хронометра стержень уколол запястье, и в тот же миг Верлинов спиной вперед выпрыгнул за борт. Перекрывая звезды, мелькнула тень вертолета, грохот превратился в исчезающий гул, от стремительного падения в бездну перехватило дух. С трудом удерживаясь вниз спиной, он откинул голову, нажал кнопку. С хлопком вырвалась наружу тончайшая -- в несколько молекул -- специальная ткань, раздуваемая газом, бьющим из химического патрона. Вначале ничего не произошло, потом подвесная система рванула тело, замедляя падение, наконец он повис в воздухе. Продев руки между раздувшимися рукавами спасательного баллона, Верлинов занял устойчивое вертикальное положение и осмотрелся. Ми -- гающий белый и ровный зеленый огни находились почти прямо под ним, ветер отсутствовал, видимость была отличной. Три семерки бортового номера вертолета принесли ему удачу. Медленно стравливая воздух и маневрируя, Верлинов опускался к черному зеркалу моря. Когда до матово отблескивающей поверхности оставалось несколько метров, он расстегнул замок и почти без всплеска вошел в воду. Вынырнув, он собрал в комок ткань самоспасателя и поплыл к лодке. Попадающие на лицо холодные брызги показывали, что купальный сезон еще не наступил. Через несколько минут он постучал кулаком по клепаной стали, тут же сверху опустилась веревочная лестница, и начальник одиннадцатого отдела оказался на борту дизельной подводной лодки-носителя с серийным номером "У-762". Первая цифра Верлинову бы понравилась, вторая и третья -- вряд ли. -- С прибытием! Встретивший его человек протянул мозолистую ладонь. Верлинов машинально взглянул на часы: двадцать часов двадцать пять минут. В двадцать один ноль пять подлодка "У-762" пересекла государственную границу России и вышла в нейтральные воды. Глава двадцать шестая На следующий день в штаб-квартиру одиннадцатого отдела прибыла целая комиссия. Главный военный прокурор, заместитель начальника военной контрразведки, замдиректора ФСК и десятка полтора офицеров военной юстиции -- от капитана до полковников. У них были постановления на обыск служебных помещений и арест генерала Верлинова. Исполнить удалось только первое. В секретном отделении личного сейфа генерала обнаружили проект приказа о назначении майора Межуева начальником отдела вместо подполковника Дронова. Дронов, узнав об этом, изменился в лице. "Копал под меня, сволочь! -- решил он. -- И довольно успешно!" Сдавая комиссии ксерокопию плана провалившейся операции "Передача", Дронов подчеркнул, что непосредственно руководил ею майор Межуев, который являлся близким Верлинову человеком. -- И на хрена вам такой мудак нужен? -- спросил прокурор. -- На увольнение, -- скомандовал директор ФСК. -- Все, автономия кончилась! Будем наводить здесь порядок! Он подумал и остановил взгляд на Дронове. -- Вы назначаетесь временно исполняющим обязанности начальника. А там посмотрим... -- Есть! -- четко ответил подполковник. Он знал, что первый шаг часто определяет все последующие. Дронов начал исполнение своих временных обязанностей с того, что дал телетайпограмму во все учреждения, подчиняющиеся одиннадцатому отделу: "Отозвать из командировок, полевых испытаний, учений и экспедиций личный состав, провести инвентаризацию технических средств, вооружения, другого имущества, проанализировать состояние дисциплины на вверенных объектах, проверить исправность общих и специальных систем. Доложить о происшедших за последние семьдесят два часа чрезвычайных происшествиях, нарушениях уставов, приказов и правил внутреннего распорядка". В двадцать один час на генерала Верлинова был объявлен всероссийский розыск. В это время подводная лодка "У-762" проходила Босфор. Верлинов пил чай с капитаном, когда радист принес текст расшифрованной радиограммы. -- Приказано возвращаться на базу, -- обескураженно сообщил тот, прочитав перечеркнутый красной полосой листок. Капитану было не больше тридцати пяти, круглое лицо, круглые глаза, оттопыренные уши. И фамилия под стать внешности -- Чижик. "Мальчишка, -- подумал Верлинов. -- Карьере конец, а так хорошо начал..." -- Кто подписал приказ? -- небрежно спросил он. -- Капитан второго ранга Сушняков. -- Тон капитана давал понять, что уровень подписи исключает обсуждение. -- Придется мне представиться по-настояшему. -- Верлинов извлек удостоверение и положил на стол. Капитан прочел -- раз, другой, третий... Сравнил фотографию с личностью сидящего напротив человека, который из никому не известного "Иванова" превращался в легендарного начальника одиннадцатого отдела. Потом встал. -- Товарищ генерал, вверенная мне подводная лодка... -- Не кричи, -- перебил Верлинов. -- Этот приказ нас не касается. Наоборот -- он служит для нашего прикрытия. Но чтобы тебе было спокойней -- я принимаю командование на себя. Давай бортовой журнал! Делая соответствующую запись, генерал понимал, что капитана это не спасет. Никто не станет разбираться в юридических тонкостях -- сорвут погоны и пнут под зад... Но ничего больше сделать для мальчишки не мог. -- В связи с особым характером нашего задания необходимо соблюдать режим радиомолчания, -- сказал генерал. -- Выходить на связь с базой в ближайшие сутки запрещено. Весть о том, что на борту находится сам генерал Верлинов, мгновенно облетела подлодку. Восприняли ее по-разному. -- Молодец! -- восторженно говорил старший матрос Тимофеев. -- Попробуй загони другого генерала ночью в воду! А он сильный, подтянутый, экипировка подогнана... -- А ты мне скажи, на кой генералу тайком с вертолета прыгать, по ночному морю плыть, на лодку по шторм-трапу залезать? -- хмурился старшина второй статьи Прокопенко. -- Генерала могли на глиссере подвезти или на пирсе принять! -- И на кой генералу нож, спецпистолет? С кем ему под водой воевать? И разве генералы своими руками дерутся? Нет, здесь что-то не то... -- На лице мичмана Крутакова отразились сомнения. -- Всякое бывает, -- возражал Тимофеев. -- Что мы знаем, чтобы судить? Дела секретные, начальству видней. Довод оказался убедительным, на некоторое время подобные разговоры прекратились. В потоке ответов на спущенный циркуляр резко выделялся один -- от начальника морского отделения Сушнякова. "Сообщаю, что приказ вернуться на базу не вы полнила подлодка "У-762", осуществляющая операцию "Переход" по заданию генерала Верлинова. Связи с "У-762" нет уже 18 часов". Дронов по экранированной линии связался с Сушняковым и потребовал подробностей. Когда тот дошел до принятия на борт неизвестного человека, подполковник не выдержал. -- Как он выглядел? Возраст, приметы, особенности внешности? -- Не знаю. Человек предъявил полномочия, подписанные генералом. Этого было достаточно. -- Я с тебя шкуру спущу за такую "достаточность"! -- заорал Дронов. -- Под трибунал пойдешь! Знаешь, кто у тебя на борту? Изменник, предатель, преступник, которого ищут по всей стране! Но Сушнякова не так легко было сбить с толку. -- Я выполнил приказ и инструкции вышестоящего начальника. За это, кажется, не отправляют под трибунал! -- Ты мне не умничай! -- продолжал орать подполковник, но внезапно перешел на спокойный тон: -- Поставь на постоянную передачу следующий текст... "У-762" двигалась в подводном положении в двадцати метрах от поверхности Эгейского моря. В шестнадцать часов по местному времени она легла на грунт у южной оконечности острова Хиос. Дальше начинались сотни островов, островков, островочков архипелагов Киклады и Южные Спорады, поэтому Верлинов приказал готовиться к сбросу сверхмалой подводной лодки. Проникающие сквозь голубоватую прозрачную воду солнечные лучи пятнами расцвечивали песчаное дно и небольшие заросли чуть колышущихся водорослей. Серебристые стайки любопытных сардинок вились вокруг черного корпуса субмарины, за которым шла напряженная работа. Необходимое снаряжение перегрузили в "малютку", экипаж занял свои места. Педантичный Верлинов сделал в бортовом журнале запись о передаче командования капитану, дружески попрощался с ним. Через несколько минут легкий толчок оповестил экипаж "У-762", что СПЛ отправилась в самостоятельное плавание. Еще через некоторое время круглолицый капитан, избавившись от гипнотизирующего воздействия личности генерала, ощутил смутное беспокойство и приказал выйти на связь с базой. "... Капитану "У-762" Чижику. У вас на борту находится отстраненный от должности и объявленный во всероссийский розыск за совершение ряда преступлений генерал Верлинов. Приказываю обеспечить немедленное возвращение разыскиваемого на базу одиннадцатого отдела. Начальник морского отделения подполковник Сушняков". Капитан попытался связаться с СПЛ, но ответа не было: на "малютке" тоже действовал режим радиомолчания. "Сообщаю, что после длительного перерыва на связь вышла "У -- 762", находящаяся в Эгейском море. Тридцать минут назад на СПЛ ее покинул генерал Верлинов. Курс СПЛ неизвестен, связь с ней отсутствует. Начальник морского отделения Сушняков. Дронов выругался. Если Верлинов врет, станут подбирать козла отпущения вместо него. И он, Дронов, самая подходящая для этого фигура. Подполковник выругался еще раз. Если бы он мог, то сам бы бежал, плыл, хватал и возвращал бывшего начальника. Но оставалось только отдавать приказы и надеяться на исполнителей. "Начальнику морского отделения подполковнику госбезопасности Сушнякову. Для устранения вредных последствий допущенной вами преступной халатности вам надлежит обеспечить возвращение Верлинова на базу. В противном случае вы будете отстранены от должности. ВРИО начальника отдела подполковник ГБ Дронов". "Капитану подводной лодки "У -- 762" капитанлейтенанту Чижику. Для устранения вредных последствий допущенной вами преступной халатности вам надлежит безусловно обеспечить возвращение Верлинова на базу. В противном случае вы будете отстранены от должности и преданы суду военного трибунала. Начальник морского отделения подполковник госбезопасности Сушняков". -- "Малютка", "малютка", отзовись, -- в сотый раз повторял в микрофон круглолицый капитанлейтенант Чижик. -- Крутаков, твою мать, на связь! Ответа не было. Уже час "малютка" ходко шла на юго-запад. Электрический двигатель обеспечивал скорость до сорока пяти километров, и, по расчетам Верлинова, половина пути осталась позади. Несмотря на миниатюрные размеры: СПЛ была ненамного больше "Волги", -- в рубке управления свободно размешались три члена экипажа. Пассажиру, правда, пришлось скорчиться на крохотном откидном стуле. Сквозь верхнюю полусферу из бронированного стекла открывался хороший обзор подводного мира. Лодка отличалась высокой скоростью, хорошей маневренностью, имела два миниатюрных торпедных аппарата, могла нести значительный груз. Экспериментальные аккумуляторы обеспечивали десятичасовой запас хода, могли подзаряжаться от солнца или с помощью специальных пластин, спускаемых на разную глубину. Таких "малюток" в России было всего четыре. Они являлись детищем человека, неудобно пристроившегося на жестком откидном сиденье. Впереди показалась тень: пронизывающие голубоватую толщу солнечные лучи упирались в рыбачью шхуну. Крутаков повернул штурвал, и СПЛ сделала маневр, чтобы обойти сети. -- Торпедные заряжены? -- неожиданно спросил Верлинов. -- Зачем? Только по приказу... -- нехотя ответил Крутаков. Генерал взглянул на часы, сверился с картой. -- Всплываем под перископ! Прильнув к окуляру, он убедился, что находится в расчетной точке: прямо по курсу над водой возвышались две островные гряды -- справа длиннее, слева -- покороче. Ему туда -- на Тинос. На секунду Верлинов задумался. Чистое голубое небо, чистое ультрамариновое море, яркое солнце, множество прогулочных яхт, рейсовые паромы, небольшие шхуны, ведущие лов сардины и скумбрии... В этот ласковый приветливый мир не хотелось выходить в тяжелом и грозном снаряжении боевого пловца. Бросить все к чертовой матери, оставить плавки, ласты, вещмешок... Даже без скутера он доплывет за сорок минут! А запас прочности? Верлинов сдержал душевный порыв. Перестраховка не раз спасала ему жизнь. И не только ему. Он попрощался с экипажем. -- Счастливо, товарищ генерал! -- Тимофеев улыбнулся. Прокопенко молча сунул вялую ладонь, Крутаков что-то мрачно буркнул. Верлинов надел акваланг и протиснулся в шлюзовую камеру. Выбравшись наружу, он снял крепежный хомут, освобождая прижатый к палубе десантный скутер. Двигатель запустился сразу, и полутораметровая торпеда потащила вытянувшееся горизонтально тело сквозь теплые упругие струи. "Через двадцать минут встречусь с Христофором, -- подумал генерал. И тут же поправился: -- Если все будет нормально..." -- Полетел... -- Крутаков проводил скутер хмурым взглядом. -- Перышко тебе в жопу! А нам обратно полтора часа телипаться! -- А по-моему, хороший мужик, -- сказал Тимофеев. -- Его, говорят, все ребята любят. -- Все они хорошие. -- Крутаков лютой ненавистью отмечал всех, кто был старше его по чину. Непосредственных начальников это, впрочем, не касалось. Мичман развернул "малютку", ложась на обратный курс. -- Включи связь, что нам птичка чижик скажет... Прокопенко повернул верньер на матовой панели подводной рации. -- ...Крутаков, в рот те ноги, отзывайся! -- ворвался в рубку злой голос Чижика. Мичман схватил микрофон. -- На связи! -- Почему молчал, еб твою мать! Под трибунал захотел?! -- Генерал приказал... Режим радиомолчания, как на лодке... -- Крутаков сразу струхнул. -- Преступник твой генерал! По всей России его ищут! Мы все за него под суд пойдем! А ты небось его упустил! -- Так согласно приказу... Дали скутер, попрощались... -- -- Доюни и возьми его, живым или мертвым! Живым или мертвым, понял?! Иначе всем хана, а тебе -- в первую очередь! Чижик отключился. -- Вот ведь пидоры! Крутаков так завернул штурвал, что Прокопенко и Тимофеев с размаху шмякнулись о железную переборку. -- Сами обсираются, а мы их чисть, да еще виноваты! Кто этого долбаного генерала на лодку пустил? Кто его с нами отправлял? Сейчас бы сами его и брали, козлы вонючие! Примерно такие же слова говорил недавно Чижик в адрес Сушнякова, а еще раньше -- Сушняков в адрес Дронова. Но брать живым или мертвым бывшего подводного пловца и бывшего начальника одиннадцатого отдела генерала Верлинова предстояло мичману Крутакову, старшине второй статьи Прокопенко и старшему матросу Тимофееву. -- Надеть акваланги! -- зло скомандовал мичман. -- Ты с ним все обнимался, теперь выйди поцелуйся! -- бросил он Тимофееву. Крутаков увеличил скорость до максимума. "Малютка" резво рванула вперед. -- Значит, так: я его оглушу тараном, а вы затянете внутрь. Если загнется -- принайтуйте на палубе, вместо скутера! Верлинов чуть шевельнул ручку руля глубины, и скутер послушно скользнул к поверхности. Половина пути пройдена. Генерал сбавил скорость и осторожно пробил головой зеркальную гладь поверхности, сразу оказавшись в другом мире. Вместо сырой рассеивающей мглистости водной толщи, бесконечной череды теней и полутонов здесь царили ослепительный свет, яркие блики, буйство цветовых оттенков. Верлинову до боли захотелось выплюнуть загубник, сбросить маску и полной грудью вдохнуть чистый, свежий, просоленный, напоенный йодовым запахом водорослей, натуральный морской воздух. Долго-долго дышать, вентилируя легкие, освобождая их от затхлого сжатого консерванта. Но он умел терпеть. Следовало осмотреться. До Тиноса оставалось чуть меньше километра. Типичный греческий остров -- известняковая гора со скудными пятнами зелени, склоны застроены двух -- и четырехэтажными домами, сложенными из местного камня. У длинной набережной пришвартовано несколько десятков яхт, от причала отвалил небольшой пароходик с туристами, под отвесной скалой застыли лодки ловцов губок. Огромный паром медленно тянул к Афинам. Белоснежная, с лиловыми парусами яхта подходила к причалу. Может, это и есть "Мария"? Верлинов напряг зрение в явно неосуществимой надежде увидеть на корме Христофора с биноклем и помахать ему рукой. Шестое чувство заставило переключить внимание на подводный мир. Вовремя! Прямо на него атакующим курсом шла сверхмалая подводная лодка отряда боевых пловцов. Выйдя из прокуратуры. Каймаков остановился на тротуаре и стал ждать. Следователь -- довольно молодой жирняк с лицом пройдохи был почему-то вежлив, предупредителен и даже позволил позвонить со своего аппарата. Каймаков набрал оставленный Карлом номер, тот пообещал немедленно приехать. Он позвонил и в "Инсек", но Морковина на месте не было. Скорее всего едет сюда. Когда рядом затормозила красная иномарка, Каймаков решил, что предположение оправдалось, и наклонился к раскрывшейся задней дверце. Сильный толчок в спину вогнал его в салон, машина рванула с места, он сидел между двумя незнакомыми парнями, физиономии которых не располагали к близкому знакомству. -- Один есть, -- сказал водитель. -- Сейчас возьмем второго и расспросим -- куда общие деньги дели... -- Ты знаешь, кого взял? Кого спрашивать собираешься? -- развязно процедил Каймаков. Так же нахально он вел себя в дежурке тридцать второго отделения и убедился, что это дает результаты: сержант, щедро отвешивающий оплеухи подавленным, безответным "сидельцам", относился к нему крайне корректно. И сейчас сидящие по бокам парни недоуменно переглянулись. -- А кто ты такой? -- настороженно спросил левый. -- Я друг Клыка. Слышал про такого? Левый оторопел. -- Слыхал... -- А про Седого слышал? У него спросили -- можно меня хватать и в тачку запихивать? Конвоиры отодвинулись в разные стороны. Сразу стало просторней. Машина замедлила ход. -- Мы-то что, -- сказал правый. -- Нам сказали, мы сделали. Может, кто что напутал. Разберутся! -- Точно, -- облегченно вздохнул левый. -- Мы к тебе, брат, ничего не имеем. Скажут -- назад отвезем. Ошибки везде бывают... Иномарка вкатилась в переулок. Возле обнесенного хлипким забором пустыря стояли микроавтобус "Фольксваген" и две "Волги". -- Пойдем пересядем... Каймакова вывели наружу и подвели к "Фольксвагену". Из "Волги" четыре крепыша вытащили незнакомого человека. -- Заходите. -- Из микроавтобуса выглянул коротко стриженный парень с ушами борца. Каймаков забрался в просторный салон на двенадцать кресел. Следом втолкнули незнакомца. -- Товарищ Васильев, товарищ Каймаков, -- представил их друг другу борец. -- Впрочем, вы знакомы. Казну нашу вместе захватывали, делили небось тоже вместе... Гена Сысоев усмехнулся. -- Сейчас поедем в одно уютное место и поговорим. У нас тоже есть препарат, развязывающий языки! Он сделал знак, и в микроавтобус вошли четыре человека. -- Везите наших друзей на дачу. Я заеду за Седым и присоединюсь к вам. Борец выпрыгнул, захлопнул дверь и направился к одной из "Волг". -- Поехали, -- сказал охранник. Водитель включил двигатель. Что-то щелкнуло, охранник схватился за живот и осел на черный коврик, покрывающий пол. Еще щелчок, и струя крови брызнула из шеи здоровяка с расплющенным носом. Всполошенный Каймаков решил, что стреляет снайпер, но почему целы стекла, как пули попадают в салон? Картина происходящего замедлилась, словно в кино. Квадратный громила с длинными, как у орангутанга, руками вскидывался с сиденья, просовывая ладонь в запах куртки, но, передумав, схватился за сердце и опрокинулся навзничь. Четвертый пригнулся, втянул голову в плечи и медленно двигался к двери, что-то стегануло его между лопаток, и безжизненное тело уткнулось головой в дверь. Невидимая смерть исходила от коллеги по несчастью, он вытянул перед собой руку, в которой ничего не было, и что-то кричал. -- Забери у них пистолеты! Пистолеты забери! Жизнь опять закрутилась, теперь в бешеном темпе. Васильев схватил водителя за шею. -- На пустырь, сука! Сворачивай на пустырь! Тот вывернул руль. Проломив хлипкий забор, "Фольксваген" запрыгал по ухабам строительной площадки. Выйдя из оцепенения. Каймаков склонился к лежащим без признаков жизни бандитам. Под курткой квадратного он нащупал пистолет и быстро извлек его наружу. У второго оружия не нашлось, третий оказался залит кровью, и Каймаков не смог заставить себя прикоснуться к нему. Микроавтобус резко затормозил, Васильев сделал резкое движение, и водитель уткнулся лицом в руль. -- Выходи, быстро! Они оказались возле старого проржавевшего гаража, от поваленного забора бежали люди -- человек шесть или восемь. Васильев с усилием открыл дверь. -- Давай сюда! -- И что дальше? Это же ловушка! Раздались выстрелы: один, второй, третий... Пуля сильно ударила в гараж и с противным визгом ушла в небо. Инстинктивно Каймаков нырнул в темный проем. Дверь захлопнулась с тяжелым лязгом. Тут же вспыхнул свет. Гараж выглядел изнутри гораздо основательней, чем снаружи. Когда подбежавшие бандиты принялись бить в дверь, стало ясно, что она куда крепче, чем обычно, и способна противостоять и более сильному натиску. -- Хорошо, что я оказался с "начинкой". -- Васильев засучил рукав и отстегнул от предплечья трубочку толщиной с многоцветную авторучку. -- Что это? -- "Стрелка". Но заряды кончились. Взял пистолеты? -- Только один! -- Каймаков достал из кармана "ПМ". -- Черт! Тогда уходим! -- Куда?! Вместо ответа Васильев нырнул в смотровую яму. Там что-то заскрипело. -- Прыгай! В торце смотровой ямы открылась дверь, оттуда веяло холодом и сыростью. Васильев пропустил его вперед. Вниз вели стальные ступени. У входа в гараж грохнул мощный взрыв, внутрь ворвались ликующие возгласы. -- Выходите, падлы! Дверь защелкнулась, вновь отрезая все звуки. Они находились в эвакуаторе номер шестнадцать. Васильев отпер амуниционный шкаф и выгреб все снаряжение. Несколько лет назад он мог поверить, что преследователи взорвут внешний вход в спецобъект лишь при одном условии: если страна проиграет войну и в Москве будет хозяйничать неприятель. -- Держи, и это тоже. -- Он сунул в руки спутника несколько пакетов, надел на шею сумку. -- Потом разберемся. А теперь -- вниз! Васильев торопился не зря. Он знал: если преследователей не остановила одна дверь, не остановит и другая. -- Эхма, никому доверять нельзя! Шину не заварили, ключи не вернули, пришлось второй комплект искать, -- жаловался маленький человек с мятым морщинистым лицом, и сосед по автостоянке сочувственно кивал. -- Точно! Потому свою никому не даю. А ты, Николаич, спроси: какие же вы после этого друзья? Раз обещали и не сделали? -- Спрошу! -- ответил обиженный, запуская двигатель. -- Обязательно спрошу! Правда, Семен Григорьев не обещал починять проколотый скат или возвращать ключи, не являлся другом и спросить у него ничего невозможно, потому что ом мертв уже несколько дней, но Плеско рачительно относился к дорогим вещам и потому был искренен в своей обиде, забыв о второстепенных мелочах. Возвращение из жестких рук Котова в лоно военной юстиции изменило правовое положение майора: из обвиняемого он стал свидетелем злоупотреблений Верлинова. Его собственное дело рассыпалось в прах. -- Работай спокойно, ни о чем не волнуйся, -- сказал Голубовский. -- Вопрос улажен. И Плеско почти не волновался. Лишь одно беспокоило: не гоняли ли машину по плохим дорогам? "От этих разгильдяев всего можно ожидать, -- думал он, осторожно переключая скорости. -- Ну до чего же есть необязательные люди!" Диверсионная СГГЛ имеет много достоинств, но она неспособна в подводном положении протаранить человека, находящегося на поверхности. Поэтому атака не удалась. Черный округлый корпус прошел в метре под Верлиновым, прозрачная полусфера скользнула по гидрокостюму, мягко подбросив невесомое тело и проскрежетав по корпусу скутера. Промелькнуло бульдожье лицо Крутакова, рвущего на себя рычаг руля глубины и, судя по движению губ, выкрикивающего какието слова. И сразу же лазурное море с белыми яхтами, на одной из которых, возможно, уже ждал его Христофор, медленно разворачивающийся паром, яркое солнце, бликующее на биноклях и фотообъективах туристского пароходика, бело-зеленая скала Тиноса -- весь этот приветливый, находящийся совсем рядом, сулящий отдохновение и безопасность мир внезапно и страшно отодвинулся и исчез, а генерал оказался в совсем другом измерении, где все определяют курс атаки и скорость, запас воздуха и резерв глубины, свобода маневра и вектор силы, тусклая сталь ножа и необычные, как шестигранные стрелки, пули -- в жестком и холодном измерении подводного боя. И хотя он уже почти расслабился, уверенный, что оставил все опасности позади, искусственно поддерживаемое состояние готовности к худшему помогло мгновенно перейти из одного состояния в другое. Рефлексы обгоняли сознание. Большой палец правой руки до отказа сдвинул сектор оборотов двигателя, левая отклонила вниз руль глубины. Бешено закрутился винт, взбивая белую пену, скутер рванулся вперед и вниз, увлекая за собой вытянутое в струнку тело боевого пловца. Впереди чернела корма "малютки"; преодолев инерцию, она развернется для повторной атаки, важно было уйти как можно глубже и затеряться в морской толще. Вначале Верлинов решил, что это ему удалось. На сорока метрах, когда гидрокостюм плотно обжал тело, а маска вдавилась в лицо, он прекратил погружение и перешел на горизонтальный курс. На такой глубине было почти темно и существовал риск врезаться в риф или кусок подводной скалы, но он не снижал скорости. Шлейф взбитых винтом пузырьков воздуха тянулся за скутером и окружал Верлинова прозрачным флюоресцирующим ореолом, издали он напоминал огромную, спасающуюся от опасности макрель. А косо падающая СПЛ была похожа на гарпун, нацелившийся в окутанную пузырьком фигурку. Крутаков умел вести подводный поиск, но плохо знал технические возможности "малютки", вовсе не годящейся на роль гарпуна. Удар опять не достиг цели, волна качнула Верлинова, подлодка по инерции ушла в глубину. Генерал огляделся. Хорошо бы спрятаться в зарослях водорослей или забиться в расщелину скалы. Но в густых сумерках не было видно подходящего убежища. Зато снизу поднималось желтое пятно -- на СПЛ включили прожектор. Крутаков понял свою ошибку, теперь он вывел лодку на один горизонт с целью и вновь таранил. Верлинов выполнил левый поворот -- черный корпус в очередной раз прошел мимо. Развернувшись, Крутаков атаковал лоб в лоб. Верлинов нырнул. Атака со спины -- маневр вверх. Снова заход спереди -- поворот вправо. По скорости СПЛ превосходила скутер, но уступала в маневренности. Верлинов не мог оторваться от преследования, но располагал возможностью уворачиваться от атак. Впрочем, пятнадцатиминутный запас сжатого воздуха и тающие силы существенно ограничивали эту возможность. В пятьдесят три года даже тренированному человеку трудно вести затяжной подводный поединок. Сильно билось сердце, все сильней становилось жжение в солнечном сплетении, не хватало кислорода. Последние двадцать пять лет Верлинов планировал операции и отдавал приказы, карта мира была шахматной доской, на которой невидимые, часто безымянные фигуры вскрывали замки, проникали в охраняемые помещения, заводили дружбу и любовные романы, фотографировали "Миноксом", угрожали, шантажировали, вели тайную звукозапись, стреляли из бесшумных пистолетов, запихивали людей в машины, убегали, прятались, подкупали, преследовали и искали, обливались потом в рукопашных схватках, подвергались допросам с пристрастием, оправдывались перед судом, отбывали пожизненное заключение, получали пулю из-за утла или нож в спину... На уровне Верлинова интересовались конечным результатом, в частности никто не вникал и, получая фотоснимки сверхсекретного документа из штаб-квартиры НАСА, не задумывались об уплаченной за них цене. Иногда крохотные фигурки исполнителей материализовывались в наградных листах, заплаканных, оформляющих пенсию вдовах или, что случалось реже, -- в самых обычных людях, вернувшихся "с холода" в учебные аудитории Высшей школы либо беспробудно пьющих за стальными дверями собственных квартир. Они имели массу недостатков, как правило, -- скверный характер, и не считались героями. Сейчас генерал Верлинов ощутил себя проходной пешкой, остановленной у ферзевого поля тремя другими пешками, не имеющими ничего против него лично, но исполняющими приказ, спущенный с недоступных, по их представлению, вершин. Верлинов хорошо представлял, кто мог отдать этот приказ, он в деталях видел свой кабинет, сидящего за столом подполковника (или уже полковника?) Дронова, тех, кто его окружает, прекрасно угадывал побудительные мотивы, руководящие каждым. И только сейчас он осознал: отданный наверху приказ сам по себе мало что значит -- все зависит от четырех крохотных фигурок, разыгрывающих эндшпиль в Эгейском море на глубине сорока метров, у подошвы острова Тинос, потому что в радиусе двух тысяч километров не было сотрудников российских специальных служб, могущих вмешаться в развитие ситуации. Не считая, конечно, посольских резидентур, нелегалов и экипажа лежащей на грунте в девяноста пяти километрах на северо-восток "У-762", которых тоже можно не принимать в расчет. Никогда еще руководитель могущественного одиннадцатого отдела не осознавал столь наглядно, что успех любой -- большой, сложной, утвержденной на самом высоком уровне -- операции в конечном счете определяется незаметными из генеральских кабинетов пешками, действующими на свой страх и риск в разноцветных клеточках политической карты мира. Сзади приближался свет прожектора СПЛ. Верлинов подпустил лодку ближе, ушел вверх и, спикировав на черную палубу, вцепился в прут невысокого ограждения. Сквозь прозрачную полусферу Крутаков показал ему кулак и поднял руки, изображая команду "Сдавайся". Отрицательно качнув головой, генерал рукояткой ножа стукнул по бронестеклу. Точка, тире, точка... Трое в "малютке" внимательно читали сигналы. Они являлись "рукой Москвы", протянутой через тысячи километров и три моря, не имели своей воли и не были ни в чем виноваты. Верлинов не хотел их убивать. Но он и себя не считал ни в чем виноватым и, конечно, сам не хотел умирать. Между тем подходило время выбора: воздуха оставалось на семь минут. "Уходите, иначе утоплю", -- передал Верлинов. После последнего удара он сунул нож в ножны, включил двигатель скутера и взял курс на Тинос, не обращая больше внимания на "малютку", как человек, уверенный, что к его предостережению прислушиваются. -- Совсем охерел, генеральское отродье! -- Крутаков взялся за штурвал. -- Сейчас догоню -- выходите и берите его за жабры! "Малютка" набирала скорость. -- Что они здесь -- золотой "Ролле-Ройс" хранили? -- Сысоев недоуменно рассматривал толстую бронированную дверь, совершенно не соответствующую общему облику полузаброшенного, проржавевшего гаража. "Если бы не Минер со своим пластиком, хрен бы вошли! -- думал референт Седого. -- Как они с ребятами справились? Надо было связать сук!" Несколько человек толкались в гараже, заглядывая в бетонированный прямоугольник смотровой ямы. -- Атас! -- крикнул Минер, вскарабкиваясь по ступенькам. Все высыпали на улицу. Внутри глухо рвануло, плотная с острым химическим запахом волна вырвалась из приоткрытой двери. Над ямой клубился густой дым, но его на глазах втягивало куда-то вниз, будто там работал огромный пылесос. Минер спустился взглянуть на результаты своей работы. -- Готово! -- крикнул он. -- Тут подземный ход! Ушли, гады! -- Давайте следом! -- скомандовал Седой. -- Хотя бы одного -- живым! -- Фонари надо взять, -- сказал Минер. -- Колян, сбегай в машину! Через несколько минут шесть группировщиков скрылись в черном провале. Сысоев заглянул в микроавтобус. -- Ну что? -- Все насмерть. -- Иван вытер окровавленные руки, -- Непонятно -- как... Маленькая дырочка, будто от укола, и все! А ведь их обыскали... А у водителя шея сломана... Что будем делать? Закопаем или как положено? Гена помедлил с ответом. -- У хозяина спросим... Седой придет в ярость. Очередные потери накануне "разборки"... Но то, что гэбэшник с такой легкостью непонятным способом укокошил сразу четверых и придушил пятого, ставило под сомнение целесообразность задуманного предприятия вообще. Как с ними, дьяволами, разбираться? Вообще никто не останется... Сысоев тяжело вздохнул. Отступать некуда. С ворами договорено, отказаться нельзя. Да шеф и не захочет задний ход включать... -- Не пойму, как он их побил? -- повторил Иван. Он сложил трупы между сиденьями и накрыл брезентом, будто "Фольксваген" вез обычный коммерческий груз. -- Поймают их ребята, тогда спросишь. -- Как бы те наших не поймали... Сысоев промолчал. У него уже появлялась такая мысль. Они шли по земляному полу с ощутимым уклоном, свет фонарей скользил по неровным земляным стенам, головы часто цеплялись за своды, и тогда сверху сыпались комья глины. -- Выключи фонарь и держись ближе ко мне, -- сказал явно озабоченный Васильев. Этой штольней не пользовались давно, и передвигаться по ней было небезопасно. К тому же можно упереться в обвал, заблудиться. Тем более без схемы... Несколько раз им встречались ответвления, пересечения коридоров, но Васильев шел, руководствуясь одному ему известными признаками. Сзади бухнуло, в спину подул ветер. -- Догонят? -- напряженно спросил Каймаков. -- Хрен им! Передохнут, если сразу не вернутся. Или крысы сожрут. -- Крысы? Большие? На Васильеве были комбинезон и каска с фонарем, Каймакову он дал сапоги, ручной фонарь, газоспасатель и анализатор воздуха. -- Разные. Обычно с собаку-дворнягу. Кто-то видел -- с кабана. Может, приврали... -- Как же так, в газетах писали -- это неправда! -- Мало ли что там пишут! Ты вон тоже всякого написал... Давай налево! Теперь они двигались по широкому, облицованному камнем коридору. Воздух здесь был заметно свежее и чище. -- Вентиляция работает? -- Уж лет двести. Никто не поймет, как. Путешествие под землей продолжалось больше двух часов. Они прошли по сырым штольням, преодолели низкие лазы, побывали в гулких пещерах, с километр брели по журчащим в бетонном желобе нечистотам. Каймакову то и дело слышались сзади шаги преследователей, раз в боковом коридоре мелькнули две зеленые точки -- чьи-то глаза. "Собака? -- подумал он. -- Или крыса?" По спине поползли мурашки. -- Приготовь оружие, -- отрывисто бросил Васильев. -- Здесь возможны неприятные встречи. Если что -- стреляй. -- В кого? -- нервно спросил Каймаков. -- В крыс? -- В двуногих. Тут неподалеку коллектор канализации, через него всякая падаль -- бомжи, беглые бандиты -- сюда пролазит. -- А почему сразу стрелять? -- Да потому! Иначе глазом моргнуть не успеешь, как на тот свет попадешь. Под землей свои законы... Вдруг впереди забрезжил свет. -- Что за чертовщина? -- Васильев остановился и замер, вслушиваясь. -- Вроде гул какой-то... Давай тихо... Они осторожно крались навстречу свету и гулу. Наконец из-за поворота открылась удивительная картина: освещенный яркими прожекторами туннель, аккуратная круглая дыра в полу, люди в рабочих комбинезонах заливали ее бетоном. Гул исходил от бетономешалки. Васильев попятился обратно и, взяв Каймакова под локоть, потащил за собой. -- Что это? -- спросил Каймаков, когда они отошли достаточно далеко. -- Черт их знает! Какой-то государственный секрет. Лучше не любопытничать -- можно здесь и остаться... Еще через два часа Васильев вывел Каймакова на поверхность через эвакуатор номер сорок четыре. -- Никому не рассказывай, где ходил, -- предупредил он. -- А то можешь пропасть бесследно. Каймаков вначале улыбнулся, но тут же понял, что спутник вовсе не шутит. -- Выходите! -- повторил мичман. -- У него пистолет, -- угрюмо сказал Прокопенко. -- Испугался! Он бьет на пять метров! Зато вас двое и вы молоды. А ему под сто лет! Крутаков уравнял скорость СПЛ и скутера. Верлинов, не оборачиваясь, ушел с линии атаки и теперь как бы неподвижно висел чуть правее и ниже "малютки", -- Давайте быстро! Упустите -- пойдете под трибунал! -- заорал мичман. -- А ты, сосунок, хотел с генералом целоваться, вот и целуйся! -- рявкнул он на Тимофеева. Шутка казалась ему очень остроумной. Пловцы с явной неохотой втиснулись в шлюз. Мичман увеличил скорость. Через обзорную полусферу он видел, как две затянутые в гидрокостюмы фигуры, ускоренные силой инерции, метнулись к беглецу. Прокопенко в правой руке держал нож. Тимофеев не доставал оружия. Верлинов застопорил двигатель и повернулся к нападающим. В правой руке он держал специальный подводный пистолет, в стволах которого чутко спали две шестигранные "стрелки", подпертые особыми химическими зарядами. Крутаков был прав: оружие отличалось малой эффективной дальностью, к тому же правильно прицелиться на глубине сможет один пловец из пяти. Но Верлинов как раз являлся этим пятым. Он действительно годился в дедушки прыгнувшим наперерез пловцам, он очень устал и чувствовал, что кислород на исходе, он не хотел убивать, но и не хотел быть убитым, он уже предупреждал и не был виноват в том, что его не послушались. Под водой выстрелов не слышно, только тонкая цепочка пузырьков вылетает вслед за проснувшейся "стрелкой". Две цепочки обозначили направление смертельных траекторий, закончившихся кровавыми точками на плотной резине гидрокостюмов. Пловцы не завершили броска: распластанные тела медленно погружались в пучину. Верлинов, изогнувшись, поймал за руку то, что ближе, подтянул к себе, взглянул на манометр. Баллоны почти полны. Сняв с убитого акваланг, Верлинов выплюнул загубник и вставил в рот тот, который еще секунду назад сжимали зубы Тимофеева. Шутка мичмана сбылась: генерал Верлинов как бы поцеловался со старшим матросом Тимофеевым. Все произошло очень быстро, мичман не сразу понял, что остался один. Потом мгновенную растерянность сменила дикая ярость. Он дал полный ход и заложил вираж, ложась на боевой курс. Верлинов менял баллоны, когда СПЛ в который уже раз устремилась на него. Он только успел защелкнуть замки и рванулся в сторону, но какой-то выступ -- головка болта, заклепка или леер антенны -- задел бок, разорвал гидрокостюм и содрал кусок кожи. Сразу же вокруг расплылось багровое облачко. Черт! Хотя это и не акульи места, но проклятые хищники вечно оказываются рядом в самый неподходящий момент! Обладающий нулевой плавучестью, скутер висел на том же месте. Верлинов подплыл к нему, отмечая, что боль в боку мешает движениям и ограничивает свободу маневра. "Надо кончать", -- подумал он, крепко сжимая чужой загубник и ручки управления. Когда "малютка", развернувшись, снова пошла в атаку, он выполнил уже удавшийся однажды маневр и оказался на палубе, крепко вцепившись в поручень. Бешено вытаращив глаза мичману, он изобразил два жеста: резким движением пальца вдаль и ребром ладони по горлу. В ответ тот перехватил правой рукой сгиб локтя левой, потом ухватил себя за горло, а пальцем показал на Верлинова и вниз. Ясно. "Утону вместе с тобой, сука!" или что-то в этом роде. Верлинов, перебирая поручень, направился к корме. Здесь он вынул нож, отстегнул ножны и продел их специальным выступом в фигурную прорезь клинка. В ножнах было углубление, край которого имел заточку и, сходясь с лезвием ножа, образовывал встречные режущие поверхности. Просунув импровизированные ножницы в узкую щель корпуса, Верлинов с усилием перерезал трос руля глубины. Выпростав отрезок, он с силой потянул, устанавливая перо руля в нижнее положение. Мичман дал ход, лодка устремилась в глубину. Двигатели тут же умолкли. Не глядя на прозрачный колпак рубки, Верлинов запустил скутер, подвел его к корме, упер в черное клепаное железо и увеличил обороты. Потребовалось время, чтобы преодолеть массу покоя СПЛ, но наконец "малютка" сдвинулась и заскользила вниз. Верлинов придал ей достаточное ускорение и отстал. На обзорную полусферу он так и не взглянул. Глубина Эгейского моря достигает двух с половиной километров, но на шельфе острова Тинос гораздо меньше -- около двухсот метров. Верлинов повел скутер вверх и у самой поверхности лег на прежний курс. Вначале он планировал бросить все снаряжение на подходе к острову и вплавь добираться до берега. Сейчас понял, что на это не хватит сил. Поэтому избавился только от ставшего ненужным и сковывавшего движения акваланга, отфыркиваясь, вынырнул и долго дышал живым, опьяняюще ароматным воздухом. Но окружающий мир почему-то неуловимо изменился и уже не казался столь приветливым и ласковым, как двадцать минут назад. Скутер медленно тянул обессиленное, кровоточащее тело генерала к берегу, он находился в полузабытьи и совершенно не представлял, как будет искать Христофора. Тот нашел его сам. Владелец яхты "Мария", повинуясь неосознанному чувству, вглядывался через бинокль в отсверкивающую на солнце морскую гладь. Заметив скутер, он гортанно выкрикнул слова команды, загорелые мускулистые матросы отдали швартовы. Через десять минут Верлинова подняли на борт. Рискованное путешествие генерала завершилось. -- Добро пожаловать, -- с сильным акцентом сказал черноусый Христофор. На нем был белый полотняный костюм и соломенная шляпа, он добродушно улыбался. Русскому его учил Верлинов почти двадцать лет назад, когда Христофор, выполняя задание американской разведки, попал в руки КГБ. Его могли вывести на процесси сгноить в тюрьме, но Верлинов устроил по-другому. Христофор вернулся агентом-двойником. Через некоторое время он порвал с американцами, но добросовестно работал на Верлинова. Взаимные услуги в деликатной сфере секретной службы связывают иногда крепче, чем кровные узы. Так произошло и в этот раз. -- Рад тебя видеть, Христофор, -- сказал генерал и попытался улыбнуться. Но улыбка вышла слабой. Через несколько минут он спал тяжелым сном смертельно уставшего человека. Телефонные звонки в квартирах Васильева и Межуева раздались с интервалом в десять минут. Текст был совершенно одинаковым: -- Вам назначается "разборка", завтра в шестнадцать. На двадцать пятом километре Варшавского шоссе вправо, до мотеля. Потом по бетонке налево -- там заброшенная войсковая часть. Не явитесь -- перестреляем по одному прямо в Москве! Измученный боевыми событиями последних дней Васильев и прессингуемый по службе, стоящий на грани увольнения Межуев восприняли эти звонки одинаково. Первая мысль: совсем оборзели, с госбезопасностью тягаться вздумали! Но тут же пришло понимание -- не государственной Системе бросают вызов бандиты, а конкретным людям. Вызов носит частный характер и связан с личными действиями офицеров, покусившихся, как они считают, на воровскую казну. Вполне понятно, что ни Межуев, ни Васильев не могут задействовать в столь щекотливой ситуации официальные каналы. Они могут лишь поднять свою группировку, свой кодлан, причастный к пропаже общака. Таким образом, на "разборку" сойдутся два преступных сообщества, как обычно. И то, что одно состоит из офицеров ГБ, преступников мало интересовало. Дело усугублялось тем, что никакой группировки, привязанной к пропавшему общаку, ни у Васильева, ни у Межуева не было. Еще неделю назад они могли обратиться к генералу Верлинову, и тот, не терпящий посягательств на авторитет Системы и ненавидящий блатных всех мастей, направил бы к брошенной войсковой части ударную группу. Дронов, конечно, такого приказа не отдаст. Тем более сейчас, когда отдел шерстят комиссия за комиссией. Межуев с тоской вспомнил о Семене Григорьеве, Васильев -- о Якимове. Надежный напарник в такой ситуации -- большое дело. Потом Межуев припомнил "наезд" бандитов на Васильева и позвонил ему. Через час в квартире Межуева два майора обсуждали сложившуюся ситуацию. -- Не ходить нельзя, -- вслух рассуждал Васильев. -- По их законам это признание в полной беспомощности. Сразу и шлепнут. Но если мы туда вдвоем заявимся... Их небось не меньше десятка... Хотя почему вдвоем? -- внезапно вскинулся он. -- Можно ведь боевых товарищей пригласить... Заглянув в записную книжку, Васильев набрал номер. -- Юра? Васильев. Надо срочно встретиться. Еще через час к ним присоединился командир десятки "альфовцев". -- Где это место? -- Он разложил карту. -- Вот здесь, -- указал Межуев. -- Подождите, подождите. -- Васильев наморщил лоб. -- Это же бывшая часть ПВО -- второе кольцо противоракетной обороны Москвы... Туда ведет подземный спецтуннель... Назначал "разборку" контрразведчикам Гена Сысоев. В самом по себе этом факте не было бы ничего удивительного, если бы он не звонил от Клыка. После того как никто из шестерки, спустившейся в подземный ход, назад не вернулся, Гена быстро произвел кое-какие расчеты и к шефу не пошел. Вместо этого он явился к конкуренту Седого и имел с ним длительную беседу, закончившуюся к обоюдному удовлетворению. К шефу он пришел под вечер. Тот уже знал о пяти убитых в автобусе и устроил страшный скандал, будто это Гена их и убил, чтобы окончательно ослабить группировку. -- Там Минер вернулся, -- улучив момент, сообщил Гена. -- Остальные застряли в катакомбах, ждут помощи. -- Где он? -- Недалеко, на квартире. У него пуля в плече, но, кажется, неглубоко... -- Поехали, я сам с ним поговорю! А ты запомни -- не умеешь руководить, пойдешь на исполнительскую работу! Гена всю дорогу молчал. Когда они спустились в полуподвал, он трижды с определенными интервалами стукнул в железную дверь и первым вошел в квартиру одного из людей Гвоздодера. Седой шагнул следом и остолбенел. Прямо на него немигающим змеиным взглядом смотрел Клык. Сысоев быстро прошел в комнату, оставляя главарей конкурирующих организаций один на один. -- А где же Минер? -- по инерции спросил Седой, хотя холодок понимания уже скользнул от загривка к лопаткам. -- Вот он! Клык сделал шаг вперед, сверкнула хорошо заточенная финка, и холодная сталь пробила сердце Седого. Сысоев сидел на диване рядом с Гвоздодером и нервно поеживался. Ему не нравилось то, что он делал, но другого выхода не было.